содержание   ..  16  17  18  19   ..

О науке. Том I (В.И. Вернадский) - часть 18

Жизнь и личность Колумба вызвали огромное к себе внимание и во многом имеют характер романа. О его происхождении и месте его рождения шли долгие, страстные ученые споры и вокруг многих событий его жизни выросли легенды, разбивать которые стоило долгих и упорных трудов научной критики. Тем более что Колумб разделил судьбу многих выдающихся людей. Он умер сам в полной уверенности, что открыл только новый путь в давно известную Индию, и в полном неведении того, что сделал. Прошло почти 30-40 лет после его смерти, когда мысль о существовании нового континента между Европой и Азией проникла в сознание современников; можно сказать, что среди ученых эта мысль явилась исключительно господствующей к концу 1530-х годов, но до конца столетия и даже в ХVII в. Америка считалась соединенной с Азией. Еще позже, через 20 лет, были признаны заслуги Колумба в открытии континента, на него обратили внимание лишь в 1571 г. через 80 лет после открытия, когда вышла в Венеции на итальянском языке биография и апология Христофора Колумба, обратившая на себя большое внимание. Эта биография была издана неизвестным лицом (A.Ulloa) в форме перевода с испанского подлинника, написанного сыном Колумба Эрнандо (ум. в 1539).

Подлинник не был найден и не был издан. Впоследствии было возбуждено большое сомнение в подлинности этого сочинения и,

весьма вероятно, что мы имеем здесь дело с литературной мистификацией. Но, несомненно, автор или авторы имели в руках подлинные документы, позже исчезнувшие, и наряду с романтическими подробностями дали ряд новых и веских указаний[4]. Какого бы мы мнения ни были об этом издании, оно в свое время

сыграло большую роль, обратив общее внимание на заслуги Колумба.

За это время исчезли всякие указания современников; подлинные же акты до середины ХVIII столетия и главным образом до ХIХ столетия хранились в архивах. Оставался большой простор для фантазии, и биография Колумба до сих пор носит ясные следы такой вековой работы.

Колумб родился, вероятно, в 1446 г. в Генуе. Все его молодые годы прошли в морских плаваниях и, по-видимому, он доплыл до Исландии или Ирландии и спускался до Гвинейского залива Африки. Уже зрелым и полным сил моряком он приехал в Португалию, куда со всех сторон стекались моряки всех стран и народностей. В Португалии он впервые выступил со своим планом переплыть океан и достигнуть Азии, плывя на запад. Больше 5 лет провел он в Португалии, одно время жил на Азорских островах, не один год потратил на попытки убедить португальское правительство дать ему средства и снарядить экспедицию. Как у него зародилась эта идея - неизвестно. Позже, уже глубоким стариком, Колумб решительно отвергал какое бы то ни было влияние кого-либо: "Для выполнения плавания в Индию, - писал он, - мне ни в чем не были нужны доводы разума, математика или географические карты. Это было простым исполнением пророчества пророка Исайи". Он считал, что был призван свыше исполнить

великую задачу - найти средства для крестового похода на "неверных" и весь был проникнут глубоким религиозным чувством. После открытия Америки, когда жажда золота охватила его спутников, Колумб, выговаривая себе огромную власть и большие материальные преимущества, не считал эту власть и эти преимущества принадлежащими лично ему, Колумбу. Они должны были целиком пойти на великое дело - освобождение "святого гроба", борьбу с мусульманским врагом. Колумб был проникнут мистическим настроением, он верил в близкую кончину мира через 150 лет после [его] смерти, и считал себя божьим избранником, призванным сыграть крупную роль в наступлении на Земле "Царства Божия", дать средства обратить в христианство всех иноверцев, неверие которых мешает наступлению на Земле всеобщего счастья. Оно должно было наступить, по евангельскому пророчеству, только после того, как все народы Земли примут христианство, а это казалось легко доступным и достижимым, как только разрушится мусульманское государство.

Верилось в существование за спиной мусульман великого христианского царства[5], вся Индия считалась христианской, и падение магометан не считалось неосуществимым. На Пиренейском полуострове гибли последние остатки магометанских династий.

Прямой морской путь в Индию соединял вместе веками разделенных христиан Европы и дальнего Востока. С тыла и с фронта можно было двинуться на османов и арабов. И с непоколебимым упорством, полный религиозного убеждения, Колумб настойчиво преследовал свою идею и старался вложить ее в своих современников; некоторые считали его помешанным.

Он представлял собой странную смесь высокой талантливости и

недостаточности образования. Школьного образования он не получил и стоял в стороне от обычного схоластического образования. Он выработался в школе жизни, которая развила в нем неоценимые качества точного наблюдателя и смелого эмпирика, столь далекого от большинства образованных людей средневековья. В тех случаях, когда он не пытался выражать эти свои наблюдения в духе обычной в его время образованности, не вводил их в круг ведения наук его времени, - он поражал силой, ясностью и свободой своей мысли. В этом смысле превосходная оценка его деятельности дана Александром

Гумбольдтом. Таковы его, стоящие далеко впереди его времени наблюдения над распределением тепла на земном шаре, изменчивостью в направлении магнитной стрелки (впервые открыл магнитное склонение), влияние морских течений на форму береговых линий и т.д. Наряду с этим, как настоящий самоучка, он совершенно не мог справиться с объяснением явлений в связи с "мудростью" своего времени. Нередко он ставил рядом "ученое" фантастическое объяснение и точное наблюдение опытного моряка. Человек, для

своего времени весьма начитанный, он бессистемно пользовался полученным материалом для самых удивительных выводов и теорий. Так, приняв карту Тосканелли, он в то же время, воспользовавшись некоторыми идеями Мартина Тирского, которые нашел у Птолемея, чрезмерно продолжил размеры азиатского континента, уменьшив величину лежащего между Европой и Азией океана, так как это соответствовало его религиозной идее. Подобно многим современникам, Колумб думал, что за океаном лежит вход в рай - на этом была построена "Божественная комедия". И когда Колумб дошел до реки Ориноко, он думал, что находится у входа в рай. И в то же время рядом с этим - он оставил точное и верное наблюдение: против Ориноко в океан идет много пресной воды, следовательно, Ориноко - большая река, и земля, откуда она течет, не может быть островом, она представляет континент, по мнению Колумба, азиатский. Его идеи о форме Земли были очень странные. Не отличаясь, подобно другим великим мореходам того времени, достаточным астрономическим и математическим образованием и не будучи в состоянии ориентироваться в громоздком и неудобном математическом аппарате того времени, Колумб думал сделать из своих наблюдений вывод о том, что Земля имеет не форму шара, а форму груши, и на узком конце ее находится возвышение, которое Колумб считал местом входа в

рай="#6">[6].

Он развивал, следовательно, теорию, которую проповедовали многие церковные писатели того времени и о которой я упоминал выше, - о литосфере, плавающей в гидросфере с несовпадающими центрами, т.е. придерживался того воззрения, которое всецело разрушалось его великим открытием. Его сознательная деятельность, как это часто бывает, давала результаты диаметрально противоположные тому, что он думал. Любопытно, что в основе его воззрения о грушевидной форме Земли лежали: 1) неточные и неправильные наблюдения с астролябией и 2) более высокий уровень воды около Ориноко, которая вливала в океан пресную, более легкую воду... Исходя из опыта своих поездок, Колумб таким образом думал подтвердить то мировоззрение о Земле, которое давалось ходячими, признанными церковью учениями: он думал, что нашел доказательства о не вполне сферической форме Земли и возможности достижения Азии, плывя на запад.

Но нельзя не обратить внимания и здесь на двойственность ума Колумба. Он делал ошибки в наблюдениях, но это было неизбежно для всех в то время, так как средства наблюдения и вычисления были рудиментарны, грубы, и можно было получить более точные данные только путем долголетней работы и огромного навыка. Но в то же время, открытием вариации магнитной стрелки Колумб дал в руки картографов чрезвычайно важное указание на причину ошибок в наблюдениях и картах. Более высокий уровень воды океана около выхода пресной воды также представлял факт самостоятельного и тонкого наблюдения.

Среди этих открытий наибольшее значение имеет констатирование магнитного склонения и его изменений с местностью. Это было открыто 13 сентября 1492 года, проникло же в общее сознание лишь в середине ХVI столетия.[...]

Впервые попытки Колумба вызвать снаряжение экспедиции на запад проявились в конце 1470-х и в самом начале 1480-х годов в Португалии[7]; до 1484 г. он время от времени возвращался к этой идее, наконец в этом году бежал в Испанию и начал такие же переговоры с кастильским двором[8]. Опять прошло несколько лет; после долгих неудач, отказов, споров и изучения вопроса - и в смысле материальных выгод и научно-теологической возможности предприятия, в 1492 г., под влиянием падения оплота мавров - Гранады, Колумб получил наконец возможность снарядить три каравеллы, одна из которых была послана на частные средства братьев Пинсонов. Известны из дневника Колумба перипетии этого плавания. 12 октября 1492 г. матрос Родриго из Трианы увидел землю, которая была одним из Антильских островов, первой Американской землей, которую окончательно открыл европеец

(1).

1902-1903

Из неоконченного труда Очерки по истории современного научного мировоззрения. Печ. по В.И.Вернадский. Труды по всеобщей истории науки. М.: 1988, с. 158-161.

Региомонтан

Региомонтан[9] родился в 1436 году в небольшом городке Кенигсберге, в графстве Кобург. Он был сыном мельника - (Muller) и называл себя иногда Иоанн Мюллер (Johannes Muller), - Johannes Muller de Monte Regio (Кенигсберг). Двенадцати лет от роду он поступил в Лейпцигский университет, а через три года - 15 лет - переехал в Вену, привлеченный известностью Пурбаха. Это было в 1451 г., когда Пурбах, по-видимому, был еще частным преподавателем математики, не связанным официально с университетом. Очень скоро Мюллер стал ближайшим другом и товарищем Пурбаха и быстро освоился с небольшим математическим багажом тогдашних знаний. Уже в 1452 г.

- в следующем году по приезде в Вену - он помогал Пурбаху в преподавании, а в 1457 г., 21 года от роду, был сделан магистром

университета, и в 1458 г. начал чтение лекций о Perspectiva communis[10].

Вся его дальнейшая жизнь прошла в неуклонной и чрезвычайно широко поставленной работе над установкой точной почвы для научной работы в астрономии. Переезжая, в разных местах Германии, Австрии, Венгрии, Италии он все время неуклонно работал над улучшением и разработкой птолемеевой теории неба, для чего уже в начале 1460-х годов научился по-гречески. В конце концов ему удалось приготовить к печати критически проверенный перевод "Алмагеста", который был, однако, издан лишь спустя много лет после его преждевременной смерти, в середине ХVI в. Хотя ему не удалось издать этот перевод, но на почве его Региомонтан все время делал свои вычисления, и эти вычисления оказались неизмеримо более точными, чем те, которые находились в обращении до его трудов. Он опубликовал их в 1474 г., следовательно, - не считая предварительной работы Пурбаха - потратил на них 20 лет жизни... Для достижения своих результатов он должен был развить методы вычисления и

впервые явился самостоятельным работником в тригонометрии, открыв в этой науке ряд теорем, дал первое на Западе связное ее изложение, независимое от приложения к астрономии; он впервые вычислил точные таблицы синусов, отчасти продолжив при этом работы

Пурбаха, которые докончил и издал. Каждому из нас, которому приходилось вести вычисления, ясно, какое незаменимое, глубокое значение должен был иметь в истории науки человек, который впервые дал в руки всех новое, легко доступное средство вычисления.

Любопытно, что Региомонтан, ничего не зная о том, проделал в конце ХV столетия ту самую работу, какую за два столетия до него в середине ХIII столетия сделал персидский математик в Багдаде, прозванный Насирэддином[11]. Региомонтан даже не дошел до тех открытий, каких достиг этот великий предшественник, его тригонометрия была все еще далека от тригонометрии ученых

мусульманского Востока.

Но в то самое время, как в руках последних это орудие научного мышления осталось без приложения, было погребено в рукописях, забыто и выяснилось лишь исторически в ХIХ в., в руках Региомонтана оно оказалось орудием величайшей важности, явилось первым толчком в крушении представлений о Вселенной, оказало величайшее влияние на весь ход цивилизации, так как дало опору мореплаванию в открытом море. А между тем и мусульманские математики прилагали ее к комментированию и вычислению того же "Алмагеста". Причиной различия явилось то, что Региомонтан мог воспользоваться книгопечатанием, и это открытие придало совершенно иное значение полученным новым данным вычислительного анализа.

Еще полный сил, закончив главную подготовительную работу, в 1471 г. Региомонтан поселился в Нюрнберге и здесь провел пять лет чрезвычайно энергичной и плодотворной работы. В это время он уже обладал и проверенным текстом "Альмагеста", и в значительной степени кончил ту работу вычислений, которую начал с Пурбахом, - он уже владел тригонометрией.

Региомонтан избрал для жизни богатый имперский город Нюрнберг не случайно. Уже издревле Нюрнберг славился своими металлическими работами, слесарями, художниками и золотых дел

мастерами. Широкое развитие аптечного дела, одним из крупных центров которого был в это время Нюрнберг, давно вызвало в нем изготовление относительно точных весов. Развитие искусства, главным образом зодчества, создания которого ХIV-ХVI вв. до сих пор придают незабываемый отпечаток этому городу и которое бюргеры разнесли далеко кругом по Германии и в близкие славянские земли, например, в Прагу, вызвало развитие - целый цех - механиков, занимающихся изготовлением чертежных аппаратов - Zirkelschmiede. Выдающиеся оружейники, тонкие художники [изделий] из олова, золота, серебра

поколениями вырабатывались в Нюрнберге[12], где к середине ХV в. был открыт новый металл - латунь, столь важный для точных научных аппаратов. В то же время город отличался значительной свободой, богатством и удобством сношений со всем цивилизованным миром; он как раз явился в конце 1460-х годов одним из центров нового книгопечатного дела в Средней Европе. Здесь были основаны типографии Кобургеров и Зейденшмидта, из которых особенно Кобургер развил широкую и разнообразную издательскую деятельность. На почве старинного металлического мастерства Кобургер мог поставить дело печатания широко и разнообразно. Даже среди горячей работы первых типографий, типографы Нюрнберга отличались своей предприимчивостью; они брали заказы из далеких городов, так, например, здесь печатались книги за счет польских ученых и любителей задолго до открытия первых типографий в Польском королевстве. Здесь же изготовлялись и лились буквы для первых русских книг конца ХV - начала ХVI столетия, издававшиеся в

Кракове и Праге.

Помимо этого, бюргерство Нюрнберга отличалось некоторым математическим образованием; этому способствовало широкое развитие торгового и банковского дела. Здесь жили некоторые из выдающихся представителей "коссова искусства" - первоначальной алгебры. Нельзя забывать, что в период средних веков целый ряд математических проблем - большей частью, конечно, алгебраического и арифметического характера - возникал в связи с коммерческими выкладками и расчетами, и среди выдающихся математиков были купцы-счетоводы. В среде людей, привыкших к крупному счету, издавна поддерживался интерес к арифметическим и числовым задачам, здесь была среда, способная понять вопросы, связанные так или иначе с вычислениями. В практике этих людей постепенно вырабатывались основы двойной бухгалтерии, сложившиеся в конце концов в Италии в конце века. Уже в это время существовали сохранившиеся сборники математических игр и загадок, приноровленные к уровню коммерческого мира - счетоводов и приказчиков.

В Нюрнберге Региомонтан явился родоначальником нового научного течения, столь же, если не более необходимого, чем теоретическая и практическая разработка научных данных; он начал в широком смысле экспериментальную, наблюдательную работу. Вместе с богатым любителем, нюрнбергским гражданином Бернгардом Вальтером, он завел здесь типографию, астрономическую обсерваторию и мастерскую для приготовления научных аппаратов. Из типографии выходили математические сочинения, и по изданному им проспекту видно, что он думал дать критические издания всех древних и средневековых математиков и астрономических авторов.

По-видимому, он ввел в типографское - тогда новое - дело целый ряд улучшений. Вначале он начал печатать свои работы у местных типографов - у Кобургера. Но технические средства этих лучших в то время типографий были еще очень слабы для печатания сложных математических сочинений, полных таблиц, чертежей и разнообразных значков. Региомонтан завел свою типографию, и его издания получили широкую известность. Еще в конце ХVI столетия его считали изобретателем книгопечатания; так думал, например, известный гуманист и математик Рамус.

Еще более важной была деятельность Региомонтана как основателя обсерватории. Для нее он должен был делать сам все приборы. С помощью Вальтера он основал на частные средства мастерскую научных приборов и начал проверку данных измерения неба. Эта работа Региомонтана прервалась в самом начале - уехав временно в Италию, по вызову папы, для исправления календаря, он умер в 1476 г., на 40-м году от роду, в полном расцвете сил.

Региомонтан умер внезапно, как говорили, отравленный детьми одного из своих литературных противников, или, может быть, сраженный малярией. Эта внезапная смерть прервала в самом начале все его работы. Трудно сказать, куда бы они привели: Региомонтан должен был бы быстро увидеть, что все исправления теории Птолемея в конце концов приводят все-таки к выводам, которые дают отклонения, большие, чем возможные ошибки наблюдений. Он должен был прийти к тому, к чему вскоре пришел Коперник.

Вальтер до самой смерти продолжал наблюдения в устроенной им с Региомонтаном обсерватории, но мысль и рабочая сила исчезли из нее со смертью последнего. Однако и здесь нельзя не остановиться на крупном толчке, данном Региомонтаном. Он положил начало технике научных приборов. В тесной связи с мастерской при его обсерватории развилось в конце концов на благодатной почве вековой нюрнбергской металлической техники та отрасль промышленности - изготовление точных научных приборов, которая была до конца ХVII - начала ХVIII столетия славой Нюрнберга. Позже из мастерских нюрнбергских мастеров вышли многие научные важные изобретения, а в эпоху открытия [Америки] отсюда по всему миру пошли точные морские измерительные инструменты.

Здесь в 1474 г. Региомонтан издал на немецком и латинском языках свой первый календарь и свои эфемериды. Особенно последние имели крупное значение. Наряду с некоторыми, чисто календарными данными - о числе и времени праздников и т.п., - здесь даны долготы,

начиная с 1475 г., для солнца, луны и всех планет, а для луны и широты

• полный список и точно вычисленное время солнечных и лунных затмений. С помощью этих таблиц можно было, наблюдая время затмения и время конъюнкций, т.е. покрытий планетой какой-нибудь звезды, из этих наблюдений вычислить широту и долготу данной местности. Достаточно было сравнить наблюдаемое время затмения или покрытия с тем для определенного места, которое было дано в эфемеридах Региомонтана, чтобы получить разность долгот. В то же самое время, наблюдение высоты луны или солнца над горизонтом в разное время позволяло определить широту места. Эти эфемериды сейчас же получили широкое распространение и широкую огласку; издание быстро разошлось; за отдельные экземпляры платили дорогие цены, и сохранились экземпляры целого ряда изданий этого типа

  таблиц конца ХV и начала ХVI столетия в разнообразных городах, центрах мореплавания. Таблицы расходились не только среди ученых и астрономов, но и среди практиков-мореплавателей. Их имели и ими пользовались, как видно из документов, Васко да Гама, Колумб, Веспуччи и т.д. Хотя эти таблицы все-таки были полны недостатков, а вычисления иногда далеко не сходились с наблюдениями, все же они в некоторых отделах составляли крупный шаг вперед и явились неоценимым подспорьем для практического мореплавания. Таблицы Региомонтана представляли частное исправление Альфонсиновых, не коснулись и не захватили всех их чисел и уже в ХVI столетии были заменены еще более точными таблицами Коперника и его учеников, но

  

  в свое время они сослужили великую службу[13].

  
  

  1902-1903

  
  

  

  
  

  Из неоконченного труда Очерки по истории современного научного мировоззрения. Печатается по кн.: В.И.Вернадский. Труды по всеобщей истории науки, М.: 1988, с. 145-149.

  
  

  

  
  

  Д.И. Менделеев

  
  

  Петербургский университет того времени в физико- математическом факультете, на его естественном отделении, был блестящим. Менделеев, Меншуткин, Бекетов, Докучаев, Фаминцын, М. Богданов, Вагнер, Сеченов, Овсянников, Костычев, Иностранцев, Воейков, Петрушевский, Бутлеров, Коновалов оставили глубокий след в истории естествознания в России. На лекциях многих из них - на первом курсе на лекциях Менделеева, Бекетова, Докучаева - открылся перед нами новый мир, и мы все бросились страстно и энергично в научную работу, к которой мы были так несистематично и неполно подготовлены прошлой жизнью. Восемь лет гимназической жизни казались нам напрасно потерянным временем, тем ни к чему не

  нужным искусом, который заставила нас проходить вызывавшая глухое наше негодование правительственная система. Эти мысли получали яркое выражение в лекциях Д.И.Менделеева, как известно, человека очень умеренных, скорее консервативных, политических взглядов, который, однако, больше, чем кто-нибудь другой, возбуждал в нас дух свободы и оппозиционного настроения. Ярко и красиво, образно и сильно рисовал он перед нами бесконечную область точного знания, его значение в жизни и в развитии человечества, ничтожность, ненужность и вред того гимназического образования, которое душило нас в течение долгих лет нашего детства и юности. На его лекциях мы как бы освобождались от тисков, входили в новый, чудный мир, и в переполненной 7-й аудитории Дмитрий Иванович, подымая нас и возбуждая глубочайшие стремления человеческой личности к знанию и к его активному приложению, в очень многих возбуждал такие логические выводы и настроения, которые были далеки от него самого. [Д.А.] Толстой, в своем чутье политического инквизитора, был прав в своем подозрении к Менделееву, и не напрасно он не допустил как раз

  в это время Менделеева (властью своей как президента) до баллотировки в Академию наук и вскоре после окончания нами

  университета, против желания Дмитрия Ивановича, удалил его из Петроградского университета.

  
  

  1916

  
  

  

  
  

  Из статьи Из прошлого. (Отрывки из воспоминаний об А.Н.Краснове), посвященной другу юности В.И.Вернадского, профессору геоботаники Харьковского университета, основателю Батумского ботанического сада Андрею Николаевичу Краснову.

  Печатается по кн.: В.И. Вернадский. Труды по истории науки в России. М.: 1988,

  с. 328-329.

  
  

  

  
  

  Исаак Ньютон

  
  

  В основе всего описательного естествознания, которого касается и физик, лежит представление о разнородности естественных природных тел и явлений в среде, им изучаемой. Коренное изменение произошло в начале ХХ в., в 1905-1915 гг., 37 лет назад, когда глубокий мыслитель и математик А. Эйнштейн, тогда в Мюнхене, а ныне здравствующий в США, положил начало коренному перевороту нашего понимания окружающей нас реальности.

  
  

  Этот переворот по своему значению сравним с тем, который произвел англичанин И.Ньютон (1643-1727) в Кембридже более 270 лет назад; прошло с тех пор более 10-12 поколений. Основные ньютоновы достижения сохранились, получили дальнейшее развитие, но понимание их коренным образом изменилось. Ньютон понимал реальность в рамках древнего эллинского миропредставления. Нельзя забывать той исторической научной обстановки, в которой он работал.

  
  

  В это время впервые на основе открытых в ХVI и ХVII столетиях рукописей эллинских геометров и математиков, их изданий и переводов, творческая мысль западноевропейских ученых в этой области знания подняла нить, упущенную несколько столетий назад, и быстро перегнала достижения древних ученых (поскольку они были тогда известны), положив начало новой математике.

  
  

  Ньютон закончил и математически оформил идею Аристарха Самосского, жившего больше чем за тысячу лет до него, о вращении Земли вокруг Солнца, дал научное строение Солнечной системы, точное и с тех пор нерушимое геометрическое о ней представление.

  
  

  В конце ХVII в. он закончил работу двух веков до него: Коперника, Кеплера и Галилея. После долгой борьбы с картезианством его идеи вошли в жизнь только во второй половине ХVII в. и окончательно овладели наукой только в конце его и в начале ХIХ в., когда создалась небесная механика. Но еще в ХIХ в. такой крупный мыслитель и натуралист как Гёте (1749-1832) стоял в стороне от его мировоззрения.

  
  

  Идеи Ньютона вошли в науку с коренной поправкой физиков: пустое трехмерное эвклидово пространство Ньютона было заменено тем же пространством, заполненным материальным континуумом -

  световым эфиром ( Гюйгенс).

  
  

  Говоря о Ньютоне, нельзя забывать о другой черте его личности и его обстановки, о среде его веры, аналогичной пуританам - его современникам, но иной, чем у них, среди которой он жил. Ньютон был глубоко верующим христианином, занимавшимся не только наукой, но и теологией. Для него одно было неотделимо от другого.

  
  

  Христианство его было в значительной степени субъективно, как было субъективно христианство его великого современника Мильтона, тоже глубоко верующего христианина и философа-материалиста, считавшего души человека, дьяволов и ангелов материальными.

  
  

  Ньютон был если не одинок в своем понимании христианства, то принадлежал к ничтожной кучке людей, с ним согласных. Он принимал единого бога и считал Христа только человеком. Но в то же время он принимал Библию как истинный факт, который руководил его жизнью, и много сил потратил на то, чтобы точно определить время создания и конца того временного мира, в котором он жил, для понимания которого он открыл законы всемирного тяготения.

  
  

  Законы мира, которые он открыл, для него были законами временного, имеющего конец мира. К Апокалипсису он относился как

  к истине, указывающей ближайшее будущее. Свое пустое пространство он рассматривал как атрибут Бога и в нем допускал "как бы мгновенное" действие сил тяготения на расстоянии, что казалось для науки его времени невозможным и кажется таким и теперь. В действительности он ввел в науку теологическую мысль, допуская "чудо", постоянно существующее и непрерывно действующее, проявление - атрибут единого Бога.

  
  

  В среде, где он жил, было мало людей, которые могли так серьезно верить, как Ньютон. Вдумываясь в биографию Ньютона и в его работу над Апокалипсисом, нельзя признать правильным обвинение его Лейбницем в безбожии в печатном памфлете на французском языке, с которым он обратился к одному из членов английской королевской семьи. Ньютон отвечал на это обвинение не сам, а ответ был дан тоже в виде памфлета, с его согласия, одним из его друзей Кларком, так же, как и он, теологом. Книга эта до сих пор интересна как исторический памятник. Но надо отметить, что Ньютон не мог примириться с действием всемирного тяготения на расстоянии "как бы мгновенно", как это он принял для своих законов. В течение больше чем двухсот пятидесяти лет блестящее, первое в то время в истории науки, подтверждение природных законов такого масштаба - и с такой точностью - и дальнейшее их развитие заставляют считаться с фактом. Сохранились указания, однако, что Ньютон искал объяснения мгновенного действия тяготения в развитии идей Фотье дю Дюийе (1664-1753), швейцарского ученого, объясняющего тяготение давлением мелких двигающихся частиц, заполняющих Космос.

  
  

  Научная мысль пошла по другому пути. Физики и астрономы ХVII и ХVIII столетий не могли последовать Ньютону и заполнили пустое пространство Ньютона физическим пространством - гипотетической всепроникающей всемирной жидкостью (континуумом), световым эфиром ( Гюйгенс). Только при этом условии научное представление о силе тяготения (силах всемирного притяжения материи) могло иметь

  место.

  
  

  В конце ХIХ в., когда идея о свете как волнообразном движении эфира, казалось, окончательно вошла в жизнь, существование эфира казалось доказанным. Как раз в это время динамическое представление о материи входило в жизнь, и я помню прекрасно один из разговоров с моим товарищем по Московскому университету, одним из крупнейших ученых профессоров физики П.Н. Лебедевым, который утверждал, что он уверен только в существовании светового эфира. Мы все не заметили, как быстро исчезло представление об эфире и заменилось научной атомистикой, расцвет которой мы переживаем. Все попытки доказать вещественный эфир экспериментально окончились неудачей. Результаты опытов дали отрицательный ответ. Научно-математическая критика (главным образом Лоренца в Голландии) нанесла последний удар в 1906 г.

  
  

  1940-1944

  
  

  

  
  

  Из книги: В.И.Вернадский. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М.: 1987, с. 150-151.

  
  

  

  
  

  Франческо Реди

   

   

   

   

   

   

   

  содержание   ..  16  17  18  19   ..