|
|
содержание .. 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ..
А.Ф. Мерзляков (анализ поэзии) - часть 6
Как пример случая, когда понятия не противопоставля- ются, а логически вытекают одно из другого, можно при- вести: "Благость, благом увенчайся" ("Слава"), "Я вижу в мире мир" ("Тень Кукова на острове Овгиги"). Другим характерным для ранней лирики Мерзлякова средством подчеркивания ритмического рисунка являлось бессоюзное соединение однотипных в синтаксическом и ин- тонационном отношении предложений, причем пропуск ска- зуемого способствовал созданию Особой динамической нап- ряженности:
Огнь во взорах, в сердце камень, - Человечество, прости! (с. 211)
Эти ритмические опыты Мерзлякова позже были учтены Жуковским:
Мы села - в пепел; грады - в прах, В мечи - серпы и плуги.
Народная песня, обладая иными интонациями, чем внут- ренне напряженная, динамичная, рассчитанная на ораторс- кие приемы декламации политическая лирика, требовала иных стилистических приемов. Построения типа:
Птичка пугана пугается всего, Горько мучиться для горя одного - (курсив мой. - Ю.Л.)
встречаются сравнительно редко. В песне "Ах, девица, красавица!.." Мерзляков сделал опыт сочетания бедных рифм типа: "губить - топить", "сушить - морить", "мной - слезой" с очень четкой внутренней рифмой пословичного типа. В текст, близко воспроизводящий запись Кашина, Мерзляков вставил:
Не знала ль ты, что рвут цветы Не круглый год, - мороз придет... Не знала ль ты, что счастья цвет Сегодня есть, а завтра нет! Любовь - роса на полчаса Ах, век живут, а в миг умрут. Любовь, как пух, взовьется вдруг: Тоска - свинец внутри сердец (с. 67-68; курсив мой. - Ю. Л.).
Однако доминирующим в стилистической системе песен Мерзлякова сделалось не это, а приемы, свойственные на- родной песне, и в первую очередь параллелизмы (часто в форме отрицательных сравнений):
Нельзя солнцу быть холодным, Светлому погаснуть; Нельзя сердцу жить на свете И не жить любовью! (с. 63)
Общая тенденция развития стиха в песнях Мерзлякова заключалась в упрощении ритмического рисунка, что соп- ровождалось одновременно отказом от четких рифм и широ- ким использованием образов народной поэзии. На этом пу- ти Мерзляков выработал тот простой, безыскусственный стиль, который характерен для самой популярной из его песен - "Среди долины ровныя...". Поэзия конца XVIII в. узаконила представление о че- тырехстопном безрифменном хорее с дактилическими окон- чаниями как о якобы специфически народном "русском раз- мере". Мерзляков и в этой области искал новых путей. И в данном отношении существенную роль в метрической сис- теме песен Мерзлякова играло то обстоятельство, что они создавались как произведения для пения: ритмика мелодии в значительной степени определяла и метрический рисунок текста. При всей относительности связей песен Мерзлякова с подлинным народным творчеством на современников, не только в начале XIX в., когда они писались, но и в мо- мент появления в 1830 г. сборника "Песни и романсы", они производили впечатление именно своей фольклор- ностью. И Надеждин, и Белинский настойчиво противопос- тавляли песни Мерзлякова дворянской поэтической тради- ции. "Весьма понятно, - писал Надеждин, - почему песни Мерзлякова перешли немедленно в уста народные: они возвратились к своему началу"'. Песни Мерзлякова в самом деле широко исполнялись в концертах русских песен (например, Сандуновой) и быстро усваивались народом. А. Н. Островский в драме "Гроза" не случайно вложил песню "Среди долины ровныя..." в ус- та Кулигина. Песни Мерзлякова, писал один из критиков в 1831 г., "поют от Москвы до Енисея"2. О популярности песен Мерзлякова красноречиво свидетельствует такой, например, факт, сообщенный декабристом А. Е. Розеном в его воспоминаниях: "Фейерверке? Соколов и сторож Шибаев (караульные в Петропавловской крепости. - Ю. Л.) были хуже немых: немой хоть горлом гулит или руками и паль- цами делает знаки, а эти молодцы были движущиеся исту- каны... Однажды запел я "Среди долины ровныя на глад- кой высоте...", при втором куплете слышу, что мне вто- рит другой голос в коридоре за бревенчатой перегород- кой; я узнал в нем голос моего фейерверкера. Добрый знак, - подумал я, - запел со мною, так и заговорит. Еще раз повторил песню, и он на славу вторит ей с нача- ла до конца. Когда он через час принес мой ужин, оло- вянную мисочку, то я поблагодарил его за пение, и он решился мне ответить вполголоса: "Слава богу, что вы не скучаете, что у вас сердце веселое". С тех пор мало-по- малу начался разговор с ним, и он охотно отвечал на мои вопросы"3.
Телескоп. 1831. № 5. С. 89. 2 Гирлянда, журнал словесности, музыки, мод и това- ров. 1831. № 1. С. 21. Заметка за подписью "С-въ", воз- можно, написана О. Сомовым. 3 Розен А. Е. Записки декабриста. СПб., 1907. С. 86. Одновременно с песнями Мерзляков создает цикл стихотво- рений (таких, как "Пир", "Что есть жизнь?", "Надгробная песнь 3..... A...-.чу Буринскому"), в которых условные штампы элегической и романсной поэзии наполняются ре- альным, глубоко прочувствованным содержанием. Если ли- рика молодого Мерзлякова создает образ героя-борца, то теперь на смену ему приходит идеал труженика, обеспечи- вающего себе своими руками материальную независимость и ревниво оберегающего свое человеческое достоинство. Традиционный и уже банальный в эту эпоху образ "людей", от которых убегает автор, неожиданно приобретает чер- ты вполне реального московского "света", в котором по- эт-разночинец чувствует себя чужим.
Там, в кружке младых зевак, В камнях, золоте дурак Анекдоты повествует, Как он зайцев атакует.
Тамо старый дуралей, Сняв очки с своих очей, Объявляет в важном тоне Все грехи в Наполеоне... (с. 98)
Уже совсем конкретен "ученых шумный круг" - общество коллег Мерзлякова по Московскому университету:
Все мудрые вольности дети; А в них-то и низость, и бой, Друг другу коварство и сети!.. (с. 96)
Тема одиночества, горькой участи, столь сильно проз- вучавшая в песне "Среди долины ровныя...", присутствует и в стихотворении "К несчастию" и в "Надгробной песне 3..... А.....чу Буринскому".
Ты страдал - ты, жертва бедствия, При друзьях, как без друзей, страдал! Родом, ближними оставленный... (с. 255)
Лучшим комментарием к этим стихотворениям является отрывок из письма самого Буринского к Гнедичу: "...люди нашего состояния живут в рабстве обстоятельств и воли других. Сколько чувств и идей должны мы у себя отнять! Как должны переиначить и образ мыслей и волю желаний и требований своих самых невинных, даже благо- родных склонностей! - Мы должны исказить самих себя, если хотим хорошо жить в этой свободной тюрьме, которую называют светом. У турок есть обыкновение тех невольни- ков, которым удается понравиться господину, заставлять в саду садить цветы! О! если бы судьба доставляла нам хотя такую неволю!"
1 РО РНБ. Ф. 197. Ед. хр. 39. Л. 4. Близкий друг Мерзлякова, введенный им в литературу, Ф. Ф. Иванов создал в статье "К несчастным" впечатляю- щий образ бедняка, страдающего от нищеты и попранного человеческого достоинства. "Несчастливец есть предмет весьма любопытный для людей. Его рассматривают, любят дотрагиваться до струн его страдания, дабы иметь удо- вольствие изучать сердце в минуту судорожного терза- ния". От праздных богачей бедняку "не должно ожидать ничего, кроме оскорбительного сожаления, кроме подаяний и вежливостей, тысячекратно более отяготительных, неже- ли самая обида". Единственное оружие в руках гонимого бедняка - "гордость, непреклонная гордость". Она "есть добродетель злополучия; чем более фортуна нас унижает, тем более возноситься должно; надобно помнить, что вез- де уважают наряд, а не человека. Какая нужда, что ты бездельник, когда ты богат? Какая польза, что ты чес- тен, когда беден? Легко забываются с несчастными, и он беспрерывно видит себя в горестной необходимости припо- минать о самом себе, о личном достоинстве, как челове- ка, ежели не хочет, чтобы другие о том забыли"'. Как и в лирике Мерзлякова (а позже - Кольцова), речь идет не о традиционных элегических жалобах на "злых людей", а о горестях вполне реальных, об унизительной зависимости, нужде действительной, в первую очередь материальной: "N говорил мне: истинное несчастье терпит тот, кто не име- ет насущного хлеба. Когда человек имеет пропитание, одежду и под кровом скромный огонек, - тогда все прочие бедствия исчезают"2. Требование материальной обеспеченности человека, входя в общую систему прогрессивных идей, могло сде- латься мощным орудием протеста. Однако оно же могло быть в иных условиях истолковано как оправдание бегства от общественных вопросов. Новый идеал Мерзлякова, хотя и сохранил антидворянский характер, но, утратив боевое звучание, окрасился в тона мещанской ограниченности. Мерзляков проповедует:
...спокойство и скромность, И маленький ум для себя.
В этом отношении показателен переход Мерзлякова от переводов из Тиртея к одам Горация с их проповедью "зо- лотой середины". Такое истолкование Горация характерно было именно для недворянской литературы, не поднявшейся еще до революционного протеста. В конце 1804 - начале 1805 г. в жизни Мерзлякова произошло заметное событие. Он был вызван в Петербург. Жизнь в столице оставила глубокий след в памяти писате- ля: "Это драгоценнейшее время всегда вспоминает он", - писал Мерзляков в автобиографии3. Пребывание в Петер- бурге не способствовало служебному продвижению. В за- писной книжке В. Г. Анастасевича
1 Иванов Ф. Ф. Соч. и переводы. М., 1824. Ч. 1. С. 26-28. Составителем и редактором этого посмертного из- дания был Мерзляков. 2 Там же. С. 29. По характеру высказывания можно предположить, что "N" - это Мерзляков. 3 РО РГБ. Фонд Погодина. (II. 8) 22. Л. 2. находим любопытную запись: "Мерзляков рекомендован был в учители великих князей. Не показался". "Драгоценнейшим" время петербургской жизни, видимо, было по тем дружеским и литературным связям, которые завязались в этот период. В доме М. Н. Муравьева Мерз- ляков познакомился с передовым литератором В. В. Попу- гаевым и был представлен последним в Вольное общество любителей словесности, наук и художеств - объединение свободолюбиво настроенных писателей-демократов. В архи- ве общества сохранилась копия письма В. В. Попугаева, в котором автор его от имени М. Н. Муравьева рекомендовал Мерзлякова "президенту" общества2. 3 октября 1804 г. Мерзляков был принят корреспондентом в Вольное общест- во. На собраниях общества он, как можно полагать, поз- накомился с Востоковым. Об укреплении литературных свя- зей Мерзлякова свидетельствует опубликование одной из песен в связанном с Вольным обществом "Журнале российс- кой словесности" Брусилова. В Петербурге же в 1805 г. отдельной брошюрой было опубликовано программное для Мерзлякова стихотворение "Тень Кукова на острове Ов- ги-ги". В это же время, очевидно, укрепились его дру- жеские связи с Н. И. Гнедичем. Знакомство Мерзлякова с Гнедичем, вероятно, завяза- лось еще в бытность последнего в университетском панси- оне. Письмо Буринского Гнедичу в 1803 г. свидетельству- ет о близких дружеских отношениях и единстве воззрений политических и литературных кружка Мерзлякова и будуще- го переводчика "Илиады"3. Позже, когда ходом литератур- ного развития Мерзляков был отодвинут в рады второсте- пенных литераторов, а за Гнедичем утвердилась слава от- ца русского гекзаметра, обиженный Мерзляков писал М. П. Погодину: "Гекзаметрами и амфибрахиями я начал писать тогда, когда еще Гнедич был у нас в университете учени- ком и не знал ни гекзаметров, ни пентаметров и даже не писал стихами, свидетель этому "Вестник Европы" и гос- подин Востоков, который именно приписывает мне первую попытку в своем "Рассуждении о стихосложении", так как песни мои русские в этой же мере были петы в Москве и Петербурге прежде, нежели Дельвиг существовал на све- те". Если отвлечься от общего обиженного тона письма, то интересно указание Мерзлякова на то, что Гнедич "се- бя называет моим первым почитателем и другом"4. В одном из писем Жуковскому Мерзляков просил передать Гнедичу "поклон усердный".
1 РО РНБ. Ф. 18. Ед. хр. 4. С. 81. Запись сделана в 1811 г., однако рассмотрение заметок в книжке показыва- ет, что владелец фиксировал в ней не события текущего времени, а любопытные литературные известия, порой большой давности. Изучение биографии Мерзлякова указы- вает на пребывание в Петербурге как наиболее вероятное время "рекомендации". Последняя, вероятно, исходила от М. Н. Муравьева. 2 Рукоп. собр. б-ки СПбГУ. Архив Вольн. об-ва люби- телей словесности, наук и художеств. № 151. Дело о при- нятии в корреспонденты г. Мерзлякова. Л. 1. 3 Письмо интересно тем, что воссоздает атмосферу кружка Мерзлякова 1803 г.: "Досадую на себя, что не читал еще Вашего Дон-Корра- да; правда, я не виноват, ибо все усилия и старания, какие только можно, употребил для того, чтобы достать это творение, которое покажет немцам, что не у них од- них писали порой Мейснеры, Лессинги и Шиллеры. Слава нам и языку русскому!" (Отчет Имп. Публ. б-ки за 1895 год. СПб., 1898. Прил. С. 46-47). 4 Старина и новизна. М., 1905. Кн. 10. С. 512. Гнедича и Мерзлякова сближала общность интереса к ан- тичной литературе. Белинский высоко оценивал переводы Мерзлякова с латинского и греческого, ставил их имена рядом. В статье о стихотворениях Ивана Козлова он гово- рит о поэтах, которые "умерли, еще не сделав всего, что можно было ожидать от их дарований, как например. Мерз- ляков и Гнедич"2. Современники склонны были даже под- черкивать приоритет Мерзлякова в деле разработки русс- кого гекзаметра. М. А. Дмитриев писал: "Гекзаметры на- чал у нас вводить Мерзляков, а не Гнедич Мерзля- ков и Гнедич - это Колумб и Америк-Веспуций русского гекзаметра"3. То же подчеркивали Надеждин и Погодин. Дело в данном случае, конечно, не в том, у кого из двух поэтов прежде определился интерес к гекзаметру, а в том, что оба они продолжали традицию, которая шла от Тредиаковского и Радищева в обход господствующего нап- равления дворянской поэзии.
содержание .. 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ..
|
|
|