Описательная поэма, как и послание, принадлежала в

Анализ поэзии 1790-1810-х годов - часть 5

системе классицизма

к допустимым, но не ведущим жанрам

и позволяла сравнительно широко варьировать стилисти-

ческие средства. Поэтому предромантизм воспринял ее вне

каких-либо ассоциаций с представлениями о жанровой цен-

ности предшествующей эпохи. Употребление оды, эпопеи, с

одной стороны, баллады, с другой, уже само по себе было

значимо, определяло позицию поэта. Обращение к описа-

тельной поэме, элегии, посланию, басне в антитезе

"классицизм - борьба с классицизмом" не означало ниче-

го. Именно это привлекало к ним карамзинистов старшего

поколения. Их стремлениям соответствовала установка на

нейтральные жанры, нейтральные поэтические средства,

нейтральную стилистику. С этим же, видимо, был связан

вызывавший впоследствии недоумение Пушкина культ вто-

ростепенных французских поэтов

Остолопов Н. Словарь древней и новой поэзии. СПб.,

1821. Ч. 1. С. 401, 404.

переходной эпохи, чье творчество в равной мере могло

связываться и с классицизмом, и с отходом от него: Мар-

монтеля, Флориана, Делиля, Колардо и других, вплоть до

мадам Жанлис, чьи повести усиленно переводились Карам-

зиным в "Вестнике Европы"'.

Поэзия, возникавшая на основе тяготения к нейтраль-

но-благородному стилю, умеренности, владения литератур-

ными нормами эпохи, должна была воплотить пафос куль-

турности, идею непрерывности успехов человеческого ума,

в равной мере противостоявшую и шишковистским призывам

вернуться к истокам национальной культуры, и якобинс-

ко-руссоистическим лозунгам возвращения к основам при-

роды человека. В обоих случаях идее возвращения проти-

вопоставлялся пафос дальнейшего движения по намеченному

пути, идее полного разрыва со вчерашним днем (ради фео-

дальной утопии возврата к позавчерашнему или радикаль-

но-буржуазной утопии построения завтрашнего дня на ос-

нове "природы человека") - непрерывность культурного

развития.

Однако по таким нормам строилось не все творчество

этих поэтов, а лишь его "верхний этаж". Он существовал

не сам по себе (в этом случае текст был бы слишком

серьезным, лишенным той доли интимности, которая обяза-

тельно присутствовала в поэзии карамзинистов), а в от-

ношении к той части творческого наследия поэта, которая

не предназначалась для печати. Эта вторая часть выпол-

няла своеобразную функцию. С одной стороны, она не вхо-

дила в официальный свод текстов данного поэта, ее не

упоминали критики в печатных отзывах (введение в текст

"Онегина" Буянова было сознательным нарушением этого

неписаного, но твердо соблюдавшегося поэтического риту-

ала). Однако, с другой стороны, именно она не только

пользовалась широкой известностью, но и была в глазах

современников выражением подлинной индивидуальности по-

эта. Этому способствовало то, что "верхний пласт" соз-

нательно абстрагировался от индивидуальных приемов

построения текста - они входили в него против намерений

автора, как внесистемные элементы. "Нижний" же пласт

должен был производить на читателя впечатление непос-

редственности (это достигалось отказом от требований,

обязательных в официальной литературе). Для следующих

читательских поколений, когда эти поэты были преданы

забвению и утратилась двухступенчатая иерархия их текс-

тов, возникла задача заново реконструировать поэтику

начала XIX в. уже как историческое явление. Произошло

забавное перераспределение ценностей: систему стали

строить на основании наиболее известных произведений -

таких, как "Опасный сосед" или "Дом сумасшедших", тем

более что они легче укладывались в литературные нормы

Ориентация карамзинизма на среднюю, "массовую" ли-

тературу отчетливо проявилась в перечне пропагандируе-

мых имен западноевропейских писателей. А. С. Пушкин в

1830-х гг. с изумлением отмечал: "Вольтер и великаны не

имеют ни одного последователя в России; но бездарные

пигмеи и грибы, выросшие у корня дубов, Дорат, Флориан,

Мармонтель, Гишар, М-те Жанлис - овладевают русской

словесностью" (XI, 495-496). Чтимый В. Л. Пушкиным и

Воейковым Делиль - непререкаемый авторитет для русских

писателей 1800-х гг. - был для него "парнасский мура-

вей". Ориентация Пушкина на французскую классику, от

Буало до Лафонтена и Вольтера, имела характер бунта

против вкусов карамзинизма.

последующих эпох. С точки зрения такой "системы" наибо-

лее системное для самих поэтов и их современников вы-

черкивалось как "случайное" и непоказательное. Поэтому

послания Воейкова или В. Л. Пушкина, весьма значитель-

ные для современников, в историях литературы почти не

упоминаются.

"Фамильярные" жанры совсем не были столь свободны от

правил - чисто негативный принцип отказа от каких-либо

норм вообще не может быть конструктивной основой текс-

та. У них имелась своя поэтика, обладавшая отчетливыми,

хотя нигде не сформулированными, признаками. Прежде

всего, поэтика их строилась не на нейтральной основе, а

обладала ясными признаками сниженности. Достигалось это

в первую очередь средствами лексики. Другая особенность

состояла в соединении разнородных и несоединимых в пре-

делах "высокой" стилистики структурных элементов. Наи-

более часто употребляемым приемом было привнесение

серьезной литературной полемики и споров, занимавших

писателей на вершинах словесности, в сниженную сюжетную

ситуацию:

С широкой задницей, с угрями на челе,

Вся провонявшая и чесноком, и водкой,

Сидела сводня тут с известною красоткой...

Две гостьи дюжие смеялись, рассуждали

И "Стерна нового" как диво величали.

Прямой талант везде защитников найдет!

(В. Л. Пушкин. "Опасный сосед)". 1811)

Третьей особенностью произведений этого типа было

изменение авторской точки зрения. В "высокой" сатире

авторская точка зрения представала как норма, с позиции

которой производится суд над предметом изображения. Она

приравнивалась истине и в пределах мира данного текста

специфики не имела. В сниженной сатире автор воплощался

в персонаже, непосредственно включенном в сюжетное

действие и разделяющем всю его неблаговидность. У Воей-

кова повествователь сам попадает в сумасшедший дом,

причем отождествление литературного автора и реального

создателя текста проводится с такой прямолинейностью

(называется фамилия!), какая в "высокой" сатире исклю-

чалась:

И указ тотчас прочтен:

Тот Воейков, что бранился,

С Гречем в подлый бой вступал,

Что с Булгариным возился

1 О понятии "точки зрения" текста см.: Волошинов В.

Н. Марксизм и философия языка. Л., 1929; Успенский Б.

А. Поэтика композиции. М., 1970; Лотман Ю. М. Художест-

венная структура "Евгения Онегина" // Учен. зап. Тар-

туского гос. ун-та. 1966. Вып. 184. С. 5-32; Лотман Ю.

М. Роман в стихах Пушкина "Евгений Онегин". Спецкурс.

Вводные лекции в изучение текста // Лотман Ю. М. Пуш-

кин. СПб., 1995. С. 417-428.

И себя тем замарал, -

Должен быть как сумасбродный

Сам посажен в Желтый Дом.

Голову обрить сегодни

И тереть почаще льдом!

Так же характеризуется и повествователь в "Опасном

соседе":

Проклятая! Стыжусь, как падок, слаб ваш друг!

Свет в черепке погас, и близок был сундук...

Двойная отнесенность этих текстов - к известной в

дружеском кругу и уже подвергшейся своеобразной мифоло-

гизации личности автора и к его "высокой" поэзии - оп-

ределяла интимность тона и исключала возможность прев-

ращения сниженного тона в вульгарный, как это неизбежно

получалось в XVIII в.

Однако хотя "Опасный сосед" и "Дом сумасшедших" в

отношении к "высокой" литературе представляли явления

одного порядка, различия между ними были весьма значи-

тельны. "Опасный сосед" по нормам той эпохи был произ-

ведением решительно нецензурным: употребление слов, не-

удобных для печати, прозрачные эвфемизмы и, главное,

безусловная запретность темы, героев и сюжета делали

это произведение прочно исключенным из мира печатных

текстов русского Парнаса. С точки зрения официальной

литературы, это был "не-текст". И именно поэтому В. Л.

Пушкин мог дерзко придавать своей поэме привычные черты

литературных жанров: если бой в публичном доме напоми-

нал классические образцы травестийной поэмы XVIII в.,

то концовка была выдержана в духе горацианского посла-

ния. Отдельные стихи удачно имитировали оду:

И всюду раздался псов алчных лай и вой.

Стих выделялся не только торжественной лексикой,

концентрированностью звуковых повторов (псов - ест,

алчных - лай), особенно заметной на общем фоне низкой

звуковой организованности текста, но и единственным во

всей поэме спондеем, употребление которого поэтика XVI-

II в. твердо закрепила за торжественными жанрами. Де-

монстративность этих и многих других литературных отсы-

лок связана была с тем, что давали они заведомо ложные

адреса: пикантность поэмы состояла в том, что, несмотря

на сходство со многими каноническими жанрами, она стоя-

ла вне этого мира и допущена в него не могла быть.

содержание .. 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ..