Соучастие. Социальные, криминологические и правовые проблемы (Бурчак Ф.Г.) - часть 12

только взаимную обусловленность преступных деяний двух
или более лиц, но и единый для них преступный результат,
а также причинную связь между деянием каждого соучаст-
ника и общим преступным результатом [212, 39]. Иными
словами, он под понятие совместности, которое по смыслу
закона должно характеризовать взаимосвязанность дея-
тельности соучастников, подводит всю объективную сторону
деятельности каждого из них. Наиболее существенным не-
достатком изложенных выше определений совместности яв-
ляется то, что их авторы трактуют это понятие исключитель-
но в плоскости объективной, совершенно игнорируя его
субъективное, психологическое содержание.             " ,
1/ 2. Совместность - это признак не только объективный,
но и субъективный. Совместная преступная деятельность
предполагает наличие некоторой психической общности, пси-
хической связи между совместно действующими лицащ^
Выше, при социально-психологическом анализе совместной
деятельности, отмечались такие важные-ее'параметры, как
общность интересов, единство цели сообща действующих
лиц, рассматривались социально-психологические механиз-
мы, обеспечивающие единую направленность в действиях
группы. Естественно, что все эти характеристики приложи-
мы и к преступной деятельности. Поэтому при анализе
признака совместности в его уголовно-правовом значении
необходимо, опираясь на выводы социальной психологии и
криминологии, выработать определенные критерии, руко-
водствуясь которыми можно было бы констатировать на-
личие психцйеской общности, необходимой для соучастия. '
(^становление минимального предела этой психической"
общности позволит отграничить действие нескольких лиц
при совершении одного преступления, составляющие соуча-
стие, от иных случаев стечения преступников при соверше-
нии одного преступления.

В реальной действительности вполне мыслимы ситуа-
ции, когда преступление выполняется путем сложения

10^

усилий нескольких лиц; когда наступает результат, к которо-
му каждый из них стремился порознь; когда деяние одного
лица обусловливает деяние другого и, наконец, когда дея-
ние каждого из них будет находиться в причинной связи
с результатом, а соучастия, тем не менее, не будет. И не бу-
дет потому, что действия их будут не совместными, а раз-
общенными, поскольку каждый из них будет действовать
в отрыве от другого, хотя преступное последствие и явится
результатом сложения их действий, а значит, эти действия
будут причиной общего для них последствия.

Из сказанного следует, что совместность, кроме объек-
тивных моментов, предполагает, как отмечалось, также на-
личие определенной психической общности. Причем данный
вопрос как раз и возникает при соучастии в тесном смысле
этого слова. Ведь когда речь идет о соисполнительстве или
о соучастии в форме преступной организации, констатация

совместности, как правило, не представляет трудности. Не
представляет трудности констатация совместности и при
соучастии в тесном смысле слова, когда имеет место сговор
между соучастниками. Значительно сложнее обстоит дело,
когда такой сговор отсутствует. В таком случае исследова-
ние вопроса о наличии или отсутствии психической связи
между несколькими субъектами, деяния которых способст-
вуют наступлению одного преступного результата, перено-
сится из внешней, объективной сферы в сферу внутреннюю,
в сферу исследования психических процессов, которые про-
текают в сознании каждого из них. Конечно, и в этом слу-
чае исследование психической связи будет протекать не аб-
страктно, не оторвано от самого действующего субъекта, а
в неразрывной тесной связи со всем его поведением. Имен-
но из анализа поведения каждого из лиц, обусловивших
своими действиями наступление определенного вредного
последствия, проведенного в контексте анализа поведения
всех других, сопричастных с этим последствием лиц, можно
выявить их общий психический настрой, а, следовательно,
установить наличие той минимальной психической связи.'
которая необходима для констатации совместности их дей-
ствий.

*  Критерием для выявления этой минимальной связи яв-
ляется, на наш взгляд, наличие в поведении лица двух мо-

. ментов: во-первых, стремления достигнуть определенного
результата, общего для всех действующих лиц, вопрос о
совместных действиях которых подлежит обсуждению, и,
во-вторых, знания и учета деятельности других лиц, стремя-
щихся к этому общему для них результату. Следовательно,
совместность действий нескольких лиц в совершении одно-

го преступления предполагает помимо чисто объективного
момента - причинения результата их совокупными уси-
лиями - также и субъективный момент - знание о присо-
единившейся деятельности других лиц и стремление достиг-
нуть определенного результата путем объединения усилий.

Здесь, однако, требуется уточнение. Необходимо уста-
новить, должно ли знание о присоединившейся деятельно-
сти иных лиц быть у каждого из участников, причиняющих
своими совокупными усилиями преступный результат, или
достаточно, чтобы это знание было лишь у одного или у
нескольких из участников.                             ^

Естественно, что сговор двух или большего числа лиц
о совершении преступления предрешает вопрос о знании
ими друг друга. Сложнее обстоит дело, когда прямой сго-
вор отсутствует, когда каждое из лиц, участвующих в со-
вершении преступления, должно строить свои выводы о
предполагаемых деяниях другого лица лишь на основании
своих непосредственных наблюдений. При соисполнитель-
стве этот вопрос разрешается просто, поскольку деяния соис-
полнителей обычно протекают на глазах друг у друга, и
поэтому каждому из них легко судить о направленности дей-

ствий его соучастников.

Значительно сложнее разрешить этот вопрос при соуча-
стии в тесном смысле этого слова, когда деяния соучастников
дифференцированы и выполнение каждым из них опре-
деленной роли допускает разрыв их деятельности во вре-
мени. Более того, сама деятельность подстрекателя и пособ-
ника по своей природе может быть настолько завуалирован-
ной, что не только посторонний глаз, но и сам исполнитель
не увидит в ней ничего преступного. По ряду преступлений
подстрекатель, собственно, для того и прибегает к услугам
исполнителя, чтобы самому остаться в тени и тем самым
избежать ответственности.

3. Вопрос о характере субъективной связи между соуча-"
стниками преступления при распределении между ними ро-
лей решается советскими криминалистами по-разному. Од-
ни полагают, что такая связь должна быть двухсторонней,
т. е. что не только организатор, пострекатель и пособник
должны знать о преступной деятельности исполнителя и же-
лать действовать совместно с ним, но и исполнитель дол-
жен знать о преступной деятельности каждого из них и
стремиться действовать совместно с ними [117; 173; 174; 212;
243; 244]. Другие же, наоборот, считают, что связь при со-
участии с распределением ролей может быть и односторон-
ней и что исполнитель в ряде случаев может не знать о при-
соединившейся деятельности подстрекателя и пособника

[65; 83; 125; 220; 240]. При этом те, кто отстаивает необхо-
димость для соучастия с распределением ролей двухсторон-
ней связи, ссылаются либо на отсутствие в судебной прак-
тике подобных примеров, либо на текст закона, в котором
сказано, что соучастием признается <умышленное совмест-
ное участие двух или более лиц в совершении преступления>.

М. А, Шнейдер, занимавшийся вопросами соучастия, на-
пример, писал, что <проблема <тайного> соучастия целиком
искусственна> [244, 18], причем как на главный аргумент
ссылался на то, что в судебной практике таких дел нет. Этот
аргумент едва ли состоятелен, поскольку, во-первых, такие
дела встречаются [33, 32-33} и, во-вторых - отсутствие
или недостаточное количество дел объясняется прежде все-
го тем, что правоприменительным органам не удалось со-
брать достаточных улик преступной деятельности подстре-
кателей и пособников, которые, стремясь уйти от ответ-
ственности, маскировали свою преступную деятельность.

Однако отсутствие или недостаточное количество приме-
ров не могут нарушить реальной взаимосвязанности дейст-
вий исполнителя (который, например, не осознавал, что его
склоняют к совершению преступления) и подстрекателя
(который сознательно предпринял усилия для того, чтобы
склонить данное лицо к совершению преступления). Вед^
объективно между действиями такого подстрекателя и дей-
ствиями исполнителя существует причинная обусловлен-^
ность и поскольку действия подстрекателя совершены

умышленно, в целях склонения лица, на которое он воз-
действует, к совершению преступления, то оставить его без-
наказанным нельзя.

К сожалению сторонники двухсторонней связи между
соучастниками это обстоятельство не всегда учитывают.
Так, П. Ф. Тельнов, утверждая, например, что <попытки
рассматривать в качестве соучастия неосознанное исполни-
телем объективное содействие осуществлению его намере-
ний порождает серьезные судебные ошибки> [212, 51], пр^
водит следующий пример из судебной практики: 3. рассказ^
своему знакомому С. о плохо спрятанном в сарае дру^
гого лица краденом государственном имуществе. Несколь-
кими днями позже С. похитил это имущество. 3. осудили
аа соучастие в хищении, хотя не было доказано, что имен-
но его рассказ породил решимость присвоить краденое. Как
показал С., намерение совершить преступление у него сло-
жилось вне связи с рассказом 3., а под влиянием разговоров
с другими исполнителями кражи. При таких обстоятельствах
Судебная коллегия по уголовным делам правомерно пре-
кратила обвинение 3. в подстрекательстве к хищению.

Приводя этот пример, П. Ф. Тельнов хотел, видимо, про-
иллюстрировать несостоятельность конструкции однострон-
ней связи при соучастии. Однако, по существу, этот пример
скорее является подтверждением таковой. Ведь при одно-
сторонней связи исполнитель и не должен сознавать, отку-
да у него появилось стремление к преступлению. С. от 3.
узнал о плохо спрятанном имуществе, сам рассказал об
этом своим знакомым и в ходе разговора с ними решил,
опять же сообща с ними, это имущество украсть. Первона-
чальный толчок к разматыванию этого клубка причинности,
несомненно, дал 3. И для сторонников возможности одно-
сторонней связи при соучастии вопрос заключается в том,
чтобы выяснить, почему, насколько осознанно это сделал 3.
И если будет установлено, что 3. это сделал осознанно, зная
нечестность С., и стремился его толкнуть на это преступле-
ние, то едва ли можно будет найти какие-либо основания
для освобождения его от ответственности. И, наоборот, если
не будет установлено, что 3. сознательно стремился к этой
цели, то никакой речи о его ответственности не может быть
и в том случае, когда было бы установлено, что умысел на
совершение хищения возник у С. под влиянием рассказа 3.
Поэтому позиция сторонников односторонней связи при со-
участии представляется не только более принципиальной, но
и более отвечающей целям и задачам советской уголовной
политики, а упрек в том, что она приводит к судебным
ошибкам, по меньшей мере, неоснователен.
^   В судебной практике постоянно проводится мысль о том,
что <действия или бездействия, хотя и способствовавшие
объективно преступлению, но совершенные без умысла, не
могут рассматриваться как соучастие> [41; 37; 39; 40; 42].
Поэтому об односторонней связи при соучастии речь мо-
жет идти только тогда, когда подстрекатель знает, что он

склоняет исполнителя к совершению преступления, а по-
собник знает, что он помогает исполнителю осуществить его
преступный замысел. Именно эта осведомленность подстре-
кателя и пособника о преступной деятельности исполните-
ля и своей роли в ней свидетельствует о совместности их
' действий, а значит, позволяет говорить о соучастии. Наобо-
рот, отсутствие такой осведомленности у подстрекателя или
пособника исключает соучастие.

Не образует соучастия и знание исполнителем о дея-
тельности лиц, под влиянием которых у него зародился
умысел на совершение преступления (об этом шла речь в
примере, приведенном П. Ф. Тельновым), или тех, кто объек-
тивно оказал ему помощь в достижении той преступной це-
ли, к которой он стремился, если сами эти лица о преступ-

л^/^^

ной деятельности исполнителя ничего не знали. Предста-
вим себе, что И., будучи осведомленным, что Т. с целью
совершения хищения произвел под склад подкоп, воспользо-
вался этим подкопом и совершил хищение. В этом случае
действия Т. объективно являются вспомогательными к дей-
ствиям И. Иными словами, И. внешне выглядит как испол-
нитель, а Т. как пособник, причем Т. не знает о присоеди-
нившейся деятельности И., в то время как И. знает о дея-
тельности Т. и пользуется ею. Возникает вопрос: можно ли
говорить в этом и подобных случаях о совместности дейст-
вий и, следовательно, о соучастии? Иначе: достаточно ли
осведомленности исполнителя о преступной деятельности
^ пособника при незнании последним, что его деятельность
служит вспомогательным средством для деяния третьего
лица?

Ответ, естественно, может быть лишь отрицательным.
Соучастия в данном случае не будет потому, что здесь за-
думано совершение двух разных преступлений. Т., заду-
мавший преступление и рассчитывавший выполнить его соб-
ственными силами, не знал о действиях И. Эти действия по
отношению к его деятельности являются случайными. Нор-
мальное развитие событий, как он их себе мыслил, преры-
вается вторжением действий другого лица, выполняющего
^самостоятельное преступление. При таких условиях привле-
чение Т. к ответственности за преступление, совершенное И.,
^^1ло бы абсурдом. Т. может нести ответственность лишь
^в совершенное им, т. е. за покушение на задуманное им
Рреступление.

4. Необходимо проанализировать и такой аргумент, при-
водимый^в опровержение односторонней связи между соуча-
стниками, как ее несоответствие законодательной норме.
Ссылаясь на ст. 17 УК, в которой соучастие определяется
как умышленное совместное участие двух или более лиц
в совершении преступления, П. Ф. Тельнов пишет, что <в
законе не случайно подчеркивается субъективная черта со-
участия - умышленная совместность преступных действий

не менее двух человек^ Законодатель весьма определенно
указал на недостаточность для соучастия совместности дей-
ствий с объективной стороны, необходимо еще, чтобы эта
совместность была умышленной, чтобы она охватывалась
сознанием и волей виновных. Причем умышленная совмест^
ность преступления, т. е. созна^Не 'юги овЙо^Ге^ЬН^Гч^
общественно опасное деяние совершается не в одиночку, а
сообща, по Меньшей мере двумя лицами, в равной мере обя-
зательна для субъективной стороны деяний всех соучаст-
ников, в том числе и исполнителей преступления> [212, 49].

Эта аргументация была бы убедительной, если считать,
что употребленный законодателем, термин <умышленный>
относится только к характеристике совместности, а не к
характеристике самого преступления, в котором возможно
соучастие. Но дело в том, что в уголовно-правовой литерату-
ре, да и в судебной практике, этот термин по общему пра-
вилу понимается именно в плане характеристики тех пре-
ступлений, в которых возможно соучастие. Более того, и
сам П. Ф. Тельнов в другом месте истолковывает этот за-
конодательный термин именно в таком смысле. <В соот-
ветствии со ст. 17 УК,-пишет он,-соучастие образуют
умышленные деяния двух или более лиц. В законе тем са-
мым подчеркивается, что для субъективной стороны соуча-
стия обязателен умысел> [212, 42\. Представляется, что
едва ли можно наделять употребленный законодателем тер-
мин то одним, то другим значением, понимать его в одних
случаях как характеристику преступлений, в которых воз-
можно соучастие, а в других - как характеристику необхо-
димой при соучастии взаимосвязанности лиц, совместно со-
вершающих преступление.

О том, что П. Ф. Тельнов и сам не всегда понимает
содержащееся в законе указание на умысел как на характе-
ристику существующей между соучастниками взаимосвязан-
ности, свидетельствует и то, что, формулируя основные на-
правления дальнейшего совершенствования законодательно-
го определения соучастия, он поддерживает предложение
<более четко указать в ст. 17 УК на умышленный характер
преступлений, совершаемых в соучастии>, а также <указать
в определении соучастия на обязательность для данной фор-
Яы преступления взаимной осведомленности лиц о совмест-
ном характере деяний>. Свое определение' соучастия он
формулирует так: <Соучастием признается совершение
умышленного преступления совместными сознательно объе-
диненными деяниями двух или более лиц> [212, 12].

Анализ аргументов, приводимых в обоснование двухсто-
ронней связи при соучастии, показывает их несостоятель-
ность. Попытка истолковать законодательную ссылку на
умысел как на необходимость <умышленной совместности>
сразу же ослабляет позицию истолкования преступлений,
совершаемых в соучастии, как преступлений умышленных.
А понимание этого законодательного термина как указа-
ния на умышленный характер таких преступлений немедлен-
но превращает аргументы в поддержку двухсторонней свя-

зи при соучастии в свою противоположность.

3. Субъективные признаки соучастия

1-_Вопрос о субъективных признаках соучастия занимает
одно из центральных мест в характеристике этого институ-
та^ При этом речь идет не только о характере субъективной
. связи между соучастниками, но и об их отношении к совер-
шаемому совместно деянию и его результату.
* В теории советского уголовного права определились две
точки зрения в вопросе о характере преступлений, которые
могут быть совершены в соучастии. Большинство кримина-
листов считают, что соучастие мыслимо только в умышлен-
ных преступлениях [65; 73; 83; 94; 116; 174; 212]. Другие
же связывают его возможность и с неосторожной виной, по-
лагая, что соучастие мыслимо как в умышленных, так и в
неосторожных преступлениях {220; 240].

Активным сторонником возможности соучастия в неосто-
рожных преступлениях выступал, в частности, А. Н. Трай-
нин. Правда, он связывал соучастие лишь с одноименной
формой вины на стороне каждого из соучастников и отри-
цал как неосторожное соучастие в умышленном преступле-
нии, так и, наоборот, умышленное соучастие в неосторож-
ном преступлении.

Обосновывая возможность соучастия при совершении
неосторожного преступления, А. Н. Трайнин не всегда бы-
вал последователен в своих выводах. Рассматривая три ти-
повых случая: умышленное уклонение к совершению не-
осторожного преступления; неосторожное склонение или
помощь в совершении умышленного преступления и, нако-
нец, Неосторожное склонение или помощь при совершении
неосторожного 'преступления^ он отрицал соучастие в пер-
вых двух, но признавал его в третьем, пользуясь аргумен-
тами, которые, если следовать первоначальной его трак-
товке, вообще исключают соучастие.

Так, в первом из них А. Н. Трайнин исключает соучастие
потому, что <во всех тех случаях, когда непосредственно
совершающее преступление лицо действует без умысла (ду-
шевнобольной, ребенок, здоровый взрослый, действующий
без умысла), а его действия направляются умышленной де-
ятельностью другого лица, имеется непосредственное при-
чинение преступного результата>. Во втором - нет соуча-
стия потому, что <отсутствует существенный элемент, обра-
зующий соучастие: знание подстрекателем и пособником о
планах и действиях исполнителя. Без этого знания нет со-
участия>.

При рассмотрении третьего случая А. Н. Трайнин поль-
зуется примером, заимствованным  из  <Казуистики>

Н. Д. Сергиевского. Содержание его сводится к следующе-
му: трое охотников - А., Б. и В.- возвращались домой.
Они увидели вдали крестьянина, курившего трубку. А. об-

ратился к В. с предложением показать свое искусство и по-
пасть в трубку крестьянина. В. согласился, но поставил
условие, чтобы Б. подставил плечо под ружье. Б. согла-
сился. Последовал выстрел; пуля, однако, попала не в труб-
ку, а в голову и крестьянин был убит. А. Н. Трайнин полага-
ет, что привлечение к ответственности указанных лиц воз-
можно лишь при признании соучастия в неосторожных пре-
ступлениях. Следует отметить, что при конструировании
соучастия в неосторожных преступлениях, где на стороне
каждого участника имеется неосторожная вина, А. Н. Трай-
нин не говорит о необходимости <знания подстрекателем
и пособником планов и действий исполнителя>. В этих слу-
чаях он констатирует соучастие лишь на основе причинной
связанности с результатом и виновного отношения к нему.

Отрицая возможность привлечения к уголовной ответст-
венности каждого из неосторожно действующих субъектов
самостоятельно, А. Н. Трайнин указывает: <По этой кон-
струкции получается три убийства и один труп - арифме-
тика необычайная для судебной практики>. Однако об этой
необычайной арифметике А. Н. Трайнин забывает, когда
отрицает умышленное подстрекательство к неосторожно-
му убийству, и предлагает каждого из причастных к убийст-
ву лиц привлекать к уголовной ответственности самостоя-
тельно: одного за умышленное убийство, другого - за не-
осторожное (при одном трупе!) [219, 29, 30-, 220,^7-113\.

Точно так же непоследователен А. Н. Трайнин и в при-
водимом им в подтверждение своей конструкции другом
случае, заимствованном из судебной практики. Речь идет об
уголовной ответственности Р., пытавшегося скрыть следы
неосторожного убийства, совершенного шофером В. Шофер
в этом случае действовал неосторожно, а Р., выступавший в
роли укрывателя,- умышленно. Однако по конструкции,
развитой выше проф. Трайниным, соучастие в таком слу-
чае вообще должно быть исключено *.

2. Точку зрения А. Н. Трайнина, хотя и с определенны-
ми оговорками, поддержал М. Д. Шаргородский. <По на-
шему мнению,- пишет он,- точка зрения проф. Трайнина,
что <соучастие имеется во всех случаях совместного совер-
шения несколькими лицами одного и того же неосторожно-
го преступления>, с известными дополнениями и исправле-

' Необходимо отметить, что А. Н. Трайнин заранее не обещанное
укрывательство относил не к соучастию, а к прикосновенности, следо-
вательно, этот пример вообще приведен им неудачно.

""                                                                III

ниями является более правильной и лучше обосновывает
конструирование ответственности в подобных случаях нео-
сторожного причинения [239, 143, 238, 72].

Излагая существо этих дополнений и исправлений, проф.
Шаргородский пишет: <Соучастие возможно, однако, толь-