Твой друг. Сборник по собаководству (Глиер К.Б.) - часть 5

Т. ЕФЕТОВА

ОДНО ДЕЖУРСТВО

В трубке срывался от волнения ребячий голос:
— У нас в подъезде пес лежит. И не двигается. Мы его не боимся. А другие ребята,

маленькие, боятся. И взрослые тоже некоторые. Что нам делать?

Телефон в приемной ветеринарной помощи на дому звонит беспрерывно, и я не сразу

могу   познакомиться   с   симпатичной   женщиной,   которая   отвечает   на   звонки.   Людмила
Петровна   Крымова,   дежурный   врач,   только   успела   отправить   шофера   и   санитара   за
бездомным бродягой из подъезда, как снова приходится снимать трубку.

Каких   только   неожиданных   вопросов,   просьб,   жалоб   не   слышит   врач   ветеринарной

помощи   на   дому.   И   каких   только   интересных   историй   не   вспомнит,   если   расспросить.
Людмила Петровна рассказывает, как началось ее прошлое дежурство.

Звонок был тревожный. Овчарка, шести лет, медалистка, не ела вторые сутки. «У нее

озноб, ей плохо, — сказала хозяйка. — Приезжайте, пожалуйста, поскорей». Открыв дверь,
она попросила Крымову: «Обождите минутку на лестнице. Пес очень агрессивный. Я ему
надену намордник».

Потом доктор разделась в коридоре и прошла в комнату. Пациент обнюхал ее пальто и

рванулся, огромный и страшный. Он бросил лапы ей на плечи и повалил на стул. А голову
положил на колени.

Это была благодарность за прошлое.

— У   собак   прекрасная   память, —   говорит   Людмила   Петровна. —   Когда   Джек   был

совсем маленький, лет пять назад, я лечила его от чумки.

Конец этой истории я услышала уже в машине, когда вместе с доктором Крымовой

ехала на первый в своей жизни вызов к больному животному.

Мы долго кружили по бесконечным извилистым переулкам, а потом как-то точно и

быстро остановились перед нужным подъездом. Водители машин с синим крестом знают
свой город, наверное, лучше таксистов. Дальше все было так, как бывает, когда приезжает в
дом   «человечий»   доктор.   Больного   дога   выслушали,   смерили   температуру.   Диагноз   —
пневмония. Людмила Петровна сделала два укола, и дог заскулил жалобно и надрывно. В
комнате словно повисла тяжесть, как бывает у постели опасно больного. Теперь пришлось
уговаривать хозяйку.

— Собаке   не   больно.   Она   притворяется, —   спокойно   объяснила   Крымова. —

Животные, как и люди. Одним плохо — и они терпят, а другие расклеиваются из-за пустяка.

Провожая нас в передней, хозяйка Рекса еще долго рассказывала, почему он ей так

дорог. И я подумала, приехал врач на вызов к животному, а все равно приходится иметь дело
с людьми…

Я сижу в приемной и листаю книгу регистрации вызовов. И ясно представляю себе

одно из недавних дежурств Крымовой.

Оно началось, как видно, спокойно, а в 22.20 ей пришлось срочно выехать. На место

происшествия,   кроме   машины   с   синим   крестом,   приехала   скорая   помощь   и   оперативная
машина милиции. Было совершено преступление. Порезали человека и собаку. Преступники
сводили счеты с дружинником и его верным другом, и собаке в этот раз досталось даже
больше, чем человеку.

— У   меня   легкая   рука,   думаю,   с   Ингой   все   обойдется   благополучно, —   говорит

Людмила Петровна. — А завтра меня вызывает следователь.

Я провела на станции ветеринарной помощи на дому всего одно дежурство — с пяти

вечера до девяти утра. Ни одного случая серьезного заболевания в эту ночь не было. Я так и
не увидела, как врач на месте вправляет вывихнутую лапу, или принимает трудные роды, или
борется с тяжелым сердечным приступом. Ведь каждый врач ветеринарной скорой бывает по
необходимости то хирургом, то акушером, то терапевтом.

Зато я увидела и поняла, что работа городского ветеринарного врача не сводится только

к оказанию медицинской помощи больным животным. Может быть, самое трудное и потому
интересное в ней то, что она постоянно сталкивает врача с проблемами, стоящими перед
людьми.

На   последний   вызов   я   не   поехала.   Присутствие   постороннего   было   там   излишне.

Крымова   ехала   не   лечить.   Она   ехала   за   вполне   здоровой   лайкой.   Расходились   люди,
распадалась семья, а пес оставался бездомным. Людмила Петровна пообещала хорошо его
пристроить.

— У нас, как в поезде, — сказала Крымова, когда мы прощались. — Только случайным

попутчикам люди так легко и откровенно рассказывают о себе. — Помолчав, она добавила:
—   Разница   в   том,   что   мы   не   имеем   права   только   выслушать,   посочувствовать.   Нередко
бывает так: приедешь на вызов и не знаешь, кому раньше помогать — животному или его
хозяевам, хотя вроде это и не по нашей специальности.

Их немного в городе, врачей скорой ветеринарной. Они дежурят вечером и ночью, по

воскресеньям   и   праздникам,   когда   закрыты   ветеринарные   лечебницы.   Но   если   с   вашим
животным случилась беда, знайте: помощь придет.

Знаете ли вы, что в разных странах поставлены памятники собакам: 
в Париже — сенбернару Барри, спасшему во время снежных заносов в Альпах 40 человек;
в Берлине — собаке — проводнику слепых;
в Номе на Аляске — вожаку упряжки Балту, доставившему во время эпидемии в занесенный

снегом поселок противодифтерийную сыворотку;

в  Ленинграде  на  территории  Института  экспериментальной медицины —  собаке,   служащей

науке;

в Осака в Японии — упряжке ездовых собак, оставленных экспедицией в Антарктиде;
в  Барго-Сан-Лоренцо  в  Италии  —  Верному,  который  14  лет  каждый  вечер  упорно  ходил  к

поезду встречать хозяина, убитого на войне;

в Эдинбурге в Шотландии — собаке, которая после смерти хозяина прожила на могиле пять лет

и там умерла.

ЕВГЕНИЙ ВИННИКОВ

УРМАН

Милютин обрадовался, увидев зимовье. Он погладил крутой лоб Урмана и сказал ему:
— Жилье… Теперь мы с тобой обогреемся, обсушимся…
Урман понимающе завилял хвостом. Ему надоела дорога. С первых теплых дней они с

хозяином идут по тайге.

Милютин подошел к двери зимовья и постучал. К оконцу приникло чье-то лицо, и

Милютин   почувствовал   на   себе   пристальный   взгляд.   Карманы   его   штормовки
оттопыривались. Он положил в них полевые книжки и образцы. Ему нужно было освободить
рюкзак.   Когда   кончились   продукты,   они   с   Урманом   свалили   медведя.   Его   летняя   шкура,
разумеется, была бесполезной, но мясо оказалось душистое и вкусное — нынешнее лето в
тайге было ягодным.

Милютин отрезал медвежье бедро и носил его с собой. Бедро было очень тяжелым. Он

стер себе плечи в кровь.

На коротких привалах они с Урманом ели вкусное мясо и облизывались…
Дверь открылась, и Милютин увидел старика-манси. Старик курил трубку.
— Здравствуй, отец, — сказал Милютин, вдыхая носом сытный запах самосада.
— Страствуй, — ответил старик и рукой, в которой держал трубку, указал в избу. —

Сахати в том.

— Пойдем, — сказал Милютин Урману, и они вошли в избу. Старик затворил за ними

дверь.

Милютин почувствовал слабость от тепла и кислого запаха шкур. Посреди избы стояла

печь. На печи сидела старуха, наверное, жена старика, и набивала патроны. И порох и дробь
она сыпала «на глазок».

— Сатись к печке, сатись, — пригласил старик.