Твой друг. Сборник по собаководству (Глиер К.Б.) - часть 4

Верные   мысли   находим   мы   в   этих   письмах.   Действительно,   во   многих   странах   с

собакой можно заходить даже в кафе, ресторан, а в магазины и тем более. Хотите оставить
собаку   на   улице,   пока   сами   выбираете   продукты,   пожалуйста.   А   почему   так   панически
боимся этого мы?

В   конце   концов   не   обязательно   всем   любить   животных,   но   нельзя   их   подвергать

всяческим несправедливостям.

Не дело, когда врач или учитель внушает подростку: бойся животных, особенно собак,

не играй с ними — они заразные. Санитары и эпидемиологи кричат: не берите в дом собаку,
кошку — закаетесь! Особенно, если у вас дети.

А вот некоторые ученые утверждают, что животные создают вокруг нас определенную

бактерицидную   защитную   среду,   которая   действует   как   предохранительная   прививка,
помогает   выработать   иммунитет   к   ряду   заболеваний   и   в   конечном   счете   благотворно
сказывается на человеческом организме, на здоровье владельца.

Вероятно, потому нам не известен ни один старый собаковод, болевший хотя бы одной

из   тех   болезней   (так   называемых   зоонозов),   которыми   имеют   обыкновение   запугивать
медики. А мы только и твердим: бойся бешенства, бойся чесотки, стригущего лишая, парши,
глистов,  бойся,   бойся!  Кому  верить?   (Конечно,  если  собаку  не   содержать  в  порядке,  она
может   стать   источником   огорчений   для   хозяина,   в   том   числе   источником   заболевания
заразной болезнью. Но ведь и грязный, неопрятный человек опасен для окружающих).

Пропаганда гигиены необходима, но умная, не запугивающая человека. Нельзя жизнь

рассматривать как стерильную колбу.

Мы   —   за   профилактику.   Но   против   ненужных   перегибов   и   невежества.   Пора

вооружиться   законом   против   тех,   кто   допускает   самоуправство.   Речь   идет   не   просто   о
материальной ответственности. Это — вопрос нравственности.

А слыхали ли те, кто недолюбливает собак, что уже бытует такое выражение: «Доктор

прописал собаку»? Знают ли они, что близость, ласка животного полезны нервным детям?
Что   вообще   занятие   собаководством   дисциплинирует   подростка,   дает   ему   массу   знаний,
порой делает из хулигана отличного, сознательного парня?

Мы   упоминали   о   той   бактерицидной   среде,   которая   создается   близостью   чистого,

ухоженного,   правильно   содержащегося   животного   и   которая   может   очень   и   очень
пригодиться организму хозяина собаки. Еще полезнее собака его душе.

Однажды народный артист СССР Сергей Образцов (страстный любитель животных)

заметил, что любовь не может быть абстрактной, любовь — всегда конкретна, и только тогда
она, любовь, заслуживает уважения, только тогда восхищает и возносит к высотам красоты и
счастья.   Какие   волшебные,   тонкие   струны   заставляет   звучать   в   нашей   душе   любовь   к
незаметному и безответному существу, которое мы нарекли Собакой!

Собака ваш друг. Любите собаку!

БОРИС РЯБИНИН

ЛЮБОВЬ К ЧЕЛОВЕКУ

Поезд приближался к Львову. Пассажиры  уже  начали собирать вещи и упаковывать

чемоданы, когда в дверь нашего купе просунулась голова пожилого проводника:

— Граждане, если у кого осталась еда, не выбрасывайте, отдайте мне.
В руках он держал кулек, свернутый из старой газеты. В нем уже что-то лежало.
— Что, поросят выкармливаешь, друг? — громогласно отозвался коренастый, пышущий

здоровьем моряк торгового флота, всю дорогу резавшийся в соседнем купе в преферанс. —
Хорошее дело! Люблю поросятину, поджаристую, с косточкой…

— Да это не мне, — уклончиво возразил проводник.
Действительно, для чего ему все это? Сказать честно, я даже подумал нехорошо об этом

серьезном сдержанном  человеке, на которого у нас  за сутки с лишним пути не  было ни
единого нарекания: выколачивает дополнительные доходы из своей должности…

— А   все-таки   кому   же? —   спросила   студентка,   возвращавшаяся   после   каникул,   и

ссыпала в подставленный кулек хлебные корки, колбасную шелуху.

— Сейчас   увидите. —   Проводник   бросил   взгляд   за   окно. —   Сейчас   будет   станция,

поезд на ней стоит долго.

Вагоны замедлили бег. Мимо поплыли аккуратные станционные постройки с красными

черепичными крышами, в том характерном стиле, по которому сразу отличишь Западную
Украину, или бывшую Галичину, Красную Русь. Толчок… Встали… Высунувшись из окна,
мы следили за нашим проводником.

На перроне стояла старая-престарая овчарка со свалявшейся шерстью, обломанными

когтями. Весь вид ее говорил о том, что она беспризорна и бедствует давно. Лишь опытный
глаз мог определить, что когда-то это было великолепное животное, полное силы и красоты.
Собака   не   проявила   особого   оживления,   когда   наш   проводник   спрыгнул   с   вагонной
подножки,   подошел   и   что-то   сказал   ей,   только   чуть   шевельнула   хвостом.   Однако
изменившееся выражение морды говорило, что собака встречала именно его.

В руках проводника теперь был уже не кулек, а целый мешок. Я ждал, что он вывалит

все перед собакой или, отведя в сторону, угостит сперва лакомым кусочком, а после отдаст
остальное. Но нет, он сразу заторопился куда-то прочь от станции, животное поплелось за
ним.

Он вернулся, когда мы уже начали опасаться, как бы поезд не ушел без него. Мешок

был пуст, выражение его лица спокойное и удовлетворенное. Казалось, проводник сделал
что-то очень важное, необходимое, и теперь совесть его чиста.

— Это   что   —   твоя   подшефная?   Давно   ты   обслуживаешь   ее?   А   хозяин   что   —   не

кормит? — спросил преферансист со свойственной этой категории людей прямолинейностью
и   грубоватой,   но   не   обидной   фамильярностью,   он,   кажется,   готов   был   подтрунить   над
человеком в железнодорожной форменке, которому, видно, не хватало своего дела, что он
еще успевал заботиться о какой-то полудохлой бесхозной псине.

— Хозяина нет. Хозяева все мы…

И дальше мы услышали историю этого пса.
Овчарка принадлежала полковнику в отставке, ветерану войны. Он жил здесь одиноко с

самого окончания войны: года три назад умер. Его похоронили на кладбище близ станции. Во
время  похорон  вместе  с  друзьями  умершего, приехавшими  отдать ему  последний  долг,  в
траурной процессии шла и собака. Вместе с другими она присутствовала при погребении,
видела,   как,   глухо   стукнув,   упала   на   крышку   гроба   первая   пригоршня   земли,   как   вырос
могильный   холмик,   как   поставили   звезду,   напоминавшую   о   ратных   делах   и   заслугах
покойного.

Потом все ушли, а собака осталась.
Она   стала   жить   на   кладбище.   Она   не   хотела   покинуть   место   вечного   успокоения

дорогого ей человека, не соглашалась расстаться с ним! Кто-то построил ей будку рядом с
могилой.   Так   она   и   жила,   неся   свою   печальную   круглосуточную   вахту.   Добрые   люди
приносили еду, а если забывали порой, все равно она оставалась там. Время от времени
появлялась   лишь   на   станции,   чтобы   встретить   знакомого   проводника.   Их   свел   случай.
Однажды он покормил собаку, и с тех пор, вот уже в течение нескольких лет, она неизменно
являлась к приходу поезда. Без расписания и часов она превосходно знала, когда должен
прибыть   поезд,   и   ни   разу   не   опоздала   на   свидание.   А   проводник   всякий   раз   аккуратно
собирал остатки пассажирских «пиршеств» и относил к ней в будку.

Он   по-своему   привык   к   ней,   а   она   привязалась   к   нему.   Ведь   он   теперь   был

единственным человеком на всем белом свете, к которому она питала какие-то чувства. Но ни
разу она не попыталась последовать за ним в вагон, ни разу не изменила тому, умершему.

— Что же вы раньше не сказали мне! — вскричал наш спутник — моряк, как будто

рассказанная история имела отношение только к нему. Швырнув на сиденье щеголеватый
чемодан,   он   рывком   отбросил   крышку   и,   выхватив   полкруга   дорогой   копченой   колбасы,
ткнул проводнику:

— Нате! Отдайте ей!
— Завтра мне ехать с обратным рейсом, я передам ваш подарок.
— Возьмите   и   это, —   сказала   студентка,   протянув   кусок   аппетитного   домашнего

пирога. Поделились все, кто чем мог.

Поезд тронулся, унося вместе с нами воспоминание о прекрасном преданном существе,

которое   даже   после   смерти   хозяина   хранило   верность   ему.   Примолкли   пассажиры.   У
студентки на глазах блестели слезы.

А я вспомнил.
Во Львове на знаменитом Лычаковском кладбище есть скромный памятник. Ему много

лет, стерлась надпись, выветрился, стал шершавым, позеленел камень. Но, побеждая время,
продолжает оставаться ясным и светлым смысл памятника.

Надгробная плита покрывает старинный, вросший в косогор склеп, на плите — бюст

мужчины   с   удлиненным,   как   у   древних   славян,   лицом,   а   по   бокам   —   две   лежащие
длинноухие собаки. Изустное предание, передаваемое из поколения в поколение, повествует:
когда окончил свой земной путь сей безвестный, две собаки продолжали ходить на могилу,
пока однажды их не нашли тут мертвыми. Каменные, они и поныне охраняют покой хозяина.

Как звали умершего? Кем он был, чем занимался? — никто не знал. Да, право, это и не

имело значения.

— Это был человек, — не отрывая задумчивого взгляда от бюста, негромко и строго

сказала сопровождавшая меня женщина, местная жительница.

Любят Человека. И старый осиротелый пес с потухшим взглядом, увиденный нами на

перроне, был живым подтверждением этому. Любят Человека! Человеком был полковник,
владелец верного животного. Человек — наш проводник. Мне стало стыдно, что я плохо
подумал о нем. В новом свете предстали передо мной и бравый сосед-преферансист, и милая,
славная,   черноглазая   украинка-студентка,   и   другие   спутники,   проявившие   сочувствие
бездомному   одинокому   псу.   Старый   пес   был   олицетворением   долга,   не   знающего
компромиссов, и все по достоинству оценили это.

Потрясенные, мы продолжали молчать и думать каждый о своем. Казалось, там, на

станции с красными крышами, название которой мы даже не запомнили, осталась частичка
сердца каждого из нас.

Я представил, как пес укладывается в своей холодной, продуваемой конуре и ждет.

Чего? А, может, и не ждет. Ведь только люди живут надеждой, разумом, расчетом. Животное
просто   любит   и,   коль   любит,   отдается   этому   без   остатка,   такова   его   натура.   Хотелось
приласкать, обогреть животное, сказать ему доброе слово… Долго ли оно будет жить так?
Сколько ему осталось?

Любовь   к   человеку…   Когда-то   далекий   пращур   наш,   которого   мы   уже   не   можем

рассмотреть   за   дальностью   веков,   подарил   хищному   зверю   первую   ласку,   первое
человеческое тепло, и зверь ответил на это такой силой преданности, которая по сей день не
перестает изумлять людей. Дряхлый пес показал пример того, как надо любить.

Я думал о нем, а в глазах у меня вставал длинный ряд таких же, как он.
Фрам, угрюмый северный пес, вожак ездовой упряжки, похоронивший себя в ледяной

пустыне рядом со своим другом Георгием Седовым;

Бобби из Грейфрайерса, лохматый шотландский терьер, проживший годы на могиле

старого пастуха;

Кучи, пес из Варны, который, стоя на берегу моря по брюхо в воде, ежедневно ждет

возвращения своего пропавшего без вести хозяина-рыбака;

«Итальянец» Верный, в течение четырнадцати лет не пропустивший ни одного поезда,

на   котором,   по   его   расчетам,   должен   был   возвратиться   его   хозяин-машинист,   убитый
фашистской   бомбой, —   и   подвиг   собачьей   верности   вырастал   в   нечто   поистине
величественное…

А колеса продолжали стучать, стучать…

Штурман   корабля   «Святой   Фока»   Н.   Сахаров,   член   полярной   экспедиции   Георгия   Седова,

обязан жизнью своему бесстрашному четвероногому другу Штурке.

Сахаров   отморозил   руки.   Брошенный   своим   спутником   Кушаковым,   он   был   вынужден

добираться до корабля один в сопровождении собаки. Выбиваясь из сил, он прошел по льду пятьдесят
километров, временами терял сознание, впадая в забытье. Тогда верный Штурка садился рядом, лаял,
теребил   за   одежду.   Хозяин   поднимался   и   продолжал   путь.   До   корабля   оставалось   около   двух
километров,   и   Штурка   помчался   вперед.   Бегая   вокруг   корабля,   он   громко   лаял   и   выл,   но
путешественники не поняли, что он зовет их на помощь. Тогда Штурка снова вернулся к хозяину,
который уже замерзал и погружался в последний сон. Верный пес в отчаянии стал тянуть Сахарова за
одежду, лизать его и лаять прямо в уши, пока не привел в чувство и не заставил двигаться.