Анна Комнина «Алексиада»
застыли на месте, оцепенев от одного имени Боэмунда. Но самодержец, человек
мужественный и рассудительный, сказал, развязывая ремни башмаков: «Сейчас пойдем
завтракать, а потом подумаем о Боэмунде».
КНИГА XIII
1. Все мы были поражены тогда величием духа самодержца. Он же, хотя перед
присутствовавшими и сделал вид, что беззаботно принял это известие, тем не менее в
душе был очень взволнован. Он решил вновь выступить из Византия, хотя и знал, что на
родине у него отнюдь не все в порядке. Несмотря на это, Алексей, уладив дела во дворце
и в царственном городе, поручив охрану того и другого великому друнгарию флота
евнуху Евстафию Киминиану и Никифору, сыну Декана, в первый день ноября первого
индикта
1295
выступил из Византия в сопровождении немногих спутников — людей,
близких ему по крови — и остановился в пурпурной императорской палатке у стен
Герания
1296
.
Император испытывал опасения, что при его выходе богоматерь во Влахернах не
явила обычного чуда
1297
. Поэтому он задержался на четыре дня, а затем после захода
солнца отправился вместе со своей госпожой назад и, скрытно войдя вместе с немногими
спутниками в святой храм Богоматери, исполнил там обычные песнопения и усердно
сотворил молитву. Затем, после того как свершилось обычное чудо, он с благими
надеждами вышел из храма. На следующий день император отправился по направлению к
Фессалонике и по прибытии {340} в Хировакхи назначил Иоанна Таронита
1298
эпархом.
Этот муж происходил из знатного рода, с детства был взят к императору и в течение
долгого времени служил ему секретарем. Это был человек энергичного характера, знаток
ромейских законов, хваливший декреты Алексея лишь в том случае, если они были
достойны величия ума императора
1299
. Речь Иоанна была свободна, но, порицая, он не
бранился без всякого стыда, а вел себя согласно тем наставлениям, которые дал
диалектику Стагирит
1300
.
Выступив оттуда, император стал одно за другим отправлять письма
1301
дуке
флота Исааку и тем, кто находился вместе с ним, — я имею в виду Эксазина — Дуку и
Иалия. В этих письмах он призывал их постоянно быть начеку и отражать попытки
переправиться из Лонгивардии к Боэмунду. Достигнув Места, Августа выразила желание
вернуться во дворец, но самодержец заставил ее продолжать путь дальше. Они оба
переправились через реку под названием Гебр и разбили палатки около Псилла
1302
.
Император, уже избежавший одного покушения, чуть было не стал жертвой другого, если
бы божественная рука не воспрепятствовала убийцам свершить свое дело.
Некий муж, который по одной линии вел свой род от знаменитых Аарониев
1303
(хотя он и был незаконнорожденным), стал подстрекать мятежные элементы к убийству
самодержца. Своим тайным замыслом он поделился с братом Феодором — я не хочу
говорить о том, были ли и другие мятежники посвящены в это дело. Во всяком случае для
свершения убийства они наметили одного раба-скифа по имени Димитрий, хозяином
которого был сам Аарон. Заговорщики полагали, что отъезд императрицы позволит им
осуществить свой план, и скиф, воспользовавшись удобным случаем, вонзит меч в грудь
императора, встретившись с ним в каком-нибудь закоулке или тайком подобравшись к
спящему. Кровожадный Димитрий точил меч и готовил к убийству свою десницу.
Но Справедливость изменила ход действия. Императрица никак не покидала
императора и изо дня в день, покоряясь его воле, следовала за самодержцем. Кровавые
убийцы, видя, что неусыпный страж — я говорю об императрице — все еще медлит с
отъездом, потеряли терпение, написали фамусу и подбросили ее в императорскую
палатку. Подбросившие фамусу не были обнаружены (слово «фамуса»
1304
означает