Алексиада (Анна Комнина) - часть 3

 

  Главная      Учебники - Разные     Алексиада (Анна Комнина) - 1965 год

 

поиск по сайту            правообладателям  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  1  2  3  4   ..

 

 

Алексиада (Анна Комнина) - часть 3

 

 

Анна Комнина «Алексиада» 

Девольскому договору Алексея с Боэмундом 1108 г. (XIII, 12, стр. 364 и сл.), множество 
юридических  формул  (часто  западного  типа)  и  подробность,  с  какой  перечисляются 
мелкие крепости и области Востока, исключают возможность его изложения по памяти 

62

Сложнее  вопрос  о  письмах.  Думается,  что  близко  к  подлиннику  изобилующее 

деталями письмо Алексея германскому королю Генриху IV (III, 10, стр. 135—136). Есть 
основания  считать  подлинным  и  письмо  Боэмунда  Алексею 1099 г. (см.  прим. 1176), и 
письмо жупана Рашки Вукана Алексею (см. прим. 892). 

Мы далеки от мысли всегда и во всем доверять писательнице — «Алексиада» ни в 

коем  случае  не  может  служить  надежным  источником  в  тех  частях,  где  Анна  касается 
внутренней  истории  западных  и  восточных  стран.  Как  уже  отмечалось  выше, 
легендарный  характер  носит  повествование  о  возвышении  и  карьере  Роберта  Гвискара, 
много  ошибок  в  сообщениях  историка  о  взаимоотношениях  Роберта  с  папой  и  о 
знаменитой борьбе Генриха IV с Григорием VII по вопросу об инвеституре (I, 13, стр. 81 и 
сл.). Фантастичны подчас сведения Анны и о Востоке. 

Исследователи  «Алексиады»  обычно  сетуют  на  запутанную  хронологию  труда 

Анны.  Безусловно,  писательница  иногда  допускает  неточности — например,  суд  над 
Италом  относится  в  «Алексиаде»  к 1083, а  не 1082 г. (см.  прим. 589), — а  в  некоторых 
местах,  не  зная  времени  того  или  иного  события,  оставляет  в  тексте  лакуны  (см.  выше, 
стр. 28). Однако  случаев,  когда  историографа  можно  уличить  в  неточности  или 
неосведомленности, сравнительно немного. Упреки исследователей справедливы лишь в 
отношении некоторых эпизодов «Алексиады», где суммарный и противоречивый рассказ 
Анны  действительно  не  дает  оснований  для  твердых  датировок.  Это  в  первую  очередь 
{30}  относится  к  повествованию  о  византийско-норманнской  войне 1081—1085 гг. (см. 
прим. 444), о  византийско-печенежской  войне 1086—1092 гг. (см.  прим. 780), о 
взаимоотношениях  Византии  с  сельджуками  тех  же  лет  (см.  прим. 708) и,  наконец,  о 
действиях крестоносцев в Сирии и Палестине в 1099— 1104 гг. 

63

. Ученые, оперирующие 

данными  писательницы  об  этих  событиях,  нередко  по-разному  датируют  одни  и  те  же 
факты в зависимости от того, какому из противоречивых свидетельств Анны они отдают 
предпочтение 

64

.  Впрочем,  привлекая  свидетельства  параллельных  источников  и 

пользуясь  косвенными  данными,  мы  в  большинстве  случаев  оказываемся  в  состоянии 
датировать упомянутые Анной события с точностью до 1—2 лет. 

Однако 

историк 

должен 

с 

максимальной 

осторожностью 

и 

даже 

подозрительностью подходить к тем местам «Алексиады», где писательница дает оценки 
деятельности Алексея. Сама Анна предполагает возможность обвинений в пристрастии к 
отцу  и  поэтому  неоднократно  напоминает  о  том,  что  дочерние  чувства  не  заставят  ее 
искажать  правду,  и  даже  обещает  не  только  говорить  об  успехах  императора,  но  и 
отмечать его ошибки (Введ., 2, стр. 54; I, 16, стр. 90; IV, 8, стр. 154— 155; XV, 3, стр. 405). 
Более  того,  Анна  решительно  заявляет,  что  ее  метод  отличен  от  методов  составителей 
энкомиев — похвальных речей; ее цель — вскрывать истину, а не возносить хвалу. 

Энкомий  (панегирик) — весьма  распространенный  литературный  жанр  того 

времени.  По  принципу  энкомия,  начиная  с  «Жизнеописания  Василия»  Константина VII, 
писались  и  историографические  произведения 

65

.  Вводит  энкомий  в  свое  сочинение 

предшественник  Анны  Михаил  Атталиат  (см.  прим. 350). Анна  сознательно  и 
полемически  противопоставляет  себя  этой  традиции  и  тем  не  менее  явно  заимствует 
методы энкомия в своей истории. Тщетно стали бы мы искать на страницах «Алексиады» 

                                                           

62

 См. Любарский, Фрейденберг, Девольский договор 1108 г. .., стр. 262.

 

63

 См. Любарский, Замечания...

 

64

  Следует  отметить,  что  некоторые  датировки  упомянутых  у  Анны  событий,  по  традиции  переходящие  из  одного 

ученого  исследования  в  другое,  не  выдерживают  критики.  Это  и  заставило  нас  попытаться  с  возможной  полнотой 
проанализировать в комментарии хронологические указания историографа.

 

65

 См. Jenkins, The classical background, p. 20 sq.

 

Анна Комнина «Алексиада» 

хотя бы один случай, когда Анна порицает отца. В ее представлении Алексей — великий 
полководец,  государственный  муж,  средоточие  всех  добродетелей,  ученый,  апостол 
христианской  веры,  любящий  супруг  и  т.  п.  Все  действия  Алек-{31}сея,  даже  когда  он 
терпит  неудачи, — образец  мудрости,  предусмотрительности  и  мужества.  Немало 
жестоких  и  отвратительных  деяний  Алексея  (например,  казнь  богомила  Василия) 
выдаются  Анной  за  похвальные  и  богоугодные.  Но  хуже  другое:  Анна  замалчивает 
многое из того, что ей безусловно было известно, но могло бы бросить тень на отца. Даже 
в  краткой  хронике  Зонары  можно  обнаружить  отдельные  факты,  отсутствующие  в 
«Алексиаде», причем как раз те, которые невыгодны для позиции писательницы 

66

Итак,  признавая  «Алексиаду»  в  целом  достаточно  надежным  источником, 

современный исследователь, однако, не вправе во всех случаях доверять Анне, особенно 
если  речь  идет  о  внутренней  истории  соседних  с  Византией  государств  и  об  оценке 
деятельности Алексея I Комнина. 

«Алексиада» — не  только  собрание  исторических  фактов,  это — интересный 

памятник истории развития общественной и художественной мысли Византии. 

В  конце XI—первой  половине XII в.  византийская  культура  переживает  пору 

своего  высшего  расцвета.  Культурный  подъем,  начавшийся  еще  в IX в.,  обычно 
связывается  исследователями  с  возрождением  традиций  античности.  Само  усиление 
античных влияний — результат каких-то не вполне ясных нам процессов в социальной и 
духовной  жизни  общества.  Но  многие  явления  в  культурной  истории  Византии  того 
времени  действительно  так  или  иначе  связаны  с  антикизирующей  тенденцией.  Дело, 
конечно,  не  в  том,  что  благодаря  возросшему  интересу  к  античности  в  Византии 
появляются  в  массовом  количестве  собрания  эксцерптов  из  древних  авторов, 
хрестоматии,  энциклопедии,  словари  и  комментарии  к  античным  писателям 

67

.  Главное 

заключалось  в  стимуляции  светских  течений  в  общественной  и  философской  мысли  и  в 
литературе. 

Уже  к  Х  в.  начинает  иссякать  поток  церковной  поэзии,  житийной  литературы, 

место  которых  все  больше  занимают  светские  жанры:  историография,  риторика, 
эпистолография,  сатира,  светская  поэзия.  На  вторую  половину XI в.  приходится 
деятельность  выдающегося  философа,  историка  и  ритора,  знатока  античности  Михаила 
Пселла 

68

.  Непосредствен-{32}ным  преемником  Пселла  в  должности  ипата  философов 

был обвиненный в ереси неоплатоник Иоанн Итал — одна из наиболее примечательных 
фигур  в  византийской  истории  (см.  прим. 557). Интересные  образцы  писем  и  речей 
сохранились  от  архиепископа  Болгарии  Феофилакта.  Это  все  имена  писателей,  которых 
Анна могла видеть в юные годы и с произведениями которых была, безусловно, знакома. 

Светские  тенденции  еще  более  усиливаются  в XII в.  Именно  тогда  была  создана 

выдержанная  в  лукиановском  духе  сатира  «Тимарион»,  носящая  следы  религиозного 
вольнодумства 

69

.  Младшим  современником  Анны  был  замечательный  поэт  Феодор 

Продром,  автор  стихотворений  на  самые  различные  темы,  в  том  числе  сатирических. 
Видимо,  близок  к  императорской  семье  был  в  то  время  философ,  ритор  и  эпистолограф 
Михаил Италик, сочинения которого нередко отличаются остроумием и критицизмом. В 
середине  века  протекала  деятельность  Иоанна  Цеца,  автора  многочисленных 
филологических  сочинений  и  объемистого  сборника  писем,  полных  мифологических, 
литературных  и  исторических  реминисценций.  Тогда  же  вступил  в  спор  с  императором 
Мануилом  Комниным  по  вопросам  астрологии  Михаил  Глика,  который  кроме  краткой 

                                                           

66

 См. об этом Leib, Les silences d'Anne Comnene..., pp. 1—11.

 

67

  Мы  далеки  от  мысли  приуменьшать  значение  этой  работы,  проделанной  византийскими  гуманистами.  Только 

благодаря ей современные ученые имеют представление о многих исчезнувших памятниках античности.

 

68

  Анна  с  большим  уважением  относится  к  Пселлу  (см. V, 8, стр. 172); в  «Алексиаде»  мы  находим  немало 

заимствований из его «Хронографии».

 

69

 См. «Византийская сатира „Тимарион“», стр. 365.

 

Анна Комнина «Алексиада» 

всемирной  хроники  и  теологических  трактатов,  по-видимому,  является  автором 
«Тюремных  стихов»,  написанных  уже  на  народном  языке.  Произведения  большинства 
этих писателей помимо сочинений античных и ранневизантийских авторов составляли ту 
интеллектуальную среду, которой питалась Анна. 

Характерным  явлением  этой  эпохи  можно  считать  образование  литературных  и 

философских кружков, объединявших ученых людей того времени. Один такой кружок во 
главе  с  Михаилом  Италиком  функционировал  в  патриаршей  школе  в  Константинополе. 
Другой объединялся вокруг севастократориссы Ирины, вдовы старшего брата императора 
Мануила,  Андроника.  К  нему  принадлежали  Цец  и  Продром.  Патронессой  третьего 
кружка, как мы узнаем из опубликованной части монодии Торника, была Анна 

70

Таким  образом,  культурная  жизнь  Византии  конца XI — начала XII в.  была 

достаточно богата и интересна. Знакомство с памятниками того времени показывает, что 
ни  в  идейном  содержании,  ни  в  художественной  форме  произведений  тех  лет  не  было 
унылого  единообразия,  которое  приписывается  византийской  литературе  некоторыми 
исследователями. {33} 

Помимо  сочинений,  проникнутых  подобострастием  к  правителям,  мы  находим  и 

явно  оппозиционную  литературу.  Примерами  могут  служить  уже  упомянутая  нами 
полемика  Михаила  Глики  с  Мануилом  Комниным  об  астрологии  или  прекрасное 
стихотворение  неизвестного  поэта  от  имени  севастократориссы  Ирины,  открыто 
обвинявшей Мануила в несправедливом суде 

71

Большие  различия  между  писателями  той  поры  существуют  в  отношении  к 

религии и соответственно в использовании античного наследства. 

В XI—XII вв.  античная  культура  в  Византии  была  признана  вполне  официально. 

Среди  собирателей  и  толкователей  античных  авторов  со  времен  знаменитого  Фотия  мы 
находим немало патриархов и богословов. Античные писатели получили такое признание, 
что один неизвестный нам автор XI— XII вв. счел возможным написать драму «Христос 
терпящий»,  на  одну  треть  состоящую  из  стихов  язычника  Еврипида.  И  тем  не  менее  к 
античной культуре разные авторы того времени относились по-разному. 

Начнем  с  того,  что  античная  мудрость  обычно  обозначалась  словами  η  θύραθεν 

παιδεία, η εξωθεν παίδευσις, т. е. «чужое, внешнее образование» 

72

. И хотя эти обозначения 

стали терминами, настороженное отношение к античности, выраженное в них, то и дело 
проявляется  у  ортодоксально  мыслящих  византийцев.  Так,  если  Аристотель  был  всегда 
признанным  философом,  то  к  Платону,  как  правило,  относились  подозрительно  и  не 
одобряли увлечения им (см. прим. 3). 

Вообще  чрезмерное  увлечение  эллинскими  науками  не  вызывает  сочувствия  у 

благоверных  христиан.  В  «Синодике»  предаются  анафеме  все, «приемлющие  эллинские 
учения» 

73

На «глупцов», следующих античной философии, обрушивается Михаил Анхиал 

74

от  обвинений  в  увлечении  светскими  науками  приходится  защищаться  Феодору 
Продрому 

75

.  Интересно  в  этой  связи  уже  упомянутое  свидетельство  Торника,  что 

родители Анны не разрешали ей изучать поэзию, считая это занятие безнравственным. 

Какое же место в общественной мысли Византии XII в. занимала Анна Комнина? 
Преданная  дочь  императора,  Анна  полностью  разделяет {34} убеждения  и 

мировоззрение  феодальной  аристократии.  Знатность  рода  для  Анны — один  из  главных 
критериев  оценки  своих  героев.  Говоря  о  людях,  не  имеющих  предков-аристократов, 

                                                           

70

 См. Browning, An unpublished..., р. 8.

 

71

 Пападимитриу, ‛Ο Πρόδρομος..., стр. 155—163.

 

72

 См. Koukoulès, Vie et civilisation..., I, p. 105.

 

73

 Успенский, Синодик, стр. 16, 17.

 

74

 Browning, A new source..., pp. 192, 200.

 

75

 Пападимитриу, Феодор Продром, стр. 123 и сл.

 

Анна Комнина «Алексиада» 

Анна  не  забывает  отметить,  что  тот  или  иной  человек  доблестен,  хотя  и  незнатен. 
Отношения господства и подчинения для нее — нормальное состояние общества. Рабы по 
самой  своей  природе  враждебны  господам (II, 4, стр. 96). Толпа,  чернь  непостоянна  и 
изменчива (I, 2, стр. 59). В  предводителях  и  военачальниках  ее  привлекают  не 
добродетель и не душевные качества, а лишь физическая сила и рост (I, 7, стр. 70) и т. д. 

Мировоззрение Анны отличается великодержавными устремлениями. Византия — 

владычица народов (XIV, 7, стр. 391), которые враждебны к ней. Все попытки соседних 
народов бороться с империей Анна обозначает термином α’ποστασία, т. е. восстание. Это 
весьма  характерное  проявление  византийского  универсализма,  согласно  идеологии 
которого  все  земли,  когда-либо  входившие  в  состав  империи,  навеки  принадлежат  ей. 
Анна преисполнена гордого сознания исключительности византийцев и их превосходства 
над  всеми  другими  народами,  которые  она  на  античный  манер  презрительно  именует 
варварами. Византийская государственность воплощается в лице императора, его смерть, 
по  словам  Анны, — «уничтожение  и  гибель  всему» (XV, 11, стр. 426). Император 
возведен  на  трон  богом,  и  писательница  не  останавливается  даже  перед  тем,  чтобы 
сравнить отца с самим господом (XIV, 3, стр. 382). 

Чтобы  вскрыть  мировоззрение  Анны,  не  нужно  производить  глубокого  анализа: 

писательница  сама  декларирует  свои  взгляды.  Однако  для  верного  понимания  позиции 
автора  «Алексиады»  нельзя  забывать  об  одном  обстоятельстве.  Анна  пишет  свою 
историю не при жизни Алексея, а при его преемниках — Иоанне и Мануиле. Панегирик 
Алексею  в  это  время  звучит  уже  совершенно  иначе,  и  идеальный  образ  прежнего 
императора должен служить немым укором его недостойным наследникам. Сама Анна не 
скрывает этой установки. Алексей, утверждает писательница, добился благополучия для 
империи, а если дела ромеев после него пошли плохо, то причина этого — тупоумие тех, 
кто ему наследовал (XIV, 3, стр. 383). 

Недвусмысленно  проявляет  Анна  и  свою  враждебность  к  Иоанну  Комнину.  Есть 

также основания полагать, что в  «Алексиаде» содержится скрытая полемика и с внуком 
Алексея Мануилом об отношении к астрологии (см. прим. 654). Интересно в этой связи 
наблюдение  Р. Браунинга 

76

,  что {35} кружок  Анны  состоял  из  людей,  находившихся  в 

немилости  у  двора.  Таким  образом,  можно  говорить  об  определенной  оппозиционности 
Анны  к  императорам.  Конечно,  ее  оппозиционность  редко  выходила  за  рамки 
внутрисемейных  распрей,  но  и  этот  факт  немаловажен,  тем  более  что  он  разрушает 
традиционное представление о византийских писателях как о непременных панегиристах 
правящих императоров. 

В  «Алексиаде»  можно  также  обнаружить  следы  полемики  с  неизвестными  нам 

оппонентами  Анны  по  вопросам,  касающимся  главным  образом  оценки  деятельности 
Алексея.  Политические  страсти  эпохи  первого  Комнина  еще  не  успели  затихнуть  за 
несколько  десятилетий,  отделяющих  период  написания  «Алексиады»  от  времени 
изображенных  в  ней  событий,  и  то  или  иное  освещение  исторических  фактов  живо 
затрагивало современников историографа 

77

Неоднократно заявляет Анна о своей верности ортодоксальной церкви, с гневом и 

отвращением  говорит  о  еретиках,  одним  из  главных  подвигов  отца  считает  его 
«апостольские  битвы»  с  противниками  православия.  Нет  никаких  поводов  подозревать 
Анну в неискренности или говорить о наличии у нее каких-то взглядов, отличающихся от 
официального  православия.  И  тем  не  менее  мировоззрение  писательницы  имеет 
определенную  светскую  окраску. Уже упоминался  эпизод  из  детства  Анны,  переданный 
Торником,  когда  юная  принцесса,  несмотря  на  запрет  родителей,  тайно  занимается 
изучением  античной  поэзии.  Торник  рассказывает,  конечно,  со  слов  своей 

                                                           

76

 Browning, An unpublished..., р. 8.

 

77

 Подробно см.: Любарский, Мировоззрение..., стр. 159 и сл.

 

Анна Комнина «Алексиада» 

покровительницы, и характерно, что заключенная в монастырь дочь императора на склоне 
лет вспоминает об этом эпизоде. Видимо, это не было случайностью, ведь и  в пожилом 
возрасте Анна «смеется над комедиями, плачет над трагедиями». 

Глубокий  пиетет  к  античной  культуре  ощущается  и  в  «Алексиаде».  Как 

величайшее  достоинство  своего  мужа  Никифора  Вриенния  отмечает  Анна  его 
осведомленность  в  античных  науках  (см.  Введ., 4, стр. 55). Характеризуя  никейского 
митрополита  Евстратия,  Анна  с  уважением  отзывается  о  нем,  как  о  человеке, 
«умудренном  в  божественных  и  светских  науках» (XIV, 8, стр. 397). Христианские  и 
античные  науки  Анна,  подобно  ценимому  ею  Пселлу,  упоминает  в  одном  ряду. 
Отсутствие гуманитарной образованности у халкидского митрополита Льва Анна считает 
большим  недостатком (V, 2, стр. 159). С  презрением  говорит  писательница  о  еретике 
Ниле,  совершенно  незнакомом  с  эллинской  наукой (X, 1, стр. 264) и  т.  д.  Уже {36} в 
первых  строках  предисловия  к  «Алексиаде»  Анна  с  гордостью  заявляет,  что  она  «не 
только  не  чужда  грамоте,  но,  напротив,  досконально  изучила  эллинскую  речь,  не 
пренебрегла  риторикой,  внимательно  прочла  труды  Аристотеля  и  диалоги  Платона  и 
укрепила свой ум знанием четырех наук» 

78

 (Введ., 1, стр. 53). 

Обращает на себя внимание, что наряду с вполне канонизированным Аристотелем 

писательница упоминает и Платона. Вообще это предисловие по своему тону значительно 
отличается от предисловий к другим историческим трудам, а тем более к житиям святых 
того времени и предшествовавших эпох. Обычно авторы с нарочитым смирением говорят 
об  отсутствии  у  них  таланта  и  необходимых  знаний,  уповая  лишь  на  бога,  который 
поможет им завершить их труд. Даже супруг Анны Никифор Вриенний считает, что ему 
не по силам писать историю и скромно называет свое сочинение «Материал для истории» 

79

В отличие от них Анна без тени христианского смирения заявляет, что ее талант и 

образованность  вполне  позволяют  ей  описать  деяния  отца.  В  этой  декларации, 
открывающей  книгу,  можно  видеть  возросшее  самосознание  историка  и  светские 
элементы его мировоззрения. 

Некоторые светские тенденции обнаруживаются в этических оценках Анны и даже 

в ее воззрении на причины и характер событий и явлений. Напрасно стали бы мы искать у 
Анны  какую-либо  стройную  этическую  систему.  Мировоззрение  писательницы 
представляет собой причудливое сочетание христианских и античных взглядов и понятий, 
и  ее  моральные  оценки  и  этические  суждения  подчас  находятся  в  разительном 
противоречии  друг  с  другом.  Например,  устами  отца  Анна  проповедует  непротивление 
злу и всепрощение (XIII, 8, стр. 359) и в то же время заявляет, что отец не мог не ответить 
злом на зло (XIV, 2, стр. 376). 

Этические воззрения Анны находились под сильным влиянием «Этики Никомаха» 

Аристотеля — произведения, которое она неоднократно цитирует 

80

Что  касается  представлений  Анны  о  причинах  событий  и  явлений,  то  в  полном 

согласии  с  православной  догмой  писа-{37}тельница  видит  их  в  божьей  воле  и  в 
божественном  промысле  πρόνοια.  Было  бы  утомительно  выписывать  из  «Алексиады» 
многочисленные  сцены,  где  божественный  промысел  уберег  Алексея  или  его 
приближенных  от  опасности,  погубил  их  врагов  и  т.  д.  Тем  не  менее  наряду  с 
божественным промыслом определенную роль у Анны играет судьба — τύχη 

81

. Однако о 

τύχη Анна говорит главным образом в применении к противникам Алексея: мятежникам и 

                                                           

78

 Об этом же говорит Анна и в прологе к завещанию (Kurtz, Unedierte texte..., S. 99).

 

79

 Nic. Br., Praef.

 

80

  Подтверждение  зависимости  этических  взглядов  Анны  от  Аристотеля  мы  находим  в  данных  монодии  Торника 

(Browning,  An unpublished...,  рр. 6—7): в  философском  кружке,  во  главе  которого  стояла  Анна,  был  выполнен 
комментарий к «Этике Никомаха» Евстратия Никейского и Михаила Эфесского.

 

81

 См. об этом прим. 284.

 

Анна Комнина «Алексиада» 

внешним  врагам  империи.  Если  «промысел»  враждебен  недругам  императора,  то 
«судьба», напротив, расстраивает замыслы Алексея. Видимо, сама писательница сознает, 
что  ссылки  на  τύχη  (понятие  языческое  и  распространенное  больше  в  демократической 
среде) — признак  недостаточного  благочестия.  Интересное  в  этом  смысле  замечание 
делает Анна в повествовании о Роберте Гвискаре: «Мне следует, — пишет историограф, 
— рассказать о Роберте: какого он был рода и звания и до какой степени могущества и на 
какую  высоту  подняло  его  течение  событий» (η  φόρα  των  πραγμάτων  в  данном  случае 
синоним τύχη) — и сразу же оговаривается: «или, чтобы выразиться более благочестиво, 
куда  вознесло  его  провидение,  снисходительное  к  его  злокозненным  стремлениям  и 
коварству» (I, 10, стр. 75). 

В  рамках  божественного  миропорядка  определенную  роль  писательница  отводит 

естественным причинам, о которых она упоминает наряду с божественным промыслом, а 
порой даже ставит их на первое место. Так, в уже упоминавшейся части введения (Введ., 
1,  стр. 53) писательница  замечает: «...следует  открыто  заявить...  о  том,  что  мне  дали 
природа  (η  φύσις)  и  стремление  к  знанию,  о  том,  что  мне  свыше  уделено  богом  и  что  я 
приобрела  со  временем».  Точно  так  же  в  рассказе  о  Пселле (V, 8, стр. 172) Анна 
утверждает, что философ прославился своей мудростью «благодаря природному таланту, 
острому уму и божьей помощи». 

Как и любой средневековый историк, Анна немало рассказывает о всевозможных 

видениях,  природных  явлениях,  стихийных  бедствиях  и  т.  п.,  предвещающих  начало 
различных  событий.  Но  здесь  писательница  скорее  следует  традиции,  нежели  выражает 
веру  в  вещую  силу  подобных  явлений.  Устами  Алексея  Анна  высказывает  сомнения  в 
оправданности  такого  рода  суеверий (XII, 4, стр. 328), она  приводит  даже  эпизод,  где 
император  прибегает  к  хитрости  и  пользуется  солнечным  затмением  для  обмана 
печенежских послов (VII, 2, стр. 207). По {38} словам Анны (XII, 4, стр. 328), появление 
кометы Алексей отнес за счет естественных причин. 

Как  мы  видим,  Анна  в  основном  традиционно  мыслящий  писатель,  однако 

некоторая  ее  оппозиционность  и  светские  элементы  мировоззрения  заслуживают 
внимания, ибо именно они позволили писательнице создать не сухую хронику, а живое и 
высокохудожественное произведение, каким является «Алексиада». 

Сама  Анна,  судя  по  ее  собственным  заявлениям,  мало  заботится  о 

художественности  своего  сочинения.  Она  пишет  «Историю» «не  с  целью  показать  свое 
умение  владеть  слогом...» (Введ., 2, стр. 53). Говорит  Анна  и  о  правилах  истории, 
отличных  от  законов  риторики,  не  позволяющих  ей  уклониться  от  предмета 
повествования (V, 9, стр. 174) и  т.  д.  Но,  как  известно,  многим  византийским,  как  и 
античным,  авторам  был  свойствен  широкий  взгляд  на  жанр  истории,  и  четкой  грани 
между художественной литературой и историей не существовало. Историография начиная 
с Χ в. явно рассчитана на эстетическое восприятие, и исторические сочинения в какой-то 
степени выступают заменой иссякавшей к тому времени житийной литературы. 

Художественные достоинства «Алексиады» в первую очередь следует искать не в 

отдельных  беллетристических  отступлениях,  а  в  самом  характере  исторического 
повествования,  способе  расположения  материала — композиции  произведения.  В 
большей части сочинения Анны легко прослеживается единство плана. В предисловии к 
своему труду писательница заявляет, что ее основная цель — рассказать о деяниях отца. 
Но  лишь  до  главы 10 книги I Анна  действительно  ограничивается  описанием  подвигов 
юного Алексея (борьба с Руселем, Никифором Вриеннием, Василаки). В этой части своего 
сочинения она пропускает целые годы и останавливается лишь на военных экспедициях, в 
которых  участвовал  ее  отец.  Расположение  материала  подчинено  здесь  иллюстративной 
цели: подвиги будущего императора должны подтвердить мысль Анны о том, что уже в 
молодости  Алексей  был  мужественным  воином  и  незаурядным  полководцем.  Но  уже  в 

Анна Комнина «Алексиада» 

конце  книги I характер  изложения  меняется,  жизнь  Алексея  становится  только  канвой 
повествования,  и  труд  Анны  превращается  в  историю  времени  правления  первого 
Комнина. В некоторых больших разделах «Алексиады» император вовсе не появляется на 
сцене, хотя рано или поздно рассказ возвращается к нему, и смерть Алексея оказывается 
логическим  завершением  произведения.  Художественная  цельность  произведения 
определяется {39} также  единством  мироощущения,  авторской  позицией  писательницы. 
Как  уже  говорилось,  Анна  часто  и  по  разным  поводам  сетует  на  свою  судьбу,  и  в 
сознании  читателей  в  результате  образуется  несколько  стилизованный  образ  автора — 
страдающей  женщины,  которая  ради  воссоздания  истины  берет  на  себя  труд  описать 
события  давно  минувших  дней.  Иногда  Анна  скупыми  штрихами  рисует  обстановку,  в 
которой  пишет  она  свое  сочинение,  делится  с  читателями  обуревающими  ее  чувствами. 
«Дойдя до этого места, я почувствовала, как черная ночь обволакивает мою душу, а мои 
глаза  наполняются  потоками  слез» (Введ., 4, стр. 54). «Вновь  вспоминая  этого  юношу 
(Константина. — Я.  Л.),  я  печалюсь  душой,  у  меня  мешаются  мысли,  и  я  прерываю 
рассказ о нем...» (I, 12, стр. 78). «Дойдя до этого места своей истории, водя свое перо в 
час, когда зажигаются светильники, и почти засыпая над своим писанием, я чувствую, как 
нить повествования ускользает от меня» (XIII, 6, стр. 354). Такими замечаниями пестрит 
текст «Алексиады». Эти отступления, несмотря на их краткость, проникнуты настоящим 
лиризмом и окрашивают все повествование в элегические тона 

82

Есть  основания  думать,  что  Анна  писала  свой  труд  последовательно,  с  начала  до 

конца  или во  всяком  случае  просмотрела  и  откорректировала  его 

83

.  Нельзя не  заметить 

также,  что  к  концу  «Алексиада»  становится  все  менее  и  менее  подробной, — видимо, 
сказалась  усталость  пожилой  женщины,  желание  скорее  закончить  работу  над 
«Историей».  Вероятно,  у  Анны  был  и  план  сочинения,  ибо  писательница  в  некоторых 
случаях обещает в будущем рассказать о каких-либо событиях и обычно сдерживает свое 
обещание. Искусное расположение материала в «Алексиаде» косвенно подтверждает это 
предположение. 

Как  и  подавляющее  большинство  историографов,  Анна  придерживается 

хронологического принципа в повествовании. Но, излагая те или иные события, историк 
обычно  считает  своим  долгом  вернуться  к  их  истокам  или  поведать  об  их  следствиях. 
Подобных отступлений в «Алексиаде» много, и они занимают значительную часть текста. 
Из слов Анны можно было бы сделать вывод, что писательница невольно отклоняется от 
нити {40} повествования и, чрезмерно увлекшись рассказом, заставляет себя вернуться к 
последовательному  изложению 

84

,  однако  подобные  отступления  встречаются  в 

произведении  регулярно,  и  легко  предположить,  что  это  сознательный  композиционный 
прием. В этом отношении композиция «Алексиады» отличается от построения «Истории» 
Фукидида, которая, по мнению многих ученых, послужила для Анны одним из образцов 

85

. Такой метод композиции позволяет Анне дать связное повествование о той или иной 

группе событий и придает законченность отдельным рассказам внутри произведения. 

Умеет  Анна  и  разнообразить  композицию,  подчинять  ее  художественным  целям. 

Так, рассказывая о борьбе Алексея с Робертом в 1081 г. (IV, 1—V, 1, стр. 140—157), Анна 
дает серию коротких эпизодов, быстро перенося действие из лагеря императора в стан его 

                                                           

82

  «Личность  Анны, — пишет  Хассей, — доминирует  в  «Алексиаде»  так  же,  как  и  личность  Пселла  в  его 

«Хронографии»» (Hussey, Church and learning..., р. 109).

 

83

  Последнее  менее  вероятно,  ибо  в  этом  случае  Анна  ликвидировала  бы  отдельные  противоречия,  встречающиеся  в 

тексте, и заполнила лакуны.

 

84

 «Однако конь исторического повествования свернул с дороги, вернем его, вырвавшегося из узды, обратно на прежний 

путь» (I, 16, стр. 89). Подобными выражениями пестрят страницы «Алексиады».

 

85

  Как  известно,  еще  Дионисий  Галикарнасский  упрекал  Фукидида  за  то,  что  в  его  «Истории» «изложение  крупных 

событий разрывается на мелкие отделы и возникает неясность рассказа» (см. «История греческой литературы», III, стр. 
163).

 

Анна Комнина «Алексиада» 

врага. Такая композиция придает повествованию драматическую напряженность, которая 
в  конце  концов  разрешается  столкновением  противников  в  бою  под  Диррахием.  Кроме 
того,  этот  композиционный  прием  позволяет  писательнице  провести  сравнение  между 
Алексеем  и  Робертом,  которые,  по  словам  самой  Анны (V, 1, стр. 157), «были  самыми 
подходящими друг для друга противниками из всех живущих на земле полководцев». 

Некоторые эпизоды, введенные Анной в ее произведение, подчас превращаются в 

талантливые  новеллы,  имеющие  самостоятельное  художественное  значение.  К  числу 
таких «новелл» в первую очередь относятся великолепный рассказ о переправе Боэмунда 
в  Италию  осенью 1105 г. (XI, 12, стр. 318—319) и  оставляющая  огромное  впечатление 
сцена  казни  богомила  Василия (XV, 8—10, стр. 419 и  сл.).  В  «Алексиаде»  немало 
образных картин, явно рассчитанных на создание у читателей зрительного представления. 
Вот  как  описывает,  например,  Анна  отряд  воинов  Алексея,  бегство  которых  было 
остановлено  неожиданным  криком  глашатая: «Что  за  странная  была  картина!  Головы 
коней были обращены вперед, лица самих всадников повернуты назад, они не двигались 
вперед и не хотели повернуть назад, но были изумлены и приведены в недоумение всем 
происходящим» (I, 5, стр. 66). Великолепно и драматично также описание соб-{41}рания 
воинов  у  палатки  Алексея  в  связи  с  заговором  Диогена  в 1093 г. (IX, 9, стр. 261), 
кораблекрушения  флота  Роберта (III, 12, стр. 139) и  др.  Стремление  писательницы 
драматизировать  изображаемые  ею  события  особенно  ярко  проявляется  при  сравнении 
книги I «Алексиады» с соответствующими местами сочинения Никифора Вриенния. Анна 
опускает  из  повествования  мужа  отдельные  мелкие  исторические  факты  и  за  их  счет 
насыщает свой рассказ образными деталями и красочными описаниями. 

Еще  ожидает  специального  исследования  вопрос  об  искусстве  писательницы  в 

характеристике образов исторических персонажей 

86

. Стремление к воссозданию образов 

всегда  было  в  лучших  традициях  античной  историографии.  Но  в  византийской 
исторической  литературе  выработался  и  утвердился  определенный  стиль  изображения 
персонажей.  Этот  стиль  представлял  собой  смешение  канонизированных  античных 
приемов  с  христианскими  трафаретами.  Византийских  императоров,  полководцев 
писатели  рисовали  мужественными  и  мудрыми  защитниками  христианской  веры,  а  их 
врагов — носителями мирового зла 

87

Начиная  с  первой  половины  Χ  в.  авторы  исторических  сочинений  все  больше 

пытаются  изобразить  реального  человека,  нарисовать  его  внешность,  характер, 
особенности. «Между временем, когда Феофан закончил в начале IX в. свое сочинение, и 
временем, когда Пселл приступил к своему труду в XI в., — пишет Р. Дженкинс 

88

, — в 

историографии произошел своего рода революционный сдвиг в сторону гуманизма» (под 
гуманизмом  Р.  Дженкинс  подразумевает  пробуждение  интереса  к  человеку. —Я.  Л.). 
Замечательным  мастером  живой  характеристики  героев  был  Михаил  Пселл,  которым 
восхищалась Анна. 

Вчитываясь в многочисленные описания героев «Алексиады», нетрудно заметить, 

что  и  Анна  пользуется  для  обрисовки  своих  персонажей  определенными  канонами, 
которые  частично  заимствованы  писательницей  по  традиции,  частично  отражают  ее 
представления  о  том  или  ином  идеальном  типе  людей.  Так,  непременными  качествами 
императоров,  полководцев,  придворных,  государственных  мужей,  по  мнению  историка, 
являются  сила,  мужество,  ум,  умение  ориентироваться  в  обстановке, {42} принимать 
нужное  решение  и  предвидеть  будущее,  образованность  как  в  христианских,  так  и  в 
светских  науках  (под  последним  понимается  главным  образом  осведомленность  в 

                                                           

86

 Нам известна лишь одна работа С. Антониадиса, посвященная этому вопросу — ’Αντονιάδης ‛Η περιγραφική...

 

87

 Этому стилю следовали, конечно, не все писатели, но тенденция к нему явно ощущается в византийской литературе, 

особенно до Χ в.

 

88

 Jenkins, The classical background..., р. 14.

 

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  1  2  3  4   ..