Как жили византийцы (Литаврин Г.Г.)

Трактирщики хорошо знали цену рекламе. Один из них

предложил юродивому вместо того, чтобы слоняться без дела,

торговать в кабаке бобами. Хотя юродивый не столько продавал,

сколько поедал и раздавал бобы нищим, хозяин не гнал его, так

как чудачества блаженного привлекали множество посетителей.

Правила торговли были зафиксированы в сборнике

постановлений

высшего

чиновного

лица

столицы,

ответственного за ее снабжение и за соблюдение порядка в

городе, - в так называемой "Книге эпарха" (начало X в.). К

сожалению, нельзя с уверенностью сказать, имели ли силу

нормы, подобные нормам этого сборника, во всех крупных

городах или только в Константинополе. Константинополь был

столицей, и регулирование в нем ремесленной и торговой

деятельности преследовало особые цели. Власти стремились

обеспечить здесь более высокий уровень жизни, чем в других

городах империи. Недовольство столичного населения было

особенно опасно: потеряв столицу, василевс обычно терял и

трон, а узурпатор, напротив, захватив только Константинополь,

обретал все права законного василевса. Кроме того, столица

была как бы внешней вывеской, витриной империи, ведшей

дипломатическую

игру

на

международной

арене.

Государственные деятели Византии заботились о том, чтобы

поразить "варваров" великолепием "Второго Рима", внушить

иноземцам мысль об исключительности "богом избранной"

империи. Недаром правила "Книги эпарха", регулировавшие

ремесло и торговлю в столице, резко отличались от норм

цеховых уставов западноевропейских городов средневековья

(См. А. П. Каждан. Деревня и город в Византии IX-X вв. Очерки

по истории византийского феодализма. М., 1960, стр. 316 сл.

Ср. М. Я. Сюзюмов. Рец. на указ. соч. А. П. Каждана.

"Византийский временник", 21, 1961, стр. 217.).

Византийские корпорации были генетически связаны с

коллегиями Поздней Римской империи, основной целью

организации которых была не защита интересов производителей

и торговцев, а обеспечение выполнения общественных литургий

- повинностей в пользу государства. Многое изменилось с тех

пор в жизни коллегий-корпораций, но они по-прежнему не

являлись добровольными объединениями ремесленников или

купеческими гильдиями, стоявшими на страже интересов своих

членов. Это были созданные по воле властей сообщества,

находившиеся под строгим надзором государства, которое ни в

коей мере не заботилось об обеспечении максимально выгодных

условий для деятельности членов корпораций. Не случайно

поэтому основное внимание в "Книге эпарха" уделено

общественным обязанностям руководителей и членов

корпораций и их парадно-представительным функциям, не

имевшим никакого отношения к производству и торговле.

Члены корпораций серикариев и вестиопратов

(торговцев

дорогими одеждами) украшали улицы во время празднеств и

торжеств (не явившиеся в праздник к точно указанному месту

платили штраф, но могли подвергнуться и более суровому

наказанию). Главы корпораций участвовали в церковных и

правительственных церемониях. Именно они и составляли

основной штат эпарха. Хотя аргиропраты, например, не

занимали официальных должностей, они гордились своим

положением и пользовались, как и должностные лица, особыми

именными свинцовыми печатями-моливдовулами при отсылке

своей корреспонденции.

Главная задача руководителей состояла в сохранении

порядка: они следили за строгим соблюдением предписаний

эпарха, за деятельностью сотоварищей по профессии как членов,

так и не членов корпорации, за неукоснительной уплатой

податей и пошлин своими подчиненными, за их поведением в

обществе и в быту.

Помещение под лавкой или мастерской члена корпорации

чаще всего принадлежало государству, и власти имели

возможность в любой момент обуздать инициативу такого

съемщика. Закон запрещал члену корпорации накапливать

большие запасы сырья и нанимать более двух работников; закон

устанавливал критерии качества изделий, размеры производства,

цены, меры веса и длины, время торговли; готовую продукцию

нередко приходилось сдавать на хранение в казенный склад:

продать ее без клейма или пломбы эпарха было невозможно.

В крайне тяжелых условиях находились ремесленники, не

состоявшие в корпорации: они не имели права продавать свои

изделия до того, как будут проданы товары корпораций, к тому

же с них взимались повышенные пошлины. Некоторые виды

товаров не члены корпораций не имели права производить

вообще (шелка, ювелирные изделия, парфюмерию, мыло, свечи).

Переход из одной корпорации в другую не возбранялся:

макеларий мог, изучив ремесло, стать свечником, но никто не

имел права заниматься двумя ремеслами сразу. Нормы "Книги

эпарха" были направлены на обеспечение занятости столичного

населения и на создание условий для получения членами

корпораций одинаково скромного достатка. Подозрительны

властям, говорил философ и писатель XI в. Михаил Пселл, все,

внезапно начавшие благоденствовать

(C. Sathas. Bibliotheca

graeca medii aevi, v. V. Venetia-Paris, 1876, p. 215.). Заказами

ремесленников многих корпораций обеспечивали государство и

церковь: корпорации изготовляли оружие, воинское снаряжение,

утварь, шили дорогие одежды (каждый чин и носитель титула в

империи получал соответствующее его рангу одеяние),

создавали ювелирные изделия для даров или уплат за союз или

мир с иноземцами.

Возможно, такая политика страховала государство от

недостатка или перепроизводства некоторых изделий и

продуктов; возможно, привилегии и права членов корпораций

гарантировали двор от участия большинства торгового и

ремесленного люда столицы в антиправительственных

движениях. Но результаты существования этой системы

ощущались уже в XI в., а со всею силою дали о себе знать в

следующем столетии.

Ярким примером особенностей

регламентации

производства по "Книге эпарха" являются ее положения о

шелкоткачестве и торговле шелком. Сырец-метаксу,

привозимую в столицу, имели право закупать лишь

метаксопраты - торговцы шелком. Закупку производили в

определенном месте под надзором чиновников. Метаксопраты-

оптовики продавали метаксу мелкими партиями менее

состоятельным торговцам сырцом. У них метаксу покупали

катартарии - ремесленники, производившие очистку и размотку

коконов. Готовую пряжу катартарии продавали снова

метаксопратам. Метаксопраты сбывали ее шелкоткачам-

серикариям. Ткачи не имели права свободно продавать

изготовленную и окрашенную ими ткань или шить из нее

одежды на продажу. Они продавали ткань вестиопратам,

которые одни пользовались правом продавать шелка на рынке

покупателям. На каждом из названных этапов перепродажи

шелка продавцу обеспечивалась восьмипроцентная

(точнее,

8,33%) прибыль (от суммы, затраченной им на покупку). Готовая

шелковая ткань стоила в несколько раз дороже израсходованной

на ее изготовление метаксы, а метакса покупалась буквально по

цене золота. Описанная организация не стимулировала развитие

производства: она обеспечивала вовлечение в "дело" широкого

круга лиц и контроль государства, взимавшего с каждой из

перечисленных торговых сделок пошлину (процент с прибыли).

Независимо от того, состоял горожанин или не состоял

членом какой-либо корпорации, он уплачивал в казну налоги и

пошлины со всех видов своего имущества и с любого рода своей

трудовой деятельности. Он платил и за владение пригородной

землей, и за сад в городе, и за мула или овец в хлеву, и за

помещение, сдаваемое в наем, и за мастерскую, и за лавку, и за

корабль, и за лодку. Практически ни один товар на рынке не

переходил из рук в руки, минуя бдительное око и руки

чиновников эпарха.

Особенно высокие сборы казна делала в дни ярмарок,

которые устраивались в праздники в городах, в больших селах и

у стен крупных монастырей. На них съезжались купцы не только

из далеких провинций, но и из других стран. Ярмарка в Эфесе

приурочивалась к 27 декабря (день св. Иоанна Богослова) и

давала казне до 100 литр золота (в литре 72 номисмы), т. е.

сумму, равную примерно налогу с

2000-3000 крепких

крестьянских хозяйств. В Фессалонике ярмарка начиналась 26

октября (день св. Димитрия), в Адрианополе - 15 августа (день

Успения Богородицы) и т. д. В октябре в Фессалонику

прибывали целые караваны из Болгарии и Руси (русские товары

привозили морем в столицу, а оттуда часть их доставляли по

суше в Фессалонику). Здесь продавалось и покупалось все: от

овощей и изделий деревенских ремесленников до драгоценных

украшений и заморских специй. Купцы этого города богатели от

торговли с адриатическим поморьем, куда с римских времен

вела крупная торговая артерия - Via Egnatia. Гавань города была

удобна и благоустроенна, от ветров ее защищал специальный

мол. Очевидец разгрома Фессалоники арабами в июле 904 г.

Иоанн Камениат сообщает об огромном количестве дорогого

металла, шелков, льняных и шерстяных тканей, награбленных

врагами.

В IX-XII вв. византийские купцы поддерживали торговые

связи со странами Восточного Средиземноморья, бассейна

Черного моря, Передней и Центральной Азии. Пурпур,

добывавшийся на острове Кеос, стремились приобрести не

только афиняне и константинопольцы, но и арабы и венецианцы;

за шелками Коринфа, Спарты и Фив приезжали купцы со всех

концов империи и Италии; восточную парфюмерию, пряности и

лекарственные специи из Индии, Аравии и глубин Азии везли

через Феодосиуполь и Трапезунд; товары Ивирии, Авасгии,

Армении и Сирии стекались в X в. в Ардануцин (Арце) - город-

крепость в Малой Азии. Херсониты торговали с печенегами,

ведшими торг с русскими, и сбывали свои товары в фемах

(провинциях) Пафлагония, Армениак, Вукелларий (чаще всего

это были рабы, лен, мед, воск, рыба, икра и кожи). Те же товары

русские сами везли в Константинополь, который в течение

многих веков оставался мировым торжищем, средоточием

транзитной торговли между Европой и Азией.

Ценность груза не всегда зависела от размеров и тяжести

товара. Содержимое трюмов тяжело груженных кораблей стоило

порой столько же, сколько небольшая поклажа ювелира,

парфюмера или скупщика лекарственных трав, долго

бродившего от деревеньки к деревеньке в глуши Ливана или

Армении.

Время, затраченное на перевозку товара, отражалось на

его цене. Поэтому основная масса товаров в Византии во все

века перевозилась на судах: морской путь был обычно наиболее

быстрым и дешевым.

Золотой Рог в Константинополе являлся сплошной

пристанью: суда там стояли почти вплотную, носами к берегу.

Поблизости располагались кварталы моряков, грузчиков,

корабельных плотников, иноземных купцов, а также склады,

верфи, доки. Византийские мореходы отлично знали условия

плавания в "своем море"

("нашим морем" ромеи называли

Средиземное, частью которого считали и Черное). Мореходным

искусством и отвагой славились родоссцы, суда которых можно

было увидеть во всех гаванях Средиземноморья. Недаром

именно "Родосский морской закон" с VII по XIII в. был

официально признанным в империи законодательным

сборником. Мореходный сезон открывался в день весеннего

равноденствия и продолжался до конца ноября. Если капитан

брался за доставку товара в опасное зимнее время, то в случае

беды его судили за безрассудство. На морских путях и в портах

имелись постоянно действующие маяки: ночью в них пылал

огонь, а днем дымилось сырое дерево.

Строили суда специальные подрядчики

(калафаты

буквально смолильщики, или конопатчики), нанимавшие

корабельных плотников. Размеры грузовых судов были

различными. Преобладали суда вместимостью от полутонны до

десяти тонн. Их строили для наиболее развитого каботажного

плавания или для переправ. Пселл однажды переправлялся с

дюжиной странников через Босфор на судне, экипаж которого

состоял всего из трех моряков. От таких судов мало отличались

рыболовецкие суденышки, небольшие по размеру, так как рыбу

добывали преимущественно в прибрежных водах (сети при этом

выбирали руками или с помощью ворота). Иногда на носовой

части палубы строили выступающие над водой настилы, с

которых рыбаки высматривали косяки рыбы в глубинах.

Однако для дальних заморских путешествий византийцы

использовали крупные суда вместимостью до 150- 200 тонн.

Такое судно в X в. брало на борт более 100 пассажиров, для его

спуска на воду требовалось одновременно до

300 рабочих.

Согласно "Родосскому закону", стоимость судна зависела от его

вместимости: судно вместимостью около тонны оценивалось в

пять-шесть номисм. Крупные торговые корабли власти иногда, в

периоды острой военной опасности, реквизировали для

перевозок государственных грузов или для переоборудования в

военные суда.

Владельцы судов, как и капитаны, нанятые владельцами,

назывались навклирами. Предполагают, что в столице

существовала

корпорация

навклиров.

Купцы

путешественники, зафрахтовав судно, заключали с навклиром

договор, в котором подробно оговаривались интересы сторон и

предусматривались случайности всякого рода, вплоть до такой,

как порча товара крысами; если капитан не имел кошки, то был

обязан возместить ущерб. Золото пассажиры сдавали капитану

на хранение. Он имел право ограничить их в питье и пище,

выбросить без возмещения часть товара в случае опасности.

Отправлявшиеся в дальний рейс приносили взаимную присягу

на евангелии. Если навклир принимал на себя ответственность за

полную сохранность товара независимо от причин катастрофы,

он повышал стоимость фрахта, но в случае беды целиком

возмещал ущерб. Навклира, между прочим, могли судить даже

за "унылый вид" во время бури, способствовавший

возникновению паники на судне.

Редкая дальняя экспедиция в торговых целях обходилась

без кредита. Купцы империи, в отличие от торговцев других

европейских стран, издревле не переставали прибегать к ссуде

под проценты и залоги. Ростовщиками были преимущественно

ювелиры и менялы. Ростовщичество, впрочем, морально

осуждалось. Церковь запрещала лихоимство вообще. До X в.

деятельность ростовщиков неоднократно возбранялась, но при

Льве VI она была легализована окончательно. Ссудный процент,

в зависимости от условий договора, устанавливался в пределах

8,33-16,67% от занятой суммы. Однако закон обходили: ссудный

процент порой достигал трети займа. Ростовщичеством

занимались, несмотря на запреты канонов, также клирики и

монахи. Кредитор был обязан два или три раза напомнить

должнику об истечении срока возвращения ссуды, а затем

обращался в суд. В присутствии властей производилась опись и

распродажа имущества несостоятельного должника, чтобы

погасить его долг и судебные расходы.

Что касается цен в Византии, то данные об этом крайне

противоречивы, и выводы историков остаются весьма

гипотетичными. Колебания в уровне цен зависели не только от

общей хозяйственной конъюнктуры в стране или в данной

местности, но и от государственной политики фиксированных

цен и от перемен в монетной системе: в XI в. содержание золота

в номисме стало падать, и ее точное соотношение с мелкой и

средней монетой

(нуммиями, фоллами и милиарисиями) не

всегда удается установить. Сообщая, что в

766-767 гг. на

номисму можно было купить

60 модиев пшеницы

(модий

равнялся 8-13 кг), патриарх Никифор (IX в.) поносит невежд,

радовавшихся дешевизне и полагавших, что в стране царит

изобилие, тогда как подлинной причиной низких цен на зерно

было резкое увеличение налогов с крестьян и политика крайней

экономии денежных запасов казначейства

(Nicephori

archiepiscopi constanti-nopolitani opuscula historica, ed. C. de

Boor. Lipsiae, 1880, p. 76.).

При Василии I во время голода можно было купить на

номисму два модия зерна, а через столетие, при Ники-форе II, в

подобной ситуации - только один модий, за десять же лет до

этого

- до восьми модиев. До введения упоминавшейся

монополии на торговлю хлебом во Фракии при Михаиле VII

Дуке на номисму продавали от 12 до 18 модиев пшеницы, а

после введения монополии - сначала один модий, а затем всего

одну треть его.

На развитие ремесел и торговли в империи оказывало

влияние и культивировавшееся в среде знати презрение к этим

видам деятельности. Император Феофил страшно разгневался,

узнав, что его жена имеет грузовой корабль, извлекает торговую

прибыль и покрывает императора позором, как "жалкого

купчишку". Корабль был сожжен вместе с товарами. В XI в.

Кекавмен советовал сбывать на рынок излишки продуктов,

производимых в поместье, но ни в коем случае не унижаться до

систематического занятия торговлей с целью извлечения

постыдной торговой прибыли (P. Lemeele. Prolegomenes a une

edition critique et commentee des "Conseils et recits" de

Kekaumenos. Bruxelles, 1960, p.17, 33.Ср. Г. Г. Литарвин, Ф. П.

Каждан. По поводу книги П. Лемерля о "Советах и рассказах"

Кекавмена. - "Византийский временник", 20, 1961, стр.287-289.).

Тяжким бичом для византийских торговцев был закон о

внутренней торговле между городами и провинциями. Купцы из

провинции могли оставаться в Константинополе лишь в течение

месяца. Если они не успевали продать товар и закупить

необходимое, эпарх менял цены, ускорял распродажу и

предлагал иногородним тотчас покинуть столицу. Ослушников

ждали конфискация, избиение, позорящая стрижка волос и

изгнание. Иноземные же, сирийские, купцы могли торговать в

Константинополе три месяца, а русские - даже полгода, причем с

правом на торговые льготы, на даровое питание и снабжение

судов всем необходимым для обратного пути.

Правительство сурово преследовало вывоз за границу

некоторых товаров

(оружия, драгоценных металлов, железа,

пурпура). Отечественным торговцам за нарушение таможенных

правил угрожала казнь. Пошлины со своих купцов, как правило,

превосходили пошлины с иноземцев. Особенно много

таможенных барьеров было на Геллеспонте и Босфоре, но

таможни имелись и в каждом порту, в каждом городе, даже на

небольших островах. По словам путешественника XII в.

Вениамина Тудельского, торговые пошлины в Константинополе

давали казне ежедневно до 20 тыс. золотых монет.

В XI-XII вв., особенно со второй четверти XI в., когда

владычество империи на море было основательно подорвано

арабами, а затем итальянцами, условия для морской торговли

постепенно ухудшались. Арабский флот грабил и топил

византийские грузовые суда, уничтожая или продавая в рабство

моряков и пассажиров. Усилился пиратский разбой. Немало

навклиров-капитанов промышляло вместе со своими экипажами

грабежом, расправляясь в глухих просторах моря с пассажирами.

В XII в. на открытый разбой в море пошел даже

император Алексей III. Он узнал, что в Черном море потерпел

крушение корабль, шедший от берегов Колхиды к

Константинополю. Василевс отправил шесть военных кораблей

якобы для поисков ценного груза, а на деле - для ограбления

каравана судов, следовавших в Амис. Начальники (архонты)

флота перестарались - они ограбили для василевса и прочие

суда, плывшие в Константинополь. Немало купцов-греков было

убито, а уцелевшие тщетно "искали Правды" в столице.

Пострадали и купцы иконийского султана, который использовал

этот инцидент для начала войны.

Согласно "Родосскому закону", спасший что-либо с

разбитого бурей судна получал пятую часть спасенного, а

сохранивший выброшенное на берег

- десятую часть. По

договорам русских с греками, обе стороны обязывались отдавать

друг другу в таких случаях все грузы без каких-либо наград. Но,

видимо, к концу XII в. эти законы были начисто забыты -

местные жители безнаказанно растаскивали грузы с

потерпевших кораблекрушение судов. Поэтому Андроник I

(1183-1185) распорядился карать смертью всех, кто будет

повинен в этом. То же наказание грозило и господам тех лиц,

которые решились бы на грабеж. Однако едва прошло несколько

лет после свержения Андроника I, как указ этого василевса

утратил силу.

В X-XI вв. и в деревне и в городе произошли глубокие

перемены. Византийское крестьянство раскололось на две

основные крупные группы: свободных налогоплательщиков

казны и феодально-зависимых париков, принадлежавших

частным лицам. Среднее положение между этими группами

занимала категория государственных крестьян, поселенных в

поместьях императорской семьи и государственных учреждений.

И численность и размеры владений магнатов быстро росли.

Феодальная вотчина производила все больше товарной

сельскохозяйственной продукции, поступавшей на городской

рынок. Но продукция эта все чаще становилась предметом не

внутренней, а внешней торговли. С конца XI в. крупные города

империи, а через столетие - и прочие вступили в полосу упадка.

Страна высоко развитого ремесла, налаженного торгового

оборота и устойчивых культурных традиций, Византия стала

быстро сдавать свои позиции конкурирующим городам-

республикам Италии. Причины этого коренились не только в

том, что василевсы из политических соображений предоставляли

венецианцам и генуэзцам неслыханные торговые льготы. Более

важную роль играла замедленность темпов развития ремесла в

империи еще до основания иноземцами факторий в

Константинополе. Товары Италии все чаще оказывались

добротнее и дешевле византийских. Экономическая и

политическая система бюрократического государства задушила

непомерными поборами и ограничениями собственное

городское хозяйство, создав условия для его загнивания и

медленного вырождения.

Глава 2. Государство

Византийская империя представляла собой единственное

древнее государство в Европе и Передней Азии, аппарат власти

которого уцелел в эпоху великого переселения народов.

Византия была непосредственной преемницей Поздней Римской

империи, но ее классовая структура претерпела в VII-XI вв.

коренные изменения: из рабовладельческой державы Византия

постепенно превратилась в феодальную. Однако такие

позднеримские институты, как разветвленный аппарат

центральной власти, налоговая система, правовая доктрина

незыблемости императорского единодержавия, сохранились в

ней без принципиальных изменений, и это во многом

обусловило своеобразие путей ее исторического развития (О

значении позднеримских институтов в истории Византии см.:

К. В. Хвоетова. Особенности аграрноправовых отношений в

поздней Византии

(XIV-XV вв.).

(Историко-социологический

очерк). М., 1968, стр. 49 сл., 102 сл.).

Политические деятели и философы Византии не уставали

повторять, что Константинополь - Новый Рим, что их страна -

Романия, что они сами - ромеи, а их держава - единственная

(Римская) хранимая богом империя. "По самой своей природе, -

писала Анна Комнин, - империя - владычица других народов".

Если они еще не христиане, то империя непременно "просветит"

их и будет управлять ими, если они уже христиане, то являются

членами ойкумены (цивилизованного мира), во главе которой

стоит империя. Ойкумена

иерархическое сообщество

христианских стран, и место каждого народа в ней может

определить лишь ее глава - император.

Эта стройная концепция к IX-X вв. мало соответствовала

действительности: в 800 г. Карл I, а с 962 г. Оттон I и его

преемники стали также императорами; многие христианские

народы не только не признавали авторитета империи, но вели с

нею борьбу; некоторые государи соседних с империей стран

(Симеон болгарский, Роберт Гвискар норманнский) даже

осмеливались притязать на трон василевса в Константинополе.

Однако империя не меняла своей концепции. Она никогда не

отказывалась от территорий, некогда принадлежавших Риму,

считая их лишь временно отторгнутыми. "Поэтому,

продолжает Анна, - ее рабы враждебны к ней и при первом

удобном случае одни за другим - с моря и с суши - нападают на

нее". Задача состояла в утверждении идеи монолитности и

единства многоплеменной державы. Един бог - един василевс -

единая империя. Древние эллины, говорил аноним X в.,

заполонили богами небо, поэтому и на земле у них было

"раздробление власти". "Где многовластие, - поучала Анна, -

там и неразбериха", которая, по мысли императора Константина

VII Багрянородного, есть погибель для самих подданных.

Василевс - помазанник божий - обладал безграничной

властью. Однако удержаться на престоле в Византии было

нелегко. Самая неограниченная монархия европейского

средневековья, императорская власть в Византии, оказывалась

самой непрочной. Император помыкал синклитом, самовластно

распоряжался войском, покупал щедротами духовенство,

пренебрегал народом. Но если при коронации ставшая

традицией теория "божьего выбора" не находила воплощения в

формальной церемонии согласия на царство со стороны

синклита, войска, церкви и народа, оппозиция могла сделать это

"упущение" знаменем борьбы против "незаконного" василевса.

Императора обожествляли как божьего избранника, не было

страшнее преступления, чем "оскорбление величества". Но

мятеж против него как личности, недостойной трона, не

осуждался, если мятежники выходили победителями. Эта

позиция по отношению к василевсу, характерная для

византийцев, нашла яркое отражение в следующем любопытном

эпизоде. Накануне решительной битвы с императорским

войском один из двух братьев Мелиссинов, горячих

приверженцев мятежника Барды Фоки, всячески поносил издали

порфирородного Василия II, а другой умолял брата прекратить

брань и, наконец, ударил святотатца, заплакав от сознания

братнего греха.

За 1122 года существования империи в ней сменилось до

90 василевсов. Каждый правил в среднем не более 13 лет. Почти

половина императоров была свергнута и уничтожена физически.

Сами византийцы задумывались над этим и не находили ответа.

Никита Хониат с грустью замечал, что Ромейская держава

подобна блуднице: "Кому не отдавалась!" Захвативший без

труда власть, продолжал он, побуждает и других к тому же

своим примером, особенно тех, которые "с перекрестков"

вознеслись в сановники. Мечтали о троне многие,

разглагольствуя при этом о незыблемости прав своего государя,

если он был порфирородным (или багрянородным), и, напротив,

о справедливости "перста божия", если узурпатор свергал

порфирородного

(ибо тот помыкал ромеями, "как неким

отцовским наследием"

("Nicetae Choniatae historia". Bonnae,

1835, p. 274.)).

Эпитет "порфирородный", т. е. рожденный в Порфире,;

особом здании дворца, означал, что родители василевса

занимали тогда императорский трон, и, следовательно, у

"порфирородного" имелись права, которые если не юридически,

то в силу обычая, давали ему ряд преимуществ перед

"непорфирородными". Из 35 императоров IX-XII вв. едва ли

треть носила этот гордый титул. Но если в XI в, порфирородные

составляли только пятую часть василевсов, то в XII в. - около

половины, а с 1261 г. и до конца империи на престол всходили

лишь двое непорфирородных. Вместе с консолидацией класса

феодальной аристократии медленно и с трудом утверждался

принцип наследственности императорской власти. Ее носителем

мог быть только представитель этого класса

- и не по

положению, а по самому рождению: с 1081 г. по 1453 г. выходец

из иной среды не занимал престола ни разу. В рассматриваемый

здесь период (IX-XII вв.) только что отмеченный процесс еще не

завершился. Каждый василевс, вступив на трон, прилагал все

усилия к тому, чтобы утвердить свое право передать власть по

наследству (порфирородный ребенок, потеряв отца в детстве,

редко сохранял ее).

Быт императора, обставленный с особой пышностью,

преклонение перед ним подчеркивали пропасть, отделявшую

государя от прочих подданных. Василевс появлялся перед

народом лишь в сопровождении блестящей свиты и

вооруженной внушительной охраны, следовавших в строго

определенном порядке. Вдоль всего пути процессии стояли

толпы согнанного простонародья. Иногда воздвигались и особые

деревянные подмостки, на которые вместе с музыкантами и

исполнителями гимнов имели право взойти видные горожане,

иноземные послы, знатные путешественники.

Во время коронации и важных приемов на василевса

надевали столько одежд и украшений, что он с трудом

выдерживал их тяжесть. Михаил V Калафат даже упал в

обморок при коронации, и его едва привели в чувство. Перед

василевсом простирались ниц, во время тронной речи его

закрывали особыми занавесями, сидеть в его присутствии

получали право единицы. К его трапезе допускались лишь

высшие чины империи

(приглашение к царской трапезе

считалось великой честью). Его одежды и предметы быта были

определенного цвета, обычно - пурпурного.

Единственный из мирян, василевс, имел право входить в

алтарь. В его честь слагались торжественные гимны и

славословия. В своих грамотах он говорил о себе чаще всего во

множественном числе: "царственность наша"

(иногда:

"царственность моя"). Он не уставал восхвалять собственные

деяния: все его неусыпные заботы и тяжкие труды направлены

лишь на благо народа, и народ, разумеется, "благоденствует"

под его скипетром.

Особенно помпезно обставлялся прием иноземных

послов, которых византийцы старались потрясти величием

власти василевса. До середины X в. при византийском дворе

считалось унизительным дать согласие на брак близких

родственниц императора с государями иных стран. Впервые

порфирородная принцесса, дочь Романа II Анна, была выдана

замуж за "варвара" - русского князя Владимира - в 989 г. Еще

дольше соблюдался обычай не предоставлять иноземным

государям каких-либо регалий императорской власти.

Константин VII рекомендовал при домогательствах подобного

рода ссылаться на волю божью и заветы Константина Великого.

Последовательно

неуклонно

отстаиваемая

византийцами концепция исключительности власти василевса,

торжественность придворного ритуала, величие дворцов, блеск и

слава культуры древней империи действовали порой даже на

повелителей крупных и могущественных держав средневековья.

Быть как-то связанным с престолом на Босфоре (через родство

или через получение почетного титула) значило в какой-то

степени возвыситься среди прочих государей, не удостоенных

этой чести.

Как жили византийцы (Литаврин Г.Г.) - часть 3