Реакции и поведение собак в экстремальных условиях (М. Герд)

значительно большую, чем в первой серии экспериментов; другие, наоборот, меньшую: за час
бодрствования по данным актограммы одни собаки в среднем производили 203 движения
(основной формой активности в переходный период было двигательное беспокойство), а
животные, склонные к резкому уменьшению числа движений, — 21 движение.

В период 5–7-х суток собаки из группы усиленно двигающихся в среднем производили

83 движения за час до бодрствования, в период 9–12-х и 16–18-х суток — 91 и 104 движения.
Группа малоподвижных собак стала двигаться больше: соответственно 38 и 49 движений.
Несмотря на то что общее количество движений почти не изменилось, существенно
изменился их состав. Двигательное беспокойство, как наиболее элементарная форма таких
реакций, почти не возникало. Потребность в движениях реализовалась в виде ритмичных или
аритмичных подскоков на месте, раскачиваний, топтаний, смены поз, потягиваний, игры с
кормушкой и т. д. У собак часто появлялись такие реагирования на слабые или на средней
силы раздражители, какие вызываются сильными сигналами, т. е. утрированные формы
двигательных рефлексов (табл. 12).

Таблица 12. Изменение (%) в ходе тренировки по второму способу количества

движений, возникающих в ответ на внутренние раздражители (по данным сплошного

наблюдения, 100% — общее число движений)

Следовало также отметить развитие у собак, по мере их привыкания к кабине,

злобности. О подобном явлении уже говорилось в предыдущих опытах. Отчетливое
возрастание во время тренировок злобности почти у всех животных позволяло говорить о
ней как о закономерности. Известно, что злобность быстро развивается у животных,
посаженных на цепь.

Звуковые реакции. При анализе пассивных голосовых реакций были обнаружены те

же закономерности, что и при тренировке по первому способу. В самые первые часы опытов,
когда собаки еще не испытывали трудности воздействия экспериментов, они не производили
звуков. Затем при ухудшении их состояния голосовые реакции получили болезненное
выражение (стоны, жалобные скуления).

С 4–7-х суток, т. е. в начале периода нормализации, стали возникать лай, визг и

рычание, что свидетельствовало о нормализации поведения и об улучшении общего
эмоционального состояния животных.

По мере продолжения экспериментов звуки, как и при тренировке по первому способу,

становились более длительными и разнообразными по своей тональности, форме и другим
характеристикам. Так же регистрировались развитые формы феномена прислушивания.

Сравнение и анализ данных наблюдений и материалов магнитофонных записей по

звуковым реакциям собак при первом и втором способе тренировки говорили о том, что в
последнем случае у собак активные голосовые реакции в целом развивались быстрее и
носили еще более выраженный характер. А скуление, начиная с 3-х суток, не

регистрировалось. В последней трети опытов по второму способу активных звуковых
реакций было больше, чем по первому, повторное возникновение скуления появлялось
несколько позже.

Поведение двух собак (Тосны и Волхова) этой серии требовало особого рассмотрения.

Обеих характеризовала чрезмерная двигательная активность и ее неизменность, несмотря на
удлинение времени пребывания в опыте. Тосна двигалась 18 час. в сутки (15 из них весьма
интенсивно), Волхов — 16 час, что вначале служило причиной их объединения в одну
группу. Однако затем были выявлены многие различия в поведении этих собак.

Двигаясь, Тосна уставала: интенсивные реакции сменялись неподвижностью в лежачих,

а иногда в пассивных сидячих позах. Нос ее часто был теплым и сухим, шерсть потеряла
блеск,   была   запачкана   мочой   и   калом.   Отсутствие   реакций   на   внешние   раздражители
говорило   об   ухудшении   эмоционального   состояния.   Все   эти   факты   свидетельствовали   о
существенных сдвигах в функциональном  состоянии собаки. Очевидно,  она представляла
собою животное со многими, как и Ночка, видами патологических реакций, но с другими,
нежели  та, формами  выражения   этих  реакций  в  поведении:  двигательное   беспокойство  у
Тосны и малоподвижность у Ночки.

У Волхова процент активности в ответ на внешние раздражения был выше, чем у

других собак, сохранялись адекватные отношения между силой раздражения и реакцией,
быстро возникали положительные эмоции. Собака хорошо выглядела: шерсть блестела, нос
был холодным и мокрым. В связи с тем, что Волхов, судя по характеру его высшей нервной
деятельности, относился к числу животных с сильными процессами возбуждения и
торможения, можно думать, что его активность была проявлением сложившихся и поэтому
прочных форм поведения.

Высшая нервная деятельность

За 20–25 дней до начала опытов была сделана попытка охарактеризовать основные

особенности нервных процессов каждой подопытной собаки, для чего проводились
обследования с помощью проб, подробно описанных на с. 90 этой книги. В силу
обстоятельств, изложенных там же, выводы, вытекающие из полученных материалов, носили
предположительный характер.

У Тьмы, Мги и Шерны уменьшение интервалов между положительными

раздражителями   при   пробах   для   определения   силы   возбудительного   процесса   не
сопровождалось ни запредельным торможением, ни существенным изменением латентных
периодов, ни появлением большого числа межсигнальных реакций. Значит, нервная система
собак   выдерживала   длительное   концентрированное   возбуждение.   Дифференцировки   при
удлинении действия тормозного раздражителя до 15 сек. и в большинстве случаев до 20 сек.
сохранялись. Пробы для испытания баланса возбудительного и тормозного процесса также
обнаруживали   высокие   показатели   уравновешенности   этих   процессов.   У   Шерны
возбуждение   несколько   преобладало   над   торможением,   о   чем   говорили   данные   во   время
пробы с удлинением интервала перед тормозным раздражителем.

При исследовании высшей нервной деятельности Истры и Луги были получены факты,

затрудняющие возможность характеристики основных нервных процессов коры мозга этих
животных.   Истра   при   пробе   на   силу   возбуждения   не   реагировала   на   последние
положительные   сигналы,   сильно   изменялся   у   нее   латентный   период   реакций,   т. е.   по
сравнению   с   собаками,   о   которых   говорилось   выше,   регистрировалась   относительная
слабость возбудительного процесса. Луга в пробе на возбуждение дала высокие показатели, а
при   пробах   на   торможение   —   выпадение   реакций   на   положительные   раздражители   при
четких   реагированиях   на   торможение.   Очевидно,   относительно   меньшая   сила
возбудительного  процесса у этой  собаки  была  связана с  влияниями  со стороны  сильного
тормозного процесса. После дифференцировок при перемежающейся подаче тормозных и
положительных раздражителей — проба на баланс нервных процессов — эта собака часто не

реагировала на положительные сигналы. То же имело место после одной из двух сдвоенных
дифференцировок в пробе с увеличением интервалов между раздражителями. Число
межсигнальных реакций у этого животного было небольшим.

Волхов при пробе с подачей 20 раздражителей с укороченным интервалом после

шестнадцатикратного   реагирования   на   положительные   сигналы   не   отреагировал   на   два
раздражителя.   Животное   выдерживало   удлинение   дифференцировочных   раздражителей
средней и большей интенсивности до 15 сек. (регистрировались межсигнальные реакции),
при удлинении тормозных раздражителей до 20 сек. дифференцировки срывались. Все эти
факты заставляли предполагать, что функции нервной системы Волхова, характеризуясь в
основном сильными процессами возбуждения и торможения, в то же время определялись
некоторым   превалированием   возбудительных   процессов.   Интересно   отметить,   что   такое
заключение   в   какой-то   степени   согласовывалось   с   поведением   этой   собаки,
характеризующимся такими признаками, которые позволяли охарактеризовать это поведение
как возбужденное.

У Клязьмы проба для характеристики возбудительного процесса (20-разовое

применение   положительных   раздражителей   с   укороченными   интервалами   между   ними)   с
самого начала сопровождалась большим количеством межсигнальных реакций. С 6-го до 8-го
и   с   10-го   до   13-го   раздражители   реакций   на   положительные   сигналы   выпали,   а   с   15-го
исчезли   до   конца   обследования,   что   говорило   о   появлении   запредельного   торможения.
Процесс   торможения   этой   собаки,   судя   по   данным,   полученным   при   соответствующих
пробах,   также   определялся   многими   показателями   слабости:   отмечались   частые   срывы
дифференцировок,   были   сорваны   все   реакции   на   тормозные   раздражители   большой
интенсивности  и при удлинении их действия. При испытании баланса возбудительного и
тормозного   процессов   создавалось   впечатление   о   превалировании   в   реакциях   нервной
системы   Клязьмы   тормозных   функций   (при   анализе   полученных   данных   показатели,
указывающие   на   ухудшение   тормозного   процесса,   встречались   в   63%   случаев,   а
возбудительного — в 37%).

У Тосны слабость возбудительного процесса сочеталась с еще большей слабостью

тормозного.   При   испытании   силы   раздражения   была   получена   картина,   напоминающая
таковую   у   Клязьмы.   При   пробе   на   тормозной   процесс   оказались   сорваны   все
дифференцировки. Их срыв часто наблюдался и при других пробах. Относительная слабость
процесса   торможения,   очевидно,   определяла   превалирование   у   Тосны   возбудительного
процесса.

До начала экспериментов условные рефлексы всех собак обладали большой

прочностью: собаки реагировали на все положительные раздражители с латентным периодом
1–2 сек., реакции на дифференцировочные раздражители отсутствовали, межсигнальные
регистрировались в небольшом числе.

Исследование высшей нервной деятельности животных во время 20-суточных

экспериментов проводилось в 1–2,8–13 и в 16–19-е сутки опытов. Конкретные данные этих
исследований помещены в табл. 13.

В 1–2-е сутки опытов реакции нервной системы всех собак оказались существенно

изменены.   У   трех   первых   животных   были   случаи   отсутствия   реагирований   на
положительные   раздражители,   несущественно   изменялся   латентный   период   реакций   на
положительные   раздражители.   Дифференцировки   оказались   сорванными,   собаки
реагировали   даже   на   тормозные   раздражители   в   виде   света   средней   интенсивности.
Регистрировались межсигнальные реакции.

Таблица 13. Число положительных условных реакций дифференцировок и

межсигнальных реакций у собак во время 20-суточных опытов

У двух следующих животных также регистрировались срывы дифференцировок на

раздражители большой и средней интенсивности, много межсигнальных реакций (44 и 56). У
Истры отмечалось значительное увеличение латентного периода реакций.

Луга не реагировала на три положительных сигнала, латентный период ее реакций

оказался увеличенным. Однако дифференцировки этим животным были выдержаны, число
межсигнальных реакций минимально.

У Клязьмы и Тосны нарушения высшей нервной деятельности оказались особенно

значительными: они реагировали не на все положительные сигналы, дифференцировки в
преобладающем большинстве случаев были сорваны, отмечалось много (28) межсигнальных
реакций.

Эти данные показали, что ухудшение в переходный период многих показателей

вегетативных   функций   животных,   показателей   их   поведения   и   психических   реакций
сопровождалось   различной   степенью   функциональных   сдвигов   в   нервной   системе.
Направление этих сдвигов было не однозначным и не обнаруживало прямой связи между
поведением и изменением функций нервной системы. Так, например, Тьма — животное с
сильными процессами возбуждения и торможения — вела себя на всем протяжении опыта
относительно   спокойно.  И   в  этом  отношении   она  была  похожа  на   животное  со   слабыми

процессами   возбуждения   и   торможения   (на   Клязьму),   у   которого   также   не   наблюдалось
выраженных форм активности. Обращает на себя внимание и тот факт, что при обследовании
высшей   нервной   деятельности   в   конце   1-х   и   во   2-е   сутки   у   обеих   собак   наблюдались
одинаковые   сдвиги.   Волхов   и   Тосна   характеризовались   значительной   двигательной
активностью, несмотря на то что их нервные процессы определялись различными исходными
данными.

Отсутствие такой связи объяснялось многими причинами. Условия опыта по-разному

влияли на животных в зависимости от индивидуальных особенностей их организма и их
нервных процессов. Для одних собак сила таких условий была значительной, для других —
менее существенной. Свою коррекцию в эти взаимоотношения вносили различные виды
поведения, связанные с характерологическими особенностями животных, и неодинаковая
степень угнетенного психического состояния.

Собаки с сильными нервными процессами не обязательно реагировали на ухудшение

условий своей жизнедеятельности наилучшим образом. Например, у Шерны — собаки с
сильными нервными процессами менее, чем у других животных, развивались
компенсаторные двигательные и звуковые реакции. Развитые формы эти реакции приобрели
только в конце эксперимента.

Обследование высшей нервной деятельности собак в переходный период опытов

говорило о существенном ухудшении реакций нервной системы животных. В основном при
этом страдал активный процесс торможения (дифференцировки оказались сохраненными в
37% случаев и полностью — только у одной из восьми собак). Некоторые факты позволяли
также предполагать ослабление или даже истощение возбудительных процессов (у Клязьмы
и   Тосны).   Отсутствие   у   Клязьмы   и   Тосны   в   19%   случаев   реакций   на   положительные
раздражители,   увеличение   латентного   периода   рефлексов   заставляли   предполагать
ослабление   возбудительных   процессов.   Тем   не   менее   ослабление   процессов   активного
торможения  в  коре мозга этих собак, очевидно,  способствовало  преобладанию  процессов
возбуждения.

В 8–13-е сутки в высшей нервной деятельности собак регистрировались более

благоприятные сдвиги, чем ее показатели в начале эксперимента (см. табл. 12). Все собаки в
целом реагировали на 97% подаваемых положительных сигналов. Дифференцировки не были
нарушены в 75% случаев подачи дифференцировочных раздражителей. У Мги, Волхова и
Луги возникали реакции на тормозной раздражитель большой интенсивности, что говорило о
незначительных нарушениях в области условного тормозного процесса коры мозга. У
Волхова также отмечалось появление многих межсигнальных реакций.

Более существенные изменения показателей нервной системы регистрировались у

Клязьмы и Тосны. Собаки реагировали не на все положительные раздражители, латентный
период их рефлексов был существенно замедлен, дифференцировки сорваны в пяти из
восьми случаев.

В конце опытов обследования высшей нервной деятельности (см. табл. 13) наблюдалось

дальнейшее улучшение функций нервной системы у преобладающего числа собак и резкое
их ухудшение у одного животного (Тосны).

Большой интерес в этот период представляли материалы многократных обследований

собаки   Шерны.   Несвойственные   для   этого   животного   ошибки   при   воспроизведении
стереотипа   и   выработанных   условных   рефлексов   в   конце   опыта   были   закономерным
явлением.   Они   повторялись   в   различных   соотношениях   при   специально   проведенных
исследованиях   и   показали,   что   срывы   дифференцировок   и   другие   отклонения   от
выработанного стереотипа реакций являлись результатом растормаживания, возникавшего у
этой собаки под влиянием внешних воздействий и собственных двигательных или голосовых
реакций: собака, например, до сигнала или в момент его появления начинала топтаться на
одном   месте   или   скулить,   и   это   обусловливало   появление   ошибочных   реакций.
Растормаживанием также, очевидно, объяснялись многие межсигнальные реакции и других
собак (например, у Волхова и Истры).

На 2-й и 3-й день после окончания опытов высшая нервная деятельность животных

оказалась нормальной. Собаки реагировали на 100% положительных сигналов с латентным
периодом до 1,5 сек. и на 94% тормозных, число межсигнальных реакций было
минимальным.

Сбор характеристик по двигательному и звуковому поведению собак, по их

эмоциональному и психическому состоянию, а также нервной деятельности позволили
сопоставить эти факты на материале двух серий экспериментов, т. е. по 22 собакам, исключая
животных с патологическими формами сдвигов.

В переходный период двигательная деятельность животных изменялась в разных

направлениях, фиксировалось как ее увеличение, так и затаивание; в области звуков
отмечались стоны, скуление и вой. Эмоциональные пробы указывали на изменения эмоций,
заключающихся в появлении страха гипертрофированных форм. Обеднения положительных
эмоций на этом этапе не отмечалось. Данные, полученные по изучению высшей нервной
деятельности, также говорили о многих функциональных сдвигах.

В ходе дальнейшего опыта по мере привыкания к его условиям во всех системах

организма   и   психики   животных   происходили   изменения,   в   основном   направленные   на
приспособление   к   обстановке.   В   области   поведения   это   уменьшение   движений   у
большинства неумеренно много двигающихся собак и увеличение двигательных реакций у
малоподвижных   животных,   резкие   сокращения   скулящих   звуков,   а   затем   появление
компенсаторных   двигательных   и   звуковых   образований.   В   это   же   время   улучшались
эмоциональные и психические реакции, нервная система собак правильно реагировала на
большинство положительных и дифференцированных сигналов. Срывы дифференцировок в
основном наблюдались при раздражителях большой интенсивности, число межсигнальных
реакций сокращалось.

В последней трети опытов реакции поведения животных существенно, по сравнению с

предыдущим этапом, не изменялись. Однако были и признаки, свидетельствующие о
значительном его ухудшении, — возрождение и нарастание скуления.

Регистрировалось относительное благополучие в области функций организма

(выделительных   и   других   процессов).   Реакции   поведения,   по   сравнению   с   предыдущим
этапом, так же значительно не изменялись. Собаки живо реагировали на все изменения в
экспериментальной обстановке и, казалось, находились в хорошем психическом состоянии.
Но   появилось   и   стало   развиваться   скуление.   В   эмоциональных   пробах   при   отсутствии
гипертрофированных видов страха, характерных для переходного периода, регистрировалось
некоторое   ослабление   положительных   эмоций.   Материалы   по   наблюдению   за   высшей
нервной деятельностью говорили об отсутствии отклонений в функциях нервной системы.

Все сказанное позволяло сделать вывод о взаимосвязи в данных опытах состояния

организма собак, их поведения, психики и высшей нервной деятельности. Очевидно, в
необычных экстремальных условиях такая взаимосвязь проявляется с большей
наглядностью.

Обсуждение полученных результатов

Материалы, приведенные выше и характеризующие первые дни многосуточной

фиксации, говорили о неблагоприятных сдвигах в состоянии собак: у животных нарушался
ритм выделений, они переставали есть, теряли в весе, начинали плохо и мало спать, у них
ослаблялся активный процесс торможения, изменялось поведение, появлялись пассивные
звуки.

Выраженность таких сдвигов в переходный период, судя по некоторым показателям,

была несколько большей, чем в период тренировки по первому способу (по вегетативным
показателям, пищевым реакциям, поведению), так как на организм животных, кроме
условий, характерных для тренировки по первому способу, действовали факторы, связанные
с его первичным пребыванием в кабине. Изменения функций других систем и, главное,

выделительной были меньшими. Процесс нормализации по второму способу в основном
осуществлялся быстрее и достигал более полного выражения.

Анализ неблагоприятных изменений, происходящих у многих животных в переходный

период, позволял говорить о их однонаправленности, несмотря на неодинаковые исходные
данные. Такая однонаправленность сдвигов предполагала общие причины, лежащие в основе
регистрируемых показателей. Очевидно, ими были, как и в предыдущей серии опытов, ломка
стереотипа   врожденных   и   выработанных   рефлексов   ритма   выделений,   а   также   резкое
сокращение   возможности   двигаться.   Животные   должны   были   преодолеть   рефлексы,
тормозящие  в  маленьком   жизненном   пространстве  акты   опорожнения  мочевого пузыря  и
прямой кишки. Такое преодоление при тренировке по второму способу возникало быстрее и
менее болезненно.

Анализ материалов наблюдений за высшей нервной деятельностью показал, что у

животных   с   сильной   нервной   системой   такая   перестройка   проходила   тяжело,   но   без
патологических  изменений.  Проявлением невротических  реакций у одной собаки (Тосны)
можно  было объяснить  резкие  неблагоприятные  сдвиги  в области ритмики,  потерю  веса,
многие поведенческие реакции.

Можно высказать предположение, что из двух задач, с которыми сталкивался организм

собак, впервые попавших в камеру, а именно с необходимостью отправления выделений и
необходимостью находиться в условиях весьма ограниченных движений, первая задача
оказалась более трудноразрешимой.

К.М. Быков (1944) и В.Н. Черниговский (1960) являлись авторами концепции о

взаимосвязи   локомоторной   деятельности   с   функциями   внутренних   органов.   По   данным,
полученным   в   этих   экспериментах,   сокращение   двигательной   активности   отрицательно
влияло   на   общее   состояние   собак.   О   большом   биологическом   значении   потребности   в
движениях   свидетельствовало   двигательное   беспокойство   и   другие   уродливые   формы
проявления   в   кабине   двигательных   реакций.   Очевидно,   отсутствие   интенсивной
деятельности также было условием, осложняющим отправления выделительной системы. В
том   случае,   когда   животные   сводили   двигательную   активность   до   минимума,   у   них
развивались   неблагоприятные   явления,   и,   наоборот,   двигательная   активность   как   бы
предохраняла животных от этих явлений, о чем говорило относительно хорошее состояние
много   двигающихся   Ветерка,   Урагана,   Луги,   Волхова.   Исключение   составляла   Тосна,
двигательная активность которой, организуемая самим животным, не спасала его от развития
патологического состояния.

Изучение тренировки показало, что двигательное и голосовое беспокойство собак в

начале экспериментов было связано с их плохим состоянием, что подтверждалось многими
фактами.   Это   позволяло   рассматривать   двигательное   и   голосовое   беспокойство   собак   в
начале   тренировки   как   показатели   резкого   ухудшения   состояния.   Затем   в   ходе   процесса
нормализации собаки становились  спокойнее. Еще через некоторое время двигательная  и
голосовая   активность   приобретала   прямо   противоположное   значение.   Теперь   увеличение
количества   движений   и   активные   звуковые   реакции   говорили   о   том,   что   собаки
приспособились к условиям кабины, выработав компенсаторные реакции. Увеличение числа
движений   и   их   интенсивности   в   этом   случае   было   положительным   диагностическим
признаком   состояния   животных.   Количество   движений,   возникающих   в   качестве
компенсаторных двигательных образований, очевидно, по своей энергетической стоимости
было   значительно   меньше,   чем   в   нормальных   условиях.   Е.А.   Коваленко,   В.Л.   Попков   с
сотрудниками (1971) на основании данных потребления кислорода и выделения углекислоты
сделали   заключение   о   существенном   снижении   газообмена   у   животных   к   концу   первого
месяца.

На основании полученных данных можно определить виды реакций, компенсирующих

недостаток движений. Это двигательное беспокойство — большое количество
немотивированных хаотичных движений с элементами лишних реакций. Значительное место
занимали движения, возникающие в силу внутренней потребности двигаться. У одних собак

они имели самые разнообразные формы, отличались от двигательного беспокойства большей
упорядоченностью   и   упорностью,   у   других   такие   движения   выражались   в   стандартных
реакциях. Часто разнообразные действия на глазах экспериментатора стандартизировались и
затем   осуществлялись   преимущественно   в   такой   форме.   Как   компенсаторные   движения
также можно рассматривать такие двигательные образования, как, например, потягивание,
отряхивание,   смену   поз.   Все   эти   движения   производились   животными,   находящимися   в
кабине, чаще, чем в обычных условиях, и с целью подвигаться, а не прямого их назначения.
Еще одним видом реакций, компенсирующих недостаток движений, являлись утрированные
виды реагирования на внешние раздражители.

Четко прослеживаемая зависимость в первые сутки опытов некоторых звуков от

патологического состояния говорила о том, что эти реакции в переходный период отражали
ухудшение состояния организма и, как показали данные предыдущей серии опытов,
психического состояния.

На стадии нормализации звуки животных, так же как и движения, играли роль

факторов, компенсирующих недостающие моменты нормальной жизнедеятельности в
кабине. Такими явлениями была бедность обстановки камерного содержания, отсутствие
разнообразных предметов, звуков и запахов. Голосовые реакции самих собак в их различной
тональности и формах как бы развлекали животных.

Высшая нервная деятельность собак и их психическое состояние в ходе опытов

претерпевали   изменения.   В   1-е   и   2-е   сутки   экспериментов   нервная   деятельность
характеризовалась   значительными   сдвигами,   ухудшалось   и   психическое   состояние.   По-
видимому, это объяснялось двумя причинами: ухудшением общего состояния организма под
влиянием новой обстановки его жизнедеятельности, а также новизной условий, тормозящих
разные   проявления   животных.   Последнее   было   особенно   важно   для   собак   второй   серии
экспериментов,   которые   фиксировались   в   кабине   без   предварительного   приучения   к   ней.
Затем по мере продолжения опытов наблюдалось улучшение высшей нервной деятельности и
психического состояния.

В конце 20-суточных опытов регистрировались в основном высокие показатели высшей

нервной деятельности и психики животных и только некоторые моменты свидетельствовали
о незначительных изменениях психических реакций. Развитие у собак злобности,
базирующейся на повышенной раздражительности, косвенно было свидетельством
повышения раздражительности нервной системы и ослабления внутреннего торможения.

Отбор собак для камерных исследований

Изучение тренировки происходило на протяжении длительного времени и

предполагало относительно большое число обследуемых систем. Это требовало большой
организационной работы, многих коллективных усилий и длительного времени. Естественно
вставал вопрос, нельзя ли в практических целях отбора облегчить эту работу. Для этого на
основании проведенного и описанного выше изучения состояния собак в ходе тренировки
были разработаны и проверены на практике специальные рекомендации, упрощающие
решение вопроса о пригодности собак для их использования в длительных камерных опытах.

По этим рекомендациям предполагалось исследование некоторых показателей

состояния животных до опыта, а именно: определение их веса, количеств водо- и
пищепотребления, определение вегетативных процессов (пульса, количества циклов дыхания
и температуры тела). Для того, чтобы изучить фоновые данные этих функций, их следовало
регистрировать в течение 5–7 час. с интервалами в 30–60 мин.

Затем собаки помещались в камеру и наблюдались там в течение 1-х суток. При этом

определялась   скорость,   с   которой   у   них   появлялись   акты   выделения,   регистрировались
вегетативные   показатели,   случаи   одышки,   звуки   при   дыхании,   стоны,   с   помощью
актограммы фиксировалось состояние двигательной сферы, отмечались позы и пассивные
голосовые   реакции.   Животные   на   этой   стадии   обследования   считались   пригодными   для

длительных опытов в том случае, если мочеиспускание у них появлялось на протяжении 1-х
или 2-х суток экспериментов или в первые часы 3-х и если перечисленные выше явления не
носили ярко выраженных и патологических форм.

После этого собаки оставлялись в кабине еще на 14–16 суток, в продолжение которых

регулярно   кормились   и   осматривались   ветеринарным   врачом.   На   15-е   или   17-е   сутки
проводилось   повторное   изучение   показателей   выделительной   системы,   вегетативных
процессов  и  поведения.  Животные могли  считаться   пригодными  к длительным  опытам   в
камере, если в ходе опытов теряли менее 20% своего веса; съедали и выпивали более 60%
суточного   рациона   пищи   и   воды;   у   них   не   было   нарушений   в   сфере   выделительных
процессов, ишурии, палакиурезиса, стонов при мочеиспускании; не было одышки или звуков
при   дыхании;   отсутствовали   патологические   формы   двигательных   и   голосовых   реакций,
чрезмерное количество интенсивных движений, вялость, сидячие пассивные положения тела,
неряшливость, двигательные отрицательно эмоционально окрашенные звуки.

При особых обстоятельствах такая система обследования собак могла быть сокращена

еще более. Животные фиксировались в камере на 15–17 суток и их состояние обследовалось
в последние 1–2 дня пребывания в кабине. Об их пригодности судили по признакам,
изложенным выше.

Глава пятая

СОСТОЯНИЕ СОБАК ПРИ ДВУХМЕСЯЧНОЙ ФИКСАЦИИ

В начале двухмесячных опытов состояние собак, несмотря на многие индивидуальные

отклонения, изменялось по закономерностям, отмеченным при 20-суточных экспериментах.

Вегетативные показатели

Вегетативные показатели в этих опытах в большинстве случаев измерялись днем (с 9 до

17 час),   что   позволяло   говорить   о   среднедневных   показателях   этих   величин.   Было
установлено, что после 20 суток опытов изменения частоты пульса были незначительными.
Частота   дыхания   собак   вначале   существенно   изменялась,   а   затем   стабилизировалась.
Температура тела изменялась в пределах сотых и десятых долей градуса. В последней трети
экспериментов   у   собак   Тайги,   Бурана   и   Луча   наблюдались   изменения   периодики   пульса,
дыхания и температуры.

Пять собак получали обычную пищу в мисках или с помощью автомата, общий вес

рациона был 200 г. Четыре кормились специальной пищей. В состав их рациона входили
диетически совместимые, высококачественные пищевые продукты и вода, общий вес пищи
— 600 г.

Начиная с 35-х суток, аппетит собак ухудшался; они съедали 30–45% дневной нормы,

запах пищи переставал вызывать ориентировочные рефлексы, облизывание, после 40-х суток
поедаемость пищи снижалась еще более. После 50-х суток плохо ели все собаки.

Вес

Вес животных во время длительных опытов вначале изменялся незначительно, а его

колебания   были   разнонаправленными.   После   30-х   суток   он   уменьшился   (на   0,30 кг)   у
четырех собак; у двух увеличился на 0,20 кг, у одной не изменился. Затем все собаки стали
худеть. На 45-е сутки уменьшение веса в среднем  составляло 0,29 кг, а на 59-е сутки —
0,43 кг,   что   для   6–9   килограммовых   собачек   означало   значительное   похудение.   Особенно
значительным оно было у весьма подвижных животных с рядом невротических признаков.

Выделения

До 20–22-х суток процессы выделения собак по своему характеру напоминали таковые

при тренировке по второму способу. Вначале наблюдалась ишурия, олигоурезис, однако
затем, начиная с 3–5-х суток у одних собак и с 10-х у других, ритм выделительных процессов
относительно нормализовался. В 67% суток животные выделяли мочу не менее трех раз и,
следовательно, только в 33% суток ритм мочеиспусканий был нарушен. Хуже обстояло дело с
дефекацией: она наблюдалась в 59% суток и ее не было в 41% суток; иногда животные не
испражнялись два-три дня подряд. Были и такие собаки (Сильва и Ласка), у которых после
переходного периода ритм выделений не нарушался.

С 20-х до 30–40-х суток опытов сутки с ненормальным ритмом выделений стали

регистрироваться снова. Ритм оказывался нарушенным почти каждые 2-е сутки (в 48%
суток). Значит, в этот период экспериментов процент нарушений был много больше, чем в
период нормализации. Редко наблюдалась ишурия, чаще — олигоурезис, у одного животного
(Бурана) — палакиурия. Менее всего ритм выделительных процессов нарушался у Ласки, у
Сильвы неблагоприятные изменения в выделительной системе регистрировались в виде
двухразового олигоурезиса.

От 30-х до 50-х суток число суток с неправильным ритмом актов выделения составляло

43%, а с 50-х до 65-х суток — 25%.

Эти данные позволяют сделать заключение о том, что мочеиспускание и дефекация

протекали наиболее нормально в первой трети двухмесячных экспериментов, затем
наблюдалось их сокращение в среднем примерно в 1,4 раза, а у отдельных животных —
значительно больше. Минимальное число суток с нарушениями в период от 50-х до 60-х
суток объяснялось тем, что к этому периоду были прекращены опыты со многими
животными, у которых наблюдались выраженные нарушения функций выделений.

Особенно значительно была нарушена дефекация, ее задержки длились 2–3, а в конце

двухмесячных опытов иногда 5–6 суток.

Из литературы известно, что при длительной гиподинамии появляется общая

стрессовая реакция и, в частности, нарушение секреторной функции желудочно-кишечного
тракта,   эндокринные   сдвиги   и   т. д.   По   данным   И.Г.   Красных   и   Л.А.   Тютиной   (1973),
изучавших   моторно-эвакуаторную   функцию   желудочно-кишечного   тракта   с   помощью
серийной   рентгенографии,   уже   15-суточное   пребывание   животных   в   условиях   малой
подвижности   приводило   к   задержке   опорожнения   желудка:   фиксировались   спазмы
привратника, ослабление перистальтики, дистрофия и гипотония тонкой и толстой кишок.

Поведение

Позные состояния, движения и голосовые реакции при удлинении опытов были

чрезвычайно разнообразны и в большей степени, чем любые другие функции, носили на себе
отпечаток индивидуальных особенностей отдельных животных. В первые 20 суток поведение
изменялось   в   соответствии   с   закономерностями,   выявленными   выше:   возникало
двигательное   беспокойство,   затаивание,   вырабатывались   компенсаторные   двигательные
реакции,   адекватные   позные   состояния.   Умеренно   подвижные   и   подвижные   собаки
становились спокойнее. Малоподвижные начинали двигаться больше и т. д. Исчезла общая
нервозность животных.

После 20-х суток двигательное состояние собак существенно не изменялось и только у

двух   из   них   наблюдались   отклонения.   Малоподвижная   собака   Пурга   стала   двигаться
значительно больше. Собака Буран двигалась возбужденно в одни периоды и становилась
неактивной   —   в   другие:   лежала   и   сидела   в   расслабленных   позах,   почти   не   реагируя   на
воздействия   внешней   обстановки.   В   дальнейшем   у   большинства   животных   по   мере
удлинения экспериментов наблюдалось сокращение числа движений и большая их вялость, а
после 30 дней резко уменьшилось число компенсаторных движений. Исключение составляла
одна собака (Буран), продолжающая возбужденно двигаться в одни периоды и становящаяся

неактивной — в другие. С 40-х суток опыты с ней пришлось прекратить из-за палакиурезиса,
как и с собакой Тосной во время изучения тренировки по второму способу.

Изменения в количестве двигательных реакций на протяжении двухмесячных опытов

показаны в табл. 14. От 20-х до 30-х суток отмечалось большое число пассивных голосовых
реакций в виде скуления, были зарегистрированы случаи воя (у Тундры и Луча). Количество
активных звуков голосовых реакций, наоборот, уменьшалось, на протяжении 26, 28 и 30-х
суток   собаки   издавали   звуки   в   среднем   около   3 час,   2 час.   и   10 мин.   (соответственно),
скулили   и   30 мин.   лаяли   и   визжали.   Второй   месяц   пребывания   собак   в   условиях   опыта
характеризовался еще большим увеличением звуковых реакций. В период от 35-х до 45-х
суток голосовые реакции в виде скуления стали появляться у всех животных, кроме Ласки и
Сильвы.   У   Пурги   и   Бурана   несколько   раз   регистрировались   стоны.   Одновременно   с
увеличением   числа   пассивных   звуков   увеличивалась   их   многокомпонентность   и   чаще
встречался феномен вслушивания в собственные голосовые звуки.

Из активных звуковых реакций особенное развитие получило рычание. Оно

регистрировалось у четырех из семи собак, вначале оно носило беззлобный характер: к
рычащему животному можно было подойти, просунуть руку в кабину, погладить. Однако
затем у двух собак (Тундры и Луча) рычание стало сопровождаться агрессивностью,
усугублявшейся по мере увеличения длительности опытов, и затем — злобностью.

Таблица 14. Число двигательных реакций и величина их амплитуды за час

бодрствования в разные периоды двухмесячных опытов (данные актограммы)

Лай собак по мере увеличения длительности эксперимента становился угрожающим и,

наоборот, лай приманивающий, с включением радостных оттенков стал регистрироваться
редко (их соотношение у Пурги на 31-е сутки — 8:3; у Тайги на 34-е сутки — 9:4; у Бурана на
39-е сутки — 7:2 и т. д.).

В период 60–65-х суток тенденция к развитию пассивных голосовых рефлексов

продолжала увеличиваться. Появилось скуление у Ласки — животного с нормальным
функционированием многих других систем организма, со спокойным поведением. Возникнув
в период 54-х суток, оно стало быстро развиваться (на 59-е сутки собака скулила 3,1 час, на
64-е — 5,8 час). В 65-е сутки начала скулить и другая собака — Сильва.

Эмоциональное и нервное состояние

После 35 дней пребывания в эксперименте при пробе с гвоздями у некоторых животных

частота пульса и число дыхательных движений возрастали по сравнению с нормой в среднем
на 22 удара в минуту и на три цикла дыхательных движений, появлялись значительные

задержки дыхания. Животные приходили в возбуждение, рычали на доску, скулили. Только у
Сильвы   и   Ласки   реакции   значительно   не   изменялись,   что   свидетельствовало   о   хорошем
эмоциональном   состоянии.   При   пробе   на   высоту   некоторые   животные   вели   себя   более
скованно, чем на 12–14-е сутки опыта, другие, наоборот, — менее. Значительное ухудшение
всех реакций отмечалось у Бурана и Пурги. Боязнь упасть и другие признаки (скольжение
лап,   неудобные   позы,   отсутствие   попыток   их   смены,   частые   потери   равновесия   и   т. д.)
заставляли предполагать нарушение у этих собак координации движений.

После 50-х суток доска с гвоздями и высота в основном вызывали менее значительное

ухудшение состояния. Пульс увеличивался по сравнению с исходным в среднем на 15 ударов
в минуту. Однако некоторые моменты поведения при этой пробе свидетельствовали о еще
большем ухудшении координации движений и обеднении эмоционального состояния. У
Сильвы и Ласки, хорошо проявлявших себя в кабине, пульс и поведение на высоте и при
воздействии гвоздями изменялись относительно мало (пульс — на 10 ударов в минуту). При
пробе с физической нагрузкой на 45-е сутки отмечалось ухудшение многих реакций: пульс в
среднем учащался на 33 удара, груз удерживался в течение 10 мин. 30 сек., собаки делали
попытки двигаться, скулили, выли, т. е. обнаруживали при пробах значительное
беспокойство.

При действии неприятных запахов пульс повышался на 34 удара в минуту. Сильно

изменялось   поведение   животных:   вместо   спокойного   реагирования   на   воронку,   через
которую   поступал   запах,   собаки   энергично   крутили   головой,   лаяли   на   воронку,   жалобно
скулили. Неожиданными были реакции на запах и вид колбасы. Если на 20-е сутки запах
колбасы   вызывал   замедление   пульса   и   активное   стремление   к   пищевым   раздражителям
(животные совали мордочку в воронку, махали хвостом), то на 50-е сутки запах колбасы
действовал примерно так же, как запах тимола и аммиака: собаки отворачивались от воронки,
отодвигали ее лапой, забивались в угол, упорно отказывались есть (рис. 20, 21). У шести из
десяти животных появилась злобность, которая свидетельствовала о существенных сдвигах в
нервной системе собак. Собака Степь сделала попытку покусать персонал, обслуживающий
опыт, а Луч покусала на 47-е сутки опыта лаборанта в момент, когда он ставил ей еду.

Обсуждение полученных результатов

Анализ полученных данных показал качественные изменения в состоянии собак по

трем периодам экспериментов.

Первая треть двухмесячных опытов характеризовалась улучшением состояния и

поведения   собак.   Такое   улучшение,   несмотря   на   различные   колебания,   связанные   с
индивидуальными реакциями, наблюдалось в функционировании пищевой и выделительной
систем,   нервной   системы   и   нормализации   поведения.   Можно   было   думать,   что   в   ходе
дальнейших   опытов   число   неблагоприятных   сдвигов   уменьшится   и   в   результате   будет
достигнута высокая степень адаптации животных. Однако этого не произошло.

Во второй трети опытов от 20-х до 35–40-х суток состояние и поведение собак не

ухудшалось и не улучшалось, а в последней трети опытов (с 40-х суток) общее состояние
собак   снова   ухудшилось.   С   тремя   животными   пришлось   прекратить   опыты   из-за
палакиурезиса   и   появления   срывов   в   нервной   деятельности.   У   двух   собак,   в   состоянии
которых   долго   не   регистрировалось   отклонений   от   нормы,   стали   возникать   заметные
признаки ухудшения психического состояния. Значительно сократились, а у многих собак
исчезли   совсем   реакции,   компенсирующие   недостаток   двигательной   активности.   Из
активных звуков в основном регистрировалось рычание, которое можно было рассматривать
как результат развития тех неблагоприятных сдвигов в нервной системе, которые приводят к
озлоблению.   Вместо   радостного   лая   приманивающей   формы   и   визга   регистрировалось
скуление — реакция, сопровождающая развитые виды угнетенного состояния.

Рис. 20. Положительная реакция собаки Тайги на запах при эмоциональной пробе на 9-

е сутки двухмесячных опытов

Рис. 21. Отрицательная реакция собаки Тайги при той же пробе на 56-е сутки (реакции

отстранения, снижение пульса, задержки в дыхании)

Все это позволяло сделать вывод о невозможности достигнуть не только в

двухмесячный, но и в больший срок полной адаптации организма и психики собак к
условиям маленькой кабины.

Известно, что собаки произошли от волков (Гептнер, Наумов, 1972; Фабри, 1970) или

шакалов   (Лоренц,   1970),   покрывающих   в   погоне   за   добычей   огромные   пространства.
Длительное существование собак рядом с человеком и использование их для охоты также
связано   с   большими   и   продолжительными   двигательными   усилиями.   Это   позволяло
предположить, что пребывание в маленькой камере животных, эволюция которых связана со
значительной   двигательной   активностью,   противоестественно   для   них.   Очевидно,   собаки
могут,   и   то   в   относительной   степени,   приспособиться   к   такому   типу   жизнедеятельности
только на небольшой срок. Выше было показано, что в начале опытов основной причиной
появления   неблагоприятных   признаков   жизнедеятельности   в   кабине   были   нарушения   в
выделительной   системе.   Они   возникали   в   1-е   сутки   экспериментов   и   определяли   собой
сдвиги во многих других функциях.

Данные двухмесячных опытов заставляют думать, что ухудшение состояния животных,

развивающееся в период после 20–25-х суток, зависело в основном от изменения нервных и

психических реакций. Изменения этих факторов нарастали на протяжении всего опыта, тогда
как нарушения функций выделительной и других систем после 20-х суток регистрировались
примерно в одних и тех же пределах.

Выше при анализе материалов 20-суточных опытов было доказано, что основным

фактором, определяющим расстройство во время пребывания в кабине ряда функций и в том
числе   процессов   выделений,   было   развивавшееся   в   этих   условиях   ухудшение
функционального состояния нервной системы. Об этом же говорили материалы, полученные
в   серии   двухмесячных   экспериментов.   Нарушения   высшей   нервной   деятельности   и
поведения   собак   обнаруживали   многие   черты,   характерные   для   значительного   снижения
активного тормозного процесса ослабления и даже истощения возбудительного. Начиная с
20–35-х суток, отчетливо прослеживалось существенное ухудшение психического состояния.
В менее выраженной форме такое явление регистрировалось у собак также и в 20-суточных
опытах. Однако там оно то возникало, то исчезало. Во время двухмесячных экспериментов
нарушения психических реакций носили стойкий характер.

Ухудшенное и угнетенное психическое состояние характеризовало всех собак, включая

и то животное, у которого других нарушений не было. С удлинением опытов ухудшение
психического состояния животных не проходило, а, наоборот, укреплялось, что позволяло
сделать вывод о типичности этого явления. Несомненно, что изменение психического
состояния отражало определенные сдвиги в реакциях центральной нервной системы.

Таким образом, материалы двухмесячных опытов показали нецелесообразность

длительных тренировок животных. Оптимальным сроком пребывания собак в кабине являлся
срок в 15–20 суток.

Тип двигательного поведения собак, условно названный возбужденным,

характеризовался большим количеством интенсивных движений. Животные в час по данным
актограммы   производили   более   90   движений   относительно   резких   форм,   о   чем
свидетельствовала   средняя   их   амплитуда,   равная   9   мм   и   более.   Действия   животных
возникали в ответ на внешние раздражители и часто носили форму гипертрофированных
двигательных рефлексов, при которых в ответ на слабые или средние раздражители собаки
отвечали движениями большой интенсивности. В условиях кабины возбужденность также
проявлялась в виде интенсивных движений компенсаторного характера. У здоровых собак
тип   такого   поведения   не   вызывал   выраженных   форм   усталости   (смена   интенсивных
движений расслабленными позами регистрировалась относительно редко).

О вялом типе поведения можно было говорить в тех случаях, когда собаки за час

производили относительно мало движений (40 и меньше). Темп двигательных реакций и
средняя их амплитуда (менее 4 мм) были небольшими, в ответ на раздражители средней силы
они отвечали, как на раздражители слабой.

В разные часы суток, дни и периоды экспериментов и, очевидно, по разным причинам

одни и те же собаки в двигательном отношении вели себя иногда возбужденно, иногда вяло и
во многих случаях спокойно. Ласка и Клязьма, например, — спокойно и возбужденно, Тайга
— спокойно, вяло, возбужденно и т. д. Ряду животных был также свойствен определенный
тип двигательного поведения: Зиме, Метели, Лисичке, Оке, Шерне, Сильве и др. —
спокойный; Печере, Волхову, Ветерку — возбужденный; Гильде, Линде, Тьме — вялый (см.
табл. 8, 13, 14).

Характеристика двигательного поведения собак часто не соответствовала

характеристике издания звуков. Многие собаки со спокойным двигательным поведением
часто и продолжительно скулили или лаяли. Животные, проявлявшие двигательную
возбужденность, иногда, наоборот, не издавали звуков и т. д.

Следовало также отметить, что патологические формы поведения собак оказывались

связанными с типами двигательного поведения, так как у одних животных развивались
патологические формы возбужденности (у Тосны, Бурана), у других — вялости (у Ночки,
Пурги).

Глава шестая

РЕАКЦИИ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ СОБАК В УСЛОВИЯХ

ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ ФАКТОРОВ

Известно, что центральная нервная система играет ведущую роль как высший

интегрирующий орган и ее функциональное состояние имеет решающее значение для общего
состояния   живых   организмов.   Поэтому   тщательное   описание   и   анализ   функций   нервной
системы   в   условиях   воздействия   экстремальных   факторов   являются   актуальной   задачей
современного   этапа   развития   биологии.   Расширение   задач,   стоящих   перед   космической
физиологией и медициной, существенно повышает значение этой проблемы. Их разработке
также   способствует   необходимость   перехода   к   длительным   космическим   полетам,   к
организации жизни орбитальных станций и т. д.

Научные исследования советских ученых в течение ряда лет были направлены на

изучение физиологических функций организма собак и, в частности, функций центральной
нервной системы при действии на нее различных экстремальных факторов, возникающих
при   космических   полетах.   Условно-рефлекторная   деятельность   при   экстремальных
воздействиях   изучалась,   начиная   с   первых   шагов   развития   космической   биологии   и
медицины,   под   руководством   профессоров   О.Г.   Газенко,   Н.Н.   Лившиц,   Н.А.   Рокотовой
(Лукьянова, 1962; Рокотова и др., 1962; Васильев, Герд, 1964; и др.).

Начиная с 1961 г., внимание исследователей стали привлекать биоэлектрические

реакции   структур,   связанных   с   мозгом.   Методом   электроэнцефалографии   была
зарегистрирована высокая биоэлектрическая активность в гипокампе и миндалевидном ядре
мозга кошек в период воздействия ускорений. Активность при увеличении перегрузок до +5–
6g  на   10–15 сек.   превращалась   в   судорожные   разряды,  распространяющиеся   на   подкорку
(Adey   et   al.,   1961).   Изучалась   (Изосимов,   Разумеев,   1962   a,   b;   Газенко   и   др.,   1964)
биоэлектрическая  активность ретикулярной формации и коры, а также их взаимосвязь. В
отдельных нейронах гигантоклеточного ядра ретикулярной формации кошек при действии
ускорений   в   первом   периоде   регистрировалось   учащение   импульсации,   во   втором   —
залповидная   импульсация   и   потом   (в   третьем   периоде)   импульсация   отсутствовала.
Ретикулярная формация и гипоталамус, по мнению авторов, быстро реагировали на действие
ускорений и влияли на кору мозга. Торможение, развивающееся в ретикулярной формации,
предохраняло кору от повреждающегося действия ускорений (Газенко и др. 1963).

Вначале это были работы, направленные на изучение влияния на условно-

рефлекторную   деятельность   отдельно   взятых   перегрузок,   вибраций,   шумов,   облучений
(Михеева,   1955;   Кисляков,   1956,   1958;   Скачедуб,   1957;   Павлова,   1958;   Гуровский,   1959;
Росин   и   др.,   1959;   Барер,   1962   а,   б;   Борщевский   и   др.,   1963;   Кузнецова,   1964;   Лившиц,
Мейзеров, 1967; Климовицкий, 1967; и др.).

Однако в ходе космического полета на животных и человека действуют не отдельные

факторы его, а целый ряд одновременных или последовательных воздействий. Реакции на
такое комбинированное воздействие особенно сложны и многообразны: можно ожидать, что
они не будут соответствовать таковым при изолированном действии отдельных факторов. В
связи   с   этим   изучение   интегрального   ответа   на   комплексы   раздражения   должно   было
представлять большой теоретический и практический интерес. Возник вопрос о возможности
эффектов   частичной   суммации,   взаимного   ослабления   или   нейтрализации   реакции   при
различных   формах   комплексного   воздействия.   Практический   план   исследований   означал
подготовку   к   выработке   ряда   рекомендаций,   направленных   на   уменьшение   силы
отрицательно воздействующих условий при будущих космических полетах. С переходом к
изучению таких интегрально-действующих факторов космического полета и связан новый,
второй этап исследования.

Различные формы комплексного воздействия на нервную систему успешно изучались

целым рядом исследователей. Особенно интересны и многочисленны работы, выполненные

по   этой   тематике   под   руководством   профессора   Н.Н.   Лившиц.   Большинство   подобных
исследований посвящено влиянию на реакции нервной системы сразу двух факторов (Зуев,
1960;   Кузнецова,   1964;   Лившиц,   Мейзеров,   1966;   Кузнецова,   1966;   Апанасенко,   1966;
Кузнецова,   1967;   Лившиц,   Мейзеров,   1967;   и   др.).   Полученные   данные   убедительно
показали,   что   воздействие   на   нервную   систему   двухчленного   комплекса   качественно
отличалось   от   воздействия   каждого   отдельно   взятого   фактора.   Очень   важно,   что   в   ряде
случаев   возникал  эффект  ослабления  отрицательно  действующих  раздражений,  например,
вибрации повышали устойчивость организма к облучению.

Несмотря на то что в настоящее время наметился переход к изучению комплексного

влияния   факторов   космических   полетов,   науку   также   продолжают   интересовать
исследования,   направленные   на   углубленное   изучение   воздействий   отдельно   взятых
факторов.   Более   того,   проведенные   исследования   (Лившиц,   1967)   показали,   что
интегральный   ответ   нервной   системы   на   комплекс   раздражений   может   быть   изучен   и
правильно осмыслен только в том случае, если ему предшествовали исследования влияния на
живые организмы отдельно взятых факторов.

Описанные эксперименты имели цель исследовать изменение реакций центральной

нервной системы животных на отдельно взятые вибрации, перегрузки, а также в период
космического полета. Опыты проводились на собаках, так как эти животные использовались
при запусках ракет и спутников. Работа с собаками имела свои преимущества: они легко
привыкали к экспериментальной обстановке, спокойно вели себя в опытах, нормальная
физиология и условнорефлекторная деятельность этих животных хорошо изучены.

Эксперименты проводились в 1958–1962 гг. Исследование влияния на реакции

центральной   нервной   системы   собак   ускорения,   вибрации   и   космических   полетов
осуществлялось   с   помощью   четырех   серий   опытов;   влияние   на   условнорефлекторную
деятельность собак перегрузок и вибраций изучалось на 16 собаках, космических полетов —
на   трех   собаках.   Кроме   того,   проводились   эксперименты   по   изучению   изменений   после
полета поведенческих реакций и психического состояния трех собак.

Определение особенностей условнорефлекторной деятельности собак

Исследование высшей нервной деятельности собак во всех сериях опытов проводилось

с помощью методики и аппарата, описанных в начале книги.

Создавая методику, мы исходили из того, что она должна была выявлять наиболее

тонкие   изменения   в   высшей   нервной   деятельности.   Поэтому   в   качестве   индикатора
использовались   сенсомоторные   реакции   собак,   близкие   по   своему   выражению   к
двигательным   пищедобывательным   (Воронин,   1957).   Вырабатываемые   рефлексы   имели
сложную эффекторную часть, требующую  тонкой координации.  Поэтому  они были более
подвержены изменениям, чем слюнные, электрокожные и кислотные. По своему выражению
и   процессу   выработки   получаемые   рефлексы   были   ближе   всего   к   так   называемым
произвольным движениям. По нашему мнению, это должно было способствовать выявлению
у   животных   в   период   воздействия   на   них   экстремальных   факторов   скрытых   тонких
изменений в реакциях центральной нервной системы.

Изучению рефлекторной деятельности предшествовало исследование у подопытных

собак особенностей реакций их центральной нервной системы. Известно, что определение
типа   собак   даже   по   малому   стандарту   испытаний   в   школе   И.П.   Павлова   проходило   на
протяжении   многих   месяцев   и   включало   в   себя   изучение   процесса   выработки   условных
рефлексов,   исследование   угашения   с   подкреплением   и   без   подкрепления,   переделку
сигнальных раздражителей, пробы с применением фармакологических средств и т. д.

Реакции и поведение собак в экстремальных условиях (М. Герд) - часть 4