ЕГЭ по Истории. Полный курс по теории с заданиями и ответами - часть 6

 

21 

духовного правителя. О том же говорят и некоторые косвенные данные, связанные с 

погребением умерших князей-язычников в курганных насыпях. Скорее всего, князь 

руководил  войском  и  был  верховным  жрецом,  что  и  обеспечивало  его  высокое 

положение в обществе. 
      

Дружина - буквально означает отряд воинов и происходит от слова друг, которое 

первоначально  было  очень  близко  слову товарищ, соратник.  Видимо,  князя  и 

дружинников  когда-то  действительно  связывали дружеские  узы,  которые 

подкреплялись взаимными личными обязательствами. 
      

В  частности,  князь  брал  на  себя  справедливое  распределение  средств,  добытых 

им совместно с дружиной. Дружина, в свою очередь, должна была поддерживать и 

защищать  своего  князя.  Нарушение  одной  из  сторон  условий  такого  договора 

(неизвестно, заключался ли он формально; скорее всего на Руси все основывалось на 

нормах традиции, обычного права) влекло за собой его расторжение: князь снимал с 

себя  обязательства  выделять  часть  полученной  дани  и  защищать  своего  бывшего 

дружинника, а тот соответственно прекращал служить прежнему государю. 
      

Дружина  являлась  гарантом  реализации  решений  князя  и  соблюдения 

достигнутых  при  его  участии  договоренностей.  Она  могла  выполнять  как 

полицейские (внутренние), так и “внешнеполитические” функции по защите племен, 

пригласивших данного князя, от насилия со стороны соседей. Кроме того, князь при 

ее  поддержке  мог  осуществлять  контроль  над  важнейшими  путями  транзитной 

международной  торговли  (взимать  налоги  и  защищать  купцов  на  подвластной  ему 

территории). 
      

Такая  система  личных  связей  напоминала  вассально-сюзеренные  отношения 

Западной  Европы.  Однако  поначалу  дружинно-княжеские  связи  принципиально 

отличались  от  них.  Личная  преданность  древнерусских  дружинников  не 

закреплялась  временными  земельными  владениями  (ленами,  фьефами),  что  было 

характерно  для  западноевропейского  средневековья.  Древнерусский  дружинник  не 

получал  за  свою  службу  (и  на  ее  время)  земельного  надела,  который  мог  бы 

обеспечить его всем необходимым. 
      

Дружина  находилась  вне  обширной  структуры  -  как  социально,  так  и 

территориально.  Дружинники  жили  обособленно,  на  княжеском  “дворе”,  (в 

княжеской  резиденции).  Вместе  с  тем  их  отношения  с  князем  в  какой-то  степени 

воспроизводили общинные порядки в своем внутреннем устройстве. В частности, в 

дружинной среде князь считался первым среди равных. 
      

По  словам  И.Я.  Фроянова,  в  период  зарождения  древнерусской 

государственности  военная сила и общественная власть еще не оторвались друг от 

друга,  составляя  единое  целое.  Власть  принадлежала  тому,  кто  представлял  собой 

военную мощь. Видимо, в рассматриваемый момент существовало более или менее 

устойчивое равновесие сил между властью князя, опиравшегося на силу дружины, и 

властью веча, за которым стояла военная организация горожан. 
      

Пока ограничимся этими предварительными замечаниями. Их, вероятно, вполне 

достаточно  для  первого  знакомства  и  истоками  властных  структур  Древней  Руси. 

Тем  более,  что  нам  еще  не  раз  придется  возвращаться  к  рассмотрению  последних. 

Остается 

лишь 

добавить, 

что 

при 

анализе 

древнейших 

властных 

(протогосударственных)  структур  следует  помнить  об  одной  особенности 

 

22 

человеческого мышления, на которую указывали О.М. Фрейденберг и П.П.. Ахиезер, 

а именно: 

“Догосударственное  общество,  которое  можно  рассматривать  как  множество 

локальных  миров,  испытывало  возрастающее  дискомфортное  состояние  из-за 

усложнения  жизни,  внешних  конфликтов,  роста  междоусобиц.  Это  рождало  поиск 

выхода,  который  мог  иметь  место  на  основе  исторически  сложившейся  культуры. 

Естественным  выходом  в  этой  ситуации  виделось  поглощение  факторов, 

вызывающих,  или  казавшихся  вызывающими,  дискомфортное  состояние,  т.е. 

превращение  внешних,  негативных  явлений  во  внутренние  и,  следовательно 

подконтрольные.  Это,  однако,  требовало  развития  определенных  логических  форм, 

позволяющих  осмыслить  и  воплотить  эту  идею  в  некоторый  воспроизводственный 

процесс.  Такую  возможность  открывала  присущая  любой  культуре  экстраполяция. 

Она выступает как способность людей истолковывать нечто новое в представлениях, 

понятиях  старого,  уже  известного,  в  формах  сложившейся  культуры.  Например, 

индейцы Америки, впервые увидевшие лошадь, осмыслили ее как большую свинью, 

т.е.  перенесли  исторически  сложившиеся  представления  на  новое  осмысляемое 

явление. Оно было тем самым интегрировано в соответствующую (суб)культуру. А 

последнее - предпосылка рассмотрения этого явления как комфортного. Теперь оно 

не  вызывало  замешательства,  негативной  реакции.  Налицо  важнейший  механизм, 

обеспечивающий  господство  комфортного  идеала,  партиципации  к  нему  личности, 

препятствие  роста  социокультурного  противоречия  между  социальными 

отношениями и культурой. Этот механизм заложен в большом законе семантизации, 

по  которому  такие  понятия,  как  “раб”  или  “царь”  существовали  до  рабства  и  до 

царской  власти.  Эта  логическая  форма  открывала  возможность  экстраполировать 

ценности локального мира на значительно большую сферу социальной реальности”. 
      

В  связи  с  возможностью  подобного  переноса  прежних  имен  на  новые  явления 

общественной  жизни  существует  опасность  неверного  понимания  значения  слов, 

опирающегося  на  их  этимологию.  Между  тем,  с  помощью  этих  слов  могли 

обозначаться  принципиально  иные  реалии,  имеющие  лишь  некоторое  внешнее 

сходство  с  тем, что эти  слова  обозначали  искони.  Так,  лексика,  связанная  со 

стрельбой  из  лука,  была  перенесена  на  огнестрельное  оружие:  из  того  и  из 

другого стреляют.  Хотя  все  хорошо  знают,  что  из  ружей,  автоматов  и  пушек 

вылетают вовсе не стрелы... Тем не менее, когда речь идет о наиболее ранней стадии 

развития,  применение  данных  этимологического  анализа  для  описания  явлений, 

обозначаемых теми или иными словами, представляется достаточно корректным. 
      

И все-таки более надежным путем к пониманию того, что же представляли собой 

основные  властные  структуры  Киевской  Руси,  дают  письменные  источники,  прямо 

или косвенно их упоминающие. 
  

Лекция 5 

Власть в Древней Руси 

(продолжение) 

Город и село 
      

Как отмечают современные исследователи: 

“совокупность древнерусских населенных пунктов в целом укладывалась в сложную 

иерархическую  систему,  своеобразную  пирамиду,  в  основании  которой  находилась 

 

23 

масса рядовых сельских поселений, а вершину венчали крупные стольные города  - 

центры самостоятельных земель-княжений на Руси. Ступени между ними занимали, 

надо полагать поселения переходных типов, связанные друг с другом отношениями 

административно-хозяйственного  соподчинения.  В  эту  пеструю  мозаику 

вклинивались  территориально  все  расширявшиеся  раннефеодальные  вотчины  и, 

наоборот,  неуклонно  сокращавшиеся  островки  еще  не  охваченных  процессом 

окняжения и феодализации свободных сельских общин”. 
      

Древнерусские  источники  пользуются  развитой  системой  географических 

терминов,  связанных  с  различными  видами  поселений.  Здесь  встречаются 

упоминания  стольных  городов  и  городов  -  волостных  центров,  “пригородов”  и 

городков,  городцов  и  городищ,  погостов,  слобод,  сел,  селец,  селищ,  весей  и  т.п.  О 

том,  какой  смысл  вкладывали  авторы  источников  в  каждое  из  этих  слов,  как  они 

дифференцировали  все  эти  селения  и  по  каким  критериям,  сейчас  можно  только 

догадываться.  Изучение  социального  смысла  подобной  терминологии  осложняется 

тем, что в древней Руси подобные слова, видимо, не всегда строго различались. Так, 

даже в поздних рукописях можно найти смешение терминологии: 

“...въ  некоторой веси Суздальского  уезду,  иже  именуется село Холуй...”. (Курсив 

мой. - И.Д.) 
      

К тому же со временем семантика географических терминов могла изменяться (и 

довольно  существенно).  Тем  не  менее  на  основании  косвенных  (гораздо  реже  - 

прямых)  данных  удалось  выяснить  основные  значения  многих  географических 

индикаторов древнерусских поселений. 
      

Погостами первоначально  назывались  центральные  поселки  общинной 

территории,  административно-податные  центры  и  пункты,  в  которых  велась 

торговля. Позже погосты становятся также религиозными центрами: там строились 

церкви  и  отводилось  место  для  кладбищ.  Со  временем  погосты  частично  или 

полностью утратили прежнее значение, хотя названия за ними сохранились. В одних 

местностях они стали обозначать место, где находятся церковь и притч, в других (в 

средней и южной полосе) - кладбища, а в некоторых превратились в села. 
      

О  составе  погоста-села  XIII  в.  можно  судить  по  упоминанию  пожалований, 

сделанных  в  1219-1237  гг.  в  жалованной  грамоте  великого  князя  рязанского  Олега 

Ивановича игумену Ольгова монастыря Арсению: 

“...тогды дали святой Богородици дому 9 земель бортных, а 5 погостов: Песочна, 

а  ней  300  семии,  Холохолна,  а  в  ней  полтораста  семии,  Заячины,  а  в  ней  200 

семии, Веприя, 200 семии, Заячков, 100 и 60 семии, а се вси погосты с землями с 

бортными, и с поземом, и с озеры, и с бобры, и с перевесьищи, с резанками, и с 

шестьюдесят, и с винами, и с поличным, и со всеми пошлинами”. 
      

Селами именовались  административно-хозяйственные  и  церковно-приходские 

центры княжеского или боярского владения. На ранних этапах истории Древней Руси 

в их состав входили только двор владельца и жилища его слуг. Позднее в селах стали 

распространяться  и  хозяйства  зависимых  крестьян.  Село,  не  ставшее  церковно-

приходским  центром,  называлось сельцом.  Крестьяне,  тянувшие  в  податном 

отношении  к  селу,  жили  в деревнях или весях -  поселениях  в  один  или  несколько 

дворов. 
      

Однако нас в первую очередь будет интересовать тот вид поселений, в котором 

концентрировались  некие  властные  структуры,  оказавшие  реальное  влияние  на 

 

24 

жизнь  Древней  Руси.  А  таким  типом  поселения  был,  несомненно,  древнерусский 

город. 
 

Лекция 5 

Власть в Древней Руси 

(продолжение) 

Древнерусский город 
      

Становление  Древнерусского  государства  было  теснейшим  образом  связано  с 

процессом  преобразования,  освоения  мира  непроходимых  чащоб,  болот  и 

бескрайних степей, окружавшего человека в Восточной Европе. Ядром нового мира 

стал город - “очеловеченная”, “окультуренная”, отвоеванная у природы территория. 

Упорядоченное,  урбанизированное  пространство  превращалось  в  опору  новой 

социальной организации. 

“В  городах,  -  пишет  В.П.  Даркевич,  -  исчезает  поглощенность  личности  родом,  ее 

статус не растворяется в статусе группы в той мере, как в варварском обществе. Уже 

в  ранних  городах  Новгородско-Киевской  Руси  общество  переживает  состояние 

дезинтеграции.  Но  при  разрушении  прежних  органических  коллективов,  в  которые 

включался  каждый  индивид,  общество  перестраивается  на  новой  основе.  В  города, 

под  сень  княжеской  власти  стекаются  люди,  самые  разные  по  общественному 

положению  и  по  этнической  принадлежности.  Солидарность  и  взаимопомощь  - 

непременное условие выживания в экстремальных условиях голодовок, эпидемий и 

вражеских  вторжений.  Но  социально-психологические  интеграционные  процессы 

происходят уже в совершенно иных условиях”. 
      

Города,  несомненно,  были  центрами  экономической,  политической  и  духовной 

жизни Древней Руси. 

“Именно  города  предохраняли  Русь  от  гибельного  изоляционизма.  Они  играли 

ведущую  роль  в  развитии  политических,  экономических  и  культурных  связей  с 

Византией  и  дунайской  Болгарией,  мусульманскими  странами  Передней  Азии, 

тюркскими  кочевниками  причерноморских  степей  и  волжскими  булгарами,  с 

католическими государствами Западной Европы. В урбанистической среде, особенно 

в  крупнейших  центрах,  усваивались,  сплавлялись,  по-своему  перерабатывались  и 

осмысливались  разнородные  культурные  элементы,  что  в  сочетании  с  местными 

особенностями придавало древнерусской цивилизации неповторимое своеобразие”. 
      

В  изучении  городов  домонгольской  Руси  отечественными  историками  и 

археологами достигнуты серьезные успехи. В то же время накопилось значительное 

число проблем, требующих своего разрешения. 
      

Первый  вопрос,  на  который  необходимо  ответить: что  такое древнерусский 

город? При всей своей “очевидности” ответ на него вовсе не так прост, как может 

показаться  на  первый  взгляд.  Если  исходить  из  этимологии  слова  “город” 

(родственное  “жердь”),  то  следует  признать,  что  это  прежде  всего  огороженное 

(укрепленное)  поселение.  Однако  этимологический  подход  далеко  не  всегда  может 

удовлетворить  историка.  Он  фиксирует  лишь  наиболее  раннюю  стадию  истории 

слова, но ничего не может сказать о том, что же собственно называлось городом в 

более позднее время. Действительно, “городом” в древнерусских источниках до XVI 

в.  назывались  огражденные  населенные  пункты  и  крепости,  независимо  от  их 

экономического значения. В более позднее время так стали называться ремесленно-

 

25 

торговые  поселения  и  крупные  населенные  пункты  (при  всей  нечеткости 

определения “крупные”), независимо от того, имели ли они крепостные сооружения 

или нет. Кроме того, когда речь заходит об историческом исследовании, в нем под 

термином  “город”  имеется  в  виду  не  совсем  то  (а  иногда  и  совсем  не  то),  что 

подразумевалось под этим словом в Древней Руси. 
      

Что же называют древнерусским городом современные исследователи? Приведу 

некоторые типичные определения: 

“Город есть населенный пункт, в котором сосредоточено промышленное и торговое 

население, в той или иной мере оторванное от земледелия”. 

“Древнерусским городом можно считать постоянный населенный пункт, в котором с 

обширной  сельской  округи-волости  концентрировалась,  перерабатывалась  и 

перераспределялась большая часть произведенного там прибавочного продукта”. 
      

Повторю:  насколько  такие  представления  соотносятся  с  тем,  что  называли 

городом  в  Древней  Руси,  -  точно  не  известно.  Решение  этой  проблемы,  как  уже 

отмечалось, затрудняется неоднозначностью понятия город в Древней Руси. 

“Термином “город” в Древней Руси обозначалось вообще укрепленное, огражденное 

поселение,  вне  зависимости  от  его  экономического  характера  -  был  ли  это  город  в 

собственном  смысле  слова  -  значительный  ремесленно-торговый  центр,  или 

небольшая  крепостица  с  военным  гарнизоном,  или  старое  укрепленное  поселение 

дофеодальной поры”. 
      

Такое  расхождение  в  определениях  серьезно  затрудняет  использование 

информации  о  городах,  почерпнутой  из  древнерусских  источников,  поскольку 

требует предварительного доказательства, идет ли речь в данном конкретном случае 

о городе в “нашем” смысле слова (точнее в том смысле, который вкладывается в этот 

смысл  данным  исследователем).  Вместе  с  тем  становится  под  вопрос 

принципиальная 

возможность 

выработки 

универсального 

определения 

древнерусского города. 
      

В  советской  историографии,  опиравшейся  на  марксистскую  теорию,  появление 

городов  связывалось  с  отделением  ремесла  от  земледелия,  т.е.  с  так  называемым 

вторым  крупным  разделением  труда  (Ф.  Энгельс).  Прочие  факторы,  если  и 

учитывались,  ставились  в  подчиненное  положение.  Им  уделялось  гораздо  меньше 

внимания при объяснении формирования такого типа поселений. В качестве примера 

приведу  высказывание  М.Н.  Тихомирова,  весьма  характерное  именно  для  такого 

подхода: 

“Настоящей силой, вызвавшей к жизни русские города, было развитие земледелия и 

ремесла  в  области  экономики,  развитие  феодализма  -  в  области  общественных 

отношений”.  Правда,  одновременно  с  этим  исследователи  часто  подчеркивали,  что 

“само возникновение русских городов имело различную историю”. 
      

В последнее время все больше внимания обращается на то, что происхождение и 

особенности  жизни  древнерусского  города  не  могут  объясняться  сугубо 

экономическими причинами. В частности В.П. Даркевич считает, что 

“объяснение появления раннесредневековых городов на Руси в итоге общественного 

разделения  труда  -  пример  явной  модернизации  в  понимании  экономики  того 

времени,  когда  господствовало  натуральное  хозяйство.  Продукты  труда 

производятся  здесь  для  удовлетворения  потребностей  самих  производителей. 

Товарное  производство  находится  в  зачаточном  состоянии.  Внутренние  местные 

 

26 

рынки в эпоху становления городов на Руси еще не получили развития. Господствует 

дальняя международная торговля. Затрагивавшая лишь верхи общества”. 
      

Подвергается сомнению и жесткое противопоставление города и села в Древней 

Руси. При этом подчеркивается роль агрикультуры в городе, жители которого (как, 

впрочем, и западноевропейские горожане) 

“вели полукрестьянское существование и занимались разнообразными промыслами, 

как  свидетельствуют  археологические  материалы:  охотой,  рыболовством, 

бортничеством”. 
      

Горожанам  не  чужды  были  занятия  земледелием  и  скотоводством  (об  этом 

говорят  многочисленные  находки  на  территории  древнерусских  городов 

сельскохозяйственных  орудий  труда:  лемехов  плугов,  мотыг,  кос,  серпов,  ручных 

жерновов,  ножниц  для  стрижки  овец,  огромного  количества  костей  домашних 

животных). Кроме того, сельское население занималось производством большинства 

“ремесленных”  продуктов  для  удовлетворения  собственных  нужд:  ткало  ткани  и 

шило  одежду,  производило  гончарные  изделия  и  т.п.  Пожалуй,  единственным 

исключением  были  металлические  орудия  и  украшения,  изготовление  которых 

требовало специальной подготовки и сложного оборудования. Добавим к этому, что 

по  свидетельствам  археологов,  крупные  городские  поселения  подчас  возникали 

раньше  окружавших  их  сельских  поселков.  К  тому  же,  подобно  городам  Западной 

Европы,  население  городских  поселений  Древней  Руси  постоянно  пополнялось 

сельскими  жителями.  Все  это  заставляет  согласиться  с  мнением  В.П.  Даркевича  о 

высокой степени аграризации древнерусских городов и отсутствии жестких различий 

между городскими и сельскими поселениями. Он пишет: 

“Как на Западе, так и на Востоке Европы город представлял собой сложную модель, 

своего рода микрокосм с концентрическими кругами вокруг основного ядра. Первый 

круг - садовые и огородные культуры (огороды вплотную примыкают к городскому 

пространству  и  проникают  в  свободные  его  промежутки),  а  также  молочное 

хозяйство;  во  втором  и  третьих  кругах  -  зерновые  культуры  и  пастбища.  При 

раскопках  на  территории  городских  дворов-усадеб  находят  огромное  количество 

костей  домашних  животных.  Места  для  содержания  скота  обнаружены  как  в 

пределах укреплений, так и вне их”. 
      

Основным  отличительным  внешним  признаком  городского  поселения,  видимо, 

было  лишь  наличие  укрепления,  крепостного  сооружения,  вокруг  которого 

концентрировалась  собственно  “городская  жизнь”.  При  этом  в  сознании  жителей 

Древней  Руси город отличался  от  пригорода,  также  окруженного  “городскими” 

укреплениями. В городах - “пригородах” отсутствовал очень важный, хотя и почти 

не заметный для нас элемент настоящего города - вече. 
 

Лекция 5 

Власть в Древней Руси 

(продолжение) 

Древнерусское вече 
      

Вече  -  один  из  самых  известных  и  в  то  же  время  один  из  самых  загадочных 

институтов Древней Руси. Все знают, что это орган русского “народоправства”. Но 

что касается реального наполнения данного термина в древнерусских источниках, то 

исследователи расходятся по целому ряду принципиальных вопросов: 

• 

Когда возникло вече как политический институт? 

 

27 

• 

Каков был социальный состав участников вечевого собрания? 

• 

Какие вопросы входили в сферу компетенции веча? 

• 

Каково географическое распределение вечевых понятий? 

      

Естественно,  для  того  чтобы  найти  ответы  на  эти  вопросы,  необходимо 

учитывать  всю  совокупность  известий  о  нем.  Соблюдение  этого  правила  прежде 

всего  заставляет  согласиться  с  выводом  В.Т.  Пашуто  о  многозначности  понятия 
“

вече”, которое могло связываться с 

      - 

совещаниями знати, 

      - 

собраниями городских “меньших” людей, 

      - 

заговорами, 

      - 

военными советами, 

      - 

восстаниями и т.д. 

      

Кроме прямых упоминаний самого слова “вече”, видимо, следует учитывать и те 

сообщения,  в  которых  речь  идет  о  том,  что  горожане  или  князь  и  горожане 
“

сдумаша”  о  чем-либо.  Во  всяком  случае  у  И.Я.  Фроянова  были  достаточные 

основания  для  привлечения  подобных  известий  при  изучении  “вечевых”  вопросов. 

Одним из наиболее веских аргументов при этом служит классическое упоминание в 

статье 6684 (1176) г. о вечевом собрании во Владимире, решавшем вопрос о князе, 

который должен был занять престол после убийства Андрея Боголюбского. 
“

В лето 6684 [1176 г.] Новгородци во изначала, и смоляне, и кыяне, и полочане, 

и  вся  власти,  Якож  на  думу;  на  веча  сходятся;  на  что  же  старейшин 

с_д_у_м_а_ю_т_ь, на том же пригороди стануть”. (Разрядка моя. - И.Д.) 
      

Мы еще раз вернемся к этой фразе, а пока лишь отметим, что она действительно 

допускает толкование И.Я. Фроянова, согласно которому 

“собраться  на  вече  -  все  равно  что  сойтись  на  думу,  думать,  а  принять  вечевое 

решение, значит “сдумать””. 
      

В  то  же  время  такой  подход  к  определению  объема  материала,  который  можно 

использовать  для  изучения  веча,  встречает  и  довольно  серьезные  возражения.  В 

частности М.Б. Свердлов полагает, что 

“Повесть  временных  лет”  сообщает  о  коллективных  решения  племен:  “съдумавше 

поляне”, “и реша сами в собе”, “сдумавше [древляне] со князем своим Маломъ”. На 

этом  основании  делались  предположения  о  существовании  племенных  вечевых 

собраний.  Однако  эти  сведения  слишком  общи,  чтобы  определить,  как  решались 

вопросы - на племенных собраниях или избранными лицами-князьями и знатью.  В 

летописи  в  аналогичной  форме  сообщается  “реша  козари”,  “почаша  греци  мира 

просити”,  хотя  в  IX-X  вв.  хазарский  каганат  и  византийская  империя  были 

государствами,  где  политические  вопросы  решались  не  народным  собранием,  а 

монархами  и  их  приближенными.  Следовательно,  известия  летописи  еще  не 

свидетельствуют  о  племенных  собраниях  в  племенных  княжениях  и  тем  более 

племенных  союзах,  территориальные  размеры  которых  делали  такие  собрания 

невозможными, ограничивая число участников лишь отдельными представителями, 

вероятно племенной знатью”. 
      

Впрочем, данное замечание относится скорее не к тому, связаны ли коллективные 

решения с вечевыми собраниями, а к самому характеру этих собраний, к их составу. 

Что  же  касается  возможности  косвенных  упоминаний  “Повестью  временных  лет” 

хазарских и византийских “вечевых собраний”, то не стоит забывать, что перед нами 
- 

не  только  научное  описание  строя  сопредельных  с  Русью  государств,  а  его 

 

28 

переосмысление  в  “своих”  понятиях,  привычных  и  ясных  как  летописцу,  так  и 

потенциальному  читателю.  Следовательно,  подобные  формулировки  можно 

рассматривать  в  качестве  опосредованного  свидетельства  распространенности 

вечевых порядков на Руси. Если, конечно, исходная гипотеза И.Я. Фроянова верна... 
      

Вернемся,  однако,  к  приведенной  выдержке  из  Лаврентьевской  летописи.  Она 

довольно сложна и вызывает определенные расхождения в понимании. Вообще, надо 

сказать, сравнительно немногочисленные прямые упоминания о вечевых собраниях 

настолько  неясны  и  неоднозначны,  что  позволяют  высказывать  самые  разные 

предположения,  вплоть  до  прямо  противоположных.  Так,  скажем,  по  мнению  С.В. 

Юшкова, в данном случае идет речь о том, что 

“и_з_н_а_ч_а_л_а  власти  Новгорода,  Смоленска,  Киева,  Полоцка  и  власти  всех 

других  городов  собираются  на  думу,  на  совещания  (веча):  на  чем  порешат  власти 

старших городов, то должны выполнить и пригороды”. (Разрядка моя. - И.Д.) 
      

Б.Д. Греков ж считал, что логическое ударение в приведенном отрывке сделано 

совсем на другом моменте, который 

“относится  не  только  к  существованию  вечевого  строя  (о  хронологии  вечевых 

собраний  летописец  едва  ли  здесь  думал),  сколько  к  обычной  обязанности 

пригородов подчиняться городам...” 
      

Отмеченный  момент  никем  не  оспаривается.  Действительно,  пригороды  не 

собирали  свои  веча  и  должны  были  подчиняться  решению  вечевых  собраний 

“городов”. Это для нас также представляет несомненный интерес. Однако вопрос о 

том, как понимать летописное “изначала” все же остается открытым. Вообще Б.Д. 

Греков  занимал  в  вопросе  о  времени  существования  веча  довольно  любопытную 

позицию.  Не  отрицая  того,  что  вече  -  явление,  относящееся  к  весьма  древнему 

периоду  (что,  впрочем,  следует  лишь  из  косвенных  замечаний),  он  в  то  же  время 

писал о “молчании” веча с X по XII в.: 

“В этой книге, посвященной Киевскому государству, писать о вече можно только с 

оговоркой, по той простой причине, что в Киевском государстве, как таковом, вече, 

строго  говоря,  не  функционировало.  Рассвет  вечевой  деятельности  падает  уже  на 

время феодальной раздробленности. Только в конце периода Киевского государства 

можно  наблюдать  в  некоторых  городах  вечевые  собрания,  свидетельствующие  о 

росте городов, готовых выйти из-под власти киевского великого князя. 

Оправданием  этой  главы  [“Несколько  замечаний  о  древнерусском  вече”]  служит 

лишь тот факт, что в литературе по вопросу о вече далеко не всегда различаются два 

периода в истории нашей страны: период Киевского государства, когда вече молчит, 

и  период  феодальной  раздробленности,  когда  оно  говорит,  и  даже  достаточно 

громко”. 
      

Как бы то ни было, судя по всему, нет никаких оснований  полагать, что вече  - 

продукт  развития  государственного  аппарата.  Скорее  напротив,  оно  - 

предшественник и исток (или один из истоков) древнерусской государственности. В 

то  же  время,  видимо,  следует  прислушаться  к  мнению  Б.Д.  Грекова,  который,  в 

частности, считал: отнюдь не все, что называлось или могло (как полагают историки) 

называться вечем, - явления тождественные. Такое ограничение относится не только 

к различным периодам истории, но и к одновременно сосуществующим институтам. 

Вот что писал ученый: