Не случайно народность воспринимается Пушкиным в эти годы

"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока - часть 3

Не случайно народность воспринимается Пушкиным в эти годы, в частности, как страстность, способность к

полноте сердечной жизни. (Ср. "Черную шаль", явно тяго-

теющую в своем замысле к "Братьям-разбойникам", перво-

начально задуманным в том же романсно-балладном ключе,

- ср. набросок "Молдавской песни":

Нас было два брата - мы вместе росли -

И жалкую младость в нужде провели... (IV, 373)

И то, что ключ к народности ищется в "цыганской" или

"молдавской" теме, - не случайно. Дело и в том, что об-

раз русского крестьянина влек за собой совершенно иной

круг идей - тему крепостничества ("но мысль ужасная

здесь душу омрачает..."), а не идеальной жизни, народа

в чистой субстанции этого понятия. Но и в другом: еще

со времени Державина установилось противопоставление

бурного, страстного, темпераментного "цыганского" типа

и "чинного" облика русской крестьянки.

Возьми, египтянка, гитару,

Ударь по струнам, восклицай;

Исполнясь сладострастна жару,

Твоей всех пляской восхищай.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Неистово, роскошно чувство,

Нерв трепет, мление любви,

Волшебное зараз искусство

Бакханок древних оживи.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Как ночь, - с ланит сверкай зарями,

Как вихорь, - прах плащом сметай,

Как птица, - подлетай крылами,

И в длани с визгом ударяй.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица...

Нет, стой, прелестница довольно,

Муз скромных больше не страши;

Но плавно, важно, благородно,

Как русска дева, пропляши...

("Цыганская пляска". 1805)

Здесь уже находим и существенный для "цыганской" те-

мы образ яркой, жгущей душу страсти, и не менее сущест-

венное для нее сочетание любви и смерти - не имеющее и

тени мистицизма свидетельство силы земного чувства:

Топоча по доскам гробовым

Буди сон мертвой тишины.

Страсть, которая не удерживается в пределах умерен-

ной гармонии, а пожирает человека, страсть - дисгармо-

ния ("в длани с визгом ударяй") - вместе с тем и полное

проявление человека, вызывающее воспоминание об антич-

ной полноте жизни, то есть о "нормальном" человеке:

Волшебное зараз искусство

Вакханок древних оживи.

Мысль о том, что только страсть, выводящая человека

за пределы привычного, в "ненормальном" обществе возв-

ращает человека к человеческой норме, родилась в XVIII

в., но, пройдя сквозь века, прозвучала и в "Сказках об

Италии" Горького ("Тарантелла" и другие), и в известных

словах Блока:

...только влюбленный

Имеет право на звание человека .

Показательно, что еще для И. Дмитриева "цыганская"

тема оказалась за пределами искусства: в стихотворение

"К Г. Р. Державину" (1805) он ввел образ условно-поэти-

ческой буйной толпы:

Рдяных Сатиров и Вакховых жриц -

и лишь в примечаниях пояснил: "Здесь описаны цыгане

и цыганки, которые во все лето промышляют в Марьиной

роще песнями и пляскою". Итак, не только яркость, при-

поднятость над обыденностью героя-цыгана привлекают на-

ше внимание при рассмотрении темы настоящего исследова-

ния. Для того

1 Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1960. Т. 2.

С. 289. В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в

тексте с указанием тома и страницы.

чтобы отличить, к романтической или неромантической,

идущей из глубин демократической мысли XVIII в. тради-

ции следует отнести тот или иной образ, существенно

другое: отношение героя к народу, понимание природы че-

ловека и природы народа. В этом смысле очень характерна

поэма Е. Баратынского "Цыганка" ("Наложница"), позволя-

ющая проследить различие между Земфирой Пушкина и Сарой

Баратынского. Поэма Баратынского написана в период

сближения поэта с пушкинскими требованиями психологи-

ческого реализма (это очень сильно отразилось в предис-

ловии, вызвавшем одобрение Белинского), однако принцип

структуры характера у Баратынского романтический. Это

тем более заметно, что влияние пушкинской традиции,

вплоть до прямых цитат', ощущается очень явно. Свобод-

ный, основанный лишь на любви, а не на долге и тем бо-

лее не на юридических обязательствах, союз героя и Сары

определен словами, почти точно заимствованными из пуш-

кинской поэмы. И все же сказанное лишь ярче подчеркива-

ет разницу в структуре образов. Два женских персонажа

поэмы Баратынского противопоставлены, в духе романти-

ческих поэм, по принципу темперамента, напоминая анти-

тезу Зарема - Мария в "Бахчисарайском фонтане". То, что

героиня - цыганка, в данной связи должно подчеркнуть

темперамент как основу характера. Иной смысл имеет про-

тивопоставление Сары герою. Их характеры приравнивают-

ся. За покрывалом бытового повествования вырисовываются

романтические контуры сильных, страстных, одиноких на-

тур. Оба героя находятся в одинаковых отношениях к лю-

дям, народу. "Люди" - это сила, которая не принимает

своеобразия, самобытности яркой личности, стремится ни-

велировать ее под общий уровень и тем губит. Для героя

это "свет", который осудил его разгульную жизнь и

властно навязывает ему требования "приличий", безжа-

лостно казня за их нарушение. И то, что дело здесь не

только в сатире на "свет", а в романтическом осуждении

"толпы" (то есть народа), ясно, поскольку по отношению

к Саре ту же роль играет хор. Хор в поэме Баратынского

- совсем не свободный союз ярких, полных жизни людей, в

среде которых и личность человека получает полное раз-

витие:

хор нивелирует, он не терпит своеволия. Порыв Сары к

счастью он наказывает убийством ее возлюбленного и

властно возвращает героиню к общему существованию. С

этим связан трагический конец: герой-отщепенец погибает

под двойным ударом общества и хора, а героини влачат

свое существование, подчинившись власти коллектива. Ве-

ра становится холодной и приличной женщиной света, а

Сара - подчиненной хору и утратившей власть над своей

судьбой цыганкой. Общество казнит "беззаконную комету".

Все это бесконечно далеко от соотношения человека и на-

рода в мире пушкинских цыган.

Само появление "цыганской" темы было связано с воз-

никновением интереса к народу, литературному изображе-

нию народного характера, с тем специфическим пониманием

природы человека и народа, которое зародилось в XVIII

в. Однако оформиться эта тема смогла лишь в начале XIX

в., когда стало возникать представление о мире собс-

твенности как не меньшем носителе

Ср. стихи: "И от людей благоразумных...", "Своим

пенатам возвращенный..." с "Евгением Онегиным". Есть

совпадения и с другими поэмами Пушкина.

зла, чем мир бюрократического гнета. Именно тогда воз-

ник герой-номад, цыган, бродяга, погруженный, вместо

имущественных забот, в поэзию, музыку, искусство. Под-

линный народ в своих высших потенциях - "племя, поющее

и пляшущее". Не случайно рядом с "цыганской темой" воз-

никает образ народа, живущего в краю песен - "стране

искусства". Так возникает сначала гоголевская Украина,

затем гоголевская Италия, а позже - тема Италии в русс-

кой литературе, которая дойдет до Горького и Блока как

своеобразный двойник "цыганской темы". По сути дела, и

казаки в "Тарасе Бульбе" - номады, которые отреклись от

мира семейственного, имущественного и предались "това-

рийству", войне и веселью. Это (что чрезвычайно сущест-

венно) воспринимается автором как приобщение личности к

стихии, коллективу и коллективным страстям. Но, принци-

пиально отличаясь от романтиков, Гоголь считает, что

такое приобщение человека к чему-то большему, чем он

сам (дружбе, народу, истории, в конечном счете - сти-

хии), не означает потери себя. Вместо романтической ан-

титезы: яркая личность, отделенная от народа, - смирен-

ная безличность, приобщенная к целому (народу, семье,

обычаю, обряду, религии, фольклору), здесь бедность и

раздробленность, вплоть до полной призрачности личнос-

ти, взятой в отдельности, - и яркость, индивидуальная

полнота человека, отдавшего себя стихии.

Такова стихия боя - веселая, поглощающая и обогащаю-

щая личность. Это тоже - погружение в искусство, в му-

зыку: "Андрий весь погрузился в очаровательную музыку

пуль и мечей. Он не знал, что такое значит обдумывать,

или рассчитывать, или измерять заранее свои и чужие си-

лы. Бешеную негу и упоенье он видел в битве. Пиршест-

венное зрелось ему в те минуты, когда разгорится у че-

ловека голова, в глазах все мелькает и мешается, летят

головы, с громом падают на землю кони, а он несется,

как пьяный, в свисте пуль, в сабельном блеске и в собс-

твенном жару..."'

Связь темы жизни, погруженной в искусство, с той

полнотой индивидуального бытия, которая и составляла

для Пушкина основу свободолюбия (ср. "Из Пиндемонти"),

раскрыта в знаменитом описании танца запорожцев в "Та-

расе Бульбе": "Земля глухо гудела на всю округу, и в

воздухе только отдавалось: тра-та-та, тра-та-та. Толпа,

чем далее, росла; к танцующим приставали другие, и вся

почти площадь покрылась приседающими запорожцами. Это

имело в себе что-то разительно-увлекательное. Нельзя

было без движения всей души видеть, как вся толпа отди-

рала танец, самый вольный, самый бешеный, какой только

видел когда-либо мир, и который, по своим мощным изоб-

ретателям, носит название казачка. Только в одной музы-

ке есть воля человеку. Он в оковах везде. Он -

раб, но он волен только потерявшись в бешеном танце,

где душа его не боится тела и возносится вольными прыж-

ками, готовая завеселиться на вечность"2.

Таким образом, "цыганская" тема на первом этапе сво-

его исторического существования была связана с той

"двуплановостью" художественного изображения, которая

составляла основу образной структуры просветительского

1 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: [В 14 т. М.], 1937.

Т. 2. С. 85.

2 Там же. С. 299-300 (курсив наш. - Ю. Л.. 3. М.).

мышления. Прямолинейное деление всего художественного

материала на выражающий "норму" человеческих отношений

и ее противоестественное искажение порождало интерес к

таким художественным образам, которые могли бы быть

противопоставлены действительности как ее неискаженная

субстанциональная сущность.

Дальнейшее развитие реализма усложняло отношение

между этими планами, снимая механистическую антитезу и

раскрывая их сложное, диалектическое взаимопроникнове-

ние. Процесс этот повлиял и на художественное раскрытие

"цыганской темы" в литературе второй половины XIX в.

Образ цыгана, бродяги-артиста, художника, презревше-

го власть собственности, втягивается в мир бытовой жи-

вописи. Он теряет философическую идеальность, из героя

вне современной среды он становится героем артистичес-

кой среды. "Цыганская тема" сливается с образом жизни,

погруженной в искусство, но уже не в абстрактно-фило-

софском, а бытовом смысле, то есть с образом богемы.

Показательна этимология слова "богема" (от французского

"boheme" - в буквальном смысле "цыганщина"). То, что на

ранней стадии существовало как антитетические образные

планы: артистичность, погруженность в стихию, музыку,

яркость личности, полная внутренняя раскованность и ее

политический адекват - свободолюбие, органическое неп-

риятие всего бюрократического, мертвенного, то есть

верность природе человека, с одной стороны, - и пош-

лость, мелкое корыстолюбие, эгоистический расчет, вклю-

ченность в уродливую и ничтожную социальную жизнь, то

есть искажение характера художника, бунтаря и отщепен-

ца, в реальной жизни общества, с другой, - теперь прев-

ращается в компоненты одного, сложно-противоречивого

образа.

Это очень ясно видно на примере "Живого трупа" Л. Н.

Толстого.

Федя . (махает рукой, подходит к Маше, садится

на диван рядом с ней). Ах, Маша, Маша, как ты мне раз-

ворачиваешь нутро все.

Маша. Ну, а что я вас просила...

Федя. Что? Денег? (Вынимает из кармана штанов). Ну,

что же, возьми.

Маша смеется, берет деньги и прячет за пазуху.

Федя (цыганам). Вот и разберись тут. Мне открывает

небо, а сама на душки просит. Ведь ты ни черта не пони-

маешь того, что сама делаешь2.

Цыганка Маша здесь изображена не в условно-философс-

ком, а в социально-бытовом ключе. Она причастна опреде-

ленной среде, а через среду - всей совокупности соци-

ально-исторических обстоятельств. Это накладывает пе-

чать на ее характер. Господствующие в мире ложные цен-

ности - особенно деньги - приобретают власть и над ней,

а бытовая "заземленность" образа приводит к тому, что

природа человека только проглядывает сквозь мелочь

1 О "двуплановости" художественного мышления просве-

тителей см.: Лотман Ю. М. Пути развития русской просве-

тительской прозы XVIII века // Проблемы русского Прос-

вещения в литературе XVIII века. М.; Л., 1961.

2 Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1982. Т. 11.

С. 285-286.

и пошлость "обстоятельств". Эта, присутствующая как

возможность, природа человека, прекрасная норца, вопло-

щается в стихии искусства - в музыке, песне. Она возв-

ращает человека к красоте "нормальных", не опосредован-

ных никакими фикциями, подлинно человеческих отношений.

Не случайно здесь появляется антитеза полной свободы

человека, живущего в нормальном мире естественных цен-

ностей, и условной, мнимой свободы, доступной в рамках

политики и цивилизации. Слова Феди Протасова: "Это

степь, это десятый век, это не свобода, а воля" -

сродни пушкинскому: "Иная, высшая потребна мне свобода"

(III, 420). И там, и здесь политика противопоставляется

искусству. Но, поскольку искусство мыслится как высшее

проявление человеческой нормы, антитеза эта имеет смысл

противопоставления политического организма ("свобода",

по Феде Протасову) - обществу, социально, то есть чело-

вечески справедливому ("воля"), обществу, организован-

ному по законам счастья и искусства.

содержание .. 101 102 103 104 105 106 ..