КНИГА ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ (А.С. Макаренко) - часть 9

—  А  его  все  равно  разваливать  нужно,  потому  что  другой  можно

еще…

— Вот видишь, ничего и нет.
— И нет, — сказал Вася, разводя руками.
— Это не годится.
—  Угу,  —  подтвердил  Вася,  отчужденное  и  безжалостно  глядя  на

разбросанные детали.

— Вот подожди, — улыбнулся отец и направился к своему ящику. Он

возвратился  с  целым  богатством  в  руках.  В  деревянной  коробке  лежали
гвозди,  шурупы,  болтики,  отрезки  проволоки,  стальные  и  медные
пластинки  и  прочая  мелочь,  сопровождающая  каждого  порядочного
металлиста.  Отдельно  в  руках  отец  держал  какие-то  прутики,
подскакивающие при движении, как на качелях.

—  Эти  твои  дома  мы  оставим,  —  сказал  отец,  —  а  давай  построим

что-нибудь крепкое. Только не знаю — что.

— Надо построить мост. Только речки нету.
— Нету речки, так нужно сделать.
— А разве так бывает?
—  До  сих  пор  не  было,  а  теперь  бывает.  Вон  большевики  взяли  да  и

провели Волгу в самую Москву.

— Какую Волгу?
—  Речку  Волгу.  Где  текла?  Вон  где!  А  они  взяли  да  и  провели  по

чистому месту.

— И что? — спросил Вася, не отрываясь взглядом от отца.
—  Потекла  как  миленькая,  —  ответил  тот,  выкладывая  на  пол

принесенное добро.

— Давай и мы проведем… Волгу
— Да и я вот думаю.
— А потом мост построим.
Но Вася вдруг вспомнил когда-то раньше возникший вопрос о речке и

увял. Он сидел на корточках перед отцовским ящиком и чувствовал, что у
него не хватит сил бороться с препятствиями.

— Нельзя, папа, речку строить, мама не позволит.
Отец внимательно поднял брови и тоже опустился на корточки:
— Мама? Да-а, вопрос серьезный.
Вася посмотрел на лицо отца с надеждой: а вдруг отец найдет средство

против  мамы.  Но  отец  глядел  на  сына  с  неуверенным  выражением;  Вася
уточнил положение:

— Она скажет: поналиваете.

— Скажет. В том-то и дело, что обязательно скажет. И в самом же деле

поналиваем!

Вася улыбнулся отцовской наивности:
— Ну, а как же ты хотел? И речку провести, и чтобы сухо было?
— Так ты пойми, речка, она как течет? В одном месте течет, а кругом

сухо,  берега  должны  быть.  А  потом  сообрази,  если  речку  прямо  по  полу
провести,  она  вся  в  нижний  этаж  пройдет.  Люди  живут,  а  на  них  вода
сверху — откуда такая беда? А это мы с тобой речку проводим.

— А в Москве не лилась вода?
— Почему в Москве?
— А когда эту… Волгу проводили?
— Ну, брат, там это сделали по-настоящему, там берега сделали.
— Из чего?
— Там придумали. Из камня сделали. Из бетона.
— Папа, слушай! Вот слушай! Мы тоже давай сделаем… берега!
Так  родился  проект  великого  строительства  у  Васи  Назарова.  Проект

оказался  сложным  и  требовал  большой  предварительной  работы.
Ближайшим  последствием  его  рождения  была  полная  ликвидация
строительства временных дворцов. Отец и Вася так и решили, что дворцом
они  больше  строить  не  будут,  ввиду  полной  их  непрактичности.
Содержимое  коробки  решили  употребить  на  мост.  Возник  вопрос,  как
использовать  тетрадку  с  рисунками.  Для  Васи  она  потеряла  интерес,  отец
тоже отозвался о ней с пренебрежением:

— Да какой же с нее толк? Выбросить жалко, а ты подари ее какому-

нибудь малышу.

— А на что ему?
— Да на что… посмотрит…
Вася  скептически  встретил  это  предложение,  но  на  следующее  утро,

выходя во двор, он захватил с собою и тетрадку.

Это  не  был  городской  двор,  обставленный  кирпичными  стенами.  Он

представлял  из  себя  широкую  площадь,  щедро  накрытую  небом.  С  одной
стороны  площади  стоял  длинный  двухэтажный  дом,  выходящий  во  двор
целой  полудюжиной  высоких  деревянных  крылец.  Со  всех  остальных
сторон  протянулся  невысокий  деревянный  забор,  за  которым  пошла  к
горизонту  холмистая  песчаная  местность,  называемая  в  наших  местах
«кучугарами»,  привольная  и  малоисследованная  земля,  привлекавшая
мальчиков своим простором и тайнами. Только за домом и стоящими рядом
с ним добротными воротами начинался первый переулок города.

В доме живут рабочие и служащие вагонного завода, народ солидный

и  многосемейный.  Детей  во  дворе  видимо-невидимо.  Вася  только  недавно
начал близко знакомиться с дворовым обществом. Может быть, и прошлым
летом  были  завязаны  кое-какие  отношения,  но  в  памяти  от  них  осталось
очень мало, а зимой Вася почти не бывал во дворе, так как болел корью.

В  настоящее  время  Вася  был  знаком  почти  исключительно  с

мальчиками. Были во дворе и девчонки, но они держались по отношению к
Васе  сдержанно,  потому  что  были  старше  его  на  пять-шесть  лет  —  в  том
возрасте,  когда  появляется  у  них  гордая  походка  и  привычка  напевать  на
ходу  с  недоступным  видом.  А  малышки  двух-трех  лет,  само  собой,  для
Васи не могли составить компанию.

Тетрадь  с  проектами  дворцов  сразу  же  вызвала  интерес  в  обществе.

Васин ровесник Митя Кандыбин увидел тетрадь и закричал:

— Где ты взял альбом? Где ты взял?
— Это мое, — ответил Вася.
— Где ты взял?
— Я нигде не взял. Это папа купил.
— Это он для тебя купил?
Митя не нравился Васе, потому что он был слишком энергичен, яркий

и  нахальный.  Его  светлые  маленькие  глазенки  без  устали  бегали  и
тыкались во все стороны, и это смущало Васю.

— Это он для тебя купил? Для тебя?
Вася заложил руки с тетрадкой за спину.
— Для меня.
— А ну, покажи! А ну, покажи!
Васе  не  хотелось  показывать.  Не  жаль  было  тетрадки,  но  было

желание  сопротивляться  сильному  Митиному  напору.  А  Митя  уж  и  на
месте стоять не мог от волнения и начал заходить сбоку.

— Тебе жалко показать?
Митя  недалек  был  от  того,  чтобы  броситься  отнимать  тетрадку,  хотя

был слабее и мельче Васи, но на его крик в этот момент подошел Левик.

Левик принадлежал к старшему поколению и был в первом классе 34-

й  школы.  Он  весело  воззрился  на  агрессивного  Митю  и  крикнул  еще
издали:

— Крику много, а драки нет! Бей его!
— А чего он! Скупердяга! Показать жалко!
Митя  с  презрением  повернул  к  Васе  голое  плечо,  перекрытое

полотняной тесемкой детских помочей.

—  А  ну  покажи!  —  Левик  с  веселой  властностью  протянул  руку,  и

Вася вручил ему тетрадку.

—  Слушай!  —  обрадовался  Левик.  —  Ты  знаешь  что?  Ой!  А  у  меня

такая  потерялась.  Все  есть,  а  альбомчик  потерялся.  Вот  здорово!  Давай
меняться! Давай!

Вася  в  своей  жизни  никогда  еще  не  менялся  и  сейчас  не  знал,  как

ответить Левику. Во всяком случае, было очевидно, что начинается какая-то
интересная  история.  Вася  с  любопытством  смотрел  на  веселого  Левика.
Левик быстро перелистывал тетрадь:

— Здорово! Пойдем к нам…
— А зачем? — спросил Вася
— Вот чудак: зачем? Надо же посмотреть, на что меняться.
— И я пойду, — хмуро сказал Митя, еще не вполне покинувший свою

вызывающую позу.

— Пойдем, пойдем… Ты будешь как свидетель, понимаешь? Меняться

всегда нужно, чтобы был свидетель…

Они  направились  к  Левиному  крыльцу.  Уже  взбираясь  на  высокое

крыльцо, Левик оглянулся:

— Только вы на сестру, на Ляльку, не обращайте внимания!
Он толкнул серую дверь. В сенях их придушил запах погреба и борща.

Когда  Левик  закрыл  за  ними  дверь,  Вася  даже  испугался:  темнота  в
соединении  с  запахами  была  неприятна.  Но  открылась  вторая  дверь:
мальчики  увидели  кухню.  Видно  было  мало:  в  кухне  стоял  дым,  а  в  дыму
перед самыми глазами стеной висели какие-то полотнища: белые, розовые,
голубые,  наверное,  простыни  и  одеяла.  Два  из  этих  полотнищ
раздвинулись, и из-за них выглянуло румяное скуласток лицо с красивыми
глазами.

— Левка, ты опять навел своих мальчишек? Варька, ты хоть обижайся,

хоть не обижайся, а я их бить буду.

Из-за развешанных полотнищ слабый женский голос ответил:
— Ляля, ну чего ты злишься, чего они тебе сделают?
Ляля  пристально  и  злостно  смотрела  на  мальчиков  и,  не  меняя

выражения лица, говорила быстро-быстро:

—  Чего  сделают?  Они  везде  лазят,  у  них  ноги  грязные,  у  них  головы

грязные, из них песок сыплется…

Она  ткнула  пальцем  в  ломахтую  голову  Мити  и  поднесла  палец  к

глазам:

—  О!  Тебе  голову  воробьи  засидели,  ты!  А  этот  откуда?  Смотри,

глазища какие!

Девочке  было  лет  пятнадцать,  но  она  производила  громовое

впечатление, и Вася попятился назад. Но Левик уже закрыл дверь в сени и

смело сказал товарищам:

— Не обращайте внимания! Идем!
Мальчики  пролезли  под  развешанными  вещами  и  вошли  в  комнату.

Комната  была  небольшая,  набитая  вещами,  книгами,  гардинами,  цветами.
оставался  маленький  проход,  в  котором  один  за  другим  и  остановились
вошедшие. Левик толкнул в грудь каждого из своих гостей:

— Вы сидите на диване, а то тут и не пройдешь.
Вася  и  Митя  повалились  на  диван.  У  Назаровых  не  было  такого

дивана. На нем было приятно сидеть, но теснота и загруженность комнаты
пугали  Васю.  Здесь  было  много  странных  вещей,  комната  казалась  очень
богатой  и  непонятной:  пианино,  много  портретов  в  овальных  рамках,
желтые  подсвечники,  книги,  ноты,  вертящийся  табурет.  На  этом  табурете
перед ними вертелся Левик и говорил:

—  Если  хочешь,  дам  тебе  четыре  колечка  от  ключей,  а  если  хочешь

ласточкино гнездо. Потом… кошелек, смотри, какой кошелек!

Левик  вскочил  с  вертящегося  табурета  и  выдвинул  ящик  маленького

письменного  стола.  Он  поставил  ящик  на  колени.  В  первую  очередь
предстал  перед  Васей  маленький  кошелек  зеленого  цвета,  он  закрывался
одной  пуговичкой.  Левик  несколько  раз  хлопнул  пуговичкой,  возбуждая
интерес Васи. Но  в этот момент  Вася увидел нечто  более интересное, чем
кошелек,  во  всю  длину  ящика  вкось  протянулась  узкая%  в  три  пальца,
металлическая коробка черного цвета.

— О! — вскрикнул Вася и показал на коробку пальцем.
—  Коробка?  —  спросил  Левик  и  перестал  хлопать  пуговичкой

кошелька. Да… только… ну, еще и лучше.

Митя вскочил с дивана и наклонился над ящиком.
—  Это  мне  нужно,  —  кивнул  Вася  на  коробку.  Он  поднял  на  Левика

большие  глаза,  честные,  убедительно  спокойные  серые  глаза.  А  Левик
смотрел на Васю бывалыми, карими хитроватыми гляделками:

— Значит, ты мне альбом, а я тебе коробку, так? При свидетеле, так?
Вася  серьезно  кивнул  головой,  глядя  на  Левика.  Левик  вытащил

коробку из ящика и повертел в руках:

— Твоя коробка!
Вася обрадовался удаче. Он держал коробку в руках и заглядывал на ее

дно. Дно было крепко вделано, не сквозили в нем щели, и, значит, в нижнем
этаже  воды  не  будет.  Это  будет  длинная,  настоящая  речка!  А  берега  он
обложит  песком,  вот  на  столько  обложит,  и  сделает  на  берегах  лес.  Речка
течет в лесу. А потом мост.

—  Показать  тебе  ласточкино  гнездо?  У  меня  есть  ласточкино  гнездо,

предложил хозяин. — Вот я тебе покажу.

Он ушел в третью комнату. Вася бережно положил коробку на диван и

стал  в  дверях.  В  комнате  стояло  несколько  кроватей,  аквариум  и
деревянные  полки  с  разными  вещами.  Левик  достал  с  полки  ласточкино
гнездо.

— Это не нашей ласточки, это японской. Видишь, как сделано?
Вася осторожно принял в ладошки темный легкий шарик с трубкой.
— Хочешь вместо коробки ласточкино гнездо?
— А для чего оно?
— Ну, как «для чего»? Это для коллекции, чудак!
— А что это «коллекция»?
—  Ну,  коллекция!  Еще  такое  достанешь.  Или  другое.  И  будет

коллекция.

— А у тебя есть коллекция?
— Мало чего у меня есть. И у тебя будет. А то простая коробка!
Но Вася завертел головой:
— Мне коробка нужная, а это не нужное.
Вася любовно вспомнил о коробке и обратился к дивану. Но на диване

коробки не было. Он оглянулся в комнате, посмотрел на крышку пианино,
на стопку книг. Коробки не было.

— А где она? — обратился он к Левику.
— Кто? Ласточка? — спросил Левик из другой комнаты.
— Нет, коробка где?
— Да я ж тебе дал. Я ж тебе в руки дал!
Вася растерянно посмотрел на диван.
— Она тут лежала.
Левик тоже посмотрел на диван, тоже оглянулся по комнате, выдвинул

ящик.

— Стой! А Митька? Это он украл.
— Как украл?
— Ну, как украл? Спер коробку и смылся.
— Ушел?
— Смылся! Да что ты, не понимаешь? нету ж Митьки!
Вася грустно сел на диван, потом встал. Коробку было очень жаль.
— Спер? — машинально переспросил он Левика.
— Мы стобой честно поменялись, — напрягая лицо, заговорил Левик.

Честно. Я тебе в руки отдал, при свидетеле.

— При каком свидетеле?
— Да при Митьке ж! Ой, и свидетель! Потеха! Вот так свидетель!

Левик громко рассмеялся:
—  Смотри,  какой  свидетель!  А  ты  что  же?  Ты  теперь  с  пустыми

руками. Мы честно!

В  дверях  стояла  скуластая  Ляля,  удивленно  смотрела  чуть-чуть

раскосыми  темными  глазами  на  веселого  брата  и  вдруг  бросилась  в
комнату. Вася испуганно встал с дивана.

— Ты зачем мой кошелек брал?
Левик перестал хохотать и двинулся к дверям, обходя Васю.
— А я его брал?
— А чего он на столе лежит? Чего?
— И пускай лежит! Какое мне дело!
Ляля  быстро  дернула  ящик,  уставилась  в  него  острым  взглядом  и

закричала:

— Отдай! Сейчас же отдай! Свинья!
Левик уже стоял в дверях, готовый удирать дальше. Ляля бросилась к

нему и налетела на растерявшегося, подавленного шквалом событий Васю.
Она толкнула его на диван, и он сильно опрокинулся, мелькнув ножками, а
она  с  разгону  ударилась  в  дверь,  которую  перед  самым  ее  носом  сильно
захлопнул  Левик.  Слышно  было,  как  хлопнула  вторая  дверь  и  третья,
наружная.  Двери  еще  стучали,  пока  Ляля  металась  между  ними,  догоняя
брата. Наконец, она с такой же стремительностью ворвалась в комнату, еще
раз  дернула  ящик,  с  шумом  порылась  в  нем  и  громко  заплакала,
склонившись  на  стол.  Вася  продолжал  смотреть  на  нее  с  удивлением  и
испугом.  Он  начал  догадываться.  что  рыдания  Ляли  относятся  к  коробке,
только  что  исчезнувшей  на  его  глазах.  Вася  хотел  уже  что-то  сказать,  но
ляля,  не  прекращающая  плакать,  попятилась  и  бросила  свое  узкое  тело  на
диван, рядом с ним. Плечи ее вздрагивали у Васиных ног. Вася еще больше
расширил  глаза,  оперся  ручонками  на  диван  и  склонился  над  рыдающей
девочкой.

— Ты чеко плачешь? — спросил он звонко. — Ты, может, за коробкой

плачешь?

Ляля  вдруг  перестала  рыдать,  подняла  голову  и  вонзилась  в  Васю

злыми красивыми глазами. Вася тоже смотрел на нее, видел капельки слез
на желобках ресниц.

— Ты за коробкой плачешь? — повторил он вопрос, догадливо кивнув

головой.

— За коробкой? Ага-а! — крикнула Ляля. — Говори, где?
—  Кто,  коробка?  —  спросил  Вася,  несколько  удивленный

ненавидящими нотками Ляли.

Ляля толкнула его рукой в плечо и еще громче закричала:
—  Говори!  Говори,  где?  Чего  ты  молчишь?  Куда  ты  ее  дел?  Куда  дел

пенал?

— Пенал?
Вася  чего-то  не  понял.  Мелькнула  мысль,  что  дело  касается  чего-то

другого, не коробки. Но он честно хотел помочь этой расстроенной девочке
с красивыми, чуть косо разрезанными глазами:

— Как ты говоришь? Пенал?
— Ну, пусть коробка! Коробка! Куда вы ее дели?
Вася оживленно показал на ящик:
— Она там лежала?
— Да не морочь мне головы! Говори, куда вы ее дели?
Вася вздохнул и начал трудный рассказ:
—  Левик  говорит:  дай  твою  тетрадку,  а  я  тебе  дам  кошелек.  И  еще

говорил:  ласточкино  гнездо,  только  потом,  а  раньше  дал  коробку.
Черненькую. И дно… дно там крепкое. А я сказал: хорошо. А он говорит:
при свидетелях, в руки… И дал мне в руки. А я…

— Ах, так это ты взял? Ты!
Вася  не  успел  ответить.  Он  вдруг  увидел,  как  вздрогнули  темно-

коричневые  глаза  Ляли,  и  в  тот  же  момент  его  голова  мягко  стукнулась  о
спинку  дивана,  а  на  щеке  остро  вспыхнуло  незнакомое  и  неприятное
ощущение. Вася с трудом сообразил, что Ляля его ударила. В своей жизни
Вася никогда не испытывал побоев и не знал, что это оскорбительно. И все
в глазах Васи заволновались слезы. Он вскочил с дивана и взялся рукой за
щеку.

— Отдавай сейчас же! — крикнула Ляля, подымаясь против него.
Теперь  уже  Вася  понимал,  что  она  может  ударить  второй  раз,  и  не

хотел  этого,  но  по-настоящему  его  занимало  другое:  как  это  она  не
соображает,  что  коробки  нет.  Он  спешил  растолковать  ей,  в  каком
положении находится дело в этот момент.

— Ну? Где она?
— Так ее нету! Понимаешь, нету!
— Как «нету»?
— Митя ее взял.
— Взял?
—  Ну  да!  Он…  тот…  спер…  спер  коробку  —  Вася  был  рад,  что

вспомнил это слово, возможно, что так она скорее поймет.

— Это тот белобрысый? Ты ему отдал? Говори.
Ляля  двинулась  к  нему.  Вася  оглянулся.  Только  между  пианино  и

столом  оставался  узкий  закоулок,  но  он  не  успел  туда  отступить.  Ляля
сильно толкнула его к окну, по дороге больно ударила по голове, и ее рука
снова  взлетела  в  воздух.  Но  неожиданно  для  нее  и  для  Васи  его  кулачок
описал  дугу  сверху  вниз  и  стукнулся  по  ее  острому  розовому  подбородку.
Вслед  за  ним  вступил  в  дело  и  второй  кулачок,  за  ним  снова  первый.
Наморщив  лицо  и  показывая  зубки,  Вася  молотил  перед  собою  по  чему
попало,  а  больше  промахиваясь.  Ляля  несколько  отступила,  скорее  от
неожиданности,  чем  от  ударов,  но  и  в  лице  ее  и  в  позе  не  было  ничего
хорошего.  Бой  должен  был  еще  продолжаться,  но  в  дверях  комнаты
появилась худая, длиннолицая женщина в очках.

— Лялька, что здесь происходит. Чей это мальчик?
—  А  кто  его  знает,  чей  он,  —  оглянулась  Ляля.  —  Это  Левка  привел.

Они мой пенал украли! Смотри, какой стоит!

Коричневые  глаза  Ляли  вдруг  улыбнулись  чуть-чуть,  но  теперь  Васю

больше  интересовала  ориентация  женщины.  Наверное,  это  мать  ляли  —
они сейчас будут бить его вдвоем.

— Вы здесь подрались, что ли? Лялька!
— Пускай отдает коробку! Я ему еще дам! Чего ты смотришь?
Ляля  подошла  ближе.  Вася  придвинулся  ближе  к  столу.  Глаза  у  Ляли

стали  добрее,  да  и  слова  женщины  его  успокаивали,  но  недавний  опыт
ещше не забылся.

— Лялька, перестань его запугивать! Какой хороший мальчик!
Ляля закричала:
—  Брось,  Варька,  не  вмешивайся!  Хороший  мальчик.  У  тебя  все

хорошие, добрая душа! Давай коробку, ты!

Но  в  этот  момент  подошло  еще  подкрепление:  в  тех  же  дверях  стал

невысокий мужчина и дергал узкую черную бороденку.

—  Гришка!  —  сказала  уже  веселее  девочка.  —  Смотри,  она  его

защищает!  Этот  забрался  в  дом,  куда-то  девал  мою  коробку,  а  Варька  его
защищает!

—  Ну,  Варька  всегда  защищает,  —  улыбнулся  мужчина.  —  А  чей  это

мальчик?

— Чей ты? Как тебя зовут? — спросила с улыбкой Ляля.
Вася ясно оглядел всех. Сказал серьезно-=приветливо:
— Меня зовут Вася Назаров.
— Ах, Назаров! — вскрикнула девочка.
Она уже совсем ласково подошла к нему.
— Вася Назаров? Ну, хорошо. Так вот теперь по-хорошему обещай мне

найти коробку. Понимаешь?

Вася понял мало: что значит «по-хорошему» — непонятно. Что значит

«найти» — тоже непонятно.

— Ее взял Митя, — сказал он уверенно.
—  Я  не  могу  больше,  —  прервала  женщина,  которую  звали

Варькой, — она побила его.

— Лялька, — сказал мужчина с укором.
— Ой! Гришка! Этот тон действует мне на нервы! — она повернулась

с недовольным лицом. — А ты тоже, добрая душа!

Девочка  вздернула  носиком  в  сторону  Варьки  и  быстро  вышла  из

комнаты.

—  Иди,  Вася,  и  ни  о  какой  коробке  не  думай,  —  сказала  Варька,  —

иди!

Вася  посмотрел  Варьке  в  лицо,  и  оно  ему  понравилось.  Он  прошел

мимо ухмыляющегося Гришки и вышел на крыльцо.

Возле крыльца стоял Левик и смеялся:
— Ну что, попало тебе?
Вася  улыбнулся  смущенно.  Он  еще  не  совсем  пришел  в  себя  после

страшных событий и не думал о них. В сущности, его интересовали только
отдельные  места.  Коробка  не  выходила  у  него  из  головы:  такая  хорошая
была  бы  река!  Он  уже  с  крыльца  оглядывал  двор  и  искал  глазами  Митю.
Кроме  того,  нужно  было  как-нибудь  узнать,  что  это  за  люди  Варька  и
Гришка. И еще один вопрос: где папа и мама Левика?

Он спустился с крыльца:
— Левик, а где твой папа?
— Папа? А разве ты не видел?
— Нет, не видел.
— А он пришел. С бородой…
— С бородой? Так это Гришка.
— Ну, Гришка, папа — все равно.
— Нет, папа — это… еще говорят: отец. А то Гришка.
— Ты думаешь, если папа, так уж и имени у него нет? Твоего папу как

зовут?

— Моего? Ага, это, как мама говорит? Мама говорит «Федя».
— Ну, у тебя отец Федя, а у нас Гриша.
— Гриша? Так это твоя мама так говорит, да?
—  Ой,  и  глупый  же  ты!  Мама!  И  мама,  и  все.  Гришка,  а  мама  —

Варька.

Вася  так  ничего  и  не  понял,  но  расспрашивать  уже  не  хотелось.  Да  и

Левик побежал вверх, а Вася вспомнил, что нужно возвращаться домой.

Взобравшись  на  свое  крыльцо  и  открыв  дверь,  он  столкнулся  с

матерью.  Она  внимательно  на  него  посмотрела  и  не  пошла  за  водой,  как
собиралась, а возвратилась в квартиру.

— Ну, рассказывай. Чего ты сегодня не такой какой-то?
Не спеша и не волнуясь, Вася рассказал о своих приключениях. Только

в одном месте ему не хватило слов, и он больше показывал и изображал в
мимике:

— Она как посмотрит! Как посмотрит!
— Ну?
— А потом как ударит… Вот сюда.
— Ну, и что?
— Ха! И сюда… Потом… я пошел, а она опять. Я тоже как ударю! А

потом Варька пришла.

— Какая еще Варька?
—  Кто  ее  знает  какая.  В  очках.  И  Гришка.  Это  у  них  так  называется,

как  ты  папу  называешь,  Федя,  так  и  они:  Гришка  и  Варька.  А  Варька
сказала: хороший мальчик, иди.

— Дела у тебя, Васенька, серьезные.
— Серьезные дела, — подтвердил вася, мотнул головой перед матерью

и улыбнулся.

Отец сказал:
— Так! Видишь, как Волгу строить! Что же ты дальше будешь делать?
Вася сидел на своем коврике возле игрушек и думал. Он понимал, что

отец хитрит, не хочет помогать ему в его сложнейшей жизни. Но отец был
для Васи образцом знания и мудрости, и Вася хотел знать его мнение:

— А почему ты не говоришь? Я еще маленький!
—  Ты  маленький,  однако,  ты  не  спрашивал  меня,  когда  пошел

меняться? Не спрашивал.

— Левик говорит: давай меняться. Я посмотрел, а там коробка.
— Дальше смотри: поменялся ты, а где твоя коробка? Где?
Вася засмеялся иронически над самим собою и развел руками.
— Коробки нету… Митя… спер.
— Что это за слово «спер»? По-русски говорят: украл.
— А это по-какому?
— А черт его знает, по-какому. Это так воры говорят.
— И Левик тоже так говорит.
—  А  ты  на  Левика  не  смотри.  А  сестра  у  него  в  художественном

техникуме  учится,  так  у  нее  эта  коробка  для  кисточек.  Видишь,  какая
история? А сестра тебя отколошматила, и правильно…

— Это виноват Левик и Митя.
— Нет, друг, виноват один мальчик: Вася Назаров.
— Ха! — засмеялся Вася. — Папа, ты неправильно говоришь, я вовсе

не виноватый.

— Вася поверил Левику, человеку незнакомому, новому, чужому. Вася

ничего не думал, развесил уши, коробку взял, да и второй раз уши развесил
и  рот  открыл,  как  ворона  на  крыше.  А  тут  еще  Митя  Кандыбин
подвернулся. И коробки нету, и Васю побили. Кто виноват, спрашивается?

По  мере  того,  как  отец  говорил,  Вася  краснел  все  больше  и  больше  и

все  больше  понимал,  что  виноват  он.  В  этом  его  больше  всего  убеждали
даже  не  слова,  а  тот  тон,  которым  они  произносились.  Вася  ощущал,  что
отец  им  действительно  недоволен,  а  значит,  виноват  действительно  Вася.
Кроме  того  и  слова  кое-что  значили.  В  семье  Назаровых  часто
употреблялось

выражение

«развесить

уши».

Еще

недавно

отец

рассказывал,  как  на  заводе  инструктор  группы  токарных,  отец  Мити
Кандыбина,  «развесил  уши»  и  как  по  этой  причине  «запороли»  сто
тридцать  деталей!  Вася  сейчас  слово  в  слово  вспомнил  этот  отцовский
рассказ.

Он отвернулся, еще больше покраснел, потом несмело глянул на отца и

улыбнулся  слабо,  грустно  и  смущенно.  Отец  сидел  на  стуле,  поставил
локти  на  колени  и  смеялся,  глядя  на  Васю.  Сейчас  он  показался  Васе
особенно родным и милым — так мягко шевелились его нежные усы и так
ласково смотрели глаза.

Вася  так  ничего  и  не  сказал.  Он  вдруг  вспомнил,  что  маленькие

гвоздики,  подаренные  отцом  для  постройки  моста,  некуда  сложить.  Они
лежат  просто  на  сукне  неприятной  бесформенной  кучкой.  Опершись  на
локоть, Вася рассмотрел хорошо эту кучку и сказал:

— А гвоздики некуда девать… Мама обещала коробочку… и забыла…

потом…

— Идем, дам тебе коробочку, — сказала мать.
Вася  побежал  за  матерью,  а  когда  возвратился,  отец  уже  сидел  в

спальне, читал газету и громко смеялся:

—  Маруся,  иди  посмотри,  какой  Муссолини  перевязанный,  бедный!

Это после Гвадалахары его перевязали…

Вася уже не раз слышал это странное, длинное слово «Муссолини» и

понимал  только,  что  это  что-то  плохое  и  отцу  не  нравится.  Но  тут  он
вспомнил Митю Кандыбина. И нужно эту коробочку у него взять.

После  завтрака  Вася  поспешил  на  двор.  Был  выходной  день.  Отец  с

матерью  собрались  за  покупками  в  город,  Вася  любил  ходить  с  ними,  но

сегодня не пошел. Они взяли с собой на руки Наташу, а Васе отец сказал:

— У тебя здесь дела?
Вася  ничего  не  ответил,  так  как  в  словах  отца  услышал  намек,  —

значит, он все и так знает. Кроме того, на душе у Васи было нехорошо — у
него  не  было  точного  плана  действий.  Вышли  из  квартиры  все  вместе.  У
ворот отец отдал Васе ключ от квартиры.

— Ты погуляй. И ключ не потеряй, и не меняйся ни с кем.
Вася выслушал это распоряжение серьезно, даже не покраснел, потому

что ключ в самом деле вещь серьезная и меняться им нельзя.

Возвратившись  на  двор,  Вася  увидел  много  мальчиков.  Затевалась

серьезная война на «кучугурах». Об этой войне давно уже были разговоры,
она висела в воздухе. Кажется, сегодня должна разразиться военная гроза.

Вася  несколько  раз  бывал  на  «кучугурах»  с  отцом,  но  всех  тайн  этой

чудесной местности еще не знал.

«Кучугуры»  представляли  обширную  незастроенную  и  не  тронутую

человеком  территорию,  которая  тянулась,  начиная  от  последних  домов
города,  куда-то  далеко,  километра  на  три,  а  вправо  и  влево  даже  больше.
Вся эта местность состояла из многих песчаных холмов, довольно высоких,
имеющих  иногда  форму  настоящих  горных  цепей.  Кое-где  они  заросли
лозой,  иногда  расползались  по  ним  сухая  приземистая  травка.  В  центре
«кучугур»  помещалась  настоящая  гора,  которую  ребята  называли
«Мухиной  горой»,  потому  что  на  этой  горе  человек  казался  таким
маленьким,

как

муха.

Мухина

гора

только

издали

казалась

монументальным целым, на деле же в ней было несколько вершин, крутых
склонов, подернутых песчаной рябью. Под ними располагались пропасти и
ущелья, заросшие кустарником. Вокруг Мухиной горы, сколько видит глаз,
до  самой  деревни  Корчаги,  чуть  заметной  на  ярко-зеленом  фоне,
разбросаны  были  горы  поменьше,  снабженные  такими  же  пропастями  и
ущельями.

Вася  видел,  как  некоторые  мальчики  бесстрашно  скатывались  по

крутым  склонам  на  самое  дно  пропасти.  Они  быстро  вертелись,  за  ними
подмылаиь  вихри,  а  после  них  на  гладкой  поверхности  ската  оставался
рыхлый,  далеко  видный  след.  Вероятно,  это  было  большое  наслаждение
прокатиться по такому склону, а потом победоносно стоять на дне ущелья и
посматривать  на  вершину  склона,  постепенно  высыпая  песок  из  одежды,
носа  и  ушей.  В  присутствии  отца  Вася  стеснялся  предпринять  такое
низвержение в бездну, но втайне мечтал о нем.

Впрочем,  сейчас  «кучугуры»  уже  не  могли  быть  использованы  для

подобных  мирных  развлечений.  Их  территория  была  отравлена  семенами

войны. Вася до сих пор не принимал участия в коллективных выступлениях
местных  молодых  сил,  но  он  уже  подходил  к  «призывному  возрасту»,  и
военные  дела  его  занимали.  Среди  мальчишеской  общественности  уже  в
течение  нескольких  дней  происходили  горячие  дебаты  по  поводу
напряженного положения на «кучугурах». Война должна была начаться не
сегодня-завтра.  Признанным  главнокомандующим  во  дворе  был  Сережа
Скальковский,  ученик  пятого  класса,  сын  приемщика  вагонов.  Старик
Скальковский  крепко  держал  свою  большую  семью,  но  человек  он  был
веселый,  разговорчивый  и  насмешливый.  Он  имел  орден  Красного
Знамени,  много  помнил  о  партизанских  временах,  но  никогда  не  хвастал
своими партизанскими успехами, а напротив, любил поговорить о военной
технике и организации. Поэтому и Сережа Скальковский был противником
беспорядочной военной возни на «кучунурах» и требовал порядка.

Враг  помещался  в  большом  трехэтажном  доме,  подошедшем  к

«кучугурам»  в  полукилометре  от  двора  Васи.  Мальчики  этого  дома  давно
освоили  «кучугуры»  с  своей  стороны,  и  их  поиски  шли  также  в
направлении  к  Мухиной  горе.  В  ущелье  этой  горы  и  произошли  первые
столкновения.  Сначала  это  были  одиночные  стычки,  потом  групповые.  В
одной  из  недавних  стычек  целый  отряд  под  командой  самого  Сережи
Скальковского  был  низвергнут  противником  в  одну  из  пропастей,  а
победители  с  торжественными  песнями  пошли  домой  по  гребням  гор.  Но
вчера к вечеру Сереже удалось смыть позор: перед самым заходом солнца
он  захватил  в  «восточном  секторе»  группу  противника.  Произошло
сражение,  противник  отступил,  но  главный  смысл  победы  заключался  в
том,  что  у  одного  из  пленников  была  отобрана  незаконченная  карта  всей
территории  «кучугур»  —  явное  доказательство  захватнических  намерений
противника.  Вася  оказался  во  дворе  как  раз  в  тот  момент,  когда  Сережа
Скальковский говорил:

— Видите, они уже карту составляют. А мы только ходим без всякого

толку.  И  смотрите,  они  нарисовали  наш  дом  и  надпись  сделали:  «Центр
расположения синих».

— Ого! — крикнул кто-то звонко. — Мы, по-ихнему, синие?
— Синие!
— А они красные?
— Выходит, так.
— И на карте так написали, — крикнул другой голос.
— А кто им дал право?
— Подумаешь, красные!
— А теперь карта у нас, можно переписать!

Все  были  очень  возмущены,  заглядывали  в  карту  и  фыркали.  Вася

тоже протеснился к карте и хотя читать еще не умел, но ясно увидел, что их
двору  нанесена  обида,  и  у  него  не  было  никаких  сомнений,  что  красными
могут называться только Сережины воины.

Вася серьезно слушал, посматривал то на то, то на другое лицо и вдруг

увидел  по  другую  сторону  толпы  настойчивые,  быстрые  глазки  Мити
Кандыбина. В душе Васи военный пожар сразу потух и возникла проблема
коробки.  Он  обошел  толпу  и  взял  Митю  за  локоть.  Митя  оглянулся  и
быстро отодвинулся в сторону.

— Митя, ты вчера взял ту… коробку?
— Взял. Ну, так что? А что ты мне сделаешь?
Хотя  Митя  и  держался  вызывающе,  однако  отодвигался  дальше,  и,

видимо,  готов  был  убежать.  Такое  поведение  страшно  удивило  Васю.  Он
сделал шаг вперед и сказал уверенно:

— Так ты отдай!
—  Ох,  какой  ты  скорый,  —  презрительно  скривился  Митя.  —  Отдай!

Какой ты скорый!

— Значит, ты не хочешь отдавать? Украл и не хочешь отдавать? Да?
Вася произнес это возбужденно-громко, с маленьким гневом.
В  ответ  Митя  скорчил  вредную  и  отвратительную  гримасу.  Что

произошло  дальше,  никто  не  мог  рассказать,  даже  и  сам  Вася.  Во  всяком
случае,

военный

совет

принужден

был

прекратить

обсуждение

стратегических  вопросов.  Его  участники  расступились  и  с  увлечением
смотрели на любопытное зрелище: Митя лежал на земле лицом вниз, а на
нем верхом сидел Вася и спрашивал:

— Отдашь? Ну, скажи, отдашь?
Митя на этот вопрос не давал никакого ответа, а старался выбраться на

свободу. Лицо Мити было испачкано в песке, оно быстро показывалось то с
той,  то  с  другой  стороны  и  на  соответствующую  сторону  старался
заглянуть Вася и спрашивал:

— Ну, скажи, отдашь?
Участники военного совета хохотали. Особенно смешно было то, что в

лице  Васи  не  было  ничего  ни  злобного,  ни  воинственного,  ни
возбужденного.

В

его

больших

глазах

выражалась

только

заинтересованность — отдаст Митя или не отдаст? Этот вопрос он задавал
без  какой  бы  то  ни  было  угрозы,  обыкновенный  деловой  вопрос.  В  то  же
время  Вася  изредка  придавливал  своего  противника  к  земле  и  чуточку
прижимал его голову.

Вася,  наконец,  заметил  всеобщее  внимание  и  хохот  и  поднял  голову.

Сережа  Скальковский  взял  Васю  за  плечи  и  осторожно  поставил  на  ноги.
Вася улыбнулся и сказал Сереже:

— Я его давил, давил, а он молчит.
— За что ты его давил?
— Он взял мою коробку.
— Какую коробку?
— Такая большая… железная…
Митя  стоял  рядом  и  вытирал  рукой  лицо,  отчего  оно,  впрочем,  не

делалось чище.

Сережа спросил:
— Почему ты не отдаешь ему коробку?
Митя  дернул  носом,  посмотрел  в  сторону  и  сказал  нудным,

неприветливым басом:

— Я отдал бы, так отец у меня взял.
— А коробка его?
Митя так же бесстрастно кивнул головой.
Красивый, с прической, сильный белокурый Сережа задумался:
—  Ну  что  же!  Пускай  отец  отдает.  Ведь  не  его  коробка?  Он  отнял  у

тебя?

— Он не отнял. Он вчера то… украл.
Мальчики  засмеялись.  Засмеялся  и  Левик.  Вася  увидел  Левика  и

крикнул:

— Вон Левик все знает.
Левик отвернулся, напуская серьезность:
— Ничего я не знаю. Какое мне дело, что он у тебя украл!
Сережа  строго,  как  настоящий  главнокомандующий,  крикнул  на

Митю:

— Ты украл? Говори!
— Взял. Чего там украл?!
—  Хорошо,  —  сказал  Сережа.  —  Мы  сейчас  кончим,  а  вы  оба  тут

подождите. Тебя как зовут?

— Вася.
— Так ты, Вася, за ним смотри. Он под арестом. Арестован!
Вася  вкось  посмотрел  на  Митю  и  улыбнулся.  Ему  очень  понравилось

распоряжение  Сережи,  хотя  он  и  не  понимал,  что  ему,  собственно  говоря,
нравится.  Васю  увлекала  сила  Сережи  и  сила  мальчишеской  организации,
стоявшая за ним.

Вася  искоса  поглядывал  на  Митю,  но  последний  и  не  думал  ударить,

может  быть,  потому,  что  не  сомневался  в  цепких  руках  часового,  а  может