Институциональный анализ китайской модели: теоретическая дискуссия и прогноз

Кирдина С.Г., Кондрашова Л.И.

Институциональный анализ китайской модели:

теоретическая дискуссия и прогноз

Введение: актуальность «Пекинского консенсуса»

ЧАСТЬ 1. К ВЫБОРУ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ПОДХОДА

1. Возможные теоретические рамки анализа экономических реформ в Китае

1.1. Цивилизационный подход

1.2. Подход с точки зрения дихотомии «капитализм-социализм»

1.3. Возможности и ограничения применения обоих подходов к анализу

китайских реформ

2. Теория институциональных матриц и ее эвристический потенциал

ЧАСТЬ 2. АНАЛИЗ КИТАЙСКИХ РЕФОРМ: ДВЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ

ПЛАТФОРМЫ

3. История и содержание китайских реформ

4. Перспективы и прогнозы развития китайской модели

4.1. Направления развития в планах китайских реформаторов

4.2. Китайская модель как «социалистическая смешанная экономика»?

4.3. Китайская модель в зеркале теории институциональных матриц

Резюме: 5 тезисов для дискуссии

Введение: актуальность «Пекинского консенсуса»

2 апреля 2009 г. на закрытии саммита руководителей 20 крупнейших экономик мира G20 в Лондоне премьер—министр Великобритании Гордон Браун заявил на итоговой пресс—конференции: “«Вашингтонский консенсус» исчерпал себя!”. Тем самым не только противники, но и сторонники известных рецептов рыночных реформ подтвердили необходимость разработки новых программ экономического развития. Речь идет о поиске новой философии, новой методологии реформирования, необходимого уже не только переходным экономикам, но и всему мировому хозяйству.

В условиях наступившего глобального финансового и экономического кризиса особый интерес и пристальное внимание вызывают те страны, которые сохраняют поступательные темпы своего развития. Экономика Китая – один из таких примеров. Страна, добившаяся макроэкономической стабильности, активизации субъектов хозяйствования и высоких достижений во внешнеэкономической деятельности, сохраняет инновационную модель развития с высокими темпами роста и нормой накопления. В условиях мировой неустойчивости так называемый «Пекинский консенсус» и декларируемые им принципы очевидно демонстрируют свою жизнеспособность в сравнении с упомянутым выше «Вашингтонским консенсусом», разработанным экспертами ряда западных стран во главе с США в 1990—е годы.

Выражение «Пекинский консенсус» принадлежит бывшему редактору журнала «Таймс» Джошуа Рамо (Салицкий, 2007б). Он использовал его для обозначения китайской модели модернизации. Ее особенностями являются ведущая роль государства в экономике, опережающий рост промышленности, резкое сокращение бедности и повышенное внимание к развитию науки и образования. Анализ этой модели многочисленными зарубежными исследователями показывает, что речь идет не только о совокупности определенных мероприятий, но прежде всего об иной системе приоритетов, об определенной философии, реализуемой в процессе управления социально—экономическими процессами. Опыт Китая актуализирует философское и этическое измерение в дискуссиях по экономическим проблемам. Речь идет о продолжении дискурса, заданного Нобелевским лауреатом 1998 года индийским экономистом Амартией Кумаром Сеном (Сен, 2004) и многими другими экономистами, отмечающими значение культурных, нравственных и институциональных основ экономического развития.

В настоящем докладе предпринимается попытка анализа китайского опыта с точки зрения выявления методологических и концептуальных оснований проводимых в этой стране реформ. Выделение таких оснований имеет не только теоретическое значение, но позволит решать и практические задачи. Такое знание даст возможность не только удивляться уникальности китайской модели модернизации, но и извлекать из нее уроки, которые могут быть полезными для других стран, и прежде всего нашей России.

ЧАСТЬ 1. К ВЫБОРУ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ПОДХОДА

Философией называют не только «науку о наиболее общих законах развития природы, человеческого общества и мышления». Под философией понимают также «методологические принципы, лежащие в основе какой либо … области знания», а также «сложившиеся убеждения по поводу чего либо», то есть общие концепции того или иного вида деятельности (Большой толковый словарь…, с. 1423). Именно в этих двух смыслах исследуется философия китайских реформ в настоящем докладе.

1. Возможные теоретические рамки анализа экономических реформ в Китае

Для того, чтобы определить такого рода общие методологические принципы, необходимо выбрать наиболее адекватные для решения нашей задачи теоретические рамки, используя известный исследовательский прием epoche ’(фр.)[1] . Другими словами, следует определить, какие из возможных теоретических подходов являются наиболее плодотворными для того, чтобы по существу охарактеризовать философию, основную концепцию, реализуемую в ходе китайских реформ. Подчеркнем, что речь идет не о концепции в смысле декларированных или вменяемых целей (авторами или исследователями реформ), а об основном векторе реально происходящих изменений, выраженных с помощью положений того или иного теоретического подхода. Такого подхода, который объясняет суть, оставляя за скобками (epoche) менее значимые для понимания происходящих изменений феномены.

Сначала проанализируем два наиболее распространенных подхода, две исследовательские парадигмы, часто применяемые в исследованиях китайских реформ. Во—первых, охарактеризуем содержание и возможности цивилизационного подхода. Во—вторых, представим анализ китайских реформ в поле понятий «капитализм—социализм». В заключительной части остановимся на результатах и ограничениях применения данных подходов при изучении китайской модели реформирования.

1.1. Цивилизационный подход

Цивилизационный подход оперирует понятиями цивилизаций, то есть базирующихся на общности культурных характеристик больших группировках людей и народов. Исследователи цивилизаций в 20 в. (Шпенглер, Тойнби) понимали цивилизации как «локальной моно— или полиэтнической общности с выраженной социокультурной спецификой и выделяли ичторические цивилизации — от древнеегипетской до современной западно—европейской. Основная смысловая нагрузка термина цивилизация заключалась в том, чтобы противопоставить идее глобального вектора эволюции человечества иную концепцию исторического процесса, на основе идей самоорганизации (и саморазрушения) самодостаточных локальных цивилизаций. Такое понимание термина «цивилизация» сохранилось и в современной научной литературе. Содержание цивилизации составляет культурно—специфический социальный опыт, который передается «по наследству» от поколения к поколению. Цивилизация трактуется как «культурная целостность», как культура в широком смысле, характеризующая «ценности, нормы, институты и способы мышления, которым сменяющие друг друга поколения придают первостепенное значение (Хейне, с. 115). Цивилизационный подход учитывает историю развития народов, своеобразие присущих им явлений в социальной, политической, экономической жизни. Особое внимание уделяется характеристике основополагающих индивидуальных и общественных ценностей, присущим разным цивилизациям, особенностям ментальности населения, привычкам и нормам поведения. Цивилизацию определяют присущие ей общие объективные характеристики, такие как язык, религия, институты, самоидентификация людей.

Цивилизационные теории возникали с целью типологизировать, классифицировать многообразие множества характеристик жизни народов и государств в ограниченном, поддающемся осмыслению количестве теоретических феноменов. Количество цивилизаций, выделяемых разными исследователями, различно. Самая общая классификация делит мир на Восток и Запад как две противостоящие друг другу глобальных цивилизации. Наиболее популярная точка зрения состоит в том, что в этих цивилизациях принципиально различен набор ценностей, основания государственного устройства, отношение ко времени и пространству, восприимчивость к техническому прогрессу и т.д. Запад во главе угла ставит ценности личности, развития, свободного построения государства на основе добровольного объединения экономически самостоятельных субъектов в большие территориальные общности, характеризуется прогрессом в сфере науки и технологий, Соответственно, Восток ориентирован на надличностные ценности того сообщества, в которые индивиды включены (семья, клан, государство), сохранение стабильности, централизованного построения государства, поддержание культурных и производственных ценностей и т.п. Вот как определяет эти различия Э.С. Кульпин: в западной цивилизации «главных ценностей две: ценность-объект - Личность и ценность-вектор – Развитие. Они… охватывают основные ценности, в том числе ценности, условно, первого яруса значимости – Свобода, Равенство, Братство - и второго – Труд, Эквивалент (эквивалентный обмен), Частная собственность и Закон (право), поддерживающие ценности первого яруса, обеспечивающие их воплощение в жизнь» (Кульпин, с. 145). Соответственно, для цивилизации Востока «главные ценности – Государство (объект) и Стабильность (вектор), они поддерживаются триадами Мир, Порядок, Традиции (первый ярус) и Иерархия, Ритуал, Прошлое (конфуцианское) знание (второй ярус)» (там же). Представление людей о мире и о себе на Западе и Востоке — в известном смысле – зазеркалье (там же, с. 153).

При этом если определение западной цивилизации географически более—менее понятно и очерчено (страны Европы и США), то Восток как цивилизация достаточно неоднороден. Если говорить о Китае, то он признается достаточно типичным представителем восточной цивилизации, что же до ряда других стран, то их отнесение к ней носит порой исторически преходящий характер. На наш взгляд, более точным будет сказать, что культурологическая дихотомия Запад—Восток противопоставляет Запад всему остальному «незападному» миру, для которого выбрано емкое, но не совсем географически корректное название.

Известные и более дробные классификации. Наш соотечественник Данилевский в прошлом веке выделял 10 цивилизаций, немецкий ученый Шпенглер и американец Хантингтон — по 8, а социальный философ из США Тойнби — 23 цивилизации. Такое разнообразие связано с тем, что инструментарий цивилизационного подхода не является однозначным и четким. Другими словами, «в науке до сих пор не разработаны единые методологические принципы и критерии для классификации той или иной исторической общности в качестве автономной цивилизации, что представляется наиболее очевидной слабостью всех теорий цивилизации» (Флиер, с. 526). Это является главной проблемой, сдерживающей использование цивилизационного подхода для конструктивного анализа. Как отмечают специалисты, порой злоупотребление понятиями «цивилизационый» и «социокультурный» зачастую приводит к стиранию граней «между научным знанием и любым нарративом», то есть просто разговором об обществе (Тощенко). Тем самым теряются критерии научности, когда понятием «цивилизационный» подменяется все многообразие не до конца понятных происходящих в обществе процессов. Таким образом, можно констатировать, что цивилизационный подход является достаточно абстрактным.

Другой проблемой является развитие альтернативных подходов, более направленно занимающихся анализом явлений, ранее являвшихся предметом изучения при цивилизационной парадигме. Так, институты становятся объектом изучения при институциональном подходе, и специалистами нарабатывается специализированный инструментарий, более точный по сравнению с цивилизационным подходом. Отмечается, что в тех или иных «цивилизациях» «элементы культурного единообразия складывались не стихийно, а под воздействием именно институциональных средств социальной организации и регуляции, детерминировавших уже и специфику ценностных ориентаций, и принципы социальной консолидации, и проч. (Флиер, с. 526),

В свою очередь, в экономической теории развивается направление "религиозных" экономик. В фокусе его интересов находятся религиозные ценности, полагаемые одним из определяющих факторов в экономических отношениях. Изучение и принятие их во внимание позволит, по мнению исследователей, создать новую гармоничную экономику, не разрушающую, но учитывающую национальные особенности хозяйствования в разных странах. Так, существует большое количество публикаций по теме "буддистской экономики", развивается направление "исламской экономики" (например, "исламские финансы"). В продолжение идей М.Вебера о протестантской этике ведутся исследования по "христианским экономикам". Российские экономисты (Д.С.Львов, С.Андрюшин и др.) выделяют специфику хозяйствования в православной России. Таким образом, экономическая культура и экономические ценности более плодотворно исследуются не в рамках цвилизационного подхода, а конкурирующих с ним направлений.

Наконец, ограничением цивилизационного подхода является его «заточенность» на выявление различий. Если же мы ставим целью выбрать теоретический инструментарий, позволяющий определить особенности модели китайских реформ, которая может быть с пользой применена в других странах, цивилизационный подход вряд ли может быть нам полезным. В рамках цивилизационного подхода, выделяющего Китай как отдельный цивилизационный регион или как типичную конфуцианско-буддистскую цивилизацию, он противостоит остальному миру по своим культурным ценностям. Цивилизационный подход скорее подскажет пределы и ограничения использования китайского опыта, чем даст теоретические ориентиры для осмысления возможностей его адаптации и распространения.

1.2. Подход с точки зрения дихотомии «капитализм-социализм»

Анализ таких противостоящих друг другу способов организации общественной жизни, как капитализм и социализм, является одним из теоретических достижений социальной теории конца 19 века. Наиболее последовательно он был выполнен К.Марксом в рамках так называемого формационного подхода, до сих пор весьма распространенного в социологии и экономике. Основное различие названных способов общественной организации состоит в том, при капитализме средством создания и распределения богатства в обществе являются рыночные силы и частная собственность, а при социализме — сознательное регулирования посредством соответствующих органов и кооперативные и общественные формы собственности.

Несмотря на постоянную критику марксова подхода, теоретический анализ капитализма и социализма занимал выдающихся экономистов на протяжении всего прошлого века - от Й. Шумпетера, Л. Ф. Мизеса, Хайека до Я.Корнаи, представителей советской политической экономии и многих других. Дискуссии поддерживались существованием мировой социалистической системы, конкурировавшей с системой капитализма.

В период известных трансформаций конца прошлого века, совпавших с распадом СССР и рыночными реформами в бывших социалистических странах, использование данного подхода, казалось, потеряло свою актуальность. Хотя так называемые «государственно—социалистические общества» (Collins, т. 1, с. 135) продолжают существовать (Куба, Ангола, Северная Корея и др.), не они, и именно реформы в Китае, сохранившем социалистическую фразеологию, поддерживают живучесть анализа «социализма» в его противопоставлении «капитализму» в мировой социальной науке.

В настоящее время дополнительными импульсами для такого анализа являются два важных явления. Во—первых, речь идет об известном «левом дрейфе» на латиноамериканском континенте. Как пишет В. Давыдов, директор Института Латинской Америки РАН, «рост активности и электоральные успехи левых сил в странах Латино-Карибской Америки (ЛКА) представляют беспрецедентно массовый политический поворот в крупном регионе мира, охватывающим 33 государства с общим населением в 550 млн. жителей» (Давыдов, 2008, с. 52). Демократическим путем к власти приходили партии и лидеры левой социалистической ориентации, составной частью политики которых были «энергичное госрегулирование производственной и экспортной деятельности…, последовательное подчинение финансовых потоков правительственному контролю, возвращение к государственному участию (не обязательно мажоритарному) в тех сферах экономики, где приватизация периода неолиберальных экспериментов оказалась экономически и социально контрпродуктивной» и т.п. (Давыдов, 2008, с. 62). Социалистические идеи снова становятся популярными.

Во-вторых, мировой экономический и финансовый кризис выявил отсутствие теоретических схем, которые бы адекватно описывали наблюдаемые явления. Парадокс, но одним из наиболее точных определений ситуации послужило определение, взятое из более чем столетней давности труда К. Маркса, что было бы смешно, когда бы не было так грустно для современной экономической теории. Речь идет о почти анекдотичном случае на ежегодной конференции Центра капитализма и общества при Колумбийском университете (США, 2009), собравшей ведущих экономистов, финансистов и аналитиков - от известного инвестора Джорджа Сороса, нобелевских лауреатов в области экономики до главного антикризисного советника президента США Б. Обамы — Пола Волкера. Сойдясь на том, что отсутствуют необходимые теоретические инструменты анализа кризисных явлений, участники выслушали следующее заключительное замечание одного из европейских участников, которое он зачитал со своего ноутбука: "Владельцы капитала будут стимулировать рабочий класс покупать все больше и больше дорогих товаров, зданий и техники, толкая их тем самым брать все более дорогие кредиты, до тех пор, пока кредиты не станут невыплачиваемыми. Невыплачиваемые кредиты ведут к банкротству банков, которые будут национализированы государством, что в итоге и приведет к возникновению коммунизма".- Карл Маркс. "Дас Капитал". Участникам конференции оставалось только захлопать и рассмеяться.

Таким образом, поддерживаемая в китайских документах ориентация на построение обновленного социалистического общества, противостоящего капитализму как высшей стадии развития рыночной экономики, выглядит в современных условиях не такой уж утопичной.

Насколько продуктивно, тем не менее, использование пары категорий «капитализм-социализм» для понимания существа происходящих в Китае изменений? Предоставляют ли связанные с этими категориями подходы необходимый понятийный инструментарий для анализа модели китайской модернизации?

На наш взгляд, ответ на поставленные вопросы - отрицательный. И связан он прежде всего с тем, что не представляется возможным провести необходимые сопоставления на квалифицированном методологическом уровне. Речь идет об отсутствии глубокого, строгого и понятийно оснащенного разработанного подхода для определения социализма и социалистического общества. Если теоретические подходы к анализу развития рыночных экономик, одной из разновидностей которых является современный капитализм, постоянно развивались, то исследования в области политической экономии социализма — наследнице первых марксовых схем коммунистического общества, значительно отстали. Несмотря на наличие отдельных работ, пытающихся продолжать традиции советской политэкономии (А.В. Бузгалин и др.), не выработано аналитических схем и убедительных исследовательских программ, прошедших положительную научную экспертизу современного научного сообщества как в России, так и за рубежом. Политэкономия социализма продолжает оперировать слабо разработанными, а потому неубедительными категориями. Причина того, что политэкономия социализма оказалась неэффективной, заключается, на наш взгляд, во внутренних ограничениях самой науки, в неадекватности некоторых ее исходных методологических предпосылок и построенной на этой основе концептуальной модели социума. Исходные постулаты политической экономии социализма и вытекающие из них следствия оказались слабыми и нелогичными, что и подтвердилось, в конечном счете, исторической практикой (подробнее см. Кирдина, 2006).

Другая концепция о социализме, предложенная еще в советское время и поддерживаемая некоторыми современными исследователями, — это концепция «рыночного социализма». Но она также страдает, на наш взгляд, методологическими изъянами. В свое время она выступала альтернативой политэкономии социализма, когда по идеологическим соображениям было невозможно говорить о развитии в СССР нормальной рыночной экономики. После перестройки, когда отпала необходимость в вуалировании взглядов ряда экономистов на существо экономического развития как развитие рыночных институтов, отпала необходимость и в концепции «рыночного социализма». Тем более что она так и не дала ответ на коренной вопрос — до каких пор развитие рыночных элементов в общественной структуре означает сохранение социализма? Где грань между «рыночным социализмом» и «государственным капитализмом», где развитый рынок сочетается с активной ролью государства во всех сферах общественной жизни? Неслучайно до сих пор нет понимания точной природы обществ, которые можно считать социалистическими, и для их характеристики используются такие понятия, как «коммунизм», «тоталитаризм», «сталинизм», «государственный капитализм» и т.д. (Collins, т. 1, с. 136).

Фактически обсуждавшиеся в концепции «рыночного социализма» вопросы гораздо эффективнее и на хорошем методологическом уровне поднимаются в современных экономических дискуссиях о соотношении рынка и государства. Рынок и государство, выделяемые в качестве основных регуляторов, рассматриваются здесь как взаимно необходимые элементы, поддерживающие друг друга, Рынок и государство, выделяемые в качестве основных регуляторов, рассматриваются здесь как взаимно необходимые элементы: «рынки и иерархии играют взаимодополняющие роли в осуществлении экономической координации» (Долан Эдвин, Линдсей Дэйвид, с. 20). Провалы рынка корректируются государством, которое закономерно сосуществует с механизмами рыночных отношений. Соответственно, рыночные силы заполняют «провалы» государства, возникающие в результате неадекватных правительственных решений и др.

Таким образом, социализм, на наш взгляд, сегодня является не научной экономической или социологической теорией, а совокупностью взглядов и идей о необходимости социально справедливого устройства общества, то есть своего рода «политической идеологией» (Collins, т. 2, с. 223). Пройдя путь длиною более чем в полторы сотни лет, он вновь занимает то место, которое занимал в общественной мысли в период своего возникновения. Попытка построения научной теории социализма, которую пытались осуществить несколько поколений ученых в разных странах, на наш взгляд, осталась нереализованной. В связи с этими соображениями проведение анализа китайских реформ на основе дихотомии понятий «капитализм» и «социализм» не может базироваться на проработанной методологической основе, позволяющей вскрывать внутренние механизмы общественного развития.

1.3. Возможности и ограничения применения обоих подходов

к анализу китайских реформ

Итак, мы рассмотрели два очень важных подхода, которые часто применяются при анализе китайских реформ. Необходимо понять, в какой мере они фокусируют внимание на сути происходящего, или они оставляют «за скобками» (epoche’) важные процессы? Можно высказать предположение, что применение этих подходов в нашем исследовании либо дало бы уже известные результаты (при цивилизационном подходе), либо сдерживалось бы недостаточной строгостью дефиниций (в случае оперирования понятиями «капитализм-социализм»).

Так, цивилизационный подход объясняет специфику китайских реформ историческими особенностями развития китайского общества как типичного «азиатского способа производства», в котором государственная идеология сотни лет базируется на конфуцианских ценностях, ставящих во главу угла уважение к централизованной власти. Доминирование государства во всех областях общественной жизни объясняется при таком подходе не столько объективными экономическими или политическими причинами, сколько спецификой менталитета населения. Менталитет «подвластных заставляет их мириться с угнетением и недостатком личных свобод, а менталитет «власть предержащих» связан с их приверженностью власти, основанной не неэкономических методах. В ходе изучения Китая в рамках цивилизационного подхода, тем не менее, систематизировано огромное количество исторических и актуальных фактов, которые введены в научный оборот, и это имеет самостоятельное значение. В то же время, как отмечалось, накопленный материал не дает ответов на вопросы, почему развитие Китая – как в прошлом, так и в нынешнее время, идет по отмеченному историческому пути. Поэтому мы полагаем, что использование цивилизационного подхода при анализе китайских реформ не является перспективным.

Насколько может быть продуктивна попытка анализа китайских реформ как реформ социалистических? С одной стороны, само китайское руководство не отступает от идеологической приверженности социалистическим принципам хозяйствования и сохраняет тезис о «господстве общественной собственности на средства производства», сохраняет решающую политическую и экономическую роль государства и коммунистической партии, несмотря на активные рыночные преобразования. Официальной целью реформ является построение «социализма с китайской спецификой».

С другой стороны, можно ли понимать складывающуюся китайскую «социалистическую смешанную экономику» с присущей ей институциональной и организационной спецификой как разновидность особого переходного общественного строя — «рыночного социализма»? В таком социализме сочетаются широкое распространение рыночных отношений и одновременно сохранение важной роли государства как собственника и регулятора хозяйственной деятельности. Но теоретическая модель «рыночного социализма», как отмечалось, слабо отличима от модели «государственного капитализма», для которого также характерны многоукладность, важная роль государства в экономике, регулирование отношений между всеми участниками хозяйственного обмена с помощью контрактного механизма и т.д.. Неудивительно поэтому, что многие западные аналитики называют китайское общество «капитализмом с китайской спецификой». На это прямо указывают и некоторые российские исследователи, например, В. Буров, называющий китайскую модель «изданием государственного капитализма» (Буров, с. 39). Российские экономисты марксистского направления также отмечают антисоциалистическую сущность «рыночного социализма (Бузгалин), что также показывает, на наш взгляд, неадекватность использования понятие «социализм» для характеристики смешанной китайской экономики (подробнее об этом см. ч.2, п.4.3).

Итак, в рамках дихотомии «капитализм—социализм» китайская переходная экономика одними исследователями рассматривается как социалистическая с вкраплением капиталистических элементов, а другими – как капиталистическая с социалистическими лозунгами. Отнесение экономики Китая преимущественно к социалистической или капиталистической зависит, как правило, от приверженности исследователей или специалистов к определенным идеологическим течениям. Это позволяет одним фокусировать внимание на преобразованиях социалистического толка, оставляя за скобками масштабы рыночных преобразований, а другим – ставить во главу угла реформы экономической и финансовой системы по образцам развитых стран. Такая неоднозначность оценок может свидетельствовать о ненадежности подхода, использующего дихотомию «социализм—капитализм». Можно предположить, что сохранение социалистической лексики китайскими реформаторами было связано с отсутствием более адекватных понятий для определения характера проводимых реформ. Поиск таких определений (и не только в Китае, но и в России, на наш взгляд), продолжается.

2. Теория институциональных матриц и ее эвристические возможности

В качестве теоретических рамок для анализа китайских реформ рассмотрим также эвристические возможности теории институциональных матриц. В отличие от рассмотренных выше подходов, теория институциональных матриц оперирует не с культурными смыслами и идеологическими концепциями, а с объективно складывающимися социетальными общественными структурами, точнее, с системами базовых институтов[2] . Это создает предпосылки определения социетальной сущности проводимых в Китае реформ, и, соответственно, определения их концепции и философии на основе нейтральных в ценностном отношении понятий.

Теоретическая гипотеза (теория) институциональных матриц (см. Кирдина, 2001 и др. работы, список которых представлен на сайте www.kirdina.ru), продолжает традиции «социологического институционализма» Новосибирской экономико-социологической школы, отличающейся вниманием к проблемам изучения общества как целого, где экономика является одной из составных частей, или общественных подсистем.

Общество понимается как самоорганизующаяся социальная структура, целью которой является воспроизводство жизни большой группы людей (государства) в природном окружении. Поскольку общество — это система с участием человека, то механизм его самоорганизации отражается в структуре создаваемых в ходе человеческой истории институтов, то есть в исторически формирующихся постоянно воспроизводящихся правилах социальных взаимодействий образующих общество субъектов. Наиболее устойчивые институты, формирующие остов социальной системы[3] , названы базовыми институтами. Их немного, и они образуют своего рода матрицы.

Социальная система того или иного общества, устойчиво воспроизводящего себя как государственное образование, моделируется как структура двух взаимодействующих институциональных матриц, условно названных Х- и Y-матрицами (аналогично двум группам хромосом, формирующим гены каждого человека и определяющим его пол) Каждая из матриц (от лат. matrix – матка, основа) отражает устойчивую, исторически сложившуюся систему базовых институтов, регулирующих взаимосвязанное функционирование основных общественных сфер – экономики, политики и идеологии[4] . Матрицы сформированы «симметричными», то есть выполняющими аналогичные функции, институтами.

Таблицы 1—3 показывают наборы институтов, действующих в экономической, политической и идеологической сферах для каждой из матриц.

Таблица 1 . Экономические базовые институты

Институт собственности (Табл.1), функцией которого является закрепление благ между хозяйствующими субъектами, имеет различную природу в обеих матрицах (либо верховная условная, либо частная собственность). То же можно видеть и в отношении институционального механизма движения благ (на основе либо редистрибуции, либо обмена). Взаимодействие между экономическими агентами имеет природу либо кооперации, либо конкуренции, что закрепляется действием соответствующего базового института в каждой их матриц базовых институтов. Институт привлечения к труду также имеет различный характер — доминируют институты либо служебного, либо наемного труда. Наконец, механизм обратной связи в каждой из системы экономических институтов, сигнализирующий об успешности ее действия, выражается либо в ограничении издержек, или Х-эффективности (Leibenstain; Лебенстайн; Попов, Татаркин), либо в росте прибыли, или Y-эффективности (Словарь современной экономической теории…). Формируются необходимые для этого базовые экономические институты, сохраняющие свою роль на протяжении всей истории государств.

Системы политических институтов представлены в таблице 2. Территориальное организация определяется действием институтов либо административного деления, либо федерации. Устройство системы управления регулирует институт иерархической вертикали власти во главе с центром, либо строится на основе самоуправления и субсидиарности. Институты назначений или выборов регулируют порядок замещения управленческих позиций в основных властных структурах. Процесс принятия важнейших политических решений определяется на основе либо общего собрания и единогласия, либо многопартийности и демократического большинства. Наконец, механизмом обратной связи в политических системах разных матриц служат либо обращения по инстанциям, либо судебные иски.

Таблица 2. Политические институты

Идеологические институты сгруппированы в таблице 3. Они характеризуют не набор идей, содержащихся в головах людей, но «социальные процессы» (подход Л. Альтюссера), устойчивые правила, определяющие построение позиционной структуры общества и самоидентификацию индивидов в этой структуре. Другими словами, это сложившиеся правила поведения людей друг относительно друга и по отношению к социуму в целом.

Таблица 3 . Идеологические институты.

Определено, что детерминантой социального действия в разных матрицах являются либо коллективизм, либо индивидуализм. Нормативное представление о социальной структуре предполагает либо эгалитаризм (равенство), либо стратификацию (расслоение). Основными институтами, определяющими принципы устройства общественной жизни, выступают либо порядок, либо свобода.

Для каждого конкретного общества, как показывает исторический анализ, одна матрица институтов постоянно имеет доминирующий характер, а другая — дополнительный, комплементарный, Это означает, что матрица доминирующих институтов является более важной, она задает рамки действия и ограничения для комплементарных институтов. Задача последних — компенсировать «провалы» доминантной матрицы, поддерживать ее функционирование и тем самым соответствующий институциональный баланс в обществе, необходимый для его развития. Причиной доминирования либо той, либо другой матрицы в социетальной структуре общества являются особенности внешней материальной среде — коммунальной или некоммунальной (подробнее Кирдина, 1999 и др.).

Комплексы базовых доминантных или комплементарных институтов, относящихся к различным матрицам, воплощаются в конкретных институциональных формах. Например, институт рынка воплощается в фирмах, биржах и т.д., а институт условной верховной собственности, например, в России, воплощался в помещичьем землевладении, советской колхозной собственности, современных госкорпорациях. Создание и отмирание, адаптация заимствуемых и модернизация исторически присущих институциональных форм характеризуют непрерывный процесс институциональных изменений.

Подытожим: можно видеть, что в мире сосуществуют два типа социального устройства обществ, отличающиеся спецификой образующих их исходных матричных структур. В одном случае доминируют институты Х-матрицы, в то время как институты Y-матрицы лишь дополняют институциональную структуру. В другом случае наоборот — главными, определяющими выступают институты Y-матрицы, а дополнительными являются институты X-матрицы. Эти два типа социального устройства сформировались естественным путем, они представляют собой два способа самоорганизации социума на основе определенных институциональных матриц[5] в присущих тем или иным государствам материально-технологических внешних условиях.

Один тип – это централизованные иерархические политические структуры с преобладанием редистрибутивных[6] экономических институтов (и соответствующих им форм собственности) и с доминированием в общественном сознании ценностей коммунитарного плана, то есть ценностей, в которых закрепляется примат коллективного над личным, целого над частным. На разных исторических этапах общества такого типа назывались по-разному – азиатский способ производства, самодержавные монархии, реальный социализм, капитализм по-японски и т.д. Государства, которые относятся к такому типу обществ – это, прежде всего, Россия, Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии, Латинской Америки. В них доминирующее положение занимает Х-матрица.

Другой тип обществ – это самоуправляющиеся «снизу» политические структуры федеративного типа, с рыночными экономическими институтами (то есть с доминированием частной собственности) и, соответственно, преобладанием личностных, индивидуалистических ценностей в массовом сознании. В разные исторические эпохи такие общества назывались рабовладельческими, феодальными, капиталистическими. К ним относятся страны Европы и США. В них доминирующее положение принадлежит институтам Y-матрицы.

Данное разделение, как показывает анализ развития государств, начиная с Древнего Египта и Месопотамии, является исторически устойчивым. Даже если на некоторое время под влиянием внешних условий, например, военно-политической агрессии или экономического давления, страны, казалось, меняли свой характерный институциональный облик, латентно он сохранялся и со временем обязательно проявлял себя в качестве общественной доминанты. Например, страны Восточной Европы под влиянием СССР несколько послевоенных десятилетий внешне проявляли себя как государства с Х-матрицей, но в условиях прекращения давления свойственная им институциональная природа, то есть Y-матрица, проявила себя в полной мере. И наоборот, страны Латинской Америки под влиянием США периодически подвергаются попыткам полного перекроя своих политических и экономических порядков по образцу Y-матрицы, но каждый раз это заканчивается тяжелыми кризисами и возвращением к доминированию исторически присущих им институциональных Х-структур (Кирдина, 2004а). Отмеченный выше «левый дрейф» в странах Латинской Америки, возникший, как только США ослабили свое давление на них в связи с операциями на Ближнем Востоке, иллюстрирует этот факт.

Доминирование той или иной институциональной матрицы, как отмечалось, необходимо предполагает действие в государстве альтернативных институтов, комплементарно «дополняющих до целого» общественную систему. При этом комплементарные институты, аналогично рецессивным генам в живом организме, являясь необходимыми, не являются определяющими для характеристики базовых, доминантных свойств институциональной структуры. Поэтому так важен институциональный баланс, поиск оптимального соотношения базовых и комплементарных институтов, равно значимых для воспроизводства общества того или иного типа.

Теория институциональных матриц реализует, на наш взгляд, ту назревшую потребность в цельности восприятия мира, в которой находит свое выражение и культурная «восточная» когнитивная «обобщающая антиредукционистская» модель Востока (Ю.И. Александров), и «характерно-новоевропейские ценности, то есть интеллектуальные, этические, "экзистенциальные" структурообразующие привычки» современной науки (Балла). Эвристический потенциал теории институциональных матриц, которую европейские коллеги называют “IMT paradigm” (парадигма Институциональных Матриц Теории), а индийские специалисты нарекли ”X- and Y-theory”, может быть определен количеством работ, в которых она используется в качестве методологии эмпирических исследований. По известным нам данным, число таких публикаций за период с 2001 по 2008 гг. составило более 120[7] . Мы полагаем, что и в данном случае теория институциональных матриц позволяет дать необходимые методологические средства как для понимания особенностей китайских реформ, так и для сравнительного анализа китайской модели и стратегий реформирования в других странах на основе единой терминологии.

ЧАСТЬ 2. АНАЛИЗ КИТАЙСКИХ РЕФОРМ:

ДВЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПЛАТФОРМЫ

В этой части дадим анализ китайских реформ, используя в качестве теоретических подходов как теорию институциональных матриц, так и подход на основе дихотомии понятий «социализм-капитализм». Они, на наш взгляд, в отличие от цивилизационного подхода, более адекватны для исследования складывающейся китайской модели экономики и общества. Являются ли используемые подходы дополнительными или конкурирующими? Задача доклада – спровоцировать дискуссию по этой теме. На наш взгляд, такая дискуссия позволит приблизиться к пониманию сути происходящих в современной Китае преобразований и оценить их перспективы для обобщения или возможной трансляции китайского опыта.

Наше дальнейшее изложение исходит из презумпции принадлежности Китая к государству, в котором доминируют институты Х-матрицы, то есть редистрибутивной экономики, унитарного политического устройства и преобладающих коммунитарных ценностей, и декларирующему социалистический путь развития.

3. История и содержание китайских реформ

Действительно, вплоть до середины Х1Х века развитие Китая происходило в лоне азиатского способа производства с его различными этапами-циклами. Древнее китайское государство пыталось регулировать все сферы не только политической, но и социальной и экономической жизни общества (строительство ирригационных сооружений, передел земли, освоение целины, налоги, акцизы, монополия на производство железа, соли и т.п.). Все управление было построено на неограниченной и сакральной власти императора (восточная деспотия). Правящие верхи существовали за счет централизованной редистрибуции ренты-налога, выплачиваемого подданными. Защита людей от произвола властей осуществлялась в рамках «социальных корпораций» (община, клан) как своеобразной формы взаимодействия государства и общества. Всесильное государство, не терпящее конкурентов казны и нарушителей установленных норм, сдерживало развитие частной собственности. Товарно-денежные отношений с самого начала также было сильно ограничено государственной властью, опасавшейся резких имущественных различий, разорения крестьянства и появления в лице богачей самостоятельной социально-политической силы, которая могла бы противостоять всевластию правителя. Такой «раскладке сил» в пользу государственного начала способствовали сложившееся соотношение основных производственных факторов – земли и населения - и господствовавшее конфуцианское учение с приматом общественной пользы над корыстным частным интересом. Проникновение капитализма в середине Х1Х в. превратило Китай в особую общность переходного типа с синтезом трех начал: «европейское (иностранный сектор) – переходное (национальный капитализм) – азиатское (традиционные экономика и социум» (Непомнин, Меньшиков). Национальная социально-экономическая матрица не была целиком разрушена, но процесс ее деформации значительно ускорился.

Победа революции 1949 г. означала поворот Китая на рельсы социалистического – по декларированию заявленных целей - развития. Важную роль в победе коммунистов сыграла особая расстановка политических сил. Но предпочтение социализма в Китае можно объяснить также прочными традициями специфических институтов государственной власти и собственности, а также культурным наследием, которое помогло широкому восприятию марксистской теории о неоспоримых преимуществах «общественной собственности на средства производства» и коллективистских начал общественной жизни. Советский Союз, с которым установились тесные узы дружбы, стал военным союзником, экономическим донором, образцом преодоления отсталости от Запада на отличных от него институциональных траекториях.

В первые годы существования КНР были проведены важные общедемократические преобразования и сохранялась политика классового союза с национальной буржуазией (т.н. политика «новой демократии»). Но уже в конце 1953 г. была официально одобрена «генеральная линия переходного периода», а принятая в 1954 г. первая китайская Конституция провозгласила задачу последовательного перехода страны к социализму. Проведенные в последующие два года преобразования в промышленности, торговле и сельском хозяйстве вылились в ликвидацию частной собственности не только национальной, но и мелкой буржуазии, ремесленников и крестьянства, что и дало основание заявить на УШ съезде КПК в 1956 г. о полной победе социализма.

В конце 50-х годов на общем фоне успехов первой пятилетки развернулась жесткая борьба между двумя политическими силами («линиями») по вопросам социально-экономического развития страны и дальнейшего социалистического строительства. Можно говорить о столкновении двух моделей хозяйственного механизма и тактических методов – «планово-рыночной» и «антирыночной», «эволюционной» и «скачковой» (китайский прототип «шоковой терапии» с иным содержанием). Состоявшаяся в мае 1958 г. 2-ая сессия УШ съезда КПК поддержала курс «большого скачка», направленный на резкое ускорение темпов экономического роста и обобществления производства, превращения Китая в главный форпост социализма в мире. Марксистские тезисы о бестоварном коммунистическом хозяйстве и социальной справедливости фактически служили прикрытием внеэкономического принуждения к труду и грубой уравниловки. Вторичная попытка «большого скачка» была предпринята в годы «культурной революции» с аналогичными трагическими последствиями.

Сложившаяся к концу 70-х годов хозяйственная система отличалась слабым развитием товарно-денежных отношений, господством государственной формы собственности, директивным характером управления, иерархическим соподчинением субъектов хозяйственной деятельности. Эта система в китайской экономической литературе маркируется как «традиционная модель» централизованной плановой экономики. В целом дореформенную экономическую систему можно определить как сочетание продуктообменного хозяйства с элементами планирования и унаследованными от прошлого остатками типично натурального хозяйства.

Современные китайские экономисты нередко называют дореформенную экономическую политику «неудачной», возлагают на нее ответственность за недостаточно высокие темпы роста, низкую эффективность и медленные сдвиги в жизненном уровне населения. Но на наш взгляд, плановая система (правильнее сказать, полуплановая) в целом себя оправдала, позволив сконцентрировать скудные материальные и финансовые ресурсы и начать ускоренную индустриализацию. За первые 30 лет своего существования Китай из чисто аграрной страны превратился в аграрно-индустриальную державу с многоотраслевой промышленной системой. Другое дело, что по мере экономического развития, разрастания числа хозяйственных единиц, появления все более сложных структурных и технических задач и без того недостаточная маневренность принятия управленческих решений стала прогрессивно ухудшаться. Развитие экономики сопровождалось значительной деформацией экономической структуры (в пользу тяжелой промышленности), и за достигнутый прогресс была заплачена слишком высокая цена в виде лишений населения и растрат ресурсов.

Начав экономические реформы на десятилетие раньше других социалистических стран (они стартовали в 1978 г. после решений 3-го Пленума КПК 11-го созыва), Китай оказался в этом деле первопроходцем. Не отступая от идеологической приверженности социалистическим принципам хозяйствования и сохраняя тезис о «господстве общественной собственности на средства производства», разработчики стратегии реформ пошли на полный разрыв с прежней догматической «традиционной» моделью социализма в ее маоистском варианте, основанной на административно-командных методах управления, широком обобществлении производства и внешнеэкономической замкнутости, выступили за постепенную демократизацию общественной жизни, но без посягательств на решающую политическую и экономическую роль государства и коммунистической партии. Именно такое содержание вкладывалось в официальное понятие «социализма с китайской спецификой».

Вместе с тем китайские лидеры решительно отказались от прямого следования рецептам МВФ, от проведения «шоковой терапии» и полной либерализации экономики с предоставлением приоритета частной собственности. В хозяйственных преобразованиях преобладал принцип расширения хозяйственной самостоятельности предприятий, дозированного подключения частного сектора и расширения сферы рыночных отношений. К акционированию крупных предприятий подходили крайне осторожно с проведением многочисленных хозяйственных экспериментов.

Однако, на более протяженном временном отрезке китайская реформа если не по тактике, то по основным стратегическим параметрам в целом совпала с общей тенденцией рыночных преобразований в бывших социалистических странах Линия на либерализацию экономики проявилась: 1) в предоставлении свободы коллективному и индивидуальному предпринимательству и затем в узаконивании частного предпринимательства, 2) в привлечении иностранных партнеров в сферу производства на территории страны при начальном предоставлении им налоговых и других льгот, 3) в расширении хозяйственной самостоятельности государственных предприятий с нацеленностью на их превращение в самостоятельных товаропроизводителей. На ХУ1 съезде КПК в 2002 г. было констатировано, что Китай уже создал в основном систему «социалистической рыночной экономики».

В то же время нельзя не признать правоту тех, кто считают, что многие события китайской действительности имеют всего-навсего квазирыночные формы, отличаясь от аналогичных явлений в рыночных экономиках. Так, расширение хозяйственных прав регионов обернулось созданием системы «административной децентрализации», когда модель управления с макроуровня была транслирована на уровень регионов. Показательно, что акционерная собственность в китайских условиях не тождественна частной (как полагают многие западные эксперты), поскольку сохраняется государственное участие в распределении получаемого дохода и государственные органы имеют право вмешиваться в процесс принятия управленческих решений. При достаточно жестком контроле со стороны административных учреждений предоставленные акционерных предприятиям права зачастую остаются только на бумаге. Прежде всего, это касается состава управленческого персонала, который формируется по указке свыше. Участвуя в капитале акционерных предприятий, государство получает возможность контролировать их деятельность даже в тех случаях, когда не владеет контрольным пакетом акций. Сами корпорации многими в Китае рассматриваются не только как субъекты рыночных отношений с определенным юридическим оформлением, но и как устойчивые общности людей, выполняющих определенные производственные и социальные функции в соответствии с общегосударственными интересами, иначе говоря, как разновидность совместной (общественной) собственности. Фактически право собственность продолжает оставаться раздробленным, и государственные дивиденды не получили своего собственного кругообращения. Созданные государственные холдинги сохраняли в значительной мере прежний характер административный организаций.

В этом отношении интересны оценки складывающейся структуры собственности в современном Китае. На наш взгляд, следует согласиться с Э. де Сото, что «собственность — это не активы сами по себе, а согласие между людьми по поводу того, как следует этими активами владеть, как их использовать и как обмениваться» (Де Сото, с. 159). Другими словами, речь идет об отношениях собственности, или об институтах. В конечном счете отношения собственности формируются не по желанию или воле людей или руководителей, но таким образом, что трансакционные издержки (издержки формирования новых отношений) приводят в конечном счете к экономии трансформационных издержек (издержек функционирования), т. е. позволяют более эффективно организовать производство и достигать общественной экономической выгоды. Какие же отношения характеризуют новые разнообразные формы собственности – коллективную, акционерную и др. – в китайской модели? Большинство зарубежных исследователей (в России и западных странах), отмечая неопределенность новых форм, склонны, как отмечалось, считать их формами частной собственности (см. например, Авдокушин, с. 80). Статистический анализ китайских источников не содержит точных указаний на природу отношений собственности. В то же время прямые контакты с китайскими специалистами, показали, что по сути такие формы собственности, как государственная, коллективная, акционерная с участием государственных структур и т. д. — соответствуют по принципам своего функционирования условной верховной собственности, и она доминирует в Китае. В 2004 г. она составляла 91.8% , по данным из доклада Гао Пейонга, заместителя генерального директора Института экономики финансов и торговли АОН КНР на VI Российско-китайском симпозиуме «Государство и рынок», Екатеринбург, 6–7 июня 2005 года. Роль верховного уровня управления, определяющего правила и условия функционирования всех этих видов собственности, выполняют либо центральные, либо региональные, либо местные (уездные, волостные и др.) органы.

Далеко продвинувшись по пути экономического прогресса, Китай, строго говоря, пока не полностью преодолел свою экономическую отсталость и значительно уступает государствам «первого эшелона модернизации» по показателю душевого производства ВВП (даже в пересчете по паритету покупательной способности). Создав мощную индустриальную базу, он пока не завершил целиком этапа индустриализации, а по многим структурным показателям (доля сферы услуг в ВВП, доля занятых в сельском хозяйстве) он не вышел за рамки аграрно-индустриальной страны. Страна продолжает испытывать мощное демографическое давление и сталкивается с большими различиями между городом и деревней. По степени урбанизации (около 30%) Китай значительно отстает от среднемирового уровня. При всех своих успехах в деле модернизации он во многих областях, в частности, в сфере образования, здравоохранения и науки, еще весьма далек от нормативных, показателей страны с современной экономикой. Захватив крупный сегмент мирового рынка потребительских товаров, Китай испытывает немалые трудности как в импорте, так и в экспорте продукции высокой технологии. На мировом рынке капиталов он остается в положении «реципиента», привлекающего инвесторов дешевизной своей рабочей силы.

4. Перспективы и прогнозы развития китайской модели

Очевидно, что наши страны-соседи (Россия и Китай), пройдя в одном случае более короткий, а в другом более длинный путь к рынку, приняв аргументы Вашингтонского консенсуса или отказавшись от них, оказались на данный момент в такой точке бифуркации, когда вновь приходится делать «судьбоносный» выбор: надо ли продвигаться к рынку с прежней решимостью, разумно ли «задержаться и призадуматься», а может быть стоит немедленно приступить к корректировке прежней стратегии развития.

4.1. Направления развития в планах китайских реформаторов

Ответ на вопрос: «По какому пути пойдет Китай?» остается дискуссионным. Многие западные аналитики обсуждали развертывание в Китае «нормальной» приватизации при постепенном преодолении «идеологической аллергии» в отношении самого этого понятия, полагая, что рыночная трансформация китайской экономики повлечет за собой изменения в политической сфере и завершится созданием демократических политических институтов западного толка и фактической капитализацией страны. Такие высказывания в полной мере согласуются с трактовкой окончания «холодной войны», ознаменовавшейся распадом Советского Союза, как полной победы западной мировой системы и одновременно либеральной экономической концепции, а также англо-американской модели демократии. Новая «постсоветская» международная ситуация до недавнего времени выглядела не только как уничтожение биполярности мира и разрушение альтернативности мировых систем, но и как победа: Запада над Востоком, рыночной системы над плановой, капитализма над социализмом, индивидуализма над коллективизмом, либерализма над этатизмом, вестернизаторской культуры, в том числе политической, над всеми другими.

Однако такого рода оценки разделяют далеко не все. О «пределах» развития Китая по западному пути писал в 2006 году профессор Университета Париж-7 Франсуа Жюльен. Он предложил свести воедино философский подход и изыскания китаеведов и обратиться к проблеме стратегических целей современного Китая, учитывая дуализм китайского менталитета (он говорит о «двойной клавиатуре»). По его мнению, китайцы при широком обращении к западному опыту оставляют за собой возможность вернуться к собственной системе, которая складывалась на протяжении тысячелетий (Жюльен). Другими словами, в Китае сохранится доминирующее положение исторически присущих ему институтов Х-матрицы

Накануне ХХ1 века многие китайские деятели также отдавали себе отчет в реальности вестернизации страны отнюдь не с положительным знаком. Высказывались мнения, что Китай слишком увлекся наращиванием размеров «экономического пирога» и созданием рыночных отношений, пожертвовав в погоне за экономическим ростом и «модернизацией» своей естественной средой, многими своими традициями, прежде всего традициями семьи и нравственности, допустив отставание темпов повышения жизненного уровня и развития социальной сферы, поляризацию общества. В конечном счете, китайская реформа, якобы, отклонилась от провозглашенной цели построения социалистической рыночной экономики, подверглась сильному влиянию неолиберализма, рыночная эффективность была поставлена выше распределительной справедливости.[8] Официальной линии на «смешанное» развитие Китая со значительными уступками рыночным отношениям во внутреннем и внешнем плане все больше решительно противостояли защитники китайского варианта социализма с ограниченным «допущением» капитализма исключительно в целях активизации всех факторов экономического роста.

Решения политических форумов последних лет свидетельствуют о том, что Китай подошел к очередному водоразделу своей истории и истории своей хозяйственной реформы. Многочисленные данные и материалы свидетельствуют о том, что Китай готов предпринять решительные действия по исправлению допущенных просчетов и восстановлению традиционных форм политической организации и конфуцианских моральных принципов. Позиция нового руководства была четко выражена на проведенном в октябре 2003 г. 3-ем пленуме ЦК КПК 16-го созыва, который в продолжение традиции особой значимости третьих партийных пленумов сформулировал основные принципы нового развития - сбалансированного (сецюй ), всестороннего (цюаньмянь ), устойчивого (кэчисюй ). Узкая направленность на количественные параметры роста начала постепенно вытесняться понятием «оптимального» и «качественного» экономического роста, что подразумевает широкое привлечение достижений науки и техники, совершенствование отраслевой и региональной структуры производства, снижение себестоимости, повышение эффективности производства и качества продукции.

Состоявшийся в октябре 2005 г. 5-й пленум ЦК КПК 16-го созыва дал уже более развернутое определение новой концепции развития - сбалансированного, устойчивого, гармоничного, которая была закреплена в решениях 6-го пленума 2006 г., определившего цель построения социализма – гармоничное общество. Углубление рыночных реформ теперь понимается как создание социально ориентированной рыночной экономики, если использовать западную терминологию, или как полное построение общества «сяокан » в духе известной идеологемы традиционного Китая, получающей сейчас новую трактовку. Воплощая в себе конфуцианский принцип «человечности» и одновременно новое понимание роли творческой личности в общественной жизни, «сяокан » (малое благосостояние) означает ликвидацию бедности, доступность для каждого благ цивилизации, наполнение жизни богатым духовным содержанием. Это требует другой расстановки акцентов в экономической политике, отказа от остаточного принципа при финансировании образования, здравоохранения и культуры, изменения структуры национального дохода в пользу потребления.

Поставленный уже в 2004 г. и закрепленный в решениях ХУП съезда КПК в 2007 г. лозунг «строительства социалистического гармоничного общества» можно рассматривать как заявку на новую модель развития, нацеленную на более решительные действия по интенсификации экономического роста в условиях обострения ситуации с природными ресурсами и международной конкуренции.

Из множества диспропорций, которые предполагается ликвидировать в первую очередь, выделяются пять главных («угэ тунчоу » - пять дихотомий): между экономическим и социальным развитием, между городом и деревней, между приморскими и внутренними регионами, между человеком и природой, между внутренним развитием и внешней открытостью. Учитывая огромное население страны, тяжелую экологическую обстановку, в новую экономическую модель, предстоит заложить мобилизацию всех резервов роста, охрану природной среды, отказ от идеалов потребительского общества, повышение престижа духовной и интеллектуальной сфер. Новая модель предполагает сохранение государственного контроля, сокращение региональных диспропорций и ослабление зависимости экономического роста от экспорта.

Из традиционной теории управления, построенной на тесной взаимосвязи объективных законов и субъективного фактора как умения воплощать эти законы в жизнь, в настоящее время китайские управленцы выделили для себя следующие адекватные поставленным задачам принципы. Они включают в себя постепенное движение к цели, предпочтение компромисса (принцип «золотой середины»), особо важную роль управляющего, служащего «общему процветанию», привлечение к решению текущих задач всех работников предприятия, что называется «мягким управлением». О главной сути реформирования системы управления известный китайский экономист Ху Аньган пишет так: «Крайне важно для Китая качество управленческих решений и всего административного аппарата. В первую очередь надо покончить с традиционным мнением, что правительство является единственным органом управления всей страной, надо подключать к управлению общественные организации, включая хозяйственные организации, различные ассоциации, самих граждан. Правительство должно налаживать связи с обществом, вместо прежних отношений контроля и подчинения создавать новые отношения партнерства и сотрудничества. Целью успешного управления является максимизация общественного благосостояния через наиболее рациональную аллокацию общественных ресурсов. Второй крайне важный момент - перекрыть истоки коррупции, сделать правительство народным правительством, чистым и бескорыстным, а правительственных чиновников - настоящими слугами народа. Третий момент - осуществление «революции прозрачности», вывести правительство из тени, чтобы простые люди знали, каковы доходы членов правительства и как они их расходуют».[9]

4.2. Китайская модель как «социалистическая смешанная экономика»?

На примере китайской модели анализа «Свой путь», которому следует Китай, одновременно вбирает в себя идеи свободного рыночного хозяйства и социальной справедливости. Это приближает его к капитализму по методам рыночного регулирования, но сохраняет отличия от капитализма в виде иного характера субъектов товарных отношений и иной регулирующей роли государства. Это дает основание говорить о китайской «социалистической смешанной экономике» с присущей ей институциональной и организационной спецификой как особого переходном общественном строе, который можно рассматривать как разновидность «рыночного социализма». В понятиях же марксистской терминологии китайскую модель можно назвать китайским «изданием государственного капитализма» (Буров, с. 39). «Рыночный социализм» роднят с государственным капитализмом такие черты, как многоукладность, внушительное государственное вмешательство в экономику, сращивание государственной бюрократии и делового сообщества в рамках административной вертикали и централизованной структуры.

Присущие китайской переходной системе черты конвергентности делают ее уязвимой для перекрестной критики – и за «имитацию: социализма, и за глубинную капиталистическую сущность. Критики «справа» видят, прежде всего, половинчатость преобразований в рамках «рыночного социализма», их «несистемный характер» и утверждают недолговечность этой модели, которая тормозит переход к «цивилизованному» рынку. Неудивительно поэтому, что многие западные аналитики называют китайское общество «капитализмом с китайской спецификой. Критики «слева» убеждены в перспективе неуклонного «сползания» Китая на принципиально другую траекторию развития, а именно ту, что олицетворяет западная капиталистическая модель, что китайский псевдосоциализм будет все больше воспроизводить беды, свойственные капитализму, а именно: неравенство в доходах и благосостоянии; негативные эффекты, связанные с разрушением окружающей среды; коммерциализацию общества и стремление к беспрестанному наращиванию индивидуального потребления; макроэкономическую нестабильность, включая безработицу и инфляцию; недопроизводство общественных благ. С этой критикой «рыночного социализма» солидаризируются и российские ученые марксистской ориентации: «Говоря о рыночном социализме, на какой бы позиции мы не стояли, мы всегда должны учитывать, что рыночные отношения всегда порождают определенные (а именно – не- и анти-социалистические) социальные последствия. Мы можем говорить о том, что их надо ограничивать, регулировать и т.п., но важно подчеркнуть: мы признаем, что рынок порождает определенные социальные тенденции, и мы их считаем не социалистическими. Далее, в любом случае мы можем признать, что рынок порождает моральный, нравственный климат, который, вообще говоря, не является социалистическим» (Бузгалин).

Поскольку модель «смешанной экономики», или «рыночного социализма» - это еще никем не пройденный и не проверенный путь развития, трудности «первопроходца» очевидны. Эволюция «рыночного социализма» гипотетически может идти в двух направлениях. Один путь - углубление реформ по рецептам «асоциального рыночного хозяйства». Это позволит довести до логического конца уже начатые преобразования (приватизация государственных предприятий, реформа банковской системы), сэкономить на социальных издержках, использовать все потенции стратегии «сравнительных преимуществ», несбалансированного развития и политики внешнеэкономической «открытости». Сущностные дефекты такого курса: закрепление трудоинтенсивных технологий и экстенсивного пути развития, дальнейший рост имущественного неравенства и обострение социальной напряженности, углубление экологического кризиса. Такой путь развития с либеральным и вестернизаторским уклоном стимулирует развитие политической демократии, но одновременно провоцирует рост оппозиционных и сепаратистских настроений и угрожает единству страны..

Второй путь - поиски такого варианта «социального рыночного хозяйства», который позволит связать модернизацию как ответ на глобальные трансформационные вызовы с соблюдением принципов социальной справедливости и солидарности, Рост оплаты труда, увеличение числа рабочих мест, развитие здравоохранения, науки и образования - главный способ повышения качества рабочей силы и перехода с экстенсивного на интенсивный путь развития. Эта модель предполагает сохранение государственного контроля, удержание в определенных пределах имущественного неравенства, сокращение региональных диспропорций и ослабление зависимости экономического роста от экспорта. Это – сценарий, позволяющий удержать рыночный механизм в рамках имеющейся социально-культурной специфичности, дополнив его набором моральных норм, включая принципы коллективности и соблюдения социальной справедливости, что позволяет сохранить социалистическую идеологию. Если первый путь - акцент на экономический рост как предпосылку решения социальных проблем, то второй путь - решение социальных проблем как условие сбалансированного и устойчивого экономического роста.

Если сочетание элементов разных социально-экономических систем в рамках китайской «смешанной системы» приобретет достаточно устойчивую форму, это может, в конечном счете вылиться в синтез либеральной и социалистической идеи, что приведет к созданию принципиальной новой системы ценностей, подчиненной задаче самореализации личности и гармонизации межличностных отношений.

4.3. Китайская модель в зеркале теории институциональных матриц

В настоящее время идут активные поиски методологии анализа трансформационных процессов в странах бывшего социалистического лагеря. Многие ученые и политологи констатирует, что настала пора заниматься общими проблемами того общества, в котором мы с вами живем. Появляются серьезные исследования «смешанной экономики» как практической проекции еще не созданной экономической теории «третьего пути». В западных работах, посвященных анализу современных китайских реалий, предлагается рассмотреть вопрос о пределах развития Китая по западному пути. При обсуждении всех этих вопросов может быть полезным применение положений теории институциональных матриц.

Мы полагаем справедливым предположить, что капитализм явился «высшей стадией» развития экономики с доминированием рыночной У-матрицы. В свою очередь, социализм стал своего рода логичным продолжением развития обществ с доминированием институтов Х-матрицы (что может, в числе прочего, служить объяснением факта социалистических революций именно в восточных, а не западных странах). Необходимость реформирования институциональных систем обоего типа требует не только модернизации институтов доминантной матриц, но и модификации комплементарных институтов, расширения сферы их действия.

При изучении философии реформ нас прежде всего интересует вопрос о взаимовлиянии вышеуказанных моделей, о возможности перехода с одного пути развития на другой, о перспективах их слиянии (конвергенции). В отношении России и Китая ставится вопрос о пределах развития рыночной трансформации, о возможности удержать процесс сопутствующий ей вестернизации на какой-то приемлемой грани, не пожертвовав своей национальной идентификацией. Как формулировал аналогичный вопрос в свое время Тойнби (в статье «Византийское наследие России»), может ли кто-нибудь заимствовать чужую цивилизацию частично, не рискуя быть постепенно втянутым в принятие ее целиком и полностью? И второй, не менее сложный вопрос - можно ли вообще осуществить смену доминанты институциональной матрицы без
разрушения основ всего общества?

Попробуем дать описание экономических реформ Китая с позиций теории институциональных матриц. Для наглядности будем сравнивать реформы Китая и России в одних и тех же терминах.

В соответствии с положениями теории институциональных матриц экономические подсистемы как российского, так и китайского общества исторически характеризуются доминированием институтов так называемой Х-матрицы, то есть редистрибутивной экономикой. К числу ее основополагающих характеристик, напомним, относятся институты условной верховной собственности, редистрибуции (аккумуляции-совмещения-распределения), кооперации, служебного труда и Х-эффективности. Они образуют рамочную структуру хозяйства в этих странах. В свою очередь, экономические институты Y-матрицы, или рыночной экономики имеют здесь компенсирующее значение, являются комплементарными. К ним относятся институты частной собственности, обмена (купли-продажи), наемного труда, конкуренции и Y-эффективности, то есть получения прибыли за счет использования конкурентных преимуществ на рынке.

Одной из причин начала экономических реформ и в России, и в Китае являлась неэффективная институциональная структура экономики. В ней был нарушен институциональный баланс. Он выражался в тотальном доминировании институтов Х-экономики, в то время как необходимые институты Y-экономики были почти неразвиты или носили латентный характер. Реформы, предполагающие в обеих странах модернизацию институциональной структуры, были ориентированы на совершенствование действующих форм редистрибутивной Х-экономики и внедрение элементов рыночной Y-экономики. Но характер проведения реформ различался.

Основное различие проводимых реформ состояло в следующем.

Во-первых, реформы России и Китая отличало разное соотношение эволюционных и «революционных» компонент. В Китае особое внимание было уделено преемственности реформ с предыдущей практикой. Оно выражалась в сохранении доминирующего положения базовых экономических институтов. Рыночные институциональные формы встраивались с учетом их комплементарного характера в хозяйственном развитии. Таким образом, происходило и становление необходимого институционального баланса, обусловленное расширением сферы действия рыночных Y-институтов, и сохранялась объективно необходимая матричная структура редистрибутивных Х-институтов, которые также модернизировались соответственно требованиям времени. Результатом такой практики реформирования стало увеличение темпов экономического развития, модернизация социальной структуры и одновременно оптимизация социальных издержек, естественно возникающих в ходе масштабных институциональных преобразований.

В России первоначальный курс реформ исходил из необходимости слома институтов редистрибутивной Х-экономики и создания для выполнения их функций новых институциональных форм из рыночной Y-экономики. Предполагалось кардинально изменить институциональный баланс в пользу доминирования рыночных институтов, а не дополнить ими хозяйственную структуру. Как отмечал в связи с этим китайский ученый Чжоу Вэйди, «российская модель приватизации начала формироваться в конце 1991 г. в общем контексте перехода от перестройки в СССР к рыночной реформе в РСФСР под сомнительным лозунгом «все государственно-общественное неэффективно, все частнособственническое – прогрессивно, и лозунгом, отразившем идеологическую позицию деятелей «шоковой терапии» о том, что государство должно уйти из экономики» (цит. по Салицкий, 2007а).

Как и ранее в истории страны, попытка замены институциональной Х--матрицы на альтернативную Y-матрицу не удалась. И также, как и прежде (хронологически ближайший к нам такой период известен под названием «развития капитализма в России» на рубеже 19-20 вв.) обострились социальные проблемы, возникла угроза выживанию страны как единого, самостоятельного экономически независимого государства. С начала 2000 гг. курс был скорректирован, большее внимание стало уделяться модернизации базовых институтов редистрибутивной экономики (см., например, административную реформу), началась ревизия рыночных преобразований, им начал придаваться более прагматичный характер.

В Китае же институты редистрибуции и де-юре и де-факто сохраняли и упрочивали свое положение в экономической структуре, постепенно дополняемой необходимыми рыночными элементами.

Во-вторых, реформы Китая и России характеризовало различие уровней взаимосвязанности экономических преобразований с реформами политических и идеологических институтов . В Китае проведение экономической реформы постоянно рассматривается как составная часть модернизации китайского общества по всем его направлениям. Политические и идеологические институты определяют, как правило, рамки и ограничения для выбора хозяйственных мероприятий, являются значимыми факторами экономической политики. Идеологические институты, которые зачастую имеют наибольшую инерционность в связи с их укорененностью в национальном сознании и поколенческой памяти, корректируются наиболее осторожно. Свидетельством этого является сохранение роли коммунистической партии в политической структуре, развитие централизованной структуры управления, выдвижение ценностей «продолжать развитие по социалистическому пути», модернизируясь в соответствии с потребностями времени, и т.д. и

В России экономические реформы выдвигались на первый план, рассматривались как основное средство решения всего комплекса социальных проблем. Построение плана преобразований хозяйственной жизни осуществлялось в большей мере само по себе, вне связи с существующими политическими и идеологическими реалиями. Их ограничительная роль часто проявляла себя уже после реализации экономической политики, что затрудняло и ход самой экономической реформы, и углубляло социальную аномию. Именно поэтому китайские ученые Ши Цзэшен и Лян Лэй такое важное значение придавали осуществленной президентом России В.В. Путиным в 2000 г., наконец, политике упорядочивания отношений между федеральным и местными органами власти, указывая на это как на «необходимое условие успешных стратегических преобразований» (цит. по Салицкий, 2007а).

Анализ китайской модели с точки зрения теории институциональных матриц позволяет также конкретизировать понятие смешанной экономики применительно к Китаю (табл. 4).

Таблица 4. Характеристики смешанной экономики: китайская модель

Курс на развитие такого рода смешанной экономики в Китае получает большой резонанс в условиях развернувшегося экономического кризиса, преодоление которого во всем мире видится в усилении роли государства, исправлении перегибов глобализации, реформировании международных финансовых организаций, отступлении от полной приватизации и либерализации экономики. Антикризисная политика Китая заимствует многие моменты аналогичной борьбы с кризисом 1998 г., включая: 1) усиление роли государства и государственных программ, укрепление роли компартии и идеологической пропаганды в духе патриотизма и коллективизма; 2) корректировка реформ в денежной и банковской сферах и в области собственнических отношений с большим учетом национальной специфики и с поисками оптимума государственно-частного партнерства; 3) расширение внутреннего потребления при одновременном снижении уровня имущественной дифференциации, что поможет самортизировать проявления социального недовольства; 4) проведение умеренно мягкой монетарной политики при снижении процентной ставки кредитов предприятиям и межбанковских операций (ставка по годовым депозитам опустилась до 2,25%); 5) расширение инвестиций прежде всего в инфраструктурные проекты с целью роста конечного потребления и занятости; 6) снижение налоговой нагрузки на предприятия и ставки подоходного налога для населения. Помочь сохранению необходимых высоких темпов экономического роста может также снижение нефтяных цен на мировом рынке и твердая решимость китайского правительства сохранить низкий обменный курс юаня несмотря на оказываемое давление со стороны США.

Учитывая весь комплекс факторов, многие политические деятели на Западе отмечают способность Китая выйти из мирового экономического кризиса с минимальными потерями и тем самым повысить свой рейтинг. Строятся предположения, что именно Китай сможет переформатировать кризис в своего рода «инновационный скачок», идею которого выдвинул Билл Гейтс. В ближайшие 10-15 лет Китай имеет хорошие шансы перейти из группы «инновационных преследователей» в группу «инновационных лидеров» и повысить свою активность в международном научно-техническом сотрудничестве.

Условия глубочайшего кризиса во многих странах и неизбежный вследствие этого кризис всего нынешнего мироустройства повышают престиж новой китайской модели, ее восприятие в качестве привлекательной институциональной инициативы и образца развития для всего азиатского региона и далеко за его пределами. Тем актуальнее становится потребность в теоретическом осмыслении ее сути, формировании понятийного языка, позволяющего не только описать китайскую модель, но и транслировать ее опыт за пределы страны.

Резюме: 5 тезисов для дискуссии

1. Выбор теоретических рамок для анализа успешных китайских реформ является чрезвычайно важным как для их понимания, так и для возможностей трансляции китайского опыта реформирования в другие страны. Сопоставив различные подходы, полагаем возможным предположить, что российская теория институциональных матриц (представляющая собой развитие культурологической оппозиции Восток-Запад в институциональном понятийном поле), представляет сегодня наиболее адекватные методологические рамки для такого анализа. Согласно этой теории, Россия и Китай характеризуются историческим доминированием институтов Х-матрицы (унитарное политическое устройство, редистрибутивная экономика, коммунитарные ценности), в то время как институты Y-матрицы (федеративное политическое устройство, рыночная экономика и индивидуалистические ценности) имеют необходимое, но дополнительное значение.

2. С этой точки зрения развитие так называемых государственно-социалистических образований в большей мере соответствует эволюции социальных структур с доминированием Х-матрицы, в то время как развитие так называемых государственно-капиталистических образований является естественным этапом эволюции институциональных структур Y-матрицы. Актуализация социалистической ориентации в странах Латинской Америки, в которых исторически доминируют институты Х-матрицы, с этой точки зрения не является неожиданной.

3. В настоящее время идет поиск новых философских оснований современного развития. В силу их неопределенности переосмыслению подвергаются уже известные концепции капитализма и социализма. Одна из точек зрения состоит в том, что их удастся усовершенствовать в соответствии с новыми реалиями. В этом направлении идут поиски новых обозначений для капитализма (например, контролируемый, социально ориентированный) и социализма (например, реальный, с китайской спецификой). Мы полагаем эту позицию непродуктивной.

4. Теоретическая альтернатива для современного глобального взаимозависимого мира заключается в формулировке идеологически нейтральных, в отличие от вышеупомянутых, концепций. Начавшаяся «перезагрузка отношений» между ранее противостоящими государствами требует новой прагматической и «спокойной» философско-теоретической основы для сотрудничества. Наш прогноз заключается в том, что наибольшие шансы быть принятой в научной и общественной аудитории в качестве «глобальной платформы взаимодействия» будет иметь теория, отвечающая этим свойствам. В России идет поиск новых парадигм в этом русле (например, складывается направление «экономическая синергетика», развивается теория институциональных матриц).

5. В какой мере категория «смешанной экономики» эвристична для анализа китайской модели? Это зависит от содержания, вкладываемого в эту категорию. Если понимать «смешанную экономику» как «посткапиталистический этап» развития рыночной экономики, то эта категория, по нашему мнению, не подходит. Если же под «смешанными экономиками» («смешанными обществами») понимать экономические (социальные) структуры, в которых взаимодействуют Х- и Y-матрицы экономических (политических, идеологических) институтов, то такой подход целесообразно развивать. Одной из перспектив его развития, в том числе и для Китая, является определение оптимального баланса Х- и Y-институтов для каждого государства в соответствии с природой его доминантной матрицы и этапами общественного развития.

Библиография

Collins. Большой толковый социологический словарь. Т. 1 и 2. Пер. с англ. М: Вече, 1999.

Leibenstain H. General X-efficiency theory and economic development. N.Y. etc: Oxford Un. Press, 1978.

Авдокушин Е.Ф. Хозяйственный механизм Китая В сб. Планируемая рыночная экономика. Под ред. С.Ю. Глазьева. М: Изд. ГП Редакция газеты «Экономическая газета», 2000.

Балла О. Жажда цельности. Феномен Пригожина. Часть 2..// Знание—сила, 2002, № 4.

Большой толковый словарь русского языка. / Сост. и гл редактор С.А. Кузнецов. С—Пб: «Норинт», 1998.

Бузгалин А.В. Десять тезисов о рыночном социализме// Альтернативы. 2001. №1.

Буров В. Современный китайский марксизм. К итогам ХУП съезда КПК // «Свободная мысль». 2008. №2. С. 39.

Давыдов В. Современная левая альтернатива в латиноамериканском исполнении.// Мир перемен, 2008, № 1.

Де Сото Э. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире / Перев. с англ. М: ЗАО «Олимп-Бизнес», 2004.

Долан Эдвин Дж., Линдсей Дэйвид Е. Рынок: макроэкономическая модель. СПб., 1992.

Жюльен Ф. Китай и западная модель./ Октябрьское приложении Новой газеты “Le Monde. Diplomatique”, 2006 г.

Кирдина С. Г. Институциональные матрицы и развитие России. М:ТЭИС, 2000 (2-е изд. Новосибирск, 2001), а также . http://kirdina.ru/book/content.shtml

Кирдина С. Г. Х- и Y-экономики: институциональный анализ М: Наука, 2004.

Кирдина С.Г. «Блеск и нищета» политической экономии социализма» // Журнал экономической теории, № 2, 2006.

Кирдина С.Г. Экономические институты России: материально-технологические предпосылки развития. // Общественные науки и современность. 1999. № 6.

Кульпин ЭС. Бифуркация Восток—Запад. М: 1996.

Лебенстайн Х. Аллокативная эффективность в сравнении с Х-эффективностью. / Теория фирмы.: Сб. тр. – С-Пб., Экономическая школа, 1995.

Лучшие умы США спорят, означает ли нынешний кризис смерть капитализма…. // Газета «Завтра», 22 февраля 2009

Непомнин О.Е. , Меньшиков В.Б. . Синтез в переходном обществе. Китай на грани эпох. М., 1999. с. 246.

Попов Е.В., Татаркин А. И. Миниэкономика = Minieconomy. M: Наука, 2003, с. 39-41.

Салицкий А. Китайские оценки «перестройки» и пост-советских реформ: справедливые упреки. 04.08.2007а http://www.kpunews.com/kiev_article14_69.html

Салицкий А. Пекинский консенсус – смена вех в мировой экономике. 15.05.2007б http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1179211920

Сен А. Развитие как свобода. / Пер. с англ. под ред. и послеслов. Р.Нуреева. М: Новое издательство, 2004.

Словарь современной экономической теории Макмиллана / Общ. ред. Дэвида У.Пирса. Пер. с англ. А. Г. Пивоварова. Науч. ред. д.э.н., проф. В.С. Автономов. М: ИНФРА-М, 1997.

Тойнби А.Дж . Цивилизация перед судом истории. 1995. С. 106.

Тощенко Ж.Т. О понятийном аппарате в социологии. // СОЦИС, 2002, № 9.

Флиер А.Я. Цивилизация. /Культурология. ХХ век. Словарь. С—Пб: Университетская книга, 1997.

[1] Методологический прием epoche’ (фр.) – помещение в скобки или заключение в скобки аспектов действительности в методологических целях, то есть фиксация исследования только на определенных моментах, с признанием того, что существуют, но не принимаются во внимание другие аспекты. Например, при анализе структуры (институтов) «в скобках» остаются воля и ценности индивидов (Большой толковый социологический словарь, с. 513).

[2] Выше уже отмечалась роль институтов в становлении тех или иных особенностей национальных государств, которые трактовались как «цивилизации».

[3] В теории институциональных матриц институты, обеспечивающие воспроизводство общества как социальной системы — экономические, политические, идеологические, — обособляются от институтов, обеспечивающих прежде всего воспроизводство человека — институтов семьи, образования и т.д. Последние не являются объектом анализа.

[4] Генезис понятия «институциональная матрица» представлен в статье «Матрица институциональная в социологии» /«Социологическая энциклопедия», М: Мысль, 2003, т. 1, с. 609-610.

[5] Институциональная матрица - объективно существующая исторически сложившаяся система базовых институтов, регулирующих взаимосвязанное функционирование основных общественных подсистем – экономики, политики и идеологии. Институциональная матрица обеспечивает целостность общества и возможности поступательного развития государства при наличных материальных условиях, представляя собой устойчивую форму социальной интеграции. Институциональная матрица лежит в основе меняющихся эмпирических состояний конкретных обществ и постоянно воспроизводится в ходе исторической эволюции.

[6] Редистрибутивные экономики (термин К. Поланьи) представляют собой тип экономических систем, в которых преобладает не обмен (двусторонее движение товаров между субъектами, ориентироанными на прибыль), а движение благ и услуг к Центру и от него. Причем независимо от того, осуществялется ли движение объектов физически или меняется только порядок права их присвоения и использовования без каких-либо изменений в действительном размещениие продуктов или ресурсов. (Polа nyi К . The Livelihood of Man. N.Y.: Academic Press Inc., 1977, p. 40) .

[7] См. материалы, приведенные в Интернете по адресу http://kirdina.ru//links2.shtml

[8] Чжунго гайгэ. 2006. №5. с.9.

[9]

содержание   ..  844  845  846   ..