Врамках программы «Прометей» Павлодар удк 94(574. 25)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз)я73

Министерство образования и науки Республики Казахстан

Павлодарский государственный университет

им. С. Торайгырова

А.А. Акишев, Т.А. Инсебаев, А.Д. Азербаев,

Е.Н. Дауенов, А.Т.Сметова

ОЧЕРКИ КОЛОНИЗАЦИИ ПАВЛОДАРСКОГО ПРИИРТЫШЬЯ ЦАРСКОЙ РОССИЕЙ

В рамках программы «Прометей»

Павлодар

УДК 94(574.25)(075.8)

ББК 63.3(5Каз)я73

О 95

Рекомендовано к изданию Учёным советом

ПГУ им. С. Торайгырова

О 95 Акишев А.А. Инсебаев Т.А., Азербаев А.Д., Дауенов Е.Н., Сметова А.Т.

Очерки колонизации Павлодарского Прииртышья царской Россией. Учебно-методическое пособие. – Павлодар: ПГУ им. С. Торайгырова, издательство «КЕРЕКУ», 2008. – 200 с.

ISBN 9965-583-61-7

Учебно-методическое пособие содержит исторические сведения по колонизации Павлодарского Прииртышья. Хронологические рамки предлагаемой книги охватывают XVIII - начало XX вв. Проблема колонизации края освещается в четырех аспектах: военная колонизация, казачья колонизация, крестьянская колонизация, духовная экспансия царизма. Рекомендуется в качестве учебного пособия для студентов вузов, магистрантов и аспирантов, а также для всех интересующихся историей Казахстана.

ISBN 9965-583-61-7 ББК 63.3 (5 Каз)я73

© Акишев А.А., Инсебаев Т.А., 2008

© Павлодарский государственный университет им. С. Торайгырова, 2008

Предисловие

Подготовлено к изданию студенческим коллективом факультета истории и права Павлодарского государственного университета им. С.Торайгырова в рамках прораммы «Прометей», под руководством доцента, доктора политических наук Армана Айтмухаметовича Акишева и профессора, кандидата технических наук Тлеукена Ахметовича Инсебаева.

Цель исследования - освщение колонзационного периода на территории Павлодарского Прииртышья. Первые колонизационные проникновения царской России происходили именно в этом регионе.

Ставились следующие задачи:

1) раскрытие военной колонизации;

2) рассмотрение казачьей колониазции;

3) освещение кретсьянской колониазации;

4) выявление духовной экспансии царизма.

Первая глава пособия «Военная колониазция» подготовлена студентом 3-го курса факультета истории и права Дауеновым Ернуром Нурлановичем.

Вторая глава пособия «Казачья колонизация» подготовлена студентом 4-го курса факультета истории и права Азербаевым Асланом Дыбысбековичем.

Третья глава пособия «Крестьянская колонизация» подготовлена студенткой 2-го курса факультета истории и права Сметовой Айнагуль Телекжановной.

Первый пункт «Христианизация» четвертой главы «Духовная экспансия» подготовлен Азербаевым Асланом Дыбысбековичем. Второй пункт «Топонимика» подготовлен Дауеновым Ернуром Нурлановичем.

1 Военная колонизация

1.1 Военно-разведовательные экспедиции

Приступая к данной теме, сразу хочется отметить, что, несмотря на то, что в литературе экспедиции Царской России назывались геологическими, биологическими, ботаническими, географическим и.т.д., все они являлись военно-разведовательными экспедициями, которые собирали материалы для дальнейшей колонизации Казахстана.

После завершения присоединения Западной Сибири, в конце XVI в. границы Российской империи вплотную соприкоснулись с кочевьями Казахского ханства в степном Прииртышье. Стремясь к упрочению своих позиций в этом регионе и обеспечению безопасности новых восточных границ, царское правительство основало ряд военно-административных городов-крепостей и острогов: Тюмень (1586 г), Тобольск (1587 г.), Тара (1594 г.), Томск (1604 г.) и другие. В целях дальнейшего развития колонизации края правительство царя Петра I в начале XVIII в. решило овладеть верховьем Иртыша и землями, лежащими за ним на восток [29, с.16].

Обширные и богатые пастбищами прииртышские степи, населенные кочевниками-казахами, в XVII - начале XVIII вв. подвергались частным опустошительным набегам ойрат-монголов Джунгарского ханства. Стремление джунгар захватить казахские земли и покорить народ не осуществились. В конце концов захватчики были изгнаны за пределы Казахстана.

Император Петр I, «прорубая окно» в Европу на Балтийском море, в то же время по словам П.И. Рычкова хотел «путь во всю полуденную Азию отворить». Как передают, бомбардир Пётр Михайлов (Петр I) в бытность его в г. Астрахани во время Персидского похода в 1722 г., ознакомившись с состоянием казахских орд, сказал, что «киргиз-кайсацкая степь всем азиатским странам и землям ключ и ворота». Следовательно, Казахстан рассматривался царской Россией как плацдарм для продвижения в Среднюю Азию и к сокровищам Индии. Момент для продвижения был благоприятный. Со шведским королём Карлом XII было покончено, а война с Турцией доведена до конца. Поскольку завоевания на западе были близки к завершению, государь Петр I решил повернуть на восток.

В этот период в России распространилось много рассказов о «золотых россыпях» в городе «Эркети» (ныне Яркенд-Шачэ, город в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китайской Народной Республики). Так, о наличии золота в этом городе доносили Петру I посланник хивинского хана Аширбай и туркмен Ходжа Нефес в 1711 г. Ф.С. Салтыков, отправленный царём в Англию для закупки кораблей, в сочинении с характерным названием «Изъявления, прибыточные государству» нарисовал государю радужные перспективы от проникновения России в Среднюю Азию и индию, которые торговали серебром, золотом, драгоценными камнями и шёлком. Ссылаясь на опыт Англии и Голландии, которые «там … великие прибыли себе … торгами получают», Салтыков рекомендовал соорудить на пути в эти земли крепости, «и из тех крепостей можно будет учинить с ними торги».

В связи с длительными войнами (Азовские, Персидский, Среднеазиатский, Прутский походы, 20-летняя Северная война со Швецией), содержанием огромной армии и флота, строительством новой столицы Санкт-Петербурга, государственная казна Российской империи была истощена. Правительство, испытывавшее значительные финансовые затруднения, с 1700 г. пошло даже на уменьшение количества серебра при чеканке новой монеты. Поэтому так благосклонно отнесся император к конкретному предложению первого сибирского губернатора князя Матвея Петровича Гагарина о снаряжении военной экспедиции в дальний город «Эркеть, где по донесению бухаретина Нефоса, в большом нахождении золотой песок». Было это в 1714 г. М.П.Гагарин писал царю, что «Городок калмыцкий Эркеть, под которым на реке Дарье промышляют песошное золото, в расстоянии от Тобольска, по сказке эркетских жителей, что доходят до Тары из Эркети, в пол-третья месяца не скорою ездой» [21, с.126-138]. На самом деле город Яркенд находился в Западной Джунгарии, и не на реке Дарье, а на одноимённой реке Яркенд. М.П.Гагарин увидел продаваемое песочное золото в Тобольске, и жители сказали ему, что это самородное золото, которое «перенимают в реке под Эркетом коврами и сукнами». Князь предложил царю проект строительства ряда крепостей от Тобольска вдоль Иртыша до Эркети (первую - близ Иртыша у Ямышева озера) и проведения укреплённой линии через казахские степи и Джунгарию с целью овладения районом Яркенда [29, с.229]. «Сибирского царства Губернатор» вызвался «снарядить и содержать нужные для такой экспедиции войска из доходов Сибирской губерний». Тем самым губернатор надеялся взять организацию экспедиции в собственные руки и поставить во главе предприятия своего человека. В случае успеха проекта, это давало ему возможность прочно обосноваться в зарождающейся русской золотопромышленности.

В начале XVIII в. на Иртыше самым крайним русским военным укреплением была основанная в 1670 г. слобода Чернолуцкая, расположенная в верстах 50 ниже впадения реки Оми в Иртыш. На обширной территории Среднего и Верхнего Прииртышья располагались кочевья племен казахского Среднего жуза. К правобережью Черного Иртыша и к озеру Зайсан время от времени продвигались владения ойратских тайджей, периодически совершавших военные вторжения на территорию Восточного Казахстана.

Донесение сибирского губернатора М.П.Гагарина государь Пётр I получил на «Котлинском острову» в Кронштадте, где русский флот готовился к морскому сражению в Финском заливе со шведами. Реакция царя была быстрой. 22 мая 1714 г. на адмиральской галере «Святая Наталья» царь собственноручно подписывает указ «О походе в Калмыцкую землю». В указе предписывалось снарядить военную экспедицию под начальством подполковника И.Д. Бухгольца «для завладения тех мест, где имелось песочное золото», «… для того ехать в Тобольск и взять там у помянутого губернатора 1500 военных людей и с ними идти на Ямыш-озеро, где … делать город и пришел к тому месту, помянутых людей в той новостроенной крепости и около неё, где возможно, там расставить на зимовье для того, чтобы на будущую весну, собравшись с теми людьми, пойдете от Ямышево к Эркетю» [12, с.20]. На пути продвижения отряд Бухгольца должен был создавать «редуты для складки провианту и для коммуникаций» на расстоянии шести дней или по неделе времени езды друг от друга, и оставлять на них по нескольку человек. Таким образом, царь предписал экспедиции заложить на Иртыше ряд крепостей и редутов.

В начале июня 1714 г. И.Д. Бухгольц с сержантом и 7 солдатами Преображенского полка выехал в Москву, где к нему были командированы 7 офицеров Московского полка: майор, два капитана, два поручика и два прапорщика. Этот костяк будущего отряда отправился из Москвы водой по рекам Москве, Оке, Волге и Каме, и только к 13 ноября смог прибыть в Тобольск.

Претворение царского указа в жизнь вступило в привычную чиновничью колею и, как это бывало в те времена, затянулось на много месяцев. Более полугода продолжалось организация снаряжения экспедиции и подготовка каравана судов. По распоряжению губернатора Сибири ратных людей набирали в Таре, Тобольске, Тюмени и окрестных селениях. В отряд были зачислены 2795 человек, в основном посадские люди (жители торгово-промышленной части города), солдаты-новобранцы, рекруты из крестьян (с каждых 20 дворов брали по рекруту), 70 мастеровых людей – плотники, кузнецы, рудный мастер [21, с.126-138].

В указе царя подчеркивалась необходимость /сыскать несколько человек из шведов, которые искусны инженерству, артиллерии и которые в минералах разумеют». Поэтому в состав экспедиции были включены военнопленные шведские офицеры, сосланные в Сибирь. К лету 1715 г. сформировали, обучили и снарядили три полка: Санкт-Петербургский, Московский и Драгунский. Организаторы экспедиции придавали немаловажное значение усилению вооружения создаваемого отряда, только артиллерийских орудий было взято 70 [1, с.160].

Одновременно с подготовкой экспедиции предпринимались дипломатические усилия с целью убедить джунгарских правителей, что действия отряда не затронут их интересов. Послам Джунгарии Сайзану Ерке-Тарзахе и Гендуле Дундуку, находившимся в Тобольске в момент прибытия туда подполковника И.Д.Бухгольца, князь Гагарин заявил, что создаваемая экспедиция не имеет завоевательных целей, её задачей является только разведка недр. К верховному правителю Джунгарии хунтайджи Цеван Рабдану были направлены специальные посланники сибирского губернатора с целью разъяснения, чтобы «он, хунтайша, от посланных царским величеством людей никакого опасения не имел.

В июле 1715 г. экспедиция на 32 дощаниках и 27 больших двенадцативёсельных лодках выступила из Тобольска в плоть вверх по Иртышу. В Тару приплыли 24 июля. Здесь отряд получил 1500 лошадей для драгунского полка и часть людей пересела на седло – пошла по берегам Иртыша для предупреждения неожиданных нападений и засад со стороны джунгар на флотилию. В Таре к экспедиции присоединились купцы с 12 дощанками, груженными товарами. Флотилия везла и весь лесной материал, необходимой для строительства крепости. Дощаники представляли собой походный укрепленный дом-склад всего необходимого в пути. Движение флотилий было медленное, дощаники передвигались вверх по реке «волоком», т.е. тянулись при помощи веревок людьми и лошадьми.

К Ямыш-озеру, где велено было заложить первую крепость, отряд прибыл глубокой осенью 1 октября (по старому стилю). По Иртышу уже шла шуга. Проникнуть в Яркенд решено было в следующем году. «На утесистом обрывистом берегу Иртыша, вдающемся мысом в реку» была заложена Ямышевская крепость. Месторасположение для неё выбрали в двух с половиной верстах справа от Иртыша, в месте, откуда вытекал ручей, названный «Пресным». Строительством крепости руководил артиллерийский поручик из пленных шведов Каландер». Крепость состоял из вала, рва с гласисом с барбетами для артиллерии, обнесена рогатками. В плане – три фаса, примкнутые с 4-й стороны к обрыву реки, безопасному от штурма. Вне ярда крепости, окруженные палисадом, и защищённые малым деревянным острогом, размещены 2 больших амбара с «военной поклажей»,дома для офицеров, казармы для солдат и луговой выгон для табуна. За недостатком леса, употребили на стройку несколько дощаников. С 29 (Х по 10) ХІ, в 13 дней вал был закончен» [29, с.16].

Достигнуть «Экрети» и найти там золотое руно сибирским аргонавтам однако не удалось. Движение венного отряда вверх по Иртышу в направлении к Джугарии встревожило ойратских тайджей. Правитель Джунгарии Цеван Рабдан, получив сведения о намерении отряда продолжить свой поход вглубь Джунгарии до Яркенда, отравил против него десятитысячное войско во главе со своим двоюродным братом Цэрэн – Дондобом. Удел Цэрэн – Дондоба находился по реке Имелю до озера Нор – Зайсан, т.е. как раз на линии дальнейшего пути экспедиции.

В ночь на 9 февраля 1716 г. «когда случилось жестокая стужа», джунгары, сняв караулы, отогнав всех лошадей экспедиции, пошли на штурм Ямышевской крепости. Им удалось захватить и часть продовольствия отряда. Крепость не была занята войсками и пушками. Там находилась лишь церковная палатка. «Пехота наша построилась на лугу у реки Преснухи, в нескольких стах саженях от неё стали драгуны, а пушки остались на своём артиллерийском дворе. Они открыли огонь по калмыкам, штурмовавшим пустую крепость. Затем пехота выгнала их оттуда. Труднее было выгнать их из наших амбаров, быстро приспособленных калмыками к обороне. Они прорубили в их стенах дыры, устроили впереди завалы из кулей и тюков с провиантом и поместили за ними своих стрелков. До самого вечера мы не могли выбить их из этой выгодной позиции. Однако бомбы, удачно брошенные, подготовили атаку и калмыки были опрокинуты» [29, с.16]. Таким образом ,внезапное нападение джунгар успеха не имело, после 12-часового боя атака была отбита. Тогда Цэрэн – Дондоб прислал И.Д. Бухгольцу ультиматум с требованием оставить крепость, обещая возможность безопасного отхода. Получив отказ, джунгары обложили крепость и решили держать её в осаде до тех пор, пока у осажденных не кончатся запасы пищи и они сами будут вынуждены оставить её. 21 февраля Цэрэн – Дондоб вновь предлагает И. Д. Бухгольцу удалиться, угрожая в противном случае принудить экспедицию к тому «голодом и силою». Бухгольц же, помнивший наказ государя Петра 1 и инструкцию князя Гагарина быть твердым в достижении своих целей, подчёркивая свою решимость не покидать крепости, отвечал, что «нарушать мира не намерен и крепость построил повелению государя на такой земле, которая Джунгарии не принадлежала, угроз же не боится, и при достаточных запасах, дождавшись помощи, посмотрит как будет Цэрэн – Дондоб препятствовать воле государевой», причём советовал джунгарам отступить, считая это единственным условием для сохранения мира. 27 февраля царь Пётр І и губернатор М. П. Гагарин направил джунгарскому хунтайдже грамоту, в которой опровергалась принадлежность к Джунгарии некоторых пограничных земель.

Три месяца длилась осада. В крепости люди голодали, недостаток лекарств и провольствия вызвал повальные болезни, от которых, как Бухгольц позднее писал князю Меншикову» в сутки человек по 20 и больше умирало». Особенно валила людей страшная незнакомая болезнь, впоследствии названная «сибирской язвой». За зиму умерло свыше 2000 человек. Осажденная крепость превращалась в кладбище, но отряд продолжал отбиваться, ожидая помощи из вне. Ожидаемое подкрепление, которое обещал царь через сибирского губернатора, так и не прибыло. Ещё в декабре 1715 г. И. Д. Бухгольц послал Петру І донесение о положении дел и о трудностях, с которыми он столкнулся. Его донесение царь получил в Копенгагене, откуда 4 февраля 1716 г. отправил ответ, свидетельствующий о том, какое значение он придавал этой экспедиции: «Губернатору князю Гагарину, при отпуске вашем дан о том о всём полный указ… ему велено нарочно до тех дел к вам съездить и о всём подлинно определить, о чём и ныне к нему с подтверждением писали. С корабля «Ингерманландия» от Копенгагена» [21, с.126-138].

Для улаживания конфликта князь М.П.Гагарин в феврале 1716 г. направляет к Цеван Рабдану сотника В. Чередова. Но джунгарский хунтайджи и слышать не хотел приёме русского посла и держал его у себя под стражей. Единственный транспорт с продовольствием и 20 тыс. руб. казённых денег для жалования войску, направленный из Тобольска осажденным, был перехвачен джунгарами в 52 верстах от Ямышевской крепости. Других попыток помочь осажденным сибирский губернатор не предпринимал. Князь Гагарин мало беспокоился о людях, посланных по его инициативе в дальние прииртышские степи, хотя государь из Копенгагена приказал ему «всемерно пещись об успехе предприятия»

Транспорт, состоявший из военного конвоя (один капитан, один поручик и некоторое число солдат), шведских военнопленных, пожелавших принять участие в экспедиции Бухгольца и группы купцов с товарами из городов Тобольска, Тары и Томска, всего около 700 человек, был окружен джунгарами на Коряковском яру при Иртыше и после упорного сопротивления, продолжавшегося целый день, взят в плен.

Вторично попал в неволю штык юнкер шведской артиллерии Иоганн Густав Ренат, взятый ранее в плен под Полтавой. Впоследствии он организовал в Джунгарии производство пушек и мортир, вместе с другим шведским пленным поручиком Дебешем наладил суконное производство. Ренат научил также джунгар искусству книгопечатания и завёл типографию по европейскому образцу. За оказанные джунгарам услуги Ренат в 1733 г. был отпущен на родину в Швецию, где прославился составлением карты джунгарии.

Всего в 1716 г. во время внезапного нападения ойратских войск при Ямышеве и в пути попало в плен 419 человек, погибло и умерло от ран 133 русских война. Изнуренный болезнями и недостатком продовольствия, Бухгольц понял, что его миссия обречена на неудачу, покорился обстоятельствам и решил начать отступление с остатками своего войска. Весной, как только Иртыш освободился от льда, военный совет, созванный Бухгольцем, решил – место оставить, крепость срыть, дома сломать, всё погрузить на 16 оставшихся дощаников. 28 апреля 1716 г. остатки Ямышевского гарнизона, составившего около 700 человек, погрузившись на суда, отплыли по Иртышу, не встретив противодействия со стороны джунгар. Напротив, они даже вернули двух пленных - священника, взятого при штурме крепости, и казначея из ограбленного каравана.

На обратном пути, 20 мая 1716 г. отряд заложил у устья реки Оми на левом её южном берегу Омскую. Комендантом крепости был назначен приехавший из Москвы майор И. Вельяминов – Зернов.

Во время пребывания подполковника И. Д. Бухгольца в Омской крепости раздоры между ним и князем М. П. Гагариным возрастали. В результате Бухгольц «впал в немилость» и 22 сентября уехал в Тобольск, а оттуда был отозван царём в столицу. В январе 1719 г. руководитель «похода в Калмыцкую землю» И. Д. Бухгольц давал отчёт о причинах неудачи возглавляемой им экспедиции перед Сенатом и царем. В ходе разбирательства всех обстоятельств дела он был полностью оправдан с записью в личном деле: «Годится к лучшему делу и в звании полковника назначен комендантом крепости Нарва».

В чём же заключались причины неудачи экспедиции? Большинство войска, набранного Бухгольцем, было новобранцами. Солдаты, не приученные к невзгодам, терпели в походе большие страдания. Бухгольц считал свой отряд слабым, а в донесениях в Санкт – Петербург он постоянно выражал недовольство сибирской администрацией в организации войска. «Экзерциции (экзерциция –упражнение) они не знают, - писал Бухгольц, - зимой и весной нынешней принимал и муштровал и всякую амуницию делал и пушки лили» [8, с.52]. Уже в период строительства Ямышевской крепости Бухгольц понял, что с войском ,которым он располагал, выполнить поставленную задачу невозможно. Солдатам были чужды интересы похода. Зимой в отряде усилилось дезертирство, свыше 260 человек разбежалось. Бухгольц писал об этом царю и просил подкрепления: « …нужду имею в обер- и унтер –офицерах, а сержантов и капралов ни единого ….все люди новые и у дел нигде не бывали» [8, с.52].

В немалой степени экспедиция не достигла своей цели по вине сибирского губернатора М. П. Гагарина, который урезал силы и средства Бухгольца до того, что последний не имел в отряде даже медика и аптеки, это особенно остро сказалось во время вспышки эпидемических заболеваний в осаждённой крепости. Столкнувшись в Тобольске с полной безучастностью Гагарина к делам экспедиции, И. Д. Бухгольц писал с обидой Петру І: «Во всём мне от него великое задержание…В Тобольску, государь , как я прибыл припасов воинских, лядунок, перевязей, Портупеев, лопаток, заступов, кирок, мотыг, ломов, топоров, буравов, долот, ни к пушкам ядр и никакой амуниции, ни телег походных, ни ящиков патронных, ни людям мундиру ничего не было, о чём о всём сведем господин губернатор…. А подлинного и вернова ведомца о песошном золоте близ Еркета господин губернатор мне не дал» [21, с.126-138].

Неудача экспедиции Бухгольца не смутила царя. 28 января 1719 г. с полномочиями основать крепость на озере Нор – Зайсан Пётр 1 направляет в Сибирь военно–разведочную экспедицию под начальством лейб – гвардии Семёновского полка майора И.М. Лихарева. В феврале 1719 г. И.М. Лихарев в сопровождении 10 офицеров, трёх лекарей, нескольких артиллеристов, 9 адъютантов, 12 солдат дьяка и двух подьячих на 109 подводах отправился в стольный сибирский град Тобольск [30, с.146].

Весной 1719 г. команда Лихарева в Тобольске развернула бурную деятельность по комплектованию и снаряжению экспедиции . Ещё в Петербурге И. М. Лихарев встречался с И.Д. Бухгольцем, выслушал его советы по организации похода. Год ушел на снаряжение экспедиции. Из–за дальности пути было решено завести продовольствие в уже построенные к этому времени на Иртыше крепости, используя их как перевалочные базы.

В мае 1720 г. Лихарев отдал распоряжение о выступлении из Тобольска. В конце июня экспедиционный караван на трех судах в количестве 190 человек прибыл в Семипалатинскую крепость. Здесь к экспедиции присоединилось ещё 250 человек. Участники похода погрузились в 34 плоскодонные лодки, с собой взяли 13 полевых пушек и 6 мортир, а также продовольствия на три месяца.

Экспедиция поднимается вверх по Иртышу до озера Зайсан. Не найдя удобного места у озера для закладки крепости, отряд двинулся по реке Чёрный Иртыш, где был остановлен 20 –тысячным воинском джунгар. 1 августа 1720 г. экспедиция подверглась нападению джунгар. На третий день Лихарев вступил в переговоры с предводителем джунгар Галдан – Цереном и конфликт разрешился миром. Отряд Лихарева повернул назад, на обратном пути экспедиция в устье Ульба заложила Усть-Каменогорскую крепость.

Комендантом Усть–Каменогорской крепости был назначен подполковник П. Ступин, гарнизон крепости в 363 человек был составлен из участников экспедиции.

Сибирский историк П. А. Словцов, касаясь инициативы губернатора в посылке экспедиции И. Д. Бухгольца за «песошным золотом»в верховья Иртыша, расценил её как авантюру : «Если государь заблагорассудил отослать в Сенат на рассмотрение фантастическое представление Гагарина, в котором ни одна строка не смотрит прямо, Сибирь не понесла бы столько жертв. Ибо с чего взял губернатор, что контайша духа воинственного будет смотреть равнодушно на крепости, владения его разрывающие? Откуда достать продовольствия отряду, в степь углубляющемуся?» [30, с.270].

На взгляд казахских историков экспедиция не удалась и потому, что Бухгольц не установил связь с казахскими родами , кочевавшими в районе движения экспедиции и находившимися с состоянии войны с джунгарами. Именно в этом районе «люди казачьей орды «отбили у джунгар русского офицера Маркела Трубникова. Казахские воины могли бы оказать эффективную помощь русскому отряду [12, с.20].

В заключении хочется отметить, что все экспедиции собрали достаточно материалы по земельным данным, по численности населения, по хозяйству, что дало дальнейшему развитию экспансии края.

1.2 Иртышская военная линия

Внешняя политика царской России носила захватнический характер, целью её было расширение империи за счёт приобретения новых колоний, рынков сбыта товаров и источников сырья. В этом смысле особое значение придавалось Казахстану, который привлекал российскую монархию как важнейший стратегический плацдарм на подступах к Средней Азии и богатейшая сырьевая база, богатая мясом, шерстью, кожей, рудными залежами. Кроме того, Казахстан, не имевший развитой промышленности, но обильно населенный являлся удобным рынком сбыта для российских товаров.

Век XVIII и первая половина XIX века были периодом постепенной колонизации Казахстана Российской империей. В колонизации края русскими можно различать два момента: появление здесь вольных колонизаторов и движение по следам их правительственных дружин. Вольная колонизация создалась появлением крестьян, преступников, сектантов «и разного сброда, бежавших сюда от тяжёлых условий тогдашней жизни, и ради лёгкого способа наживы от беззащитного инородца… Правительственная колонизация (и завоевание) шла по следам вольной и, так сказать, узаконивала её» [27, с.148].

В колониальной политике самодержавии можно проследить два основных периода: 1) военная колонизация или захват казахских земель линиями военных поселений; 2) переселенческая политика или крестьянская колонизация. Первый период, с начала ХVІІІ в., по середину ХІХ в., ознаменовался строительством крепостей, форпостов, укреплений по рекам Урал, Иртыш, по окраине Северного Казахстана, в Жетысу и по Сыр-Дарье.

Одним из этапов колонизации Северо-Восточного Казахстана царской Россией стало создание на правобережье Иртыша военной линии, построенной по распоряжению императора Петра I в первой половине ХVІІІ в. Сам факт перечисления крепостей на Иртыше даёт возможность судить о масштабах и глубине планомерной военной колонизации края.

1715 г. Экспедицией под начальством подполковника И.Д.Бухгольца заложена крепость Ямышевская.

1716 г. Экспедицией И.Д.Бухгольца основана Омская крепость в устье реки Омь.

1716 г. Военный отряд подполковника Ф.Метигорова отстроил Ямышевский острог.

1717 г. К Ямышевскому острогу посланы два регулярных полка под командой подполковника Прокофия Ступина. По чертежам шведа Каландера острог переделан в крепость.

1717 г. Отрядом под командой сына боярского Павла Свиерского в 200 верстах от Омской крепости и 231 верстах от Ямышевской заложена крепость Железинская на урочище Темиркаш.

1717 г. Отрядом Тарского казачьего сотника Василия Чередова в 90 верстах выше Ямышевской крепости построена Колбасунская крепость.

1718 г. Экспедицией подполковника П.Ступина в 220 верстах от Ямышевской крепости сооружена Семипалатинская крепость.

1719 г. Экспедицией подполковника П.Ступина в устье реки Убы завершена постройка Убинской крепости.

1720 г. Экспедицией майора И.М.Лихарев по планом инженер-капитана Легранжа основана крепость Усть-Каменогорская.

Наступательное движение русских по Иртышу не встретило со стороны Джунгарии, тогдашнего номинального владельца этого края, захватившего его у казахов, никакого отпора. Тому было несколько причин. Джунгарское ханство, находившееся в состоянии войны с Китаем и Казахским ханством, нуждалось в сильном союзнике и торговом партнере. Кроме того, предводители джунгар готовились к завоеванию всего Казахстана, к которому они приступили в 1723 г.

«Вся осень и весна 1716-1717 гг. прошли в деятельнейших дипломатических сношениях Гагарина с джунгарскими и киргиз-кайсацкими владельцами, которых он, именуясь Сибирского царства Губернатором, письменно и через посланцев тех и других уверял: одних в том, что, посылая войска вверх по Иртышу, он, с одной стороны, исполняет волю Московского и иных царств Повелителя ради приискания рудных месторождений, а с другой – шлёт джунгаром помощь в борьбе их с китайцами и кайсацкой ордой; киргизским же ханом писал в Туркестан, что вполне сочувствуя и поощряя их борьбу с джунгарским контайшой, он сам помогает киргизам, притягивая на себя часть сил джунгар. Лавируя таким образом и науськивая ордынцев одних на других, он отвлёк силы джунгар и беспокоивших до последнего времени пограничные русские поселения киргизов далеко на юг в пределы Семиречья и северозаподной китайской Монголии» [14, с.52].

Таким образом, в 1720 г. было завершено строительство крепостей Иртышской военной линии протяженностью в 930 вёрст. Окончательно в состав цепи опорных пунктов российской военной колонизации на правом берегу среднего и верхнего течения Иртыша вошли пять крепостей: Омская, Железинская, Ямышевская, Семипалатинская и Усть-Каменогорская. Колбасунская крепость из-за недостатка жителей вскоре опустела и была сломана, Убинская – превращена в форпост, а Долонская крепость как излишняя в 1722 г. была ликвидирована.

Для связи между крепостями на Иртышской военной линии построили семь промежуточных форпостов: Ачаирский, Черлаковский, Осморыжский, Чернорецкий, Коряковский, Семиярский, Убинский. Форпосты и крепости были устроены по всем правилам военной науки того времени, они обносились деревянной оградой из бревен, были окружены рвами и земляными валами. По углам располагались бастионы для артиллерийского обстрела. Вооружение состояло из пушек, фальконет, пищалей, гаубиц. Резиденция командующего Иртышской военной линией находилась в Ямышевской крепости. В 1763 г. командующим Сибирского линиями был назначен генерал-поручик И.И.Шпрингер. Местом своего пребывания Шпрингер выбрал Омскую крепость, куда из Ямышевской крепости была перенесена главная контора командующего.

Омская крепость была построена на крутом берегу Оми высотой 12-15 м, в 500 м от Иртыша. Крепость занимала площадь около 6 гектаров, была окружена сухим рвом глубиной 3 м и шириной 4 м. За рвом следовал земляной вал высотой около метра, с внутренней стороны которого был установлен палисад высотою 3,5 м, состоящий из вертикально вкопанных в землю и плотно приставленных друг к другу заостренных бревен. Внешние углы крепости имели бастионы, где размещались артиллерийские батареи. В 25 метрах от рва крепости шли ряды рогаток и надолб.

Посетивщий в 1734 г. Омскую крепость российский историк, исследователь Сибири Герард Фридрих Миллер (1705-1783) отметил, что «она стоит на южном берегу Оми, саженях в 50 от берега Иртыша и состоит из регулярного четырёхугольного земляного вала, который во все стороны на 100 саженей и по всем углам небольшие басионы имеет» [29, с.16]. Железинская, Семипалатинская и Усть-Каменогорская крепости представляли собой варианты Омской крепости. Это были окруженные палисадом, рвом и земляным валом четырехугольные крепости с бастионами. Вскоре Железинская и Семипалатинская крепости были сильно укреплены, раздвинуты шестиугольниками каждая с двумя больверками.

Академик Петр Симон Паллас, проезжая в 1770 г. по Иртышу, писал: «Железинская крепость получила свое название от ручья сим именем называемого, текущего с киргизской стороны в Иртыш» [22, с.122]. При постройке крепости было отмечено, что ручей, втекающий в Иртыш, имеет ржавый, железистый цвет воды. Очевидно, там имелись выходы бурого железняка (болотный руды), который окрашивает воду в железистый, ржавый цвет. Отсюда ручей получил название Железинки. В одном из архивных документов ХVІІІ в. говорится: «По обеим сторонам Ямышевской крепости выстроились форштадты, которые также обнесены были палисадом и рогатками, с двумя обсервационными пикетами на крепостей образовывались поселения отставных и женатых солдат и казаков, торговцев и позднее – крестьян-переселенцев. С увеличением их числа слободы получили наименование форштадтов. Таким образом, свободное пространство перед линией крепости – «эспланада» постепенно застраивалась форштадтами. П.С. Паллас писал: «Ямышевская крепость стоит на весьма высоком берегу реки Иртыш. Она иммет четырехугольную /очевидно форму трапеции/ форму. С берега Иртыша хотят оную обнести обнести оградою и батареею. Но крутой и высокий берег служит ей и без того природным укреплением» [22, с.161].

Ямышевская крепость располагалась рядом с соленым озером Ямыш. Земляной вал крепости имел подобие половинного шестиугольника, «которого три больверка в степь простирающиеся, флангами к Иртышу смыкались». Осморыжский форпост был основан в урочище Талкара. Впоследствии построен форпост Пятирыжский. «Первая за Железинской станция называется Пяторыжская, а следующая за нею Осьморыжская, что получили свои названия от высоких берегов, Иртыш со сторону порогами сопровождающих. Оные здесь как яры, так и рыжки называются; и шитая в верх от Железинской, то Пяторыжская лежит на пятом, а Осьморыжская лежит на осьмом высоком берегу» [22, с.161]. Название Чернорецкий форпост происходит от протекавшей вблизи Чёрной речки.

По распоряжению генерала Киндермана в 1745 г. гарнизон Коряковского форпоста был определен в 48 крепостных казаков, было приказано строить казармы и маяк. «За высоким бревенчатым частоколом Коряковского форпоста размещались офицерские дома, жилые постройки, казармы, питейный дом, почтовый двор, конюшни, арестантские. Позднее здесь была построена церквушка и обосновалась таможенная застава. Весь гарнизон едва насчитывал плсотни казаков, а «грозное» вооружение составляли всего две пушки, которые так и не произвели ни одного боевого выстрела».

Крепости находились друг от друга на следующих расстояниях: 220 верст от Омской до Железинской, 220 – от Железинской до Ямышевской, 236 – от Ямышевской до Семипалатинской и 224 – от Семипалатинской до Усть-Каменогорской. Форпосты и редуты (в 1755 г. зарегистритовано 10 форпостов, 29 редутов и 35 маяков) располагались на расстоянии от 14 до 27 верст друг от друга.

Крепости и форпосты, расположенные по Иртышской военной линии, давали возможность стягивать и накапливать военные силы для дальнейшего продвижения в казахскую степь. Вместе с тем они имели большое значение для постоянного устрашения казахских кочевий. Эти укреплённые пункты использовались и как центры военно-административного управления степью. Создание линии привело к искусственному разделению казахов Среднего жуза, нарушило традиционные пути кочёвок. Население было разъединено на так называемых «внутренних» (правобережных) и «внешних» (левобережье Иртыша) казахов. Первые жили к северу от Иртышской линии», вторые обитали к югу от военной линии, т.е. в казахской степи Сары-Арка. Основание Иртышской лини сопровождалось изъятием больших земельных площадей из пользования казахских плёмен.

В 1733 году Ямышевскую крепость отремонтировали, а в целях усиления ее обороноспособности был сооружен бруствер для регулярного войска. В пяти верстах от крепости у соленого Ямышева озера возник редут для караула. В том же 1733 г. Железинская крепость была несколько расширена командой поручика Пахова.

При постройке крепостей Иртышской линии к ним были приписаны служилые люди, присланные из сибирских городов и с Оренбургской линии. Гарнизоны крепостей состояли из пехотных солдат, конных драгун и казаков. А при сибирском губернаторе М.Долгоруком (годы губернаторства 1724-1729) в каждую крепость были еще добавлены военнослужащие, набиравшиеся на годичную службу из городовых казаков Тары, Тюмени, Тобольска и служилых татар. Они получили название иртышских крепостных казаков. Известный исследователь Сибирского казачества Г.Катанаев писал: «Когда же с начала XVIII столетия вновь дозволенные на южных и юго-восточных окраинах русские поселения вместе с городскими и острожками стали именоваться крепостными: таковы, например, омские, железинские, ямышевские, семипалатинские … казаки» [14, с.38]. Губернатор Долгорукий в 1725 г. дал указание Сибирскому приказу иметь в штате пяти иртышских крепостей 785 казаков.

В конце XVIII в. считались в служилых казаках: ратные люди, временно командированные на Иртышскую военную линию; сосланные в Сибирь на поселение преступники; приписанные в казаки жители пограничных крестьянских селений; лица различных сословий, добровольно записавшиеся в Казки. На Иртышской линии для казаков была сохранена часть льгот, поэтому многие из командированных сюда казаков оседали в крепостях на постоянное жительство. В 50-х годах XVIII в. число казаков на военной линии достигало 2 тыс. человек.

Расположенные здесь разъездные команды конных казаков получили название линейных. Пополнения этих команд формировались преимущественно из деклассированных элементов, так называемых «гулящих людей» [3, с.176-181]. Указом Сената от 28 августа 1736 г. было предписано «всяких гулящих и бродящих людей ловить и приводить в полицию…, где их накрепко спрашивать, чьи они люди или крестьяне, имеют ли паспорты… и для чего не нанимаются в работу, по миру бродят». Было признано молодых гулящих «употреблять в казённые работы», а царской грамотой Петра I ещё в 1701 г. предписывалось «из гулящих людей иметь казаков».

В Сибири среди русского населения всегда ощущались нехватка женщин. Одним из способов решения этой проблемы стал насильственный захват в степи карательными казачьими отрядами женщин из непокорных казахских аулов, выступавших против политики колониальной российской администрации. Другим способом создания семья была женитьба на преступницах, сосланных в Сибирь. Так, в 1759 г. на Иртышскую линию была выслана партия из 90 колодниц, из которых 77 признали годными для супружеской жизни [1, с.160]. Еще одним источникам женского пополнения была обычная покупка женщин у местных народов. Именным указом царя от 23 мая 1808 г. разрешалось «всем российским-подданным свободных состояний покупать и выменивать на линии киргизских детей». Оговорка с том, что по достижении 20-летнего возраста их обязаны были отпустить на свободу, была пустой формальностью. Запрещение держать казахских детей в качестве рабов последовало только в 1825 г., и то после выступления влиятельной группы либералов в государственных органах. По указу 1825 г. было «воспрещено покупать киргизов, калмыков, и других азиатов, но, для пополнения недостатка женщин в Западной Сибири, разрешено выменивать у кочевников детей женского пола». 40-летняя «инородческая баба» стоила 12 рублей, а девочка-казашка обменивалась на 2-х быков, 2 кирпича чаю, красную кожу и четверик крупы.

«Встречаются между казаками потомки Киргиз, Калмыков, Башкир и Мордвы. Вообще, уклонения от русского типа к монгольскому нередки. Это объясняется тем, что на пограничных сибирских линиях долгое время было чрезвычайно мало русских женщин и казаки женились на инородках. Влияние киргизского населения выразилось ещё другим образом: почти все казаки Горький и Иртышской линий употребляют в разговоре весьма часто киргизский язык и приняли от Киргиз некоторые обычаи». Кроме служилых казаков гарнизоны линейных крепостей формировалось и регулярными войсками. В 1745 г. в Сибирь был командирован генерал-майор Х.Т.Киндерман с Ширванским и Нотебурским (Нашебургским) пехотными полками, и Валдайским, Олонецким и Луцким драгунскими полками. Он возглавил Отдельный Сибирский корпус. По указу правительствующего Сената от 23 сентября 1744 г. его назначили первым командующим регулярными и иррегулярными войсками на Сибирских пограничных (Тоболо-Ишимская, Иртышская, Колывано-Вознесенская) линиях. В России в XVIII в. к иррегулярным войскам относились казачьи войска. Построение линейных казачьих войск отличалось от такового регулярных войск следующим: гарнизоны были только в крепостях и форпостах, основная масса казаков вела жизнь сельских обывателей6 т.е. пахала, сеяла, убирала хлеб, содержала скот и т.д.

Система комплектования полков носила территориальный характер. В 1711 году полки были расписаны по губерниям и содержались за счет этих губерний. Каждый полк имел свой определенный круг комплектования - провинцию, дававшую полку свое имя.

Ширванский и Нотербургский пехотные полки разместили в Тобольске и ряде укреплённых пунктов Ново-Ишимской и Иртышской линий, а драгунские – на вновь создаваемой Колывано - Вознесенской линии. По распоряжению Х.Т.Киндермана было дополнительно построено вдоль Иртыша 24 военных укрепления – 3 форпост, 11 редутов, маяки, защиты.

При постройке Иртышской военной линии у большой излучины Иртыша (на самом «носочке»), которая по форме напоминала бошмак, был поставлен маяк (сторожевая вышка) с почтовым двором [25, с.80]. Здесь в 1745 г. и был построен редут Башмачный (ныне населенный пункт в Железинском районе). Между Железинской и Семипалатинской крепостями были основаны редуты Песчаный, Черноярский, Подстепный, Лебяжье озеро и Подпуск. Песчаный редут впоследствии был преобразован в казачью станицу (ныне населнный пункт в Качирском районе). «В четырёх верстах по правую руку малое озеро Пещаное, по которому станица сия приоменована [22, с.122]. Селение Черноярское (ныне в Павлодарском районе) известно с 1745 г. под названием Черноярского станца (редута). «Берег реки Иртыша вышиной не более сажени состоит здесь из чернозёма, почему он Чёрный Яр называется, а от оного уже заимствует имя и сама станица» [22, с.161]. Подстепной редут (ныне в Павлодарском районе) назван так по речке Подстепке (в настоящее время не существующей), протекавшей «под степью», т.е. ниже в пойме Иртыша. На берегу Иртышу, на юго-восточный стороне озера Лебяжьего был возведён редут Лебяжье озеро, затем редут преобразовался в форпост (ныне районный центр). Опорный пункт был назван по озеру, около которого гнездились лебеди, в настоящее время озеро Лебяжье не существует. Редут Подпуск (ныне в Лебяжинском районе), получил название от спуска в пойму Иртыша «под спуск», впоследствии согласная буква «с» в середине слова утратилась. В 1745 г. основан маяк Пресный (ныне в Качирском районе), впоследствии преобразованный в редут. Назван по группе пресных озёр.

Недостаток служилых людей на линии восполнялся за счет ссыльных и военнопленных иноземцев: немцев, шведов, «литвы» и «черкасс» (украинцкев). По состоянию на 25 августа 1744 г. находилось в крепостях Иртышской военной линии: Ямышевской – 304 человека, 12 пушек; Семипалатинской – 204 человек, 10 пушек; Усть-Каменогорской – 141 человек, 9 пушек; Железинской – 72 человека, 6 пушек; Омской – 267 человек, 20 пушек; в форпостах: Коряковском – 48 человек; Чернорецком – 59 человек; Семиярском – 51 человек; Новопостроенном (на р. Убе) - 50 человек; Осморыжском – 52 человека; Ачаирском – 54 человека; Черлаковском – 55 человек. В форпостах артиллерии не было.

В Российской империи смертная казнь за уголовные преступления для особо тяжких преступников часто заменялась ссылкой за Урал на определенный срок или бессрочно. Ещё в 1653 г. был издан указ о наказании воров и разбойников вместо смертной казни, кнутом и ссылкой их в Сибирь. В 1680 г. было повелено не чинить ворам за две кражи отсечение рук, ног и пальцев, а ссылать их вместо того в Сибирь. Со второй половины XVIII в. и Северный Казахстан стал местом, куда беспрерывными партиями /этапами/ направляли из России тысячи неисправимых, многократно совершавших преступления, рецидивистов надеялось на изоляцию злоумышленников от внешнего мира. Об их тлетворном влиянии на «туземцев» никто из власть предержащих не задумывался.

С 1761 г. Иртышской военная линия усилило заселялась «колодниками». Впоследствии колодки заменили пятифунтовыми кандалами. Каторжников присылали сюда для ремонта и постройки крепостных сооружений. Арестанты использовались также для ломки строительного камня в горах и доставке его к крепостям. На Иртышскую линию ссылали и российских женщин-преступниц за различные уголовные злодеяния. Так, в этапе заключённых 1759 г. было 24 мужеубийцы, 10 детоубийц, одна отцеубийца, просто убийцы [1], а в этапе 1761 г. из 42 женщин три были сосланы за поджог помещичьих имений, остальные – за разные уголовные преступления [3, c.176-181].

С 1754 г. ссылка в Сибирь разделяется на два вида: в работу («под караул») и на поселение («на пашно», «в посад»), а ссыльные – на два разряда: «ссыльно-каторжные» и «ссыльно-поселенцы». Для приговоренных к ссылке в Сибирь «воров» и «злодеев» предусматривались телесные наказания: урезание языка, вырывание ноздрей, выжигание клейма на лице, наказание кнутом, батогами, плетьми. Для прикрепления женщин-колодниц к месту ссылки, им разрешалось выходить замуж за служивых людей из крепостей. Чтобы не портить «невест» в 1757 г., был издан указ: «Преступниц, по наказании их кнутом, ссылать в Сибирь, не вырывая у них ноздрей, и не ставя на лице знаков». Тех, кто были покраше, охотно брали в жёны или сожительницы офицеры, остальные, больные чахоткой, цингой, венерическими заболеваниями, доставались рядовым казакам. Только осенью 1771 г. в Сибирь прибыло 6 тыс. ссыльных и находилось в пути по направлению в Сибирь 4 тыс. человек.

После обустройства Иртышской военной линии командование крепостей стало препятствовать казахам переходить на правый берег Иртыша. В случае же переправы с них требовались аманаты (заложники). Тем самым обширные и обильные пастбища Кулунды и Барабы были объявлены российской собственностью, изымались из пользования казахов. 6 марта 1755 года Коллегия иностранных дел запретила казахом Среднего жуза переход через Иртыш на правую сторону, т. е. в места их постоянных и исторически закрепленных кочевий. Исполнения распоряжения Коллегия возлагалось на командира Сибирской линии бригадира Крафта. В указе правительствующего Сената 1762 г. речь шла о там, чтобы не допускать казахов «ближе десяти верст к крепости». В случае же нарушения этого запрета предусматривалось «воинский отпор им чинить». Запрещение переправы и кочевок за Иртыш, конечно же, было нарушением исконных прав и обычаев народа, вело к подрыву всего уклада жизни казахов, поскольку ломало традиционные кочевые маршруты, расположение летовок и зимовок.

Нехватка плодородных пастбищ и вызванные этим частые джуты, а также естественное желание кочевать на своих прежних родовых землях волей-неволей понуждали казахов переходить на правобережье Иртыша. Об этом свидетельствует, к примеру, письмо султана Курлеуткыпчакской волости Имана Султанбетова генерал - поручику Н.Г.Огарёву от 16 сентября 1788 года: «По нынешней осени в степях наших для пастьбы табунов корм весьма худ, но ежели для содержания того скота сделать прогон в степь далее от Иртыша, то имеем опасность от воров киргизцев, в таком случае и прошу Вас по нынешней полой воде приказать наши табуны пропустить на российскую сторону, и командующему дать своё повеление, сомневаться о киргизских шалостях не извольте, потому что тех табунах находиться я буду сам» [43, с.129].

На подкрепление пехоты и драгуны с 1758 г. на линии Горькую и Иртышскую направляются сроком на 2 года команды донских и уральских казаков по 1 тысяче человек, а также башкирско-мещеряцкие отряды в 500 человек, сменяемые ежегодно. С 1762 г. в крепостях дозволено было селиться отставным солдатам, а в 1770 г. туда же были отправлены сосланные «за преступное разорение польских пограничных городов» в Сибирь запорожцы. Командующий Сибирскими линиями генерал-поручик И.И.Шпрингер указывал, что на «Иртышской линии в ведомстве Усть-Каменогорской крепости поселились крестьяне-добровольцы из Тобольской провинции и прибывшие из Европейской части страны ссыльные поселенцы, в том числе и отправленные помещиками за счёт рекрутов крестьяне и дворовые люди».

В 1765 г. генерал-поручик И.И.Шпрингер предложил начальникам крепостей не допускать кочевание казахов ближе 10 вёрст от линии и 30 вёрст в районе крепостей и форпостов. Огромная полоса земли на левом берегу Иртыша, т.е. десятивёрстное пространство, состояло из богатых травами заливных лугов. Распоряжение генерала привело впоследствии к созданию 10-верстной полосы военных линий и потере казахами лучших пойменных пастбищ вдоль Иртыша.

Царским указом 1779 г. были установлены грабительские поборы с казахов, занимающих своими кочевьями правый берег Иртыша между Омской и Семипалатинской крепостями. Их заставляли вносить «ремонтную пошлину» в размере одного процента скота, преимущественно в натуре – лошадьми. 7 августа 1800 г. правительство постановило: «С киргиз-кайсаков, приходящих в границу нашу для кочевания зимой, собрать со 200 лошадей по одной годной для ремонта драгунских полков и с прочего скота на том же основании в пользу госпиталей полков, по линии расположенных и «прогонная пошлина» за прогон скота через войсковую территорию.

В Иртышскую военную линию посалили тюремщиков, ссыльных, которые были заражены всякими разными заболеваниями, в результате чего казахская земля впервые познакомилась с новыми болезнями как сифилис или гонорея и.т.д.

Иртышская военная линия являлось как бы «китайской стеной» между казахами и джунгарами. Надежда на то, что Российская армия удержит джунгарское войско от нападении на казахских земель была исчерпана. Потому что колонизаторы на Иртышской военной линии содействовали прохождению джунгарского войска через Иртыш на захват казахских земель.

Еще Иртышская военная линия служила границей перекочевок казахов на правый берег Иртыша. В результате казахи лишились земли, которая многие века служила зимним пастбищем кыстау, и летним пастбищем джайлау. И конечно это не могло отразиться на хозяйстве казахов, некоторые семьи лишились основного источника корма.

1.3 Последствия военной колонизации на жизнь кочевников-казахов

Последствия колонизации были особенно тяжелым для казахов вообще и, в частности, для казахов Павлодарского Прииртышья. С одной стороны, это изнурительные казахско-ойратские войны 1723-1730-го, 1739-1741 годов, в которых казахи понесли огромные потери. С другой стороны, владельцы Среднего жуза в начале этого столетия вынуждены были идти на сближение с Россией в результате нависшей угрозы со стороны Джунгарского ханства, и вследствие этого лишились части своей территории на крайнем северо-востоке, - на правобережье Иртыша, где в первой четверти 18 века Россией были основаны военные крепости и введены казачьи войска. Историческими же предпосылками российской военной экспансии, а также китайского военного вторжения на территорию Среднего жуза в районе Иртыша в 1756-1757 годах явились, падение Сибирского ханства в самом конце 16 века, а затем и Джунгарского ханства в середине 18 столетия. Разгром последнего обеспечил Цинской империи приоритет в Центральной Азии, выразившийся в территориальных притязаниях на недавние ойратские кочевья в казахских степях, в частности, на юго-восточные территории Среднего жуза. Вместе с тем, он способствовал еще более упрочению позиций России в Казахстане как государства-протектора, выразившемуся, в свою очередь, в строительстве укрепленных военных линий на юго-востоке Среднего жуза, - на границе с Цинской империей [18, с.151].

Как известно, спровоцированная в первую очередь Российской, а также Цинской империями земельная теснота в пастбищах вследствие строительства военных линий на севере и юго-востоке Павлодарского Прииртышья привела к нелегальным переходам казахских родов на «российскую территорию», - на правобережье Иртыша, в результате чего царское правительство вынуждено было пойти на ряд уступок относительно пользования свободными пастбищами на российской территории, в конечном итоге, - к миграциям кочевого населения. Последние, в свою очередь, усиливали хозяйственные и культурные контакты между коренным казахским и пришлым русским населением. Кроме того, начавшаяся в 40-х годах 18 столетия крестьянская колонизация северо-восточных районов Павлодара увеличила приток из Сибири и России инонационального населения, особенно со строительством в начале 50-х годов Новоишимской военной линии, а также военных укрепленных линий на Юго-Западном Алтае в конце 50-х – начале 60-х годов 18 века. Например, в 60-е годы этого столетия в восточные и юго-восточные районы Павлодара, - на Алтай переселились 2 тыс. крестьян и разночинцев из Тобольской губернии, а также казеные крестьяне северных российских губерний. В долине Бухтармы и Нарына оседали крестьяне, бежавшие от рекрутской повинности, а также ссылные запорожские казаки, польские беженцы. Как отмечал российский исследователь А. Д. Колесников, “1760 г. можно считать началом правительственной крестьянской колонизации края”.

Помимо гражданской колонизации, активно продолжалась военная экспансия территории Среднего жуза, - так, для строительства Новоишимской военной линии было направлено 2 тыс. казаков и крестьян, в 1758 году на Сибирские линии было отправлено 1 тыс. человек из Донского и Яицкого казачьих войск, в 1764 году для улучшения обороноспособности сибирских линий направлены новые большие военные силы, что значительно усилило военное присутствие России в Среднем жузе. В результате всех этих колониальных мероприятий значительно увеличился переселенческий элемент в Северо-Восточном Казахстане. Нельзя не учитывать и тот очевидный факт, что в результате казахско-джунгарских войн в первой четверти 18 века, а также строительства российских укрепленных линий на территории Среднего жуза отдельные казахские роды вынуждены были откочевать со своих насиженных мест, что тоже отражалось на демографическом показателе, влияя на динамику численности населения Павлодара.

В XVIII веке казахи кочевали на реке Или, к востоку от озера Балхаш, по рекам Аягуз, Каракул. Смежно казахи Среднего и Старшего жузов кочевали в вершинах реки Аблакетка, по лево и правобережью Иртыша, у устья реки Нарын, у крепости Усть-Каменогорской, по реке Или, в урочищах между рек Бекен и Чаганак, у Тарбагатайского хребта, на реках Жетысу, всего 8639 кибиток Старшего и 4250 кибиток Среднего жузов . Казахи Среднего жуза кочевали также в Кулундинской степи, у селений Тобольской и Томской губерний, Сибирского линейного казачьего войска и Колывано-Воскресенских горных заводов, и занимали в начале 18 века следующую территорию: на востоке и юго-востоке до границ Джунгарского ханства, на севере и северо-востоке – до верховьев Иртыша, а также рек Сарысу, Есиль, Тобыл, Арыс и других, на западе – до кочевий Младшего жуза в пределах озера Аксакал.

Необходимо рассмотреть, как проходило на территории Павлодарского Прииртышья межевание казахских земель ибо в результате этого межевания, имевшего целью изъятие у коренного населения лучших плодородных земель, прежде всего в пользу сибирского казачества, а также крестьян-переселенцев, увеличивалась доля пришлого населения. Известно, что межевые работы в Среднем жузе начались в 1769 году, в результате которых Государственная комиссия отвела земли сибирским линейным казакам и регулярным войскам. Комиссия отвела им 10 верст земли с внешней стороны Сибирской линии, - на левом берегу Иртыша. Здесь были организованы казачьи разъезды, которые фактически углубили владения линейных казаков от 15 до 50 верст, где они занимались хлебопашеством, сенокошением, рубили лес, ставили хутора и дачи, занимались различными промыслами. Размежевание казахской степи с сибирскими губерниями привело к обострению земельного вопроса, еще более усилило недоверие казахов к русским, лишило казахов лучших пастбищ, с чем они, очевидно, не могли и не хотели мириться. С другой стороны, царское правительство укрепило свои позиции на северо-востоке Среднего жуза основав во 2-й половине 18 века новые укрепленные линии и проведя размежевание казахских земель в пользу сибирских казаков, используя сложившуюся благоприятную обстановку, обусловленную ослаблением в середине 50-х годов как казахов, так и ойратов.

Известно, что в 1756-1757 годах, уже после поражения Джунгарского ханства в Прииртышье происходили военные столкновения казахских отрядов с китайскими войсками, и часть казахских родов вынуждена была откочевать на территорию Младшего жуза, другая часть, - просить покровительства России и разрешения на переход со скотом на правобережье Иртыша для кочевания, - все это вместе взятое также способствовало упрочению позиций России в названном регионе вследствие сближения казахов Среднего жуза с русскими. Вместе с тем, проведение размежевания способствовало активизации хозяйственной жизни региона, казахское население поддерживало тесные контакты с российской администрацией и многонациональным населением Сибирской линии, кроме того, казахи выполняли различные административные поручения. Казахское население стремилось решить в Омске и у комендантов крепостей отдельные спорные и судебные дела, однако такая тенденция наметилась начиная только с 80-х годов 18 столетия и связана была с политическим кризисом внутри казахского общества после смерти хана Абылая, поэтому казахские родоначальники и старшины, стесненные в пастбищах и недовольные политикой хана Среднего жуза Уали, нередко обращались за помощью к сибирской администрации, которая, в свою очередь, стремилась максимально прислушиваться к запросам казахских владетелей – противников Уали хана, и таким образом пыталась решать очень важный для себя «казахский вопрос» и влиять на политическую ситуацию в Среднем жузе, перетягивая на свою сторону влиятельных казахских родоначальников.

В 1809 году были разработаны новые правила и произведен отвод земли сибирским линейным казакам и внутренним, или станичным казакам в районе левого берега Иртыша. Казаки на Сибирской линии получили на 1 душу мужского пола по 6 десятин земли, удобной для хлебопашества, сенокосов, пастьбы скота. Также отводилось 500 десятин земли на каждый эскадрон войска для общественной войсковой пашни. Казачьим селениям отводились соляные озера, «строевые» и «дровяные» леса с учетом роста населения, а полоса земли по левому берегу Иртыша в 40 верст не подлежала крестьянскому заселению. Чиновникам, разночинцам, купцам и мещанам, проживавшим на казачьих землях, разрешалось иметь земельные участки. В 40-верстной полосе все оставшиеся свободными земли между казачьими отводами разрешалось использовать казахам при уплате ремонтной пошлины в пользу казачьего войска, под хлебопашество, сенокосы и пастбища для скота, - эти места были отмечены межевыми столбами с надписью: «Граница земель, отведенных при … укреплении для зимовья и кочевки верноподданных казахов». Разрешался отвод земли казахам и за чертой крестьянских селений в Тобольской и Томской губерниях с согласия губернских и казахских депутатов, но не далее 30 верст от линии и не ближе 40 верст к деревням, земля отводилась с учетом количества кибиток и скота. Казахам с этих участков запрещались переход на казачьи участки и близкая подкочевка к казачьим и крестьянским пашням и покосам. Для казахов, кочевавших по правой стороне Иртыша, также разрешалось временное пребывание на левом берегу, отводились участки для зимовки скота и луга для сенокосов с разрешения дистанционных и карантинных начальников. Так, в рекомендациях генерал-губернатора М. Сперанского межевой комиссии говорилось, что она «обязана наблюдать, чтобы сохранена была справедливость, и места показаны им удобные, в достаточном количестве, и обоюдные выгоды как казаков, так и киргисцов и крестьян, были соблюдены без всякой обиды и стеснений» [19, с. 89].

К 1813 году предполагалось закончить размежевание, но в действительности только к 1821 году были отсняты земельные планы в пяти казачьих округах. В этот период положение осложнилось тем, что к району казачьей линии вплотную подступили крестьянские селения, это вызвало многочисленные тяжбы казаков с крестьянами и осложнило отношения с казахами, постоянно кочевавшими на линейных землях. Как известно, к началу 19 века верхнее Прииртышье стало районом расселения большой группы русского крестьянства, - так, к 1820 году в 4 волостях – Усть-Каменогорской, Убинской, Крутоберезовской, Бухтарминской учтено было 38 крестьянских селений, в них насчитывалось 6567 чел. м. п.. Для прекращения споров и тяжб была создана межевая комиссия из полковых командиров Сибирского казачьего войска, доверенных лиц от казахов, землемера Молчанова и подпоручика Потанина, которая в мае 1821 года провела межевые работы в районе 1-го и 5-го полковых округов, - от крепости Петропавловской до редута Сибирского и вдоль Иртышской линии до редута Татарского на стыке Тобольской и Томской губерний. 13 июня 1821 года для кочевания станичных казахов на внутренней стороне Сибирской линии была официально отведена земля, но при условии не приближаться к казенным селениям ближе 40 верст и не отходить от линии далее 30 верст. Кочевка казахов разрешалась с уплатой ясака Сибирскому казачьему войску в размере одной головы со 100 голов скота, - к примеру, в 1816 году только в Семипалатинской и Ямышевской дистанциях уже находилось до 15 тыс. казахов. Следует отметить, что межевание казахских земель в этот период совпало с введением в казахской степи «Устава о сибирских киргизах» 1822 года, согласно которого территория Среднего жуза административно вошла в состав Российской империи, и с этого времени началась полномасштабная колонизация северо-центрального региона Казахстана, до этого, как известно, были отчуждены в пользу России северные и восточные районы Павлодара, где в 1-ой четверти, а затем в 50-60-х годах 18 столетия были построены военные укрепленные линии. Сибирская линия была внутренней межой Тобольской и Томской губерний с казахской степью, - об этом говорилось в журнале Азиатского комитета МИД от 10 апреля 1828 года, где, в частности, подчеркивалось, что Сибирская линия является внутренней межой со времени вхождения Среднего жуза в состав России, когда «население получило право разбора своих дел в Омске и у комендантов крепостей».

В 1822 году Омская область была создана из прилегающих к сибирской линии частей Тобольской и Томской губерний, станиц Сибирского казачьего войска, крепостей и форпостов Пресногорьковской и Иртышской линий и земель Области сибирских казахов, которую составили 8 внешних округов (к западу от Иртыша). Область сибирских казахов была значительной по площади административной единицей Казахстана, - на севере она была отделена от сибирских губерний межой, идущей вдоль дороги, соединяющей Оренбург с Омском, а далее межа шла по реке Иртыш, вдоль которой тянулись земли Сибирского казачьего войска, составлявшие северную границу Области сибирских казахов. Но эта межа была условной, соблюдавшейся в последней четверти XVIII века, а с начала XIX века вдоль левого берега Иртыша находились зимовки казахов, арендовавших землю у казаков.

Постепенное разрушение родовых связей вследствие усиления колониальной политики России в отношении казахов и отход от территориальной определенности, основанной на делении по родам, запрещение кочевать за пределами округа и поощрение правительством четкого размежевания казахских земель приводили к ограничению района кочевок, к искусственно созданному земельному кризису, но вместе с тем позволяли наладить местным властям учет населения и земельного фонда, и в дальнейшем перейти к изъятию свободных земель у казахов-кочевников в переселенческий фонд, постепенно подготавливая массовую и всеобщую колонизацию Казахстана [38].

Итак, искусно спровоцированные правительством земельная теснота и кризис, нарушение веками сложившихся путей и маршрутов кочевок в результате введения российской политической системы управления вызвали широкое антиколониальное движение в 20-40-х годах 19 века, и одновременно массовые миграции кочевого населения, а также усиление военной и гражданской колонизации региона. В свою очередь, последняя оказала решающее влияние на демографические процессы в регионе, в конечном итоге, - на усиление переселенческого элемента в первой половине 19 века на всей территории Среднего жуза.

С введением в Павлодарском Прииртышье российской административной системы управления в первой четверти 19 века продолжалась дальнейшая военная колонизация региона, но уже вглубь казахских земель Среднего жуза. Военные подразделения Сибирского казачьего войска были размещены при окружных приказах, а также в станицах и других колониальных поселениях. Для усиления военной колонизации казахских земель Павлодарского Приртышья предусматривались обязательные командировки для службы в казахской степи, а также добровольные переселения казаков, - так, в 1834 году во внешние округа из полков Сибирского линейного казачьего войска изъявили желание переселиться 109 семей, из них в Кокчетавский округ – 39, Учбулакский – 29, Акмолинский – 4, Баянаульский – 12, Каркаралинский – 5, Кокпектинский – 20 семей. Как видим, больше всего казачьих семей стремились попасть в наиболее богатые и красивые местности Сарыарки (это прежде всего Кокчетавский и Учбулакский округа). Однако добровольному переселению сами казаки предпочитали командировки в казахскую степь, так как они освобождали их от изнурительной работы в собственных хозяйствах, от бесплатного труда на многочисленных войсковых предприятиях, давали возможность обогатиться за счет грабежа коренного населения, - за счет военной добычи. Причем царское правительство всячески поощряло службу казаков “за границей”, - во время походов в степь жалование сибирских казаков увеличивалось у рядовых до 11 руб. 88 копеек, офицеров – до 238 руб. 29 коп., сотников – до 286 руб. 37 коп., есаулов – до 406 руб. 10 коп..

С середины 18 века, в особенности с падением Джунгарского ханства, происходил рост военных крепостей по Иртышу, Тобылу, связанный с развитием торговли между казахской степью и российскими крепостями, и имевший следствием их интенсивное заселение как переселенцами из Сибири и России, так и коренными жителями, в основном казахскими торговцами, перекупщиками, богатыми скотовладельцами, а также российскими купцами и предпринимателями, выходцами из Средней Азии, Сибири, что способствовало превращению Петропавловска (бывший Қызылжар), Семипалатинска (Жеті Шатыр), Усть-Каменогорска (Тас-Төбе), Павлодара (Тұзқала), Аягуза и других в городские поселения, - в пункты торгово-экономических контактов Среднего жуза с Россией, Китаем, Западной Сибирью и со Среднеазиатскими государствами. В этот период в городах Иртышской и Горькой линий Омске, Петропавловске, Семипалатинске, Усть-Каменогорске проживали 720 казахов, а в дистанциях Сибирской линии, - 11433 казаха. Упрочение казахско-русских взаимосвязей в этот период вследствие наступления мирного периода обусловило постепенное увеличение в городском населении удельного веса казахов.

Правительство, заинтересованное в присоединении региона к России и намереваясь создать наиболее благоприятные условия для его хозяйственного освоения, поощряло переход казахов к оседлости, - так, еще в 1809 году командир отдельного Сибирского корпуса Г. Глазенап предписывал комендантам крепостей «склонять ко вступлению в вечное Российское подданство и, дабы они привыкли к земледелию и прочим трудам, позволить им заниматься оным…». Далее он рекомендовал «если необходимость дать им места в границах Российских на дистанции между крепостями Ямышевской и Железинской». Однако царские чиновники на местах, проводя колонизаторскую политику в отношении казахов-кочевников, нередко создавали затруднения, препятствуя их стремлению поселиться в городах, о чем отмечал тот же Трофимов: «Нельзя не сожалеть и не удивляться, что вместо поощрения их к тому и придания нужных способов они встречают на местах строгое пресечение и надзор, чтобы ничего из дерева для жилищ строить не смогли». А один из типичных представителей российской колониальной администрации, комендант Усть-Каменогорской крепости характеризовал казахов-кочевников как «не могущих иметь никакой оседлости». Но все-таки казахи переходили на постоянное жительство в города, - и это было одним из источников формирования городского населения в Павлодарском Прииртышье. О переходе казахов к оседлой жизни свидетельствуют архивные источники: «Вообще так называемые верноподданные киргизы постепенно водворяются оседлой жизнью между крепостями Коряковскою и Ямышевскою».

Если в начале XIX века удельный вес казахов в городском населении Павлодарского Прииртышья был незначительным, то с 60-х годов в связи с развитием капиталистических отношений и торговли он значительно увеличился, несмотря на то, что чиновники местной администрации по-прежнему проводили колонизаторскую политику по отношению к коренным жителям степи, всячески затрудняя их переход на постоянное жительство в города, считая, что казахи не могут отказаться от кочевого образа жизни. В частности, генерал-майор Ставицкий, побывавший в казахских степях в 60-х годах XIX века, писал: «… Киргизы вообще ведут кочевую жизнь, ненавидят хлебопашество, и не думаю, когда-либо приучены к оному (к оседлости, хлебопашеству - автор) будут, к пастушеской жизни имеют непреоборимую склонность». Но источники свидетельствуют о другом, - еще в конце 50-х годов 19 века А. Врангель, в то время занимавший должность Семипалатинского областного прокурора, видевший изменения в жизни казахов своими глазами, писал по этому поводу: «… Полуосевшие киргизы жили на левом берегу большею частью в юртах, хотя у некоторых богачей были домики… и их насчитывалось до трех тысяч». Еще одной категорией пополнения городского населения, по утверждению выдающегося казахского ученого Е. Бекмаханова, являлась беднейшая часть казахского населения, - жатаки, в большинстве своем оторвавшиеся от земледелия и жившие за счет наемного труда. Кроме казахов и русских, в городах региона жили татары и «сарты», т. е. узбеки, особенно в Семипалатинске и Кокпекты, а также калмыки (тургауты), китайцы и дунгане (преимущественно в Зайсане).

В росте городского населения исследуемого региона определенную роль сыграл тот факт, что Петропавловск, Павлодар, Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Каркаралы и другие города стали в середине 19 века местом политической ссылки, однако численность ссыльных была незначительной в общем составе городского населения, - например, в 1863 году в городах Северо-Центрального Казахстана (без Сергиополя и Бухтармы) политических ссыльных вместе с их семьями насчитывалось всего в пределах 129 человек.

Изменения в численности и структуре населения региона отражали также новые явления в социально-экономической жизни региона, - влияние этих процессов сказывалось путем постепенного внедрения в сознание населения незыблемости устоев политического строя России, политического и экономического курса правительства, связанного с промышленной и сельскохозяйственной колонизацией региона. С другой стороны, изменения в численности и составе населения Павлодарского Прииртышья также влияли на политику правительства в отношении в особенности коренного населения региона, а также на социально-экономическое развитие региона, - что проявлялось в стремлении правительства создавать определенные условия для повышения материальной заинтересованности, в основном зажиточных казахов, например, при переходе к оседлости и земледелию. Вместе с тем, на динамику численного состава населения региона оказывали многочисленные миграции как внутри региона, так и извне в результате административных реформ правительства в 20-х – 60-х годах 19 века. Нарушение веками сложившихся традиционных маршрутов кочевок в ограниченных условиях массовой военной и гражданской колонизации способствовало снижению темпов естественного прироста, увеличению смертности среди коренного кочевого населения в результате искусственно созданных центральной и местной российской администрацией трудностей адаптации кочевого населения к имевшим место и широкое распространение земельной тесноте и нехватке пастбищ. В новых административных границах значительная часть миграций кочевого населения оставалась традиционно сезонной, одновременно можно отметить как изменения в традиционных направлениях сезонных кочевок, так и зарождение принципиально новых миграционных потоков, связанных с сокращением пастбищ и разложением патриархально-родовых устоев казахского общества.

Литература

1 Абдиров М.Ж. История казачества Казахстана / Под ред. Ж. Касымбаева. – Алматы: Казахстан, 1994 – 160 с.

2 Абдиров М.Ж. Завоевание Казахстана царской Россией и борьба казахского народа за независимость. - Астана, 2000.

3 Апполова. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII - начале XIX в. Москва, 1960.

4 Броневский Г.М. Записки о киргиз-кайсаках Средней орда. // Отечественные записки, 1830. ─ Ч. 42. ─ № 121.

5 Гродеков Н.И. Киргизы и кара-киргизы Сыр-Дарьинской области. Ташкент, 1889. Т.1. Юридический быт. С.141.

6 Завалишин И. Описание Западной Сибири. Москва, 1867. Т. 3.

7 Еңсебаев Т.А. Павлодар өңірінің тарихы туралы очерктер. Бірінші бөлім (көне дәуірден ХХ ғасырға дейін). – Павлодар, 2001.

8 Евсеев Е.Н. Экспедиция И.Д.Бухгольца и основание Омской крепости // Города Сибири. Новосибирск, 1974.

9 Исин М.Е., Кабульдинов З.Е. Письма султанов Павлодарского Прииртышья как исторический источник // Ученые записки Павлодарского государственного университета им. С.Торайгырова, №4, Павлодар, 1998.

10 Инсебаев Т.А. Очерки истории Павлодарского Прииртышья. Часть 1. (с древнейших времен до ХХ века). – Павлодар, 2000.

11 Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких орд и степей (под общей редакцией академика М.К. Козыбаева) – Алматы, «Санат», 1996. – 656 с.

12 Касымбаев Ж.К. Под надежную защиту России. Алма-Ата, 1986.

13 Колесников А.Д. Русское население Западной Сибири в 18-нач. Алма-ата, 1968.

14 Катанаев Г.Е. Краткий исторический обзор службы Сиибрского казачьего войска с 1582 по 1908 г. – Омск, 1908.

15 Коншин Н.Я. Краткий исторический очерк Семипалатинского края (до 1917). Отд. Оттиск из №1 (14) «Нашего хозяйства». Ленинград.

16 Красовский М.М. Область сибирских киргизов. Ч.1. Санкт- Петербург, 1868.

17 Михалева Г.А. Торговые и посольские связи России со Среднеазиатскими ханствами через Оренбург (вторая половина ХҮІІІ-первая половина ХІХ века). Ташкент: «Фан», 1982.С.55

18 Нурбаев К. Сарыарка: до и после колонизации (историко-географический аспект). Павлодар, 2005, 362 с.

19 Нурбаев К.Ж. О сущности российской и царской колонизации. Сборник материалов конференции «Возрождения демократии в Павлодарском Прииртышье». Павлодар.

20 Нурбаев К.Ж. Колонизация Северо-Центрального Казахстан (XVIII – первая половина XIX): историко-географическая проблема. Авто дисс…доктора. ист. наук. – Алматы, 2007.

21 Памятники Сибирской истории 18 в. СПб, 1885, кн.2.

22 Паллас П.С. Путешествие по разным местам и провинциям Российского государства. СПб., 1786.

23 Платонов С.О. Лекции по русской истории. 1907 г.

24 Потанин Г.Н. Материалы по истории Сибири. Москва, 1867.

25 Попова В.Н. Ономастика. Словарь географических названий Казахстана. Павлодарская область. Части І и ІІ. М., 1994.

26 Проблемы землепользования в историко-этнографических исследованиях. Павлодар: 2006 год, 367 страниц.

27 Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Киргизский край. Т.18, 1903.

28 Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. 1032-1882 гг. Иркутск, 1883.

29 Шеманский А., Петровские военно-разведочные экспедиции в Среднюю Азию, 1915.

30 Черных С. Посланцы Петра Великого // Прииртышье мое. Омск, 1988.

2 Казачья колонизация

2.1 Историография казачьей колонизации

Историография XIX – начала XX вв. представлена преимущественно работами непрофессиональных историков, поэтому большинство публикаций носит скорее справочно-описательный, нежели исследовательский характер, но это ничуть не умоляет их значимости, так как они являются ценными источниками.

Изучением многих аспектов истории сибирского казачества в XIX века занимались: Г.Н. Потанин, Г.Е, Катанаев, Н.Г. Путинцев, Ф.Н. Усов и др. Эти исследователи являются яркими представителями так называемой «казачьей историографии», появившейся во второй половине XIX – начале XX вв., так как они были выходцами из казачьей среды. Практически все они в своих трудах показали военно-колонизаторскую роль Сибирского казачьего линейного войска в процессе захвата царским правительством Западной Сибири и Казахстана [7].

Есаул Н.Г. Путинцев в своей работе «Хронологический перечень событий из истории Сибирского казачьего войска со времени водворения западно-сибирских казаков на занимаемой ими ныне территории» (1891), посвященной описанию наиболее важных событий и памятных дат из истории Сибирского казачьего войска: «История признала за казаками честь завоевания Сибири и дальнейшего ее постепенного занятия от Урала до Камчатки и от Тобола к югу, вглубь Джунгарии и киргиз-кайсацких степей», и с гордостью отмечает далее, что именно Сибирское казачье линейное войско сыграло «столь видную роль на нашем наступательном движении на юг по Иртышу и вглубь Киргизских степей и среднеазиатских независимых ханств» [54, с.12].

Доказательством военно-захватнической сущности колонизации территории Казахстана Российской империей в первой половине XIX века явилось яростное сопротивление завоевателям местного населения. Например, в работе войскового старшины Ф.Н. Усова «Статистическое описание Сибирского казачьего войска» (1879) отмечается следующее: «Киргиз-кайсаки, за которыми усвоено название киргиз, не походили на пассивных остяков, тунгусов и других сибирских инородцев, они не смотрели равнодушно на попытки русских землеискателей приобретать у низ землицы, а напротив, жестоко мстили за это грабительскими набегами и страшными опустошениями русских пограничных селений» [64, с.6]. Усов в данном труде отмечает, что на сибирском казачестве лежала задача подавления антиколониальных выступлений казахского народа.

По мере утверждения России на юго-восточных рубежах и ее продвижения вглубь, на территорию Казахстана, приобрело доминирующее значение восхваление завоевательной политики царского правительства. Берет начало некоторая идеализация сибирского казачества. Так, официальный историк Сибирского казачьего войска генерал-лейтенант Г.Е. Катанаев в своих исследованиях особо подчеркивал патриотизм сибирского казачества и даже называл сибирских казаков «лучшей частью России» [30, с.33].

Деятель Сибирского казачества Г.Е. Катанаев в своих трудах всегда обосновывает и оправдывает колониальную политику российского царизма по отношению к соседним народам и всячески защищал интересы сибирских казаков. В своей работе «Краткий исторический обзор службы Сибирского казачьего войска с 1582 по 1908 гг.» высказывает, что сибирское казачество в начале XIX века стало для русских властей сделалось в Сибири «всем тем, что ему угодно было», казаки стали «и охранителями линий, и верными конвоирами всякого рода правительственных ученых и торговых экспедиций внутрь Азии; мощной регулярной единственной тогда в Сибири военной силой на случай боевых столкновений» [30, с.33]. Оправдывая участие сибирских казаков в карательной политике царского правительства, Г.Е. Катанаев пишет: «На долю казачьи отрядов, высылавшихся в степь один за другим, выпала почетная роль усмирителей всех взбунтовавшихся» [30, с.36]. Особым подвигом считал историк разгром отрядами сибирских казаков «мятежные скопища» Саржана и Кенесары Касымовых. «Со второй четверти XIX века, - сообщает далее автор, - сибирским казакам пришлось снова выступать в качестве первых русских колонизаторов после того, как киргизская степь через них уже была объявлена нераздельной частью России» [30, с.37].

Подобных взглядов придерживались Н.Г. Путинцев и Ф.Н. Усов. Первый четко показал роль сибирских казаков в осуществлении стратегических целей Российской империи: «служебное значение казачества заключается в охранении окраин Русского государства от нападений соседних народов и в расширении его пределов путем военной колонизации; сибирские казаки были первыми проводниками русской государственности и культуры на наших азиатских окраинах» [6, с.1].

В отличие от Н.Г. Путинцева Ф.Н. Усов считал, что на сибирских казаках в первую очередь лежала задача подавления антиколониальных выступлений казахского населения. Обращая особое внимание на сложную внешнеполитическую обстановку Российской империи в начале XIX века, Усов Ф. пишет: «Россия стягивает боевые силы на западную границу государства на случай борьбы с Наполеоном, поэтому стоявшие на пограничных сибирских линиях полевые полки стали выводиться из Сибири, и линейное казачье войско, оставшись в 1812 году единственной кавалерией в Западной Сибири, приобретает значение в этом крае важнейшего орудия в руках правительства и сибирской администрации для умиротворения киргизских степей» [57, с.16].

Знаменитый русский ученый, этнограф, публицист, путешественник Г.Н. Потанин в своих трудах «Реформы в сибирском казачьем войске» [48], «Сибирские казаки» [49], «Заметки о сибирском казачьем войске» [47] во второй половине XIX века, затрагивает вопрос взаимоотношений казачества с коренным населением с либерально-демократических позиций. Г.Н. Потанин видит дружбу и хозяйственно-бытовое сотрудничество между коренным населением и сибирским казачеством.

Отдельные аспекты истории линейного сибирского казачьего войска затронуты М. Венюковым в его обобщающем труде «Опыт военного обозрения русских границ в Азии», изданном в Санкт-Петербурге в 1893 году. В указанной работе историк не обошел вниманием тот факт, что сибирские казаки стали главной опорой российского правительства в проведении внешнеполитических акций. Так, М.И. Венюков пишет: «По представлению генерал-губернатора Сперанского, решено было фиктивное подданство тамошних киргизов обратить в действительное, и с этой целью в центры проектированных им округов устроить укрепления», в которые высылались «с линии гарнизоны казаков». Но поскольку «содержание их по отдаленности от линии стоило дорого, то мало-помалу сибирские власти пришли к мысли заселять в степи казаков» [17, с.12].

В целом, роль казачества оценивается М.И. Венюковым как резко негативная. Сыграв решающую роль в колонизации, казаки вели себя как завоеватели, и они виновники разорения казахов, - считал он. М.И. Венюков, пожалуй один из немногих авторов XIX века, открыто признававших антинародную сущность политики царского правительства, захватнический и грабительский характер завоевания Сибири. Так, в отличие от многих исследователей XIX столетия, характеризовавших одного из известных предводителей национально-освободительного восстания Кенесары Касымова как явного мятежника, а его действия как «хищнические», М.И. Венюком считал, что в результате военных мер России по отношению к Казахстану в степи «образовалось правильное восстание под предводительством умного и предприимчивого Кенесары Касымова» [51, с.13].

Много сведений о военной истории Сибирского линейного казачьего войска содержит работа Н.А. Симонова «История Сибирского казачьего № 1-го Ермака Тимофеевича полка» (1893) [8].

В отличие от других авторов, Н. Симонов указал точную дату начала миграции сибирских казаков на территорию Казахстана (1824 год).

Отдельные фрагменты истории Сибирского казачества содержатся также в работе Н. Красовского «Материалы для географии и статистики России» [38], и в статье «Обзор регулярных войск в Российской империи» [45].

Судя по данному краткому историографическому образу трудов у авторов прошлого столетия, можно отметить, что в XIX веке интерес русского общества к истории Сибирского казачества был весьма повышенным.

В исследованиях XIX - начала XX вв. ставился вопрос о значении и месте сибирских казаков, сыгравших решающую роль в присоединении южной Сибири и Казахстана к Российскому государству и активно участвовавших в укреплении позиций Российской империи и данных регионах. Сибирское казачества явилось именно тем сословием, которое без каких-либо колебаний исполняло любую волю правительства в его внешнеполитических устремлениях. Поэтому в историографии дореволюционного периода за сибирскими казаками однозначно была принята роль первых завоевателей Сибири и колонизаторов казахских земель.

Разумеется, к трудам авторов дореволюционного периода необходимо подходить критически, так как написанные в духе дворянской или либерально-буржуазной концепции, эти работы отражают не всегда объективные взгляды авторов на политику царизма в Казахстане. Так, в исторической литературе прошлого столетия прочно утвердилась концепция, оправдывавшая жестокий характер завоевания царским правительством Западной Сибири и Казахстана в начале XIX века. Многие авторы усердно доказывали, что российское правительство было вынуждено прибегать к крайним мерам в целях защиты границ государства. Подобный анализ нашел отражение и в оценке действий сибирских казаков в их отношении к местным народам, довольно часто можно встретить суждения о «героических подвигах» казаков, сумевших усмирить кочевников.

С другой стороны, сибирское казачество оказалось жертвой политики царизма, оказавшись в его руках слепым орудием осуществления стратегических задач империи. Не все труды прошлого построены на тщательном изучении архивного материала, многие носят описательный характер, отдельные дублируют друг друга. Тем не менее, все они сохраняют ценность и представляют обширный фактический материл, позволяющий нам самим понять многие стороны истории Сибирского казачества [7, с.36-37].

В Советский период в исторической науке преобладало мнение, что колонизация казахских земель российским правительством не проводилось. Утвердилось положение добровольного присоединения всех трех казахских жузов. Большинство работ в этот период были посвящены взаимодействию пришлого инонационального населения с коренным населением, размещение пришлого населения, его хозяйственная деятельность и т.д. Например, работа Апполовой Н.Г. «Хозяйственное освоение Прииртышья в конце XVI - первой половине XIX вв.» [5], работа Алексеенко Н.В. «Население дореволюционного Казахстана» [4], труд Бекмахановой Н.Е. «Формирование многонационального населения Казахстана и Северной Киргизии: последняя четверть XVIII – 60-гг. XIX» [13] и т.д.

Здесь, прежде всего, необходимо отметить монографию Е. Бекмаханова «Казахстан в 20 - 40-е гг. XIX века» [12]. В данной работе автор показал колониальный характер политики царизма, результатом которого было ухудшение положения казахов, роль казачества в подавлении национально-освободительного восстания под руководством Кенесары Касымова.

После обретения независимости Республики Казахстан казахстанским ученым открылась возможность по-новому пересмотреть исторический период XVIII – начало XX вв. Переосмысливались многие научные постулаты и догмы, формировавшиеся более чем полвека, в научные изыскания стали проникать запрещенные в советский период методологические подходы

Фундаментальный труд М.Ж. Абдирова – монография «История казачества Казахстана» [1] содержит сведения об образовании Сибирского казачьего войска, его характере и нравах, отношении казачества к коренному населению Казахстана, о подавлении сибирским казачеством национально-освободительных восстаний казахов. В этой работе обосновываются новые положения и методологические выводы.

Труд Т.А. Инсебаева «Очерки истории Павлодарского Прииртышья» [25] В данной работе содержатся сведения о формировании сибирского казачества, административном положении войска, колониальных мероприятиях царского правительства, приведены статистические данные.

Монография К.Ж. «Нурбаева Сарыарка до и после колонизации (с древних времен до середины XIX века)» также затрагивает некоторые вопросы казачьей колонизации [44]. В данной работе раскрывается роль природно-географического фактора в совокупности с экономическими, политическими и демографическими факторами в процессе колонизации. На первом плане стоит историко-географическая проблема, которая предполагает рассмотрение исторических предпосылок, особенностей и последствий колонизации, в частности, экономической колонизации с точки зрения природно-географического фактора.

Кандидатская диссертация Борсукбаевой А.М. «Колонизаторская политика царизма в казахских землях в XIX – нач. XX вв. (на материалах северо-восточного Казахстана)» раскрывает военную политику и основные цели царизма при создании Сибирского казачьего войска. Показана роль казачества как верного служителя самодержавию в колонизационной политике [14].

Кандидатская диссертация Аубакировой Х.А. «Участие сибирского казачества в подавлении национально-освободительного движения казахского народа под предводительством султанов Саржана и Кенесары Касымовых (1824-1847 гг.)» показывает казачество как слепое орудие русского самодержавия в подавлении национально-освободительных восстаний казахского народа [9].

Докторская диссертация Кабульдинова З.Е. «Казахи внутренних губерний Российской империи во второй половине XVIII – нач. XX веков (историко-географический аспект)» раскрывает административную, аграрную политику царизма, показывает угнетающее положение казахов на внутренних округов, их притеснение и эксплуатация сибирским казачеством [26].

Кандидатская диссертация Прохорова И.Р. «Проблемы исторической географии Северо-восточного Казахстана во второй половине XVIII – начале XIX вв. (1758 - 1822)» содержит доводы об аграрной политике царизма, следствием чему было тяжелое положение казахов. Большие нарезания земель сибирским казакам приводило в бедствие казахские хозяйства. Также в диссертации затронута проблема историко-георгафической особенности Сибирского казачьего войска, раскрывается характер и нравы (беспечность) сибирских казаков [53].

2.2 Происхождение казачества

Одно из самых ранних упоминаний термина «казак» в мусульманских источниках относится к 1265 году со значением «бехдомный», «бесприютный», «скиталец», «изгнанник». Для обозначения образа жизни вольного казака было образовано понятие «қазақылдық» в смысле «казакование» или «казачествование». Под казаками в кочевом обществе понимали наиболее сильных, смелых, выносливых, физически закаленных, предприимчивых и воинственных людей, которые выделялись из общей массы населения и жили отдельно, военно-кочевыми отрядами во главе со своими вождями-атаманами.

Тюркское происхождение термина «казак» и мнение о тюркских корнях российского казачества придерживались и многие исследователи. В. Даль писал, что слово «казак», вероятно, происходит от среднеазиатского «скитаться», «бродить» [21, с.72-73]. Востоковед В. Бартольд также утверждал, что этот термин тюркского происхождения и означает «разбойник», «мятежник», «авантюрист», хотя нет его достоверного этимологического объяснения. В Россию, считал он, это слово впервые попало в эпоху владычества монголо-татар и употреблялось во многих значениях, в том числе социальном и военном. Ученый говорил, что казаками считали различных претендентов на престол, которые вели жизнь искателей приключений. Казаками также считали часть народа, отделившуюся от своего государя или соплеменников [11, с.535]. В.В. Радлов одним из значений термина «казак» также считал человека вольного, независимого, искателя приключений, бродягу, ловкого наездника и выводил из него такие определения, как «казакчи» - разбойник, «казакана» - вести себя так, как свойственно вольному, степному человеку, «қазақылдық» - приключение, странствование (вольного, степного рыцаря, то есть специфический образ жизни кочевника - номада); «казаклук» - предводитель шайки разбойников, то есть главарь или атамана себе подобных казаков, ведущих военно-богатырский образ жизни [55, с.364-367]. Чокан Валиханов, исследовавший проблемы этногенеза казахского народа, писал, что «казачество началось и развилось в Азии и перешло к русским от татар… Имя казак… в то время имело значение довольно почтенное и означало возвышенность духа, здравость, соответствовало европейскому рыцарству» [2, с.19]. Дореволюционный военный историк М.И. Иванин писал, что казаки – это «легкие войска в монгольской армии» и что так называемые «киргиз-кайсаки» составляли эти самые войска [2, с.19].

Казачий историк Ф. Стариков говорил также, что слово «казак» «чисто татарское» и первоначально означало вольного, бездомного бродягу, а потом - низший род воинов, набранных из бродяг [2, с.19].

Исследователь казахской степи Ф.А. Щербина был уверен, что хотя вопрос о происхождении казачества нельзя считать окончательно решенным, тем не менее слово «казак» не русского происхождения, а тюркского корня и «взято из киргизского языка…слово «казак» означает молодец… в названии «казак» остались несомненные следы заимствования русскою народностью от народности тюркской чего-то уже готового, сложившегося. С этим фактом приходится мириться». И далее пишет: «В порядке исторической последовательности татарские казаки предшествовали русским или точнее южнорусским» [70, с.18-19].

Кочевники появились в степях Причерноморья в эпоху Великого переселения народов, с IV в. н.э. Вначале это были гунны, затем авары и болгары, хазары, Угры, а с начала X в. – печенеги или кангары. Русские князья, сами вчерашние варяги-наемники, активно использовали новых соседей в междоусобной борьбе, самый ранний случай привлечения кочевников-печенегов неким киевским князем зафиксирован в Епатьевской летописи под 980 г. Так зародилось наемничество – воинская служба вождей отдельных кочевых орд русским князьям в период феодальной раздробленности. Из истории Киевской Руси известны 34 таких случая. Некоторые печенежские ханы со своими улусами уходили из кочевий и добровольно поступали на русскую службу, крестились и принимали христианство. Так, в 991 году вступил в православную веру хан Кучуг, который служил князю Владимиру «чистым сердцем», за что его любили и почитали сам князь, митрополит и бояре. В глазах же свих сородичей в степи они были традиционными «казаками», то есть людьми, отколовшимися от них и ушедшими служить новым хозяевам. Киевские князья охотно принимали на воинскую службу тюрков-кочевников, высоко ценя их боевые качества, и, формировали из них легкую конницу в своих дружинах.

В начале XI века в причерноморские степи из-за Волги хлынули новые кочевые племена, известные под собирательным названием торки, или гузы. Изгнав печенегов в прежних кочевий, они побудили их искать новые земли. Часть печенегов ушла за Дунай, в Византию, а остальные осели в юго-восточных районах Киевской Руси, где несли сторожевую и пограничную службу первоначально на правах федератов, затем русских князей [2, с.27-28].

Господство торков было кратковременным: их вытеснили и разгромили новые кочевники – кыпчаки (половцы). Часть торков ушла в Византию и Панонию, другие же прикочевали к границам Южной Руси и обратились за покровительством к киевским князьям, которые принимали их на службу в качестве военного сословия. Им выделяли земли на пограничных со степью территориях, в Верхнем Побужье и Поросье, у рек Десна, Остра, Сулла и Стугна, вблизи Переяславля, где они постепенно оседали, имели даже свои городки (Торчин, или Торческ, Канев, Юрьевск), в качестве платы прикрывая юго-восточные рубежи Руси на половецком - опасном направлении. Выгода была обоюдной: кочевники охраняли Киевскую Русь от набегов кыпчаков, с другой - сами находились под защитой русских дружин, приходивших на помощь в борьбе с общим врагом. Археологические раскопки курганов в Поросье показали, что в подавляющем большинстве они принадлежат кочевникам – печенегам и торкам (гузам) и датируются XII - началом XIII вв. [2, с.28-29].

В середине XII в. поросские кочевники объединились в тройственный союз (печенегов, торков и берендеев), который получил название «черные клобуки», данное по чисто внешнему признаку – характерному головному убору. Главной военно-политической силой этого образования являлись берендеи, кыпчакский род «баяндуры». Кроме них в черноклобуцкий союз входили также ковуи, турпеи, каепичи, бастии, могуты, татраны, шельбиры, топчаки, ревуги, ольберы и другие роды, кланы и фратрии, этнически близкие племена. Они на границах русской земли и степи несли сторожевую службу, выполняли фактически казачью воинскую службу, активно участвовали как в междоусобной борьбе князей, так и в их походах в глубь степи против половцев, имели большое влияние на Руси [2, с.29-30].

Все это дало основание историку П.В. Голубовскому считать, что Русь в лице союзных ей кочевников приобрела легкое, подвижное войско, а другой ученый И. Самчевский прямо писал, что черные клобуки явились «одним из элементов казачества», которое вело сове происхождение от времен еще Киевской Руси. Н.М. Карамзин также указывал, что «торки и берендеи, называясь черкасами, назывались и казаками». И вскоре они «под именем козаков составили один народ, который сделался совершенно русским, тем легче, что предки их, с десятого века обитая в области киевской, уже сами были почти русскими». Таким образом, заключает ученый, «козаки образовали воинскую христианскую республику в южных границах Днепра», то есть запорожских казаков.

Поросье, как и все южное и восточное порубежье Руси, было контактной этнической зоной, где длительное время шел активный процесс взаимоассимиляции славян и кочевников (печенегов, торков, берендеев, половцев – кыпчаков и др.). Кочевники долго сохраняли свои первичные бытовые и хозяйственные формы существования, в то же время втягиваясь постепенно в жизнь Киевской Руси, изменяли свою экономику, переходя от кочевания к оседлому пастушеству, с использованием укрепленных городков. Поэтому вполне справедливо утверждение С.А. Плетневой о том, что в Поросье начал складываться быт, характерный впоследствии для казачества. За 600 лет эволюции тюркские кочевники-казаки трансформировались в запорожских (украинских) казаков, утратив свой хозяйственный тип, религию, но сохранив в быту различные диалекты кыпчакского языка, смешанного с русским, многие традиции, обычаи, одежду, характерные черты внешнего облика: бритую голову, широкие шаровары, чуб-оселедец, или айдар по-тюркски и пр. [2, с.32].

Преимущественно на тюркской основе формировалось и донское казачество. По Н.М. Карамзину, оно оставлено из людей, «говорящих нашим языком, исповедующих нашу веру, а в лице своем представляющих смесь европейских народов с азиатскими чертами; людей, неутомимых в ратном деле, природных наездников и кочевников… упрямых, своевольных, хищных. Нет сомнения, что они же назывались прежде азовскими казаками… Происхождение их не весьма благородно: они считались не российскими беглецами» [2, с.32]. Мурад Аджи прямо указывает, что донские казаки – это потомки половцев-кыпчаков, или куманов, так как резко отличаются от других славянских народов своим антропологическим типом и сильно похожи обличьем на степняка (например, на кумыков, одним из потомков половецкого народа) [2, с.32].

Большинство ученых (М.Э. Аджи, А.А. Гордеев, Л.Н. Гумилев, Р.Г. Скрынников и др.) также считают, что казачество, в том числе и донское, сложилось в результате взаимоассимиляции половцев и славян при бесспорном доминировании первых, которые как представители более сильной степной культуры, носители более устойчивого образа жизни оказали огромное влияние на формирование казаков в культурном, языковом, хозяйственном и военном отношении. Поэтому вполне правомерен вывод о том, что славянские казаки – это на самом деле тюркские кочевники-казаки, только сменившие конфессию и некоторые черты хозяйства в ходе длительной исторической эволюции и контактов с оседлым славянским населением, но сохранившие традиционный быт и военно-демократическую организацию общественного устройства. Тюрко-славянские казаки, сменив лишь религию, сохранили практически в неприкосновенности свои этномаркирующие показатели. На Дону, Днепре, Тереке, Яике и других местах складывались своеобразные культурно-этнические автономии казачьих общин, этнокультурная характеристика которых была чрезвычайно близка к классической тюркской (быт, язык, хозяйство, обряды, традиции, вооружение и воинское искусство, одежда и пр.), хотя по религии они были уже православными [2, с.36].

Достоверно известно, что первым донским казачьи атаманом был некий Сары-Азман, а в сподвижниках у него ходили казаки Ермак, Кабан, Татара, Шадра, Черкасс и другие, люди явно тюркского или смешанного происхождения. В XV-XVI вв. в южных степях проживали вольные казаки – азовские, астраханские, белгородские, гребенские, крымские, ногайские, перекопские и пр. В этом казачьем этносе первоначально преобладал, безусловно, тюркский элемент, поэтому и атаманы избирались из их среды.

Историк XIX века А. Рихтер, исследовавший влияние Орды на Русь, пришел также к выводу, что казаки «должны своим происхождением татарам… самое слово «козак» есть татарское слово». Казаки носили оружие и уборы восточных народов, сражались как кочевники, действуя стрелами и копьями. А женщины-казачки «говорили между собою наиболее по-татарски», то есть бытовым языком на Дону вплоть до XVIII века оставался кыпчакский (или кумыкский).

Живя между кочевниками, казаки перероднились с ними и усвоили обычаи, образ жизни и нравы кыпчаков. Любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты казака. «Казак большую часть времени проводит на кордонах, в походе, на охоте или рыбной ловле. Он почти не работает дома. Пребывание его в станице есть исключение из правила – праздник, и тогда он гуляет». (Л.Н. Толстой «Казаки»)

Сравним эти слова писателя с образом жизни кыпчаков. Большинство домашних работ в кочевом ауле, как зимой так и при перекочевках, выполнялись женщинами. Это катание войлока, обработка шкур, пошивка меховых и кожаных изделий, изготовление ковров и паласов. Подростки и женщины пасли скот, ставили юрты, разбирали их, доили скот, готовили пищу. Мужчины кочевого общества охраняли скот, упражнялись в стрельбе, охотились на зверя и птицу. Главная обязанность мужчин состояла в охране семьи и имущества, в ведении войны.

Эту особенность военизированного кочевого общества подметил путешественник по Дешт-и Кыпчаку посол Папы Иннокентия IV в Монголию (1245-1247 гг.) францисканский монах из Перуджи Плано Карпини: «мужчины вовсе ничего не делают, за исключением стрел, а также имеют отчасти попечение о стадах… Но они охотятся и упражняются в стрельбе… Жёны их все делают: полушубки, платья и башмаки, сапоги и все изделия из кожи, также они правят повозками и чинят их, вьючат верблюдов и во всех своих делах очень проворны и споры» [24, с.146-147].

«Многое переняли русские казаки от своих тюркских предков и в военной области. Знаменитая казачья «лава» не что иное, как стремительная, словно степной ураган, атака в конном строю кочевых воинов-тюрков и монгол. Тюрки первыми в Центральной Азии освоили мощное оружие конного воина – саблю, которая затем была взята на вооружение всеми армиями мира. А казачья шашка получила свое название от «шешке» - оружия древних половцев-кыпчаков и горских племен».

В гениальной повести «Тарас Бульба» Н.В. Гоголь широко использует тюркские слова, перешедшие казачеству в наследство от кыпчаков, такие как: козак, бейбас, бас, сабля, нагайка, табун, есаул, байрак, гайда, амбар, тулуп, шаровары, палаш, очкур, казакин, кобеняк, кабак, кош, кошевой, султан, курень, атаман, байбак, камыш, табор, аршин, епанча, казна, казан, кафтан, яр, жупан, буланый, аргамак, аркан, вьюк, булат, и др. Ученые-филологи тюркские лексические заимствования в славянских языках называют тюркизмами. Вот некоторые тюркизмы в военной лексике: кошевой, казак, гайдук, гаймак, улан, ватага, шашка, гурда, кинжал, чекан, кистень, палаш, тюфяк, кольчуга, куяк, юмшан, табор, барабан, елмань, джигитовка, доломан, чакчири, кивер, мисюрка, шишак, еловеи, мишень, чека, темляк, фитиль, каланча, кобура, набат.

«Целый ряд обозначений наиболее общих понятии военного дела получен от древнетюрских языков. Такие, как – «воин», «боярин», «полк», «труд», (в значении «война»), «охота», «облава», «чугун», «железо», «булат», «алебарда», «топор», «молот», «сулица», «рать», «хоругвь», «сабля», «кметь», «колчан», «тьма» (10 тысячное войско), «ура», «айда». Они уже не выделяются из словаря, эти обкатанные в веках невидимые тюркизмы. Лингвисты замечают лишь позднейшие, явно «неродные» включения: саадак, орда, бунчук, караул, есаул, атаман, кош, курень, богатырь, бирючь, жалав (знамя), снузник, колымага, алпаут, сурчан и т.п.»

До сих пор потомки казаков используют такие термины, относящиеся к коневодству, как лошадь, кобыла, мерин, аргамак, бахмет, маштак, битюг, карабаир, лошак, тавро, табун, кумыс, тебенек, аркан, торба, нагайка, камча, колымага, сани, вьюк, тарантас, тебеневка, туша, арчак, чепрак, бастрык, баз, чумбур, укрюк, хомут, дуга, тырла, отава, косяк, гурт, папаха, бурка, казакин, башлык, кибитка, которые также являются тюркизмами и проникли в славянские языки в результате контактов с кыпчаками [24, с.148-150].

2.3 Формирование Сибирского казачьего войска

2.3.1 Состав и численность Сибирского казачьего войска

Армия Российской империи в XVII- начала ХХ вв. делилась на регулярные и иррегулярные войска.

Под регулярными (средне-век. лат. regularis «правильный») войсками понимаются постоянные армии, имеющие штатную организацию, форму обмундирования, установленный законом и уставами порядок комплектования и прохождения службы [36, с.69].

Иррегулярные (средне-век. лат. irregularis «неправильный») войска не имели единой и постоянной организации, отличались от регулярных войск системой комплектования, прохождения службы. В России это были казачьи войска [36, с.108].

Сибирское казачье войско отличалось от других тем, что оно образовалось не на добровольном формировании казачьей общины (как, например, Донское казачество), а оно создавалось «сверху», иногда даже на принудительной основе.

В начале XIX века сибирское линейное казачество выполняло функции вспомогательных иррегулярных частей в составе войск Сибирской инспекции, где главную роль играли регулярные полки. По данным на декабрь 1800 года, на линиях несли службу 2884 казака, а в случае начала военных действий их штатная численность должна была увеличиться до 5944 человека. Однако, по мнению инспектировавших линию штатных чинов, боевая и строевая подготовка казачьих частей являлась «малоудовлетворительной», оружие было признано «ветхим и невыгодным», а большая часть строевых казачьих лошадей – неприспособленной к службе. Созданное еще в 60-х годах XVIII века, линейное казачество до сих пор не имело законодательно утвержденного статуса [59, с.5].

Казачьи войска и команды подчинялись местному военному начальству. Функции войскового атамана были весьма ограниченными. Служба до старости, «доколе в силах». В связи с дефицитом людей верстали не на свободные штатные вакансии, а по достижении совершеннолетия. Из-за обременения служебными нарядами роль жалованья возрастала, а побочных хозяйственных промыслов – падала. Казак самоснаряжался на службу за счет жалования. На Сибирской линии в 1801 году было 6051 человек, размещавшихся в 124 крепостях и селениях. Характерно, что никаких «законодательных постановлений об организации порядка управления казаками Сибирской линии не было» [58, с.132].

1808 года Августа 19. Войско, по новому положению об его образовании, названо «Линейное Сибирское казачье войско» и впервые получило правильное военное устройство в составе: 10-ти отделов мирного времени, которые в военное время преобразовывались в 10 - Сибирских линейных казачьих конных полков № 1-го - № 10-го, и двух конно-артиллерийских рот [28, с.271].

В 1797 году был издан указ, согласно которому казачьи дети должны были верстаться на службу. Таким образом, центральная и местная власти, принимая меры к устройству казачьей семьи, накладывали заранее руку на ее мужское потомство. С другой стороны, этот указ закладывал основы казачьей сословной касты, вступить в которую мог любой мужчина, годный к несению воинской службы, но порвать с нею он не имел права. Этот указ был подтвержден Высочайше утвержденным положением 19 августа 1807 года о Сибирском линейном казачьем войске и новым положением 5 декабря 1846 года, где было сказано, что «поступивший в казачье сословие остается в нем на вечно с потомством своим». Этот указ распространялся не только на рядовых казаков, но и офицеров казачьего происхождения и их детей, а также на переводчиков и толмачей, окончивших Омское азиатское училище, даже если они в данный момент находились на гражданской службе [41, с.110].

Формирование сибирского казачества, ядром которого стали казаки Сибирских пограничных линий, происходило путем его естественного и механического прироста, хотя соотношение этих источников не было постоянным. До середины 1840-х годов преобладал естественный прирост, не превышавший 1% в год. Дополнительным источником «приумножения» войска по Положению 1808 года являлось добровольное зачисление в его состав казахов и калмыков. Обязательным условием их обращения в казаки было не только крещение, но и «неприписанность ни в какой род жизни», то есть в крестьянское или мещанское сословие. Несмотря на заинтересованность в увеличении численности линейного казачества, войсковое начальство нередко отказывало желающим вступить в казачье сословие, и, в первую очередь, представителям податного населения, так как закон не предусматривал подобных перечислений. Исключения были крайне редки и допускались только с Высочайшего повеления. В эти годы принудительное обращение в казаки происходило лишь дважды: в 1813-1814 гг. и в 1831-1834 гг., когда на основании Высочайших повелений войско пополнилось несколькими сотнями военнопленных поляков. Накануне реформы войска 1846 года численность сибирского линейного казачества составляла около 48 тыс. человек.

Со второй половины 1840-х годов резко возрастает роль «искусственного увеличения численности казачьего населения за счет массовых, как добровольных, так и принудительных зачислений, которое в отдельные годы становилось главным источником пополнения сибирского казачества. Если в основе первого массового зачисления крестьян в Сибирское войско (1946 г.) лежало стремление местных властей несколько ослабить напряженность службы и создать единый массив войсковых земель, то в дальнейшем (1849-1851, 1856, 1858-1860 гг.) подобные мероприятия проводились, главным образом, с целью военно-хозяйственной колонизации Казахской степи. К 1861 году численность казачьего населения Сибирского войска достигла 93 тыс. человек, более ¼ из них составляли бывшие государственные крестьяне.

Последний случай принудительного зачисления в сибирское казачество произошел в 1861 году в ходе неудачной попытки включения в войско западно-сибирских городовых казаков. Этой мерой генерал-губернатор Западной Сибири Г.Х. Гасфорд пытался решить проблему комплектования городовых казачьих полков и наделения их землей. В войсковое сословие вошли также крестьяне Канонировской волости Семипалатинского уезда. Темпы естественного прироста в эти годы оставались невысокими (в среднем 1,24%), что было связано с высоким уровнем смертности, особенно детской. К концу 1866 года численность сибирского казачества увеличилась до 109 тыс. чел.

Образование из части сибирских казаков Семиреченского войска (1867 г.), упразднение бывших городовых казаков (1868 г.), исключение из войскового сословия бывших крестьян Канонировской волости (1871 г.) уменьшили численность сибирского казачества почти на 25 тыс. чел. С 1872 года естественный прирост вновь стал доминирующим. В 1870-е гг. при среднегодовом общем приросте в 1,63% он составлял 1,58%. Однако войско нуждалось в более высоких темпах роста казачьего населения: вскоре после принятия нового закона о военной службе (1880 г.) выяснилось, что для укомплектования частей по штатам военного времени не хватало более 1800 казаков строевого разряда. Но лишь немногие из переселенцев в Казахскую степь соглашались вступить в казачье войско. В 1880-х – первой половине 1890-х гг. механического прироста сибирского казачества не наблюдалось вовсе. Напротив, число покидавших войсковое сословие превышало число зачислявшихся в него, что было связано с жестокими неурожаями и появлением у некоторых категорий казаков возможности легально выходить из войска. При увеличении естественного прироста казачьего населения до 1,7 % его общий прирост в 1880-е гг., составил лишь 1,52%.

Таблица 1 - Население в Сибирском казачьем войске

Таблица 2 - Размещение населения Сибирского казачьего войска

в конце 60-х годов в XIX века

В 1890-е годы, с началом массового переселения в Степной край, количество желавших вступить в ряды сибирского казачества заметно возросло. Пока в войске сохранялось относительное многоземелье, в его состав зачислялись целые группы переселенцев. Но с начала XX века войсковая администрация уже не имела возможности обеспечить полными 30-десятинными наделами даже своих казаков, и потому в большинстве случаев была вынуждена отказывать потенциальным переселенцам.

В 1900-1915 гг. среднегодовой общий прирост сибирских казаков вырос до 2,33%. Темпы их естественного прироста составляли 2,13% и по-прежнему сдерживались высокой смертностью, связанной с неурожаями, отсутствием в станицах необходимых санитарных условий, низким уровнем медицинского обслуживания. К 1916 году численность сибирского казачества достигла почти 172 тыс. человек (примерно 3,9% от общего числа казаков Российской империи) [3, с.15-16].

В 1822 году в первом казачьем полку, к которому относились редуты Сибирский, Песчаный, Крутоярский, крепость Кабанья, редут Екатеринский, насчитывалось 3317 казаков мужского и женского пола.

Во втором казачьем полку – редут Островной, крепость Пресновская, редуты Новорыбинский, Кладбинский, Сенжарский, крепость Становая, редут Гагарий – проживало 3403 казаков обоего пола.

В третьем – редуты Новокаменский, Кривозерный, крепость Петропавловская, редуты Новобишкульский, Плоский, Камышловский, крепость Полуденная – 3235 казаков обоего пола.

В четвертом – редуты Гангкный, Медвежий, Чистый, крепость Лебяжья, редут Лосев, редут Соленоозреный, крепость Николаевская, редут Волчий, крепость Покровская, редут Курганский – проживало 3135 казаков обоего пола.

В пятом – редуты Степной, Мельничный, крепость Омская, редуты Черемуховский, Усть-Зоостровский, форпост Ачаирский, редуты Покровский, Изылбашский, Соляной, Елизаветенский, форпост Черлаковский, редут Атмасский – проживало 3503 казака обоего пола.

В шестом – редуты Татарский, Урлютюрбский, Башмачный, крепость Железинская, редуты Пяторыжский, Бобровский, форпосты Осьмерыжский, редуты Качировский, Песчаный, Пресный, форпост Чернорецкий, редут Черноярский, форпост Коряковский, редут Григорьевский – проживало 2923 казаков обоего пола.

В седьмом – редуты Подстепной, Егорьевский, крепость Ямышевская, редут Черный, форпост Лебяжий, редуты Подпускной, Кривой, редут Семиярский, редуты Грачевский, Известковый, Черемуховский, Глуховский, Старосемипалатинский, крепость Семипалатинская, редут Озерный – проживало 2519 казаков обоего пола.

В восьмом – редуты Ульбинский, Талицкий, форпост Шульбинский, редут Пьяноярский, форпост Ябинский, редут Барашевский, редут Уваровский, крепость Усть-Каменогорская, форпосты Феклистовый, Красноярский, редуты Северный, Александровский, Березовский, крепость Бухтарминская, редуты Вороний, Черемшанский, Малонарымский – проживало 2529 казаков обоего пола [52, с.83-84].

Сибирское казачество, как и казачество других войск, не было этнически однородным. Кроме восточнославянского компонента (русских, украинцев, белорусов) в его состав входили тюрки (татары, казахи), мордва и другие.

До середины 1840-х годов сибирское линейное казачество было почти исключительно русским: немногочисленные казахи, калмыки, поляки, входившие в войсковое сословие отдельными или небольшими группами, достаточно быстро ассимилировались в русской этнокультурной среде. Этническая структура казачьего населения войска стала более сложной в результате массовых зачислений крестьян (1846-1851 гг.). К концу 1870-х гг. русские составляли более чем 84% сибирских казаков (78871 чел.) В Омском, Атбасарском, Акмолинском, Усть-Каменогорском, Каркаралинском уездах, Зайсанском приставстве, на Бийской линии казачье население было исключительно русским. В других уездах русские среди казаков составляли абсолютное большинство (Петропавловский – 94,5%, Павлодарский – 99,8%, Семипалатинский – 99,5%). Лишь в Кокчетавском уезде это большинство было относительным – 1/3 [3, с.17].

В декабре 1808 года генерал Глазенап приказал войсковому атаману Телятникову принять меры по привлечению казахского населения, проживающего с внешней стороны линии, на внутреннюю сторону для образования оседлых поселений имея в виду их последующее заселение и зачисление в состав войска. Привлечению казахов к службе в войске уделялось серьезное внимание. Объяснялось это не только недостатком людей, но и политическими мотивами. Положение 1846 года вновь подтвердило что войску дозволяется принимать в свое сословие «киргизов Сибирского ведомства».

Другим из источников пополнения сибирского казачества было так называемое необязательное зачисление в казаки. По положению 1846 года казахам и разночинцам было запрещено селиться в казачьих станицах. Если же они хотели остаться в поселке, то должны были зачислиться в казачье сословие [35, с.110].

На первый взгляд действительно кажется, что численность казахов в сибирском казачьем войске была незначительной. Однако Г.И. Успеньев считает, что официальная статистика сильно занижала их численность. Так, из 3460 человек, значившихся в формулярных списках за 1831 год, у 61 человека в графе «из какого сословия» написано «из новокрещенных киргиз», что составляет примерно 2% от общего числа казаков. В этих же списках указаны имена детей крещенных казахов, находившихся на службе. У этих детей в графе о сословии стоит одинаковая со всеми запись «из казачьих детей». Следовательно, считает Г.И. Успеньев, количество казахов в составе Сибирского казачьего войска надо увеличить, по меньшей мере, вдвое [10]. Он же отмечает, что «принятие христианства, русских фамилий и имен, женитьба на русских женщинах, жизнь среди русского населения… приводили к тому, что казахи в составе Сибирского казачьего войска теряли национальную специфику культуры и быта, постепенно сливались с русским казачьим населением. Вот почему уже к концу XIX века их почти и не числилось в войске» [65].

Однако были казахи, не входившие в казачье сословие, но которые числились в Сибирском казачьем войске и имели чины. Например, Секербай Малкелдіұлы - глава Жанғозы-Айдабольской и Айдабольской волостей, заседатель Баянаульского приказа, с 1833 года служил есаулом, хорунжим, сотником в Баянаульском внешнем округе [62, с.123]. Аға султан Баянаульского внешнего округа Мұса Шорманұлы (1818-1884 гг.) 14 октября 1853 года получил чин хорунжего, 31 августа 1854 года – чин сотника [62, с.147]. Также, заседатель приказа в Баянаульском округе Нөгербек (Нөке) Қазанғапұлы (1812-1882 гг.) 12 апреля 1859 года получил чин хорунжего [62, с.174].

В образованной в 1854 году Семипалатинской области (правобережная часть Иртыша) казачье войско в середине 50 - 60-х гг. XIX века составило соответственно 19468 человек и 42157 человек.

Всего в середине 50 - 60-х гг. XIX века на территории численность сибирских казаков на территории Среднего жуза составила приблизительно 34862 человека [44, с.267].

2.3.2 Структура и служба Сибирского казачьего войска

Сибирское казачество подразделялось на городовых, станичных, приписных и линейных казаков.

Городовые казаки. В первой четверти XVIII века городовые казаки Сибири оставались единственной реальной силой за Уралом.

Городовые казаки всегда находились в составе местной полиции, и потому служба, отправляемая ими по гражданской части, была многосторонняя: они содержали караулы при запасных хлебных магазинах, находились при губернских и уездных властях на посылках, удовлетворяли надобности городских и земских полиций относительно благоустройства хозяйства в городах и по уездам, понуждали рассеянных всюду инородцев ко взносу ясака, содержали караулы при тюремных острогах, имели надзор за ссыльными при казенных работах, сопровождали казенные транспорты, употреблялись в разные должности при винокуренных заводах, при соляных озерах и заводах и исправляли разные другие поручения.

В 1822 году была проведена реформа управления сибирскими землями. В связи с реформой Александра I утвердил несколько Уставов «для управления Сибирских губерний», в том числе и «Устав о Сибирских городовых казаках» (22 июля 1822 г.).

Первым параграфом устава определялось место городовых казаков в губернской инфраструктуре: «Сибирские городовые казаки принадлежат к составу Губернской и окружной полиции и находятся в гражданском управлении». Казаки делились на две группы: 1) полковые, получавшие казенное жалованье и 2) станичные, «…кои имеют прочное домообзаводство и временно отправляя службу в местах их жительства не токмо не получают казенного довольствия, но подсобствуют еще жителям отправлении внутренних повинностей».

По Уставу 1822 году городовые казаки имели широкий круг обязанностей. По делам полицейским в их обязанности входили: 1) ночные полицейские разъезда по городам; 2) поимка беглых в городах и заводах; 3) конвой казенных транспортов; 4) пикеты и разъезда около заводов, фабрик и на частных приисках, в предупреждение побегов ссыльных; 5) препровождение ссыльных на большую дорогу; 6) составление конной стражи на этапах; 7) исправление особенных поручений и разных посылок при лице чиновников, начиная от заседателя земского суда до генерал-губернатора; 8) охрана соляных озер; 9) побуждение к платежу податей, взносов, недоимок и исправлению повинностей; 10) наблюдение за благочинием сельских и инородческих ярмарках; 11) отправление должностей квартальных надзирателей в городах; 12) наблюдение за тишиной в казенных поселениях и на действующих частных золотых приисках для поддержания дисциплины рабочих и прочее.

По хозяйственным делам им поручалось: 1) развозка, хранение и продажа от казны предметов продовольствия в отдаленных горных местах по установленным правилам; 2) сбор податей с инородцев; 3) разные поручения при казенных заготовлениях; 4) разные поручения на заводах, фабриках, на казенных и на частных промыслах по части землемерной и строительной.

Городовые казаки назначались: 1) в пограничные караулы и разъезды, где не устроено особой пограничной стражи; 2) в караулы при казенном имуществе, где не видится или не достаточно внешних команд; 3) вместо почтальонов в случае их недостатка в отдаленных малолюдных краях; 4) в счетчики по казначейству при их недостатке; 5) в тягу лодок по рекам в известных случаях; 6) по особым распоряжениям главного управления употребления в замене воинских команд по обязанностям внутренней стражи.

Численность и функции городовых казаков Сибири менялись в соответствии с меняющейся внутренней и внешней обстановкой. По данным Н.Ф. Емельянова (1991), после 1725 года социальный состав некрестьянского населения Сибири резко изменился, многие служилые люди и их потомки влились в сословие государственных крестьян, а другая их часть вместе с посадскими людьми составила население городов. Оставив в городах казаков как «уездных полицейских чинов», правительство не гарантировало существование их семей за счет жалованья, хотя задержка его выплаты могла поставить казака на грань нищеты. С ликвидацией внешней опасности правительство заметно сократило состав городовых казаков, узнав по штатам 1737 года гарнизоны до минимума. На службе остались лишь те, кто использовался для посылки по уездам, для караулов, в суде и на других службах. В течение XVIII века их численность продолжала сокращаться. В течение 50-х годов XVIII века это сокращение связано с переводом значительной части их на Сибирские укрепленные линии [36, с.110-113].

Беломестные казаки – служилые, специально поселенные при южносибирских слободах и острогах для их военного прикрытия в случае нападения кочевников. Сословие беломестных возникло не в Сибири. Белопомесцы упоминаются в Уложении царя Алексея Михайловича от 1649 года (гл. 19, ст. 39): «А которые тяглые люди белопомесцом тяглые свои дворы, а пишут вместо купчих закладные, и дворы просрочивают, а те люди, кому обеливают…»

В отличие от подавляющего большинства категорий сибирских ратных людей беломестынм казакам не полагалось всех видов жалованья, круг их обязанностей был не так широк, но «за службу» они освобождались - «обеливались» (отсюда и название) от государственных налогов и повинностей и обязательно (причем довольно щедро) наделялись землей.

П.А. Словцов (1886) отмечал, что беломестные казаки служили поочередно в городах и острогах, в свободную неделю жили на участках земли, отводимых им за хлебное жалованье, с лугами для покосов, если желающие этого отвода были из числа конных. П.И. Небольсин (1850) добавляет, что не просившие земель бессемейные (холостые) казаки получали натурой по 24 пуда годового хлебного жалованья [36, с.123].

В Уставе о городовых казаках от 22 июля 1822 года упоминаются станичные казаки, «… кои имеют прочное домообзаводство и временно отправляя службу в местах их жительства не токмо не получают казенного довольствия, но подсобствуют еще жителям в отправлении внутренних повинностей». Такое положение станичных казаков в системе городовых казаков позволяет видеть в них традиционно Беломестных [36, с.125].

Чёрноместные (приписные, записные, выписные) казаки – это крестьяне или посадские люди, мобилизованные на временную службу по охране военной линии, для строительства крепостей или обработки казенных пашен. Черные люди на Руси были известны еще во времена царя Алексея Михайловича, когда часть тягловых людей «стали в кахаки». Институт выписных казаков сформироваться еще в петровские времена. В 1700 год Пётр потребовал, чтобы в Сибири «…не только у служилых, но и у крестьян были пищали, копья и сайдаки были непременно. Если ружья нет покупали бы и на хлеб выменивали. А зимою капитан или поручик их братию, мужиков, воинскому делу учить без оговорки… А около слобод и деревень копали бы рвы и около рвов учинили бы надолбы и всякие крепости и ставили бы караулы».

По определению П.А. Словцова, в Сибири это были казака: а) из податных состояний, добровольно записавшихся в служилое сословие, без исключения из подушного оклада; б) дети или внуки отставных, поселившихся в деревнях без службы и после зачисленные в службе без освобождения от подушного оклада, в какой попали по деревенскому житию, и в) выписные с известного числа душ приграничных деревень. С 1709 года они посылались на оборону границы или в погоню за неприятелями. Службу несли без освобождения от податей. В выписные казаки зачислялись крестьяне пограничных дистриктов, поскольку вооруженных сил там очень не доставало. Эти казаки наряду с выполнением государственных повинностей, выплатой оброка и т.п. обязаны были нети казачью службу по охране границ, строительству крепостей, перевозке продовольствия и прочее.

Общее количество выписных, или «черных», казаков превышало число военных людей, находившихся на линии. По данным Н.Г. Путинцева (1891), в 1751 году их число в Западной Сибири достигло 7700 человек.

Обычно выписные казаки несли службу по очереди. Но в экстренных случаях их в любое время отрывали от работы и посылали на выполнение заданий.

Службу выписных казаков подробно и красочно описал П.М. Головачев (1889). Выписные казаки не получали жалованье и служили «из земли и из травы», то есть земельные угодья, но были обложены, кроме службы, подушными, рекрутскими повинностями. Обязаны были также исполнять подводную гоньбу (перевозку людей и грузов) без оплаты прогонных и поверстных денег. Служба их была разнообразна и тяжела. По данным П.М. Головачева, их назначали на службу в форпосты и на караулы, в разъезды. Занимались они принудительным казенным хлебопашеством. Из них вербовались денщики для чиновников, посыльные в присутственных местах, к винной и пивной продаже (очевидно для наблюдения за порядком), «у заведения башенных часов». Назначались они слесарями, кузнецами и даже в качестве заплечных дел мастеров. Даже во время службы в форпостах выписные казаки не получали денежное и провиантное довольствие и должны содержать не только сами себя, но и покупать оружие и припасы к нему. Летом помогали драгунам косить сено для лошадей. Наряду с регулярными войсками нередко бывали в сражениях, в которых «ревностно исполняли свои служебные обязанности». Столь тягостная жизнь выписных крестьян стала очевидной и для властей, которые постепенно сужали круг их обязанностей. В 1751 году они были освобождены от обязательной десятинной пашни для казны и поставки провианта. В 1753 и 1754 гг. Сенат своими указами запретил отправлять выписных казаков далеко от дома. А если понадобиться их содействие в отражении неприятельских нападений, приказано выдавать им старые ружья. Выписные казаки, направленные на строительство крепостей и редутов на новой линии, стали получать провиант и деньги наравне с сибирскими (линейными и городовыми) казаками. В 60-е гг. XVIII в. выписным казакам дано было очередное «послабление»: они были освобождены от подводной гоньбы и некоторых других повинностей, но подати платили наравне с другими крестьянами [36, с.125-127].

Линейное казачество в Сибири начало формироваться в начале XVIII века, когда в 1716 году были построены крепости Омская и Железинская. В 1825 году был составлен штат для крепостей по Иртышу, к которым приписали около 800 душ под «исключительным наименованием казаков». Со строительством и созданием линий за этими казаками закрепилось название линейные казаки, в отличие от городовых, приписанных к сибирским городам.

В 1755 году на Иртышской линии находилось 3081 человек регулярных и нерегулярных войск, в том числе 419 (13,6%) городовых казаков (из них 147 служилых татар). Казаки в основном были сосредоточены в Усть-Каменогорской и (79 русских казаков) и Ямышевской (54 человека). Остальные разбросаны были по форпостам, станицам и защитам [36, с.130-131].

Поселки и выселки, входившие в состав Сибирского казачьего войска и имеющие свое управление, располагались на юго-западной границе Алтайского горного округа – по рекам Иртышу, Бухтарме и Нарыму и отчасти внутри самого округа по Бийско-Кузнецкой (Колывано-Кузнецкой) линии.

В 1773 (?) году генерал Федцов, объехав с инспекцией все сибирские линии, решил ликвидировать анархию в управлении казаками, даже внести заново стройную организационную структуру, не меняющуюся с момента прибытия городовых казаков на линии. Свое мнение командующий корпусом изложил атаману поручику Бардину. Он разбил казачьи части на 24 сотни, из них 6 сотен на Новоишимской, 10 на Иртышской и 8 на Колывано-Кузнецкой линиях. Во главе сотен встали сотники, два пятидесятника, четыре капрала и писарь. Старшины комплектовались за счет ликвидированных «прапорных и знаменщиков» (Огурцов А.Ю., 1993. С. 141.).

Неоднократные попытки реорганизации линейного казачества сопровождались изменением и названия их:

19 сентября 1783 года – Сибирской линии казаки;

19 августа 1808 года – Линейное Сибирское казачье войско;

13 марта 1861 года – Сибирское казачье войско.

По реформе от 19 августа 1808 года Линейное Сибирское казачье войско численностью 5950 человек было разделено на 10 полков, которые в военное время (1812 г.) были преобразованы в 10 конных полков и две конно-артиллерийские роты. Комплект полка включал 500 казаков, 47 урядников, одного писаря, одного фельдшера и трех офицеров. Старший офицер был полковым командиром. Несколько позже конно-артиллерийские роты были переведены на армейский режим, а полки были распределены по четырем бригадам, которые вошли в состав 27-й пехотной дивизии.

Вскоре (1825 г.) пошел обратный процесс реформирования. Войско было изъято из состава 27-й пехотной дивизии и разделено на пять бригад.

Согласно Высочайшему Указу 5 декабря 846 года войсковая территория была разделена на девять полковых округов. Состав войска был представлен девятью конными полками, тремя конными батареями, одной гвардейской командой и девятью резервными командами. Конные полки делились на три бригады (Дорофеев В.А,, 1995). По всем частям своего управления и хозяйства в административном порядке Сибирское войско подчинялось Военному министерству (по департаменту военных поселений). Казачество делилось на округа. Каждый полк формировался из населения своего полкового округа.

В конце 1851 года полки войска были разделены на четыре бригады (Дрофеев В.А., 1995, С. 48)

Указом от 13 марта 1861 года Сибирское линейное казачье войско было переименовано в Сибирское казачье войско. Реорганизация коснулась не только наименования. В казачье войско были включены Отдельные Тобольские казачьи соединения (конный полк и пеший батальон) и Томский Городовой казачий полк. Причем последний был выведен из гражданского ведомства и причислен к военному. Генерал-губернатор являлся также командиром Отдельного Сибирского корпуса. Бригадное управление казачьим войском, введенное в конце 1851 года, было отменено. Вновь вводились полковые округа (12) и окружные управления.

Войско должно было иметь 12 конных полков, три пеших казачьих полубатальон со стрелковыми полуротами и одну конно-артиллерийскую бригаду из трех легких батарей, каждая по восемь орудий [36, с.134-136].

На линейное казачье войско были возложены следующие обязанности:

1) охрана Сибирской линии на всем протяжении, занимаемом войском;

2) содержание таможенной стражи на рубеже Киргизской степи;

3) защита «киргизских приказов» от хищников и исполнение при них полицейских обязанностей;

4) содержание в степи военных постов и коммуникационных пикетов;

5) сопровождение купеческих караванов;

6) выселка нарядов на томские золотые прииски для полицейского порядка;

7) заселение и защита вновь учреждаемых правительством линий, укреплений и постов;

8) выход на службу, когда прикажут;

9) содержание в исправности дорог, мостов и гатей и перевозов в пределах войсковой земли;

10) все местные обязанности, сопряженные с подводной и квартирной повинностями;

11) препровождение арестантов.

В 1798 году казакам был установлен 25-летний срок службы. Однако согласной Указу от 19 августа 1808 года: «все чины Сибирского линейного войска, сообразно Оренбургскому, должны продолжать службу доколе в силах». Подтверждена служба без срока и указом 1822 года. Несколько позже Положением от 1846 года срок непрерывной службы определялся в 30 лет.

Указом от 13 марта 1861 года было сделано значительное послабление в несение службы. Сказалось упрочнение позиций властей в Сибири, замирение на всех ее границах, стабилизация общества, особенно на кабинетских заводах и землях. Постоянная служба казаков в станицах отменена и оставлена только служба по нарядам в степных и внутренних отрядах. Через два года службы в нарядах казаки получили «льготу» на 3-4 года для домашних занятий, затем вновь наступала очередь служить. Дозволялось в Сибирском казачьем войске производить «…обмен очередями и наем на службу». Было узаконено уклонение от службы сынов богатых казаков и замена их казаками неимущими собственного хозяйства. Казаки были освобождены от работы на хозяйственных войсковых заведениях. На эту службу казаки наряжались (направлялись) «только по мере действительной надобности».

В 1866 году срок службы был сокращен с 30 до 22 лет. В 1871 году вместо всеобщей в строевых частях очередной службы жеребьевка (жребий тянули на станичном сходе). Дети казаков, достигшие 19 лет, призываются по жребию служить 15 лет в полевом разряде (пользование льготами через два года службы сохранялось). По истечении 15 лет службы казак причислялся на 7 лет в разряд внутреннеслужащих, затем увольнялся в отставку. Внутреннеслужащие исполняли обязанности полицейских. Молодых людей, на которых не пал жребий служить, записывали в неслужилые казаки (Усов Ф.Н., 1897). Они занимались домашним хозяйством, но в течение 22 лет вносили в войсковую казну по 10 рублей в год (Дорофеев В.А., 1995).

Новый устав воинской повинности Донского войска (1875 г.), распространенный до 1880 года на Оренбургское и Сибирское войска, устанавливал срок службы в 20 лет. В течение этого времени казак проходил три этапа: 1) приготовительный – с 18 до 21 года; 2) строевой – последующие 12 лет; 3) запасный – 5 лет. Из 12 лет строевого разряда казак только через 4 года находился на действительной службе (1-я очередь), остальные восемь лет он был дома с периодическим отбыванием трехнедельных лагерных сборов (в полках 2-й и 3-й очередей). Казачьи части были основным элементом конницы в армии (в 1891 году более 42% - в мирное время, 70% - в военное), что подчеркивало их большую значимость в осуществлении «монополии военной силы». С 1903 года срок службы был уменьшен до 18 лет.

Каждый казак обязан был быть готовым к военной службе и иметь за свой счет обмундирование и лошадь. Лишь в 1907 году вышло положение Военного Совета, утвержденное императором, о выдаче казакам Сибирского войска, выходящим на первоочередную службу, 60-рублевого пособия для покупки коня.

Увольнение от службы линейный казак мог получить только в исключительных случаях по медицинскому освидетельствованию и только при невозможности несения им службы [36, с.132-133].

Таблица 3 - Военные чины белогвардейских армий

Управление казачьими войсками, образованными на территории Казахстана, было строго централизованным и регламентировалось специальными положениями:

а) о военной службе казаков;

б) об организации внутреннего управления войском [18, с.2-3].

При таком управлении войска решались поставленные перед ними задачи: прикрытие государственных границ, колонизация присоединенной территории, составление местной вооруженной силы.

Система управления войском определялась как главное и местное управление. Все Сибирское казачье войско подчинялось Военному министерству.

Главное управление сибирским казачьим войском принадлежало Степному генерал-губернатору и Командующему войсками Омского военного округа Войсковому наказному атаману Сибирского казачьего войска. Местное управление составляли: 1) наказной атаман; 2) начальник штаба войска; 3) войсковое дежурство; 4) войсковое правление; 5) войсковой прокурор; 6) войсковая врачебная управа; 7) окружные полковые управления; 8) станичные управления [36, с.137].

Исполнительными органами являлись военная канцелярия и Войсковое хозяйственное правление. Низшим звеном властных структур сибирского казачьего войска является такой коллегиальный орган как станичное правление. Вся полнота административной, полицейской и военной власти была сосредоточена в руках статичного атамана, избираемого (наряду с его помощником, писарем, казначеем статичным сходом). Все вопросы за исключением станичных общественных сумм и наличия хлеба в хлебозапасных магазинах решались по единоличному усмотрению атамана.

Ведению атаманов отдела подлежат военное, хозяйственное и административное управление поселками: действия их подлежат наблюдению и руководству войскового правления и наказного атамана. Поселковое управление сосредоточено в поселковых и станичных управлениях, атаманы которых избираются из казаков.

Вспомогательным органом местной станичной власти был станичный суд [15, с.55].

По утвержденному в 1861 году «Положению об управлении Сибирским казачьим войском» было разделено на 12 полков, 7-й полк дислоцировался в Коряковском укреплении. Сотни этих полков располагались в станицах на линии и в степных поселениях. В 1854 году в Коряковсую станицу перебазировались из упраздненной Ямышевской крепости штаб 7-го казачьего полка, военный лазарет, полковая школа, пороховой и продовольственный склады [25, с.151-152].

Первоначально деление Сибирского казачьего войска на отделы было предпринято в 1869 году «временно, в виде опыта, на два года». В Акмолинской области были организованы первый и второй отделы, в Семипалатинской - третий (Иртышская и Бухтарминская линии) и четвертый (западный фланг бывшей Бийской линии).

С 1872 года Сибирское казачье войско делилось на три отдела: 1-й – Кокчетавский, 2-й – Омский с включением части Горькой линии между Петропавловсокм и Омском и станиц Атаманской, Ачаирской, и Черлаковской по Иртышской линии. Каждый из отделов выставлял по одному полку в мирное время и по три полка и отдельной сотне в военное.

Штаб 3-го отдела находился в Усть-Каменогорске (Коршунов Б.В., 1994). В состав 3-го военного отдела входили станицы по линиям Иртышской, Бухтарминской и в Киргизской степи, а также казацкие поселения Бийской линии (без Ануйской, Катунской и Бийской крепостей) [36, с.137].

По «Положению» 1880 г. в военно-административном отношении войско делилось на три военных отдела с центрами в Кокшетау, Омске и Усть-Каменогорске. Отделы разделялись на станицы (поселки). Станицы Сибирского казачьего войска распределялись по 10 уездам Акмолинской и Семипалатинской областей и 2 уездам Томской губернии. Общее управление войском осуществлялось из Омска. Станичное управление состояло из атамана и почетных казаков, избираемых жителями станицы. Во главе отдела стоял назначаемый атаман отдела, подчиненный наказному атаману (он же Степной генерал-губернатор). Делами о казаках занималось Главное управление казачьих Военного министерства. 2 октября 1827 г. специальным царским указом наказным атаманом всех казачьих войск Российской империи был объявлен Государь Наследник Цесаревич, то есть сын царя – наследник престола [25, с.151-152].

2.3.3 Земельная обеспеченность Сибирского казачьего войска

Впервые право на получение земельного обеспечения – 6-десятиннных душевых наделов – иртышские крепостные казаки получили по сенатскому указу от 27 марта 1773 года. Постепенно юридическая практика распространила его действие и на другие пограничные линии. Однако реальное наделение Сибирских линий казаков землей началось лишь спустя несколько десятилетий. Поэтому отсутствие наделов, необходимых для обеспечения хозяйственной и служебной деятельности, казачьи команды восполняли земельными захватами.

Положение 1808 года подтвердило право сибирских линейных казаков на получение 6-десятинных наделов, но не обеспечило их отвода. К концу 1846 года казакам было отведено 315072 дес. (64207 дес. удобной и 250865 дес. неудобной земли) казахских земель.

Новое положение о войске (1846 г.) впервые четко определило статус и основные категории войсковых земель, права войска на владение ими, установило правила их отвода. Путем зачисления в войско крестьян 42 деревень была ликвидирована чересполосность большей части казачьих земель в районе Сибирских пограничных линий. К концу 1861 года, когда закончилось формальное межевание земель 3,4,5 и 6 полка, общая площадь окончательно отведенных Сибирскому войску земель составила 194058 дес.

Весь земельный фонд войска положением от 21.04.1869 г. делился на 3 разряда: земли войскового фонда, офицерские наделы и «паи» - наделы казачьих общин или юртовые наделы.

В последующие годы на формирование войсковой территории определяющее влияние оказывали широкое привлечение сибирских казаков для военно-хозяйственной колонизации Казахской степи, решения правительства об изъятии части войсковых земель (9 и 10 полковые округа), межведомственные споры относительно некоторых категорий последних. После утверждения в 1872-1873 гг. проектных планов казачьих земель, входивших ранее в 1 и 2 полковые округа, общая площадь войсковой территории составила 4995233 дес. Пространственное расположение ее частей чаще всего определялось не хозяйственной целесообразностью, а стратегическими соображениями правительства. Внешние границы войсковой территории были окончательно установлены в 1905-1906 гг., когда разграничений казачьих и кабинетских земель в районе Бийской и Иртышской линий.

В 1904 году Сибирскому войску была передана находившаяся в его пользовании вдоль Иртыша 10-верстная полоса. Однако владельческие права войска были частично ограничены: по Высочайше утвержденному 31 мая 1904 года мнению Государственного совета казахам, арендовавшим у войска угодья в пределах полосы, предоставлялось право «до окончательного их устройства» пользоваться той же площадью земель, причем размер арендной платы повышать запрещалось.

Длительный процесс формирования войсковой территории завершился 23 апреля 1906 года, Сибирское войско получило от Николая II крепительную грамоту на вечное владение своими землями в их бесспорных границах. Вместе с тем грамота сохраняла в силе ограничения войска в пользовании недрами и мнение Государственного совета от 31 мая 1904 года.

Войсковое землеустройство так и не было завершено. К 1916 году было окончено межевание 95,4% войсковых земель, составлены проектные планы всех казачьих поселений войска, 646 офицерских участков и 84,4% войсковых запасов. Формально обмежеванные земли составляли только 2202369 дес. (44,4% восковой территории).Постоянными межевыми знаками были обозначены границы юртовых наделов 109 казачьих поселений (1861704 дес., или 62,53% этих земель), 462 офицерских участков (335046 дес., или 66,4% этих земель) и 5619 дес. запасных земель (0,45% от их общего количества). Общая площадь войсковой территории (с учетом примерного количества необмежеванных запасных земель) составляла 4957085,5 дес. (около 10% земель всех казачьих войск) [3, с.19-21].

Земли офицерской потомственной собственности представляли собой особую категорию войсковых земель, предназначенных для материального обеспечения казачьих классных чинов вне службы. Начало офицерскому землевладению в Сибирском войске было положено предоставлением его офицерам в 1846 году права на получение пожизненных земельных участков, но до начала 1860-х гг. оно носило формальный характер. Введение очередного порядка службы в 1861 году заставило часть офицеров реализовать это право. Но в сибирских условиях пожизненные участки не могли улучшить благосостояние классных чинов, для которых более актуальным было получение денежного обеспечения. К 1877 году лишь 50% офицеров войска, их вдов и сирот (198 чел.) пожелали получить землю. Несмотря на это, правительство и войсковая администрация продолжали насаждать офицерское землевладение, стараясь предоставлением участков возможно большее число казачьих офицеров. Основной причиной этого было не столько желание создать основу будущего экономического развития войска в виде офицерских «образцовых» хозяйств, сколько стремление оградить войсковую казну от пенсионных выплат.

С завершением проектного межевания офицерских участков (к концу XX века в их состав было отведено 587422 дес., или 11,9% войсковой территории) юридическое оформление офицерского землевладения в войске не закончилось. К 1917 году 27% владельцев офицерских участков так и не получили крепительных документов на свои земли. Реализацию офицерами владельческих прав на отведенные им участки можно рассматривать как непрерывно развивавшийся процесс отделения земли как объекта собственности от земли как объекта хозяйствования. Основными способами использования офицерских участков стала сдача их в аренду и продажа. Рядовые казаки болезненно воспринимали их переход в руки разночинцев и оценивали это как расхищение войскового земельного фонда. Стремясь сдерживать распродажу офицерских земель, войсковая администрация, используя недостатка проектного межевания, в два этапа изъяла их часть. Это давало ей не которую свободу маневра в условиях нарастания аграрных противоречий в войске. К 1917 году доля земель в Сибирском войске сократилась до 8% [3, с.22-24].

Норы землевладения офицеров были следующие: обер-офицеров – от 200 до 600 десятин, штаб-офицеров – от 400 до 1000, генералов – от 1,5 тыс. до 3 тыс. десятин земли. Фактически же они владели гораздо большими площадями. В Семипалатинской области 220 офицеров имели в своем владении 215 тыс. десятин, а некоторые атаманы даже до 10-12 тыс. десятин земли. (Сулейменов Б., 1963, стр. 261)

Выделялось 500 десятин земли на каждый эскадрон войска для общественной войсковой пашни. Казачьим селениям отводились соленые озера, строевые и дровяные леса Казахстана с учетом роста населения. Всего Сибирское казачье войско владело 5 млн. десятин земли, это были лучшие участки пахотной и самые богатые тучные пастбища - луга вдоль Иртыша, изъятые у местного населения [1, с.113].

Таблица 4 - Распределение земель в Сибирском казачьем войске на 1 января 1915 года

Из этих земель в фактическом владении станичных общественных войсковых офицеров и чиновников находилось

Таблица 5

Всей удобной и неудобной земли в войсковом запасе числилось около 1426043, из них под площадями лагерных сборов 1764 десятины и войсковыми лесами – 108648 десятин. Остальная площадь 1315631 дес. сдавалась войском в аренду [40, с.87].

2.3.4 Запретная 10-ти верстная полоса по реке Иртыш

Для реального овладения Киргизской степью Россия укрепляла восточные границы с помощью построения крепостей по Уралу до Верхнеуральска, оттуда на Звериноголовскую, далее Горькою линией до Омска и по Иртышу до Усть-Каменогорска [69, с.57].

В 1755 году на сибирских пограничных линиях Горькой, Иртышской и Колывано-Кузнецкой протяженностью 2991 верста находилось 18 крепостей, 13 форпостов, 31 редут, 23 станции и 35 маяков. С возведением их казахские кочевники лишились доступа к богатым земельным территориям, местам традиционного летнего кочевания в междуречье Иртыша, Есиля и Тобола и на правобережье Иртыша. Тем самым обострился вопрос в отношениях между казахами и сибирскими казаками.

31 декабря 1765 года генерал Шпрингер дал комендантам крепостей специальную инструкцию, параграфы 12 и 13 которой требовали не допускать казахов в 10-верстную или, по крайней мере, в 5-верстную полосу на левом берегу Иртыша и вдоль всей Горькой линии от Усть-Каменегорской до Звериноголовской крепостей. Тем самым была отрезана территория общей площадью 13500 кв. верст хороших пастбищ [1, с.95-96]. В начале XX века В.К. Никольский писал: граница десятиверстного пространства, превратившегося во многих местах «в 20-30 и более верстную полосу, до сих пор остается в руках казачьего войска», которое «более 40 лет пользуется всем этим пространством, извлекая выгоды отдачею в аренду земель киргизам, у которых таковые захвачены» [42].

В 1839 году Генерал Губернатором Западной Сибири князем Горчаковым приказано было возможно точнее обозначить по всей линии внешнюю грань десятивёрстной полосы, т.е. ту линию, при переходе через которую в полосу земель войскового ведомства казахи должны были платить в доход войска ремонтную пошлину. Это было выполнено корпусом военных топографов поручиком Кокоулиным – постановкой деревянных столбов по сказанной линии, проведённой им приблизительно параллельно кордонной таможенной линии к левому берегу Иртыша. С этого времени спокойствие в землепользовании войска и киргиз в сказанном районе установилось надолго. Число же киргиз вгоняющих свой скот на войсковую территорию усилилось, так как вследствие производимых киргизами всякого рода краж и отгона крестьянских табунов, доступ им в пределы собственно Тобольской и Томской губернии был крайне ограничен [33, с.74].

В 1862 году новый генерал-губернатор Западной Сибири Дюгамель строжайше запретил поселение казахов на 10-верстной полосе и «всякое значительное улучшение существовавших уже зимовок, дабы удаление киргизов с полосы произошло впоследствии само собой». В 1865 году войсковая хозяйственная канцелярия ограничила часть полосы в юртовые наделы, - в результате изменилось первоначальная внешняя граница собственно войсковых земель, далеко врезавшихся в степь, изменилась и линия 10-весртной полосы. После этого войсковое хозяйственное правление стало наставать на проведении внешней границы полосы не от линии казачьих поселений, а от линии юртовых земель, стремясь тем самым узаконить захват казахских земель, а высшее руководство казачьего ведомства во всем поддержало эти притязания. Не вдаваясь в дальнейшие подробности решения этого вопроса, отметим, что длительная тяжба завершилась в 1904 году, когда решением Государственного Совета 10-вестная полоса была отдана Сибирскому казачьему войску «в исключительную, неотъемлемую, вечную собственность». Это «пожалованье» юридически оформило уже свершившийся захват казахских земель [см. 44, с.241-242].

2.4 Хозяйственно-экономическая деятельность Сибирского казачьего войска

На войсковых линиях казачьи поселения располагались цепью, на равном расстоянии друг от друга: по Горькой линии – в среднем через 9,2 версты; по Иртышской – 16,2; по Бийской – 19,2; по Бухтарминской – 22 версты. Самой северной казачьей станицей в Павлодарском уезде являлась Урлютюбская, за ней вдоль Иртыша по военной линии были расположены казачьи поселки: Башмачный, Железинский, Пятирыжский, Бобровский, Осьморыжский и станица Песчанская. До 1900 года в Железинском селении находилось станичное правление, но затем оно было переведено в Урлютюп, и Железинка из станицы была переименована в поселок. (Россия, т. 18, 1903, стр. 382).

Между станицами Песчанской и Коряковской были размещены поселки Пресный, Чернорецкий, Григорьевский и Черноярский. Южнее Коряковской станицы располагались поселки Подстепной и Ямышевский, следующие после Ямышевского казачьи поселки – Черный, Лебяжий и Подпуск – в начале ХХ в. находились в пределах Семипалатинского уезда с образованием Баян-Аула в 1826 году, в связи с образованием Баян-Аульского внешнего округа была основана станица Баян-Аульская.

Таблица 6 - Казачье население Павлодарского уезда в 1879 г.

Продолжение таблицы 6

Казачьи станицы и поселки по состоянию на 1 августа 1905 года:

Станица Павлодарская – население: казаки, р. Иртыш и Усолка, 188 дворов, 188 жилых строений, 710 мужчин и 723 женщин, 330 нежилых строений, находятся: школа, аптека, станичное правление, винная лавка, торговая баня, харчевня, паровая мельница.

Посёлок Ямышевский: казаки 99 дворов, 90 жилых строений, 230 мальчиков и 236 женщин, 257 нежилых строений, - церковь, школа, винная лавка и 2 торговые лавки.

Поселок Подстепный – казаки 66 дворов 66 жилых и 31 нежилых строений, 148 мужчин и 191 женщин, - школа.

Поселок Черноярский – казаки, 81 дворов, 81 жилых и 41 нежилых строений, 186 мужчин и 214 женщин, - церковь и школа.

Поселок Григорьевский – 63 двора, 63 жилых и 45 нежилых строений, школа.

Станица Баянаульская – 118 дворов, 192 жилых и 151 нежилых строений, 393 мужчин и 387 женщин, - церковь, школа, часовня, мечеть, станичное правление, почтово-телеграфное отделение, арендный дом, 7 лавок, ярмарка, винная лавка.

Станица Песчанская – 174 дворов, 174 жилых и 10 нежилых строений, 473 мужчин и 498 женщин – церковь, школа, почтово-телеграфное отделение, станичное правление, кожевенный завод, 3 лавки.

Поселок Осьморыжский – 121 двор, 121 жилых и 15 нежилых строений, 305 мужчин и 329 женщин, часовня, школа, почтовая станция, 3 лавки.

Поселок Качировский – 104 дворов, 136 жилых и 145 нежилых строений, 377 мужчин и 375 женщин, часовня, школа, 4 лавки.

Поселок Пресновский – 80 дворов, 80 жилых и 82 нежилых строений, 241 мужчин и 219 женщин, часовня, школа, почтовая станция. 3 лавки.

Поселок Чернорецкий – 110 дворов, 110 жилых и 90 нежилых строений, 310 мужчин и 292 женщин, церковь, школа, почтовая станция, винная лавка, 3 лавки.

Поселок Урлютюбская – 165 дворов, 253 жилых и 619 нежилых строений, 494 мужчин и 515 женщин, церковь, школа, станичное правление, 2 лавки, одна винная лавка.

Поселок Башмашенский – 113 дворов, 171 жилых и 83 нежилых строений, часовня, две школы, 2 лавки.

Поселок Железинский – 88 дворов, 145 жилых и 94 нежилых строений, 250 мужчин и 264 женщин, церковь, школа, 2 лавки, кожевенный завод.

Поселок Пяторыжский – 120 дворов, 152 жилых и 214 нежилых строений, 348 мужчин и 328 женщин, церковь, школа, 3 лавки, винная лавка.

Поселок Бобровский – 68 дворов, 95 жилых и 55 нежилых строений, 179 мужчин и 191 женщин, часовня, школа, 2 лавки» [66].

В 1914 году в Павлодарском уезде имелось 4 казачьих станицы, в которые вошли 16 казачьих поселков [67].

С введением положения 1846 года в целях усиления Сибирского войска, после подавления восстания Кенесары, было утверждено, что часть казаков, проживающих на линии, должны выселиться по жребию принудительно внутрь самой степи и вдобавок к ним поселить туда же с зачислением в казаки до 5 тыс. крестьян малороссийских губерний, пожелавших переселиться в Сибирь. Это послужило началом образования станиц Щучинской, Котуркульской, Зерендинской, Арык-Балыкской и др. всего 13 поселений независимо от Каркаралинской, Баян-Аульской, Кокчетавской, Атбасарской и Акмолинской станиц, образованных таким же принудительным выселением казаков с линии ещё в 20-х и 30-х годах XIX столетия [33, с.75].

Проводя сравнительный анализ казачьих войск, Краснов приходит к выводу о том, что сибирские казаки «оказываются самыми бедными по производительным силам в общей казачьей», следствием чего является значительный рост преступлений. Войсковое начальство находит, что нравственные качества казаков имели вредное влияние часто повторяющиеся неурожаи и значительные падежи скота. Со своей стороны губернатор Акмолинской области и прокурор относят развитие порочных наклонностей казаков ко времени, когда беспрерывная служба сибирских казаков на полном содержании от казны воспитала в них беспечность о собственных нуждах, а экспедиции в степь, дававшие им случай к безнаказанным добычам от казахов развили непривычку к систематическому хозяйственному труду и своевольство [53, с.23]. А.К. Гейнс писал: «Привилегии, дарованные правительством казакам, послужили не к возвышению их благосостояния и деятельности, а, напротив, к развитию полнейшей праздности и лености, к расстройству их хозяйства и к систематически-организованному обдирательству киргизов. Хозяйство старых казаков, водворившихся в степи еще в двадцатых годах, до крайности плохо; земледелия нет почти вовсе; торговля существует кое-где, как исключение, а промыслы более или менее темны; тем не менее, с захватом киргизских земель, обдирательством и всевозможными насилиями они поселяют в киргизах враждебные чувства ко всему русскому населению [19, с.113]. Разумеется, нужно учесть, что отношению Гейнса к казачеству свойственна дворянская спесь, забывчивость того, что и большинство его собратьев, дворян-чиновников для своих далеко не первых потребностей обирало казахов, как только могло. Но справедливо мнение, что за счет насилия, несправедливости нельзя сформировать высокие человеческие качества ни у подвергающихся насилию, ни у насильников.

В XIX веке правительство, стимулируя службу сибирских казаков в казахской степи, уделяет особое внимание наделению их земельными участками. Как отмечал Т. Седельников, начатая в начале XVIII века и беспрерывно продолжавшаяся до последней четверти XIX века казачья колонизация привела к тому, что Сибирское казачье войско стало иметь не менее 5 млн. дес. лучших земель [56, с.20]. О том, что казакам отводились самые живописные и плодородные участки Северо-Восточного и Юго-Восточного Казахстана, писали дореволюционные российские исследователи Казахстана и Сибири, - например, И. Завалишин отмечал, что «в Кокчетавском, Баян-Аульских и Каркаралинских горах есть местности, не уступающие красотою своей лучшим пейзажам Швейцарии и Северной Италии» [23, с.14]. Значительная часть казахских земель была изъята в 1820-х гг. с возобновлением упраздненной казачьей пашни, когда генерал-лейтенант Капцевич вменял межевой комиссии в «особенный долг» не касаться хлебопахотных земель, отведенных каждому эскадрону Сибирского казачьего войска в размере 5 сотен десятин не включать в эту площадь территорию душевых наделов казаков [45, с.153]. Однако, несмотря на обеспеченность лучшими участками земли, земледелие в Сибирском казачьем войске в XIX веке, как ив предыдущие время, не получило, да и не могло получить широкого распространения, ибо, как отмечали еще А. Бокейханов, Т. Седельников и другие, «в сибирском казаке не искоренилось предубеждение против «черного» труда – земледелия, которым он не любил заниматься и при первой же возможности прибегает к наемной рабочей силе…» [46, с.187].

В 1816 году издано новое положение о Сибирском войске, по которому это войско усилено включением в состав его смежных крестьянских селений в числе 5850 душ. Всё войско разделено на 9 полковых округов, в число которых поступили: а) все земли, какими войско до того времени владело; б) земли, присоединённые к войску вместе с казёнными селениями. Из числа этих земель в личное пожизненное довольствие штаб-офицеров повелено отвести по 400 десятин каждому, обер-офицерам по 200 десятин и казакам в дополнение к отведённому уже им, как сказано выше, в 1817-1820 годах (во исполнении Указа 1778 года) 6-ти десятинам ещё по 24 десятины «способной к хлебопашеству и скотоводству земли». В случае недостатка для сего земель, указанных в пунктах а и б § 314 определено было отвести «свободные казённые земли во внутренней стороне линии и киргизской степи по удобности». Про десятивёрстную полосу в Высочайше утверждённом в 1846 году положении о войске специально нигде не упоминается; очевидно она подразумевалась в числе тех земель, которые утверждены за войском по § 314, под названием земель «коими ныне владеет войско». Ремонтная пошлина с казахов по тому же положению сохранена за войском, как его доходная статья до окончательного надела войска землями и внутреннего их размещения. По § 7 того же Положения «никому из лиц войскового сословия не принадлежащих, не дозволяется иметь постоянной осёдлости в районе Сибирского линейного казачьего войска и пользоваться войсковыми землями» [33, с.74].

Согласно Положению 1846 года, личных 30-ти десятинных наделов казаков и офицеров, как на «линиях», так и в степных станицах, начался в 1854 году с правого фланга войска, т.е. с Пресногорьковской линии и, подвигаясь сначала до г. Омска, перешёл на Иртыш. Прежде всего, в наделы включены были те земли, которыми казаки владели при 6-ти десятинном наделе. На территории между Пресногорьковской и Омском новые юртовые наделы почти нигде не вышли, за кордонную линию, от которой как выше сказано, Кокоулин в 1839 году проводил грань так называемой десятивёрстной полосы. По Иртышу же во многих местах, особенно в районе станиц Железинской, Песчанской и Коряковской Павлодарского уезда за казаками сохранены не только те земли, которыми фактически пользовались с самого заселения линий по левую сторону Иртыша, но и вновь, согласно § 314 положения 1846 года, ещё прирезаны по ту же сторону луга, так как по правую сторону вблизи казачьих поселений не оказалось удобных земель, достаточных для доведения юртовых наделов до 30-ти десятинной нормы. Проекты таковых наделов были утверждены в 1857, 1859 и 1865 годах и казаки вступили в их пользование. Земли, не поступившие в надел казаков по внутреннюю сторону линии поселений и по правую сторону Иртыша, поступили за излишеством частью в государственные имущества и в пользование крестьян и казахов, частью же в войсковые запасы; десятивёрстная же полоса (приблизительно в границах Кокоулина) за выделом из неё части в юртовые наделы казаков, в остальном своём пространстве поступила «во временное пользование казаков и для извлечения доходов войску» [33, с.75].

Этими же утверждёнными планами полковых округов определены границы войсковой территории и с казёнными, Кабинетскими и крестьянскими землями Тобольской и Томской губернии. В частности по отношению к границам войска с «внутренними» правобережными волостями вновь преобразованной в 1854 году Семипалатинской области, сначала повелено было (см. Положение об управл. Семипал. обл. Полн. Собр. Зак. 1854 г. №28255) точно означить этим киргизам земли для кочевья и озаботиться принятием мер к ограничению их от соседних крестьян Тобольской и Томской губернии и казаков. Причём, если за размежеванием казачьих земель окажутся между станицами свободные участки, то таковые предлагалось не предоставлять киргизам ближе 5-ти вёрст от правого берега Иртыша. «По примеру десятивёрстной полосы по левому берегу, для будущих осёдлых заселений русских или киргизов или для других, по усмотрению, заведений».

Ст. 2.- «Всех киргизов, не причисленных в крестьяне, кочующих на землях казённых селений, удалить немедленно во внешние округа и впредь внутри линий дозволить им кочевать на одних только землях линейного казачьего войска, получающего за это ремонтную пошлину, которая составляет один из главнейших источников доходов войска. «Киргизов же, имеющих необходимую надобность в отлучке в города или селения внутренних округов, увольнять на определённые сроки, но не целыми аулами, а по билетам, выдаваемым от волостных управителей на каждое лицо особо, с обязательством предъявлять эти билеты в городах и селениях местному начальству, и на городских и казённых землях отнюдь не устраивать юрт, как могущих служить удобным притоном для конокрадов».

Кочёвки за границами внутреннего округа в русских пределах вновь подтверждено отнюдь не допускать. На казачьи же земли и в десятивёрстную полосу разрешено было впускать лишь для временных кочёвок и при том не иначе как по увольнительным билетам от областного начальства «с уплатою ремонтной пошлины в пользу Сибирского линейного казачьего войска, как сие ныне делалось» [33, с.76].

М.А. Терентьев высказывал: «У киргиз была отнята лучшая земля… и не только пашни, но и лучшие зимовки…, но казак ничего не делал и собирал доход» [61, с.267].

Имелись среди казаков крупные магнаты. Например, дед Г.Н. Потанина обзавелся громадными стадами, а в помощь для ведения домашнего хозяйства купил двух девочек-казашек, терпевших самые дикие притеснения. В 1876 г. 81 % казаков жил богато или средне [64, с.265]. Богатое хозяйство имело до 260 голов скота, среднее – около 100 [64, с.270]. Среди казаков были и настоящие магнаты, имевшие многотысячные стада.

Сибирские казаки считали собственность казаха «своей собственностью», а «отнять у него барана, украсть у него быка или лошадь считается молодечеством» [22, с.71]. Казачье «молодечество» соответствует казахской барымте, можно предположить, что казаки, проживая долгое время на одной территории с казахами, переняли приемы угона скота. Таким образом, «Молодечество» в форме похищения скота, чужого имущества бытовало как в среде казахов, так и среди казаков. Известен рассказ о том, что один из таких казаков умудрился украсть приглянувшуюся кошму из-под спящего казаха. Даже если это байка, то весьма показательная.

Сибирским казакам приносили доходы не только меновая торговля в степи, но и сдача в аренду земель войскового запаса своих земель казахам для кочевания.

Отторжение лучших земель и закрепление их за казаками вынуждало казахов искать новый источник существования с целью выживания и дальнейшего развития традиционных форм хозяйствования. На территории Павлодарского Прииртышья степень распространения и уровень развития арендных отношений был достаточно высок [29].

Щербина в 1903 году писал, что «возникновение аренды земель, занятых киргизами на Иртыше, относится, как выяснилось из массового опроса, к периоду времени 50-60 лет тому назад, то есть оно совпадает приблизительно с моментом отмежевания 10-верстной полосы в 1839 году, когда полоса эта документально была закреплена за казачеством. До этого времени киргизы свободно, без всякой платы, пользовались пастбищами и покосами на войсковых землях. На первых порах возникновения аренды казачество применяло к своим арендаторам систему обложения по скоту: со 100 штук овец оно брало одну овцу, со 100 лошадей – одну лошадь и т.д. Но эта система оказалась неудобной, так как киргизы не показывали всего имеющегося у них скота; тогда перешли к системе обложения зимовок, и плата стала взиматься в виде подымного с каждого отдельного хозяйства. В конце концов, додумались до сдачи земли в аренду с торгов отдельными участками» [37, с.53]. По данным Щербины, всего на Иртыше в 1903 году проживало 6736 хозяйств; из них 85 хозяйств – на жалованной земле; на казачьих землях, следовательно – 6651 хозяйств, из которых:

Таблица 7

Из такого распределения вовсе не следует, чтобы какой-либо аул или группа аулов непременно арендовала только те земли, где находятся их зимовки. Такое явление – очень редкое исключение; обыкновенно бывает так, что аул, зимовка которого находится на юртовом наделе, арендует покосы на офицерских участках, а иногда и на том и на другом, арендующая офицерский участок, кроме того, арендует и казачьи сенокосные пайки на юртовых наделах [37, с.54].

Согласно историческим источникам, на территории Павлодарского Прииртышья сложился определенный механизм аренды казахами казачьих земель. Условия аренды наиболее ярко описывает Щербина в своем исследовании и приводит документальные материалы, отражающие суть и характер арендных отношений, сложившихся на территории Павлодарского Прииртышья. «В аренде киргизами земель, принадлежащих сибирскому казачьему войску, можно различить две системы: 1) аренда земель целыми участками, так называемыми участками смешанного пользования», и 2) аренда отдельными угодьями, при которой арендуются отдельно: а) усадебные места, в) покосы и с) пастбища, причем относительно каждого из этих угодий заключается особый договор с владельцем земли – будет ли то отдельное лицо или целое общество» [37, с.56].

Аренда земли казахами принимала широкие размеры и была обычным средством существования коренного населения, принимавшего различные меры для сохранения единственного источника дохода – скота. Условия аренды диктовались собственниками земли и тяжким бременем ложились на плечи казахского населения. Доходы, приносимые казакам, были существенными: за право зимовки с каждого казахского хозяйства взимали 2-4 рубля, за постройку новой зимовки – 3-5 рублей, за пастьбу скота – 7-20 рублей, за сенокошение – по 50 копеек за десятину [1, с.109]. Необходимо отметить, что цены на арендуемые земли неимоверно росли, о чем свидетельствует следующий факт: с 1884 по 1897 годы арендная плата в ауле №1 четвертого старшинства Алтыбаевской волости возросла с 6,5 до 360 рублей в год, то есть более чем в 5,5 раз.

На территории Павлодарского Прииртышья 6736 казахских хозяйств являлись арендаторами казачьих земель. Ежегодно в казну казаков поступало дохода 89219 рублей 30 копеек, то есть на одно хозяйство приходилось в среднем 13 рублей 30 копеек всех платежей [37, с.63].

В Омском государственном архиве хранится письмо, написанное «от имени народа старших султанов округов области сибирских киргизов», датируемое 7 сентября 1866 года:

«Принимая в соображение, что временно отданная казакам земля, за наделом их и нарезкой в запас войска, делается для войска окончательно излишнею и в видах политических ненужно, имею в виду то обстоятельство, что прилинейные киргизы раньше других, то есть первые поступили на верноподданство и тем показали пример степным киргизам, а между тем лишились той собственной земли, с которой поступали на верноподданство и по неимению постоянных мест бедствует, а все-таки как бы ни было для них обременительным, платят в одно и то же время Правительству ясачную подать и в войско тройную ремонтную пошлину, не оставляют свои родные места, где покоятся кости их прадедов и отцов. Хотя некоторые из них пытались оставить свои родовые места и поселиться в степь, но и там не найдя пустопорожних мест, возвращались в черту 10-верстного пространства по тем причинам, что киргизы в степи стесненные со всех сторон казачьими поселениями, сами не имеют достаточно земли.

По сим убеждениям в облегчение от тягостной платы в войско ремонтной пошлины, покорнейше просят Ваше высокоблагородие ходатайствовать в уступке по-прежнему во владение киргиз бесплатно ту часть земли 10-верстного пространства, которая за наделом казаков и нарезкою в запас войска остается свободною. Каковую уступку киргизы будут считать за особую милость, дарованную правительством» [см 29, с.78-79].

Таким образом, экономическое положение казахов на территории Павлодарского Прииртышья в XIX – начале ХХ веков, обусловленное колониальной политикой царизма, породило новую форму хозяйствования казахского населения и положило начало развитию арендных отношений. Отторжение лучших земель и закрепление их за казаками вынуждало искать казахов новый источник существования с целью выживания дальнейшего развития традиционных форм хозяйствования, а в частности, скотоводства [29, с.79].

По данным 1915 года 1315631 десятин земли, закрепленной за Сибирским казачьим войском, сдавалось в арендное содержание применительно к правилам Оброчного Устава.

Существующие в войске оброчные статьи разделяются на земельные и неземельные. Под земельными оброчными статьями числится более миллиона десятин и под неземельными – около 20 тыс. десятин.

Земельные оброчные статьи, так называемые участки, сдаются на срок большею частью на 6 лет, некоторые на 9 и немногие на 12 лет. Неземельные оброчные статьи сдаются на сроки в 6 и 12 лет, и только немногие на срок до 24 лет. Всех арендных участков в войске к 1915 году числилось 923.

В 1915 году в Павлодарском уезде Сибирским казачьим войском было сдано в аренду 234 участка, из них 112 - до 1000 десятин, 121 – от 1000 до 10000 десятин, 1 участок – свыше 10000 десятин земли [40, с.82].

С изданием закона 31 мая 1904 года об укреплении 10-врестной полосы за Сибирским казачьим войском в ее границах остались проживавшие там киргизские хозяйства (в 1904 году числилось около 4 тыс. кибиток). Впредь до земельного устройства этих киргиз войско, на основании этого закона обязано было сдавать потребное им количество земли по справедливым ценам [40, с.88].

В XIX веке в среде казахов прослеживается имущественная дифференциация. Казахи, стесненные в пастбищах правительственным межеванием, еще не привыкшие к малым кочевым маршрутам и к полуоседлой жизни, или совсем разоренные джутами, уходили на линию и нанимались на работу к казакам в казачьи станицы, на рыбные и соляные промыслы. Более зажиточные казаки перестают заниматься своим хозяйством. Казаки находят в лице джатаков и байгушей, представителей казахского населения, дешевую рабочую силу. Обычно срок найма определялся сезонными сельскохозяйственными работами, многие казахи-байгусы были заняты на линии в течение года или полугода [44, с.239-240]. Как писал С.Б. Броневский: «Бедный класс киргизов с охотою отдается в услужение за малую казакам, зажиточные имеют их по десяти и более. Кто бывал на линии, тот видел сколько жалких юрт, прислоняясь к селениям тоскливо дымятся, сколько при всяком редуте байгушей (бедных) полунагих пресмыкается, баранта и угнетение сильных, также падеж скота причиною сего бедственного положения байгушей; для сникания себе и семействам пропитания. Одни, живя постоянно по найму на год и более, в домах Козаков и крестьян, исправляют всякую домашнюю работу, ходят за скотом, носят сено, возделывают землю; другие более дикие, считая за неволю отдаться на долго, работают по денно, копают гряды на огороде, поливают, шьют одежду, катают войлоки, и тому подобное» [16, с.30-31].

Условия жизни и труда джатака были нелегкими, поскольку основной целью его было выжить. «Маковецкий в своем докладе семипалатинскому статистическому комитету говорил, что джетак, живя чуть не в собачьей конуре, «исполняет все черные работы по делу казака-хозяина, получая от 5 до 10 рублей в зиму (приблизительно с октября по апрель, из которых ему же еще приходится уплачивать по раскладке поселкового общества налог, доходящий в некоторых поселках до 2 с лишним рублей»). В Казачьей Букони, Устькаменогорского уезда, у казака, у которого останавливался г. Яковлев, было до 20 десятин посева и он нанимал для их обработки двух киргиз, причем вместо платы каждому из них сеялось по 5 пудов пшеницы, а для боронящего мальчика сеялось по 3 пуда. Годовые работники-джатаки получают 15-30 рублей в год. В Черепановском ауле замою берут «пут пшеницы за один или два дня летней работы» несколько мужчин. В ауле Ак-Кудук полевой работник получает в месяц в виде жалованья барана (2-3 р.)» [43]. Казачье хозяйство было примером джатаку, можно сказать, что джатак был более приспособлен к хозяйству, нежели сам казак (поскольку джатак работал в хозяйстве казака). Цивилизация приходила по принуждению. Можно предполагать, что джатак мечтал возвратиться к кочевой жизни, нежели остаться в джатаках. Зачастую джатаки сливались с русским народом. Как писал С.Б. Броневский: «Проживая, таким образом, некоторое время, работники и поденщики привыкают к обычаям россиян, и удобно принимают крещение, записываясь по своей воле в козаки, мещане, или крестьяне» [16, с.31].

«Жены и дочери, более бедных из них (джатаков) ходят по домам ища кусок хлеба за подмогу в работе, за уход за скотом, доении коров, мытья белья и платья, уход за огородами поливание гряд и проч. Можно сказать, что не только каждый зажиточный, но и средний казак домохозяин Иртышской линии имеет одного, а то и двух работников или работниц из при линейных киргиз. Особенно охотно пользуются услугами усиленно имущих заработков джатаков, казачьи семьи, имеющие взрослых работников на службе за сотни верст от своего двора» [34, с.45].

Катанаев писал, что «нет на Иртышской линии ни одного зажиточного хозяйства, где не было 2-3 жатаков, причем многие из них работают у казаков по 2-3 поколения». Всего на линии насчитывалось таких «малаев» около 100 тысяч, особенно много их было в Павлодарском и Семипалатинском уездах. Немало их было вынуждено креститься и вступать в казачье сословие, чтобы избавиться от нищеты и получить земельный надел [см. 1, с.109-110].

Избыток рабочей силы – казахов-джатаков и байгусов, приходивших на линию большими партиями и предлагавших свой труд, исключал необходимость зажиточного казака заботиться об усовершенствовании агротехники и сельскохозяйственных орудий [44, с.240].

По данным Г.Е. Катанаева, «заработная плата киргизу в летнюю страду колеблется между 4-мя и 6-ю рублями в месяц; поденно нанимаются редко, только в случаях когда постоянными или месячными рабочими не удастся собрать всего хлеба во время. Чаще всего все сколько либо исправные хозяева имеют годовых работников с платою от 35-ти до 45 руб. в год, на хозяйских харчах и придачею - пары сапог, шубы и ½ десятины из засеянного этим же рабочим хозяйского хлеба на арендованной хозяином земле. Более зажиточные хозяева ограничиваются обыкновенно платою 40 рублей в год, без всяких прибавок, так как выдают деньги без задержки и разом по полу годно вперед, что киргизам, всегда нуждающимся в деньгах, чрезвычайно ценится. Несостоятельные пахари, обрабатывающие от 3-х до 5-ти десятин, обходятся силами собственных семейств но это уже люди весьма малопритязательные и совершенно неизворотливые. Все сколько ни будь оборотливые мещане и казаки, даже и не имеющие свободных денег, всегда прибегают к дешевым работникам из киргиз, по крайней мере, на страдное время» [32, с.28].

Зачастую казах, ушедший на заработки на линию, впоследствии порывал со своим прежним укладом жизни, отрывался от степи. Г.Е. Катанаев в 1893 году дал характеристику этому процессу, он писал, что «число киргиз выселяющихся из степи и оседающих при казачьих пограничных линиях (особенно по Иртышу), можно сказать увеличивается с каждым годом. Каждый сколько либо значительный падеж скота в степи, всякая засуха, всякое более или менее общее или частное обнищание той или иной семьи киргиз - степняков, всякий вновь открывающийся на линии источник заработков или спрос на рабочую силу или пр. имеют последствие выселение киргиз из степи к русским поселениям, массами или по одиночке. В некоторых районах русских поселений (особенно в Павлодарском уезде), можно сказать киргиз живет, или правильнее будет сказать, зимует, больше чем русских. Зимуют они частью на войсковых запасных землях, частью на казачьих надельных. Есть местности, где зимовые постройки киргиз настолько прочны и постоянны, что их можно считать за оседлые поселения в общепринятом смысле. Не более 15-30-ти лет стоянки эти представляли собою не более как гнезда юрт в беспорядке разбросанных по казачьим землям, то там то здесь. Ныне зимовых юрт, уже совсем не существует; всюду (близ казачьих линий) они заменены более постоянными – землянками и деревянными избушками, сгруппированными местами как - бы деревнями. Большие скопления казахов на казачьих землях заставляло волноваться администрацию. «Всего в районе казачьих земель Павлодарского и Семипалатинского уездов, по ту и другую сторону Иртыша, проживает более или менее до 12 тыс. киргиз обоих полов. Большинство их живет, как сказано, полуоседло в особых зимовых стойбищах, вблизи казачьих поселений. Здесь они находят для себя упомянутые заработки, приют и корм для скота в студеную зиму и, наконец, сбыт продуктам своего труда и скотоводства на многочисленных по казачьей линии ярмарках и торжках, равно как и покупку на тех же ярмарках, торжках и базарах предметов русского производства, без излишних степных посредников. Совместно с линейными казаками они в большинстве и пашут. В последнее время не прекращающийся прилив киргиз к Иртышу начинает уже беспокоить казаков, которые, усилив вообще надзор за самовольными переселениями киргиз на их земли, не раз уже в некоторых посёлках возбуждали ходатайство о возвращении киргиз в свои степные волости» [34, с.45-46].

Сибирская войсковая канцелярия, опасаясь «хищничества и беспокойства» кочевников, пыталась время от времени пресекать скопление джатаков и байгусов на линии. Но зажиточные казаки упорно добивались дешевых рабочих рук, поэтому был издан царский указ от 12 августа 1820 года, согласно которому были установлены правила найма байгусов: контролировать их наем вменялось в обязанность войсковой канцелярии, а наниматели должны были нести ответственность за своих работников. Разрешалось нанимать байгусов лишь по срочным именным билетам, выданным войсковой канцелярией, безбилетные байгусы под конвоем толмачей возвращались в степь.

Попытка путем билетов ввести учет казахов-отходников была проявлением правительства, - с установлением в 1847 году покибиточной подати правительство решило организовать учет казахского населения. Отход на линию означал выход из податного положения, что было невыгодно царской казне. Необходимо отметить, что рост отходничества, числа джатаков и байгусов был вызван массовыми падежами скота, в свою очередь обусловленными хищническим истреблением царским правительством плодородных пастбищ, веками приспособленных для занятия кочевым скотоводством, а не земледелием, нарушением экологического дисбаланса, а также колонизаторской политикой правительства, направленной на изъятие казахских земель в пользу русских переселенцев, - казаков и крестьян. Невзирая на запреты царских указов, казахи зимовали на «запасных землях» казачьего войска и на казачьих душевых наделах. Здесь появились казахские зимники-землянки и деревянные строения в виде зимних аулов. Поселившиеся в них казахи избегали дальних переходов со скотом в степь [44, с.240-241]. Так, наблюдая развивавшиеся отношения казахов с казаками, Г.Е. Катанаев писал: «Числясь зачастую в отдаленных от линии степных волостях, прилинейные киргизы с каждым годом все более и более теряют связь со своими волостями, прикрепляясь к оседлым русским поселениям. Уже не мало было просьб со стороны киргиз не только о закреплении за ними насиженных казачьих земель, но и о совершенном обращении их в казаки, с оставленными лишь в магометанской религии» [31, с.21].

Тиски нужды и безысходности гнали джатака в услужение к казакам, а не только к собственным богачам и знати. И ясно, что лишь наличие излишка рабочей силы и условия оплаты труда заставляли казахов искать заработок в казачьих станицах.

Следует отметить, что, несмотря на излишки земель, казаки расширяли свои душевые наделы за счет казахских пастбищ [27, с.7].

Казаки сумели приобщить к земледелию только, работающих у них, джатаков и байгушей. Остальная же масса казахов не желала расставаться с привычным ведением хозяйства. Дело в том, что у самих казаков земледелие (хлебопашество) не было столь развитым. Не позволял обращаться к хлебопашеству недостаток времени у казаков, так как на весенне-летний период приходилась большая часть их служебных обязанностей, когда они для «предохранения линии от набегов киргиз-кайсацких и содержанию полевых пикетов и разъездов». Также затянулось на достаточно длительный период – вплоть до первых десятилетий XIX века. Кроме того, земли эти были зачастую «не хлеборобные», за исключением, может быть, земель, отводимых казакам колывано-кузнецкой линии. Во второй половине XVIII века у сибирских казаков сложилась определенная система хозяйствования – они находили более прибыльным заниматься скотоводством и вести мелкую меновую торговлю с кочевниками, приезжавшими на линии, чем заводить в своем хозяйстве хлебопашество [68]. Как писал В. Остафьев: «Действительно, все усилия администрации сделать казака военным и земледельцем не увенчалась успехом, даже громадный земельный надел более чем 40-50 дес. на душу», чудные природные условия не сделали казака хозяином-землепашцем [46].

Вследствие отсутствия своего управления и регламентированного пребывания «верноподданных» казахов, то есть казахов внутренних округов, они стали объектом эксплуатации и вымогательства сибирскими казаками. Так, в редутах Талицком и Озерном казаки «до того дерзки в притязании к киргизам, что изобрели пошлину в виде таможенной даже с вещей собственного их изделия, как-то кошем, коже и прочие, произвольно именуя оные заграничными… » Естественно, в условиях невыносимого положения на казачьих землях, большая часть казахов была вынуждена искать лучшего «приюта» у крестьян Томской губернии. Тем более, что крестьяне, имея потребность в работниках и пастухах, сами приглашали казахов на постоянные и сезонные работы, сбавляя арендную плату за пашни и покосы чуть ли не вдвое, чем было установлено казаками. Переход казахов на территорию крестьян волновало казаков, они находили изощренные методы выколачивания денег из казахов. Например, они отпускали казахов на территорию крестьянских селений лишь в том случае, если они выплачивали казачьим обществам денежные суммы в размерах от 1 до 5 рублей с юрты. Зачастую казаки заставляли степняков приобретать и билеты за право откочевать в районы крестьянских селений. Ремонтной пошлиной и многочисленными незаконными поборами они уже не удовлетворялись. Ухищрения казаков доходили до того, что они «доставали» даже тех казахов, которые с давнего времени кочевали при деревнях. В своих секретных донесениях генерал-губернатору Западной Сибири чиновник особых поручений Трофимов подробно описывает не совсем обостренный быт внутренних казахов и приходит к закономерному выводу о том, что со стороны казахского населения чувствуется стремление к переходу к оседлому образу жизни. Но стесненные со всех сторон переселенческим крестьянством и казачеством, по словам Трофимова, «не имея ни вершка земли в произвольном своем распоряжении, они не смеют даже кола вбить для прочной оседлости и потому сами по себе не смогут предпринять ничего к улучшению своего быта…» [26, с.33].

Казаки несли в степи полицейские и жандармские функции. П.М. Зейнов с возмущением писал: «Всякий честный человек, видевший лично нагаечный способ взимания пошлин казаками с киргиз… не может не возмутиться этим до глубины души» [63, с.4].

Таблица 8 - Взимание ремонтной пошлины с казахов в 1823-1836 гг.

Сбор ремонтной пошлины в 1871 году он составил 12721 руб., в 1872 г. - 11806 руб., в 1873 г. - 18411 руб., в 1874 г. - 9441 руб., 1875 г. - 11220 руб., в 1876 г. - 8255 руб., в 1877 г. - 6343 руб., в 1878 г. - 5735 руб., и в 1879 г. - 5761 руб. В 1880 году, по ходатайству тогдашнего Генерал-губернатора Западной Сибири и Войскового Атамана Сибирского казачьего войска Генерал-адъютанта Казнакова, ремонтная пошлина, Высочайше утвержденным положением Военного Совета была совершенно отменена и заменена обыкновенной арендной платой за пользование войсковыми землями, взимаемою безразлично со всех арендаторов, как киргиз, так и не киргиз, мещан, купцов, казаков, крестьян и всякого рода разночинцев [33, с.79].

Выдача в наем лошадей казахами летом, зимой, но чаще конечно, под зиму, нежели дать под лето. «Нанимают их, кроме торговцев и казаки, хоть чем дальше, тем с большим трудом. В случаях джута … киргизы о плате за отданную под жир (так называется в степи отдача в наем) лошадь вовсе не хлопочет, была бы только отдана назад скотина, но вот этого-то последнего казаком не выполняется, а если и возвратится владельцу его лошадь, на которой станичник заработал в год куда более того, что стоит сама скотина, то в таком жалком, совсем негодном виде. На такое невыполнение контракта киргиз не обратит внимания разве только при тамырстве, - в противном случае жалуется, конечно, проигрывает, и перестает доверять казаку» [39, с.30].

«Изучив характер киргиза, казак пользуется им как своим слугою; тамырясь только с богатыми, никогда не прочь, насколько можно, обобрать и менее достаточных, употребляя при этом те же самые уловки, какие употребляет и киргиз, с той разве разницею, что впросак никогда не попадает, что зачастую случается с киргизом, а попавшись всегда выпутается, чего, напротив, с киргизом не бывает, в какой бы ни было тяжбе с кочевником, отдавшись тому же суду биев, казак всегда останется в выигрыше, и киргиз никогда не аппелирует выше, а если только случится получить с казака по окончания решения какое-нибудь вздорное удовлетворение, то в аул возвращается просто победителем. Признавая над собой безусловное превосходство казака, киргиз чрезвычайно доволен тем, что последний не уклоняется от суда биев и вообще, разумеется не без цельно, подчиняется все народным обычаям. Вследствие этого, сколько бы не терпел киргиз от казака проторей и убытков, он все-таки чтит его более нежели, например, солдата, который почему-то представляется степняку просто страшилищем. «Казак урус хороший человек, потому что он нас боится и мы его боимся; солдат человек не хороший, потому что бесправно все у нас отнимает». Если же сосчитать убытки, которые при проходе через степь солдат, понесли киргизы поставкою, например, кошем, юрты, скота и прочее, без всякого, зато вознаграждения. То разумеется все это – ничто в сравнении с тем, что потеряло кочевое население от находящихся с ним в постоянных отношениях казаков; а между тем выше приведенная фраза повторяется каждым киргизом. Приноровившись к понятиям кочевника, казак никогда у него аркана не украдет (воровство таких вещей не терпимо), но зато все, что можно, возьмет у него взаймы с тем, разумеется, чтобы никогда не отдать, и киргиз, в этих случаях никогда не позволит себе обременять начальство жалобою; он попытается сначала потамыриться с таким казаком, а встретив отпор, пожалуй, потащить его к бию, от чего смышленый казак, конечно, не отважится, иначе в знакомых волостях его бы не принимали бы потом радушно; ввиду этого последнего обстоятельства, отдать половину или треть из взятого взаймы для него не обидно, есть даже расчет, а киргиз между тем совершенно счастлив. В вещах более важных, как например, в угоне лошадей, в ходу конечно тот способ, который не замедлит применить к делу и киргиз в отношении к казаку, с той разницею, что последний украденную у него киргизом скотину почти всегда разыщет, а если она заколота, возьмет свое с аула, которому принадлежит вор, хотя бы последний в этом и не сознался, киргизу такая операция никогда не удается, и как не изощряется он в тонкостях обмана и воровства, казак все-таки берет в этом отношении вверх, вот почему все случаи, дающие ему, то есть казаку, повод вступать в какие-нибудь отношения с киргизом, первый считает лучшим и полезнейшим препровождением времени своей скучной степной жизни. Отправляясь в какую-нибудь служебную поездку по волостям налегке, казак возвращается с несколькими халатами, ситцами, парчою, мерлушками, деньгами, а иногда и с лошадьми дареными или подученными от киргизов, во время летних работ, что почти выходит одно на одно» [38, с.403-404].

Возможно, подобные ухищрения казаков по отношению к казахам и имели место в бытовых контактах. Однако не стоит умалять того, что между казахами и сибирскими казаками были действиетльно порой дружетсвенные отношения, настоящее «тамырство». Об этом свидетельствуют, например, воспоминания казахов Баян-Аульского округа. Так, Адилхан Коккулаков рассказывает: «В старое время каждый казах имел своего знакомого среди станичных казаков и крестьян. Бывало по нужде заедешь в Дуан (приказ), сразу остановишься у своего друга и через него приобретешь себе нужные вещи, а иногда он сам отдает свое». На лето они приезжали отдыхать в степь к своим друзьям-казахам [12, с.158].

С приходом в степь колониальной администрации появилась и бюрократия со всеми ее особенностями. Поручик Генерального штаба Герн фон В.К. во второй половине XIX века утверждает в своем труде «Характер и нравы казахов», что сибирские казаки «внесли вклад» в распространении среди казахов «кляузничества». Автор писал: «Если горожанин или казак умеет, хоть немного болтать по-казахски, то заявляет себя ходатаем по казахским делам, подстрекает казахов к писанию и подаче разных просьб и исков для того только, чтобы сорвать с просителей несколько рублей за написание прошения (арыз) и получить возможность ворствовать» [20, с.11]. «Пригородные и пристаничные казахи действительно отличаются кляузничеством и плутовскими проделками со своими же родовичами, приезжающими из глубины степи в город, на базар» [20, с.12].

Сибирские казаки имели постоянные экономические, хозяйственные контакты с казахами. Приспосабливаясь к местным природно-климатическим условиям, к традициям коренного населения заимствовали многие элементы материальной и духовной культуры.

В первые десятилетия колонизации Сибири и Казахстана одним из источников женского пополнения являлись покупка женщин у местных народов, в том числе и у казахов [2, с.98]. Покупались казахские дети для рабства, женщины для «женитьбы». 40-летняя «инородческая баба» стоила 12 руб., а девочка-казашка обменивалась на 2-х быков, 2 кирпичика чаю, красную кожу и четверик крупы [25, с.132]. Покупка женщин сочеталась с прямым насильственным захватом женщин и девочек. В 1891 году Н.М. Ядринцев писал «Сибирские казачьи команды нарочно отправляются в улусы или юрты калмыцкие и киргизские, чтобы, по словам актов, захватывать в полон калмыцких и киргизских баб, девок и ребят, и сибирская губернская канцелярия «взятую добычу людей отдавала им в раздел»» [72, с.169]. Таким образом, матерями некоторых казаков были казашки, что отразилось на их физиологическом облике.

К примеру, Ф. Усов писал: «встречаются между казаками потомки киргиз, калмыков и мордвы. Вообще, уклонения от русского типа к монголоидному нередки. Это объясняется тем, что на пограничных сибирских линиях долгое время было чрезвычайно мало русских женщин, и казаки женились на инородках» [64, с.68].

Проживая на протяжении всей жизни в степи, казаки приспосабливались к природным условиям, знали местность как коренные жители. Как писал Г.Н. Потанин: «От беспрестанного пребывания в степи, они хорошо ее знают, привыкли к ее однообразным возвышениям и владеют такой же способностью не заблудиться в ней, как и сам Киргиз, тогда как солдат в состоянии заблудится, отошедши полверсты от большой дороги. Наконец, они такие же наездники, как кочевые Киргизы, и, живя в постоянных сношениях с ними, хорошо знакомы с их обычаями и всеми военными хитростями» [50, с.22].

Повседневные хозяйственные заботы казака в степи всегда требовали поисков товарищей из местного населения. «В походе он наполовину остается промышленником, заботящимся об оставшемся на линии семействе; живя в степи, на каком-нибудь пикете, он завязывает сношения с окрестными Киргизами, торгует с ними на разную железную мелочь, выделывает овчины, шьет конские сбруи и проч.» [50, с.23].

В результате долгого проживания на одной территории, хозяйственно-бытовых контактов казаки многое заимствовали в хозяйстве, быте, материальной культуре, их влияние было настолько явным и сильным, что обращало внимание официальных кругов, а также исследователей и путешественников. «…Казаки, живя с киргизами, совершенно окиргизились, - отмечала Семипалатинская администрация во второй половине XIX века, - и говорят не только с киргизами, что было бы понятно, но и между собою по-киргизски, считая этот язык более легким для себя, носят они также киргизскую одежду. Маленькие дети казаков – и те говорят по-киргизски» [см 44, с.255]. В 1876 г. Ф.Н. Усов пишет: «В одежде казаков много восточного, перенятого от киргиз и татар; это происходит, конечно, от дешевизны бумажных среднеазиатских материй и разных предметов киргизской одежды, сравнительно с привозимыми в станицы русскими изделиями. Всего больше полюбился казакам восточный бумажный халат, его носят во всякое время: в будни и праздники, богатые и бедные. Даже, находясь на службе в отрядах, в лагерных сборах и т. п., казак при первой возможности облекается в халат, который щеголевато подвязывает обыкновенным русским поясом, образуя сзади множество складок, Кроме того, казаки носят по праздникам киргизского покроя камзолы (бешметы) из бумажной материи и такие же узенькие штаны, суконные, триковые и нанковые казачины, а также партикулярное платье; в рабочее время киргизского шитья армяки. Зимою овчинные шубы и полушубки, ергаки из цельной конины, шерстью вверх (род дахи), кожаные или плисовые чамбары (широкие шаровары), которые запускаются в сапоги. Летом на голове форменная казачья фуражка с козырьком и кокардой, или гражданская фуражка с козырьком; зимою бараньи тяпки, a в дороге овчинные киргизские малахаи с острым верхом и с лопастями, прикрывающими уши» [64, с.271-272]. Г.Н. Потанин в «Заметках о Сибирском казачьем войске» также констатировал этот факт: «Киргизский язык не только не пренебрегается, но считается разговорным; киргизские обычаи также многие усвоены: так, например, казаки охотно пьют кумыс и едят конину… Около Коряковской станицы происходит самое сильное взаимодействие русского и киргизского духа. Недалеко от Коряковской станицы находится другая станица – Ямышевская, в которой в прежнее время было сделано такое сближение между двумя народами, что обе расы здесь отчасти смешались… здесь много между казаками крещенных киргизов и даже киргизок, так что здесь можно встретить хоровод из смуглых и плоских лиц и можно услышать песню, представляющую много смесь киргизского языка с русским. Все окрестные киргизы сделали много заимствований из русской жизни и даже многие живут в землянках, по крайней мере в зимнее время, а казаки здешние, в свою очередь, подчиняются сильному влиянию киргизов, следуют в одежде их модам и в домашней жизни предпочитают киргизский язык своему» [7, с.6-7]. Также Г.Н. Потанин в другой статье писал: «Как на левом, так и на правом берегу Иртыша, к линии примыкают киргизские кочевья, так что здешние казаки окружены Киргизами и находятся под их исключительным влиянием. Почти все население говорит на киргизском языке, нередко предпочитая его, легкости ради, родному языку. Для многих это колыбельный язык, потому что няньками и стряпками здесь бывают Киргизки. Не только простые казачки, но и казачки – барышни болтают здесь по–киргизски. Киргизский язык услышишь повсюду: в тихой беседе о сенокосных пайках, которую ведут между собой казаки, сидящие на завалине; в разговоре ямщиков, хлопочущих на станции около экипажа, проезжающего чиновника; иногда даже в суде, потому что между здешними казаками встречаются лица, которые обстоятельнее рассказывают дело на киргизском языке, чем на русском языке. Рассказывают анекдоты о станичных начальниках, которые в своих рапортах сбиваются с русского языка и оканчивают доклад на киргизском. В станице Белокаменской была одна сотница, которая знала киргизский язык и киргизские юридические обычаи в таком совершенстве, что киргизы приезжали к ней судиться; ее киргизы звали «бий-байбиче», то есть госпожа судья. Киргизские привычки простираются и на одежду и пищу казаков. Подобно кочевнику, иртышский казак любит носить широкие плисовые шаровары, халат из бухарской парчи или саранжи и лисью шапку, называемую по-киргизски «борик». Иртышский казак – страстный охотник до киргизских национальных блюд. Он ест конину и казы и не уступает ему в способности выпить торсык кумыса. Есть старые казаки, которые колют собственных лошадей на еду. Кроме этих внешних черт, иртышские казаки заимствуют у киргизов многие предрассудки, понятия и убеждения. Казак, как и киргиз, считает за стыд сесть на коня без нагайки, надеть холщевые шаровары и прочее» [46, с.111-112]. Н.М. Ядринцев подметил: «…в Западной Сибири, на границе Киргизской степи, где казаки, мало того, что перешли местами к скотоводству, но заимствуют у киргизов одежду, обычаи, язык. Нравы эти проникли даже в среду офицерского сословия. Иногда офицеры являются в города совершенно окиргизившиеся» [72, с.111-112]. Известный Семипалатинский краевед Н. Коншин писал: «Дом казака гораздо богаче и чище не только зимовки киргиза, но и любой избы крестьянина, но этого нисколько не исключает возможности найти у казака те же вкусы, как у киргиза. Оба любят украшать свои зимние помещения коврами, оба питают пристрастие к сундукам (часто пустым у киргиза), которые должны свидетельствовать о богатстве хозяина. Костюм казака, его цветной бешмет с длинными рукавами – очень напоминает костюм богатого киргиза» [35, с.179]. Из казахских головных уборов казаки Прииртышья нередко носили лисий «бөрік», а в зимнее время многие одевали казахский «тымақ». Из казахской обуви среди казачьего населения довольно широкое распространение получили сапоги казахской работы, так называемые «саптама-етік», надеваемые на ноги, как и у казахов, с войлочными чулками (киіз-байпақ). Носившие «саптама-етік» старики из казачьих поселков утверждают, что такие казахские сапоги в условиях Восточного Казахстана и Прииртышья являются самым удобным видом обуви, так как войлочные чулки хорошо защищают от сильных морозов, а кожаные сапоги, надеваемые на «байпақ», не пропускали сырости даже во время слякоти [6, с.149-150].

Соседство с казахским аулом оказало заметное влияние на пищу прииртышских казаков, несмотря на то, что в пище русского населения главным образом преобладали продукты земледелия. Как писал Н. Коншин, что прииртышские казаки поглощали не меньше чашек кумыса, чем «заправский киргиз», охотно ели с одного блюда баранину или конину, хотя такие блюда сами не готовили…[60, с. 42] Многие казаки делали из молока «ірімшік» и «құрт» казахским способом и употребляли их в пищу. Все слои казачьего населения Прииртышья в большинстве случаев до некоторой степени и чай пили также по-казахски, то есть сидя на полу за круглым и низким столиком казахской работы [6, с.150-151].

На дворе у богатых казаков нередко можно было встретить войлочные юрты, куда переходили жить летом, а менее состоятельные казаки, как правило, в летний период проживали в выстроенных во дворе помещениях, называемых «завозня», что также является заимствованной от казахов традицией [35, с.179].

Здесь нужно обратить внимание на то, что простым казакам знание казахского языка необходимо было для торговли, а атаманам, офицерам, чиновникам для разрешения дел казахского населения.

2.5 Сибирское казачье войско как орудие самодержавия в подавлении национально-освободительных восстаний казахского народа

Подавление национально-освободительных восстаний казахского народа руками казачества являлось целенаправленной политикой царизма. Самодержавие успешно использовало в своих целях казачьи отряды. Подавление антиколониальных протестов кочевников казаками наносило отрицательный эффект во взаимоотношениях двух сторон.

В отличие от других выступлений, в основе восстания, руководимого Саржаном Касысовым, были сильны политические мотивы, а именно – стремление к возрождению независимого Казахского ханства под главенством потомков Аблая - султанов Касымовых.

Если восставшие под предводительством Жоламана Тленчиева в 20-х гг. XIX века, Исатая Тайманова и Махамбета Утемисова в 30-х гг. XIX века требовали, в первую очередь, возврата пастбищ, отобранных колониальной администрацией, то сыновья султана Касыма добивались восстановления ханской власти и передачи им ханского титула. Из этого следует, что в национально-освободительном движении Саржана Касымова тесно переплелись земельный вопрос (территориальный) и вопрос «короны» казахской государственности [8, с.22].

Для усмирения восставших царизм использует силу военного оружия, активно привлекая к подавлению движения сибирское линейное казачество. Хорошо организованные, мобильные казачьи войска Российской империи умело применяли различные тактические приемы в ходе борьбы с восстанием казахского народа под предводительством Саржана и Кенесары Касымовых.

Резко возрастает роль и место сибирских казаков во внешней политике России по отношению к Казахстану с 1822 года, после введения «Устава», так как они обеспечивали безопасность возникавших русских учреждений.

Число высылавшихся в степь отрядов сибирских казаков возрастало с каждым разом, по мере увеличения там новых русских укреплений. Так, например, если в 1826 году в Среднем жузе пребывали только 2 отряда, Кокчетавский и Каркаралинский, с численностью в 452 строевых казака, то в 1836 году отрядов стало в 4 раза больше. Общая численность находившихся при них казаков соответственно возросла более чем в 2 раза (до 1000 человек всего и 219 находилось в резерве), о чем свидетельствуют следующие статистические данные.

Таблица 9

Командировки в казахскую степь приветствовались казаками: это освобождало их от изнурительной работы в собственных хозяйствах, бесплатного труда на многочисленных войсковых предприятиях, давало возможность обогатиться за счет военной добычи, о чем открыто сообщалось в периодической печати XIX столетия. Один из авторов с сочувствием к казахам писал: «Жажда добычи вела за собой военные походы русских, которые совершались под предлогом возвращения ворованных вещей и пленных. Эти походы позорят все сношения сибиряков с киргизами и вплоть до половины разоряли киргизов до нищеты» («Дело», 1869, №3, С. 1) [см 8, с.23-24].

«С 1824 года, когда по мысли Сперанского и согласно «Сибирским учреждениям» в самой степи стало вводиться русское управление вместе с устройством казачьих поселений, казачьи отряды посылаются в степь уже постоянно. Число высылавшихся в степь отрядов увеличивалось по мере размножения оседлых пунктов в степи. Так, в 1826 году было только два отряда: Кокчетавский и Караралинский из 452 строевых казаков, в 1836 году находилось в степи 7 отрядов, а во всех них было 860 человек. К 1853 году степные казачьи отряды были рассыпаны уже по всей площади Киргизской степи Сибирского ведомства» [64, с.97-98].

Разорение казаками местного населения приводило, в свою очередь к обострению их взаимоотношений, о чем сообщается в изданиях XIX века: «Шли казаки вперед, собирая с дикарей ясак, и часто выводили туземцев из терпения туземцев своими грабительствами, за которые приходилось иногда платиться жизнью». Налицо отсутствие «дипломатического» стиля, именуя местное казахское население «дикарями», «туземцами» [49, с.194].

Руководимые опытными атаманами казаки, к началу XIX века, представляли собой грозную военную силу. Подавляя сопротивление других кочевых народов, к 20-м гг. XIX века сибирские казаки умело овладевали приемами организации военных действий в степи и в сложных климатических условиях [8, с.25].

Главным в степной войне для казачества была «борьба с природой», победа же над противником не составляла труда – «вследствие его плохого вооружения, недостатка обучения, дисциплины, вообще организации» [71, с.297].

Однако в борьбе с восстанием Саржана Касымова сибирским казакам не удалось сразу победить его, хотя они действительно имели превосходство в военной организации. Так как победа над самим противником для казаков считалась сравнительно легким делом, то основной удар в ходе их экспедиций в степь был направлен против источника существования кочевников, то есть разрушались аулы и угонялся скот.

Подрыв материальной базы восставших широко применялся, чтобы не дать степнякам возможность собраться с новой силой и организовать оборону. Эта тактика ведения казачьими войсками степной войны нашла широкое применение в ходе борьбы с выступлением Саржана и позже Кенесары.

Известно, что только в 1825 году против Саржана Касымова дважды выступили отряды со стороны сибирской администрации. Решительно используя сибирское казачество, были организованы крупномасштабные экспедиции под командованием сотников Карбышева и Лукина, первоочередной целью которых являлся захват султана Саржана Касымова и окончательное прекращение восстания в степи [8, с.25-26].

В сентябре 1825 года командир 7-го Сибирского казачьего полка сотник Карбышев, выступив из Каркаралинского укрпеления во главе из 200 казаков при одном орудии, рано утром 8 октября напал на кочевья Саржана у Сарысу, в урочище Кулан-отпес, рассеял их кратечным огнем, убил 150 человек, 200 казахов были ранены, 30 взяты в плен. В бою был ранен и Кенесары. У реки Карасу Крабышев вновь настиг Саржана, разбил его отряды, захватил 2 тыс. лошадей и 200 верблюдов. В этом походе казаки Карбешева «усмирили» 700 аулов.

Летом 1826 года дружины Саржана напали на Каркаралинский приказ. Против него с 100 казаками и одним орудием снова выступил Карбышев и рассеял воссавших в горах Богалы.

В 1827 году Сибирскому казачьему войску для борьбы с казахами было бесплатно отпущено 500 ружей, 2500 пистолей и 600 сабель. В том же году 500 джигитов Саржана напали на казачий разъезд урядника Кудрявцева и убили 9 казаков, для преследования их из станицы Семиярской выступил командир 3-го полка войсковой старшина Лукин во главе отряда из 500 казаков с двумя орудиями. В сентябре они накрыли аулы восставших в Бетпак-дале. Два месяца каратели бесчинствовали в степи, отогнали 1084 лошадей, 378 верблюдов, 1083 быка, 9739 баранов, сожгли имущество казахов за Шу.

В 1832 году Саржан вновь появился в Каркаралинском округе и напал на аулы верных царизму феодалов, против него выступил сотник Потанин с артиллерией. Снова отправился в карательную экспедицию против восставших войсковой старшина Лукин. Отряд есаула Симонова двинулся на Сарысу и в урочище Кара-жар и Торт-кулан разорил аулы Саржана. В 1834 году отряд войскового атамана Броневского из 850 казаков при шести орудиях на реке Шу снова разгромил аулы Саржана [1, с.104-105].

Сибирские власти деятельно преследовали руководителей восстания, или, как они их называли, «главных возмутителей». В период нападения повстанцев на Каркаралинский приказ арестованы боевые соратники Саржана, «захвачены главные злоумышленники мятежной шайки» - бии Б. Кенжетаев и Б. Чувашев. В этом же году отрядом сотника Чирикова взят в плен Сартай Чингисов.

Плохо вооруженные, стихийно восставшие народные массы были вынуждены отступить. Лишенные родных кочевьев, казахи многих волостей на протяжении 1827-1830 гг. начали откочевывать в глубь степи, что дало сибирской администрации новый повод организовать против ушедших аулов «воинские поиски», которые предпринимались российскими властями против той или иной волости для того, чтобы привести ее силой оружия к покорности.

Для возвращения откочевавших волостей из Каркаралинского приказа снаряжается несколько казачьих экспедиций. Но все мероприятия окружных приказов оказались бесплодными: подведомственные волости, одна за другой, продолжали уходить в глубь, в «Голодную степь» и далее – за озеро Балхаш и реку Чу, в пределы Туркестана.

Для наказания подобной дерзости и преследования, откочевавших байбуринцев (один из родов Каркаралинского округа) сибирская администрация немедленно сформировала хорошо вооруженный карательный отряд из 500 казаков, которые в сентябре 1827 года силой обратил «отложившихся разных волостей киргиз на прежние кочевья» [8, с.25-27].

Насколько жестоко расправились каратели с восставшими можно увидеть из исследования Г.Е. Катанаева: «Мятежники бросились в голодную степь Бетпак-дала, казаки за ними: огнем и мечом прошли казаки эту степь вплоть до реки Чу, устилая ее трупами людей и животных. Панический страх напал на киргиз, считавших до сего времени голодную пустыню непроходимую для военных отрядов. 65 дней находился отряд в походе и возвратился в Каркаралы в конце ноября». Автор описал морально-психологическое состояние гонимых людей: «Проученные такою расправою киргизы притихли на несколько лет. Однако же пламя недовольства не было затушено вполне, и, тлея, скрытно, время от времени проявляло себя разбойническими нападениями то на караваны, то на пикеты» [30, с.36-37].

В 1829 году в Кокчетавском округе побывал отряд есаула Куликова, действиями которого отличились особой жестокостью и непримиримостью. Грабеж, учиненный Куликовым, вызвал недовольство не только казахов, но и возмущение сибирской администрации. Омское начальство, изучив дело, призвало акции Куликова, «сопровождавшиеся несправедливым употреблением власти», как незаконные и или преступлением.

В 30-е годы XIX века получила дальнейшее распространение политика Российского государства по учреждению в Казахстане русских приказов, продолжилось строительство новых укреплений. В случае полного подчинения коренного народа новой системе российского управления оно могло быть более эффективным. Поэтому для борьбы с восстанием Саржана Касымова царское правительство не жалело ни средств, ни сил, высылая в степь все новые и новые карательные отряды.

Своего апогея противостояние восставших и карателей и лице сибирского казачества достигло в 1832 году, когда отряду Лукина едва не удалось разгромить основные силы повстанцев. 1832 год был особенно напряженным и трагичным в казахско-казачьих отношениях. Обнаружив султана, казаки открыли по нему огонь, но Саржан молниеносно исчез и снова, по выражению Лукина, «остался не схваченным». Тем не менее, каратели не вернулись с пустыми руками, захватив скот бежавших: 4000 лошадей, 300 верблюдов и до 40 тыс. баранов.

Требования властей прекратить «мятеж» и угрозы о расправе с непокорными Саржан оставлял без внимания, продолжая расширять районы восстания. Естественно, такая деятельность султана не замедлила возобновить репрессии против восставших и предпринять энергичные меры для восстановления порядка и спокойствия в степи [8, с.27-28].

8 апреля 1832 года с Сибирской линии на урочище Кара-Откель высылается есаул Симонов с отрядом конной артиллерии и 3-мя эскадронами, одновременно из Баян-Аульского округа для преследования отловившейся Тортаульской волости был выслан отряд сотника Кузнецова [54, с.147].

Приказ командира Отдельного Сибирского корпуса Омскому областному начальнику о посылке казачьих частей на подавление сопротивления казахов российской колонизации от 2 января 1833 года:

«Из представления Вашего Превосходительства от 18-го декабря за №4565 весьма мне неприятно видеть, что из Каркаралинского округа, киргизы Куянчи-Тагаевской волости, родов Давлетского и Тагаевского вместе с Карсен-Карнеевскою волостью укочевали за пределы округа по направлению к озеру Балхашу, не заплативши следуемого с них ясака, в намерении отложиться от округа; и что сверх вышеупомянутых киргиз открытого Акмолинского округа Тараклинские и Джабайлинские киргизы, подстрекаемые бием Тобучаком, готовы последовать примеру первых, оказавши буйство и неповиновение против посланных Акмолинским приказом казаков, из коих одного захватили и увлекли насильно с собою, не оставив никакого известия об его участи.

Одобряя, как и Ваше Превосходительство действия Акмолинского приказа, распорядившегося послать отряд под командою сотника Чирикова, для исследования происшедшего с казаками и восстановления спокойствия между тараклинскими и джамбейтинскими киргизами, я поручаю Вам объявить мою благодарность сему Приказу, а особливо Старшему Султану оного и заступающему его место Султанам Кунур-Кулдже Худай-Мендину и Арыслану Худай-Мендину, кои престают изъявлять свое усердие к Правительству, а следовательно и к общему благу всякий раз, как представится к тому случай. Вы не оставите поставить на вид Приказу и сим султанам, чтобы они старались поймать бунтующего бия Тобучака для предания его суду и поступления с ним по всей строгости законов. Равным образом одобряю и распоряжение Ваше об откомандировании в Акмолы одного конно-артиллерийского орудия.

Что же принадлежит до киргиз Каркаралинского внешнего округа, бежавших из оного, не заплатя ясака, то я также согласен для возвращения оных послать значительный из козакав отряд, тем более, что число сих бежавших киргиз, состоя из 1426 юрт, слишком значительно, чтоб оными пренебречь. А потому я полагал бы составить отряд из трех или четырех эскадронов Козаков и из трех конных орудий под главным начальством казачьего войска подполковника Лукина, придав ему под команду есаула Карбышева, как офицера уже испытанного в благонадежности при подобных командировках. А как отряд столь значительный невозможно составить из казаков, находящихся в Каркаралинском и Аягузском округах, то предлагаю Вашему Превосходительству о составлении оного совещаться с командиром казачьего войска генерал-майором Гордеевым 1-ым, которому должно быть лучше известно из которого полку удобнее будет составить такой отряд. Поелику сему отряду будет предстоять поход довольно значительный, простирающийся с возвратным путем до тысячи верст, а может быть, несколько и более, то, Ваше Превосходительство, озаботьтесь обеспечить оный достаточным продовольствием. Впрочем, если по наступившему теперь вешнему времени невозможно будет отряд сей обеспечить в киргизской степи надлежащим продовольствием, а особливо фуражом для строевых и артиллерийских лошадей, то гораздо выгоднее отложить сию экспедицию до будущей весны, нежели подвергать отряд без видимой пользы совершенному изнурению от позднего зимнего времени.

Приписывая как побег киргиз Каркаралинского округа, так и возмущения весьма малой части оных Акмолинского пронырствам и подстреканием бунтующего Султана Саржана, имеющего по знатности происхождения своего большое влияние вообще на всех киргизов Средней Орды, я предлагаю Вашему Превосходительству обратить на него и его сообщников и тайных агентов особенное Ваше внимание, стараясь при удобных случаях их ловить, а особливо последних, для предания их суду по всей строгости законов» [51, с.113-115].

Саржан, в свою очередь, заключил военный союз с кушбеком – ташкентским правителем для совместной борьбы против царизма и разослал по степи воззвания и письма с призывом восстать против российского управления. Его действия оказали влияние на массы: большинство аулов в начале 1833 года откочевало в глубь степи с тем, чтобы примкнуть к Саржану Касымову. Число приверженцев султана возрастало с каждым днем, и сибирская администрация возобновляет организацию крупномасштабных карательных экспедиций против Саржана Касымова.

16 февраля 1833 года генерал-губернатор Западной Сибири высылает новый отряд под командованием Карбышева для возвращения назад откочевавших за пределы Кокчетавского и Акмолинского округов казахов Коянды-Тагаевской, Каракереевской, Тарактинской, Джагалбайлинской волостей и наказания тех, кто совершил вооруженное нападение на посланный ранее за ними отряд казаков. Выступление отряда планировалось на конец марта, а точнее на тот момент, когда «киргизы по худобе скота не в силах будут уйти от преследования». Как и в прежние годы, Карбышев был снабжен «высокими инструкциями».

Из этого следует, что действительно проводники царской политики в своей борьбе с казахскими повстанцами учитывали и традиционные особенности национального уклада жизни. Когда в официальных реляциях апеллирует к «худобе скота», то возникает мысль о том, что в степной войне, шедшей в Казахстане в первой половине XIX века появился новый тактический маневр, который условно можно назвать «природно-циклическим» способом борьбы с кочевниками.

В этот период Саржан полностью отказывается от открытого столкновения с казачьими отрядами и переходит к тактике ведения партизанской борьбы. Совершая нападения на пикеты и посты, делая набеги на линию, он уходил и скрывался в пределах Ташкента.

Поэтому командир Линейного Сибирского казачьего войска Гордеев в начале 1834 года распорядился о «высылке в степь 2000 хорошо вооруженных и способных к действию казаков»: 1000 в Баян-Аульский, столько же в Кокчетавский, Ушбулакский, Каркаралинский внешние округа, 200 человек в Акмолинский.

Прогнозы командира Линейного Сибирского казачьего войска оправдались: в мае 1834 года ташкентский кушбек Ляшкарбаши с отрядом из 6000 человек в сопровождении Саржана вторгся в пределы Улытауских гор. Против него немедленно высылается отряд под командованием начальника корпусного штаба генерал-майора Броневского, узнав о приближении которого, кушбек отступил Саржан Касымов вернулся в пределы Старшего жуза. На короткое время борьба между сибирскими казаками и восставшими прекратилась [8, с.28-29].

В 1836 году генерал-губернатором Западной Сибири и командиром Отдельного Сибирского корпуса был назначен генерал-лейтенант князь П.Д. Горчаков, «человек злой, надменный, самолюбивый», по определению Г.Н. Потанина, занимавший бескомпромиссную позицию по отношению к восстанию казахов. В том же году от рук предателя ташкентского кушбека погибли Саржан и Есенгельды. Движение возглавил Кенесары Касымов. Началось 10-летнее противостояние царского генерала Горчакова и казахского хана Кенесары, который к этому времени приобрел громадную популярность среди народа.

Он собрал двадцатитысячную хорошо вооруженную, обученную и дисциплинированную армию с высоким моральным духом, которая на равных могла сражаться с казачьими отрядами. Историк Середа так писал о Кенесары: «Это был человек решительный, энергичный… Стоило ему клич кликнуть, тысячи джигитов готовы были встать в ряды его шаек, сражаться за утраченную независимость или погибнуть… Кенесары умел быть достойным повелителем своих дружин. Духу, которым были одушевлены его шайки, позавидовал бы любой полководец европейских войск. Таков был Кенесары!»

Он выдвинул лозунг – борьба за возвращение отобранных земель, восстановлен хотя бы и под покровительством России, независимого и целостного казахского государства. В письмах пограничным властям писал, что сибирские чиновники, «как пиявки высасывали кровь киргизскую», что «казаки захватывали наших жен и девок и держали у себя», в командировках по степи «казаки же в один день режут для пищи своей по три барана», а «начальники диванов во время разъездов своих берут от киргиз самых лучших лошадей, по халату».

Кенесары перешел к решительным действиям. Осенью 1837 года он появился в Акмолинском округе, в ноябре окружил и уничтожил отряд хорунжего Рытова из Актауской крепости. Сам Рытов и два урядника – всего 30 казаков – были убиты, а 20 ранены.

22 июня 1838 года Кенесары во главе двухтысячного отряда напал на Актауское укрепление, но был отбит. В августе совершил неожиданное нападение на Акмолинское укрепление, где находилось 80 казаков под начальством войскового старшины Чирикова, захватил крепость и сжег ее. Чириков и ага-султан Кудаймендин едва спаслись бегством.

С вены до осени 1839 года казачьи отряды с линии пытались уничтожить воинские силы Кенесары. Полковник Горский из Пресновской станицы с 655 казаками, ротой пехоты и двумя орудиями с марта по июль совершили 4 похода в степь, к Улытау, Тургаю и Сары-Кенгир, где произошли кровопролитные сражения с отрядами Кенесары, но не сумел их разгромить. Отряд сотника Волкова из Каркаралинского укрепления в составе 200 казаков с двумя орудиями в Улытау и при Каракенгире также однажды сражался с джигитами хана и без успеха вернулся на линию, ограбив только мирные аулы. Карательный отряд штабс-капитана Мачульского из Кокчетавского укрепления был также все лето на Улытау, занимался грабежом аулов. Казачьи отряды таки не смогли подавить восстание, но угнали 40 тыс. голов скота, который на линии был продан за 117 тыс. рублей для покрытия издержек походов.

В 1840 году Кенесары перешел на территорию Оренбургского края и временно прекратил борьбу, начал военные действия на юге, за освобождение сырдарьинских казахов от кокандскго гнета. Тем не менее сибирские власти в течение всего года высылали в степь летучие казачьи команды, против оставшихся его сторонников. В июне-июле из Жаркаинского укрепления сотник Волков с 200 казаками направился к реке Жиланчик, из Каркаралинской станицы сотник Ребров двинулся к Сарысу, из Акмолинской крепости сотник Лебедев выступил к району Улытау, а в сентябре в дополнение к ним майор Гаюс из Атбасара и поручик Толстой из Жаркаима вышли в рейд в район Улытау, Тургай и Кабырга. Объединенный поход царских войск закончился безудержным грабежом аулов, убийством сотен мирных людей, каратели сожгли несколько тысяч кибиток и угнали около 50 тыс. голов скота. Один только отряд сотника Волкова в Улытау «разорил множество аулов, положил массу киргиз и захватил тысячи голов скота».

Крупные военные действия сторон начались в 1843 году. Все Сибирское казачье войско на пограничных линиях было приведено в полную боевую готовность для окончательного разгрома восстания. Общее руководство карательной операцией осуществлял начальник штаба Отдельного Сибирского корпуса генерал-майор Жемчужников. В горах Улытау засел отряд второго сибирского полка во главе с подполковником Кривоноговым (200 казаков и 50 солдат), из станицы Преногорьковская в степь к реке Тунтугир выступил отряд зауряд-хорунжего Катанаева. Сибирские отряды объединились с оренбургскими, но все-таки не смогли разгромить восставших. После тяжелых боев на Тургае они вернулись через полтора месяца на линию. На обратном пути сибирский отряд разгромил аул брата Кенесары Кушика Касымова, погибло 100 человек, захвачено в плен 25, угнаны тысячи верблюдов, 3000 лошадей, 10 тыс. баранов.

В 1844 году в горах Улытау и арганаты закладывается Улытауское укрепление, где размещается отряд из состава 2-го сибирского полка под начальством есаула Леденева, всего 250 казаков, при двух орудиях. Сонник Фалилеев с 150 казаками отправился к Сарысу и озеру Телеколь, 100 казаков с одним орудием расположились в Атбасарском посту, еще 150 казаков 50 солдат пехоты с одним орудием выдвинулись к урочищу Дюсегат близ Акмолинского укрепления.

Однако и эта карательная экспедиция закончилась безрезультатно, Кенесары успешно действовал в глубоком тылу Оренбургских отрядов. Как видим, сибирское казачье войска принимало самое активное участие в борьбе с движением Кенесары Касымова.

5 декабря 1846 года был утвержден новый штат сибирского казачьего войска из 10 конных полков, каждый шестисотенного состава, конно-артиллерийская бригада из трех батарей. В казаки были зачислены

В 1849 году император Николай I отметил заслуги войска в подавлении восстания казахского народа и за верную и усердную службу, «ознаменованную успешным охранением пограничной сибирской линии на протяжении 2000 верст, всемилостивейше пожаловал чинам войска права и преимущества, чина армии предоставленные», то есть казаки по статусу приравнивались к регулярным войскам.

Казачеству ставилась задача вести охрану линии, торговых и почтовых путей, таможенную службу, осуществлять полицейские функции, подавлять выступления местного населения. Так, в мае 1851 года сотник Рыбин из Актауского укрепления с 25 казаками захватил в степи младшего сына Кенесары Касымова 19-летнего Жагыпара, который был ранен в стычке. Юный Жагыпар был отправлен в Омск по требованию Западно-Сибирского генерал-губернатора Г.Х. Гасфорта, боявшегося новых волнений в степи в связи с поимкой сына Кенесары. Жагыпар был осужден и сослан в город Березов и в 1857 году скончался в Топольской городской больнице. В 1854 году сотник Фролов из Актау преследовал в степи аул султана Худайменды Газина, верного сподвижника Кенесары, захватил в плен его жену Халифу с тремя детьми, сам султан скрылся [1, с.105-108].

Сибирское казачество активно участвовало в подавлении национально-освободительного восстания казахского народа 1916 года. После получения известий об отказе населения Акмолинской и Семипалатинской областей. Выполнять царский указ о мобилизации на тыловые работы, генерал-губернатор Степного края Сухомлинов дал приказ сформировать карательные отряды из казаков станиц Акмолинская, Атбасарская, Баян-Аульская, Каркаралинская, Кокпектинская и Павлодарская до подхода главных сил из Омска. И уже через несколько часов казаки начали прибывать на сборные пункты. Всего для борьбы с повстанцами было выделено три сотни 3-го Сибирского конного полка, три боевые полусотни, сформированы две местные сотни, четыре местные полусотни, две местные команды и восемь рот пехоты. Казачьи карательные отряды были хорошо оснащены и вооружены, имели даже автомобили.

Восставшие казахские отряды сосредоточились в основном в Акмолинском и Атбасарском уездах, у озера Коргалжын, где их насчитывалось около 30 тыс. человек. Повстанческие группы действовали также в Зайсанском, Семипалатинском, Усть-Каменогорском и Павлодарском уездах, в Ерементауских горах, в Улытау. Восставшие были вооружены старыми ружьями, охотничьими берданками, пиками, айбалтами и саблями. Все лето и осень 1916 года проходили стычки и целые сражения между карателями и казахами, как в эпоху грозного хана Кенесары Касымова, дух которого, казалось, воодушевлял повстанцев [1, с.112-113].

В целом, надо заметить, что история сибирского казачества очень противоречива. С одной стороны сибирские (прииртышские) казаки были в некотором роде близки к коренному населению, вступали в бытовые контакты и взаимодействия. С другой стороны, по приказу властей сразу шли войной на своих соседей.

2.6 Итоги казачьей колонизации

- Оттеснение казахов на неплодородные земли, в безводные пустынные местности.

- Участившиеся губительные джуты, ввиду невозможности казахов перекочевать со скотом в другие местности.

- Нарушение традиционных вековых путей весенних и осенних перекочевок племен и родов.

- Уменьшение поголовья скота в казахских аулах, исчезновение богатых скотоводов, владевших тысячными табунами.

- Аренда бывших своих земель кочевниками за определенную плату (луга, покосы).

- Споры за землю, драки, судебные тяжбы между кочевниками и переселенцами.

- Обнищание кочевников, появление джатаков, батраков, бездомных бродяг.

Литература

1 Абдиров М.Ж. История казачества Казахстана / Под ред. Ж. Касымбаева. – Алматы: Казахстан, 1994 – 160 с.

2 Абдиров М. Завоевание Казахстана царской Россией и борьба казахского народа за независимость (Из истории военно-казачьей колонизации края XVI – начала ХХ вв.). – Астана: Елорда, 2000. – 204 с.

3 Андреев С.М. Сибирское казачье войско как социально-территориальная система: организация и основные этапы развития (1808-1917 гг.): Автореф. дисс. докт. ист. наук: 07.00.02. - Отечественная история. – Кемерово, 2007. – 40 с.

4 Алексеенко Н.В. Население дореволюционного Казахстана. – Алма-Ата: Наука Каз. ССР, 1981. – 112 с.

5 Апполова Н.Г. Хозяйственное освоение Прииртышья в XVI – первой половине XIX вв. Москва: «Наука», 1976.

6 Аргынбаев Х.А. Влияние местного населения на хозяйство и материальную культуру пришлого русского населения// Историко–культурные связи русского и казахского народов. (Библиотека казахской этнографии, том 10). – Павлодар: ЭКО, – С. 144 –154.

7 Аубакирова Х.А. Вопрос о роли казачества в царской колонизации Казахстана в трудах русских исследователей XIX века // Вестник Евразийского ун-та, 1999, № 2, с. 31-37.

8 Аубакирова Х.А. Учреждение Кокчетавского, Каркаралинского внешних округов в Среднем жузе и противостояние казахов с сибирскими казаками в годы восстания Саржана Касымова (1824-1836 гг.) // Өлкетану=Краеведение. – 2005. - № 4. – С. 19-31.

9 Аубакирова Х.А. Участие сибирского казачества в подавлении национально-освободительного движения казахского народа под предводительством султанов Саржана и Кенесары Касымовых (1824-1847гг.). Диссерт...к.и.н. – Астана. – 2000. – 130с.: 4 прил.

10 Ахметова Ш.К. Формирование городского казахского населения Западной Сибири в XVIII – XX вв. // Олкетану=Краеведение. - 2004. - № 1. - С. 27-56.

11 Бартольд В.В. Сочинения. Том 5. Москва, 1986.

12 Бекмаханов Е. Собрание сочинений в 7 томах. Т.2: «Казахстан в 20-40-е годы XIX века». – Павлодар: ЭКО. – 2005. - 426 с.

13 Бекмаханова Н.Е. Формирование многонационального населения Казахстана и Северной Киргизии: Последняя четверть XVIII – 60-е гг. XIX. – Москва, 1980.

14 Борсукбаева А.М. Колонизаторская политика царизма в казахских землях в XIX – нач. XX вв. (на материалах северо-восточного Казахстана): Авто дис. Канд. Истор. Наук: 07.00.02/А.М. Борсукбаева; Каз. Гос. Жен. Пед. ун-т – Алматы, 2005 – 28 с.

15 Борсукбаева А. Формирование и развитие Сибирского казачьего войска // Поиск серия гуманитарных наук. – 2000. № 6. – С. 51-57.

16 Броневский С.Б. О казахах Средней Орды. – Павлодар: ТОО «ЭКО», 2005. – 168 с. /Библиотека казахской этнографии, Том 5/.

17 Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. – Санкт-Петербург, 1873.

18 Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. 17. Ч. 3. Киргизская степь Западной Сибири. СПб., 1852.

19 Гейнс А.К. Собрание литературных трудов. (Библиотека казахской этнографии. Том 37). – Павлодар: НПФ «ЭКО», 2006. – 213 с.

20 Герн фон В. Характер и нравы казахов // Характер и нравы казахов (Библиотека казахской этнографии, 18 том). – Павлодар: НПФ «ЭКО», 2006. – 140 с.

21 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Том 2. Москва, 1989.

22 Елагин А.С. Казачество и казачьи войска в Казахстане. Алматы, 1992.

23 Завалишин И. Описание Западной Сибири. М., 1867. Т. 3.

24 Инсебаев Т.А. Историческое прошлое кыпчаков Евразии (очерки истории средневековых кыпчаков). – ПГУ им. С. Торайгырова, Павлодар, 2002. – 160 с.

25 Инсебаев Т.А. Очерки истории Павлодарского Прииртышья. – Павлодар: ЭКО. Ч. 1 (с древних времен до XX в.) – 2000. – 239 с.

26 Кабульдинов З.Е. Казахи внутренних губерний Российской империи во второй половине XVIII – нач. XX веков (историко-географический аспект): Автореф. дис. докт. ист. наук: 07.00.02. – Отечественная история (История Республики Казахстан). – Алматы, 2003. - 51 с.

27 Кадомцев А.В. Отчет о поездке в киргизские степи. Санкт- Петербург, 1877.

28 Казачьи войска. Хроника. Оформление Н. Сайтина. Акционерное общество «Дорваль», 1992. – 480 с.

29 Каскабасова А.А. Из истории арендных отношений на территории Павлодарского Прииртышья в XIX – нач. XX вв. // Вестник ПГУ. Серия гуманитарных наук. – 2004. - №2. – С. 76 – 80.

30 Катанаев Г.Е. Краткий исторический обзор службы Сибирского казачьего войска с 1582 по 1908 гг.- Омск, 1908.

31 Катанаев Г.Е. Зимующие при поселке Белокаменском киргизы. // Записки Западно-Сибирского отдела РГО. Кн. XV. Вып. 2. Омск, 1893.

32 Катанаев Г.Е. Хлебопашество в Бел-Агачской безводной степи Алтайского горного округа // Прииртышские казахи и казаки: история, хозяйство и быт. – Павлодар: НПФ «ЭКО», 2006. – /Библиотека казахской этнографии, Том 41/.- С. 15-30.

33 Катанаев Г.Е.Киргизский вопрос в Сибирском казачьем войске // Прииртышские казахи и казаки: история, хозяйство и быт. – Павлодар: НПФ «ЭКО», 2006. – /Библиотека казахской этнографии, Том 41/.- С. 67- 90.

34 Катанаев Г.Е. Зимующие при поселке Белокаменском киргизы // Прииртышские казахи и казаки: история, хозяйство и быт. – Павлодар: НПФ «ЭКО», 2006. – /Библиотека казахской этнографии, Том 41/.- С. 45-59.

35 Коншин Н. Очерки экономического быта киргиз Семипалатинской области // Памятная книжка Семипалатинской области на 1901 г. Семипалатинск.

36 Малолетко А.А., Малолетко А.М. Воинство Алтайского горного округа (1726-1917). Томск: Том. ун-т, 2001. 232 с.

37 Материалы по киргизскому землепользованию, собранные и разработанные экспедицией Ф.А. Щербины, Т. 4, Павлодарский уезд, Воронеж, 1903.

38 Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба. Область сибирских киргизов. Ч. 1. Глава 2. / Сост. Генерального штаба полковник Красовский. - Санкт- Петербург, 1868. – С. 309-429.

39 Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба. Область сибирских киргизов. Ч. 2. Глава 3. / Сост. Генерального штаба полковник Красовский. - Санкт- Петербург, 1868. – С. 1-146.

40 Материалы по земельному вопросу Азиатской России. Вып. 1. Степной край / Сост. В.А. Тресвятский. – Петроград, 1917. – С. 3-133.

41 Нализко Н.А. Сибирское казачье войско: источники его формирования // Вестник Северо-Казахстанского университета, 1999, № 6, с. 108-111.

42 Никольский В.К. Киргизы // Сибирский наблюдатель. Книга 3. Томск, 1903. – С. 73-79.

43 Никольский В.К. Киргизы // Сибирский наблюдатель. Книга 6. Томск, 1903. – С. 1-12.

44 Нурбаев К.Ж. Сарыарка: до и после колонизации (с древнейших времен до сер. XIX в.): историко-географический аспект. Павлодар, 2005, 362 с.

45 Обзор регулярных войск в Российской империи // Военный сборник. – СПб., 1861. – Т. 22.

46 Остафьев В. Колонизация степных областей в связи с вопросом о кочевом хозяйстве // Проблемы землепользования в историко-этнографических исследованиях. (Библиотека казахской этнографии, том 47). – Павлодар: НПФ «ЭКО», 2006. – С. 5-35.

47 Потанин Г.Н. Заметки о сибирском казачьем войске // Военный сборник, 1861, Т. 19, № 5.

48 Потанин Г.Н. Реформы в сибирском казачьем войске // Сибирь. Т. 1. – СПб., 1876. – С. 335-368.

49 Потанин Г.Н. Сибирские казаки // Живописная Россия, 1884, т. ХI. - С. 107-116.

50 Потанин Г.Н. Торговля у киргиз // Избранные сочинения в трех томах. Том 3. Труды по истории, этнографии и фольклору. – Павлодар: ТОО НПФ «ЭКО», 2005. – С. 54 - 58

51 Приказ командира Отдельного Сибирского корпуса Омскому областному начальнику о посылке казачьих частей на подавление сопротивления казахов российской колонизации от 2 января 1833 года // Из истории колонизации «Степного киргизского края» (1762-февраль 1917 г.): Сб. док. и материалов. / Сост. М. Малышев, В.С. Познанский. – Семипалатинск. Т. 1. – 2004. – С. 113-115.

52 Прохоров И. Расселение сибирских казаков в Казахстане во 2-й половине XVIII – начале XIX вв. // Евразийское сообщество. – 2002. - № 2 (39). – С. 79-84.

53 Прохоров И.Р. Проблемы исторической географии Северо-восточного Казахстана во второй половине XVIII – начале XIX вв. (1758 - 1822): Автореф. дисс. канд. наук: 07.00.02. – Отечественная история (История Республики Казахстан). – Астана, 2001. – 32 с.

54 Путинцев Н.Г. Хронологический перечень событий из истории Сибирского казачьего войска со времени водворения западно-сибирских казаков на занимаемой ими ныне территории. – Омск: типогр. Окружного штаба, 1891. – 256 + VIII с.

55 Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. Том 2. Часть 1. – Санкт- Петербург, 1899.

56 Седельников Т.И. Борьба за землю в Киргизской степи. Алматы, 1991.

57 Симонов Н.А. Сибирского казачьего № 1-го Ермака Тимофеевича полка. – Омск, 1893.

58 Столетие военного министерства (Главное управление казачьих войск. Исторический очерк). Санкт- Петербург, 1902. Т. 11.

59 Страницы истории Алтая. Барнаул. 1998.

60 Таштемханова Р.М. Из истории колонизационной политики царизма в Казахстане во второй половине XIX - начале XX века. – МОН РК, Павлодар, 2001 г., учебно-методическое пособие для студентов исторических факультетов. – 72 с.

61 Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. – Санкт- Петербург, 1906. – Том. 3. – 547 с.

62 Тілеке Ж. Шежіре: Ертіс – Баянаула өңірі. – Павлодар: «Дауа»: «Қазақстан», 1995, кт. I. – 368 б.

содержание   ..  32  33  34   ..