Методические рекомендации регионального компонента по литературе «Живое слово»

Методические рекомендации

регионального компонента

по литературе

«Живое слово»

7 класс

ВВЕДЕНИЕ

Основная, едва ли не самая фундаментальная проблема преподавания литературы в современной школе - проблема чтения. Говорю не только о тех ребятах, которые не читают из принципа, а именно о тех, кто читает, но с внутренним сопротивлением в надежде заслужить приличную отметку. Если же мы спросим себя, хотят ли дети читать то, что им предлагаем мы, то ответ, вероятно, будет не совсем оптимистичным.

Можно приложить все силы, физические и духовные, для того, чтобы подвигнуть детей к чтению, но до тех пор, пока нашим ученикам не захочется читать, ничто не нарушит их стоического безразличия по отношению к книге.

Впрочем, в этом небольшом вступлении я не стремлюсь к крайностям. Уверен, что вопрос о чтении решаем и, более того, уже решается. И лучшее тому подтверждение – чрезвычайно успешный книжный бизнес в нашей стране. Книги раскупаются и читаются, причем в совершенно различных форматах. Нам, вероятно, еще десять лет назад, когда били тревогу о кризисе литературного слова, и в голову не могло придти, что дети будут читать при помощи ноутбука, мобильного телефона, карманных компьютеров, мр-3 плееров (аудиокниги) и прочих виртуальных посредников.

Новый мир диктует новые стандарты чтения и знакомства со словом. И я рискну предположить, что интерес к чтению вновь возрастет благодаря мобильности и доступности текстовых ресурсов. Тревожиться нам с вами, уважаемые коллеги, придется не столько о проблеме чтения, которая, пусть и не в прежнем объеме, но все-таки будет решена, сколько о проблеме качества прочитанного.

Любят ли дети читать? Дети любят шалить, мечтать, грезить, фантазировать, а, следовательно, любят читать. Дети без ума от приключений, схваток, риска, восторгов, эмоций, авантюр и счастливых финалов, и, следовательно, любят читать. Дети любят влюбляться и любят дружить, подражать героям и прекрасным дамам, а значит – любят читать. Все, что тревожит ребенка и должно найти выход, все самое затаенное и трепетное, что нуждается в оформлении и уяснении – все это пребывает в книге. И потому ребенок, не знавший книги, не знает и себя, не ведает, какой клад хранится у него внутри.

Читать – значит жить жизнями других, оставаясь самим собой. Чтение сродни причащению в мирском понимании этого слова, причащению всему человечеству, жившему до тебя и живущему вместе с тобой. Мировое единство наций несет в себе чтение и в то же время именно чтение хранит в себе уникальность отдельного народа.

Потому и должно первым делом познакомить детей с теми книгами, которые они желают прочесть, но не знают об этом. Вкус к книгам вырастает из знакомства с ними, и там, где нет достойных книг, не может быть и вкуса. Пусть они покажутся нам слишком детскими, не соответствующими программе, которая лет на пять-шесть опережает социальное, общекультурное и интеллектуальное развитие ребенка, однако для самих подростков они будут в самый раз.

В эпоху стабильного посещения детских районных библиотек вопрос о специальном ознакомлении с детской литературой у педагогов не поднимался. За лето многим мальчишкам и девчонкам удавалось осилить приличный список лучших образцов приключенческой, фантастической, романтической литературы. Но то прежде, а сегодня добрая традиция свободного внеклассного чтения давным-давно отжила свой век.

Строго говоря, ситуация на сегодняшний день складывается следующим образом: учащиеся, читающие время от времени то, что их занимает, вместе с тем совершенно лишены культуры чтения юношеской и детской литературы. Такой литературы они просто не знают. Такая литература никак не пропагандируется ни в СМИ, ни в газетах, ни в стенах школы (!). Однако это именно та литература, что предназначена для них. Тем не менее, не подготовленные ребята по сути дела обречены на критический и литературоведческий анализ тех произведений, которые для них НЕ НАПИСАНЫ. Можно сказать и еще честнее: дети в большинстве своем не готовы к знакомству со многими программными произведениями, понимание и прочтение которых обязательно в средней школе. И наоборот: те книги, к которым ребята стремятся и которые могли бы стать для них веревочной лестницей, ведущей во дворец мировой литературы, не преподаются в школах. Спросим себя, как же пробраться в этот дворец, если центральный вход в буквальном смысле замурован?

Кардинальная задача курса «Живое слово» состоит в том, чтобы читатель погрузился в атмосферу увлеченного чтения, на первый взгляд напоминающего свободное плавание. Однако, лишь на первый взгляд. В силу того, что предлагаемые произведения представляют собой золотой фонд русской и зарубежной литературы 19-20 вв., то есть все самое лучшее, что было написано для юношества, вторая задача курса логически вытекает из первой.

Она сосредоточена в ценностном измерении литературного произведения. Подбор текстов осуществлялся нами таким образом, чтобы выявить все многообразие этических и эстетических ценностей европейской культуры, то есть наметить границы основного ценностного поля христианской цивилизации, органической частью которой является русская культура.

Детская литература 19 и 20 веков есть ключ к духовному коду христианской цивилизации. При всем характерном различии между Россией и Западом (также в себе не однородном), наше внимание будет занимать общность духовных императивов и принципов отношения к миру и человеку, сложившихся еще в эпоху, предшествующую расколу церквей. Это единство со всей очевидностью обнаруживается в литературных произведениях, авторы которых не часто задумывались о конфессиональной принадлежности тех или иных ценностей.

По этой причине классическая литература и лучшие образцы детской литературы прошлого столетия остаются уникальными в своем роде транскрипциями христианского миросозерцания.

Существует единый базовый ценностный контекст европейской культуры. Задача современного учителя – извлечь его из небытия в качестве шкалы ценностей, принципов поведения, способов интерпретации действительности. Попытку приступить к решению этой задачи через свободное творческое литературное чтение и осуществляет курс «Живое слово».

Подбор произведений, предлагаемых для изучения, осуществлялся по ряду критериев:

· Доступность, ясность, образная насыщенность языка произведения

· Легко опознаваемый общекультурный фон произведения

· Соответствие темы и содержания литературного произведения возрастным особенностям читателя

· Содержательная ориентация литературных произведений в рамках единой ценностной парадигмы

· Наличие тематических, сюжетных, образных, контекстуальных параллелей между произведениями

Слово должно быть живым, текст должен обернуться художеством, автор – чудотворцем. Все это верно и все это сбудется только в том случае, если посторонний книге человек станет читателем. А чтобы быть читателем, нужно, чтобы человек любил это занятие. Любовь и здесь решает все. Любовь же начинается с интереса и симпатии. Курс «Живое слово» в своих основных задачах не претендует на то, чтобы привить ребенку любовь к высокой литературе. Задачи наши много скромнее – пробудить симпатию к ней. А для этого необходимо воссоздать в детях эстетическое «чутье», вкус к красоте.

Единственное (не для всех еще очевидное) отличие многих «шедевров» современной детской литературы, выпускаемых многомиллионными тиражами, от детской классики состоит в следующем: классика детской книги помимо внешней занимательной оболочки удерживает в себе нити вечности, а потому и сама вечна; современные же «бестселлеры» оставляют от нее лишь корпус, скорлупу.

Понятие слова многогранно и необъятно, как мироздание, но нет сомнения в бесценности и невероятной мощи, заложенной в слове. «В слове я выхожу из пределов своей ограниченности, - писал П. А. Флоренский, - и соединяюсь с безмерно превосходящей мою собственную волею целого народа, и притом не в данный только исторический момент, но неизмеримо глубже и синтетичнее, – соединяюсь с исторически проявленною волею народа… Слово есть высшее проявление жизнедеятельности целого человека, синтез всех его деятельностей и реакций»[1] . В. фон Гумбольдт утверждал, что «язык есть орган, образующий мысль… Интеллектуальная деятельность и язык представляют собой поэтому единое целое. В силу необходимости мышление всегда связано со звуками языка»[2] .

Вот почему форма владения языком, вкус к языку, умение использовать язык и наслаждаться его красотой – есть начало всякой нравственности и всякого знания. Все началось Словом и все словом заканчивается. Далеко не безразлично, о чем человек думает, но еще существеннее, на каком языке думает, какие языковые формы использует для подхода к предмету. И в этом духовном предпочтении одного слова другому – тайна личности и ее нравственного пространства, ее поступка.

Путь раскаяния в традиции святочного рассказа (Ч. Диккенс. «Рождественская песнь в прозе»)

Краткие сведения о биографии писателя:

1812. 7 февраля, в Лэндпорте родился Чарльз Диккенс.

1824. 7 февраля Чарльза посылают работать на фабрику ваксы. 20 февраля Джона Диккенса заключают в долговую тюрьму Маршалси; с ним поселяется вся его семья, кроме Фанни и Чарльза. Унизительный труд, одиночество, нужда, картины жизни узников Маршалси вызывают у Чарльза нервное заболевание. Во фрагменте автобиографии, написанном в конце 40-х годов, Диккенс вспоминает: "Все мое существо было столь потрясено горем и унижением, что даже теперь, когда я счастлив и знаменит, я в своих снах часто забываю, что у меня любящая жена и дети, даже что я взрослый человек, и снова переношусь к тем мучительным дням моей жизни". 28 мая, получив небольшое наследство, Джон Диккенс расплачивается с кредиторами и выходит из тюрьмы. Июнь. Отец Диккенса забирает сына с фабрики ваксы.

1836. 31 марта выходит первый выпуск романа "Посмертные Записки Пиквикского клуба". 2 апреля Диккенс женится на Кэтрин Томпсон Хогарт. Вместе с молодыми супругами поселяется Мэри Хогарт, шестнадцатилетняя сестра Кэтрин.

1837. Январь. Выходит первый номер "Альманаха", в котором печатается очерк Боза "Общественная жизнь мистера Талрамбла". С первого же номера "Альманах", к работе в котором Диккенс привлек виднейших писателей, завоевывает большую читательскую аудиторию.

1838. 30 января Диккенс вместе с художником Хэблотом Брауном отправляется в Йоркшир, где они, под вымышленными именами, знакомятся с дешевыми школами для детей бедняков. Эти школы писатель намеревается описать в романе "Жизнь и приключения Николаса Никльби".

1842. 4 января вместе с женой Диккенс отплывает из Ливерпуля в Америку. 22 января Диккенс прибывает в Бостон, где его чествуют как гостя американской нации.

7 февраля на банкете в Хартфорде Диккенс снова затрагивает вопрос о международном авторском праве. В газете "Хартфорд таймс" на следующий день появляется резкая статья в адрес Диккенса.

Начало октября. Диккенс заканчивает "Американские заметки". В специальной главе, названной им "Необходимая всем читателям", он осуждает американский государственный строй. По совету друзей (в первую очередь Форстера) он отказывается от мысли печатать эту главу. Впервые она публикуется после смерти Диккенса, в его биографии, написанной Форстером.

1843. Январь. Начинается публикация "Мартина Чезлвита" (заканчивается в июле 1844 г.). Вскоре в американских газетах появляется много резких статей об этом романе и о его авторе. В октябре Диккенс пишет свой первый рождественский рассказ - «Рождественская песнь в прозе». Он приходит к решению писать рождественские рассказы ежегодно. Декабрь. Выходит "Рождественская песнь" с четырьмя иллюстрациями в красках Джона Лича. Рассказ имеет успех, но Диккенс получает за него от издателей денег вдвое меньше, чем ожидал. Он решает прекратить издание своих произведений у Чепмена и Холла.

1844. Середина июля. Диккенс уезжает с семьей в Италию. Первые числа октября. Диккенс начинает писать новый рождественский рассказ "Колокола". Октябрь. Посылая Форстеру первую часть своего рассказа, Диккенс сообщает его подробный план и пишет, что страдал и плакал вместе со своими героями, словно они живые люди. 3 ноября Диккенс сообщает Форстеру: "Слава богу! Я кончил "Колокола"!" 1 декабря Диккенс приезжает на несколько дней в Лондон.

1845. Лето. Диккенс пишет рождественскую повесть "Сверчок за очагом".

1846. 21 января выходит первый номер созданной Диккенсом газеты "Дейли Ньюс". Конец июня. Диккенс начинает работать над романом "Домби и Сын", а вскоре и над новым рождественским рассказом - "Битва жизни".

1849. Январь. Диккенс получает письмо из Петербурга от русского переводчика Иринарха Введенского, приславшего ему свой перевод романа "Домби и Сын". Введенский сообщает в письме, что имя Диккенса пользуется славой "от берегов Невы до отдаленнейших мест в Сибири". Февраль. Диккенс начинает работать над новым романом. Он называет его "Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим". К концу месяца Диккенс заканчивает две первые главы этого произведения.

1851. Декабрь. В рождественском номере "Домашнего чтения" - очерк Диккенса "Чем становится для нас рождество, когда мы взрослеем".

1852. Диккенс работает над романом "Холодный дом".

1854. 17 июля Диккенс заканчивает роман "Тяжелые времена". Он посвящает его Карлейлю.

1858. 15 апреля Диккенс читает "Рождественскую песнь" в пользу Лондонской детской больницы. Диккенс приступает к созданию нового большого произведения - исторического романа о французской революции.

1863. 17, 29 и 30 января Диккенс читает "Рождественскую песнь" и сцены из "Дэвида Копперфилда", "Записок Пиквикского клуба", "Домби и Сына" в английском посольстве в Париже в пользу Британского благотворительного фонда. Тургенев, слушавший его, рассказывает в письме к П. В. Анненкову: "Я присутствовал на трех чтениях Диккенса и пришел в совершенно телячий восторг. Перед этой гениальностью все наши чтецы - Писемский, Островский - превращаются в нечто менее мухи. Какая веселость, сила, грация и глубина. Этого передать невозможно".

1865. 9 июня в Степлхерсте происходит крушение поезда, на котором Диккенс возвращается в Лондон. Только вагон, в котором находился Диккенс с Эллен Тернан, не упал с моста. Проявляя большое самообладание, Диккенс оказывает помощь жертвам крушения. Однако пережитое им нервное потрясение долго дает себя чувствовать.

Сентябрь. Закончив роман "Наш общий друг", Диккенс занимается подготовкой декабрьского номера "Круглого года". Он создает рождественский рассказ "Рецепты доктора Мериголда". Ноябрь. Выходит последний ежемесячный выпуск романа "Наш общий друг". Декабрь. В "Круглом годе" печатаются "Рецепты доктора Мериголда".

1866. 15 октября. В письме к Уильяму Ролстону Диккенс благодарит его за интересную статью о "русском поэте" (по-видимому, об А. Кольцове) и просит писать для "Круглого года" статьи о России.

1869. В Торки Диккенс почувствовал себя плохо, но, несмотря на настояния врача, он продолжает свои выступления. Однако намеченную программу он не выполняет. У него появляются приступы головокружения, онемение левой стороны тела, и вызванный из Лондона врач перевозит его в Гэдсхилл. Май. Диккенс пишет завещание.

1870. 13 марта Диккенс выступает в Лондоне с прощальным чтением своих произведений, после которого он обращается к публике со словами: "С этой ярко освещенной сцены я исчезаю теперь навсегда и, взволнованный, благодарный, полный уважения и любви, прощаюсь с вами".

30 апреля. На обеде в Королевской академии Диккенс выступает с речью, посвященной литературе. Это последнее публичное выступление Диккенса. 8 июня. С утра до середины дня Диккенс работает над романом "Тайна Эдвина Друда" в швейцарском домике, подаренном ему его другом актером Фехтером. Вечером Диккенс, встав из-за обеденного стола, потерял сознание. "На землю" - были последние слова писателя. 9 июня Диккенс, не приходя в сознание, скончался от кровоизлияния в мозг.

14 июня состоялись похороны великого народного писателя Диккенса в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства. Они превращаются в день национального траура.

(А.Рецкер. Краткая летопись жизни и творчества Чарльза Диккенса // Диккенс Ч. Собрание сочинений в тридцати томах. Т. 30. Под общей редакцией А. А. Аникста и В. В. Ивашевой. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1960).

Что такое святочный рассказ? Пограничная ситуация как мотив.

Святочные дни – светлые дни, и, разумеется, их влияние на западноевропейскую культуру не менее существенно, нежели на культуру русскую. На примере «Рождественской песни» Ч. Диккенса постараемся представить развернутый экскурс в мифологический контекст этого произведения.

Литературное наследие Диккенса бесценно, неповторимо. «В мировой литературе, - писал В. Каверин, - найдется немного писателей, вошедших с такой силой и определенностью в русскую культуру, как Диккенс»[3] . Писатель никогда не скрывал своего христианского исповедания и в каждом произведении творил образы невероятной мощи и убедительности.

Святочный рассказ, один из самых любимых жанров Диккенса, посвящен зачастую особым моментам в повседневном течении человеческой жизни. Можно назвать такие моменты прорывами в вечность или пограничными ситуациями .

а) Пограничная ситуация как смерть

Известный философ К. Ясперс рассматривал феномен смерти в особом ключе, полагая, что именно смерть способна обратить человека к последним основам своего существования и, тем самым, преобразить или существенно изменить жизнь человека к лучшему. Именно в минуты предощущения или близости смерти человек, по мнению философа, впервые формирует в своем сознании идею Бога и смысла жизни.

В истории мировой культуры, в том числе и христианской, известны обряды, связанные с искусственным моделированием смерти. Как ни странно, но смерть, рассматриваемая с точки зрения традиционных мифологических сюжетов, несет с собой не только ужас небытия, но, в первую очередь, знаменует тотальную перемену в жизни. Смерть становится формой всеобъемлющей трансформации человеческого существа. Она страшна потому, что лишает нас привычного, нормированного событийного ряда. Именно мифологический мотив смерти как тотальной трансформации личности является сквозным мотивом в рождественской истории Ч. Диккенса.

Следует отметить, что в христианской культуре имеют место два понимания смерти: 1) смерть как повод к преображению и 2) «смерть вторая» – как аннигиляция жизни, вечное самоубывание, символизируемое тьмой, ледяной пустотой.

б) Пограничная ситуация как чудо

Что такое чудо? Нечто невероятное, необычное, фантастическое? Разумеется, но не всегда. Бывают случаи, когда налицо полное отсутствие фантастичности и сверхъестественности, и все-таки ощущение, что чудо произошло, с удивительной настойчивостью заявляет о себе. Чудо, безусловно, нечто дивное, восхищающее, но не всегда невероятное. Именно этой точки зрения придерживался известнейший русский философ и культуролог А. Ф. Лосев. По мнению ученого, чудо есть событие, пробуждающее в душе человека состояние причастности совершенству (идеальному, абсолютному, божественному порядку вещей). Чудо – это царство ожидаемого, должного мира. «Нужно считать удивительным, чудесным, - писал А. Ф. Лосев, - когда оказывается, что личность в своем историческом развитии вдруг, хотя бы на минуту, выражает и выполняет свой первообраз целиком…»[4] .

Духовная культура рассматривает наш мир в двух аспектах: первый – мир обыденный (мирское бытие, земной град ), в котором существуют свои законы и правила, но нет ничего чудесного, а есть лишь любопытное и занятное; второй - измерение священного, к которому человек время от времени прикасается (горнее бытие, небесный град ). Священное и все, что с ним связано, есть сфера чудесного. Любой символ, любое событие, приобщающее нас священному, совершенному выражению человеческого статуса, становится чудесным и несет на себе свойства чудесного.

Фабула произведения

Старый скряга Эбенезер Скрудж в семилетнюю годовщину смерти своего партнера по бизнесу Марли в сочельник переживает ряд невероятных видений, в которых в роли поводырей выступают духи святок (ангелы, вестники). Видения эти посвящены различным эпохам в жизни самого Скруджа, который сначала посещает свое детство, затем юность, зрелость, старость и, наконец, смерть в полном одиночестве, ненавидимый и презираемый всеми.

Пережив, в сущности, опыт смерти и осознав свою жизнь как нечто целое и завершенное, Скрудж постигает лживость, суетность и безликость тех идей и ценностей, ради которых он жертвовал всем и, пробуждаясь ото сна, становится другим человеком.

Перед нами со всей очевидностью обозначается мифологическая фабула: «смерть-воскресение», путь покаянного преображения личности. По Диккенсу, преображение происходит в процессе взаимообщения двух воль и желаний: самого героя и Божественного Промысла.

Мифологическая реконструкция сюжетной линии произведения

Проследим теперь вместе, каким образом реализуется мотив преображения в христианском контексте на примере рождественского рассказа Диккенса.

1) С первых страниц перед нами портрет самого настоящего исчадия ада – главного героя рассказа Эбенезера Скруджа. Авторские оценки этого персонажа недвусмысленно свидетельствуют об этом факте:

«Вот уж кто умел выжимать соки, вытягивать жилы, вколачивать в гроб, загребать, захватывать, заграбастывать, вымогать... Это был не человек, а кремень. Да, он был холоден и тверд, как кремень, и еще никому ни разу в жизни не удалось высечь из его каменного сердца хоть искру сострадания. Скрытный, замкнутый, одинокий - он прятался как устрица в свою раковину. Душевный холод заморозил изнутри старческие черты его лица, заострил крючковатый нос, сморщил кожу на щеках, сковал походку, заставил посинеть губы и покраснеть глаза, сделал ледяным его скрипучий голос И даже его щетинистый подбородок, редкие волосы и брови, казалось, заиндевели от мороза. Он всюду вносил с собой эту леденящую атмосферу».

Первое, что бросается в глаза, это преобладание сравнительных характеристик героя, связанных с образами льда, камня, холода, и, как следствие, смерти. Диккенс сознательно усиливает и нагнетает атмосферу гибели человеческой души еще при жизни тела.

Однако для автора ни одна душа не мертва окончательно. Лед имеет свойство таять, как и камень при определенных условиях способен обратиться в текучее вещество. Описание Скруджа чем-то напоминает гоголевского Плюшкина. Как мы помним, этот персонаж «Мертвых душ» обитал на самом дне адской воронки (в духовном пространстве поэмы), отсылая читателя к образу замерзшего озера Коцит, как оно представлено в «Божественной комедии» Данте. Итак, перед нами самый безнадежный грешник, но в своей безнадежности вызывающий жалость и тайную надежду автора и читателя на спасение и этой души.

2) Троекратное посещение Скруджа в его конторе. Троекратное взывание к любви и надежде. Его посещают:

· племянник – человек молодой и жизнерадостный, ежегодно приглашающий своего дядю в гости на Рождество и ежегодно получающий отказ, как, впрочем, и на этот раз;

· сборщики пожертвований, получающие грубый отказ, аргументированный тем, что благотворительные заведения должны получать финансирование из государственного бюджета;

· мальчишка, поющий рождественский гимн и тем самым приводящий Скруджа в неописуемое бешенство:

«…при первых же звуках святочного гимна: «Да пошлет вам радость Бог. Пусть ничто вас не печалит…». Скрудж так решительно схватил линейку, что певец в страхе бежал, оставив замочную скважину во власти любезного Скруджу тумана и еще более близкого ему по духу мороза».

3) Среда обитания Скруджа

Перед нами описание атмосферы лондонских улиц, окруживших дом Скруджа (туман, густой как молоко, но туман вечерний, переходящий в ночь, озаренный тусклыми, кроваво-красными огоньками газовых фонарей). Скрудж бредет к своему дому, затерянному в беспросветной мгле двора, сравнимого разве что с петербургскими дворами-колодцами, столь характерными для романов Ф. М. Достоевского:

«Во дворе была такая темень, что даже Скрудж, знавший там каждый булыжник, принужден был пробираться ощупью, а в черной подворотне дома клубился такой густой туман и лежал такой толстый слой инея, словно сам злой дух непогоды сидел там, погруженный в тяжелое раздумье».

4) Вместо дверного молотка герой видит лицо Марли, испытывая впервые за многие годы по-настоящему детский суеверный страх:

«Мы бы покривили душой, сказав, что Скрудж не был поражен и по жилам у него не пробежал тот холодок, которого он не ощущал с малолетства».

5) Камин.

Камин у Скруджа необычный, на его решетке изображены сцены из Библии. Особо отметим сцену изгнания из рая Адама и Евы. Наконец, крайне существенно, что огонь, символ духовной жизни, «в очаге еле теплился. Скруджу пришлось придвинуться вплотную к решетке и низко нагнуться над огнем, чтобы ощутить слабое дыхание тепла от этой жалкой горстки углей».

6) Дух Марли проникает в комнату.

В этот момент, заметим, «пламя, совсем было угасшее в очаге, вдруг ярко вспыхнуло». Описание Марли обладает одной замечательной подробностью, метафорически разъясняя читателю сущность греха и особенности греховного состояния души. Грех Диккенс превращает в образ цепи, охватывающей душу и лишающей ее возможности взмыть в небеса, получив долгожданную свободу и счастье. Чем значительнее длина цепи, тем тяжелее на душе у человека и тем его привязанность к земле существеннее:

«Она была составлена (Скрудж отлично ее рассмотрел) из ключей, висячих замков, копилок, документов, гроссбухов и тяжелых кошельков с железными застежками».

Точно такая же цепь опоясывает и самого Скруджа, но тот не видит ее до поры, будучи ослеплен корыстью и жаждой приобретения. Впоследствии мы увидим, как изменение душевного состояния Скруджа в лучшую сторону непосредственно отразится на ощущении «привязанности» и скованности героя.

Что же заставило Марли навестить Скруджа? Очевидно, желание предупредить своего бывшего партнера о его недалеком и безрадостном уделе. Скрудж использует все силы своего разума, чтобы отрицать очевидное – и даже в присутствии самого настоящего привидения старается найти этому явлению разумное объяснение. Спустя некоторое время, поддавшись дикому страху, Скрудж все-таки «упал на колени. - Пощади! - взмолился он».

7) Проповедь Марли.

Назначение души человека, утверждает Марли, – соучастие в жизни других людей, смысл человеческой жизни – это другие. Второй тезис Марли раскрывает глубоко христианскую по своему содержанию мысль: покаяние приемлемо только при жизни человека. Душа, покинувшая тело, не способна и за века искупить самый ничтожный проступок:

«…даже веками раскаяния нельзя возместить упущенную на земле возможность сотворить доброе дело… Он [Скрудж] увидел сонмы привидений. С жалобными воплями и стенаниями они беспокойно носились по воздуху туда и сюда, и все, подобно духу Марли, были в цепях. Не было ни единого призрака, не отягощенного цепью, но некоторых (как видно, членов некоего дурного правительства) сковывала одна цепь».

8) Первый факт сострадания

И вот тут-то в Скрудже по-настоящему заговорило сердце. Почувствовав чужую боль, он приобщился к чужому страданию.

9) Марли исчезает, предварительно извещая Эбенезера о троекратном посещении его духами святок с загадочной миссией. Скрудж впадает в состояние тревоги и впервые начинает задумываться о своем внутреннем мире:

«Скрудж снова улегся в постель и стал думать, думать, думать и ни до чего додуматься не мог. И чем больше он думал, тем больше ему становилось не по себе, а чем больше он старался не думать, тем неотвязней думал. Призрак Марли нарушил его покой».

Первый шаг на пути к покаянию и преображению – перемена мыслей. То, что прежде казалось нормальным, становится сомнительным, внушает тревогу, ощущается фальшь всей прежней жизни.

10) Видение первого ангела. Святочный дух прошлых лет.

Дух отправляет героя в детство, самое прекрасное время в жизни Скруджа. Наверное, единственный островок спасения для безнадежного грешника – детское счастье, воспоминание о прежнем, лучшем состоянии. Евангельское «будьте, как дети», значит – будьте чисты в своем отношении к миру, непосредственны, открыты, не лицемерны:

«- Боже милостивый! - воскликнул Скрудж, всплеснув руками и озираясь по сторонам. - Я здесь рос! Я бегал здесь мальчишкой! Дух обратил к Скруджу кроткий взгляд. Его легкое прикосновение, сколь ни было оно мимолетно и невесомо, разбудило какие-то чувства в груди старого Скруджа. Ему чудилось, что на него повеяло тысячью запахов, и каждый запах будил тысячи воспоминаний о давным-давно забытых думах, стремлениях, радостях, надеждах».

Скрудж обнаруживает самого себя сидящим одиноко за столом с книжкой в руках в плену головокружительных фантазий и детских грез. Сердце мальчика наполнено сказочными ожиданиями и надеждами. И теперь, впервые воскресив воспоминание о той далекой и чарующей поре, Скрудж вспоминает не кого-нибудь, а того мальчугана, который накануне затянул песню под окном конторы нашего одинокого скряги. Но воспоминание о нем у Скруджа нынче вызывает совсем другие чувства, что становится началом пересмотра собственных поступков:

«Вчера вечером какой-то мальчуган запел святочную песню у моих дверей. Мне бы хотелось дать ему что-нибудь, вот и все».

Видение изменяется. Спустя несколько лет юный Скрудж продолжает обучение у хозяина лавки Физзиуига, доброго старика. Оказывается, что годы обучения, несмотря на нужду и безденежье, были счастливейшими годами в жизни Скруджа. А причина тому была в добродушном и искренне любящем сердце старого Физзиуига:

«…от Физзиуига зависит сделать нас счастливыми или несчастными, а наш труд - легким или тягостным, превратить его в удовольствие или в муку. Пусть он делает это с помощью слова или взгляда, с помощью чего-то столь незначительного и невесомого, чего нельзя ни исчислить, ни измерить, - все равно добро, которое он творит, стоит целого состояния».

И тут же наш герой вспоминает о своем собственном подчиненном Бобе Крэтчете, которому вот уже который год платит ничтожную зарплату, не уставая обвинять его в лености и нежелании трудиться.

Затем святочный дух переносит своего подопечного еще на несколько лет вперед к событию, послужившему источником грехопадения Скруджа. Молодой Эбенезер отрекается от любимой девушки. Мысли его отлились в завершенную теоретическую модель будущего, подчинившую все стремления и планы героя одной-единственной страсти.

Задумаемся над понятием «страсть». Страсть - пристрастие, привязанность к той или иной вещи, предмету или человеку с целью достижения сладостного состояния, которое приносит обладание этим предметом. Страсть всегда фрагментарна, ибо всегда стремится заполучить фрагмент, оболочку вещи, ей не нужна и не интересна вещь сама по себе. Любовь, в отличие от страсти, желает бескорыстного приобщения к вещи, ее полного постижения, познания сущности вплоть до самоутраты во имя любимого.

Страсть подчиняет и использует, любовь причащается и отдает. Страсть эгоистична, тогда как любовь жертвенна. Совершенная любовь противоположна страсти, а потому может с полным правом именоваться бесстрастной любовью. Такая любовь есть высшая форма проявления любви в мире.

Диккенс характеризует состояние Скруджа как «страсть к наживе»:

«У тебя другая душа, другой образ жизни, другая цель. И она для тебя важнее всего. И это сделало мою любовь ненужной для тебя. Она не имеет цены в твоих глазах».

Скрудж безотчетно стремится отвернуться от мучительных сцен. В теории покаяния имя этим мукам - укоры совести, боль от совершенного. В тот миг Скрудж начинает бороться с духом, требуя избавления от страданий, но дух не пытается сопротивляться. Лишь неугасимый свет, который разгорается все сильнее и сильнее, сияет над его головой.

11) Свидание с духом нынешних святок.

Прежде чем приступить к дальнейшему описанию событий, заметим, что поведение Скруджа подчеркнуто отлично от прежнего. Со святочным духом прошлых лет он осмеливался не только спорить, но и физически сопротивляться. Недовольство, нежелание, строптивость и даже снисходительность к словам Марли и первого вестника сквозили в замечаниях и поступках Скруджа. Но тем разительнее странный переворот в сознании и оценках героя в момент появления второго духа.

Благодаря пробужденной совести, воспоминаниям о лучших и вместе с тем печальнейших событиях собственной жизни, Скрудж приобретает удивительное духовное качество, именуемое смирением.

Смирение - способность человека освободиться от такой категории своего существования как «Я» в пользу другой категории – «не-Я». Человеческое Я (эго) в святоотеческой традиции - плод искаженного грехом самосознания души. В отличие от Я, дух (образ Божий в человеке), напротив, не центрирован на себе и в себе, но всегда обращен к иному и в ином, другом получает свое завершение и определение. На языке упомянутой традиции нет термина «эго», но есть название порока, дающего исчерпывающее определение состояния пораженного эгоизмом ума. Этот порок неразрывно связан с категорией Я, и потому наименее поддается полному искоренению. Речь идет, разумеется, о гордости (превозношении). Собственно, феномен гордости есть не что иное как феномен собственной исключительности, источники же гордости берут свое начало в глубоком детстве. Св. Иоанн Лествичник, к мыслям которого мы часто будем обращаться в этой работе, писал: «Неусыпно наблюдай душевным твоим оком за возношением, ибо между обольщениями нет ничего губительнее сей страсти»[5] .

Итак, Скрудж отрекается от своей правоты и смиренно предает себя в руки Истины:

«- Дух, - сказал Скрудж смиренно. - Веди меня куда хочешь. Прошлую ночь я шел по принуждению и получил урок, который не пропал даром. Если этой ночью ты тоже должен чему-нибудь научить меня, пусть и это послужит мне на пользу».

Путники прибывают к дому Боба Крэтчита, клерка, служащего в конторе Скруджа. Сын его (малютка Тим) тяжело болен, но пока в силах вместе с остальными членами семьи отпраздновать Рождество. По возвращении из храма, семья накрывает на стол, перед трапезой совершается молитва. Но Скруджа более всего интересует малютка Тим и он живо интересуется у духа об участи малыша:

«- Если Будущее не внесет в это изменений, - повторил Дух, - дитя не доживет до следующих святок. Но что за беда? Если ему суждено умереть, пускай себе умирает, и тем сократит излишек населения! Услыхав, как Дух повторяет его собственные слова, Скрудж повесил голову, терзаемый раскаянием и печалью».

12) Явление духа грядущих святок.

Последний шаг души в акте покаяния – решительное отречение от себя прежнего (самоотречение), что, в целом, и становится испытанием смертью, движение через смерть, сквозь смерть к воскресению.

Молчаливый и сумрачный дух грядущего словно окутан атмосферой страха и недосказанности. Скрудж узнает от него о горе в семье Крэтчитов после смерти малютки Тима, а через некоторое время ужасный дух переносит нашего героя сначала к изголовью постели, на которой в полном одиночестве расстается с жизнью сам Скрудж, затем герой принужден лицезреть мелких воришек, растащивших и распродавших все имущество Скруджа, и, в конце концов, несчастный старик оказывается на кладбище, где обнаруживает на одной из могильных плит свое имя.

В момент соприкосновения с собственной смертью Скрудж совершает и последнее отречение в покаянном усилии, суть которого полностью совпадает с христианской концепцией Провидения. Фатализм как учение о предопределенности всех событий человеческой жизни был характерен для языческого мира. Христианство привнесло в духовную культуру человечества одно существенное новшество, а именно – учение о провидении. Человек, согласно этому учению, обладает свободой самоопределения и потому сам вершит свою судьбу и несет полную ответственность за последствия дел своих. Идея предопределения претерпевает здесь значительную трансформацию.

Провиденциализм не отрицает наличия у человека судьбы, но утверждает, что человек сам волен творить ее и сам несет ответственность за свой выбор. Провидение – не что иное, как управление судьбой человека свыше, однако подобное управление мыслимо лишь в том случае, если человек в свободном акте вероисповедания вручит свою судьбу и жизнь в ведение Творца.

Вот как звучит эта мысль в устах Скруджа:

«Жизненный путь человека, если неуклонно ему следовать, ведет к предопределенному концу. Но если человек сойдет с этого пути, то и конец будет другим».

Вслед за этой знаменательной мыслью Скрудж приходит к настоящему духовному перевороту, выраженному в покаянной молитве:

«Я уже не тот человек, каким был. И я уже не буду таким, каким стал бы, не доведись мне встретиться с тобой. Ты жалеешь меня, самая твоя природа побуждает тебя к милосердию. Скажи же, что, изменив свою жизнь, я могу еще спастись от участи, которая мне уготована. Я буду чтить рождество в сердце своем и хранить память о нем весь год. Я искуплю свое Прошлое Настоящим и Будущим, и воспоминание о трех Духах всегда будет живо во мне. Я не забуду их памятных уроков, не затворю своего сердца для них». Голос не повиновался ему, а лицо все еще было мокро от слез, ибо он рыдал навзрыд».

Слезы – высшее проявление покаяния. Слезы – влага оттаявшего сердца. По слову Иоанна Лествичника, «плачу предшествует память смерти и согрешений»; и далее: «Как огонь пожирает хворост, так и чистые слезы истребляют всякие внешние и внутренние скверны».

13) Преображение личности

Очнувшись от последнего видения, Скрудж обнаруживает себя лежащим на полу собственной спальни. Скрудж очнулся рождественским утром, и тому подтверждением Благовест[6] , эхо которого разносится над лондонскими кварталами.

Ощущения героя совершенно неземные и сравнимы лишь с ощущениями пятилетнего малыша, нетерпеливо разворачивающего рождественские подарки. Одним словом, Скрудж испытывал состояние поглощенности воздушной и легкой стихией, словно парил в небесах, и этот факт нельзя не отметить, памятуя о той знаменательной цепи, которая опоясывала душу героя и не давала распрямить спину, расцвести сердцу. Цепь грехов исчезает, ее звенья рассыпаются:

«Мне так легко, словно я пушинка, так радостно, словно я ангел, так весело, словно я школьник! А голова идет кругом, как у пьяного! Поздравляю с рождеством, с веселыми святками всех, всех!»

Скрудж сдержал свое слово и спас не только Тима, но и одиночество свое уничтожил, откликнувшись впервые за столько лет на приглашение племянника и навестив родных.

Последние слова рассказа светлы и полны надежды: «А теперь нам остается только повторить за Малюткой Тимом: да осенит нас всех Господь Бог своею милостью!»

Вопросы:

1. Пограничная ситуация как чудо. Значение чуда в рассказе.

2. Святочный рассказ как жанр. Идея и проблематика.

3. Два града христианского миросозерцания, их значение в жизни человека.

4. Проповедь Марли и ее ключевые положения.

5. Покаяние: значение, ступени покаянного подвига, смысл и результат покаяния, условия осуществления покаяния (на примере святочного рассказа Диккенса)

6. Христианское понимание страсти. Природа страсти, ее источник, характерные особенности. Страсть и любовь.

7. Суд совести как двери покаяния. Понятие совести.

8. Смирение как центральная в христианской культуре ценностная категория.

9. Гордость как порок в контексте христианского миросозерцания.

10. Характеристика Провидения в контексте христианского понимания судьбы и предназначения человека в мире.

С. А. Абрамов. «Выше радуги»

Материалы к биографии писателя:

Родился писатель 10 апреля 1944 г. в Москве в семье писателя Александра Абрамова. Окончил МАДИ. В 1968-1988 гг. - журналист в «Литературной газете», «Правде», журналах «Смена», «Театр». В 1988 г. создал и до начала 90-х возглавлял еженедельную газету «Семья». С 1997 г. - первый зампред Комитета по телекоммуникациям и СМИ правительства Москвы. С 2000 г. - первый заместитель начальника Главного управления внутренней политики Администрации Президента Российской Федерации. В 2001-2004 гг. - секретарь президентских Советов по культуре и искусству, по науке, технологиям и образованию, а также по спорту. Постоянный эксперт-консультант общественной организации «Мегапроект», член Всероссийской общественной организации «Лига здоровья нации», член генерального и координационного советов общественной организации «Деловая Россия». Писатель-фантаст, автор более 40 произведений, часть которых написана в соавторстве с отцом («Хождение за три мира», трилогия «Всадники ниоткуда» и др.) и сыном («Смертные боги», «Место покоя моего» и др.).

В творчестве С. Абрамова значительное место стал занимать неомиф - особая жанровая форма художественной условности, отмеченная введением отдельных мифологических мотивов или персонажей в ткань реалистического повествования. Для нее характерно присутствие фантастики - сна, тайны. Чаще всего такой неомиф представляется автором как “мифологизированная” новелла - короткий рассказ о необычайном проишествии, главное в котором - тайна мироздания и судьбы.

Проблематика повести

В свое время экранизированная версия повести Сергея Абрамова была довольно популярна, да и сама повесть вследствие этого заинтересовала значительную часть юношества, ведь книга и в самом деле была о них, о трудностях взросления, о способности выбрать собственный путь в жизни, о первой любви, подвиге, отчаянии, непонимании и юношеской жажде всеобщего признания.

«Выше радуги» - летняя, июльская повесть, пропитанная горячим зноем ранней юности. Она светла и чиста, но главное – щедра в мудрых советах. В целом, история Алика по фамилии Радуга, неожиданно открывшего в себе талант атлета, это история становления характера молодого человека, история взросления и приобретения жизненного опыта, а в избранном нами контексте – история духовного испытания, победы над страстью. Иными словами, мы вновь возвращаемся к излюбленной теме истории человеческой души, ее внутренней эволюции, становления и преображения. Сюжетная традиция подобного рода, как мы еще увидим, пронизывает многие литературные произведения, однако в архетипическом измерении мотив человеческого пути, призвания человека воплощен в евангельской притче о блудном сыне. Именно эта универсальная трехчастная структура: «дом-чужбина-дом» являет собой не просто прототипическую ситуацию, но символизирует общечеловеческое представление об историческом процессе, его векторности, направленности и конечности. Смысл человеческой истории заключен лишь в одном слове – возвращение. Возвращение домой.

Линия развития сюжета повести пролегает между двумя временными ориентирами, выражающими два состояния души главного героя. Первая глава знакомит нас с типичным подростком, обладающим характерным набором отличительных признаков: завышенной самооценкой напополам с комплексом неполноценности, связанным с физической неспособностью перепрыгнуть планку на физкультуре (тем более в присутствии девочек).

Молодой человек обижен на весь мир и винит всех и каждого за то, что у него не получилось совершить нелепый прыжок в высоту. Проблема с каждой новой неудачей приобретает для Алика космические масштабы. Что же предпринимает герой, желая преодолеть столь неожиданную трудность? Он предпочитает вымещать свою злость на преподавателя физкультуры в форме иронических сентенций. Кроме того, Алик переключается на свою любимую сферу творчества – поэзию, ведь он еще и поэт, а зачем поэту физическая культура, когда истинное его призвание – творчество? Все было бы хорошо, но как же общественное мнение, без которого подросток просто не может существовать? Как быть, если весь класс не принимает в расчет поэтический гений (и обязательно – гений!) юноши, а продолжает усмехаться, глядя на очередную неудачу Алика Радуги над планкой?

Все, что остается делать, по мнению героя, это отомстить Биму (кличка учителя физкультуры), отомстить нелепому, непонимающему, в чем-то даже отсталому по сравнению с ним, Аликом, человеку. Так начинается повесть. И как мы можем видеть, начинается не самым лучшим образом в отношении душевного и духовного состояния Алика. Капризность, самомнение и эгоцентризм – не самые лучшие качества будущего поэта, а именно таким Алик и был, несмотря на суровые, но верные замечания отца:

«Ты же физически здоровый парень, - говорил ему отец не однажды. - Тебе стоит только захотеть, и получится все, что положено твоему возрасту и здоровью. Но захотеть ты не в силах. Ты ленив, и проклятая инерция сильнее твоих благих намерений".

"Я - интеллектуал", - говорил Алик.

"Ты только притворяешься интеллектуалом, - говорил отец. - А потом: писать средние стихи не значит быть интеллектуалом».

Даже симпатию к своей однокласснице Даше Строгановой он обращает в циничную насмешку, чувствуя свою невозможность привлечь ее внимание.

Единственный выход из сложившейся ситуации для человека с подобным образом мыслей должен быть адекватным, а именно – чтобы все получилось в жизни «по щучьему велению», безо всякого усилия с его стороны. И симпатия Дашки, и месть Биму, и спортивные результаты, и поэтические подвиги должны, с точки зрения Алика, явиться к нему сами собой, а если нет, то виноват, уж конечно, не он, а мир с его неправильным устройством и подлостью человеческой.

Найти на дне Москвы-реки замшелый кувшин, выпустить из него джинна и пожелать, не мелочась, спортивных успехов назло врагу. Однако загвоздка: нырнуть-то можно, а вынырнуть - не обучен. Значит, лежать кувшину на дне, а все наземные кувшины давным-давно откупорены... Старик Хоттабыч на телеэкране включал и выключал настольную лампу, восторгаясь неизвестным ему чудом, а глупая мыслишка не отпускала Алика, точила помаленьку.

Соблазнительная идея вторгается в душу Алика как будто бы извне и начинает осуществлять свою разрушительную работу. Однако, чудо, произошедшее с ним впоследствии, мы с полным правом могли бы назвать делом Провидения, а не соблазном, поскольку событие, подарившее юноше сладостную способность прыгать на уровне мастера спорта легкой атлетики, перевернет в дальнейшем всю его жизнь.

Все началось довольно просто – с вещих снов, в течение которых Алик общается то с джинном Ибрагимом, мечтающем поработать в московском цирке, то с бабой-ягой, то с профессором Брыкиным. Все три персонажа говорят, в общем-то, одно и то же: дескать, прыгать ты будешь «по мастерам», но при одном условии – если соблюдешь заповедь «не обмани». Ни в коем случае и ни при каких условиях нельзя лгать.

Чудо и в самом деле происходит, но нас должен заинтересовать не просто сам факт волшебного овладения прыжками в высоту, а мотив Алика. А мотив этот вполне ясен – не спорт и не жажда физических усилий подвигла подростка к подобному желанию, а ненависть и обида. В этом и заключается обманчивость мечты подростка, поскольку он и в самом деле был уверен, что ее осуществление может принести ему счастье.

Радуга обманулся с самого начала, искренне поверив, что таинственный волшебник может взмахнуть волшебной палочкой и подарить человеку душевный мир и радость. Как оказалось впоследствии, ни один волшебник не в силах заменить человеческое сердце, а счастье живет именно там, глубоко внутри, и ни при каких условиях не может быть привнесено в сердце человека искусственным образом.

В чем заключается истинное счастье Радуга поймет лишь в самом конце повести, когда неожиданно лишится своего дара, когда обнаружит, что истинное удовлетворение можно почувствовать, лишь одерживая победу над самим собой, лишь в служении чему-то большему, чем он сам, лишь в умении внимать ближнему. Но до этого еще очень далеко. Пока же наш герой пребывает в эйфории от неожиданно обрушившейся на него славы:

Триумф этот виделся ему не на Олимпийском стадионе под вспышками "леек" и "никонов", а в полутемном спортзале родной школы - на глазах у тех, кто вчера мерзко хихикал над неудачником.

Со временем Алик даже и вовсе забывает о том, каким путем получил этот дар и самоуверенно начинает полагать, будто это он сам достиг подобных результатов. И так, действительно, мыслить много проще, ведь в таком случае ответственность как бы сходит на нет, и быть обязанным больше некому – вполне характерное свойство, именуемое неблагодарностью и порожденное тщеславием и самолюбием. Алик всюду ищет исключительно одного – успеха и славы, с каждым днем ложь его положения нарастает, но он не чувствует этого. Ему пока мало что говорит словосочетание «упорный труд», зато очень отчетливо видится понятие «признания». Происходит самая очевидная подмена понятий. Успех может и вовсе не прийти, но если человек увлечен своим делом и достигает высоких результатом, счастье от исполненного долга превышает любой успех, тогда как ориентация на успех любой ценой ни в одной сфере деятельности не приносит больших плодов и остается бабочкой-однодневкой.

Лучший друг Алика Фокин удивляется, как ни странно, не успеху Радуги, а изменению его характера. Абрамов использует контрастный метод сравнения двух молодых людей с очевидной целью – проследить путь изменения духовного склада Алика в сопоставлении с цельным, ярким и безупречным характером Фокина, человека, способного не просто дружить, но и прощать, помогать, верить другому. Наконец, именно Фокин первым искренне радуется успеху друга, а это, на наш взгляд, - одно из лучших качеств человеческого характера – уметь быть счастливым счастьем другого. Фокин отлично представляет себе, каковы его спортивные способности, потому что всего достигает сам, и в этом его награда. В это, несомненно, проявляется важнейшее качество смирения, которое так необходимо в длительной и упорной работе:

- Если бы я нервы тратил, бросил бы спорт. Я, Алька, ради удовольствия над планкой сигаю, о чемпионстве не думаю. Да и возможности свои знаю: не чемпионские они.

И Борис Иваныч Мухин, или попросту Бим, не спешит выражать свое восхищение по поводу успехов Радуги, что повергает подростка в шок.

Но ведь человек же он - этот загадочный Б.И.Мухин, есть у него сердце, душа! Должен же он понять, что пареньку, впервые вкусившему сладость победы, впервые узнавшему, что спорт может быть не в тягость, а в радость, этому до чертиков счастливому пареньку очень нужна похвала того, кто всегда ругал его, смеялся над ним.

А вдруг Бим просто не верит в победу Алика?

Наверное, на этом бы все и закончилось, если бы не районные соревнования, на которых Алик показал себя как нельзя лучше, чем и привлек внимание тренера юношеской сборной по легкой атлетике Александра Ильича, пригласившего юношу на летние сборы для подготовки к серьезным соревнованиям.

Алик одержал верх над целым районом, но Борис Иваныч лишь сухо поздравляет его, а все время и внимание отдает Фокину. За что же такая несправедливость? Тут бы Алику всерьез призадуматься над тем, какой ценой досталась ему эта победа и сколь великие силы были отданы ей товарищем. Тут бы Алику почувствовать всю обманчивость своего успеха и переживания тренера, который месяцами пропадал в спортзале со своими воспитанниками, готовясь к районным соревнованием, но нет – Алик чувствует только боль обойденного вниманием человека.

Наплевать, но не забыть. Кто для кого существует: Бим для Алика или Алик для Бима? Факт: Бим для Алика.

И вот тут-то впервые в резкой форме детскую душу прорезает луч света, как будто давно забытая истина воспротивилась столь холодному эгоистическому суждению:

Подумал так Алик и застыдился. Никто ни для кого не существует, каждый сам по себе живет. И ничего-то Бим ему не должен. А коли случай представится, Алик вспомнит, что именно Борис Иваныч Мухин привел его в Большой Спорт.

Такова была первая ласточка духовного преображения личности, первый сигнал победы над своим прошлым. Но все еще впереди. Алик продолжает скептически оценивать окружающих и каждая его оценка либо Даши, либо Фокина, либо Бима полна легкого презрения и высокомерия. Быть может, поэтому и Даша не спешила завязать приятельские отношения со своим соседом по подъезду. Вплоть до настоящего момента, когда они вместе решились пройтись вдоль Москвы-реки и поболтать о том о сем.

Алик никак не мог ожидать, что его представления о Даше окажутся совершенно ложными:

Сразу два шоковых момента. Первый: Дашка переписала стих. А Алик ее считал абсолютно глухой к поэзии. К его, Алика, тем более. Второй: Дашкина маман показывает кому-то стихи "нахала и грубияна". А раз дело происходило в министерстве, где Анна Николаевна работает референтом, значит, она специально носила их туда. А Алик ее считал старой сплетницей, "жандармской дамой", которая его, Алика, и на дух не принимает. Поневоле придешь к выводу, что ничего в людях не понимаешь... С одной стороны - обидно разочаровываться в себе, с другой - приятно разочаровываться в собственном гнусном мнении о некоторых небезынтересных тебе объектах.

Этот разговор невольно подвел Алика к самому краю пропасти, и он первый раз за все время солгал, чтобы произвести на девушку приятное впечатление. Солгал, но когда осознал содеянное, было уже поздно. Впрочем, он давно уже не был так счастлив, как в тот майский вечер.

В эту ночь мудрый джинн вновь является во сне Алику и довольно изящно и ловко приучает его к работе над собой. Нет, он не отнимает волшебного дара, а лишь слегка приостанавливает его действие до неопределенного момента в будущем, так что Алику придется несколько дней использовать лишь уже полученные навыки.

После этого с Аликом происходит что-то невероятное. Куда исчезает лень, где всегдашняя апатия и высокомерие? Нашего героя как будто подменили. Отныне

слово с делом у него не расходилось. После занятий он, переодевшись, бегал по набережной, пугая юных матерей и молодых бабушек, управляющих детскими колясками. Подтягивался на перекладине в саду: сначала - восемь раз, потом - шесть. А через час неожиданно тринадцать раз подтянулся. Так это Алика обрадовало, что он пропрыгал на корточках вокруг всего сада, не обращая внимания на вопли малышей, гулявших здесь после дневного сна.

Тренировки продолжались до полного изнеможения, до тончайшего анализа каждого движения тела. Но 2 метра так и не получалось взять. Урок, преподанный джинном, поистине оказался решающим для самосознания юноши. Но то был лишь первый урок в его жизни. Предстояло еще много работы над своим отношением к миру и собственной душой.

С гордыней попрощаться не так-то просто. И потом Алик боится сказать о свих неудачах даже Фокину, не говоря уже о тренере. Но упорство, но решительность и трудолюбие растут с каждым днем:

На следующий день опять прыгал. Метр девяносто семь стабильно брал. Дальше - ни в какую. Удивлялся себе: откуда взялось упорство? Никогда им не отличался: не получалось что-нибудь - бросал без сожаления. А сейчас лезет на планку, как бык на красную тряпку...

Впереди лето, а вместе с летом – сбор юношеской команды по легкой атлетике на спортивной базе, расположенной в живописном лесном массиве. Впереди – страшное испытание на стойкость, выносливость и дружбу, после которого Алик изменится до неузнаваемости.

Сразу по прибытии на базу новый тренер Александр Ильич недвусмысленно заявляет о едва ли не военных условиях проживания в лагере:

- Работать будете в поте лица... Подъем - в семь утра! Зарядка! Кросс! Завтрак! Тренировка - до двенадцати! Вода! Душ, если холодно! Пруд, если тепло! Час - отдых! Обед! Полчаса - отдых! Тренировка - до семнадцати тридцати! Вода! Полчаса - отдых! Кросс! Ужин! Кино, телевизор, книги, шахматы! Сон!

В лагере Алик по-настоящему подружился со своим бывшим соперником по соревнованиям – Валеркой Пащенко и вновь извлек для себя настоящий жизненный урок:

Алик пришел к выводу, что нельзя оценивать людей по первому впечатлению. Зачастую ошибочно оно, вздорно. А копни человека, поговори с ним по душам, заставь раскрыться - совсем другим он окажется. Как Вешалка. Как Дашка. Да и маман ее Алик тоже за "формой" не углядел... Алик начал присматриваться к окружающим и понимать, что негромогласный Леший, строгий Александр Ильич, не прощающий никому ни слабости, ни лени, распекающий виновного так, что ветки на деревьях дрожали, по вечерам один играет на баяне, напевает тихонько, чуть ли не шепотом, старинные романсы; лицо его в эти минуты становилось мягким, рыхловатым, глаза - мечтательные.

Открытие пространства другого человека для Алика стало радостным потрясением. До сих пор он мог только догадываться, что кроме него существуют еще и другие, теперь он знал об этом точно. Знал и чувствовал, что его вздорность в оценках людей мешала и этим людям открыть свое сердце Алику.

Но самое главное, что Алик вынес из лагеря – это бескорыстную и самодостаточную любовь к спорту и волевую стойкость в борьбе со своими слабостями. По возвращении домой Алик с удивлением заметил, что душа его состоит теперь как бы из двух половинок, одна из которых – темная, инертная и самолюбивая - неизменно сдает позиции под напором второй, новой и светлой натуры, для которой волшебная способность уже и не очень-то нужна:

Зачем этот бег, если он свято блюдет "пограничное условие", а значит, умение высоко прыгать его не покинет и без тренировок? Казалось бы, глупость. Но Алик ловил себя на том, что не может он жить без утреннего "моциона", без каждодневных физических нагрузок, даже без хождения пешком на шестой этаж - как и велел Леший... Коли так, вторая натура Алика была особой настырной и волевой. Она начисто забила первую - томную, изнеженную, ленивую, которая по утрам не хотела вставать, а холодный душ для нее был равносилен инквизиторским пыткам.

Из этой первой половины Алик вынес следующий урок о ложном превозношении над другими людьми. Он стал зорче и внимательнее к другим и с небывалой остротой вдруг почувствовал, что мелкие недостатки в поведении своих приятелей оказываются его собственными недостатками. И как же он раньше не замечал подобного в себе? Удивительное свойство приобрела душа Алика: чуткость, которая заключается не в осуждении ближнего, а в умении увидеть в сердце другого самого себя и в стремлении победить это качество в себе. Мир словно перевернулся, и если прежде центр мироздания сосредотачивался на фигуре самого Алика, то отныне эти центры сходятся и расходятся вокруг него в душах окружающих людей:

Алик старался цепко ловить "миги ложного превосходства", как он называл их, быть естественным, самим собой. Фокин как-то сказал ему:

- Здорово ты изменился, пока на сборах был.

- В чем изменился?

- Меньше выпендриваться стал, - охотно и просто объяснил лучший друг.

А Даша подметила еще более существенный оттенок в характере Алика: «Слово "надо" для тебя значит больше, чем слово "хочу”». Тут уж никак не обойтись традиционной для русской литературы оппозиции «счастье – долг». Алик осознал тот факт, что счастье только и возможно, если исполняешь свой долг, тогда как утоление собственных желаний часто приводит к далеко не самым замечательным последствиям. Само же понятие долга всегда содержит в себе одно важное свойство, а именно – ответственность перед другим. Долг есть обращенность к другому и несение ответа другому. Потому именно долг есть одно из искренних проявлений любви, заключенное не просто в сердце, но в единстве разума и воли, слова и дела.

И все-таки последний след соблазна, как всегда, крылся именно в новоприобретенных достоинствах Алика. Наверное, самый хитрый и ловкий ход лукавого в процессе обольщения праведника заключается в умении внушить последнему, что он поистине ведет праведную жизнь. Как только человек узнает о собственной безупречности, он тотчас перестает быть безупречным. Аналогичная ситуация и с Аликом, которому так льстило уважение окружающих:

Не мог-таки Алик избавиться от роли, которую нравилось ему играть, от красивой роли железного человека, для кого "нет преград ни в море, ни на суше", как пелось в старой хорошей песне.

Тайно эта страстная увлеченность своей ролью могла погубить Радугу, и погубить бесповоротно на самой вершине своего пути. Об этом со всей несомненностью свидетельствует странный эпизод в разговоре с Дашей, произошедшей на стройке, где ребята вместе с классом занимались производственной практикой. Алик обрушивается с необъяснимой злобой на своего друга Фокина и тренера Бориса Ивановича:

- Думаешь, не обидно? Я как спортсмен сильнее, мне знания тренера необходимы.

- Он их слабому отдает.

- Помогут они слабому как мертвому припарки...

И ведь понимал, что глупость говорит, гадкую глупость, а не мог остановиться, несла его нелегкая: злость подавила разум. И откуда она взялась - чертова злость? Копилась подспудно: злость на неудачи (не идет высота...), злость на Бима (даже не заглянет в спортзал, как будто не существует никакого Радуги).

- Знаешь, о чем я думаю? Завидует мне Фокин. И Бим завидует, - вскочил, заходил по комнате. - Один - успеху, а другой - тому, что не он этот успех подготовил...

Вот до каких слов докатился наш юный герой. После этого оставался лишь один выход, выход, остужающий голову и сердце, как ушат ледяной воды. Выход, который избирает Провидение ради окончательного преображения души героя. В тот момент, когда ссора между Дашей и Аликом достигает предела, девушка задевает канистру с краской, и та, покачнувшись, летит вниз, прямо на ящики с оконными стеклами. Что остается делать Алику? Как и положено мужчине, он хочет спасти Дашу от наказания и признается в том, чего не совершал, то есть говорит неправду. Именно так и никак иначе он и должен был поступить. Именно так он должен был расстаться со своим талантом, и начать самостоятельный путь в спорте. Благо, теперь его душа была чиста, а тело полностью готово к настоящему труду.

Впрочем, узнает Алик о своей потере лишь на очередных соревнованиях, но уже сейчас мысль его словно омылась в водах совести:

Алик думал с раскаянием: "Подонок ты, Радуга. Заподозрил друга черт знает в чем, наговорил Дашке с три короба. Выдумал тоже: завидуют тебе... Скорее ты Сашке завидовать должен: это он - настоящий мужик, а ты - истеричная баба..."

На соревнованиях без всякого дара Радуга взял 185 сантиметров, то есть достиг невероятного предела за столь короткий срок тренировок. Да, это было поражение гордыни, но великая победа человеческого сердца и обретение того высочайшего дара, который оно с таким трудом зарабатывало – дара смирения.

Удивителен финал повести, все вдруг расставляющий по своим местам. Радуга возвращается, подобно блудному сыну, в свой родной спортивный зал и начинает все с начала. Тренировка за тренировкой. И самое интересное в том, что впервые за все время в зал заходит Борис Иванович и с интересом наблюдает за бывшим триумфатором. Неужели он все чувствовал и все понимал? Неужели ждал, когда в Алике проснется настоящее спортивное желание? Неизвестно, а известно лишь то, что Алик стал совершенно иным. И слова автора тому подтверждение:

И Алик покорился Биму. Более того: покорился с непонятной радостью, как будто отдавал свою судьбу в хорошие руки.

Наверное, это и есть счастье.

Вопросы:

1. Проблема успеха и успешной личности как ключевой вопрос повести Абрамова. Что такое успех? Должен ли человек стремиться к успеху любой ценой? Чем обусловлена жажда признания и любви окружающих в сознании подростка, главного героя повести?

2. Две дороги к успеху в сюжетной линии произведения: путь тщеславия или тропа самоотречения. Выбор героя.

3. Комплекс неполноценности в юношеском возрасте, его истоки, характерные особенности и пути преодоления на примере истории Алика Радуги.

4. Волшебное путешествие Алика Радуги от себя (эгоцентризм) к Другим (альтруизм). Описание этапов становления личности и внутреннего мира юного героя повести. Мысль о победе над самим собой как центральный лейтмотив произведения.

5. Друзья Радуги, их роль и значение в жизни героя. Образ «ближнего» в художественной ткани произведения. Кто оказался Алику ближним? Духовный и нравственный смысл заповедей: «Возлюби ближнего своего» и «Не судите, да не судимы будете».

6. Значение фантастического происшествия в жизни героя и последствия утраты чудесной способности.

РАЗДЕЛ 2

А. Алексин. Рассказ «Чехарда»

Материалы к биографии писателя:

Анатолий Георгиевич Алексин (Гоберман) родился 3 августа 1924 в Москве, в семье активного участника Гражданской войны, репрессированного в 1937. В детстве выступал в пионерской печати со стихами. В годы Великой Отечественной войны работал на стройке; в 1950 окончил индийское отделение Московского института востоковедения. Тогда же издал сборник повестей «Тридцать один день», одобренный К.Г.Паустовским и сразу определивший Алексина как создателя так называемой «юношеской повести». Многочисленные произведения Алексина – это непосредственные и жизнеподобные, изложенные, как правило, от первого лица, повествования о столкновении детей и подростков с миром взрослых. Произведения Алексина пользуются популярностью в силу драматургической стремительности их построения, остроте коллизий, психологической и бытописательской наблюдательности, доброму юмору, актуальным сюжетам, узнаваемым персонажам и обстоятельствам. Коллективный портрет юных поколений 1950–1980-х годов, предложенный Алексиным, не лишен объективного морального диагноза, поставленного с позиций нравственного максимализма, отвергающего расчетливость, узкий прагматизм, эгоизм, черствость и себялюбие.

Писатель вел активную литературно-общественную деятельность, был удостоен премии Ленинского комсомола (1970, за сценарий документального фильма «Право быть ребенком»), Государственных премий РСФСР (1974, за пьесы, поставленные на сцене Центрального детского театра), а также нескольких международных премий и знаков отличия. В 1982 Алексин был избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР.

С 1993 писатель живет в Израиле, где издал роман-хронику о судьбах еврейской семьи в России 20 в. «Сага о Певзнерах» (1994), книгу мемуаров «Перелистывая годы» (1997) и другие произведения, основные темы которых связаны с российской действительностью.

1. Проблематика рассказа

Удивительный рассказ Анатолия Алексина «Чехарда», действие которого разворачивается уже во второй половине 20 века, посвящен одному событию в жизни одной советской семьи. Событие это кому-то покажется незначительным, но только не герою, от лица которого и ведется повествование – мальчику Мише Кутусову.

Чем интересен рассказ? В первую очередь, совершенно удивительной нравственной философией автора, которой он щедро делится с читателями. История преподносится нам из уст Миши, что следует подчеркнуть отдельно, поскольку мальчишеские суждения о мире отличаются удивительной свежестью, наивностью, чистотой и, конечно же, некоторым трогательным субъективизмом.

Главный объект внимания А. Алексина, конечно, душа человека, вернее – человеческая совесть. Совесть становится главным героем этой истории. Безусловно, совесть ребенка, становящийся характер его души, с каждым днем, с каждым новым событием меняющейся и растущей. От того, как тот или иной человек повлияет и отразится в этой душе, зависит ее будущее, ее вера, ее правда. А потому перед нами рассказ педагогический, рассказ о воспитании души и об учителях жизни.

Мастерская расстановка сил и характеров позволила Алексину сформировать интересную систему образов, в которой каждый герой занимает свое особое место. Так, к примеру, директор дома пионеров («Дирдом») представляет собой законченный тип подлеца, главная характеристика которого – полное отсутствие совести. На другом полюсе нравственной иерархии - Виктор Макарович, художественный руководитель детского хора, духовный наставник Миши. Наконец, целая галерея персонажей расположена меж двух полюсов, причем каждый из действующих лиц, включая Мишу, испытывает на себе влияние как одного, так и второго начала.

В ходе повествования Миша совершает свой собственный нравственный выбор между ними, однако точно так, как наш юный герой стремится разобраться в самом себе и человеческих отношениях между взрослыми, каждый из окружающих его взрослых проверяет себя. Ни один характер не проявляется сразу, с первых страниц. Читатель вместе с Мишей удивляется первому впечатлению от человека, но еще больше поражен тому, как может обмануть это первое впечатление, какие невероятные нити протянуты между людьми, сколь осторожно требуется их касаться, чтобы не порвать, не повредить, не обмануться в ожиданиях. Вся история с забавным названием «Чехарда» - это путешествие в пространство межличностных отношений, это опыт общения, опыт любви и ответственности, это первый опыт участия ребенка во взрослой жизни. Попробуем и мы разобраться в ее коллизиях.

2. Анализ сюжетной линии и системы образов

С первых же глав мы многое узнаем о родителях Миши, поскольку мальчик решает начать свою историю именно с родителей. Довольно сложно без иронии отнестись к маме и папе, опираясь на это описание. Складывается не самое лучшее мнение о характере мамы, которая не любит, чтобы ее называли бухгалтером, а любит именовать себя «финансистом»; которая, по ее же словам, «погибла для большого искусства», зато неплохо справляется в самодеятельности, о маме, которая всю жизнь вынашивала в своей душе высокие амбиции, которые, к сожалению, так и не реализовались, и теперь, несмотря ни на что, стремившейся осуществить свои мечты за счет сына.

Что же касается Мишиного отца, то и здесь складывающийся образ заставляет грустно улыбнуться. Отец – прямая противоположность маме. Он спокоен, внимателен, но крайне мягок, никогда не повышает голоса. Его главное свойство – преувеличенный восторг перед мамой, начальством и вообще перед всеми людьми. Таково впечатление от первого знакомства с родителями Миши Кутусова.

Собственно, именно с амбиций мамы и началась вся эта история, а именно с непреодолимого желания ее приобщить мальчика к миру высокого искусства, которое ожидало их в ближайшем доме культуры. Миша выбирает кружок пения.

В поисках кружка пения Миша с мамой столкнулись со странной сценой, никак не вяжущейся с понятием «культура»:

Худощавый, седой человек перепрыгнул через одного мальчишку, пригнувшего спину, и сел на спину второму. Тот поднялся, а человек пригнулся и встал на его место.

- Что это... он делает? - спросила мама.

- Играет в чехарду, - объяснила девочка.

Как оказалось, странный пожилой человек оказался художественным руководителем кружка хорового пения. Звали его Виктор Макарович. Он тут же согласился прослушать Мишу, да и вообще показался мальчику замечательным человеком, чего нельзя было сказать о Маргарите Васильевне, аккомпаниаторе, которую боялся даже Виктор Макарович. Именно она и сообщила маме безрадостную информацию о полной бесталанности Миши по части пения. Виктор Макарович, однако, обнаружил в мальчике талант ведущего, объявляющего номера концерта. Так Миша становится частью хорового коллектива.

По мере развития событий мы заочно, опять-таки со слов Миши, знакомимся с еще одним крайне занятным персонажем по фамилии Лукьянов, начальником отца Миши на заводе. Любимое выражение Лукьянова: «Это пройденный этап». Таким, собственно, и представлял себе Лукьянова Миша – человеком, никогда не оборачивающимся, всегда смотрящим вдаль и умеющим пренебрегать мелочами во имя большого и главного. Правда, на столь высокий образ бросала тень одна особенность Лукьянова – он никогда не называл отца или маму по имени, не интересовался делами своих подчиненных, все, что его интересовало – только дело и ничего более.

Миша не любил Лукьянова, но любил Виктора Макаровича, причем по ряду определенных причин:

Взрослые люди утверждают, что трудно объяснить, за что именно любишь человека. Но я бы, мне кажется, мог объяснить... Во-первых, он раньше всех заметил, что у меня открытое и приятное лицо. Во-вторых, он умел показывать фокусы, играть не только в чехарду, но вообще во все игры. И обязательно побеждал!

В противоположность Лукьянову, Виктор Макарович внушает любовь именно потому, что обращает внимание на конкретного человека и желает ему добра. Что же до нравственной философии самого Виктора Макаровича, то основная мысль ее выражена в одном высказывании, ярко иллюстрирующим авторское понимание такой важной категории отечественной культуры, как «соборность». Это высказывание и станет ценностным мерилом для героев рассказа:

- Никто не может жить на сцене как бы сам по себе. И в то же время каждый должен себя ощущать солистом. В том смысле, что нельзя прятаться за спины впереди стоящих. И за их голоса! В смысле чувства ответственности... каждый из вас солист!

Мы смело могли бы назвать педагогическую систему Виктора Макаровича личностно-ориентированной, если бы этот термин обладал тою свежестью, какой обладает обаяние самого героя.

Важно остановится на некоторых деталях, пробуждающих искренние чувства преданности и любви в душах детей к своему педагогу. К примеру, Виктор Макарович никогда не называл по фамилии ни одного своего воспитанника, хотя ребят с одинаковыми именами было не два и не три. Кроме того, Виктор Макарович жил один, так и не завел семью – и все из-за детей, «потому что утром он репетировал с младшей группой хора, днем со средней, а вечером - со старшей. Или наоборот... Так было всю жизнь. Значит, из-за нас, из-за наших песен он жил на свете один». Наконец, Виктор Макарович стремился воспитать из детей не музыкантов, не гениев, а просто хороших людей, и в этом находил главный смысл своей жизни.

В поток событий незаметно вливается и директор дома культуры, или дирдом, как его прозвали дети, человек, намертво привязанный к собственной должности, корыстный, трусливый и ненавидящий искусство. Он запрещает Володе, приятелю Миши, за «тройки», полученные в школе, участвовать в районном концерте.

Володя по прозванию «Мандолина» давно расстался с мечтой выступить на сцене из-за непримиримости дирдома и репетирует дома часами только для себя. На помощь пришел Миша, Виктор Макарович поддержал. Вне запланированного репертуара Володька вышел на сцену со своей мандолиной и имел грандиозный успех. Дирдом не забыл своего поражения и надолго затаил ненависть на Виктора Макаровича.

Это и привело к дальнейшему увольнению учителя пения из дома культуры «по состоянию здоровья». Дальнейшие обязанности были возложены на Маргариту Васильевну, которую ребята недолюбливали за строгость.

В душе Мишки рождается идея бунта и надежда на скорое возвращение своего учителя. Его искренне поддержали родители, которые уже успели полюбить Виктора Макаровича не меньше, чем сын. Все лучшие качества мамы неожиданно просыпаются, и оказывается, что она способна сражаться за человека, который ей дорог. Оказывается, что амбиции и желание ребенку счастья – не одно и то же, что у мамы мужественное сердце и стойкая воля, что мама обладает способностью к состраданию и сочувствию и никогда не будет сидеть сложа руки при виде несправедливости.

Но пока мама искала выход из положения, Миша тоже не сидел на месте. В голове его родился план, благодаря которому можно было убедительно доказать, что хор без Виктора Макаровича петь не может, что никакая Маргарита Васильевна дела не решит. Другие ребята согласились, что это – единственный выход из ситуации. В результате, хор преднамеренно с треском провалил один из номеров на очередном концерте, куда был приглашен в том числе и Виктор Макарович.

Как выяснилось, расчет ребят был ложен, они ошиблись, а Виктор Макарович рассказал одну немаловажную историю по этому поводу:

- В одной стране, мне рассказывали, есть такая традиция... Главного врача больницы обязательно отправляют в длительную командировку. И если без него все идет как при нем, он возвращается на прежнее место. А если хоть что-нибудь ухудшается, его переводят в рядовые врачи. В ординаторы... Прекрасный обычай!

- Что вы хотите сказать?

- Я должен буду публично принести извинения залу, вашим родителям... Маргарите Васильевне...

После концерта Миша провожал своего учителя до дома и на этот раз открыл для себя великую истину, которая никак не вязалась с тогдашней советской идеологией, истину о благих намерениях и их последствиях:

- Есть средства, которые могут убить благородную цель... - медленно произнес Виктор Макарович. - Это ты запомни на всю свою жизнь. Чтобы когда-нибудь тебе не сказали, что "благими намерениями дорога в ад вымощена".

Тогда же Миша узнает и тайну Виктора Макаровича и Маргариты Васильевны. Они любили друг друга, но не могли быть вместе (она была замужем). Несчастная женщина столько лет проработала рядом с любимым человеком и никогда не стремилась заняться собственным творческим ростом, оставаясь простым аккомпаниатором. И это была одна из причин ее вечной затаенной грусти.

Автор незримо переходит к центральной проблеме современности – к проблеме памяти, которая еще раз отсылает нас к образу Лукьянова с его «пройденным этапом». Виктор Макарович в буквальном смысле спорит с Лукьяновской философией: «Вообще помнить всегда лучше, чем забывать, Мишенька. Плохое иногда еще можно вычеркнуть. Но хорошее... Тот, кто не помнит вчерашнего, тот и сегодняшнее забудет... На самом деле позавчера и послезавтра в жизни неразделимы». Эта глубоко христианская по своему содержанию идея становится лейтмотивом рассказа.

Проблема совести, соборности и памяти сливаются. Память есть воскрешение минувшего. Беспамятство порождает пренебрежение и кощунство. В богословском контексте память – единственное условие существования человечества, поскольку только памятование греха порождает мысль о его искуплении, только припоминание доброго может породить мысль о его возвращении. Мифологема грехопадения, равно как и мифологема первозданного блаженства – две фундаментальные стихии человеческого существа. Отрицая память, человек лишается всякого шанса на спасение, то есть шанса на будущее. Без прошлого нет и будущего, без памятования ошибок нет и их исправления, без покаяния нет искупления. Наконец, без памяти добра и света, нет благодарности за их обретение.

Беспамятный человек – уже не человек, он лишен не просто корней, не просто традиции, не просто жизненного опыта, он лишен самого себя, ибо каждый человек – это триада прошлого-настоящего-будущего. Уберем один элемент, и существо распадется. Неслучайно автор в уста Виктора Макаровича вкладывает фразу, насыщенную совершенно очевидными дантовскими религиозными аллюзиями: «Говорят, что в один из самых страшных кругов ада... того самого, дорога к которому вымощена твоими рухнувшими намерениями, попадают "предатели своих благодетелей". То есть люди, не помнящие добра... Не будем принадлежать к их числу, Мишенька! ... Память - не склад и не хранилище... Это – святилище».

И вот постепенно Миша начинает меняться, вдруг понимая, что многое в людях и их поведении зависит от него самого, от его личного мнения о них. Маргарита Васильевна, в присутствии которой у него пробегал холодок по коже, теперь как будто преобразилась в глазах мальчика: «Она изредка начала улыбаться, чего я раньше почти никогда не видел. А один раз даже потрепала меня за волосы. Я наклонил голову, чтобы ей удобнее было трепать. Такое я получал удовольствие!»

Со временем Мишина мама добилась от Лукьянова введения новой должности в доме культуры, на которую и полагалось восстановить Виктора Макаровича, но планам мамы также не суждено было сбыться. Они столкнулись с планами дирдома, четко знавшего, кого бы он хотел видеть на месте нового художественного руководителя хора. Вместо бывшего дирижера, он назначает на нововведенное место Евгения Аркадьевича Наливина, бывшего ученика Виктора Макаровича, ныне заслуженного артиста. Как ни странно, Наливин соглашается, хотя прекрасно знает, чье место будет занимать, демонстрируя только что упомянутое качество, имя которому «неблагодарность».

А что же Лукьянов? Знал ли он о ловкой подмене? Дал ли свое согласие?

На свидании родителей Миши с Лукьяновым следует остановиться подробнее. Лукьянов и впрямь не знал о подмене, осуществленной директором дома культуры. Однако, узнав, ничуть не расстроился, заметив только: «Ну, в такие детали я вникать не могу...». Собственно, на этом разговор мог и закончиться, если бы не отец Миши.

Странное дело, но всегда мужественная мама отчего-то робела перед Лукьяновым, тогда как папа совершенно неожиданно

«…повысил голос: “Нет, вы прекрасно знаете, что любой проект, любая машина состоит из деталей. И вы постоянно вникаете... Но и художественное произведение, и человеческая жизнь - все, все состоит из деталей!»

Тот самый папа, который некогда так восхищался Лукьяновым, папа, который ни при каких условиях не повышал голос, превратился в другого человека. Значит, папа Миши, несмотря на мнение мальчика, не так уж и беспомощен, слаб, безволен. Значит, Мишин папа имеет собственное мнение, а его умение подмечать в людях их лучшие качества - не бессилие, а проявление глубокого уважения к человеческой личности, умения обнаружить в каждой душе образ Божий. Отец мальчика оказывается уникальной личностью, и узнает об этом читатель лишь в заключительном эпизоде произведения.

Дальнейший разговор ведет только он: «Человек не может быть пройденным этапом! - И вообще я должен сказать... Что значит "пройденный этап"? Наша с вами жизнь покоится на "пройденных этапах". Как на фундаменте! Не надо быть строителем, чтобы знать, что без фундамента здание рухнет».

Тут уже Лукьянов испытывает удивление и легкую робость. Речь подчиненного произвела на него впечатление.

Мать с отцом недолго вычеркнуть из памяти. Они ведь тоже выполнили свои функции: родили нас, подняли на ноги. Оглянуться назад - вовсе не значит отступить! (Лукьянов продолжал не узнавать его.) А Виктор Макарович мог бы еще долгие годы исполнять свою роль. Назвать его "пройденным этапом"?!

Поразителен финал этого диалога, когда мы узнаем, что Лукьянов не просто знаком с Виктором Макаровичем. В детстве он тоже ходил в хоровой кружок. Мировоззрение Лукьянова уничтожило не просто память, но чувство всякого долга перед своими учителями. Он помнил все, но не считал должным помогать и благодарить. И этот итог – самый страшный итог рассказа.

К счастью, слова подчиненного что-то сместили в душе Лукьянова: он «сел за стол, на котором стояли разноцветные телефоны. Он уже не был таким напряженным, стремительным. И хотя в кабинете у него шло совещание, он как будто не торопился: “Нехорошо получилось...”»

Удивительно и мнение Мишиного отца о поведении Лукьянова, когда они остались одни, мнение, заслуживающее пристального внимания:

- И все-таки я люблю его, - сказал папа. - Он - голова.

- А душа? - тихо спросила мама.

- И душа есть. Только ей некогда себя проявлять...

Финал рассказа наполнен оптимизмом и верой. Нет, Виктора Макаровича не восстановили в должности, хотя к борьбе подключился даже Лукьянов. Итог в другом: люди вспомнили друг о друге и протянули руки друг другу. А если это произошло, то осуществилась мечта Виктора Макаровича, его мечта о хоре в душе каждого человека, о музыке среди нас, о торжестве любви и благодарности над лицемерием и беспамятством.

Вопросы:

1. Проблемная ситуация в художественном пространстве рассказа. Мир детей и мир взрослых.

2. Ключевой вопрос произведения: Я и Другие. Что значит быть личностью? Хоровое начало как способ реализации духовно-нравственного и творческого потенциала личности. Индивидуалистическое начало в рассказе и его представители. Что такое эгоизм?

3. Проблема памяти как обязательного условия сохранения человечества. Память как поминовение. Память как воспоминание. Память как условие самопознания.

4. Образ Миши Кутусова и его сюжетное развитие в ходе повествования

5. Образ педагога Виктора Макаровича как учителя, наставника, друга. Что такое альтруизм? В чем назначение истинного педагога? Счастлив ли Виктор Макарович? Психологический портрет, характер, судьба.

6. Нравственная философия Виктора Макаровича. Спасительная роль памяти в жизни человека. Что такое благодарность?

7. Родители Миши. Психологическая характеристика в начале рассказа и распознавание истинной нравственной красоты отца и матери Миши в его финале.

8. Образ Лукьянова и его место в нравственном пространстве произведения. Проблема беспамятства в современном мире. Лукьянов как тип делового человека.

А. де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»

Материалы к биографии писателя:

Антуан де Сент-Экзюпери (1900 - 1944) родился в Лионе в семье провинциального дворянина (графа). В возрасте четырех лет потерял отца. Воспитанием маленького Антуана занималась мать. Он окончил школу иезуитов в Монтре, учился в католическом пансионе в Швейцарии, а в 1917 году поступил в парижскую Школу изящных искусств на факультет архитектуры.

Поворотным в его судьбе стал 1921 год, когда он был призван в армию и попал на курсы пилотов. Год спустя Экзюпери получил удостоверение пилота и переселился в Париж, где и обратился к писательским трудам. В 1925 году Экзюпери нашел свое призвание — он стал пилотом компании «Аэропосталь», доставлявшей почту на северное побережье Африки. Через два года его назначили начальником аэропорта в Кап-Джуби, на самом краю Сахары, и там, наконец, он обрел то внутреннее спокойствие, какого исполнены его поздние книги.

С середины 1930-х гг. Экзюпери выступал и как журналист — в частности, в 1935 году побывал в качестве корреспондента в Москве и описал этот визит в пяти очерках. Корреспондентом отправился он и на войну в Испании. Сражался с нацистами с первых дней Второй Мировой войны, а 31 июля 1944 года отправился с аэродрома на острове Сардиния в разведывательный полет — и не вернулся.

Долгое время о его гибели не было ничего известно. Только в 1998 году в море близ Марселя один рыбак обнаружил браслет. На нем было несколько надписей: «Antoine», «Consuelo» (так звали жену летчика) и «c/o Reynal & Hitchcock, 386, 4th Ave. NYC USA». Это был адрес издательства, в котором выходили книги Сент-Экзюпери. В мае 2000 г. ныряльщик Люк Ванрель заявил, что на 70-метровой глубине обнаружил обломки самолета, возможно, принадлежавшего Сент-Экзюпери. Специалисты подняли фрагменты самолета. Один из них оказался фрагментом кабины летчика, сохранился серийный номер самолета: 2734-L. По американским военным архивам ученые сравнили все номера самолетов, исчезнувших в этот период. Так выяснилось, что бортовой серийный номер 2734-L соответствует самолету, который в ВВС США значился под номером 42-68223, то есть самолету, которым управлял Экзюпери.

Возвращение к едва ли не зачитанному до дыр в свое время произведению объясняется отнюдь не тщеславной попыткой открыть новое измерение в этой удивительной сказке. Совсем нет. Мы попытаемся прочитать «Маленького принца» в контексте общего замысла «Живого слова», не претендуя ни на что большее.

Сказка-притча – так обычно характеризуют самое известное творение Сент-Экзюпери, сказка грустная и исполненная философской глубины, часто не узнаваемой даже взрослыми. В этом смысле произведение написано для взрослых. С другой стороны, взрослость его заключена лишь в том, что впервые с такой искренней влюбленностью и болью писатель пишет о детском образе в человеке.

Ш. А. Амонашвили в своей новой книге задавался вопросом, для чего рождаются дети и отвечал: «Они рождаются не для того, чтобы мы их воспитывали и уподобляли самим себе, а для того, чтобы исправить наши ошибки и вернуть человечество на Путь Истины»[7] . Быть может, именно эту предельно простую истину Экзюпери пытался донести до мира взрослых. Заповедь Христова об уподоблении ребенку связана именно с детским образом мира, с детской непосредственностью переживания мира и с детской мудростью в отношении к миру.

Если ребенок становится злым, завистливым и эгоистичным, причина того - в мире взрослых.

Иными словами, главный нравственно-этический конфликт сказки: конфликт истины и лжи, настоящего и иллюзорного, искреннего и лицемерного, подлинного и сомнительного. Конфликт между двумя образами реальности. И что такое пространство взрослых для автора, как не пространство гибельного и критического заблуждения в отношении к миру и себе подобным? Взрослые – не те, кто старше, а те, кто утратил способность детского жизнелюбия. Взрослые – те, что предали забвению свое сердце, всецело предавшись соблазнам вещества. Взрослые – те, кто не замечает ребенка в себе и рядом с собой. Только носители детского сознания и могут спасти этот мир от вселенской катастрофы, только ребенок способен поверить в чудо, а значит осуществить его.

Маленький принц – житель вселенной, зерно истины в каждом из нас, небесный ребенок – призывает человечество не потерять себя из-за глупых и порою бессмысленных целей и ожиданий. Путешествие принца - путешествие души сквозь все человеческие пороки, загораживающие яркий свет закатного солнца и превращающие жизнь в царство тоски. «Дети должны быть очень снисходительны к взрослым», - замечает писатель. Именно снисходительны, ибо взрослые – лишь испорченные дети, главная проблема которых – уверенность в собственной правоте.

Планеты человеческих душ, одна из которых принадлежала принцу, часто не ведают о первой заповеди нашего героя, которая гласит: «Встал поутру, умылся, привел себя в порядок - и сразу же приведи в порядок свою планету. Непременно надо каждый день выпалывать баобабы, как только их уже можно отличить от розовых кустов: молодые ростки у них почти одинаковые. Это очень скучная работа, но совсем не трудная». Что за баобабы, которые, если их вовремя не пропалывать разорвут планету в клочки? И чем они отличаются от розовых кустов?

Аллегория Экзюпери прекрасно иллюстрирует важнейшую мысль принца – семена зла, как и семена добра и красоты лежат прямо у порога. Каким прорасти, а каким погибнуть – решать нам с вами, однако равнодушие к окружающему миру и невнимательность к собственной душе способны допустить разрастание зла вместо розовых кустов, которые нуждаются в особом уходе и нежности:

«Дети! - говорю я. - Берегитесь баобабов!» Я хочу предупредить моих друзей об опасности, которая давно уже их подстерегает, а они даже не подозревают о ней, как не подозревал прежде и я.

Сказка насыщена тревожными и тяжелыми раздумьями над будущим всего мира, судьбой человечества. Грусть и тоска как форма поэтической интонации автора наполняют сказку особым настроением, которое, быть может, лучше всего передано закатным солнцем на планете маленького принца и бескрайней пустыней под нескончаемым небосводом, сияющим бриллиантами звезд.

Первый порок человечества, описанный Экзюпери, заключен в соблазне отвлеченного мышления, которым часто грешат взрослые:

«- Я знаю одну планету, там живет такой господин с багровым лицом. Он за всю свою жизнь ни разу не понюхал цветка. Ни разу не поглядел на звезду. Он никогда никого не любил. И никогда ничего не делал. Он занят только одним: он складывает цифры. И с утра до ночи твердит одно: "Я человек серьезный! Я человек серьезный!" - совсем как ты. И прямо раздувается от гордости. А на самом деле он не человек. Он гриб».

Человек-гриб – таких людей, как ни странно, в мире взрослых огромное количество. Принц задает главный вопрос, волнующий его: почему роза и барашек воюют друг с другом? Почему в мире царит рознь? Что является причиной?

«- Миллионы лет у цветов растут шипы. И миллионы лет барашки все-таки едят цветы. Так неужели же это не серьезное дело - понять, почему они изо всех сил стараются отрастить шипы, если от шипов нет никакого толку? Неужели это не важно, что барашки и цветы воюют друг с другом? Да разве это не серьезнее и не важнее, чем арифметика толстого господина с багровым лицом?»

Образ розы одновременно являет собой и образ ближнего, субъекта любви и образ человеческого сердца, уникальности и неповторимости жизни каждого из нас.

- Если любишь цветок - единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым. И говоришь себе: "Где-то там живет мой цветок..." Но если барашек его съест, это все равно, как если бы все звезды разом погасли!

Порок властолюбия – не менее популярный в среде взрослых - представлен образом короля без королевства. Удивительна авторская мысль, развенчивающая мираж власти. Власть распоряжаться и вершить судьбы людей существует лишь для тех, кто сам вовлечен в иллюзорную игру короля. Человек не обладает властью, он призван не повелевать, а любить и преображать сущее в лучшую сторону. Соблазн власти способен ввергнуть человека в бездну абсолютного одиночества. У короля нет и никогда не будет собственной розы, он живет в царстве призраков.

Честолюбец, обитающий на другой планете, одержим пороком тщеславия. Единственная радость в жизни его заключалась в похвалах других. Но других на его планете не было. Принц расстается с очередным безумцем, так и не поняв, в чем заключается сладость удовлетворенного тщеславия.

Порок пьянства поразил маленького принца своей нелепостью еще более, чем все предыдущие:

«- Что это ты делаешь? - спросил Маленький принц.

- Пью, - мрачно ответил пьяница.

- Зачем?

- Чтобы забыть.

- О чем забыть? - спросил Маленький принц; ему стало жаль пьяницу.

- Хочу забыть, что мне совестно, - признался пьяница и повесил голову.

- Отчего же тебе совестно? - спросил Маленький принц, ему очень хотелось помочь бедняге.

- Совестно пить! - объяснил пьяница, и больше от него нельзя было добиться ни слова».

Пьянство вовлекает в круг забвения, иначе говоря – бесконечную самоутрату человека. Этот порок дарит человеку небытие, позволяет ему не быть. Состояние опьянения для многих просто нежелание быть человеком, а значит, и нести ответственность перед миром. И значит, пьянство есть воплощенная слабость человеческого духа, страх человека перед собственным назначением.

Звездочет, живущий на следующей планете, представляет собой страсть корыстолюбия, безудержную потребность приобретать или иметь. Установка «иметь» на сегодняшний день – самая распространенная, и только единицы постигают истину, открытую принцем. Она состоит в том, что многие ничем не владеют и человеку не принадлежит даже собственная жизнь, не говоря уже о звездах, планетах, материках и огромных территориях суши под названием «государства».

Богатство – для чего оно нужно корыстолюбцу?

- Чтобы покупать еще новые звезды, если их кто-нибудь откроет.

"Он рассуждает почти как пьяница", - подумал Маленький принц.

Как ни странно, но Экзюпери совсем недалеко ушел от истины, ведь, как известно, на сегодняшний день большая часть районов Луны и значительная часть территории планеты Марс в самом деле уже имеет самопровозглашенных владельцев, которые день за днем продают все новые и новые земли другим ловким деловым людям, рассчитывающим получить с этого серьезный доход в обозримом будущем.

При этом деловой человек не устает именовать себя «человеком серьезным», тем самым подчеркивая, что единственное достойное занятие в мире – процесс приобретения. Бессмысленному стяжательству, пораженному гордыней и эгоизмом, Маленький принц противопоставляет глубоко христианское понимание богатства и культуры собственности. Владение предполагает высочайшую ответственность за то, чем владеешь. Владение должно вмещать в себя любовь и заботу. Любая иная форма богатства или собственности искажает образ человека и превращает его в стяжателя. Не владение имеет ценность, утверждает принц, а то, чем владеешь, а значит – в центре внимания не я, а другой.

«- У меня есть цветок, - сказал он, - и я каждое утро его поливаю. У меня есть три вулкана, я каждую неделю их прочищаю. Все три прочищаю, и потухший тоже. Мало ли что может случиться. И моим вулканам, и моему цветку полезно, что я ими владею. А звездам от тебя нет никакой пользы...»

А следующая планета представляет для нас особый интерес, поскольку только на ней Маленький принц встречает достойного взрослого. Это фонарщик – живое воплощение верности и долга. Человек, выполняющий свой долг вопреки внешним стихиям, вопреки эпохе, окружению и нравам – не может быть смешон, ибо само понятие долга обращено в пространство других. Долг есть всегда долг перед кем-то, обещание, данное кому-то, и верность обещанию – всегда маленькая победа над собой.

«Вот человек, - сказал себе Маленький принц, продолжая путь, - вот человек, которого все стали бы презирать - и король, и честолюбец, и пьяница, и делец. А между тем из них всех он один, по-моему, не смешон. Может быть, потому, что он думает не только о себе».

Следующий человеческий тип - кабинетный ученый, и здесь Экзюпери подходит к одной из острейших тем современности – проблеме науки и ее способности изменить судьбу человечества. В самом ли деле наука помогает человеку стать лучше? Способно ли научное мировоззрение обеспечить личность всем необходимым в духовной жизни?

Суждение принца выносит приговор чистой науке как форме нравственной доктрины. Наука, лишенная сердца – мертва. И главный порок ее – неспособность любить мимолетное, случайное и частное. Наука склонна обобщать, искать вечные и неизменные закономерности, наука меряет мир многомиллионными эрами, стремится расстаться с зыбкостью и призрачностью бытия, все неуловимое и тонкое в жизни человека она объявляет «поэзией». Такое мировоззрение опасно, ибо исключает из себя самого человека. Ведь жизнь каждого из нас – то самое «эфемерное», едва ли не призрачное существование, которое может стать для науки всего лишь препятствием на пути к незыблемым закономерностям, человек может превратиться в средство, в инструмент научных открытий, как это было уже в эпоху нацистских экспериментов. И подобный подход к миру пугает Маленького принца. Такая наука слишком холодна, от нее веет ледяным безразличием. Роза на планете малыша никак не вписывается в рассуждения ученого.

И вот, наконец, герой достигает Земли, первая же характеристика которой в устах автора выглядит не самой привлекательной:

«Земля - планета не простая! На ней насчитывается сто одиннадцать королей (в том числе, конечно, и негритянских), семь тысяч географов, девятьсот тысяч дельцов, семь с половиной миллионов пьяниц, триста одиннадцать миллионов честолюбцев, итого около двух миллиардов взрослых».

Поиски подходят к концу. Земля – последнее место в загадочном странствии принца. Чего он ищет, что искал все это время? Быть может, того же самого, чего искал блудный сын, о котором мы уже не раз упоминали. Мотив дороги крайне часто ассоциируется для многих писателей с мотивом возвращения.

Всякое расставание с домом – всего лишь способ постижения необходимости возвращения. И если странник запамятовал о цели своего пути, - значит, он просто задремал в придорожном трактире. И среди последних немало королей, честолюбцев, географов и пьяниц. Изменился ли наш герой за время странствия? Разумеется. Первой мыслью, связанной с утратой дома, стала мысль о беззащитной розе, которую он бросил в пылу ссоры (ср. конфликт между отцом и сыном в евангельской притче). Эта мысль уже объяснила малышу многое. Но он не стремился к забвению, он мечтал найти друга на своем пути.

Путь принца – путь самопознания и покаяния всего человечества, история которого началась на таинственной планете Эдемского сада, где существовали лишь двое. Все началось с непонимания, которое и стало причиной расставания принца и розы. Ему предстоял длинный путь, в ходе которого он должен был стать мудрее, но не взрослее. И тут мы должны отметить другой не менее важный момент: Маленький принц растет и становится уже не таким маленьким, и прежние обиды и капризы со временем уходят на второй план, а вместо них в душе растет глубоко затаенная мысль о предназначении человека, которая, в конце концов, и возвратит его домой:

«Мой цветок напоил благоуханием всю мою планету, а я не умел ему радоваться. Эти разговоры о когтях и тиграх... Они должны бы меня растрогать, а я разозлился...

И еще он признался:

- Ничего я тогда не понимал! Надо было судить не по словам, а по делам. Она дарила мне свой аромат, озаряла мою жизнь. Я не должен был бежать. За этими жалкими хитростями и уловками я должен был угадать нежность. Цветы так непоследовательны! Но я был слишком молод, я еще не умел любить».

Земля полна загадок и тайн, но и она лишена счастья взаимопонимания. Планета Земля больна. На Земле наш герой встречается с самым неоднозначным образом сказки – змеей, жительницей пустыни.

«- Мне жаль тебя, - продолжала змея. - Ты так слаб на этой Земле, жесткой, как гранит. В тот день, когда ты горько пожалеешь о своей покинутой планете, я сумею тебе помочь. Я могу...

- Я прекрасно понял, - сказал Маленький принц. - Но почему ты все время говоришь загадками?

- Я решаю все загадки, - сказала змея.

И оба умолкли».

Этот диалог заставляет нас всерьез задуматься о судьбе принца. Толкований образа змеи множество. Остановимся только на одном. Змея и в самом деле рассматривается двояко, и в сказке Экзюпери она, без сомнения, являет собой смерть. Но что такое смерть и как разобраться в словах змеи о небесном происхождении принца и его слабости? Желает ли змея зла человеку или стремится избавить нас от страданий на этой безнадежной планете? Не будем забывать, что вторая ипостась змеи – обман и хитрость. И потому помощь змеи – лишь мнимое дружелюбие и ложная услуга, которой она одаривает человека, возвращая его земле.

Однако тайна принца заключена в небесах. Он неподвластен земле. И если Маленький принц – образ первозданной чистоты человеческой души, родина которой на небесах, то власть змеи – это власть плоти и власть над плотью, но не над душой.

Странствие по Земле подарило герою много открытий. Он испытал самое настоящее потрясение, благодаря которому освободился от чувства собственной исключительности. Повстречав множество роз, он вдруг осознал, что его роза – одна среди многих.

И вот тут-то наш герой встречает глубокомысленного Лиса, речь которого заставила малыша по-новому посмотреть на свое безысходное положение. Лис говорит о приручении как единственном способе достижения счастья. Счастье – это когда тебя приручили, когда ты нужен другому, когда ты и другой – вместе. Счастье для Лиса – это Маленький принц:

«- Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мною. Все куры одинаковы, и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других».

Но далее Экзюпери проводит интереснейшую аналогию между знанием и любовью. По мысли писателя, знание невозможно без любви, а любовь – это особая форма знания. Знание в любви противоположно знанию географа, исчислившего все живое и неживое со слов других. По-настоящему узнать «можно только те вещи, которые приручишь... У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей».

Мир пуст для души, если этот мир не приручен, - таков вывод писателя.

А Маленький принц окончательно постигает смысл своего странствия. Все это время он искал свою розу. И роза была для него всем:

«- Прощай, - сказал Лис. - Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.

- Самого главного глазами не увидишь, - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.

- Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.

- Потому что я отдавал ей всю душу... - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.

- Люди забыли эту истину, - сказал Лис, - но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.

- Я в ответе за мою розу... - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить».

Последний эпизод возвращает нас в пустыню, где впервые встретились двое – летчик и малыш. Они бредут рядом в поисках воды, и звезды уже загорелись над их головами. Слова принца совсем не похожи на слова ребенка, столь глубокий смысл заложен в каждой фразе. Знание, открывшееся принцу, неизмеримо больше, чем просто слова, но он пытается выразить это откровенное знание:

«- Звезды очень красивые, потому что где-то там есть цветок, хоть его и не видно... Знаешь, отчего хороша пустыня? - сказал он. - Где-то в ней скрываются родники... Будь то дом, звезды или пустыня – самое прекрасное в них то, чего не увидишь глазами».

Самое прекрасное – незримо, но именно эта незримость и есть источник всего самого прекрасного в мире. И если роза существует, вселенная преображается, а если ее нет, звезды гаснут. Все держится силой взаимосвязи, и мир существует лишь по причине розы как средоточия мироздания. У каждого эта роза своя собственная, у каждого только и есть, что одна единственная роза, но она освещает весь путь человеческий и только она – единственный ориентир на пути к дому.

Роза мира – тот Другой, Который собирает всю нашу любовь и все наше сердце. И только там живет наше сердце, где незримо цветет небесный цветок.

«Его полуоткрытые губы дрогнули в улыбке, и я сказал себе еще: трогательней всего в этом спящем Маленьком принце его верность цветку, образ розы, который сияет в нем, словно пламя светильника, даже когда он спит...»

Смысл всего человеческого бытия – в поиске своего цветка и служение, преданное служение ему. Маленький принц убедился в одном: весь ужас положения на Земле в том, что среди пяти тысяч роз люди не замечают и не могут найти хотя бы одну, но самую дорогую.

Настало время расставаться. Путь завершен, и последнее, что остается каждому из нас – встреча со змеей. Смерть малыша не повергает в безысходность, хотя и трагична. Трагедия прекрасна именно потому, что хранит в себе свет надежды, а смерть прекрасна лишь потому, что хранит в себе сокрытую до поры жизнь.

«- Напрасно ты идешь со мной. Тебе будет больно на меня смотреть. Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда...

Я молчал.

- Видишь ли... это очень далеко. Мое тело слишком тяжелое. Мне его не унести.

Я молчал.

- Но это все равно, что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального...»

Незримое просветляет зримое, невидимое одухотворяет видимое, а духовное преображает телесное. Главное – помнить об этом, главное научиться ценить то, что незримо, и тогда, быть может, мы поймем слова апостола Павла, для которого вера понималась как уверенность в существовании того, что незримо.

В этом, пожалуй, и состоит главная философская мысль сказки. Человеку нужна вера, человечество утратило способность верить и превратилось в раба зримых и никчемных вещей. Утрата веры для Сент-Экзюпери чревата крахом и катастрофой для мироздания. Вера же – орудие созидания мира и любви. Потому смерть принца: для него - возвращение домой, а для летчика – преображение вселенной. Отныне он обрел веру, потому что где-то там живет песчинка вечной красоты, добра и истины. И эта песчинка способна удержать в себе абсолютно все.

«- У каждого человека свои звезды. Одним - тем, кто странствует, - они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они - как задача, которую надо решить. Для моего дельца они - золото. Но для всех этих людей звезды - немые. А у тебя будут совсем особенные звезды...

- Как так?

- Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, - и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться!»

Вопросы:

1. Проблематика повести. Центральный нравственно-этический конфликт сказки. Дети и взрослые.

2. Мир взрослых, авторское отношение к нему. Кто такие – взрослые?

3. Образ Маленького принца как зерна истины в каждом из нас, первозданной человеческой души.

4. Путешествие принца как испытание человеческих пороков. Путешествие как путь самопознания, самообретения. Как проявляется мотив «блудного сына» в истории Маленького принца?

5. Важнейшая заповедь принца и ее смысл (розовые кусты и баобабы)?

6. Главные вопросы, беспокоящие принца – об изначальном разладе во вселенной.

7. Роза на планете Принца. Ее символическое значение. Роза как метафора человеческой любви к ближнему, как вечность, проявленная в мимолетности.

8. Порок властолюбия и его развенчание.

9. Развенчание порока тщеславия.

10. Развенчание порока пьянства.

11. Развенчание порока алчности и корыстолюбия.

12. Образ фонарщика, его характерное отличие от жителей иных планет, которые посетил принц.

13. Маленький принц и отвлеченное знание. Способна ли наука, с точки зрения Сент-Экзюпери, подарить человечеству мир и счастье?

14. Образ змеи в притче и его двойственность.

15. Образ Лиса, его значение в странствии и поиске принца. Что открывается принцу после знакомства с Лисом?

16. Истинное и ложное понимание знания. Любовь как истинное познание мира, абстрактное мышление как познание ложное.

17. Смысл фразы принца: «Самое прекрасное… то, чего не увидишь глазами».

18. Смысл истории человечества, с точки зрения Сент-Экзюпери.

19. Утрата веры как главная трагедия современного человечества.

. Г. Уэллс. «Дверь в стене».

Материалы к биографии писателя:

Герберт Джордж Уэллс (1866 — 1946) — английский писатель и публицист. Родоначальник научно-фантастической литературы XX века (наиболее известны романы «Машина времени» (1895), «Человек-невидимка» (1897) и «Война миров» (1898)). Крупнейший мастер критического реализма, внёсший значительный вклад в общелитературный процесс. В 1914, 1920 и 1934 посещал Россию, где встречался с Лениным и Сталиным. Родился 21 сентября 1866 года в Бромли, пригороде Лондона. Его отец был лавочником, мать экономкой. Образование получил в классической школе Мидхерст и в Кингз-колледже Лондонского университета (окончил в 1890 году). К 1891 получил два учёных звания по биологии, с 1942 доктор биологии. В 1893 году профессионально занялся журналистикой.

На протяжении творческой жизни (с 1895) Уэллс написал около 40 романов и несколько томов рассказов, более десятка полемических сочинений по философской проблематике и примерно столько же работ о перестройке общества, две всемирные истории, около 30 томов с политическими и социальными прогнозами, 3 книги для детей и автобиографию. Уэллс жил в Лондоне и на Ривьере, часто выступал с лекциями и много путешествовал, был дважды женат. Умер в Лондоне 13 августа 1946 года.

Духовная коллизия рассказа

«Дверь в стене» - не столько рассказ, сколько притча, посвященная апологии истины и жизни. В английской литературе существует удивительная тенденция к поиску идеального мира, в желании обнаружить идеальное, прикоснуться к нему и сделать своим. Эта тоска по совершенству в мироздании, по царству Божьему на земле обнаруживается еще у В. Шекспира в «Гамлете», пронизывает великую скорбь Д. Байрона, проявляется в рассказах и романах Ч. Диккенса, Р. Стивенсона, Г. Уэллса, а в веке двадцатом – у Д. Толкиена и К. Льюиса.

Пространственная организация рассказа «Дверь в стене» носит традиционный миологический характер: мирское бытие (суета, дольний мир) и надстраивающееся над ним бытие сакральное (горний мир).

Пространство дольнее не просто противоположный полюс горнего. Оно одновременно и результат грехопадения человека. Суетность представляет собой особое душевное состояние, аналогичное страстности, когда множество отдельно взятых фрагментов действительности затмевают собой ее полноту, целостность и первоначальное совершенство. Суета как бессмысленная погоня за собственной тенью, как иллюзорное преследование воображаемых фантомов, принимаемых за саму жизнь, становится главной причиной деградации человеческого сообщества и окончательной утраты веры во что-то большее, нежели повседневность. Язычество, согласно мнению целого ряда религиозных мыслителей, возникло вовсе не потому, что архаическое человечество было поражено ужасом перед силой и непостижимостью природной стихии. Напротив, язычество стало результатом суетливого и повседневного приспособления изначальной веры под мелкие насущные человеческие нужды.

Людям со временем стало много удобнее обращаться с молитвой к подручным предметам и объектам окружающего мира, чем собирать духовное усилие для обращения к незримому и кажущемуся столь далеким Творцу вселенной. Суетность и увлеченность повседневностью сделала свое дело, и человечество уверовало в то, что никакого иного порядка вещей в мире просто не может быть. И в тот миг, когда неожиданно открывается дверь в стене этой всепоглощающей торопливости, то дверь эта кажется человеку угрозой всему систематизированному и обездушенному порядку вещей.

Дверь, однако, ждет каждого из нас, и рано или поздно нам придется распахнуть ее настежь, подобно князю Андрею, осознавшему в последние минуты жизни, что смерть есть пробуждение. Дверь в стене – это путь в неизвестность для многих, но это же и путь к самим себе, ибо это дверь нашего сердца. Тысячи людей заняты ее поиском, тысячи находят похожие двери, оказавшиеся ловушкой, но многие не имеют ни малейшего представления о ее существовании и лишь в последние мгновения жизни способны разглядеть лучи, исходящие из замочной скважины.

Сюжетная линия произведения

Сразу заметим, что тайна Уоллеса, главного героя рассказа, так и осталась до конца не раскрытой, словно бы автор намеренно умолчал о том, сколь истинной была его убежденность в реальности произошедшего. Рассказчик, приятель Уоллеса, впервые услышав историю друга о двери в стене, пришел в замешательство и так до конца и не смог прийти к какому-либо положительному решению:

«…видел ли он на самом деле, или же это ему просто казалось, обладал ли он каким-то редкостным драгоценным даром или же был во власти игры воображения, не берусь судить».

Вся эта история началась еще в раннем детстве, рассказывает Уоллес. Мальчик просто бродил по улицам Лондона и почти совсем заблудился, как вдруг перед его глазами возникла белая невзрачная стена, а в ней зеленая дверь:

«Его влекло к ней, неудержимо захотелось открыть и войти. Вместе с тем он смутно чувствовал, что с его стороны будет неразумно, а может быть, даже и дурно, если он поддастся этому влечению. Уоллес утверждал, что, как ни удивительно, он знал с самого начала, если только память его не обманывает, что дверь не заперта и он может, когда захочет, в нее войти».

На первый взгляд, все признаки прелести налицо. Чем может отличаться состояние малыша от аналогичного состояния Данилы, прельщенного красотой каменного мира? По внешним характеристикам, пожалуй, ничем. Однако не будем забывать, что перед нами специфический взгляд автора на проблему истины и лжи, реальности и ее искаженной копии. Она, дверь, просто существует в пространстве, и если так, то, разумеется, в нее всегда можно войти, нужно лишь увидеть или научиться видеть ее. И давайте вспомним, друзья, сколько раз мы, проходя мимо дверей храма, одержимые своими ежеминутными проблемами, усиленно старались не оглянуться в его сторону, подавляя в себе тягостное чувство вины перед тем, что прошли мимо. Итак, перед нами далеко не соблазн и не прелесть, а зов души, эхо духовной родины человечества, явившейся ребенку во всей своей полноте, потому что детское сердце не способно лгать самому себе. Маленький Уоллес открывает дверь:

«Все кругом блистало чистыми, чудесными, нежно светящимися красками. Очутившись в саду, испытываешь острую радость, какая бывает у человека только в редкие минуты, когда он молод, весел и счастлив в этом мире. Там все было прекрасно... Бог знает, куда вдруг провалился Восточный Кенсингтон. И у меня было такое чувство, словно я вернулся на родину... я забыл всякую осторожность; забыл и о повседневной жизни. В одно мгновение я очутился в другом мире, превратившись в очень веселого, безмерно счастливого ребенка. Это был совсем иной мир, озаренный теплым, мягким, ласковым светом; тихая ясная радость была разлита в воздухе, а в небесной синеве плыли легкие, пронизанные солнцем облака».

Ощущение счастья и света наполняют описание. Здесь важен один интересный момент, связанный с мотивом родины, духовной родины человеческого существа. Можно вспомнить Платона, высказавшего замечательную мысль о познании как припоминании того, что от века заложено в человеческой душе. Существуют в нашей жизни и такие моменты, которые восхищают нас своей новизной и невиданной красотой, но в то же время наполняют сердце чем-то давно забытым, словно приснившимся. Мы склонны интерпретировать такие ощущение как отголоски детства, его далекое эхо. Но вполне возможно, что детское счастье и детские переживания так прекрасны и полны еще и потому, что детская душа такова, какой она вышла из дыхания Творца. Со временем, к сожалению, блаженство уходит в прошлое. Но пока

«…это не вызвало во мне ни малейшего удивления, но лишь чудесное сознание, что иначе и не могло быть, напоминая о чем-то счастливом, что странным образом выпало из памяти».

Уоллес встречает женщину с печальным выражением лица, единственное печальное лицо в этом волшебном саду. В руках у нее книга жизни, которую она показывает мальчику. Уоллес был поражен тем, что вместо картинок он увидел в этой книге самого себя, вернее – всю свою жизнь так, как будто она целиком прошла у него перед глазами, и в тот момент когда события мерным ходом подошли к моменту прикосновения к двери, страницы перестали переворачиваться. Малыш настаивал на том, чтобы читать дальше, но странная женщина лишь поцеловала его в лоб, и Уоллес оказался ровно в том месте, где и стоял на картинке – как раз перед зеленой дверью. Кто была эта женщина, каким образом была она связана с его судьбой, остается загадкой, которую предстоит решить на уроке самим ребятам.

С этого дня Уоллес стал от всего сердца молиться Богу о возвращении в сад. Дни шли за днями, год за годом. Воспоминание угасало, а вместо него в душе возникали обыкновенные человеческие страсти и заботы, как, например, гордыня и тщеславие. Впервые юный Уоллес, чтобы заработать авторитет среди старшеклассников, рассказывает всем подряд о таинственной двери и даже решается проводить желающих к ней самой. Разумеется, за это он был справедливо наказан. Никакой двери на том месте, где она могла бы быть, не оказалось. Существует евангельская заповедь, которая гласит: «Не искушай Бога твоего…», которая очень подходит к этому поступку юного Уоллеса.

Искушение Господа – это желание использовать милость и благоволение Божие в собственных эгоистических интересах. Никогда и ни при каких обстоятельствах подобное действие не остается безнаказанным. Самый яркий пример в истории русской литературы – случай со старухой из «Сказки о рыбаке и рыбке», что в своих необузданных желаниях замахивается, в конце концов, и на господство уже не над тварью, а над самим Творцом.

Что же до нашего героя, то спустя несколько лет пришла пора ему готовиться к экзаменам и осуществлять свою деловую карьеру. Именно в этот «совершенно неподходящий» момент он встречает свою дверь вновь. Как часто случается в жизни, встреча с долгожданным счастьем отчего-то оказывается несвоевременной и возникает болезненное желание подождать, не выпадать из рутинного тока событий, хотя нет в этих событиях для нас ничего особенно важного и существенного. Но словно некий магнит мы прикованы к этой цепи забот и треволнений. Впрочем, молодой Уоллес уже разбирается в жизни и в силах отличить действительно важное от детских никчемных фантазий:

- Я вновь увидел зеленую дверь, когда мне было уже семнадцать лет. Она внезапно появилась передо мной в третий раз, когда я ехал в Падингтон на конкурсный экзамен...

"Если бы я остановил извозчика, - размышлял я, - то не сдал бы экзамена, не был бы принят в Оксфорд и наверняка испортил бы предстоящую мне карьеру". Я стал лучше разбираться в жизни. Этот случай заставил меня глубоко призадуматься, но все же я не сомневался, что будущая моя карьера стоила такой жертвы. Теперь я собирался покорить весь мир, и передо мной распахнулась другая дверь - дверь моей карьеры.

Истинный соблазн, с точки зрения Герберта Уэллса, состоял в честолюбии героя, которое с неудержимой силой влекло молодого человека к себе. Тщеславие стало двигателем всей жизни Уоллеса. Этот факт особо характерен для европейской протестантской культуры, в рамках которой карьера считалась знаком благоволения Божьего. Уэллс бросает вызов традиционным представлениям о человеке, стремясь обнаружить под ее покровом традицию более глубокую и древнюю, в соответствии с которой подлинная цель человека на жизненном пути – спасение души, стремление к истине, служение ей вплоть до полного отречения от мира повседневности.

Удивительное дело, но чем глубже погружается герой в стихию карьерного «роста», тем чаще, словно напоминания из горнего мира, встречает он в разных местах ту самую дверь. Однажды, будучи приглашен на обед к одной знаменитой особе, Уоллес просто «прошел мимо, так как настойчиво стремился к своей цели. Дверь не манила меня в тот день. В глубине души я был уверен, что она распахнется для меня, но тут я подумал, что ведь это может меня задержать, я опоздаю на свидание, а ведь дело идет о моем самолюбии».

Мотивы Уоллеса становятся совершенно прозрачны. Что ж, маяк зеленой двери со временем тускнеет, а душа героя столь же интенсивно мрачнеет и черствеет. Таков, согласно авторской мысли, путь многих подающих надежды молодых людей, в свое время больших мечтателей, авторов лирических вирш, романтиков и энтузиастов, а впоследствии – лицемеров, циников и мизантропов, иронизирующих над собственной юностью и лучшими мгновениями своей жизни.

Спустя многие годы упорного труда, когда Уоллес забыл и думать о заветной двери, он достиг всего, о чем только мог мечтать. И вдруг неожиданно понял, чего ему так не хватало все эти годы и в какую духовную западню он попал, восходя, как казалось, к самой вершине успеха. Важно отметить, что успех как таковой или, говоря словами Гегеля, «жажда признания», часто оборачивается к человеку совсем другой стороной, и вместо ожидаемого счастливого отдохновения от трудов превращается в тяжелую ношу, от которой невыносимо трудно избавиться. Эта ноша напоминает нам чудовищные вериги грешников в «Рождественской песне» Ч. Диккенса. Это ноша тщеславия и его плодов.

«С некоторых пор я утратил жизнерадостность, которая помогает бороться и преодолевать все препятствия. И это теперь, когда назревают важные политические события и надо энергично действовать.

Я давал клятву, а когда дверь оказывалась передо мной, не входил. Три раза в течение одного года я проходил мимо этой двери, но так и не вошел в нее. Три раза за этот последний год».

Наконец, Уэллс устами своего героя недвусмысленно высказывает свое отношение к теории успешной (или преуспевающей) личности. Английский писатель, сам добившийся невероятной популярности, писал:

Ты говоришь, я добился успеха? Но что таксе успех, которому все завидуют? Жалкая, нудная, пустая мишура! Да, успеха я добился.

При этих словах он с силой раздавил грецкий орех, который был зажат в его большой руке, и протянул его мне:

- Вот он, мой успех!

Путь человеческий есть беззаветное и бескорыстное искание вечности в своем сердце и в мире вокруг себя. В этом, по мнению писателя, состоит единственное по-настоящему достойное призвание человека. Все же остальное – пустой грецкий орех с крепкой скорлупой, но без ядра внутри.

А на следующий день газеты публикуют известие о смерти Уоллеса. И вот тут мы вправе задаться вопросом – что же на самом деле произошло и действительно ли таинственная дверь была орудием зла?

Для безопасности проходящих по шоссе людей траншеи были обнесены сколоченным наспех забором, где был прорезан небольшой дверной проем, куда проходили рабочие. По недосмотру одного из десятников дверь осталась незапертой, и вот в нее-то и прошел Уоллес.

Я, как в тумане, теряюсь в догадках...

Да и существовала ли когда-нибудь белая стена и зеленая дверь? Право, не знаю.

Тайна, окутывающая смерть Уоллеса, ставит читателя перед выбором: признать героя безумным фантазером, либо принять на веру его слова. Сам Уэллс намекает на возможный ответ. Первая мысль подтверждает наше предположение о неземном происхождении таинственной двери:

Теперь я совершенно уверен, что, во всяком случае для него, эта "дверь в стене" была настоящей дверью в реальной стене и вела к вечным реальным ценностям.

Вторая же мысль, выражающая философскую идею рассказа, его мистическое измерение, заключается в следующем:

Все вокруг нас кажется нам таким простым и обыкновенным, мы видим только ограду и за ней траншею. В свете наших обыденных представлений нам, заурядным людям, кажется, что Уоллес безрассудно пошел в таивший опасности мрак, навстречу своей гибели.

Но кто знает, что ему открылось?

Уэллс предлагает читателю взглянуть на наш мир с другой стороны, всего лишь попытаться и допустить мысль, что мир – не только то, что мы привыкли видеть из окна автомобиля. В нем существует и нечто такое, что могло бы показаться нелепым, а зачастую и кажется таковым. Проблема веры, сформулированная еще апостолом Павлом, сводится к идее уверенности в вещах невидимых. Подвиг человеческий заключается именно в той силе, с какой человек способен поверить в то, что далеко не всегда кажется ему очевидным.

Вопросы:

1. Художественное пространство и художественное время рассказа «Дверь в стене». Два града, земной и небесный; два мира, дольний и горний. Их значение в христианской модели мироздания. Мир дольний как результат грехопадения. Мир горний как а) мир небесных бесплотных сил (ангелов); б) мир ожидаемый, «Небесный Иерусалим», следствие тотального обновления и преображения космоса и человечества (обожение, теозис), которое наступит после конца истории (апокатастасис).

2. Понятие суеты , суетности как омраченного состояния души. Суета как порабощенность несущественными проблемами повседневности. Суетность как предание забвению истинного предназначения человека в пользу ложных истин и объектов удовлетворения желаний (по М. Хайдеггеру, озабоченность ).

3. Символический образ двери и его возможные интерпретации. Образ стены как преграды между душой и Богом, возведенной человеческой слабостью и безволием.

4. Чудесный мир по ту сторону двери. Его описание. Мотив духовной родины человеческой души, символически воплощенный в сказочном мире Уоллеса.

5. карьерный рост как мотив, тщеславие как порок.

6. О двух смыслах человеческой жизни в рассказе. Тщеславие (карьеризм, успешность) или духовный рост (подвижничество, покаяние)? Путь нагорной проповеди или путь земной славы? Возможно ли примирить два пути? История Уоллеса – путешествие от самоутраты к самообретению.

7. Двусмысленность и проблематичность финала рассказа. Проблема истинной и ложной реальности, их соотношения. Существовала ли таинственная дверь на самом деле?

8. Идея рассказа: проблема веры и способности верить в высшее предназначение человека вопреки сложившемуся общественному мнению.

В. К. Железников. «Чучело»

Материалы к биографии писателя:

Владимир Карпович Железников, родившийся в семье пограничника 1925 году и из-за этого все детство часто переезжавший с места на место, и сам собирался стать военным, учился в артиллерийском училище, в юридическом институте. Но в 1957 году окончил Литературный институт имени М.Горького и стал писателем.

Его книги издавались и многократно переиздавались не только в нашей стране, но по всему миру: в Японии, США, Дании, Польше, Венгрии, Китае, Югославии, Чехии и во многих других странах. Он классик нашей детской литературы, его книги входят в школьную программу. По его сценариям поставлены такие известные фильмы, как: "Чудак из 5 "Б", "Маленькая принцесса", "Безумная Лори", "Чучело", "Русский бунт" и многие другие. У писателя вышла первым изданием новая повесть "Чучело-2 или Игра мотыльков", которая в увлекательной остросюжетной форме рассказывает о судьбе пяти подростков. Действие повести разворачивается в конце 80-х годов прошлого века. Но обращена эта повесть всем своим драматическим пафосом к современным подросткам.

Проблематика повести

Перед нами одно из самых уникальных произведений детской литературы последних десятилетий. Едва ли можно найти повесть более пронзительную и более значительную по своим духовным корням, чем «Чучело» Железникова. Сказать, что это повесть о подростках, о нравах подрастающего поколения, о специфике взаимоотношений в группе – значит ничего не сказать. На наш взгляд, повесть значительно превышает рамки детской литературы и, в сущности, обращена к человеку вообще, без привязки к тому или иному возрасту.

Две ключевых конфликтных ситуации формируют и определяют содержательную ткань произведения, причем первый конфликт неразрывно связан со вторым. Первый конфликт – личность и социум - разворачивается во многих плоскостях, таких как, например, человек и толпа, я и другой, индивидуальность и масса. Второй конфликт представляет собой столкновение двух мировоззренческих платформ, двух нравственных императивов, или же конфликт двух моральных доктрин – морали милосердия и морали возмездия (этика милости и этика наказания, а в самом широком смысле – этика благодати и этика закона).

Эта крестообразная смысловая структура повести неслучайна, поскольку сам сюжет произведения высвечен мотивом креста, крестной жертвы, грехопадения, предательства и искупления. Автор затрагивает самые тонкие нити человеческой организации. Проблемы повести, вырастающие из столкновения четырех конфликтующих стихий, ширятся и охватывают собой все стороны жизни человеческого сообщества.

В этом небольшом эссе мы постараемся начать разговор об этом произведении, опираясь на стержневой лейтмотив его – мотив жертвоприношения.

Голгофа Ленки Бессольцевой

Сама пространственно-временная организация (хронотоп) повести имеет строго определенную иерархическую структуру.

Пространство преднамеренно обращается автором в духовную вертикаль. Давайте посмотрим, с чего начинается повесть. Это приезд Николая Николаевича, дедушки Лены Бессольцевой, в безымянный городок, имеющий давнюю героическую историю. Сам городок – перекресток и зеркало исторических путей России, по сути – некая точка соединения духовных токов русской исторической и духовной традиции настоящего и минувшего, а дедушка – живое соприсутствие в настоящем всего нравственно чистого и исконного, что когда-либо существовало в истории Руси. Николай Николаевич – воплощенный прообраз праведника, неожиданно просветившего поникший советский быт и без которого, по пословице, никогда не устоит село. Праведника, которого, подобно Матрене из рассказа А. Солженицына, никто не может понять, многие осмеют, но который втайне вызывает в сердцах людей не просто любопытство, но порывы восхищения и необъяснимого внутреннего трепета. Создается впечатление, что именно с тем и появляется герой повести в безымянном городке, что на берегу Оки. Именно с той задачей, чтобы потрясти привычные основы привычного быта и указать людям на самих себя, вскрыть в жизни нечто неисправимо и привычно темное, что вот уже излилось на их собственных детей и готово разразиться духовной катастрофой.

Николай Николаевич совсем неслучайно возвращается домой. Он верит в свой дом, и вновь возникает отдаленное эхо притчи о блудном сыне, которого так ждет и надеется увидеть у себя Николай. Эхо, повторимся, неожиданным образом ставшее реальностью, поскольку вместо сына появляется внучка Николая, внучка, которая образует своеобразное силовое поле праведности в нравственно-психологическом пространстве юного поколения, еще только начинающего свой жизненный путь.

Возвращаясь к пространственной организации текста, давайте вспомним, где именно располагался дом Николая Николаевича, и каким образом он воспринимался жителями городка:

И между прочим, люди привыкли к тому, что дом Бессольцевых светился ночью и стал в городке своеобразным маяком, ориентиром для запоздалых путников, издалека возвращавшихся в темноте домой. Ночью дом был как свеча в непроглядной мгле.

Этот потрясающий образ возвышающегося над городом дома-свечи, горящей, что особо важно подчеркнуть, в непроглядной тьме, отсылает нас к евангельскому мотиву света как знамения спасения и Божественной благодати, а тьмы – как земного приюта падшего человека. Дом – свеча, дом – духовный маяк, который Николай приводит в порядок и приступает к своему главному делу – собиранию картин, тех самых картин, которые могли бы послужить замечательным символом духовного наследия и памяти и которые никому, кроме самого Николая, не были нужны... До некоторых пор.

Сюжет повести автор помещает в своеобразную художественную рамку, которая замыкает историю на себя, хронология развития событий поэтому имеет концентрическую (кольцеобразную) структуру. Сама же рамка повествования обладает вполне определенной жанровой спецификой, отсылающей нас к исповедальной традиции русской духовной культуры и словесности.

Первая глава хронологически должна была бы стать последней, ведь все уже произошло, кроме самого главного в этой истории – не завершилась исповедь, последняя ступень в развитии сюжета. Повествование Лены – это рассказ, открывающий ей самой тайну собственного сердца и тайну других. По этой причине мы с вами как читатели участвуем одновременно и в наблюдении за событиями, приведшими к роковой черте, за которой - отъезд Лены из города, и в то же время приобщаемся исповедальному тону повести, в ходе таинственного и драматического диалога между внучкой и дедом наблюдая за рождением той последней истины, которая должна была бы окончательно освятить весь духовный строй юной героини, а впоследствии и окружающих ее сверстников.

Такова рамочная организация сюжетной композиции повести.

Путь Лены Бессольцевой, за несколько дней успевшей повзрослеть на годы, поразителен, но самое существенное на этом пути – оформление и проявление всех духовных сокровищ человеческого сердца, которые шаг за шагом, от страдания к страданию приобретали все более и более отчетливые и веские черты. Этот путь уместно сравнить только с духовным подвигом.

Железников видит человеческую душу двоякой, двуликой, двусторонней. В этой мысли – основа художественного конфликта повести. Детская душа хранит в себе зачатки лика и личины, хищнический оскал и бесконечную любовь, тьму и свет, причем каждый персонаж на всем протяжении повествования реализует одну из сторон своей внутренней природы. Автор убежден в одном: ребенок чувствует и предощущает истину, и весь вопрос в том, вызреет ли истина в недрах души человеческой, выйдет ли наружу, станет ли убеждением и нравственной силой, или же сгинет, так и достигнув порога сознавания.

Немаловажным фактором в этом самоосуществлении правды и совести в человеке становятся две категории: воля и авторитет. Первая позволяет личности найти в себе силы воспротивиться агрессивному воздействию внешнего мира, научиться отстаивать собственную позицию, приобрести устойчивость и непоколебимую веру в ту истину, которую исповедуешь. Воля дарует человеку несгибаемость и крепость, твердость решения и стойкость в борьбе. Воля дисциплинирует дух и координирует пространство нравственного выбора в самых казалось бы невыносимых для человека ситуациях. Воля – единственное оружие в борьбе с соблазном и искушением. Отсутствие воли влечет за собой духовное порабощение и полную неспособность к принятию ответственности за себя и других. Безволие для Железникова – один из главных пороков современного человечества, с легкостью вручающего дар свободного выбора и самоопределения в руки других, зачастую нечистых на руку людей. Тогда личность теряет самое главное в себе – собственное лицо.

Но для подростка ситуация осложняется многократно, ведь обыкновенный шестиклассник еще не всегда знает, что значит иметь собственное лицо и что такое личная позиция в споре. Подростковое сознание бессознательно влечется к лидеру, человеку, способному повести за собой и объяснить ему то главное, ради чего стоит жить. Синдром поклонника в молодежной среде замечателен именно тем, что молодой человек пребывает в поиске и зачастую готов отдать право на личный нравственный выбор другому, более волевому, более успешному, более популярному, даже не задумываясь о том, прав ли тот, другой, и какими мотивами он руководствуется. И тогда душа впадает в противоположное состояние слепой преданности авторитету.

Важно заметить, что последнее встречается много чаще в юношеском среде, нежели первое, которое еще требуется приобрести. Ребенок младшего школьного возраста изначально внушаем, в этом залог успешности воспитания, однако подросток находится в своеобразном пограничном состоянии, когда впервые проснувшаяся воля к самоопределению сталкивается с непониманием смысла и цели этого определения. Юноша или девушка в этом возрасте уже имеют право на принятие собственных решений, но не знают, что с таким правом делать и в какое русло направить эту безудержную силу молодости.

В конечном счете подростковый коллектив (например, 6-й класс) начинает самоорганизовываться на основе личностных особенностей каждого члена данного коллектива. Лидерство преимущественно получает тот, кто обладает уже сложившимся мировоззрением, знает, чего хочет и не склонен к слепому подражанию сверстникам. Иными словами, право лидера может получить человек с крепкой волей или человек, вызывающий впечатление волевого и уверенного в себе.

Воля и авторитет – в такой поляризованной диспозиции и разворачиваются основные события повести. Однако проблему человеческой агрессии невозможно разрешить, опираясь только на два вышеприведенных понятия. Они могут лишь способствовать выработке поведения группы, тогда как самое главное и существенное скрывается в категории третьей – в категории веры.

Опасен ли человек конформный? Опасен ли непримиримый стоик с железной волей? Эти вопросы так и останутся без ответа, если мы не спросим, во что они верят, какой идеал избрали для себя, почему исповедуют те или иные принципы? А подобные вопросы носят уже совершенно иной характер – характер мировоззренческий.

Мало человеку обладать несгибаемым характером, гораздо важнее, к какому берегу причалит душа человека, на какое дело отдаст он свои силы. В этом плане как раз и можно говорить о втором конфликте повести, о второй поляризации героев – поляризации личностных позиций, конфликте вер.

Лидер не просто ведущий, лидер – еще и проповедник, а значит его ответственность должна быть особенно велика. Лидеры влекут человечество либо к спасению, либо к погибели. Лидеры в повести становятся главными виновниками произошедшего с Леной Бессольцевой, если вообще понятие вины в данном случае уместно использовать.

Разумеется, каждый персонаж повести, каждый подросток мечтает занять лидирующую позицию, и каждый для себя избирает подобающую веру, которая поможет ему достигнуть когда-нибудь жизненного успеха или счастья. Так думает всякий, но не всякий способен привлечь на свою сторону большинство. Для этого требуются совсем не заурядные организаторские способности.

Мечтает о лидерстве Шмакова, реализуя свою жажду признания за счет Попова, мечтает о власти Валька, все силы своей детской души отдавший деньгам, мечтает Рыжий, наивно полагая своей клоунадой и скоморошеством занять достойное место в группе, мечтает Лохматый, для которого главным объектом непререкаемой веры становится сила, мечтает Димка Сомов, реализуя свой рыцарский идеал бесстрашного героя, но самой могучей силой в 6 классе оказалась Миронова по кличке Железная Кнопка. И вера последней в конечном счете становится верой всего класса. А в чем же она состоит? Миронова верит в истину справедливого возмездия и сама чувствует себя топором в руках судьбы[8] .

И, быть может, эта странная убежденность в собственной правоте так и осталась бы делом ее личного выбора, если бы не магическая способность внушать другим собственные взгляды.

Автор пытается достучаться до читателя и надеется поведать ему о том, сколь опасно следовать чужим советам без собственного рассуждения, без личной оценки, сколь страшные последствия могут настигнуть его спустя некоторое время, если его выбор был продиктован лишь страхом перед авторитетом и угрозой полной социальной изоляции. Страх перед лидером и его силой может стать непреодолимой преградой даже для тех, кто чувствует неправоту лидера, кто имеет совершенно противоположные взгляды. Страх полного одиночества порой заставляет личность лицемерить и угождать авторитету даже вопреки самому себе. И этот страшный феномен, как оказалось, сыграл столь же роковую роль в истории главной героини, как и мировоззрение Мироновой.

Воплощением лицемерной трусости и страха перед утратой признания становится Сомов, чья вера в добро, справедливость, милосердие способна покорить любого. Вера, но не воля, полностью парализованная страхом изгнания и всеобщего отчуждения. И в этом смысле Сомов – один из самых жалких персонажей повести, достойных не восхищения, а сочувствия.

Наверное, единственный человек, который вовсе и не мечтал о лидерстве и не имел никакого определенного мировоззрения, была Ленка, для которой высшим счастьем к началу повести было просто искренне и до конца подружиться с одноклассниками. С этим настроением она и встретила свой первый уступ.

К началу повествования галерея характеров главных героев может быть представлена следующим образом:

а) Полюс 1: статичный образ Мироновой, обладающей совершенной волей и сложившейся верой, лидер группы.

б) Полюс 2: динамичный образ Бессольцевой с несложившейся верой и слабой волей, изгой в группе, предмет насмешек.

в) Персонажи-посредники, члены группы: Шмакова, Валька, Рыжий, Попов, Сомов, Лохматый, Васильев. Обладают элементами мировоззрения: от культа выгоды и корысти (Шмакова, Валька), силы (Лохматый) до искренней веры в человека и настоящих проявлений воли (Васильев).

Как ни странно, система образов, складывающаяся к началу повествования, в финале повести качественно преобразится. Никто до самого последнего момента так и не поймет, как «гадкий утенок» за несколько дней беспощадной травли превратится в прекрасного лебедя и навсегда останется в сердцах и памяти своих одноклассников. Никто не предполагал, что в духовном мире угловатого и неуклюжего подростка происходили такие процессы, какие, быть может, человек не сможет пережить и в течение всей жизни.

Рассказ Лены начинается с первых дней в школе, когда она еще не знала, кто она. Чистое сердце и по-детски непосредственная доброжелательность и скромность. Все это было, но не было ясности, кто же она такая, каково ее место в этом мире и как себя вести со сверстниками.

Она не способна воспринимать оскорбления, не в силах даже обижаться, прощает каждого и каждую, не чувствуя, что над ней смеются. С такой же радостью она готова следовать советам и предложениям окружающих, и в этом смысле Ленка не слишком отличалась от своих одноклассников. Нет, она не защищала никаких жизненных позиций, никаких правил, потому что считала и была уверена, что самое главное – просто дружить. И ничего, что в новой компании ей пришлось предать собственного дедушку, ничего, что она стала стыдиться самого близкого для нее человека только потому, что над ним смеялись другие.

Все это было не так страшно, а напротив – интересно, тем более, что на нее обратил внимание самый романтический и мужественный человек в классе – Димка Сомов, в первый же день заступившийся за новенькую и всякий раз доказывавший ей свою готовность прийти на помощь и защитить от оскорблений.

И дни текли бы своим чередом, и выросла бы Ленка, так и не коснувшись самого главного в человеческой жизни, если бы не тот глупый случай с побегом в кино.

Но прежде чем перейти к анализу этой истории, важно отметить, что роль Сомова в жизни Лены не только отрицательная, но и глубоко положительная. Не будет забывать о том, что благодаря поступкам Димки ее душа впервые увидела перед собой самый настоящий образец для подражания. И подражать и впрямь было чему. Димка не боялся трудностей, Димка заступился за собаку, которую тащил на живодерню Валька, Димка предложил идею всему классу собственным трудом заработать деньги на поездку в Москву, и, заметим, класс искренне и от чистого сердца откликнулся на это предложение, несмотря на то, что далеко не все ребята положительно относились к труду. Все это сделал он – Димка Сомов. Влюбленность Лены соткала из своего героя самый настоящий идеал совершенства, как и положено юной душе.

Получается, что первый всплеск чувства долга и верности ближнему заронил в ее сердце Сомов, причина ее нравственного пробуждения и дальнейшего взросления. И потому в тот миг, когда ее герой стоял бледный и пораженный страхом перед испытывающим взглядом Мироновой, сердце девчонки (не разум) уже знало, как следует поступить. Поступить нужно так, как поступил бы сам Димка – заступиться, защитить оскорбленного и слабого, ведь сам он так много раз вставал на ее защиту.

И потому слова рождаются сами собой, невольно, даже безвольно, но на самом деле – из самой глубины сердца. Еще нет волевого решения[9] , еще нет никакой мысли, связанной с понятием выбора, сердце впервые открылось своему назначению, воспитанное или врожденное добро проговорилось в эту минуту словами: «Это сделала я!»

Рождество воли еще впереди, воля пригодится тогда, когда девчонка будет нестись по улице, словно загнанное животное, и все-таки хранить тайну человека, который постепенно терял в ее глазах всякую привлекательность и романтический ореол, но долг, тем не менее, оставался долгом.

Интересно, а смогли бы другие персонажи совершить нечто подобное, будь они на месте Ленки? С точностью на этот вопрос ответить нельзя, однако у нас есть яркий пример поведения Шмаковой и Попова, сидевших под партой в момент предательства Сомова. Для Шмаковой поведение Бессольцевой так и осталось загадкой. Она не могла взять в голову, как можно было принести себя в жертву вместо другого человека. Философия Шмаковой довольно проста – живи ради себя.

Шмакова мстит обоим: и Сомову, и Бессольцевой. Первому – за проснувшийся интерес к новенькой, а второй – как сопернице. Но месть Шмаковой – прямая противоположность возмездию Мироновой. Шмакова мстит за себя, Миронова – во имя высшей справедливости, за что получает от подруги ярлык «идейной».

А вот Попов, что следует особо подчеркнуть, проявляет совершенное безволие по отношению к поступку Сомова и хранит молчание лишь по единственной причине: он полностью доверяет Шмаковой:

Выражение их лиц удивительно точно передавало настроение: Шмакова была очень довольна, ее лицо озаряла странная многозначительная и таинственная улыбка, Попов же был растерян и даже потрясен.

- Видал? - Голос Шмаковой вздрагивал от возбуждения.

- Ну, Димка! - Попов еще не знал, как относиться к происшествию, которое произошло у них на глазах, и с надеждой взирал на подружку. - А что теперь будет?

- Родителей начнут таскать, - ответила Шмакова. - А мы с тобой в порядке.

- Ох, у тебя и голова! - восхищенно сказал Попов. - Член правительства... Я им не завидую.

Уже в этом замечательном описании отчетливо проступает внутренний мир Попова, который был ошеломлен, но не знал, как относиться к событию. Лишь спустя несколько дней он поймет, какую ошибку допустил, согласившись на сговор со Шмаковой.

Но события движутся своим чередом. Поездку в Москву отменили. И вот уже объявлен бойкот не Сомову, а Ленке, впервые столкнувшейся с тем ужасом лицом к лицу, с ужасом человеческого отчуждения.

Довольно сложно представить себе, как может вынести сердце, полное любви и нежности ко всему мирозданию, абсолютную ненависть со стороны людей. Но ненависть стала реальностью. Ненависть, обращенная на невинное существо. Ненависть, спровоцированная одним человеком, жаждущим мести.

Сначала в душе рождается страх. Затем боль и ненависть... и все тот же страх.

Ленка еще верит, что Сомов придет на помощь, не догадываясь о том, что главное для последнего – ни в коем случае не оказаться на ее месте. Ради этого он пойдет на все.

Ничего этого Ленка еще не знает, и потому продолжает любить и жалеть своего героя, который просто растерялся, но когда-нибудь обязательно соберется и выручит.

На этой ступени у юной героини остается надежда и остается верный друг. А пока есть друг, ты не одинок, даже если весь мир против тебя. Однако в стане противников находился еще и другой человек, о котором Ленка просто ничего не знала и даже считала «прихлебателем» Мироновой. Это Васильев, парень, который не смог перебороть в себе чувство стыда за все происходящее и отказавшийся участвовать в травле. Но он не просто отошел в сторону, а не побоялся прямо и честно сказать об этом:

- Я тоже против предательства! - пытался им объяснить Васильев. - Но зачем же ее бить?.. Она же девчонка. Мы даже не выслушали ее.

Васильев, не зная ничего о предательстве Сомова, нашел в себе силы вступиться за Бессольцеву просто потому, что не мог с этим смириться. В этом смысле об этом персонаже следует говорить особо, поскольку именно он максимально близок по своим внутренним качествам характеру Лены.

Но очередной уступ этой истории таил для героини еще более неожиданные события. Роковой час предельного испытания становится для нее все ближе. Образ крестного страдания то и дело мелькает и исчезает в повествовании Железникова. Мотив пригвожденности[10] , распятия, его ожидания и страстей, предшествующих казни, оживает на страницах повести по мере приближения к финалу.

Но вера Лены в мужество Димки не знает предела. Даже в тот миг, когда ее защитник и герой застигнут врасплох под маской медведя, даже тогда она готова ему все простить, уверенная, что его вынудили на это ее преследователи.

Удивительно, что именно на пределе нравственного напряжения и чувства несправедливости дедушка обнаруживает портрет бабы Маши в Ленином возрасте, дивно похожей на внучку Николая Николаевича. И кем же была Мария Николаевна Бессольцева, сестра деда Николая Николаевича?

Знаменитая особа. Жертвенница. Святая душа. Ее жениха убили в русско-турецкую войну. Под Плевной. А она после его смерти не пожелала выходить замуж, ей тогда было всего восемнадцать, и всю жизнь прожила одна. Но как прожила! Она основала женскую гимназию в городке. А первые ее выпускницы все до единой уехали работать учителями в близлежащие деревни. Говорят, они ей во всем подражали: так же одевались, как она, так же разговаривали, так же жили. Какие были люди!

Какие были особенные люди! Все делали не ради славы, а для народной пользы. Потом за другими стала ухаживать, за самыми тяжелыми ходила, многие ей своей жизнью были обязаны. Я ее хорошо помню. Она жила в твоей комнатке... Когда она умерла, ее хоронил весь город.

И все это происходило здесь, в том же городе, на той же земле. Ярчайший символический прообраз подвига Лены напрямую сопрягается с подвигом святости. Вспомним также и последнее свидание Лены и Сомова перед окончательным предательством последнего. Как странно ведет себя Дима, как необычно для него. Он в буквальном смысле слова кается перед девочкой[11] , признавая себя трусом, а вслед за этим целует ее.

Поцелуй Димки, разумеется, можно рассматривать как обыкновенное проявление сердечных чувств паренька, если бы вслед за этим не произошло непоправимое, в связи с чем напрашивается невольная аналогия душевного жеста Димки с поцелуем другого рода, совершенным одним из апостолов в ночь пленения Спасителя. Поцелуй предания на распятие.

В следующие секунды шпионивший Валька уже стащил платье Лены с веревки и убежал прочь. Ленка рванула вслед за ним. В сарае, где скрылся Валька, все были в сборе. Рыжий, как обычно, веселил присутствующих, напялив на себя Ленкино платье. И опять-таки не стоило особого внимания обращать на историю с платьем, если бы не следующая аналогия с великими событиями страстной пятницы, когда воины у подножия креста бросали жребий об одеждах распятого.

Он снял платье и протянул мне.

- На...

А когда я хотела его взять, кинул через мою голову Лохматому. Ничего не понимая, я бросилась к Лохматому, а он подразнил меня платьем, покрутил им перед моим носом и перекинул Вальке... И понеслось по кругу! Валька - Шмаковой, Шмакова - Попову, тот еще кому-то... И каждый дразнил меня.

Быстрее, быстрее!

Мне стало жарко, я носилась как угорелая, и прыгала, и хватала их за руки, но платье перехватить не могла.

Быстрее, еще быстрее!

Передо мной мелькал круг из их лиц, а я носилась в нем, точно белка в колесе.

Мне бы надо остановиться и уйти, наплевать на это платье и на них на всех наплевать, но я, как последняя дурочка, металась между ними, старалась их победить. Не ради себя, ради Димки.

И вдруг кто-то из круга бросил платье Димке, и тот поймал его. Я почувствовала, как все они напряженно затихли.

Миронова сказала:

"Вот вам и очная ставка. Наконец-то мы узнаем всю правду!"

Я подошла к Димке, протянула руку за платьем и улыбнулась ему:

"Ну, пошли?.. Поговоришь с ними в другой раз".

Он не двигался с места и платье мне не отдал, но улыбнулся в ответ. И я ему еще раз улыбнулась, а руку все время держала протянутой... Так мы стояли и улыбались друг другу.

И вдруг... он швырнул платье через мою голову!

Неправедный суд свершился, и Ленка осталась совершенна одна. Теперь ей было нечего ждать и не на что надеяться. Теперь, казалось бы, ее жертва превратилась в прах. Во имя и ради кого она совершила подвиг? Ради никчемного подлеца? Неужели она еще чем-то обязана своему предателю? Неужели и сейчас нужно скрывать истину?

Но и это был не конец – впереди костер, на котором решено было сжечь платье девочки. Никто тогда не мог понять, как далеко может зайти эта шутка:

"Дождалась!"

"Я придумала! Я придумала! - Шмакова от радости запрыгала. - Пусть Димка подожжет костер!.."

После этих слов Шмаковой я совсем перестала бояться. Я подумала: если Димка подожжет, то, может быть, я просто умру.

Последний шаг Димки таинственным образом связан с последним выступом скалы, на которую обрекли взбираться 12-летнюю девочку. На этом уступе страх исчезает, но появляется что-то совершенно иное, освобождающее от всего, что было прежде. Шаг, равный жизни, принесенной в жертву за человека, поджигающего костер.

Каким символическим смыслом полны слова Лены, описывающей происходящее:

Дедушка, знаешь... - сказала Ленка печальным голосом, - я пришла на костер одним человеком, а встала с земли навстречу Димке совсем другим. Вот тогда-то я подумала, что моя жизнь кончилась.

Все, что происходило далее, может быть заключено пророческой фразой дедушки:

- Бедные люди!.. Честно тебе скажу, Елена, мне их жалко. Они потом будут плакать.

- Только не Железная Кнопка и не ее дружки, - ответила Ленка.

- Именно они и будут рыдать, - сказал Николай Николаевич.

Нет, не Ленка уже перед нами, а самая настоящая Елена (от др. гр. «Огненная»), человек переживший смерть, но нашедший силы для воскресения. Разоблачение Сомова не заставило себя ждать. Появление Лены, обритой наголо, на дне рождения своего бывшего героя, поразило всех, даже Миронову, впервые всерьез задумавшуюся над великим мужеством сверстницы. Нет, Лена не собиралась открывать свою тайну, она лишь доказала каждому, что страх окончательно покинул ее, что больше ей бояться уже нечего, и каждый из ребят вдруг понял, с какой невероятной высоты говорит с ними их одноклассница. Ни одна насмешка не смела вылететь из уст присутствующих.

Но дело было не в том, как она одета, а в том, какое у нее было необыкновенное лицо, преображенное до неузнаваемости ее смелым поступком. Раньше лицо у нее бывало добрым, милым, отчаянным, жалким, а теперь оно было вдохновенно-решительным. И всем сразу стало ясно, что она пришла к ним затем, чтобы сделать то, что хочет. И помешать ей никто не сможет. Они все это поняли и замерли. Только что смеялись, хохотали, танцевали, а тут окаменели.

Что-то сломалось в механизме бойкота, в структуре охоты на ведьм и предателей. Что-то непоправимо надломилось в душах детей, и надлом этот стал началом конца философии Мироновой, конца ее лидерства и владения душами и мыслями класса.

Попов, вечный раб и оруженосец Шмаковой – стал первым отколовшимся камнем, за которым начнется самый настоящий обвал.

Попов шумно выдохнул:

- Все! - Он встал. - Ребя! Мочи моей больше нету! - И выбежал из комнаты, громыхая тяжелыми ботинками и натыкаясь по пути на опрокинутые стулья.

Скоро ватага неистовых шестиклассников понесется вслед за Сомовым.

И лишь один вопрос останется пока без ответа: что заставило Лену молчать? Ответ на него откроет, наконец, последнюю страницу повести, последнюю тайну преображенной души:

Что это было? Гордость, обида на Димку?..

Нет, это было чувство невозможности и нежелания губить другого человека.

Даже если этот человек виноват.

В начале этой истории, как отмечалось, силовым центром коллектива была Миронова и ее безупречные волевые качества. Кто бы мог предположить, что непоправимая ошибка в мыслях этой, в конечном счете, не самой плохой девчонки, может так изменить вектор симпатий целого класса. Две стороны души, повторимся, две половинки, каждая из которых стремится заполнить всю душу, эти две половинки поменялись местами. В тот момент, когда на следующий день Лена пришла в класс попрощаться.

Это был совсем другой человек, совсем другая, взрослая, понимающая, мудрая. Ребята постигли один из первых жизненных уроков в тот день: месть и ненависть никогда не достигают цели, зло никогда не приведет к добру, возмездие влечет за собой другое возмездие, и только милосердие и прощение в силах остановить кровожадное безумие миллионов. Перед ними стоял символ милосердия, жертва бессмысленного насилия, а Миронова, вовсе не чувствуя укоров совести, уже обрушивается на следующую жертву, которая на этот раз уж точно та самая, настоящая, а не фальшивая.

И вот самое главное дело Лены: она вновь спасает Димку, произнося всего несколько слов, с которыми почти все в один миг соглашаются. Вдруг соглашаются все, что не может не вызвать удивления. Однако, это случилось: Ленка, сама не желая того, стала лидером класса, новым образцом, оставившим в тени образ Мироновой. Та же выкованная воля, но совершенно друга вера, покорившая детские сердца.

А ребята тянули руки, тянули, и окружили Димку, и оторвали его от стены, и вот-вот он должен был исчезнуть для Ленки в кольце непроходимого леса рук, собственного ужаса и ее торжества и победы.

Все были за бойкот!

Только одна Ленка не подняла руки.

- А ты? - удивилась Железная Кнопка.

- А я - нет, - просто сказала Ленка и виновато, как прежде, улыбнулась.

- Ты его простила? - спросил потрясенный Васильев.

- Вот дурочка, - сказала Шмакова. - Он же тебя предал!

- Но почему, почему ты против?! - Железной Кнопке хотелось понять, что мешало этой Бессольцевой объявить Димке бойкот. - Именно ты - против. Тебя никогда нельзя понять... Объясни!

- Я была на костре, - ответила Ленка. - И по улице меня гоняли. А я никогда никого не буду гонять... И никогда никого не буду травить. Хоть убейте!

- Какая храбрая! - Шмакова зловеще хихикнула: - Одна против всех!

- Раз так, то и Чучелу бойкот! - заорал Валька. - Ату-у-у их! – Он свистнул.

Но свист его погас, потому что никто его не поддержал.

Наверное, в этом и заключается тайна детской души – она способна измениться к лучшему, она пока слишком гибка и тонка, чтобы закоснеть в привычке.

И даже Валька, услыхав о подарке Николая Николаевича школе и музею, пережил что-то, похожее на душевное потрясение:

Валька растерялся. Смысл жизни терял для него основу. Он хотел заработать много-много денег, он считал это самым большим счастьем, потому что на деньги он купил бы себе автомашину, цветной телевизор, моторную лодку и зажил бы в собственное удовольствие. И вдруг "кто-то", по доброй воле, отказывался от всех своих богатств. От дома, который стоит тысячи. От картин, которые, говорят, стоят "мильен".

И даже Рыжий, раб коллектива, ненавидящий Бессольцеву за срыв поездки в Москву, вдруг понимает:

Я всегда был как все. Все били, я бил. Потому что я Рыжий и боялся выделиться. - Он почти кричал или почти плакал: голос у него все время срывался. - А теперь - точка! Хоть с утра до ночи орите: "Рыжий!" - я все буду делать по-своему, как считаю нужным. - И впервые, может быть, за всю свою жизнь освобожденно вздохнул.

Только теперь мы можем смело сказать – Ленка спасла многих, не только Сомова, она спасла, принеся себя в жертву, весь класс, надолго избавившийся от соблазна вершить суд над человеком. Страдания одной невинной девочки стали поводом к прорастанию глубоко затаенной в сердцах каждого истины о смысле любви и силе сострадания.

И, в заключении, нам трудно обойти еще одну ипостась повести, обращенную уже к миру взрослых, который на поверку оказывается одним из главных, хотя и незримых, персонажей повести.

Вопрос о природе детской жестокости и мотивах неожиданной агрессии крайне актуален сегодня. Спросим себя: неужели виной тому одна Миронова, неужели негодяй Валька или трус Сомов таковы от природы?

Оказывается, далеко не все так просто. Автор обращает нас лицом к лицу с новой сложнейшей проблемой – проблемой воспитания духа в человеке, и воспитанием этим заняты родители и учителя.

Но где они – воспитатели? Маргарита Ивановна целиком поглощена собственным счастьем, за что ее, конечно, нельзя судить, но нельзя и умалить долю ее вины в случившемся. Понимание к ней возвращается слишком поздно, чрезвычайно поздно догадывается она о драме, разразившейся в ее собственном классе.

Откуда появился дикий способ заработка у Вальки? Чьи идеи высказывает этот паренек? Разумеется, родного старшего брата, который только поощряет его в столь замечательных начинаниях.

Где искать источник эгоизма Шмаковой? Разве не в ее собственной семье, где мать «втайне от отца» вручает девочке лишние деньги, чтобы та как следует отдохнула в Москве. Ложь, царящую в семье Шмаковых, автор очерчивает этим незначительным штрихом. Родителей как бы и нет, но на самом деле – вся повесть обращена к ним.

Вспомним один знаменательный эпизод из разговора Шмаковой и Мироновой:

- Послушай, Миронова, а почему ты такая? - Шмакова с большим любопытством посмотрела на Железную Кнопку.

- Какая?

- Ну не как все девчонки... Мама у тебя жутко модная. Женщина моей мечты...

- Что с вас взять, - резко перебила Железная Кнопка. - Смотри, сколько нас осталось? По пальцам можно пересчитать... Из всего класса. И это после того, как мы объявили бойкот предателю. А если бы не я, вы бы уже все сидели дома.

Шмакова улыбнулась: ее не так-то легко было сбить.

- Вчера я встретила твою маму, - вновь начала она. - Идет в синей кожаной курточке. Между прочим, под цвет глаз. Я отвалилась. – Мечтательно закатила глазки: - Наверное, кучу денег заплатила?

- Не интересовалась... Шмакова, давай о чем-нибудь другом.

Тут не столько иллюстрация взглядов на жизнь самой Шмаковой, сколько глубокая характеристика ее противоположности – Мироновой. Каковы причины озлобленности Мироновой на весь мир? Разве не в том, что честное и искреннее сердце Железной Кнопки раз за разом сталкивалась с ложью и предательством в собственной семье? Разве не здесь кроется ответ на вопрос о детской жестокости? Он совсем рядом, он – в наших домах.

И это последняя фраза девочки объясняет неявный подтекст повествования:

- Все из-за нее! Из-за нее! - твердила Миронова, вытирая слезы. - Из-за матери моей... Она считает, что каждый может жить как хочет... и делать, что хочет... И ничего ни с кого не спросится. Лишь бы все было шито-крыто!.. И вы такие же! Все! Все! Такие же!..

Каждый из них чувствует правду, каждый готов принять ее, но не каждый из детей счастлив в семье. И теперь, увидев и соприкоснувшись с красотой настоящего поступка, в детских душах проснулась светлая тоска,

«…такая отчаянная тоска по человеческой чистоте, по бескорыстной храбрости и благородству все сильнее и сильнее захватывала их сердца и требовала выхода. Потому что терпеть больше не было сил».

Вопросы:

1. Проблематика повести. Основные конфликты и конфликтные ситуации произведения.

2. Духовный смысл мотива жертвоприношения в повести Железникова «Чучело»

3. Пространственная организация повести.

4. Временная организация повести. Кольцевая композиция.

5. Образ Николая Николаевича, его миссия в безымянном городке.

6. Нравственные проблемы, затронутые автором повести. Их роль и место в развитии сюжетной линии произведения. Воля. Авторитет. Вера.

7. Система образов повести, поляризация персонажей в зависимости от места в группе, характера и собственных убеждений.

8. История Ленки Бессольцевой как духовный подвиг – от неведения к страданию и духовному преображению личности.

9. Образ Сомова и его значение в судьбе Лены Бессольцевой

10. Мотивы поведения Шмаковой и ее нравственное кредо?

11. Мир взрослых и его незримая роль в разыгравшейся драме.

12. Духовный смысл повести: истина милосердия или истина справедливого возмездия? Значение заповеди: «Не судите, да не судимы будете».

РАЗДЕЛ 3

Э. Т. А. Гофман. «Фалунские рудники». История падения человеческой души

Материалы к биографии писателя:

Эрнст Теодор Гофман (1776—1822) родился в семье прусского королевского адвоката, однако когда мальчику было три года, его родители разошлись, и он воспитывался в доме бабушки по материнской линии под влиянием своего дяди юриста, человека умного и талантливого, но склонного к фантастике и мистике. Гофман рано выказал замечательные способности к музыке и рисованию. В 1800 году Гофман прекрасно окончил курс юридических наук в Кёнигсбергском университете и связал свою жизнь с государственной службой. В этом же году он покинул Кёнигсберг и до 1807 года работал в разных чинах, в свободное время занимаясь музыкой и рисованием. Впоследствии попытки его зарабатывать на жизнь искусством приводили к бедности и бедствиям, лишь после 1813 года дела его пошли лучше после получения небольшого наследства. Место капельмейстера в Дрездене ненадолго удовлетворило его профессиональные амбиции; после 1815 он потерял это место и принуждён был снова поступить на ненавистную службу, уже в Берлине. Однако новое место давало и заработок, и оставляло много времени для творчества. Чувствуя отвращение к мещанским «чайным» обществам, Гофман проводил большую часть вечеров, а иногда и часть ночи, в винном погребке. Расстроив себе вином и бессонницей нервы, Гофман приходил домой и садился писать; ужасы, создаваемые его воображением, иногда приводили в страх его самого. А в узаконенный час Гофман уже сидел на службе и усердно работал. Своё мировоззрение Гофман проводит в длинном ряде бесподобных в своём роде фантастических повестей и сказок, из которого современному обывателю известен лишь «Щелкунчик». В свою пору немецкая критика была не очень высокого мнения о Гофмане; там предпочитали романтизм глубокомысленный и серьёзный, без примеси сарказма и сатиры. Гораздо популярнее Гофман был в других странах Европы и в Северной Америке; в России Белинский назвал его «одним из величайших немецких поэтов, живописцем внутреннего мира», а Достоевский перечитал всего Гофмана по-русски и на языке оригинала. В 47 лет от роду Гофман был окончательно истощён своим образом жизни; но и на смертном одре он сохранил силу воображения и остроумие.

1. Категории соблазна и прелести

Существует в святоотеческом предании такая категория, которая часто определяет всю нашу жизнь, ее смысл, ее цели, ее радости и удовольствия. Категория эта двусмысленна, неоднозначна, текуча и едва уловима. Это категория соблазна (прелести, обольщения, пристрастия, страсти).

О страсти и ее характерных свойствах было сказано выше, но, пожалуй, не столь достаточно, чтобы сформировать о ней целостное представление. Попробуем развить эту мысль, обращаясь к первоисточникам святоотеческого предания православной церкви.

Понятие прелести синонимично понятию соблазна, и оба корня данных слов имеют общее значение («блазн» и «лест» в значении «ложь», «обман», «призрачность», «то, что мерещится»). Таким образом, если понятие страсти акцентирует основное внимание на факте болезненной привязанности, чувственном пленении вещью, то понятие соблазна, прелести выделяют момент ложной природы этой привязанности, ее пустотности и сомнительности, что в целом рисует перед нами образ обманчивой, ускользающей видимости вещи, порожденной болезненным, ложно направленным влечением воли.

Вот что об этом явлении писал святитель Игнатий Брянчанинов:

«Прелесть есть повреждение естества человеческого ложью…»[12] .

«Прелесть есть усвоение человеком лжи, принятой им за истину. Прелесть действует изначально на образ мыслей; будучи принята и, извратив образ мыслей, она немедленно сообщается сердцу, извращает сердечные ощущения; овладев сущностью человека, она разливается на всю деятельность его, отравляет самое тело, как неразрывно связанное Творцом с душою. Состояние прелести есть состояние погибели или вечной смерти»[13] .

«Всякая прелесть льстит нашему самомнению, нашему тщеславию, нашей гордыне… Среди ложного наслаждения, доставляемого бесовской прелестью, приходят минуты, в которые прелесть как бы разоблачается, и дает вкусить себя так, как она есть. Эти минуты – ужасны! горечь их и производимое впечатление невыносимы… Между тем припадки отчаяния становятся все сильнее и сильнее; наконец отчаяние обращается в умоисступление, и увенчивается самоубийством»[14] .

Следующие высказывания принадлежат преподобному Григорию Синаиту:

«Первый вид прелести бывает началом второго, а второй – началом третьего или исступления»[15] .

«Началом фантастического созерцания является самомнение… За самомнением – прелесть, ведущая к заблуждению по причине мечтательности. Мечтательная прелесть порождает хулу, после производит робость, называемую трепетом и смущением души… За трепетом – противоестественное исступление ума»[16] .

Наконец, наиболее детализированную модель развития страсти в человеческой душе мы находим у преп. Иоанна в его «Лествице»:

«Иное есть прилог, иное - сочетание, иное - сосложение, иное - пленение, иное - борьба, и иное, так называемая - страсть в душе… Прилог есть простое слово, или образ какого-нибудь предмета, вновь являющийся уму и вносимый в сердце; а сочетание есть собеседование с явившимся образом, по страсти или бесстрастно; сосложение же есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением, пленение есть насильственное и невольное увлечение сердца, или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение; борьбою называют равенство сил борющего и боримого в брани, где последний произвольно или побеждает, или бывает побеждаем; страстию называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе, и чрез навык сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно и сама собою к нему стремится… Но кто первое, (т.е. прилог в мысли), помышляет бесстрастно, тот одним разом отсекает все последнее»[17] .

Эти и другие мысли могут служить для нас подробным руководством к анализу структуры и логики прельщения человеческой души. При том, что рассуждения святых отцов могут показаться слишком отвлеченными от наших с вами повседневных проблем и окутанными таинственной атмосферой аскетических подвигов и тончайших духовных переживаний, впоследствии нам нетрудно будет убедиться, сколь часто каждый из нас переживал нечто из перечисленных описаний.

Прелесть - не просто бич современной эпохи. Нынешнее общественное сознание, выстроенное по лекалам информационных потоков, не просто располагает к прелести, но более того – формирует целостную мировоззренческую установку сознания, которую можно охарактеризовать как прелестную, то есть определяющую смысл жизни в поиске прелестных состояний.

Таким образом, проблема прельщения и страстной привязанности становится для педагога едва ли не самой актуальной, если речь заходит о воспитательной задаче литературы вообще. И одним из ярчайших примеров тому может служить процветание и мировое господство так называемой «наркотической культуры» во всех сферах жизни общества, причем под наркотиком я разумею далеко не просто продукты химического синтеза, а в первую очередь наркотики чувственно-образные, продукты виртуального и информационного творчества.

История страстного пленения души на примере новеллы Э. Т. А. Гофмана «Фалунские рудники»

Гофман, быть может, как никто разбирался в сумрачных состояниях сознания, боролся с ними, подчинялся им, поэтизировал и развенчивал. Темная стихия, стихия страха и ужаса – одна из сторон мифотворчества романтика. Гофман оказался во многом близок проблематике и образным рядам Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского. Писатели подобного склада ума, безусловно, принадлежат особому типу художников, распахнутых бездне и не боящихся заглянуть в нее.

«Фалунские рудники» – яркое тому подтверждение. Перед нами странный рассказ, полный трагических предчувствий и знамений, рассказ, могущий показаться плодом патологического состояния сознания, но, тем не менее, крайне важный в общем контексте нашего литературного курса.

а) Главный герой – Элис Фребем, юноша, разочаровавшийся в профессии мореплавателя и решивший порвать с океаном раз и навсегда. С самых первых страниц рассказа мы встречаем его в подавленном душевном состоянии, которое можно охарактеризовать как уныние. Дело все в том, что в детском возрасте Элис потерял всех своих родственников, отца, братьев. У него оставалась лишь мать, ради которой он жил все это время, всеми силами стараясь обеспечить ее старость в морских плаваниях.

Но пришел день смерти матери, Элис остается совсем один. Быть может, его поддержат друзья, не оставит в одиночестве любимая девушка? К сожалению, ни друзей, ни возлюбленной у Элиса не нашлось. Это был довольно замкнутый молодой человек, вся жизнь которого проходила в мечтах и грезах, в пространстве воображения. Отныне Элис не мог объяснить себе, для чего жить дальше. Ему оставалось лишь сидеть в стороне и предаваться тяжелым раздумьям, не приводящим ни к чему доброму. Именно в таком унылом настроении читатель и застает главного героя новеллы.

Заметим только одно в ходе нашего описания: уныние как состояние души, на языке современной психологии именуемое «депрессией», в контексте христианской культуры смертельно опасно и грозит неминуемой гибелью человеку, не справившемуся с ним. Об этом прямо говорил преп. Симеон Новый Богослов: «Уныние есть смерть души и ума»[18] . Это суждение позволит нам объяснить весь последующий ход развития событий. Именно уныние, провоцирующее многих молодых людей на безотчетные поступки, часто кончающиеся трагически, становится роковым фактором в судьбе Элиса Фребема[19] .

б) Старый рудокоп.

К нашему герою неожиданно подсаживается незнакомый старик, который представляется как Торрберн.

«Вглядевшись в старика, Элис почувствовал какое-то странное впечатление, точно после долгого одиночества встретил знакомое и приветливое лицо».

Это первое впечатление следует отметить особо, поскольку впоследствии оно будет становиться все более тяжелым и мрачным. Сам факт того, что стихия соблазна всякий раз является в форме приятной и в чем-то даже знакомой, родной, близкой свидетельствует об одном интересном феномене духовной жизни: зарождение прелести всегда сопровождается сладостными, невероятно приятными и очень теплыми переживаниями, не несущими в себе ни малейшей угрозы, страха, тревоги. Впустив в себя первую ласточку лести, неподготовленный человек едва ли заметит ее присутствие и будет продолжать жизнь, не ведая о собственном поражении. Это и есть тот самый прилог , самое безболезненное состояние нарождающейся страсти.

в) После столь приятного знакомства Элис рассказывает старику всю свою жизнь, а старик словно невзначай предлагает юноше стать рудокопом. Довольно странное предложение, добавим от себя, ведь подобная профессия - нечто совершенно противоположное морскому делу. Далее мотивы Торберна становятся все более прозрачными для читателя, но не для Элиса Фребема. Рудокоп заводит речь о возможной карьере Элиса, если тот согласится на его предложение, и всячески старается умастить самолюбие молодого человека (вспомним слова Лествичника: «началом фантастического бывает самомнение»):

«Ты молод, силен, предприимчив, сначала будешь ты простым работником, потом помощником, потом штейгером, чем дальше - тем выше, а там, с заработанными монетами в кармане, вступишь сам в товарищество и получишь собственный пай».

г) В ответ на это «Элис почти испугался».

Очевидно, для Элиса карьера и слава – вещи чуждые, его склад ума и душевная организация обращены к совершенно иным мирам и другим вопросам, а потому его можно сравнить только с мистиком или духовидцем. В других обстоятельствах Элис мог бы стать как художником, так и монахом-отшельником. Таким образом, перед Торберном находился человек с богатейшим внутренним миром, но пребывающий в тяжелом духовном кризисе. Добавим также, что чаще всего и более всего от воздействия духовной прелести и соблазна страдают люди, подобные Элису, не потому, что карьеристы и корыстолюбцы встречаются реже. Причина в том, что самые тяжелые последствия страстной увлеченности обнаруживаются там, где предметом выступают не грубо материальные запросы и желания человека, а запросы эстетического и духовного порядка, когда человек пленяется ложно понятой духовностью (магия, оккультизм, спиритизм и прочие эзотерические течения).

Речь старика приобретает иной оттенок, связанный с тайными запросами Элиса:

«Так знай же, что в ремесле его скрыта более, чем простая выгода. Роясь, как крот, чей слепой инстинкт перерезывает землю во всех направлениях, работая при бледном свете рудничных ламп, рудокоп укрепляет свой глаз и может дойти до такого просветления, что в неподвижных каменных глыбах ему, иной раз, представляются отраженными вечные истины того, что скрыто от нас там, далеко, за облаками!»

Прельщение усиливается при описании чувственных красот подземного мира:

«Подземные ходы описывал он, как аллеи волшебного сада; камни оживали от его слов; ископаемые животные начинали шевелиться; пирозмалиты и альмандины загорались дивным огнем; горные хрустали сияли и просвечивали всевозможными красками радуги. Элис слушал с увлечением; живая речь старика, описывавшего чудеса подземного мира такими яркими красками, как будто бы он сам находился посреди них, охватила все его существо; грудь его волновалась».

Необъяснимое волнение, охватывающее душу, становится следующей ступенью порабощения Элиса. Соблазн проникает внутрь (сочетание и сосложение ).

д) Вещий сон.

Странный сон снится Элису той же ночью. Сон, который можно было бы назвать вещим.

В святоотеческой традиции проблема сновидений решается предельно просто: «кто верит снам, тот подобен человеку, который бежит за своею тенью и старается схватить ее»[20] . По мнению многих богословов, сновидение есть особая форма мечтательности, не приводящая ни к чему доброму. Источниками же пророческих или так называемых «вещих» снов являются духи тьмы: «Кто верит бесу, для тех он часто бывает пророком, а кто презирает его, перед теми всегда оказывается лжецом»[21] . Потому сновидение, содержанием которого становится та или иная форма чувственного соблазна, сладость, удовольствие, влекущее человека к тому или иному поступку наяву, пробуждающее самомнение и провоцирующее грех, никоим образом не соотносится с деятельностью ангельских сил, пусть при этом открытое во сне и сбылось на самом деле.

Единственной формой сновидения, достойной внимания, может стать сон, предостерегающий от грехопадения, однако если подобный сон приводит очнувшегося в отчаяние или уныние, то и его следует причислять к «бесовским»[22] .

Разумно предположить, что именно к последнему типу сновидений относится и сон Элиса, хранящего в себе, безусловно, угрозу и предупреждение, но в равной степени и сладость, и эстетический мираж, и последующее отчаяние.

Он видит море и небо, но чем внимательнее вглядывается в структуру воды, тем очевиднее видит, что это не вода, а прозрачный минерал, а небо – скопище каменных масс. Элис оказывается замурован со всех сторон в этой в прекрасной клетке, напоминающей могилу:

«Увлекаемый точно волшебной силой, Элис сделал несколько шагов по этой прозрачной поверхности, но тут вдруг все зарябило у него в глазах, и из глубины, точно закрутившиеся волны, вдруг поднялись чудные цветы и деревья, сверкавшие металлическим блеском листьев, переливавшиеся всеми цветами радуги».

Гофман описывает удивительное состояния души, когда та понимает, что перед ней обман и в то же время уже не в силах от него отказаться. Это особое состояния неисчерпаемой тоски, которая никогда не будет утолена (пленение ):

«Какое-то странное чувство счастья и вместе с тем боли охватило его сердце; жажда любви, страсти, бурных желаний вдруг закипела в его душе. "Туда, к вам, к вам!" - воскликнул он и как безумный бросился с простертыми руками в глубину кристального моря. Оно раздалось от его падения, и он поплыл в пучине какого-то легкого, мерцавшего эфира. "А ну, Элис Фребем! Как тебе эта красота?" - вдруг раздался возле него сильный, грубый голос. Элис оглянулся и увидел возле себя старого рудокопа, но чем пристальнее он в него вглядывался, тем более замечал, что фигура его все росла, росла и наконец достигла гигантских размеров, точно из раскаленного металла вылитая статуя. Старик крепко его схватил и воскликнул: "Берегись, Элис Фребем! Это царица! Берегись, Элис Фребем! Ты должен остаться верен царице, которой предался телом и душой!»

е) После этого сна мысли и чувства Элиса перевернулись. Он не нашел в себе силы отказаться от предложения старика:

«Какое-то странное чувство, какие-то неизъяснимые желания, в которых он не мог сам дать себе отчета, наполняли все его существо… А между тем ему очень хотелось еще раз послушать замечательные рассказы старика о подземном мире».

Как видим, рудокоп, еще недавно внушавший доверие и радость, постепенно приобретает зловещий черты. Однако, для самого Элиса, плененного фантастическим образом, уже не имеет значение, кем является на самом деле старый рудокоп. Жажда узреть еще раз невероятные видения наполняет все его существо, страсть застилает пред ним весь мир, всю вселенную, и Элис с трудом понимает, что происходит наяву:

«Три дня бродил Элис как помешанный по улицам Гетеборга, постоянно преследуемый видениями из своего сна и какими-то странными, незнакомыми голосами».

В конце концов, Элис, не замечая того, сворачивает на Фалунскую дорогу и движется навстречу собственной судьбе. Современная психиатрия назвала бы аналогичные состояния близкими к маниакальным, когда все силы сознания и ума сосредотачиваются на единственном предмете, подменяющем собой весь мир. На святоотеческом языке подобные переживания следовало бы назвать одержимостью . Но мы не станем забегать вперед, заранее признавая Элиса одержимым бесовскими силами. Состояние героя новеллы еще далеко от катастрофического, и в этом мы легко убедимся, когда обратимся к первому знакомству Элиса с рудниками Фалуна. В тот миг, когда Элис впервые обозрел рудничную котловину, он пережил самый настоящий ужас:

«Адская лощина рудника открылась перед его глазами, ему показалось, что кровь застыла в его жилах; так ужасен был вид этого мрачного, дикого разрушения. Черные скалы окружают его со всех сторон, сначала отвесно, а затем суживаются в глубине, как исполинская воронка»

Перед нами в буквальном смысле описание Дантовой воронки. И Элис совершенно спонтанно (что, впрочем, является одной их черт его характера) отрекается от собственных планов:

«Нет! Не буду я товарищем черных, роющих землю червяков! Никогда не привыкнуть мне к их безотрадной жизни!

Элис решился переночевать в Фалуне и завтра же ранним утром отправиться обратным путем в Гетеборг».

ж) Решение Элиса могло бы иметь вес и значение применительно к человеку с иным темпераментом, но, к сожалению, ни волевой стойкости, ни охлаждающей способности к рассуждению у Элиса не было и в помине. Вот почему спустя несколько часов мрачное настроение легко сменяется состоянием эйфории в кругу новых приятелей рудокопов, которые, «как назло», оказываются замечательными и добродушными людьми.

И эта не менее странная смена настроений может рассказать нам об Элисе много больше, чем его сны. В самом деле, гораздо сомнительнее для нас сейчас наивное прекраснодушие Элиса на краю гибели, его необъяснимая забывчивость и безразличие к событиям прошедших дней. С нашей точки зрения, подобная эйфория представляется несомненным плодом укоренившейся прелести, поврежденности души, стремящейся набросить искусственный покров опьяняющей радости на безрадостное положение дел:

«Он чувствовал себя как-то особенно хорошо; когда же молодые рабочие затянули стройными голосами, старую, хоровую песню, в которой призывалось благословение Божье на их тяжелый труд, он не мог удержать невольных слез».

В этот момент Элис как будто и не вспоминает, какая страшная разница существует между этими милыми и добродушными рудокопами, вся жизнь которых проходит между тяжелой изнурительной работой, кружкой эля и семьей, и им, Элисом Фребемом, цель которого заключена в совершенно иной плоскости, назначение которого – обрести самое настоящее духовное просветление в недрах Фалунских шахт наедине с подземной царицей и Торберном. Иными словами, он – единственный человек, по складу своего характера совершенной чуждый окружающим его людям.

Но неистовая стихия страсти ослепляет рассудок Элиса, и он на мгновение отождествляет себя с простыми рабочими и их интересами. Кроме того, он встречает прекрасную Уллу Дальсе, дочь владельца горной фрезы Пэрсона Дальсе, и, разумеется, влюбляется в юную красавицу так, как может влюбиться только поистине экзальтированная душа романтической эпохи.

«Элис, едва ее увидел, был мгновенно охвачен таким отрадным чувством мгновенной и глубочайшей любви, что, казалось, молния пронизала все его существо. Он тотчас узнал в ней ту самую женщину, которая протягивала ему руку спасения в его таинственном сне».

К несчастью, как окажется впоследствии, рука спасения будет отвергнута никем иным, как самим Элисом. Но пока он общается с отцом девушки, затем выпивает кружку эля и затем в приступе какого-то невероятного восторга заявляет окружающим о своем желании влиться в коллектив рудокопов:

«Элис, казалось, высказал его совершенно добровольно, так что потом, соображая все сказанное альдерману, он сам удивлялся, каким образом могло так вдруг сделаться его желанием то, о чем он прежде даже не думал».

з) Высказанное желание, однако, не сразу встречает поддержку Пэрсона Дальсе, и этот факт можно с полным основанием считать вторым предупреждением Провидения об опасности, стоящей на пути героя. Пэрсон Дальсе, подобно духовному наставнику молодого послушника, обращает внимание Элиса на соблазны, царящие под землей, пройти сквозь которые сможет лишь бесстрастный и невозмутимый дух:

«Если рудокоп не откажется от всяких иных помыслов и занятий, кроме тех, которые требует его работа, и не предастся всей душой и телом труду с огнем в земле, то дело это неминуемо погубит его самого. Но если ваше решение твердо, и вы хорошо себя испытали, то с Богом, в добрый час!»

и) Элис принимается за работу. Поначалу все идет замечательно, а любовь к Улле и в самом деле освобождает на некоторое время сердце Элиса от власти Торберна, но однажды, в сумраке шахты и полном одиночестве, он встречает старика, который принимается запугивать и устрашать юношу, принуждая его отречься от земной жизни во имя подземных откровений.

Наверху же он узнает легенду о старом Торберне, связавшемся с нечистой силой, не имевшем ни жены, ни детей, всю жизнь отдавшем подземной стихии. Он пророчил погибель всем рудокопам, но, в конце концов, страшный обвал уничтожил его самого. Теперь, можно сказать, Элис имел полные сведения о собственном искусителе, но, как на беду, он оказывается жертвой глупого розыгрыша самого Пэрсона Дальсе, который, испытывая на прочность чувства Элиса к своей дочери, вводит влюбленного в заблуждение. Улла выходит замуж за другого, объявляет он.

Реакция Элиса не заставила себя ждать. Не медля ни секунды (как будто только того и ожидая!) Элис несется в шахту. Отчаяние и уныние вновь охватывают все его существо. Порывистость и чрезмерное безрассудство сыграли злую шутку с героем. Он не дал себе ни единого шанса на спасение, по собственной воле совершив духовное самоубийство. Со всей очевидностью Гофман рисует перед нами портрет гордыни как самого чудовищного порока, порождающего обиду, мстительность, самоослепленность, превозношение над другими, и, как результат, гибель. В который раз мы убеждаемся вместе с Гофманом, что мать всех пороков – гордость, причина и следствие первородного греха.

В холодной тьме рудника Элис призывает имя Торберна, умоляя последнего принять его душу. И в этот момент Элис Фребем начинает видеть незримое. Таинственный сон, виденный им в Гетеборге, повторяется наяву.

«Зачарованный сад металлических цветов и деревьев, с рдеющими на ветвях плодами из драгоценных каменьев, сверкавших, как ряд разноцветных огней, обступили его со всех сторон. Снова увидел он улыбающиеся лица прелестных женщин, и снова восстал перед ним величавый образ царицы. Она привлекла его к себе и прижала к своей груди. Тут все помутилось в его глазах; какой-то раскаленный луч проник в его сердце, и ему казалось, что он понесся по волнам голубоватого, сверкающего эфира».

к) Друзья подоспели слишком поздно. Заветные слова уже сказаны, душа человеческая окончательно пленена, несмотря на извинения Пэрсона, несмотря на помолвку Элиса с Уллой. Сознание героя теперь отдано горной царице, а сам он постепенно превращается в зеркальное отражение Торберна.

Порою Элис понимает, что сотворил, и ужасается соделанному:

«Дивные прелести, так восхищавшие его в глубине, казались ему теперь каким-то адским наваждением, зачаровавшим его для вечной муки и погибели. У Элиса готова была разорваться грудь от отчаяния».

Еще раз вспомним слова И. Брянчанинова: «Приходят минуты, в которые прелесть как бы разоблачается, и дает вкусить себя так, как она есть. Эти минуты – ужасны! горечь их и производимое впечатление невыносимы…».

Но эти муки уже не спасают, а, напротив, ведут к неизбежному. Эти просветы вновь затмеваются безумными видениями подземных миров. Теперь, когда Элис спускался в рудник, он видел богатейшие рудные жилы. Причем видел только он и никто более. Болезнь растет, начинается духовная раздробленность, душа распадается на части:

«Он точно чувствовал себя разделенным на две половины, из которых большая неудержимо стремилась туда, к центру земли, где, казалось, неизъяснимое блаженство ждало его в объятиях царицы, а другая чувствовала, что наверху, в Фалуне, для него все пустынно и мертво».

Удивительно и то, что помощь друзей он также игнорировал. Когда Элису сообщали, что богатейшие жилы, открытые им, лишь плод его воображения, тот лишь «презрительно смеялся и думал про себя, что значит ему одному дано понимать таинственные приметы и знаки, начертанные рукой царицы на каменных глыбах, и что ему совершенно достаточно просто о них знать, так как он не имеет ни малейшего желания делиться с кем-нибудь своими открытиями».

Душа героя, пораженная прелестью, уже не в силах реагировать на слова окружающих. Гордость, преобладающая в такой душе никогда не позволит другому достучаться до его сердца. Обычно самовлюбленные и тщеславные люди боятся чужого мнения и стремятся всячески его избежать – очевидный признак прельщения и страха разочарования.

л) Ко дню, назначенному для свадьбы молодых, Элис давно утрачивает прежние черты. Момент гибельного исступления становится близок, как никогда. Это уже не Элис Фребем, перед нами другой человек. Последние слова его обращены к Улле, но смысл их не имеет ничего общего с любовью к девушке:

«- Я пришел тебе объявить, моя дорогая… что мы стоим теперь возле высочайшего счастья, какое только может достаться в удел людям. Все открылось мне в эту ночь: там, внизу, на страшной глубине, под толстым слоем хлорита и слюды зарыт огненный, сверкающий альмандин. На нем вырезана ожидающая нас судьба, и его получишь ты от меня как свадебный подарок. Он прекраснее, чем кровавый карбункул, и когда мы будем смотреть на него полными любви глазами, увидим мы ясно, как наше внутреннее существо, разрастаясь, переплетается с теми дивными ветвями, которые вырастают из сердца царицы в самом центре земли».

Элис покидает свою возлюбленную. Спустя несколько часов рудник постигает страшный обвал.

Вопросы:

1. Проблемное поле новеллы Гофмана – соблазн и его разрушительное воздействие на сознание и психику человека.

2. Учение святых отцов о соблазне, прелести, страстной привязанности.

3. Основные этапы порабощения человеческой души болезненно-страстным состоянием.

4. Современное общественное сознание и культура наслаждения. Опасности, сокрытые в гедонистическом образе мыслей.

5. Состояние уныния (отчаяния) как духовный и психологический тупик в жизни личности и ее духовном становлении. Рассудительность как способ преодоления уныния.

6. Психологический портрет Элиса Фребема. Духовные искания героя, его интересы, характер, темперамент. Что именно увлекает Элиса в рассказе старика Торберна? Элис – по преимуществу поэт или карьерист? Что находится у героя на первом месте: идеальное или материальное, мистическое или обыденное?

7. Мир сновидений в художественном пространстве гофмановской новеллы. Проблема вещих снов, их толкования. Учение святых отцов об истинной природе сновидений. Опасности, сопряженные со слепой верой в предсказания и вещие сны?

8. Одержимость как состояние окончательного духовного пленения прелестью.

9. Последний шаг Элиса к бездне – гордыня. Почему именно гордость именуется первопричиной всех зол в христианской богословской традиции?

П. П. Бажов. «Горный мастер».

Материалы к биографии писателя:

Павел Петрович Бажов (1879—1950) — русский писатель, фольклорист, впервые выполнивший литературную обработку уральских сказов. Павел Петрович Бажов родился в семье рабочего Сысертского завода вблизи Екатеринбурга. Закончил училище, затем в 1899 году духовную Пермскую семинарию. Работал учителем в Екатеринбурге и Камышлове. Женился на своей ученице, в семье родилось семеро детей.В Гражданскую войну воевал на стороне красных, стал журналистом, а затем — редактором, писал книги по истории Урала, собирал фольклорные записи. Первая книга очерков «Уральские были» вышла в 1924 году. В 1936 году в журнале был опубликован первый из уральских сказов «Девка Азовка», а в 1939 году вышло первое издание уральских сказов — «Малахитовая шкатулка». Эта книга при жизни автора неоднократно пополнялась новыми сказами. В 1943 году за книгу «Малахитовая шкатулка» Павел Бажов был удостоен Сталинской премии второй степени.

Скончался Павел Петрович Бажов 3 декабря 1950 года в Москве, похоронен в Свердловске.

Общие замечания

Перед нами два удивительно похожих друг на друга произведения – «Фалунские рудники» Э. Т. А. Гофмана и «Горный мастер» П. П. Бажова. Сюжетная линия, характеры героев, пространственная организация произведения во многом схожи, а порою тождественны.

Данило, главный герой цикла «Малахитовая шкатулка», подобно Элису, увлеченно стремится к красотам и несбыточным мечтам подземного мира. И тот, и другой захвачены безумной страстью к холодной красоте камня. Оба расстаются во имя страсти с земной любовью и земными привязанностями. Наконец, в обоих произведениях присутствует могучая сила, искушающая, обольщающая, пленяющая мысли и сердца героев (образ горной царицы).

Однако существуют и некоторые характерные отличительные черты, ярко проявляющиеся в обоих произведениях. По этой причине полезно параллельное ознакомление учащихся с этими рассказами, чтобы в итоге осуществить сопоставительный анализ их центральных идей.

Образ Катерины

В отличие от гофмановской новеллы, главной героиней «Горного мастера», несмотря на название, становится женщина. Этот факт следует подчеркнуть особо и обратить на него внимание ребят. Как мы помним, Улла Дальсе, несмотря на свою неподдельную любовь к Элису, не смогла найти в себе сил для спасения героя. Напротив, вся характерность русской героини состоит именно в способности ее выстоять в неравном поединке со стихией, бросить вызов хозяйке медной горы и вернуть возлюбленного к земной жизни. Ее стойкости и вере посвящен рассказ, главный конфликт которого вырастает из противостояния личности Катерины трем силам: соблазну, общественному порицанию, страху смерти. С первых же строк мы узнаем о странном поведении Катерины:

«Парни таких редко сватают, вдовцы больше. Ну, а эта Катя, видно, пригожая была, к ней всё женихи лезут, а у ней только и слов: «Данилу обещалась».

Дальнейшая фабула рассказа незамысловата. Поистине, не так страшна ненависть, как насмешки, которые обрушиваются на героиню. Однако Катерина как будто не замечает мнения окружающих. Общинный русский быт имел громадную силу, и человек, осмелившийся пойти против общественного мнения, рисковал остаться в тотальной изоляции, что было равносильно смерти.

Однажды Катя находит дивный камень с фантастическим узором и изготавливает из него несколько бляшек. В городской лавке все поражены – и хозяин, и мастера. Один малахитчик позавидовал Кате и принялся следить за ней, но не уследил: всякий раз Катя исчезала из его поля зрения, словно растворяясь в лесной мгле. Как-то раз, бродя по лесу в поисках камня и с тайной надеждой когда-нибудь повидать Данилу, Кате почудилось, будто

«…стоит она на каком-то высоком дереве, на самой вершине. Со всех сторон такие же вершины подошли. В прогалы меж деревьями внизу видно травы да цветы, и вовсе они на здешние не походят. Другая бы на Катином месте перепугалась, крик-визг подняла, а она вовсе о другом подумала: "Вон она, гора, раскрылась! Хоть бы на Данилушку взглянуть!" Только подумала и видит через прогалы - идет кто-то внизу, на Данилушку походит и руки вверх тянет, будто сказать что хочет. Катя свету не взвидела, так и кинулась к нему... с дерева-то! Ну, а пала тут же на землю, где стояла. Образумилась да и говорит себе: “Верно, что блазнить мне стало. Надо поскорее домой идти”».

Обратим внимание на интереснейшее диалектное слово «блазнить». Однокоренные слова: «соблазнить», «блажь». Блазнить – привидеться, увидеть нереальное, обманчивое видение. Отсюда и соблазнение – как одурманивание, обман, сладкая ложь.

Душа Катерины собрана и держится любовью. Потому ни страха, ни мнения окружающих она не боится. Катя – носительница редкого для обыкновенных людей качества – рассудительности, добродетели, приобретение которой почиталось в подвижнической жизни как высшее достижение. У Кати же это свойство не приобретенное, а врожденное, природное. Ее сердце столь же естественно, сколь и мудро. Катерина не знает, что значит отвлеченное рассуждение, как, впрочем, не ведает и о другой крайности душевной жизни – неистовой страсти. Ее духовный мир пребывает в дивном равновесии, любовь ее сильна, но пламя этой любви горит ровно и не поддается наветам и клевете. Образ Катерины почти мифологический, и неслучайно только она в силах без страха поглядеть в глаза горной царице. Катерина – несомненный символ цельности человеческого существа, непорочного и целомудренного состояния духа, поистине фольклорный эталон личности.

При встрече с горной царицей Катя, не медля ни секунды, требует вернуть ей жениха, но, как оказалось (и этот факт заметно отличает рассказ Бажова от новеллы немецкого романтика), сама царица не принуждала и не удерживала Данилу. Она обращается к нему с вопросом:

- Ну, Данило-мастер, выбирай - как быть? С ней пойдешь - все мое забудешь, здесь останешься - ее и людей забыть надо.

- Не могу, - отвечает, - людей забыть, а ее каждую минуту помню.

Тут Хозяйка улыбнулась светленько и говорит:

- Твоя взяла, Катерина! Бери своего мастера.

Основной конфликт рассказа разрешен. Конфликт красоты и добра. Данило, будучи прельщен эстетической стороной мира, внешностью вещи, неживым фактом отвлеченной чувственной данности, отдает ради нее память о жизни на земле. Этот вопрос связывает нас с проблемой совмещения гениальности и зла, который затрагивает в своем романе и М. Булгаков, пытаясь постигнуть назначение и миссию художника. Достоин ли мастер света или его удел – сумеречная сторона бытия? Это вопрос о предпочтении красоты как форме добру (благу) как содержанию. Что имеет первенство – добро или красота, сущность или проявление сущности? Чему должен служить художник? В русской литературе это, пожалуй, один из сложнейших и трудных вопросов.

Вспомним гоголевского «Ревизора», назначение которого автор видел в преображении ни много ни мало, а общественного сознания. Вспомним эстетические концепции Н. Чернышевского и Л. Толстого, посвященные критике панэстетизма в искусстве. Вспомним, наконец, русских символистов, превративших творчество в своего рода мистическую практику (теургия).

Интересно в этом смысле пронаблюдать, как отвечают на этот вопрос герои Бажова:

«За удалость да твердость твою вот тебе подарок. Пусть у Данилы все мое в памяти останется. А ты, Катерина, и думать забудь, что я у тебя жениха сманивала. Сам он пришел за тем, что теперь забыл».

Человек, во главу угла ставящий добро, долг и веру, с неизбежностью приобретает и чувство красоты, способность видеть, воспринимать, творить прекрасное. Напротив, человек, в жертву красоте приносящий совесть, никогда не способен узреть в мире истинно прекрасного, а останется навеки заточенным в скорлупу бездушной изящности.

Катерина спасает Данилу потому, что в ней ни на секунду не возникало страстной привязанности. Данило на этом фоне выглядит достаточно пассивно и беспомощно. Страдания мастера мало отличаются от мук Элиса, с предельной остротой понимавшего степень своего падения. Спасительная роль Катерины в рассказе Бажова, тем самым, становится ключевой.

Более того, если искушающая сила у Гофмана со всей очевидностью представляет демонические и подчеркнуто темные силы, цель которых погубить, разлучить, поглотить жертву, то у Бажова хозяйка медной горы не является воплощением зла, а скорее - выражением природной мудрости, которая не столько соблазняет, сколько испытывает героев.

В христианском миросозерцании существует два понятия слова искус: первое подразумевает прелесть в собственном смысле, второе – духовное испытание, посланное Провидением. Первый губит душу, второй – обогащает и укрепляет душу. Божественный искус отличается от демонического одной подчеркнуто важной чертой – он никогда не требует от человека больше, чем тот в силах вынести. В этом - Премудрость Божия, или Провидение, промысел Божий о человеке.

Вопросы :

1. Духовная коллизия рассказа Гофмана «Фалунские рудники» в сравнении с рассказом Бажова «Горный мастер». Характерные общие черты в судьбе героев, мотивации их поступков, стремлений. Идейно-тематическое наполнение сравниваемых рассказов. Пессимистический финал новеллы Гофмана и оптимистическая развязка рассказа Бажова.

2. Рассудительность как основополагающая христианская добродетель. Ее значение в духовной жизни человека.

3. Порок прелести и его преодоление в рассказе «Горный мастер»

4. Образ Катерины в духовном контексте повествования. Любовь Катерины как сила спасительная, освобождающая от страстной привязанности.

5. Образ Хозяйки медной горы. Его отличие от демонической фигуры Рудокопа в новелле Гофмана «Фалунские рудники».

6. Центральный конфликт рассказа – столкновение двух идеалов человеческой жизни: добра и красоты. Красота истинная и ложная. Панэстетизм как страстная привязанность человека к оболочке вещи, ее внешне-чувственному проявлению. Добро (благо) как онтологический корень красоты. Истинная красота как полнота вещи, духовное и материальное, внешнее и внутреннее совершенство, законченность, целостность.

7. Два противоположных толкования понятия «искус» в христианской системе ценностей.

А. фон Шамиссо. Необычайные приключения Петера Шлемилля

Материалы к биографии писателя:

Адальберт фон Шамиссо (1781 - 1838) - немецкий поэт и естествоиспытатель, по происхождению французский дворянин, отец которого вместе со всей семьей эмигрировал в Германию во время революции, лишившей его всего его имущества.

В 1796 г. молодой Шамиссо получил звание пажа прусской королевы. Окончив курс в гимназии в Берлине, поступил на прусскую военную службу. В 1801 г. его родители, братья и сестры вернулись во Францию, но сам Шамиссо остался в Пруссии, хотя и не без колебаний. К военной службе у него не было никакой склонности; он интересовался литературой и естествознанием, преимущественно ботаникой.

В 1810 г. отправился в Париж, где познакомился с А. В. Шлегелем и г-жей де Сталь, у которой провел лето 1811 г. в Коппэ на Женевском озере; здесь Шамиссо усердно изучал естественные науки и языки. В 1813 г. он написал (в прозе) романтическую сказку "Петер Шлемиль". Герой сказки за богатство продал свою тень и ищет ее по всему свету, находя нравственное успокоение только в научной работе. Сказка эта была написана как раз в то время, когда война за освобождение между немцами и французами заставляла его особенно болезненно чувствовать потерю национальности. Она создала Шамиссо весьма значительную известность.

В 1815 г. Шамиссо получил приглашение отправиться в качестве естествоиспытателя в кругосветное плавание на корабле "Рюрик", снаряженном графом Румянцевым под командой русского капитана Коцебу. Шамиссо принял предложение и в течение 3лет (1815 - 1818) объездил африканские острова, Южную Америку, часть Сибири, Северную Америку, Полинезийские острова.

По возвращении в Берлин, в 1818г., Шамиссо получил степень почетного доктора философии и место кустоса берлинского ботанического сада. В 1835 г. он был избран членом берлинской академии наук.

Гораздо большее значение имеет его поэтическая деятельность. С французского Шамиссо особенно охотно переводил любимого им Беранже. Как лирик, Шамиссо занимает одно из первых мест в немецкой литературе. Все его стихотворения дышат любовью к свободе, сочувствием к бедным и угнетенным. В 1837 г. умерла жена Шамиссо, после чего он оставил ботанический сад и скоро умер.

Путешествие «вслед за автором»

На примере этой замечательной истории мы рассмотрим последний вариант судьбы личности, столкнувшейся с искушением. Перед нами наиболее полная версия структуры соблазна.

Молодой человек по имени Петер Шлемилль, мечтающий о богатстве и карьере, без единой монеты в кармане, но с поручительным письмом, приезжает в незнакомый город в поисках своего работодателя. Состоятельный господин встречает его знаменательной фразой, могущей стать лозунгом для многих предприимчивых молодых людей:

«- У кого нет хотя бы полмиллионного состояния, - заметил он, - тот, простите меня за грубое слово, - голодранец!»

На что Петер отвечает:

«- Ах, как это верно!»

В саду Петер замечает и другого странного персонажа, на которого, кроме самого Петера, никто не обращает ровным счетом никакого внимания. Тем не менее, любая просьба хозяина дома исполняется «длинным господином» по первому требованию. Требуется посмотреть на корабли из подзорной трубы? Пожалуйста. Незнакомец лезет в карман и выуживает подзорную трубу. Нужен персидский ковер, чтобы комфортно расположиться на лужайке? Сколько угодно: из того же кармана появляется роскошный ковер. Оттуда же - три оседланные лошади, огромный шатер с колышками, карета и проч. и проч., при этом сам незнакомец держится довольно скромно, даже в некотором смысле смиренно.

Петер, однако, не был готов к подобным номерам и спешит ретироваться. Но длинный господин не отстает от Шлемилля, нагоняет его и огорошивает совершенно безумным предложением – совершить «бартерную» сделку. Петер отдает господину ни к чему не нужную ему тень, а тот на выбор предлагает ему целый ряд бесценных безделушек.

По всей вероятности, главная страсть Шлемилля была сосредоточена на богатстве и славе, самой насущной и повседневной страсти миллионов людей. Пройти мимо предложений господина было невыносимо сложно, ведь последний предлагал на выбор:

«…подлинную разрыв-траву, корень мандрагоры, пфенниги-перевертыши, талер-добытчик, скатерть-самобранку, принадлежавшую оруженосцам Роланда, чертика в бутылке за какую угодно цену.

- Но все это не то, что вам требуется. Хотите волшебную шапку, принадлежавшую Фортунато, совсем новенькую и крепкую, только что из починки? А может быть, волшебный кошелек, такой же, как у Фортунато?

- Давайте кошелек Фортунато! - прервал я его речь, и, как ни был велик мой страх, при этих словах я позабыл обо всем. Голова закружилась, перед глазами засверкало золото.

- Соблаговолите, сударь, взглянуть и испробовать, что это за кошелек!

Я сунул в кошель руку и вытащил десять червонцев, а потом еще десять, и еще десять, и еще…»

Признаться, редкий молодой и даже не очень молодой человек отказался бы от подобного предложения, тем более ради какой-то тени. Шлемилль, разумеется, не стал этим исключением и в довольном расположении духа отправился в номер гостиницы с кошельком Фортунато за пазухой, не отбрасывая за собой решительным образом ничего.

На первом же перекрестке его освистали, над ним запричитали и каждый прохожий принялся показывать на него пальцем. Этот факт немного озадачил юношу. Как же такой пустяк может столь сильно бросаться в глаза? Неужели тень – нечто существенное в жизни человека? С этого момента в душе героя начинается процесс медленного осознавания того, что господин был совсем не так прост, как показался на первый взгляд. Сделка оказалась уловкой, за которой скрывалась какая-то иная цель.

И вот оказывается, что любая мелочь, любой кажущийся пустяк, которым можно пожертвовать в нашей жизни ради страсти, может оказаться бесценным, а потеря его – непоправимой. Именно с пустяков, обычно, начинается страшное и невозвратное падение души в порочную зависимость. Неслучайна и присказка: «дьявол кроется в мелочах».

Этой мелочью может стать ничтожная уступка злу в той или иной ситуации. Мелкая взятка, удар унижаемого одноклассника «за компанию», пустячная ложь. Ради чего? Ради признания, ради однодневного удовольствия, во избежание неприятностей. Этим пустяком когда-то стал и плод с древа познания, который ничего не стоило сорвать.

Но Шлемилль не слишком расстраивается, ибо главным утешением для него было все-таки золото, которое в силах устранить или исправить многие недочеты в любой внешности.

Духовное состояние нашего героя, закрывшегося в номере гостиницы, могло бы испугать всякого увидевшего его в ту минуту. С молодым и милым Петером Шлемиллем происходит ужасная перемена. Та одержимость, что некогда поразила душу Элиса Фребема и превратила его в безумца, неистово рыщущего в подземной тьме, вдруг остервенело прорывается в наивной и по-детски беззащитной душе Шлемилля.

«Я снял с груди кошелек и с каким-то остервенением, которое как пламя пожара разгоралось во мне все сильней и сильней, стал доставать из кошелька золото, еще и еще, все больше и больше, сыпал золото на пол, ходил по золоту, слушал, как оно звенит, и, упиваясь его блеском и звоном, бросал на пол все новые и новые пригоршни благородного металла, пока, наконец, обессилев, не свалился на это богатое ложе; с наслаждением зарывался я в золото, катался по золоту».

На следующее утро эйфория прошла. Цель достигнута, а счастья как не бывало. Требуется вновь и вновь продлевать удовольствие, искать новые формы наслаждения до тех пор, пока рано или поздно они не исчерпают себя. Пока наш герой лишь начинает путь самопознания, пока он еще слишком далек от расставания со чудесным подарком незнакомца.

Постепенно формируется и устойчивая привычка выбирать определенное время суток, чтобы появляться на людях. Его считают экстравагантным богачом. Он даже увлекается красавицей Фанни, правда лишь оттого, что прежде она казалась ему недоступной. Вот какими словами он описывает свои ухаживания:

«Моему тщеславию льстило, что Фанни льстит мое ухаживание; я любил только умом и при всем своем желании не мог полюбить сердцем».

День за днем богатство порождало в душе Петера невиданную гордыню и тщеславие, в результате чего чувство любви покидает его. А две другие центральные категории духовной жизни (ум и сердце) находятся в конфликте, в разладе - верный признак болезни души.

И вот спустя несколько месяцев Шлемилля посещает уныние. Он ощущает вокруг себя лишь холод, мысль о том, что «Бог отвернулся от меня», становится невыносимой.

Так начинается путешествие юноши по Германии, в ходе которого он добирается до маленького уютного городка, где и оседает на время. В городке о нем ходят самые разнообразные слухи, но многие убеждены, что Петер – сам император, путешествующий по окрестностям инкогнито.

За время путешествия Петер значительно изменился. Он активно занимается благотворительностью, помогает беднякам, наконец, влюбляется в девушку по имени Минна. Отношения их складываются самым безоблачным образом до тех пор, пока накануне помолвки родители Минны и нечистый на руку слуга Петера Раскал не раскрывают главный секрет – отсутствие тени у их благодетеля. Невероятно быстро общественное мнение поворачивается к Шлемилю спиной, а помолвка, разумеется, расторгается.

И тут на горизонте снова замаячила фигура темного незнакомца. Понятно, что Шлемилль давно желает покончить со своим богатством ради возвращения сладостной свободы. Но что требует взамен господин, ведущий себя, заметим, значительно наглее и самоувереннее?

«- Взамен тени я прошу пустячок, так, на память: будьте столь любезны, поставьте свою подпись вот под этой запиской!

На листочке пергамента стояли следующие слова: "Завещаю держателю сего мою душу после того, как она естественным путем разлучится с телом, что собственной подписью и удостоверяю"».

Шлемилль, глубоко сознавая свою вину перед Минной, не может решиться на последний шаг, вовремя отказываясь от предложения своего искусителя. С этого момента начинается путь искупления собственного греха.

«Любезный друг, кто по легкомыслию свернет хоть на один шаг с прямого пути, тот незаметно ступит на боковые дорожки, которые уведут его все дальше и дальше в сторону.

Напрасно будет он взирать на сверкающие в небе путеводные звезды, у него уже нет выбора: его неудержимо влечет вниз».

Отныне бес с тенью Петера за пазухой носится за героем по пятам, от него нельзя отделаться ни днем, ни ночью. Вся прислуга Шлемилля разбежалась, а Петер получает еще один урок: купленная любовь никогда не задерживается надолго и так же искусственна, как слава богача. Петер «слушал лукавого, и сердце... разрывалось между соблазном и твердой волей». И вот наш герой решается дать последний бой ненавистному спутнику.

Долгое время Петер так и не мог понять причины, по которой демонический образ повсюду следует за ним. Но как-то раз дух зла проговорился: день за днем Шлемилль продолжал пользоваться его услугами, сам того не замечая, тогда как кошелек с золотом все еще болтался на его шее, подобно петле. «Даже если бы вашу тень уже съела моль, - ехидно замечает его спутник, - при помощи кошелька вы крепко связаны со мной. Словом, вы держите меня за мое золото». Тут же Петер решил осведомиться о судьбе того славного веселого богача, которого он впервые встретил в саду, устраиваясь на работу. Бес недолго думая выуживает его из кармана. В этот момент ужас пронзает Шлемилля с головы до ног. Он видит бывшего весельчака, «побледневшего, осунувшегося, с синими, как у покойника, губами, шептавшего: "Праведным судом Божиим я был судим; праведным судом Божиим я осужден"».

«Я ужаснулся и, быстро швырнув звенящий кошелек в пропасть, обратился к моему спутнику с последним словом:

- Заклинаю тебя именем Господа Бога, сгинь, злой дух, и никогда больше не появляйся мне на глаза!

Он мрачно поднялся с места и сейчас же исчез за скалами, окаймлявшими заросшую густым кустарником местность».

Так герой сказочной истории Шамиссо расстается с духовным рабством. Но перед нами лишь начало пути духовного выздоровления. Бродя по окрестностям и маленьким селам, Шлемилль на последние деньги покупает изрядно поношенные сапоги. Сапоги-скороходы, как оказалось впоследствии.

Во искупление своего греха он стремится использовать дар быстрого передвижения для служения всему человечеству. Он поселяется в одной из пещер, где некогда жили монахи-анахореты, и, путешествуя по свету, занимается наукой, изучением флоры и фауны, открытием новых невиданных видов животных и растений.

«За проступок, совершенный в молодые годы, я отлучен от человеческого общества, но в возмещение приведен к издавна любимой мною природе; отныне земля для меня - роскошный сад, изучение ее даст мне силы и направит мою жизнь, цель которой – наука».

Из беззаботного юноши, Петер превращается в самого настоящего подвижника, призванного отлучением от мира к великому труду. Следы Божественного промысла со всей очевидностью проступают в судьбе Шлемилля, последние слова которого на страницах новеллы таковы: «Ты же, любезный друг, если хочешь жить среди людей, запомни, что прежде всего тень, а уж затем деньги. Если же ты хочешь жить для самоусовершенствования, для лучшей части своего "я", тогда тебе не нужны никакие советы».

Вопросы :

1. Образ Петера Шлемилль в начале новеллы: его мечты, надежды, чаяния, идеалы.

2. Почему Шлемилль с невиданной легкостью поддается обману?

3. Что означат изречение: «Дьявол кроется в мелочах»? Какое отношение оно имеет к судьбе героя новеллы?

4. В какой момент Петер начинает понимать, что совершил ошибку? Что предпринимает ради того, чтобы исправить свое положение?

5. В какой момент главный герой окончательно осознает собственный грех?

6. Окончательная победа Шлемиля над духом зла. Почему Петер так и не получает свою тень обратно? Каким образом герой старается искупить свою вину? Какой жизненный путь избирает?

7. Духовный контекст произведения А. фон Шамиссо: концепция праведного и неправедного пути. Проблема свободы его выбора и ответственности за сделанный выбор.

Наконец, третий вариант истории, посвященной структуре соблазна

А. фон Шамиссо. НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПЕТЕРА ШЛЕМИЛЯ.

1) В этой замечательной истории мы рассмотрим последний вариант судьбы личности, столкнувшейся с искушением.

Первый, как мы сказали, был историей падения души.

Второй – историей мудрого испытания ее Божественным промыслом.

Третий станет историей падения, борьбы и одоления соблазна силой человеческого духа.

2) На мой взгляд, наиболее полная версия структуры соблазна и крайне актуальная на сегодняшний день.

Вы, наверное, прекрасно помните сюжет Шлемилля. Но, на всякий случай, напомню.

Молодой человек, веселый и счастливый, без единой монеты в кармане, но с поручительным письмом, приезжает в незнакомый город в поисках одного богатого господина в надежде получить работу.

Что же, когда Петер находит господина прогуливающимся в саду в дамами.

Господин встречает его знаменательной фразой, могущей стать лозунгом многих современных молодых людей:

«- У кого нет хотя бы полмиллионного состояния, - заметил он, -

тот, простите меня за грубое слово, - голодранец!»

На что Петер отвечает:

«- Ах, как это верно!»

Так, собственно, и начинается вся эта история.

3) В саду Петер замечает и другого странного длинного человека, на которого, кроме него самого, никто не обращает ровным счетом никакого внимания.

Однако, любая просьба хозяина дома исполняется длинным господином по первому требованию.

Нужно посмотреть на корабли из подзорной трубы? Пожалуйста. Длинный лезет в карман и достает трубу.

Нужен персидский ковер, чтобы присесть на траву? Сколько угодно. Из того же кармана выуживается огромный ковер.

Оттуда же три оседланные лошади, огромный шатер со всеми колышками, причем сам человечек держался крайне скромно, даже смиренно.

Петер больше не мог выдержать такого спектакля:

«и все же в его бледном лице, от которого я не мог отвести взгляд, было что-то такое жуткое, что под конец я не выдержал» и удалился»

4) Однако, не все так просто, длинный господин не отставал от Шлемиля. Он нагнал его и огорошил совершенно безумным предложением – совершить бартерную сделку. Петер отдает господину ни к чему не нужную ему тень, а тот на выбор предлагает ему целый ряд бесценных безделушек.

Процесс соблазна был, как мы видим начат с самого вступления Петера в сад. Однако, душа нашего героя не такая уж безобидная. По всей вероятности, главная страсть Шлемиля была сосредоточена в богатстве, самой насущной и повседневной страсти миллионов.

Итак, господин предлагал на выбор:

подлинную разрыв-траву, корень мандрагоры, пфенниги-перевертыши,

талер-добытчик, скатерть-самобранку, принадлежавшую оруженосцам Роланда,

чертика в бутылке за какую угодно цену. Но все это не то, что вам

требуется. Хотите волшебную шапку, принадлежавшую Фортунато, совсем

новенькую и крепкую, только что из починки? А может быть, волшебный

кошелек, такой же, как у Фортунато?

- Давайте кошелек Фортунато! - прервал я его речь, и, как ни был велик мой

страх, при этих словах я позабыл обо всем. Голова закружилась, перед

глазами засверкало золото.

- Соблаговолите, сударь, взглянуть и испробовать, что это за кошелек!

Я сунул в кошель руку и вытащил десять червонцев, а потом еще десять, и

еще десять, и еще…

Вот это штука – сказали бы мне ученики. Почти уверен в том, что если бы им предложили такую сделку никакая потеря тени не смогла бы их остановить.

5) Шлемиль довольный отправляется без всякой тени

На первом же перекрестке его освистали, над ним запричитали и каждый принялся показывать в него пальцем. Это немного озадачило Шлемиля

Как же такой пустяк может столь сильно бросаться в глаза?

Неужели тень – что-то существенное в жизни человека? Начинается медленное понимание того, что господин был не так прост. Сделка эта оказалась лишь удочкой, преследующей какую-то иную цель.

Наш первый вывод: любая мелочь, любой кажущийся пустяк, которым можно пожертвовать в нашей жизни ради страсти, может оказаться бесценным, а потеря его – непоправимой. Именно с пустяков, обычно, начинается страшное и невозвратное падение души в зависимость от зла и греха.

Неслучайная присказка: дьявол кроется в мелочах.

Этим пустяком может стать ничтожная уступка злу в той или иной ситуации. Мелкая взятка, удар унижаемого одноклассника «за компанию», мелкая ложь. Ради чего? Ради признания, ради однодневного удовольствия, во избежание неприятностей.

Этим пустяком может стать плод на древе познания, который ничего не стоит сорвать.

6) Но Шлемиль не слишком расстроился, ибо главным для него было золото, и он был совершенно уверен, что уж золото-то исправит все недочеты в его внешности.

Давайте отметим духовное состояние нашего героя, когда он закрылся в номере гостиницы. Вот он – один на один с богатством, превышающим мир. Вот он, апофеоз сребролюбия:

Я снял с груди кошелек и с каким-то

остервенением, которое как пламя пожара разгоралось во мне все сильней и

сильней, стал доставать из кошелька золото, еще и еще, все больше и

больше, сыпал золото на пол, ходил по золоту, слушал, как оно звенит, и,

упиваясь его блеском и звоном, бросал на пол все новые и новые пригоршни

благородного металла, пока, наконец, обессилев, не свалился на это богатое

ложе; с наслаждением зарывался я в золото, катался по золоту.

Что же это, как не исступление?

7) На следующее утро эйфория прошла. Цель достигнута, а счастья как такового не ощущается. Хотя расставаться с таким товаром Шлемиль пока не собирается.

Постепенно он привыкает выбирать определенное время суток, чтобы появляться на людях. Его считают экстравагантным богачом. Он даже увлекается одной красавицей Фани, правда лишь оттого, что прежде она казалась ему недоступной. Вот каким словами он описывает свои ухаживания:

Моему тщеславию льстило, что Фанни льстит мое ухаживание; я любил только

умом и при всем своем желании не мог полюбить сердцем

Отсюда только один вывод. Наш Шлемиль полностью погружен пленен своим кошельком. Богатство породило невиданную гордыню и тщеславие, в результате которого чувство любви покидает его. А две другие центральные категории духовной жизни (ум и сердце) находятся в конфликте, в разладе. А это верный признак болезни души.

8) И вот спустя несколько месяцев такой жизни Шлемиль начинает унывать. Он ощущает вокруг себя лишь холод и осознает, что «Бог отвернулся от меня»

Он начинает путешествовать по Германии и добирается до маленького городка у подножия горной цепи, где и оседает на время. В городе о нем ходя самые разные слухи, но многие убеждены, но Петер – сам император, путешествующий по окрестностям.

Здесь Петер уже значительно изменился. Он активно занимается благотворительностью, помогает беднякам, и влюбляется в девушку по имени Минна.

И вот, накануне свадьбы родители Мины и нечистый на руку слуга Петера (Раскал) обнаруживают главный секрет – отсутствие тени у их благодетеля. Тут же происходит переворот в общественном мнении. Раскал, успевший за время службы сколотить целое состояние, уходит от Шлемиля. Помолвка расторгается. Минна в шоке.

И здесь-то и появляется наш длинный человек.

Понятно, что Шлемиль давно желает покончить со своим богатством ради возвращения сладостной свободы. Но что требует взамен уже более нагловатый и нахальный господин?

- Взамен тени я прошу пустячок, так, на память: будьте столь любезны,

поставьте свою подпись вот под этой запиской!

На листочке пергамента стояли следующие слова: "Завещаю держателю сего мою

душу после того, как она естественным путем разлучится с телом, что

собственной подписью и удостоверяю".

А позвольте спросить, что такое ваша душа? Вы ее когда-либо

видели? И на кой прах она вам нужна после смерти? Радуйтесь, что нашли

любителя, который еще при жизни согласен заплатить чем-то реальным

9) Итак, Шлемиль оставляет возлюбленную и отрекается от услуг темного господина, или беса

Его душа раскаивается в совершенных деяниях, а разум впервые осознает всю полноту им совершенного поступка:

«Любезный друг, кто по

легкомыслию свернет хоть на один шаг с прямого пути, тот незаметно ступит

на боковые дорожки, которые уведут его все дальше и дальше в сторону.

Напрасно будет он взирать на сверкающие в небе путеводные звезды, у него

уже нет выбора: его неудержимо влечет вниз»

Так начинается путь искупления своего греха.

Но не все так просто. Отныне бес с тенью Петера за пазухой носится за ним по пятам, от него нельзя отделаться ни днем, ни ночью. И всякий раз он навязчиво предлагает подписать договор.

Вся прислуга Шлемиля разбежалась, и Петер получил еще один урок: купленная любовь никогда не задерживается надолго и так же искусственна, как слава богача.

Соблазн постепенно одерживал над ним верх. Долгие месяцы бес внушал Петеру ложность его упорства

я слушал лукавого, и сердце мое разрывалось между соблазном и

твердой волей. Пребывать дольше в таком раздвоенном настроении я был не в

силах и решил дать окончательный бой.

10) Последний бой.

Долгое время Петер так и не мог понять причины, по которой демонический господин следует за ним. Он полагал, что причиной тому его тень.

Но дело было далеко не в тени.

И вот тут-то бес проговорился: оказывается, Петер был настолько ослеплен, что не понимал, причина в том, что Петер продолжал день за днем пользоваться услугами злого духа, сам того не замечая, ведь он так и не отрекся от главного объекта страсти – кошелька с золотом.

Вот она, причина власти духа над ним.

Даже если бы вашу тень, уже съела

моль, при помощи кошелька вы крепко связаны со мной. Словом, вы держите

меня за мое золою

Тут же Петер решил осведомиться о судьбе того славного веселого богача, которого он впервые встретил в саду, устраиваясь на работу. Бес не долго думая выуживает его из кармана. Петер поразился изменениями в лице того

побледневшего, осунувшегося, с синими, как у покойника, губами,

шептавшего: "Праведным судом божиим я был судим; праведным судом

божиим я осужден" (лат.).

Это было последней каплей для Шлемиля:

«Я ужаснулся и, быстро швырнув звенящий кошелек в пропасть, обратился к моему спутнику с последним словом: - Заклинаю тебя именем Господа Бога, сгинь, злой дух, и никогда больше не

появляйся мне на глаза!

Он мрачно поднялся с места и сейчас же исчез за скалами, окаймлявшими заросшую густым кустарником местность».

11) Так герой расстался с духовным рабством.

Но это было лишь начало пути.

Бродя по окрестностям и маленьким селам, Шлемиль на последние деньги покупает сапоги, изрядно поношенные. Сапоги-скороходы, как оказалось впоследствии.

Рана Шлемиля рарубцевалась, но не исчезла, тени он лишен навеки.

Однако во искупление своего греха он стремится использовать этот Божий дар быстрого передвижения для служения всему человечеству.

Он поселяется в одной из пещер, где некогда жили монахи-анахореты. И, путешествуя по свету, занимается наукой, изучением флоры и фауны, систематизацией сведений, открытием новых невиданных видов животных и растений.

«За проступок, совершенный в молодые годы, я отлучен от человеческого общества, но в

возмещение приведен к издавна любимой мною природе; отныне земля для меня

- роскошный сад, изучение ее даст мне силы и направит мою жизнь, цель

которой – наука».

Из беззаботного юноши, Петер превращается в самого настоящего подвижника, по сути своей призванного своим отлучением к великому труду. По сути, следы Божественного промысла со всей очевидностью видны в судьбе Шлемилля.

Однажды

Я поправлялся в Шлемилиуме, никем не узнанный, и услышал еще следующее: я

находился в родном городе Бенделя в больнице моего имени, которую он

основал на остаток моих проклятых денег, но здесь больные меня не кляли, а

благословляли;

12) Последние слова Шлемилля:

Ты же, любезный друг, если хочешь жить среди людей, запомни, что прежде

всего тень, а уж затем деньги. Если же ты хочешь жить для

самоусовершенствования, для лучшей части своего "я", тогда тебе не нужны

никакие советы

В. Ф. Одоевский. «Город без имени»

Материалы биографии писателя:

Владимир Фёдорович Одоевский (1 августа 1803 — 27 февраля 1869), — русский писатель, философ, педагог, музыковед и теоретик музыки. Один из главных пропагандистов немецкого идеализма в России. Был последним представителем одной из старейших ветвей рода Рюриковичей. Его отец Фёдор Сергеевич происходил по прямой линии от черниговского князя Михаила Всеволодовича, замученного в 1246 году в Орде и причисленного к лику святых.

Первый период его творчества относится к жизни в Москве, в маленькой квартире в Газетном переулке. Одоевский тогда учился в Московском университетском благородном пансионе (1816—1822). Там на его квартире собирался кружок «Общество любомудров», созданный под влиянием шеллингианских идей преподававших в пансионе профессоров Московского университета М. Г. Павлова и Д. М. Велланского. Расцвет деятельности кружка пришелся на 1823—1825 гг. и завершился его ликвидацией после восстания декабристов.

Для второго периода в творчестве Одоевского характерно увлечение мистическими учениями, прежде всего мистической философией Сен-Мартена, средневековой натуральной магией и алхимией. Он активно занимается литературным творчеством. Пишет романтические и дидактические повести, сказки, публицистические статьи, сотрудничает с пушкинским «Современником», «Вестником Европы» несколькими энциклопедиями.

К этому же времени относится и лучшее, по общему признанию, из его произведений — сборник философских эссе и рассказов под общим названием «Русские ночи» (1844), данных в форме философской беседы между несколькими молодыми людьми. Сюда вплетены, например, рассказы «Последнее самоубийство» и «Город без имени», описывающие фантастические последствия, к которым приводит реализация закона Мальтуса о возрастании населения в геометрической прогрессии, а произведений природы — в арифметической, и теории Бентама, кладущую в основание всех человеческих действий исключительно начало полезного, как цель и как движущую силу.

При разработке своей концепции И. Бентам нужно исходил из следующих двух принципов. Первый - принцип наибольшего счастья. Второй - принцип психологического гедонизма - является позитивным представлением о том, как ведут себя люди (следуют своим эгоистическим целям). В обоих принципах основным понятием является нечто, обозначаемое словом utility и понимаемое как полезность, счастье, удовольствие, наслаждение и т. д. По Бентаму, человек является тварью, стремящейся к удовольствиям. Эта философия полезности, как основной цели и критерия деятельности людей (как потребителей, работников, предпринимателей), стала одной из основных несущих опор экономической теории в XIX-XX вв. От слова utility и происходит термин утилитаризм, который был придуман Бентамом для обозначения своей теоретической конструкции и вошел в обиход к 1820-м гг.

Тогда же в 1840-е гг. Одоевский постепенно меняет своё мировоззрение: он разочаровывается в мистицизме, признает ценности новоевропейского естествознания и начинает активно пропагандировать идеалы народного просвещения. Наибольшую активность он развивает на этом поприще уже после возвращения в Москву в 1861 г., куда он приезжает вместе с Румянцевским музеем и во главе его. Одновременно он был назначен сенатором московских департаментов сената, где состоял до самой смерти.

Эсхатологическая проблематика рассказа

Рассказ В. Ф. Одоевского по-своему современен и если не учитывать романтическую стилистику первых десятилетий 19 века, то и достаточно понятен современному читателю.

Проблема, которой посвящен раздел, обращена к категории «должного» и к понятию «судьбы». Существует ли судьба, предопределение, рок, с точки зрения христианской системы ценностей? Имеет ли место фатальный исход жизни человека и общества? На первый взгляд, библейская аксиология дает утвердительный ответ на наш вопрос. Множество пророческих книг и самая загадочная из них - книга о человеческом будущем (Откровение Иоанна Богослова) - тому свидетельством. Возникает невольная мысль: если предопределение имеет место и предначертанное так или иначе свершится, то остается лишь ждать наступления конца.

И все-таки христианская концепция конца истории несколько отличается от привычной трактовки понятия «судьба». Будущее представляет собой определенный комплекс последствий тех действий, которые человек осуществляет в настоящем. И значит, судьба человека и человечества определяется не со стороны внешних и неподвластных стихий, а внутри каждой отдельной личности, принимающей решение в ситуации «здесь и сейчас».

Конец истории, предрекаемый Иоанном Богословом, не есть наказание, месть или насильственное приостановление течения событий Божественной волей, но именно преисполнение чаши, то есть неизбежное следствие человеческой свободы, избравшей в незапамятные времена гибельный путь развития, неизбежным финалом которого становится смерть. Христианское понимание истории внушает нам надежду на неокончательность мировой катастрофы и на воскресение в силу вочеловечения Бога, искупления и исцеления природы человеческого выбора. Однако даже вочеловечение Бога-Слова осуществляется не исключительно волей Творца, а в согласии с волей и желанием человека.

Таким образом, каждое последствие человеческого выбора, должно стать для души уроком и мерой своего будущего. Душа человеческая вольна решать, но обречена исчерпывать последствия своих решений. Об этом и повествует рассказ русского романтика и мыслителя, предметом художественного исследования которого стала судьба человечества, предопределение человеческого будущего делами самих людей. Эти и другие проблемы связаны с христианской эсхатологией – учением о конце мира и финале мировой истории.

Анализ сюжетной линии

Группа молодых путешественников, прогуливающихся по горным тропам, узнает от своего провожатого историю одного безумца, прячущегося от мира среди руин древнего города. История странной личности не могла не возбудить интереса молодых людей. Они решаются поговорить с ним. Как ни странно, но незнакомец оказывается вполне здравомыслящим человеком, чей рассказ и повествует об истории одной забытой всеми цивилизации.

Для нас этот рассказ интересен в двух планах: во-первых, с точки зрения ценностных категорий сегодняшнего дня; во-вторых, с авторских позиций, насыщенных эсхатологическими интуициями.

Странный старец переносит нас в 18 век, эпоху Просвещения. Некто Бентам (недвусмысленно намекающий на английского философа-экономиста Иеремию Бентама), одержимый мечтой об основании собственной колонии на свободной от человеческих поселений земле, отправляется с группой своих последователей в дальнее плавание. Через некоторое время подходящий остров найден, и колония начинает свое безбедное существование. Что же побудило Бентама отправиться в дальнее путешествие, какую утопию лелеял он в своем сердце?

Идея пользы, а в переводе на современный язык – выгоды, корысти.

Бентам утверждал, что во главе общественной жизни должна стоять лишь польза и ничего кроме пользы, выгода, причем выгода не просто отдельного человека, но выгода всего народа, всей колонии, всей общины тружеников.

Удивительное дело, но благодаря этой всеохватывающей идее полезности (которую, как мы помним, отстаивал в своем романе «Что делать?» Н. Г. Чернышевский и которая на сегодняшний день заявила свои права на весь мир) общество стало интенсивно развиваться, прогресс двигался семимильными шагами.

«Замечал ли он где-нибудь малейшее ослабление, малейшую нерадивость, он произносил заветное слово: польза - и все по-прежнему приходило в порядок, поднимались ленивые руки, воспламенялась погасавшая воля; словом, колония процветала».

Некоторые старомодные господа, еще не привыкшие к новой идеологии, пробовали заикнуться о строительстве храма для жителей, но их мнению дали совершенно иной ход:

«Тотчас же возродился вопрос: полезно ли это? И многие утверждали, что храм не есть какое-либо мануфактурное заведение и что, следственно, не может приносить никакой ощутительной пользы. Но первые возражали, что храм необходим для того, дабы проповедники могли беспрестанно напоминать обитателям, что польза есть единственное основание нравственности и единственный закон для всех действий человека. С этим все согласились - и храм был устроен».

Храм, посвященный выгоде, незамедлительно был построен. Однако кому или чему поклоняются в таком храме? Отвлеченной идее, не имеющей ни души, ни разума, ни сердца. Перед нами идеологическое учреждение, или отдел пропаганды (на языке советской эпохи), или организация по работе с общественностью (Public relationships – на языке современности).

Во многом Одоевский предсказывает ближайшее будущее русской литературы, возникновение нигилизма как этической системы, формирование революционных кружков-коммун, наконец, героев, аналогичных «Подростку» Достоевского, а в широком историческом плане – и всю деловую Россию, когда единственным стимулом жизни и критерием счастья становится новая категория, именуемая «успех»:

«Один трудился над машиной, другой взрывал новую землю, третий пускал в рост деньги - едва успевали обедать. В обществах был один разговор - о том, из чего можно извлечь себе пользу? Появилось множество книг по сему предмету - что я говорю? Одни такого рода книги и выходили. Девушка вместо романа читала трактат о прядильной фабрике; мальчик лет двенадцати уже начинал откладывать деньги на составление капитала для торговых оборотов».

Следует отметить и то, что само понятие «успех» обладает специфическими характеристиками, вследствие которых понятие это никак не совпадает с категорией счастья в русском языке. Не всякий счастлив, кто добился успеха, и не всякий преуспевающий с необходимостью счастлив.

Счастье уже по определению существует в акте соучастия, соединения отдельных уделов и частей, то есть в факте «причастия». Напротив, успех по смыслу своему есть удел индивидуальный, не сводимый на других и не предполагающий включенность других в состояние успеха. Успеха достигают, добиваются, успех вырывается из рук судьбы, счастье же приходит, даруется, осеняет. Успех по смыслу есть удача, фортуна, слепая сила, которой безразлично, кому служить. Удача капризна и неразумна. Счастье всегда избирательно и несет в себе ценностные признаки добра, справедливости, красоты, благообразия.

Новое общество пользы постепенно достигает значительного могущества, устраивает не только храмы выгоды, но и театры, на сценах которых играют пьесы, посвященные «полезности пользы». Но вскоре ресурсы острова начинают сходить на нет, в то время как аппетиты потребителей только возрастают. Новые магнаты и хозяева небольших лавочек требуют ресурсов для своего существования. Потребление поставлено на поток, но где же получить потребляемое?

Тогда взоры правительства обращаются на мирных соседей, проживающих на соседних островах. Жители острова пользы руководствовались критерием выгоды и в строительстве партнерских отношений с соседями. В чем же состояли эти отношения?

«Руководствуясь словом польза, мы не считали за нужное щадить наших соседей; мы задерживали разными хитростями провоз к ним необходимых вещей, потом продавали им свои втридорога; многие из нас, оградясь всеми законными формами, предприняли против соседей весьма удачные банкротства, от которых у них упали фабрики, что послужило в пользу нашим; мы ссорили наших соседей с другими колониями, помогали им в этих случаях деньгами, которые, разумеется, возвращались нам сторицею; мы завлекали их в биржевую игру и посредством искусных оборотов были постоянно в выигрыше...»

Законы конкуренции не знают пощады. Бизнес не может ссылаться на сострадание и другие этические категории. Бизнес есть приобретение во имя большего приобретения. И потому разговор о безнравственности конкурентной борьбы нелеп. В бизнесе просто не существует ни нравственного добра, ни нравственного зла. В бизнесе существует лишь свое предпринимательское добро (репутация), и свое предпринимательское зло (банкротство). Эти и подобные им лозунги, без сомнения, внушали жителям Бентамии великую гордость за свой народ.

Со временем места на славном острове стало не хватать, и возникла серьезная угроза перенаселения. Безлюдных островов в округе было в избытке, однако ученые острова с математической точностью доказали, что много проще обрабатывать ту землю, что прежде уже была обработана, а значит вместо затратного заселения необитаемых островов не лучше ли было бы присвоить острова своих партнеров по бизнесу. Соседи не согласились с этой поистине здравой идеей. Произошла малая война на чужой территории, и остров был освобожден от соседей навсегда.

Мало-помалу государство имени Бентама сделалось мощной империей, во власти которой находились десятки островов. Ничто не предвещало беды. Однако по мере увеличения размеров государства происходило размежевание отдельных общественных групп, каждая из которых проповедовала принципы пользы, причем исключительно своей собственной – первая ласточка надвигающегося раскола:

«Обе стороны говорили об одном и том же: об общей пользе, не замечая того, что каждая сторона под этим словом понимала лишь свою собственную... И государство распалось на две части: одна из них объявила войну иноземцам, другая заключила с ними торговый трактат!».

Раздробление государства оказалось неизбежным. Силы взаимной выгоды и разумного эгоизма обратились внутрь страны. Уровень благоденствия граждан снижался, а уровень агрессивности и корысти возрастал в геометрической прогрессии. Оказалось, что жители Бентамии не могли, да просто и не умели жить сообща, и первый же кризис доказал это:

«…обнажались мечи, кровь лилась, восставала страна на страну, одно поселение на другое; земля оставалась незасеянною; богатая жатва истреблялась врагом; отец семейства, ремесленник, купец отрывались от своих мирных занятий... Воспитание казалось излишним. Одно считалось нужным - правдою или неправдой добыть себе несколько вещественных выгод».

Страна, переполненная ненавистью, разделяется на богатых и бедных. В лютую зиму хозяева угольных копей взвинчивают цены до предела. Крестьяне мерзнут, но, в конце концов, доказывают с математической точностью, что им значительно выгодней взять уголь даром, чем платить за него баснословные деньги. Начинается угольный бунт, в результате которого идея пользы как «всеобщей выгоды», всеобщего блага народа канула в Лету. Отныне уже никто не говорил о пользе всего народа, ибо никто не понимал, что значит «всеобщее». Из разумного эгоизм превращается в грубый инстинкт выживания. Перед нами вырисовывается апокалиптическая картина:

«Обман, подлоги, умышленное банкротство, полное презрение к достоинству человека, боготворение злата, угождение самым грубым требованиям плоти - стали делом явным, позволенным, необходимым».

Именно в этот момент, в период величайшего упадка и ощущения неминуемой катастрофы среди людей появляется пророк. Его слова во многом напоминают библейские изречения, его стиль и слог схож с духом христианской проповеди. Если Бентамия – это глобальное экономическое сообщество, если религия пользы есть не что иное, как религия преуспевающей личности, то судьба мира предрешена.

«Горе, - восклицал он, посыпая прахом главу свою, - горе тебе, страна нечестия; ты избила своих пророков, и твои пророки замолкли! Горе тебе! Смотри, на высоком небе уже собираются грозные тучи: или ты не боишься, что огнь небесный ниспадет на тебя и пожжет твои веси и нивы? Или спасут тебя твои мраморные чертоги, роскошная одежда, груды злата, толпы рабов, твое лицемерие и коварство? Ты растлила свою душу, ты отдала свое сердце в куплю и забыла все великое и святое; ты смешала значение слов и назвала златом добро, добром - злато, коварство - умом и ум - коварством; ты презрела любовь, ты презрела науку ума и науку сердца. Падут твои чертоги, порвется твоя одежда, травою порастут твои стогны, и имя твое будет забыто. Я, последний из твоих пророков, взываю к тебе: брось куплю и злато, ложь и нечестие, оживи мысли ума и чувства сердца, преклони колени не пред алтарями кумиров, но пред алтарем бескорыстной любви...»

В этой речи, в которую автор вкладывает самые главные философские и богословские идеи произведения, несколько раз повторяется мысль о единстве ума и сердца, их примирении и гармонизации, едва ли не самая центральная духовная оппозиция, стержневая проблема русской литературы всего 19 века, уходящая корнями в давнюю монашескую традицию. Заповедь примирения и любви дарует людям этот безутешный пророк. Он призывает отказаться от идолопоклонства, тем самым подтверждая, что всякое служение идеологии, будь она изящной философской системой, как в первые года Бентамии, или же в низменном рубище сребролюбия, как в годы ее заката, факт идолопоклонства отринуть нельзя. Идол – ложный объект поклонения и упования.

Слово «пророк» связан с глаголом «речь», «говорить», изрекать. Пророк в библейской традиции - проводник и живой сосуд божественной мудрости. Уместно, на наш взгляд, вспомнить в беседе о пророке и его назначении, как откликнулась русская литература 19-20 веков на тему пророческого служения.

Бентамский проповедник отправлен в сумасшедший дом, после чего над страной проносится страшная гроза (ср. гроза распятия в Евангелии). Знамение это, однако, было в скорости забыто. Государство продолжало гибнуть. Голод, эпидемии, землетрясения не заставили себя ждать. Наконец, грубые формы идолопоклонства захватили оставшееся население:

«…они в суеверном страхе преклоняли колени пред пьедесталом статуи Бентама, принимая его за древнее божество, и приносили ему в жертву пленников, захваченных в битве с другими, столь же дикими племенами».

Так заканчивается история народа Бентамии, а личность рассказчика и его удивительное долголетие так и остаются загадкой в этой странной и полной пророческого смысла истории В. Ф. Одоевского.

Вопросы :

1. Этика и философия Иеремии Бентама. Ее основные положения и их актуальность в современном глобальном обществе.

2. Эсхатологическая проблематика рассказа. Проблема судьбы человечества. Конечна или бесконечна история мира, человека, планеты? Что может ускорить финал истории? Что может способствовать отдалению этого финала? Способен ли человек самостоятельно приблизить всеобщую катастрофу?

3. История Бентамии как модель и символический прообраз судьбы современного человечества. Какие ценности одержали победу в Бентамии? Способны ли они принести истинное счастье всем и каждому, установить мир и гармонию в обществе?

4. Что такое успех? В чем его отличие от счастья? Стоит ли стремиться к успеху любой ценой?

5. Утилитаризм как религия Бентамии, его актуальность. Доводы «за» и «против» утилитаризма.

К. Сергиенко. «До свиданья, овраг»

Материалы к биографии писателя:

Константин Константинович Сергиенко (17 сентября 1940 — 1996) — российский писатель. Окончил редакционно-издательское отделение факультета журналистики Московского государственного университета (1967). Владел немецким, французским, английским языками. Сотрудничал с исторической редакцией издательства «Детская литература», издательством «Молодая гвардия».

Основные произведения: «Кеес Адмирал Тюльпанов», «Бородинское пробуждение», «До свиданья, овраг», «Дом на горе», «Ксения», «Увези нас, Пегас!», «Картонное сердце», «Белый рондель», «Дни поздней осени», «Самый счастливый день». Книги Сергиенко переведены на 12 иностранных языков, пьесы по его произведениям шли в 40 российских и зарубежных театрах. Наибольшую известность получила повесть Константина Сергиенко «До свидания, овраг» (1979). В ней рассказывается о судьбе стаи бродячих собак, живущих на московской окраине. Яркие и запоминающиеся «очеловеченные» персонажи — благородный Гордый, авторитарный лидер стаи Чёрный, несчастная Бывшая Такса, опустившийся интеллигент Головастый и другие — являются участниками своеобразной притчи, которая позднее была переработана автором в пьесу «Собаки», спектакли по которой шли в Москве, Петербурге, Ростове, Ярославле, Новосибирске. По книге был снят мультфильм «Серьёзный разговор» (1987).

Современной инсценировкой повести «До свидания, овраг» является мюзикл Веры Копыловой «Собаки», поставленный другом Константина Сергиенко Марком Розовским в театре «У Никитских ворот». В 2007-м году по этому рассказу был сделан мультфильм "Собачья дверца" который был награждён призом зрительских симпатий на Сретенском кинофестивале.

В качестве художественного эксперимента Сергиенко под псевдонимом Питер Мартин написал несколько повестей детективного характера: «Можно уснуть навек», «Под землёй не всегда потёмки», «Не играйте на лопнувших струнах».

Проблематика повести

Эта повесть обладает неповторимым оттенком влюбленности автора в окружающий мир, его способности экспериментировать и приближать казалось бы отдаленные вещи, делать их своими и позволять увидеть ребенку красоту окружающего мира глазами другого живого существа. В данном случае другим оказывается уже не человек, как можно было бы ожидать, а самый обыкновенный бездомный пес, поскольку именно бездомным собакам посвящена эта замечательная история.

Следует отметить, что простота и непосредственность описания мира глазами животного – не новый прием в литературе. Стоит только вспомнить любимого всеми «Белого клыка» Д. Лондона или грустную историю Белого Бима. Однако нам необходимо вновь и вновь возвращаться к этой теме, всякий раз поднимать ее перед учениками, ибо острота ответственности за природу, которая тоже чувствует, страдает и радуется, может с годами утрачивать былую остроту переживаний.

Важнейшая заповедь, данная человеку в раю, обращена к его ответственности. Человеку не следует замыкаться в собственной скорлупе, на его плечах – мироздание, и все, что происходит здесь и сейчас – его рук дело. Задача человеческая состояла в том, чтобы растить и приумножать прекрасное, наполнять вселенную любовью и согласием, восстанавливать искаженное и ветхое. Вместо этого произошло обратное: земля была проклята за человека.

Страшный крен, постигший духовный строй человечества, непоправимая метаморфоза его духовного пространства привнесли в природу еще больший хаос. На протяжении стольких лет человек продолжает стремиться отмежеваться от природного бытия с одной единственной целью – спастись от угрожающих сил природы, той самой, которая дана ему, нам, в наследство и которая обращена только к нам, ориентирована на нас. Но городские стены растут, дома вмещают тысячи жителей, живая земля поглощается синтетической оболочкой цивилизации, природа становится симпатичным фоном городской жизни.

Повесть К. Сергиенко – своеобразный индикатор духовного состояния человечества. В ней есть все – и доброе, и злое. В маленьком сообществе собак, живущих на дне оврага близ многоквартирного дома, концентрируется не просто отраженное человечество с аналогичными характерными чертами. В этом животном мире сходятся все силовые линии, натянутые между царством природной стихии и царством человеческим. Овраг, заботливо укрывающий животных – образ матери-природы, заботящейся о своих чадах. Многоэтажный дом – это возросшее человеческое могущество и господство, часто выливающееся в страшные сцены, исполненные пренебрежения к природе. Бездомные собаки – ее зеркало. Каковы они, такова и она.

Проблематика произведения представлена тремя иерархически расположенными смысловыми уровнями.

Первый из них – наиболее внешний - повествует об истории взаимоотношений человека и животного, рассказывая о внутреннем мире собаки, вскрывая нравственную коллизию повести (проблемы жалости, сострадания, сочувствия к живому существу).

Второй уровень уместно назвать аллегорическим, поскольку «овражье общество» разительно напоминает общество человеческое. Оно столь же неоднородно, столь же наполнено внутренними противоречиями со своими обидами, превозношением, смирением, наконец, мечтами о счастливом будущем и даже собственными легендами.

Третий уровень – собственно мифический – приоткрывает нам космологическую проблематику повести, о которой уже говорилось. Здесь каждая психологическая черта в характере персонажей отсылает нас к тайне сплетения судеб человека и природы, их взаимопроницаемости и неразрывности, несмотря на то, что человек предпринимает все усилия, чтобы покинуть природу навсегда.

С первых же абзацев мы ощущаем тревожные нотки в тоне повествования. Предчувствие непоправимой беды в контексте мифологического дискурса свидетельствует о конце мировой истории. Повесть Сергиенко наполнена не просто экологическими предчувствиями, она предвещает вселенский исторический перелом, напрямую связанный с деятельностью человека, с его нежеланием и отрицанием собственного долга перед живой природой.

«Наш овраг с каждым летом становится меньше. Этой весной насыпали целую кучу камня, песка и глины. Снова хотят строить дом. Все наши ругаются. Разве им места мало? Почему обязательно в нашем овраге? Куда податься собаке? Но жаловаться некому».

Мотив безнадежности возникает в повести параллельно с мотивом весны. Сюжет организован в соответствии с током сезонного времени: от весны (юности, детства, радости) к осени (увяданию) и зиме (смерти), и этот факт лишь усиливает атмосферу тайной тревоги и конечности исторического движения.

Интересен тот факт, что собаки оказались на дне оврага не по воле случая, а в силу определенных действий человеческой воли, и будущая судьба животных также полностью зависит от степени человеческого безразличия или участия.

«Когда-то вокруг оврага была деревня. Маленькие дома сломали, построили большие. Хозяева уехали, а собаки остались».

Уничтожение деревни для человека сродни засыпанию оврага для собак. Этот процесс отражается в двух пространствах – животном и человеческом, но суть его одна и та же – уничтожение естественной среды обитания, стирание органического единства человека и природы, когда собаки больше не нужны, когда город берет свое и выбрасывает на помойку все неподходящее, когда человек обречен отречься от земли в пользу железобетона. Создается впечатление, что город – безликое мифическое существо, поглощающее все живое.

Анализ системы образов

Главный герой, от лица которого ведется повествование, - пес с говорящей кличкой «Гордый». Правда, гордость этой собаки заключается лишь в том, что он ни перед кем не склоняет головы и никого не желает подчинять своей воле. Гордый живет со стаей, но вне стаи, сам по себе. Есть еще и пес Головастый, интеллектуал, который умеет читать и часто вслух зачитывает отрывки из старых газет. И Бывшая Такса, подобная бывшему интеллигенту с утраченным чувством собственного достоинства. И Хромой, тихий и смиренный пес, запинающийся на каждом слове. Наконец, вожак стаи по кличке Черный, затаивший обиду на все человеческое и упрямо твердящий, что собака должна быть собакой, а не стремиться походить на прямоходящих.

Отношение собак к миру людей описано автором при помощи приема остраннения (если использовать термин Эйхенбаума), когда обыкновенные поступки и события в жизни человека открываются перед нами в совершенно иной перспективе, будучи узнаны или опознаны другими глазами (например, ребенка или, в нашем случае, животного). Прием остраннения часто использовал Л. Толстой для того, чтобы заставить читателя воскресить в своем сознании непосредственное переживание факта, освобожденное от привычных стереотипов.

Именно так, наивно и непосредственно, персонажи Сергиенко рассуждают о мире людей. В этом и состоит великая правда, высказанная о человеке недвусмысленно и без утайки. Правда о нас с вами, голос самой природы о качествах и свойствах человеческого существа. Но природа разлилась по характерам собак, природа многолика и может быть разной с разными людьми. И все-таки наиболее интересно рассуждает о человеке Гордый:

«Люди делятся на детей и взрослых. Дети - это маленькие люди. Дети веселее и добрее. Взрослые бывают злые, но бывают и добрые. Мой Человек самый добрый. Когда-то и у Чёрного был свой Человек. Он держал его на цепи и бил. Когда деревню сломали, тот Человек сел в машину и уехал. Чёрный долго бежал за ним. Машина остановилась. Человек вышел и прогнал Чёрного. Но Чёрный снова побежал за машиной. Тогда Человек его ударил. Чёрный упал, а машина уехала. С тех пор Чёрный не любит людей».

И все-таки, несмотря на страшные проявления человеческого, Гордый, как, впрочем, и любая собака, мечтает о своем хозяине. В этом заключена тайна бездомной природы, которая ищет доброго и внимательного хозяина в лице человечества, но не находит его. Существует ли человек, который найдет в себе силы просто любить и заботиться? По мнению автора, такие люди существуют, и такой человек есть даже у Гордого. Описание этого особенного человека привлекает особое внимание, в частности – словесное обращение к собаке:

«- Здравствуй, уважаемый, - сказал он. - Как дела?

Я сразу почувствовал к нему доверие».

Таким недвусмысленным образом писатель открывает область должного в человеческом мире. Единственное, чего не хватает каждому из нас, полагает писатель, это уважения к окружающему. Единственное, что могло бы нас спасти на этой планете – уважение, всегда сопряженное с благодарностью, вниманием, любовью и признанием.

Антитезой Гордого в повести становится Черный, рьяно ненавидящий людей, нападающий на них и даже вырывающий у прохожих сумки с продуктами. Черный – выражение оскорбленной и гибнущей природы. Его поведение – результат человеческой агрессии, которая порождает ответную агрессию в душе собаки. Конечно, по мнению Гордого, а вместе и автора, никакая ненависть не приведет к положительному итогу, но лишь повлечет за собой еще большую ненависть вплоть до полного уничтожения конфликтующих сторон. Культура мести и возмездия отрицается автором повести как гибельная, но в то же время и утверждается как тревожный сигнал для человека, порождающего подобную реакцию в глубинах живой планеты, голос которой отзывается в тоскливой песне Черного:

«- А я Чёрный, я весь чёрный, я чёрный снаружи и внутри! Отойдите от Чёрного, не жалейте Чёрного, я весь чёрный снаружи и внутри».

В собачьем мире существует и своя мифология, связанная с легендой о «собачьей дверке» - вечной и неизбывной мечте всякого живого существа на земле, мечте об избавлении от страданий и тоски:

«Найти собачью дверку - мечта каждого пса. Много я слышал о ней рассказов. Собачья дверка совсем маленькая, меньше бусинки. Пока не уткнёшься в неё носом, не найдёшь. А когда найдёшь, собачья дверка откроется и станет большая, пройдёт любая собака. За этой дверкой совсем другая жизнь. Всегда тепло и красиво. Много дичи и вкусной еды. Кругом поля и леса, а хозяйничают там одни собаки».

Что же касается человека, то его образ занимает центральное место в собачьей мифологии и странным образом напоминает нам Эдемскую историю, предшествующую падению, когда человек умел понимать животных и разговаривать с ними на одном языке. Утрата человеком понимания природного языка связана с грехопадением, с горделивым превозношением над всем мирозданием. Природа в лице животного наказала человека полным непониманием своего языка:

«... раньше Человек и Собака разговаривали на одном языке. Нам незачем учиться человечьим словам, пока люди будут такими. Чёрный прав. Раньше Человек и Собака говорили одинаково. Об этом мне рассказывала мать, когда я был глупым щенком».

Значительно отличаются от бездомных собаки домашние, или, как их еще называют, «привязанные». Очень удачное наименование, характеризующее порабощенность последних. И дело, конечно, не в изобилии материальных благ у домашних собак, а в чрезмерном самомнении и превозношении над теми, у кого этих благ нет. Кот Ямомото, с которым дружит Гордый, - замечательный пример самодовольного хвастовства:

«- Домашние мне не мешают. Когда хочется побыть одному, я прошу их пойти погулять. Сегодня, например, сказал, что у меня будут гости, и они сразу ушли. Хорошие ребята. Стирка, уборка, готовка - это на них. Я раз и навсегда сказал: времени у меня не хватает. Так что ко мне не пристают. Сплю когда хочу. Ем что желаю. Гуляю где надо».

Гордый, однако, рассуждает иначе и не завидует «привязанным», поскольку для него самое главное – это свобода. И если проводить параллели с человеческим обществом, невольно приходишь к мысли, что это история про тех из нас, кто растрачивает свою жизнь на нелепую погоню за тем, чего еще не имеет, упуская из виду самое главное, сокрытое в сердце каждого.

Идеальный образ единения человеческого и природного возможен, более того – необходим, поскольку является единственным условием выживания человека на родной планете. Беда лишь в том, что пока этот волшебный образ единения только снится бездомной собаке. Сны и мечты бездомного пса могли бы многое рассказать современному горожанину о том, как должно организовать свою жизнь, но, к сожалению, и по сей день сны остаются лишь снами. Удивительная картина сновидения, тем не менее, поражает воображение. Это картина преображенной вселенной, где все и вся наполнено жизнью, любовью и пониманием, а вместо насилия – преображающая энергия творчества, субъектом которого выступает человек-творец (художник):

И вот мы подходим к опушке. Лес нас встречает прохладой.

- Здравствуй, дедушка Лес! - кричит мой Человек.

И дедушка Лес вздыхает шумно:

- Жа-арко, уважжаемые...

Вдали сквозь деревья заблестела вода, и мы побежали к ней. Хохочем, смеёмся. Окунулись и сделали радугу брызгами.

- Здравствуй, тётушка Река! - кричит мой Человек.

- Бл-бл-баловники, - бормочет она добродушно.

Мы искупались. Мокрые и довольные шагаем дальше. Встречаем поляны с большими красными ягодами, продираемся сквозь чащу. Долго идём, устали. А вот и овраг. Здесь отдохнём...

- Что там, Гордый? - спрашивает мой Человек. Я вижу в небе большую красивую птицу. Но мой Человек не берёт блестящее ружьё. Он вынимает дощечку и тонкие палочки. Он начинает трогать дощечку, и на ней появляется птица ещё красивей той, которая в небе. Потом он берёт дощечку и бросает её в небо. Дощечка летит, летит, кувыркается. И вдруг из неё выпархивает ослепительная, огненная птица. Та самая, которую он вывел своими палочками. Она взмахивает крыльями и мчится к солнцу.

- Ура! - кричит мой Человек.

Он вскакивает, пляшет, размахивает руками. Он хватает блестящее ружьё и палит в сторону, чтобы не задеть птицы. А она улетает всё выше и выше.

Но, просыпаясь, Гордый застает реальность такой, какова она есть. Мечты рассеиваются: «Низкое небо, моросит. В овраге работают машины. Начался новый день». Так наступает осень, а к осени, как известно, «наливаются грустью собачьи глаза», и как предвестие скорого расставания, погибает Хромой от чьей-то невыносимой жестокости. Странно, но последние слова собаки перед смертью посвящены красоте, словно и нет уже никакого различия между человеком и животным, да вот только иногда оказывается, что сравнение не в пользу человека, что даже бездомный пес острее и глубже чувствует жизнь: «Я взял золотое кольцо и повесил его на нос Хромому. Оно вспыхнуло в лучах заходящего солнца. «Красиво», - пробормотал Хромой. Это были его последние слова».

После этого Черный в пылу ненависти становится причиной окончательного распада стаи. Нападая почем зря на прохожих, он привлекает к себе внимание людей и сам провоцирует отлов собак.

Единственное, что спасает Гордого – вмешательство его Человека, который вовремя вступился за своего любимца. Гордый находит приют в квартире художника и получает маленькое собачье счастье. Так заканчивается история глубоко лирической и тонкой повести К. Сергиенко и наступает зима. Но жизнь продолжается и вместе с ней остается надежда, что «потом будет весна. Придет лето». И только овраг пуст, овраг остается один и некому больше поговорить с «дядюшкой оврагом» на едином забытом языке.

Вопросы:

1. Проблематика повести, история взаимоотношений природы и человека, христианский контекст.

2. Предназначение человека на земле. Заповедь, данная человеку в раю.

3. Три проблемных уровня повести: буквальный, аллегорический, мифологический.

4. Образы-символы повести. Город, деревня, овраг.

5. Система образов повести. Характеры собак и их судьбы.

6. Образ Черного как живое воплощение оскорбленной и униженной человеком природы. В чем причины озлобления животного на мир людей?

7. Легенда о «собачьей дверке» как иллюстрация невосполнимой утраты изначальной гармонии в мире животных и людей.

8. Утрата общего языка как главная причина непонимания (недоговренности) между природой и человеком. В чем состоит основная причина этой утраты?

9. Сновидение Гордого как идеал содружества между человеком и природой, воплощение преображенной вселенной.

Р. Л. Стивенсон. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».

Материалы к биографии писателя:

Роберт Льюис Стивенсон (1850-1894) родился в семье инженера. Поступив в Эдинбургский университет, Стивенсон изучал право. Однако состояние здоровья, с одной стороны, и первые успехи на литературном поприще, с другой, убедили его предпочесть адвокатуре литературу. К этому времени относятся поездки его по Франции, Германии и родной Шотландии, в результате которых появились его первые две книги путевых впечатлений - "Поездки внутри страны"

К 1883 относится опубликование "Острова сокровищ", романа, создавшего Стивенсону широкую литературную известность. В 1885 вышел роман "Принц Отто", а в 1886 - повесть "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда" - мрачное, мистически-таинственное произведение, напоминающее Эдгара По. Но в этом же году вышло произведение, написанное совсем в другой манере - "Похищенный" - приключенческий роман, развертывающийся на фоне исторических событий, который напоминает читателю и о Вальтере Скотте, и о Фениморе Купере.

Последние годы своей жизни Стивенсон провел на островах Тихого океана. Стремясь к наиболее тесному общению с "туземцами", Стивенсон принимал глубокое участие в их судьбе и выступал в печати с разоблачением колониальной администрации.

Проблематика повести

Центральная проблема произведения - вопрос о взаимосвязи научного знания и человеческой совести. Вопрос не праздный, обращающий нас к самым актуальным проблемам современности. Способна ли наука, используя свой невероятный потенциал, спасти человечество от гибели, в силах ли ученые изменить мир к лучшему?

Стивенсон предлагает нам свой вариант развития событий. По мнению английского романтика, наука сама по себе не имеет отношения к добру и злу, она индифферентна к нравственным сторонам человеческой жизни, однако проблема в том, что ни один человек, будь то великий ученый или простой городской обыватель, не в состоянии выйти за пределы добра и зла. Духовная организация человечества призывает личность к нравственному выбору и потому наука в чистом виде - иллюзия, науку творит человек со своими сильными и слабыми сторонами. Наука – дитя человечества, а значит ничто человеческое ей не чуждо. И потому, по мысли писателя, внутреннее состояние человека, его нравственное измерение, является единственным фактором исторической судьбы человечества и основой дальнейших научных открытий.

Анализ произведения

Мистер Аттерсон, нотариус, которому волею судьбы предстояло стать свидетелем и прямым участником этой драматической истории, пытается раскрыть тайну доктора Джекила и его странного завещания, в соответствии с которым некий мистер Хайд получает все состояния доктора в случае исчезновения последнего. Доктор Джекил – известный благотворитель и меценат, талантливый ученый, человек высоких моральных качеств, - был по праву уважаем в обществе. Мистер Аттерсон в надежде понять смысл столь нестандартного завещания стремится познакомиться с мистером Хайдом, но в тот момент, когда впервые видит его лицо, испытывает самый настоящий ужас.

Символическое пространство повести недвусмысленно насыщается автором религиозными символами и коннотациями. Неудивительно поэтому, что при первом же свидании с мистером Хайдом Аттерсон дает предельно емкую характеристику этому персонажу:

«Боже мой, в нем нет ничего человеческого! Он более походит на троглодита. А может быть, это случай необъяснимой антипатии? Или все дело просто в том, что чернота души проглядывает сквозь тленную оболочку и страшно ее преображает? Пожалуй, именно так, да-да, мой бедный, бедный Гарри Джекил, на лице твоего нового друга явственно видна печать Сатаны».

Аттерсон еще далек от разгадки страшной тайны, связывающей двух столь разных людей, как Джекил и Хайд. Однако образ последнего, потерявший признаки человеческого существа, наводит нас на другую мысль: что же, в понимании Стивенсона, человеческое лицо? Человеческое (гуманное) выражение лица, очевидно, должно нести на себе печать мира, добра, участия. Значит, человек в собственном смысле есть существо нравственно ориентированное на позициях любви, а не вражды.

События повести развиваются с огромной скоростью. Немедленно после свидания с Хайдом Аттерсон отправляется к доктору Джекилу, желая развеять мрачную атмосферу неопределенности, сковавшую его душу, но доктор никого не принимает. Чувствительное сердце нотариуса остро ощущает беду, нависшую над другом. Более того, интуиция верно подсказывает, что образ Хайда воплощается из ниоткуда, словно демон в наказание за некий тайный грех Джекила:

«- Бедный Гарри Джекил!, - думал он. - Боюсь, над ним нависла беда! В молодости он вел бурную жизнь. Конечно, это было давно, но Божеские законы не имеют срока давности. Да-да, конечно, это так: тень какого-то старинного греха, язва скрытого позора, кара, настигшая его через много лет после того, как проступок изгладился из памяти...»

Стивенсон, будучи искренним христианином, с особым внимание относится к проблеме греха. С точки зрения науки, греха не существует, а существуют лишь определенные действия, влекущие за собой определенные последствия. В духовном измерении человечества грех представляет собой не просто индифферентное действие, а такое действие, которое влечет человека к гибели. Критерий греха обозначен в Евангелии фразой «по плодам их узнаете их». Грех распознается по плодам, но есть шанс избежать тяжелых последствий нравственного падения, если иметь перед собой нравственный первообраз, образец. Таковым образцом для Адама и Евы была заповедь Божия, которую прародители презрели и отринули от себя.

Существенная мысль Стивенсона состоит в том, что у греха нет сроков давности: пока душа не очищена от его присутствия, она остается пленницей. И в случае с Джекилом эта истина как нельзя более очевидна.

Едва ли не каждый из нас имеет характерные слабости (а по факту – свои привычные пороки, с которыми мы смирились, похоже, навсегда). Едва ли не каждый, говорю я, но спешу оговориться – слабости бывают иными и иными. Порок пороку рознь, и в зависимости от духовного потенциала личности или некоторых житейских обстоятельств порок может обитать в нас либо в зачаточном состоянии, либо зацвести буйным цветом, затмив собой все вокруг.

Ситуация с Джекилом иллюстрирует нам как раз второй случай. Его тайная страсть, преданная забвению в зрелом возрасте, неожиданно приходит к нему как будто из ниоткуда. Наука, которая должна дисциплинировать дух и всячески избегать пристрастия, на самом деле становится для доктора самым настоящим искушением. В тот миг, когда Джекил понимает, к чему он пришел в своих поисках, он оказывается один на один с собственной тьмой, которая продолжала жить на дне его души, в надежде когда-нибудь вырваться на свободу.

Автор пытается сообщить нам, читателям, одну простую, но довольно безутешную истину: до тех пор, пока человек не изменится внутренне и не преобразится духовно, плоды рук человеческих, будь они научными или эстетическими, принесут лишь гибель, смерть и тление. Иными словами, Стивенсон крайне далек от наивной идеализации научного переустройства мира.

Так в чем же состоял тайный порок Джекила, который жутким образом породил в своих недрах образ Хайда? В своем письме Джекил признается во всем. Это, быть может, была последняя покаянная исповедь доктора, так и не увенчавшаяся прощением. На ней мы и остановимся.

Тайный порок доктора Джекила – настоящий бич нашего времени. Имя ему – сластолюбие, или стремление к удовольствиям. Да, несмотря на высокую нравственную мерку Джекилу недоставало духовной самодисциплины и умения пренебрегать благами мира сего. Чувственная сладостная стихия удовольствия сыграла с ним злую шутку.

В молодости, дабы не навлечь на свою репутацию позорного обвинения в безнравственности, Джекил вел двойную жизнь. Двойничество души человеческой не всегда может оцениваться через призму категории лицемерия, поскольку лицемерие предполагает ложь и неверие в нравственные принципы, которые человек старается соблюдать с целью сохранения репутации. Напротив, Джекил искренне хотел быть добропорядочным гражданином и искренне признавал первенство нравственного закона над всеми остальными, но не мог справиться и со второй половиной души, со своей тайной страстью. Это состояние много страшнее, чем показное лицемерие. С таким состоянием может справиться лишь по-настоящему сильный человек. Был ли таковым Джекил? Пожалуй, был.

Доктор Джекил – довольно неординарная личность, он часто напоминает могучие натуры Достоевского, например, Раскольникова или Ивана Карамазова: такая же могучая стихия познания, жажды истины и правды на земле и столь же неодолимая тяга к темной стороне действительности, соблазну и искушению.

Джекил – могучая натура, стремящаяся к свету, в пределе своем – к аскетическому подвигу (вспомним Элиса Фребема), но, в то же время, не справляющаяся с нарастающей силой неисчерпанного, неискупленного порока. Именно такая раздвоенность души – повод к упрочению прелести.

Джекил этого понять или не мог, или не хотел. Вместо медленного и последовательного духовного самоочищения, трезвения и взросления он продолжал втайне пестовать свою страсть, на одном полюсе которой – стыд, на другом – неистовое наслаждение:

«…двойная жизнь давно уже стала для меня привычной. Немало людей гордо выставляли бы напоказ те уклонения со стези добродетели, в которых я был повинен, но я, поставив перед собой высокие идеалы, испытывал мучительный, почти болезненный стыд и всячески скрывал свои вовсе не столь уж предосудительные удовольствия... Я не был лицемером: обе стороны моей натуры составляли подлинную мою сущность - я был самим собой и когда, отбросив сдержанность, предавался распутству и когда при свете дня усердно трудился на ниве знания или старался облегчить чужие страдания и несчастья...»

Джекил, как мы можем видеть, со временем начинает не только соглашаться со злом в самом себе, но даже формировать целостную философскую доктрину, в соответствии с которой сущность человека состоит из двух полярных начал, света и тьмы, добра и зла, морали и аморальности. Подобная концепция не является новаторской. Спустя несколько десятков лет ученый по имени Зигмунд Фрейд, взяв на вооружение именно эту концепцию, перевернет научный мир и смешает все традиционные представления о человеке. В глубокой древности гностики также склонялись к двойственному учению о мироздании. Таким образом, сам Джекил приходит к еретической, с точки зрения христианства, мысли о том, что грех изначально заложен в человеческой душе, как зло – во вселенной.

Возвращаясь к суждению Игнатия Брянчанинова, повторим: корень всякого зла – ложная мысль. Ложный тезис Джекила приводит его к краю пропасти, из которой, словно по мановению волшебной палочки, выплывает на поверхность сознания та страшная и мучительная теория, которой обречено было стать роковой в истории героя – теория раздвоения личности научным путем. Интересно было бы узнать, как рождаются многие научные теории, из каких пропастей и источников появляются на свет идеи эвтаназии, клонирования человека, атомной бомбы или химического оружия? Как бы то ни было, несмотря ни на какой политический заказ, именно ученые в силу своих особых интересов и отвлеченных причин соглашаются на подобные поиски. Быть может, тайна этих открытий лежит несколько глубже простого научного любопытства? Может быть, любопытством управляет кто-то иной?

«Если бы только, говорил я себе, их можно было расселить в отдельные тела, жизнь освободилась бы от всего, что делает ее невыносимой; дурной близнец пошел бы своим путем, свободный от высоких стремлений и угрызений совести добродетельного двойника, а тот мог бы спокойно и неуклонно идти своей благой стезей, творя добро согласно своим наклонностям и не опасаясь более позора и кары...»

Иными словами, единая личность должна была разделиться на два самостоятельных человека, для чего ей предстояло бы расколоться на два субъекта с двумя отдельными «Я». Прежде Джекил, несмотря на собственное влечение, мог контролировать последнее в силу единства своего сознания, единства субъекта своих поступков. Желая освободить себя от укоров совести, он совершает страшное преступление – наделяет собственное зло личностными качествами, персонифицирует зло, превращая его в отдельное сознающее существо, неподконтрольное светлой стороне сознания. Поистине, самый легкий способ для человека избавиться от собственной тени – это признать ее не своей, а чьей-то чужой.

Но самое главное открытие Джекила состояло в ином. В тот миг, когда ему удалось осуществить заветную мечту, он понял, что никакого раздвоения духовной сущности не происходит. Нет никакого нового Джекила, который бы жил отдельно от старого, а есть один и тот же доктор Генри Джекил с расколотым сознанием, в котором власть попеременно переходит от добра ко злу, причем зло стремится подчинить себе сознание целиком.

Поначалу, когда зло в облике Эдварда Хайда превращало Джекила в чудовище, доктор чувствовал себя потрясающе свободно. Ощущение было невероятно приятным, никаких укоров совести, никакой ответственности, только свобода. Совершенно незримо личность доктора под маской мнимой свободы становилась абсолютной рабыней зла и ненависти:

«Не устояв перед искушением, я превратился в раба...»

Во всех отношениях перемена оказалась к худшему, поскольку чудесный препарат, способный расщеплять личность на элементы, на самом деле выделил в личности ту бессознательную стихию, которая была максимально близка к сознанию, а именно – подавленное зло. С другой стороны, вторая составляющая личности ничуть не стала лучше. Лучшая часть души Джекила так и осталась двойственной и сложной, в отличие от целостного в себе Хайда, стремившегося поглотить тело Джекила.

С логической неумолимостью дальнейшая судьба Джекила стала судьбой полного развращения и уничтожения души. Совесть постепенно засыпала:

«Генри Джекил часто ужасался поступкам Эдварда Хайда, но странность положения, неподвластного обычным законам, незаметно убаюкивала совесть. Ведь в конечном счете виноват во всем был Хайд и только Хайд. А Джекил не стал хуже, он возвращался к лучшим своим качествам как будто таким же, каким был раньше».

В конце концов, Эдвард Хайд стал возвращаться без предупреждения и с каждым днем вернуться в тело Джекила становилось все труднее, а препарата необходимо было все больше. Хайд по сути своей – классический образец традиционного в истории западноевропейской литературы искусителя, Мефистофеля, Торберна, торговца тенью, а в конечном счете – бесовского духа. Конечно же, никакого разделения личности на самом деле не произошло и произойти не могло. Перед нами классический пример бесовской одержимости:

«Джекил (составная натура) то с боязливым трепетом, то с алчным смакованием ощущал себя участником удовольствий и приключений Хайда, но Хайд был безразличен к Джекилу и помнил о нем, как горный разбойник помнит о пещере, в которой он прячется от преследователей. Джекил испытывал к Хайду более чем отцовский интерес. Хайд отвечал ему более чем сыновним равнодушием».

Власть духа зла всегда воплощается в форме той или иной наркотической зависимости, когда всякая попытка избавиться от одержимости ведет к чудовищному страданию, муке и, как следствие, к возвращению в состояние пленения. Аналогичную попытку освобождения предпринимал и Джекил:

«Два месяца я свято соблюдал свое решение, два месяца я вел чрезвычайно строгую жизнь, о какой и мечтать не мог прежде, и был вознагражден за это блаженным спокойствием совести. Но время притупило остроту моей тревоги, спокойная совесть становилась чем-то привычным, меня начинали терзать томительные желания, словно Хайд пытался вырваться на волю, и, наконец, в час душевной слабости я вновь составил и выпил магический напиток... Мой Дьявол слишком долго изнывал в темнице, и наружу он вырвался с ревом. Я еще не допил своего состава, как уже ощутил неудержимое и яростное желание творить зло».

После совершенного Хайдом убийства члена парламента Джекил осознает, что катастрофа близка и решается полностью освободиться от власти Хайда. Однако решение это принимается слишком поздно. Спустя несколько дней воздержания и добродетельной жизни Джекил в мыслях (!) начинает формировать образ ушедшего Хайда, жалея себя и признавая себя вполне достойным человеком. В конце концов, разве Джекил хуже многих негодяев, живущих в лондонских трущобах? За что же ему стыдиться, ведь столько добра, сколько совершил он, вряд ли совершит обыкновенный англичанин за всю свою жизнь?

Эта эгоистическая, тщеславная мысль, совмещенная с подпольным желанием предаться старым сладким забавам вдруг сотрясла все его тело. Хайд, не нуждаясь более ни в чем, вырвался наружу.

Трагический финал повести известен. В ожидании приближения полиции, Хайд кончает жизнь самоубийством. Для нас же история не заканчивается, а продолжается и по сей день. Хайдов становится все больше, Джекилов – меньше. Не последней причиной этого является наше представление о человеке как о двусоставном существе, для которого зло – естественная, но подавляемая часть души, а потому прорыв его на поверхность в виде агрессии – не менее естественен, чем чувство голода или жажды.

Вопросы :

1. Центральная проблема повести: конфликт науки и нравственности. Способна ли наука принести человечеству освобождения от греха, бесстыдства, ненависти, взаимной неприязни? Является ли технический прогресс современной цивилизации единственной формой развития человечества?

2. Трагическая история Генри Джекила – история борьбы и падения души человеческой. Этапы пленения духовного мира героя.

3. Роковая ошибка доктора Джекила, или теоретическое заблуждение как оправдание греха.

Д. Р. Р. Толкиен. Рассказы.

Материалы к биографии писателя:

Джон Рональд Руэл Толкиен pодился 1 января 1891 в г. Блумфонтейн (ЮАР), куда его отец, Аpтуp, пеpеехал в связи с пpодвижением по службе в банке. В начале 1892 г. из-за вpедного для здоpовья климата его мать, Мэйбл, он сам и младший бpат, Хилаpи, вернулись в Англию. После смеpти отца от лихоpадки, семья поселилась рядом с Бирмингемом. Эта пpекpасная сельская местность пpоизвела на юного Рональда неизгладимое впечатление, отголоски которого слышны во многих его литеpатуpных pаботах и рисунках.

В школе им. Коpоля Эдваpда Толкиен изучал классическую литеpатуpу, англо-саксонский диалект и английский язык сpеднего пеpиода pазвития. У него pано обнаpужился лингвистический талант, после изучения стаpоуэлльского и финского языков, он начал изобpетать "эльфийские" языки.

Hачало Пеpвой Миpовой войны застало Толкиена на последнем куpсе колледжа. В 1915 г. он закончил с отличием унивеpситет и пошел служить в звании младшего лейтенанта. Незадолго до высадки его части во Фpанции, в июне 1916 г. он женился на своей пеpвой и единственной возлюбленной Эдит Братт. Толкиен пеpежил войну, но заболел окопной лихоpадкой, пpедположительно, был отpавлен газом и веpнулся домой с инвалидностью. Последующие годы он посвятил научной каpьеpе: он стал пpофессоpом в области англо-саксонского языка и литеpатуpы в Оксфоpдском унивеpситете, где скоpо заpаботал pепутацию одного из лучших филологов в миpе.

В это же вpемя он начал писать великий цикл мифов и легенд Сpедиземья, котоpый позже станет «Сильмаpиллионом». В его семье было четвеpо детей, для них он впервые сочинил, рассказал, а потом записал «Хоббита», котоpый был позже опубликован в 1937 году сэpом Стэнли Анвином. «Хоббит» пользовался успехом, и Стэнли пpедложил начинающему писателю написать продолжение, но работа над тpилогией продолжалась длительное вpемя, и книга была закончена только в 1954 г., когда ученый собиpался уже на пенсию. Тpилогия была опубликована и имела колоссальный успех, что немало удивило автоpа и издателя.

После смеpти жены в 1971 г. Толкиен возвpащается в Оксфоpд, но вскоpе после непpодолжительной и тяжелой болезни умирает 2 сентября 1973 г. Все произведения, включая «Сильмаpиллион», изданные после 1973 г., изданы его сыном Кpистофеpом.

Общие замечания о литературном наследии Д. Толкиена

Авторитет личности Толкиена на литературном небосклоне детской и юношеской литературы поистине безграничен и не учитывать этого преподаватель литературы не может. Однако, как и в случае с Железниковым, произведения английского писателя пленяют не только юных читателей. Слишком существенно то, о чем говорил этот человек, и слишком снисходительны и наивны суждения многих литературных критиков, отводящих вполне определенное место в мире литературы личности Толкиена.

Зачастую за недвусмысленными и по-детски наивными сюжетами его произведений люди, впервые столкнувшиеся с волшебным миром писателя, не в состоянии разглядеть истинные масштабы их содержания. Попытаемся прочитать Толкиена глазами взрослого, постараемся вглядеться в мудрые образы, сотворенные английским романтиком 20 века. Быть может, это нам поможет в беседе с детьми.

Первое, что следует отметить, говоря о вселенной Толкиена, это ее глубокие христианские корни. Быть может, никто в английской литературе, кроме Чарльза Диккенса, не обладал столь дивной художественной интуицией в понимании христианства, как Д. Р. Р. Толкиен. Перед нами не просто писатель, не просто филолог, а мыслитель, обладающий совершенно специфическим взглядом на мир, особой философией, пронизывающей каждое из его произведений.

Изящество и простота языка Толкиена поразительным образом сочетаются с возвышенностью стиля, эпичностью повествования и вызывающими трепет богословскими ассоциациями и аллюзиями. Чем глубже проникает читатель в его мир, тем с большей очевидностью обнаруживает, что спираль авторской мысли увлекает его все глубже и глубже, и порой достигает такой глубины, что впору остановиться и задуматься: готов ли сам читатель совершить следующий шаг.

Хочется заметить, что произведения Толкиена ни в коем случае нельзя рассматривать в контексте так ныне популярного жанра «Фэнтези», возникшего как нелепая и беспомощная попытка заменить или продлить пространство авторского мира до бесконечности, а чаще продиктованного чисто коммерческими интересами.

Современные истории «Фэнтези» хотя и продолжают читаться и увлекать многих и многих молодых людей, лишены главного – духовного измерения повествования, и в этом смысле совершенно пусты.

Главным литературным «изобретением» Толкиена в области жанра и пространства художественного текста стало создание так называемой «второй реальности», существующей в ином измерении, но разительно напоминающей окружающую нас действительность. Сама идея второй реальности не нова, и, как мы уже успели заметить, история этой идеи в литературной традиции получает свое начало еще в эпоху романтизма, для представителей которого другой мир символизировал возвышенное поэтическое бытие.

Однако характерной отличительной чертой толкиеновской вселенной становится ее предельная детализированность. Мир, созданный английским писателем, поражает тем, что внешне никак не соприкасается с нашей повседневностью. Перед нами другая вселенная, описанная всецело – от своего зарождения до предполагаемого финала истории.

Разумно спросить, каковы мотивы и в чем заключается смысл подобного миротворчества. Не опасно ли для подростка, увлекшегося чрезмерно воображаемой вселенной, разочароваться в мире здешнем, земном? Не есть ли творчество Толкиена – бегство от реальности в башню из слоновой кости? Не сродни ли Средиземье виртуальной иллюзии? И, наконец, порождает ли эпос о Средиземье безразличие к миру повседневности?

На все эти вопросы можно ответить, лишь самостоятельно ознакомившись с порядками Средиземья, описывать которые здесь было бы слишком утомительно. Со своей же стороны заметим: в мире всегда найдется человек, способный утонуть в собственном воображении и не вернуться назад. Этот путь – гибельный путь. Интереснее иное: чем являлась вторая реальность для самого автора, какие идеи вынашивал писатель, долгие годы создавая все более и более утонченный образ планеты Арда. И если художественный замысел действительно существовал, то в чем тайна его, каков секрет?

На наш взгляд, эта тайна – совсем не тайна. Более того, любой, уделивший небольшое внимание истории Средиземья, поймает себя на мысли, что она очень напоминает библейскую модель исторической судьбы человечества. Толкиен творил не мир, но миф, или мифологическую реальность, причем миф этот, несмотря на мастерское сокрытие первоисточника, несмотря на волшебный образный ряд североевропейского эпоса, не имеет ничего общего с языческой мифологией, а, напротив, имеет самое непосредственное отношение к христианской модели миросозерцания.

Создавая аналог христианской картины мира, Толкиен не стремился внести в нее новое богословское или мистическое содержание. Он лишь пересказывал своим новым и непривычным дивным слогом то, что уже давным-давно было известно каждому английскому школьнику. Тогда для чего, спрашивается, совершать столь титанический труд?

Пересказ никогда не идентичен оригиналу. Художественный пересказ, или переложение, - есть некоторое особое претворение, переложение не смысла, но привычной, а потому повседневной формы. Форма, в которой традиционно излагаются богословские истины, рано или поздно становится частью повседневности и, что самое главное, может утратить сакральное и живое начало. Под гнетом формы может погибнуть дух, и потому порой яркое и совершенно непривычное переложение, отсылающее нас, как ни странно, именно к глубокому пониманию былой одухотворенности, утраченной ныне, может произвести целый переворот в духовной жизни целого поколения. Таков труд Толкиена, такова его главная идея, не столько догматическая, сколько поэтическая.

Мифотворчество и миротворчество Толкиена лишено навязчивой назидательности. Повествование просто течет, и вот вы уже невольно влечетесь этим стремительным потоком, ловя себя в который раз на мысли, что где-то вы это уже видели, что речь идет о чем-то давно знакомом, давно забытом и рассказанном заново, как будто сон оживает перед вами, становясь частью реальности, и вот уже само Средиземье спускается на землю и требует от читателя внутреннего соответствия этому образцу.

Миф имеет одну специфическую черту, обладающую грандиозным воздействием на человеческую душу, - он всегда влечет личность к совершенству. Миф есть зов к совершенству, границе и пределу всякого бытия. Верующий человек понимает, что здесь имеется в виду, ведь именно вера позволяет человеку преобразить собственное существо и стать чище и лучше. Все абсолютное, совершенное, идеальное, что живет в человеке, рано или поздно изливается в мифе, высшей категории человеческого бытия.

Толкиен создает миф, и в этом секрет его убедительности и притягательности. Люди почувствовали в нем то, что давно уже, казалось, забыли. Идеи Истины, Добра, Красоты, величия и благородства человеческого духа, мужественно выступившего на борьбу с абсолютным злом, идеи жертвенности, искупления греха, покаяния и преображения, идеи сотворчества человека и Бога – все это вновь выступило в эпической саге о Средиземье.

Миф, повторимся, влечет к совершенству, и вот перед нами совершенный мир, возникший из ниоткуда, мир, так сильно напоминающий нашу Землю, но более совершенный, более целостный и законченный в себе, исполненный чудом и тайной, жизнью, дышащей и понимающей, пронизывающей всю природу; любовью, лишенной двойных стандартов; мужественностью и женственностью в своих высших выражениях; ясным осознанием близости горнего мира и участия его в жизни каждого. Прикоснуться к этому миру, принять духовное участие в делах этого мира – не значит сбежать из повседневности, как можно было бы предположить, а значит преобразить повседневность, вывести ее из состояния стазиса, вернуть повседневности детский лик, придать ей жизненную энергию и попытаться сделать мир и себя в нем немного лучше, немного чудеснее, немного сказочнее.

Такой мир не мог не потрясти читателя, на памяти которого еще слышны были разрывы Второй мировой войны, чье могучее эхо столь очевидно в трилогии «Властелин колец».

Итак, «вначале Эру Единственный, кого на языке Эльфов именуют Илуватаром, создал в своих мыслях Аинур, и они творили перед Ним великую музыку. Этой музыкой начался Мир, потому что Илуватар сделал песнь Аинур видимой, и они узрели ее, как свет во мраке. И многие из них полюбили красоту Мира и его историю, начало и развитие которой показало им видение. И Илуватар дал их иллюзии Бытие, и поместил этот Мир среди Пустоты, и зажег в сердце Мира Тайный Огонь. И Мир был назван Эа».

Д. Р. Р. Толкиен. «Лист кисти Ниггля»

Рассказов, как известно, у Толкиена немного. Кроме того, они менее известны, нежели нашумевшие эпические произведения писателя. Эти тихие, задумчивые и странные истории, напоминающие притчи, не могут оставить равнодушным ни ребенка, ни взрослого.

Странная и пленяющая своим неземным очарованием философская притча «Лист кисти Ниггля», с нашей точки зрения, может стать прелюдией к детальному исследованию эстетических и мировоззренческих оснований творчества Толкиена в целом.

Рассказ, как и всякую притчу, следует рассматривать как развернутую метафору, открывающую нам шаг за шагом истинный смысл произведения. Поначалу читатель пребывает в неведении относительно того, о чем собственно идет речь. События разыгрываются в безымянной местности.

Некто Ниггль, человек незначительный, о котором не следовало бы даже и начинать повествование (само имя его от англ. Niggle – заниматься пустяками), становится главным героем истории. Ниггль – художник, всю свою жизнь посвятивший творчеству, однако знает об этом только один человек – его сосед по имени Пэриш (от англ. parish, «церковный приход»). Впрочем, Пэриша живопись волнует столь же мало, сколь и погодные условия на другом конце земли. К сожалению, даже единственный сосед Ниггля не способен не просто оценить, но даже толком рассмотреть картины, написанные художником.

С первых же строк мы сталкиваемся с традиционным для произведений Толкиена мотивом пути, дороги, странствия. Большая часть героев произведений Толкиена всегда находятся в пути, собираются в дорогу или возвращаются из дальнего странствия. Перед глазами читателя движутся целые народы, исторические циклы, эпохи. Движение в пространстве и времени становится для автора главным стержневым фактором развития сюжетной линии произведения. Такая художественная особенность сюжетостроения неслучайна: она отсылает нас непосредственно к философским размышлениям писатели о роли архетипического образа пути в духовной истории человечества.

По мнению Толкиена, одной из самых характерных функциональных черт человеческого существа является его способность к историческому становлению. Человек по самой своей природе есть движущееся, меняющееся, ищущее существо. Оно не может довольствоваться тем, что у него есть в наличии. Человек стремится к обретению большего, однако, не в силу собственной алчности, но в силу неполноты и некоторой ущербности своего существования.

По этой причине дорога как способ существования для Толкиена становится символом, своеобразным метафорическим кодом всего художественного мира. Понять Толкиена возможно при единственном условии: если сам читатель со всей остротой переживет близость и значимость самой идеи бесконечного странствия человеческой души в поисках вечной истины.

«Жил-был однажды маленький человек по имени Ниггль, которому предстояло совершить дальнее путешествие. Ехать он не хотел, да и вообще вся эта история была ему не по душе. Но деваться было некуда: он знал, что рано или поздно придется отправиться в путь. Со сборами он, однако, не спешил».

Попробуем кратко охарактеризовать главного героя рассказа. Как видим, Ниггль к необходимости отправиться в дальний путь относится, мягко говоря, пренебрежительно, однако у Ниггля есть на то вполне уважительная причина – незаконченная картина, которую художник старается завершить в срок, как раз к началу путешествия. По характеру Ниггль – человек мягкий и добрый, причем свойство это не приобретенное, а врожденное. Он никогда бы не посмел отказать ни соседу, ни приятелям в помощи и внимании, хотя это вовсе не значит, что общение и помощь ближнему составляли главный смысл жизни героя. Совсем наоборот, всякий раз, когда ему приходилось помогать окружающим и отказываться от своего творчества, он делал это с неприятным чувством и поскорее стремился отделаться от обязательств, чтобы вновь вернуться к излюбленной живописи. В целом, перед нами вполне обыкновенный человек. Таких часто именуют «добряками».

«Сам Ниггль считал, что по большей части эти дела мешают спокойно жить. Но выполнял он их вполне сносно, когда не удавалось отвертеться. А отвертеться, по его мнению, удавалось очень уж редко: законы в той стране держали народ в строгости. Были и другие помехи. Во-первых, иногда он попросту бездельничал, а во-вторых, был по-своему добросердечен. Вам знакома эта разновидность доброго сердца: оно чаще заставляло Ниггля почувствовать угрызения совести, чем сделать что-нибудь. И даже если он что-то делал, доброе сердце не мешало ему ворчать, выходить из себя и браниться».

Со всей полнотой рвения и творческой жажды Ниггль стремится закончить свою последнюю картину, которая, как назло, все разрасталась и разрасталась. Пейзаж, в центре которого было изображено великолепное дерево на фоне чарующего леса и белоснежных гор, постоянно требовал к себе все большего внимания. Ниггль понимает, что для того, чтобы успеть выполнить работу к сроку, ему придется расстаться с внешним миром и полностью уйти в себя.

Тем не менее, мир не оставляет его в покое. На местность, где проживал наш герой, обрушивается ураган. Сосед Пэриш, ухаживающий за больной женой, страдает от протекающей крыши и просит Ниггля отправиться в город за доктором и строителями.

Ниггль, проклиная все на свете, не в силах отказать соседу, которого, по правде говоря, он временами недолюбливал. Несмотря на непогоду, художник садится на велосипед и добирается до города. Доктор приезжает на следующий день. Однако сам Ниггль, к своему несчастию, тяжело заболевает, и в тот момент, когда болезнь, казалось бы, совсем оставляет его и самое время заняться творчеством, за Нигглем приезжает человек (Возничий) и сообщает, что пришло время собираться в дорогу. Картина остается незаконченной и ей в качестве защиты от дождя воспользуется все тот же Пэриш.

На этом история не заканчивается. Хотел Ниггль отправится в дальний путь или не хотел, но законы той страны, в которой проживал герой, требовали от граждан именно этого, причем маршрут путешествия у каждого был особый. Так, к примеру, Ниггля высаживают из поезда на совершенно незнакомой станции, где впоследствии и определяют на лечение в довольно странной больнице (последствия болезни требовали незамедлительного медицинского вмешательства).

Лечение осуществлялось нетривиальным способом: каждый день Ниггля держали в полной темноте и время от времени выпускали для физического труда. Ниггль копал землю, плотничал, изготавливал различные подручные мелочи. Поначалу ему было сложно заниматься непривычной работой, но впоследствии он привыкает и к ней, постепенно забывая о своей прежней жизни.

Спустя некоторое время (Нигглю казалось, что прошли многие годы) медицинский консилиум определяет его на более мягкое лечение. В результате, художник отправляется в дальнейшее путешествие. Добравшись до места назначения Ниггль обнаруживает, что находится на огромном лугу потрясающей красоты и тут же понимает, что попал в свою собственную картину, ту самую, которую так и не успел закончить.

Такова событийная канва произведения.

Можно предположить, что к середине повествования читатель начинает путаться в попытках прояснить истинное значение некоторых событий рассказа. Со временем мы все-таки догадываемся, что мир, сотканный фантазией автора, не имеет ничего общего с реалистическим методом изображения событий.

Перед нами рассказ-загадка, символическое полотно, где каждый образ укрывает под своим покровом бездонные ряды смыслов, уходящие своими корнями в немыслимое, а лишь предощущаемое и едва угадываемое.

Так о чем же рассказ на самом деле? Разумеется, рассказ посвящен дороге . Давайте вспомним милого весельчака Бильбо Торбинса, готового в любую минуту покинуть отчий дом ради невиданных земель. Ничем не лучше и его племянник Фродо, волей случая (случая ли?) спасающий Средиземье от великой угрозы. Вспомним великие странствия целых народов, описанные в поистине завораживающем «Сильмариллионе». Эти и многие другие персонажи толкиеновской прозы неустанно странствуют, однако история Ниггля в сравнении со столь масштабными путешествиями выглядит менее эффектно.

Нетрудно догадаться после внимательного знакомства с произведением, что путешествие Ниггля становится для Толкиена символическим отображением человеческой жизни, которая, как оказывается, не обрывается на физическом плане бытия, но длится и продолжает себя до тех пор, пока не осуществит собственную цель, пока не реализует свое подлинное предназначение. Следует заметить, что в рассказе отсутствует само понятие смерти. Для Толкиена смерть в привычном понимании отсутствует вовсе. Человек не может умереть. Напротив, в тот момент, когда он казалось бы «уходит» из мира земного, его путешествие только начинается. Но куда уходит? В какие края? Рассматривая пространственную структуру произведения, нас не оставляет мысль, что движение героев происходит не только во времени, но и в особом пространственном измерении – снизу вверх, от тьмы к свету, от земли – к небу. Возвращаясь к традиционной для христианского мирочувствия пространственной парадигме (дольнее – горнее), заметим, что данная модель организации космоса полностью соответствует пространственной организации рассказа Толкиена.

Действительно, история Ниггля есть история неустанного восхождения. Но Ниггль – это каждый из нас, обобщенный образ отдельно взятого человека со всеми своими мелкими недостатками и преимуществами. Однако в сердце каждого обычного человека присутствует дар, который превращает героя в творца. У Ниггля этот дар – талант художника.

Давайте же проследим историю восхождения души человеческой, как она представлялась творческому гению самого Толкиена. Важно при этом заметить, что земная участь человека (или повседневная жизнь каждого из нас) еще не есть сам путь, но лишь подготовка к нему. Подготовка длиною в земную жизнь. К сожалению, отмечал Толкиен, далеко не всякий из живущих с предельной ясностью осознает, что наша жизнь представляет собой исключительно подготовку, духовное собирание в дорогу. Многие, очень многие рассматривают земной удел свой как единственную цель жизни. И последнее становится роковым фактором в дальнейшей судьбе человека. Поистине, замечал Толкиен, у человека слишком мало времени, чтобы накапливать земные богатства. Вместо этого следовало бы приобретать богатства духовные, ибо только их и можно будет взять в дорогу, когда придет время уходить.

Но что представляют собой духовные богатства? Что именно нуждается в пестовании и совершенствовании в течение всей жизни человеческой? На примере истории Ниггля это нетрудно заметить. Всю свою жизнь наш герой мечтал об одном: чтобы когда-нибудь из его рук мир принял нечто поистине прекрасное, родившееся в его душе. Он трудился день ото дня, пренебрегая сном, отдыхом, развлечениями. Он творил красоту. Ниггль – настоящий художник по своему характеру, по духу трудолюбия и волевой стойкости. Он знает, что с каждым годом, месяцем, часом время утекает у него меж пальцев, словно песок, а работы еще очень и очень много, картина растет, и чем большие духовные силы прилагает он для ее завершения, тем с большей очевидностью сознает невозможность исполнения своей мечты.

«Особенно не давала художнику покоя одна из картин. Началась она с листа, трепещущего на ветру, – но за листом явилось дерево и начало расти, раскидывая бесчисленные ветви и цепляясь за землю все новыми и новыми корнями самой фантастической формы. Прилетали и опускались на сучья странные птицы – ими тоже следовало заняться. А потом вокруг Дерева и позади него, в просветах между листьями и ветвями, начал разворачиваться целый пейзаж. Окрестности поросли лесом, а вдали виднелись горы, тронутые снегом. Ниггль и думать забыл про остальные картины; а некоторые из них он просто взял и приставил с боков к большой картине с Деревом и горами».

Нетрудно догадаться, что по характеру и эстетическому идеалу Ниггль максимально близок самому Толкиену, посвятившему жизнь все той же картине, полотну, разросшемуся до размеров целого мира. Важно понять, что история Ниггля – не просто аллегорическое воплощение истории человечества, но в не меньшей степени – эстетическая декларация автора, объясняющего нам самого себя, рассказывающего о том, в чем смысл и общечеловеческая задача поэта, художника, писателя, какую миссию выполняет творец, неся прекрасное людям.

Спасение души, или духовная работа над собой, состоит, по мнению автора, в том, чтобы всякую секунду жизни отдавать себя другим как в творчестве, так и в обыденной жизни. Способен ли на это человек? Хотелось бы верить. Однако Ниггль, несмотря на свою врожденную доброту, подобно многим из нас, зачастую пренебрегал вниманием к окружающим, будучи полностью поглощен искусством. Здесь важно не упустить один момент, который особо подчеркивает Толкиен: человеку свойственно ставить свои интересы, какими бы прекрасными и добродетельными они не были, выше интересов окружающих. От этого не застраховано даже чистое сердце Ниггля:

«Слушает гостя, а сам все думает о своем большом холсте. «Вот бы мне быть потверже!» – иногда говорил он себе (а имел в виду: «Вот бы чужие беды меня не трогали!»).

Ниггль попытался ожесточить свое сердце, но ничего из этого не вышло. Слишком много было дел, от которых он не решался отказаться, считал он их своим долгом или нет».

И все-таки главного героя рассказа чрезвычайно трудно назвать эгоистом. Уместнее здесь было бы использовать существительное «замкнутость». Тем более, что последний поступок Ниггля, приведший к его тяжелой болезни, окончательно рассеивает сомнения в неподдельном добросердечии и жертвенности души героя.

«Пальцы Ниггля дрожали на руле, так ему хотелось взяться за кисть. Сейчас, когда сарай остался позади, он совершенно ясно понял, как надо написать блестящие листья, которые обрамляли далекую гору. Но у него упало сердце, когда он со страхом подумал, что, может быть, уже не успеет перенести эту идею на холст».

Речь идет о просьбе Пэриша, обратившегося к Нигглю с просьбой отправиться в город в поисках доктора и строителей. Именно по этой причине Ниггль не успевает закончить картину и впервые встречается с Возницей, таинственным перевозчиком, уводящим человека в последнее странствие.

«– Возница? Возница? – забормотал он. – Чей возница?

– Ваш и вашего экипажа, – ответил незнакомец. – Экипаж заказан давно. Сегодня он, наконец, пришел – и ожидает вас. Сами понимаете, пора вам отправляться в путешествие».

Путешествие начинается с вокзала. Ниггль садится в поезд и огромный состав несется прямиком в сумрачный туннель. Духовное состояние Ниггля - растерянное и унылое. Он лишился всего, ради чего жил. Что впереди и что позади? К сожалению, о смысле жизни и значении последнего путешествия наш герой не задумывался ни разу. Картина заслонила от него горизонт событий, отдельные детали мешали всерьез увидеть истинную причину как творчества, так и жизни. Неслучайно Толкиен подчеркивал такую занимательную черту творчества Ниггля:

«Он принадлежал к тем художникам, которые листья пишут лучше, чем деревья. Сам Ниггль, бывало, подолгу работал над одним листом, стараясь запечатлеть и форму, и блеск, и сверкающие капли росы по краям. И все же ему хотелось изобразить целое дерево, чтобы все листья его были и похожими, и разными».

Вот отчего Ниггль за всю свою жизнь так и не смог подготовиться к исходу. Последний факт вызывает недоумение и удивление Носильщика, когда художника высаживают на одной из станций:

«– А, вот и вы! – сказал Носильщик. – Пройдите сюда! Что?! Вы без багажа? Придется вас направить в Работный дом.

Ниггль снова почувствовал себя плохо и тут же, на платформе, упал в обморок. Его положили в карету «скорой помощи» и отвезли в больницу Работного дома».

Больница Работного дома – так именовалось это странное учреждение, куда помещают несчастного и безутешного Ниггля. Каково же назначение этой больницы? В чем состоит лечение? Да и какова болезнь? Работный дом – остановка на пути души. Остановка вынужденная, но необходимая. На протяжении долгих лет Ниггль занимается бессмысленным трудом, но труд этот, как оказалось впоследствии, преследовал единственную цель – освобождение души от пленения земными страстями. Год за годом Ниггль скорбит и все острее понимает собственную вину перед Пэришом и его женой.

«Как жаль, что я не зашел к Пэришу в первый же день, когда подул сильный ветер! Я ведь собирался. Тогда черепицу было еще легко уложить на место. Миссис Пэриш не простудилась бы, и я бы тоже не простудился. Тогда у меня была бы еще неделя».

Но со временем он забыл, зачем ему эта неделя. После этого, если он о чем и беспокоился, так это о работе в больнице. Теперь он обдумывал ее заранее. Он начал высчитывать, сколько нужно времени, чтобы отремонтировать скрипящую половицу, навесить дверь, починить ножку стола. Вероятно, он и вправду стал нужным работником, хотя никто ему об этом не говорил».

Как видим, земное постепенно совлекается с оболочки души, на смену тоске и раскаянию приходит внутренний мир, сосредоточенность и духовная отрешенность от суетных проблем повседневности. Отныне наш герой способен без устали выполнять любую работу.

«Личного времени» у него не было, кроме как в палате, где он спал; и все же он становился хозяином своего времени: он начал ясно понимать, на что можно его употребить. Теперь Ниггль не ощущал спешки. Он стал внутренне более спокойным и в часы отдыха действительно мог отдохнуть».

И в тот момент, когда духовное трезвение (исцеление) Ниггля достигает некоего порога, когда само желание покинуть это место перестает мучить его душу, он неожиданно становится «невольным» свидетелем (слушателем) одного странного разговора. Беседовали двое, причем оба голоса раздавались совсем рядом, но Ниггль решительно ничего не мог разглядеть в темноте. Ему показалось, что разговор вели лечащие врачи, и все это напоминало медицинский консилиум (или судебное заседание?). Первый голос был подчеркнуто суров и критически настроен в отношении личности Ниггля, настаивая на продолжении лечения. Второй же казался более мягким и обращал большее внимание на достоинства и положительные характеристики героя.

Ниггль впервые узнает, в чем он провинился и что безвозвратно упустил в своей жизни:

«…он почти совсем не думал. Погляди, сколько времени он потерял даром! Так и не подготовился к путешествию…»

И все-таки второй голос находит много больше положительного в душе героя, и это решает участь последнего:

«Он по своей природе был художником. Конечно, не из великих, и все же Лист Ниггля по-своему привлекателен. Он очень упорно работал над листьями, но никогда не думал, что от этого станет большой фигурой…

… он откликнулся на многие Просьбы…

И вот еще что: никогда он не надеялся на Воздаяние, как это называют многие люди, вроде него. У нас здесь есть дело Пэриша, оно прибыло позже. Пэриш был соседом Ниггля, ни разу пальцем для него не пошевелил и даже благодарил редко. Но в Записях нет ни слова о том, чтобы Ниггль ожидал от Пэриша благодарности. Судя по всему, он вообще об этом не думал.

– И все же остается еще последнее донесение, – сказал Второй Голос, – о поездке на велосипеде под дождем. Этот случай я особо подчеркиваю. По-моему, ясно, что это было истинное самопожертвование: Ниггль знал, что для тревоги у Пэриша нет оснований, а сам он теряет последний шанс закончить картину…»

В результате, как окажется впоследствии, второй голос, глас Милосердия, оказывается весомее, нежели глас Судии. Кем были Говорящие, догадаться нетрудно. Достаточно понять, что голос любви, с точки зрения Толкиена, всякий раз берет на себя решающую роль, даже если человек этого в действительности не всегда заслуживает. Ниггль всем сердцем пережил это, когда услышал, что его переводят на «мягкое лечение».

Толкиен неслучайно рассматривает историю восхождения души к своему духовному источнику через мотив болезни и излечения, вернее – исцеления как восполнения утраченного, обретения себя целостного. Перемещение от одной ступени лечения к другой есть, по сути, освобождение души от власти греха и его последствий. Сначала человек должен очиститься от последствий пороков (суровое исцеление в Работном доме) и лишь затем получает право осуществить все то лучшее и прекрасное, что не успел при жизни (мягкое лечение, картина Ниггля).

Не забудем и о том, что, спасаясь сам, Ниггль от чистого сердца обращается к своему Спасителю с просьбой о милосердии к Пэришу, которого, как ему показалось, ждут не менее трудные испытания в пути:

«– Вы не могли бы сообщить мне что-нибудь о Пэрише? – спросил Ниггль. – Мне бы очень хотелось снова его увидеть. Я надеюсь, он не очень болен? Вы можете вылечить его от хромоты? У него иногда ужасно болела нога. И, пожалуйста, не беспокойтесь насчет его отношения ко мне. Он был отличным соседом и очень дешево продавал мне прекрасную картошку. Я сэкономил массу времени».

Этими словами Ниггль спасает Пэриша, чем в очередной раз подтверждает глубоко христианскую мысль о том, что молитва за другого человека никогда не останется не услышанной. Более того, именно такая молитва способна в самой казалось бы безнадежной ситуации освободить человека из плена внутренней духовной слепоты.

На следующий день мир вокруг Ниггля преобразился. Впервые из тьмы он вышел на свет. Чистый солнечный свет разливался по всей комнате сквозь распахнутые ставни. Отныне мотив света будет сопровождать героя вплоть до финала притчи.

Следующий пункт назначения в путешествии Ниггля – картина, написанная им самим. Перед художником – самая настоящая картина, не та, которая была изображена на холсте, но та самая картина, которую он рисовал в своем воображении долгие годы, со всеми деталями и мельчайшими подробностями.

«Перед ним стояло Дерево – его Дерево, но законченное. Если можно так сказать о Дереве живом, с распускающимися листьями, о Дереве, ветви которого росли и гнулись под ветром. Этот ветер Ниггль так часто чувствовал или представлял себе, и так часто не мог запечатлеть на холсте! Не отрывая взгляда от Дерева, он медленно раскинул руки, как будто для объятия».

Но задача Ниггля совсем непроста. Картина, в которой он оказался, была предложена ему вовсе не для того, чтобы он остался в ней навсегда. Исцеление души предполагает ее полное исполнение, а значит картина должна сыграть в его жизни какую-то свою, таинственную и особую роль на пути к духовному освобождению и счастью. Как мы помним, картина была не закончена, и теперь было самое время завершить начатое, когда страсти и тоскливые мысли окончательно растаяли в душе главного героя и ничто уже не могло отвлечь его от чистого творчества.

Завершить картину – значит превратить ее в совершенство, в целостный и законченный мир, в абсолютную красоту. Способен ли на это Ниггль? Теперь, без сомнения, способен, но не в одиночестве. Здесь мы приближаемся к заветной мысли Толкиена, связанной с тайной творчества, с назначением человеческого искусства, эстетической деятельности. По мысли писателя, явственно прослеживающейся в его рассказе, художник не должен творить для себя, ради себя и своего удовольствия. Истинное призвание художника – дарение красоты миру, бескорыстный подарок другим людям, нуждающимся в прекрасном.

Всякое истинное произведение искусства (а значит истинная красота, совершенство формы и содержания, данное в целостном образе-лике) служит спасению души человека, указывает и самому художнику, и зрителю, и читателю единственно верный путь к осуществлению своего призвания. Нет, не каждый в мире людей способен быть талантливым творцом красоты. Тем большая ответственность лежит на плечах художника, осмелившегося посвятить свою жизнь созиданию совершенства. Таким образом, мы приходим к выводу, что само представление Толкиена о смысле художественного творчества исполнено глубоким христианским человеколюбием и осознаванием особой миссии художника в мире, сближающего его с пророческим призванием. Вот почему Ниггль не может удовлетвориться одиноким пребыванием в собственной картине. Она не нужна ему, если он один.

И он вновь вспоминает о Пэрише, призывая его к себе:

«Нельзя, чтобы здесь кроме меня никого не было: ведь это же не частный парк. Мне нужна помощь и добрый совет, – давно пора было об этом подумать.

Соседи ни слова не сказали друг другу, только кивнули, как раньше, когда сталкивались на улице. Но на этот раз они пошли дальше вместе, рука об руку. Без слов Ниггль и Пэриш согласились, где поставить маленький домик и разбить сад, без которых было не обойтись.

Трудились они вместе, и скоро стало ясно, что теперь Ниггль лучше Пэриша умеет распоряжаться своим временем. Работа у него спорилась. Как ни странно, именно Ниггль больше увлекся домом и садом, а Пэриш часто бродил по округе, разглядывая деревья, особенно Большое Дерево».

Мы наблюдаем, как значительно изменился Пэриш. Прежде его внимание никогда не останавливалось на картинах соседа, и только теперь, здесь, под этим волшебным солнцем, чудо, порожденное фантазией художника, предстало перед ним во всей своей невероятной красоте. И значит, даже Пэриш не был лишен эстетического чувства, значит, и он нуждался в утраченном совершенстве. И неслучайна, не напрасна была работа всей жизни Ниггля. Весь вопрос лишь в том, чтобы научиться видеть эту красоту, которую так трудно рассмотреть порою на полотне художника. С каждым днем Пэриш все больше и больше погружается в картину Ниггля, все внимательнее и серьезнее относится к ее содержанию, всматривается в линию гор на горизонте.

Наконец, их совместная работа, труд зрителя и художника, подходит к концу, картина приобретает окончательные черты, хотя это вовсе не значит, что жизнь ее замерла навсегда. Каждый новый зритель, каждая новая душа сможет что-то добавить от себя, что-то приложить к уже ставшему и завершенному.

История Ниггля близка к завершению, ведь его картина – это он сам. Завершив картину, он завершает самое себя, свой собственный рост, свое духовное взросление, воплощенное в небесном идеале, который уже совсем рядом, неподалеку. Пэриш провожает Ниггля к тому месту, которое именуется автором «Предел». Это место расположено у самого края волшебной страны Ниггля, там, где в небо уходят белоснежные вершины гор. Именно символика заснеженных гор, тающих в бездонной синеве лучистого неба, становится верховным символом рассказа, его духовным пределом:

«Ведь на заднем плане высились Горы. Они отчетливо, хоть и очень медленно, приближались. Казалось, они не из этой картины. Горы были как звено, связующее ее с чем-то иным, что лишь проглядывало сквозь деревья, – со следующей ступенью, с новой картиной».

У подножия друзей встречает человек, «похожий на пастуха», который готов предложить свою помощь в качестве проводника. И этот пастух, а вернее сказать, Пастырь, встречающий человека в преддверии небесного Града, не может не вызывать у читателя знакомых евангельских ассоциаций. Перед нами Тот Пастырь, Который все это время вел героев от ступени к ступени, не давая оступиться, остаться в стороне или остановиться на полпути.

И только теперь, после разъяснений Пастыря, Пэриш понимает, что все это время он находился в той самой картине, которой залатал свою протекающую крышу.

«– Но тогда все это было совсем не похоже, не настоящее, – пробормотал Пэриш.

– Да, это был только отблеск, – сказал пастух, – но, может быть, ты уловил бы его, если бы считал нужным попытаться».

Толкиен уверен, что истинное искусство не имеет ничего общего с выдумкой. Напротив, искусство стремится выразить полноту реальность как таковой. Той реальности, которая и составляет жизненный нерв мироздания. То, что изображается на холсте, в книге, танце или музыке – лишь отдаленный отблеск той истины, которая сокрыта в чувственных формах искусства. Тем не менее, у человека достаточно духовных сил и воли, чтобы отыскать следы вечности в произведениях земного искусства. Поистине «даже маленький Ниггль в своем старом сарае сумел уловить очертания Гор – так они и попали на задний план его картины. Но лишь те, кто поднялся в Горы, могут сказать, какие они на самом деле и что лежит за ними».

После возвышенного пафоса финала притчи автор вновь возвращает нас на землю, в царство повседневности и суеты, предлагая ознакомиться читателю со своего рода эпилогом рассказа. Здесь, внизу, все как всегда. Бывшие приятели Ниггля ловко завладели опустевшим домом бедного художника и в ходе беседы без зазрения совести осыпают последнего градом насмешек:

«– По-моему, глупый человечишка, – заявил советник Томкинс. – Никакого толку от него не было. Человек, бесполезный для Общества». Я его как-то раз спросил, зачем ему это. А он отвечает, что они, по его мнению, красивые. Можете себе представить? «Что красивое, – говорю, – органы питания и размножения у растений?» Он, конечно, ничего не ответил. Неумеха!»

На земле, в мире дольнем, где правят деньги, а вовсе не вечная красота, от картины Ниггля остался один-единственный обрывок холста с изображением листа, который и был сохранен в городской галерее.

На земле, повторимся, остался лишь ничтожный фрагмент, чего нельзя сказать о мире горнем. На земле, подчеркивает Толкиен, произведение искусства можно забыть, оно может быть уничтожено и даже вовсе не создано, и, тем не менее, в вечности оно сохранится навеки, ибо вечное вечно, и то, что отражает вечность, вечно в не меньшей степени. Последние абзацы рассказа повествуют об этом. Оказалось, что мир Ниггля-Пэриша (букв. «Церковный приход Ниггля») после восхождения в Горы обоих друзей не опустел. Его стали использовать как место, способствующее духовному восстановлению все новых и новых путников, место, восстанавливающее силы, место, в кратчайшие сроки избавляющее от ложных земных привязанностей:

«– Каждый день – все новые подтверждения, что это отличное место для отдыха и восстановления сил, – сказал Второй Голос. – Там все способствует окончательному выздоровлению. Но это еще не все. Многих оно подводит вплотную к Горам. В некоторых случаях оно творит чудеса. Я посылаю туда все больше народа. Редко кому приходится возвращаться».

Вопросы:

1. Мотив дороги и его значение в произведениях Толкиена. Дорога как жизнь, как путешествие души, как поиск истинной человеческой природы. Истории как путешествие всего человечества в поисках Творца. Отдельная жизнь как путешествие человеческой души к поисках духовной родины.

2. Характер Ниггля, смысл его жизни до и после начала путешествия, взаимоотношения с соседом.

3. Символическое значение путешествия Ниггля. Смысл финала притчи.

4. Два голоса как проявление Божественной воли. Первый суд как суд не окончательный, дающий возможность духовного исправления и восстановления образа Божия в человеке.

5. Эстетическая декларация автора рассказа. Художник, его место и роль в человеческом обществе. Значение произведения искусства в духовной жизни человека. Искусство как способ спасения души, отблеск божественной истины, добра и красоты в дольнем мире.

6. Символика гор – стержневой образ-символ рассказа. Мир горний и мир дольний как основа пространственной организации произведения.

Примерное тематическое планирование по курсу «Живое слово» для 7 класса (29 часов)

[1] Флоренский, П. А. У водоразделов мысли / П. А. Флоренский. – М.: Правда, 1990. – С. 263, 269.

[2] Гумбольдт, В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества / В. фон Гумбольдт // Гумбольдт В. фон. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию; пер. с нем. под ред. Г. В. Рамишвили. - М.: Прогресс, 1984. – С. 75.

[3] Каверин В. Диккенс / В. Каверин // Пирсон Х. Диккенс; пер. с англ. М. Канн. – М.: Молодая гвардия, 1963.

[4] Лосев, А. Ф. Диалектика мифа / А. Ф. Лосев // Лосев А. Ф. Самое само: Сочинения. – М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. – С. 358.

[5] Преподобный Иоанн, игумен Синайской горы. Лествица / Преп. Иоанн. – М.: Моск. подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2002. – С. 281.

[6] Разумно поговорить об этимологии слова «благовест» и связать символическое присутствие звона в жизни нового Скруджа. Благовест – от «благая весть», добрая новость. В чем состоит эта весть? Очевидно, в том, что смерть и грех побеждены, а душа воскресла из мертвых. Евангелие в переводе с древнегреческого означает «благая весть», и потому колокольный звон непосредственно связан с библейским посланием. Кроме того, факт обновления и новости – основной духовный пафос Нового Завета. Новизна и новость благой вести заключается в факте полного обновления мироздания. Новизна есть одухотворение мира, откуда и «преображение» (как «изменение образа», внешнего и внутреннего вида). В качестве иллюстрации процесса покаянной перемены душевного состояния можно привести стихотворение А. К. Толстого «Благовест».

[7] Амонашвили Ш. А. В чаше ребенка сияет зародыш зерна культуры [Электронный ресурс].

[8] Ср.: «- У меня ко всем один счет, - Железная Кнопка вскочила, глаза ее загорелись неподдельным пламенем негодования. - Живешь не по правде - расплата! Никто не должен оставаться безнаказанным. И никто не уйдет от ответа. Ни-ког-да! - И тихо, почти шепотом закончила: - К кому бы это ни относилось, даже к родным».

[9] Ср. колебания Лены перед признанием: "Это... - я решилась сама назвать его имя, раз он не мог, - сделал..." И замолчала, хотя понимала, что для отступления уже все дороги отрезаны. Но у меня дыхание перехватило, никак я не могла назвать Димкино имя.

[10] Ср. очевидную аналогию: «Ленка стояла как пригвожденная у белой стены парикмахерской, а Валька преспокойно ее расстреливал... в нос, в щеку, в губы!..»

[11] "Нет, нет, нет! Права Маргарита: я жалкий, последний трус! Ты говоришь, я сознался Маргарите?.. А знаешь, почему? Потому что я хотел себе доказать, что ничего не боюсь. А я боюсь, боюсь... Подраться с кем-нибудь мне не страшно, а вот сказать всем правду я не могу. Подумал: скажу Маргарите, а в кино все выложу ребятам и докажу себе, что я не трус. А когда увидел их, чего-то вдруг испугался. Ну, успокоил себя, утром скажу, в школе. Сразу перед всеми ребятами и перед Маргаритой. И не буду ловчить и выкручиваться. А утром - приказ директора. И я опять струсил. Потом после приказа директора дождался, когда Маргарита ушла, и снова собрался... Нет, не смог. И потом, когда тебе бойкот объявили, тоже перетрухнул. А вечером с этой медвежьей мордой... Пришел к ребятам, чтобы им все рассказать и... Нет, я подлец!"

[12] Брянчанинов, И. Беседа старца с учеником о молитве Иисусовой / Святитель Игнатий Брянчанинов. – М.:УНИК, 1999. – С. 41.

[13] Там же. С. 43.

[14] Там же. С. 50.

[15] Преподобный Григорий Синаит. Творения /Преп. Григорий Синаит. – М.: Новоспасский монастырь, 1999. - С. 73-74.

[16] Там же.

[17] Преподобный Иоанн, игумен Синайской горы. Лествица / Преп. Иоанн. – М.: Моск. подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2002. – С. 160-161.

[18] Преподобный Симеон Новый Богослов. Главы богословские, умозрительные и практические / Преп. Симеон Новый Богослов // Преп. Симеон Новый Богослов, преп. Никита Стифат. Аскетические произведения. – Клин: Фонд «Христианская жизнь», 2001. – С. 28.

[19] Хотелось бы обратить внимание на довольно популярную в современной молодежной среде «готическую культуру», которая рассматривается ее представителями далеко не в прямом смысле этого слова. Последователи подобных мировоззренческих систем опираются на категорию уныния, поэтизируя последнее. Уныние приобретает эстетические черты, отражающиеся в проповеди усталости от мира, безразличию к ценностям человеческой культуры, романтизацией смерти как единственной реальности в царстве иллюзий и химер, воспеванием утонченного самоуничтожения. Такие течения в молодежной среде становятся все более актуальными и активно эксплуатируются СМИ.

[20] Преподобный Иоанн, игумен Синайской горы. Лествица / Преп. Иоанн. – М.: Моск. подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2002. – С. 39.

[21] Там же. С. 39.

[22] См., напр.: «Итак, верь только тем сновидениям, которые возвещают тебе муку и суд, а если приводят тебя в отчаяние, то и они от бесов» (Лествица, с. 40. Указ. изд.).

содержание   ..  459  460  461   ..