О науке. Том I (В.И. Вернадский) - часть 13

Гёте не оставил художественного описания биосферы своего времени и не являлся классиком естествознания в таком аспекте. Но его художественные произведения полны отражений его научных исканий, его научной мысли. В подавляющем большинстве случаев их надо искать в них, они не являются темой его произведений. Однако есть немногие его произведения, где он в поэтической форме изложил результаты своей научной работы.

Поэтическая форма изложения научных достижений является самой древней формой научных трактатов. Научные и научно- философские обобщения проникают художественные гимны Вед- Ригведу; в частности, их мы находим в еще более древних гимнах в области Халдейской и Египетской культуры. Однако и посейчас, и в эпоху Гёте эта область художественных произведений, так мало, мне кажется, привлекавших внимание литературоведов, продолжает свое существование. В ней и сейчас есть крупные поэты [например, Нойес (Noyes)].

В эпоху Гёте его старшие современники - де Сен- Пьер (1737- 1814), Ж. Делиль (1738-1813), Э. Дарвин (1731-1802) и многие другие продолжали эту традицию. Поэма - латинская -"Стая" ( Стойковича, 1714-1800), давшая картину мироздания на фоне новой тогда "философии природы" И. Ньютона, представляет интерес и сейчас, благодаря латинскому же комментарию друга Стойковича - Р. Бошковича (1711-1787). Все этого рода произведения выходят за пределы точного знания в область философии. Это и понятно, иначе в них не было бы места для свободы вдохновения.

Но помимо этого есть и другая причина, которая затрудняла для

Гёте такое поэтическое творчество. Оно требует выработанного и богатого научного языка, - им мог бы быть в ХVIII в. французский, латинский, английский, но не мог быть немецкий.

Немецкий научный язык сложился во второй половине ХIХ столетия; после того, мне кажется, его рост чувствуется еще в ХХ в., после войны. Язык научных сочинений Гёте был уже архаичен и труден для немецких ученых второй половины ХIХ в.

Гёте проник своей научной мыслью и научным творчеством в свои художественные произведения: "Фауст", "Странствования Вильгельма Мейстера", "Wahrheit und Dichtung"; многие его стихотворения глубоко проникнуты мыслью натуралиста и на каждом шагу отражают его, как такового, и поэтому естественноисторические сочинения Гёте должны входить в полном виде в собрание его сочинений. Нельзя понять Гёте, не зная его исканий как натуралиста, его научного понимания природы.

В этом отношении он - в истории естествознания - может быть сравнен с Леонардо да Винчи, художественное творчество которого неразрывно связано с конкретной работой великого естествоиспытателя. Но Леонардо как натуралист представлял резко иной тип, чем Гёте; он много превосходил его в своих научных достижениях.

Но по интенсивности научной мысли, по глубине научного интереса, по связи их научного исследования природы с их художественным творчеством они могут быть сравниваемы. Леонардо был инженер. Гёте, хотя и ставил себе, как конечный идеал, действие - die Tat - и как основную цель своего главного героя Фауста - инженерное творчество, отказался от главного орудия tat'a (действия) - числа и математического мышления. Мы увидим ниже, что в своей естественноисторической работе (в которой Леонардо был провозвестником современной культуры, развернувшейся в столетия после него), Гёте в это время, в конце ХVIII - начале ХIХ в. оказался вне понимания современников и потомков, благодаря прежде всего

неприятию математической картины мира[16].

И все же при всем этом в его научной работе имеется здоровое зерно. Оно выявилось в нашем веке. Мы в другом смысле, чем Гёте, тоже отошли в ХХ в. от ньютоновского мировоззрения, от его пространства и времени прежде всего, - перешли к толкованию природы как целого и к неделимому пространству-времени. Гёте бессознательно их так охватывал.

История естествознания в нашей стране не написана и еще не осознана. Мне много раз приходилось в нее вдумываться и ею урывками заниматься, и я ясно вижу, что она изменит все понимание нашего русского прошлого, как это на наших глазах произошло уже

для истории нашей литературы и нашего искусства: музыки, живописи. Мне кажется даже, что здесь рознь между реальным прошлым и современным осознанием окажется еще более резкой.

Научные работы Гёте не прошли в ней бесследно. Они оказали свое влияние в живом научном искании еще при жизни Гёте, главным образом, в Москве[17].

Гёте, благодаря мировому его признанию как поэта при жизни и благодаря большому значению немецкой культуры в России его времени, имел много знакомых - частью близких друзей - среди ученых, связанных с Московским университетом (1806-1833). Такими были анатом Х.И. Лодер (1753-1832), долгое время профессор в Йене, учивший Гёте анатомии, находившийся с ним в переписке, ценивший научную работу Гёте и игравший большую роль в московском мыслящем обществе в начале ХIХ в. Еще большую роль играл в

Московском университете и обществе профессор Фишер (впоследствии Фишер фон Вальдгейм, 1771-1853). Фишер фон Вальдгейм, хотя и являлся последователем Кювье, ценил работы Гёте и считался с ним.

Зоологические идеи Гёте через них были введены в преподавание Московского университета и прочно держались до вхождения эволюционных идей в начале 1860-х годов. Эти идеи Гёте проникли и за пределы университетской аудитории с их ограниченным в николаевское время числом студентов. Так, их излагал на своих публичных лекциях (1845) один из замечательных русских ученых-

профессоров Карл Рулье (1814-1858), биолог и геолог, ученый с глубоким самостоятельным и широким пониманием природы[18]. А.И. Герцен находился под их влиянием в своих натурфилософских, по существу чуждых Гёте представлениях о природе.

Гёте как ученый был выбран членом Московского общества испытателей природы при его основании (1805), Петербургского минералогического общества (1818) и позже, уже в старости, членом Петербургской Академии наук по физико-математическому отделению во время столетнего ее юбилея[19].

В Московском университете его идеи были живы. В печатных лекциях Я.А. Борзенкова[20] мы имеем в русской научной литературе положительную оценку его морфологических идей задолго до обращения на них внимания у немцев Гегенбауром и морфологами ХХ столетия.

Но широкие круги русской общественности могли ознакомиться с его научным значением только в ХХ в. (1920), когда молодой, погибший во время гражданской войны в 1919 г. гётеанец В.О.Лихтенштадт[21] дал очень недурный перевод главных мест его естественно-исторической работы и пытался самостоятельно и

своеобразно выявить вечное значение Гёте-естествоиспытателя.

Еще гораздо большее значение, чем в истории науки, имел Гёте в истории философской мысли в нашей стране. Мне кажется, это являлось отчасти следствием архаичности немецкого языка его научных сочинений и широкого интереса к философскому движению в Германии, которое сыграло такую большую роль в истории мысли нашей страны. Для кружка В.Ф. Одоевского и Д.В. Веневитинова - любомудров - в 1820-х годах в первом серьезном философском движении в нашей стране (4) Гёте явился натурфилософом. В связи с этим получил значение и Гёте-художник, и Гёте-натуралист. Таким он является в то время и в Германии, например для Каруса. Так понял его и Герцен. Любопытно, что в конце ХIХ - начале ХХ вв. ту же роль сыграл Гёте в религиозно-мистическом философском течении, связанном с нашими теософами. Гёте-натуралист превратился в Гёте- мистика и философа. Это понимание широко передалось популярной

литературе, где встречается еще до сих пор[22].

Не менее сложна была судьба научных работ Гёте в государствах немецкой культуры. Мне кажется, в его время и в близкое к нему ни в одном из немецких университетов не было того к нему серьезного отношения, которое имело место в Московском университете. В общем, Гёте-ученый оставался долго и после смерти вне внимания немецкой ученой среды. Признание пришло много

позже. И тогда создалась о нем большая немецкая и иностранная литература и как об ученом. Она создалась в совершенно другой обстановке, чем та, в которой жил Гёте, в условиях коренного изменения немецкой научной жизни по сравнению с тем, чем она была в год его смерти.

В 1840-х годах младшие современники Гёте - в числе их были большие ученые, как биолог И. Мюллер (1801-1858), глубоко понимавший, знавший и ценивший натуралиста Гёте, - быстро выдвинули немецкое творчество в области естествознания в первые ряды мировой науки.

Уже в 1860-х годах создалась традиция высокой научной работы немецких высших школ в естествознании. В действительности она медленно подготовлялась в эпоху Гёте, но для его оценки должна была преодолеть увлечение натурфилософией в первые десятилетия ХIХ столетия.

В истории этого подъема работа Гёте в руководимом им Йенском университете, позже сдавленном меттерниховской реакцией, оставила крупный след. До 1817 г. этот университет был одним из самых живых центров научной работы в Германии, в нем сосредоточился было блестящий круг немецкой культуры, смотревший вперед, а не назад[23].

В области естествознания немецкие университеты заняли видное место в середине ХIХ в., когда немецкие натуралисты отошли от тормозящего влияния натурфилософских исканий и создали в своей среде превосходную обстановку опытных и наблюдательных научных институтов.

В этой обстановке целый ряд крупных немецких ученых: Э. Геккель, Р. Вирхов, Э. Дюбуа-Реймон, Г. Гельмгольц, Р. Кох, К. Гегенбаур, Г. Линк, И. Вальтер и многие другие создали иное представление о Гёте-натуралисте, чем то, которое существовало в первой половине ХIХ в. Переоценка началась с 1850-х годов и длится до сих пор.

Мне кажется, книга английского натуралиста и философа Д.Г. Льюиса (1855), давшая научную биографию Гёте и сохранившая свое значение до сих пор, сыграла здесь большую роль[24]. Льюис был первым, мне кажется, который обратил серьезное внимание на Гёте как натуралиста.

За 1920-1930 гг. к столетнему юбилею Гёте появился ряд работ, не только ставящих его в историческую перспективу, но и видящих в некоторых его научных, а не философских, обобщениях живое содержание для будущего науки, правда, выраженное на трудно

понятном в ХХ в. научном немецком языке.

В результате этого ярко выявился основной результат критической оценки естественноисторических работ Гёте. Именно то, что в общем наблюдения и опыты Гёте научно точны, хотя и выражены в необычной для ХХ в. форме. Его опыты могут быть повторены и подтверждаются, хотя толкование их часто противоречит научной истине. Гёте работал в естествознании как натуралист, а не как

дилетант или как философ[25].

Отношение Гёте к философии и к религии, как мыслящего и сознательно переживавшего жизнь мудреца, не могло быть одинаковым по своим последствиям, так как философия основана на разуме, а религия на вере, т.е. на интуиции и на эмоциональных переживаниях.

Большой труд посвящен был выявлению философских и религиозных взглядов Гёте. Об этом создалась огромная литература. В конце концов стало ясным, что Гёте не был философом, хотя, конечно, живя в эпоху величайшего подъема немецкой философии, в эпоху создания немецкой идеалистической философии, он лично встречался в живом дружеском общении с ее творцами - Гегелем, Шеллингом[26], Фихте, Якоби и другими и c кантианцами, каким был Шиллер, влиявший одно время на Гёте, или Рейнгольд, занимавший кафедру

философии в Йене.

Гёте, правда, на научной почве, близко лично общался с молодым Шопенгауером, который был и до конца остался сторонником его учения о цветности и вложил его с известными оговорками в свою философскую концепцию.

Как видно из этого, Гёте неизбежно был в курсе, и даже из первых рук, того огромного философского движения, которое стало замирать и терять действенное значение только через 15-20 лет после его смерти.

Можно сейчас видеть, что глубоко - хотя в гётевской литературе существует и противоположное мнение - оно Гёте не затронуло. Ему ближе были старые философы - Спиноза и Лейбниц, которые более отвечали реалистическому его мировоззрению, как натуралиста и пантеиста.

Гораздо более глубоко было влияние Гёте на немецкую философию. Можно найти эти проявления даже в философии его времени, например у Шеллинга, где синтетический взгляд на природу Гёте явно отразился[27]. Еще больше было влияние Гёте в немецкой философии конца ХIХ и начала ХХ столетия. Я не могу здесь на этом останавливаться.

В его научной работе как натуралиста скорее влияло его религиозное ощущение природы, чувство художника, но не философа. Характерной чертой его личности, которая не могла высказаться вполне открыто в неблагоприятных для этого политико-социальных условиях его жизни до конца, при отсутствии религиозной свободы, было то, что хотя Гёте не был христианином, но он внешне, формально исполнял, если это было необходимо, религиозные обряды государственной церкви. Он был глубоким и искренне верующим, сознательным пантеистом. Личный бог был чужд его

миропредставлению. Всю жизнь он носил личину, поскольку это было необходимо для спокойной жизни.

Для него и его художественное творчество, и его научная работа натуралиста неотделимы от его пантеистических переживаний. При этом характерно, что природа Гёте совпадает почти целиком с биосферой и всегда связана с жизнью. Он совсем не был мистиком, как это ошибочно иногда указывают. Мистицизм совершенно отсутствовал в его чувстве природы, несмотря на то, что, например, в Фаусте и в других художественных произведениях он пользовался его образами, указывающими на его большое знакомство с мистической литературой, холодным умом им изучавшейся.

Глубокая индивидуальность Гёте не могла словами и логикой ясно выражать иным путем свое отношение к природе, а отсутствие в нем мистических настроений и отход его от конкретных религий и от философских систем не открывали для него других путей. В одновременном пантеистическом подходе и к художественному, и к научному творчеству на протяжении всей жизни наиболее ярко выразила свое своеобразие личность Гёте.

Его пантеизм не мог иметь почвы для широкого оглашения. Он высказывал эти настроения только в тесном кругу, в частных беседах, в дневниках и выявлял их, не подчеркивая, в своих сочинениях.

Сознание единства всей природы и, в частности, единства всего живого - человеческой личности в том числе - заставляло Гёте считать глубоко вероятным и правильным то, что для образованного европейца его времени не было чем-нибудь реальным, всерьез допустимым, как, например, метемпсихоз.

В западноевропейской среде 1760-1830 гг. Гёте являлся одинокой фигурой верующего пантеиста[28], а не сухого последователя рационалистического философского пантеизма (хотя бы Спинозы).

Всякая конкретная религия и всякая конкретная философия отходила при этом на второй план. Но одно основное положение прочно благодаря этому проникало его научную работу и его научное понимание. Он ощущал "природу" (биосферу и ее проявления) как пантеист и как ученый, как целое и нераздельное в общем и в отдельных случаях.

Различие между научным и философским миропредставлениями иногда не учитывается. Если это мыслимо допустить, и то далеко не всегда, в области гуманитарных наук, - это недопустимо в наше время в области наук о природе.

В этой области различие между этими двумя представлениями делается с каждым годом все более значительным, благодаря могучему росту наук о природе и созданию в ХХ в. многочисленных новых областей знания, очень мало и не глубоко схваченных философской мыслью, расширяющихся в своем эмпирическом содержании с поразительной быстротой, опирающихся на неисчислимое количество научных фактов, непрерывно увеличивающихся в быстро растущей прогрессии.

Это движение, не столь мощное, было уже ясно и в эпоху Гёте, ибо к середине ХVIII и началу ХIХ в. создавалось в мощном научном порыве основное содержание наук о природе, создавалось научное описательное естествознание. Вырос в сознании натуралиста в эпоху Гёте основной научный аппарат человечества - аппарат научных

фактов и эмпирических из них обобщений - основное содержание науки. Процесс начался в ХVI и особенно в ХVIII столетии, прежде всего в гуманитарных науках и в астрономии; но в эпоху Гёте он достиг первого расцвета, стал основой современного знания. С конца ХVIII столетия он охватил и экспериментальные науки - физику и химию. Древний, тысячелетний почти почин исчисления звездного неба получил при жизни Гёте свое современное выражение. Этот аппарат науки в фактах и в эмпирических из них обобщениях, а не интересующие философа научные теории и гипотезы, являются основным содержанием науки. Без него ее нет.

Минерал, растение, животное, горная порода, почва, биоценоз, географический и геоморфологический ландшафт, геохора, река, озеро, водопад, облака, проявления движения атмосферы, моря, вулканы, минеральные источники, звезды, солнце, туманности и другие конкретные частные явления природы прежде всего сами по себе привлекают натуралиста. Их точное, научно проверяемое описание, их полный учет, превращение их в научно наблюдаемое явление, поражающее главным образом глаз, но сверх того в меньшей степени слух, являются основной работой натуралиста.

Такое исследование может быть, как таковое, самоцелью, может захватить всю жизнь исследователя. "Собирайте, собирайте факты для того, чтобы получить идею", - где-то говорит Бюффон; это выражение цитирует и Гёте.

В идеале так и должна быть описана вся природа. Дело жизни ученого-натуралиста, требующее огромного труда, знания, точности, заключается в таком учете и описании "естественных" природных тел и явлений. Оно дает ему удовлетворение и глубокое переживание научной истины, для некоторых индивидуальностей полное переживание природы, словами непередаваемое, как это было для Гёте.

Для Гёте и в художественном и в научном творчестве в основе лежало не только вдохновение, мысль, но прежде всего гармонически идущее действие - Tat, что ясно выразил Гёте в Фаусте: "Am Anfang war die Tat".

Я буду при оценке Гёте как натуралиста исходить из такого понимания основной его работы. Подобно тому, как для оценки его художественного творчества надо исходить из его созданий - стихотворений, романов, драматических произведений, конкретных продуктов его художественной работы, так и при оценке его естественноисторического творчества надо исходить из конкретных продуктов, научно выявленных им, им изучаемых больших и малых научных фактов и научных обобщений.

Гипотетические и теоретические надстройки, существующие и в художественном творчестве Гёте, будут мной указываться не как главные результаты его труда, а как второстепенные по существу, хотя

и очень важные по временному влиянию, их выражения.

Факты и научные обобщения, установленные Гёте, наиболее ярко и глубоко выявляют его значение в науке. Обычно Гёте-натуралиста оценивают иначе, обращая главное внимание на его научные теоретические представления, гипотезы, ведущие основные понятия его работы. Почти все они были преходящи и отошли в историю. Я буду на них возможно меньше останавливаться.

Надо отметить, что при таком подходе к натуралисту-Гёте ему не раз приписывали представления, ему чуждые. Таковы были попытки видеть в нем одного из предшественников эволюционных представлений, предшественника Дарвина. Теперь, кажется, никто не спорит, что это была историческая ошибка.

Установление факта, что Гёте был чрезвычайно точным, добросовестным наблюдателем и испытателем природы, было неожиданностью для его биографов, так как многие выводы, которые он делал из этих, как оказалось, точно установленных опытов и наблюдений, получили явно неверное объяснение Гёте и были выражены на таком языке, который был близок к умозрительному языку натурфилософов. Но Гёте никогда не получал свои результаты из умозрения, он упорно работал как эмпирик глубокой интуиции.

В эпоху Гёте на смену реалистических философских систем ХVII столетия, исходя из критической философии Канта, как будто философски преодолевшей скептицизм Юма, открылось свободное поле для построения новых философий природы. И на этот путь вступили с большей или меньшей смелостью Гегель, Фриз, Чольбе и многие другие - одинаково неудачно.

Гёте был философом, как всякий мыслящий и вдумывающийся в жизнь человек, он был философски широко образован, но был скорее философским скептиком[29]. Очевидно, он мог быть при этом только - и был - чужд всякой форме умозрительного естествознания.

Лишь через 20-30 лет после смерти Гёте окончательно выяснился печальный результат огромной натурфилософской работы, попытки устанавливать научные факты умозрением и диалектикой, одно время охватившей немецких естествоиспытателей, перешедшей границы немецкой культуры, повлиявшей и на русских (Д.М. Велланский, М.Г. Павлов), французских (Ж.Б. Ламарк), скандинавских (Х. Стеффенс) и других натуралистов. Перенос этой умозрительной методики, философски весьма разнообразной, в конце концов кончился широким понижением немецкого творчества в области естествознания. Прав был Дюбуа Реймон, связывавший упадок немецкого естествознания в начале ХIХ в. с влиянием умозрительной методики в философии.

Между натурфилософией ХIХ столетия и Гёте лежала непререкаемая грань. Он был чужд умозрительному естествознанию. Гёте причисляли к нему по недоразумению, благодаря его религиозному пантеизму. Других религиозных пантеистов его мощности - далеких от христианства - среди его современников-ученых не было. Они были среди ученых Древней Греции - эллинизма; среди раннего Возрождения; они входят сейчас в научную среду в ХХ столетии, в связи с ростом научного творчества в Индии, в Китае и в

Японии[30].

Гёте был, по диапазону своей научной работы, в области естествознания ученым исключительной индивидуальности и широты интересов. Он научно охватывал всю земную природу, все науки, связанные с биосферой. Как всякий натуралист-эмпирик, он стремился познать возможно больше фактов, видеть и ощущать их - их творить. Он собирал коллекции, повторял и придумывал опыты, строил научные приборы, спускался в шахты, наблюдал в телескоп и микроскоп, определял естественные тела природы, всходил на горы, наблюдал погоду, окраски природы, делал поездки, научные экскурсии, - и это непрерывно всю свою долгую жизнь.

Как сознательно относящийся к жизни человек, он во многом шел методически. Для этой цели он не жалел ни денег, ни труда.

Стариком 75 лет в одном из разговоров с Эккерманом (13.11.1829) он говорил: "Каждое удачное слово, которое я говорю, стоит мне кошелька денег, золота. Я затратил полмиллиона талеров личных средств на то, чтобы изучить то, что я теперь знаю, не только все состояние моего отца, но и мое жалованье, и мои значительные литературные доходы более чем за 50 лет ушли на это, кроме того, я видел, как затрачено до полутора миллионов талеров, пожертвованные на великие цели науки владетельными особами[31], причем я был тесно связан с организованными на эти деньги исследованиями и принимал

участие в их исполнении и в их успехах и неудачах"[32].

Он имел возможность оплачивать помощников и сотрудников, имел средства на создание двух больших научных библиотек: герцогской в Веймаре и университетской в Йене.

Он собирал всю жизнь коллекцию. В своем доме он создал целый музей, который держал в порядке, точно определял находящиеся в нем предметы и постоянно пересматривал их один или с любителями.

Время Гёте - время окончательного создания описательного естествознания. Оно было создано старшим его современником К. Линнеем (1707-1778), гениально завершившим работу ХVI-ХVII вв. Линней отчасти впервые поставил конкретную научную задачу исчислить и определить, внести в "систему природы" все природные тела без исключения и он же первый указал возможность ее решения. Он создал первую удачную систему природы - научный аппарат, позволивший организовать массовую работу и быстро, точно охватить для научного сравнения в его время меньше двух десятков тысяч видов живых организмов, а в настоящее время почти миллион.

После смерти и при жизни Линнея в его систему внесены поправки и изменения, но по существу они все с нею генетически связаны, изошли из ее критики. Во время итальянского путешествия (1785-1788) молодой Гёте придавал системам Линнея чрезвычайное значение. Но с течением времени он, по существу, перешел к новым формам классификации, учтя успехи знания. В минералогии он перешел к химическому и кристаллографическому подходу, учтя работы Берцелиуса, с которым он лично встречался, и Гаюи. В ботанике он, один из первых в Германии, приложил идеи и принципы семейств растений А.Л. де Жюсье (1796), основанные на работе его дяди Б. де

Жюсье (1699-1776).

Эти новые основные принципы описательного естествознания Гёте не только проводил в своей личной работе, он способствовал их проникновению в Йенский университет, который принадлежал трем Саксонским герцогствам, в том числе прежде всего Веймарскому, и находился десятки лет под руководством и большим влиянием Гёте.

Йена явилась центром научной работы точного естествознания. В минералогии и в геологии там долгие годы работал И.Т. Ленц (1748- 1832), создавший, при самом деятельном участии Гёте одну из самых больших тогдашних минералогических коллекций. Ленц образовал в Йене и центр научной работы - Минералогическое общество, председателем которого с 1813 г. до смерти был Гёте.

Собственная коллекция минералов Гёте содержала до 18000 экземпляров. Он над ней работал, пользуясь для химических проб помощью йенских и веймарских химиков, в том числе и такого крупного ученого, каким был И.В. Деберейнер (1780-1849), выбившийся из низов, выдвинутый и поддержанный Гёте.

Когда в Веймар, в качестве воспитателя принца, по рекомендации известного политического мыслителя Дюпона де Намюра [Немур] приехал (1822) молодой Соре (F.Soret, 1795-1865), ученый-минералог французской школы, Гёте близко сошелся с ним на почве минералогии. Соре - точный натуралист, оставивший интересные записи о Гёте, одного времени с Эккерманом, недавно в оригинале найденные и напечатанные[33], - рассказывает, что Гёте вошел при его помощи в новую кристаллографию и минералогию, центр работы которых был

тогда во Франции.

В связи со своей коллекцией Гёте находился в переписке и обмене со многими минералогами, в том числе долгое время с австрийским администратором и минералогом, коллекционером Чехии И.С. Грюнером (1780-1864). С ним Гёте делал экскурсии в Рудных горах.

Благодаря своим связям Гёте - обменом и подарками - непрерывно увеличивал свою коллекцию. В частности, он собрал в ней образцы превосходных русских минералов. Они доставлялись ему богатыми русскими минералогами-коллекционерами, которых было в то время относительно много среди русских бар. Знакомцы его: кн. Д.А. Голицын (1734-1803) гр. А.Г. Строганов (1795-1891), гр. А.К. Разумовский (1752-1836), Г.Х. Струве (1772-1851) и др. были прекрасными специалистами минералогии и доставляли ему русские образцы[34]. Некоторые из них (Строганов, Голицын) жертвовали коллекции и минералы и в Йенский университет. Благодаря своему положению в Веймаре, Гёте получил в свою коллекцию русские минералы из Урала и Сибири из правительственных и придворных

сфер[35].