ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПЕРЕДОВЫХ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ИДЕЙ В ВОСПИТАНИИ НАСЛЕДНИКОВ РОССИЙСКОГО ПРЕСТОЛА ПАВЛА 1 И АЛЕКСАНДРА 1

2. ВОСПИТАНИЕ НАСЛЕДНИКОВ ПРЕСТОЛА РОССИЙСКОГО ИМПЕРАТОРА ПАВЛА I И АЛЕКСАНДРА I

2.1. Образование и воспитание Павла 1.

Павел I Петрович (1754–1801), император с 1796 г. Сын Петра III и Екатерины II. Павел 1, "русский Гамлет" – одна из трагических фигур в российской истории. Он поздно взошел на престол и царствовал недолго: 4 года, 4 месяца и 4 дня[15] .

Императрица Елизавета забрала у Екатерины II сына Павла сразу после рождения; мать смогла ненадолго его увидеть только спустя сорок дней. Елизавета Петровна нянчила внука на старорусский манер: кутала, баловала. «Я должна была украдкою наведываться об его здоровье, – вспоминала Екатерина, – ибо просто послать спросить значило бы усомниться в попечениях императрицы и могло быть очень дурно принято. Она его поместила у себя в комнате и прибегала к нему на каждый крик его; излишними заботами его буквально душили. Кроме того, к нему приставили множество бестолковых старух и мамушек, которые своим излишним и неуместным усердием причинили ему несравненно больше физического и нравственного зла, нежели добра»[16] .

Когда наследнику исполнилось шесть лет, ему отвели крыло Летнего дворца, где он жил со своим двором вместе с воспитателями. Обер-гофмейстером при нем был назначен Никита Иванович Панин – один из знаменитейших государственных мужей своего времени.

Павлу было восемь лет, когда мать совершила переворот; его отец вскоре был убит при неясных обстоятельствах. Екатерина неизменно демонстрировала сына как наследника престола. В качестве воспитателя к нему приставили одного из самых образованных, умных, честных и авторитетных вельмож – графа Никиту Ивановича Панина. (Много позже он сыграет значительную роль в заговоре, приведшем к убийству Павла I.).

Панин имел важный для воспитателя царевича недостаток: он очень хотел ввести в России конституцию шведского образца и использовал близость к наследнику и двору для интриг и маневров в этом направлении. Что, впрочем, не помешало его назначению на эту должность.

Воспитание наследника последовательно поручалось братьям Никите и Петру Паниным и Денису Фонвизину. Эти крепко мыслящие парни пытались внушить ученику тайные мысли о конституции, либерализме, просвещении, которыми без осложнений переболела в молодости Екатерина. Но наставники скончались по очереди, и Павел остался наедине с прозой жизни.

При воспитании Павла внимание обращалось в первую очередь на религиознонравственные вопросы. Он до конца жизни был очень набожным, подолгу молился на коленях, «часто обливаясь слезами». Павел в совершенстве владел русским, церковно-славянским, французским и немецким языками, немного знал латынь, хорошо – историю, географию и математику, был также прекрасным наездником.

В ту эпоху важнейшим элементом образования считалось путешествие по Европе. Отправлен был в длительную заграничную поездку и Павел с супругой Марией Федоровной, причем инкогнито, под именем «графа и графини Северных». Екатерина настрого велела не жалеть на путешествие денег. В Европе чета произвела благоприятное впечатление.

Многие отмечали просвещенность, душевное благородство и даже великодушие Павла. Но в то же время он был крайне вспыльчив, нетерпим, деспотичен и взбалмошен. Собственно, было бы странно, если бы он, окруженный в младенчестве неумеренными заботами Елизаветы, сознававший к тому же свое исключительное положение, не вырос бы эгоцентриком. Екатерина, воцарившись, о сыне заботилась, но более занималась государственными делами.

Лишенный не только родительского тепла, но и общения со сверстниками, зато чрезмерно опекаемый взрослыми, мальчик рос очень нервным и пугливым. Проявляя недюжинные способности к обучению и живой, подвижный ум, он бывал то до слез чувствителен, то капризен и своеволен. Отсутствие настоящей семьи, смерть отца при темных обстоятельствах (говорили, что, вступив на престол, Павел первым делом спросил осведомленных лиц: «Жив ли мой отец?»), вечно интригующий двор сделали Павла Петровича человеком тревожно-мнительным.

Среди воспитателей наследника были еще два замечательных человека: отец Платон и Семен Андреевич Порошин[17] . Законоучитель великого князя, иеромонах Троице-Сергиевой лавры Левшин был ректором тамошней семинарии.

Отец Платон обладал обширными знаниями и богатым жизненным опытом; был справедлив, беспристрастен и пользовался большим авторитетом. Обладал ораторским даром. «Отец Платон делает из нас все, что хочет, – оворила о нем Екатерина II, – хочет он, чтоб мы плакали, мы плачем; хочет, чтоб мы смеялись, мы смеемся». Он в совершенстве знал Священное писание и сам писал проповеди.

Отец Платон во многом способствовал воспитанию в наследнике высоких нравственных качеств: великодушия, щедрости, справедливости. Благодарный Павел сохранил к своему духовному наставнику глубокую привязанность на долгие годы. Отец Платон сумел поселить в душе наследника живое религиозное чувство. Павел Петрович был глубоко верующим человеком – в Гатчине указывали на место, где он молился по ночам, здесь был выбит паркет.

Но больше всех любил наследник престола своего кавалера Семена Андреевича Порошина, учившего мальчика арифметике и геометрии. Образованным русским человеком, горячим патриотом, имевшим, прежде всего, в виду пользу и славу России, назвал его крупнейший русский историк С. М. Соловьев.

Свои обязанности «быть товарищем игр и наставником великого князя» Порошин исполняет с радостью и с присущей ему добросовестностью. В его дневнике появляется короткая запись программы воспитания наследника: «Вскормить любовь к русскому народу; поселить в нем почтение к истинным достоинствам людей; научить снисходительно относиться к человеческим слабостям, но строго следовать добродетели; сколько можно обогатить разум полезными знаниями и сведениями». Они сразу же понравились друг другу – доброжелательный поручик привлекательной внешности и живой худенький мальчик с выразительным лицом и умными озорными глазами.

Взаимная симпатия вскоре перешла в горячую дружбу и в сердечную привязанность. Порошин любил Павла. Он сумел соединить строгость педагога с какой-то материнской нежностью к своему возлюбленному питомцу. Его отеческая забота о ребенке, желание оградить его от дурных влияний и соблазнов, тревоги о его здоровье, беседы с ним – все говорит об этом. И чуткий, отзывчивый Павел платил учителю такой же любовью. Он ласкался к нему с такой доверчивостью, какой уже в детские годы не питал ко многим из окружающих.

Однако, уже в детстве некоторые черты Павла беспокоили воспитателей. Сохранился дневник Семена Порошина, с записями о десяти-одиннадцатилетнем Павле. Порошин замечал, что «гораздо легче Его Высочеству вдруг понравиться, нежели навсегда соблюсти посредственную, не токмо великую и горячую от него дружбу и милость», – т. е. наследник уже тогда бурно увлекался людьми, но быстро менял мнение. «У Его Высочества ужасная привычка, чтоб спешить во всем: спешить вставать, спешить кушать, спешить опочивать ложиться». Павел нервно-тороплив, еду глотает не жуя, отчего часто страдает желудком. Спит плохо. Панин даже приказал конфисковать у него часы, да без толку. Павел трагически переживал краткость жизни в сравнении с бесконечностью времени.

«Государь изволил сказывать мне, – записал Порошин, – что он преж сего плакивал, воображая себе такое времени пространство, и что наконец умереть должно»[18] . Павел своенравен, привык к скорому исполнению своих хотений, не желает мириться с отказами. В театре, когда партер хлопал в тех местах, где он не хлопал, наследник гневался и принимался рассуждать, что надо бы таких людей высылать. Временами проявляет доброту и отзывчивость, временами устраивает жестокие проделки: зная, что у Порошина болит палец, нарочно за обедом вынуждает его резать все блюда и тем забавляется.

Наследника престола держали в строгости. Его режим напряженностью и однообразием напоминал армейский: в шесть часов подъем, туалет, завтрак и занятия до часу дня; потом обед, небольшой отдых и опять занятия. По вечерам придворные обязанности: театр, маскарад или куртаг. В десять часов по команде дежурного офицера Павел отправлялся спать[19] .

Если к этому добавить обязанности генерал-адмирала, которые он выполнял с присущей всем детям добросовестностью и серьезностью с девятилетнего возраста, то времени на прогулки или игры со сверстниками совсем не оставалось, да и не было у него сверстников. Он жил в окружении взрослых, неся на своих худеньких плечах тяжелую ношу придворного церемониала и интриг, один, без участия родителей, не интересовавшихся сыном.

Учили его математике, истории, географии, языкам, танцам, фехтованию, морскому делу, а когда подрос – богословию, физике, астрономии и политическим наукам. Его рано знакомят с просветительскими идеями и историей: в десять – двенадцать лет Павел уже читает произведения Монтескье, Вольтера, Дидро, Гельвеция, Даламбера. Порошин беседовал со своим учеником о сочинениях Монтескье и Гельвеция, заставлял читать их для просвещения разума. Он писал для великого князя книгу «Государственный механизм», в которой хотел показать разные части, коими движется государство...[20]

По примеру великого прадеда Павел любил работать на станке, подаренном И. И. Бецким, обтачивая различные детали. Но больше всего, как все дети, он любил играть в морской бой медными корабликами на огромном столе. В раннем детстве Павел сильно картавил, но постоянными упражнениями к десяти годам почти избавился от этого недостатка. Непоседливый, любопытный и неглупый мальчик был очень отзывчив на чужую ласку, быстро привязывался к людям, но так же быстро и остывал без видимых причин. «Наверное, – размышлял Порошин, – душевная прилипчивость его должна утверждаться и сохраняться только истинными достойными свойствами того человека, который имел счастье ему полюбиться»...[21]

Он необычайно впечатлителен, с сильно развитым воображением. Павел быстро усваивал себе, что говорилось другими, при этом показывая вид, что не слышит. Ум его был преимущественно аналитическим, он зорко подмечал мелочи и подробности; знал обстоятельно все о последнем из окружавших его. Сны производили на него сильное впечатление. Был самолюбив от природы, но презирал льстецов, которых называл «персиками». Любил уединение и не любил театр, возможно, потому, что по придворным правилам спектакли шли чуть ли не ежедневно. Он вообще не выносил принужденности. Был вспыльчив и довольно резок, но отходчив.

Проявлял упрямство, зачастую не терпел возражений. На такую натуру можно было действовать только добром и добрым примером. Павел не мог долго оставаться на месте: он постоянно бегал и подпрыгивал. Это подпрыгивание было у него общей чертою с отцом. Знакомясь ближе с личностью Павла, нельзя не видеть общих черт между ним и Петром III. Приходится сожалеть, что он, как и отец, был очень зависим от внешней обстановки, – он был тем человеком, каким делала его окружающая среда.

Панин и Порошин оказались хорошими педагогами и к важному делу относились вдумчиво и добросовестно. Лучшие наставники, как русские, так и иностранные, приглашены были преподавать наследнику науки по обширной и разнообразной программе. Среди них будущий президент Академии наук Николаи, академик Эпинус, известный географ и литератор Плещеев. Для наследника была составлена богатая библиотека, коллекции минералов и монет, к его услугам был и физический кабинет. Не был забыт и физический труд – в комнатах наследника стоял токарный станок, на котором он ежедневно работал и достиг большого искусства. Верховая езда, фехтование и танцы также входили в программу обучения. К слову сказать, Павел Петрович был одним из лучших наездников и танцоров столицы и прекрасно фехтовал.

Обучение Павла Петровича не ограничивалось чтением книг, из них он делал выписки с собственными замечаниями и комментариями. Привычка эта сохранилась у него на всю жизнь.

Екатерина II могла бы занять положение регентши при подрастающем сыне, но она предпочла быть полновластной императрицей. Высказывались предположения, что по достижении сыном совершеннолетия она уступит ему власть, – этого не произошло. Екатерина не собиралась поступаться полнотой своей власти ни в 1762 году, ни позже, когда Павел повзрослел.

Получалось, что сын превращается в соперника, на которого будут возлагать надежды все недовольные ею. За ним следует внимательно следить, предупреждая и подавляя все его попытки обрести самостоятельность. Его природную энергию нужно направлять в безопасное русло, позволив ему «играть в солдатиков» и размышлять о наилучшем государственном устройстве[22] .

Павел был не только удален от правительственных дел, но и от собственных детей, принужден был заключиться в Гатчине, создавши здесь себе тесный мирок, в котором он и вращался до конца царствования материи. Незримый, но постоянно чувствуемый обидный надзор, недоверие и даже пренебрежение со стороны матери, грубость со стороны временщиков – устранение от правительственных дел – все это развило в великом князе озлобленность, а нетерпеливое ожидание власти, мысль о престоле, не дававшая покоя великому князю, усиливали это озлобление.

2.2. Воспитание Александра I.

Александр I Павлович (1777–1825), император с 1801 г. Старший сын Павла I.

Александр, преемник императора Павла, вступил на престол с более широкой программой и осуществлял ее обдуманнее и последовательнее предшественника. Император Александр I поставил на очередь и смело приступил к разрешению всех задач. В приемах этого разрешения принимали большое участие, во-первых, политические идеи, которые были им усвоены, и, во-вторых, практические соображения, политические взгляды на положение России, которые сложились в нем из личных опытов и наблюдений. Те и другие – и политические идеи и личные взгляды – были тесно связаны с воспитанием, какое получил этот император, и с его характером, какой образовался под влиянием его воспитания[23] .

Вот почему воспитание Александра I, как и характер его, получают значение важных факторов в истории нашей государственной жизни. А потом, личность Александра I имела не одно местное значение: он был показателем общего момента, пережитого всей Европой. Александр стоял на рубеже двух веков, резко между собой различавшихся.

XVIII столетие было веком свободных идей, разрешившихся крупнейшею революцией. XIX век, по крайней мере, в первой своей половине, был эпохой реакций, разрешавшихся торжеством свободных идей. Эти переливы настроений должны были создавать своеобразные типы. Мы их знаем в литературных художественных воспроизведениях. Император Александр I сам по себе, не по общественному положению, по своему природному качеству был человек средней величины, не выше и не ниже общего уровня. Ему пришлось испытать на себе влияние обоих веков, так недружелюбно встретившихся и разошедшихся.

Но он был человек более восприимчивый, чем деятельный, и потому воспринимал впечатления времени с наименьшим преломлением. Притом это было лицо историческое, действительное, не художественный образ. И как сказать, может быть, следя за воспитанием Александра I и кладкой его характера, мы кое-что уясним себе в вопросе, каким образом европейским миром поочередно могли распоряжаться такие контрасты, как Наполеон, игравший в реакционном эпилоге революции роль хохочущего Мефистофеля, и тот же Александр, которому досталось амплуа романтически-мечтательного и байронически-разочарованного Гамлета.

Наблюдая Александра I, мы наблюдаем целую эпоху не русской только, но и европейской истории, потому что трудно найти другое историческое лицо, на котором бы встретилось столько разнообразных культурных влияний тогдашней Европы.

Мы не разделяем довольно распространенного мнения, будто Александр благодаря хлопотам бабушки получил хорошее воспитание, он был воспитан хлопотливо, но не хорошо, и не хорошо именно потому, что слишком хлопотливо. Александр родился 12 декабря 1777 г., от второго брака великого князя Павла с Марией Федоровной, принцессой Вюртембергской. Рано, слишком рано бабушка оторвала его от семьи, от матери, чтобы воспитать его в правилах тогдашней философской педагогии, т. е. по законам разума и природы, в принципах разумной и натуральной добродетели[24] .

Дж. Локк – высший авторитет. Он говорил, что джентльмен должен получить физическое, нравственное и умственное воспитание, но не в школе, ибо школа, по мнению Локка, это учреждение, где собрана «пестрая толпа дурно воспитанных порочных мальчиков всякого состояния». Настоящий джентльмен воспитывается дома, ибо «даже недостатки домашнего воспитания несравненно полезнее приобретаемых в школе знаний и умений». Локк, исходя из практики аристократических семейств, рекомендовал поручить все дело воспитания джентльмена хорошо подготовленному, солидному воспитателю.

«Эмиль» Руссо был тогда привилегированным учебником такой педагогики. Руссо говорил, что детей тружеников воспитывать не надо, они уже воспитаны самой жизнью. Надо перевоспитать феодалов, аристократов, правильно воспитать их детей, и мир станет иным. Поэтому героем своего произведения «Эмиль, или О воспитании» он делает Эмиля, происходящего из знатной семьи. В результате полученного им воспитания он должен стать свободомыслящим и жить собственным трудом.

И Локк, и Руссо – оба требовали, чтобы воспитание давало человеку крепкий закал против физических и житейских невзгод.

Александр был любимым внуком Екатерины, которая лично руководила его воспитанием, видя в нем не только самодержца, но и продолжателя дела Петра Великого. Когда великий князь и следовавший за ним брат Константин стали подрастать, бабушка составила философский план их воспитания и подобрала штат воспитателей[25] .

Законоучителем и духовником Александра и Константина был назначен протоиерей Андрей Афанасьевич Самборский. Это был выпускник Киевской духовной академии, долго живший за границей. По возвращении в Россию Самборский многих шокировал своим европеизмом: он брил бороду и носил светский костюм. Но государыня из внимания к долгому пребыванию протоиерея за границей простила ему это извинительное в ее глазах отступление от православных канонов.

Самборский отнесся к своим новым обязанностям чрезвычайно серьезно: говорил жене, что готовится к своему педагогическому поприщу, как к духовному подвигу – ведь его деятельность отразится на всем человечестве! Тем не менее, будучи сам лишен духа православия, он не сумел привить его и своему воспитаннику (Александр позднее вспоминал: "Я был, как и все мои современники, не набожен")[26] .

Христианство он понимал в духе просвещенных прелатов того времени – как либеральный гуманизм, и только; учил великих князей "находить во всяком человеческом состоянии своего ближнего. Тогда никого не обидите, и тогда исполнится закон Божий". Его наставления имели оттенок довольно плоского морализаторства и совершенно не затрагивали глубинных потребностей духа.

Генерал-майор Александр Яковлевич Протасов состоял при великом князе Александре в звании придворного кавалера, то есть воспитателя. Он осуществлял постоянный надзор за поведением воспитанника и жил в соседней со спальней Александра комнате. Александр Яковлевич был верным сыном православной церкви и хранителем дворянских преданий и русских традиций; к западным модным влияниям он относился скептически. Будучи человеком строгих правил, порядочным, но недалеким, он имел значительное влияние на Александра до тех пор, пока тот не вышел из отроческого возраста.

Учить великих князей русской словесности, истории и нравственной философии был приглашен Михаил Никитич Муравьев, весьма образованный человек и известный писатель либерально-политического и сентиментально-дидактического направления. Он был одним из немногих учителей, кто старался превратить учение в целенаправленный труд. По его требованию великие князья конспектировали прочитанное, Александр, кроме того, вел журнал занятий: судя по этим записям, его первым упражнением в русском языке был отрывок из сочинения самого Муравьева "Обитатель предместия"; затем идет статья "О славянах и начале Руси", потом "Письмо Плиния к Тациту". В конце тетради заметен некоторый успех семилетнего ученика в правописании и слоге.

Естественнонаучный цикл преподавали выдающиеся ученые того времени: Паллас – "натуральную историю", Крафт – экспериментальную физику; изучением математики руководил полковник Массон.

Наконец, общий надзор за поведением и здоровьем великих князей был поручен генерал-аншефу графу Николаю Ивановичу Салтыкову. Это был типичный царедворец екатерининского времени, угодливая посредственность и добряк, который твердо знал одно – как жить при дворе; делал, что говорила жена, подписывал, что подавал секретарь

Помимо русских наставников Салтыкова и Протасова – главным воспитателем был специально приглашенный для этого в Россию швейцарец Лагарп. Республиканец по убеждениям, он воспитывал Александра с пятилетнего возраста на протяжении одиннадцати лет. Лагарп доходчиво объяснял своему воспитаннику идеи французских мыслителей. Лагарп не знал России и воспитывал будущего царя на близких своему сердцу примерах просвещенной Европы[27] .

Он был восторженный, хотя и осторожный поклонник отвлеченных идей французской просветительной философии, ходячая и очень говорливая либеральная книжка. Лагарп, по его собственному признанию, принялся за свою задачу очень серьезно как педагог, сознающий свои обязанности по отношению к великому народу, которому готовил властителя; он начал читать и в духе своих республиканских убеждений объяснять великим князьям латинских и греческих классиков - Демосфена, Плутарха и Тацита, английских и французских историков и философов - Локка, Гиббона, Мабли, Руссо.

Во всем, что он говорил и читал своим питомцам, шла речь о могуществе разума, о благе человечества, о договорном происхождении государства, о природном равенстве людей, о справедливости, более и настойчивее всего о природной свободе человека, о нелепости и вреде деспотизма, о гнусности рабства.

Эти явления рассматривались не как исторические факты или практические возможности, а одни - как требования разума и заповеди философского катехизиса, другие - как глупости, невежества и преступления деспотизма. Лагарп не разъяснял ход и строй человеческой жизни, а подбирал подходящие явления, полемизировал с исторической действительностью, которую учил не понимать, а только презирать.

Добрый и умный Муравьев подливал масла в огонь, читая детям как образцы слога свои собственные идиллии о любви к человечеству, о законе, о свободе мысли и заставлял их переводить на русский язык тех же Руссо, Гиббона, Мабли и т. д. Заметьте, что все это говорилось и читалось будущему русскому самодержцу в возрасте от 10 до 14 лет, т. е. немножко преждевременно.

В эти лета, когда люди живут непосредственными впечатлениями и инстинктами, отвлеченные идеи обыкновенно облекаются у них в образы, а политические и социальные принципы перерождаются в чувства и становятся верованиями. Преподавание Лагарпа и Муравьева не давало ни точного научного реального знания, ни логической выправки ума, ни даже привычки к умственной работе; оно не вводило в окружающую действительность и не могло еще возбуждать и направлять серьезную мысль.

Высокие идеи воспринимались 12-летним политиком и моралистом как политические и моральные сказки, наполнявшие детское воображение не детскими образами и волновавшие его незрелое сердце очень взрослыми чувствами. Если ко всему этому прибавить еще графа Салтыкова с его доморощенным курсом салонных манер и придворной гигиены, то легко заметить пробел, какой был допущен в воспитании великого князя.

Его учили, как чувствовать и держать себя, но не учили думать и действовать; не задавали ни научных, ни житейских вопросов, которые бы он разрешал сам, ошибаясь и поправляясь: ему на все давали готовые ответы - политические и нравственные догматы, которые не было нужды проверять и придумывать, а только оставалось затвердить и прочувствовать. Его не заставляли ломать голову, напрягаться, не воспитывали, а, как сухую губку, пропитывали дистиллированной политической и общечеловеческой моралью, насыщали лакомствами европейской мысли. Его не познакомили со школьным трудом, с его миниатюрными горями и радостями, с тем трудом, который только, может быть, и дает школе воспитательное значение.

Преподавание Лагарпа было для Александра эстетическим наслаждением; но в записках одною из русских воспитателей великих князей – Протасова мы встречаем не раз горькие жалобы на "праздность, медленность и лень" Александра, на нелюбовь его к серьезным упражнениям, к тому, что воспитатель называет "прочным умствованием".

Когда великие князья начали подрастать настолько, чтобы понимать, а не чувствовать только идеи Лагарпа, они искренно привязались к идеалисту-республиканцу, с наслаждением слушали его уроки, с наслаждением и только; то были художественные сеансы, а не умственная работа. Это большое несчастье, когда между учениками и учителем образуется отношение зрителей к артисту, когда урок наставника становится для питомцев развлечением, хотя и эстетическим.

Благодаря такому обильному приему политической и моральной идиллии великий князь рано стал мечтать о сельском уединении, не мог без восторга пройти мимо полевого цветка или крестьянской избы, волновался при виде молодой бабы в нарядном платье, рано привык скользить по житейским явлениям тем легким взглядом, для которого жизнь есть приятное препровождение времени, а мир есть обширный кабинет для эстетических опытов и упражнений[28] .

С летами это само собой бы исправилось, мечты сменились бы трезвыми наблюдениями, чувства, охладев, превратились бы в убеждения, но случилось так, что этот необходимый и полезный процесс был преждевременно прерван. Зная по опыту, как добродетель, даже подмороженная философией, легко тает под палящими лучами страстей, императрица Екатерина поспешила застраховать от них сердце своего внука и женила его в 1793 г., когда ему еще не было 16 лет.

Ничего нельзя сказать против брака, но все-таки прав фонвизинский Недоросль: чаще всего женитьба или замужество – конец учению, школьной подготовке к жизни с ее строгой наукой: там пойдут другие чувства и интересы, завяжется другое миросозерцание, начнется другое, взрослое развитие, не похожее на прежнее, юношеское, и, если прежнее прервано преждевременно, это останется на всю жизнь невозвратимой потерей, неизгладимым, болезненным рубцом.

Греция и Рим, свобода, равенство, республика - какое же, спросите вы, в этом калейдоскопе героических образов и политических идеалов, какое место занимала в нем Россия с ее невзрачным прошлым и настоящим?

Как в голове великого князя русская действительность укладывалась с тем, что проповедовал чувствительный республиканец и не менее чувствительный русский действительный статский советник Муравьев? А очень просто: ее, эту действительность, признавали как факт низшего порядка, как неразумное стихийное явление, признавали и игнорировали ее, т. е. ничего больше о ней знать не хотели, как досужие вольтерьянцы екатерининской эпохи. Лагарп в этом отношении поступал, как старые девы - гувернантки, воспитывавшие наших барышень в былое время: воспитательница нарисует воспитаннице очаровательный мир благовоспитаннейших людских отношений, основанных на правилах строжайшей скромности и неумолимого приличия, по которым даже высунуть кончик башмака из-под платья считалось чуть ли не смертным грехопадением, и вдруг обе девы тут же в доме налетят на какую-нибудь самую натуральную русскую сцену, которая покажет им, как мужчины и женщины бранятся и толкаются, шумят и целуются. Юная устремит на старую испуганный взгляд, а та конфузливо начнет ее успокаивать: "Это так... это ничего... это тебя не касается, забудь это, уйдем к себе"[29] .

С обильным запасом величавых античных образов и самоновейших политических идей вступил Александр в действительную жизнь; она встретила его как-то двусмысленно или двулично: он должен был вращаться между бабушкой и отцом, а это были не только два лица, а даже два особых мира. То были два двора, совсем не похожие один на другой, между которыми расстояние нравственное было гораздо больше географического.

Каждую пятницу великий князь отправлялся в Гатчину, чтобы присутствовать на субботнем параде, на котором он изучал жесткие, бесцеремонные казарменные нравы вместе с казарменным непечатным лексиконом; здесь великий князь командовал одним из батальонов, а вечером возвращался в Петербург и являлся в ту залу Зимнего дворца, в которой Екатерина проводила свои вечера, окруженная избранным обществом: это был Эрмитаж.

Здесь говорили только о самых важных политических делах, вели самые остроумные беседы, шутили самые изящные шутки, смотрели лучшие французские пьесы и грешные дела и чувства облекали в самые опрятные прикрытия. Вращаясь между двумя столь различными дворами, Александр должен был жить на два ума, держать два парадных обличия, кроме третьего - будничного, домашнего, двойной прибор манер, чувств и мыслей. Как эта школа была непохожа на аудиторию Лагарпа! Принужденный говорить, что нравилось другим, он привык скрывать, что думал сам. Скрытность из необходимости превратилась в потребность.

С воцарением отца эти затруднения сменились постоянными ежедневными тревогами: великий князь назначен был генерал-губернатором Петербурга и командиром гвардейского корпуса. Ни в чем не виноватый, он рано поселил к себе недоверие со стороны отца, должен был вместе с другими дрожать перед вспыльчивым государем. Это время, хотя и короткое, положило на характер Александра оттенок грусти, который не сходил с него в самые солнечные минуты его жизни.

Так воспитывался Александр. Надобно признаться, он шел к престолу не особенно гладкой тропой. С пеленок над ним перепробовали немало воспитательных экспериментов: его не вовремя оторвали от матери для опыта натурально-рационалистической педагогии, из недоконченного Эмиля превратили в преждевременного политика и философа, едва начавшего развиваться студента преобразили в незрелого семьянина, а тихое течение семейной жизни и недоконченные учебные занятия прерывали развлечениями легкого эрмитажного общества, а потом казарменными тревогами, гатчинской дисциплиной. Это все было или не вовремя, или не то, что нужно.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В детстве воспитанием Павла занимался Н. И. Панин, сторонник Просвещения, мечтавший сделать из мальчика идеального государя для России. Молодой человек рос с сознанием своего высокого предназначения, верой в идеалы просвещенного абсолютизма.

Павел Петрович не получил сколько-нибудь серьёзного образования, коим руководил Никита Иванович Панин, который имел решающее влияние на формирование характера и взглядов будущего императора. С детства отличаясь слабым здоровьем, рос впечатлительным, вспыльчивым и подозрительным к окружающим его людям. Матерью, императрицей Екатериной II, был ненавидим как ребёнок от нелюбимого мужа – Петра III. Отстранённый ею от вмешательства в решение каких-либо государственных дел, он, в свою очередь, осуждал весь образ её жизни и не принимал той политики, которую она проводила.

Хорошо образованный, поклонник передовых европейских идей, Панин стал убежденным сторонником конституционной монархии по шведскому образцу. Панин искренне привязался, а потом и полюбил смышленого, доверчивого мальчика, лишенного родительской любви и отзывчивого на ласку. В свою очередь, впечатлительный, чуткий Павел сохранил на всю жизнь любовь и благодарность к наставнику, который был предан ему и принимал участие в его нелегкой судьбе, хотя и сыграл в ней роковую роль. Нет, ни дурных принципов, ни дурных наклонностей Павел не вынес из панинского гнезда. Но он вынес оттуда нечто более гибельное: свои политические воззрения и свое отношение к матери. Сделай Панин из своего воспитанника ловкого придворного льстеца, тихоню себе на уме, умеющего скрывать свои мысли и исподтишка составлять заговоры – судьба Павла была бы иная. Возможно, она была бы лучше.

Павел I серьезно готовился к своей будущей роли – Российского Самодержца. Он получил солидную теоретическую подготовку. Однако далеко не всякому человеку дано соединить теорию с практикой. Павлу I этого сделать не удалось. В этом его трагедия. В этом корни катастрофы 11 марта 1801 года.

Многоликий характер Александра Романова основан в большой мере на глубине его раннего образования и сложной обстановке его детства. Он вырос при интеллектуальном дворе Екатерины Великой. Он был любимым внуком Екатерины, которая лично руководила его воспитанием, видя в мальчике не только будущего самодержца, но и продолжателя дела, начатого Петром Великим. Властная и волевая государыня была сентиментальной и нежной бабкой, находившей величайшее удовольствие и в стирке замаранной одежки юного Александра, и в его образовании (сама писала для него учебники), и в потакании его детским шалостям и капризам.

С юных лет Александра I воспитывали искушенный в традициях двора, умный и капризный граф Николай Салтыков и суровый и прямолинейный генерал Протасов. Но главным воспитателем был специально приглашенный для этого Екатериной II в Россию швейцарец Ф. Лагарп. Якобинец по убеждениям, он воспитывал Александра с пятилетнего возраста на протяжении одиннадцати лет, искренне и доходчиво передавая своему подопечному идеи французских мыслителей Ж.Ж. Руссо, Г. Мабли, английского историка Э. Гиббона. Он не знал Россию, не ведал ее прошлого и воспитывал будущего царя на близких своему сердцу примерах просвещенной Европы. Человек честный и порядочный, Лагарп сохранял к Александру искреннюю привязанность и бескорыстную дружбу многие годы.

Фредерик Цезарь Лагарп ознакомил его с принципами гуманности Руссо, военный учитель Николай Салтыков – с традициями русской аристократии, отец передал ему своё пристрастие к военному параду и научил его совмещать душевную любовь к человечеству с практической заботой о ближнем. Эти противоположности остались с ним на всю жизнь и оказали влияние на его политику и – косвенно, через него – на судьбу мира.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Баконина Е. Из истории российского гувернерства // Домашнее воспитание. – 2001. – № 4.

2. Балязин В. Екатерина II: педагогические наставления: «инструкция Екатерины II воспитании, обучении наследников престола» // История и обществознание для школьников. – 2005. – № 2.

3. Болтунова Е.М. Военное воспитание наследников престола в России // Воен.-ист. журн. – 2005. – № 6, № 7.

4. Вершинин В. Аристократическое воспитание: история или современность?// Домашнее воспитание. – 2000. – № 4.

5. Вершинин В. Дворянское воспитание как историческое наследие // Домашнее воспитание. – 2001. – № 5.

6. Голицын Ф.Н. Записки. // Золотой век Екатерины Великой: воспоминания. –М., 1996.

7. Горбачева Г.Последний гувернер царской семьи // Церковный вестник: Официальное издание Русской Православной Церкви. –2003. – № 6.

8. Горшкова Е. А. Воспитательные дома и приюты в Российской империи // Педагогика. – 1995. – № 1.

9. Домашнее образование // Энциклопедия профессионального образования: В 3 т./ Под ред. С.Я. Батышева. – М.: АПО, 1998. – Т. 1.

10. Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. – М.: Госполитиздат, 1952.

11. Каптерев П.Ф. История русской педагогики.// Педагогика. – 1993. – №1.

12. Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. М.: Наука, 1983. 416 с.

13. Ключевский В.О. Царствование Александра I Воспитание Александра I: // Курс русской истории. – М., 2005.

14. Кобеко Д.Ф. Цесаревич Павел Петрович. // Детство и юность российских императоров. – М., 1997.

15. Любжин А. Домашнее воспитание в конце XVIII – начале XIX в. России // Лицейское и гимназическое образование. – 1998. – №1

16. Массон Ш. Секретные записки о России времен царствования Екатерины II и Павла I. – М., 1996.

17. Модзалевский Л. Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен. Часть первая. – СПб.: Алетейя, 2000. – 429 с.

18. Муравьева О.С. Как воспитывали русского дворянина. – М.: Linka-Press,1995. – 270 с.

19. Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге. XIX — начало XX века. Сборник документов. СПб.: Лики России, 2000. 360 с.

20. Песков А.М. Павел I. – М.: Молодая гвардия, 1999. – 421 с.

21. Порошин С. Записки, служащие к истории Его императорского Высочества благоверного государя цесаревича и великого князя Павла Петровича, наследника престола Российского. – СПб., 1844.

22. Порошин С.А. Недописанный дневник обучения будущего императора Павла I / С.А. Порошин. – М.: Фонд им. И.Д. Сытина, 1996. – 239 с.

23. Речь, написанная для произнесения на торжественном собрании Императорского Харьковского университета 30 августа 1856. – Харьков, 1856. – 187 с.

24. Романова Г. Екатерина II о воспитании наследников престола // Воспитание школьников. – 1995. – № 5, № 6.

25. Семенов В. Что читал Павел Первый // Наше наследие. – 1996. – № 38.

26. Скоробогатов А.В. Воспитание и обучение цесаревича Павла // Педагогика. – 2002. – № 2.

27. Сорокин Ю.А. Павел I // Вопр. истории. – 1989. – № 11.

28. Сочинения Екатерины II. Сост. и вступ. статья О. Н. Михайлова. – М.: Сов. Россия, 1990. – 384 с.

29. Сычев-Михайлов М. В. Из истории русской школы и педагогики XVIII века. – М., 1960.

30. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. – СПб., 1992. – 674 с.

31. Толстой Д. А. Взгляд на учебную часть в России в XVIII столетии до 1782 года. – СПб., 1883. – 100 с.

32. Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. – М ., 2002.

33. Шильдер Н.К. Император Павел Первый: Историко-биографический очерк. – СПб., 1901.

[1] Каптерев П.Ф. История русской педагогики.// Педагогика. – 1993. – № 1.

[2] Сочинения Екатерины II. Сост. и вступ. статья О. Н. Михайлова. – М.: Сов. Россия, 1990. – 384 с.

[3] Модзалевский Л. Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен. Часть первая. – СПб.: Алетейя, 2000. – 429 с.

[4] Лавровский Н. О педагогическом значении сочинений Екатерины Великой. Речь, написанная для произнесения на торжественном собрании Императорского Харьковского университета 30 августа 1856. – Харьков, 1856. – 187 с.

.

[5] Муравьева О.С. Как воспитывали русского дворянина. – М.: Linka-Press,1995. – 270 с.

[6] Толстой Д. А. Взгляд на учебную часть в России в XVIII столетии до 1782 года. – СПб., 1883. – 100 с.

[7] Лавровский Н. О педагогическом значении сочинений Екатерины Великой. Речь, написанная для произнесения на торжественном собрании Императорского Харьковского университета 30 августа 1856. – Харьков, 1856. – 187 с.

[8] Балязин В. Екатерина II: педагогические наставления: «инструкция Екатерины II воспитании, обучении наследников престола» // История и обществознание для школьников. – 2005. – № 2.

[9] Болтунова Е.М. Военное воспитание наследников престола в России // Воен.-ист. журн. – 2005. – № 6, № 7.

[10] Баконина Е. Из истории российского гувернерства // Домашнее воспитание. – 2001. – № 4.

[11] Голицын Ф.Н. Записки. // Золотой век Екатерины Великой: воспоминания. – М., 1996.

[12] Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. – СПб., 1992. – 674 с.

[13] Кобеко Д.Ф. Цесаревич Павел Петрович. // Детство и юность российских императоров. – М., 1997.

[14] Порошин С.А. Недописанный дневник обучения будущего императора Павла I / С.А. Порошин. – М.: Фонд им. И.Д. Сытина, 1996. – 239 с.

[15] Сорокин Ю.А. Павел I // Вопр. истории. – 1989. – № 11.

[16] Голицын Ф.Н. Записки. // Золотой век Екатерины Великой: воспоминания. – М., 1996.

[17] Скоробогатов А.В. Воспитание и обучение цесаревича Павла // Педагогика. – 2002. – № 2.

[18] Порошин С.А. Недописанный дневник обучения будущего императора Павла I / С.А. Порошин. – М.: Фонд им. И.Д. Сытина, 1996. – 239 с.

[19] Массон Ш. Секретные записки о России времен царствования Екатерины II и Павла I. – М., 1996.

[20] Семенов В. Что читал Павел Первый // Наше наследие. – 1996. – № 38.

[21] Порошин С. Записки, служащие к истории Его императорского Высочества благоверного государя цесаревича и великого князя Павла Петровича, наследника престола Российского. – СПб., 1844.

[22] Шильдер Н.К. Император Павел Первый: Историко-биографический очерк. – СПб., 1901.

[23] Ключевский В.О. Царствование Александра I Воспитание Александра I: // Курс русской истории. – М., 2005.

[24] Вершинин В. Дворянское воспитание как историческое наследие // Домашнее воспитание. – 2001. – № 5.

[25] Романова Г. Екатерина II о воспитании наследников престола // Воспитание школьников. – 1995. – № 5, № 6.

[26] Сычев-Михайлов М. В. Из истории русской школы и педагогики XVIII века. – М., 1960.

[27] Вершинин В. Аристократическое воспитание: история или современность?// Домашнее воспитание. – 2000. – № 4.

[28] Ключевский В.О. Царствование Александра I Воспитание Александра I: // Курс русской истории. – М., 2005.

[29] Каптерев П.Ф. История русской педагогики.// Педагогика. – 1993. – № 1.

содержание   ..  840  841  842   ..