Александр I

  Четырнадцатый по счету российский император Александр I, или, как его называли в народе, Александр Благословенный, - одна из самых загадочных и противоречивых фигур в истории нашего государства.

   Первенец наследника престола Павла родился 12 декабря 1777 г. Вдовствовующая императрица Екатерина II нарекла его в честь Александра Невского - покровителя Санкт-Петербурга. Он был любимым внуком Екатерины, которая лично руководила его воспитанием, видя в мальчике не только будущего самодержца, но и продолжателя дела, начатого Петром Великим. Властная и волевая государыня была сентиментальной и нежной бабкой, находившей величайшее удовольствие и в стирке замаранной одежки юного Александра, и в его образовании (сама писала для него учебники), и в потакании его детским шалостям и капризам.

  Будучи еще ребенком, Александр отличался веселым нравом, послушанием, редким артистическим даром. Екатерина II писала, что в 14 лет ее воспитанник "овладел сердцами всех". Он проявил завидную способность к языкам. Например, по-английски начал говорить раньше, чем по-русски. Безусловно, в этом немалую роль сыграли наставники будущего царя.

  С юных лет Александра I воспитывали искушенный в традициях двора, умный и капризный граф Николай Салтыков и суровый и прямолинейный генерал Протасов.

  Но главным воспитателем был специально приглашенный для этого Екатериной II в Россию швейцарец Ф. Лагарп. Якобинец по убеждениям, он воспитывал Александра с пятилетнего возраста на протяжении одиннадцати лет, искренне и доходчиво передавая своему подопечному идеи французских мыслителей Ж.Ж. Руссо, Г. Мабли, английского историка Э. Гиббона. Он не знал Россию, не ведал ее прошлого и воспитывал будущего царя на близких своему сердцу примерах просвещенной Европы. Человек честный и порядочный, Лагарп сохранял к Александру искреннюю привязанность и бескорыстную дружбу многие годы.

   Екатерина Алексеевна желала передать престол своему старшему внуку, а не Павлу, сетуя на тяжелый нрав сына и его неспособность управлять страной. Но имевший на нее влияние граф В.А.Мусин-Пушкин сумел убедить императрицу отсрочить это решение. Десятилетний Александр, не по-детски проявив изворотливость и дальновидность, сам рассказал отцу об этих планах и присягнул ему как императору.

  Противоречивость характера еще в юности была свойственна Александру. С одной стороны, он испытывал искреннее отвращение к власти, с другой - стремился к ней, руководимый благими порывами переустройства российского государства на европейский лад.

  Это последнее желание в конце концов возобладало. 11 марта 1801 г. император Павел I был убит заговорщиками. Александр знал о заговоре и даже принимал участие в его подготовке. Многие историки считают, что цесаревич не желал смерти отца. Он хотел лишь отстранить его от управления государством, чтобы пресечь деспотизм и самодурство в России. Гибель отца потрясла наследника, а угрызения совести с годами преследовали его все больше и больше.

  К моменту своего восшествия на престол 24-летний Александр I был уже сложившейся личностью. Внешне красивый, подтянутый, он всегда был подчеркнуто скромен, элегантен. Его любовь к порядку, симметрии порой доходила до абсурда и была поводом для добрых шуток в первые годы пребывания у власти и для злословия в последние годы жизни.

  Многие современники, с детства знавшие будущего царя, отмечали противоречивость его характера; человек умный и образованный, он в то же время боялся государственных забот, казавшихся ему непосильными. Не случайно А. И. Герцен называл его "коронованным Гамлетом". Это определение было очень метким, если иметь в виду духовную жизнь царя, его нравственные переживания. Но, в отличие от принца датского, он умел проявлять в политике твердость, гибкость, а порой, используя свой артистический талант, и хитрость. Наполеон, уже находясь на острове Святой Елены, писал: "Александр умен, приятен, образован. Но ему нельзя доверять. Он неискренен. Это - истинный византиец, тонкий притворщик, хитрец".

   Историки отмечали, что в хитрости царя было что-то женское. Недаром шведский посол в Париже Лагербиельне говорил о нем: "...Тонок, как кончик булавки, остер, как бритва, и фальшив, как пена морская". Александр I как-то чудно совмещал в себе проницательный ум, большие разносторонние способности, великолепное остроумие с ленью, стремлением к праздности, увеселениям. Он умел быть одновременно патриотом России, другом либерального графа П. А. Строганова и в то же время мог не замечать ничего человеческого в крестьянах - точно так же, как ближайший его помощник, исполнитель всех неприглядных затей царя, жестокий и по-своему неглупый служака А. А. Аракчеев.

  Душевная двойственность императора была не признаком слабоволия, а скорее следствием личных сомнений в том, что он имеет право на власть. Примеров тому множество. Отправив после многолетних праведных трудов в ссылку видного реформатора М. М. Сперанского, царь печалился по этому поводу, называя того "способным и полезным" человеком. Он открыто заявлял, что очень виноват перед этим политическим деятелем, что не упускает ни одной оказии, чтобы передать М. М. Сперанскому дружеский поклон. Позже, узнав об этом, Михаил Михайлович, вдоволь "насладившийся" своим пребыванием в Нижнем Новгороде и Перми, говорил, что никаких угрызений совести царь не испытывал, да и поклоны передавались ему редко...

  Не менее двуличен был Александр Павлович и по отношению к А.С.Пушкину. Как-то И.А. Васильчиков передал государю переписанное от руки стихотворение "Деревня". Александр I с пониманием воспринял стихи, попросил поблагодарить поэта за добрые чувства к людям труда и... стихотворение удалось опубликовать только после смерти Благословенного.

  Не украшала царя, а скорее доставляла ему массу страданий его мнительность. Мнительность и подозрительность порой граничили с психическим расстройством. Как-то раз генералы Киселев, Кутузов и граф Орлов, находясь во дворце государя, развлекались рассказыванием друг другу анекдотов. Проходивший неподалеку Александр I обратил внимание на их веселый смех. Через несколько минут он вызвал к себе Киселева. Тот застал царя тщательно рассматривающим себя в зеркале. Больших трудов стоило генералу объяснить, что поводом для веселья были байки, а не что-то в облике императора...

  Александра Павловича постоянно одолевал комплекс неполноценности. Он пытался избавиться от этого, самоутверждаясь то к ак политик, то как военачальник. Особенно трудно было ему сопоставлять себя с личностью Наполеона. Тем радостней были победы в походах против гениального полководца. Даже после сражения при Бриенне в январе 1814 г., где врагу все же удалось одержать верх, Александр I, проезжая мимо приветствовавших его воинов, бросил генералу А. П. Ермолову такую фразу:"В России все почитают меня весьма ограниченным и неспособным человеком; теперь они узнают, что у меня в голове есть что-нибудь". Эти слова он повторил русскому генералу спустя два месяца, когда армия-победительница вступила в Париж.

  В решительные минуты истории российский император умел быть честным и благородным, не любил присваивать себе чужой славы. После поражения под Аустерлицем (1805 г.) царь, находившийся в тот момент возле сражавшихся войск, не стал винить в поражении М. И. Кутузова, хотя именно тот руководил боевыми действиями, Александр I основную тяжесть вины взял на себя. Позже он так оценивал эти события: "Я был молод и неопытен. Кутузов говорил мне, что нам надо было действовать иначе, но ему следовало быть в своих мнениях настойчивее". Через несколько лет, во время Отечественной войны, когда французские войска оставили Москву и успех дальнейших действий был предрешен, Михаил Илларионович приглашал государя возглавить военные действия. У Александра I хватило благородства удержаться от соблазна. Он ответил отказом, сославшись на то, что не желает пожинать лавры, не им заслуженные.

  Не все просто складывалось в личной жизни царя. Он никогда не считал себя человеком безнравственным по отношению к женщине, и это во многом было справедливо. Имея неограниченные возможности, власть, обладая прекрасной внешностью, манерами, он поневоле влюблял в себя многих дам и молоденьких женщин. Они влюблялись в него даже тогда, когда ему, человеку близорукому и постепенно терявшему слух, было под пятьдесят. Но сам он чаще всего оставался к ним безразличным, ограничивая свои отношения вежливым общением.

  Правда, бытовало мнение, что в юности он был повесой. Об этом, в частности, сохранились воспоминания генерала Протасова, который писал о молодом наследнике престола: "...замечаются в Александре Павловиче сильные физические желания как в разговорах, так и по сонным грезам, которые умножаются по мере частых бесед с хорошенькими женщинами".

  Екатерина II, зная о "сильных физических желаниях" внука, пригласила в Петербург из Бадена юную принцессу Луизу - умницу, красавицу, очаровавшую в октябре 1792 г. не только наследника, но и, казалось, всех мужчин столицы. Была намечена свадьба. Заботливая и искушенная в подобных вопросах бабка наследника поручила одной из придворных дам практически подготовить жениха к брачному ложу, научив его тайнам "тех восторгов, кои рождаются от сладострастия".

  23 сентября 1793 г. состоялось бракосочетание пятнадцатилетней Луизы, нареченной в России Елизаветой, с шестнадцатилетним Александром. Елизавета безумно была влюблена в своего молодого супруга. С годами эта любовь ослабела. Пытаясь возродить утраченную остроту чувств, Александр воспылал к очаровательной Марье Антоновне Нарышкиной, польке по происхождению. В конце концов этот светский роман закончился расставанием, одной из главных причин которого была неверность любвеобильной М. А. Нарышкиной. Александр Павлович не стремился сводить счеты ни с ней, ни с ее многочисленными поклонниками. Он часто бывал в ее доме на Фонтанке. Но цель его визитов была уже иная: государь приезжал повидаться с их общей дочерью Софьей, которую любил нежно и трогательно. Когда Софья в восемнадцатилетнем возрасте умерла от чахотки, несчастнее человека, чем Александр, потерявший единственного ребенка, казалось, не было во всей России.

  Осталась лишь память о любимой дочери, об утраченной любви к женщине, которая и в сорок лет восхищала окружающих своей красотой. "Глубокая ясность осенних закатов, душистая зрелость осенних плодов", - писал о ней позже Д. Мережковский.

  Вот такому непростому и противоречивому по своему внутреннему миру человеку суждено было стать главой государства.

  Намекая на факт отцеубийства, русские сатирики так прокомментировали этот момент: "После мирной кончины Павла Первого на престол взошел Александр Первый".

  Новый император выгодно отличался от своего предшественника. Это проявлялось во всем: в помыслах, устремлениях, в первых указах и даже в повседневных поступках. В. О. Ключевский отмечал, что с первых дней пребывания у власти Александр I стал предметом всеобщего внимания и восторженного обожания. Все в нем удивляло простотой, доступностью и, казалось, неподдельной искренностью. Впервые жители Петербурга увидели императора не проезжающим в золоченой карете в окружении нарядной многочисленной свиты, а скромно гуляющим в одиночестве по городу пешком и приветливо отвечающим на поклоны прохожих. Такая простота в отношениях с горожанами не могла не покорить население столицы и других городов. А. П. Ермолов, тогда еще молодой офицер, проходивший службу в Вильно, вспоминал, что многие, находившиеся при Павле I в опале, наслаждались "кротким царствованием Александра I", все благословляли его имя и любви к нему не было предела.

  В лубочно-идеалистическом издании, посвященном 300-летию династии Романовых, авторы книги писали об этом времени: "Император Александр Павлович пользовался в народе большой любовью. Замечательно красивый, ласковый и приветливый, он одарен был редкой способностью очаровывать всякого, кто имел счастье его видеть или с ним говорить. Забота о благе народа, о его богатстве и просвещении была с детских лет его заветной мечтою".

  Такая оценка Александра I была поверхностным, парадно-официальным взглядом на его личность. Более приземленным и близким к объективности было мнение, высказанное историком В. О. Ключевским: "...он принес на престол больше благих желаний, чем практических средств для их осуществления". Московский профессор обосновывал свою позицию в оценке персоны государя тем, что царь не знал ни прошлого, ни настоящего страны, за управление которой брался; кроме того, "он не имел достаточно наблюдений и соображений, чтобы по ним составить целесообразный и удобоисполнительный план преобразований". Кроме того, Ключевский считал, что молодой монарх легковесно подходил к оценке механизма осуществления предполагаемых реформ. В частности, он не задумывался о подборе тех исполнителей, которые могли бы понять и практически осуществить его идеи. Многие задачи, не получавшие, как сказали бы мы теперь, научного обоснования, оказывались декларативными заявлениями. Уже в первый день пребывания у власти, 12 марта 1801 г., Александр I подготовил манифест, в котором обещал управлять народом "по законам и по сердцу своей премудрой бабки". На место личного произвола, по его убеждению, должна была прийти законность.

  По своим политическим убеждениям молодой император был, как ни странно, республиканцем. Он всем сердцем поддерживал французскую революцию, считая ее знамением нового времени и символом прогресса. Ему была по душе освободительная борьба Польши с Россией, он восхищался добродетелью польского национального героя Тадеуша Костюшко, пребывавшего в петербургском плену - в одной из комнат Мраморного дворца.