Как жили византийцы (Литаврин Г.Г.)

Тюрьмы содержало государство. В тюрьму сажали

политических преступников, особо опасных рецидивистов и

несостоятельных должников. Дебоширов и гуляк за мелкие

проступки просто пороли на месте без суда и разбирательства.

Бедняка византийская бюрократия предпочитала карать

смертью, отсечением носа, руки, оскоплением, каторгой, поркой,

штрафом, изгнанием из города - ей было невыгодно кормить,

поить и одевать его вместо того, чтобы получать с

простолюдина налоги.

Глика пишет, что к нему на дом явился посланец

василевса и препроводил его в тюрьму по названию Нумеры -

темницу, "страшнее Аида"

(подземного царства), ибо

заключенные не видели во мраке лиц друг друга. Попавший в

тюрьму нередко навсегда оставался в ней. Андроник I морил

голодом в тюрьмах даже женщин, причастных к политике.

Поумирали в тюрьме и "апостолы" ересиарха Василия, хотя

получали пищу, заверяет Анна. Разведчик Алексея I, засланный

в лагерь Лжедиогена, прикинулся беглым из тюрьмы: для этого

он обрезал бороду и волосы и нанес себе множество ран и

ссадин.

Фальшивомонетчиков, трапезитов, плохо исполнявших

полицейские функции, аргиропратов, примешивавших к золоту

иные металлы, карали отсечением руки, прелюбодеев

отсечением носа, виновных в скотоложестве

- оскоплением.

Последнее наказание применяли и в отношении политических

преступников, ему подвергали и лиц, права которых на трон

(родство со свергнутым василевсом) представляли опасность.

Но наиболее распространенным из членовредительских

наказаний было ослепление. Ослепляли с помощью

раскаленного железного стержня, которым прожигали веко.

Грубое ослепление иногда влекло за собой смерть. Вскоре после

ослепления умер молодой Михаил V, а также сильный и крепкий

воин Роман IV Диоген. Во время ожесточенных войн

византийцы производили массовое ослепление пленных. Иногда

ослепление осуществлялось без видимого повреждения глаз,

путем многократного вращения перед глазами раскаленного

добела металла - зрение меркло постепенно. Иногда лишали

только одного глаза или притупляли зрение - это было особой

милостью.

Разбойников казнили на фурке - вид колесования. Если

василевс опасался, что осужденные на длительное заключение

могут быть освобождены врагом, он повелевал быстро

умерщвлять всех. Василий II сажал на кол участников мятежа

Варды Фоки. Дука Антиохии казнил таким образом

100

участников городского восстания. Сообщников мятежника

иногда распинали на деревьях, вздергивали на виселицы,

установленные в ряд на видных местах. На площади Быка

(Тавра), где обычно совершались публичные казни, находилась

медная статуя этого животного - в ней заживо сжигали важных

преступников. Порой их отдавали также на растерзание львам из

дворцового зверинца.

Закон запрещал хоронить труп казненного. Сначала его

оставляли на поругание толпе, затем бросали во рвы Пелагия,

близ площади Быка. Голову насаживали на шест, выставляли на

видном месте (особенно часто на ипподроме).

Не только дети, но порой и внуки государственных

преступников несли на себе печать проклятия: их долго держали

под подозрением, они не получали титулов и должностей. Лишь

смена царствования, особенно насильственная, могла изменить

их судьбу.

У византийской полиции были и более мелкие будничные

заботы, связанные с поддержанием порядка. Неустойчивость

социального статуса личности обусловливала; наличие

множества людей, вышибленных из привычной колеи

существования. Немало было и попросту деклассированных

элементов. В сельской местности нищие, воры и разбойники

становились временами грозой путников на дорогах и перевалах.

Крестьяне, отправляясь на ярмарки, собирались в большие

группы. Морские пираты в XII в. терроризировали прибрежные

поселения: они беспощадно грабили всех, увозили на продажу в

рабство, налагали подати и выкупы, убивали на месте

осмелившихся сопротивляться. Однако большая часть

деклассированных отбросов общества концентрировалась в

городах, особенно в столице. Увечные, прокаженные,

эпилептики, слепцы, дети-сироты и бездомные старцы,

опустившиеся бродяги торчали почти на каждой церковной

паперти, на рынках и площадях. Они теснились , в портиках и

галереях; под равнодушными взглядами прохожих нищий

умирал у церковной ограды, а нищенка рожала под открытым

небом.

В византийских домах не было печей - они обогревались

жаровнями с углями. Невыносимо мерзли зимой и в сезон

весенних ледяных ветров бедняки, даже имея кров. Бездожные

же порой гибли на чердаках, в подворотнях и портиках. Роман I

Лакапин повелел утеплить некоторые из крытых галерей, чтобы

нищие спасались там от холода. Пытаясь отогреться, они

разводили огонь в самых неподходящих местах, что приводило к

опустошительным пожарам в тесно застроенном городе.

Привычной фигурой на улицах был юродивый, нередко

действительно больной человек, а порою и притворщик,

сделавший источником существования чувство религиозного

сострадания горожан. Юродивые гасили свечи в церкви,

приставали к женщинам, появлялись голыми, отчаянно

сквернословили, таскали за собой на веревке трупы собак. Их

иногда запирали в сумасшедший дом, но выпускали снова.

Добродетелью почиталось смиренно прощать "божьему

человеку" любую наглую выходку.

Ограбления и убийства в столице были обычным

явлением. Ходить ночью по тесным переулкам, где даже днем

горели светильники, считалось небезопасным. Полицейская

стража обходила улицы, хватала подозрительных и тут же

чинила расправу. Ворота города запирали на ночь. Специальная

служба несла пожарный дозор. Трактиры с восьми часов вечера

до восьми утра открывать запрещалось под страхом изгнания из

корпорации.

Рынки были очагами, где вспыхивали бунты,

перераставшие в городские восстания. Здесь орудовали воры,

здесь собственность под цепким и жадным взором ее

обладателей переходила из рук в руки, здесь ссора из-за обмана,

обмера, обвеса, оскорбления тотчас выливалась в драку и

поножовщину.

Столичный плебс был чужд по своим интересам

трудовому населению города. Отнюдь не каждый погром домов

знати являлся результатом классовой борьбы угнетенных, далеко

не каждое ограбление чиновника на дороге - местью народных

мстителей. Ни деклассированная чернь в городах, ни

большинство разбойников и пиратов не пользовались симпатией

трудовых масс - от их жестокости и зверств простое население

плакало порой кровавыми слезами. Столичный плебс обращался

к грабежу, используя каждую возможность

(смена властей,

пожар, драки у водопроводов в засуху, публичные казни и даже

всенародные празднества) и не останавливаясь ни перед чем: ни

перед поджогами, ни перед убийствами, ни перед разрушением

зданий. Он примыкал к любому подлинно народному движению

и причинял ему вред своим слепым хищничеством и

бесчинствами.

Государство и церковь учреждали для деклассированных,

нищих, больных, сирот и опустившихся приюты, богадельни,

"сиротопиталища", дома призрения, лепрозории

(для

прокаженных), исправительные заведения для проституток, дома

для умалишенных. Порой этим заведениям представители знати,

пережившие какое-либо горе или тяжкий недуг, жертвовали

деньги. Некоторые даже выкупали больных преступников из

темниц. Приюты создавались и при монастырях. Б X в. нищим

иногда выдавался хлеб из патриарших житниц по особым

жетонам, за которыми они долго стояли в очереди. Патриарх

Антоний Кавлей кормил до тысячи нищих, привлекая их к

обслуживанию церквей и к участию в церковных хорах. В

столице имелись и родильный дом для нищенок, и особое

кладбище для бездомных.

Но все эти виды общественной и частной

благотворительности были, разумеется, каплей в море нищеты и

отчаяния, а нередко, в периоды обострения борьбы вокруг трона,

использовались лишь как средство пропаганды и завоевания

популярности у населения.

Итак,

мы рассмотрели

некоторые

аспекты

государственной структуры Византии и организации власти в

империи. Власть как рок преследовала ромея на всем его

жизненном пути. Страх перед ней, проникая в душу обывателя,

заставлял его повиноваться почти автоматически. Замкнутость,

недоверие даже к друзьям и близким родственникам, крайний

эгоизм и неискренность были характерными чертами индивида,

воспитанного деспотизмом и исполненного сознания

ничтожности своей личности.

Однако тот же византиец отличался склонностью к

сентиментальности, эмоциональным взрывам и порывам острого

сострадания к обездоленным. Он был готов к добровольному

подвижничеству; лишенный уверенности в своем благополучии,

даже состоятельный ромей жил под гнетом реальной опасности

оказаться среди низов общества; его томила догадка о своем

затоптанном человеческом достоинстве, о неестественности

рабской покорности судьбе и случаю, которые целиком зависят

не от него, а от воли и каприза правящего деспота и его

служителей.

Глава 3. Церковь

Религия и священнослужитель были постоянными

спутниками ромея, сопровождавшими его от рождения до

смерти. Однако представляется верной мысль французского

исследователя П. Лемерля о том, что современные историки

нередко преувеличивают значение церкви в жизни византийцев

(P. Lemerle. Prolegomenes, p. 78.). Глубина религиозного чувства

далеко не всегда обусловливала горячую приверженность с

церкви и постоянную готовность прибегать к ее услугам и

помощи.

В X-XII вв. в состав Византии входило два восточных

патриаршества из четырех

Константинопольское и

Антиохийское. Иерусалимское было захвачено арабами в 638 г.,

а в Александрийском они окончательно установили свое

господство в 646 г. Антиохийское патриаршество, возвращенное

в X в. после трех с половиной веков борьбы с арабами,

оставалось в руках василевсов только коло столетия, до второй

половины XI в., а в XII в. суверенитет империи в Антиохии

устанавливался лишь эпизодически. Фактически церковная

власть в империи стала принадлежать с этого времени

единственному патриарху, как государственная уже с V в.

находилась в руках единственного василевса. Формальное

равенство четырех восточных патриархов теряло практическое

значение: голоса трех владык, находившихся во власти

иноверцев, звучали на Босфоре очень глухо.

Вся территория империи делилась на церковные округа -

епископии, которых было несколько сот. Епископии

объединялись в крупные диоцезы: митрополии и архиепископии.

Границы церковных округов редко вполне совпадали с

границами административных областей (фем и банд).

Характерная черта византийских епископий - их малые

размеры: зачастую это был заштатный городок, почти деревня с

ее ближайшей округой. Епископ посвящался в сан

митрополитом или архиепископом, а эти крупные церковные

иерархи - самим патриархом. Впрочем, выбор кандидата на пост

не только митрополита, но и епископа нередко зависел в X-XII

вв. от воли императора. Каждая епископия делилась на мелкие

приходы, имевшие священников, рукополагавшихся епископом.

Патриарх Константинополя также практически назначался

василевсом - иногда император сам предлагал церкви своего

кандидата, иногда выбирал угодного из предложенных

собранием митрополитов. Изредка дело решалось "божьим

соизволением": на алтарь св. Софии клали записки с именами

нескольких (чаще трех) претендентов, а утром после молитв

доверенный человек брал одну из записок, вскрывал ее и

прочитывал имя нового патриарха.

Вокруг выборов почти всегда завязывалась острая борьба.

В ней большую роль играли митрополиты, диоцезы которых в

силу признанной канонами традиции пользовались особым

почетом

(это были наиболее древние митрополии, как,

например, Ираклия Понтийская, Кесария, Эфес).

Хотя исход выборов владыки зависел практически от

императора, обычно он все-таки стремился заручиться

поддержкой наиболее влиятельных митрополитов. Иной раз, не

имея ее, василевс оставлял на несколько лет трон патриарха

"вдовствующим", что, впрочем, считалось "аномалией".

Делами и имуществом патриархии управляли особые

ведомства и канцелярии, причем некоторые посты в них могли

занимать и светские лица (например, будущий василевс Роман

Аргир был одно время экономом-казначеем главного храма

патриархии - св. Софии).

Доходы патриархии до конца X в. состояли из

отчислений, пересылаемых диоцезами, из платы за

рукоположение

(хиротонию) служителей церкви, из взносов

прихожан за требы (церковные обряды крещения, венчания,

похорон и т. п.), из прибылей, приносимых принадлежавшими

св. Софии поместьями, мастерскими, лавками, судами, из уплат

за аренду церковных земель и помещений, из пожертвований

прихожан. Лишь в конце X в. специальным императорским

указом был установлен особый налог с подданных в пользу

церкви - каноникон, уплачивавшийся деньгами, зерном, мукой,

скотом, вином и птицей подворно, каждой деревней.

Для понимания особенностей византийской церкви в X-

XII вв. весьма важно учитывать, что она не располагала такими

же богатствами и не обладала такой же материальной

независимостью, как западная христианская церковь того

времени. В отличие от папы патриарх никогда не имел столь

обширных владений, какие имел римский первосвященник,

никогда не пользовался светской властью над какой-либо

территорией вроде Папской области в Италии и Ватикана в

Риме. Различие в положении западных и византийских

епископов поразило посла Оттона I - Лиутпранда. На пути от

Константинополя до Адриатики, останавливаясь на ночлег и

отдых у епископов, он не встретил ни одного, живущего в

привычной для Лиутпранда роскоши. Едят епископы, пишет он,

за непокрытым столом, садятся за него в одиночестве, питаются

грубой пищей, вино пьют мутное, из маленьких стаканов, сами

продают и покупают, ухаживают за скотиной и обслуживают

себя. Лишь некоторые из них богаты, если судить по золоту в их

шкатулках. Но добрую долю и этого богатства они отдают

государству, так как платят высокие налоги: епископ

Кефалонии, например, вносил в казну до 100 золотых ежегодно.

А что касается священников и епископов небольших городов, то

первых но достатку трудно бывало порою отличить от соседей-

кростьян, а вторых - от средних горожан.

Благосостояние служителей культа в империи в гораздо

большей степени, чем на Западе, зависело от государственной

власти, от даров и милостей императора. Поэтому церковь была

здесь обычно послушным орудием политики василевсов.

Византийская церковь в отличие от западной не имела

вассалов. Источники X-XIII вв. полны жалоб провинциального

духовенства на светских магнатов и самоуправтво местных

вельмож, отнимавших у епископов земельные владения,

париков, церковную утварь. Притесняемый наместником

области митрополит Навпакта Апокавк был вынужден бежать в

деревню, жил в пристройке под сельской церковью, терпел

лишения. Еще раньше тот же сановник обобрал охридскуго

церковь и распродал ее ценности. Своею волею, жаловался

Апокавк, он поставил епископом в Каросе безграмотного

человека, который во время службы вместо "Варфоломей"

возглашал "Хартоломей". Центральной власти в подобных

случаях приходилось частенько оказывать помощь церкви.

Согласно некоторым данным, в Константинополе|

имелось более 250 церквей и более 120 монастырей (в каждом из

них также была своя церковь). Только некоторые храмы

располагали крупным штатом клириков, большинство

обходилось всего одним-тремя служителями. По свидетельству

русского путешественника (ок. 1200 г.), св. София имела до 3000

священнослужителей, из кото-рых

500 получали ругу, т. е.

регулярную плату. Богатыми были также дворцовые храмы,

претендовавшие, как и св. София, на особые милости государя.

Василевсы строили новые церкви, украшали и одаривали

старые. Иногда дар в пользу церкви был откровенным подкупом.

Зоя, вдова Романа III, купила, например, согласие Алексея

Студита на воцарение Михаила IV с помощью

50 литр,

врученных патриарху, и 50 литр - клиру св. Софии. Обобравший

гробницу Зои Алексей I Комнин приказал вскоре выплачивать в

пользу храма, где находилась гробница, значительную сумму из

налоговых поступлений, и эта выплата продолжалась в течение

нескольких десятилетий. Мануил I даровал всем священникам

империи освобождение от одной обременительной подати, В XI-

XII вв. церковные владения сплошь и рядом были избавлены от

части или от всех налогов в силу льготы (экскуссии), дарованной

императором.

Согласно

каноническому

праву,

следовало

систематически собирать церковные соборы

(синоды)

митрополитов и епископов империи, однако вселенские соборы

перестали созываться с конца VIII в., а поместные и патриаршие

созывались от случая к случаю. Тем не менее и после VIII

столетия приезд в столицу

(по повелению патриарха или

василевса) митрополитов и епископов был обычным явлением;

собрания у патриарха живущих в столице митрополитов играли

роль постоянно действующего синода - эндемусы.

Несмотря на материальную и организационную слабость

церкви в Византии, она не была простым придатком

государственного аппарата. Ее сила заключалась во влиянин на

широкие народные массы. Церковь не раз апеллировала к низам,

стремясь с их помощью защитить свои интересы, хотя отцы

церкви считали предосудительной опору на низшие социальные

слои. Если вмешательство масс в ход дела оказывалось

выгодным духовенству, оно объявлялось "божьим деянием",

если же это вмешательство грозило церкви опасностью, его

называли "бесчинством черни". Архиепископ

(митрополит)

Кесарии Арефа именует попытки константинопольцев повлиять

на исход выборов патриарха "охлодулией" - произволом толпы.

Тот же Арефа говорил в лицо новому патриарху, что

митрополиты откажутся признать его, так как занять престол

ему помогла "беспорядочная толпа лавочников и поваришек,

вооруженных палками и дубинками".

Успеху демагогии духовенства способствовало наличие в

византийских крупных городах, особенно в столице, множества

всякого рода религиозных фанатиков, паломников и

богомольцев, прибывших из дальних провинций империи для

поклонения знаменитым святыням. Немало среди них было

бедного люда, который, поиздержавшись, нищенствовал и

ночевал на папертях и в церквах. Немало было здесь также

шарлатанов и проходимцев, ведших торг сомнительными

реликвиями и мощами (поэт XI в. Христофор Митиленский

высмеивал святош, собравших и свои лари по дюжине рук св.

Прокопия и ровно четыре черепа св. Георгия). Зная о легкой

возбудимости столичного плебса и о влиянии на него

незамысловатых лозунгов и религиозных символов, Анна

Далассина, мать мятежника Алексея Комнина, потребовала

после оставления церковного убежища, чтобы от Никифора III

был принесен не маленький, а большой крест: о маленьком люди

могли не узнать, а большой виден всем

(Анна Комнина.

Алексиада. Вступительная статья, перевод, комментарий Я. Н.

Любарского. М., 1965, стр. 126.).

Церкви гораздо чаще, чем светской власти, удавалось

также, не прибегая к прямому насилию, успокаивать народные

волнения. Она неизменно выступала под лозунгом защиты

справедливости, помощи слабым и обиженным, борьбы за мир и

покой и соблюдение нравственных устоев общества. Церковь

устраивала во время голода широко рекламируемые раздачи

продуктов, она содержала больницы для бедняков, приюты для

сирот, ночлежки для бездомных, дома призрения для

престарелых. Некоторые духовные лица перед уходом в

монастырь или в пустынь раздавали свое имущество бедным.

Епископ Анкиры во время голода в Малой Азии в XI в.

пожертвовал все, чем владел, на борьбу с нуждой и эпидемиями.

Митрополит Михаил Хониат остро сочувствовал страдавшим от

непомерного налогового гнета жителям Аттики, досаждая

своими посланиями об этом столичным сановникам;

впоследствии он был подлинным организатором обороны Афин

от разбоя Льва Сгура, пелопоннесского магната. Долг пастыря,

писал один из столпов церкви IX в., собирать и соединять

"разрозненные члены тела церкви Христовой" и изгонять из него

недуг, "рожденный ненавистью".

Иначе говоря, церковь видела свою задачу в том, чтобы

ослаблять социальные противоречия и смирять политические

страсти. Ее роль была по преимуществу консервативной, ибо

незыблемость сложившейся системы являлась гарантией

сохранения статуса самой церкви в государстве. Однако, смотря

по обстоятельствам, высшее духовенство могло объявить

"недугом" и мятеж против законного императора, и самый курс

его политики. Столкновения между василевсами и патриархами

были в IX-XI вв. не столь уж редкими и порою острыми.

Идея Юстиниана I Великого: василевс и патриарх в

содружестве правят один телом, а другой душою подданных -

давно стала пустым звуком. Василевс правил один: и "душой" и

"телом". Но идея оставалась официальной доктриной, церковь

трактовала ее как "законное право" на независимость от светской

власти и, недовольная социальной и политической программой

дворца, использовала ее в борьбе с неугодным ей василевсом.

Чаще всего она при этом выступала не прямо против его

100

политики, а поднимала шумную кампанию против личных

"прегрешений" императора: он

- развратник, трехбрачник,

ослушник родительских заветов.

Стремясь низложить главу церкви, императоры тоже

старались поразить воображение обывателя неожиданным

"откровением" - сенсационным сообщением о якобы вскрытых

тайных пороках уважаемого церковного владыки. Никто,

разумеется, среди епископов и чиновников не мог всерьез

поверить, что суровый старец Кируллярий погряз в пороках.

Философ Пселл, которому было поручено написать порочащий

патриарха памфлет, был способен измыслить вполне

правдоподобные обвинения, но высокообразованный царедворец

прибег к самым плоским и грубым нападкам на Кируллярия, ибо

следовало уронить авторитет патриарха среди широких масс

населения и сделать это наиболее доходчивым и понятным для

них образом. Кроме того, император стремился изолировать

патриарха от народа, лишив его возможности общаться с

паствой в момент детронизации. Михаил V, решившись

свергнуть Алексея Студита, повелел ему отправиться в

пригородную патриаршую резиденцию, якобы для встречи там с

василевсом. Исаак I приказал схватить Кируллярия, когда тот

выехал для поклонения в загородный монастырь.

Василевсы не останавливались и перед расправой над

непослушными патриархами: некоторых даже казнили, других

избивали, ссылали, держали под стражей. Патриарх Константин

II был низложен в 766 г. и казнен, патриарха Евфимия при

низложении в 912 г. избивали до тех пор, пока он не потерял

сознание, его коллега и соперник Николай Мистик, свергнутый

пятью годами раньше, был лишен в ссылке теплой одежды, спал

в мороз на соломе, не имел права читать книги. Однако, избавясь

с помощью насилия от строптивого владыки, император должен

был непременно добиться от церкви одобрения или прощения.

101

Официально и открыто осуждаемого церковью василевса рано

или поздно могла сбросить с престола оппозиционная

группировка знати.

Именно поэтому столь противоречиво и драматично было

поведениие Льва VI Мудрого, жены которого по роковому

стечению обстоятельств умирали одна за другой. Долго не

получая разрешения церкви на третий, а затем - и на четвертый

брак, Лев плевал патриарху в лицо, бросал его наземь,

приказывал избивать до полусмерти, а потом плакал слезами

ненависти и отчаяния, стоял на коленях у царских врат, валялся

со стенаниями в ногах у владыки.

Именно поэтому василевсы сознательно сажали иногда на

патриарший трон либо своего родственника, либо немощного

старца, либо простачка, невежественного и недалекого, которого

заранее заботливо прославляли как "святого подвижника".

Особенно любопытной фигурой среди таких патриархов был

Феофилакт, сын узурпатора Романа I Лакапина. Юнец, занявший

трон в

18 лет, он впопыхах завершал литургию, чтобы

поспешить к стойлу любимой кобылы, собравшейся рожать; он

из своих рук кормил ячменем, изюмом и сушеными фруктами

отборных коней (в его конюшнях стояло более двух тысяч

лошадей); он развлекался на интимных пирушках с шутами и

мимами; он и умер, разбившись при падении с коня.

Бывало, императоры ошибались в своем выборе, как

ошибся Лев VI, посадив на трон вместо Николая Мистика

Евфимия; бывало, властный патриарх уже занимал престол,

когда новый император приходил к власти. Сменить такого

патриарха оказывалось особенно трудно, если новый император

был узурпатором, отнявшим трон у "законного" василевса или

его наследников. Если церковный владыка отличался умом и

волей, император в момент острого столкновения с патриархом

102

мог предстать в пропаганде духовенства как клятвопреступник и

убийца.

Так, например, узурпатор Никифор II Фока занял престол,

когда патриархом был Полиевкт, сменивший упомянутого выше

Феофилакта (оскопленный в детстве родителями, он долго был

монахом, прежде чем по воле Константина VII стал патриархом).

Полиевкт принудил Фоку, женившегося на вдове Романа II,

снести церковное наказание

(эпитимью) как второбрачника,

угрожая в случае отказа отлучением от церкви. Умело

использовал Полиевкт для усиления патриаршей власти

слабость положения на троне и другого узурпатора - Иоанна I

Цимисхия: переступивший через труп Фоки Иоанн должен был

понести еще более тяжкую эпитимью, а кроме того, наказать

своих друзей за убийство (в котором, впрочем, сам был повинен

больше всех) и раздать свое личное имущество бедным.

Особенно сильное упорство в борьбе с императором,

проводившим невыгодную церкви политику, проявил патриарх

Михаил Кируллярий, сам помогавший воцариться узурпатору

Исааку I Комнину. В данном случае ошибся в выборе патриарх:

он организовал в столице оппозиционные Михаилу VI силы, он

лично. убедил василевса отречься от престола в пользу Исаака.

"Что дашь ты мне взамен этого?" - спросил старец-император,

сбрасывая порфирные сапоги (знак царского достоинства).

"Царство небесное", - ответил Кируллярий. Когда же Исаак I

решительно разошелся с патриархом в направлении политики

двора, Кируллярий открыто грозил василевсу: "Я тебя создал,

печка, - я тебя и разрушу!" Патриарх умер, не доведя борьбы до

конца, но его нападки на Исаака сыграли роль в последовавшем

через год отречении василевса от престола.

Иначе повел себя в аналогичной ситуации умный и

дальновидный узурпатор Алексей I Комнин: он сам испросил

103

эпитимью, ибо она была не только карой, но и предоставляемым

церковью средством избавления от грехов перед богом и

людьми. Василевс понимал, что этот акт выбьет из рук врагов

важный козырь. Анна пишет, то после 40 дней покаяния (пост,

молитвы, сон на полу) василевс "уже чистыми руками коснулся

государственных дел"

(Там же, стр.

101.

97.). Эпитимья,

наложенная патриархом, представляла собой, несомненно,

политическую победу церкви, но узурпатору в конкретной

ситуации оказалось выгоднее не взываться от ее принятия, а

домогаться ее получения.

Причины конфликтов между императорами и

патриархами были вполне земными. Но взаимное недовольство

обосновывалось, как правило, доводами, не имевшими ничего

общего с существом конфликта. И это не было лишь холодно

рассчитанной тактикой, искусной и лживой демагогией. И

патриарх, и василевс, глубоко верующие люди, обвиняя друг

друга в безнравственности и прегрешениях перед богом,

начинали верить в справедливость своих претензий.

По сравнению с IX-X вв. столкновения между

патриархами и василевсами в Византии XI-XII вв. происходили

значительно реже. В XI столетии, в период борьбы между

столичной бюрократией и провинциальной аристократией,

церковные владыки иногда становились на сторону оппозиции,

но чаще маневрировали, добиваясь не столько политических,

сколько материальных уступок у светской власти. К концу этого

века патриархи перестали перечить императорам.

Несмотря на размолвки, о которых сказано выше, в

главном

- в стремлении сохранить существующий порядок

вещей - церковь и государство были всегда едины. Василевс и

патриарх постоянно находились в тесном личном общении. В

южной пристройке к св. Софии имелся митаторий - место

Как жили византийцы (Литаврин Г.Г.) - часть 6