содержание   ..  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  ..

Напрасно глазом - М. И. Цветаева (анализ поэтического текста) - часть 2

Приведем ритмическую схему остального текста:         

Даже если оговориться, что последний стих текста допус-

кает и иные варианты прочтения, картина остается весьма

выразительной.  В тексте господствуют, с одной стороны,

предельно удаленная от нормы четырехстопного ямба стро-

ка с двумя (!) спондеями с другой -  эталонная  строка:

ритмическая фигура в поэзии XIX в. по частотности зани-

мала второе место,  уступая IV;  однако в поэзии XX  в.

она  имеет  тенденцию увеличивать свое распространение:

по данным Тарановского,  в поэзии Блока ее  частотность

почти  сравнялась с употребительностью IV фигуры - 30 %

и 38,7 %,  а у дореволюционного Вяч. Иванова и С. Горо-

децкого  I  форма  вышла вперед - соответственно 41,4 и

36,4% и 44,1 и 41,1 %). Нетрудно убедиться, что все на-

иболее  значимые  места текста приходятся на эти ритми-

ческие крайности. Каждая из них составляет тему, прохо-

дящую через текст.

   1 Возможна  и  ритмическая  интерпретация строки как

уникальной - построенной на четырех  спондеях  а  также

ряд других ритмико-декламационных вариантов. Обилие та-

ких вариантов здесь и ниже  обусловлено  большим  коли-

чеством односложных слов (в том числе таких семантичес-

ки  опорных,  как  "кость",  "дух",   "бог",   "червь",

"здесь", "там", "дождь").                             

Мы уже отмечали, что в центральной части стиха действу-

ет перекрестный параллелизм:  третья строфа параллельна

пятой,  четвертая - шестой. Теперь следует внести в это

утверждение  некоторые уточнения.  Спондеические стихи,

связанные с темой пространства ("там - здесь"),  соеди-

няют три строфы:                                      

   третью, четвертую и пятую.  Их ритмическая антитеза,

строящая семантику "ты", утверждает параллелизм четвер-

той и шестой строф. Наконец, тема единства сближает пя-

тый и седьмой. Так возникает сложное композиционное пе-

реплетение, образующее смысловую ткань стихотворения. 

   Кость слишком - кость, дух слишком - дух...        

   Там - слишком там, здесь - слишком здесь...        

   Здесь - слишком здесь, там - слишком там...        

   Бог - слишком бог, червь - слишком червь...         

   Конструктивный параллелизм всех этих стихов лежит на

поверхности.  Они создают два ряда, которые взаимно ан-

тонимичны, внутри себя образуя - каждый - некоторую се-

мантическую парадигму:

кость - дух

здесь - там

червь - бог

   Уже само по себе построение подобных  синонимических

рядов  приводит к активизации как общего семантического

ядра:  земное (материальное) - небесное (духовное), так

и дифференциальных значений:                          

Однако дело  не  сводится к этому:  присоединение слова

самого к себе с помощью  наречия  "слишком"  не  только

вносит  элемент количественного измерения в неколичест-

венные понятия,  но снова отделяет словарное  слово  от

поэтического,  показывая, что словарное слово может со-

держаться в поэтическом в определенных -  не  тех,  что

обычно - количествах. Так создается картина двух частей

мирового пространства,  причем каждая из  них  содержит

квинтэссенцию самой себя, своей сущности. И тут спонде-

ические стихи вступают в отношение со  вторым  семанти-

ческим лейтмотивом, утверждающим невозможность для "ты"

остаться собой ни в исключительно земном, ни в исключи-

тельно духовном мире.

Где - ты? где - тот? где - сам? где - весь?

Не ты - не ты - не ты - не ты...

Первый из этих стихов создает синонимический ряд:

   ты - тот - сам - весь.

Это раскрывает и семантику "ты":  оно включает  в  себя

значение  единичности  ("тот,  а не этот или какой-либо

другой"), личности' и целостности ("весь"). Таким обра-

зом,  "ты"  получает  ряд  сверхсловарных семантических

признаков.                                            

   Читатель, уже привыкший к тому, что слово в цветаев-

ском  тексте  не равно самому себе,  не воспримет четы-

рехкратного повторения "не ты" как тавтологию. Он будет

считать,  что  ему  было предложено четыре (здесь это -

синоним понятия "любое количество") различных  варианта

"ты",  и  все они оказались "не ты".  Этим окончательно

утверждается идея единственности,  неповторимости "ты".

Местоимение  становится своей грамматической противопо-

ложностью - именем собственным.                       

   Варьируя основную антитезу земного и небесного, Цве-

таева  вводит  новые пары семантических полюсов,  чтобы

опровергнуть те дифференциальные признаки,  которые для

их различения построил предшествующий текст.  Пара "пе-

сок - пар" снимает оппозицию "материальное -  нематери-

альное", поскольку оба члена семантического отношения -

материальны,  а для Цветаевой - грубо вещественны.  Пар

не более идеален, чем песок. Более того, поскольку сло-

во это стоит на месте, где мы ожидали бы увидеть "душа"

или ее синоним,  раскрывается нарочитая грубость подоб-

ной замены.                                           

   Ср. описание смерти в "Поэме конца":

 Паром в дыру ушла

Пресловутая ересь вздорная,

    Именуемая душа.

   Христианская немочь бледная!

   Пар. Припарками обложить!

   Да ее никогда и не было!

   Было тело, хотело жить!

   Пар, созвучный припаркам, изображение момента разлу-

чения  души  и  тела  словами "паром в дыру ушла" - все

это, конечно, очень далеко от идеальности.            

   Однако если в этом контексте оба семантических полю-

са выглядят как вещественные и грубые,  то другая анти-

теза:

   дым кадил - цветы могил - 

   представляет их обоих поэтичными.                  

   Таким образом,  ни противопоставление  косно-вещест-

венного идеальному, ни антитеза возвышенного низменному

не способны организовать текст. Отбрасываются не только

все  предложенные  вначале принципы разделения основных

семантических центров,  но и самое это разделение. "Ты"

противостоит "не-ты" как неразделенное - разделенному:

   1 Ср.: "Определительное местоимение сам употребляет-

ся при именах одушевленных и при личных местоимениях  и

имеет  значение "самостоятельно",  "без помощи других""

(Грамматика русского языка:  В 2 т.  М., 1952. Т. 1. С.

402).                       

Нет, никоторое из двух...

   Не подменю тебя песком

   И паром.  Взявшего -  родством  (курсив  мой.  -  Ю.Л.)

... На труп и призрак - неделим!

   Богоборческий и   антихристианский   характер  пятой

строфы привел к тому, что она не могла быть опубликова-

на  в  "Современных записках" (Париж,  1935.  № 58.  С.

223),  где стихотворение впервые увидело  свет.  Однако

дело не только в органической невозможности,  по цвета-

евскому тексту,  смерти.  "Ты", сущность которого в не-

раздельности,  интегрированности,  может  существовать,

"быть" только в  неразделенном  интегрированном  прост-

ранстве,  а  весь  текст создает структуру разделенного

пространства.  Реальное пространство исконно  разделено

на "небосвод" и "чернозем", и для поэта, не принимающе-

го этого разделения,  идеальное "ты" не может  ни  уме-

реть,  ни жить в нем подлинной жизнью. Пространство это

с ним не совместимо. То, что не принимается здесь самый

принцип разделения, доказывает строфа:  

   Не ты - не ты - не ты - не ты.

   Что бы ни пели нам попы,

   Что смерть есть жизнь и жизнь есть смерть -

    Бог - слишком бог, червь - слишком червь.

   Строфа интересна не только полемикой со всей церков-

ной традицией, от низших ее проявлений ("попы") до наи-

более  высоких и поэтических (последний стих - полемика

с Псалтырью и всей русской традицией истолкования  зна-

менитого седьмого стиха из 21 псалма.  Речь идет о бо-

лее значительном:  о том, что целостность личности тре-

бует и целостного пространства.  Утверждение "попов" не

уничтожает разделения жизни и смерти,  а лишь меняет их

местами, объявляя земную жизнь смертью, а смерть - под-

линной жизнью.  Но церковное представление о  том,  что

"ты" было мертвым в жизни и только теперь стало истинно

живым,  отбрасывается ("не ты") так же, как и обратное:

"Ты был живым и стал мертвым".  Оба они исходят из раз-

деления,  а по конструкции текста, разделение и "ты" не

совместимы.                                           

   Так возникает  противопоставление  всего текста пос-

ледней строфе.  Весь текст говорит о том  пространстве,

где  "тебя"  нет,  - последняя строфа создает структуру

возможного  пространства,  которое  соответствовало  бы

природе "ты".                                          

   В этом  смысле  интересна  динамика  отношения "я" и

"ты".  Бросается в глаза сложная  система  употребления

категории числа.

   См. в наст. изд. статью "С кем же полемизировал Пнин

в оде "Человек"?".                                    

При этом  местоимение первого лица до тех пор,  пока не

появляется "мы" ("нам"), присутствует лишь в глагольных

окончаниях.  Второе лицо все время выражено местоимени-

ем.  Но еще существеннее другое:  хотя с самого  начала

задана определенная схема отношений "я" и "ты" ("я" ищу

"ты"), в тексте она, используя выражение Гегеля, реали-

зуется через невыполнения. Все глагольные формы, харак-

теризующие действия поэтического "я" (и "мы"),  даны  с

отрицаниями ("напрасно... пронизываю", "напрасно... об-

шариваю",  "не подменю",  "не отдам",  "не отдадим"), а

"ты"  присутствует своим отсутствием ("нет тебя",  "где

ты?", "не ты").                                       

   Так создается определенное пространство, где "ты" не

может  существовать.  Этому противопоставлена последняя

строфа, где "ты" дано с положительным признаком сущест-

вования: "ты есть". Контрастно строятся и отношения ли-

рических центров текста. В I-VI строфах отношение "я" и

"ты"  складывается  следующим  образом:  предполагаемое

место "ты" - небо и земля,  поиски  ведутся  по  прямой

("пронизываю")  и по окружности ("обшариваю"),  то есть

речь идет обо всем внешнем  универсуме.  В  VII  строфе

между  "я"  ("мы")  и "ты" - отношение инклюзива ("если

где-нибудь ты есть,  то в нас").  Причем внешнее прост-

ранство - расколотое, внутреннее - единое (только здесь

можно "презреть раскол").

   Таким образом, полное и целостное существование "ты"

- это его пребывание в "я" ("мы").  Поэтому полный уход

из  разорванного мира ("совсем - со всем") - не уничто-

жение.

   ...И лучшая вам честь,

   Ушедшие - презреть раскол:

   Совсем ушел. Со всем - ушел.

   Максималистская полнота отказа и от  земного,  и  от

небесного мира,  полного ухода, выражена последним сти-

хом,  оба  полустишия  которого,  взаимно  проецируясь,

раскрывают сложное построение смысла:  "совсем" на фоне

второго полустишия обнажает значение целостности - пол-

ностью умер. Полустишие это противостоит и идее загроб-

ной жизни ("что бы ни пели нам попы"),  и идущей от Го-

рация традиции утверждения, что смерть не похищает поэ-

та полностью - часть его  сохранена  славой  в  памяти.

Ср.:

   Не вовсе я умру; но смерть оставит                 

   Велику часть мою, как жизнь скончаю...              

   (М. Ломоносов)

   Так! - весь я не умру: но часть меня большая,      

   От тлена убежав, по смерти станет жить...          

   (Г. Державин)

   Нет, весь я не умру...

  (А. Пушкин)

   Традиционное бессмертие в памяти потомства  отверга-

ется  именно  потому,  что  жить  останется "часть меня

большая".  Этому противопоставляется полное  сохранение

всего "ты" в "нас" - людях, знавших "тебя" и как поэта,

и как человека. Второе полустишие с выделенным курсивом

"всем"  отказывается отождествить ушедшего дорогого че-

ловека с материальными следами его личности. С цветаев-

ским максимализмом текст провозглашает тождество полно-

го сохранения и полного уничтожения, сохранения - внут-

реннего, уничтожения - внешнего.                      

   Приведенная схема дает лишь общий семантический кос-

тяк,  на который - уточняя его или  противореча  ему  -

накладываются более частные конструкции.  Но именно эти

многочисленные деривации придают тексту  жизнь.  Напри-

мер, оппозиция строф I-VI и VII противопоставляет миры,

где "тебя нет" и где "ты есть".  Но условная форма пер-

вого стиха седьмой строфы ("И если...") вводит сомнение

в ту конструкцию,  которую другие структуры утверждают.

Или другое: хотя "я" и "мы" структурно восходят к одно-

му семантическому инварианту, игра на их переходах соз-

дает  добавочные,  и совсем не безразличные для общего,

смыслы. В стихе:

   Где - ты? где - тот? где - сам? где - весь?.. -

   нас интересовала смена значений местоимений. Но мож-

но отметить и другое:                                 

   гласные этого стиха образуют последовательность:

е - ы - е - о - е - а - е - е,

где

"е" попарно сочетается  с  разными  гласными  фонемами,

раскрывая  разные  стороны  своей артикуляции (в "где -

весь" активизируется отношение "е" к самому  себе,  что

поддерживает значение целостности в этом сегменте текс-

та).  Исчерпание фонологических компонентов параллельно

исчерпанию  возможностей при перечислении - общему зна-

чению стиха.  Последовательные сочетания "е"  с  макси-

мальным  количеством других гласных фонем устанавливают

близость приведенного выше стиха и                     

   Не подменю тебя песком                             

   е - о - е - у - е - а - е - о.                              

Вообще, поскольку антитеза "здесь" и "там"  занимает  в

стихотворении  большое  место,  роль "е" и "а" как двух

противоположных фонологических центров резко  возраста-

ет.                                                    

   Интересные результаты можно было бы получить от под-

робного анализа отношения  интонации  первой  и  второй

частей стихотворения. Так, на первые шесть строф прихо-

дится всего лишь два переноса ("песком - И паром";  "за

дым  - Кадил"),  зато очень большое число восклицаний и

вопросов.  На четыре стиха последней строфы - два пере-

носа,  ни одной эмфатической интонации, зато здесь сос-

редоточены оба курсива,  встречающиеся в тексте стихот-

ворения ("есть",  "со всем"). Это, конечно, не случайно

- сталкиваются интонация декламации (внешний мир) и ме-

дитации (внутренний).  Вместе с заменой "я" на "мы" это

создает парадоксальную  конструкцию  -  с  переходом  к

внутреннему  миру интонация делается менее личной.  Так

возникают переплетения частных конструкций,  которые не

просто иллюстрируют основное построение на низших уров-

нях,  а живут своей конструктивной жизнью,  обеспечивая

тексту непредсказуемость - полноту информационного зна-

чения на всех этапах его движения.

содержание   ..  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  ..