«Софка» Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова Факультет журналистики Кафедра стилистики русского языка © 2007 «Ы ДЛЯ ЖУРФАКОВЦЕВ» HTTP :// JOURNREF . NAROD . RU Анализ правки А. П. Чеховым рассказа Е. М. Шавровой «Софка» студента 4** группы дневного отделения Moscvitch ’а. Преподаватель – Р. А. Молибоженко Москва – 2007 Рассказ «Софка» принадлежит перу пятнадцатилетней девочки Елены Шавровой, познакомившейся с Чеховым в Ялте в 1889 году. Этот рассказ, тщательно отредактированный Чеховым, появился в том же году в суворинском «Новом времени». Вот как начинается рассказ Е. Шавровой, имеющий подзаголовок «Кисловодская идиллия»: «Она сидела на снятом с лошади мужском седле и капризно покачивалась на нем. Тоненькая, стройная, волосы непокорной гривкой лезут на глаза, выбились за ушами, щеки пылают, глаза щурятся и блестят, — и вся она, в своей строгой черной амазонке, кажется не то переодетым мальчиком, не: то какой-то странной, необыкновенно узенькой, фантастической женщиной». После чеховской правки абзац выглядел так: «Она сидит на траве, на мужском седле и покачивается на нем. Тоненькая, узенькая, стройная, с волосами, лезущими на глаза, с пылающими щеками, с глазами, которые щурятся и блестят, — в своей строгой черной амазонке, похожа она и на переодетого мальчика, и на фантастическую женщину». Прежде всего в чеховской редактуре абзац стал короче. Из прошлого действие перенесено в настоящее: «сидела» — «сидит», что придает повествованию большую энергию, приближает к читателю, мы как бы включаемся в происходящее. Чехов без колебаний жертвует некоторыми, вроде бы неплохими подробностями: вычеркнуто «капризно», поза девушки и без того кажется ему достаточно выразительной, не нужна и «непокорная гривка» — образ, порядком замученный. Зачеркнуто просто лишнее: «на снятом с лошади», а с чего еще может быть снято седло? Сделав большое сокращение «не то какой-то странной, необыкновенно узенькой», Чехов пожалел последнее, хорошо и точно найденное слово и перенес его в начало абзаца: «тоненькая, «узенькая, стройная…» Это довольно серьезная, но бережная правка: все лучшее сохранено, осталась и авторская интонация, абзац обрел энергию, краткость и ясность, и вот что поразительно: легкую и прелестную неуклюжесть по сравнению с гладкописью молодого автора. Эта неуклюжесть и в обороте: «с пылающими щеками и глазами, которые щурятся и блестят», и во всем абзаце в целом. Рассказ развивается естественно и непринужденно, не требуя вмешательства строгого редактора. Софка зовет какого-то князя, просит пить, ее, в свою очередь, окликают, но она не отзывается. Мы узнаем, что компания, выбравшаяся в горы, состоит из друзей и знакомых софкиной матери. «…На водах так скоро знакомятся, — замечает автор. — А бойкость всегда нравится и привлекательна». Последнюю фразу Чехов вычеркнул: сентенциозность выдает юный возраст писательницы. Дальше мы узнаем состав компании: несколько военных, актер, два помещика, доктор на отдыхе, люди, живущие «своим капиталом», — почти все наряжены горцами и обращаются с Софкой, приехавшей на пикник с матерью и маминой приятельницей Аделью Карловной, как со взрослой. Софке и этого весело, ее радует и пейзаж. Но вот начинается новый абзац, и Чехов выпускает редакторские когти. Отрывки с текстом правки Чехова можно посмотреть в приложении в конце работы, они пронумерованы. См. отрывок 1. В этой правке есть любопытные тонкости. Слово «неизвестно» выброшено, так явно лишнее, оно скрытно существует в эпитетах «ново» и «свежо». Чехов прибавляет героине рассказа год. Шаврова сделала Софку своей сверстницей, что естественно, даже если рассказ не автобиографичен. Но читателю это покажется странной и неприятной развязностью в пятнадцатилетней девочке. Другое дело — шестнадцать, это уже барышня, невеста, ей позволительна известная свобода поведения, и Чехов «старит» героиню. Дальше он заменяет неудачное «сделалась» точным «превратилась», вычеркивает галантерейную «барышней» и обрубает фразу, вновь придавая ей легкую неуклюжесть и весомость. У Шавровой в одной фразе оказались «перемена» и «переменилось» и два «что» — эти оплошности легко устраняются. Но главное в другом: получалось, что Софка довольна переменой вокруг нее; да нет же, перемена произошла вокруг нее и лишь накладывается на окружающее. И Чехов добавляет, что она «не верит своим глазам». К тому же нельзя быть «довольной» возрастным сдвигом, пробуждением чувственности, превращением из девочки в девушку — это может смущать (оставленное Чеховым слово), волновать, пугать, тайно радовать. Чехов разрывает последнюю фразу, отделяя: «И все как будто переменилось вокруг нее», чем уводит в подтекст сложное и тонкое восприятие девушкой свершившегося в ней перелома. См. отрывок 2. Чехов, сделав исправления в тексте, потом еще поставил цифры над словами, чтобы фраза читалась так «проевшая на своем веку два состояния». Справедливо выброшено «бодрящийся видимо» — это и не ново в отношении пожилого генерала-жизнелюба и стилистически плохо почему «видимо»? — такое следует прямо утверждать. Но вот дальше Антон Павлович промахнулся. У него получилось, что гора мяса и жира проедает состояния. У Шавровой было правильно: состояния проедал генерал, а не гора, которой он уподобляется. И классики ошибались! Вставленное Чеховым словечко «теперь» подчеркивает ненасытность генерала. См. отрывок 3. В этой правке следует прежде всего обратить внимание на следующее: Чехов избавляется от сентиментального слова «крошка», раз в короткой юбочке, ясно, что маленькая. Дальше мы узнаем, что Софкина мама и Адель Карловна, полные и красивые дамы прекрасно сохранились. Чехов это оставляет: нужно для последующего, а затем безжалостно выбрасывает довольно большой кусок. Это начало вытравливания Адели Карловны, проходящего через весь рассказ. Присутствие Адели Карловны, некоего дублера софкиной матери, в рассказе необязательно. A вот возникшую дальше тему легкой ревности стареющей матери к юной дочери Чехов бережно сохраняет. Но вычеркивает целиком абзац, который вначале думал сохранить с помощью редактуры. «И теперь она с затаенной радостью следит из-за своих густых, загибающихся карих ресниц, как все бросаются исполнять ее желания». Поначалу Чехов выбросил банальный загиб ресниц, потом вымарал весь абзац, ведь дальше в конкретном и точном поведении персонажей раскроется существо этой общей фразы. См. отрывок 4. Внимание, это едва ли не ключевое место в редактуре Чехова. Молодая писательница сработала тут вроде бы отменно, через жест полковника Иванова передала суть бравого выпивохи и не без тонкости подметила, что сравнение с шампанским является высшей похвалой в устах такого человека. Словом, умело использовала детали. А Чехов их безжалостно уничтожает. Зачеркнуто»привычным жестом опрокидывает стакан в горло — жест рисует пьяницу, и тогда его вульгарноватый, но искренний комплимент ничего не стоит ни для Софки, ни для окружающих. Зачеркнуто: «это высшая похвала в его устах». Тут есть легкая ирония, уместная в устал взрослого, бывалого человека, — так могла видеть, полковника Иванова Адель Карловна, а не девушка с широко открытыми на мир глазами. Чехов делает конец абзаца по девичьи наивным и милым. Софка чувствует, что «она и в самом деле похожа на шампанское». Весь кусок получил верный тон. См. отрывок 5. Князь главный — наряду с Софкой — герой рассказа, и Чехов здесь довольно снисходителен к описательной щедрости автора. Он только делает «богатый грузин» вместо «богатой грузинской фамилии», ибо второе оставляет возможность для кривотолков: князь, мол, из богатой семьи, а сам беден. Выбрасывает oн и неплохой эпитет «крепонький», потому что это опять глзами Адели Карловны или софкиной мамы, но не самой Софки. См. отрывок 6. Чехов заменяет казенное слово «требуется» на простое и живое «нужно», затем исправляет маленький, но смешной промах писательницы. У нее князь пьет, «с суровым видом закаленного н боях вояки». Вполне понятно, что она имела в виду, но не точно. За стаканом кахетинского мачьчик, играюший в бывалость, будет напускать на себя вид знатока местной лозы, а уж суровость воина — сопутствующая краска. «Он кутит». С абзаца, коротко и остpo завершает Шаврова разговор о князе, и Чехову это нравится. А вот следующий абзац он выбрасыват целиком (см. отрывок 7). Фраза на редкость неудачная и темная. Если это о князе, то почему во множественном числе «они, кутят»? Eсли о всей компании, то о какой «пантомиме» вообще идет речь? Нам ведомо лишь поведение мальчика-князя, но другим, взрослым, не придет в голову так себя вести. См. отрывок 8. Вот как много выброшено из маленького н вроде бы вполне безобидного абзаца. Видимо, Чехову кажется дурным топом, что пятнадцатилетняя дочка так скрупулезно описываст пьянство. К тому же все наблюдения здесь, крайне поверхностны. См. отрывок 9. Шашлык, разумеется, не варит, а жарят. Ряд сокращений придает энергию происходящему, а добавленное слово «истые» подчеркивает, что все это игра. Той же цели служит вставленная Чеховым фраза. «и всем это нравится» и т д. Выброшено «рвать мясо»: шашлык состоит из кусков, и рвать мяса руками не приходится. Стремление к простате, ясности присутствует во всех поправках Чехова. Вот на что следует обратить внимание: не на месте поставлено «лихим жестом» пока князек только хочет перебросить бутылку, никакого жеста еще нет. Лихой жест не предшествует бросанию, он и есть это бросание. Неудача с бутылкой не столь значительна, чтобы мрачно бросаться иа землю, конечно он просто сел. А читатель сам, непроизвольно домыслит состояние князька, условия для этого ему даны. См. отрывок 10. Правка тут как будто незначительная, на самом деле очень важная. Казенный оборот «цыганского типа» заменен простым словом «цыганское», «блеклые» губы на «бледные». «Блеклый», по Далю, — хилый, вялый, сухой, линялый, потерявший яркость, живую окраску. «Бледный» — светлый, не пустой, неяркий, белесоватый. Близкие слова, но каждый человек предпочтет, чтобы о нем сказали «бледный», а не «блеклый». Сказав «блеклые» о маминых губах, Шаврова сама того не желая, уничтожила всю прелесть ее цыганского желтоватого лица с прекрасными глазами. А в сочетании с «длинным носом», оставленным Чеховым, дабы не возник банальный образ жгучей цыганской красоты, блеклые губы ужасны. Бледные же притягательно остраняют лицо. Затем Чехов выбрасывает характерное для неопытного автора объяснение: «Князек ей, видимо, нравится» См. отрывок 11. Чехов последний раз так щедр к Адели Карловне, дальше он будет выжигать ее каленым железом. Но из-за князя несколько потерялся общий фон, а поскольку Адель Карловна собрала вокруг себя много народа, Чехов помиловал. Он только уничтожил совершенство ее возлежания на белой бурке. Он вычеркивает «очень смелые», поскольку в данном контексте определение «видавшие виды» включает в себя и смелость. Если человек трус — он видов не увидит. Корнет Закаспийский переименован в Степанова. Зачем давать странную и звучную фамилию проходному персонажу и зря отвлекать внимание читателей. Унижающие человеческую суть «телячьи глаза» заменены «телячьим взглядом». Глаза — навсегда, а взгляд меняется в зависимости от обстоятельств. На женщин Степанов (бывший Задунайский) может смотреть по-телячьи, а на врага — орлом. И последнее высокопарное «взирает» он заменяет простым «глядит». См. отрывок 12. Вставленное Чеховым словечко «сейчас» — верх тонкости. Иначе возникает провал в тексте, и не поймешь даже, в чем ошибка. А все дело в том, чтo между предложением спеть и софкиной реакцией лег яркий кусок про Адель Карловну и ее кавалеров, и потому горячность Софки необъяснима. Словечко «сейчас» все ставит на свои места. В следующих нескольких абзацах Чехов осуществляет мелкую правку. См. отрывок 13. Если б Адель Карловна действительно уединилась с одним из своих поклонников, актер не знал бы, разговаривают они или занимаются чем-то другим. Но Адель Карловна, дама хоть и развязная, но вполне приличная, никогда бы себе такого не позволила. Ей просто наскучила плохая, фальшивая декламация, и она стала болтать с кем-то из кавалеров. Чехов так и поворачивает текст. Затем он не позволяет актеру читать в стихах «нечто более игривое». Вино, песни и декламация сделали свое дело: Адель Карловна принялась дурачиться, а Софкина мама пытается овладеть князьком. См. отрывок 14. Самое важное в состоянии князя — его мрачность — Чехов переносит на конец фразы, чтобы сильнее врезать в сознание читателя. И насколько «мрачный взгляд исподлобья» выразительнее вялого «сумрачно». См. отрывок 15. Перечитайте короткую фразу, оставшуюся после всех сокращений, и вы поймете, что ничего больше не нужно, тут есть все, что хотела сказать Шаврова. И трудно понять, как подвернулись под руку писательнице «омертвевшие очертания лица», совсем не вяжущиеся с живым поведением. См. отрывок 16. Здесь прекрасно найденные Шавровой слова «тягучий страстный шепот» предполагают, что софкина мать говорит князьку что-то сильное, а не те жалкие банальности, какие мы видим в тексте. И лучше ограничиться намеком на ее речи, читатель сам договорит их куда лучше, пользуясь собственным опытом или догадкой. См. отрывок 17. Начиная со слав «Генерал отяжелел», Чехов выбрасывает все — оба абзаца. Какое нам дело до генерала, до надоедливой Адели Карловны, когда прочно завязан главный сюжетный узел: Софка — князь — софкина мать. Hас интересует только то, что работает на этих трех героев. Обстановка создана, весьма активный фон продолжает жить в сознании читателя, но возвращаться к нему без крайней нужды не следует. Вместе с тем в рассказе станет слишком душно и тесно, если все замкнется на трех персонажах, движущих сюжет. Нужен воздух, и Чехов оставляет пейзаж, который куда больше говорит о настроении Софки, чем вялые и невнятные авторские пояснения, которые редактор тоже не пожалел. Дальше уже трудно цитировать, поскольку одно за другим идут безжалостные сокращения. Вымарываются подробности завершения пикника и сборов домой, все шалости Адели Карловны. Любопытно, что с приближением к финалу сокращения резко возрастают. Рассказ давно зажил своей жизнью, он развивается заложенным в него содержанием, а не авторским произволом. Вначале еще можно своевольничать, но сейчас автор зависит от своих героев больше, чем они от него. Он должен не мешать им, если не хочет погубить свое создание. Лучше пожертвовать каким-нибудь интересным наблюдением, выразительной деталью, чем нарушить естественное дыхание рассказа. Но когда неожиданность возникает из логики рассказа, из глубины его содержания, хотя само событие ироде бы алогично, Чехов не возражает сажая Софку на лошадь, человек в черкеске, видимо проводник, вдруг поцеловал ее прямо в губы и скрылся, прежде чем она успела его разглядеть. Этот странный, непонятный, грубый поцелуй ошеломил, оскорбил и огорчил девушку почти до слез. Но вместе с тем дикий поступок незнакомого мужчины словно бы поднял Софку до тех признаний, которые ей вскоре пришлось услышать. И Чехов, не прощающий автору ни одного ненужного слова, сохраняет сцену с поцелуем, хотя и сильно ее правит. Главную правку Чехов оставляет нa конец. По дороге домой князь доверяет Софие жгучую тайну: он страстно влюблен в приезжую петербургскую grande dame. Но это признание князя не что иное, как замаскированное объяснение в любви к Софье. Не жалея слов, расписывал он свое роковое чувства и лишь в самом конце сказал плачущей девушке, что любит ее. Чехов высвобождает смысл рассказа из всех хитросплетений н недомолвок. Это расточительно — приводить большой кусок, от которого осталась всего несколько фраз, но только так можно показать великолепную и безжалостную решительность мастера, который знает все в своем ремесле. См. отрывок 18. От роковой grande dame не осталось и следа. Князь прямо объяснился Софке в любви, и это выглядит юнее, милее и целомудренней, чем придуманная автором маскировка. Мы приближаемся к финалу Софка отплакалась, «содрогаясь своим худеньким телом», от жалости к князю, себе и чему-то еще высшему, что не могла назвать и чем дышала лунная звездная ночь. См. отрывок 19. Насколько глубже это «говорит, говорит, говорит» всех потуг неопытной писательницы. Чехов вовлекает читателя в сотворчество, он знает, что каждый по-своему, из глубины собственного опыта заполнит предложенную форму, и это окажется полнее, сильнее, интимнее любых готовых слов. См. отрывок 20. Да, вот здесь как бы подводящее итог признание князя совершенно не нужно, все уже состоялось, Софка узнала о его любви, и для нее начался новый отсчет времени. И для него тоже. А что будет с ними дальше — пусть каждый домыслит сам. И прекрасная концовка (в отредактированном, разумеется, виде), тонкая, нежная, недосказанная. Рассказ же был хорошим с самого начала, иначе Чехов не стал бы с ним возиться, но его художественность лишь проглядывала из-под навалов мусора. Список литературы: 1. Нагибин Ю. М. Чехов редактирует / Литературная учеба, 1979. № 3;