Энциклопедия глубинной психологии TIEFENPSYCHOLOGIE BAND EINS Sigmund Freud Leben, Werk und Wirkung Kindler Verlag ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ГЛУБИННОЙ ПСИХОЛОГИИ том первый Зигмунд Фрейд Жизнь Работа Наследие MGM - lnterna Москва 1998 Энциклопедия глубинной психологии Том I. Зигмунд Фрейд: жизнь, работа, наследие. Пер. с нем./Общ. ред. А. М. Боковикова. — М.: ЗАО МГ Менеджмент, 1998. — 800 с, илл. Настоящее издание является составной частью 15-томной энциклопедии «Психология в 20-м столетии», выпущенной в 1976—1982 гг. издательством « Киндлер». Все права защищены. Ни одна часть данного произведения не может быть воспроизведена в какой-либо форме без письменного согласия издательства. © Kindler Verlag AG, Zürich 1977 © ЗАО МГ Менеджмент 1998 ISBN 3-407-83039-4 (нем.) ISBN 5-89837-001-3 ISBN 5-89837-002-1 (т. 1) Зигмунд Фрейд (1856-1939) СОДЕРЖАНИЕ Предисловие издателя XI Психоанализ Зигмунд Фрейд Фрейд и его время Юрген фом Шайдт 3 Сочинения Фрейда — введение в творчество Фрейда Рудольф Хайнц 17 Переписка 3. Фрейда Мартин Гротьян 31 Фрейдовские классические случаи — дальнейшая судьба пациентов Мартин Гротьян 144 Фрейдовские соратники Карл Абрахам — его вклад в психоанализ Иоганнес Кремериус 150 Шандор Ференци: его вклад в психоанализ Гельмут Дамер 166 Фрейд в зеркале биографов Мартин Гротьян, Юрген фом Шайдт 196 Теория психоанализа Фрейдовская теория психического аппарата Алекс Холдер 226 Понятие бессознательного и его значение у Фрейда Гунтрам Кнапп 266 Вытеснение и другие защитные механизмы Вольфганг Шмидбауэр 289 VII Ошибочные действия Петер Херлин 296 Остроумие и юмор Ганс Штроцка 304 Психоаналитическая теория сновидений Агнес Беккер 322 Психоаналитическая теория влечений Петер Цизе . 344 Значение сексуальности в трудах Зигмунда Фрейда Бернд Ницшке 365 Аутоэротика с точки зрения психоанализа Рудольф Адам 407 Женская сексуальность и эротическое переживание Натали Шайнесс 416 Развитие фрейдовского понятия Я Гемма Яппе 433 Теория нарциссизма Хайнц Хензелер 463 Психоаналитическая концепция мазохизма со времен Фрейда: превращение и идентичность Жан-Марк Алби и Франсис Паше 483 О регрессии Рудольф Хайнц 498 Сверх-Я: инстанция, задающая направление нашим поступкам Дитер Айке 504 Страх. Концепции фрейдистского психоаналитического направления Дитер Айке 520 О процессе символообразования Петер Орбан 532 Значение сказки для психоанализа Ульрих Груммес 569 Психоаналитическое понятие оральности Джозеф Сандлер и Кристофер Дэйр 587 Заметки об анальной фазе Паула Хайманн 599 VIII Эдипов комплекс Алекс Холдер 613 Эдипова ситуация, эдипов конфликт, эдипов комплекс Гельмут Штольце 621 Истерия Андре Грин 628 Принуждение в неврозе и в обществе Петер Куттер 657 Психоаналитическая теория депрессии Герман Полмайер 681 Ипохондрия Герард Хржановски 719 Значение и содержание отклонений в сексуальном поведении. Вклад психоанализа Чарльз В. Сокаридес 729 Приложение Авторы 763 Именной указатель 767 Предметный указатель 772 IX ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ Написать вступительную статью о Фрейде, психоанализе, выдающихся психоаналитиках, чарующих открытиях в душевной жизни человека, а также конфликтах и мелочных склоках исследователей, учителей и терапевтов — предприятие, в котором, пожалуй, никогда нельзя удовлетворить всем притязаниям. Психоанализ следует рассматривать как науку и как терапевтическую технику. Кроме того, психоанализ — это «движение», тесно связанное с признанием или значением некоторых личностей. Но начало, как известно, положено Зигмундом Фрейдом. Во вступлении необходимо сказать о некоторой понятийной путанице. Она возникла вследствие появления разных школ, но также из-за смешения понятий, относящихся либо к науке, либо к терапии, либо к движению, смешения, которое полностью устранить уже невозможно. На мой взгляд, в области глубинной психологии невозможно приобрести пригодное для использования фундаментальное знание, которое бы охватывало многие и уж тем более все школы. По моему опыту, требуется по меньшей мере три года интенсивного изучения предмета, чтобы обучиться методу, и примерно семь лет, чтобы стать в нем специалистом. Только тогда можно отчасти понять и интегрировать понятия и школы. С одной стороны, мне хотелось бы подчеркнуть значение всех школ в том огромном прогрессе познания, которого достигла психология в XX столетии, но я должен, разумеется, также признаться, что наиболее знаком все же с моей школой, фрейдовской. В процессе обучения я познакомился с различным образом мыслей. Систематическому мышлению я обучался в психиатрии у X. Бюргера-Принца и М. Блейле-ра, в психологии — у Ф. Лерша, в медицине — прежде всего у А. Линке, в психосоматической медицине — главным образом у А. Мичерлиха. В областях, смежных с психологией, и пониманию символов меня обучали У. фон Мангольдт, Э. Ципперт, К. Веениг и К. Кернайц. Умением жить и ладить с другими людьми я обязан многим сестрам, воспитателям и врачам, а также моим детям и любимой жене Эльке Айке. За многое я благодарен К. Ранеру, но больше всего, пожалуй, моему учителю М. Балинту. На мое мышление как психоаналитика, помимо Балинта, значительное влияние оказали Й. Д. Зутерлянд, Д. В. Винникотт и В. Лох. Непосвященный человек придет, наверное, в замешательство оттого, что психоаналитические и психотерапевтические понятия, фигурирующие в изданных мною томах, часто используются по-разному. В зависимости от контекста и от того, из XI какой «школы» проистекает то или иное выражение, в его основе может лежать разная система понятий. По существу, на мой взгляд, когда говорят о психоанализе, присутствуют два значения: научно-теоретическое и оценочное. Научно-теоретическое значение лежит в основе разделения, в соответствии с которым психотерапия является родовым понятием и подразумевает все методы лечения душевных или психосоматических недугов психическими средствами. Психоанализ является здесь одним из таких методов. На оценочном уровне предполагается, что собственный метод, то есть психоанализ, наилучший, тогда как отклонения от этого метода есть «просто» психотерапия. Как правило, психоаналитиком считается психотерапевт, апеллирующий к школе Зигмунда Фрейда; индивидуальным психологом — психотерапевт, апеллирующий к школе Альфреда Адлера; аналитическим психологом — апеллирующий к школе К. Г. Юнга. Психотерапевтами могут называться также врачи и психологи, практикующие иные методы лечения. К этим психотерапевтам относятся также бихевиотерапевты, опирающиеся на теорию научения, в частности на работы Павлова и Торндай-ка. Надо надеяться, что бихевиотерапевты и психоаналитики не будут вечно упрекать друг друга в ненаучности. Однако методы санкционирования (поощрения и наказания) считаются в психоанализе как содействующие патологии, и, следовательно, в этом аспекте другие способы обусловливания должны быть более благоприятными. Психоанализ как метод действует, по сути, словом, и, стало быть, является разновидностью «разговорной» терапии. Этот термин, однако, используется главным образом для вариаций метода Карла Р. Роджерса. На оценочном уровне этот термин большинством психотерапевтов — представителями разных школ — отвергается. Поэтому психотерапию, проводимую теми, кто не имеет подготовки в признанных школах, нередко называют «разговорной» терапией. Такими терапевтами считаются также некоторые психотерапевты, которые намеренно отмежевались от аналитических школ. Некоторых учеников Адлера называют представителями неаналитической «разговорной» психотерапии, для них главное — человек в его социальных отношениях; другие ученики Адлера считают себя, точно так же, как и многие психотерапевты, психоаналитиками, анализирующими бессознательное. Психоанализ работает преимущественно с так называемым переносом и контрпереносом. Также и юнгианская аналитическая психология понимается в этом смысле как психоаналитический метод. Также и приверженцы Леопольда Шонди относят себя к психоаналитикам. Экзистенциальные аналитики лишь в смысле своей философской ориентации представляют собственную школу, специфическая техника с нею не связана. Кроме того, представители фрейдовского направления — если не все аналитики — обращают внимание и на невербальную, бессловесную коммуникацию. Систематического описания этой формы коммуникации сделать раньше не удавалось. Обычно психоаналитическая техника предполагает исключительно вербализацию и осознание невербальных, бессловесных или довербальных способов понимания. Однако имеется ряд аналитиков, которые рассматривают как часть аналитического метода также проигрывание. Это одновременно означает чреватый риском отход от классического пути в психоанализе. Поэтому очень часто такие действия называют параметром. С другой стороны, невербальные выражения, будь то мимика, жесты, модуляция голоса или непрямые действия, могут считаться техническим XII средством психоаналитического метода лишь в том случае, если в непосредственной работе по толкованию они хорошо продуманы и способствуют так называемому аналитическому процессу. В психоаналитической психотерапии исследуется все, что способствует терапевтической работе, или по меньшей мере это считается общепризнанным идеалом. Психотерапия по Фрицу Перлсу, гештальттерапия и биогенетика учеников Райха в значительной мере распространили эту невербальную сферу на психоаналитическую работу. Первичная терапия является производной этих форм психотерапии. Время покажет, какое будущее ожидает эти методы. Я полагаю, что они окажут значительное влияние. Психоаналитическая работа или психоаналитический процесс нацелена на развитие человека. В адлерианском направлении на переднем плане стоит социализация, в аналитической психологии — индивидуация; Фрейд делал акцент на осознании и развитии Я («где было Оно, должно стать Я»; XV, 86), а также на избавлении от неспособности любить и трудиться. Если осознание относится не только к внутрипсихическим, но и к общественным процессам, в которые включен человек, то сегодня говорят также об эмансипации. С этой точки зрения между взаимное обогащение концептов индивидуальной психологии и фрейдовского психоанализа мог бы оказаться необычайно плодотворным, тем более что аналитики-фрейдисты в своей аналитической работе стараются все больше внимания уделять социальной связям. Процесс познания или научения, ведущий к развитию человека, является целью любой психотерапии. В этом смысле мы говорим также о психоаналитически ориентированной психотерапии. Хотя это выражение относится во многом к оценочной категории, оно все же имеет и научное значение. Психоанализ — это не только метод лечения, но и научная теория человека. Во фрейдовском направлении психоанализа, как известно, создана всеобъемлющая теоретическая конструкция. По всему миру многие университетские кафедры — особенно в годы после Второй мировой войны — заняты психоаналитиками. Не только медики, работающие в области психиатрии, психосоматики, психотерапии, медицинской психологии и медицинской социологии, но также психологи и социологи, педагоги, социальные работники, дефектологи, юристы и теологи, то есть все, кто работает в области, где отношения между людьми играют важную роль в профессиональной подготовке, с успехом используют фрейдовскую психоаналитическую теорию. Для этой теоретической дисциплины в психологии утвердилось также выражение глубинная психология (одновременно как родовое понятие для всех аналитических методов). Однако, когда говорят о глубинно-психологически ориентированной психотерапии, в этом еще более проявляется оценочный аспект; тем самым хотят либо отмежеваться от фрейдовского направления, либо, оставаясь на прежней позиции, объявляют ее «единственно» глубинно-психологически ориентированной. Юнгианское направление отчасти не столь сильно связано с психологией и медициной, скорее на переднем плане здесь стоят гуманистические ценности человечества, будь то непосредственно в практической работе или в философской ориентации. Это привело к тому, что это направление оказало наибольшее влияние на людей искусства, философов и теологов. В теологии фрейдовское направление стало играть определенную роль только с появлением новых форм деятельности священника. Сферой наибольшего влияния адлерианского направления являются педагогические науки. Психоанализ, помимо терапии и научной теории, является еще и объединяющим понятием для контроля за образованием в этой сфере. О психоаналитическом движении в разных странах рассказывается во втором томе. XIII В этом состоит значение так называемых школ. Образование должно быть институционализировано; это, однако, имеет тот недостаток, что к трибуне допускают порой не тех, кто обладает наибольшими знаниями, а тех, кто более искушен в тактике политической борьбы. Но для контроля за образованием в нашей культуре обязательно должна существовать система. Хотя это сдерживает прогресс и ведет к рутине; но это означает также перед лицом других группировок в нашем обществе силу, способствующую распространению теории и терапии. Впрочем, всегда существует угроза сектантства со всеми его идеологическими ограничениями, и только личный вклад некоторых эмансипированных личностей, занимающих руководящие посты, может устранить эту угрозу. Возникают разногласия, в Германии, например, между фрейдистами и сторонниками Харальда Шульца-Хенке, так называемыми неоаналитиками, образуются подгруппы, такие, как кляйнианцы или общество Аммона в Германии. Следствием всего этого являются враждебность, подковырки и политические рекламные акции. В основах самой теории и в технике лечения не произошло никаких изменений, хотя порой в патетическом стиле утверждается обратное. Здесь уместна известная поговорка: все варится на воде. И наоборот, устойчивый прогресс достигнут в области психоанализа, где ученики строят новое на том, что было разработано их учителем; там, где некоторые сведения устарели или даже оказались неверными. Фрейду стоило огромных усилий открыть бессознательные компоненты сексуальности в нормальном взаимодействии между людьми в их символическом отображении, а также наличие сексуальности в детском возрасте. Тем не менее он не только восхвалял культурные достижения как результат сублимации, но и осуждал простые нежности в анализе как проявления сексуальности. Покуда повседневное общение людей друг с другом в нашем высокоцивилизованном мире ориентировано главным образом на анальные добродетели (достижение, успех, выгода, обладание, чистота, порядок, умелость, честность, справедливость) , телесная нежность в обычной коммуникации исключена или ограничивается родственниками и сексуальным партнером или некоторыми ритуальными действиями (например, братский коммунистический поцелуй). Пока это так, то и в психоанализе телесное прикосновение понимается как мешающая терапии игра. Но я думаю, что в ближайшем или далеком будущем это изменится. Читатель, наверное, заметит, что эти тома преимущественно ориентированы на авторитеты. В современных условиях этого избежать невозможно. Наше общество, как и прежде, построено строго иерархически. Все авторы обучались в каких-либо группах или школах и своей работой обязаны этим школам. Невозможно обрести пригодные для использования и фундаментальные знания в области глубинной психологии, которые основываются на многих школах. Поэтому читателя можно лишь сориентировать и дать ему общее представление — пусть даже широкое и, как я надеюсь, удовлетворительное. Специалист должен уметь видеть многие нерешенные вопросы и противоречия своей теории и тем не менее относиться к ней как к пригодной для практического использования. Любая теория всегда есть лишь приближение, она никогда не совпадает с тем, что есть на самом деле. Фрейд постоянно подчеркивал, что решающим является не абсолютная истинность теории, а ее пригодность. Кроме того, психоанализ выявил, что абсолютная или объективная истина человеку недоступна, а доступна лишь истина субъективная. Многими людьми, особенно обученными мыслить естественнонаучно, это воспринимается как нечто неудовлетворительное или неприемлемое. Однако, прочитав представленные здесь статьи, читатель, пожалуй, увидит, что и таким путем все-таки можно достичь вполне пригодного знания. XIV Как известно, многие аналитики полностью порвали с Фрейдом или, разочаровавшись, от него отошли. И только некоторые из них сумели, проявив уважение к Фрейду, опубликовать тем не менее собственные результаты исследований, отчасти противоречащие фрейдовским формулировкам. И совсем уж мало кто из этих авторов сумел воздать должное другим аналитикам. Например, постоянно бросается в глаза, что относительно мало цитируют Пауля Федерна. Одной из закономерностей, выявленных Фрейдом в психологии масс является то, что люди идеализируют своего вождя и используют его как замену совести. Поэтому не стоит удивляться, когда и аналитики следуют этому социально-психологическому закону и без критики заимствуют некоторые противоречивые формулировки в сочинениях Фрейда. В мои намерения не входит высказывать личное мнение о тех или иных воззрениях. Читатель сумеет сориентироваться сам. Я бы хотел здесь поблагодарить всех авторов за их любезное и активное сотрудничество, но особенно Гельмута Киндле-ра, внесшего своими идеями большой вклад в издание этих томов. Кассель, Пасха 1976 Дитер Айке XV ФРЕЙД И ЕГО ВРЕМЯ Юрген фом Шайдт ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА 1856 6 мая в моравском городе Фрайберг (ныне Пршибор) в семье торговца сукном Якоба Фрейда (41) и его жены Амалии (21) родился сын Зигизмунд. От первого брака у отца уже есть дети Эмануил и Филипп, которые значительно старше Зигизмунда; сын Филиппа (20) Ион (1) в детские годы Зигизмун-да становится его лучшим товарищем. — Дарвину — 47 лет, Марксу — 38, Брюкке — 37, Гельмгольцу — 35, Шарко — 31, Мейнерту — 23, Брентано — 18, Брейеру — 14, Павлову — 7. Уже 30 лет, как умер Филипп Пинель, вызволивший в 1793 году душевнобольных из их клеток в парижской лечебнице «Бисетр» и тем самым заложивший первый камень в фундамент психотерапии. 80 лет назад шотландский врач Уильям Каллен ввел термин «невроз» . 1858 Родилась Анна, старшая из сестер Фрейда. 1859 В июне из-за экономического кризиса Якоб Фрейд вынужден отказаться от своего дела и отправиться в Захсен. В октябре Зигизмунд с матерью и сестрой едет в Лейпциг. — Вышли в свет сочинения «Происхождение видов» Чарльза Дарвина и «Исследования душевной жизни новорожденного человека» Адольфа Куссмауля. 1860 Семья отправляется в Вену и, экономя буквально во всем, начинает строить новую жизнь Родилась Роза, вторая сестра Зигизмунд;). — Умер Артур Шопенгауэр. 1865 Зигизмунд на год раньше обычного поступает в коммунальную гимназию Леопольдштадта. — Отмена рабства в США. 1870 Посещение Фрайберга. 14-летний юноша получает в подарок собрание сочинений Людвига Берне. Произведения, в которых писатель предвосхищает идею «свободного ассоциирования», оказывают на Фрейда огромное влияние. — Год назад вышла книга «Философия бессознательного» Эдуарда фон Гартмана. Родился Альфред Адлер. 1872 Еще одна поездка во Фрайберг; любовь к Гизеле Флюсе, девушке из круга прежних знакомых. 1873 Сдан на отлично заключительный экзамен (на аттестат зрелости); все отмечают прекрасный немецкий язык Фрейда. Под влиянием своего друга Генриха Брауна Зигизмунд собирается изучать юриспруденцию, но после прочтения статьи Гёте «О природе» все же склоняется в пользу медицины. Осенью, возрасте 17 лет, поступает в университет, где сталкивается с антисемитскими настроениями. 1875 Поездка в Англию к сводному брату Филиппу и племяннице Паулине. Летом, в четвертом семестре, слушает лекции Франца Брентано об аристоте- 3 левской логике. Проявляет все больший интерес к физиологии. — Родился Карл Густав Юнг. 1876 По заданию зоолога Карла Клауса и благодаря стипендии в течение нескольких недель изучает на опытной станции в Триесте половые органы угрей. В результате появляется первая публикация Фрейда. Венский физиолог Эрнст В. фон Брюкке принимает Фрейда в качестве помощника в свою лабораторию, в которой он работает до 1882 года. 1878 Фрейд меняет свое имя на Зигмунда. В результате исследований, проведенных у Брюкке, он близок к открытию нейрона (Генрих Вильгельм Вальдей-ер, которому приписывается окончательное открытие, вводит этот термин в 1891 году). — Выходит в свет «Человеческое, слишком человеческое» Фридриха Ницше. 1879 Фрейд слушает у Теодора Мейнерта, в то время одного из самых известных анатомо-физиологов Европы, лекции по психиатрии, однако особого впечатления они на него не производят: его интересует лишь неврологическая сторона этой проблемы. — Родился Альберт Эйнштейн. 1880 Год службы в армии. Коллега и наставник Фрейда Йозеф Брейер (36) начинает лечение Берты Паппенгейм («Анны О.»), которое продолжается почти три года. Фрейд переводит четыре эссе Джона Стюарта Милля. 1881 Возникает дружба с Брейером; венский ученый, открывший свою врачебную практику, помогает Фрейду не только морально, но и материально. 31 марта Фрейд получает степень доктора медицины, после того как с некоторым опозданием сдал свой последний экзамен. 1882 По совету друзей и учителей Фрейд решает завершить свою научную карьеру и начинает практиковать в качестве врача. В апреле он знакомится с Мартой Бернайс, дочерью еврейского торговца из Гамбурга. 17 июня тайно обручается с ней. 31 июля Фрейд устраивается на работу в венскую больницу общего профиля. 18 ноября он впервые слышит о брейеровской пациентке «Анне О.». — Жан Мартин Шарко возглавил парижскую лечебницу Сальпетриер и начинает проводить опыты с гипнозом. 1883 В мае Фрейд становится ассистентом анатома Теодора Мейнерта; пять месяцев, проведенные в качестве помощника врача, стали самым важным его психиатрическим опытом. В июне Марта отправляется к своей матери в Вандсбек, тем самым начинается тяжелый четырехлетний период разлуки с невестой. С сентября Фрейд специализируется в неврологии, изучая главным образом функцию спинного мозга. — Умер Карл Маркс. 1884 Фрейд изучает свойства кокаина, догадываясь о его обезболивающем воздействии, однако не завершает начатое и уступает право открытия применения кокаина в офтальмологии своему коллеге Карлу Коллеру. Фрейд принимает большие дозы этого наркотика (его вредное воздействие еще не было известно) для стимуляции и рекомендует его друзьям и пациентам. Сам Фрейд не пострадал, но причинил вред своему другу и коллеге Эрнсту фон Фляйшлю-Марксоу, которого хотел излечить от морфинизма. Впервые он подвергается резкой критике в кругу венских врачей. Монография Фрейда «О кокаине» приносит ему известность. В сентябре навещает в Вандсбеке Марту. 1885 В апреле Фрейд уничтожает большинство своих личных и научных записей. Становится приват-доцентом невропатологии. Вскоре после этого получает стипендию для научной командировки и решает отправиться в Париж к Шарко. Выходят в свет очередные три статьи о кокаине. 1886 С сентября 1885 года до весны 1886-го Фрейд работает у Шарко. Он изучает истерию и знакомится с гипнотическим методом. Фрейд перево- 4 дит статьи Шарко, которые вызывают у него огромное восхищение. Одновременно, под сильным впечатлением увиденного в Сальпетриере, он делает решающий шаг от неврологии и физиологии к психологии. Некоторое время работает в берлинской детской больнице у Адольфа Багин-ски. Встречается с Мартой (за время помолвки Фрейд обменялся с ней примерно тысячью письмами). По возвращении в Вену, чтобы жениться и создать семью, 25 апреля, в пасхальное воскресенье, открывает частную практику. Применяет метод электризации Эрба для лечения «нервных расстройств». Выступает перед врачами с докладом об учении Шарко об истерии, но в основном встречает отвержение. 13 сентября в городе Вандсбеке женится на Марте. 1887 Фрейд вновь обращается к электротерапии, хотя этот метод лечения не приносит ему удовлетворения. Одновременно начинает практиковать гипноз. Родился первый ребенок, дочь Матильда. Берлинский врач-отоларинголог Вильгельм Флисс посещает лекции Фрейда; в ноябре между ними начинается переписка, которая продолжается до 1902 года. 1888 Выходит в свет перевод Фрейда книги Ипполита Бернгейма о гипнозе. 1889 В мае Фрейд впервые практикует катартический метод Брейера (случай «госпожи Эмми фон Н.», опубликованный в 1895 году в «Очерках об истерии»). Летом едет в Нанси, чтобы там у Бернгейма и Льебо совершенствоваться в гипнотическом методе. В декабре родился сын Жан Мартин. 1891 В своей книге об афазии Фрейд критикует общепринятую теорию локализации и приходит к сменившему ее в дальнейшем динамическому воззрению. Родился сын Оливер. Мучительной смертью умирает Эрнст Фляйшль (Фрейд долгое время испытывал угрызения совести, считая себя виновным в смерти друга из-за рокового назначения кокаина). Растущее недовольство гипнотическим методом. Летом переезжает на новую квартиру по адресу Берггассе, 19. 1892 Публикуется «Случай исцеления гипнозом». Постепенное приближение к собственно психоаналитическому методу: в случае «Элизабет фон Р.» основное значение Фрейд уже придает концентрации пациентки на своих воспоминаниях и, чтобы помочь их вызвать, использует «нажатие» на лоб. Ему удается склонить к сотрудничеству Брейера. Родился сын Эрнст. 1893 Совместно с Брейером Фрейд публикует «предварительное сообщение» о своем новом взгляде на истерию. 16 августа умирает Шарко. Фрейд пишет некролог в связи с его кончиной. Сформулирована гипотеза о «травматическом совращении» (от которой он отказывается спустя четыре года). Родилась дочь София. 1894 Открытый разрыв с Брейером. Выходит в свет статья о «Защитных невро-психозах». Продолжается работа над переводом трудов Шарко. 1895 В мае публикуются «Очерки об истерии», где помимо прочего впервые упоминается термин «перенос»; кроме того, публикуются статьи о неврозе навязчивых состояний и фобии. 24 июля первое толкование собственного сновидения («об инъекции Ирме»). В декабре родилась Анна, шестой и последний ребенок. Осенью Фрейд посылает Флиссу «Проект психологии», который пока еще целиком осмыслен в физиологических категориях и будет опубликован только после его смерти. В нем впервые описывается и частично толкуется «сновидение об инъекции Ирме». В «Психотерапии истерии» свободные ассоциации впервые находят свое должное место в качестве терапевтического инструмента. 1896 Впервые употребляется слово «психоанализ». Лекция Фрейда о сексуальных причинах истерии вызывает большое волнение в кругу коллег и приводит к 5 постепенной изоляции от университетских ученых. Отдых во Флоренции. В октябре умирает отец Якоб Фрейд. 1897 Летом начало самоанализа. «Главный пациент, который меня занимает, — это я сам», — пишет Фрейд Флиссу. Снова едет в Италию, но va-за. внутренних барьеров (идентификации с Ганнибалом) добирается только до Пе-руджи. В октябре открывает эдипов комплекс. 1898 В августе проводит первое толкование ошибочного действия и начинает собирать материал для работ «Психопатология обыденной жизни» (опубликована в 1901 году) и «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905). Написан первый вариант «Толкования сновидений». Отныне метод свободных ассоциаций является одним из основных терапевтических инструментов. 1899 Закончена недостающая VII глава «Толкования сновидений»; книга выходит в ноябре, но датирована издателем 1900 годом. Поначалу никакого успеха она не имела; в течение первых десяти лет было продано лишь 600 экземпляров. 1900 14 октября начинается анализ «Доры». Возрастают проблемы во взаимоотношениях с Флиссом. — Эллен Кей пропагандирует в Швеции «Век ребенка». 1901 Публикуются отрывки из «Психопатологии обыденной жизни». Сделан первый набросок анализа «Доры» в работе «Сновидение и истерия», который, однако, публикуется только в 1905 году под названием «Фрагмент анализа одного случая истерии». Первая поездка в Рим вместе с братом Александром. 1902 Путешествие вместе с Александром в Неаполь, Сорренто и Капри. Последнее послание Флиссу: почтовая открытка из Темпио ди Неттуно, Песто. Присуждение звания экстраординарного профессора. В октябре первая встреча участников «Психологических сред» (М. Кахане, Р. Рейтлер, А. Адлер, В. Штекель). (В 1908 году на основе этого общества возникло Венское психоаналитическое объединение.) Эуген Блейлер, возглавлявший цюрихскую лечебницу Бургхёльцли, начинает применять фрейдовские методы при лечении больных шизофренией. 1903 Пауль Федерн и Вильгельм Штекель начинают заниматься психоаналитической практикой. 1904 Поездка в Афины с Александром. Блейлер пишет Фрейду письмо; в результате завязывается важное для Фрейда знакомство. Спор о приоритете учения о периодах между Флиссом и фрейдовским пациентом Свободой. В этот спор, который закончился только в 1906 году, включается также и Фрейд. А. Штегманн из Дрездена, первым из иностранцев, начинает практиковать новый метод. 1905 Выходят в свет «Три очерка по теории сексуальности», «Остроумие и его отношение к бессознательному», а также «Фрагмент анализа одного случая истерии». Англичанин Эрнест Джонс начинает аналитическую работу; за ним последовали австриец Эдуард Хичманн и голландец Аугуст Штерке. В сентябре Фрейд со свояченицей Минной Бернайс отправляется на озера в верхней Италии. — Альберт Эйнштейн формулирует свою теорию относительности; Иван Павлов получает Нобелевскую премию в области медицины и физиологии. 1906 В апреле Карл Густав Юнг, также работающий в цюрихской лечебнице Бургхёльцли, начинает переписку с Фрейдом. По рекомендации Альфреда Адлера Фрейду представлен ученик Венской школы художественных ремесел Отто Ранк. 6 1907 Первым из иностранцев Фрейда посещает выходец из России немецкий аналитик Макс Эйтингон, за ним в марте швейцарцы К. Г. Юнг и Людвиг Бинсвангер. В сентябре Юнг основывает в Цюрихе Фрейдовское общество. Фрейд с Минной Бернайс путешествует во Флоренцию и Рим. В декабре из Берлина приезжает с визитом Карл Абрахам, работающий в это время врачом-ассистентом у Эугена Блейлера. Работа над очерком «Бред и сновидения в "Градиве" В. Йенсена». Публикуется статья «Навязчивые действия и религиозные обряды». 1908 В феврале из Будапешта приезжает с визитом врач Шандор Ференци. В марте Фрейд обосновывается в Вене. В апреле в Зальцбурге проходит 1-й Международный психоаналитический конгресс. Фрейда посещают американец Абрахам А. Брилл и англичанин Эрнест Джонс. Фрейд расширяет квартиру и уничтожает свои письма. В августе Абрахам основывает Берлинское психоаналитическое общество. В сентябре Фрейд навещает в Англии своих сводных братьев Эмануила и Филиппа; после этого проводит еще четыре дня в Цюрихе у Юнга в лечебнице Бургхёльцли. Публикуется работа «Характер и анальная эротика». 1909 Фрейд основывает «Психоаналитический ежегодник». В феврале выходит замуж его старшая дочь Матильда. В апреле Фрейда посещает цюрихский пастор Оскар Пфистер; между ними начинается интенсивная переписка. На сентябрь Фрейда приглашают прочесть лекции в североамериканском Университете Кларка в Вустере; там он встречает знаменитых психологов Стэнли Холла и Уильяма Джемса, а также невролога Джеймса Дж. Патнема, основателя Американской психоаналитической ассоциации (1911); Фрейд получает звание почетного доктора. В первом томе вновь созданного «Ежегодника психоаналитических и психопатологических исследований» публикуются «Анализ фобии пятилетнего мальчика» («маленький Ганс») и «Заметки об одном случае невроза навязчивости» («человек-крыса» ). 1910 Венское объединение, члены которого до сих пор встречались у Фрейда на Берггассе, 19, в апреле переселяется в докторскую коллегию. На конгрессе в Нюрнберге основывается Международное психоаналитическое объединение, президентом которого становится Юнг. В июне публикуется очерк «Воспоминание детства Леонардо да Винчи». В августе отдых в Нордвийке. В сентябре Фрейд вместе с Ференци посещает Париж, Флоренцию, Неаполь и Сицилию. В октябре основывается «Центральный психоаналитический листок». Написаны первые статьи для книги «К вопросу о психологии любовной жизни». 1911 В январе Фрейд становится почетным членом лондонского Общества психологических исследований. В январе Брилл основывает Нью-йоркское объединение. В июне из Венского объединения выходит Адлер. В сентябре Фрейд вновь проводит четыре дня у Юнга; после этого участвует в Веймарском конгрессе. Описание «случая Шредера» («Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи» ). В ноябре Р. Мо-ришо-Бушан публикует в «Gazette des Hopitaux» первую психоаналитическую статью на французском языке. Выходят первые работы по технике психоанализа (книга завершена в 1915 году). 1912 В январе Фрейд основывает журнал «Имаго»; в мае посещает в Кройцлин-гене психиатра Людвига Бинсвангера. Джонс становится инициатором создания «Комитета», в который помимо него входят также Ференци, Абрахам, Ранк и Ганс Захс. В сентябре Фрейд вместе с Ференци едет в 7 Рим. В октябре Вильгельм Штекель выходит из Венского объединения. В ноябре встреча в Мюнхене с Юнгом и другими аналитиками. 1913 В январе Фрейд основывает «Психоаналитический журнал»; выходит замуж вторая дочь, София. В марте поездка с дочерью Анной в Венецию, ференци основывает Будапештскую группу. В сентябре проходит конгресс в Мюнхене. Путешествие в Рим с Минной Бернайс. В октябре Юнг разрывает свои отношения с Фрейдом, не в последнюю очередь из-за идей, которые Фрейд развивает в вышедшей вскоре книге «Тотем и табу». Джонс основывает Лондонскую группу. В декабре (и eine дважды — в сентябре 1914 и 1915 годов) Фрейд посещает в Гамбурге дочь Софию. 1914 В марте публикуется очерк «Об истории психоаналитического движения». В апреле Фрейд с Ранком и Ференци едет в Бриони. Юнг оставляет пост президента Международного психоаналитического объединения; в августе он объявляет о своем выходе из него. В сентябре откладывается Дрезденский конгресс. В ноябре в результате несчастного случая погибает сводный брат Эмануил. Публикуется работа «"Моисей" Микеланджело», кроме того, «Воспоминание, повторение и переработка», а также «К вопросу о нарциссизме». — Начало первой мировой войны. 1915 В период с марта по июнь выходят двенадцать статей по «метапсихологии», описании психических процессов через их динамические свойства, топографическое определение и экономическое значение. Публикуется работа «Влечения и их судьба». 1916 В июле/августе отдых в Бадгаштайне и Зальцбурге. 1917 Фрейд в последний раз читает лекции в университете. В июле/августе отдых в словацких Татрах. Публикуются работы «Печаль и меланхолия» и «Лекции по введению в психоанализ». 1918 Благодаря щедрым пожертвованиям своего пациента, Антона фон Фройнда, Фрейд основывает Международное психоаналитическое издательство. С июля по сентябрь вновь отдых в Татрах. В сентябре проходит конгресс в Будапеште. В декабре умирает Патнем. Публикуется очерк «Из истории одного детского невроза» («человек-волк»). — Заканчивается первая мировая война. 1919 Весной Фрейд начинает писать «По ту сторону принципа удовольствия» (опубликована в 1920); в мае — набросок работы «Психология масс и анализ Я» (1921). В сентябре Фрейда посещают Джонс и Эйтингон. Основывается Швейцарское психоаналитическое общество во главе с Бинсванге-ром, Пфистером, Роршахом. Эйтингон становится членом «Комитета». В октябре Фрейд удостаивается звания ординарного профессора. Выходит статья «Ребенка бьют». 1920 В январе умирают дочь София и меценат Антон фон Фройнд; основывается «Международный психоаналитический журнал». В феврале в Берлине открывается (психоаналитическая) поликлиника. Начинаются исследования у венского психиатра Вагнера-Яурегга, у которого Фрейд выступает в качестве консультанта. В сентябре Фрейд принимает участие в конгрессе в Гааге. Выходит в свет работа «По ту сторону принципа удовольствия». 1921 В июле Брилл посещает Фрейда. В сентябре поездка в Гарц с членами «Комитета». Публикуется «Психология масс и анализ Я». 1922 В мае открывается Венская психоаналитическая поликлиника («амбулатория» ). В июне Фрейда посещает венский врач и писатель Артур Шницлер. В сентябре Фрейд принимает участие в Берлинском конгрессе. Публикуется статья «О некоторых невротических механизмах ревности, паранойи и гомосексуальности» . 8 1923 В апреле профессор Ганс Пихлер оперирует Фрейда в связи с заболеванием раком. Публикуется работа «Я и Оно». В июне умирает дядя Хайнц. В октябре сделана радикальная операция. Выходит в свет «"Психоанализ" и "теория либидо"». 1924 Начинает издаваться «Собрание сочинений» (предшественник «Собрания трудов»). В августе разрывает отношения с Фрейдом Отто Ранк. Выходит статья «Экономическая проблема мазохизма». 1925 В июне умирает Брейер, в сентябре публикуется «Жизнеописание». В декабре умирает Абрахам. 1926 В мае Фрейду исполняется 70 лет. В июне на Теодора Райка, который занимается психоаналитическим лечением, не имея специального медицинского образования, подается жалоба с обвинением в шарлатанстве; по этому поводу Фрейд пишет статью «К вопросу о дилетантском анализе». В сентябре в Лондоне открывается психоаналитическая клиника, а в Париже образуется местная группа. В декабре Фрейда посещает в Берлине Альберт Эйнштейн. Публикуется статья «Торможение, симптом и страх». 1927 В августе выходит в свет сочинение «Будущее одной иллюзии». В сентябре распадается «Комитет». 1928 Фрейд консультирует в Берлине знаменитого зубного врача Шредера. Публикуются работы «Юмор» и «Достоевский и отцеубийство». 1929 В июле Фрейд начинает писать «Недомогание культуры» (опубликована в 1930 году). Осенью от Фрейда отходит Ференци. 1930 Летом Фрейд в последний раз отдыхает с семьей вне дома. В августе получает премию Гёте; дочь Фрейда Анна оглашает во Франкфурте-на-Майне его благодарственный адрес. В сентябре умирает мать Амалия Фрейд. Американский посол в Берлине у. К. Буллит уговаривает Фрейда написать совместно психоаналитический очерк о президенте США Вудро Вильсоне (опубликован в 1967 году). 1931 Фрейду исполняется 75 лет. Возникает угроза рецидива рака. В октябре во время праздничного торжества во Фрайберге открывается мемориальная доска. В этом же году начинают эмигрировать в США первые аналитики, среди них Шандор Радо. 1932 Фрейда посещает Томас Манн. Фрейд пишет «Новый цикл лекций по введению в психоанализ» (опубликован в 1933 году). В сентябре выходит написанная совместно с Эйнштейном статья «Почему война?». У издательства возникают все большие финансовые трудности, хотя Фрейд никогда не претендовал на свою долю прибыли, в конечном счете в октябре оно переходит «Международному объединению». Еще один видный аналитик, Ганс Захс, покидает Европу, за ним также и Карен Хорни. Эдуардо Вейсс основывает в Италии психоаналитическое общество, а также журнал «Rivista di Psicanalisi». 1933 В мае умирает Шандор Ференци. В Берлине сжигают книги Фрейда. В декабре Европу покидает Макс Эйтингон. 1934 Почти все оставшиеся психоаналитики уезжают из Германии. Летом Фрейд приступает к написанию эссе «Человек Моисей и монотеистическая религия». По настоянию Джонса Вильгельм Райх исключается из психоаналитического объединения. Причина — невозможность с ним сотрудничать из-за его несносного характера. 1936 В мае Фрейд отмечает свое 80-летие; Томас Манн зачитывает приветственную речь. В этом же месяце в Лейпциге конфискуются складские запасы издательства. В июне, наряду с другими важными знаками отличия, Фрейду 9 присуждается звание члена-корреспондента британского Королевского общества. В июле возникает первый рецидив рака. В сентябре отмечается золотая свадьба. 1937 Возобновляется переписка с Флиссом, который считался пропавшим без вести (опубликована в 1950 году). 1938 В марте Вену захватывают нацисты. Фрейд решает покинуть город, после чего Анну допрашивают в гестапо. В июне Фрейд уезжает в Лондон. В августе публикуется «Человек Моисей». В сентябре и декабре последние операции. — В ночь на 9 ноября происходит погром, ставший началом массового уничтожения евреев в Германии («хрустальная ночь»). 1939 В феврале возникает неоперабельный рецидив рака. 23 сентября Зигмунд Фрейд умирает. — В этом же месяце началась вторая мировая война. 1944 В Лондоне начинает выходить «Собрание трудов» на немецком языке. 1952 14 сентября папа Пий XII официально выражает отрицательное отношение к «пансексуалистскому психоанализу». 1969 По случаю тридцатилетия кончины Фрейда в его честь во Фрайберге открывается памятник. Квартира Фрейда в Вене на Берггассе, 19, объявляется мемориальным местом. ВЛИЯНИЕ НА ФРЕЙДА ЕГО СОВРЕМЕННИКОВ При изучении теоретических трудов Фрейда и описанных им случаев далее многосторонне образованного читателя поначалу не покидает впечатление, будто психоанализ вышел из головы своего создателя уже в оформленном виде подобно мифологической Афине, появившейся в полном снаряжении из головы своего отца Зевса. Но после публикации фрейдовской переписки, а также специальных исследований, посвященных жизни и творчеству Фрейда, которых с каждым годом появляется все больше и больше (см. статью М. Гротьяна и Ю. фом Шайдта), становится очевидным, сколь многими корнями мышление и чувствование Фрейда связано с его окружением. Здесь имеется в виду не только развитие Фрейда как личности, о котором рассказывается в объемной биографии Эрнеста Джонса, вышедшей в 1953—1957 гг., но и история развития его теории. Даже такой независимый и проницательный мыслитель, как Фрейд, не мог полностью избежать влияния «духа времени» и «местного колорита» своего окружения. Если в ранних работах Фрейда (примерно до «Проекта психологии» 1895 года) ощущалось влияние прежде всего позитивистов-естествоиспытателей школы Гельм-гольца и его берлинских коллег, то в дальнейшем, с появлением психоанализа, центр внимания все более отчетливо стал смещаться на совершенно иные, исторически более древние идеи и «картины мира». Перерабатываются детские впечатления, относящиеся к периоду жизни в Моравии («О покрывающих воспоминаниях», 1899), основательное гуманистическое образование, полученное в школе, отражается даже на терминологии («эдипов комплекс»), да и кайзеровская Вена викторианской эпохи своими этическими воззрениями, нравами и пороками сыграла отнюдь не последнюю роль в зарождении и становлении психоанализа, ведь истерия (ее исследование и лечение — первое вторжение Фрейда в мир психически обусловленной патологии) есть следствие неестественного вытеснения влечений, причиной которого мог быть лишь подобный культурный климат (см. статью А. Грина). 10 Однако имеются и другие факторы, менее явные и не столь непосредственные: иудейская религия его семьи, мощного влияния которой не смог избежать даже такой решительный атеист, как Фрейд; образный мир поэтов, один из которых, Гёте, повлиял на выбор Фрейдом профессиональной карьеры врача, а другой, Людвиг Берне, своим небольшим сочинением «Искусство стать за три дня оригинальным писателем», вероятно, подсказал 14-летнему мальчику модель разработанной позднее техники «свободных ассоциаций». Наряду с этими именами, оказавшими на Фрейда скорее косвенное, но из-за этого отнюдь не менее сильное влияние, следует назвать также отдельных значительных личностей, во многом определивших его жизненный путь, а среди них прежде всего университетских учителей, затем произведшего на него неизгладимое впечатление Шарко и, наконец, совершенно разных по духу фрейдовских друзей Иозефа Брейера и Вильгельма Флисса. В период первой мировой войны Фрейд столкнулся с необузданной жестокостью своих современников, что привело к коренному перевороту в его мышлении: развитию теории о влечении к смерти. Не последнюю роль сыграли и ученики Фрейда, своими идеями значительно обогатившие его мышление, а также, ра ;уме-ется, прогресс науки, за которым внимательно следил имевший разносторонние интересы Фрейд, пусть даже и придерживавшийся на протяжении всей своей жизни таких воззрении, как теория «толпы», и известных ламаркистских идей об унаследовании приобретенных свойств, хотя на них уже давно был поставлен крест наукой. Но главное же то, что даже на восемьдесят четвертом, последнем, году жизни он, по-прежнему практиковавший психоанализ, с привычным вниманием и терпением прислушивался к голосам бессознательного, которые доносились из уст пациентов. Эрнест Джонс (Jones 1953) и Генри Э. Элленбергер (Ellenberger 1970) подробно изобразили семейную среду, в которой ребенком рос Зигмунд Фрейд, сначала во Фрайберге, а затем, после многомесячных скитаний, в Вене. Отец (Фрейд называл себя «физически и отчасти даже духовно его дубликатом», Jones I, нем. изд., 19), по крайней мере внешне, являлся основной фигурой в жизни Фрейда, вплоть до зрелого возраста. Только тяжелая болезнь, приведшая в 1896 году к смерти этой патриархальной личности, сделала возможным толкование «образцового психоаналитического сновидения» (Erikson 1954) об «инъекции Ирме» (П/Ш, гл. II), положила начало самоанализу и самому творческому этапу в жизни Фрейда. Хотя Якоб Фрейд был нежным, любимым всей семьей отцом, он, по всей видимости, все же сильно мешал развитию самостоятельности сына. Мать же, открыто восхищавшаяся своим первенцем и до самой смерти в 1930 году привязанная к нему «нежной симпатией» (Jones I, 20), поддерживала его во всех отношениях. Еще одним существенным моментом в «семейном романе» Фрейда были семь братьев и сестер, в течение десяти лет один за другим появившиеся на свет вслед за Зигмундом, а также непростая структура этой большой семьи, где сводный брат (Эмануил) был одного возраста с женой отца, а племянник (Ион) на год старше самого Зигмунда. «Душевные таланты, несомненно, были у Фрейда врожденными; но запутанные отношения в его семье, похоже, значительно стимулировали его про-бркдавшийся интеллект, его любознательность и его интересы», — пишет Джонс (Jones I, 26). Кроме того, еще имелась воспитательница-католичка, которая иногда брала с собой малышей в церковь; но доминирующее религиозное влияние, несомненно, имело все же иудейство. Неспроста Фрейд идентифицировал себя с библейским толкователем сновидений Иосифом и на протяжении всей жизни занимался фигурой Моисея; такие авторы, как Дэвид Бакан и Марте Робер, обратили 11 внимание еще и на то, что идеи иудаизма пронизывают всю психоаналитическую науку (см. статью М. Гротьяна и Ю. фом Шайдта). Пожалуй, рассуждения американского психолога Бакана чересчур спекулятивны, когда в работе «Зигмунд Фрейд и иудейская мистическая традиция» (Bakan 1958) он усматривает поразительные параллели между философией Каббалы и мышлением Фрейда, от одобрительного взгляда на сексуальность до техники свободных ассоциаций. Марте Робер, французский литературовед, напротив подчеркивает, что гораздо более глубокий след, чем иудейская мистика, во фрейдовском творчестве оставил иудейский рационализм (Robert 1967). Элленбергер детально изображает еврейскую среду того времени, в которой выросли родители Фрейда (Ellenberger 1970, гл. VII). Хотя их родственники жили в Галиции и России, а Якоб Фрейд был родом из восточноеврейской общины, находившейся под влиянием хассидистской мистики, сам Зигмунд Фрейд с пяти лет жил в Вене, где у евреев существовала тенденция к ассимиляции и где отец явно утратил свои религиозные связи. Он рос там в рамках западной, идущей от Греции и Италии, гуманистической традиции. Похоже, Фрейду удалось интегрировать обе культуры. Мир иудейской Библии Филиппсона, с которой благодаря отцу он познакомился еще маленьким ребенком (и тем самым также с миром египетских богов, см.: Rosenfeld 1956), хорошо уживался с миром Софокла и Гёте. К христианству же Фрейд всегда относился критически из-за нескрываемого антисемитизма, с которым он, будучи студентом, столкнулся в Вене, а также из-за противоречивости догматов веры, очевидной в научной среде, принявшей идеи французского Просвещения и позитивизма. Очень выразительно описана Вена фрейдовской юности и студенческих лет в романе Ирвина Стоуна «Страсти ума». Элленбергер несколько прозаичнее изображает жизнь в столице Дунайской монархии, о которой Фрейд однажды отозвался своему другу Вильгельму Флиссу весьма пренебрежительно: «Вена вызывает у меня прямо-таки личную неприязнь...» (Freud 1950, 267). Пожалуй, эта «неприязнь» является следствием сиюминутного настроения, ведь в действительности Фрейд не мог жить без Вены и покинул город только в конце жизни, когда возникла угроза для его ближайших родственников погибнуть от рук нацистов. Хотя именно в Вене ему пришлось страдать от узколобости и чопорности, всю жизнь бороться за признание своих научных идей, пока они не стали признаны во всем мире, долгие годы дожидаться профессуры, а в детстве, юности, студенчестве и снова затем во время мировой войны терпеть материальную нужду. Но вместе с тем Вена была исполнена разнообразными духовными течениями, особенно в естествознании, нашедшими свое выражение в идеях его академических учителей Мейнерта и Брюкке. Помимо своих научных идей и идеалов они повлияли на душевное и духовное развитие Фрейда прежде всего как личности, о чем на примере одного фрейдовского сновидения рассказывает в своем очерке «Фрейд и Брюкке» Лутц Ро-зенкёттер (Rosenkötter 1971). Но еще большее влияние на развитие Фрейда оказали, каждый по-своему, другие четыре человека: Брейер, Фляйшль, Шарко и Флисс. Йозеф Брейер был заботливым другом и коллегой-врачом, который — по крайней мере вначале — не отказывал молодому ученому в поддержке даже тогда, когда работы Фрейда о сексуальности натолкнулись на полное табу со стороны общества. Несомненно, на Фрейда должна была произвести впечатление и роль мудрого наставника, которую в качестве врача исполнял Брейер; но самое главное — это то, что Брейер познакомил молодого исследователя с тем случаем, который оказал решающее влияние на развитие психоанализа: с Бертой Паппенгейм, знаменитой «Анной О.». Брейеровская пациентка благодаря гипнозу, похоже, почти уже излечилась от 12 истерии, когда Брейер внезапно прервал лечение — очевидно, он посчитал, что пациентка в него влюбилась — в дальнейшем Фрейд расценил эту «влюбленность» как сопутствующее явление переноса (см. статью Мартина Гротьяна «Фрейдовские классические случаи» ). В физиологической лаборатории великого Эрнста фон Брюкке неизгладимое впечатление произвел на Фрейда, а затем вызвал у него огромное чувство вины молодой врач-ассистент Эрнст фон Фляйшль-Марксоу, несомненно одаренный, прекрасный ученый. Вместе с тем Фляйшль был весьма несчастным человеком, вследствие тяжелой болезни пристрастившимся к морфию. Фрейд попытался избавить его от этой зависимости с помощью кокаина — но достиг только обратного результата. Десять лет спустя Фрейду приснился полный чувства вины сон о своем друге, которого он приучил к кокаину, что, по-видимому, стало причиной его преждевременной смерти. Не говоря уже о дружбе, Фляйшль, несомненно, был для Фрейда образцом ученого; вместе с тем Фляйшль стоял на пути Фрейда к должности ассистента у Брюкке, и это стало одной из причин, почему Фрейд отказался от научной карьеры физиолога и вместо этого занялся практической медициной. Но только эта независимость и позволила ему осуществить свои революционные идеи. Если Брюкке и Мейнерт, возведшие строгий позитивизм и физикализм школы Гельмгольца и Маха в новую догму венской науки, производили впечатление прежде всего своей добросовестностью и объективностью в применении новых методов исследования, то Жан Мартин Шарко располагал к себе совершенно иными качествами. Во время своего пребывания в Париже в 1885—1886 гг., ставшего возможным благодаря стипендии, Фрейд работал и обучался в Сальпетриерской лечебнице, где познакомился с совершенно новой концепцией истерии. Однако имело значение не только то, что рассказывал Шарко о душевных компонентах этого «невроза» , но и то, как это делал темпераментный француз, чьи клинические демонстрации экспериментов с гипнозом произвели на Фрейда глубокое впечатление. В одной из статей Леон Шерток (Chertok 1970) показал, что повлияли на Фрейда не только личность Шарко, чуждый и внушающий тревогу Париж, новая психотехника гипноза и нетрадиционное мышление Шарко, но и собственная вытесненная сексуальность (Фрейд в течение трех лет имел возможность лишь переписываться со своей невестой Мартой; см. статью М. Гротьяна «Переписка Фрейда»), пробужденная клиническими демонстрациями истерических пациенток. По мнению Джонса, это пребывание в Париже было периодом огромного внутреннего смятения: «Борьба, должно быть, была титанической» (Jones I, 336). Здесь, под непосредственным впечатлением от личности Шарко и вдали от ригидной академической среды Вены, Фрейд сумел сделать эпохальный шаг от физиологического к психологическому образу мышления, без которого психоанализ не мог бы появиться. С точки зрения истории науки удивительно то, что Фрейд познакомился с гипнозом только во Франции (кроме Шарко он изучал его затем еще в Нанси у Бернгейма и Льебо), хотя за век до этого Франц Антон Месмер (1734—1815) в Вене не раз демонстрировал свой близкий гипнозу метод «магнетизма». Еще с одной научной дисциплиной столкнулся Фрейд, познакомившись с Вильгельмом Флиссом, дружба с которым продолжалась с 1887 по 1901 год. Берлинский врач-отоларинголог стал не просто его партнером по переписке (см. статью Мартина Гротьяна «Переписка Фрейда»), которому адресовались письма с первыми рассуждениями и наблюдениями Фрейда о колоссальной роли бессознательного в душевной жизни человека (Хайнц Кохут [Kohut 1975] говорит об особом «креативном переносе», который произошел у этих двух совершенно по-разному одаренных людей, причем Флисс скорее выступал в роли живого «зеркала» для фрейдовских 13 мыслей). Он внес также и свою лепту в развитие фрейдовских идей, в частности рассуждениями об определенных гипотетических числовых отношениях в сексуальном цикле, из которых, правда, Фрейд всерьез задумался лишь об идее человеческой бисексуальности, отстаиваемой им на протяжении всей жизни. Остается упомянуть еще зоолога Карла Клауса, у которого Фрейд прослушал лекцию «Дарвин и биология» и с чьей помощью он получил стипендию, для того чтобы в 1876 году в Триесте принять участие в исследованиях, проводимых на основанной Клаусом зоологической опытной станции. Люсиль Б. Ритво (Ritvo 1973) в своей статье показала, как благодаря этой работе у Клауса Фрейд все более и более укреплялся в дарвинистском мышлении. Кроме того, в Триесте он впервые с научных позиций занимался сексуальностью, изучая половые органы угрей. Естественнонаучными предпосылками фрейдовского мышления, в частности в области физиологии, занимались также Ола Андерссон (Andersson 1962), Рай-нер Шпельманн (Spehlmann 1953) и Уолтер Стюарт (Stewart 1967). Идеи, которые возникли в этом направлении, исследует во вступительной статье к переписке между Флиссом и Фрейдом Эрнст Крис (Kris 1950). Венские естествоиспытатели в значительной мере повлияли и на фрейдовский атеизм. И наоборот, влияние пантеиста Гёте, статья которого «О природе» дала нерешительному старшекласснику Фрейду толчок к тому, чтобы поступить в университет для изучения медицины, похоже, не было столь сильным. Вряд ли можно сказать, что философ Франц Брентано, лекцию которого об Аристотеле Фрейд прослушал в летний семестр 1876 года, оказала на Фрейда большое влияние. В последующие годы Фрейд постоянно подчеркивал, что он ничего не понимает в философии, после того как однажды ему указали на некоторые параллели между психологическими исследованиями Ницше и его собственными. Однако, сколь бы незначительным ни было это влияние, он все же перевел 12-й том собрания трудов английского социального философа Джона Стюарта Милля, в том числе статьи о рабочем вопросе, эмансипации женщины и социализме, и в результате этой работы получил представление, хотя и весьма фрагментарное, о философии Платона. К духовным предшественникам Фрейда Джонсом и Элленбергом причисляются также и другие философы, правда, с более психологическим уклоном: Иоганн Фридрих Гер-барт, Теодор Липпс, Густав Теодор Фехнер. Как бы то ни было, Гербарт разработал концепцию, отчасти явившуюся предшественницей фрейдовского представления о бессознательном. Однако Джонс в главе «Фрейдовская теория душевной жизни» указывает на то, что философские познания Фрейда были весьма скромными: «Немногое, что он знал, он знал явно понаслышке» (Jones I, 428). После фазы радикального материализма в период учебы его воззрение все более превращалось в смесь идеализма, материализма и феноменологии. В критической статье о биографических изысканиях, касающихся личности Фрейда, К. Р. Эйсслер (Eissler 1975, 1097 и далее) обращает внимание на то, что ошибки могут возникать не только в результате выводов по поводу фрейдовской библиотеки — иногда следует перепроверять и собственную фрейдовскую информацию: «Согласно высказываниям Фрейда, он был свободен от влияния Шопенгауэра и Ницше. Людвиг Маркузе (Marcuse 1956) указывает на то, что уже сама по себе эта фрейдовская формулировка косвенно доказывает факт такого влияния, а Хайнц Гартманн (Hartmann 1927) справедливо предполагает, что Фрейд должен был многое узнать о Ницше от Йозефа Панета (1854—1890), с которым он лично общался» (Eissler 1975, 1101; см. также письмо Ницше Й. Пане-ту, написанное в мае 1884 года [ОеЫег 1917, 28] ). Вольф Лепениес и Хельмут Нольте (Lepenies, Nolte 1971) говорят о влиянии английского философа Томаса Гоббса (1588—1679), в основе представлений которо- 14 го лежит тезис о зле, заложенном в человеческой природе, — воззрение, нашедшее свое отражение у позднего Фрейда в его теории о влечении к смерти; вопреки Карлу Марксу, придерживавшемуся высказанного Жан-Жаком Руссо тезиса о «добром дикаре», которого испортило только общество (см. также статью Э. Федерна в т. II), Гораздо большее влияние на психологическое знание и мышление Фрейда оказали, пожалуй, писатели, в первую очередь Шекспир и Гёте, с которым он в значительной мере себя идентифицировал. Фрейд постоянно цитировал греческие трагедии, а также Шиллера, Гейне, Жана Поля и многих других. Достоевскому он посвятил свой очерк об отцеубийстве (1928). Собрание сочинений Людвига Берне подарили Фрейду еще на его 14-летие. (Могилы Гейне и Берне в Париже — единственные, которые он посетил на кладбище Пер-Лашез, — Jones I, 292.) Фрейд много читал, о чем подробно рассказывается в работах Петера Брюк-нера (Bruckner 1962, 1963). Он активно обменивался мыслями с Роменом Ролла-ном, Стефаном Цвейгом и Арнольдом Цвейгом. А Томас Манн, в своей речи «Фрейд и будущее», произнесенной по случаю 80-летия Фрейда, отдал должное как фрейдовским психологическим открытиям, так и его прекрасному немецкому языку. И, наконец, в одно время с Фрейдом в Вене жил Артур Шницлер, который в своих очерках и рассказах предвосхитил и отразил многие научные выводы Фрейда и которому Фрейд однажды написал: «Я хочу сделать Вам одно признание... Мне кажется, я избегал Вас из своего рода боязни двойника...» (Н. Schnitzler 1955). Шведский литературовед Гуннар Бранделл в своей книге «Зигмунд Фрейд — дитя своего времени» (Brandell 1976) исследовал роль литературы во фрейдовском учении и убедительно доказал, что оно имеет глубокие корни во французском натурализме и скандинавском радикализме. Как мы видим, фрейдовское мышление формировали как представители древней исторической эпохи, так и его современники, как поэты, так и ученые. То же самое можно сказать о государственных деятелях и политиках, с которыми доводилось сталкиваться или о которых узнавал Фрейд, а также великих первооткрывателях. Когда Фритьоф Нансен достиг Северного полюса, Фрейд в письме к Вильгельму Флиссу восторженно отозвался о мужестве исследователя (Lehmann 1966). Наполеоновский полководец Массена произвел на него столь же глубокое впечатление, как и Моисей, вождь иудейского народа, а Наполеон и Ганнибал вызывали у него просто-таки безграничное восхищение. Тем не менее его работы определял прежде всего дух науки. Гений Ренессанса Леонардо да Винчи, которому Фрейд посвятил одну из своих глубоких работ (1910), был ему столь же близок, как и современник Альберт Эйнштейн («Почему война?», 1933). Именно модельные представления его времени о механике и физиологии стали прообразами его собственных психоаналитических моделей («психический аппарат» ). А развивавшаяся в годы его юности и первых великих триумфов современная техника навеяла некоторые собственные мыслительные конструкции и термины, такие как «защитные механизмы», «катектическая энергия», «инерционный принцип» и многие другие. Но еще больше, чем все научные предшественники и современники, повлияли на него, пожалуй, те, кому он посвятил труд своей жизни: его пациенты. Косвенно уже брейеровская пациентка «Анна О.» (Bram 1973), но прежде всего «Ирма» , центральная фигура первого по-настоящему проанализированного собственного сновидения (Grunnert 1975); затем «Дора», «маленький Ганс», «человек-крыса», «человек-волк», и многие другие (см. статью Мартина Гротьяна «Фрейдовские классические случаи»). Первый значительный кризис Фрейда в применении нового психоаналитического метода возник именно тогда, когда он понял, что 15 слишком буквально воспринимал изображенные больными фантазии о совращении; в дальнейшем от таких ошибок его оберегало открытие феноменов переноса и контрпереноса, а пациенты с тех пор стали его надежными помощниками в проникновении в царство бессознательного. ЛИТЕРАТУРА Andersson, О.: Studies in the Prehistory of Psychoanalysis. Stockholm: Svenska Bokfrlaget/Norsteds 1962 Bakan, D.: Sigmund Freud and the Jewish Mystical Tradition. New York: D. Van Nostrand 1958 Bram, F. M.: Das Geschenk der Anna О. Psyche, 27,1973, 449-459 Brandell, G.: Sigmund Freud — Kind seiner Zeit. Geist und Psyche, Bd. 2163. München: Kindler 1976 Brückner, P.: Sigmund Freuds Privatlektüre. Psyche, 15, 1962, 881-902; a.a.O., 16,1963, 721-743, 881-895 Chertok, L.: Freud in Paris. International Journal of Psychoanalyse, 51,1970, 511-520. Eissler, K. R.: Die Rolle des Freien Einfalls in zwei biografischen Arbeiten über Freud. Psyche, 29, 1975, 1096-1118 Ellenberger, H. F.: The Discovery of the Unconscious the History and Evolution of Dynamic Psychiatry. New York: Basic Books 1970 Erikson, E. H.: The Dream Specimen of Psycho-analysis. Journal of the American Psychoanalytic Association, 2,1954, 5-56. Freud, S.: Entwurf einer Psychologie (1895). В: Freud, S., Fließ, W. 1950 Über Deckerinnerungen (1899). G. W. I Die Traumdeutung (1900). G. W II/III Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci (1910). G.W. VIII Dostojewski und die Vatertötung (1928). G. W. XIV Warum Krieg? (1933). G. W. XVI Freud, S., FlieB, W.: Aus den Anfängen der Psychoanalyse. London: Imago 1950. Переиздание Frankfurt/M.: S. Fischer 1962 Grunert, J.: Freud und Irma — genetische Aspekte zum Initialtraum der Psychoanalyse. Psyche, 29,1975,721-744 Hartmann, H.: Die Grundlagen der Psychoanalyse. Leipzig: Thieme 1927. Переиздание Stuttgart: Klett 1972 Jones, E.: The Life and Work of Sigmund Freud, тт. I— III. New York: Basic Books 1953-1957. На нем.: Das Leben und Werk von Sigmund Freud, тт. I—III. Bern, Stuttgart: Huber 1960-1962 Конит, Н.: Kreativität, Charisma, Gruppenpsychologie — Gedanken zu Freuds Selbstanalyse. Psyche, 29, 1975,681-720 Kris, E.: Wilhelm Fließ wissenschaftliche Interessen. B: Freud, S., Fließ, W: Aus den Anfängen der Psychoanalyse. London: Imago 1950 Lehmann, H.: Two Dreams and a Childhood Memory of Freud's. Journal of the American Psychoanalytic Assotiation, 13,1966, 388-405 Lepenies, W, Nolte, H.: Kritik der Anthropologie Marx und Freud, Gehlen und Habermas. München: Hanset 1971 Mann, Th.: Freud und die Zukunft. Frankfurt/M.: Berman Fischer 1936 Marcuse, L.: Sigmund Freud — sein Bild vom Menschen. Zürich: Diogenes 1956. Переиздание München: Kindler 1976 Oehler, R. (изд.): Nietzsches Briefe. Leipzig: Insel 1917, 28 Ritvo, L. В.: Freuds neo-lamarckistische Darwin-Interpretation. Psyche 27, 1973,460-474 Carl Claus, Freud und die Darwinische Biologie. Psyche 27,1973,475-486 Robert, M.: D'Oedipe ä Moise — Freud et Ja conscience juive. Paris: Calman-Levy 1974. Rosenfeld, E. M.: Dream and Vision — Some Remarks on Freud's Egyptyan Bird Dream. International Journal of Psychoanalysis, 37,1956, 97-105. Rosenkotter, L.: Freud und Brücke — neue Aspekte des Traumes "Non vixit". Psyche, 25, 1971, 948-955, а также Scheldt, J. vom, (изд.): Der unbekannte Freud. München: Kindler 1974 Schnitzler, H.: Freuds Briefe an Arthur Schnitzler. Die neue Rundschau, 66,1955, 95-106 Spehlmann, R.: Sigmund Freuds neurologische Schriften. Berlin: Springer 1953 Stewart, ,W: Psychoanalysis: The first ten years. New York: The Macmillan Company 1967 Stone, I.: The Passions of the Mind. New York: Doubleday 1971 16 СОЧИНЕНИЯ ФРЕЙДА Введение в творчество Фрейда Рудольф Хайнц Замысел настоящего введения состоит в том, чтобы побудить читателя к самостоятельному изучению работ Фрейда. Для этого сначала необходима некоторая предварительная информация. Библиография. Полный список сочинений Фрейда (включая нейрофизиологические и неврологические работы), составленный И. Мейером-Палмедо и базирующийся на последнем томе «Standard Edition», содержится в: «Sigmund Freud — Konkordanz und Gesamtbibliographie», Studienausgabe, Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag. 1975,75-103. Издания . Полное собрание психоаналитических работ Фрейда, «The Standard Edition of the Complete Psychological Work of Sigmund Freud», в 24 тт. (London: The Hogarth Press 1953—1974), подготовленное Дж. Стрейчи, до сих пор считается самым авторитетным и не в последнюю очередь из-за содержащегося в нем справочного материала — комментариев. В последующем мы будем ссылаться на это издание, используя аббревиатуру S. Е. В неполном издании «Sigmund Freud, Gesammelte Werke» в 18 тт. (London: Imago Publishing Co. 1940-1952, т. 18, Frankfurt/M. 1968, с I960 г. целиком вышедшем в издательстве Фишера, франкфурт-на-Майне [сокращенно G. W.] ) комментарии отсутствуют. В обновленное учебное издание избранных трудов «Sigmund Freud. Studienausgabe» (сокращенно Stud.) в 10 тт. и с одним дополнительным томом (Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag 1969—1975) включен справочный материал из «Standard Edition» в немецком переводе. Остальные издания фрейдовских работ приведены в справочнике «Sigmund Freud — Konkordanz und Gesamtbibliographie», с. 78. Следующая выборочная библиография, в которой содержатся краткие комментарии из справочного аппарата «Standard Edition», относится исключительно к психоаналитическим работам Фрейда (но не к нейрофизиологическим и неврологическим). В качестве основания для разделения была выбрана дифференциация по специальным областям. Вполне возможно, что предлагаемое деление, равно как и выбор работ, не найдет широкой поддержки у психоаналитиков. Из-за своей особой сложности «Проект психологии» (1895; в книге: «Aus den Anfängen der Psychoanalyse. Briefe an Wilhelm Fließ. Abhandlungen und Notizen aus den Jahren 1887—1902», Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag 1950; исправленный дополнительный тираж в бумажном переплете 1962 и 1975) не вошел ни в одну рубрику. 17 I. Вводные работы по психоанализу и его истории II. Психоаналитическая антропология 1. Общая теория психической организации (метапсихология) 2. Теория либидо и его развития 3. Теории парадигматических феноменов а) Теория сновидений б) Теория ошибочных действий в) Теория юмора и родственных явлений III. Психоаналитическая психопатология 1. Общая психопатология 2. Частная психопатология а) Истерия б) Неврозы навязчивых состояний в) Перверсии г) Психозы д) Описание отдельных случаев аа) Истерия/фобия бб) Неврозы навязчивых состояний вв) Перверсии гг) Психозы (паранойя) IV. Психоаналитическая теория метода (техника лечения) V. Прикладной психоанализ 1. Применение психоанализа к культурно-историческим проблемам 2. Применение психоанализа к социологическим (теоретико-культурным) проблемам 3. Применение психоанализа к искусствоведческим проблемам а) Изобразительное искусство б) Литература I. ВВОДНЫЕ РАБОТЫ ПО ПСИХОАНАЛИЗУ И ЕГО ИСТОРИИ Фрейдом написано несколько вводных работ, отчасти касающихся истории развития психоанализа. Классическими введениями в психоанализ являются два курса лекций: «Лекции по введению в психоанализ» (1916/17, G. W. XI; Stud. I, 33; S. Е. XV и XVI) и «Новый цикл лекций по введению в психоанализ». (1933, G.W. XV; Stud. I, 447; S. Е. XXII, I). Первый курс лекций Фрейд прочитал во время зимних семестров 1915—1916 и 1916—1917 гг. слушателям всех факультетов Венского университета. Они были опубликованы по инициативе О. Ранка. Второй курс лекций Фрейд не читал публично; он был задуман лишь как дополнение к первому циклу. Оба курса являются вводными и тем не менее представляют собой блестящие компендиумы по психоанализу, не в последнюю очередь импонирующие своим дидактическим содержанием. Наряду с этими объемными введениями Фрейд написал также несколько небольших пропедевтических статей. В качестве примера укажем следующие: «Об истории психоаналитического движения» (1914, G. W. X, 43; S. Е. XIV, 1), «Жизнеописание» (1925, G. W. XIV, 31; S. Е. XX, I. Дополнение к нему: G. W. XVI, 31; S. Е. XX, 71) и — несмотря на привлекательную краткость, пожалуй, непригодный 18 в качестве вводной лекции — фрагментарный «Очерк о психоанализе» (опубликован после смерти Фрейда в 1940 году, G. W. XVII, 63; Stud. Дополнительный том, 407; только глава VI: «Психоаналитическая техника», S. Е. XXIII, 139). II. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ Под этим непривычным заголовком собраны основные теоретические сочинения Фрейда. Их отделение от работ по психопатологии часто бывает искусственным, но все же фрейдовские размышления, имеющие преимущественно психологический характер (метапсихология), весьма заметно отличаются от сугубо клини-ко-психопатологических наблюдений. Эти сочинения содержат метапсихологичес-кий, то есть теоретический, инструментарий психоанализа как общепсихологической теории. 1. Общая теория психической организации (метапсихология) Метапсихология начинается с седьмой главы «Толкования сновидений» (1900) «Психология деятельности сновидений» (G. W. II/ III; Stud. II; S. Е. IV—V), в которой Фрейд формулирует топографическую модель (инстанций) (сознательное — пред-сознательное — бессознательное). Эту метапсихологическую традицию продолжает написанное в 1911 году сочинение «Формулировка двух принципов психического события» (принцип удовольствия и принцип реальности, первичный и вторичный процессы) (G. W. VIII, 229; Stud. Ill, 13; S. E. XII, 213). «Введение в нарциссизм» (1914, G. W. X, 137; Stud. Ill, 37; S. E. XIV, 67), ставшее вновь актуальным благодаря современным теориям нарциссизма, начинает целый ряд последовавших один за другим в 1915 году метапсихологических эссе. Первоначально Фрейд планировал написать двенадцать статей, однако были написаны и опубликованы только пять. По крайней мере, две из них относятся к основным произведениям психоаналитической литературы: «Влечения и их судьба» (G. W. X, 209; Stud. Ill, 75; S. E. XIV, 109) и «Бессознательное» (G. W. X, 263; Stud. Ill, 119; S. E. XIV, 159). С написанной в 1920 году работы «По ту сторону принципа удовольствия» (G. W. XIII, 1; Stud. Ill, 213; S. E. XVIII, 1) начинается поздний этап разработки Фрейдом вопросов метафизики, для которого характерно преобладание проблем деструкции; Фрейд вводит здесь понятие влечения к смерти (эрос и влечение к смерти). В 1923 году появляется «Я и Оно» (G. W. XIII, 235; Stud. Ill, 273; S. E. XIX, 1), его последняя и самая крупная метафизическая работа с обстоятельным изложением структурной модели (Оно — Я — Сверх-Я), которая приходит на смену более ранней топографической модели. Базирующиеся на этой модели работы по психопатологии, такие, например, как «Невроз и психоз» (1924), будут рассмотрены в разделе психоаналитической психопатологии ( III). 2. Теория либидо и его развития По причине типичного для психоанализа особого интереса именно к психосексуальному развитию мы выделяем фрейдовские работы по теории либидо и его развития в особую группу. Классической работой здесь являются «Три очерка по теории сексуальности» (1905, G. W. V, 27; Stud. V, 27; S. Е. VII, 123). Ближе всего к рассматриваемой проблеме находятся следующие написанные намного позже работы: «Крушение эдипова комплекса» (1924, G. W. XIII, 393; Stud. V, 243; S. Е. XIX, 171), «Некоторые психические последствия анатомического различия между полами» (1925, G. W. XIV, 17; Stud. V, 253; S. Е. XIX, 241) и «О женской сексуальности» (1931, G. W. XIV, 515; Stud. V, 273; S. Е. XXI, 221). В этих поздних работах разрабаты- 19 вается главным образом идея различия в развитии мужской и женской сексуальности. В последней из них Фрейд высказывает свое окончательное суждение по этому поводу, дискутируя с противоположными воззрениями в психоанализе. В рубрику психоаналитическая антропология попадают также фрейдовские теории парадигматических феноменов: а) теория сновидений, б) теория ошибочных действий, в) теория юмора и родственных явлений. В них рассматриваются универсальные феномены, граничащие с психопатологией и выступающие в качестве психоаналитической парадигмы бессознательного (и соответствующих психоаналитических теорий). К наиболее важным работам по теории сновидений относятся: «Толкование сновидений» (1900) — по мнению Фрейда, самое значительное его сочинение, «О сновидении» (1901, G. W. П/Ш, 643; S. Е. V, 629), представляющая собой краткое изложение проблемы сновидений и, наконец, в соответствии с многочисленными высказываниями Фрейда по этому поводу, «Метапсихологическое дополнение к учению о сновидении» (1917, G. W. X, 411; Stud. Ill, 175; S. E. XIV, 217). Что касается теории ошибочных действий, то следует упомянуть книгу «Психопатология обыденной жизни» (1901, G. W. IV; S. Е. VI), которую можно рекомендовать для прочтения всем, кто только начинает знакомиться с психоанализом. И наконец, относительно теории юмора — «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905, G. W. VI; Stud. IV, 9; S. Е. VIII). В дальнейшем Фрейд не проявлял интереса к проблеме остроумия и вновь обратился к ней только в 1927 году в своей публикации «Юмор» (G. W. XIV, 381; Stud. IV, 275; S. Е. XXI, 159), то есть уже после того, как была сформулирована структурная модель. III. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОПАТОЛОГИЯ 1. Общая психопатология В эту рубрику вошли публикации, содержащие наиболее общие подходы к психоаналитическому пониманию болезни. Камнем преткновения являлось фрейдовское учение об исключительной роли сексуальности в возникновении психических заболеваний. Об этом помимо прочих работ идет речь в статье «Мои взгляды на роль сексуальности в этиологии неврозов» (1906, G. W. V, 147; Stud. V, 147; S. Е., VII, 269), в которой Фрейд отказывается от идеи травматической этиологии неврозов (реальное сексуальное совращение ребенка). В сочинении «О типах невротического заболевания» (1912, G. W. VIII, 321; Stud., VI, 215; S. Е. XII, 227) он приступает к систематической разработке проблемы возникновения неврозов. В работе «Вытеснение» (1915, G. W. X, 247; Stud. Ill, 103; S. E. XIV, 141) обсуждается приводящий к патологии основной механизм вытеснения. Краткие статьи, написанные в 1924 году, «Невроз и психоз» (G. W. XIII, 383; Stud. Ill, 331; S. E. XIX, 147) и «Утрата реальности при неврозе и психозе» (G. W. XIII, 361; Stud. Ill, 355; S. E. XIX, 181), составляют единое целое, поскольку здесь Фрейд применяет структурную модель для решения проблемы дифференциации неврозов и психозов. Значительное по объему сочинение «Торможение, симптом и страх» (1926, G. W. XIV, HI; Stud. VI, 227; S. Е. XX, 75) содержит более или менее завершенное изложение процесса симптомообразования. В нем Фрейд также отказывается от прежней теории страха: страх понимается теперь с точки зрения его сигнальной функции, а не как результат превращения неотведенного либидо. 20 2. Частная психопатология Частная психопатология включает в себя психоаналитическую теорию отдельных форм болезней а) Истерия К моменту возникновения психоанализа истерия находилась в центре внимания как с клинической, так и с теоретической точек зрения. Из многочисленных фрейдовских работ об истерии, относящихся к этому раннему периоду, следует привести написанные совместно с Йозефом Брейером «Очерки об истерии» (1895, G. W. I, 75, без статей Брейера; Stud. Дополнительный том, 37, только часть IV: «Психотерапия истерии»; S. Е. II, со статьями Брейера). В этом контексте особо следует упомянуть первую часть «Очерков» — «О психическом механизме истерических феноменов», написанную в 1893 году, затем «Об основании для отделения определенного симпто-мокомплекса от неврастении в качестве "невроза страха"» (1895, G. W. I, 313; Stud. VI, 25; S. Е. III, 85) и, наконец, статью «К вопросу об этиологии истерии» (1896, G. W. I, 423; Stud. VI, 51: S. Е. III, 187) — одну из революционных работ Фрейда, в которой он, вступая в спор с Брейером, намечает собственный путь и противопоставляет сексуальную этиологию истерии (разумеется, пока еще с позиции теории травмы и совращения) нейрофизиологическому облачению психоаналитических идей. Через несколько лет Фрейд вновь обращается к проблеме истерии в обобщающих кратких статьях: в работе «Истерические фантазии и их отношение к бисексуальности» (1908, G. W. VII, 189; Stud. VI, 187; S. Е. IX, 155), где говорится о связи фантазии (или реального совращения) с симптомообразованием, и в статье «Общий взгляд на истерический приступ» (1909, G. W. VII, 233; Stud. VI, 197, S. Е. IX, 277). б) Неврозы навязчивых состояний Некоторые идеи фрейдовской теории неврозов навязчивых состояний можно найти в ранних работах, например в сочинении «Еще несколько замечаний о защитных невропсихозах» (то есть неврозах в нынешней терминологии) (1896, G. W. I, 377; S. Е. III, 157). В последующих работах, посвященных проблеме неврозов навязчивых состояний, Фрейд развивает главным образом идею их психосексуальной этиологии. К ним относятся: «Характер и анальная эротика» (1908, G. W. VII, 201; Stud. VII, 23; S.E. IX, 167); «Диспозиция к неврозу навязчивости (вклад в проблему выбора невроза)» (1913, G. W. VIII, 441; Stud. VII, 105; S. Е. XII, 311) и «О превращении влечений, в частности анальной эротики» (1917, G. W. X, 401; Stud. VII, 123; S. Е. XVII, 125). в) Перверсии Исходным пунктом фрейдовского учения о перверсиях являются «Три очерка по теории сексуальности». В качестве теоретических работ по проблеме перверсий здесь следует назвать в хронологической последовательности следующие сочинения: «"Ребенка бьют" (к вопросу о возникновении сексуальных перверсий)» (1919, G. W. XII, 195; Stud. VII, 229; S. Е. XVII, 175), «О психогенезе одного случая женской гомосексуальности» (1920, G. W. XII, 269; Stud. VII, 255; S. Е. XVIII, 145) и «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности» (1922, G. W. XIII, 193; Stud. VII, 217; S. Е. XVIII, 221), «Экономическая проблема мазохизма» (1924, G. W. XIII, 369; Stud. Ill, 339; S. E. XIX, 155). В первой из этих работ Фрейд намечает общий подход к пониманию перверсий, прежде всего мазохизма, делая при этом акцент на вытеснении мотивов. Вторая статья касается особенностей женской сексуальности и понимания гомосексуальности в целом. Резюме по поводу того, что следует понимать под гомосексуальностью, содержится в очерке «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности», в которой разбираются тесно связанные с нею феномены. «Экономическая проблема мазохизма» написана в метапсихологическом контексте струк- 21 турной теории, в частности гипотезы о влечении к смерти (первичном мазохизме). Замыкает этот ряд работ по теории перверсий публикация «Фетишизм» (1927, G. W. XIV, 309; Stud. Ill, 379; S. E. XXI, 147). г) Психозы Интерес Фрейда к проблеме психоза возник еще на рубеже столетий. Крупными теоретическими работами по теории психозов, в центре внимания которых находится теория паранойи, являются «Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи (Dementia paranoides)» (1911, G. W. VIII, 239; Stud. VII, 133; S. E. XII, I; Дополнение 1912, G.W. VIII, 317; Stud. VII, 201; S. E. XII, 80), относящиеся к воспоминаниям председателя судебной коллегии Пауля Шребера «Достоинства мышления одного нервнобольного» (1903) и включающие в себя (II) «Попытки толкования» и (III) «О механизме паранойи». Как и в более поздней работе «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности», в «Сообщении об одном случае паранойи, противоречащем психоаналитической теории» (1915, G. W. X, 233; Stud. VII, 205; S. Е. XIV, 261) Фрейд занимается изучением отно-шений между паранойей и гомосексуальностью; противоречие этого случая психоаналитической теории является лишь кажущимся. И наконец, в «Печали и меланхолии» (1917, G. W. X, 427; Stud. Ill, 193; S. E. XIV, 237) изложена фрейдовская теория депрессии. Кроме того, сюда же относятся уже упомянутые работы «Невроз и психоз» (1924), а также «Утрата реальности при неврозе и психозе» (1924). д) Описание отдельных случаев Описанные Фрейдом случаи относятся к следующим формам заболевания: аа) Истерия/фобия Пять историй болезни в «Очерках об истерии» (II: «Истории болезни»), а также написанный уже в 1901 году «Фрагмент анализа одного случая истерии» (1905, G. W. V, 161; Stud. VI, 83; S. Е. VII, 1), знаменитый «случай Доры». В качестве показательного примера фобии, к которому нередко обращался сам Фрейд, прежде всего в контексте теории страха, выступает «Анализ фобии пятилетнего мальчика ("маленький Ганс")» (1909, G. W. VII, 241; Stud. VIII, 9; S. Е. X, 1) вместе с «Дополнением к анализу маленького Ганса» (1922, G. W. XIII, 429; Stud. VIII, 123; S. Е. X, 148). Эта работа также вошла в историю психоанализа как первый случай детского анализа. бб) Неврозы навязчивых состояний Две истории болезни, в частности, иллюстрируют своеобразия неврозов навязчивых состояний: «Заметки об одном случае невроза навязчивости ("человек-крыса")» (1909, G. W. VII, 379; Stud. VII, 31; S. Е. X, 151) и «Из истории одного детского невроза ("человек-волк")» (1918, G. W. XII, 27; Stud. VIII, 125; S. Е. XVII, 1). «Человек-волк» является, пожалуй, наиболее важным клиническим описанием; оно представляет собой реконструкцию детского невроза в ходе лечения взрослого человека, то есть не является сообщением об анализе ребенка. вв) Перверсии Описанием частного случая, относящимся к этой проблеме, является уже упоминавшаяся выше работа «О психогенезе одного случая женской гомосексуальности». гг) Психозы (паранойя) В первой части (I: »История болезни») «Психоаналитических заметок об одном автобиографически описанном случае паранойи (Dementia paranoides)» имеется соответствующее описание клинического случая. В «Сообщении об одном случае паранойи, противоречащем психоаналитической теории» также содержится достаточно казуистического материала, чтобы причислить его к примерам частных 22 случаев. Сюда же, пожалуй, относится и исследование «Невроз черта в семнадцатом веке» (1923, G. W. XIII, 315; Stud. VII, 283; S. Е. XIX, 67), патографический очерк о художнике Христофе Хайцманне. IV. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ МЕТОДА (ТЕХНИКА ЛЕЧЕНИЯ) Исходя из определенных представлений о соотношении теории и практики, можно было бы, пожалуй, прийти к тому, чтобы рассматривать психоаналитическую технику лечения в качестве основной точки приложения теории психоанализа. Однако такое воззрение не отвечает функции психоаналитического метода хотя бы рке потому, что метод является здесь главным способом получения психоаналитической эмпирики. Принимая во внимание такое смещение акцентов, трудно переоценить значение так называемых «технических» сочинений. Первые публикации о технике лечения восходят к 1890 году. В качестве примера работ того времени следует привести четвертую главу из «Очерков об истерии» (IV: «Психотерапия истерии»). В ней можно получить информацию о самых первых этапах разработки психоаналитического метода. Дальнейшее его развитие документировано в последующих сочинениях, пока наконец в 1911—1915 годах Фрейд не опубликовал серию статей, посвященных технике лечения, которые и поныне представляют собой методический стандарт терапевтической процедуры. Сам Фрейд рассматривал эту серию как нечто единое. Она состоит из следующих отдельных очерков: «Практика толкования снов в психоанализе» (1911, G. W. VIII, 349; Stud. Дополнительный том, 149; S. Е. XII, 89). (В 1923 году Фрейд опять обращается к этой специальной проблеме в «Заметках о теории и практике толкования сновидений» [G. W. XIII, 299; Stud. Дополнительный том, 257; S. Е. XIX, 107].), «О динамике переноса» (1912, G. W. VIII, 363; Stud. Дополнительный том, 157; S. Е. XII, 97.) В этом сочинении содержится краткое теоретическое изложение основного феномена психоаналитического метода, «переноса», который подразделяется на негативный и позитивный, и вводится «основное психоаналитическое правило». В работе «Советы врачу при психоаналитическом лечении» (1912, G. W. VIII, 375; Stud. Дополнительный том, 169; S. Е. XII, 109) сформулирован, в частности, постулат о «равномерно парящем внимании» психоаналитика. Во «Введении в лечение. Еще несколько советов по технике психоанализа I» (1913, G. W. VIII, 453; Stud. Дополнительный том, 181; S. Е. XII, 121) говорится о том, с чего следует начинать лечение. В сочинении «Воспоминание, повторение и переработка. Еще несколько советов по технике психоанализа II» (1914, G. W. X, 125; Stud. Дополнительный том, 205; S. Е. XII, 145) выделяются основные формы психоаналитической работы, при этом затрагивается приобретающий особое значение в метапсихологическом отношении феномен «навязчивого повторения» и дается определение «неврозу переноса». В «Заметках о любви-переносе. Еще несколько советов по технике психоанализа III» (1915, G. W. X, 305; Stud. Дополнительный том, 217; S. Е. XII, 157) речь идет об определенной проблеме переноса и обсуждается «правило абстиненции». Интересное исследование рабо-ты с сопротивлением описано также в сочинении «По ту сторону принципа удовольствия» (1920). Из более поздних работ по теории психоаналитического метода особое значение, пожалуй, имеют следующие: «К вопросу о дилетантском анализе. Беседы с беспартийным» (1926, G. W. XIV, 207; Stud. Дополнительный том, 217; S. Е. XX, 177) и «Послесловие к "Вопросу о дилетантском анализе"» (1927, G. W. XIV, 287; Stud. Дополнительный том, 342; S. Е. XX, 251). В этом большом по объему сочине- 23 нии, которое можно рассматривать в качестве введения в теорию психоаналитического метода, Фрейд выступает за дилетантский психоанализ, то есть за применение психоанализа немедиками — в связи с судебным разбирательством в отношении не являвшегося врачом психоаналитика Т. Райка, обвиненного в шарлатанстве. «Конечный и бесконечный анализ» (1937, G. W. XVI, 57; Stud. Дополнительный том, 351; S. Е. XXIII, 209), столь же большое сочинение, импонирует своей скептической оценкой терапевтической эффективности (изменения Я) психоанализа. V. ПРИКЛАДНОЙ ПСИХОАНАЛИЗ С течением времени проблемы неклинического прикладного психоанализа все более сдвигались в центр исследовательских интересов Фрейда. В очерке «Интерес к психоанализу» (1913, G. W. VIII, 398; S. Е. XIII, 163), который особенно подходит в качестве введения в эту проблемную область, Фрейд выделяет восемь интересов, то есть сфер применения, не имеющих прямого отношения к психологической науке: литературоведение, философию, биологию, историю развития, историю культуры, искусствоведение, социологию и педагогику. Сам Фрейд посвящал свои публикации главным образом трем из этих областей: истории культуры, социологии и искусствоведению. В соответствии с этим здесь можно произвести следующую дифференциацию: 1. Применение психоанализа к культурно-историческим проблемам Отделение этого круга проблем от социологических (культурно-теоретических) является несколько искусственным. В качестве примера производной культурно-исторического процесса Фрейд отдает предпочтение религии. Из соот ветствую-щих сочинений можно назвать «Тотем и табу. (Некоторые сходства в душевной жизни дикарей и невротиков)» (1912/13, G. W. IX; Stud. IX, 287; S. Е. XIII, 1), любимую книгу Фрейда по социальной антропологии, в которой содержится гипотеза о первобытном племени и умерщвлении родоначальника. «Будущее одной иллюзии» (1927, G. W. XIV, 323; Stud. IX, 135; S.E. XXI, 1) открывает серию глобальных культурно-исторических и культурно-теоретических трудов; это основная работа Фрейда о религии как об актуальном социальном феномене. «Человек Моисей и монотеистическая религия: три очерка» (1939, G. W. XVI, 101; Stud. IX, 455; S. Е. XXIII, 1) представляет собой сочинение по психологии религии зрелого Фрейда. 2. Применение психоанализа к социологическим (теоретико-культурным) проблемам «"Культурная" сексуальная мораль и современная нервозность» (1908, G. W. VII, 141; Stud. IX, 9; S. Е. IX, 177) представляет собой первую публикацию, где показан антагонизм между организацией влечения и культурой, основывающейся на отрицании влечения. «В духе времени о войне и смерти» (1915, G. W. X, 323; Stud. IX, 33; S. Е. XIV, 273) отражает фрейдовскую психоаналитическую реакцию на первую мировую войну. В работе «Психология масс и анализ Я» (1921, G. W. XIII, 71; Stud. IX, 61; S. Е. XVIII, 65) с метапсихологических позиций обсуждается проблема массовой психологии. В сочинении «Недомогание культуры» (1930, G. W. XIV, 419; Stud. IX, 191; S. Е. XXI, 57), появившемся вслед за «Будущим одной иллюзии», проводится мысль, что из-за «органического вытеснения», «чувства вины» и «деструктивных влечений» антагонизм между организацией влечения и культурой обостряется еще больше. «Почему война?» (1933, G. W. XVI, 11; Stud. IX, 271; S. Е. XXII, 195) представляет собой письмо Фрейда А. Эйнштейну, переписка 24 между которыми была инициирована одной французской пацифистской организацией. По своему содержанию это письмо тесно связано с проблемой культуры. 3. Применение психоанализа к искусствоведческим проблемам Частными областями приложения психоанализа являлись для Фрейда изобразительное искусство и особенно литература. И наоборот, работы, посвященные композиторам и музыкантам, отсутствуют. а) Изобразительное искусство Первая фрейдовская психо- или патография посвящена Леонардо: «Воспоминание детства Леонардо да Винчи» (1910, G. W. VIII, 127; Stud. X, 87; S. Е. XI, 57). Анонимно опубликованный в 1914 году очерк «"Моисей" Микеланджело» (G. W. X, 171; Stud. X, 195; S. Е. XIII, 209) открывает список работ, посвященных фигуре Моисея. в) Литература «Бред и сновидения в "Градиве" В. Йенсена» (1907, G. W. VII, 29; Stud. X, 9; S. Е. IX, 1) представляют собой первую попытку анализа литературы — психоаналитическую интерпретацию исторической новеллы немецкого писателя В. Йенсена. В «Поэте и фантазировании» (1908, G. W. VII, 211; Stud. X, 169; S. Е. IX, 141) поднимается проблема поэтического творчества. В «Мотиве выбора ларца» (1913, G. W. X, 23; Stud. X, 181; S. Е. XII, 289) интерпретируется выбор жениха из трех ларцов в «Венецианском купце», а также изгнание третьей дочери в «Короле Лире». В «Воспоминании детства из "Поэзии и правды"» (1917, G. W. XII, 13; Stud. X, 255; S. Е. XII, 145) анализируется психоаналитическое значение швыряния на пол посуды. В «Зловещем» (1919, G. W. XII, 227; Stud. IV, 241; S. Е. XVII, 217) исследуются мотивы зловещего в работах Э. Т. А. Гофмана. «Достоевский и отцеубийство» (1928, G. W. XIV, 397; Stud. X, 267; S. Е. XXI, 173), вступительное эссе к тому «Праобраз братьев Карамазовых» (изд. Ф. Экштейн и Р. Фюлёп-Миллер), представляет собой патографическое исследование. «Премия Гёте» (1930), состоящая из «Письма к д-ру Альфонсу Паке» (G. W. XIV, 545; Stud. 291; S. Е. XXI, 207) и «Приветственного обращения во франкфуртском доме Гёте» (G. W. XIV, 547; Stud. X, 292; S. Е. XXI, 208), включает в себя письмо Фрейда, в котором он сообщает о принятии премии Гёте, и краткую психоаналитическую трактовку Гёте, зачитанную во Франкфурте дочерью Анной. Поскольку в настоящей энциклопедии — как обычно и везде — все ссылки на источники относятся к «Собранию трудов», ниже приводится содержание отдельных томов этого издания. Том I 1892/1893 Ein Fall von hypnotischer Heilung, nebst Bemerkungen über die Entstehung hysterischer Symptome durch den «Gegenwillen» Случай исцеления гипнозом вместе с замечаниями о возникновении истерических симптомов из-за «противоволия» 1893а Charcot Шарко 1893b Quelques Considerations pour une Etude Comparative des Paralysies Motrices Orga-niques et Hysteriques Некоторые соображения по поводу сравнительного изучения двигательных парезов — органических и истерических 1894 Die Abwehr-Neuropsychosen. Versuch einer psychologischen Theorie der alcquirierten Hysterie, vieler Phobien und Zwangsvorstellungen und gewisser halluzinatorischer Psychosen Защитные невропсихозы. Попытка создания психологической теории приобретенной истерии, многих фобий, навязчивых представлений и некоторых галлюцинаторных психозов 1895а Studien über Hysterie Очерки об истерии 1895b Über die Berechtigung, von der Neuraste-nie einen bestimmten Symptomenkomplex als «Angstneurose» abzutrennen Об основании для отделения определенного симптомокомплекса от неврастении в качестве «невроза страха» 25 1895c Obsessions et Phobiens. Leur Mechanisme Psychique et leur Etiologie Навязчивости и фобии. Их психические механизмы и этиология 1895d Zur Kritik der «Angstneurose» Критика «невроза страха» 1896а Weitere Bemerkungen über die Abwehr-Neuropsychosen Еще несколько замечаний о защитных не-вропсихозах 1896b L'Heredite et L'Etiologie des Nevroses Наследственность и этиология неврозов 1896с Zur Ätiologie der Hysterie К вопросу об этиологии истерии 1897 Inhaltsangaben der wissenschaftlichen Arbeiten des Privatdozenten Dr. Sigm. Freud (1877-1897) Содержание научных работ (1877—1897) приват-доцента д-ра Зигм. Фрейда 1898а Die Sexualität in der Ätiologie der Neurosen Сексуальность в этиологии неврозов 1998b Zum psychischen Mechanismus der Vergeßlichkeit О психическом механизме забывчивости 1899 Über Deckerinnerungen О покрывающих воспоминаниях 1906 Дополнение к VII тому: Vorwort zur ersten Auflage der «Sammlung kleiner Schriften zur Neurosenlehre aus den Jahren 1893-1906» Предисловие к первому изданию «Собрания небольших трудов об учении о неврозе 1893-1906 гг.» 1925 Дополнение к XIV тому: Einige Nachträge zum Ganzen der Traumdeutung Некоторые дополнения к принципу толкования сновидений том II/III 1900 Die Traumdeutung Толкование сновидений (с дополнениями, внесенными по 1935 год включительно) 1901 Über den Traum О сновидении Том IV 1901 Zur Psychopathologie des Alltagslebens Психопатология обыденной жизни Том V 1904 Die Freudsche Psychoanalytische Methode Психоаналитический метод Фрейда 1905а Über Psychotherapie О психотерапии 1905b Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie Три очерка по теории сексуальности 1906а Meine Ansichten über die Rolle der Sexualität in der Ätiologie der Neurosen Мои взгляды на роль сексуальности в этиологии неврозов 1905с Bruchstück einer Hysterie-Analyse Фрагмент анализа одного случая истерии 1890 Psychische Behandlung (Seelenbehandlung) Психическое лечение (лечение души) Том VI 19O5d Der Witz und seine Beziehung zum Unbewußten Остроумие и его отношение к бессознательному Том VII 1906b Tatbestandsdiagnostik und Psychoanalyse Диагностика фактов и психоанализ 1907а Zur sexuellen Aufklärung der Kinder К вопросу о сексуальном просвещении детей 1907b Der Wahn und die Träume in W. Jensens «Gradiva» Бред и сновидения в «Градиве» В. Йенсена 1907с Zwangshandlungen und Religionsübungen Навязчивые действия и религиозные обряды 1908а Die «kulturelle» Sexualmoral und die moderne Nervosität «Культурная» половая мораль и современная нервозность 1908b Über infantile Sexualtheorien Об инфантильных сексуальных теориях 1908с Hysterische Phantasien und ihre Beziehung zur Bisexualität Истерические фантазии и их отношение к бисексуальности 1908d Charakter und Analerotik Характер и анальная эротика 1908е Der Dichter und das Phantasieren Поэт и фантазирование 1909а Der Familienroman der Neurotiker Семейный роман невротиков 1909b Allgemeines über den hysterischen Anfall Общий взгляд на истерический приступ 1909с Analyse der Phobie eines fünfjährigen Knaben Анализ фобии пятилетнего мальчика 1909d Bemerkungen über einen Fall von Zwangsneurose Заметки об одном случае невроза навязчивости 1908f Vorwort zu «Neurose Angstzustände und ihre Behandlung» von Dr. Wilhelm Stekel Предисловие к работе д-ра Вильгельма Штекеля «Невротические состояния страха и их лечение» 1910а Vorwort zur «Lelekelemzes, ertekezesek а pszichoanalizis köreböl, itra Dr. Ferenczi Sändor» Предисловие к книге д-ра Шандора Фе-ренци «Lelekelemzes, ertekezesek а pszichoanalizis köreböl» Том VIII 1910b Über Psychoanalyse О психоанализе 1910c Zur Einleitung der Selbstmord-Diskussion. Schlußwort Введение в дискуссии о самоубийстве. Заключительное слово 26 Сочинения Фрейда 1910dnl912a Beiträge zur Psychologie des Liebeslebens К вопросу о психологии любовной жизни 1910е Die psychogene Sehstörung in psychoanaly-tischer Auffassung Психогенное нарушение зрения с позиции психоанализа 1911 Die zukünftigen Chancen der psychoanaly-tischen Therapie Шансы на будущее психоаналитической терапии 1910f Über «wilde» Psychoanalyse О «диком» психоанализе 1910g Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci Воспоминание детства Леонардо да Винчи 1910h Über den Gegensinn der Urworte Об обратном смысле вечных истин 1910i Brief an Dr. Friedrich S. Krauss über die « Anthropophyteia» Письмо д-ру Фридриху С. Краусу об «Anthropophyteia» 1910j Beispiele des Verrats pathogener Phantasien bei Neurotikern Примеры проявления патогенных фантазий у невротиков 1911а Formulierungen über die zwei Prinzipien des psychischen Geschehens Формулировка двух принципов психического события 1911b Psychoanalytische Bemerkungen über einen autobiographisch beschriebenen Fall von Paranoja (Dementia paranoides) Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи (Dementia paranoides) 1912b Über neurotische Erkrankungstypen О типах невротического заболевания 1912с Zur Einleitung der Onanie-Diskussion. Schlußwort Введение в дискуссию об онанизме. Заключительное слово 1911с Die Bedeutung der Vokalfolge Значение последовательности гласных 1912d Die Handhabung der Traumdeutung in der Psychoanalyse Практика толкования снов в психоанализе 191 Id «Gross ist die Diana der Epheser» «Величие Дианы Эфесской» 1912e Zur Dynamik der Übertragung О динамике переноса 1912f Ratschläge für den Arzt bei der psyehoanaly-tischen Behandlung Советы врачу при психоаналитическом лечении 1913а Das Interesse an der Psychoanalyse Интерес к психоанализу 1913b Zwei Kinderlügen Два случая детской лжи 1912g Einige Bemerkungen über den Begriff des Unbewußten in der Psychoanalyse Некоторые замечания о понятии бессознательного в психоанализе 1913с Die Disposition zur Zwangsneurose Предрасположенность к неврозу навязчивости 1913d Zur Einleitung der Behandlung Введение в лечение Том IX 1912/ Totem und Tabu 1913 Тотем и табу Том X 1913b Märchenstoffe in Träumen Материалы сказок в сновидениях 1913с Ein Traum als Beweismittel Сновидение как средство доказательства 1913d Das Motiv der Kästchenwahl Мотив выбора ларца 1913е Erfahrungen und Beispiele aus der analytischer Praxis Наблюдения и примеры из психоаналитической практики 1914а Zur Geschichte der psychoanalytischen Bewegung Об истории психоаналитического движения 1914b Über Fausse Reconnaissance («Deja racon-te» ) während der psychoanalytischen Arbeit О ложном узнавании («уже знакомое») во время психоаналитической работы 1914с Erinnern, Wiederholen und Durcharbeiten Воспоминание, повторение и переработка 1914d Zur Einführung des Narzißmus Введение в нарциссизм 1914е Der Moses des Michelangelo «Моисей» Микеланджело 1914f Zur Psychologie des Gymnasiasten О психологии гимназистов 1915a Triebe und Triebschicksale Влечения и их судьба 1915b Mitteilung eines der psychoanalytischen Theorie widersprechenden Falles von . Paranoia Сообщение об одном случае паранойи, противоречащем психоаналитической теории 1915с Die Verdrängung Вытеснение 1915d Das Unbewußte Бессознательное 1915e Bemerkungen über die übertragungsliebe Заметки о любви-переносе 1915f Zeitgemäßes über Krieg und Tod В духе времени о войне и смерти 1916а Vergänglichkeit Бренность 1916b Einige Charaktertypen aus der psychoanalytischen Arbeit Некоторые типы характера из психоаналитической практики 1916с Eine Beziehung zwischen einem Symbol und einem Symptom Отношение между символом и симптомом 1916d Mythologische Parallele zu einer plastischen Zwangsvorstellung Мифологические параллели по поводу одного пластичного навязчивого представления 1917а Über Triebumsetzungen, insbesondere der Analerotik О превращении влечений, в частности анальной эротики 1917b Metapsychologische Ergänzung zur Traumlehre Метапсихологическое дополнение к учению о сновидениях 27 1917с Trauer und Melancholie Печаль и меланхолия 1913f Geleitwort zu «Die psychoanalytische Methode» von Dr. Oskar Pfister, Zürich Вступительное слово к «Психоаналитическому методу» д-ра Оскара Пфистера, Цюрих 1913g Vorwort zu « Die psychischen Störungen der männlichen Potenz» von Dr. Maxim Steiner Предисловие к «Психическим нарушениям мужской потенции» д-ра Максима Штайнера 1913h Geleitwort zu «Der Unrat in Sitte, Brauch, Glauben und Gewohnheitsrecht der Volker» von John Gregory Bourke Вступительное слово к «Нечистотам в нравах, обычаях, вере и обычном праве народов» д-ра Джона Грегори Бурке 1919а Brief an Frau Dr. Hermine von Hug-Hellmuth Письмо Д-ру Термине фон Хуг-Хельмут Том XI 1916/ Vorlesungen zur Einführung in die Psycho-1917 analyse Лекции по введению в психоанализ Том XII 1917d Eine Schwierigkeit der Psychoanalyse Проблема психоанализа 1917e Eine Kindheitserinnerung aus «Dichtung und Wahrheit» Воспоминание детства из «Поэзии и правды» 1918а Aus der Geschichte einer infantilen Neurose Из истории одного детского невроза 1918b Beiträge zur Psychologie des Liebeslebens К вопросу о психологии любовной жизни 1919а Wege der psychoanalytischen Therapie Пути психоаналитической терапии 1919b «Ein Kind wird geschlagen» «Ребенка бьют» 1919с Das Unheimliche Зловещее 1920а Über die Psychogenese eines Falles von weiblicher Homosexualität О психогенезе одного случая женской гомосексуальности 1920b Gedankenassoziation eines vierjährigen Kindes Ассоциации мыслей одного четырехлетнего мальчика 1920с Zur Vorgeschichte der analytischen Technik О предыстории аналитической техники 1919d James J. Putnam f Джеймс Дж. Патнем 1919е Victor Tausk f Виктор Тауск 1919f Einleitung zu «Zur Psychoanalyse der Kriegsneurosen Введение в «Психоанализ военных неврозов» 1919g Vorrede zu « Probleme der Religionspsychologie» von Dr. Theodor Reik Предисловие к «Проблемам психологии религии» д-ра Теодора Райка 1919h Internationaler Psychoanalytischer Verlag u. Preiszuteilung für psychoanalytische Arbeiten Международное психоаналитическое изда- тельство и присуждение премии за психоаналитические работы Том XIII 1920d Jenseits des Lustprinzips По ту сторону принципа удовольствия 1921а Massenpsychologie und Ich-Analyse Психология масс и анализ Я 1922а Traum und Telepathie Сон и телепатия 1922b Über einige neurotische Mechanismen bei Eifersucht, Paranoia und Homosexualität О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности 1923а «Psychoanalyse» und «Libidotheorie» «Психоанализ» и «теория либидо» 1923b Das Ich und das Es Я и Оно 1923c Die infantile Genitalorganisation Инфантильная генитальная организация 1923d Bemerkungen zur Theorie und Praxis der Traumdeutung Заметки о теории и практике толкования сновидений 1923е Eine Teufelsneurose im siebzehnten Jahrhundert Невроз черта в семнадцатом веке 1923f Josef Popper-Lynkeus und die Theorie des Traumes Йозеф Поппер-Линкеус и теория сновидений 1924а Der Realitätsverlust bei Neurose und Psychose Утрата реальности при неврозе и психозе 1924b Das ökonomische Problem des Masochismus Экономическая проблема мазохизма 1924c Neurose und Psychose Невроз и психоз 1924d Der Untergang des Ödipuskomplexes Крушение эдипова комплекса 1924e Kurzer Abriß der Psychoanalyse Краткий очерк о психоанализе 1922с Nachschrift zur Analyse des kleinen Hans Дополнение к анализу маленького Ганса 1920е Dr. Anton v. Freund t Д-р Антон ф. Фройнд 1921b Preface to Addresses on Psycho-Analysis by J. J. Putnam Предисловие к «Речи о психоанализе» Дж. Дж. Патнема 1922d Geleitwort zu J. Varendonck. über das vorbewußte phantasierende Denken Предисловие к работе Я. Варендонка «О предсознательном фантазирующем мышлении» 1923g Vorwort zu Max Eitingon, Bericht über die Berliner psychoanalytische Poliklinik Предисловие к «Сообщению о Берлинской психоаналитической поликлинике» Макса Эйтингона 1923h Brief an Luis Lopez-Ballesteros у de Torres Письмо Луису Лопес-Баллестерос и де Торресу 1923i Dr. Ferenczi Sändor (zum 50. Geburtstag) Д-р Шандор Ференци (к 50-летию со дня рождения) 1924f Zuschrift an die Zeitschrift,- Le Disque Vert Письмо журналу «Зеленый диск» 28 Том XIV 1925а Notiz über den «Wunderblock» Заметка о «чудо-блокноте» 1925b Die Verneinung Отрицание 1925c Einige psychische Folgen des anatomischen Geschlechtsunterschieds Некоторые психические последствия анатомического различия между полами 1925d «Selbstdarstellung» «Жизнеописание» 1925е Die Widerstände gegen die Psychoanalyse Сопротивление психоанализу 1926a Hemmung, Symptom und Angst Торможение, симптом и страх 1926b Die Frage der Laienanalyse К вопросу о дилетантском анализе 1926с Psycho-Analyse Психоанализ 1927а Fetischismus Фетишизм 1927b Nachtrag zur Arbeit über den Moses des Michelangelo Дополнение к работе о «Моисее» Микелан- джело 1927с Die Zukunft einer Illusion Будущее одной иллюзии 1927d Der Humor Юмор 1928a Ein religiöses Erlebnis Религиозное переживание 1928b Dostoewski und die Vatertötung Достоевский и отцеубийство 1930a Das Unbehagen in der Kultur Недомогание культуры 1931a Über libidinöse Typen О либидинозных типах 1931b Über die weibliche Sexualität О женской сексуальности 1931c Das Fakultätsgutachten im Prozeß Halsmann Заключение факультета в процессе Хальс- манна 193Od Goethe-Preis — Brief an Dr. Alfons Paquet. Ansprache im Frankfurter Goethe-Haus Премия Гёте — Письмо д-ру Альфонсу Паке. Приветственное обращение во франкфуртском доме Гёте 1926d An Romain Rolland Ромену Роллану 1929с Ernest Jones zum 50. Geburtstag К 50-летию со дня рождения Эрнеста Джонса 1925f Brief an den Herausgeber der «Jüdischen Presszentrale Zürich» Письмо к издателю «Еврейского центрального пресс-комитета Цюриха» 1925а То the Opening of the Hebrew University К открытию Еврейского университета 1929b Brief an Maxim Leroy über einen Traum des Cartesius Письмо Максиму Леруа о сновидении Кар- тезия 1931d Brief an den Burgermeister der Stadt Pribor Письмо бургомистру города Пршибора 1925g Josef Breuer f Йозеф Брейер 1926d Karl Abraham t Карл Абрахам 1925h Geleitwort zu «Verwahrloste Jugend» von August Aichhorn Предисловие к «Заброшенной молодежи» Аугуста Айххорна 192бе Bemerkung zu Е, Pickworth Farrow's «Eine Kindheitserinnerung aus dem 6. Lebensmonat» Заметки по поводу «Детского воспоминания из шестимесячного возраста» Э. Пик-ворта Фэрроу 1934 Vorrede zur hebräischen Ausgabe von «Totem und Tabu» Предисловие к изданию «Тотема и табу» на иврите 1930с Geleitwort zu «Medical Review of Reviews», Vol. XXXVI, 1930 Предисловие к «Медицинскому обзору обзоров», т. XXXVI, 1930 1930d Vorwort zu «Zehn Jahre Berliner Psycho-analytisches Institut» Предисловие к «Десятилетию Берлинского психоаналитического института» 19 31 d Geleitwort zu « Elementi di Psicoanalisi» von Edoardo Weiss Предисловие к «Элементам психоанализа» Эдуардо Вейсса Том XV 1933 Neue Folge der Vorlesungen zur Einführung in die Psychoanalyse Новый цикл лекций по введению в психоанализ Том XVI 1932а Zur Gewinnung des Feuers Покорение огня 1933а Warum Krieg? Почему война? 1936а Nachschrift zur Selbstdarstellung Послесловие к «Жизнеописанию» 1935а Die Freiheit einer Fehlhandlung Свобода ошибочного действия 1937а Konstruktionen in der Analyse Конструкции в анализе 1937b Die endliche und unendliche Analyse Конечный и бесконечный анализ 1939 Der Mann Moses und die monotheistische Religion Человек Моисей и монотеистическая религия 1935b Thomas Mann zum 60. Geburtstag К 60-летию со дня рождения Томаса Манна 1936b Brief an Romain Rolland (Eine Erinnerungsstörung auf der.Akropolis) Письмо Ромен Роллану (Нарушение памяти на акрополе) 1932b Meine Berührung mit Josef Popper-Lynkeus Мои встречи с Иозефом Поппером-Лин-кеусом 1933b Sändor Ferenczi f Шандор Ференци 1937с Lou Andreas-Salome t Лу Андреас-Саломе 1932с Geleitwort zu «Algemeine Neurosenlehre auf psychoanalytischer Grundlage» von Hermann Nunberg 29 Предисловие к «Общему учению о неврозах на психоаналитической основе» Германа Нунберга 1934 Vorrede zur hebräischen Ausgabe der «Vorlesungen zur Einfuhrung in die Psychoanalyse» Предисловие к изданию «Лекций по введению в психоанализ» на иврите 1933с Vorwort zu «Edgar Рое, etude psychana-litique par Marie Bonaparte» Предисловие к психоаналитическому этюду Мари Бонапарт «Эдгар По» Том XVII 1941а Brief an Jasef Breuer Письмо Йозефу Брейеру 1940а Zur Theorie des hysterischen Anfalles О теории истерического приступа — совместно с Йозефом Брейером 1941b Notiz «HI» Примечание «III» 1941с Eine erfüllte Traumahnung Сбывшееся предчувствие в сновидении 1942d Psychoanalyse und Telepathie Психоанализ и телепатия 1940b Das Medusenhaupt Голова Медузы 1941e Ansprache an die Mitglieder des Vereins B'nai B'rith (1926) Обращение к членам объединения Бнаи Брит (1926) 1940с Die Ichspaltung im Abwehrvorgang Расщепление Я в защитном процессе 1940d Abriß der Psychoanalyse Очерк о психоанализе 1940е Some Elementary Lessons in Psycho-Analysis Некоторые элементарные уроки психоанализа 194If Ergebnisse, Ideen, Probleme Результаты, идеи, проблемы ПЕРЕПИСКА 3. ФРЕЙДА Мартин Гротьян ЗИГМУНД ФРЕЙД КАК АВТОР ПИСЕМ Писать письма было любимейшим занятием Зигмунда Фрейда. Количество написанных им за свою жизнь писем, адресованных членам семьи, друзьям и соратникам, сторонникам и противникам психоанализа, художникам и ученым, поистине неизмеримо. Про многие письма сегодня можно сказать, что они стали литературой или, по крайней мере, литературным источником по теории психоанализа. Эти письма позволяют нам увидеть разностороннюю и сложную личность Фрейда: они передают его страстность как человека молодого, они свидетельствуют о зрелости ученого и исследователя бессознательного, мудрости зрелого мужа, страдавшего от трагизма жизни, но принимавшего судьбу с мужеством Моисея1 и Иова2 , праобразов, необычайно близких ему по духу (см. также статью М. Гротьяна и Ю. фом Шайдта «Фрейд в зеркале биографов»). Если бы все письма, вышедшие из-под пера Фрейда, можно было рассмотреть в хронологическом порядке, то мы бы получили, по сути, дневник его жизни. Обилие написанных Фрейдом писем, помимо других причин, объясняется сильной потребностью в том, чтобы воспринять и передать тот импульс, который он сам получал благодаря письмам. На все адресованные ему письма Фрейд отвечал незамедлительно. Пишущая машинка появилась в семье Фрейда позднее и использовалась лишь в редких случаях. Все письма Фрейд собственноручно — не прибегая к услугам секретаря — заносил в толстый, огромного формата, регистр, исписывая страницы с обеих сторон. Некоторые письма Фрейд писал между приемом пациентов, другие — вечером после работы. Очень выразительный, своеобразный почерк Фрейда, достаточно нетипичный для ученого, по мнению X. Беккера (Becker 1956), обнарркивает удивительное сходство с почерком И. С. Баха3 . Выражаемое почерком особое сочетание напряжения и гордости от достигнутого указывает на постоянные конфликтные эмоции человека, обладающего недюжинной жизненной силой и характером борца. Сам Фрейд к графологическим интерпретациям относился с недоверием и скепсисом4 . Почерк Фрейда не всегда легко разобрать. Ему и самому бывало трудно разбирать почерк других. Он часто сетовал на свое раздражение, когда приходилось расшифровывать чужие письма, например от Людвига Бинсвангера. В таких случаях ему обычно помогала дочь Анна. У Фрейда всегда было непосредственное, личное впечатление от всего того, что он переживал. Он доверял своему восприятию, прекрасно знал свое время и имел склонность все записывать. Однажды он посоветовал Джоан Ривьере (1883—1962) записывать мысли, которые она выражает в своем анализе. Джоан Ривьере — 31 ученица Фрейда, ставшая впоследствии выдающимся психоаналитиком 5 . Ею было записано содержание соответствующей беседы с Фрейдом в период психоаналитической работы в Вене. Слова Фрейда, говорившего по-английски примерно так же хорошо, как Джоан Ривьере по-немецки, можно перевести следующим образом: «Запишите это, запечатлите черным по белому; тогда Вам проще будет с ним обращаться, ведь тем самым Вы вынесете это за рамки своей [душевной] системы», и: «Поэтому извлеките это из себя [намек на анальную продукцию!], продуцируйте [свои мысли]» б . Вести записи было для Фрейда особой формой его желания наблюдать, жить, узнавать, выражать себя, понимать себя и овладевать собою. Он писал письма как книги, а его книги часто читаются словно письма: написанные искренне, стилем, который можно назвать классическим, образным языком (например, когда, находясь в изоляции, он сравнивает себя со свежевыкрашенной стеной, которую все боязливо обходят стороной). Он не любил вносить исправления, и если на один лист приходилось две поправки, он считал это верным признаком старения. Масштаб переписки Фрейда огромен. Назовем лишь некоторые цифры из этого неисчерпаемого источника: около 2500 писем к членам своей семьи, около 1500 любовных писем к женщине, с которой он был обручен и которая впоследствии стала его женой, более 2000 писем к Ференци — близкому другу и поверенному, к которым, к сожалению, до сих пор нет открытого доступа, и почти 500 писем к Абрахаму. Скрытый мотив пристрастия Фрейда к письмам, возможно, станет понятным благодаря следующей догадке: каждое письмо было частью его «самоанализа», подготовкой, частью или заключительным словом к нему. Начало такому самоанализу было положено его письмами к любимой Марте, продолжение ему дала переписка с «аналитиком на расстоянии» Вильгельмом Флиссом. По отношению к этим двум самым важным партнерам по переписке это полностью справедливо по крайней мере до 1900 года, в котором появилось «Толкование сновидений». Следы аналитических наблюдений фрейдовского «перманентного анализа» можно обнаружить во многих последующих письмах к друзьям и противникам. Мы вышли бы за рамки данной работы, если бы попытались охватить переписку Фрейда со всеми людьми, которые были важны для него в его жизни. Поэтому мы ограничиваемся лишь теми партнерами по переписке, которые значимы, с одной стороны, с точки зрения фрейдовского самоанализа, с другой стороны, с точки зрения развития психоанализа как науки. Это относится как к опубликованным, так и к неопубликованным письмам Фрейда, к которым автор имел доступ. При таком выборе нам неизбежно пришлось исключить тех партнеров по переписке, о которых подробно рассказывается в статье об известных фрейдовских случаях, равно как и столь важную для жизни и творчества Фрейда фигуру, как Йозеф Брейер (см. также статью Юргена фом Шайдта «Фрейд и его время»). Кроме того, мы познакомимся с интересными с точки зрения истории психоанализа документами, записями о «фрейдовских средах» (с 1906 года), называемыми «Протоколами», которые велись секретарем объединения Отто Ранком, а также с «письмами по кругу», которые с 1920 по 1924 год Фрейд и Ранк направили шести членам Комитета7 . (Портреты партнеров Фрейда по переписке читатель найдет в этой книге.) 32 Страница из регистра писем Зигмунда Фрейда — Ноябрь/Декабрь 1938 года. Факсимиле из книги «Briefe (1873—1939)». Frankfurt/M.: Fischer 1960, 473 33 Письма к невесте и будущей жене Марте Бернайс Фрейд познакомился с Мартой Бернайс в апреле 1882 года, когда сестры Марта и Минна гостили в доме его родителей. Спустя два месяца, в июне 1882 года, они обручились. Фрейду было двадцать шесть лет, Марте не исполнилось еще и двадцати одного. Мать Марты, женщина энергичная, сделала все, чтобы разлучить влюбленную пару, которой предстоял длительный период помолвки, и настояла на переезде из Вены в дом, принадлежавший их семье в Вандсбеке близ Гамбурга. Это обстоятельство прежде всего и является причиной возникновения переписки двух влюбленных, длившейся четыре с половиной года после их обручения. До тех пор, пока ситуация с работой и, соответственно, материальное положение Фрейда не давали ему возможности содержать семью, такое поведение позволяло оставаться в рамках установленных приличий и пользоваться одобрением тогдашнего добропорядочного общества. Поскольку по финансовым причинам Фрейд мог лишь изредка и ненадолго навещать свою невесту, на протяжении этих лет переписка оставалась практически единственным средством связи для влюбленных. Фрейд писал ежедневно, иногда даже по два-три раза в день. Его письма содержат такой богатый автобиографический материал, что по ним можно очень точно воспроизвести события, происходившие с 1882 по 1886 год. Кроме того, в них особенно полно раскрываются чисто человеческие черты Фрейда. Письма Фрейда отличает деликатность, обстоятельность; часто бурно выражая свои чувства, он описывает события повседневной жизни, свои размышления, поступки, взгляды. Мы узнаем о первых днях его пребывания в Вене, о работе, бедности и надеждах; о долгих беседах, проводимых с друзьями в клинике и в кафе. Фрейд говорил о своей любви, о своих надеждах и разочарованиях, о вере в самого себя и сомнениях, одолевавших его, когда он начинал думать о будущем. Обо всем этом писал он своей любимой девушке, чтобы перенести разлуку, которую они оба тяжело переживали. Это было время подготовки к жизни, к любви, к супружеству, к работе, и это было время подготовки — если не начало — фрейдовского «самоанализа», первого сознательного путешествия в неизведанный край бессознательного. Из уже упомянутых 1500 писем Фрейда к Марте (Мартой Бернайс было написано около 600 писем к Фрейду) их сыном Эрнстом и его женой Люси были отобраны и опубликованы наиболее яркие и показательные (Е. Freud 1960, 1968). ' Вот два письма, относящиеся к 1883 и 1886 годам (Е. Freud 1960, 56—58, 224-225). Вена, 29 августа 1883, среда вечером. Любимая моя Марта, Твое милое, умное письмецо и меткое описание рынка в Вандсбеке очень порадовали меня и помогли моему продолжающемуся выздоровлению, — если бы не катар, можно было бы говорить о здоровье. Ты рассуждаешь почти как Вагнер в «Фаусте» во время приятной прогулки, и мне также хочется ответить с отменной деликатностью доктора Фауста: «Здесь вновь человек я, здесь быть им могу». Но нет, возлюбленная, ты совершенно права, в развлечениях народа нет красоты и возвышенности; меня, по крайней мере, это больше не привлекает. Те развлечения, о которых мечтаю или которые уже 34 испытал, — это минутки беседы с любимой, которая прильнет к тебе, и чтение, где то, о чем ты думаешь или чувствуешь, встает перед тобой с отчетливой ясностью, сознание того, что за день ты чего-то добился, продвинулся в разъяснении какой-нибудь проблемы, все это очень отличается от того, и было бы жеманством испытывать искреннюю радость по поводу тех зрелищ, которые ты описываешь. Прости, что я цитирую самого себя, но мне приходят в голову мои давние мысли о Кармен: чернь наслаждается жизнью, а мы терпим лишения. Мы страдаем, чтобы сохранить нашу г^елостность, мы экономим на нашем здоровье, на нашей способности наслаждаться, веселиться, мы стараемся возвыситься до чего-то такого, о чем сами не имеем понятия, — и эта привычка постоянного подавления естественных потребностей придает нам характер совершенства. Наши чувства отличаются большей глубиной, и мы не разрешаем себе быть способными на что-то дурное. Почему мы не напиваемся? Потому, что неудобство и позор, причиняемые похмельем, превосходят удовольствие от выпивки. Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при каждом расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца. Почему не каждый человек становится нашим другом? Потому что утрату друга или его несчастье нам бы пришлось тяжело переживать. То есть мы стремимся в большей степени к тому, чтобы отвести от себя страдания, нежели к тому, чтобы получить удовольствие, и, по большому счету, мы являемся людьми, как мы с тобой, которые на протяжении лет чего-то лишены и тоскуют, чтобы оставаться верными друг другу, чтобы суметь перенести тяжелый удар судьбы, лишающий нас самого дорогого. Люди, которые, как Азра', могут любить только один раз. Весь наш образ жизни основан на предположении, что мы защищены от грубой нищеты, что перед нами открыта возможность оставаться в стороне от пороков, присущих обществу. Беднота, народ не смогли бы выстоять, не будь они толстокожими, не имей они поверхностных чувств; к чему им сильные привязанности, если все беды, имеющиеся в запасе у природы и общества, направлены против их любви, к чему им пренебрегать сиюминутными удовольствиями, если им нечего рассчитывать на какие-либо другие? Бедные слишком слабы и незащищенны, чтобы делать это так же, как мы. Когда я вижу, как народ развлекается, пренебрегая всякой разумностью, я всегда думаю, что таким образом эти люди компенсируют все недостатки социальной организации, болезни, эпидемии, налоги, перед которыми они совершенно беззащитны. Не буду развивать эти мысли, но можно было бы показать, что «народ» рассуждает, верит, надеется и работает совсем не так, как мы. Существует психология простого человека, которая в достаточной степени отличается от нашей. Общественное чувство у них также более сильно развито, чем у нас, только у них оно отличается такой живостью, что один человек продолжает жизнь другого, в то время как для каждого из нас мир исчезает с его собственной смертью. Любимая моя девочка, если тебе не нравится моя болтовня, ты можешь возразить. Ты еще не знаешь, какое влияние ты на меня имеешь; а если я бываю резок в отношении некоторых вещей, связанных с основными условиями и событиями, касающимися нашего соединения, то прошу тебя не судить по этому также и о другом. Я отдаю себя под полную опеку моей принцессы. Приятно находиться во власти любимого человека; были бы мы еще не пых далеко друг от друга, моя милая! 35 Девушка, в судьбе которой я принял такое участие, потеряла в течение нескольких дней то, чего я достиг, работая с ней. Здесь было мною осложнений, которым, нет аналогов в нашей практике, и слишком много вины с ее стороны. Врача не может и не должно не трогать человеческое юре, он может лишь быть менее чувствительным, если он счастлив в своем собственном доме... С Пфунгеном у нас постоянные и существенные разногласия, я зашел так далеко, что противоречу ему в присутствии Мейнерта. Во всех вопросах, решение которых определяется Мейнертом, правда оказывается на моей стороне, так как Пфунген выдвигает совершенно бредовые, странные идеи; но я все-таки должен сказать, что замечаю в себе такой деспотизм, что мне страшно тяжело это переносить, это угнетает меня. Ты-то хорошо его знаешь, но если, несмотря на все, все-таки любишь меня, то я счастлив. Все свободное время я использую для работы, началом которой доволен, я не думал, моя милая, что буду так остро реагировать на успех или неуспех, как ты пишешь. Мой метод еще не завершен, он работает, но я не всегда справляюсь с ним, он не всегда показывает одно и то же. Спокойной ночи, любимая, моя драгоценная принцесса. Твои письма очень ободряют меня. По-прежнему любящий тебя твой Зигмунд. ' Имеется в виду стихотворение г. Гейне «Азра». Вена, четверг, 13 мая 1886 г. Драгоценное мое сокровище, Я больше не смогу писать тебе в часы приема из-за уймы дел: здесь полная комната людей и я едва управляюсь к трем часам. Доходы пока неблестящие, зато больных, отбирающих у меня время, гораздо больше. Во всяком случае, пациентов, которые платят, у меня немного. Жена профессора М., доставившая мне много хлопот (ее ишиас почти излечен), и два полицейских, которые приходят один раз в неделю. Завтра придет Т. Сегодня, например, чистый доход был 8 гульденов, а именно: три от одного полицейского и пять — снова благодаря Брейеру, приславшего госпожу К. за разъяснениями по поводу ее мужа. Я заметил, что труд врача и его заработок могут совершенно расходиться. Можно получать деньги ни за что, с другой стороны, можно маяться, не имея никакого дохода. Так, позавчера ко мне пришел один американский врач, нервнобольной, и его сложный случай так заинтересовал меня, что я принял его, не взяв платы. Сложность этого случая объясняется отношением пациента к его жене, красивой и интересной женщине, с которой мне также приходилось иметь дело, по этому поводу я завтра иду к профессору Хробаку '. Я слишком устал, поэтому не буду описывать тебе деликатные подробности. Меня встревожило, что в обоих случаях, когда эта дама была у меня, твоя фотография, которая никогда не сдвигалась с места, выпадала из записной книжки. Мне не по душе подобные намеки, может быть, это было предостережение — но я не нуждаюсь в нем! Итак, врач должен экономить. Я берегу каждый гульден; вчера я был приглашен к одному дальнему знакомому на Штадтгутгассе, денег за это, конечно, не получил, но два часа потерял, так как не мог нанять экипаж. То же самое и сеюдня, а вернувшись домой, я обнаружил только что присланный срочный вызов. Тут уж, конечно, пришлось нанимать экипаж, и то, что сэкономил на ужинах за три дня, я отдал за проезд. 36 В четверг в психологическом клубе делал доклад о гипнотизме, он получился хорошим и был всеми одобрен. Этот же доклад я собираюсь сделать через две недели в Психиатрическом обществе, после чего еще через три недели я сообщу о моих парижских впечатлениях в Обществе врачей. Борьба с Веной идет успешно, а если бы ты была здесь, я бы, поцеловав тебя, сказал, что не потерял надежду через шесть месяцев назвать тебя своей женушкой. кумою, что для бесплатных пациентов и для пациентов, нуждающихся в легкой электризации, придется ввести вторую очередь приема три раза в неделю с трех до четырех часов. Моя позиция здесь все же сильна, как я заметил по многим признакам. Спокойной ночи, сладкая моя, мое сокровище, твой Зигмунд. 1 fipKmop Рудольф Хробак (1843—1910) — профессор гинекологии в Венском университете. После 26 лет совместной жизни Фрейд писал (I960, 307—308): Рим, 20 сентября 1912 г. Любимая моя старушка, Только что с большим удовлетворением получил твое первое письмо из Вены и очень обрадовался новостям, особенно о переменах у Матильды, хотя я совсем и не беспокоился за нее. Но все же уговори ее несколько понизить температуру воздуха. Вместе с твоим письмом пришли предложение от одного английского магазина, торгующего книгами, о переводе «Толкования сновидений», уже третье, которое я вынужден был отклонить', и извещение от одной срочной пациентки из Кракова. Я не сомневаюсь, что, пока я буду работать, нам будет на что жить. Рим очень понравился мне. Я наслаждаюсь, как никогда прежде, может быть еще и потому, что у меня великолепное жилье. Мой старый план утвердился: не Коттаж ", а Рим. Тебе и Минне здесь тоже понравится. О прелестной погоде, солнце, ветре и свежем воздухе я не смогу рассказать тебе иначе, чем отослав тебя к С. Кристофу. Отель по своему уюту может сравниться с Клобенштейном. Ференци не оставил меня, напротив, с тех пор как я снова полезен, он стал инициативным и внимательным компаньоном. Он всегда очень ласков. Мое состояние пока не совсем нормализовалось, каждый второй день еще случаются какие-то неприятности, но уже нет никакого сравнения с тем, что было. Вчера после званого обеда даже были в театре, смотрели новую патриотическую оперетту. Для меня этого было многовато, к тому же, кажется, я зря выпил кофе в антракте. Но сейчас — перед ленчем — я снова бодр. Никогда еще я так не заботился о себе, не был столь свободным от работы, не жил по своему желанию и в свое удовольствие. Сегодня я даже нашел и купил гардению, ее запах привел меня в отличное настроение. Минна знает это растение, оно еще изысканнее, чем дурман. Надеюсь, что скоро опять буду свежим и дееспособным, у меня нет таланта хворать. Не удивляйся, однако, что я не думаю о том, чтобы вернуться пораньше, собираясь поступить, как Эрнст: «Я остаюсь здесь!» '" — пока есть деньги. Передавай сердечный привет всем нашим молодым и старикам. Твой Зигм. 37 I Право переводить «Толкование сновидений» уже было предоставлено А. А. Бриллу. II Загородный район Вены. III Цитата часто повторявшегося в семейном кругу выражения Эрнста, младшего сына Фрейда (названного в честь профессора Эрнста фон Брюкке, родился в 1892 году), который маленьким ребенком после летнего отдыха не хотел уезжать из Ловерны. Когда Вальтер Иене (Jens 1962, 66) пишет по поводу фрейдовских писем: «Сколько здесь изящества, плутовства, юмора и самоиронии... сколько стилистической точности...», это хотя и относится ко многим письмам Фрейда, но прежде всего к письмам его невесте, а затем и жене Марте Бернайс. Письма другу и «аналитику на расстоянии» Вильгельму Флиссу Из переписки между Фрейдом и Флиссом сохранились только письма Фрейда. С 1887 по 1902 год Фрейд в общей сложности отправил двумя годами младшему берлинскому специалисту-отоларингологу и биологу Вильгельму Флиссу (1858— 1928) 284 послания: письма, открытки, телеграммы и записки, которые впервые были выборочно опубликованы в Лондоне в 1950 году Мари Бонапарт, Анной Фрейд и Эрнстом Крисом. Когда вдова Флисса пожелала получить от Фрейда письма своего мужа, он, согласно Максу Шуру, не смог их найти. Мари Бонапарт он в 1937 году сказал: «Я до сих пор не знаю, уничтожил я их или так искусно спрятал. Наша корреспонденция была самой интимной, какую вы только можете себе вообразить» (Schur 1965, 12). История писем Фрейда Флиссу напоминает «Одиссею». После того как вдова Флисса продала их одному берлинскому книготорговцу с тем условием, что они не попадут в руки Фрейда, тот в свою очередь предложил их Мари Бонапарт, принцессе Греческой и Датской, хорошей подруге, а некогда ученице и пациентке Фрейда. В 1937 году она выкупила их за 100 фунтов, привезла в Вену и спрятала даже от Фрейда, который непременно хотел завладеть корреспонденцией, чтобы ее сжечь. Когда нацисты вошли в Вену, Мари Бонапарт удалось уберечь драгоценный архив от гестапо. Она привезла документы в датское посольство в Париже, а потом переправила в Англию. Об этой странной и со стороны Фрейда часто лишенной критики дружбе было немало написано и домыслено8 . Флисс пристально интересовался женским циклом и позднее сочинил сложную, однако научно недостоверную систему периодов, которая должна была подойти всему живому. Он видел тесную взаимосвязь между половой деятельностью и реакцией слизистой носоглотки, которая якобы набухает во время менструации и при половой деятельности 9 . Для мужчин он рассчитал цикл в двадцать три дня, вычтя из периода в двадцать восемь дней пять дней женской менструации. Флисс вообще охотно обращался к математическим спекуляциям и некоторое время ему удавалось оказывать этими своими представлениями сильное влияние на Зигмунда Фрейда. В течение пятнадцатилетней переписки между этими двумя людьми интересы Фрейда все больше обращались от неврологии к психоанализу. В этот плодотворный период он написал «Очерки об истерии» (1895), «Толкование сновидений» (1900) 10 и «Психопатологию обыденной жизни» (1901). Он предпринял грандиозную попытку проанализировать самого себя, то есть найти новый путь к пониманию человеческой жизни и своими открытиями подтвердить всеобщую применимость психоанализа. Здесь Вильгельм Флисс был партнером, которому Фрейд 38 мог поведать почти все, его «альтер эго», поддерживавшим Фрейда своим интересом: «...я не могу писать вовсе без аудитории, однако мне вполне достаточно, если я пишу только тебе» (Schur 1972, 181). Из переписки с Флиссом становится ясно, что Фрейд приступил к систематическому самоанализу примерно в октябре 1897 года (Freud/Fließ 1950, 183-184 и 189-190): Д-р Ъигм. Фрейд, доцент университета по специальности «нервные болезни». Вена 7. 7.97 IX. Ъерггассе, 19 Дорогой мой Вильгельм! Я знаю, что в настоящее время я никудышный корреспондент, который не вправе предъявлять какие бы то ни было, претензии, однако так было не всегда и так это не останется. Я сам еще не понимаю, что произошло, но что-то из глубочайшей бездны моего собственного невроза воспрепятствовало продвижению в познании неврозов, и каким-то образом ты тоже оказался вовлечен в это. Мне кажется, парез, не дающий писать, случился специально ради того, чтобы нарушить наше общение. У меня нет никаких тому доказательств, просто ощущения самой неотчетливой природы. Не произошло ли нечто подобное с тобой? Несколько дней назад мне почудилось, что готовится освобождение из потемок, я замечаю, что мне удалось все же совершить дальнейшие шаги в работе, и порой мне приходит на ум то или иное. Разумеется, свой вклад внесли и жара, и переутомление. Итак, я вижу, что защита от воспоминаний не препятствует тому, чтобы из них возникли высшие психические образы, которые на некоторое время обретают устойчивость, а затем сами подвергаются сопротивлению чрезвычайно специфического типа, в точности как во сне, который вообще содержит в зародыше всю психологию неврозов. Таковы обманчивые воспоминания и фантазии, связанные соответственно с прошлым или будущим. Я приблизительно разобрался с правилами, по которым образуются эти картины, и с причинами, в силу которых они становятся устойчивее, нежели подлинные воспоминания, и тем самым узнал нечто новое о характеристике этого процесса. Наряду с ними возникают извращенные побуждения, а при вытеснении этих фантазий и импульсов, которое позднее становится необходимым, проявляется более высокая детерминация симптомов, проистекающих уже из воспоминаний, и новые мотивы цепляться за свою болезнь. Я изучил несколько типичных случаев сочетания подобных фантазий и побуждений и типичные условия, при которых происходит их вытеснение. Эти знания еще не являются полными. Техника начинается с предпочтения определенного пути как наиболее естественного. Мне думается, что с объяснениями снов все решено, но вокруг громоздятся сплошные загадки. Тебя ждет органологическая сторона, здесь я не добился ни малейшего успеха. Вот, например, интересный сон: человек со стыдом и страхом бродит среди незнакомых людей наполовину или полностью обнаженный. Достойно удивления, что, как правило, люди не сознают, что таким образом осуществляется их заветное желание. Материал этого сна, связанный с детской склонностью к эксгибиционизму, поучительным образом искажен и недопонят в известной сказке (мнимое платье короля — «Талисман»). Подобным способом Я пытается превратно истолковать и прочие сновидения. 39 С лета меня более всего интересует, где и когда мы встретимся, поскольку сама встреча уже твердо запланирована. А-р Гаттл чрезвычайно интересуется и мной, и моими теориями... Надеюсь, когда он приедет в Берлин, ты что-нибудь в нем найдешь и сможешь у него позаимствовать. В Аусзее все хорошо. Я с жадностью ожидаю от тебя известий. Сердечный привет всей семье. Твой Зигм. Вена 3. 10. 97 Аорогой Вильгельм! Мой визит имеет то преимущество, что ты вновь можешь делиться со мной всеми частностями, поскольку на настоящий момент мне известно в общих чертах целое; только не жди ответа по каждому пункту, да и по поводу некоторых соображений ты, надеюсь, учтешь, что я, будучи в твоих делах посторонним, судить о них не способен. С внешней стороны у меня почти ничего не происходит, но внутренняя жизнь содержит немало интересного. Уже четыре ночи самоанализ, который я считаю необходимым для решения всей проблемы, продолжается во сне, и я получил от него чрезвычайно ценные результаты и выводы. Иногда у меня возникает ощущение завершения, и до сих пор я с точностью угадывал, с чего начнется сон в следующую ночь. Наибольшую трудность представляет для меня письменное изложение, тем более что оно очень пространно. Могу лишь сообщить, что старик у меня не играет активной роли, но что я направил вывод по аналогии с себя на него, а моя «прародительница» была уродливая, но чрезвычайно умная женщина, которая поведала мне многое о господе Боге и аде и внушила мне высокое мнение о собственных способностях; что позднее (между двумя и двумя с половиной годами) мое либидо пробудилось по отношению к матери, а именно после совместной поездки в Аейпциг, когда нам довелось вместе ночевать и я увидел ее обнаженной. (Ты давно уже сделал соответствующие выводы в отношении своего сына, насколько я понял из одного оброненного тобой замечания.) Младшего меня на год брата (он умер младенцем) я принял злобно, с истинно детской ревностью, и его смерть осталась во мне семенем для угрызений совести. Я вспомнил и товарища по моим нехорошим поступкам между первым и вторым годами, это был мой племянник, на год старше меня, теперь он в Манчестере, а когда мне исполнилось четырнадцать лет, он навещал нас в Вене. Похоже, мы оба жестоко обращались с младшей на год племянницей. Этот племянник и младший брат определяют теперь невротизм, но вместе с тем и интенсивность всех моих дружб1 . Ты сам застал мой страх путешествий еще в цвету. Что же касается самих сцен, которые лежат в основе этой истории, с ними я еще не разобрался. Если они проявятся и мне удастся определить истоки собственной истерии, я буду этим обязан старухе, которая в столь юном возрасте приуготовила мне средства к тогдашней и дальнейшей жизни. Ты видишь, прежняя привязанность берет верх и ныне. Я не могу передать интеллектуальную прелесть этого труда. Рано утром приедут дети. Практика плетется еле-еле, я боюсь, что если она наладится, то станет препятствием для самоанализа. Мое убеждение, что трудности лечения проистекают из того, что врач в конечном счете поддается дурным склонностям пациента, его желанию сохранить свое заболевание, становится все сильней и отчетливей. Посмотрим, что будет дальше. 40 Сердечно приветствую тебя и твою небольшую семью, надеюсь в скорости вновь получить кусочки с твоего стола. Твой Зшм. 1 Ср. «Толкование сновидений», G. W. II— III , 487, где Фрейд еще резче формулирует эту часть аналитического прозрения: «Интимный друг и заклятый враг всегда оставались необходимыми предпосылками для жизни моих чувств; я вновь и вновь создавал их, и нередко детский идеал проявлялся настолько сильно, что друг и враг совпадали в одном лице, разумеется, уже не одновременно и не в постоянно сменяющихся ипостасях, как эпю было возможно в первые годы детства». В письмах Флиссу мы видим, как он Фрейд воспринимал самого себя и то, как он постепенно распознавал сущность и динамику своего бессознательного. Мы читаем о заботах, связанных с его венскими пациентами, и о его желании провести психоанализ с русским царем, чтобы в дальнейшем без забот жить на полученный гонорар. Прямо у нас на глазах он пытается бросить курить и вновь поддается этой привычке, не успев даже дописать письмо. Живо представляем мы, как он собирает грибы вместе с детьми. Фрейд неустанно стремится проникнуть в глубинные слои своего бессознательного. Он записывает свои сны и анализирует их, разбирая свои промахи и симптомы невроза. Он одержим некоей страстью или «демоном». В своем собственном бессознательном Фрейд находит разрешение загадки Сфинкс и новую методику, которую он с осторожностью начинает применять к самому себе. Письма относятся к периоду научной и личной изоляции, продолжавшейся примерно до 1910 года. С цоразительной отчетливостью проступает взаимосвязь между великим открытием бессознательного и проводимым Фрейдом самоанализом. После смерти своего отца Якоба (23 октября 1896 года) Фрейд обрел в самом себе основного своего пациента и едва не рухнул под бременем сверхчеловеческой задачи анализировать самого себя. Ни до, ни после подобный процесс не был записан столь точно и со столь ценными научными выводами. Некоторые важные рассуждения относительно переписки Фрейда с Флиссом были опубликованы гораздо позднее Максом Шуром (Schur 1966), который, будучи личным врачом Фрейда, пользовался доверием семьи и имел доступ к неизданной части переписки. Макс Шур исходил из нового анализа знаменитого сна об Ирме (см. статью А. Беккер в этом томе). Фрейд постоянно указывает, что этот сон первым подвергся полноценному анализу. К сновидению об Ирме Фрейд впервые систематически применил метод свободных ассоциаций для каждого отдельного элемента явного содержания сновидения11 . Затем Фрейд соединил разрозненные ассоциации и добился осмысленного целого. Систематический анализ этого сна относится к ночи 24 июля 1895 года, которая благодаря ему становится историческим моментом: согласно интерпретации Макса Шура, основанной на новом материале, этот сон приснился Фрейду в кульминационный момент его позитивного переноса на Флисса. Шур добавляет важный материал к сновидению об Ирме, который относится к периоду, когда термины «сопротивление» и «переработка» еще не были четко сформулированы. Ирма страдала от запоров, и Фрейда постоянно мучил вопрос, является ли этот симптом неотторжимой частью невроза или же признаком органического заболевания. Сон указывает на внутренний конфликт: справедливо ли он упрекал Ирму, что она не следует его указаниям и тем самым препятствует выздоровлению, или же она в самом деле страдает органическим заболеванием? Из неопубликованных писем Фрейда Флиссу, написанных в этот 41 период, выясняется, что, по просьбе Фрейда, пациентка была обследована Флис-сом с целью установить, имело ли место «заболевание носа», которое соответствовало бы ее соматическим симптомам. Флисс приехал из Берлина, назначил операцию, провел ее и несколькими днями позже возвратился в Берлин. В письме от 3 августа 1895 года Фрейду пришлось сообщить другу, что произошло после его отъезда. Состояние больной резко ухудшилось, к ней вызвали венского врача, и тот, ко всеобщему ужасу, обнаружил неизвлеченный тампон. Когда постороннее тело, к тому времени уже разложившееся, было извлечено из носа пациентки, началось опасное для жизни кровотечение. У больной еще дважды наблюдалось сильное кровотечение, прежде чем она совершенно оправилась. Фрейд медлил сообщить об этом другу и наконец написал, присовокупив длинное извинение и постоянно подчеркивая, что никто не упрекает в случившемся Флисса. Здесь отчетливо видно, как развивается позитивный перенос у Фрейда на Флисса. Первоначально Фрейд весьма сомневается, показаны ли такие операции, тем более выясняется, что они вовсе не безопасны, затем Фрейд испытывает потребность избавить Флисса от ответственности за последовавшее осложнение. Это кажется наиболее сильным и непосредственным мотивом знаменитого «сна об Ирме». С этого момента и до 9 июня 1901 года, когда Фрейд написал Флиссу неопубликованное прощальное послание, которое тем не менее оказалось непоследним, происходил перенос. Как полагает Шур, в подобной уникальной аналитической ситуации переоценка Флисса сделалась необходимостью. «Однако в еще не подавленной части своего Я Фрейд осознавал, что теории Флисса были фантазиями. Более того, Фрейд знал, что в конечном счете ему придется признать несовместимость собственной концепции психического детерминизма с флиссовской теорией космического детерминизма человеческих поступков. Итак, Фрейд ожидал, что вскоре и Флисс окажется на обочине и станет ревенантомlz » (Schur 1972, 207). ПЕРЕПИСКА ФРЕЙДА С ПИОНЕРАМИ ПСИХОАНАЛИЗА После издания «Толкования сновидений» (1900), «Психопатологии обыденной жизни» (1901) и «Трех очерков по теории сексуальности» (1903) имя Фрейда становилось все более известным в научных кругах также и за пределами Вены и вместе с тем его идеи вызывали все больше споров. Для психоанализа наступал период борьбы. В то время как убежденные приверженцы традиционного врачевания откровенно отстранялись от теорий Фрейда, другие коллеги из мира медицины заинтересовались новой наукой и сделались приверженцами психоанализа. Они сгруппировались вокруг Фрейда как основателя, собирались в его доме (с 1902 года регулярно по средам вечером), вступали с ним в обширную переписку, которая, как правило, продолжалась в течение всей жизни. Фрейд находил особый тон для каждого из учеников и коллег и особенно заботился об индивидуальных аспектах подобных отношений. Чаще всего он выступает как мастер психоанализа, порой как друг или строгий наставник, гораздо реже — как противник. По отношению к самому себе он был пуританином, однако к другим людям относился терпимо и либерально. К своим приверженцам он часто обращается как вождь и владыка, ведущий свой народ в неведомую страну. Он сплачивает, раздает приказы, утешает, помогает словом и делом — всегда памятуя о том, в каком виде психоанализ предстанет перед судом современников. 42 Переписка Фрейда с Эугеном Блейлером Наряду с Венским кружком в Швейцарии при цюрихской лечебнице Бургхёльц-ли образовалась также небольшая группа фрейдистов, в которой под председательством К. Г. Юнга начиная с 1907 года дебатировались идеи Фрейда. К этой группе помимо Эдуарда Клапареда, Людвига Бинсвангера, Франца Риклина и Альфонса Мё-дера принадлежал известный психиатр, учитель Юнга, Эуген Блейлер (1857—1939). Фрейд назвал Блейлера «старейшим и важнейшим из своих последователей» (Е. Freud 1960, 286), когда в 1908 году через Юнга он предложил ему возглавить президиум Психоаналитического конгресса в Зальцбурге. Он писал: «Для меня чрезвычайно почетно и к тому же произведет немалое впечатление на публику, если он возглавит движение моих сторонников» (там же). С 1902 года профессор Блейлер начал применять методы Фрейда в экспериментальной психологии для лечения больных шизофренией13 , и Фрейд все более надеялся, опираясь на сторонников из цюрихской школы, и прежде всего с помощью К. Г. Юнга, нанести удар антисемитской оппозиции, которая воспринимала психоанализ в целом как еврейскую выдумку. Он надеялся, благодаря научным авторитетам, обрести приверженцев психоанализа во всем мире. Однако, хотя Блейлер принимал идеи Фрейда и пользовался ими (наряду с другими), он противился все более усиливавшемуся нажиму из Вены и в дальнейшем полностью высвободился из-под влияния Фрейда. Тем не менее совместно издававшийся Блейлером и Фрейдом «Ежегодник психоаналитических и психопатологических исследований», который редактировался Юнгом, является непреходящим свидетельством сотрудничества Венской и Цюрихской групп. Переписка Фрейда с Блейлером (сохранилось сорок писем Фрейда и пятьдесят Блейлера) была подготовлена к печати Францем Александером и Шелтоном Селес-ником с согласия сыновей ученых, Манфреда Блейлера и Эрнста Фрейда. Из-за смерти Александера и Селесника до сих пор удалось опубликовать лишь часть переписки (1966). Корреспонденция раскрывает исторический фон, на котором развивалась характерная для психоанализа тенденция к самоизоляции. Согласно Джонсу, Блейлер ездил на личное свидание с Фрейдом в Мюнхен и в ходе этой встречи пообещал ему присоединиться к Международному объединению. Кроме того, разговор затронул самые интимные вопросы, поскольку 28 декабря 1910 года Фрейд писал Ференци: «...он такой же бедолага, как и все мы, и хочет, чтобы его хоть немного любили, а это его желание самые важные для него люди (например, Юнг. — Прим. Джонса) игнорируют» (Jones II, 95). В биографии Фрейда Джонс описывает колеблющуюся позицию Блейлера, возрастающее разочарование в антиалкоголизме и антипатию к Юнгу. Он отмечает нежелание швейцарской школы вообще принадлежать какой-нибудь международной организации. Похоже, что Блейлер в первую очередь выступал как противник свойственного психоанализу сектантства, и даже преклонение Фрейда и его настойчивые просьбы оставаться членом психоаналитического объединения не смогли переубедить Блейлера. Из-за множества искажений, вносимых в психоанализ, Фрейд считал себя вынужденным основать изолированную, закрытую организацию, живущую своей жизнью. 28 сентября 1911 года Блейлер, которому Фрейд надеялся доверить руководство швейцарским отделением общества, отказался от членства в нем. Это произошло в период интенсивного, ожесточенного сопротивления академической медицины психоанализу. Вопреки разногласиям14 , Фрейд желал и впредь сохранить Блейлера в рядах психоаналитиков, он хотел показать противникам психоанализа, насколько 43 неверно предполагать, будто психоанализ покоится исключительно на его плечах. Вероятно, Фрейд уже устал в одиночку отражать все нападки. Фрейд стремился создать организацию, которая могла бы контролировать и авторитетно судить о том, что может считаться психоанализом, а что нет. Блейлер не мог принять авторитарную позицию «официального» психоанализа. По его убеждению, расхождение во мнениях следует преодолевать в дискуссиях, а не с помощью организационных мероприятий. Кроме того, Фрейд отчетливо указывал, что нуждается в дисциплинарной организации для защиты от «своих венцев», как он их называл. Когда Фрейд понял, что Блейлер не желает выполнять роль промежуточного звена между психоанализом и академической психиатрией, он отказался от своих планов. Как видно из его письма от 5 мая 1922 года, Блейлер высоко ценил Фрейда: Фрейд как-то раз написал ему, что он является для него средоточием авторитета, и тот ответил: «Господи, с какой же стати?» Ведь Фрейд совершил открытие, а самому Блейлеру не удалось достичь ничего подобного (Freud/Bleuler 1965, 6). Это взаимное уважение сохранилось: из газетных публикаций, посвященных семидесятилетию Фрейда (1926), по мнению самого Фрейда, статья Блейлера была одной из лучших 15 . Также и в одном из писем Блейлера Фрейду, которое Фрейд (что тоже показательно) подробно цитирует в своем письме к Оскару Пфистеру (16 ноября 1927 г.), при определенном расхождении во мнениях отчетливо проступает все тот же дружеский тон (Freud/Pfister 1963, 127): Я сразу же проникся Вашим «Будущим одной иллюзии» и порадовался этой книге. Исходя из совершенно разных оснований, мы приходим к единым выводам, но Ваше обоснование отличается не только красотой, оно, как всегда, затрагивает самую суть дела. Только с одним не могу согласиться, с проведенным в этой работе слиянием понятий культуры и морали, во всяком случае, с размыванием границ между ними. Я всегда жестко их разделяю. Издатель переписки Фрейда с Блейлером, Франц Александер, умерший 8 марта 1964 года еще до выхода этих писем в свет, высказал убеждение, что изолированность организации психоаналитиков отвечала исторической необходимости. В заключительных примечаниях он говорит, что выход Блейлера из психоаналитического движения являлся признаком изоляции психоанализа от академической психиатрии и был связан с ее развитием в иерархическую централизованную организацию (Freud/Bleuler 1965, 9). Переписка Фрейда с К. Г. Юнгом После долгих колебаний сыновья Фрейда и Юнга, Эрнст Фрейд и Франц Юнг, в 1970 году одобрили издание это ценной переписки. Немецкое издание Уильяма Макгира и Вольфганга Зауэрлендера (Freud/Jung 1974) содержит в общей сложности 367 писем (164 от Фрейда, 196 от Юнга и 7 от госпожи Эммы Юнг), относящихся к 1906—1913 гг. и представленных без всяких комментариев в качестве исторического документа. Они снабжены прекрасным справочным аппаратом и блестяще отредактированы. До 1905 года статьи, посвященные работам Фрейда, можно встретить практически лишь в венских изданиях, но в 1906 году к ним вспыхнул интерес во всем мире и основатель психоанализа превратился в фигуру, с которой приходилось считаться. В 1904 году Фрейд узнал от Эугена Блейлера, что в его лечебнице Бургхёльцли уже два года как применяются на практике его идеи и его метод ассоциаций, причем наиболее сильное влияние исходит от главного вра- 44 ча Карла Густава Юнга (1875—1961), который уже в 1906 году цитировал в своей диссертации «Психология и патология так называемых оккультных явлений» «Толкование сновидений» Фрейда. В 1905 году Юнг послал Фрейду первый том своей книги «Диагностическое исследование ассоциаций», и тот откликнулся краткой благодарственной запиской. В апреле 1906 года пятидесятилетний Фрейд начинает переписку с Юнгом, своим «наследником», «приемышем» (Юнг на девятнадцать лет моложе), которая интенсивно, то есть до 50 писем в год, продолжалась в течение семи лет и которая содержит свидетельства возникновения и упадка этой дружбы. В центре научного сотрудничества, документированного в этой переписке, стояла попытка сформулировать и применить методы психоанализа к психиатрическим заболеваниям. Кроме того, Фрейд, похоже, обрадовался, обнаружив в Швейцарии академического врача, не еврея, готового присоединиться к психоаналитикам в качестве соратника и организатора. Оба они свободно обменивались мнениями относительно своих коллег и дальнейших шагов по развитию «дела». Они обсуждали опыт, полученный в работе с пациентами, разбирали крупные проблемы и частные детали теории и практики, проявляя особый интерес к шизофрении, мифологии, антропологии и оккультизму. Уже здесь видны наметки многих последующих фрейдовских идей: создание психоаналитических журналов, подготовка визитов, местных и международных встреч. Конец переписки отражает нарастающее нежелание Юнга принимать дружбу Фрейда, властное влияние последнего и его требования продолжать борьбу, организацию, управление. В письме от 28 октября 1907 года появляются рке некоторые предвестия позднейшего конфликта. Юнг писал (там же, 105): Я должен с трудом признаться Вам, что, хотя я безгранично восхищаюсь Вами как человеком и исследователем, я Вам не завидую; то есть из этого комплекс самосохранения не проистекает, однако он возникает из того, что мое почтение к вам принимает «религиозно»-восторженный характер, и это, пусть и не причиняет мне никаких неудобств, остается для меня неприличным и смешным из-за его отчетливого эротического подтекста. Кое-что из того, о чем здесь говорится, известно из биографии Фрейда, написанной Джонсом, однако многие подробности являются новыми и позволяют по-новому понять мысли, проблемы, радости и тревоги этих выдающихся творческих людей. Письма Фрейда Юнгу пространны, полны благосклонности и очень личностны. Чаще, чем в других психоаналитических диалогах, они отражают разочарование, нетерпение и горечь. Семя развивавшегося конфликта было заложено рке в исходных позициях обоих корреспондентов. Так, в январе 1907 года Фрейд указывает на опасности, которые некогда превратятся в угрозу для дрркбы с Юнгом (там же, 19): ...После того как Блейлер и Вы, а отчасти и Аёвенфельд, дали мне возможность выступить публично, движение в пользу нашего новшества уже не может быть остановлено, несмотря на все потуги обреченных на вымирание авторитетов. Я нахожу чрезвычайно целесообразным, чтобы мы разделили функции в соответствии с характерами и положением; Вы бы выступали посредником у своего шефа, а я бы и впредь разыгрывал своенравие и неуступчивость, принуждая современников проглотить невкусный несдобренный кусочек. Но я прошу Вас, не жертвуйте ничем существенным из педагогических соображений или из любезности, не удаляйтесь излишне от меня, ведь на самом деле Вы так мне близки, а иначе мы еще доживем до того, что нас будут противопоставлять друг другу... 45 Чуть ли не каждый, кто учился у Юнга, отправлялся с рекомендательным письмом в Вену к Фрейду, и таким образом благодаря Юнгу психоанализ вербовал новых сторонников. Юнг был также организатором первого Психоаналитического конгресса. Уже в октябре 1908 года Фрейд назвал «милого Юнга» своим «наследником», тогда как Юнг так и не сменил своего обращения к «дорогому господину профессору». Из переписки с Флиссом выясняется, что Фрейд первоначально сосредоточивался на числе 51, а затем 61, как на вероятном возрасте своей смерти. С этим связан малопонятный иначе факт, что при своей активности Фрейд уже в пятьдесят лет считал себя слишком старым для предстоявших великих задач психоаналитического «дела» и все более пытался оказать духовное давление на Юнга, который преодолевал этот натиск собственными представлениями и отношениями. В апреле 1909 года Фрейд писал (там же, 241—243): 16. 4. 09 Вена, IX, Берггассе, 19' Дорогой друг, Надеюсь, это письмо нескоро попадет Вам в руки. Вы меня понимаете. Я пишу только для того, чтобы не дать остыть пробужденному Вами вдохновению. Поскольку я считал, что Вы уже отправились на велосипеде по северной Италии, я послал Вашей жене открытку ю Венеции, куда я поехал на Пасху в тщетном ожидании преждевременно обрести дыхание весны и отдых. Примечательно, что в тот самый вечер, когда я формально признал Вас в качестве старшего сына и помазал Вас в наследники и кронпринцы in partibus infidelium ", Вы в свою очередь совлекли с меня достоинство отца, каковое разоблачение Вам, кажется, столь же пришлось по душе, как мне — облачение Вашей особы. Ныне я боюсь вновь превратиться в отца, если заговорю о своем отношении к полтергейсту, однако я должен это сделать, поскольку все оба?юит иначе, чем Вы можете предположить. Я не отрицаю, что Ваши сообщения и Ваш эксперимент произвели на меня сильное впечатление. Я решил понаблюдать после Вашего отъезда и излагаю Вам результаты. В первой моей комнате громкий скрип там, где две тяжелые египетские стеллы покоятся на дубовых полках книжного шкафа, так что это вполне ясно. Во второй, там, где мы слышали, скрипит очень редко. Сперва я считал достаточным доказательством, если столь частый шорох никогда больше не повторится после Вашею отъезда, однако он изредка возобновлялся, правда, вне всякой связи с моими мыслями и вовсе не тогда, когда я думал о Вас или об этой Вашей любимой проблеме. (И сейчас его нет, добавлю сразу же.) Однако другое наблюдение тут же лишило ценности первое. Вместе с чарами Вашего присутствия рассеялась и моя вера или, по крайней мере, готовность верить; мне вновь по каким-пю внутренним мотивам кажется совершенно невероятным, чтобы могло происходить нечто в подобном роде, и лишенная духов мебель глядит на меня, точно на поэта, обезбоженная природа, которую покинули греческие боги111 . Итак, я вновь надеваю роговые отцовские очки и наставляю любимого сына сохранять ясность рассудка и лучше недопонять чего-либо, чем приносить столь великие жертвы во имя понимания; я качаю седой головой над идеей психосинтеза и размышляю: да, таковы они, эти юноши, подлинную радость доставляют им лишь те области, куда они не должны вести нас за собой, куда мы уже не поспеем со своим коротким дыханием и усталыми ногами. Затем по праву своею возраста я становлюсь болтлив и расскажу об иных вещах меж небом и землей N , которые невозможно объяснить. Несколько лет назад я обнаружил в себе суеверие, будто мне суждено умереть между 61 и 62 46 годами, что пюгда мне казалось еще весьма отдаленным сроком (теперь осталось лишь восемь лет). Тогда я ездил с братом v в Грецию, и это было впрямь тревожно, как часто число 61 или 60 в сочетании с 1 и 2 возникало при всякой возможности, при обозначении всяких числовых предметов, в особенности в номерах упранспорта, чгпо я отметил специально. В унынии я надеялся передохнуть в Афинах, в гостинице, тем более что нас поселили на первом этаже, тут уж никак не мог попасться номер 61. Однако зато я получил номер 31 (с дозволения рока половину от 61—62), и это более юное и цепкое число начало еще упорнее преследовать меня, нежели первое. На обратном пути и вплоть до недавнего времени число 31, рядом с которым охотно появлялось 2, мне не изменяло. Поскольку и у меня есть в моей системе области, в которые я вступаю без предвзятоспш, но лишь с жаждой знания, как и Вы, я попытался проанализировать эти суеверия. Вот вам анализ: оно возникло в 1899 году. Тогда совпали два события. Во-первых, я написал «Толкование сновидений» (вышло с датой 1900), а во-вторых, я получил новый номер телефона, который сохранился и по сей день: 14362. Легко понять, что общею между этими двумя фактами: в 1899 году, когда я писал «Толкование сновидений», мне было 43 года. Разве не естественно было заключить, что прочие цифры обозначают конец моей жизни, то есть 61 или 62. В безумии есть мег?юд!У1 Суеверное убеждение, будто я умру между 61 и 62, выступает как эквивалент уверенности, чпю «Толкование сновидений» завершает мой жизненный труд, я больше не обязан ничего делать и могу умереть спокойно. Вы должны признать, чпю при такой параллели все уже не кажется полной чепухой. Впрочем, за всем стоит скрыпюе влияние В. Флисса, в годы его «натиска» суеверия вырвались на волю. Вы видите, как вновь подтверждается иудейский характер моего мистицизма. Мне остается только сказать, что приключения, подобные истории с числом 61, находят объяснение в двух вещах — во-первых, в непомерно развитой бессознательным наблюдательности, которая видит в любой женщине Елену т , а во-вторых, в неоспоримой «уступке совпадения», которая играет в построении безумия ту же роль, чпю телесная податливость при истерических симптомах или языковое совпадение для создания каламбура. Итак, я в соспюянии с интересом и далее воспринимать ваш комплекс поисков привидений как симпатичную манию, которую сам я разделить не могу. С сердечным приветом Вам, жене и детям Ваш Фрейд. ' Начиная с третьего абзаца опубликовано в «Воспоминаниях» Юнга, Приложение, с. 370 и далее (с двумя разночтениями: с. 371, 11-я строка снизу, «умное» вместо «юное», и с. 372, строка 8, «понимание» вместо «параллель»). Со второго абзаца у Щура, «Зигмунд Фрейд» с. 277 и далее, с теми же разночтениями и подробным комментарием. Ср . также : К . R. Е i s s I e г . latent und Genius (1971), с . 145. " Прежнее название титулярных епископов («в землях неверных»). "'Шиллер. Боги Греции. "Шекспир. Гамлет, I, 5. ■ v Согласно Александеру, в сентябре 1904 года, см.: Джонс, т. II, с. 38—39. " Ш е к с п и р, Гамлет, II, 2. ™ «Фауст», I. Эмма Юнг, жена К. Г. Юнга, с женской интуицией предчувствовала надвигавшиеся проблемы между «отцом» и «сыном». Она предупреждала Фрейда, чтобы тот не ожидал слишком многого от ее мужа и не разочаровался бы чересчур рано, 47 чтобы он не снимал с себя бремя новой науки, ее организации и будущего и не возлагал этого на ее супруга. Кроме того, она задала Фрейду несколько чрезвычайно личных вопросов, после того как в частной беседе он поведал о своих предчувствиях ранней смерти и о том, что его брак давно «инертен». Однако в своих ответах Фрейд не пошел навстречу этим ее заигрываниям. Наряду с многочисленными дискуссиями по поводу особого интереса Юнга к шизофрении, который восхищал Фрейда и привел к открытию мемуаров Шребе-ра 1б , оба они обсуждали в письмах вопросы, связанные с Богом и миром. Фрейд часто говорит о своем «комплексе денег», заставлявшем его чересчур много работать и оставлявшем слишком мало времени для науки. Оба корреспондента обнаруживают поразительное знание Гёте и Шиллера, немецкой литературы в целом. В конце концов в декабре 1912 года Юнг написал то знаменитое письмо, которое подвело итог и без того уже развалившейся дружбе (там же, 594—595): 1003 Зеештрассе, 18. XII. 12 Кюзнах- Цюрих Дорогой господин профессор! Могу я сказать Вам несколько серьезных слов? Я признаюсь в некоторой неуверенности в Вас, однако стараюсь решать ситуацию в честной и абсолютно корректной манере. Если Вы в этом сомневаетесь, это Ваш собственный крест. Я, однако, хотел бы обратить Ваше внимание на то, что Ваш метод обращаться с учениками, словно с пациентами, является ошибочным. Кроме того, Вы воспитываете раболепных сыновей или наглых баловней (Адлер — Штекель и вся наглая банда, захватившая Вену). Я достаточно объективен, чтобы разглядеть Ваш трюк. Повсюду вокруг себя Вы распознаете симптомы и назначаете лечение, тем самым Вы определяете всему своему окружению зависимое положение сыновей и дочерей, которые, краснея, признают наличие дурных наклонностей. А Вы пока что остаетесь наверху в качестве отца. В полной покорности никто не смеет ухватить пророка за бороду и разочек поинтересоваться, что Вы скажете пациенту, у которого обнаружится тенденция анализировать аналитика вместо самого себя. Видимо, Вы ответите ему: «У кого из нас, собственно, невроз?» Видите ли, дорогой мой господин профессор, покуда Вы забавляетесь такими приемами, все мои симптомы представляются мне полной ерундой, поскольку они ничего не значат по сравнению с весьма крупным бревном в глазу у брата моего Фрейда. Ведь я вовсе не невротик (чтоб не сглазить). А именно, по всем правилам искусства и с полным смирением я дал себя проанализировать, что мне весьма пошло на пользу. Вы же знаете, как далеко заходит пациент в самоанализе — из невроза он не выходит, как Вы. Когда Вы сами наконец полностью избавитесь от комплексов и перестанете разыгрывать отца своих сыновей, которых Вы постоянно бьете по больному месту, и доберетесь до самых своих корней, тогда я загляну в себя и искореню тяжкий разлад с самим собой по отношению к Вам. Или Вы так любите невротиков, что всегда были в ладу с собой? Вероятно, Вы ненавидите невротиков, как Вы можете тогда рассчитывать, что Ваши устремления как можно бережнее и ласковей обращаться с пациентами не будут сопровождаться несколько смешанными чувствами? Адлер и Штекель воспользовались Вашим приемом и сделались по-детски наглыми. Я буду держаться с Вами откровенно, сохраняя свои взгляды, и начну в своих письмах готовиться к тому, чтобы однажды сказать Вам, как я на самом деле о Вас думаю. Этот путь представляется мне наиболее порядочным. 48 Вас рассердит эта своеобразная дружеская услуга, но, возможно, она все же пойдет Вам на пользу. С наилучшими пожеланиями вполне преданный Вам Юнг. Фрейд едва вынес тон письма Юнга, которое, по сути, явилось выражением их глубокого расхождения во взглядах. Ведь Юнг не только значительно отошел в своей работе «Метаморфозы и символы либидо» (1912) от фрейдовских представлений об инцесте, но даже пришел к выводу, что Фрейд привык воспринимать противоречащие ему теории как симптом бунта против него самого, что доказывали примеры Адлера и Штекеля. Для Фрейда признание его учения в определенной мере было условием дружеских отношений. Фрейд отдалился и оттолкнул от себя «блудного сына» (там же, 598—599): ...Впрочем, на Ваше письмо ответить невозможно. Оно обрисовывает ситуацию, которая была бы трудна и для устного объяснения, а в письменном общении вовсе неразрешима. Среди нас, аналитиков, установилось, что никто не должен стыдиться своей доли невроза. Но тот, кто при ненормальном поведении непрерывно кричит, что он нормален, пробуждает подозрение, что ему не хватает умения распознать болезнь. Итак, я Вам предлагаю вовсе прекратить наши частные отношения. Я ничего не теряю, ибо я давным-давно связан с Вами лишь тонкой нитью продолжения ранее пережитых разочарований, а Вы только выгадываете, поскольку недавно в Мюнхене признались, что интимные отношения с отдельным человеком препятствуют Вашей научной свободе. Следовательно, берите себе полную свободу и избавьте меня от пшк называемых «дружеских услуг». Мы согласны в том, что люди должны подчинять свои личные чувства общим интересам в профессиональной области. Поэтому Вы никогда не найдете основания жаловаться на недостаток корректности с моей стороны там, где речь идет о сотрудничестве и устремленности к научным целям; могу повторить: столь же мало оснований впредь, как и прежде. Со своей стороны я смею ожидать от Вас того же. Приветствую Вас преданный Вам Фрейд. Оба они обменялись eine несколькими письмами по организационным вопросам, а дальше — молчание. Эта переписка ставит больше вопросов, чем дает ответов. Многие проблемы остаются неразрешенными: природа особой благосклонности Фрейда, превратившей Юнга в ключевую фигуру, и его почти фанатичного желания основать империю психоанализа. Без ответа остается также и самый загадочный из всех вопросов: почему Фрейд в то самое время, когда писал «Тотем и табу» (1913), оказался совершенно неспособным заметить нарастающее напряжение в его отношениях с Юнгом, даже после того, как Эмма Юнг попыталась открыть ему глаза? Почему он ничего не вынес из тех разочарований, которые принесла ему дружба с Флис-сом, и почему ему пришлось несколькими годами позже еще раз пережить разочарование, подобное тому, что он испытал с Юнгом, в своих отношениях с Отто Ранком и еще во множестве отношений с другими людьми? Макгир и Зауэрлендер в своих примечаниях к этой переписке подчеркнуто воздерживались от партийных пристрастий, хотя, как они пишут, эти письма «прямо-таки провоцируют аналитическое истолкование», а Уильям Макгир, который также 49 издавал собрание сочинений Юнга, в подробном и увлекательном предисловии утверждает, что переписка не является трагическим документом и что окончательный разрыв не имел решающего влияния на их жизнь. Это замечание можно поставить под сомнение. Именно в этом пункте мнения исследовавших письма критиков далеко расходятся. Психоаналитик Александр Мичерлих 1? , внесший большой вклад в развитие психоанализа в послевоенной Германии и издававший журнал «Псюхе» 18 , который он превратил в основное немецкоязычное издание по психоаналитической теории и практике, в одной из дискуссий 19 интерпретирует их отношения как «мещанскую драму, и ничего больше»: «Отец — это основа конфликта — требует, чтобы сын наследовал «дело». Сын же вступил на совсем иной путь», то есть он «в поисках собственной идентичности. Он желает признания собственного духовного и научного вклада, а потому после неизбежной ссоры примирение стало невозможным». Кроме того, Мичерлих указывает на отсутствие литературного блеска, которым отличались другие письма Фрейда — например, к Флиссу. Юнгианец Р. Бломейер, который в журнале «Аналитическая психология» 20 проводит сравнение этой переписки с одновременно написанными Фрейдом письмами к Абрахаму (см. соответствующий раздел настоящей статьи), воспринимает Фрейда как две различные ипостаси: по отношению к Абрахаму он «трезвее, конкретнее, но в то же время теплее, сердечнее, доверительнее», с Юнгом, напротив, живее, увлеченней, с большей свободой воображения. Бломейер полагает «вполне возможным, что Фрейд вновь обрел в Юнге частицу того юноши, каким он сам был когда-то, им он восхищался и с ним боролся». Он считает: «Столь же притягательно, сколь печально и трагично наблюдать, как Юнг, после того как он уже отказался от основания так называемого Комитета совместно с Фрейдом, еще пытается объясниться и как потом оба под натиском неразрешимого конфликта теряют "достоинство", один в "Тайных письмах" (от 3 декабря 1912 г., и в особенности от 18 декабря 1912 г.), второй откровенно в "Истории психоаналитического движения"» и . Также и писатели, публицисты и литературные критики в своих отзывах о переписке Фрейда с Юнгом приходили к самым различным выводам. Урс Вид-мер оценивает переписку как «документ великого разочарования» 22 . Писательница Гено Хартлауб видит значение Юнга в том, что он вырвался из становившихся уже классическими рамок психоанализа и открыл новую неисследованную область, что было бы невозможно без разрыва с Фрейдом, и полагает: тот факт, что Фрейд стремился к «раболепной зависимости» со стороны учеников, привел к окостенению «чистого учения» вплоть до сегодняшнего дня 23 . Ганс Кригер считает, что переписка с Фрейдом делает понятной глубинно-психологическую регрессию Юнга к «матерям» в качестве компенсирующей и рационализирующей надстройки над конфликтом отца и сына24 . А Иоахим Кайзер резюмирует: «В нашем столетии не много найдется документов человеческих стремлений и заблуждений, человеческой комедии и человеческих конфликтов подобного масштаба» 25 . После отхода Юнга большая часть цюрихской группы также дистанцировалась. Для более тщательного изучения изложенного круга проблем читатель помимо прочего может обратиться к переписке Юнга, подготовленной к изданию Анилой Яффе 26 . Переписка Фрейда с Людвигом Бинсвангером Переписка Фрейда со швейцарским психиатром и философом-экзистенциалистом Людвигом Бинсвангером (1881—1966), опубликованная в 1956 году, нелегка для чтения — это относится к письмам Бинсвангера, написанным сложным, фило- 50 софским стилем. В ней отражается длившаяся всю жизнь борьба младшего (на двадцать пять лет) Бинсвангера с амбивалентным отношением к отцовской фигуре Фрейда. Переписка начинается с подведения итогов первых трех визитов Юнга и Бинсвангера к профессору. Фрейду тогда исполнился пятьдесят один год, Юнгу — тридцать два, а Бинсвангер еще не достиг и двадцати шести. Он и Юнг были первыми двумя гостями, принявшими 6 марта 1907 года участие в частном заседании Венской группы, которое состоялось в среду вечером на квартире у Фрейда. Два академических врача из Швейцарии, оба неевреи, сулили Фрейду широчайшее распространение «дела» психоанализа по всему свету. Так началась его постоянная переписка с Бинсвангером, приведшая к дружбе на всю жизнь, несмотря на разногласия в научных воззрениях. Как вспоминает Бинсвангер, Фрейд расспросил обоих своих гостей, которых он видел впервые, об их снах и не воздержался от интерпретации, не слишком обращая внимание на возражения. Фрейд старался не вникать в философию бытия Бинсвангера и советовал последнему придерживаться его, фрейдовских, взглядов лишь настолько, насколько это возможно, оставаясь при этом добрыми друзьями. На этих условиях обоим и впрямь удалось, несмотря на разницу во взглядах, в частности, о значении религии и искусства, сохранить на всю жизнь хорошие отношения. 11 февраля 1929 года Фрейд писал (Binswanger 1956, 103): «В отличие от многих других Вы не допустили, чтобы Ваше интеллектуальное развитие, которое Вы все больше высвобождали из-под моего влияния, разрушило бы также и наши личные отношения, и Вы сами не знаете, как благотворно действует на людей подобная деликатность». Основная переписка между Фрейдом и Бинсвангером приходится на 1911—1912 годы, то есть на исторический период до разрыва с Юнгом. Когда же встал вопрос о том, чтобы удержать Юнга, Бинсвангер, входивший в правление Цюрихской группы, играл роль посредника, поскольку он воспринимал Швейцарию как сердце империи психоанализа. Когда же разрыва с Юнгом избежать стало невозможно, Фрейд с горечью заметил Бинсвангеру: «Это Ваше упущение». Письма Бинсвангера Фрейду полны уважения, сердечны, написаны с известной долей близости и содержат много личного, впрочем, последнее относится к обоим. Бинсвангер был одним из немногих, кому Фрейд мог даже пожаловаться, они находили друг в друге взаимную поддержку, когда внезапные удары судьбы причиняли им боль. В «Воспоминаниях о Зигмунде Фрейде» Бинсвангер пишет: «Как уже сказано, мне чужда задача составлять комментарий к каждому письму Фрейда, поскольку я убежден, что человеческий образ, носивший имя Фрейда, достаточно отчетливо и красноречиво проявляется в самих письмах. Я хотел бы, однако, здесь указать на то, что участие, будь то в рождении или смерти, у ославленного рационалистом Фрейда не только исходит от сердца, но также охватывает весь наш общий человеческий удел, condition humaine, с его «достопримечательностями», и как часто его участие в личной судьбе выливается в изумление перед загадкой нашего бытия» (Binswanger 1956, 39). Когда в 1912 году Бинсвангер решился на операцию по удалению злокачественной опухоли и должен был учесть вероятность ранней смерти — к счастью, он прожил еще больше пятидесяти лет, — Фрейд был единственным, с кем он в своей сдержанной манере поделился этой вестью. Фрейд отвечал (Е. Freud 1960, 302—303): 51 Вена IX, Берггассе, 19, 14 апреля 1912 г. Дорогой господин доктор, Я, старый человек, который не был бы вправе жаловаться, если б моя жизнь завершилась через несколько лет (и твердо решился не сетовать), воспринимаю особенно болезненно, когда один из моих цветущих учеников сообщает, что жизнь перестала быть для него надежной, — один из тех, в ком должна продолжаться моя собственная жизнь. Все же я собрался с мыслями и припомнил, что, несмотря на существующие опасения, у Вас есть еще все шансы и Вам лишь напомнили внезапно о той ненадежности, в которой подвешены все мы и о которой мы так охотно забываем. Теперь Вы не забудете о ней, и жизнь будет для Вас иметь, как Вы пишете, особое, возвышенное очарование. Впрочем, будем уповать на то, во что без иллюзий позволяет нам верить состояние нашего знания. Разумеется, я сохраню тайну, как Вы того желали, гордясь оказанным Вами предпочтением. Однако естественно, что я испытываю желание поскорее Вас увидеть, если это может произойти без затруднений для Вас. Может быть, на Пятидесятницу? Напишите, подходит ли Вам это. Я рад слышать, что замысел Вашей работы еще более приблизился к Вам, и сразу же отвечу на все остальные Ваши вопросы, которые свидетельствуют о Вашем интересе к событиям в нашем кружке. ..Лишь у немногих великих людей величие проявляется и тогда, когда они достигли успеха, и я полагаю, что надо отличать величие свершения от величия личности. А-р С. — приятный человек и добрый друг. Женщина, о которой Вы пишете, его падчерица, и она несколько иного склада. Я знаю ее в качестве матери и всегда обнаруживал, что этой женщине, при всей ее доброте и приятности, не хватает чего-то вроде моральной серьезности. Она словно находится в постоянном эротическом опьянении. Однако вполне возможно, что печальный опыт ее брака пробудил в молодой женщине некоторую серьезность, и я был бы очень рад узнать, что под Вашим руководством она превращается в нечто приемлемое. «Имаго» вышел, мой второй раздел (о табу') в третьем номере, будем надеяться, окажется интереснее первого. А теперь посылаю Вам сердечные пожелания выздоровления и сохранения Вашего прекрасного, мужественного и отважного духа — Вам и Вашей милой сиделке. Верный Вам Фрейд. ' «Тотем и табу» (1913), G . W . IX . Последовавший за этим письмом визит Фрейда к Бинсвангеру в Кройцлинген с 24 по 26 мая стал для Юнга, которого Фрейд известил о своем местопребывании (причем Фрейд рассчитывал, что Юнг тоже появится в Кройцлингене), поводом в течение нескольких месяцев брюзжать на Фрейда и постоянно попрекать его «кройцлингенским жестом». Здесь, очевидно, сыграло роль чувство ревности. Фрейд с трудом разбирал почерк Бинсвангера и поэтому попросил своего корреспондента печатать свои послания на машинке. Однажды он решился отправить письмо назад, не прочитав, но тут его невестка Минна сказала ему, что послание содержит сообщение о трагической смерти сына Бинсвангера. Фрейд отреагировал незамедлительно (Е. Freud 1960, 403): 52 Вена IX, Берггассе, 19, 11 апреля 1929 г. Дорогой господин доктор, Я не знаю, было лито в 1912 или 1913 году, когда я навестил Вас и нашел Вас столь отважным, что с тех пор Вы приобретали все более высокое значение в моих глазах. Как Вы знаете, годы превратили меня в дряхлого старца. Я не могу отправиться в путь, чтобы пожать Вам руку. 12 апреля 1929 г. Как раз сегодня моей умершей дочери исполнилось бы тридцать шесть лет'. Вчера я чуть было не совершил тяжелой ошибки. Я начал читать Ваше письмо, распознал несколько любезных слов, которые я не хотел бы упустить, но не смог составить ни единого предложения, и чем дальше я читал, тем загадочней для меня становился Ваш почерк. Я подумывал, не следует ли мне отослать Вам Ваше письмо с шутливым признанием поражения и просьбой, переписав, вновь прислать его мне, но тут моя невестка вызвалась помочь и передала мне ужасное сообщение о том, какое известие содержат дальнейшие страницы, и тут только меня осенило, почему на этот раз Вы не воспользовались диктовкой и пишущей машинкой. Всем известно, что острая скорбь после такой утраты сотрется, однако мы остаемся безутешны и никогда не сможем подобрать замену. Все, что становится на опустевшее место, даже если сумеет его заполнить, остается чем-то иным. Так и должно быть. Это единственный способ продлить любовь, от которой мы не желаем отречься. Прошу Вас передать от меня сердечное сочувствие Вашей милой жене. С прежней дружбой Ваш старый Фрейд. ' Софии Фрейд. Последнее письмо в этой переписке от 7 ноября 1939 года принадлежит вдове Фрейда, выразившей благодарность за сочувственное послание Бинсвангера (Binswanger 1956, 120): ...Как прекрасно, дорогой доктор, что Вы познакомились с ним еще в пору раафета, ведь он бесконечно страдал перед концом, так что даже те, кто всегда любил его, вынуждены были желать его избавления! И все же, как ужасно тяжело лишиться его, остаться жить без такой доброты и мудрости! Слабым утешением для меня будет сознание, что за пятьдесят три года нашего брака между нами не было произнесено ни единого дурного слова и что я всегда по возможности старалась убрать с его пути проблемы повседневной жизни. Теперь моя жизнь утратила и содержание и смысл... Переписка Фрейда с Оскаром Пфистером В переписке, которую Фрейд, венский профессор, вел со швейцарским пастором Оскаром Пфистером (1873—1956), проявляется отношение Фрейда к религии и моральным ценностям психоанализа. Переписка начинается в 1909 году и обрывается вместе со смертью Фрейда в 1937-м. Она состоит из 134 писем Фрейда, из них около ста, в основном без сокращений, были опубликованы (Freud/Pfister 1963), и нескольких сохранив- 53 шихся писем Оскара Пфистера. Часть писем Пфистера — написанных в 1912 году — по желанию Пфистера была собственноручно уничтожена Фрейдом, другая часть пропала во время переезда Фрейда в Англию. Издатели переписки Эрнст Фрейд и Генрих Менг27 сумели восстановить некоторые письма Пфистера на основании стенографических записей. Письма Фрейда пастор Пфистер передал дочери Фрейда Анне с разрешением «воспользоваться нужным материалом» с единственной оговоркой: ничего «могущего оскорбить живущих» не должно быть опубликовано (там же, 10). Оскар Пфистер натолкнулся в 1908 году на фрейдовские труды и был столь очарован новым знанием, что все более и более пытался внедрять психоаналитический подход в своей пасторской работе. Взаимная переписка привела к тридцатилетней дружбе, которая побудила Пфистера навестить в Вене семью Фрейда. Анна Фрейд описывает появление Пфистера в доме Фрейда (Вена, Берггассе, 19), воспринимавшего любую религию как нечто далекое, «явление из чуждого мира» (там же, 10). От других аналитиков, навещавших Фрейда, он отличался человеческим теплом, энтузиазмом и интересом к детям. В их глазах он был не обычным священником, а «чем-то вроде гамельнского крысолова», которого вся семья уважала и любила. Чтение переписки Фрейда и Пфистера доставляет особое удовольствие. Бодрящий, веселый и ласковый тон и непоколебимое благочестие редкостного «божьего человека» неизменно оказывали свое влияние также и на Фрейда. «Ваше письмо, как всегда, праздник», — пишет он 23 июля 1910 года (там же, 41). Фрейда изумляла терпимость в письмах и трудах пастора, себя же он, наоборот, описывал как человека крайне нетерпимого, особенно в отношении дураков. Пфистер считал, что мир без религии, без искусства и поэзии — это место, где способен обитать лишь дьявол. Если психоанализ раскрывает подобный мрачный ледяной климат, невозможно винить людей, если они предпочитают болезнь. Фрейд и Пфистер открыто говорили о религии, поскольку, как откровенно высказался Пфистер (20 февраля 1928 г.): «Опасность того, что Вы вдруг попросите о крещении или я спрыгну с церковной кафедры, невелика» (там же, 131). Различие между обоими корреспондентами отчетливо прослеживается в их стиле и глубине мышления, однако, несмотря на возникавшие порой жесткие противоречия при деловом обсуждении своих проблем, одно у них оставалось общим: взаимное уважение к личности собеседника и отстаиванию им противоположного мнения. Симпатия друг к другу этих двух разных людей — основа их отношений — оставалась неизменной все эти годы. В первом своем письме, написанном в 1909 году, Фрейд выражает радость по поводу того, что пастор заинтересовался психоанализом. Он рассуждает о терапевтических обязанностях пастора, который может отвести перенос пациента с себя на Бога. С огромным удивлением Фрейд отмечает, как хорошо мог бы разумный пастор воспользоваться методами психоанализа. С самого начала Фрейд призывает Пфистера не бояться проблем сексуальности, так как любая цензура идет во вред и препятствует психоанализу. Поскольку Пфистер однажды сказал, что Реформация является не чем иным, как психоанализом подавленных католической церковью сексуальных инстинктов, Фрейд подхватил его идею и назвал себя и своего друга «сексуальными протестантами». Некоторые из ранних писем чрезвычайно подробны и написаны с большим терпением, словно Фрейд открыл частный семинар для Пфистера. Притом он не скрывал, если что-то вызывало его раздражение или возражение. Он предостерегал 54 вносить чересчур много философии и религии в психоанализ, в дальнейшем он предостерегал от теорий Адлера и пытался при этом использовать язык священника, утверждая, что Адлер забыл слова апостола Павла, отстаивавшего любовь. Фрейд полагал, что Адлер создал систему без любви и взывал к отмщению разгневанной богини Либидо. В другом месте (17 марта 1910 г.) он замечает: «Как видите, я многое сделал для любви, однако по своему опыту я не могу утверждать, что она покоится в основании всех вещей, даже если к ней (что с психологической точки зрения верно) причислить и ненависть. Тогда бы наш мир выглядел гораздо унылее» (там же, 33-34). 10 мая Фрейд сознается, что он анализировал свой «комплекс отца» (это выражение он перенял у Юнга) и решил бороться с принуждением и стать таким же финансово независимым, каким был его отец 28 . Лишь в одном из этих писем Фрейд использует вместо привычного «дорогой господин доктор» обращение «дорогой пастор» (4 октября 1909 г.), к которому он никогда больше не прибегает. Глубочайшее впечатление взаимного понимания достигается в знаменитых письмах от 9 и 29 октября 1918 года (там же, 62—64): Вена, IX, Берггассе, 19 9. 10. 1918 Дорогой господин доктор, Я прочел Вашу книжку' и охотно Вам верю, что Вы писали ее с удовольствием. Она исполнена сердечного тепла и обнаруживает все прекрасные качества, которые мы в Вас так ценим: вдохновение, любовь к людям и к истине, Вашу отвагу исповедника, понимание и также — Ваш оптимизм. Эта книга, без сомнения, сослужит нам добрую службу, если говорить о практической стороне; Вы знаете, что в общем-то мы не слишком обращаем на нее внимание. Итак, похвала всегда кратка, а замечаний много. Я недоволен одним пунктом, Вашими возражениями по поводу моей «Теории сексуальности и моей этики». То есть последнее я Вам охотно уступаю, этика мне чужда, а Вы — духовный пастырь. Я не слишком ломаю себе голову насчет добра и зла, хотя в среднем нахожу в людях очень мало «добра». Большинство, согласно моему опыту, — это сволочь, исповедуют ли они вслух то или иное этическое учение или вообще никакое. Вы не смеете признаться в этом, даже подумать об этом, хотя Баш жизненный опыт не может быть слишком отличным от моего. Если уж зашла речь об этике, я готов признать высочайший идеал, от которого известные мне люди по большей части весьма плачевно отклоняются. Но а как же с теорией сексуальности? Почему Вы решили оспаривать разделение сексуального влечения на парциальные влечения, к чему нас ежедневно принуждает анализ? Ваши аргументы не слишком сильны. Разве Вы не видите, что многообразие этого влечения связано со множеством органов, которые все эрогенны, то есть все изначально стремятся воспроизвести себя в будущем организме? Ведь тот факт, что все органы соединяются в единый живой организм, что они взаимодействуют друг с другом, поддерживая или мешая, остаются зависимыми друг от друга даже в своем развитии и т.д., не мешает же анатомии изучать и описывать их по отдельности, а терапии браться за отдельный орган, который в первую очередь является средоточием болезнетворного процесса. Возможно, что терапия часто забывает о 55 корреляции органов, психоанализ же старается, разделяя на парциальные влечения, не упускать из виду взаимосвязь инстинктивной жизни. В науке следует сначала разделить, затем провести синтез. Мне кажется, Вы стремитесь к синтезу без анализа. В психоанализе не требуется специальной работы по синтезу, индивид позаботится об этом лучше, чем мы. Это относится ко всем влечениям, если мы сумеем их разделить. Однако к сексуальным влечениям Вы в книжке отнеслись несправедливо. Вы нигде не сказали, что они поистине имеют самое близкое отношение и самое большое значение — не для духовной жизни вообще, а (речь идет об этом) для заболевания неврозом. И это как раз из-за Вашего природного консерватизма, Вашей внутренней тяги к бессознательному, к принципу удовольствия, и вследствие особенностей Вашего развития вплоть до культурной нормы. Поэтому я полагаю, что Вам следует преодолеть в себе остатки сопротивления сексуальному. Попытайтесь пересмотреть этот раздел. С терапевтической точки зрения я могу лишь позавидовать Вашей возможности сублимации в религии. Однако красота религии не имеет отношения к психоанализу. Здесь, естественно, наши терапевтические методы расходятся, и пусть так оно и останется. Но, кстати, почему никто из благочестивых не создал психоанализ, зачем пришлось дожидаться совершенно безбожного иудея? С сердечным приветом Ваш старый Фрейд. 1 Вероятно, речь идет о работе Пфистера «Что дает психоанализ воспитателю» (1917). Цюрих, 29.10. 1918 ...И наконец вопрос, почему психоанализ открыл не благочестивец, а безбожный иудей. Да потому, что благочестие — это еще не гений и по большей части благочестивцы даже не достойны таких достижений. А кроме того (что меня при моем безмерном восхищении Амосом, Исайей, Иеремией, автором «Иова» и «Притч» весьма огорчает), Вы вовсе и не иудей. Да Вы и не безбожны, поскольку тот, кто живет ради истины, живет в Боге, и тот, кто сражается за освобождение любви, пребывает, согласно Иоанну 4.16, в Боге. Если бы Вы подняли до сознания и пережили в сознании свое вхождение в огромную взаимосвязь, которая для меня столь же необходима, сколь бетхо-венские симфонии для музыки в целом, я мог бы сказать и о Вас: «Лучший христианин, какой только был на земле». 4 февраля 1921 года Фрейд послал Пфистеру «сердитую» открытку, поскольку между Пфистером и Отто Ранком вспыхнула ссора, как прежде между Пфистером и Гансом Захсом. Речь шла о публикации в Венском психоаналитическом издательстве новеллы Георга Гроддека «Искатель души». Фрейд заявил, что будет со всей энергией отстаивать Гроддека. Пфистер, однако, ответил (14 марта 1921 г.) невозмутимо, не дал себя запугать и старался и впредь препятствовать изданию этой книги. После появления «Будущего одной иллюзии» (1927) Фрейд писал Пфистеру (25 ноября 1928 г.), что в его намерения не входит становиться последователем Иисуса Христа, хотя и он в определенных случаях охотно бы сказал: «Прощаются тебе грехи, встань и ходи!» Фрейд спрашивал, а что произойдет, если пациент в ответ поинтересуется: «Почем ты знаешь, что мои грехи прощены?» 56 Фрейд не знал, обнаружил ли Пфистер внутреннюю связь между двумя его книгами — «К вопросу о дилетантском анализе» и «Будущим одной иллюзии». В первой публикации Фрейд пытался защитить анализ от врачей, во второй — от священников. После прихода в Германии к власти Гитлера Фрейд, полный горечи и тревоги о своей семье, писал 28 мая 1933 года, что Швейцария не относится к числу гостеприимных стран. Пятью годами позже, 12 марта 1938 года, швейцарский пастор Пфистер предлагал Фрейду, вынужденному покинуть Вену, помощь, какая только была в его силах, если тот пожелает эмигрировать в Швейцарию. Единственное сохранившееся письмо Пфистера после переезда Фрейда в Лондон адресовано госпоже Марте Фрейд с выражениями соболезнования. В нем снова со всей полнотой отражается глубокое участие автора в жизни и труде «безбожного еретика» (там же, 158—160): Цюрих 7, Бергхальденштрассе, 34, 12. 12. 1939 Госпоже Фрейд 20, Мэрсфилд-Гарденз, Лондон, N. W. 3 Глубокочтимая, дорогая госпожа! В прошлую субботу Швейцарское психоаналитическое общество провело в кантональной лечебнице Кенигсфельден, кантон Ааргау, вечер памяти Вашего великого супруга. Наги председательствующий д-р Сарасин в своей горячей и глубоко прочувствованной речи представил нам портрет великого духом и при этом столь бесконечно доброго титана. Уме предложили зачитать собранию отрывки из сохранившихся у меня 134 писем, тем самым предоставив слово гениальному исследователю, другу и отцу. Я смог также рассказать о наших беседах и встречах, имевших место в течение почти тридцати лет. После меня доктор Менг говорил о значении Зигмунда Фрейда. Вечер стал не столько почитанием дорогого умершего, которому мы все стольким обязаны, но исповеданием живущего среди нас, которому мы можем возвратить частицу нашего долга не через выражение восхищения и почтения, но только через продолжение его труда. При изучении писем Вашего супруга меня вновь тронуло и горестно и радостно, когда я почувствовал, как много значила для него его семья. Я живо припоминал, как 25 апреля 1909 года он познакомил меня с Вами, с тремя крепкими сыновьями, жизнерадостной Софией и Ящеркой. Я, выросший без отца, всю жизнь страдавший от односторонне мягкого воспитания, был ослеплен красотой этой семейной жизни, которая, несмотря на почти сверхчеловеческое величие отца семейства и его глубоко серьезное отношение к жизни, благодаря его любви и искрящемуся юмору дышала свободой и радостью. В Вашем доме я чувствовал себя словно в солнечном весеннем саду, слышал, как поют жизнерадостные жаворонки и дрозды, видел цветущие клумбы и впитывал щедрую благодать лета. Аюбому гостю тут же становилось ясно, что большая часть этой благодати является Вашей заслугой, ведь Ваше кроткое и доброе существо постоянно снабжало мужа новым оружием в яростной жизненной битве. ...Без Вас даже этот великан не смог свершить непосильное, тот жизненный труд, который он принес в дар «никчемному» человечеству. В исполнении печального долга надгробного слова меня утешает то, что, по свидетельству 57 писем, друзья также немало значили для него, а я на протяжении многих лет принадлежал к тем наиближайшим друзьям.. Письма Вашего супруга являются моим драгоценнейшим состоянием. Пока я живу, я постоянно буду вновь и вновь брать их в руки. Теперь, в 67 лет, я тоже вступил в старость и достиг замечательно устойчивого спокойствия, /духовно я чувствую себя вполне бодро; правда, изредка случаются периоды усталости, как, например, во время поездки в Вену, когда мне отказала память. Я работаю над несколькими набросками, продолжая, насколько это в моих скудных силах, труд Вашего супруга. И даже если в неблагосклонные времена предпочитают подыгрывать дьяволу лжи, а не слушать симфонию правды, я, как и Ваш супруг, повторяю: « La virite est in marche»'. С сердечным приветом Вам и Вашим детям, в особенности фрейлейн Анне и господину доктору Мартину, с глубочайшим почтением Ваш ' «Истина в пути» (фр). — Ред. Пфистер. Переписка между Фрейдом и Карлом Абрахамом Публикация переписки между Зигмундом Фрейдом и Карлом Абрахамом (1877—1925) была осуществлена в 1965 году дочерью Абрахама Хильдой Абрахам и сыном Фрейда Эрнстом (Freud/Abraham 1965). Переписка позволяет проследить за развитием их дружбы в волнующие годы распространения и проверки психоаналитических идей и является памятником простоты и честности двух соратников, которые могли полностью положиться друг на друга. Она пробуждает нечто вроде ностальгии по тем временам, когда люди еще находили возможность писать подобные письма. Из написанных в общей сложности 492 писем — 220 Фрейда и 271 Абрахама — было опубликовано 367. Поскольку 121 послание Абрахама и 81 Фрейда изданы в сокращенном виде, можно предположить, что они содержали личные замечания в адрес еще живших людей. За исключением первого письма Абрахама и нескольких писем, утраченных в Первую мировую войну, корреспонденция сохранилась полностью. Абрахам, работавший с 1904 по 1907 год ассистентом врача у Эугена Блейлера в Бургхёльцли, познакомился с Фрейдом через Швейцарскую группу (так называемое «Общество Фрейда»). В 1907 году он обратился к Фрейду с несколькими вопросами по поводу собственной работы о роли сексуальной травмы в шизофрении и истерии. С этого началась их переписка, продолжавшаяся около двадцати лет. Нешвейцарец и к тому же еврей, Абрахам не мог преуспеть в Швейцарии, и поэтому в ноябре 1907 года он перебрался в Берлин, где работал психоаналитиком, и в 1908 году организовал там по образцу Венской группы Фрейда Берлинское психоаналитическое общество — первое профессиональное объединение психоаналитиков. После первой личной встречи в доме Фрейда 15 декабря 1907 года они начинают все более активно обмениваться своими мыслями. Фрейд постепенно переходит от обращения «глубокоуважаемый коллега» и «дорогой господин доктор» к обращению «дорогой друг» (с 22 августа 1910 года), тогда как Абрахам называет его вначале «глубокоуважаемым», а затем «дорогим господином профессором». Помимо прочего обсуждаются технические вопросы лечения невроза навязчивых состояний, темы современного искусства, новейшие раскопки в Египте, а также сопротивление, на которое наткнулся психоанализ в своем становлении. 58 В связи с вопросом лечения пациентов молодого возраста Фрейд 9 января 1908 года с отеческой заботой писал (там же, 34): ...Поскольку это юный индивид, разъяснением можно в значительной степени его исправить, если он сам того пожелает. Главные правила: 1. «Не торопиться», как гласит предвыборный лозунг в Зальцбурге. Душевные перемены не происходят чересчур быстро, разве что в революциях (психозах). Всего два часа — и уже недоволен. Всего знать невозможно! 2. Как мне представляется, тут нет никакой проблемы. Пациент сам укажет путь, обнажая пласт за пластом нынешнее состояние своей души, если он будет строжайше следовать вступительному правилу (рассказывать все, что ему приходит в голову)... Через несколько лет, когда практика Абрахама уже процветала, Фрейд писал (там же, 122): ...Прекрасно, что Вы так быстро достигли в своей практике крайних пределов, однако теперь переверните лист и постарайтесь не слишком ценить эту удачу. Первое и для всех обязательное правило, когда держится такой наплыв, — повысить гонорар, и Вы должны находить время для собственной работы и отдыха. Ответ на Ваш вопрос, как я устраиваюсь, чтобы наряду с практикой еще писать, звучит просто: я должен в работе отдыхать от психоанализа, иначе я этого не выдержу... Фрейд с гордостью принимал свое еврейское происхождение и писал: «Наша древнееврейская цепкость и в этот раз проявит свою живучесть» (26 декабря 1908 г.); на обороте открытки с изображением арки Тита в Риме он также помечает: «Еврей выстоял!» (13 сентября 1913 г.). В письмах верному другу Абрахаму, который весьма мало интересовался оккультизмом, следов этого увлечения почти не прослеживается. Пережиток тех времен, когда Фрейд верил в периодичность, обнаруживается в дискуссии о символическом значении числа семь, которая завершается словами: «С числами можно проделывать безумные вещи. Осторожнее!» (22 августа 1924 г.). Фрейд всегда говорил с Абрахамом откровенно, порой не воздерживаясь и от сильных выражений. Так, о придворном советнике Ф. он отзывается как о «лжеце, болтуне и невеже» (5 июня 1910 г.), или: «Из всех крыс этот Ф. самая омерзительная» (18 мая 1919 г.). Говорит он также о «лживой враждебности» венских психиатров, которые тем не менее по отношению к нему «дружелюбны сейчас как дерьмо» (31 октября 1920 г.). Когда друзья пытались ободрить друг друга, они всегда говорили «coraggio Casimire» 29 , оборот, впервые введенный в обращение Абрахамом. Абрахам предвидел расхождение с Юнгом, так же как и более поздние разногласия с двумя другими «паладинами» — Ранком и Ференци (см. письмо от 8 апреля 1923 г.). Фрейд старался смягчить противоречия; он писал (там же, 57—58): Берхтесгаден, 23. 7. 08 Дорогой коллега, Благодарю Вас за полученную сегодня работу о Dementia Praecox и истерии'. В Ваших статьях я особенно ценю ясность и решительность, так что прошу Вас не думать, что я не замечаю красоты. Смею ли я сказать, что меня привлекают в Вас родственные иудейские черты? Мы понимаем друг друга. 59 Вы также знаете, чту мне омрачает удовольствие от работы: то, что Вы позволили проявиться своим тайным разногласиям с Ютом. Вы, несомненно, вправе писать подобным образом, но было бы благороднее не пользоваться этим правом. Каждому из Вас Л предоставил в свое время равную свободу действий и полагаю, что Вы должны пользоваться ею независимо. Если Вы покушаетесь на его независимость, Вы в определенной мере толкаете его в стан противников. Я буду стараться уладить, что возможно, по приезде, как было условленно, в конце сентября в Цюрих. Поймите меня правильно: я ни в чем не могу Вас упрекнуть, я догадываюсь, что швейцарский антисемитизм, пощадив меня, с удвоенной силой обрушивается на Вас. Я думаю только, что мы, евреи, должны развить в себе нечто вроде мазохизма, если хотим участвовать в совместной работе, и быть готовы, что с нами порой обойдутся несправедливо. Иначе никакого сотрудничества. Смею Вас заверить, если б меня звали Обер-хубер, мои открытия натолкнулись бы на гораздо меньшее сопротивление. Ваш неблагоприятный прогноз в отношении сотрудничества с Бургхёльцли я не разделяю. Я тоже встревожился, когда отменили собрания Общества, но я не знаю, в какой мере это уже решено. Насчет Блейлера я с Вами согласен, он был неприветлив со мной в Зальцбурге, ситуация для него неприятная, и мне кажется, что Ваша характеристика вполне верна. Однако с Юнгом дело обстоит иначе: меня связывает с ним личная симпатия, на которую я рассчитываю; он пишет мне через своего шефа — так же, как и Вы, буквально теми же словами. От этого он не может отступить, как не может переменить свое прошлое, даже если б хотел, и «Ежегодник», редактором которого он является, не превратится в разрозненные листы. Я надеюсь, что в его намерения и не входит расстаться со мной и что Вы не совсем справедливо судите, исходя из мотива непреодоленного соперничества. Я поспешно составляю историю болезни пятилетнего мальчика, которая, надеюсь, весьма Вас заинтересует. Попутно я выправляю второе издание «Толкования сновидений» и читаю вступление к «Сну и мифу». Я все более убеждаюсь, что Вы правы и нам двоим принадлежит честь растолковать мифологию. Ваше здоровье! Почему я не могу соединить вас двоих, Юнга и Вас, Вашу остроту и его размах? С сердечным приветом Ваш Фрейд. ^.Abraham. Die psychosexueüen Differenzen der Hysterie und der Dementia Praecox. — Centratblatt für Nervenheükunde und Psychiatrie, 1908. На основе взаимной симпатии и общих интересов положение Абрахама развивалось от отношений ученика с учителем до осознанной самостоятельности и человеческого величия, которое Фрейд особенно ценил в самом верном (наряду с Эй-тингоном) из своих учеников. К тому же Абрахам не был пациентом Фрейда подобно другим ранним его приверженцам30 . Разница в возрасте (двадцать один год) скоро стерлась. Лучший ученик превратился в равноценною друга и коллегу. Переписка отражает подлинный диалог, в котором оба и дают и получают поровну. В период первой мировой войны события в мире обсуждаются на удивление мало — возможно, это связано с господствовавшей в военное время цензурой. Оба корреспондента постоянно выражают тревогу за жизнь своих близких. 60 Из переписки можно судить также о человечности Фрейда, когда, например, он пишет о детях Абрахама (там же, 298—299): Вена IX, Берггассе, 19 3. 1. 21 Дорогая госпожа, Письма Ваших детей чересчур хороши, я надеюсь, они не стоили им лишнего труда или даже слез, не пришлось много раз переписывать и т.д. Я хотел бы сам ответить малышам, но побоялся навредить Вашему воспитанию, поскольку мне было бы трудно преодолеть побуждение признаться, что необходимость быть благодарным губит самые лучшие подарки. Меня тоже всегда это смущало, когда приходилось либо продолжать игру с благодетелем, либо выражать признательность за то, что внешние средства составили мое счастье. По возможности расскажите детям правду, из которой вполне можно вывести и мораль, а именно что благодаря деятельности вроде психоанализа я довольно поздно заработал свой гульден... Участь обоих друзей, из которых младший умер в сорок восемь лет, в то время как старший был обречен на долгую жизнь и страдания, достигает в письмах кульминации греческой трагедии, завершаясь посланием Фрейда вдове Абрахама (там же, 232): ...Горестно слышать, что Вы так перегружены. Уменя почти нет дел, так что к Рождеству я вновь окажусь на нуле. Мое благосостояние не соответствует потребностям, поскольку моя психика настойчиво требует зарабатывать и раздавать денежные суммы родным ради удовлетворения хорошо мне известного комплекса отца... Оптимизм Абрахама уравновешивал пессимистическое мировоззрение Фрейда. Порой Фрейд ворчливо требовал обосновать какие-либо оптимистические высказывания, чего Абрахам сделать не мог. При том, что оба были хорошо образованными психиатрами, младший проявил себя лучшим «знатоком людей». В письмах обнаруживается множество забавных моментов — например, когда Абрахам пытается уговорить Фрейда прервать работу и совершить поездку на места археологических раскопок в Египет. Он сравнивает Фрейда с дядей, который предпринял подобное путешествие в семьдесят пять лет. Фрейд отвечал (там же, 313): Вена IX, Берггассе, 19 8. 4. 23 Дорогой друг, Каждое Ваше письмо несет отпечаток радостной и успешной жизни в Берлине, и сверх всего — Вашею оптимизма, который и желаю Вам сохранить. Поразительно, как Вы постоянно переоцениваете меня и в материальном и в психическом отношении! Я могу лишь завидовать Вашему дядюшке, хотя мне еще остается восемь лет до того возраста, когда он отправился в пустыню. Я недостаточно богат и недостаточно здоров для этого. Пора Вам привыкать к мысли, что я слаб и смертен... После расхождения во мнениях по поводу Юнга Абрахам предупреждал Фрейда также о той роли, которую играли в психоанализе Ранк, а порой и Ференци. В двух пространных «письмах по кругу», адресованных в Берлин одновременно Карлу 61 Абрахаму, Максу Эйтингону и Гансу Захсу, излагаются эти личные и аналитические разногласия. Они представляют собой оригинальные и необычные эссе, в которых Фрейд занимает определенную сторону в дискуссии о «Травме роясдения» Ранка31 и «Цели развития психоанализа» Ференци. Они наглядно показывают лояльность Фрейда, его терпимость и мудрость поздних лет по отношению к друзьям. Среди прочего 15 февраля 1924 года Фрейд пишет (там же, 321): ...Единственное условие нашей плодотворной совместной работы — не покидать общую почву психоаналитических предпосылок, и в этом мы должны быть уверены относительно каждого члена Комитета. К этому добавляется еще одно обстоятельство, которое Вам небезызвестно и которое делает меня совершенно непригодным для роли деспотического, вечно бодрствующего цензора. Мне нелегко вчувствоваться в чужой ход мыслей, как правило, надо подождать, пока я найду связь между ней и путем, проложенным мной самим. Если Вы захотите ждать, пока я одобрю каждую идею, Вы рискуете тем временем сильно состариться.. Из того же письма: ...Активная терапия Ференци превратится в опасный соблазн для чеаполю-бивых новичков, и едва ли найдется возможность уберечь их от этого соблазна. Я не собираюсь делать тайну также из другою моего впечатления или предвзятого суждения. В пору своей болезни я узнал, что сбритой бороде требуется шесть недель, прежде чем она вырастет снова. После последней операции прошло уже три месяца, а я все еще страдаю от боли. Потому мне трудно поверить, что за более долгий срок — 4— 5 месяцев — удалось бы проникнуть в самые глубокие слои бессознательного и вызвать стойкие изменения в психике. Однако я, разумеется, склоняюсь перед опытом. Я сам буду продолжать «классический» психоанализ, во-первых, потому, что я почти не принимаю пациентов, а все больше учеников, которые должны как можно больше соучаствовать во внутреннем процессе — учебный анализ протекает ведь совсем не так, как лечебный, — а во-вторых, потому, что я убежден: нам предстоит обнаружить еще очень много новою, и нельзя полагаться лишь на свои рассуждения, как это неизбежно происходит при сокращенном курсе анализа... В «письмах по кругу» проявляется и открытая критика Абрахама, когда речь заходит о «деле». Поэтому его возражения представляют собой особенно интересный документ. То, как он отстаивает свою позицию по отношению к Фрейду, Ранку и Ференци, может служить образцом научно-аналитического спора. Абрахам постоянно стремился проверять реальностью свои аналитические воззрения и способности. Сегодня, спустя многие годы, его суждения подтверждены временем. В феврале 1924 года он писал Фрейду (там же, 324—325): Берлин-Грюневальд, Бисмаркаллее, 14 21. 2. 24 Аорогой господин профессор, Едва ли требуется подтверждать, что Ваше письмо произвело на меня глубокое впечатление. Этот документ запечатлевается в сознании, как и все, что Вы пишете. За это я Вам обязан: то, что Вы говорите и как Вы это говорите, дает мне возможность вновь пересмотреть свое отношение к трем книгам Ранка и Ференци. 62 Возражения, которые приводит в своей книге Захс, совпадают в основных пунктах с Вашими, дорогой господин профессор. Теперь прибыло также письмо Джонса, которое содержит подобный же текст. Я соглашусь со всеми этими возражениями, даже с теми, которые выходят за пределы Вашей критики. Однако в отношении распространенности определенных явлений в новых книгах я исполнен озабоченности, которая только усилилась после многонедельного постоянно возобновлявшегося самоанализа. По некоторым пунктам меня несколько успокаивает Ваше письмо и вчерашний разговор с Захсом. Прежде всего: речь не идет о преследовании еретиков! Результаты любого рода, полученные законным аналитическим путем, никогда не дали бы мне повода к столь тяжким мыслям. Здесь другое: я вижу признаки нездорового развития, угрожающего самому существованию психоанализа. К величайшему моему прискорбию, Вы вынуждаете меня — и уже не в первый раз за двадцать лет моей карьеры психоаналитика — играть роль остерегающего. Если я прибавлю, что вышеуказанные факты лишили меня изрядной доли оптимизма, с которым я взирал на развитие нашего дела, Вы сможете понять степень моего беспокойства. У меня есть просьба, дорогой господин профессор, и в ней Вы не сможете мне отказать. Организуйте перед Конгрессом заседание Комитета и дайте мне возможность свободно высказаться, нельзя отмерять слишком короткое время для необходимейшего обмена мыслями. Подтверждение, что Вы согласны с этим планом, весьма бы ободрило меня. С прежней верностью Ваш Абрахам. Переписка с Абрахамом относится к ценнейшим документам научной полемики и выработки основных концепций психоанализа, давая возможность читателю соучаствовать в этом процессе (см. также статьи И. Кремериуса и Г. Метце). И даже когда, по словам Гюнтера Блёкера («Меркур», 1967, 684—690), «великий ниспровергатель условностей» мыслил «условностями и клише», «в подлинном смысле "неаналитично"», поскольку речь идет о схожем проявлении еврейских черт у него и Абрахама, то подобная «слабость» великого человека, желавшего обеспечить себе верность последователей, делает его лишь человечнее. Переписка Фрейда с Георгом Гроддеком Георг Гроддек 32 (1866—1934) был первым врачом, в полной мере оценившим значение гипотез Фрейда также для лечения органических заболеваний. Он причисляется к тем ученым, кто проложил пути психосоматической медицине. Влияние этого «поэта» среди глубинных психологов сказалось на творчестве писателей с мировым именем, таких, как Генри Миллер, В. X. Ауден и Лоренс Даррелл33 . Его место в истории психоанализа определяется прежде всего предпочтением, которое Фрейд оказал этому чужаку (сам он называл себя «аналитиком-дилетантом») и его трудам, которые даже сегодня, спустя более полувека, читаются с удовольствием благодаря их подстрекающей иронии и поэтическому юмору. Кроме того, Фрейд заимствовал у Гроддека и ввел в психоаналитический обиход термин «Оно» (1923) 34 . Переписка между Фрейдом и Гроддеком, продолжавшаяся с 1917 года до конца 1934-го, была опубликована лишь 35 лет спустя (Groddeck 1970 и Groddeck/ Freud 1974). Она началась в период первой мировой войны, после того как Грод- 63 дек, являвшийся врачом, получил освобождение от военной службы. В то время Гроддек жил в Баден-Бадене. В 1917 году, когда он написал Фрейду свое первое длинное послание, курортный город почти обезлюдел. Первое письмо Гроддека было задумано как извинение за то, что он первоначально осудил психоанализ, по-настоящему в него не вникнув. Фрейд отреагировал с изумлением и принял этого терапевта, ставшего пионером в области психосоматических заболеваний, в ряды психоаналитиков. Фрейд всегда относился с исключительной терпимостью к этому экспансивному демоническому человеку, который, в общем-то, принадлежал к тому типу людей, которые легко могли задеть Фрейда и с которыми поэтому он подчеркнуто старался держать дистанцию. Переписка с Гроддеком обращает на себя внимание своими аналитическими истолкованиями. Даже самые отважные интерпретации Гроддека благосклонно принимаются Фрейдом, даже «распятие» — понятие, которое Фрейд (9 мая 1920 г.) углубляет с помощью лингвистических ассоциаций (Groddeck/Freud 1974, 30): «Разве не говорят: "сын привязан к матери", или, как мы это обозначаем, "он на ней фиксирован" (круцификс!35 )» Кроме того, Фрейд распознает изрядный мазохизм Гроддека и его расщепленный перенос: будучи чрезвычайно преданным Фрейду, он враждебно относился к любому другому психоаналитику. Фрейд часто утешает его, словно мать дитя. Фрейд старался сблизить Гроддека со своим другом Ференци, и, когда наконец это свершилось, они стали на всю жизнь друзьями. Ференци часто проводил отпуск в санатории Гроддека «Мариенхё» в Баден-Бадене. Здесь в гроддековском «сатанариуме», как тот его именовал, он встречался со многими другими аналитиками и учениками Фрейда, в том числе с Эрнстом Зиммелем, Карен Хорни, Фридой Фромм-Райхманн. На протяжении всех лет их знакомства Гроддек старался теснее сблизиться с Фрейдом, прежде всего он хотел, чтобы тот приехал в ею санаторий, но Фрейд искусно избегал этой участи (Groddeck/Freud 1974, 41—42): Вена, 29 мая 1921 г. Аорогой господин доктор, Какую заманчивую перспективу открываете Вы передо мной! И как хитроумно Вы приглашаете также мою малышку', чтобы я не томился по дому! Разумеется, я вынужден отказаться. Внешний повод тот, что ближайшие каникулы уже распределены и больше ничего в них не вмещается, но истинное основание другое — а именно, молодость уже покинула меня. Будь я пятнадцатью годами моложе, никакой черт меня бы не удержал от желания усесться на пару недель Вам на закорки и посмотреть, что Вы там практикуете, как я давным-давно проделал это с Бернгеймом. Но теперь — я говорю Вам это со всей откровенностью и в уверенности, что Вы не станете преждевременно это разглашать, — с годами появляется одно главное желание — покоя. Это вполне очевидный расчет. Поскольку я уже не могу сорвать плодов с дерева, я предпочитаю не сажать новых деревьев. Не слишком благородно, зато правда. Человек уже не хочет учиться новому, когда и от старого он получает мало удовольствия. Кет так через двадцать Вы лучше меня поймете и не станете думать обо мне плохо, если припомните, что я без бравады подчинился ходу вещей. Несомненно, я не могу побывать у Вас с тем, чтобы насладиться только обаянием Вашего общества. Я должен был бы подумать и о тех замечательных «влияниях», которые Вы изучаете. Помимо всего прочего, существует 64 перенос мыслей, который громко и внятно стучится в двери психоанализа, требуя впустить, и многое другое, что зовется оккультным. Возможность изменять патогенные факторы путем обмена или пересадки половых желез и т.д. То, что человек делает, всегда столь незавершенно, фрагментарно; потребовался бы второй человеческий век, чтобы все исправить. В любом случае не исключено, что в делах еще обнаружится просвет и я без доклада явлюсь к Вам на несколько дней. Надеюсь, путешествие по Германии вновь превратилось в удовольствие. У нас это не так. То, что Ваша подруга больше не понуждает Вас к продолжению переписки, не слишком-то красиво с ее стороны. Сердечный привет и благодарность от Вашего Фрейда. 1 Имеется в виду Анна, дочь Фрейда. С удовольствием узнаешь, как охотно Фрейд читал первый аналитический роман Гроддека «Искатель души» (1921), который по рекомендации Фрейда был издан Психоаналитическим издательством в Вене. Поскольку в книге нашлось немало провоцирующих страниц, эта публикация привела в ркас благонравных швейцарцев, и в первую очередь пастора Пфистера. Однако Фрейду нравился юмор Гроддека, и он защищал его от любой критики также и в последующие годы. В письме от 4 февраля 1921 года он возражал Пфистеру: «А что бы Вы сказали, будь Вы современником Рабле?» (Freud/Pfister 1963, 83), и шестью неделями спустя: «Однако я не откажусь от своего суждения по поводу Гроддека, я не собираюсь ни в ком истреблять "шута"» (там же, 85). Самому Гроддеку Фрейд писал (Groddeck/Freud 1974, 38—39): Вена, 17. 4. 1921 Аррогой господин доктор, Сегодня воскресенье и я устроил себе праздник, отвечая на Ваше письмо. Все пять посланий очаровательны, я твердо решился не позволить Вам перебежать в какое-либо другое издательство. В особенности трудно устоять, когда Вы рассказываете о самом себе. Должен Вам сообщить, что моя дочь, на сей момент единственный, кроме меня, читатель, и притом не лишенный некоторой антипатии (начиная с Гааги), получила такое же впечатление. Теперь я с нетерпением жду продолжения. Собираетесь ли Вы и впредь плавить хрупкий материал и удастся ли Вам при всех ваших «Каприччо» дать проступить куску твердой земли, с которого Вы соскочили? Ваш стиль замечателен, речь звучит как музыка. А теперь о более серьезном: я вполне понимаю, почему Вам не хватает бессознательного для того, чтобы обнаружить Оно. Со мной происходит то же самое, только я обладаю талантом довольствоваться фрагментами. Ведь бессознательное — лишь некое явление, примета в отсутствие ближайшего знакомства, все равно что сказать: тот человек в плаще, чьего лица я не разглядел. Что же делать, если однажды он явится без этого наряда? Поэтому я рекомендую в ближайшем окружении противопоставлять не бессознательное и сознательное, но взаимосвязанное Я и отщепленное от него вытесненное. Это, однако, не устраняет трудности. Я в своих глубинах все равно остается глубоко бессознательным и сливается с ядром вытесненного. Итак, более правильным 65 будет считать, что наблюдаемые нами членения и разделения, проявляются только в относительно поверхностных слоях, но не в глубине, для которой наиболее верным обозначением будет Ваше «Оно». Примерно 7пак: Мы еще поговорим об этом, когда книжка {Ваша) будет готова. Мне было бы приятнее поговорить, нежели писать. Но как это сделать? Можете ли Вы приехать летом на несколько дней в Таштайн или туда, где я буду позднее? Вы еще говорите, что я отвращаюсь от эротики. Следующее мое сочинень-ице, наверное, покажет Вам, что, когда я это делаю, Эрос следует за мной по пятам («Психология масс и анализ Я»). С сердечным приветом и ожиданием преданный Вам Фрейд. К другим особенностям Гроддека Фрейд относился менее терпимо. Когда Фрейд поздравлял Гроддека с женитьбой, он признался, что остается пуританином и в соответствии с этим живет, а потому чувствует некоторое недовольство по отношению к человеку, который приезжает на психоаналитические конгрессы с женщиной, на которой он не женат. До этого Гроддек писал ему (Groddeck/ Freud 1974,67-68): Баден-Баден, 8 ноября 1923 г. Досточтимый господин профессор, Прошло немало времени с тех пор, как я подавал весточку о себе. Тем чаще я думал о Вас. В сущности, мысль о Фрейде никогда не покидает меня. Несмотря на все чудные происшествия в Германии, мы по-прежнему живем своей прежней жизнью. Работа идет своим ходом, то успешно, то не слишком. Дважды за лето мне представлялась возможность наблюдать в своем санатории беременность, рождение и первую неделю жизни младенца. От этого возросла уверенность, что в области родовспоможения психоанализ может достичь особенно благоприятных результатов. Осложнения в пору беременности (обе женщины были первородящие, одна из них тридцати трех лет) исчезли чрезвычайно быстро, роды прошли легко и быстро, старшая, когда выходила головка, даже вскрикнула: «Ах, как прекрасно, как прекрасно]». В особенности меня заинтересовало протекание послеродового периода. Удается проследить до истоков и искоренить противоестественный отказ женщины самой кормить ребенка; у одной из них на 24 часа исчезло молоко и вновь началась лактация после того, как удалось выявить застарелую и тщательно скрывавшуюся враждебность к ее собственной матери. И прежде всего мне стало ясно, что целый ряд осложнений у грудничков вызывается матерью (сознательно или бессознательно), а после анализа матери они исчезают. Все это было столь поучительно, что во мне растет желание приобрести больше технического опыта в родовспоможении. Тогда я мог бы 66 присоединить к своему санаторию родильное отделение. Здесь еще многому предстоит научиться как в исследовании души матери и ребенка, так и в практике родовспоможения. Однако все, что относится к моей области, я видел. К сожалению, чем дольше работаешь, тем меньше питаешь самонадеянных иллюзий относительно собственных открытий и все труднее не потерять нить в огромном количестве ходов лабиринта бессознательного. Почти ничем не возможно поделиться. Я все более удовлетворяюсь просто внимательным наблюдением безо всяких честолюбивых устремлений. Вероятно, в середине декабря я закрою санаторий. Тогда мы — Эмми и я, — полностью положившись на одну лишь казенную зарплату, отправимся в Голландию, Данию и Швецию, где я должен выступать с докладом. Однако все это еще неточно. Время от времени я узнаю о Вашей жизни, я полнил сообщения также о Вашей операции. Мои мысли и добрые пожелания всегда с Вами, кого я так люблю. Искренне Ваш Гроддек. После того как Фрейд получил в августе 1930 года премию Гёте, Гроддек пожелал затеять дискуссию об одной сложной проблеме у Гёте и предложил совершенно гениальное истолкование второй части «Фауста». Фрейд, состарившийся, больной, усталый и мрачный, ответил, что не смыслит ни в Гёте, ни в «Фаусте», равно как и его друг Гроддек. Это печальное прощальное письмо с потрясающей ясностью обнаруживает одиночество Фрейда в его последние годы 36 . Переписка Фрейда с Лу Андреас-Саломе Переписка между Фрейдом и его знаменитой подругой «госпожой Лу» (1861—1937) составляет важную главу в истории жизни Фрейда, его отношений с женщинами в целом и с этой писательницей в частности, которая, как она сама говорила, пришла к нему будто ребенок к рождественскому деду. Первая встреча, насколько можно понять, состоялась на самом рубеже столетий, но переписка завязалась многими годами позже. Она продолжалась двадцать пять лет, начиная с 1912 года и почти до смерти Лу Андреас-Саломе. Анна Фрейд сохранила эти письма и передала их для публикации издателю Эрнсту Пфайферу, который воздержался при публикации от истолкований, однако добавил шестьдесят страниц примечаний (Freud/Andreas-Salome, 1966). Речь идет о трех сотнях писем, треть из них исходит от Фрейда, две трети написала «госпожа Лу». Как мы знаем, Фрейд страстно любил писать письма, однако — что касается длины писем — в большинстве случаев был весьма сдержан. Переписку с прославленной и ославленной подругой великих мужей (таких, как Ницше или Рильке), для которой психоанализ превратился в главное дело жизни, нередко называют наиболее «чарующей» из переписок Фрейда (Blöcker 1967, 689). Фрейд сразу же ответил на первое письмо Лу от 27 сентября 1912 года (Freud/ Andreas-Salome 1966, 48-49). Вначале оба корреспондента держатся официально. Обращением Лу как было, так и осталось «дорогой господин профессор», Фрейд же начал с «достопочтенная» или «уважаемая госпожа», затем «дражайшая Лу» и в конечном счете остановился на «дорогая Ау». Однажды Лу направила письмо «К. А. Фрейду», указав инициалы своего мужа. Фрейд тут же истолковал эту ошибку. 67 Первое письмо (открытка) Лу Андреас-Саломе Первое письмо Зигмунда Фрейда (Freud/Andreas-Salome 1966, 48) Самое удивительное в этой переписке — та забота, которую оба корреспондента проявляют по отношению друг к другу и к психоаналитическому движению. Чуть ли не все казалось им значительным. Так, в конце первого года войны Фрейд писал «самой понятливой» 37 (там же, 35—36): Карлсбад. Рудольсхоф, 30 июля 1915 г. /Достопочтенная госпожа, Я пишу Вам из идиллии, которую мы, моя жена и я, устроили себе упрямо и своевольно и в которую все более вторгается помехой натиск времени. Неделю назад наш старший сообщил, что одна пуля прострелила ему фуражку, а вторая — по касательной задела руку, но ни тот ни другой выстрел не вывели его из строя; сегодня второй воитель сообщает, что на завтра назначен его отъезд, а именно на север. Моя младшая, которую Вы, вероятно, помните, пребывает с восьмидесятилетней бабушкой в Ишле и озабоченно пишет: «Как же я в будущем году одна сойду за шестерых детей?»1 . Поскольку мы не отваживаемся заглядывать в будущее, мы живем одним днем и получаем от него то, что он может нам дать. Ваши письма стали теперь вдвойне ценным вознаграждением за мои послания. Я говорю «теперь», поскольку я остался почти в одиночестве, и из всех сотрудников один лишь Ференци противится влиянию милитаризма и сохраняет связь с обществом. Но поскольку и он привязан к своему гарнизону в Папе, я чувствую себя частенько столь же одиноким, как в первые десять лет, когда вокруг меня простиралась пустыня, но тогда я был моложе и наделен неисчерпаемой энергией, чтобы выстоять. Плодом этого времени станет состоящая из двенадцати глав книга, посвященная исследованию влечений. Но, припоминаю, я уже сообщал Вам об этом. Она завершена до стадии необходимой доработки при соединении и сопоставлении отдельных кусков. Всякий раз, когда я читаю одно из Ваших исследовательских писем, я поражаюсь Вашему искусству выходить за пределы сказанного, дополнять его и преобразовывать вплоть до самых отдаленных связей. Естественно, я поспеваю не сразу, я так редко испытываю потребность в синтезе. Единство этою мира кажется мне чем-то самим собой разумеющимся, не стоящим специального превознесения. Меня интересует разделение, расчленение пюго, что в противном случае превратится в первозданную кашу. Коже утверждение, копюрое лучше всею сформулировано в «Ганнибале» фон Граббе: «Из этого мира мы выпасть не можем», не кажется мне достаточным утешением для отказа от границ Я, который может быть весьма болезненным. Короче, я — рьяный аналитик и полагаю, чпю синтез не представляет никаких трудностей, если первоначально провести анализ. С той же точки зрения воспринимаю я и Ваше оправдание «тяги к убийству», если таковое может существовать. А именно: не следует недооценивать преграду неудовольствия, которое здесь препятствует расчленению. Ваше письмо содержит также драгоценное обещание (я не имею в виду симпггю-матику). «Анальное и сексуальное» " я бы весьма охотно прочел, и если наши журналы еще смогут продержаться, я позабочусь о публикации. Однако как и куда будет переслана рукопись? Я пробуду здесь примерно до 10 августа; послать в Вену, где мой дом по-прежнему остается открытым, в любом случае надежнее. Меня предупредили, что все почтовые отправления подвергаются строгой цензуре. Я надеюсь, что тем не менее доставка возможна. Когда же все мы, рассеянные члены неполитического общества, вновь соберемся вместе, то не увидим ли мы, насколько повредила нам политика, — 70 этого я предсказать не могу. Я не умею быть оптимистом и от пессимиста отличаюсь, как я полагаю, лишь тем, что меня не выводят из себя зло, глупость, нелепость лишь потому, что я заранее принял их в состав мира. Мой друг Патнем в недавно появившейся книге, основанной на психоанализе, утверждает, что удовлетворение есть не только психическая, но и материальная реальность. Тому, кто обречен на пессимизм, помочь невозможно! Пусть у Вас все всегда обстоит хорошо в эти тяжкие времена, не забывайте обо мне, даже если мне нечего будет Вам написать! Сердечно преданный Вам Фрейд. ' Здесь это означает: заменить всех отсутствующих братьев и сестер. " Lou Andreas- Salome. Anal und Sexual. Imago, 1915/16. Стиль Лу по нынешним меркам воспринимается как несколько высокопарный, он сильно отличается от конкретного тона Фрейда. Она использовала свой собственный особый язык, переводила «регрессию» как «откат», создавала выражения типа «пограничный факт» или «общность судеб». С течением лет ее «поэзия» сделалась доступнее и непосредственнее, тогда как «проза» Фрейда была превосходной с самого начала. Фрейд неоднократно совершает своеобразную ошибку, говоря о ее «шести старших братьях» (там же, 89). На самом деле Лу родилась шестым ребенком после пятерых братьев, однако Фрейд, по-видимому, назначил себе роль одного из них. Письма Лу полностью посвящены Фрейду, лишь мимоходом она упоминает лиц, стоявших у истоков психоанализа, цитирует Рильке или Ницше. Беспокойная Лу, по-видимому, обрела успокоение в своей дружбе с Фрейдом, а все остальные великие люди, сыгравшие определенную роль в ее жизни, отошли на второй план. Она упоминает Георга Гроддека, которого ценила как друга Ференци. Его «Искателя души» она окрестила «человеком-клопом» (там же, 135). Она пишет о Ференци и его жене, о визите Абрахама, кроме того, рассказывает, что прочла Ранка и Райка. Без сомнения, уже с самого начала их дружбы Фрейду было ясно, что эта женщина может оказать значительное влияние на аналитическую атмосферу в Европе. В основном возражения Фрейда на ее гипотезы остаются осторожными, дипломатичными, даже кроткими: «Я не скажу ни да ни нет, не стану расставлять знаки вопроса, но поступлю так, как я всегда обращаюсь с Вашими наблюдениями: получу от них удовольствие и позволю им воздействовать на меня» (там же, 68). По словам Фрейда, его задачей было привносить «прозу в ее поэзию» (там же, 125), в то время как она видела свою роль в том, чтобы переводить на женский язык отцовские истины. Фрейд часто повторял: «Вы всегда отдаете больше, чем получаете» (там же, 115). Ее эссе «Моя признательность Фрейду» (см. также статью «Фрейд в зеркале биографов») Фрейд находил «утонченно женственным» (там же, 210—211). Со всей силой авторитета он отвергал это название как невозможное и чересчур личное, и тем не менее в данном случае Лу настояла на том, что, поскольку заголовок тесно связан с самим текстом, никакие коррективы для нее неприемлемы. Во время первой мировой войны и на некоторый период после нее Лу потеряла связь со своими пятью братьями в России, она утратила и свое состояние. Мы узнаем, что Фрейд восторженно поддерживал сторону Германии, а затем все более 71 погружался в тревогу о своих трех сыновьях и всеобщем несчастье, по мере того как военные события развивались совсем не так, как он рассчитывал. Лу оставалась сдержанной, ее положение стало затруднительным: она вышла замуж в Германии, но ее братья жили в России (там же, 86). В их корреспонденции имеются также трудные для чтения консультационные письма, в которых Лу излагает Фрейду конкретные случаи и задает частные вопросы, а Фрейд на них отвечает. Имена пациентов не раскрываются, многие подробности пропущены, как известные им обоим или как нечто само собой разумеющееся, поскольку Фрейд, вероятно, знал этих пациентов. Поэтому читать эти письма в целом достаточно сложно. Некоторые из пациентов вели себя довольно странно, в особенности если учесть, что дело происходит в небольшом немецком университетском городке. Одна больная, страдавшая агорафобией 38 , нуждалась в сиделке, которая повсюду ее сопровождала, бок о бок с ней шел врач и третий человек позади. Когда эта маленькая группа проходила по улицам Гёттингена, наблюдатели, притаившиеся за задернутыми занавесками в домах по соседству с домом Лу, были, вероятно, не только удивлены, но и шокированы. Однажды речь заходит о маленькой девочке, которая после скарлатины и перенесенной операции переживала кошмары (там же, 76—81). Ей чудился огонь, убийцы, кровь, лягушки и червяки, соблазнители, черные человечки. Чтобы завоевать ее доверие, Лу принялась рассказывать свои собственные кошмары. Она не могла распознать никакой сексуальной травмы. Девочка в жизни не спала вместе с родителями и хорошо относилась к младшему брату. В переписке Фрейд замечает: «Нет дыма без огня» (4 декабря 1917 г.) — и указывает на неизбежность сексуального совращения и конфликта. Лу все еще колеблется, поскольку девочка призналась, что она мастурбировала, однако до скарлатины и операции. И Лу спрашивает, как ей следует поступить, поскольку мастурбация в конечном счете оказывается вредной. 23 декабря (там же, 80) Фрейд откликнулся цитатой из «Фауста» Гёте: «Ты с дьяволом на ты, а пламени боишься». Это произвело сильное впечатление на Лу, и девочка вскоре избавилась от всех симптомов. В другой раз Фрейд отправил на лечение к Лу больную с тяжелой агорафобией (там же, 161). Фрейд придавал большое значение финансовой стороне; по его мнению, Лу следовало требовать по меньшей мере двадцать золотых марок. Его письмо опоздало, Фрейд был очень расстроен, поскольку Лу потребовала меньше чем половину этой суммы и этот гонорар казался ему чересчур низким. В другом письме (от 23 марта 1923 г., там же, 133) Фрейд следующим образом подводит итоги своего представления о работе под чьим-либо руководством: К особым преимуществам ремесла психоанализа принадлежит также, что здесь едва ли возможна консультационная практика. «Временный гость» не увидит того, что не покажет ему хозяин и, как правило, не может судить о том, что создано в другом на основании бесчисленных восприятий. Так что я не отважусь сказать что-либо полезное Вам в описанном случае. В письме «дражайшей Лу» от 10 мая 1925 года говорится (там же, 169—170): Я уже не получаю от этого столь интенсивного удовольствия. Я медленно обрастаю корой невосприимчивости и констатирую это без жалоб. Таков естественный ход вещей, так начинается утрата органики. Обычно это называют «зрелым возрастом». Это связано и с коренным изменением в соотношении обоих предполагаемых мною влечений. Это изменение пока еще 72 не слишком заметно; все, что вызывало интерес прежде, сохранило его и теперь, даже качественной разницы не наблюдается, однако не хватает некой устойчивости. Я, как человек немузыкальный, сравнил бы это с той разницей в звуке, которая зависит от нажатия педали. Непрерывное давление множества тяжких переживаний, возможно, ускорило это вообще-то преждевременное состояние, эту склонность рассматривать все с точки зрения вечности. Впрочем, мое существование еще вполне сносно, я даже полагаю, что нашел нечто фундаментальное для нашего дела', чем я еще некоторое время и должен заниматься. Подобного открытия следовало бы, вообще-то, стыдиться, поскольку такие отношения можно было разгадать с самого начала, а не обнаруживать их лишь спустя тридцать лет. Новое доказательство, что без воды суп не сваришь... ' Описано Фрейдом в «Торможении, симптоме и страхе». Знакомства с этими письмами недостаточно для объяснения большой дрркбы между Зигмундом Фрейдом, Лу Андреас-Саломе и дочерью Фрейда Анной. Эти отношения рке описывались, но они остаются малодоступными для понимания. Даже блистательный комментарий издателя Эрнста Пфайфера, который был другом Лу с тридцатых годов и до ее смерти, не предлагает достаточных объяснений. Ясно, по крайней мере, что Лу, работавшая психоаналитиком в небольшом немецком университетском городке Гёттингене, нашла во Фрейде своего учителя и свой «поворотный пункт» (Andreas-Salome 1958, 143). Ее отношения с ним изложены в основном в двух ее книгах — «В школе Фрейда» (1958) и «Моя признательность Фрейду» (1931). «Лишь следуя Вам, я открыла осознанное как смысл и ценность того, к чему стремилась в бессознательном», — признает позже Лу в вышедшей посмертно книге «Воспоминания о жизни». А в письме от 4 мая 1935 года она называет Фрейда «ликом отца в моей жизни» (Andreas-Salome 1966, 225). Лу была дочерью русского генерала прусского происхождения, который дома говорил по-немецки и был верным приверженцем лютеранского вероисповедания. После чрезвычайно тревожного детства и юности Лу уже зрелой женщиной вышла замуж, однако этот брак никогда не был счастливым, хотя и остался нерасторгну-тым39 . Она занялась изучением психоанализа, когда ей уже исполнилось пятьдесят лет. К сожалению, ни письма, ни дневник Лу Андреас-Саломе, который она вела о своих психоаналитических занятиях в Вене, не дают представления об очаровании этой женщины, восхищавшей стольких мркчин. Возможно, Фрейд и почти все аналитики тех первых лет были привязаны К ней прежде всего потому, что Лу была прекрасной слушательницей. Фрейд во время лекции обращался к ней как к «метке фиксации» (2 марта 1913 г.), если же она не могла присутствовать, то к не занятому ею месту. На собраниях, проводимых в доме Фрейда по средам вечером, она, похоже, не произносила ни слова. Дневник Лу Андреас-Саломе — это свидетельство очевидца об истоках психоаналитического движения. Он служит приложением как к переписке с Фрейдом, так и к книге Отто Ранка «Протоколы Венского психоаналитического объединения» (Nunberg/Federn 1962). Нынешний читатель, возможно, испытает некоторое разочарование, изучая этот дневник в надежде узнать больше, чем ему предлагается. В дневнике Лу постоянно упоминаются все пионеры психоанализа: Отто Ранк, о котором Фрейд говорил с большой любовью и благожелательностью; Шандор Ференци, обсуждавший свои идеи с Андреас-Саломе; Карл Абрахам, приезжавший с визитом из Берлина; Вильгельм Штекель и Альфред Адлер, который 73 Последнее письмо (открытка) Зигмунда Фрейда (Freud/Andreas-Salome 1966,144-145) Вторая страница последнего письма Лу Андреас-Саломе помногу часов прогуливался с Лу, рассказывая о своих расхождениях с Фрейдом. Дневник содержит также некоторые ценные для аналитиков анекдоты, например забавную и вместе с тем печальную историю, демонстрирующую реакцию Фрейда на стихотворение, которое Лу Андреас-Саломе преподнесла ему во время аналитического сеанса: он решил, что перед ним произведение Ницше, и вволю поиздевался над высказыванием, будто жизнь надо принимать в любом случае, даже если она состоит из одних лишь страданий. Ему-де хватило бы даже хронического насморка, чтобы поставить под сомнение ценность всякого жизненного похождения (Andreas-Salome 1951, 213). Наконец он заметил, что стихотворение принадлежит Лу. Спустя двадцать лет Лу посетила Фрейда, когда тот ожидал в Берлине повторной операции рака. Она тоже знала, что значит страдать: у нее был рак груди, постепенно она полностью облысела, практически ослепла от сахарного диабета, к тому же грозило отказать сердце. Тогда Фрейд вспомнил то стихотворение, и они обнялись, без слов поняв друг друга. Чтобы вполне ощутить человеческое тепло в отношении Фрейда к Лу Андреас-Саломе, нужно представить необычайную личную ауру этих людей, которая хотя и обнаруживается в переписке, однако по-настоящему находила выражение лишь в многочисленных личных встречах. Так, 9 ноября 1921 года Лу писала о своем визите к Фрейду: «Едва добрались до Берггассе, Я и Анна; долго не было автобуса, поздно, но как прекрасно и радостно появиться там. Фрейд неизменен, полсотни людей (одного нет [Виктор Тауск], я так его всюду высматриваю, что мне начинает казаться, что нет ни одного старого знакомого лица). Ночью к трем домой, где я занимаю роскошную веранду с кроватью из розового дерева. Когда я засыпаю в этой постели, что обычно бывает очень поздно, я все еще продолжаю во сне беседовать с Фрейдом и часто, понимая, что он, перегруженный ежедневной аналитической работой, не всегда сможет вновь вернуться к тому же вопросу, вместо этого выговариваюсь во сне. И даже когда поздно вечером мы выходим вместе на прогулку (нередко для него это первый и последний выход за день), какое-то время мы говорим о чем-то другом, и вновь он как бы проводит анализ Вены: эти переулки под зимним снегом пробуждают в нем мысли о древнейшем происхождении города; видно, как близко он принимает такое воскрешение, вспоминаются археологические экспонаты, хранящиеся в его кабинете, и становится понятным, что археолог в нем уживается рядом с врачом» (Freud/ Andreas-Salome 1966, 269). «Проблема Тауска» Лу Андреас-Саломе является важной связующей фигурой в так называемой «проблеме Тауска», как она сама ее называла (там же, 109), которую мы здесь изложим вкратце, поскольку она играет немаловажную роль для оценки личности Фрейда историками психоанализа. Виктор Тауск (1878—1919) начал свою профессиональную карьеру в качестве юриста в Хорватии. В 1908 году он переехал в Вену, где и возник его интерес к психоанализу. По совету Фрейда, он начал изучать медицину. Фрейд сразу же распознал интеллект и самобытность Тауска40 , однако от него не ускользнули и огромная внутренняя тревога последнего, его потребность в зависимости, в руководстве и контроле своих импульсов со стороны властной фигуры отца. Во время учебы в Вене Лу Андреас-Саломе находилась в очень близких отношениях с Тауском ив 1912 году принимала участие в проводимом им по вторникам курсе психоанализа. Фрейду с самого начала трудно было согласиться с представлениями 76 Тауска, и он имел с ним дело в основном благодаря заступничеству Лу. Так, 31 января 1915 года он писал Лу о Тауске: «...его позиция для меня совершенно непостижима. Следствием Вашего интереса к нему было то, что я приложил немало психических усилий, чтобы к нему расположиться, однако дальше этого наши отношения не пошли» (там же, 30). В письме к Лу Тауск выразил это следующим образом: «Фрейд выказывает внимание, однако мало тепла» (там же, 265). В годы первой мировой войны Тауск служил в армии психиатром, для него война превратилась в серьезный конфликт совести. После войны он возвратился в Вену. В этот период Тауск попросил Фрейда заняться его анализом, но Фрейд, по-видимому, его не принял. Как бы то ни было, Тауск начал сеансы анализа у Хелен Дойч, которая в то время, в 1919 году, проходила учебный анализ у Фрейда. В том же году Тауск написал свою чрезвычайно важную работу о шизофрении (Tausk 1919), открывавшую путь к психоаналитическому пониманию психозов и обеспечившую автору почетное место среди пионеров психоанализа. Разведясь с первой женой, от которой Тауск имел двух сыновей, и прежде чем осуществить свое намерение вступить в повторный брак, он совершил самоубийство. По-видимому, историки все же переоценивают значение личной трагедии Тауска для психоанализа, начиная с интерпретации Пола Розена в его книге «Братец Зверь: история Фрейда и Тауска» (Roazen 1969) 41 . Утверждение Розена, что Тауск лишил себя жизни, поскольку Фрейд отказался его анализировать, что, по мнению Розена, Тауск воспринял как смертельный удар, в свете всего, что мы знаем, имеет мало убедительной силы. Как известно, Тауск и раньше страдал от тяжелой депрессии. Кто знаком с личностью Фрейда, тот сразу же отвергнет гипотезу Пола Розена, будто Фрейд ревновал к отношениям между двумя своими одаренными учениками, Лу Андреас-Саломе и Виктором Тауском, и что он чувствовал угрозу со стороны значительно более молодого и творческого коллеги. Фрейд был гораздо лучшим психиатром, чем это обычно считают, и, скорее всего, он поставил диагноз и оценил личность Тауска вполне точно. Фрейд, как показывает весь его образ жизни, принадлежал к числу аполлонических натур, а потому он соблюдал надежную дистанцию от дионисийского типа, каким был Тауск, демоническая природа которого то и дело проявлялась в импульсивных поступках. Курт Эйсслер, пожалуй, один из наиболее осведомленных современных исследователей Фрейда, секретарь Архива Зигмунда Фрейда при Библиотеке Конгресса, чувствовал себя обязанным оправдать Фрейда. В своей книге «Талант и гений» (Eissler 1971) он разбивает аргументацию Розена. Главный довод Эйсслера следующий: нет никаких доказательств, что Фрейд в самом деле поручил анализ Тауска Хелен Дойч (что, впрочем, в те времена не считалось ни необычным, ни некорректным поступком). Новейшие работы по проблеме Тауска, несколько блестящих и вдумчивых эссе Марка Канцера, в которых он не ограничивается рамками чисто исторического исследования, стали подлинным вкладом в изучение суицида. После смерти Тауска Фрейд 1 августа 1919 года писал Лу Андреас-Саломе (Freud/ Andreas-Salome 108-109): ...«Бедный Тауск», которого Вы на протяжении некоторого времени отличали своей дружбой, 3 июля положил конец своей жизни. Он был растерзан ужасами войны, был вынужден при неблагоприятных обстоятельствах в Вене восстанавливать существование, разрушенное военной службой, сделал попытку ввести в свою жизнь новую женщину, должен был жениться через неделю, но — принял другое решение. Его прощальные письма невесте, первой 11 жене и мне все одинаково нежны, заверяют, что он в ясном, сознании, никого не винят в его собственной неприспособленности и утраченной жизни и не дают никаких разъяснений по поводу последнего акта. В своем письме ко мне он заявляет о своей нерушимой преданности Чу, благодарит меня и т.д. Что стоит за всем этим, догадаться невозможно... Переписка Фрейда с Теодором Райком Доктор философии Теодор Райк (1888—1970) вступил в Венский психоаналитический кружок Фрейда совсем еще молодым человеком и стал одним из первых фрейдовских учеников. Фрейд, с самого начала считавший Райка чрезвычайно одаренным — «одна из главных наших надежд» (Jones II, 237) — и особенно ценивший его наряду с Ранком как исследователя и мыслителя, был связан с ним на протяжении тридцати лет, сначала лично, а затем посредством писем. Вклад Райка в культурологию42 , его статьи, появлявшиеся в том числе и в «Имаго», много обсуждались в психоаналитических кругах. В 1918 году Райк получил «Prix d'honneur» — «Почетный приз» — за лучшую немедицинскую работу. Когда в 1925 году венский магистрат запретил ему психоаналитическую практику, обвинив в шарлатанстве, Фрейд горячо заступился за Райка, «одного из самых образованных среди моих учеников-немедиков», и добился прекращения процесса43 . По этому поводу Фрейдом была написана статья «К вопросу о дилетантском анализе» (1926, G. W. XIV). Затем Райк практиковал в Берлине и, наконец, в 1938 году эмигрировал в США, где работал в качестве психоаналитика до самой смерти. Большая часть писем Фрейда Теодору Райку за период с 1911 по 1938 год опубликована в 1956 году на английском языке в «Поиске внутри» Райка. Они свидетельствуют о верности Райка своему великому учителю и понимании последним особых свойств и проблем Райка. Так, Фрейд предостерегал Райка относительно чрезмерной склонности к мазохизму, чувствам вины и излишнему покаянию. Райк пытался исследовать эти характерные черты своей личности, и в результате появились важные для психоанализа статьи44 , вышедшие из-под пера Райка. Общий интерес обоих аналитиков состоял в том, чтобы установить, в какой мере религиозная вера тождественна неврозу навязчивых состояний45 . Во многих письмах Фрейда можно найти похвалу и признание работ Райка, порой также и замечания в их адрес. Например, Фрейд считает, что они бывают «неотесанными, ядовитыми, сварливыми» (13 декабря 1913 г.). В частности, по поводу одной рецензии Райка он отзывается в том же письме следующим образом: «Юмор — это хорошо, но не оскорбление, лучше бы Вы сделали дружелюбные и разумные предложения». Фрейд часто поддерживал Райка также и в период его анализа, который тот бесплатно проходил у Карла Абрахама. Позднее Фрейд рке не желал прислушиваться к жалобам Райка на бедность и не принимал на веру его «страшные сказки» (15 июля 1914 г.). От Райка мы узнаем, что Фрейд передавал с краткой запиской кому-нибудь другому тех пациентов, которых он не мог анализировать сам. Так, 20 августа 1922 года Фрейд писал: «Дама 26 лет из Австралии с подозрением на психосоматические приступы. Пробное лечение психоанализом 2—3 недели. Вероятно, полный курс лечения. Пациентка немного говорит по-немецки. Не забудьте попутно провести исследование легких. Фрейд». 78 Факсимиле рекомендательного письма (Reik 1956, 659) к посланию от 3 июля 1938 года, в котором Фрейд глубоко сожалеет, что Райк уехал в Америку, где психоанализ является прислужницей психиатрии: разве Вы не могли остаться в Голландии? Письмо заканчивается утверждением, что при мысли о Райке в нем боролись симпатия и огорчение. Даже в 1928 году, когда Фрейд в связи с операцией находился в Берлине, где в то время практиковал Райк, он пытался опекать и воспитывать своего коллегу. В ту пору Райк выступил против одного своего коллеги со статьей, полной горьких упреков. Возможно, Райк понимал, что Фрейд воспримет это выступление как нечто недостойное. С болью в сердце Фрейду пришлось защищать своего юного коллегу от враждебных выпадов, перешедших уже всякие границы. В послании из Берлина от 3 сентября 1928 года он высказался следующим образом: «Это вредит Вашему вступлению и огорчает любого, кто, подобно мне, любит своих друзей и чрезвычайно ценит их успехи. Вы не можете продолжать в таком духе». Райковский «Очерк о Достоевском», возникший как отклик на статью Фрейда «Достоевский и отцеубийство» (1928), которую Фрейд написал по поводу эссе Стефана Цвейга «Три мастера» (1920), побудил Фрейда дать свое заключение (14 апреля 1929 г.). Отрывок из письма Фрейда был впервые опубликован Райком в книге «Фрейд как критик культуры» (Reik 1930). Фрейд писал (там же, 63—64): ...Ваш критический разбор моего исследования Достоевского я прочел с огромным удовольствием. Все, что Вы предлагаете, звучит интересно и должно быть признано в определенном смысле соответствующим истине. Кое-что я могу сказать и в защиту своей позиции, Дело ведь не в том, кто будет прав или не прав. Я полагаю, что Вы придаете слишком большое значение этой небольшой работе. Она написана в угоду кому-то, написана нехотя, я почти все сейчас пишу против воли. Вы, несомненно, отметили эту особенность. Она не может извинить поверхностные или неверные соображения, однако оправдывает небрежное построение всей статьи. Невозможно отрицать негармоничное впечатление, которое производит присоединение анализа Цвейга, однако при более глубоком рассмотрении и этому найдется причина. Не оглядываясь на место действия, я мог бы написать: «Мы могли бы ожидать, что в истории невроза со столь сильным чувством вины особую роль сыграл конфликт, связанный с онанизмом. Это ожидание полностью оправдано патологической страстью к игре Аостоевского. Поскольку, как показывает новелла Цвейга и т.д.» Пространство, которым ограничена эта новелла, соответствует не связи Цвейг — Достоевский, но другой связи: онанизм — невроз. Однако выражено это неудачно. Я твердо придерживаюсь научно объективной социальной оценки этики и не стану отнимать у доброго филистера доказательства хорошего с точки зрения этики поведения, пусть оно и сопряжено с некоторой переоценкой своей личности. В то же время я допускаю и объективное психологическое рассмотрение этики, которое отстаиваете Вы. Соглашаясь с Вашим суждением о мире и нынешнем человечестве, я, как Вам известно, не могу принять Ваш пессимистический отказ от лучшего будущего. Достоевского-психолога я полностью подчиняю Достоевскому-творцу. Я тоже мог бы поставить ему в упрек то, что его ненормальная душевная жизнь в такой степени ограничивает его прозрения. Подумайте о его удившпельной беспомощности перед лицом феномена любви, в сущности, он ведает лишь грубое, напряженное желание, мазохистское подчинение и любовь из сострадания. Вы также верно высказываете соображение, что при всем изумлении перед мощью и умственным превосходством Достоевского я просто его не люблю. Это связано с тем, что я расходую все свою терпимость по отношению к патологическим натурам во время анализа. В искусстве и жизни я их не переношу. Это мое личное отношение, и для других оно необязательно. 80 Где Вы собираетесь публиковать Вашу статью? Я очень ее ценю. Непредвзятым должно быть лишь научное исследование. Во всех других случаях без выбора позиции обойтись невозможно, а таковых, разумеется, всегда имеется несколько... Переписка Фрейда с Эдуардо Вейссом Длившаяся свыше тридцати лет переписка между Фрейдом и пионером психоанализа из Италии Эдуардо Вейссом46 (1889—1970), которого Фрейд однажды окрестил «легитимным представителем анализа в Италии» (10 апреля 1927 г.), началась в апреле 1908 года. Фрейд достиг тогда возраста пятидесяти двух лет, Вейсс был двадцатилетним студентом-медиком. «Письма по поводу практики психоанализа», изданные М. Гротьяном (Freud/ Weiss 1973), содержат все сохранившиеся письма к Эдуардо Вейссу, как те, что были уже опубликованы 47 , так и остававшиеся до тех пор неизданными. Поскольку письма Эдуардо Вейсса не сохранились, Вейсс в дальнейшем снабдил каждый документ необходимым комментарием. Вместе с пояснительным вступлением издателя они иллюстрируют тот аспект личности Фрейда, который, если не считать писем Карлу Абрахаму, гораздо менее отчетливо выступает в другой корреспонденции: способ работы великого ученого, который в определенной мере позволял Вейссу заглядывать в его лабораторию. Письма Фрейда содержат множество советов и выводов, основанных на его клиническом опыте. Он предстает в них в роли врача-консультанта, психоаналитика: Вейсс описывает Фрейду своих пациентов и связанные с ними проблемы, а Фрейд — по-деловому и с личным пристрастием — разбирает их, не гнушаясь порой использовать крепкие выражения, выносить моральные суждения и разделять людей на более и менее ценных. Так, 28 мая 1922 года он охарактеризовал одного анализируемого как «подонка» и даже выразил сомнение, имеет ли смысл лечить подобных индивидов. 11 июня 1922 года он предупреждает Вейсса (там же, 50): «Пациент, который повсюду рассказывает о своем анализе, с самого начала рискует свести анализ на нет». Для всех его писем юному коллеге характерны дружелюбие и терпение, с которыми Фрейд дает ему разъяснения. Однажды он отмечает, что врач, пожалуй, еще слишком молод, чтобы необходимый отцовский перенос стал возможен. Он всегда заботился также о том, чтобы не переусердствовать с советами. То, что он говорит, для получателя его писем «не является обязательным» (там же, 87), тот должен брать ответственность на себя. Фрейд часто высказывает предостережение: необходимо быть аккуратным с либеральными воззрениями на сексуальность, ибо они могут шокировать зажатого пациента и только ему навредить; в другой раз он советует Вейссу побеседовать с родителями и близкими больного, чтобы дать им необходимые разъяснения, предупредить их, завоевать их доверие и с ними обсуждать ход дела и тем самым оградить их от разочарования и подкрепить успех лечения. Фрейд знал, как много требуется, чтобы завоевать пациента, заинтересовать его в сотрудничестве в ходе анализа, вдохновить его: выражения «завоевание» и «подавляющий» использовались редко и именно по этому поводу. Однажды он настойчиво просит Эдуардо Вейсса не отдавать больного во власть «его демону». В другой раз Фрейд предупреждает, что не следует заранее назначать крайний срок завершения лечения. Затем он вновь рекомендует поговорить с родителями пациента. Неожиданно он предлагает также делать перерывы в анализе с обещанием 81 возобновить сеансы через несколько месяцев или подчеркивает, как важно заранее предвидеть результаты, чтобы тем самым препятствовать последствиям негативных реакций при переносе. Чтобы оправдать позицию врача и смягчить разочарование для самого врача, пациента и его близких, он предлагал предупреждать близких и обсуждать с ними текущие изменения. Во всех письмах сквозит утверждение, что мы должны быть рады, если сумеем что-то понять в человеке и его подсознании. Еще очень многому нужно учиться как юному врачу, так и его опытному наставнику. Однажды Фрейд делает утешительный вывод, что многие пациенты «добрани-лись до здоровья» (там же, 63). Даже в тех случаях, когда психоанализ пробудил скрытый психоз, не всегда следует врачу осыпать себя упреками: подобное может произойти с любым аналитиком, и в клинической практике избежать этого невозможно. Фрейд был также готов консультировать совместно терапевтов и пациентов. Так, однажды, прежде чем согласиться принять врача вместе с больным в Вене, Фрейд спрашивает, желает ли того сам пациент. В противном случае визит окажется бесполезным, а возможно, и вредным. Одно из ранних писем (от 3 октября 1920 г.) содержит непривычное выражение «страдательный конфликт» 48 . Фрейд выражает мнение, что лишь тот конфликт, который причиняет страдание, порождает достаточно энергии для усилий, необходимых в психоанализе. Там, где нет страдания, врачу делать нечего. В одном случае Фрейд порекомендовал решительные меры: отослать пациента в Южную Америку, чтобы тот попытался там найти свою судьбу. Подобные краткие практические указания типичны для писем Фрейда к Эдуардо Вейссу, и они оживляют корреспонденцию, словно рисунки, бегло набросанные рукой мастера. Письмо с исправленной датой — 3 марта вместо 3 апреля 1922 года — можно рассматривать как характерное «ошибочное действие», связанное с проблемой, знакомой каждому психоаналитику: как справиться с огромной, возможно, излишней нагрузкой от чересчур большого числа анализируемых. В тот период Фрейд, по всей видимости, анализировал в основном врачей. Он использует выражение «кандидат» и говорит, что проанализировал девять человек и только одного из них «пациента». Когда Вейсс, основатель Итальянского психоаналитического общества, в 1932 году попросил включить свою группу в Международное психоаналитическое объединение, он получил от Фрейда следующее послание (Freud/Weiss 1973, 81): Проф. д-р Фрейд 8. 5. 1932 Вена IX, Берггассе, 19 Дорогой господин доктор, Не извиняйтесь за недостаточно подробное письмо. То, что Вы мне сообщили, очень ценно для меня. И я тоже испытываю потребность избежать недоразумения! Отказ психоаналитика открыто принимать участие в оккультных исследованиях — это чисто практическая мера предосторожности и временное ограничение, а не выражение принципиальной позиции. Отказываться от этих исследований из подозрения и неведения означало бы и в самом деле следовать жалкому примеру наших противников. Насчет этого я вполне с Вами согласен. Согласен и с тем, что, когда трусливо обращаются в бегство, относясь с заведомым высокомерием к предположительно «сверхъестественному», это означает недостаток доверия к надежности нашего научного мировоззрения. 82 Переписка З.Фрейда (Мартин Гротьян) Однако наиболее мрачная глава в этой истории — деятельность медиумов. Несомненное шарлатанство медиумов, глупый и надуманный характер их результатов, трудности проверки, которые создаются специальными условиями их деятельности, очевидная невероятность утверждений — все это вынуждает к величайшей осторожности. Должны быть, однако, лучшие пути, чтобы проверить реальность того, что реально в оккультизме. Нынешняя техника контроля чересчур напоминает мне бессмысленные ограничения с визами и вывозом валюты с приводимыми объяснениями, которые ничуть не улучшают дела. Я ходатайствовал перед доктором Эйтингоном о скорейшем принятии Вашей группы, аргументируя это тем, что в данном случае руководитель берет на себя ответственность за всех остальных. Однако довод, что устав Международного объединения требует, чтобы члены сами сначала были проанализированы, до сих пор остается в силе. Мое любопытство, где находится Виа дей Граччи, остается неудовлетворенным. С живейшими пожеланиями успеха сердечно преданный Вам Фрейд. Некоторые письма Фрейда связаны также с переводами его трудов на итальянский язык, который был организован Вейссом. Эта работа наряду с практической деятельностью аналитика и собственными обширными исследованиями составила огромную заслугу Вейсса в деле распространения психоанализа в Италии. В одном из писем Фрейд говорит о переводческой деятельности (там же, 84-85): Проф. д-р Фрейд 12.4.1933 Вена IX, Берггассе, 19 Аорогой господин доктор, Итальянский «Моисей» особенно меня порадовал. Я привязан к этой книге, словно к дитяти любви. Три одинокие сентябрьские недели в 1913 году я каждодневно просгпаивал в церкви перед статуей, изучал ее, мерил, высчитывал, пока ко мне не пришло понимание, которое я решился лишь анонимно выразить в статье. И только много позднее я признал это неаналитическое дитя. Одно из тяжело выносимых последствий моего ухудшившегося здоровья — то, что я больше не могу посетить Рим (последний раз это было в 1923-м). Что касается господина М. Н. и Вашей пациентки, я готов ко всему, что может быть полезным для Вашей практики. Однако Вы знаете, надо всегда выжидать момент, когда пациентка сама живо пожелает этого визита. Если она просто даст себя привести и отнесется ко мне так же, как теперь к Вам, мы причиним ей лишь величайший вред. Стало быть, d. положительном случае я прошу от Вас точных сведений. С сердечным приветом Ваш Фрейд. 83 Переписка Фрейда с Джеймсом Джексоном Патнемом Переписка между Фрейдом и Джеймсом Джексоном Патнемом (1846—1918), человеком, проложившим путь психоанализу в США, теперь наконец стала доступной для изучения. Она началась в 1906 году и завершилась в 1917-м последним сообщением в период войны. Патнем всегда писал по-английски, Фрейд — неизменно на немещсом языке, но обычно латинским шрифтом, чтобы облегчить чтение своему адресату. Из 172 писем 163 опубликованы впервые. Письма Фрейда Патнему отличаются от прочей корреспонденции прежде всего тем, что они адресованы человеку на десять лет старше, хотя в ходе переписки это различие становится все менее ощутимым. Когда Джеймс Джексон Патнем впервые столкнулся с психоанализом, ему было шестьдесят три года. Он работал врачом в Бостоне, имел хорошее положение, являлся профессором неврологии в Гарвардском университете. Как сообщает Джонс, рке в 1906 году в первом номере «Журнала патологической психологии» («Journal of Abnormal Psychology») он опубликовал первую статью по психоанализу на английском языке, которая, правда, заключала негативную оценку 49 . Однако, подобно Гроддеку, в дальнейшем он пересмотрел свою позицию и в открытой дискуссии признал, что был не прав. В 1909 году вместе с психологом Уильямом Джемсом (1842—1910) 50 он ездил в Университет Кларка, чтобы послушать фрейдовские лекции по психоанализу. На Патнема они произвели глубокое впечатление, и профессор пригласил Фрейда вместе с Юнгом и Ференци на несколько дней к себе домой. В 1911 году Патнем основал Американскую психоаналитическую ассоциацию, став первым ее президентом51 . В период многолетнего пребывания Патнема в Торонто его секретарем был Джонс. На знаменитом Веймарском конгрессе 21—22 сентября 1911 года появление Патнема единодушно расценивалось как кульминация всего мероприятия. Поддержка с его стороны «дела» компенсировала для Фрейда недостаточное признание, с которым он столкнулся в Вене. Патнем открыл Конгресс своим докладом «Значение философии для дальнейшего развития психоанализа», который в дальнейшем повлек за собой дискуссию в «Центральном листке». Переписка между Фрейдом и Патнемом показывает, как сталкивались и боролись друг с другом взращенная на религиозной почве американская благопристойность Патнема и реализм Фрейда, ориентация на науку и отважный революционный дух. Фрейд всегда сознавал, насколько важен Патнем для психоанализа в Америке. Так, 18 декабря 1910 года он писал Абрахаму (Freud/Abraham 1965, 103): «Этот старик вообще огромное для нас приобретение». 20 августа 1912 года Фрейд пишет Патнему (Hale 1971, 366—367): Поскольку вчера исполнилось ровно три года с тех пор, как я предпринял поездку в Америку, которая мне среди других приобретений подарила знакомство с Вами, возможно, я смею сказать — Вашу дружбу, я не имею права далее откладывать ответ на Ваше присланное мне сюда письмо. Сердечно благодарю Вас за то, что Вы без обиды приняли отказ от запланированных Вами переводов. Я знаю, что Ваш идеал идет от этики и по нему Вы сверяете свою жизнь. Я слышал от Джонса, что Вы предпочли бы видеть в аналитиках вполне нормальных людей, однако мы все еще очень от этого далеки. Мне постоянно приходится преодолевать собственную обидчивость и самому обороняться от обидчивости других. После позорного отступления Адлера, который является одаренным мыслителем, но и злобным параноиком, я теперь испытываю проблемы с нашим другом Юнгом, который, по всей видимости, еще не завершил свое собственное развитие из невроза. Одна- 84 ко я смею надеяться, что Ют останется всецело верен нашему делу, и моя симпатия к нему не подверглась никаким особым ограничениям, несколько пострадала лишь личная близость. Я полагаю, что это не опровергает силы анализа, но указывает, что в нас она направлена не на самих себя, а на других и что мы (и это вполне естественно ) в конечном счете тоже являемся лишь двигателями, у которых запас энергии может иссякнуть. Письма не демонстрируют или почти не демонстрируют антагонизм Фрейда или его амбивалентное отношение к Америке. Они часто напоминают послания Фрейда Пфистеру, поскольку речь здесь тоже идет в первую очередь о религии и философии. 7 июня 1915 года Фрейд пишет (там же, 374—375): ...Основным впечатлением для меня остается, однако, что я намного примитивнее, неполноценнее, несублимированнее, чем мой друг в Бостоне. Я вижу его благородное честолюбие, высочайшую жажду знаний и сравниваю с ними свою ограниченность ближайшим, доступным, буквально малым и мою склонность довольствоваться тем, что достижимо. Я не думаю, что я не способен оценить Ваши устремления, однако меня пугает столь огромная неопределенность; я более труслив, нежели отважен, и часто готов пожертвовать многим ради ощущения, что я стою на надежной почве. Никчемность людей, в том числе аналитиков, всегда производила на нас сильное впечатление, но почему те, кто проанализирован, должны быть чем-то лучше? Анализ помогает стать цельным, но добрым сам по себе не делает. В отличие от Сократа и Патнема, я не считаю, будто все пороки происходят от своего рода неведения и неточности. Я думаю, что на анализ возлагается непосильная ноша, если от него требуют, чтобы он реализовал в каждом его драгоценный идеал... А месяц спустя, когда Патнем прислал ему свою книгу «О человеческих мотивах» 52 (Е. Freud I960, 320—322), он пишет следующее: Вена IX, Берггассе, 19, 8 июля 1915 г. Глубокоуважаемый друг! Ваша книга «О человеческих мотивах» наконец-то пришла — намного позднее уведомления. Я еще не закончил ее читать, однако уже изучил наиболее важные для меня разделы по религии и психоанализу и поддался импульсу кое-что написать Вам об этом. Разумеется, Вам не нужна ни моя оценка, ни моя хвала. Мне приятно думать, что эта книга произведет впечатление на Ваших земляков и во многих потрясет глубоко укоренившееся сопротивление. На странице двадцать я обнаружил рассуждение, которое считаю вполне приемлемым и для себя самого: «То accustom ourselves to the study of immaturity and childhood before... undiserable limitation of our vision'...» и т.д. Признаюсь, что это про меня. Несомненно, я некомпетентен рассуждать о других сторонах. Но я использовал эту односторонность для того, чтобы раскрыть тайное, ускользавшее от других. Таково же и оправдание моей защитной реакции. В односторонности тоже заключается нечто полезное. И наоборот, гораздо меньше означают те случаи, когда доводы в пользу реальности наших идеалов не производят на меня достаточно сильного впе- 85 чатления. Я не вижу перехода от психической реальности нашего совершенства к его фактическому существованию. Не удивляйтесь, Вы же знаете, как мало можно рассчитывать на аргументы. Арбавлю к этому: я не испытываю никакого страха перед господом Богом. Если мы однажды встретимся, я смогу предъявить ему больше упреков, нежели Он мне. Я спрошу Его, почему Он не наделил меня лучшим интеллектом, и Он не сможет судить меня за то, что я не нашел лучшего применения своей предполагаемой свободе (заметим в скобках, мне известно, что каждый отдельный человек содержит частицу жизненной энергии, однако не вижу, что общего имеет энергия со свободой и независимостью ). Вы должны также узнать обо мне, что я всегда оставался недоволен своим дарованием и умел даже обосновать для себя, в каком именно отношении, однако я воспринимаю себя как чрезвычайно морального человека, способною подписаться под прекрасным высказыванием Т. Фишера: «Этическое ясно само по себе». Я верю в чувство справедливости, а умение считаться с ближними, неудовольствие от причиненного другим страдания или предвзятости я причисляю к лучшему, чему мне удалось научиться. Я никогда не делал ничего низкого или злобного и не испытываю ни малейшей склонности к этому, однако и гордиться тут особо нечем. Порядочность, о которой мы сейчас говорим, я воспринимаю как социальное, а не сексуальное понятие. Сексуальная этика, как ее определяет общество (и доводит до крайности Америка), кажется мне весьма жалкой. Я отстаиваю несравненно более свободную сексуальность, хотя сам я очень мало попользовался этой свободой. Лишь настолько, насколько я сам отваживался дойти до границ разрешенного в этой области. Подчеркивание моральных требований в публичных выступлениях часто производит на меня удручающее впечатление. Все, что я видел из религиозно-этических обращений, не увлекало... Однако я вижу один пункт, где я могу идти с Вами рука об руку. Я не нахожу никакого ответа, когда спрашиваю себя, почему я всегда искренне стремился щадить других и по возможности обходиться с ними по-доброму, почему я не отказался от этого пути, когда заметил, что таким образом несешь одни убытки и превращаешься в наковальню, в то время как другие действуют жестоко и неумолимо. Естественно, такое поведение не назовешь разумным. Никакой особой тяги к этике в юности я тоже не испытывал, и я не получаю особого удовольствия, когда думаю, что лучше других! Вероятно, Вы первый, перед кем я этим хвастаюсь. Итак, мой случай можно было бы использовать как доказательство Вашего утверждения, что подобный идеализм составляет существенную часть наших задатков. Когда бы и у других почаще обнаруживались эти столь ценные задатки! В глубине души я уверен, что, если бы нашлось средство изучить сублимацию влечений так же основательно, как и их вытеснение, мы бы натолкнулись на чисто естеапвеннъъе психологические объяснения и Ваша человеколюбивая теория не пригодилась бы. Однако, как уже говорилось, об этом мне ничего не известно. Почему я (а также и шестеро моих взрослых детей) сделались порядочными людьми, мне совершенно непонятно. Но вот еще одно соображение: покуда знание человеческой души еще настолько несовершенно, что даже моих жалких способностей хватило для столь изобильных находок, еще чересчур рано высказываться за или против таких гипотез, как Ваша. Позвольте мне только исправить небольшую ошибку, не влияющую на ход мировой истории. Я никогда не был ассистентом Брейера, не наблюдал его знаменитый первый случай и услышал о нем лишь много лет спустя из сооб- 86 щений Ърейера. Это единственная встречающаяся у Вас историческая неточность. Под всем остальным, что Вы сообщаете о психоанализе, я готов без труда подписаться. Психоанализ и в самом деле сочетается с различными мировоззрениями, и разве он сказал уже свое последнее слово ? До сих пор мне еще не приходилось заниматься всеобъемлющим синтезом, я борюсь лишь за определенность, ради нее следует пожертвовать всем остальным. Сердечно приветствую Вас и желаю Вам крепкого здоровья и радости в работе. Сам я использую нынешний перерыв в работе для подготовки книги ", которая будет состоять из двенадцати статей по психологии. Искренне преданный Вам Фрейд. 'Приучать нас прежде к изучению незрелости и детства...[есть] нежелательное сужение нашего кругозора... ( англ.). " Из этих двенадцати работ по метапсихологии были опубликованы лишь первые пять, впервые появившиеся под названием «Влечения и их судьба» (1915, G. W. X, 210). От остальных семи не осталось ни следа. См. также письма Ау Андреас-Саломе от 30. 7. 1915 и 25. 5. 1916. Иногда Фрейд возражает против диктата строгой терминологии и предлагает многозначные формулировки, смысл которых может изменяться с развитием знания. Некоторые высказывания Фрейда звучат почти как хвала двусмысленности. Его личные замечания оставались весьма осторожными, тактичными, ободряющими, хотя по своей сути настойчивыми. Чем дольше продолжалась переписка, тем сильнее проявлялось расхождение между нарастающим разочарованием Фрейда, его стоицизмом и новоанглийским оптимизмом Патнема. С другой стороны, становится очевидным, в какой мере Патнем подкреплял интерес Фрейда к анализу сознательного, религии и философии. И даже конфликт между моральными идеалами Фрейда и Патнема не отдалил друг от друга этих людей; до самой своей смерти Патнем оставался верным сторонником Фрейда, назвавшим его в некрологе (1918) «величайшей опорой психоанализа в Америке» (G. W. XII). НЕОПУБЛИКОВАННАЯ ПЕРЕПИСКА ЗИГМУНДА ФРЕЙДА С ПИОНЕРАМИ ПСИХОАНАЛИЗА Существует целый ряд писем Фрейда, разбросанных по отдельности в работах Джонса и Шура, а также в томе писем, изданном Эрнстом Фрейдом («Зигмунд Фрейд, письма 1873—1939»). Некоторые из них из-за сложностей с авторским правом или же из соображений деликатности не были опубликованы полностью и аутентично и ожидают своего дня в архивах Фрейда. К их числу относится, например, переписка Фрейда с Эрнестом Джонсом (1879—1958), пионером психоанализа в Англии и верным биографом Фрейда. Этой переписке, по всей видимости, препятствовали два обстоятельства. Первое было связано не столько с языковым барьером, сколько с проблемами, которые испытывал Джонс с готическим почерком Фрейда. По этому поводу в письме от 20 ноября 1926 года (Freud, 1960, 387) Фрейд заметил: ...Вас удивит открытие мотива, который затрудняет мне переписку с Вами. Это классический пример маленьких ограничений, лежащих в основе нашей природы. А именно: мне очень сложно писать по-немецки латинским 87 шрифтом, как я делаю нынче. Меня тут же покидает легкость, то, что в более важных делах зовется вдохновением. Однако Вы часто давали мне понять, что Вы не в состоянии разобрать готический шрифт, так что мне осталось лишь два пути к взаимопониманию, но оба они вредят интимности: либо диктовать Анне письмо, чтобы она печатала его на машинке, либо прибегнуть к моему малопригодному английскому... Вторая причина постоянно сохранявшейся отчужденности между двумя друзьями была более личностной. 1 января 1929 года Фрейд писал: «Мне не дается выражение подобных нежностей, поэтому я легко могу показаться равнодушным, но в моей семье это знают лучше»