Главная Учебники - Разные Лекции (разные) - часть 19
|
В.Л. Римский, Заведующий отделом социологии Фонда ИНДЕМ Содержание Введение................................................................................................. 1 Понимания коррупции.......................................................................... 2 Межличностное доверие........................................................................ 7 Оценки уровня межличностного доверия в современной России..... 11 Низкий уровень межличностного доверия поддерживает коррупцию 15 Юридические доказательства коррупции и доверие......................... 16 Низкий уровень межличностного доверия не позволяет эффективно противодействовать коррупции в России.................................................... 19 Российские граждане не могут отказаться от взяток и неформальных платежей в детских садах.......................................................................... 20 Ассоциации частного бизнеса не содействуют снижению уровня коррупции во взаимоотношениях своих членов с органами власти.......................... 21 Сложно избавиться от коррупции в арбитражных судебных разбирательствах....................................................................................... 22 Основные выводы................................................................................ 23 Источники дополнительной информации........................................... 25 По межличностному доверию:........................................................ 25 По коррупции (публикации В.Л. Римского):.................................. 26 В настоящий период коррупция как социальное явление является слабо изученной. В результате существуют весьма разнообразные интерпретации результатов, как исследований коррупции, так и применения мер противодействия ей. В российском социуме не сформировалось согласие по оценкам коррупции, как социального явления, по тому, насколько оно вредно и можно ли вообще избавиться от коррупции в нашей стране. В таких условиях никакие экспертные позиции и оценки не могут считаться объективными. Предлагаемое ниже понимание коррупции и её связей с межличностным доверием является кратким изложением одной из научных гипотез автора и не обязательно отражает позиции Фонда ИНДЕМ, как и других организаций и экспертов. Коррупция – это довольно сложное и неоднозначно понимаемое социальное явление, развивающееся во времени, имеющее исторический характер и существенно зависящее от социальных условий, культуры и традиций той или иной страны. Например, в некоторых странах преподнести небольшой подарок чиновнику на день рождения или на праздник считается естественным действием, тогда как в других странах факт получения такого подарка будет восприниматься как грубое попрание общественной морали. Коррупция может проявляться в преступлениях, правонарушениях и различных этических отклонениях в поведении. С другой стороны, коррупция может проявляться в использовании должностным лицом своего статуса для получения незаконных преимуществ (что означает продажность этого должностного лица), либо в предоставлении таких преимуществ другому или другим должностным лицам (что означает их подкупаемость). Довольно часто коррупция проявляется в прямом воровстве финансовых средств или иных государственных или общественных ресурсов. Такое разнообразие проявлений коррупции в большинстве случаев имеет общие причины и закономерности взаимодействий в социуме, что и позволяет для научного анализа использовать общее понятие коррупции. Наиболее адекватным российским условиям, по-видимому, является признание коррупционными любых действий, нарушающих нормальное, нормативное регулирование и развитие той или иной отрасли, сферы деятельности, региона и страны в целом посредством использования публичных возможностей для реализации личных или корпоративных интересов в ущерб общественным. При этом интересы не обязательно должны быть материальными, они могут быть и нематериальными, когда действия производятся в соответствии с какими-то идеями или по идеологическим мотивам, например. Нормальным, нормативным регулированием и развитием той или иной сферы деятельности и страны в целом можно считать такое, которое к настоящему периоду зафиксировано в действующих международных документах и соглашениях, планах и программах развития нашей страны, её отдельных отраслей и регионов, в Конституции РФ и принятых на её основе законах и других нормативно-правовых актах. Коррупцией поэтому следует считать осуществляемое любыми способами и при любых условиях извлечение выгоды в корыстных целях из своего социального статуса или положения в системе государственной власти, частного бизнеса, в некоммерческой или общественной сфере. Коррупцией в этом смысле следует признавать не только незаконные, но и неэтичные и аморальные действия, а также действия, признаваемые в нашем обществе несправедливыми. Безусловно, юридически наказуемыми могут являться только действия, нарушающие нормы закона, но коррупция ими не исчерпывается: возможность юридической квалификации коррупционных действий не должна быть их единственным признаком. К коррупции, кроме того, следует относить любые действия, которые могут способствовать разложению государственной власти и системы государственного управления, разрушению процедур функционирования органов власти в общественных и государственных интересах при формировании и укреплении процедур их функционирования в личных или корпоративных интересах, а также в интересах очень узких социальных групп и т.п. Разнообразие проявлений коррупции и её широкое распространение в российском социуме привело к тому, что крайне редко те или иные действия граждан или должностных лиц могут однозначно квалифицироваться как коррупционные. Чаще всего, в оценках таких действий могут быть свидетельства, как наличия, так и отсутствия коррупции в них. При этом квалификация таких свидетельств во многом является субъективной: там, где одни российские граждане усматривают проявления коррупции, другие видят своеобразную норму поведения. Коррупционные проявления постоянно меняются, адаптируясь к мерам по их ограничению и возникновению новых условий совершения коррупционных действий. Такие постоянно происходящие изменения способствуют росту субъективности оценок того, какие действия относить к коррупционным, а какие – нет. Затрудняет квалификацию действий должностных лиц и граждан как коррупционные и то, что в современном российском законодательстве коррупция не имеет точного и чёткого юридического определения, такие определения всегда оценочные и неоднозначно интерпретируемые. А, поскольку почти всегда коррупционные действия совершаются скрытно, непублично, без свидетелей, то юридически обоснованные доказательства совершения коррупционных действий удаётся собрать крайне редко. При этом в современной юридической практике коррупцией считаются только преступления, признаки которых описаны в некоторых статьях Уголовного кодекса РФ. Но юридически достоверно обосновать наличие тех или иных признаков совершения такого преступления в силу описанных выше причин крайне сложно. В результате в России при массовом распространении коррупции случаи уголовных преследований за неё крайне редки (несколько тысяч случаев ежегодно), а соответствующие судебные процессы заканчиваются обвинительными приговорами ещё реже. Такое положение способствует расширению практики коррупции в государственном и муниципальном управлении, в частном бизнесе и некоммерческой сфере. Многие действия должностных лиц, оцениваемые как правило как коррупционные, производятся без нарушения законодательства, в рамках предоставленных этим должностным лицам полномочий, и не всегда можно юридически доказать личную выгоду для этих должностных лиц, связанную с совершением таких действий. В результате противодействие коррупции исключительно с помощью уголовных преследований должностных лиц является малоэффективным для целей снижения общего уровня коррупции. Потому что в их среде распространяется практика не сознательного отказа, а практика целенаправленного совершения коррупционных действий, но с применением юридических обоснований их правомерности, а также с использованием своих связей и знакомств в органах власти, в первую очередь, в правоохранительных, для ухода от уголовной и даже гражданской ответственности за участие в коррупции. В современной России социальная значимость того или иного должностного лица во многом определяется тем, насколько его связи и знакомства позволяют безнаказанно совершать коррупционные действия. Для эффективного противодействия коррупции следует учитывать, что возможна и так называемая институциональная коррупция, когда действующие социальные институты[1]
и социальная среда[2]
определяют совершение индивидами коррупционных действий, во многом независимо от их приоритетов и желаний. В результате к совершению коррупционных действий приводит воздействие социальных институтов и определяемых ими социальных норм, а не корыстные или иные интересы отдельных индивидов. Такая коррупция очень опасна и является массовой, потому что не всегда оценивается самими гражданами и должностными лицами как коррупция: такие действия становятся обыденными, выполняемыми по привычке, а сами социальные институты индивидами и органами власти не всегда замечаются. Поэтому при сохранении индивидуальной ответственности за совершение коррупционных действий, необходимо выявлять такие социальные институты, которые способствуют массовому совершению коррупционных действий, а затем менять эти институты на некоррупционные. Институциональная коррупция приносит России наибольшие потери, поскольку никакие органы власти, корпорации частного бизнеса и некоммерческие организации практически никогда не действуют в соответствии с нормативными и декларируемыми нормами. Реальные их действия регулируются неформальными, некодифицированными нормами, система которых практически не осмыслена. Все крупные проекты в политике, экономике и социальной сфере реализуются в нашей стране под регулированием неформальных норм, а потому их результаты непрогнозируемы и непредсказуемы для органов власти, частного бизнеса и некоммерческих организаций. Понятие доверия в современных социальных науках является многозначным в силу различий смыслов, которые исследователи ему приписывают. Для определённости далее предлагается понимать под доверием состояние сознания индивидов, характеризующееся верой в порядочность и доброжелательность индивидов, с которыми им приходится взаимодействовать, а также вера в то, что оба эти индивида в различных ситуациях будут действовать сходными способами, предсказуемо для партнёра по взаимодействию, с учётом его пожеланий и интересов, проявляя к нему определённую солидарность. Такая вера не предполагает рационального осмысления причин доверия или недоверия, которые одни индивиды испытывают к другим. Это рациональное осмысление возможно, например, в результате проведения интерпретаций социологических исследований доверия, но социальный феномен доверия не сводится ни к каким рациональным обоснованиям. Причина в том, что доверие включает и бессознательно, а потому некритически, усвоенные каждым индивидом в процессе его социализации, установки и стереотипы поведения в ситуациях социальных взаимодействий. Эти установки и стереотипы могут меняться под воздействием накопленного индивидом опыта социальных взаимодействий, но в силу того, что доверие определяется верой и эти изменённые установки и стереотипы чаще всего самими индивидами не осознаются. Рациональные объяснения того, в каких ситуациях и по отношению к кому проявляется доверие, индивиды чаще всего связывают с нормами морали и нравственности. Некоторые исследователи связывают с доверием «национальный характер, коллективный исторический опыт народа, фундаментальные общечеловеческие моральные ценности»[3]
. В научном анализе социальных взаимодействий следует при этом учитывать, что эти понятия не имеют общепризнанных пониманий, а, кроме того, тоже относятся к рациональному осмыслению доверия, не исчерпывающего полностью его содержания. Описанное выше понимание доверия относится к так называемому межличностному доверию, потому что относится к сфере социальных взаимодействий индивидов. В современной социологии изучается и так называемое институциональное доверие, т.е. доверие индивидов к социальным институтам. Институциональное доверие проявляется в готовности индивидов следовать нормам и правилам социального поведения, определяемым этими институтами, а также обычаям и традициям своего социума. Межличностное и институциональное доверие сильно связаны между собой в сознании индивидов. Эти два вида доверия разделяются скорее не содержательно, а в исследовательских целях, потому что действие социальных институтов на индивида всегда осуществляется во взаимодействии с другими индивидами, а потому и отношение к социальным институтам у многих индивидов определяется особенностями их межличностного доверия. В современных социумах межличностное доверие способствует формированию социальных общностей и социальных институтов. Причина в том, что межличностное доверие между индивидами сильнее проявляется при условии предсказуемости их действий в отношении друг друга. С другой стороны, состояние предсказуемости поведения индивидов в их взаимодействии укрепляет установки и стереотипы поведения, определяющие их взаимное доверие. На уровне сознания эта связь доверия и предсказуемости социальных действий рационализируется как взаимное понимание целей и мотивов партнёров по взаимодействиям, как согласованность их общих ценностей и норм деятельности. В результате высокий уровень межличностного доверия повышает вероятность осуществления формальных, в виде законов и инструкций, и неформальных, в виде неписанных норм поведения, согласований норм, правил и критериев оценки их соблюдения в тех или иных социальных группах. Эти нормы и правила становятся социальными институтами, способными при достаточно высоком уровне межличностного доверия, регулировать социальные взаимодействия в социуме. Пётр Штомпка развил теорию регулирования социальных взаимодействий, в которой не менее важную роль, чем доверию, он отвёл недоверию индивидов друг к другу. Пётр Штомпка исходит из того, что индивиды живут и действуют в мире, созданном в значительной степени другими индивидами и их действиями. Невозможно точно знать, какие решения они примут и какие действия осуществят. Поэтому в социуме всегда существует риск, то решения, принятые другими, и их действия могут принести вред конкретному индивиду. Этот риск увеличивается с ростом числа потенциальных партнёров по взаимодействиям, а также при усложнении социальной среды, окружающей индивидов, когда она становится всё менее контролируемой каждым из них. В результате, как пишет Пётр Штомпка, каждый индивид в социальных взаимодействиях вынужден делать ставки на те или иные действия своих партнёров. Ставки делаются, исходя из доверия к ним, или отказывая им в таком доверии. Доверие позволяет уменьшить неуверенность в действиях партнёров, предположить, что они будут поступать выгодно или хотя бы нейтрально для индивида. Недоверие повышает бдительность и осторожность индивида, заставляет его воздержаться от взаимодействий, создав тем самым защиту от возможной опасности от действий других[4]
. Большинство исследователей сходятся в том, что доверие есть уверенность в том, что другие индивиды выполнят свои социальные роли во взаимодействиях с ними, а связанные с этими взаимодействиями коммуникации будут вполне предсказуемыми. Фердинанд Теннис писал, что к доверию или недоверию ведёт не только индивидуальный опыт, но и чужой опыт, учёт уровня авторитета и репутации того или иного индивида. Но доверие, как он писал далее, «в значительной степени овеществляется самим общением», что происходит при выстраивании отношений с должностными лицами[5]
. В таких условиях индивиды доверяют им не в силу их личностных качеств, а в силу их должностных полномочий и известных норм, по которым они эти полномочия реализуют. Но будет ли индивид доверять или не доверять должностному лицу, определяется интеллектом и коммуникативным опытом индивида. Причём в развитом, стабильном современном социуме уровень доверия индивида должностным лицам весьма высок, потому что он ожидает от их действий вполне предсказуемых и понятных ему результатов. Как писал Теннис: «Мы не знаем машиниста поезда, на котором едем, капитана и штурмана корабля, на котором плывем, в большинстве случаев мы не знаем врача, с которым не только консультируемся, но которому доверяем наши тело и жизнь при хирургическом вмешательстве; зачастую мы не знаем адвоката, которому поручаем вести наше дело, а тем более судью, который принимает решение в нашу или не в нашу пользу и от которого мы, тая надежду, ждем помощи в восстановлении наших прав и нашей чести»[6]
. Оценки уровня межличностного доверия в современной России проводятся с помощью социологических исследований. В соответствии с международным стандартом, сложившемся в процессе взаимодействий социологов разных стран мира, для оценки межличностного доверия используются согласия или несогласия респондентов репрезентативных социологических опросов с утверждением, предлагающимся им в анкетах: «Большинству людей можно доверять». В некоторых случаях этот вопрос задают в более развёрнутой формулировке, примерно такой: «Считаете ли Вы, что большинству людей можно доверять или что, имея дело с людьми, надо всегда быть предельно осторожным?» Социологами считается, что ответы на вопросы такого рода показывают уровень межличностного доверия незнакомым индивидам, которые не являются родственниками, друзьями, близкими знакомыми, о которых у респондентов нет точной информации. В первой формулировке такой вопрос задавался в сравнительно недавно проведённом (в марте 2010 года) анкетном опросе по репрезентативной российской выборке Институтом социологии РАН. С мнением, что «большинству людей можно доверять» полностью согласилось 9% респондентов, а скорее согласилось с этим мнением 29% респондентов. Следовательно, общая доля тех, кто согласился с тем, что «большинству людей можно доверять» полностью или частично, составила в этом опросе 38%. Примерно столько же, а именно тоже 38% респондентов совершенно или скорее не согласились с этим мнением. И ещё 23% респондентов было трудно определиться со своей позицией[7]
. Для того, чтобы оценить уровень межличностного доверия в нашей стране, можно использовать сравнительные социологические исследования разных стран мира, в частности, результаты выполнения международного проекта, руководимого Р. Инглхартом, который называется «Всемирный обзор ценностей», или по-английски: World Values Survey – WVS. В этом проекте в период с 1980-х по 2000-е годы проводился мониторинг показателей межличностного доверия в нескольких десятках стран мира, включая и Россию[8]
. Последняя по времени волна исследования по проекту WVS проводилась в 2006 году. В соответствии с результатами этой волны уровень межличностного доверия в России составил 25%. При сравнении с данными Института социологии РАН следует учитывать, что в проекте WVS респондентам давали возможность выбора не из пяти, а только из трёх вариантов ответов: «большинству людей можно доверять», «надо всегда быть осторожным» и «затрудняюсь ответить». В любом случае уровень межличностного доверия в современной России и по данным WVS, и по данным Института социологии РАН оказался не самым низким и не самым высоким в мире. По данным WVS Россия находится по уровню этого показателя (25%) между Италией (28%) и Францией (19%) среди развитых стран, а среди развивающихся – рядом с Южной Кореей (28%), Индией (21%), Египтом (19%) и Аргентиной (17%). Необходимо учитывать только, что в странах с низким уровнем коррупции показатель межличностного доверия существенно выше российского: Швеция – 65%, Нидерланды – 43%, США – 39%, Япония – 37%, Германия – 34%, Великобритания – 30%[9]
. Данные WVS 5 волны для уровня межличностного доверия в России лучше, чем исследование Института социологии РАН 2010 года, соответствуют результатам ранее проведённых чисто российских исследований. По данным исследования А.Н. Татарко, которое правда было проведено не на всероссийской репрезентативной выборке, а только в Москве, Санкт-Петербурге, Пензе и Балашове (Саратовской области) в 2005 году уровень межличностного доверия составил 22%[10]
. В совместной монографии А.Н. Татарко и Н.М. Лебедева, сравнивая данные WVS 2, 4 и 5 волн с результатами своего исследования 2005 года, приходят к выводу, что уровень межличностного доверия в России должен оцениваться как существенно более низкий, чем в таких странах, как Япония, Китай, Швеция и США. Исследователи объясняют падение уровня межличностного доверия тем, что в эти годы в нашей стране разрушался старый, советский социальный капитал и должен был формироваться новый, основанный на рациональном, разумном доверии другим индивидам[11]
. Но формирование такого социального капитала пока далеко от достижения желаемого исследователями результата. В феврале 2009 года был проведён общероссийский опрос по репрезентативной выборке, целью которого было изучение межличностного доверия в России[12]
. Этот опрос стал частью международного социологического проекта «Сравнительные исследования доверия в различных странах в период глобализации», осуществлявшегося под руководством социологов Японии. Анализ данных этого исследования привёл к выводу о том, что в современной России «если воспользоваться терминологией Ф. Тённиса, смешаны черты Gemeinschaft (сообщества, основанного на родственных связях) и Gesellschaft (общества, основанного на чисто социальных связях)»[13]
. Эта особенность российского социума проявляется, в частности, в том, что наши сограждане близким родственникам доверяют существенно больше, чем сослуживцам по работе[14]
, не говоря уже о незнакомых людях. По уровням межличностного доверия можно выделить несколько «кругов общения», включающих более или менее близких индивидов. Доверие близким родственникам находится на уровне 56-57%, друзьям и дальним родственникам – 41-48%. А на более дальних «кругах общения» происходит буквально падение доверия: коллегам по работе и соседям доверят 21-26% респондентов, а знакомым – только 9%[15]
. В февральском опросе 2009 года изучалось не только декларируемое доверие, как результат ответа на вопрос о том, кому доверяют респонденты, но и фактическое доверие, как результаты их ответов на серию вопросов о том, к кому они обращались за помощью, а кому помогали сами[16]
. Оказалось, что российские респонденты чаще всего просили о помощи у своих матерей (45%), а у отцов – существенно реже (26%). У коллег по работе респонденты просили помощи почти в 1,5 раза реже (15%), а у начальников по работе – ещё в 2 раза реже (8%). Такой уровень фактического доверия к начальникам можно оценивать как одно из проявлений отчуждения российских граждан от управления, потому что к начальникам они обращаются за помощью только при крайней необходимости[17]
. В целом можно сделать вывод, что в современной России должностным лицам на основе имеющихся у них формальных полномочий доверяют намного меньше, чем коллегам по работе, и во много раз меньше, чем родственникам и близким знакомым. В результате российский социум является весьма сильно разделённым на узкие социальные группы, нередко называемые кланами или кликами[18]
, в которых межличностное доверие основано на родственных или дружеских связях[19]
. Такая социальная среда существенно способствует коррупции в самых различных взаимоотношениях и в решениях разнообразных проблем. В современном российском социуме уровень доверия должностным лицам определяется не тем, какими полномочиями они обладают и по каким известным нормам они действуют, а их личностными качествами. Поэтому для получения предсказуемого результата от действий таких должностных лиц индивидам приходится выстраивать с ними личностные, партикулярные отношения. Такие партикулярные отношения могут быть основаны на высоком доверии индивида к конкретному должностному лицу, но не ко всем исполняющим такие должности. Следовательно, такие отношения между индивидами и должностными лицами возникают при низком уровне межличностного доверия в социуме, когда социальный опыт индивидов показывает им, что доверять можно только тем, с кем хорошо знаком. При низком уровне межличностного доверия во взаимодействиях с должностными лицами индивидам невозможно надеяться на исполнение их полномочий в соответствии с формальными и публично декларируемыми нормами. Социальный опыт показывает индивидам, что наиболее вероятно осуществление действий должностных лиц в их собственных интересах, с минимальными затратами усилий, чтобы решить проблему того или иного индивида, к ним обратившегося. Нередко в таких условиях для получения решения своей проблемы от должностного лица индивид вынужден специальным образом мотивировать это должностное лицо, что и должно оцениваться как коррупционное действие, независимо от того, будет ли это мотивирование выражено в материальной или нематериальной форме. Изложенное выше понимание коррупции ближе к тому, которое используется в странах Европейского Союза, чем к тому, которое используется в современной России. В Европейском Союзе, в частности, введена не только уголовная ответственность за коррупцию, но и гражданско-правовая, т.е. не связанная с уголовными обвинениями, а предполагающая разбор в судах гражданских исков, в частности, о нарушениях прав и свобод, материальных и нематериальных интересов сторон. В частности, гражданские иски от понесших ущерб в результате коррупции, могут подаваться в суды в целях получения полного возмещения ущерба, что в современной России не реализовано. Такое понимание коррупции должно постепенно вводиться и в России, поскольку наша страна подписала Конвенцию Совета Европы о гражданско-правовой ответственности за коррупцию от 4 ноября 1999 года. Во второй статье этой Конвенции приводится следующее понимание коррупции: «Для целей настоящей Конвенции "коррупция" означает просьбу, предложение, дачу или принятие, прямо или косвенно, взятки или любого другого ненадлежащего преимущества или обещания такового, которые искажают нормальное выполнение любой обязанности, или поведение, требуемое от получателя взятки, ненадлежащего преимущества или обещания такового»[20]
. В Уголовном кодексе РФ термин «коррупция» вообще не используется, а для юридической обоснованности уголовного преследования за действия, чаще всего относящиеся к коррупции, необходимо, например, собирать доказательства того, что: -такое «деяние повлекло причинение существенного вреда правам и законным интересам граждан или организаций либо охраняемым законом интересам общества или государства» (статья 201); -коммерческий подкуп выразился в незаконной передаче должностному лицу «денег, ценных бумаг, иного имущества», либо в незаконном оказании «ему услуг имущественного характера за совершение действий (бездействия) в интересах дающего в связи с занимаемым этим лицом служебным положением» (статья 204); -был факт получения должностным лицом «взятки в виде денег, ценных бумаг, иного имущества или выгод имущественного характера за действия (бездействие) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц, если такие действия (бездействие) входят в служебные полномочия должностного лица либо оно в силу должностного положения может способствовать таким действиям (бездействию), а равно за общее покровительство или попустительство по службе» (статья 290) и т.п[21]
. В российской судебной практике в силу высокого уровня конфиденциальности и скрытности совершения коррупционных действий очень сложно юридически обоснованно доказывать существенность вреда, наносимого коррупционерами, связи их действий с имеющимися у них должностными полномочиями, предоставление им услуг именно имущественного характера и т.п. К этому добавляется ещё и коррупция в российской судебной власти, позволяющей сторонам судебных разбирательств влиять на решения судей. Поэтому российские коррупционеры крайне редко могут быть привлечены к уголовной ответственности. В странах Европейского Союза обвинения в коррупционных преступлениях тоже довольно редко могут быть юридически обоснованы. Но для обоснования гражданских исков к коррупционерам необязательно доказывать существенность вреда и связи их действий с имеющимися у них должностными полномочиями. В результате опасность быть признанным коррупционером в таких судебных разбирательствах настолько высока, что подавляющее большинство должностных лиц коррупционные действия не осуществляют. Ведь иначе они рискуют никогда больше не получить никакой значимой должности ни в органах государственного или муниципального управления, ни в частном бизнесе, ни в некоммерческих или общественных организациях. Их карьеры просто навсегда закончатся после совершения всего лишь одного коррупционного действия в период исполнения той или иной должности. Это с высокой вероятностью произойдёт ещё и потому, что европейские суды доверяют свидетельствам совершения коррупционных действий, получаемых от граждан и СМИ, а организации гражданского общества в европейских странах заставляют быть информационно открытыми органы власти, организации частного бизнеса, некоммерческие и общественные. В нашей стране суды существенно меньше доверяют свидетельствам граждан и СМИ, чем свидетельствам представителей органов власти. Корпоративная солидарность российских чиновников помогает им избегать уголовных наказаний за коррупцию с помощью представления в судебных разбирательствах доказательств невиновности коррупционеров. Низкий уровень межличностного доверия, характерный для современной России, существенно снижает эффективность противодействия коррупции в нашей стране. Большинство должностных лиц, предпринимателей и граждан нашей страны коррупцию считают негативным социальным явлением, требуют от правоохранительных органов и других органов власти усиления борьбы с коррупцией, ужесточения наказаний за совершение коррупционных действий и т.п. Но такое отношение к коррупционным действиям распространяется в нашей стране только на других индивидов, но не на самих себя. Подавляющее большинство наших должностных лиц, предпринимателей и граждан понимают, что их личный отказ от совершения коррупционных действий для решений своих проблем, проблем своих семей или корпораций, немедленно будет приводить к проигрышу в конкуренции за необходимые им ресурсы. Такие индивиды будут с существенно большими затратами времени и энергии получать решения своих проблем или не получать их вовсе. В их семьях будет формироваться негативное отношение к ним, неспособным вовремя и качественно решать возникающие проблемы. Должностные лица будут иметь проблемы с карьерным ростом. А корпорации будут проигрывать в конкуренции в сферах своей деятельности: в экономике, государственном или муниципальном управлении, политике и т.п. В результате в нашей стране подавляющее большинство должностных лиц, предпринимателей и граждан не только не готовы отказаться от участия в совершении коррупционных действий, но и формируют в сознании оправдания таких своих позиций. Нередко они даже не понимают, что совершали коррупционные действия, потому что аналогичные действия совершают многие и потому что они стали привычными способами решений проблем. И во многих случаях точно по нормам российских законов проблемы должностных лиц, предпринимателей и граждан, действительно, просто невозможно решить. Проиллюстрируем на примерах, как низкий уровень межличностного доверия препятствует эффективному противодействию коррупции в нашей стране. В системе дошкольного образования российские граждане постоянно вынуждены давать взятки и осуществлять неформальные платежи. Одна из причин такого положения в низком уровне доверия незнакомым индивидам. Родители отдают своих детей воспитателям детских садов, но не доверяют им. Поэтому родители хорошо понимают: их отказы от взяток и неформальных платежей, например, на проведение ремонтов, требуемых воспитателями и руководителями детских садов, приведут к плохому отношению к их детям. Родители не могут договориться между собой не давать взяток и неформальных платежей, потому что они не доверяют и друг другу. Родители хорошо понимают, что каждый из них должен выстраивать доверительные отношения с воспитателями и руководителями детских садов, они не доверяют им в соответствии с их должностными полномочиями. И отказ кого-то из родителей такие доверительные отношения с воспитателями и руководителями детских садов выстраивать, неизбежно будет приводить его к социальному отчуждению от других родителей. В таких условиях крайне сложно было бы существовать в детских садах не только детям этих родителей, но и самим родителям. В результате никакие призывы не давать взяток в детских садах не приводят к тому, что взяток и неформальных платежей в детских садах становится меньше. Не только воспитатели и руководители детских садов требуют их от родителей, но и сами родители без прямого вынуждения дают взятки и осуществляют неформальные платежи, чтобы за деньги получать услуги, которые должны были бы получать их дети при нормальном уровне доверия в соответствии с функциями, которые должны реализовывать детские сады. Большинство представителей частного бизнеса хотели бы вести свои взаимодействия с органами власти без коррупции, но их частный интерес всегда этому препятствует. Причина в том, что отказ от использования коррупционных действий в решениях проблем частных бизнесов с органами власти и в конкуренции с другими частными бизнесами в условиях современной России неизбежно приводит к проигрышу в конкуренции за получение государственных и муниципальных заказов, доступа к потребителям товаров и услуг, к необходимым для ведения частного бизнеса производственным и финансовым ресурсам. Ведь в современных российских условиях получение эксклюзивных льгот и преимуществ частными бизнесами, ассоциированными с теми или иными органами власти, является весьма значимым ресурсом их доминирования над возможными конкурентами. Одна из важнейших причин такого положения в глубоком недоверии владельцев и менеджеров частного бизнеса представителям других частных бизнесов и органов власти. Практически все представители частного бизнеса в современной России осознанно или неосознанно мотивируются в своих действиях тем, что любой конкурент будет готов использовать коррупционные действия для получения доминирующего положения на рынке. И отказ одного из частных бизнесов от коррупции не будет поддержан аналогичными отказами его конкурентов, а, напротив, будет использован для прекращения деятельности этого частного бизнеса. Ассоциации частного бизнеса могли бы по опыту развитых и успешно развивающихся стран мира представлять во власти и в противодействии коррупции в стране не частные интересы отдельных предпринимателей и менеджеров и не корпоративные интересы их бизнесов, а общие интересы бизнес-сообщества или его крупных групп, выделяемых обычно по отраслям или специфике деятельности. В развитых и успешно развивающихся странах мира более вероятно, что ассоциации частного бизнеса будут заинтересованы в противодействии коррупции, а не в получении эксклюзивных преимуществ для отдельных частных бизнесов коррупционными средствами. Но в условиях современной России представителям ассоциаций частных бизнесов в силу низкого уровня доверия друг другу не удаётся договориться об общих интересах в ведении своих бизнесов, конкурирующих между собой, а также с органами власти. Поэтому в современных российских условиях ассоциации частного бизнеса не могут содействовать снижению уровня коррупции с стране и отдельных отраслях экономики. Современный российский крупный и средний частный бизнес весьма активно решает свои хозяйственные споры в арбитражных судах. Предпринимателям и менеджерам частных бизнесов очень нравится то, что в таких судах разбирательства происходят по документам, суды, как правило, внимательно рассматривают кодифицированные юридические формулировки из этих документов, очень редко верят неподтверждённым документами свидетельствам. По этим основаниям предприниматели и менеджеры частных бизнесов оценивают арбитражные суды как наиболее профессиональные в современной России, а их решения – как наиболее обоснованные в сравнении с решениями других судов. Но при таком отношении предпринимателей и менеджеров частных бизнесов к арбитражным судам в них выявлен самый высокий уровень коррупции среди судов всех других юрисдикций. Причиной является глубокое недоверие сторон арбитражных судебных разбирательств друг к другу, которые считают себя процессуальными противниками, не имеющими общих интересов. В такой ситуации каждая из сторон арбитражного судебного разбирательства и рационально понимает, и бессознательно ощущает опасность того, что её отказ в даче взятки судье неизбежно приведёт к судебному решению в пользу противоположной стороны процесса, которая взятку даст. Естественно, такие взятки даются через посредников, не имеющих полномочий влиять на судебные решения, поэтому юридические доказательства взяточничества собрать практически невозможно. Но представителям российского бизнес-сообщества из-за низкого уровня доверия друг другу невозможно и договориться о том, чтобы никто не давал взяток в арбитражных судебных разбирательствах, чтобы решения судей в этих процессах были максимально объективными и профессиональными. А снизить уровень коррупции в арбитражных судах без активного противодействия ей со стороны представителей частного бизнеса невозможно. Коррупция, как довольно сложное и неоднозначно понимаемое социальное явление, не может полностью определяться уровнем социального доверия. Но низкий уровень социального доверия в современной России наряду с низким уровнем социальной солидарности, низким уровнем доверия социальным институтам, очень ограниченным горизонтом предвидимого будущего, высоким уровнем социальной дифференциации и другими особенностями российской социальности, существенно способствует распространённости коррупции в нашем социуме. Особенностью межличностного доверия в современной России является то, что индивиды испытывают доверие во многом только к родственникам, друзьям или близким знакомым, а доверия к малознакомым или вообще незнакомым индивидам у них в разы меньше. Поэтому российские граждане мало доверяют представителям безличных социальных институтов: органам власти, частному бизнесу, некоммерческим и общественным организациям и другим. Поэтому при решениях своих проблем с использованием таких социальных институтов индивиды не могут надеяться на исполнение должностными лицами своих полномочий в соответствии с формальными и публично декларируемыми нормами. И для такого исполнения должностными лицами своих полномочий в интересах гражданина он нередко бывает вынужден использовать коррупционные действия, т.е. давать взятки или иным образом в материальной или нематериальной форме мотивировать этих должностных лиц. Такие действия обоих сторон – граждан и должностных лиц – должны оцениваться как коррупционные, независимо от того, квалифицируются ли они таким образом нормами Уголовного кодекса РФ. Падение межличностного доверия к малознакомым или вообще незнакомым индивидам, кроме того, приводит к отчуждению российских граждан от управления во всех сферах и на всех уровнях: государственном, муниципальном, в частном бизнесе и некоммерческой сфере. Российские граждане в подавляющем большинстве выбирают стратегии не изменения формальных правил своих взаимодействий и среды своей жизнедеятельности через легальное влияние на соответствующих должностных лиц, а коррупционную адаптацию к принимаемым ими решениям и процедурам их исполнения. В результате российская коррупция постоянно меняет свои формы, отчасти сохраняя и старые, но общий уровень её не снижается, а растёт в ответ на расширение государственного регулирования во всех сферах жизни. 1. Готово ли российское общество к модернизации? / Под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, Н.Е. Тихоновой. – М.: Издательство «Весь Мир», 2010. – 344 с. 2. Латов Ю.В. Декларируемое и фактическое межличностное доверие в современной России. Режим доступа: http://www.hse.ru/data/2010/05/12/1217374005/Межличностное доверие - Латов - 27.4.2010 - для ГУ-ВШЭ.doc 3. Патрушев С.В., Айвазова С.Г., Кертман Г.Л., Клемент К.М., Машезерская Л.Я., Мирясова О.А., Павлова Т.В., Хлопин А.Д., Цысина Г.А. Доверие, гражданское действие, политика: опыт `старых` и `новых` демократий // Россия реформирующаяся. Ежегодник / Отв. Ред. М.К. Горшков. - Вып.7. - М.: Институт социологии РАН, 2008. С. 518-540. Режим доступа: http://www.isras.ru/files/File/publ/year-2008/Doverie_gragdanskoe%20dejstvie.pdf 4. Рукавишников В.О. Межличностное доверие: измерение и межстрановые сравнения. // Социологические исследования, № 2, 2008. Режим доступа: http://www.isras.ru/files/File/Socis/2008-02/rukovishnikov_mezh.pdf 5. Татарко А.Н. Психологические исследования социального капитала в современной России: http://www.hse.ru/data/692/663/1234/1.doc 6. Татарко А.Н., Лебедева Н.М. Социальный капитал: теория и психологические исследования. Монография. – М.: РУДН, 2009. – 233 с. Режим доступа: http://www.ecsocman.edu.ru/data/2010/11/12/1214795196/Татарко,Лебедева_Социальный капитал_теория и психологические исследования.pdf 7. Теннис Ф. Общность и общество // Социологический журнал. 1998. №3/4. С. 207-229. Доступ в библиотеке Русского гуманитарного Интернет-университета: http://www.i-u.ru/biblio/archive/bankovskiy_teoretiheskaja/02.aspx 8. Штомпка П. Социология. Анализ современного общества: Пер. с польск. С.М. Червонной. – М.: Логос, 2008. 1. Бюрократия, клиентелизм и коррупция // Общественные науки и современность. 2004. № 6. – С. 68-79. 2. Системность российской коррупции и возможности противодействия ей // Государственная политика противодействия коррупции и теневой экономике в России / Материалы Всероссийской научной конференции (Москва, 6 июня 2007 г.) – М., Научный эксперт, 2007. – С. 177-189. Режим доступа: http://www.rusrand.ru/netcat_files/Korrupciya.pdf 3. Бюрократия, клиентелизм и коррупция в России // Полития. Анализ. Хроника. Прогноз. №1(44). 2007. – С. 65-84. 4. Коррупционная адаптация российской элиты // Элиты и будущее России: взгляд из регионов. Выпуск второй. Сборник материалов международной научно-практической конференции. Отв. ред. В.Г. Игнатов. – Ростов-на-Дону; Изд-во СКАГС. 2007 – С. 164-166. 5. Коррупция во взаимодействиях российских граждан с представителями органов власти // Общественные науки и современность. 2008. № 5. – С. 59-67. 6. Коррупционные изменения в российской политической культуре // Россия: тенденции и перспективы развития. Ежегодник. Выпуск 3. Часть II. - М.: ИНИОН РАН, 2008. – С. 68-73. [1]
Социальный институт (social institution) здесь понимается как совокупность норм, предписаний и требований, связанных с определенной организационной структурой, посредством которых общество контролирует и регулирует деятельность индивидов в наиболее важных сферах общественной жизни. Социальные институты, как правило, являются исторически сложившимися устойчивыми формами организации совместной деятельности и взаимодействий индивидов. Институты не всегда осознаются индивидами, но регулируют их действия. А для обеспечения соблюдения норм, предписаний и требований социального института в обществе, как правило, создаются и функционируют соответствующие социальные организации. [2]
Социальная среда (social environment) здесь понимается как совокупность материальных, экономических, социальных, политических и духовных условий существования, формирования и деятельности индивидов и социальных групп. Социальная среда включает политику, экономику, некоммерческую и общественную сферы, а также общественное сознание и культуру в широком смысле, т.е. не только искусство и литературу, но и нормы взаимодействий индивидов между собой, стереотипы социального поведения и т.п. Поэтому социальная среда для каждого индивида включает и его ближайшее социальное окружение, т.е. семью, трудовую или учебную и другие социальные группы, в которые индивид входит. Социальная среда во многом неосознанно для индивида формирует его психику и его бессознательное, а также неосознаваемые мотивы его социального поведения. [3]
Рукавишников В.О. Межличностное доверие: измерение и межстрановые сравнения. // Социологические исследования, № 2, 2008. Режим доступа: http://www.isras.ru/files/File/Socis/2008-02/rukovishnikov_mezh.pdf [4]
Штомпка П. Социология. Анализ современного общества: Пер. с польск. С.М. Червонной. – М.: Логос, 2008. – С. 325-326. [5]
Теннис Ф. Общность и общество // Социологический журнал. 1998. №3/4. С. 210-211. [6]
Там же. – С. 211. [7]
Готово ли российское общество к модернизации? / Под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, Н.Е. Тихоновой. – М.: Издательство «Весь Мир», 2010. – С. 170. [8]
Там же. – С. 169-170. Подробнее с проектом “World Values Survey” можно ознакомиться на его сайте: http://www.worldvaluessurvey.org [9]
Там же – С. 172-173. [10]
Татарко А.Н. Психологические исследования социального капитала в современной России: http://www.hse.ru/data/692/663/1234/1.doc [11]
Татарко А.Н., Лебедева Н.М. Социальный капитал: теория и психологические исследования. Монография. – М.: РУДН, 2009. – С. 44-49. Режим доступа: http://www.ecsocman.edu.ru/data/2010/11/12/1214795196/Татарко,Лебедева_Социальный капитал_теория и психологические исследования.pdf [12]
Этот опрос проводил ВЦИОМ по заказу социологов из Тюменского государственного университета. Использовался метод стандартизированного интервью по месту жительства респондентов. Выборка составила 1600 человек в возрасте от 20 лет и старше, проживающих в различных городах и селениях России. [13]
Латов Ю.В. Декларируемое и фактическое межличностное доверие в современной России. С. 1. Режим доступа: http://www.hse.ru/data/2010/05/12/1217374005/Межличностное доверие - Латов - 27.4.2010 - для ГУ-ВШЭ.doc [14]
Там же. – С. 1-2. [15]
Там же. – С. 2. [16]
Там же. – С 5. [17]
Там же. – С. 6. [18]
Клика (от франц. clique - шайка, банда) – первичная группа, члены которой объединены тесными неформальными связями, взаимными симпатиями, непосредственностью общения, общностью интересов, чувств, стремлений. Представляет собой группу соратников. Существуют дворцовые, финансовые, управленческие и другие клики. Иногда понятие "клика" употребляется для обозначения группы людей, тесно сплоченных между собой ради достижения любыми средствами определенного рода корыстных целей. С.А. Эфиров // Российская социологическая энциклопедия / Под общей редакцией академика РАН Г.В.Осипова, 1998 [19]
Латов Ю.В. Декларируемое и фактическое межличностное доверие в современной России. С. 9-10. Режим доступа: http://www.hse.ru/data/2010/05/12/1217374005/Межличностное доверие - Латов - 27.4.2010 - для ГУ-ВШЭ.doc. [20]
Конвенция о гражданско-правовой ответственности за коррупцию. Совет Европы, Страсбург, 4 ноября 1999 года. Режим доступа: http://www.echr-base.ru/CED174.jsp
| |||||