«Международное отношение: Экономика» Таджикский государственный университет коммерции Кафедра истории и филологии «Экономическое и культурное развитие стран Центральной Азии в составе Кушанского царства» Выполнил студент 1-го курса заоч- ного отделения специальности 0606 «Международное отношение: Экономика» Маджидов Рустам Принял ст. преп. Лугманов Душанбе – 2006г . Содержание 1. Экономика Средней Азии в Кушанское время 1.1 Сельское хозяйство. Ирригация …………….……………………………………… 2 1.2 Строительное дело и ремесла ……………………………………………………….. 2 1.3 Внешняя и внутренняя торговля …………………………………………………… 3 2. Культура и религия Кушанской Средней Азии 2.1 Памятники письменности …………………………………. …………………….… 4 2.2 Религиозные верования ……………………………………………………………... 6 2.3 Искусство ……………………………………………………………………………… 8 1. ЭКОНОМИКА СРЕДНЕЙ АЗИИ В КУШАНСКОЕ ВРЕМЯ Сельское хозяйство. Ирригация Детальное археологическое обследование обширных территорий, проведенное археологами, показывает, что практически все основные области Средней Азии были уже освоены в сельскохозяйственном отношении. На равнинах развивалось земледелие, преимущественно орошаемое, а также скотоводство. Грандиозный размах приняло ирригационное строительство. Целые системы каналов были построены и функционировали в Хорезме, в Зеравшанской долине и др. Древние каналы кушанского времени выявлены и в Таджикистане, в частности в Вахшской долине. Для орошения использовалась вода не только рек, но и родников, которые в ту эпоху, несомненно, были более многочисленны, чем теперь. Так, например, в северной части Вахшской долины, основные земли которой орошались из магистрального канала, выведенного из р. Вахш, группа поселений, например городище Халкаджар вблизи пос. Уялы, была расположена на верхней террасе, куда сейчас вода подается с помощью насосов. В кушанское время такие поселения и окружающие их поля снабжались водой из горных родников. Вместе с тем здесь, как и в Яванской долине, практиковались, по-видимому, и богарные посевы. Богарное земледелие было распространено в предгорных и горных районах. В кушанское время была освоена вся долина верхнего Зеравшана, вплоть до современной Матчи. Земледельческая техника продолжала оставаться очень примитивной. Может быть, наибольший прогресс наблюдался в ирригации. При раскопках Тал-и Барзу найден железный наконечник омача (сохи), В I в. н. э. начинается распространение жерновов. Древнейшие ручные жернова найдены в одном погребении в Карамазарских горах. Первоначально жернова были очень небольшими, затем размер их значительно увеличивается и их становится, особенно в III—IV вв., больше. Письменные источники и археологические находки свидетельствуют, что в кушанский период среднеазиатские земледельцы возделывали почти все культуры, известные и в средневековье: зерновые, технические, садовые, кормовые и др. Характерно разнообразие сортов. Так, в Хорезме в III—IV вв. н. э. выращивались как винные, так и столовые сорта винограда. Народная селекционная работа, проводившаяся из поколения в поколение, способствовала появлению высокоурожайных и приспособленных к местным условиям сортов. Не случайно соседи Сред­ней Азии заимствовали многие сельскохозяйственные культуры у ее народов (например, китайцы — культуру люцерны и грецкого ореха). В равнинах, окруженных горами, в частности в Ферганской, раз­вивается отгонное скотоводство, связанное с полукочевым образом жиз­ни части населения. Высоко породный скот ферганцев, особенно фер­ганские кони, по-прежнему вызывали зависть соседей и широко выво­зились за пределы Ферганы. Строительное дело и ремесла При археологических раскопках обнаружены следующие типы со­оружений: 1) дворцовые постройки, 2) культовые сооружения, 3) жи­лые дома, 4) производственные сооружения, 5) хранилища, 6) фортификационные сооружения, 7) ирригационные сооружения и т. д. Боль­шинство типов этих сооружений встречалось не изолированно, а в соче­тании друг с другом. Четкое функциональное определение тех или иных конкретных памятников не всегда возможно: так, например, нельзя исключить вероятность, что в Халчаяне был не дворец, а храм. Общественные сооружения нередко носили монументальный харак­тер. Замки и дворцы правителей имели значительные размеры, возно­сились на высокие платформы, окружались прочными укреплениями. Большие залы с высоко посаженными перекрытиями были украшены великолепными произведениями пластического искусства, замечательными настенными росписями. Стены были очень массивными. Среди культовых сооружений некоторые были небольшими. Так, например, центральная часть буддийского святилища в Айртаме (близ Термеза) очень невелика. Но и она была украшена каменными горелье­фами (знаменитый айртамский фриз). Жилая застройка не всегда отличалась высоким качеством. Неред­ко это были неаккуратные небольшие комнатки, стены которых были покрыты простой саманной штукатуркой. Вместе с тем встречались и просторные помещения с алебастровым покрытием стен. По-видимому, характер и планировка жилых помещений отражают как местные тра­диции, так и социально-имущественную дифференциацию общества. Больших достижений добились и среднеазиатские инженеры-форти­фикаторы. Могучие крепостные стены, усиленные выступающими баш­нями, сложные предвратные сооружения, частые бойницы — все это стояло на уровне лучших достижений фортификации своего времени. А в долинах Западного Памира были возведены громадные крепости: Каахка, Ямчун и др., расположенные на основных коммуникационных линиях и образующие систему взаимосвязанных долговременных укреп­лений. В строительстве находили применение разнообразные материалы. Для возведения стен обычно употреблялись пахсовые блоки и сырцо­вый кирпич (был распространен кирпич квадратного формата, сторон-а которого имела от 32 до 44 см). Иногда, особенно в горах, в качест­ве стенового материала находил употребление и камень-плитняк. Жженый кирпич употреблялся мало и робко. В Бактрии продолже­ние эллинистической традиции при наличии соответствующих природ­ных материалов привело к широкому применению каменных деталей для несущих конструкций и для декорации: простые, так называемые торовидные, и более сложные, профилированные «аттические» базы колонн; каменные стволы колонн; великолепные каменные капители, варьирующие и развивающие тип коринфской капители (на капители, най­денной в Шахринау, изображения человеческих фигур и грифонов); каменные основания пилястр и т. д. Стволы колонн и перекрытия нередко были деревянными. В перекрытиях находили применение и кера­мические черепицы. Конструкции перекрытий были столбово-балочными и сводчато-ароч­ными. Впрочем, последние применялись лишь при сравнительно небольших проемах. Своды выполнялись в технике наклонных отрезков. Ремесленное производство развивалось как в крупных городах, так и в небольших населенных пунктах. Мы знаем об этом благодаря бесчисленным находкам предметов материальной культуры и целых ре­месленных мастерских. Так, например, во многих местах выявлены ос­татки гончарного производства. Известно, что гончары производили обжиг в печах нескольких типов. В этих же печах производился и обжиг терракот. Керамические изделия этого периода извлечены в про­цессе раскопок в огромном числе. Разнообразие типов и форм посуды очень велико; сосуды удовлетворяют самым высоким стандартам, особенно это касается столовой и парадной посуды. Так, кубки из могильника Туп-хана (в Гиссаре) имеют тончайшие стенки, тщательно заглаженные и отполированные. Прошло две тысячи лет, но их стенки звенят, словно они хрустальные! Парадная посуда покрыта различными штампованными украшениями, имеет фигурные ручки и т. д. Металлическая утварь и украшения производились также почти по­всеместно. Бронзовые сосуды, подсвечники, зеркала, браслеты, серьги, кольца и многие другие предметы употреблялись в повседневном быту населения. Набор этих предметов был очень велик, качество изготовления — высоким. Найдены литейные формы, в которых производилась отливка изделий. Стеклянные изделия представлены также разными предметами. Особенно много бус, среди которых выделяются мозаичные, сверкающие, искрящиеся всеми цветами радуги; найдены мозаичные бусы с человеческими изображениями. Очень эффектны также двухслойные золоченые бусы: их ядро покрыто тончайшей золотой фольгой, наружный слой из бесцветного прозрачного стекла. Обильной была продукция оружейных мастерских. Оружие дальнего боя — лук — значительно совершенствуется в эту эпоху. Получает рас­пространение особый вид сложносоставного лука, имеющий пяти-частную форму, оклеенный костяными или роговыми пластинами. Родиной этого мощного оружия является Средняя Азия, позже он распростра­няется в Сасанидском Иране. Поэтому распространенное в западной литературе название «Сасанидский» является неудачным, его правиль­нее было бы именовать, как предложено советскими учеными, «кушано – сасанидским». Из Средней Азии этот тип лука проник к сарматам и дальше на запад вплоть до Шотландии, на юге — в Иран и Индию, на востоке — в Китай. При раскопках среднеазиатских памятников найдены костяные и роговые пластинки, которыми были покрыты поверх­ности лука, а в нескольких случаях — целые или поддающиеся реконст­рукции сложносоставные луки. Стрелы были деревянными или тростниковыми, наконечники стрел — железными, нескольких типов. Наиболее широко были распространены наконечники с черешком и тремя треугольными выступами — лопастями. К концу этого периода появляются наконечники со сложно профилированной боевой частью. Воины были вооружены кинжалами и мечами. В Средней Азии первых веков нашей эры преобладали крупные (до 1,2 м длиной) железные двух лезвийные мечи без перекрестия и с длинной штангообразной рукоятью. Из других видов оружия следует упомянуть копье, боевой топор, пращу. Для ведения строительства и для функционирования ремесленных мастерских необходимо было иметь сырье. Добыча полезных ископаемых в кушанское время резко возросла. Из недр земли извлекались металлические ископаемые, строительные материалы, полудрагоценные и драгоценные камни и т. д. Часть продукции горного и металличе­ского ремесла шла на экспорт. Внешняя и внутренняя торговля Для кушанской эпохи характерно наличие развитой монетной системы, разнообразных номиналов, обильного чекана. Все это свидетельствует о существовании в стране товарного производства и обраще­ния. В этой связи важно то обстоятельство, что основную часть кушанской эмиссии составляли медные монеты. Это может свидетельство­вать о внедрении денежного обмена в сферу повседневной жизни. При изложении исторической канвы кушанского царства были уже отмечены некоторые существенные изменения, которые претерпел кушанский чекан в различные периоды. Вместе с тем следует заметить, что нумизматы до сих пор уделяли основное, почти исключительное, внимание классификационной обработке кушанских монет, вопросам иконографии и т. д. Социально-экономическая сторона до сих пор остается практически неразработанной. Наряду с внутренней большого развития достигает и внешняя торговля. Плиний (XII, 84) сообщает об огромном объеме ввоза (на 100 млн. сестерциев) из Индии, страны серов (Восточный Туркестан) и Аравии в пределы Римской империи. Определенная часть этого им­порта происходила с территорий кушанского царства, в том числе среднеазиатских. Так, по словам Плиния (XXXIV, 145) из Серики вывозилось в Римскую империю высоко ценившееся железо. Как предполагает М. Хвостов, речь идет о привозе в Римскую империю не самого железа, а изделий из него. Можно также думать, что, по крайней мере, часть этого железа, как и других товаров, происходила на самом деле из Средней Азии. Для более позднего времени — средневековья — экспорт железа и изделий из него за пределы Средней Азии неоднократно отмечается арабскими географами IX—X вв. Есть данные о том, что бактрийские купцы проникали в пределы Римской империи, в частности в один из крупнейших торговых центров — Александрию в Египте, с другой стороны — римские купцы приезжали в Среднюю Азию 133 . В Средней Азии имеются, причем довольно многочисленные, на­ходки римских изделий, а также римских монет — все это ясно документирует глубину и размах римско-среднеазиатских связей. Ввоз в Среднюю Азию предметов римского (точнее — средиземноморского) производства способствовал изготовлению аналогичных вещей в самой Средней Азии. Римские произведения искусства оказали значительное влияние на эволюцию среднеазиатского искусства, в частности на сложение гандхарского искусства, которое господствовало в Северо – Западной Индии, Афганистане и, по-видимому, на юге Средней Азии. Велась торговля и с Китаем. Через Среднюю Азию пролегал «шел­ковый путь», по которому следовали на запад караваны с шелком. Шелковые изделия оседали и в самой Средней Азии—так, например, если верить сообщению Флора (3,11), у парфян уже в середине 1 в. до н. э. были шелковые знамена. Наряду с шелком в Среднюю Азию из Китая привозились бронзовые зеркала, лаковые изделия и др. Велик был и среднеазиатский экспорт в Китай. Во второй книге «Махабхараты» — «Сабхапарва», которую датиру­ют второй половиной IV в. н. э., упоминается о дарах, которые были привезены к царю пандавов Юдхиштхире, жившему в районе совре­менного Дели, представителями различных народов, среди которых были и среднеазиатские. Эти представители преподносили царю дары, которые, очевидно, соответствовали обычным предметам импорта из этих областей. Так, из страны Бахли (Бактрии) доставили «шерстяные одеяла, соразмерные, красивой окраски, приятные на ощупь», различ­ные ткани, овечьи шкуры, оружие, драгоценные камни; «шаки» (саки), «тукхары» (тохары), «канки» (кангюй) доставили коней, «способных пройти долгий и далекий путь» («Махабхарата», II, 47). Археологические данные показывают, что велась торговля и с приуральскими и поволжскими сарматскими племенами. Через их терри­тории проходили торговые пути, связывающие Среднюю Азию с Кавказом и Причерноморьем. Выше упоминалось о появлении бактрийцев в Александрии, в Египте. Согдийцы основывали целые торговые фактории далеко за пределами Согда. В Дуньхуане (Восточный Туркестан) найдены письмена начала IV в. н. э. на согдийском языке. В одном из писем упоминается, что в Друане (Дуньхуане) находилось 100 свободных (или благородных) самаркандцев. Как не без основания полагает В. Б. Хеннинг, общее число согдийцев (вместе с рабами и членами семей) в этом городе должно было достигать тысячи. Некоторые из писем содержат сведения о товарах, ценах и т. д. Согдийцы, жившие в Восточном Туркестане, поддерживали самую тесную связь со своей метрополией в Самарканде, где оставались жить их родственники. 2. КУЛЬТУРА И РЕЛИГИЯ КУШАНСКОЙ СРЕДНЕЙ АЗИИ Памятники письменности Кушанское время характеризуется серьезными сдвигами в области духовной культуры народов Средней Азии. Это был период сложных и во многом противоречивых явлений, переплетающихся тенденций и вли­яний. Уже в IV—II вв. до н. э. в Средней Азии возникают, на базе арамейской, местные письменности. Древнейшими памятниками согдийского письма являются надписи на согдийских монетах начала нашей эры. Далее следуют «старые согдийские письма». В них знаки ясно различаются и большей частью не соединяются друг с другом. Это письмо еще не далеко отошло от арамейского прототипа. Вместе с тем, по словам В. А. Лившица, эти письма показывают, что в то время «уже сложились основные нормы согдийского письменного языка, сохранявшиеся, по крайней мере, до X в.». «Старые согдийские письма», которые, как показал В. Б. Хеннинг, датируются 312—313 гг. н. э., являются не только важными истори­ческими документами, но и образцами эпистолярной прозы. Подлинные события человеческой жизни отражены в них с безыскусной правди­востью. Натиск хуннов, тревожные дни согдийских колоний, страх, гнев и любовь — вся гамма человеческих чувств и переживаний без каких-либо литературных украшений запечатлены в этих документах. Горечью и обидой проникнуто письмо, адресованное молодой согдианкой Меванчой (это имя означало «тигренок» или «кошечка») своей ма­тери в Самарканд. Ее опекун, которого зовут Нанидат, хочет против ее воли жениться на ней, и она диктует писцу: «Лучше я буду же­ной собаки или свиньи, чем женой Нанидата» (перевод В. А. Лившица). Прошло некоторое время, и Меванча вновь пишет матери. Она не только стала женой Нанидата, но и отзывается о своем муже с лю­бовью и уважением. Что ж, такие коллизии не раз запечатлены в мировой литературе! В Сурх-Котале (к югу от Кундуза) было найдено несколько надписей, написанных кушанской разновидностью греческого алфавита. Язык же надписей оказался восточно-иранским, ранее практически неизвест­ным. Это обусловило трудности в их расшифровке, которой занимались А. Марик, Э. Бенвенист, В. Хеннинг, И. Гершевич, Я. Харматта, X. Хумбах и др. Одна надпись состояла из 25 строк. До сих пор не существует ее полного общепринятого перевода, причем исследователи расходятся во многих важнейших пунктах, в частности в том, кто в надписи подра­зумевается (или назван) строителем храма. Один из вероятных вариан­тов перевода предложен В. А. Лившицем: «Этот акрополь — храм, [называемый] Канишка Победитель, которым господин царь почтил Канишку. И вот, когда первоначально было закончено [сооружение] акро­поля, тогда высохли внутри [акрополя] находящиеся [вместилища] воды, в результате чего акрополь остался без воды. И когда от сильного летнего зноя наступила засуха, тогда боги из [их] гнезда [храма] были унесены — и изображения [богов] и скульптуры [богов]. И акрополь опустел — до тех пор, пока в 31 году правления, в месяце нисане, пришел сюда к храму наместник Ноконзок, любимый царем, наиболее дружественный к царю, сиятельный [«сын бога»], старающийся [?], делающий добро, полный добродетелей, чистый помыслами по отношению ко всем существам. Затем он акрополь обнес стеной, вырыл колодец, провел воду, выложил [колодец] камнем так, чтобы люди, находящиеся в ак­рополе, не испытывали бы недостатка в воде [или «чтобы акрополь не испытывал недостатка в чистой воде»] и чтобы в случае засухи, возникающей от сильного летнего зноя, боги не были бы унесены из [их] гнезда, чтобы акрополь не опустевал. А над колодцем был устроен подъемник для воды[?], было сооружено также водохранилище. И благодаря этому колодцу, и благодаря этому водоподъемнику [?] весь акрополь стал процветающим. И этот колодец, и это [далее следует слово, которое предположительно может обозначать «окно», «башня»] сделали Хиргоман, Бурзмихр, сын Кузгашки, Астилганциг и Ноконзок, наместники, послушные приказу царя. И написал Евман вместе с Михраманом, Бурзмихрпухром [и] Амихраманом». Язык этой надписи занимает промежуточное положение между пушту и памирскими языками — мунджанским и йидга, с одной стороны, и согдийским, хорезмийским и парфянским,— с другой. Проницательности выдающегося ираниста В. Б. Хеннинга мы обязаны определением, что язык надписи и является бактрийским языком, до последнего времени практически совершенно неизвестным (надписи на кушанских монетах, геммах и керамике не давали возможности из-за краткости дать его характеристику). По своей грамматической структуре бактрий-ский язык дальше, чем другие восточноиранекие языки, отошел от древ­него типа. По мнению лингвистов, в надписях из Сурх-Котала, а также в индийских (кушанского времени) сохранились лишь некоторые термины первоначального сакского диалекта кушан. Можно представить, что кушаны на территории Бактрии смешались с бактрийцами, были в какой-то степени ассимилированы ими и во всяком случае для письменной речи употребляли бактрийский язык, хотя с большим количеством за­имствований из других иранских и индийских языков. В надписях на кушанских монетах представлена та же письменность и тот же бактрийский язык. Для письма применялось, по крайней мере, со времени Канишки, греческое письмо. К 24 знакам греческого алфавита был добавлен еще один; на практике, однако, употреблялось меньшее число буквенных знаков. Кушанское, или, точнее, бактрийское, письмо характеризуется сочетанием остроугольной, квадратной и округлых форм большинства знаков. Позже развивается полукурсивность. Таким образом, вслед за согдийским, парфянским и хорезмийским языками науке стал известен и бактрийский язык. Большая сурхкотальская надпись является вместе с тем первым литературным памят­ником на бактрийском языке. По своему жанру она сходна с ахеме-нидскими и сасанидскими надписями. Однако в отличие от царских надписей в сурхкотальской надписи славословия почти полностью отсутствуют. Это особенно четко проявляется при сопоставлении с надписью Дария в Сузах (DSf), которая также посвящена строительству. Однако треть (!) ее занимает славословие Ахура-Мазде и царю. Сурх-котальская же надпись имеет строго деловой характер. Она дает последовательное изложение событий и их мотивацию. Перед нами краткая летопись событий, образец деловой прозы. На юге Средней Азии открыто немало (правда, небольших) бактрийских надписей. Так, в самом Душанбе найден погребальный хум с краткой (одно слово) надписью; из Дашт-и Джума происходит бронзовый колокольчик с надписью, состоящей из 17 знаков (может быть, это просто буквы, нанесенные неграмотным мастером). В Термезе, в монастыре Кара-тепе, найдено несколько бактрийских надписей на черепках, в том числе билингвы; надписи, процарапанные на стенах. В Хорезме, на Топрак-кале, обнаружены памятники хорезмийской письменности, работа над расшифровкой которых ведется. Религиозные верования Религиозные верования в кушанское время отличались значительной сложностью. Основная часть среднеазиатского населения по-прежнему придерживалась зороастризма. Так, у согдийцев, как явствует из их личных имен (свыше 20), встречающихся в «старых согдийских письмах», население в основном придерживалось зороастризма. Эти имена восходят к именам древнеиранских божеств, вошедших в среднеазиатско – зороастрийский пантеон. При этом «согдийский» зороастризм имел определенную специфику. Следует отметить, что одно из высших мест в согдийском пантеоне занимала богиня Нана[и]. Автор письма № 2 и адресат этого письма, живущий в Самарканде, носят имена, в соста­ве которых слово «нана[и]». Это женское божество месопотамского происхождения, где оно было известно еще в шумерскую эпоху. Затем оно появляется в Ассирии, позже — в Иране, а в римское время распро­страняется от Египта и Греции на западе до Парфии, Кушан и Согда на востоке. Возможно, в Средней Азии культ Нана[и] переплетался с культом Анахиты. У согдийцев Восточного Туркестана, как, очевидно, и собственно Согда, были храмы — «вагн». Большую роль в жизни согдийского общества играли жрецы — «вагнпаты». Для бактрийского зороастризма известные данные можно также получить, анализируя изображения божеств на кушанских монетах. Здесь в специфическом бактрийском написании встречаются имена: Оромоздо – Ахура-Мазды, Михро — Митры, Мао – Маха (божество луны), Фарро — Фарна (божество обилия и царского счастья, судьбы), Орлагно — Взрэтрагны (божество победы), Нана — Нанаи (божество плодородия) и др. Встречаются и местные, специфические бактрийские обозначения, например Охшо, или Оахшо. Несомненно, это слово происходит из древнеиранского «вахшу». В авестийском «вахш» — «ска­занное слово» (технический термин), в согдийском оно связано со зна­чением «логос». В среднеиранских языках оно употреблялось в значе­нии «дух», который иногда связан с «текущей водой». В индийских источниках словом «вахшу» обозначается Амударья, которую греки знали под сходным названием Оксус. В надписи на резном камне из Калькуттского музея можно видеть религиозную формулу: «Вахш, единственный бог». Представление о «вахше» как о божестве сохранилось в Средней Азии до средневековья. В начале XI в. Бируни сообщал о том, что у хорезмийцев есть праздник «вахшангам», и добавлял: «Вахш – имя ан­гела, поставленного [наблюдать] над водами, в частности над рекой Джейхун». В эпоху развитого средневековья и в наше время старое название Амударьи сохранилось лишь за одним из притоков Пянджа — Амударьи, а именно, за рекой Вахш. Но это свидетельствует, что именно здесь, на юге Таджикистана, особенно прочно укоренились ве­рования в духа — покровителя речных вод Оашхо. Представление о храме бактрийцев дает раскопанный французской экспедицией в Афганистане храм в Сурх-Котале. На высоком холме, куда ведет парадная трехмаршевая лестница, на возвышении, выпол­ненном из кирпича и укрепленном по сторонам каменными плитами с пилястрами, располагался главный храм. Он был прямоугольный (35X27 м), более широкий по фасаду, чем в глубину, состоял из квадратного центрального помещения, с боковых -сторон и сзади окруженного коридором. С фасадной стороны в храм вели три прохода: широкий — в центральную часть, узкие, расположенные по сторонам от него,— в коридор. В середине центрального помещения стояла квад­ратная каменная плат-форма, с колоннами по углам. Три ступени (у задней стороны) вели на платформу. Стены этого помещения были украшены пилястрами. Пространство вокруг храма было окружено стеной крепостного типа – снаружи она имела прямоугольные башни. Внутри же, вдоль стены, шел колонный портик, а в плоскость стены были углублены ниши, в которых когда-то находились крупные, ярко окрашенные скульптуры из глины (большинство из них рассыпалось). Позже, между основанием возвышения и стеной двора, а также снаружи, вплот­ную к стене, были построены два небольших храма, у которых также было центральное квадратное помещение и окружающие его (но с че­тырех сторон) коридоры. В центральном помещении одного из этих храмов находилось ступенчатое возвышение, сделанное из сырцового шрпича. Стены его были украшены по углам и в середине пилястрами, между ними находились вырезанные в глине рельефы (изображения птиц). На верхней поверхности возвышения — сильно обожженное углубление, заполненное чистой золой. Это — алтарь огня. Строго говоря, это еще не может служить доказательством, что и главный храм был храмом огня. Высказывалось мнение, что он является династическим храмом. Исследователь этого храма Д. Шлюмберже считает, что храм мог сочетать обе функции — быть династическим храмом и одновременно храмом огня, и называет сурхкотальский храм «царским кушанским храмом огня». В одной из сурхкотальских надписей есть слово «Баголагго» — «святилище»,— по-видимому, так назывался храм; это название перешло в наименование ближайшего района и населенного пункта (Баглан). Наряду с зороастризмом получают распространение и другие рели­гии. Как известно, в кушанской Средней Азии был распространен буд­дизм. Вполне вероятно, что сведения о буддизме проникают в Сред­нюю Азию за несколько столетий до этого, может быть при Ахменидах, но конкретные данные о распространении в Средней Азии буддиз­ма относятся к значительно более позднему времени. Буддизм проник в Среднюю Азию через Афганистан. Его распространение, судя по всей совокупности имеющихся данных, шло несколькими (по крайней мере, двумя) путями: западными — на Мерв (в восточные области Парфии), восточными — на Термез (в Бактрию). Цейлонская хроника сообщает о прибытии на Цейлон в первой четверти I в. до н. э. на одно буддийское празднество некоего мудре­ца по имени Махадева. Этот мудрец приехал, скорее всего, не из самой Парфии, а из какого-то окраинного владения. Вскоре после этого буд­дизм проникает и в область Мерва. Имеются данные, что в 148 г. при­был в Лоян и начал работу над переводами буддийских текстов на ки­тайский язык Ань Ши-гао, судя по его имени, происходивший из стра­ны Ань — Парфии. Именно ему и его ученикам Китай обязан знакомст­вом с буддизмом. Более того, Ань Ши-гао был крупным ученым, и че­рез него китайцы получили сведения о научных представлениях народов Средней Азии. Для Бактрии мы располагаем значительным количеством сведений. Известно имя знаменитого буддийского проповедника Гхошака, урожен­ца Тохаристана. Из Термеза происходил буддийский богослов Дхарма-митра. Буддийские проповедники достигли области Чача, где возводи­лись буддийские сооружения. В Средней Азии была распространена буддийская школа Вайбха-шика, в учении которой было немало материалистических моментов; в их теории познания содержались элементы диалектики. Как указы­вал Ф. Энгельс: «Диалектическое мышление – именно потому, что оно имеет своей предпосылкой исследование природы самих понятий, - возможно только для человека, да и для последнего лишь на сравни­тельно высокой ступени развития (буддисты и греки), и достигает своего полного развития только значительно позже, в новейшей философии» Известен целый ряд буддийских сооружений. Так, в Дирхаме, неподалеку от Термеза, был частично раскопан буддийский монастырский комплекс 1-П вв. н. э. Ядро его составляло святилище. Оно состояло из квадратного помещения, в центре которого был прямоугольный по-йамент-подставка реликвария, и вестибюльного помещения, стены которого были украшены замечательным каменным фризом. Монастырь включал ряд жилых и служебных помещений. В самом Термезе, на возвышенно Кара-тепе; раскапывается буддийский пещерный монастырь (в Индии такие монастыри были очень многочисленны). Здесь, в частности производятся раскопки нескольких комплексов, каждый из которых состоял из пещерного святилища, окруженного четырьмя обход­ными сводчатыми коридорами, и двора с наземными культовыми пост­ройками. Найдены следы настенных росписей, фрагменты каменных и алебастровых статуй. Неподалеку от Кара-тепе археолог Л. И. Аль-баум ведет раскопки другого буддийского комплекса с прекрасной жи­вописью и скульптурой Фаяз-тепе. Это П – образный ряд коридоров келий Святилищ и отдельно стоящая ступа. В самом Термезе есть и буддийская ступа – ее сейчас называют «Башня Зурмала» Рядом с Дальверзин-тепе (Сурхандарьинская область) обнаружен буддийский комплекс кушанского времени. Особый интерес представляет найденная в нем скульптура – изображения культовых буддийских и светских персонажей. Христианство проникает в Среднюю Азию уже во II – III вв. н. э. Биоуни сохранил сообщение, что один священник принес в Мерв христианство приблизительно через 200 лет после смерти основателя этой религии. Можно было бы подумать, что эти сведения являются легендарными, если бы мы не располагали сообщениями сирийских (начало III в. н. э.) и армянских (IV в. н. э.) источников о распростра­нении христианства в «стране кушан». Появляются в Средней Азии адепты еще одной религии — мани­хейства, которая сыграла значительную роль в истории среднеазиат­ской идеологической жизни. Остановимся на этом несколько подроб­нее. Основатель этой религии Мани родился в 216 г. в знатной семье в Вавилонии, вблизи Ктесифона. Сасанидский царь разрешил пропо­ведовать новую религию, но, в конце концов, Мани был заключен в тюрьму и там умер (в 276—277 гг.), а манихейское учение и сами манихеи подверглись в Иране жестоким гонениям. Согласно манихейской доктрине, вначале, когда не было еще земли и неба, существовали два принципа: Свет (Добро) и Темнота (Зло). В реальной жизни смешаны элементы того и другого, и человек дол­жен способствовать достижению совершенства, помогая светлому нача­лу в борьбе со злом. Учение Мани включало и соединяло в себе мно­гие важнейшие элементы зороастризма, с одной стороны, и раннехри­стианского гностицизма,— с другой, а также в некоторой степени и буддизма. Оно не было монолитным: в отдельных школах манихейст­ва явственно пробивалась струя социального протеста. Большой интерес представляют погребения, относящиеся к кушанскому периоду (так называемый тип ШБ), в гиссарском могильнике Тупхана, открытом М. М. Дьяконовым. Это грунтовые могилы, выложенные и заложенные сырцовым кирпичом, иногда — сырцовые склепы. В головах стоит сосуд с загробной трапезой. Все сосуды прекрасно выделаны на гончарном круге. Большинство сосудов бокалообразной формы строгих пропорций. Характерно полное отсутствие оружия в этих могилах. Иногда в рот или на грудь трупа клались монеты, сходные по чекану с монетами царя Евкратида и относящиеся к I в. до н. э.— времени после падения Греко – Бактрийского царства. В женских могилах найдены украшения из золота (серьги), железа (перстни, пряжки), камня и стекла (бусы), бронзы (зеркала, браслеты, перстни). Эти украшения дают много параллелей с сарматской культурой Прикаспия и Причерноморья. Интересно, что среди находок встречается янтарь, добывавшийся лишь в Балтийском море, раковины из Индийского океана. Вне могил найдено множество монет, из которых одна — царя Канишки; обнаружены зернотерки, обломок ручного жернова, клад железных ножей. Во время работ М. М.Дьяконова и последующих раскопок Б. А. Лит-винского здесь найдены и иные захоронения — в больших глиняных гробах из обожженной глины (такой обычай захоронения был широко распространен у парфян и, очевидно, заимствован от них). На территории г. Душанбе обнаружены захоронения в каменных гробницах и в хумах. На городище Кухна-кала (Вахшская долина) хоронили покойников в комнатах-камерах. Со II в. до н. э. в Хорезме, а затем в других областях Средней Азии распространяются оссуарии — керамические (редко каменные) костехранилища, куда помещались кости покойников. Кочевое, полукочевое и часть оседлого населения хоронили своих покойников в курганах. Большое количество курганов раскопано в низовьях Кафирнигана и в Исфаринском районе, а также на территории Узбекистана и Киргизии. Искусство Кушанская эпоха — время апогея древнего искусства Средней Азии. Мы знаем о развитии искусства монументальных форм (живопись, скульптура, рельефы), малой пластики (терракоты), прикладного ис­кусства (ювелирное производство и т. д.). Уже сейчас мы располагаем обширным материалом, но накопление его в связи с археологическими работами идет столь интенсивно, что любая характеристика может уста­реть еще до своего появления в свет. Именно в области искусства наиболее ярко проявился гений среднеазиатских мастеров; в то же время отчетливо прослеживаются связи с соседними странами. Значение памятников среднеазиатского искусства далеко выходит за пределы Средней Азии, ибо они позволяют по-новому рассматривать и объяснять важнейшие явления художественной культуры Востока. Так, например, обстоит дело с так называемым гандхарским искус ством. Гандхара—древнее название страны, ядром которой являлась Пешаварская долина и которая включала также соседние области. Именно здесь выявлено много своеобразных памятников искусства, пре­имущественно каменной (и алебастровой) скульптуры и рельефов. По древнему имени страны они были названы гандхарскими, хотя произ­ведения такого стиля распространены значительно шире: они встреча­ются на территории всей Северо-Западной Индии, Афганистана и на юге Средней Азии. Гандхарское искусство представляет собой удиви­тельно яркий сплав местных и эллинистическо-римских традиций. Но проблема генезиса гандхарского искусства, его эволюции и хронологии до сих пор вызывает самые разноречивые, нередко полярно противо­положные мнения, бесчисленное количество теорий и гипотез. Один уче­ный остроумно сравнил историю изучения гандхарского искусства с «полем битвы, на котором было сокрушено так много убеждений археологов, полем битвы, почва которого усеяна раздробленными ла­тами — устаревшими теориями, обломками оружия — отвергнутыми ги­потезами. Вместе с тем проблемы, ожидающие решения, столь бесчисленны и буквально вызывающе противостоят попыткам ученых, представляясь совершенно неразрешимыми». Основы изучения гандхарского искусства были заложены в трудах А. Фуше — французского ученого, так много сделавшего для исследо­вания искусства и археологии Индии и Афганистана. Отсылая к его трудам, а также к трудам Д. Маршалла, Б. Роулэнда, А. К. Кума-расвами, И. Лохвизенде Леев, Г. Ингольта и др., отмечу лишь, что сравнительно недавно с очень интересной гипотезой выступил француз­ский ученый Д. Шлюмберже. Опираясь на результаты новейших архе­ологических открытий в зарубежной Азии, он настаивает на роли «гре­ко-иранского элемента» (в частности греко-бактрийского) в сложении гандхарского искусства. Открытия же в Средней Азии дали прекрас­ный материал для суждения о собственно бактрийском искусстве. Ве­ликолепная скульптура и живопись Халчаяна, замечательная коропла-стика Бактрии не могут теперь не учитываться при исследовании про­блемы генезиса гандхарского искусства.