Матвиенко О. И. Николай Островский – мифы и быль Секция краеведения и туризма Сочинского отделения Русского географического общества Сочинский краевед Выпуск 10 Сочи, 2002 В помощь краеведам, учителям, экскурсоводам, студентам, учащимся. Выпуск подготовил Костиников В.Н. Идея издания Ксенофонтова В.Л. В сети ИНТЕРНЕТ размещена страница Сочинского Отделения Русского географического общества. Секция краеведения представлена сетевыми версиями бюллетеня «Сочинский краевед». Адрес страницы в СЕТИ http://ww w.s ochi.ru/abc/ Вебмастер Карпухина Ирина Александровна . Адрес электронной почты kari@sochi.ru Телефон 62-28-69 Содержание Матвиенко О.И. Николай Островский – мифы и быль ……………..…………………….. Диденко Н.В. Юрий Константинович Ефремов ……………………………………………. Тарчевский Б.А. Пик Ефремова……………………………………………………………… Кудин М.И. Трон Великой Матери …………………………………………………………. Бойченко Л.В. Помня о добре ………………………………………………………………… Ворошилов В.И. Введение в топонимику Черноморского побережья Кавказа…………… Кривошапка Д.И . С природой одной он жил душою……………………….………………. © Секция краеведения и туризма Сочинского отделения Русского географического общества. НИКОЛАЙ ОСТРОВСКИЙ – МИФЫ И БЫЛЬ. Его биография стала обретать мифологическую основу ещё при жизни (с лёгкой руки Михаила Кольцова). После смерти творимая легенда заменила подлинное бытие. Легенда насаждалась грубо, плоско, с казённой прямотой и бюрократической последовательностью. Навязанная любовь у многих вызывала естественную реакцию отторжения. И поэтому с такой готовностью многими была воспринята антилегенда о мнимом авторстве Островского, озвученная Виктором Астафьевым: «… Анна Караваева и Марк Колосов ездили в Сочи, к Николаю Островскому по заданию ЦК комсомола в творческую командировку, помогали больному и слепому автору дорабатывать рукопись будущей знаменитой книги. Писанная по слепым линейкам и под диктовку, она была «мягко говоря (доподлинное выражение Анны Караваевой) очень далека от совершенства… Анне Караваевой и Марку Колосову пришлось знаменитую книгу не просто править, но и дописывать, местами писать».[1] Не стану опровергать этот миф фактами биографии Островского.[2] – Скептики будут утверждать, что его биография, даже восстановленная по документам архивов и музеев, - тоже миф. Но есть факты литературы, доступные для проверки любому жаждущему истины: рукопись (подлинник – РГАЛИ, фотокопия – музей Островского в Сочи – МОС ГИК 5027-5029)[3] , первая журнальная публикация «Как закалялась сталь» (журнал «Молодая гвардия», 1932 г., №4-9; 1934 г., №1-5), первые три прижизненных издания романа (1изд-е – М. «Молодая гвардия», 1932 г., 179 с.; 2 изд-е -М., «Молодая гвардия», 1934 г.; 3 изд-е – М., «Молодая гвардия», 1935 г., 383 с.) Сравнительный анализ этих источников раскрывает тайну создания общеизвестного текста «Как закалялась сталь», которая намного интересней версии Виктора Астафьева. Поверхностный исследователь сразу отметит, что рукописный вариант свеж непосредственен, экспрессивен – за исключением глав, в которых Н. Островский, отступая от истории своей жизни, описывает исторический фон, пользуясь «официальными источниками». В каноническом тексте эти главы оправданно сокращены, но попутно «засушены», сведены до схемы действия живые картины повествования, покоряющие в рукописи невероятной полнотой жизнеощущений, объёмностью. Почему и как это произошло? История первая: В феврале 1932 года Марк Колосов, зам. редактора журнала «Молодая гвардия», («прочитав рукопись молодого автора не отрываясь») рекомендовал текст к публикации. Позднее он напишет, что с каждой новой строчкой осознавал: «умный и смелый талант» пришёл в литературу и привёл с собой Героя, которого уже давно ждали; героя, наделённого неутомимой энергией, непреклонной волей и одновременно чуткостью ко всему человеческому. До эры Корчагина в советской литературе отрицательные типы всегда были значительнее, интереснее положительных. Колосов, рекомендовав текст к публикации, предложил Н.Островскому устранить «языковые штампы», «неточности» и «неудачные выражения». Но автор вскоре после публикации первых глав тяжело заболел и тогда решено было поручить литобработку М. Колосову, что позволило бы «устранить наиболее существенные стилевые погрешности» (Из воспоминаний М. Колосова, МОС ГИК 6871). Может быть действительно Колосов переписал и дописал 1 часть романа? Сравнительный анализ рукописи и журнальных публикаций позволяет выяснить степень вмешательства Колосова. 1) Текст сокращён на 1/3 из соображений экономии бумаги, связанной с объёмом журнальной публикации. 2) Текст сокращён незначительно за счёт избыточных, пояснительных и неточных выражений. НАПРИМЕР: В рукописи В журнале Произнесено это было резко и угрожающе жирным обрюзгшим человеком в рясе с тяжёлым крестом на шее, сидевшим за учительским столом. Произнесено это резко и угрожающе обрюзгшим человеком в рясе, с тяжёлым крестом на шее. 3) Изменён порядок слов в 7 предложениях, произведена замена 13 слов, что в большинстве случаев не улучшало, но и не ухудшало качества текста. Три поправки заставляют усомниться в профессионализме зам. редактора Пример: -Кто из вас приходил ко мне домой сдавать урок перед праздником – правка Колосова в журнале. -Кто из вас приходил ко мне на дом сдавать урок перед праздником – у Островского в рукописи. 4) Исключены все описания природы, а так же сцены, восстановленные впоследствии Островским и ставшие хрестоматийными. Среди сокращённого слова: «Самое дорогое у человека – это жизнь… и т.д.» 5) Частотность поправок различна: «густо исправленных» страниц не более трёх; чаще встречаются страницы с одной-двумя «помарками», многие страницы не имеют их вообще. Н. Островский имел право сказать: «Вообще, если начать вспоминать, как меня учили, да по моей рукописи рисовали, то это значит вспоминать не только как я учился, но и как дрался… одно хорошо, что вся моя книга моя и никто не «влеплял» своего». 6) Эта же характеристика приложима и к истории участия А. Караваевой (редактора журнала «Молодая гвардия») в судьбе текста «Как закалялась сталь». Её роль ограничилась пометками на полях первых трёх глав 2-ой части книги. 11 августа 1933 года Островский писал Караваевой: «В первых трёх главах твои пометки карандашом значительно помогли мне… В следующих главах руковожусь инстинктом». [4] Редакторская помощь Колосова и Караваевой Н. Островскому была повсеместной практикой. В заметке «Год работы с начинающими писателями» (журнал «Молодая гвардия», 1933, № 5, стр.139) об этом сказано так: «Н. Островский… Редакция приняла в нём деятельное участие, проводя с ним работу на дому… В результате этого и дополнительной редакционной обработки рукописи, получилась свежая правдивая, волнующая вещь…» Н. Островский упомянут вторым из 12-ти, кому редакция оказала подобную помощь. Но самое невероятное в этой истории выяснилось при дальнейшем «расследовании» судьбы текста Островского: журнальный вариант так и остался журнальным. При переиздании «Как закалялась сталь» очередной редактор (издательства «Молодая гвардия») – Ревекка Шпунт вновь обратилась к рукописи Островского. И именно её редакция легла в основу канонического текста. И это уже была другая история, лейтмотивом которой стало непрофессиональное, дилетантское, и жёсткое редактирование. Трудно поверить, но Р. Шпунт произвела «усечение» самой знаменитой, хрестоматийной сцены романа: Павел, придя на братское кладбище, вспоминает своих погибших товарищей, а затем – в рукописи – шли слова: «Рука Павла медленно стянула с головы фуражку и грусть, великая грусть заполнила сердце. Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества». Новый редактор зачеркнула три последних абзаца и заменила их двумя предложениями: «Мурава устлала склоны оврага и пустошь вокруг кладбища. Павел стоял с непокрытой головой и жадно вдыхал хвойный воздух». Трудно представить себе чувства Островского, когда ему вручили переиздание его книги, в котором без его согласия были вымараны самые значительные сцены и размышления автора, а его герой на кладбище, где похоронены его товарищи, «жадно вдыхает хвойный воздух». (Моцион на кладбище – это из другой литературы, другого времени). «Варварское» редактирование Ревекка Шпунт называла работой над языком: «… сильно поработала – над языком I и II части... Конечно все блатные слова беспощадно удалила». Я долго не могла понять, перечитывая рукопись Островского, что подразумевала Р. Шпунт под «блатными словами». А потом догадалась: она так именовала матросско-революционный жаргон, соединённый с напевным складом украинской речи, - стиль эпохи – то, что придавало интонации Островского-рассказчика своеобразие, неповторимость. Сравните сами. У Островского – в рукописи (часть 1, Глава 5) читаем: «Обыватель знает: в такое время сиди дома и со светом не очень раскидывайся, свет – штука заманчивая. Глядишь, на свет и притянет кого-нибудь непрошенного, беды не оберёшься. Лучше всего в темноте, так спокойнее. Ну а если кого носит в такую пору, то пусть его и носит. Есть такие люди, которым всегда неспокойно. Чёрт с ними, пускай себе ходит. До них обывателям нет дела. Но он не пойдёт, будьте уверены, не пойдёт. И вот в такую ноченьку, по середине улицы, поминутно увязая в грязи, а в особо рискованных местах, пристукивая тяжёлым словечком, быстро двигалась фигура». Ревекка Шпунт отредактировала этот эпизод, как если бы конспектировала информативный текст: «Обыватель знает: в такое время сиди дома и зря не жги свет. Свет может притянуть кого-нибудь непрошенного. Лучше всего в темноте, спокойнее. Есть люди, которым всегда неспокойно. Пускай себе ходят, до них обывателям нет дела. Но сам он не пойдёт. Будьте уверены, не пойдёт. И вот в такую ночь двигался человек». Кастрация рукописи Островского более всего напоминает неумелое, школьное изложение художественного текста. Но Р.Шпунт на все вопросы, недоумения обеспокоенного Островского, отвечала бойко: «Цель сокращений сделать книгу компактнее, освободить от лишних, ненужных деталей, выпятив тем самым главное, основное… Многие из литераторов и критиков… говорят, что книга сделана лучше и чрезвычайно выигрывает перед текстом журнала» (Р.Шпунт Островскому – 18.VI – 34 г.; ГИК 6505). Нисколько не сомневаясь в своём праве изменять текст, не советуясь с автором, Р.Шпунт успокаивает Островского фразой, достойной рубрики «Нарочно не придумаешь» (в том же письме): «Ещё раз заверяю, что все опечатки тщательно будут проверены и внесены в новое роскошное издание». Вряд ли книга Островского в этой редакции пережила бы автора, если бы не случилась Третья и последняя история (противоречивая) После статьи М. Кольцова («Правда», 1935 г., 17.III) в судьбе Н. Островского изменилось многое. И наконец-то был услышан его голос, протестовавший против грубого вмешательства в текст его книги. 4 мая 1935 года он писал новому редактору И. Гориной о необходимости встречи, так как «…каждый редактор делал свои манипуляции. В результате этого роман очень пощипан. Целые куски выкидывались, а швы не делались». Во второй половине мая 1935 года встреча состоялась и текст последнего издания был выверен по рукописи. В новое, третье издание романа «Как закалялась сталь» были внесены колоритные, наполненные мягким украинским юмором, сцены. Особенно много их во 2 части. Но принципиальное значение имели два эпизода. – Это уже упоминавшийся отрывок со словами «Самое дорогое у человека – это жизнь», и сцена из 8 гл. 1 части, в которой Серёжа Брузжак, сидя на берегу реки, заново, уже в который раз переживает вчерашний бой, когда он, впервые в жизни убил молодого безусого польского легионера, столкнувшись с ним в штыковой атаке… Вскоре, 23.V.35 г. Ида Горина писала Островскому в Сочи из Москвы: «Марк Колосов успел меня уже огорчить тем, что я якобы ударилась в другую крайность, восстановив всё, что было написано. И когда я пришла к ним и вместе с Анной Караваевой все куски посмотрели и признали их нужными, тогда он заявил: да они же у нас все есть в «Молодой гвардии»… (МОС ГИК 6257). Журнальный печатный вариант книги опровергает это заявление Колосова: нет в нём этих сцен. И. Горина имела право написать на титуле 3-го издания: «Печатается по полному тексту рукописи», Но надо было бы добавить, что, к сожалению, многие отредактированные Р. Шпунт главы остались без изменений. Вот это-то разностилье и бросилось в глаза Астафьеву и он верно подметил: «… всякий профессионально читающий человек без труда заметит, что в книге «Как закалялась сталь» яркие, порой даже самобытные куски прозы соседствуют с тусклым, жёваным текстом». Неверен лишь вывод, который делает Астафьев: «… в первом случае – это рука даровитой, но шибко заезженной соцреализмом писательницы Анны Караваевой, во втором – тишайшего и посредственнейшего писателя Марка Колосова». На самом деле, «самобытные куски» – это рукопись Н. Островского; «тусклый, жёваный текст» – страницы, отредактированные Р.Шпунт. Было в рукописи Островского что-то завораживающее, неподдающееся определению, что заставляло М. Колосова, Р. Шпунт, И. Горину заблуждаться, что её нужно, можно выправить, что они имеют право редактировать текст по своему усмотрению и так будет лучше… Критики и по сей день не понимают, что главное в книге Островского – не литература, а жизнь, настоящая жизнь… Читатели 30-х годов писали об этом коряво, но искренно: «Из книги как бы выходят живые люди, они захватывают меня с собой… и хочется быль лучше, чем ты есть…» (МОС ГИК 4314) Вс. Вишневский точно определил жанр книги «Как закалялась сталь»: «Это исповедь – раз в жизни. Ей бы ещё блеск высокого стиля… А может быть её стиль и есть простота, неровность, грубоватость – бытие тех лет». Матвиенко О.И. ЮРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ ЕФРЕМОВ (1913 - 1999 годы) В сентябре 1998 года Юрий Константинович Ефремов, автор книги «Тропами горного Черноморья», писал из Москвы в Сочинское отделение Русского географического общества по поводу переиздания своей книги: «Конечно, книгу бы следовало не просто механически переиздать, но и существенно улучшить. В свое время она была замучена и искалечена в ходе издания цензорами, перестраховщиками, судебными тяжбами (три судебных процесса! несогласие с моей достовернейшей версией хода завоевания Черкессии; боязнь природоохранной идеологии, которая считалась чуть ли не диссидентской!) Я должен был бы радоваться возможности вылечить изуродованную книгу, но на это у меня, видимо, уже не хватит сил. Ведь в мае 1998 года я перевалил через малоутешительную полукруглую дату - 85! - и понимаю, насколько ограничены мои силы и возможности». Ровно через год, 23 сентября 1999 года Юрия Константиновича не стало... Но книга его жива - она давно стала своеобразным краеведческим бестселлером, настольной книгой каждого сочинского краеведа. Изданная в 1963 году и ныне готовая к переизданию, книга не устарела за сорок лет - в ее живом повествовании о людях, событиях, открытиях и дорогах Кавказского Причерноморья минувших лет угадывается личность автора - талантливого ученого-географа, писателя, путешественника и поэта. Юрий (по паспорту Георгий) Константинович Ефремов родился в Москве в семье студентов 1 мая 1913 года. В 1935 году он поступил на географический факультет Московского государственного университета. Но еще раньше - в 1932 году - юношей, влюбленным в Кавказ, жаждущим новых знаний и впечатлений, Юрий попадает в горный поселок Красная Поляна и два года подряд работает в летний сезон экскурсоводом и методистом Краснополянской турбазы. Будучи уже студентом, в 1937 и 1938 годах Юра Ефремов занимается геоморфологией заповедных высокогорий Западного Кавказа в пределах Южного отдела Кавказского заповедника и в районе озера Рица в Абхазии. Начало Великой Отечественной войны Ефремов встречает старшим преподавателем географического факультета МГУ, затем следует эвакуация в Ашхабад и Свердловск, а в 1942 году - экспедиции на Копет-Даг и в Башкирию. С 1943 по 1948 годы - служба в армии: пехотное училище, по окончании которого Юрий Ефремов становится офицером и научным сотрудником Военно-топографической службы. И только в 1963 году выходит в свет его книга «Тропами горного Черноморья» - своеобразный творческий отчет географа Ефремова за 30 лет изучения этой области Кавказа. В этой книге Юрий Константинович мастерски совместил обширные краеведческие, географические и природоохранные материалы с живыми зарисовками быта Краснополянской турбазы 30-ых годов, с портретами многих интересных людей. С его легкой руки обрели имена ранее безвестные высокогорные озера и вершины: озеро Евгении Морозовой, озеро Альбова, пик Пришвина, долина Петрарки, озеро Рейнгарда. Основной специальностью Юрия Константиновича Ефремова после окончания университета стала физическая география Азии. Экспедиция на Сахалин и Курильские острова обернулась книгой «Курильское ожерелье», выдержавшей три издания и переведенной на несколько языков. После путешествия на Цейлон вышла книга «Остров вечного лета», переведенная на немецкий язык. С экспедиционными исследованиями Юрий Константинович объездил всю страну: Кавказ, Копет-Даг, Урал, Прибалтика, Тянь-Шань, Карпаты, Крым, Прибайкалье, Хибины, Приморье, был за рубежом - в Индии, Японии, Афганистане, Германии, на Цейлоне. Знакомство ученого со столь обширными и отдаленными территориями помогло выработать свое видение предмета современной географии. Впоследствии оно было развито в концепцию о ландшафтной сфере Земли и вошло в обиход географической науки. Ефремовым был создан особый научно-художественный жанр ландшафтных фотоальбомов. Уже в середине 50-ых годов издается альбом «Природа нашей Родины», вышедший потом и на английском языке. А фотоальбом «По Кавказскому заповеднику» 1984 года издания, где автором текста также был Юрий Константинович, до сих пор остается одним из самых представительных книг, посвящённых этому уникальному уголку Кавказа. Вышли альбомы о ландшафтах Дальнего Востока и Абхазии (озеро Рица), в 1985 году - аналогичный обширный труд «Природа моей страны», тогда же создан комплект учебных ландшафтных картин для средней школы. К концу 80-ых годов Юрием Константиновичем Ефремовым было опубликовано более 300 работ и несколько сот энциклопедических статей по физической географии и ландшафтоведению, геоморфологии и истории географических знаний, включая топонимику. Немало статей было посвящено российскому Черноморью, дорогому и близкому сердцу автора еще с юношеских лет. Талант Ефремова оставил след и в музейном деле - этом хранилище времен. По инициативе и при участии ученого в высотном здании Московского университета был создан Музей землеведения - ему Юрий Константинович посвятил тридцать лет своей жизни! Для музея были собраны объёмные натурные коллекции экспонатов, устроена галерея живописных картин и скульптурных портретов ученых - словом, осуществлена в очередной раз плодотворная попытка синтеза науки и искусства. Юрий Константинович - первый директор Музея землеведения МГУ. В геологическом музее Сочинского отделения Русского географического общества хранится прибор для наблюдения свечения минералов в ультрафиолетовом свете, подаренный им от Музея землеведения. В это время Ефремовым опубликованы многочисленные статьи по вопросам музееведения, а статья «Нужны ли географические музеи в третьем тысячелетии»,опубликованная в 1989 году в журнале «Природа», актуальна до сих пор. Конечно, научная и писательская работа были главным в жизни Юрия Константиновича, но значительная часть его жизни была посвящена научно-общественной деятельности, за что он был удостоен звания почетного члена Географического общества СССР и Всероссийского общества охраны природы. В течение 10 лет Ефремов был бессменным ученым секретарем Московского филиала Географического общества СССР (1955-65 гг.). За это время он стал соавтором проекта Закона об охране природы в РСФСР, инициатором создания в нашей стране национальных парков, разработав положение о национальных парках и памятниках природы. Им проведено десятки совещаний по вопросам охраны природы, прочитано сотни лекций. И всё же главным своим детищем Юрий Константинович считал не научные труды - «это мои разные хобби» - говорил он, а стихи. «Живу с постоянным ощущением сердцебиения и ритмов - своих и всей природы. Стихи слагались сами, с самого детства». «Я тоскую о далях взыскующих, о страстях, расстояния рушащих, о пространствах сосуществующих, как о душах дружащих»... Но издано только пять небольших сборников: «Вечера встреч», «Поэзия пространств», «Вдогонку», «Из неопубликованного», «Перед концом тысячелетия», где удивительный язык Ефремова обретает новое качество. В небольшой статье трудно написать обо всем, что сделал для науки и жизни Юрий Константинович Ефремов, ведь он по своей счастливой натуре был Создатель. Но еще труднее найти единственно необходимые необыкновенные слова о необыкновенном человеке. Он был великий труженик, не боявшийся черновой, каждодневной работы, и как всякий великий Человек - при всей своей многогранности - был доступен и прост. Многолетняя дружба связывала Юрия Константиновича с сочинскими краеведами. Петр Алексеевич Савельев, Светлана Петровна Запорожец, Павел Моисеевич Голубев, Кирилл Аркадьевич Гордон, Виталий Михайлович Молчанов - всё это личности, оставившие заметный след в общественной жизни Сочи. И особенно дружил с краснополянцами - семьёй Георгиади, с Борисом Дмитриевичем Цхомария. Со всеми был в переписке и помогал всем: рецензировал книги, писал отзывы и ходатайства, а то и открытые письма там, где авторы встречали глухую стену непонимания у чиновников от культуры. Обаяние Юрия Константиновича было непобедимым: в таких людей - блестящий ум и полная доброжелательность – влюбляешься сразу и навсегда, сохраняя это чувство в душе до конца своих дней. И вот мы здесь, на Красной Поляне, на небольшом отроге хребта Ачишхо в междуречье Бешенки и Монашки. Здесь летом 2000 года по завещанию писателя верной спутницей жизни Натальей Алексеевной Лебедевой и их дочерью был захоронен его прах. Перед нами скромный памятник под сенью молодых дубов, с букетом осенних трав на сером камне, с шумной Мзымтой где-то внизу, с виднеющейся невдалеке Красной Поляной и – над ней – царственная корона заснеженных трехтысячников Псеашхо. А дальше за гребнями гор среди Имеретинских озер есть два озера, названные именами Ефремова и Лебедевой, а на хребте Ацетука есть пик-трехтысячник имени Юрия Константиновича Ефремова. Это дар благодарных последователей писателя – краснодарских и сочинских краеведов. Когда уходят из жизни такие люди, кажется, что уходит в небытие целая эпоха. Они не нуждаются в обычных памятниках, ибо их дом – вся Земля. Диденко Н.В. ПИК ЕФРЕМОВА В хорошую погоду с улицы Альпийской, что пролегла по гребню горы Батарейка, открывается прекрасная панорама Кавказских гор. В величест­венном безмолвии сверкает снегами цепь горных вершин на фоне голубого неба и, кажется, до них рукой подать, так отчетливо видны снежные гребни, острые пики и тёмные пятна скал. В правой части панорамы выделяется массив горы Агепсты, высшая точка которого достигает высоты 3256 метров над уровнем моря. Агепста расположена на границе России и Абхазии, с Батарейки мы видим южную, абхазскую сторону горы. Правее высшей точки Агепсты есть ряд вершин, превышающих три тысячи метров: юго-восточ­ная предвершина (3176 м), узловая вершина (3118 м), за ней глубокий провал и далее пик высотой 3114 м. Именно этому безымянному пику сочинские краеведы предложили присвоить имя выдающегося географа, писателя и поэта Юрия Константиновича Ефремова, автора замечательной книги "Тропами горного Черноморья". В Русском географическом обществе, основанном еще в 1845 году, существовала традиция называть географические объекты именами выдаю­щихся ученых и исследователей. На заседании Ученого совета Сочинского отдела ГО было принято решение присвоить безымянному пику 3114 м имя Юрия Константиновича Ефремова, а в конце июля 1990 года была организована экспедиция на пик Ефремова. В состав экспедиции от Сочин­ского отдела вошли Александр Рыженков, Владимир Красников и автор этих строк, а от управления "Сочиминвод", предоставившего вертолёт для заброски экспедиции, - Владимир Чистяков. В задачу экспедиции входило совершить восхождение на пик и установить там памятную табличку. Утром 25 июля вылетаем из Адлера и держим курс на Агепсту. Сидим, прильнув к иллюминаторам, и с жадным любопытством разглядываем проплы­вающие внизу зелёные долины, узкие дикие ущелья, альпийские луга и отвесные неприступные скалы отрогов Агепсты. Не успели насладиться открывающимися видами, как поступила команда приготовиться к выгрузке - вертолет заходит на посадку в верховьях реки Псей. Мягкое касание земли, распахнута дверь, и мы быстро выгружаем свои пожитки на зелёную траву субальпийского луга. Вертолёт тут же взмывает вверх и, обдав нас керосиновым перегаром, плавно уходит вдаль и постепенно растворя­ется в синеве неба. Стоим в непривычной тишине среди моря цветущих лугов, по которому пробегают волны от налетающего ветерка. Однако, пора и за работу. Навьючиваем на себя огромные рюкзаки и начинаем медленный подъем вверх, к виднеющейся вдали отвесной стене пика. Не доходя до стены, разбиваем лагерь на удобной горизонтальной площадке. На следующий день выходим на вершину втроём - Чистяков остается дежурным по лагерю. По широкому луговому гребню быстро поднимаемся к подножию южной стены. Красников обсуждает возможность её преодоле­ния, но Рыженков, человек дела, тут же начинает подъём по отвесным скалам, не реагируя на мои возражения. Однако далеко он не ушел - слишком сложен маршрут - и начал спускаться, что далось ему с большим трудом и заняло в несколько раз больше времени, чем подъём. Не удержавшись, изрекаю такую сентенцию: "Скалолаз! Прежде чем залезть на скалу, подумай, как оттуда будешь слезать!". Решаем искать обход стены справа. Входим в скальные "ворота" - проход между стеной и отделившейся от неё огромной скальной башней. Влево уходит широкая травяная полка, ограниченная с одной стороны отвесной и нависающей скалой, с другой - кромкой обрыва. Идём по полке. Путь очень удобный и, видимо, давно используется браконьерами - находим стреляные гильзы от охотничьего ружья. Полка закончилась, дальше - пологий склон. До вершины - рукой подать. Красников ускоряет темп, обгоняет нас и вот уже машет нам рукой с вершины. Поднимаемся и мы. С вершины открывается захватывающий вид на окружающие горы. На северо-западе, всего в 2,5 км, высится вершинная пирамида Агепсты. На восток уходит зубчатый гребень Ацетуки, а прямо под нами искрится белое полотнище ледника Хымс-Анёкё. За долиной Мзымты громоздятся вершины Кардывачского горного узла - Лоюб, пик Смидовича, Цындышха, пики Кардывач-узловой и Кардывач-главный. А ещё дальше в сиреневой дымке уходят за горизонт вершины Архыза и Домбая. На юго-востоке изогнутой голубой полоской виднеется озеро Рица, а правее светло-розоватыми глыбами теснятся вершины Арабики. Прекрасная, незабываемая панорама! Спускаемся на несколько метров с вершины и на плоской грани скалы начинаем монтировать табличку. Саша Рыженков с азартом работает молот­ком и шлямбуром, а мы разводим цементный раствор. И вот табличка закреплена на скале. На полированной латуни надпись: Пик Ефремова 3114 м Назван в честь Ефремова Юрия Константиновича- географа, писателя, поэта и путешественника. 1990 г. Сочинский отдел Географического общества СССР Наша задача выполнена. Перед спуском снова поднимаемся на высшую точку. Молча стоим на вершине пика Ефремова и никак не можем оторваться от созерцания прекрасного мира гор, тех самых гор, которые исследовал, исходил вдоль и поперёк и воспел в своих книгах замечательный человек и ученый Юрий Константинович Ефремов. Тарчевский Б.А. ТРОН ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ. В ноябре 1966 года известный этнограф Ш.Д. Инал-Ипа осмотрел в бассейне р.Кудепста очень интересный культовый памятник, который местное население прозвало «черкесский камень» /l. с. 60/. Это глыба серо-желтого песчаника длиной до 5 м и шириной примерно 4,5 м, высотой над уровнем почвы около 1,5 м (рис. 1). В передней, северо-восточной части скалы выбиты два углубления в форме сидений, глубиной 45 см и шириной 75 см, отгороженных друг от друга общим «подлокотником». Позади сидений в верхней плоскости камня сделано саркофагообразное углубление длиной 1,95 м при ширине до 0,90 м. По-видимому некогда всё это углубление- «ложе», с возвышением для головы(?) в юго-восточной части, было окантовано бортиком. В настоящее время со стороны сидений разрушенном. На сохранившейся верхней части бортика есть несколько небольших углублений-лунок чашевидной формы Вместе с В.С. Орелкиным Ш.Д. Инал-Ипа произвел раскопки около камня, позволившие обнаружить перед сиденьями вымостку из крупных плит песчаника площадью около 3 м². У северо-восточного края вымостки, на большой круглой плите находился длительно горевший очаг, расположенный напротив центра сидений. Еще в 7 м к северо-востоку был обнаружен второй очаг, сложенный из 4-х крупных каменных блоков. Ш.Д. Инал-Ипа склонен был относить жертвенный камень к позднему средневековью, но такие авторитетные археологи, как Ю.Н.Воронов и В.И. Марковин отнесли этот памятник к дольменному времени /2. с. 49;3. с. 386/. Действительно, манера изготовления деталей, а также наличие характерных дня мегалитических памятников лунок, дают право считать данный памятник принадлежащим к дольменному времени. Косвенно это подтверждают ещё две детали. В десяти метрах восточнее камня есть заброшенный родник, а в 150 м к ceверо-западу минеральный источник железистой воды. Все дольменные памятники так же расположены рядом с источниками, иногда минеральными /4. с. 8/. Сиденья памятника имеют азимут 60° и отмечают восход солнца над склоном горы в день летнего солнцестояния. Это важное астрономическое направление часто отмечается фасадами дольменов /5.с.7/. Можно ли по столь скупым деталям узнать о назначении этого загадочного памятника, восстановить картину ритуала, который некогда исполнялся у культового камня? Задача эта исключительно трудная, но не невозможная. Опираясь на скудный материал орнаментации и росписи дольменов и находок из них, а так же на отмечаемый учеными факт относительного единства религиозно-космогонической системы на обширной территории Восточной Европы и Циркумпонтийской провинции, генетической близости дольменной культуры Кавказа и других мегалитических культур Центральной и Западной Европы, можно восстановить главные черты ритуала дольменостроителей, связанные с Кудепстинским камнем. Наиболее значительным, комплексным и вместе с тем общим для всех ареалов рассматриваемой системы воззрений является образ Великой Матери, прародительницы всего существующего в мире. Об органической связи идеологических представлений различных культур эпохи бронзы на обширной территории Европы и Кавказа говорит и удивительная общность образов изображений богини, вышедших, кажется, из одной мастерской. Для этой огромной зоны ещё с эпохи палеолита фиксируется две ипостаси Великой Богини - матери-кормилицы, и её дочери, призывающей своего небесного супруга /6. с. 79/. Как правило, носителям блока европейских мегалитических культур, в том числе и дольменной культуры Кавказа, были присущи аниконические изображения. Наиболее реалистичным изображением Богини Матери среди памятников дольменной культуры является роспись на стенах дольмена из ст. Новосвободной. Богиня изображена в типичной позе роженицы - широко раскинувшая руки и ноги, с небольшим выступом вместо головы. Подобная слабая проработка головы характерна для статуэток богинь матерей многих культур энеолита и эпохи бронзы. Эта деталь говорит о хроническом характере образа богини, о связи её со смертью и загробным миром /7. 71/. В очень стилизованном виде этот же образ нанесен на открытую В.И.Марковиным стелу из дольмена 497 бассейна р. Кизинка (рис.2) /2.с. 137/. Подобный шестилучевой знак - символ рожающей богини, встречается на дольменной керамике (рис.3) и широко известен по всему миру. Он, например, изображён на одеянии Афины в греческой вазописи и на сосуде из Наски, изображающем богиню-мать /8.с.179/. Этот же знак встречается среди наскальных изображений Беломорья. Здесь иногда он изображен достаточно реалистично (рис.4). Богиня, широко раскинувшая руки и ноги показана в момент родов, когда из лона уже появилась голова её дочери. При этом получается фигура-перевертыш, т. е. верхняя половина фигуры не отличается от нижней. Перед нами по существу единая Великая Богиня в двух ипостасях -земной, поднебесной матери и хтонической, перевернутой вниз головой дочери. Яркие примеры изображения фигуры богини роженицы есть и среди памятников западноевропейских мегалитических культур. Причём здесь известны не только обычные изображения богини. Силуэт стилизованной женской фигуры, повторенный в зеркальном отражении, образует план гипогея культуры Сены-Уазы-Марны /9. с.157/. То есть в самой архитектуре, планировке мегалитов отражен всё тот же сакральный символ богини. Две богини- роженицы, мать и дочь, изображённые в планировке мегалитических «храмов» Мальты, в точности повторяют силуэт статуэток тучной богини, распространённых в Анатолии, на Кикладских островах, Сицилии, Корсике и на самой Мальте (рис. 5). При этом вход в «храмы» находился в лоне богини и, выходя из святилища, человек как бы заново рождался. Входы «храмов» обращены к юго-востоку и отмечают восход солнца в зимнее солнцестояние, когда рождается новое, молодое солнце и участники обрядов так же приобщались к возрождению светила, к его бессмертию. Отчасти антропоморфизированными погребально-культовыми сооружениями являются и сами дольмены. В их конструкциях ярко отражён сакральный образ воспроизводства, соединения мужского и женского начала /10. с. 215/. Дольмен воспроизводит лоно, где сходятся концы и начала бытия. Фаллическая форма втулок сочетается с изображением женских грудей на фасадах некоторых дольменов. В данном случае часть - фалл, грудь, заменяли изображение целых фигур. Погребённый в дольмене человек сливался с образом сына Великой Богини Матери, приобщаясь к возрождающей силе лона богини. На сегодняшний день известно несколько дольменов с изображением на фасаде женских грудей. Поскольку они являются схематичными образами богини, следует их кратко описать. Дольмен №719 близ п. Анастасиевка описан В.И. Марковиным /3.с.309/. На его передней плите в верхней части над лазом высечены две округлые выпуклости, имитирующие женские груди диаметром 10 см, выступающие над поверхностью плиты на З см. Расстояние между выпуклостями 37 см. Другой памятник с изображением стилизованных женских грудей над входным отверстием плиточного дольмена в верховьях р. Небуг кратко описан И.Н. Анфимовым /11. с. 37-39/. Две пары подобных выпуклостей изображены на ложном фасаде очень интересного плиточного дольмена из урочища Бганомакух, обнаруженного М.К. Тешевым. Высота изображений З см, диаметр достигает 8 см, расстояние между выпуклостями 7 см (рис.8). Дольмен с изображением «двойных грудей» есть также в п. Широкая Щель под Геленджиком. Здесь диаметр парных выпуклостей колеблется от 12 см до 13 см, а их высота от 2 см до 4 см. Расположены они симметрично по бокам от лаза дольмена. На ложном портале полуразрушенного корытообразного дольмена из бассейна р. Цусквадже можно увидеть изображение одной пары грудей, сильно смещённых в сторону от центра плиты. Их диаметр 9-10 см, высота 3,5-4 см, расстояние между выпуклостями 15 см. Правая часть фасада не сохранилась. Учитывая сильное смещение изображения от центра симметрии, можно предположить, что на несохранившейся части также были подобные выпуклости. Последнее известное на сегодня изображение женской груди принадлежало к уже не сохранившемуся памятнику. Среди сильно разрушенной дольменной группы «Сортучасток», несколько лет назад, находилась узкая, длинная плита с изображением двух округлых выпуклостей в верхней части /12/. По всей видимости это была приставная портальная плита, следовательно, такая же плита должна была находиться и с другой стороны портала дольмена. Аналогично всеобъемлющую и всерождающую богиню изображали на стенах мегалитических погребений во Франции, Италии и других странах Западной Европы. Там также часто встречаются изображения двух пар грудей. Вполне возможно, что даже в случае, когда изображалась лишь одна пара грудей, подразумевались две богини, так как известны многочисленные изображения того времени, где обе владычицы мира объединены в одну сросшуюся фигуру (рис.9). Но даже без этих символических изображений дольмен представляет собой ярко выраженный образ лона богини матери и акта воспроизводства При этом воспроизводились не сами богини, которые единственны, а их антропоморфизированные обиталища, количество которых в виде дольменов практически не ограничено. Очень интересным и пока единственным в своем роде памятником, изображающим Великую Богиню в ее двух ипостасях является каменная стела, находящаяся в дольменной группе на плато Калежтам (бассейн р. Аше). Она как бы замыкает собой ряд дольменов, протянувшихся по плато не очень ровной линией с востока на запад. Стела представляет собой вертикально поставленную плиту из серого песчаника, тщательно обработанную со всех сторон. Узкими, торцевыми сторонами стела точно ориентирована по линии север - юг, а лицевой и оборотной стороной соответственно на восток и запад. Высота стелы от уровня почвы 158 см. Ширина в нижней части 62 см, в верхней части стела несколько сужается, заканчиваясь закругленной вершиной (рис. 6). Ширина торцов плиты 12 см. Изображения на лицевой и оборотной сторонах стелы рельефно выступают над основной плоскостью на 2,5-3 см и зеркально повторяют друг друга. Это две вертикальные линии, верхняя часть которых завершается в виде завитков, повёрнутых в разные стороны. У основания памятника расположены три каменные плитки. Одна размером 36 см на 25 см лежит в центре у основания стелы с восточной стороны. Две другие, размером 36 см на 17 см, по краям с западной стороны. Стелы подобной формы в период раннего металла бытовали на огромной территории от Пиренейского полуострова, Франции и Польши до Кавказа. В Западной Европе их связывают с изображением так называемой «богини погребений» или «дольменной богини». Иногда эти изображения достаточно реалистичны (рис.7), но чаще более стилизованы - в виде изображения женских грудей, глаз или только дуг бровей. Изображения в виде двух вертикальных линий, верхняя часть которых заканчивается завитками, повёрнутыми в разные стороны, называют типично мегалитической трактовкой лица /9.с.200/. Этот мотив входит в разряд устойчивых мегалитических символов и имеет распространение от Средиземноморья до Скандинавии. Часто эта идеограмма повторяется, образуя вертикальный ряд напоминающий изображение дерева, например, на каменном алтаре с о.Мальта (Хагар-Ким) /6.с.26/. Считается, что этот образ объединяющий в себе функции как небесной, так и хтонической богини возникает на юго-западе Европы, а затем распространился и в восточную часть материка. Это направление совпадает с распространением мегалитических культур с запада на восток. Эта идеограмма изображения мотива зрения (глаз) связанная с культом мёртвых является очень устойчивой и хронологически встречается от неолита и бронзового века до этнографических материалов 19-20 веков. Небесный и хтонический образы богинь подчеркнуты и ориентировкой стелы в пространстве. Лик богини, направленный на восток, к восходящему светилу, принадлежит Великой Богине Матери, рождающей солнце. А лик, обращённый на запад - в сторону умирающего светила, символизирует её дочь-богиню загробного мира. Мужской ипостасью божества в данном случае являлось само светило. В составном дольмене № 528 бассейна р. Кизинка была найдена еще одна стела, очень схематично изображающая, как считает В.И. Марковин, женскую фигуру с выделенным плодоносящим началом. Он сопоставляет её с каменными женскими фигурами, найденными в дольмене близ Аlvао (Португалия) /10.с. 220/. Как видно из приведённого описания памятников культ двух богинь рожаниц являлся важнейшим компонентом религиозно-космогонических воззрении дольменостроителей. Дальнейшее развитие этих образов хорошо прослеживается на территории исторической Фракии, где встречаются дольмены по своим конструктивным особенностям, аналогичные западнокавказским /10.с.299/. Наиболее ранние из них датируются вторым тыс. до н.э. Здесь строительство дольменов прослеживается до письменной эпохи, что позволяет достаточно хорошо реконструировать их идеологическую связь с орфической доктриной 2-1 тыс. до н.э./13. с. 27/. По космогонической модели фракийцев мир создается Богиней Матерью. Её сын воплощает солнце и приводит в действие цикл изменений природы. Та же космогоническая система, как мы выяснили, заложена в конструкции кавказских дольменов, символизирующих двух Великих Богинь и их умирающего — воскресающего партнера, представленного фаллической дольменной втулкой, украшенной солярными знаками или самим солнцем, с ключевыми точками движения которого связаны направления почти всех дольменов. Связь мегалитической культуры Фракии с субмикенской хорошо прослеживается не только на территории Болгарии и Турции, но и в Греции /13. с.27/. Купольные микенские гробницы, несомненно, возводились под влиянием мегалитических культур Западной Европы. А в древнем городе Элевсине есть подземные плиточные гробницы, напоминающие дольмены /10. с.304/. Все это указывает, что в какой-то степени праобразами древнегреческих божественных триад (Лето, Артемида и Аполлон; Деметра. Персефона и Дионис (Орфей) и пр.) были глубоко архаичные по своему характеру культы Великих Богинь Матерей бронзового века. Великие древние мистерии выросли из первобытных обрядов инициации. Наиболее близкими к мегалитической культуре древней Фракии, а через нее и к дольменной культуре Кавказа являются элевсинские мистерии, посвященные Деметре и Персефоне. Безусловно, древние воззрения претерпели эволюцию прежде, чем превратились в описываемые в греческих источниках мифы. Но основной стержень обрядов остался неизменным. Тем более что Деметру и Персефону отделяет от строителей мегалитов не столь уж большой временной промежуток. Имена богинь известны по текстам линейного письма «В», а храм на месте мистериальных святилищ был построен еще в середине 16 века до н. э. /14. с. 29/. Символика элевсинcкого святилища поразительно совпадает со скупой символикой дольменов и Кудепстинского жертвенного камня. Две фигуры богинь у ворот соответствуют двум богиням у входа в дольмен. Находящийся рядом с источником «камень скорби» - сиденье Деметры, перед которым плясала служанка Ямба-Баубо, напоминает Кудепстинский камень. Под конец танца Ямба протягивала богине яйцо - символ солнца и умирающего - воскресающего бога. Это яйцо помещали в середину камня со множеством небольших лунок для раздельного приношения зерна. Точно такие лунки нанесены на бортик Кудепстинского камня и на перекрытия многих дольменов. Примечательно, что лунок в камне для приношений из Элевсина 34. Это число, связанное с культом плодородия отмечается среди памятников дольменной культуры /4. с. 9/. Супруг (сын) богинь Орфей (Дионис) гибнет, как и другие подобные умирающие-воскресающие боги (Аттис, Адонис) в день летнего солнцестояния. Во время летнего солнцестояния погибает, и славянский бог солнца и плодородной силы зерна Ярило. Куклу, которого в виде старика с огромным фаллом (ср. с дольменной втулкой) в этот день хоронили /16.с.5б8/. Именно на восход солнца в этот день направлен Кудепстинский камень. Плод граната, зёрнышко которого вкусила Персефона, прежде чем покинуть Аид, в разрезе всегда имеет 6 перегородок и воспроизводит уже рассмотренную нами фигуру роженицы. Именно это зёрнышко послужило причиной вынужденного циклического возвращения Персефоны в загробный мир. Замечательна и универсальна календарная символика шестилучевого знака. Нижняя часть фигуры изображающая рождающуюся Персефону (рис.4) соответствует, учитывая трёхчленное деление мира и времен года в древней космогонии 1/3 цикла - зиме, пребыванию Персефоны в царстве Аида. Остальные две части соответствуют весне и лету. Когда Деметра, а вместе с ней и сама природа радуются возвращению дочери. Попробуем теперь восстановить в общих чертах культовую практику, связанную с Кудепстинским камнем. Очевидно, обряд начинался в ночь на 22 июня и достигал кульминации с моментом восхода солнца Ночью зажигались костры в очагах, отмечающие линию направления на точку восхода солнца. Сиденья, предназначенные для двух богинь, могли оставаться пусты, либо занимались двумя жрицами, изображающими великих богинь. На ложе укладывался мужчина, воплощающий умирающего-воскресающего бога, от которого зависело ежегодное плодородие всего сущего. Его укладывали в позе эмбриона на правый бок, лицом к восходящему солнцу. В лунки, окружающие ложе, насыпали зерно. Во время обряда мужчина подвергался смерти, может быть символической, а может и реальной. Подобные культы приношения в жертву жрецов, царей - супругов Великой Богини широко известно в древнем мире /15. с. 11/. Его гибель должна была обеспечить нерушимость миропорядка, циклического умирания и воскрешения всего сущего. В этом заключалась главная идея культа Великих Богинь, через века великолепно выраженная в орфическом гимне Персефоне: Ты под путями земными владеешь вратами Аида (...) Ты одна - и жизнь, и смерть для людей многобедных, Персефона - всегда ты «несешь» и всегда «убиваешь». Литература: 1. Инал-Ипа Ш.Д. Страницы исторической этнографии абхазов. Сухуми. 1971. 2. Воронов Ю.Н. Древности Сочи и его окрестностей. Краснодар. 1979. 3. Марковин В.И. Дольменные памятники Прикубанья и Причерноморья. М., 1997. 4. Кудин М.И. Дольмены и ритуал //Сочинский краевед. Вып.4. Сочи,1999. 5. Кудин М.И. Археоастрономия и дольмены // Сочинский краевед. Вып. 7. Сочи, 2000. 6. Даниленко В.Н. Космогония первобытного общества //в кн. Начала цивилизации. М., 1999. 7. Клейн Л. Майкоп: Азия, Европа? //Знание -Сила №2, 1987. 8. Мифы народов мира. Т. 1. М., 1991. 9. Лаевская Э.Л. Мир мегалитов и мир керамики. М., 1997. 10. Марковин В.И. Дольмены Западного Кавказа М., 1978. 11. Анфимов И.Н. Дольменная группа в верховьях р. Небуг// 17 Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов). Майкоп, 1992. 12. Сведения Кондрякова Н.В. 13. Фол А. Методологические проблемы изучения праистории Балкан. //Вестник древней истории, № 1, 1992. 14. Лауэнштайн Д. Элевсинские мистерии. М., 1996. 15. Грейвс Р. Мифы Древней Греции. М., 1992. 16. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1997. 17. Античные гимны. М., 1988. Кудин М.И. К 100-летию со дня рождения писателя-краеведа Игоря Константиновича Недоли. ПОМНЯ О ДОБРЕ К сожалению, мне не довелось подолгу беседовать с писателем - краеведом Игорем Константиновичем Недолей. Наши встречи были краткими, деловыми - в редакции газеты «Адлерская правда», куда он приносил свои статьи, в районном отделении Всесоюзного географического общества, которое возглавлял в шестидесятые годы, а то и просто на улице. В последний год своей жизни, 1974-й, он много ходил по инстанциям, хлопоча об открытии районного историко-краеведческого музея, куда хотел передать все свои коллекции, это были минералы, изделия народного творчества, в том числе и его собственные миниатюрные вещицы из дерева, камня, пластмассы, а также библиотеку, собрание редких книг и книги, написанные им самим. Ярко представляю его, высокого, худощавого, седовласого, степенного, в шляпе, темной или светлой, в зависимости от времени года и с неизменной тростью. После ранения во время гражданской войны, в молодом возрасте, здоровье его пошатнулось. Но все мы ощущали результаты многогранной общественной деятельности Игоря Константиновича: в парке им. Бестужева стоял памятник писателю - декабристу, появившийся благодаря инициативе Недоли - он предложил отделу культуры райисполкома провести конкурс на лучший проект памятника, и это было сделано. Активно работало отделение географического общества, издавались его книги, которые нравились и детям, и взрослым. Он читал лекции, будучи членом Всесоюзного общества «Знание», талантливая молодёжь посещала литобъединение, которым он руководил. И только я знала, чего это все ему стоило, - сказала мне вдова Игоря Константиновича, Вера Степановна, чудеснейшая женщина. Да, из-за слабого здоровья это было нелегко, но жить иначе этот человек не мог. Бурлящая вокруг жизнь захватывала его, он очень любил людей, умел находить единомышленников, много времени уделял детям, молодежи, приобщая их к духовной жизни. ... Мы сидели с Верой Степановной в ее комнате за столом, под абажуром из яркого крепдешина, с кружевами из бисера по краю (дело рук Игоря Константиновича). У стены, на буфете из каштана, сделанного по чертежам Недоли, стоял его портрет художника из Палеха Яковенко, на одной из стен - большой портрет Веры Степановны в молодости, написанный художником Вагиным с фотографии - новогодний подарок жене.. Разговор об их жизни был долгим и интересным. Одно обстоятельство очень удивило меня. Вера Степановна сказала, что родился Игорь Константинович 7 марта 1902 года на Украине в семье учителей, а учился в гимназии в Симферополе. Неужели мы учились в с ним в одном и том же здании? И я вспомнила город своей юности Симферополь и мемориальную доску на здании своей первой женской школы, на которой значилось, что в мужской гимназии, размещавшейся в здании школы, преподавал химию Д. И. Менделеев, учились выдающийся ученый - физик, открывший ядерную изомерию, академик И. В. Курчатов и композитор А. А. Спендиаров. Курчатов - ровесник Недоли, и, наверное, он встречал его в коридорах гимназии, а может быть, они были одноклассниками. Я представила Игоря Константиновича молодым юношей, идущим по широким коридорам красивого здания с высокими потолками, прекрасным актовым залом с огромными окнами. А главное - я теперь точно знала, откуда у писателя - краеведа Недоли интерес к ботанике, истории, археологии. Жить в Симферополе и не посетить Южный берег Крыма и другие его достопримечательные места просто нельзя. Мы, школьники, даже в тяжелые послевоенные годы свое каникулярное время проводили в походах и на экскурсиях. Уверена, что был там и гимназист Игорь Недоля и на него, конечно же, произвели впечатление и богатая природа, и древние города Чуфут-Кале, и развалины античных городов, и ханский дворец в Бахчисарае, фонтану которого А.С. Пушкин принес в дар две розы, домик Н.Н. Раевского и кипарис А.С. Пушкина в Гурзуфе. Да и сам Симферополь, крупный культурный центр, с его прекрасной публичной библиотекой, театром, в котором можно было увидеть и услышать корифеев, способствовал развитию интереса к науке и искусству. О юности Игоря Константиновича Вера Степановна подробностей не знала, сказала только, что время гражданской войны он был ранен в руку, а в двадцатых годах получил агрономическое образование в Баку. Из рассказа B.C. Недоля: «В 1929 году я через биржу труда в Армавире в числе трёхсот рабочих, людей разного возраста, уехала в Азербайджан, в местечко Сарвань. Здесь, в совхозе «Наримановский», мы выращивали технические культуры - кенаф и коноплю, волокно которых - ценное сырье для изготовление каната, веревок, мешковины. Жили в бараках, даже бани не было. Людей косила малярия и другие болезни. Я сильно простудилась, но на моё счастье я встретилась с Игорем Константиновичем, моим будущим мужем. Он работал в совхозе агрономом и отвез меня в больницу в Баку, где я поправилась, но вскоре мы оба заболели малярией, переносили жесточайшие приступы. До Великой Отечественной войны пришлось переменить несколько мест, так как потребность в специалистах, знающих технические культуры, была большая. Они в то время в стране только начали культивироваться. Игорь Константинович писал статьи об агротехнике технических культур в специальные журналы. Особенно часто печатался он в журналах «За новое волокно» и «Советские субтропики», когда работал на Колхидской опытной станции. Здесь выращивали культуру рами, из которой делался шёлк для парашютов. Он был необходим развивающейся авиационной промышленности. Экономика страны понемногу крепла, и жизнь налаживалась. Вера Степановна вспоминала тридцатые годы как счастливое время. Хотя приходилось жить на частных квартирах без удобств, жизнь была интересной: совершали прогулки, оба любили музыку и чтение. В то время Игорь Константинович приобрел красивый ковер ручной работы. У него был хороший вкус, и уже тогда он проявлял интерес к интересным, оригинальным вещицам. Было положено начало коллекциям. Он сделал сам деревянную миниатюрную шкатулку. Поработав на севере, в Шенкурске, на одном из притоков Северной Двины, куда Недоля уезжал один, он привез много минералов, а потом еще приходило несколько посылок. - И всё же Игорю чего-то недоставало в то время. Он был лишён возможности широкого общения. Ему было тесно в том узком мирке, в котором проходила наша жизнь, - говорила моя собеседница. Так в их биографиях появился Краснодарский край. С марта 1939 года они начали работу на селекционной станции «Маяк» за станицей Пашковской под Краснодаром. Здесь проходили испытания, а затем внедрялись в производство новые сорта овощных культур. Это были помидоры «Чудо рынка», «Марглоб», «Балтимор» и другие. В Краснодаре, во Всесоюзном институте лубяных и масличных культур, с июля 1940 года Игорь Константинович работал как научный сотрудник, занимался масличными культурами, а Вера Степановна была наблюдателем - поливальщиком. - Мы зарегистрировались с Игорем 8 июня 1941 года, через десять лет после образования семьи. Так сложилось, потому что детей мы не имели, имущества большого не нажили, - говорила мне Вера Степановна. Игоря Константиновича призвали в армию на второй день Великой Отечественной войны и направили в село Борское Куйбышевской области в школу младшего авиационного состава. Там он преподавал метеорологию. Затем работал в первой школе летчиков в Куйбышеве. Вера Степановна - тоже участница войны, она трудилась в авиамастерских, в Сарапуле, но из-за плохого состояния здоровья мужа переехала к нему в Куйбышев. После войны супруги вернулись в Краснодар. В 1947 году управление сельского хозяйства Краснодарского крайисполкома направило Недолю на Черноморское побережье для организации сортоиспытательного участка субтропических культур. - Сначала сортоучасток хотели организовать в Дагомысе, но там не было подходящего участка земли, и возник он в Адлерском районе на землях колхоза им. Чкалова, - говорила моя собеседница. Много было приложено усилий небольшим коллективом, чтобы подготовить земли, достать посадочный материал. Вера Степановна Недоля летала на самолете в Азербайджан за саженцами хурмы и граната. Позже началась работа по внедрению в производство лучших сортов субтропических культур, и Игорю Константиновичу много лет пришлось доказывать, что развивать субтропическое плодоводство крайне необходимо, что на столе у жителей и отдыхающих Сочи должны быть в изобилии южные фрукты. Он писал статьи в местные и центральные газеты и журналы, работал над рукописью книги «Растительный мир наших субтропиков». Она интересна, потому что написана специалистом и талантливым человеком. Чтобы привлечь внимание своих читателей к природе субтропиков, заставить восхититься ею, Игорь Константинович использовал яркие образные сравнения. Так, ивы вавилонские он назвал зелеными фонтанами. Во всём чувствуется любовь автора к природе. Игорь Константинович ушел на пенсию из-за болезни в 52 года, раньше положенного срока. В последние годы перед уходом на пенсию он работал на Адлерской станции защиты растений. Уйдя на отдых, Игорь Константинович больше времени стал посвящать писательскому труду, занялся изготовлением миниатюрных изделий из камня и дерева, стал участником районных выставок работ самодеятельных художников. На краевых и городских выставках побывали его миниатюрные шкатулки, отделанные перламутром. Изготавливал он ювелирные изделия с камнями в оправе из простого металла. В основном, раздаривал их знакомым. Вера Степановна, выращивая цветы, насколько могла, пополняла семейный бюджет. Деньги нужны были и для коллекций. Игорь Константинович продолжал работать на общественных началах. Возглавил Адлерское районное отделение Всесоюзного Географического общества. С группой энтузиастов обследовал остатки средневековых крепостей в районе, написал об этом монографию, которая сохранилась, а также работу о дольменах. На это время приходится его интерес к загадочным стоянкам первобытного человека в районе села Нижняя Шиловка с мотыжками «сочи - адлерского» типа, открытыми А. П. Красновым в 1936 году. Эти стоянки исследовались затем Л.Н. Соловьевым, И.К. Недолей, Н.И.Гумилевским. Без людей, общения Игорь Константинович не представлял своей жизни. Подружившись еще во время создания сортоучастка субтропических культур с кандидатом сельскохозяйственных наук Федором Михайловичем Зориным, создателем Дерева Дружбы, Недоля часто бывал в саду Дерева Дружбы, беседовал с посетителями и задумал делать миниатюрные сувенирные ножички для прививок на Дереве. Для этой цели научился варить пластмассу. Ножички получились оригинальные, один из них увёз известный американский музыкант Ван Клиберн. Прибавлялось в альбоме Игоря Константиновича фотографий посетителей Дерева Дружбы, деятелей культуры и искусства, политиков. Игорь Константинович продолжал писать книги. Агроном по образованию, он знал и любил природу, наблюдал ее. Его книги «Птичьи стаи», «Среди птиц», «Дружище Тобик» и другие, адресованные, в основном, детям, нравились и взрослым. Они издавались в Москве, Краснодаре, Симферополе, Киеве. Рассказ Недоли «Карагез» был напечатан в журнале «Охотничьи просторы» рядом с рассказом К.Паустовского. Одна из книг «Рассказы о птицах» является учебным пособием и вышла в Москве, в 1963 году. Книги писателя познавательны. Они не только о редких птицах, но и о воробьях, ласточках, синицах, которых мы часто видим, но мало знаем о них. Книги Недоли - о том, что человек должен быть защитником всего живого. Он предстает в них щедрым и добрым человеком, каким был и в жизни. Дом Недоли на улице Мира, 15, в Адлере часто посещали его друзья и знакомые, и в одной из комнат Игорь Константинович разместил все свои коллекции. Так образовался домашний музей. В него приходили и стар и млад, и всех Игорь Константинович принимал охотно, рассказывая об экспозиции и отвечая на вопросы. Была заведена Книга отзывов. 22 мая 1964 года скупой ни похвалы краевед Борис Дмитриевич Цхомария написал: «Всё увиденное здесь буквально привело меня в восторг. Браво, Игорь Константинович! Как хорошо!» 28 августа 1964 года группа учителей Сочи писали о том, что «преисполнены благодарности к создателю музея за большой труд и огромную любовь к историческим памятникам прошлого нашей Родины». Собранные экспонаты, отметили они, представляют собой огромную ценность для нашей науки. Встречи с людьми были частью жизни Игоря Константиновича и, чтобы сохранить память о них надолго, он завёл домашний альбом для посетителей, в предисловии к которому просил не писать хвалебных слов, а оставлять стихи, шаржи, рисунки. Он собирал крупицы интересного, важного. Ну кто бы еще догадался во время случайной встречи с легендарным Героем Советского Союза А.П. Маресьевым, попросить его расписаться на память на спичечном коробке? В альбоме есть автографы многих сочинских журналистов, краснодарских писателей и поэтов В. Пальмана, В. Бакалдина, М. Шолохова - на письме, пришедшем из станицы Вешенской и много другого любопытного. К сожалению, не осталось списков экспонатов домашнего музея Недоли, а после скоропостижной смерти Игоря Константиновича, 27 декабря 1974 года, некоторые коллекции были разрознены, другие попали в неизвестные руки. В Адлерский музей истории Адлерского района г.Сочи, который открылся позже, в 1989 году, Вера Степановна сдала книги писателя и некоторые справки, а позже несколько минералов его коллекции, миниатюрных изделий и фотографий. Уже будучи очень больным, Игорь Константинович собрал в Адлере съезд красных партизан, сражавшихся во время Великой Отечественной войны в лесах Эльзаса и Лотарингии, потом долго с ними переписывался, расспрашивал, уточнял обстоятельства, детали, фамилии и написал повести «Гвоздик» и «Оса», но не успел опубликовать. Это была дань памяти о войне и о трагической судьбе его старшей сестры Марии, у которой немцы с Украины угнали в Германию единственного сына. Она и муж отправились на его поиски, но никто не вернулся домой. Игорь Константинович по-прежнему был частым гостем в Адлерской районной детской библиотеки, где он всегда отмечал вместе с юными читателями не только Неделю детской книги, День птиц, но и свой день рождения. За три дня до своей кончины он посеял семена кактусов - у него была еще коллекция кактусов - и беседовал с ребятами перед детским сеансом в кинотеатре «Комсомолец» о собрании Золотого фонда России. Побывав в свое время в гостях у Недоли, писатель Н. Имшенецкий сделал в знаменитом альбоме такую запись: «Ваша деятельность - лучшее доказательство того, как велик, мудр и всемогущ человек, как много может сделать он для людей». А приехавшая посетить могилу Игоря Константиновича Недоли и проведать Веру Степановну, оставшуюся одну, поэтесса Ольга Архангельская написала стихотворение, где есть такие слова о нашем замечательном земляке: «Пришла к тебе, лишь помня о добре, Что ты роздал на жизненной дороге...» Игорь Константинович Недоля оставил нам свои книги, и лучшей памятью о нём было бы их переиздание. Людмила Бойченко, методист эколого-просветительского отдела Кавказского государственного природного биосферного заповедника. ВВЕДЕНИЕ В ТОПОНИМИКУ ЧЕРНОМОРСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ КАВКАЗА. Большинство местных жителей, не говоря уже о миллионах людей, ежегодно приезжающих на отдых и лечение, встречаясь с местными географическими названиями, и даже привыкая к ним, практически не имеют никакого представления об их смысловом содержании, если не считать поверхностных и порой недостоверных сведений, получаемых от экскурсоводов или первых встречных «знатоков», преподносящих так называемые «народные» этимологии. Так, при упоминании названия Магри рассказывается романс-легенда о влюблённых Маше и Грише; Сочи многие считают грузинским названием и переводят как «пихта» и т.п. Каждое географическое название (топоним) имеет свою историю, изучением которой и, в конечном итоге, расшифровкой (переводом) занимается наука топонимика (по-греч. топос – «место», онома – «имя»). Географическое название всегда обусловлено исторически и отражает то или иное историческое событие, нарицательные и собственные имена, наименования проживавших здесь в прошлом племён или их подразделений (обществ, родов, семей). Большую ценность представляют свидетельства топонимики для определения расселения и миграции племён и народов. Топонимика является труднейшим разделом исторической географии. Лишь немногие топонимы (в основном позднего происхождения) могут быть раскрыты одной-двумя фразами. Большинство же из них требуют кропотливых исследований и понимание их невозможно без больших и сложных объяснений. Топонимику часто называют «языком земли». Этот «язык» даёт часто больше, чем произведения древних и средневековых авторов. «Язык земли» не поддаётся фальсификации. Здесь ничего не придумаешь, ничего не сочинишь. Он сохраняет грядущим поколениям память о том народе, который давно сошёл с арены истории, но вписал своё имя в историю грядущих поколений. Абазинка – село на левобережье долины р. Мацесты, в 8 км от её устья. Топоним запечатлел пребывание здесь до 1864 г. одного из абазинских обществ садзов-джигетов. Ф.Ф. Торнау, побывавший в этих местах в 1835 г., описывает селение абазинского общества Чуа, в котором насчитывалось до 150 семейств, проживающих растянуто, на расстоянии трёх вёрст и признающих над собой власть князя Безишь Ачу (Дзидзария Г.А., Ф.Ф. Торнау и его кавказские материалы XIX века. М., 1976. с. 105). Этноним абазины закрепился в некоторых названиях улиц Сочи. Так, на карте Г.Г. Москвича (1912 г.), совр. ул. Кубанская названа Абазинской. Синоним этого этнонима – джигеты сохранился (хотя и искажённо) в названии ул. Джигитской (в районе «Светланы»), которую следует правильно назвать Джигетской. Улица Несебрская (напротив морпорта) в конце XIX в. носила название Абазинский бульвар. (Часть набережной р. Сочи носила название Абазинского бульвара в честь первоустроителя курорта Сочи Николая Саввича Абаза, - прим. редактора) Абаха – абазинский аул в окрестностях Адлера (Дзидзария Г.А., Ф.Ф. Торнау и его кавказские материалы XIX века. М., 1976, с. 106), 1835. Абба –левый приток р. Кичмай, впадающий в неё в 6 км от устья. Урочище Абба – в прошлом священная роща убыхов и шапсугов. В убыхско-немецком словаре А.Дирра (Дирр А. Язык убыхов. Лейпциг, 1928 (на немецком языке). С. 116) имеется слово уаббе в значении «аллах», «бог». В доисламские времена Аббе у убыхов и шапсугов был одним из местных божеств. Академик Н.Марр связывал убыхского Аббе (Уоббе , Вобье ) с названием сванского божества Воб, мегрельским названием пятницы Воби-шхъа и абхазским богом грозы Афы (Марр Н.Я. «О религиозных верованиях абхазов. «Христианский восток», т. IV, вып. I. Петроград, 1915, с. 109.) Абгара – левый, наиболее крупный приток р. Кепши. Буквальный перевод с абх. - «обрывистое место». Абиссиния – урочище на правом приводораздельном склоне долины р. Псезуапсе (абс. отм. 350-400 м) в 4 км от берега моря. Возможна этимология от этнонима абазины . Ср. «Абасинская» (абазинская) дорога из долины р. Шахе через перевал в долину р. Белой. Интересно сопоставить с теорией Дм. Гулиа (Дм. Гулиа. История абхазов. Сухуми, 1986), утверждающего, что абхазы вышли из Абиссинии. В этой связи обращает на себя внимание явная сходимость названия Абиссиния и этнонима абазины . Агва – наиболее крупный правый приток р. Сочи, впадающий в неё в 16 км от устья. В.Е. Кварчия (Кварчия В.Е. Ойконимы Абхазии в письменных источниках. Сухуми, 1985) предполагает в основе топонима абхазо-абазинский термин агуа – «срединная часть поселения» или родовое имя Агуа . Агура – река, впадающая в Чёрное море в 1,5 км к Ю-В от устья Мацесты. Наиболее крупный левый приток носит название Агурчик . Долина Агуры широко известна Агурскими водопадами, Орлиными скалами на правом отвесном борту Агурского ущелья. В устье Агуры располагается международный молодёжный лагерь «Спутник». Этимологию топонима Агура , по-видимому, следует выводить из древнеабхазского акэа(акуа, аква) , в основе которого Г.З. Шакирбай (Шакирбай Г.З. Абхазские топонимы Большого Сочи. Сухуми, 1978.) усматривает значение «тухлый», пахнущий серой (источник) и, как пример, приводит древнее, но сохранившееся название Сухуми-Акэа (Акуа), на месте которого в прошлом имелись сероводородные источники. Характерно, что в процессе исторического развития абхазское слово акуа (аква) и соответственно убыхо-абазинское агуа (агва) приобрело смысл «ущелье», «овраг», а с собирательным суффиксом «ра» акуара (агуара ) уже стало означать «река», «ручей», «источник», дословно - «течь», «стекать». Вероятно этот смысл имеет и современный гидроним Агура . Между прочим, в Агурском ущелье, у подножия Орлиных скал, и сейчас имеются сероводородные источники. Другой вариант этимологии названия Агура – от абх. агуара - «забор», «ограда», «загон для скота». Нижняя часть долины р. Агуры действительно имеет характер замкнутого ущелья, выход из которого вглубь гор закрыт каскадом Агурских водопадов. Л.И. Лавров (Этнографический очерк убыхов, с.7) приводит и другое название для этой реки – Хуорта и там же упоминает р. Хуоста (Хоста). Адгебзе – населённый пункт на месте Ахинтама – «Карта Черкесского берега» (1838). Адлер – большой посёлок городского типа, районный центр, на берегу Чёрного моря, в устьевой части долины р. Мзымты. Название «мыс Адлер» встречается в исторических документах уже в начале 30-х годов XIX века. Ф.Ф. Торнау, побывавший здесь в 1835 году, сообщал, что на Адлерской низменности, носившей название Лиешь , проживает общество садзов-джигетов Аредба. Поселения этого общества разделены на следующие аулы: Керека, Абаха, Банрипши, Учуга и Хышхорипш. (Дзидзария Г.А., Ф.Ф. Торнау и его кавказские материалы XIX века. М., 1976., с. 106). Ср., абазинский род Ареда проживал до 1864 г. на левобережье устьевой части долины р. Сочи (см. Ареда ). 7 июня в устье р. Мзымты был высажен десант русских войск и основано укрепление, получившее название Святого Духа в честь религиозного праздника Св. Духа, совпавшего с днём высадки десанта, а сформировавшееся вокруг него поселение – Святодуховск, позже – Константиновское укрепление (посёлок и мыс) в честь Великого Князя Константина. Но название «мыс Адлер» продолжало сохраняться, и было официально закреплено за посёлком, выросшим в устье Мзымты. Дж. Н. Коков выводил этимологию топонима Адлер из черкесского хеделагуе –«смертоносный путь», связывая с нашествием авар в VI в. или с именем вождя гуннов Атиллы (Коков Дж.Н. К постановке вопроса о черкеской топонимике на Черноморском и Азовском побережьях. УЗКБГУ, вып. VII. Нальчик, 1960, с. 66). Коков предложил также перевод топонима Адлер от турецкого адилар- «островитяне» (Коков Дж. Н Заметки по топонимике. УЗКБНИИ. Том XX, Нальчик, 1964, с. 230). Ср., на южном берегу Крыма в море имеется группа скал под названием Адалар с прямым переводом с тюрк. - «острова». Таманский полуостров в средневековье носил тюркское название остров Адас с тем же переводом. Здесь же Коков (1964, с. 230-232) приводит предположительный вариант этимологии от австро-немецкого Адлер – «орёл». Ещё ранее Ю.К. Ефремов (Ефремов Ю.К. Тропами горного Черноморья. М., 1963. с. 90) предполагал, что название торгового пункта в устье Мзымты, данное турками – Ардляр или Артляр было изменено кем-то из русских немцев-прибалтийцев, состоявших на службе в русский армии, на знакомое им немецкое Адлер – «орёл». Гавань Артлар упоминается ещё у Евлия Челеби в 1641 г. (Генко А.Н. О языке убыхов. Изв. АН СССР, VII серия. отд. гуманитарных наук.№3. Л. 1928, с.16). Гавань Артлар находилась на землях племени Арт. Артляр означает «артская пристань». В переводе с абхазского арт – «по ту сторону», лар – турецкое окончание множественного числа. (П.М. Голубев. Сочи – Красная Поляна. Краснодар, 1974, с. 11). Ср., в Греции есть несколько древних топонимов на Арт : епархия Арты , ном (область) Арты . Возможно этнотопоним Арт восходил к античному периоду расселения греков на восточном берегу Чёрного моря. Аналогично греки – ахейцы («морские жители») в тот же период колонизации восточного берега Чёрного моря назвали ряд местных племён ахеянами («приморские жители»). В некоторых тюркских языках слово арт используется со значением «горный перевал», «седловина в горах», «горная долина», «горное ущелье». (В.Ф. Барашков. Знакомые с детства названия. М., 1982. С. 102). В.М. Валуйский (Валуйский В.М. Некоторые вопросы топономастики, истории и исторической географии Восточного Причерноморья. 1966. Рукопись. Архив Сочинского отдела Русского географического общества. С. 50) вводит в один этногеографический ряд названия Адлер (от Артляр ), Ареда (Аредба ), Ардона-Вардане и находит аналогии в абхазских названиях. Возможен также вариант общей этимологии с топонимом Вардане на готской этнооснове (см. Вардане). Примечательны варианты этого названия Эрделер , (отмечен Пейсонелем ещё в середине XVIII в.) и Ардлер в сообщении С. Броневского (Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, собранные и пополненные Семёном Броневским. Часть I, М.., 1823 г. С. 330), это, по всей вероятности, те забытые переходные формы, которые и дали современное название Адлер (с потерей «р»). Дж. С. Белль (Белль Дж. Ст. Дневник его пребывания в Черкессии в течении 1837-1838 гг и 1839 г. Париж и Пфорзехайм. 1841. Машинописный перевод З. Троицкой. Архив Музея истории города-курорта Сочи. С. 121) упоминает здесь аул Ардуватш . Абхазское наименование Адлера –Алашв . Адыгейское название этой местности Уал , что означает «место, часто подвергающееся наводнению, затоплению». Ажек – река, правый приток р. Сочи, в 20 км от её устья. Хребет Ажек – южный отрог г. Сахарной (1550 м). Небольшой посёлок Ажек находится на правом берегу г. Сочи между устьями рек Ажек и Ушха. По-убыхски же (аже) – «снег» (Дирр А. Язык убыхов. Лейпциг, 1928 (на немецком языке). С. 130), к – стянутая форма от куа – «сын»; т.е. «снежный сын» – буквально, а смысловой перевод - «рождённая снегом» - для реки Ажек, истоки которой на южном склоне г. Сахарной, получившей это название за снежную шапку, которую она носит (как и гора Амуко, соседняя с ней вершина (абс. отм. 1920 м) при выпадении осадков в зимний период, в отличие от соседних, более низких вершин, где снег тает очень быстро. Ср., хребет Аже («снежный») на левобережье долины р. Аше, над аулом Красноалександровским. По-убыхски же(аже) означает также «олень» (Дирр А. Язык убыхов. Лейпциг, 1928 (на немецком языке), с. 124). Т.е. возможна и другая расшифровка топонима Ажек – «сын оленя или «оленёнок» буквально, а вероятный смысловой перевод – «место, где водятся олени». Дж. Н. Коков( Коков Дж.Н. Адыгская (черкесская) топонимия. Нальчик, 1974., с.135) Ажеко выводит из кабард. «балка козла». Ш.Д. Инал-Ипа (Инал-Ипа Ш.Д. Страницы исторической этнографии абхазов. Сухуми, 1971. С. 286) предполагает, что название Ажек выводится из абхазского Ажаква , что означает «борода». Но Ажек (Ажеко) может быть и именем собственным и названием рода, владевшего этой местностью. В.Е. Кварчия даёт этимологию от абх. Ажак – «одинокий ясень» – из ажа –«ясень» и к - «один». Ажу – правый приток р. Шахе, впадающий в неё в 5 км ниже Бабук-Аула. Ажу является наиболее крупным правым притоком р. Шахе и имеет истоки на восточном склоне горы Аутль (1856 м), значительную часть года покрытую снежниками. Ажи(жи) по-убыхски означает «старый» (Дирр А. Язык убыхов. Лейпциг, 1928 (на немецком языке), с.88). А предикативная форма этого слова произносится как ажю или ажу – «является старым» или «есть старый». В том же значении у адыгов слово-суффикс ж(жи) . При разборе материалов Евлия Челеби (1641 г.) А.Н. Генко (с. 239) отмечал, что одно из обозначений убыхского числительного «5» произносится очень близко к ашху и соответственно – ажу. Дело в том, что р. Ажу является пятым (начиная от устья) крупным притоком р. Шахе и эта особенность могла быть запечатлена убыхами в самом названии реки. Достоверность происхождения топонимов среднего и верхнего течения долины р. Шахе от убыхского языка гарантируется тем фактом, что при устройстве в апреле 1864 г. Убыхской кордонной линии военные топографы, продвигавшиеся в горную Убыхию через долину Дагомыса в сторону Солох-Аула и далее к Бабук-Аулу с передовой частью Даховского отряда, встречали проживавших ещё здесь убыхов и все местные названия наносили на карты с их слов. Возможно, что этот топоним переводится от адыг. ужу - «густой», «непроходимый». Шапсуги называют эту реку Аджыу (Коков, 1974, с. 133). Азмыч – первый от верховьев крупный левый приток р. Мзымты. Истоки р. Азмыч – в Ацетукских озёрах Рейнгарда и Морозовой на водоразделе (хр. Ацетука) бассейнов Мзымта и Лашипсе. В.Е. Кварчия переводит азмыч с абхазского как «водоём (бассейн) на реке». Аибга – хребет, разделяющий среднюю часть долины р. Мзымта и верховья р. Псоу; максимальная высота – гора Каменный столб (2509). Село Аибга располагается в верховьях Псоу. Аибга – это название одного из горных абазинских обществ, проживавших в середине XIX века в верховьях Псоу и, по свидетельству Ф.Ф. Торнау, насчитывающих до 180 семейств, где главная фамилия Маршании (Дзидзария Г.А., Ф.Ф. Торнау и его кавказские материалы XIX века. М., 1976, с. 105). По-видимому, этот этноним распространился и на название ближайших гор. Ш.Д. Инал-Ипа (1971, с. 69) предполагает, что Аибга происходит от имени абхазского рода Айба . В этой связи важно свидетельство Л.Я. Люлье (Люлье Л.Я. Черкессия. Историко-этнографические статьи. Краснодар, 1927 г. С.9), называвшего эту местность Аибу , наряду с сохранившейся до наших дней формой Аибга . Возможно, что этот топоним происходит от абхазского абга (абгара) – «обрыв», «обрывистое место». Аишха – название 4 хребтов, 3 пиков (названия номерные: Аишха I, Аишха II и т.д.) и перевала в системе ГКХ в верховьях р. Мзымты и её правого притока р. Пслух. Гора Аишха III носит параллельное название Лоюб-Цухе. Ш.Д. Инал-Ипа (1971, с. 290) переводит название Аишха как «гора (рода) Айба». Ср. Аибга. Алань – при разборе этнографических подразделений причерноморских племён середины XIX века рядом исследователей было отмечено, что среди убыхов одно из горных обществ носило название Алань . Локализовалось оно предположительно в верховьях р. Шахе. Интересно, что ещё в начале XIX века путешественник и любитель-этнограф Ян Потоцкий в своём «Путешествии в астраханские степи и на Кавказ» (Париж, 1829) отметил, что «убыхи… народ совершенно отличный от черкесов и абазов» и сделал смелое предположение, что это один из «осколков» некогда могущественных алан, предков современных осетин. Л.Я. Люлье, поддерживая эту гипотезу, отмечал, что целый ряд средневековых авторов (Прокопий в 529 г., Барбаро в 1436 г., Ламберти в 1624 г. и Шарден в 1671 г.) упоминали об аланах, занимавших горные территории к северо-западу от Абхазии и в верховьях Кубани. Проживание здесь в средневековье алан подтверждается наличием целого ряда аланских топонимов. Так, в частности вблизи верховьев Шахе известны первично аланские топонимы Оштен и Фишт(ен), а также Сагдан (Белая), Уруштен, в которых компонент тен(дан) в значении «вода» имеет аланское происхождение. Судя по сохранившимся описаниям исследователей первой половины XIX в. (Тетбу де Мариньи, Дюбуа де Монпере, Фонвиль, Белль, Торнау и др.), убыхи по своему антропологическому облику были в общем сходны с другими кавказскими горцами, но отличались более высоким ростом, плотным телосложением и выразительными чертами лица. Такими же антропологическими особенностями среди северокавказских народов выделяются ещё только осетины – потомки средневековых алан. Их далёкие ираноязычные предки сарматы во 2 веке до н.э. выдвинулись из южноуральских степей и, вытеснив и истребив родственные им скифские племена, распространились на обширных территориях юго-восточной Европы, включая Северный Кавказ. В начале I века до н.э. из среды сарматских племён, обитавших на Дону, выдвинулись аланы. Это название они получили от греков и затем от византийцев. Себя же аланы называли «асса». Есть предположение, что это самоназвание аланов произошло от древнеиранского аси , что означало «конь». У древних иранцев конь считался одним из воплощений солнечного божества. В первых веках нашей эры аланы-ассы господствовали в степях Северного Кавказа и Дона. Они отличались большой воинственностью и, подобно своим предшественникам скифам и сарматам, не один раз прорывались через Кавказские теснины, совершая разорительные набеги на Закавказье, в Месопотамию и Малую Азию. Но в IV в. н.э. в южно-русских степях появились гунны, вышедшие из Монголии, которую они покинули под напором Китая. Гунны разгромили аланов и, не останавливаясь, прошли дальше на запад. Едва оправившись от гуннского нашествия, аланы вступили в борьбу с новым племенным объединением – с тюркоязычными хазарами и булгарами, вышедшими на Северный Кавказ вместе с гуннами. Под напором гуннов, хазар и булгар аланы были вынуждены отступить к Кавказским горам и в последующий период с V по IX века основной территорией их обитания были горно-лесные пространства в верховьях Кубани и её наиболее крупных левобережных притоков, т.е. в пределах современной Карачаево-Черкессии и юго-восточной части Краснодарского края. В средние века аланы были постепенно вытеснены из этих мест кабардино-черкесскими и тюркскими племенами, оставив здесь свои следы лишь в виде большого числа аланских топонимов. (См. Оштен, Уруштен, Ассара). Остатки алан ушли в горы современной Осетии и далее на юг через Дарьяльский проход в северную Грузию и, смешавшись с местным аборигенным населением, послужили основой при формировании осетинской народности. Алек – хребет, отделяющий бассейн Сочи от бассейнов рек Мацеста, Бзугу, Хоста, Кудепста (Псахо) и Кепши; является западным продолжением хребта Ахцу. Ш.Д. Инал-Ипа (1971, с. 290) пишет этот топоним как Алыкв и переводит с абх. – «ил». К.Х. Меретуков (Меретуков К.Х. Адыгейский топонимический словарь. Майкоп, 1981 г. С. 13) называет хребет Алико и переводит с адыг. «хребет сына Али» (Али – собственное имя, ко – «сын»). Л.Я. Люлье (с. 29) писал, что черкесы часто упоминают в своих молитвах-песнопениях имя Алия. Это искажённое, сохранившееся с христианских времён имя Ильи-громовержца. В районе хребта Алек часто бывают грозы. Это первый значительный хребет (до 1000 м) в районе Сочи в береговой полосе, принимающий на себя грозовые тучи с юго-востока. В адыгском эпосе часто упоминается «дом Алиговых», в котором нарты собираются для решения важнейших дел и проведения пиров и состязаний. Это отзвук связей древних адыгов с эллинским миром. По свидетельству Ш.Б. Ногмова (Ногмов Ш.Б. История адыгейского народа. Нальчик. 1958 г. С. 71) адыги называли Элладу Аллиг . «Дома Алиговых» – это, по-видимому, греческие города и поселения на землях адыгов (в основном по берегу Чёрного моря). Возможная этимология топонима Алек(Аллиг) – «место (гора) Алиговых»; «греческая гора». Коков (1974, с. 104) пишет, что этноним эллин (грек) сохранился в антропониме Алегуко , где ко – адыг патрономический элемент – «сын». Алек может быть стянутой формой от Алегуко . Алексеевка – небольшое село на левобережье долины Псезуапсе, в 5-7 км от её устья. До конца Кавказской войны здесь размещался крупный шапсугский аул Гуайе. Гуайе или Гои – это наименование шапсугского подразделения, проживавшего в долине Псезуапсе. Альбова пик – одна из вершин на Ацетукском хребте (междуречье Мзымты и Лашипсе. Название дано в честь выдающегося русского ботаника Николая Михайловича Альбова (1866-1897 гг.). На Кавказе проявил себя не только как ботаник, но и как этнограф. Так, Н.М. Альбов первый записал абхазскую легенду об ацанах. Альбова озеро – озеро в группе Ацетукских карровых озёр, на водоразделе между долинами рек Лашипсе и Мзымта. Названо Ю.К. Ефремовым в честь выдающегося русского ботаника Н.М. Альбова (Ефремов Ю.К. Тропами горного Черноморья. М., 1963.с. 218, 303). Ворошилов В.И. Продолжение следует в следующем номере. С ПРИРОДОЙ ОДНОЙ ОН ЖИЛ ДУШОЮ. «Природа будет ограждена от опасности только тогда, когда человек хоть немного полюбит её просто за то, что она прекрасна» Жан Дорст. Имя Николая Михайловича Альбова навсегда внесено в Золотую книгу выдающихся учёных мира. Его обширные труды всегда будут служить первоисточниками редких и ценных сведений о природе Огненной Земли и Западного Кавказа. Заглянем в семейный архив рода Альбовых. В нём хранятся реликвии многих поколений. Основой архива послужили письма молодого священника Михаила Стефановича Альбова к своей жене с Крымской войны 1863-56 гг., дневники воспоминаний, семейные документы и фотографии. В этом же архиве много редких материалов, связанных с жизнью и деятельностью русского учёного-биолога Николая Михайловича Альбова, которому было отпущено всего 31 год жизни. Он родился в России, а умер в далёкой Аргентине. «Неутомимый исследователь и, вероятно лучший знаток Кавказской флоры, - писал академик Д.Н. Анучин, - страстно преданный изучению природы, Н.М. Альбов имел все основания ожидать, что его научные стремления встретят полную поддержку в русском учёном мире и его способностями и знаниями воспользуются для исследования обширных окраин России, но в действительности ему пришлось почти всю жизнь перебиваться со скудными средствами и даже изучать Кавказ при материальном содействии иностранцев, а затем искать приюта в американской Аргентине, где его познания впервые нашли себе более достойную цену…» Отец Н.М. Альбова принадлежал к потомственному сельскому православному духовенству рода Михайловых. Во время его обучения в Костромской семинарии в классе оказалось три однофамильца. Во избежание недоразумений волей священника одному из них была оставлена прежняя фамилия, второму (толстяку) – дана фамилия Кругликов, а белокурому Михаилу Стефановичу присвоена фамилия Альбов, от латинского слова «альбус» – светлый, белый. За участие в двух войнах он награждён многими военными наградами и орденами, высшим из которых – орден «Святого Владимира» 3-й степени, с мечами – давал право на пожизненное дворянское достоинство. В семье М.С. Альбова было две дочери – Александра, Ольга и единственный сын Николай. Родился Николай Михайлович Альбов 15 декабря 1866 года во Владимире. В 1884 г. окончил гимназию, а в 1890 г. – Новороссийский императорский университет. По одобрению факультета естествознания за диссертацию «Характеристика растительных поясов Абхазии» он был удостоен научным советом университета степени кандидата естественных наук. Восемь лет посвятил изучению растительных поясов Абхазии и других причерноморских районов Колхиды. Несколько тысяч гербарных образцов, собранных во время ботанических путешествий в Абхазские Альпы и на побережье Западного Кавказа были первыми трофеями учёного. Так же сохранилось 25 карандашных рисунков Н.М. Альбова – это как бы этнографические зарисовки. Во время сбора материалов по Абхазии, им впервые описано сто тридцать новых, ранее неизвестных ботанике растений. «Полезным другом был для меня некий Туга Мухба, земледелец из самой дальней в данной местности деревни. Он сопровождал меня в течении нескольких лет в моих путешествиях… Какой восхитительный уголок у этого Туги! Чистенький домик из досок, с террасой во двор, в котором теснится несколько гигантских ореховых деревьев, перед домом садик, где растут яблони и груши, без всякого ухода вперемешку с лесными породами; их обвивает виноград, чёрные кисти которого свешиваются с ветвей наподобие драгоценных серёг…» Среди новооткрытых Альбовых растений есть имя и этого проводника-крестьянина. Обрабатывал свои ботанические гербарные коллекции Н.М. Альбов сначала в Киевском университете и Петербургском ботаническом саду, затем с 1893-95 гг. в гербаретуме Буасье в Женеве. В Швейцарии Альбова избрали членом-корреспондентом Ботанического общества, что считалось большой честью, особенно для иностранца. Человек с широким географическим кругозором, Альбов дал первое чёткое определение границ геоботанической провинции, называемой Колхидой, как комплекса растительных формаций прибрежной полосы от Новороссийска до Батуми с примыкающими к побережью западными горными склонами, покрытыми широколиственными лесами и субальпийскими лугами. У Н.М. Альбова всё самое светлое было связано с Кавказом. Но особенно он полюбил Абхазию, которую прекрасно изучил в результате неоднократных поездок не только в ботаническом, но и в этнографическом отношении. Перед самым отъездом из Европы в Аргентину, он писал родным: «С этого момента начинается для меня новая жизнь. Вернусь ли я когда-нибудь в горы счастливой Абхазии, где чистые и прозрачные, как хрусталь, горные потоки шумно катят в море свои воды по диким ущельям, где азалея и каприфоль так благоухают весной?.. Услышу ли я снова мелодичные звуки чонгури тихим и тёплым вечером и весёлое щебетанье чернооких дочерей Абхазии? А встречи в чаще первобытного леса с угрюмыми и важными фигурами в черкесках, с широкими кинжалами за поясом, с папахой, надвинутой на самые брови? Можно ли забыть прошлое? - Нет». Н.М. Альбов настолько был захвачен преданиями об ацанах и их постройками, что неоднократно ночевал внутри этих древних руин, в которых, по его же словам, «чувствуешь себя на громадном кладбище, на грани, которая отделяет настоящее от прошедшего», Жил он по-прежнему, ограничивая себя во всём, страдая от кавказской лихорадки (малярии), постоянно его преследовавшей, и напряжённо трудился. «Я сам даже удивляюсь, как я могу столько работать – писал Николай Михайлович – только теперь понял я с поразительной ясностью, что такое значит труд по доброй воле, по призванию. Труд такой нисколько не тягостен. Напротив, он источник наслаждения». Признания на родине при жизни Н.М. Альбов не получил. По совету своего друга – крупнейшего ботаника-систематика Европы Казимира Де-Кандолль, он принимает решение покинуть Россию и 28 сентября 1895 г. он сообщил родным из Франции о своём отъезде в Аргентину: «Надежды мои а устройство работать на Кавказе не осуществились, а ничего другого подходящего у меня в России не было, поэтому я обратил свою мысль на Новый Свет, а именно – на Южную Америку. Там учёных людей очень ценят… Вернусь я тогда, когда положение моё упрочится, когда я составлю себе более или менее известное имя в учёном мире». Н.М. Альбов много путешествовал. Он быстро осваивался в новой среде, в совершенстве владея французским, немецким, английским, испанским языками, отчасти понимая итальянский, мог так же изъясняться по-татарски, на различных наречиях кавказских горцев и индейцев Южной Америки. «Я счастлив. Я чувствую себя, по крайней мере, счастливым… Я скитаюсь, это правда, как настоящий цыган, но везде я оставляю за собой настоящий след – «на песках времени», как выражается американский поэт Лонгфелло. Этот след не пропадает даром. Им воспользуются другие, пойдут по проторённой мною дороге, и результатом этого будет, полагаю, некоторая положительная польза для науки и общества». В начале 1896 года из далёкой родины пришло сообщение об избрании Н.М. Альбова Императорским обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии своим действительным членом. Из Аргентины Николай Михайлович пишет: «Я получил место директора отдела ботаники при музее естественной природы города Ла-Плата благодаря моим сочинениям, составляющим мой научный паспорт... Так как ботанического отдела пока при музее нет, то мне придётся создать его работа, конечно нелёгкая, которая потребует многих лет… Музей – огромное учреждение, подобного которому я не видел даже в Европе. Коллекции музея богатейшие… При музее имеется собственная типография и фототипия, где печатаются великолепные ежегодные издания музея…» Непосильная работа, необыкновенно холодная зима 1896 года, неблагоустроенный быт сильно пошатнули состояние здоровья Н.М Альбова. И снова экспедиции: в северные провинции Аргентины, в Парагвай, в Южные Кордильеры и Патагонию, обработка коллекций и материалов по Огненной Земле и другое. Неожиданно скоро он умер 6 декабря 1897 года в Монтевидео, едва успев завершить огромный труд о флоре Огненной Земли. Похоронен в Ла-Плата. Впоследствии в России были изданы «Опыт сравнительного изучения флоры Огненной Земли» и другие научные труды в переводе старшей сестры Александры Михайловны Альбовой. Исследователи Кавказа, как ботаники, так и географы считают Альбова одним из первооткрывателей. В каждом новом поколении находятся его последователи Учёные разных стран увековечили имя Альбова, назвав его именем около двух десятков видов растений. Есть озёра Альбова и горный пик его имени. А открытые и описанные им растения сегодня украшают ботанические коллекции мира. Д.И. Кривошапка Дендролог-краевед. [1] («Комсомольская правда», 1990, 1 октября, стр.4.) [2] (А. Караваева была в Сочи проездом в 1934 году (несколько часов), когда обе части были уже опубликованы, М. Колосов не был в Сочи ни разу при жизни автора. ЦК комсомола до 1935 года не принимал участия в судьбе Островского. Образцов почерка Караваевой и Колосова в рукописи нет и т.д.). [3] Проведённая экспертиза (1973-74гг.; 1987 г.) сочинским филиалом Краснодарской научно-исследовательской лаборатории судебной экспертизы, подтвердила принадлежность фрагментов рукописи почерку тех «добровольных секретарей», который соответствует месту и времени написания главы под диктовку (1 часть – 1931 год, Москва; 2 часть – Сочи, 1932-33 гг.) Всего выявлено 18 образцов почерка. Таким образом, возможность фальсификации рукописи весьма проблематична. [4]