100 великих нобелевских лауреатов Мусский Сергей Анатольевич 100 ВЕЛИКИХ НОБЕЛЕВСКИХ ЛАУРЕАТОВ М.: «Вече», 2003 ISBN 5-9533-1380-2 Scan, OCR: ???, SpellCheck: Chububu, 2007 Изобретатель динамита промышленник Альфред Бернхард Нобель оставил человечеству необычное завещание о судьбе своего капитала. В 1900 году на основе оговоренных условий был создан Нобелевский фонд, а затем началось присуждение Нобелевских премий выдающимся естествоиспытателям, литераторам и борцам за мир. Эти функции были возложены на Шведскую королевскую академию наук и стортинг (парламент) Норвегии. К сожалению, из-за влияния политической конъюнктуры и культурно-эстетических стереотипов не были отмечены премией Лев Толстой, Марина Цветаева, Федерико Гарсиа Лорка. Крайне мало в списках лауреатов выдающихся советских и российских ученых. Однако при всех недостатках Нобелевская премия остается самой престижной в мире. Очередная книга из серии «100 великих» рассказывает о самых выдающихся нобелевских лауреатах за прошедшее столетие, среди которых Бунин и Хемингуэй, Шолохов и Маркес, Рентген и Эйнштейн, Павлов и Флеминг, Резерфорд и Кюри, Нансен и мать Тереза. СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ ПРЕМИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ Генрик Сенкевич Редьярд Киплинг Морис Метерлинк Рабиндранат Тагор Ромен Роллан Анатоль Франс Бернард Шоу Томас Манн Иван Алексеевич Бунин Герман Гессе Уильям Фолкнер Эрнест Хемингуэй Альбер Камю Борис Леонидович Пастернак Джон Стейнбек Жан-Поль Сартр Михаил Александрович Шолохов Сэмюэл Беккет Александр Исаевич Солженицын Пабло Неруда Габриэль Гарсиа Маркес Иосиф Александрович Бродский ПРЕМИЯ МИРА Теодор Рузвельт Вудро Вильсон Фритьоф Нансен Карл фон Осецкий Альберт Швейцер Джордж Маршалл Мартин Лютер Кинг Вилли Брандт Генри Киссинджер Андрей Дмитриевич Сахаров Мать Тереза Лех Валенса Михаил Сергеевич Горбачев ПРЕМИЯ ПО ФИЗИКЕ Вильгельм Рентген Гендрик Лоренц Анри Беккерель Мария Кюри-Склодовская Пьер Кюри Джозеф Томсон Макс фон Лауэ Макс Планк Альберт Эйнштейн Нильс Бор Луи де Бройль Вернер Гейзенберг Поль Дирак Эрвин Шрёдингер Энрико Ферми Вольфганг Паули Макс Борн Джон Бардин Павел Алексеевич Черенков Игорь Евгеньевич Тамм Илья Михайлович Франк Лев Давидович Ландау Александр Михайлович Прохоров Николай Геннадиевич Басов Марри Гелл-Манн Петр Леонидович Капица Жорес Иванович Алфёров ПРЕМИЯ ПО ФИЗИОЛОГИИ И МЕДИЦИНЕ Рональд Росс Иван Петрович Павлов Роберт Кох Илья Ильич Мечников Пауль Эрлих Фредерик Бантинг Карл Ландштейнер Томас Морган Александр Флеминг Зельман Ваксман Вернер Форсман Френсис Крик Джеймс Уотсон Конрад Лоренц ПРЕМИЯ ПО ХИМИИ Якоб Вант-Гофф Эмиль Фишер Сванте Аррениус Адольф фон Байер Эрнест Резерфорд Вильгельм Оствальд Альфред Вернер Рихард Вильштеттер Ирвинг Ленгмюр Ирен Жолио-Кюри Фредерик Жолио-Кюри Отто Ган Герман Штаудингер Лайнус Полинг Николай Николаевич Семенов Пол Флори Илья Пригожин ПРЕМИЯ ПО ЭКОНОМИКЕ Ян Тинберген Пол Сэмюэлсон Саймон Кузнец Василий Леонтьев Фридрих фон Хайек Леонид Витальевич Канторович Милтон Фридмен НОБЕЛЕВСКИЕ ЛАУРЕАТЫ (1901–2007) ЛИТЕРАТУРА ВВЕДЕНИЕ Альфред Бернхард Нобель большую часть жизни занимался производством сугубо мирной продукции — паровых машин и деталей паровозов. Но славу при жизни ему принесло открытие самого мощного на тот момент взрывчатого вещества — динамита, функциональные назначения которого оказались диаметрально противоположными. Если первое было сугубо созидательным — так, при его помощи удалось осуществить ряд крупных строительных проектов (например, прокладка туннелей под Монбланом), то второе — увы, разрушительным, военным. Оружие, созданное на основе динамита, несло человечеству смерть, страдания и разрушения. Несомненно, это не могло не отразиться негативно на морально-психологическом состоянии создателя динамита, и, возможно, именно поэтому он и составил 27 ноября 1895 года в Париже свое столь необычное завещание. Волеизъявление Альфреда Нобеля стало известно миру после его смерти 10 декабря 1896 года, и заключалось оно в следующем: «Все мое оставшееся реализуемое состояние распределяется следующим образом. Весь капитал должен быть внесен моими душеприказчиками на надежное хранение под поручительство и должен образовать фонд; назначение его — ежегодное награждение денежными призами тех лиц, которые в течение предшествующего года сумели принести наибольшую пользу человечеству. Сказанное относительно назначения предусматривает, что призовой фонд должен делиться на пять равных частей, присуждаемых следующим образом: одна часть — лицу, которое совершит наиболее важное открытие или изобретение в области физики; вторая часть — лицу, которое добьется наиболее важного усовершенствования или совершит открытие в области химии; третья часть — лицу, которое совершит наиболее важное открытие в области физиологии или медицины; четвертая часть — лицу, которое в области литературы создаст выдающееся произведение идеалистической направленности; и наконец, пятая часть — лицу, которое внесет наибольший вклад в дело укрепления содружества наций, в ликвидацию или снижение напряженности противостояния вооруженных сил, а также в организацию или содействие проведению конгрессов миролюбивых сил. Награды в области физики и химии должны присуждаться Шведской королевской академией наук; награды в области физиологии и медицины должны присуждаться Каролинским институтом в Стокгольме; награды в области литературы присуждаются (Шведской) академией в Стокгольме; наконец, премия мира присуждается комитетом из пяти членов, выбираемых норвежским стортингом (парламентом). Это мое волеизъявление, и присуждение наград не должно увязываться с принадлежностью лауреата к той или иной нации, равно как сумма вознаграждения не должна определяться принадлежностью к тому или иному подданству». Среди не отмеченных Нобелем дисциплин — математика. Ходит легенда, что известный математик Госта Меттах-Лефлер соблазнил и увел то ли жену, то ли невесту Нобеля. Гораздо более вероятна другая версия. Как предполагали современники, он не считал математику практической наукой и не видел в ней никакой пользы. В 1900 году на основе условий, оговоренных в завещании Альфреда Нобеля, был создан Нобелевский фонд и специальным комитетом был выработан его статус. Первые Нобелевские премии были присуждены 10 декабря 1901 года. Специальные правила для организации, присваивающей Нобелевскую премию мира, т.е. для Норвежского нобелевского комитета, датированы апрелем 1905 года. В 1968 году Шведский банк по случаю своего 300-летия внес предложение о выделении премии в области экономики. После некоторых колебаний Шведская королевская академия наук приняла на себя роль института, присваивающего премию по данному профилю. Указанная премия присуждается 10 декабря, вслед за презентацией других Нобелевских лауреатов. Официально именуемая как Премия по экономике памяти Альфреда Нобеля, впервые она была присуждена в 1969 году. Бросив даже беглый ретроспективный взгляд назад, в ушедшее столетие, станет совершенно очевидно, что оно прошло под знаком физики. Удивительные открытия в области ядерной физики не только взбудоражили научный мир, но и дали огромный начальный импульс в развитии других наук — химии и биологии, а также стимулировали и появление новых — например физической химии. Поэтому отнюдь не случайно, что в списке лауреатов прошлого века преобладают физики. Правда, некоторые известные физики, среди которых Резерфорд и супруги Жолио-Кюри, получили свои Нобелевские премии за исследования в области химии. Хотя в книге рассказывается о 100 лауреатах, но завоевали они 103 Нобелевские премии: дважды лауреатами были Мария Склодовская-Кюри, Лайнус Полинг, Джон Бардин. Дважды лауреатом был и английский биохимик Фредерик Сенгер (1958 и 1980 годы) За 100 лет Нобелевскими премиями награждено более 600 человек из 41 страны. Только 39 из них женщины. 60 процентов от числа лауреатов приходится на долю представителей США, Великобритании и Германии. К сожалению, с самого начала существования премии зародилась весьма нелицеприятная тенденция, в соответствии с которой кандидатуры будущих лауреатов чаще всего выбирались членами Нобелевского комитета не согласно завещанию основателя фонда, а исходя из определенной политической конъюнктуры или каких-то там личных пристрастий. Как пишет И. Черкасов: «Среди ученых существует расхожее мнение, что Нобелевская премия не настолько замечательный институт, каким может показаться на первый взгляд. Уже давно высказываются сомнения в объективности членов Нобелевского комитета… Вручение же Нобелевской премии мира многие вообще называют формой взаимозачета между государствами». Поэтому ничем иным, как только необъективностью и явной «несимпатией» сначала к России, а затем к Советскому Союзу можно объяснить тот факт, что только 19 наших соотечественников в списке Нобелевских лауреатов. По этому поводу лауреат Нобелевской премии 2000 года по физике Жорес Алфёров сказал: «Нобелевская премия — высочайшая награда ученому, что об этом говорить! Нобелевскими премиями по физике отмечались самые выдающиеся работы. Я не хочу — поймите меня правильно — говорить про себя. Но в целом, я думаю, существовала известная дискриминация советских и российских ученых. Я могу назвать целый ряд работ нобелевского класса, которые, увы, так и не были отмечены этой наградой. Пионерские работы Абрама Иоффе по полупроводникам; работы Завойского по электронному парамагнитному резонансу; экспериментальное открытие Гроссом экситона…» Величайшим представителем мировой литературы начала двадцатого века был Лев Толстой. Однако влиятельный секретарь шведской академии Карл Вирсен, признав, что Толстой создал бессмертные творения, все же категорически выступил против его кандидатуры, поскольку, по его словам, «этот писатель осудил все формы цивилизации и настаивал взамен принять примитивный образ жизни, оторванный от всех установлений высокой культуры. Всякого, кто столкнется с такой косной жестокостью по отношению к любым формам цивилизации, одолеет сомнение». Некоторые лауреаты, к неудовольствию экспертов, и сами говорили о грубых просчетах при выборе достойнейшего. В 1987 году Иосиф Бродский с лауреатской трибуны заявил, что он испытывает ощущение «неловкости», вызываемое «не столько мыслью о тех, кто стоял здесь до меня, сколько памятью о тех, кого эта честь миновала», и перечислил несколько имен: «Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Роберт Фрост, Анна Ахматова». С той же трибуны испанский поэт Хуан Хименес, получая премию, сказал, что он считает истинно достойным награды другого, не ставшего лауреатом, испанца — Федерико Гарсиа Лорку. Как бы там ни было, при всех недостатках Нобелевская премия остается самой престижной в мире. ПРЕМИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ ГЕНРИК СЕНКЕВИЧ (1846–1916) Генрик Адам Александр Пий Сенкевич родился 5 мая 1846 года в имении Воля Окшейска на Подлясье, недалеко от Лукова. Семья Сенкевичей принадлежала к древнему, но обедневшему патриархальному литовскому шляхетскому роду, связанному кровными узами с польскими магнатами. Среди членов древнего дворянского рода Сенкевичей жили военные традиции. В 1863 году семейство переехало на постоянное жительство в Варшаву, где Генрик учился в одной из гимназий. В 1866 году, закончив гимназию, юноша продолжил учение в варшавской Главной школе (с 1869 года — Императорский университет). Сначала, по настоянию матери, он выбрал «доходный» медицинский факультет, но уже через год, уступая своей склонности к литературе, перешел на филологическое отделение. Студенческие годы для Генрика были самыми тяжелыми. Испытывая материальные трудности, он репетиторствовал, работал гувернером. В эти же годы он начал литературно-критическую деятельность. В тот период Главная школа была рассадником идей так называемых молодых или варшавских позитивистов. Исповедуя идеологию польской либеральной буржуазии, они ставили перед собой цель изменить существующие порядки в Польше и вывести ее на путь умеренного буржуазного прогресса. Идеи молодых сказались на раннем творчестве Сенкевича. Университетские занятия Генрик оставил в 1871 году, не сдавая заключительного экзамена по греческому языку. На жизнь он зарабатывал, работая в газетах. Первые его новеллы из цикла «Юморески из портфеля Воршиллы» (1872) по содержанию своему не выходили за рамки позитивистской проповеди. Но чем дальше, тем больше молодой писатель проявлял тяготение к образам колоритным и необычным. Так появляется «маленькая трилогия», во многом автобиографическая: «Старый слуга» (1875), «Ганя» (1876) и «Селим Мирза» (1877). Эти воспоминания о юности проникнуты лирическим настроением, грустью, сожалением о совершенных ошибках. В 1876 году Сенкевич отправился в Америку. Он обязался рассказать о своих впечатлениях в серии газетных корреспонденций, в частности — о всемирной выставке в Филадельфии. Писатель странствовал, охотился и знакомился с простыми американцами. Американские впечатления легли в основу нескольких рассказов и серию очерков, составивших цикл «Письма с дороги» (1876–1878). Вернувшись в 1879 году в Варшаву, Сенкевич публикует произведения о жизни простых поляков: «Из дневника познанского учителя» (1879), «Янко-музыкант» (1879), «Бартек-победитель» (1882). Безусловно, лучшим произведением этой серии является новелла «Эскизы углем» (1876), которую Сенкевич написал еще в США «в дни острой тоски по родине». В «Эскизах углем» — этом маленьком шедевре — автор вводит читателя в глухую деревню, в среду забитого и темного польского крестьянства. Сочетание сатиры, гротеска и трагедии придало произведению большую художественную силу. Уровень мастерства, достигнутый Сенкевичем в новеллах, оценили многие критики. Один из них — Игнаций Матушевский писал: «Одно слово, но поставленное в надлежащем месте, одно на первый взгляд обыденное, но необычайно меткое и живописное сравнение, одно прилагательное, как бы нехотя присоединенное к существительному, — и перед нашими глазами сразу встает выпуклый и живой персонаж, рисуется образ, ситуация, сцена». Рассказы, созданные Сенкевичем до 1882 года, принадлежат к числу лучших его достижений в этом жанре. Он и в последующие годы будет писать новеллы, очерки, притчи и юморески, но излюбленной литературной формой будет уже роман. В 1881 году Сенкевич женился на Марии Шеткевич, дочери шляхтича, владельца богатого литовского имения. В 1882 году у них появился на свет сын Генрик-Юзеф, а в следующем году — дочь Ядвига. В 1882 году Генрик стал редактором консервативного журнала «Слово» и занимал этот пост до середины 1887 года. В историю литературы этот журнал вошел благодаря произведениям Сенкевича. Так, со 2 мая 1883 года по 1 марта 1884 года здесь впервые опубликовали роман «Огнем и мечом». Известность он приобрел огромную, вызвал споры, похвалы и нападки. В аристократических салонах ставили модные тогда «живые картины», используя сцены из этого романа. После «Огнем и мечом» появляются «Потоп» (1886) и «Пан Володыевский» (1887), в которых Сенкевич стремится воссоздать в художественной форме события в Польше XVII века. Так родилась историческая трилогия, действия в которой происходили с 1647 по 1673 год. Сенкевич так объяснил, почему ушел из современности в историю: «Не лучше ли, не здоровее ли — вместо того чтобы рисовать нынешнее состояние умов, нынешних людей, их бедность, несогласие с самими собою, тщетные потуги и бессилие, — показать обществу, что были времена еще худшие, более страшные и отчаянные, но, несмотря на это, наступило возрождение и спасение. Первое может окончательно расхолодить и привести в отчаяние, второе — прибавляет сил, питает надежду, будит желание жить». Несмотря на успех произведений, финансовое положение писателя далеко не сразу изменилось к лучшему, хотя книгоиздатели наживали на нем немалые деньги. В личной жизни Сенкевича в 1885 году постигло несчастье — умерла жена. Спустя восемь лет писатель вновь женился — теперь на юной Марии Володкович. Брак был непрочным, и через два с небольшим года их союз распался. Сенкевич много путешествовал, лечился на заграничных курортах, бывал в европейских столицах, и в Египте, и на острове Занзибар. С конца восьмидесятых годов писатель снова обратился к современной тематике и создал романы «Без догмата» (1889–1890) и «Семья Поланецких» (1893–1894). Вообще социально-бытовые романы писателя менее удачны, нежели исторические. Выше других оценивался критикой роман «Без догмата». «Детальностью и завершенностью психологического анализа, мастерским воспроизведением движений души в целом богатстве оттенков роман существенно обогатил польскую литературу, — считает Б. Стахеев. — Сам автор говорил, что хочет воссоздать "кусочек души сложной и больной, но подлинной", изобразить человеческую натуру "глубже, чем она обычно берется, особенно в польских романах"». С марта 1895-го по февраль 1896 года Сенкевич работал над новым историческим романом «Камо грядеши». О том, как возник замысел романа, писатель позднее рассказывал так: «Это было следствие разных причин. У меня была многолетняя привычка перед сном перечитывать древних римских историков. Я делал это не только из любви к истории, которой всегда весьма интересовался; но также из-за латыни, которую я не хотел забывать. Эта привычка позволяла мне без труда читать латинских поэтов и прозаиков и вместе с тем будила все более горячую любовь к древнему миру». Писатель, верный своим консервативным взглядам, задумал «истинно христианскую эпопею» и полагал, что она станет произведением более важным, чем все им до сих пор написанное. И, действительно, «Камо грядеши» принес Сенкевичу мировую славу. Произведение было переведено на десятки языков. Еще при жизни автора были сняты два фильма по этой книге: во Франции и в Италии, а театральные постановки заполонили сцены. Была создана даже опера на сюжет из «Камо грядеши». Вслед за «Камо грядеши» последовали романы: «Крестоносцы» (1900), «На поле славы» (1906), «Омут» (1910) и «Легионы» (1916). В романе «На поле славы» Сенкевич изобразил войну поляков с турками в XVII веке, уделяя главное место знаменитым походам прославленного польского короля и полководца Яна Собеского. Этот роман оказался очень слабым в художественном отношении и не принес успеха Сенкевичу. Роман «Омут» затрагивал тему революции 1905 года в Польше. Здесь писатель выступил против социалистов и против революции. Последний роман Сенкевича — «Легионы» — остался незаконченным. Он посвящен польским легионам Генрика Домбровского, сражавшимся в армии Наполеона. Как видно, в творчестве Сенкевича историческая тематика была преобладающей. Многие передовые русские и польские критики признали роман «Крестоносцы» лучшим у писателя как в идейном плане, так и по художественному мастерству. Роман «Крестоносцы» был задуман еще в 1892 году, но написан позже — во второй половине девяностых. Он публиковался с февраля 1897-го по июль 1900 года. Как отмечает Б. Стахеев: «По продуманности конструкции, крепкой взаимосвязи сюжетных линий, переплетению двух планов повествования: изображение частной жизни и народной судьбы, — роман можно считать самым совершенным из крупных произведений Сенкевича. Наконец, примечательны "Крестоносцы" и организующей роман историко-философской мыслью». Роман охватывает почти двенадцать лет жизни средневековой Польши, начиная со смерти польской королевы Ядвиги в 1399 году и кончая Грюнвальдским побоищем 15 июля 1410 года. «Все произведение пронизано горячим чувством патриотизма, который проявляется не только в раскрытии поступков главных героев, но и в самой манере повествования писателя, когда он развертывает перед читателем яркую картину всего тогдашнего польского края: рисует его дороги и пущи, замки и усадьбы, города и села; изображает жизнь простолюдинов и шляхты; создает блестящие сцены рыцарских турниров, поединков, сражений и воспроизводит нравы, обычаи, понятия и верования поляков древности. Роман полон динамики, напряжения, действия, борения страстей, кипения жизни…» По мнению известной польской поэтессы Марии Конопницкой, современницы Сенкевича: «Все повествование романа кажется какой-то громадной движущейся панорамой. Действующих лиц мы встречаем почти всегда в дороге, на коне. Словно что-то толкает этих людей с места на место. Кто весел, чувствует избыток сил, тот садится на коня и с песней отправляется в путь; кто грустен или обижен судьбой, у кого тяжело на душе, тот тоже садится на коня и тоже едет, куда глаза глядят». В 1904 году Сенкевич женится в третий раз — на своей племяннице Марии Бабской. В 1905 году Сенкевичу была присуждена Нобелевская премия по литературе. С началом Первой мировой войны, когда Облегорек (где Сенкевич в основном жил) заняли австрийцы, он переехал в Вену, а затем в Швейцарию. Сенкевич активно участвовал в работе Комитета помощи жертвам войны в Польше. В дальнейшем здоровье его резко ухудшилось, и 15 ноября 1916 года Сенкевича не стало. РЕДЬЯРД КИПЛИНГ (1865–1936) «Киплинг обнаружил романтику подвига и подвижничества в самой гуще современности, — пишут Н. Дьяконова и А. Долинин. — Провозгласив в пору крушения идеалов и недоверия к героическим возможностям человека старый, но прочно забытый героический идеал, Киплинг стал одним из основателей недолговечной, хотя и влиятельной эклектической литературной школы конца XIX века — так называемого неоромантизма. Его рассказы и стихи, равно как и произведения его единомышленников — Р. Хаггарда, А. Конан Дойла, У. Хекли и других, вызвали широкий отклик в самых разных слоях английского общества, отразившись на уровне массовой беллетристики множеством низкопробных подражательных боевиков с детективами, преступниками, бравыми моряками и прочими суперменами — этими штампованными репродукциями киплинговских мужественных героев. Сами литературные жанры, счастливо избранные Киплингом, в немалой степени предопределили его успех: короткий рассказ, стилизованный под французскую или американскую прозу, был воспринят читателями, воспитанными главным образом на многотомных романах, чуть ли не как революция в отечественной литературе, а смелое соединение традиционных национальных поэтических форм с мотивами современного городского фольклора создавало в его балладах эффект крайней новизны». Джозеф Редьярд Киплинг родился 30 декабря 1865 года в индийском городе Бомбее, где его отец, известный скульптор и дизайнер Джон Локвуд Киплинг, был ректором местной школы искусств. Мать писателя, Алиса Макдональд, была дочерью известного английского художника Эдуарда Берн-Джонса. Она тоже неплохо рисовала и писала рассказы, которые печатались в английских и индийских журналах. Как и в других небогатых семействах, дети росли под присмотром местных слуг, пока не подходило время везти их в Англию — учиться. Так в 1871 году Редьярда вместе с сестрой отправляют в Англию. Они жили в частном пансионе. Его хозяйка миссис Холлоуэй часто била мальчика, запирала в темной комнате и всячески унижала. Вероятно, от этого у него резко ухудшилось зрение. Он видел теперь так плохо, что мог нечаянно наткнуться на любой предмет — даже на дерево. Потом тетя долго укоряла Редьярда за то, что он ей ничего не рассказывал, но, по словам Киплинга, «дети могут рассказать немногим больше, чем животные, потому что они все воспринимают как установленное от века». Позднее Киплинг написал о своих мучениях в рассказе «Мэ-э, паршивая овца». В январе 1878 года Редьярда отдали в новую школу «Юнайтед сервис колледж», основанную группой офицеров индийской службы и англо-индийских чиновников. Годы, проведенные здесь, были также нелегким испытанием, но воспитали у Киплинга убеждение в необходимости порядка и дисциплины, которые он будет считать основой закона. Позже он не только не осудил атмосферу школы, но с умилением вспоминал о казарменном рае своей суровой школы и написал о ней ностальгическую книгу, «Стоки и К°» (1899). Это сочинение навлекло на него справедливые обвинения в прославлении палочного воспитания и бессердечия учеников. Надо сказать, что руководитель школы Кормелл Прайс первым разглядел в Редьярде прирожденного литератора и, чтобы укрепить его в этой мысли, устроил литературный конкурс, на котором тот без труда получил первую премию. После школы Киплинг возвратился в Индию — определить его в университет родителям было не по средствам. Редьярд приехал в Лахор, где с 1875 года отец занимал пост директора крупнейшего в Индии Музея национального искусства. Здесь Редьярд стал корреспондентом «Гражданской и военной газеты». Так как он оказался в газете единственным сотрудником (кроме редактора), то работать приходилось по 10–15 часов в сутки. Он работал и репортером, и корректором, и редактором. Журналистская работа дала Редьярду возможность узнать Индию и обеспечила его материалом для творчества. Поскольку Киплинг свободно говорил на языке хинди, он стал едва ли не первым репортером, который рассказывал об этой стране так, как не мог рассказать никто. В 1886 году Киплинг выпустил поэтический сборник «Департаментские песни», в котором изобразил жизнь колониальной администрации. В 1888 году Киплинг опубликовал первый сборник рассказов «Простые рассказы с гор», а затем другой — «Баллада о Западе и Востоке». Они принесли ему известность не только в Индии, но и во всей Британской империи. «Я хорошо помню, с каким нетерпением открыл его первую книгу "Простые рассказы"… — вспоминал потом Конан Дойл. — Я прочитал ее с восторгом и понял не только то, что в литературу пришел новый сильный писатель, но и то, что появилась некая новая манера в рассказе, весьма отличная от моей — я ведь изо всех сил старался тщательно отработать и искусно развернуть сюжет. Но здесь все получалось как-то само собой, и это безразличие к читателю вдруг вспыхивало блестящей фразой или абзацем, которые были тем сильнее, чем неожиданнее. Его рассказы были грубо сделаны, но впечатление производили огромное — а это ведь самое главное. Я убедился тогда, что писать можно по-разному, что существует метод много лучше моего, хотя, быть может, для меня и недоступный». В 1889 году, совершив кругосветное путешествие через Дальний Восток и США, Киплинг прибыл в Англию уже знаменитым писателем. Редьярду всего двадцать четыре года, а его уже называют классиком английской литературы и наследником Чарлза Диккенса, отмечая в его произведениях такой же редкий талант описания местных нравов, душевных состояний своих героев. Вся Англия, а потом и весь мир с восхищением внимали каждой рифме, каждому слову «законченного гения» — так Генри Джеймс называл Киплинга. К его советам прислушивались короли и полководцы, его портреты украшали гостиные, а его энергичные строки быстро превращались в пословицы. «Наиболее влиятельной силой в дни моего студенчества был киплингизм, — вспоминал десятилетие спустя один из автобиографических героев Герберта Уэллса. — В середине девяностых годов этот маленький усатый очкарик, который, казалось, никогда не перестает отчаянно жестикулировать, этот обладатель тяжелого подбородка, который с мальчишеским энтузиазмом вопил о действенности силы и лирически восторгался звуками, красками и даже запахами Империи, этот кудесник, открывший нам мир машин, ветоши, инженеров и младших офицеров и превративший профессиональный жаргон в поэтический диалект, стал чуть ли не национальным символом. Он чудодейственно захватил нас, наполнил своими звонкими неотвязными строчками, заставил сочинять бледные подражания ему, окрасил самый стиль наших бесед». В 1902 году Киплинг признался в письме к Р. Хаггарду: «Я медленно открываю для себя Англию — самую замечательную заграницу, в которой мне довелось побывать». Действительно, уже в 1891 году, не прожив в Англии и двух лет после возвращения из колоний, он отправился в новое путешествие, посетил Южную Африку, Австралию, Новую Зеландию. После женитьбы на Каролине Бейлстир 18 января 1892 года молодая чета посетила Канаду, США и Японию. Затем молодожены поселились в американском штате Вермонте, в имении родителей Каролины. Вскоре у них родились две дочери, которым Киплинг и посвятил книгу своих сказок «Множество затей» (1893). Но и далее супруги продолжали вести кочевую жизнь. Они скитались из страны в страну, а на Британских островах появлялись лишь наездами. В 1894–1895 годах вышли две книги Киплинга с его собственными рисунками, получившими название «Книги джунглей». (Услышав рассказ Киплинга об индийских джунглях, детская писательница Мэри Доджи попросила его написать о них. Киплинг попробовал, так и появились «Книги джунглей».) «Книги джунглей» имели огромный успех и, по словам Киплинга, «породили целый зоопарк подражаний», наиболее известное из которых, «Тарзан», сделалось своего рода «бестселлером массовой литературы». Но сами по себе «Книги джунглей» принадлежат большой литературе. Эти произведения сделали Киплинга едва ли не самым популярным писателем своего времени. Серьезный конфликт с родственниками жены вынудил писателя вернуться в Англию. Киплинг поселился в графстве Сассекс, где приобрел просторный дом с участком земли. Но возвращение писателя в Англию началось с трагедии — его старшая дочь умерла от воспаления легких. В 1899 году Киплинг уехал в Южную Африку, где началась англо-бурская война. Несколько месяцев он провел в действующей армии, выпускал там военную газету и посылал в Англию репортажи об этой войне. В то время как весь мир выступил на стороне буров, Киплинг был целиком на стороне Империи. Это стало причиной резкого снижения его популярности. Видимо, поэтому, когда все ждали от него книгу о последней войне, Редьярд написал роман «Ким», в котором описывал приключения мальчика и буддийского монаха, странствующих по Индии. «Вопреки распространенному мнению, Киплинг никогда не отрицал достоинств азиатской культуры, — отмечают Н. Дьяконова и А. Долинин. — Более того, он терпеливо пытался понять "Закон" Востока, расшифровать его "код" и даже взглянуть на мир с его точки зрения. Проблема выбора, с которой сталкивается главный герой его романа "Ким" (1901), колеблющийся между двумя моделями поведения, восточной и европейской, казалась ему вполне реальной». А вот что пишет Ю.И. Кагарлицкий: «В "Киме" Киплинг заложил один из краеугольных камней своей долговременной славы. Он не следует своей политической тенденции. Впоследствии даже те его произведения, которые были написаны "на злобу дня", начали читаться отвлеченно от исторического контекста. События, на которые откликался Киплинг, перестали волновать людей, отчасти даже стерлись из их памяти, а стихи и рассказы Киплинга, порожденные этими обстоятельствами, пережили их. Кто сейчас помнит, скажем, что знаменитое стихотворение "Пыль" написано в прославление английского солдата, ведущего одну из самых несправедливых войн в истории этой страны? Разве не читается оно сегодня просто как великолепное стихотворение о повседневных тяготах войны? В "Киме" это общечеловеческое начало заложено очень глубоко. Оно составляет его фундамент». В 1902 году Киплинг возвратился в Англию и с тех пор безвыездно жил в своем доме в Сассексе. Теперь он занимался только литературным творчеством. В том же 1902 году Киплинг выпустил «Сказки просто так», а также сборник английских легенд и преданий в собственной обработке. «Особая прелесть новых историй Киплинга, — писал в своей рецензии Гилберт Кит Честертон, — состоит в том, что они читаются не как сказки, которые взрослые рассказывают детям у камина, а как сказки, которые взрослые рассказывали друг другу на заре человечества. В них звери предстают такими, какими их видели доисторические люди — не как виды и подвиды разработанной научной системы, а как самостоятельные существа, отмеченные печатью оригинальности и сумасбродства. Слоненок — это чудик с башмаком на носу; верблюд, зебра, черепаха — это частицы волшебного сна, смотреть который совсем не то, что изучать биологические виды». Ему исполнилось тридцать шесть — середина его жизненного пути. Однако можно сказать, что к этому времени был исчерпан творческий импульс, полученный Киплингом в Индии. Конечно, и впоследствии у него появлялись удачные рассказы и стихи, но лишь от случая к случаю. Когда шесть лет спустя Нобелевский комитет присудил ему премию за литературу, она была дана писателю, уже сделавшему почти все, на что он был способен, — в романе, в рассказе, в поэзии. Итак, Киплинг получил Нобелевскую премию по литературе. Ю.А. Кагарлицкий пишет: «Он подчеркивал, что следует собственным убеждениям, а не служит кому-либо. Во время Англо-бурской войны ему собирались присвоить звание сэра, но он решительно отказался. Он никогда не принимал никаких правительственных наград и был в этом отношении непоколебим. Еще в 1899 году ему предложили орден Бани второй степени — он отказался; в 1903 году — орден Св. Михаила и Св. Георгия — он опять отказался. В 1917 году премьер-министр предложил ему любое отличие, какое он пожелает. Он ответил, что не нуждается в таковых. До конца жизни он успел еще отказаться от орденов Империи, Чести, "За заслуги", хотя этим орденом, учрежденным Эдуардом VII, большим любителем искусства и литературы, награждали выдающихся литераторов. Принять этот орден его уговаривали все, включая его друга короля Георга V, но безуспешно. Зато Киплинг всегда без колебаний принимал академические почести. Его не раз избирали почетным доктором английских и иностранных университетов, а в 1907 году ему была присуждена Нобелевская премия по литературе, и во всех этих случаях он не говорил, что хочет остаться "просто Киплингом"». В Первую мировую войну Киплинг потерял сына Джона и стал все чаще впадать в депрессию. Только в 1933 году парижский врач обнаружил, что писатель уже пятнадцать лет страдал язвой двенадцатиперстной кишки. В начале 1936 года Киплинг отправился на излечение в Канны, но не добрался. Ночью 12 января в Лондоне, в гостинице ему стало плохо. Утром его увезли в больницу и сделали операцию. Однако у него начался перитонит и в 12 часов дня 18 января 1936 года Киплинг скончался. Похоронили Киплинга в «Уголке поэтов» Вестминстерского аббатства. МОРИС МЕТЕРЛИНК (1862–1949) Морис Полидор Мари Бернар Метерлинк родился 29 августа 1862 года в бельгийском городе Генте. Отец его был нотариусом, мать — дочерью преуспевающего юриста. Семья Метерлинков была весьма состоятельной и пользовалась в городе большим уважением. До двенадцати лет Мориса обучали домашние учителя. Как потом он сам вспоминал, детство «провел меж двумя монастырями», там «полный почтения слушал речи о добром господе, о святой деве, об ангелах и небесном блаженстве». Затем в 1874 году его отдали в иезуитский коллеж, где Метерлинк, по его признанию, провел среди отцов иезуитов «самое неприятное время» своей жизни. Мальчика начали готовить в преемники отцу по профессии. Однако вопреки семейной традиции Морис совершенно не интересовался историей и правом и отдавал все свободное время литературе и музыке. И, тем не менее, когда он закончил колледж в 1881 году, отец настоял, чтобы его единственный сын поступил на юридический факультет Гентского университета. Однако все свободное время Морис по-прежнему проводил среди книг. Получив в 1885 году диплом, опять-таки по настоянию родителей он уехал в Париж, чтобы продолжить образование в Сорбонне. Но, вырвавшись из-под опеки, Метерлинк все свое время посвящал литературе и музыке. В Париже юноша жил в доме знакомого семьи — известного писателя-символиста Жориса Гюисманса. В его доме Морис познакомился с известным поэтом Вилье де Лилль-Аданом. Никто и никогда так не потрясал Метерлинка, по его признанию. Под его влиянием Метерлинк осознал свое литературное дарование и с помощью Гюисманса напечатал свой первый труд — вольный перевод книги фламандского философа-мистика Я. Раусбрука «Украшение любовного брака». В 1886 году состоялся литературный дебют Мориса — в парижском ежемесячнике «Плеяда» была напечатана его новелла «Убийство невинных». Но, возвратившись в Гент, Метерлинк поступил в отцовскую фирму и начал работать юристом. Однако все свободное время он по-прежнему посвящал литературе, а свои сочинения печатал во Франции, чтобы родные не узнали о его занятиях. В 1889 году, опять-таки в Париже, Метерлинк выпустил первую книгу — сборник стихов «Теплицы». Попросив у матери 250 франков, Морис издал в том же году в Брюсселе свою первую пьесу, «Принцессу Мален». Ее сюжет заимствован из сказки братьев Гримм. Но Метерлинк превратил традиционную историю о злой королеве, которая губит своих детей, в напряженную драму о поединке героини и злого рока. Штук пятнадцать книг было раскуплено, с десяток автор раздарил друзьям, казалось, на этом все и закончилось. Громом среди ясного неба было появление в парижской «Фигаро» 24 августа 1890 года статьи известного критика Октава Мирбо, в которой сообщалось, что некто Морис Метерлинк создал «самое гениальное произведение нашего времени». Мирбо написал письмо Морису, в котором доказывал, что ему необходимо посвящать все свое время литературе. Вмешательство критика помогло сломать сопротивление родителей. Метерлинк оставил юридическую практику и одну за другой написал несколько пьес «Непрошеная» (1890), «Слепые» (1890), «Семь принцесс» (1891), «Пелеас и Мелисанда» (1892). Большинство из них были основаны на традиционных сказочных сюжетах, но в каждой автор предлагал нетрадиционную развязку. Конечно, неожиданным было и то, что сказки не всегда кончались счастливо. Герои Метерлинка попадали в самые замысловатые приключения, совершали долгие путешествия и одерживали победы над силами природы и рока. Я. Цисарж писал: «К 1900 году Метерлинк создал ряд пьес ("Слепые", "Пелеас и Мелисанда", "Смерть Тентажиля"), где внутренний мир человека представлен в виде аллегории. Внешнее действие, поступки персонажей не столь существенны, они либо фон, либо вообще отсутствуют. Герои его пьес пребывают в некоем изначально заданном и практически неизменном состоянии, которое, по мысли автора, и есть искомый символ, "область души", проводник и свидетель внутренней сути». А вот характеристика ранних произведений писателя, данная в книге «Великие писатели XX века»: «Многозначность символа заложена в основу пьесы М. Метерлинка "Слепые". Драматург придумывает странную землю — остров в океане, — населенную незрячими людьми. Блуждая в темноте, страхе и холоде, слепые ожидают прихода Неизвестного, своего рода мессии, который вызволит их из мрака. Шаги Неизвестного приближаются, но его видит лишь зрячий ребенок на руках у самой юной слепой. Жизнь стариков слепых на острове можно отождествить с судьбой человеческой цивилизации; океан — образ-символ смерти; мертвый проводник проповедует религию, от которой человечество уже отпадает; маяк на берегу океана — наука; ребенок на руках у слепой — образ-символ нового, трансцендентально-мистического искусства. Такова традиционная дешифровка образной системы М. Метерлинка; но символ на то и символ, чтобы количество его трактовок было неограниченным. Мир символистских произведений М. Метерлинка неуютен, безотраден, движим воздействием сил, направленных против человека. Источник этих сил кроется в Неизвестном. Неизвестное может отождествляться у драматурга с образом смерти ("Там, внутри"), иногда является попыткой заполнить вакуум неверия, возникший в результате отрицания идей христианства». В 1895 году в одном из гентских театров Морис познакомился с актрисой Ж. Леблан, которая вскоре стала его женой. Это была умная и образованная женщина, которая на протяжении двадцати трех лет совмещала обязанности секретаря и импресарио своего мужа. Она создавала Метерлинку необходимые для работы условия и улаживала все сложные взаимоотношения с издательствами и режиссерами. Через год после свадьбы они переехали в Париж. Там Метерлинк на несколько лет оставил драматургию, так как начал работать над философскими трактатами «Жизнь пчел» (1901) и «Мудрость и судьба». Самым известным из них стал первый, в котором писатель в аллегорической форме рассказал историю человечества. К началу XX века Метерлинк превращается в крупную фигуру прогрессивно-романтической драматургии. Недосказанность, смутное, но постоянное предчувствие приближающейся трагедии были характерны для раннего Метерлинка. Позднее в его пьесах начали появляться реалистические краски, герои стали активнее действовать. Синтез различных стилей и направлений позволил ему создать такие произведения, как «Монна Ванна» и «Синяя птица» — безусловный шедевр мировой драматургии. В драме «Монна Ванна» (1902) Метерлинк впервые перенес своих героев в ситуацию реально-историческую, в Италию XV века. «Нельзя считать, что Метерлинк создал реалистическую драму, "Монна Ванна" — произведение романтическое с исключительными ситуациями и исключительными героями, — писал Л. Андреев. — Но как высоко романтизм поднял героя Метерлинка! Монна Ванна далеко ушла от марионеток первых драм, она вплотную приблизилась к героям Верхарна. Персонажи "Монны Ванны" не ждут от неизвестности решения своей участи, а сами вырабатывают принципы своего поведения. В "Монне Ванне" изображены "реальные несчастья", при всей романтической условности обстоятельств. Родина в опасности, город Пиза осажден, народ голодает, — вот перед какими фактами ставит теперь Метерлинк своих героев. Он как будто сохраняет любовный "треугольник" — Монна Ванна, ее муж Гвидо и обожающий Ванну Принчивалле. Но "треугольник" этот отнюдь не традиционный. Принчивалле командует осаждающими город Пизу войсками, а к тому же он наемник. Благодаря этому взаимоотношения главных героев сплетаются в сложный клубок; они со страстью обсуждают не только проблемы любви, но проблемы долга, отношения к родине. В горячих дискуссиях (каким далеким кажется теперь "театр молчания"!) герои вырабатывают высший критерий оценки нравственности — им оказывается общественный долг, долг перед родиной, перед народом. Монна Ванна говорит: "Спасение моих сограждан для меня выше всего". Действуя в соответствии с этим пониманием долга, Монна Ванна и превращается в подлинную героиню, в олицетворение высшего понимания любви». В 1908 году Метерлинк опубликовал пьесу «Синяя птица», которая принесла ему всемирную известность. Философская сказка «Синяя птица» — уникальная для литературы попытка отыскать формулу человеческого счастья. «Все симпатии Метерлинка на стороне бедных, — отмечает Л. Андреев. — Не из богатого дома, а из хижины дровосека Фея начнет поход за Синей птицей, — лишь обитателям бедных хижин Метерлинк доверяет поиски истины. Поиски символической птицы противопоставляют не только бедных богатым. Они противопоставляют романтическую "Синюю птицу" символистской драматургии Метерлинка. Там был застывший, мертвый мир — здесь все в движении, здесь смысл в поиске, в походе. Там все было заранее задано, все изначально обусловлено, и человек был марионеткой в руках идеалистического детерминизма — здесь все впереди, все зависит от поисков, от инициативы, смелости искателей истины. И сам процесс поисков, само движение возвышает людей, совершенствует их, открывает перед ними новые горизонты». В течение нескольких лет «Синяя птица» обошла сцены всего мира и драматург получил такое количество писем с просьбой продолжить рассказ о своих героях, что в 1918 году написал продолжение «Синей птицы» под названием «Обручение», в котором завершил историю мальчика Тильтиля. Кроме пьес писатель выпустил несколько критических книг и сборников стихов. Особой известностью также пользовалась пьеса Метерлинка «Бургомистр Стильмонда» (1918), в которой он призывал к сопротивлению против немецких захватчиков. Впоследствии это произведение послужило причиной переезда писателя в США. В 1911 году Метерлинку была присуждена Нобелевская премия по литературе «за многогранную литературную деятельность, в особенности за драматические произведения, отмеченные богатством воображения и поэтической фантазией». Однако драматург тяжело болел и не смог поехать в Швецию на ее вручение. С началом Первой мировой войны Метерлинк пытается записаться в бельгийскую гражданскую гвардию, но его патриотический порыв отклонили из-за возраста. Чтобы помочь своей стране, писатель отправился в длительное лекционное турне по городам Европы и Америки. Все вырученные деньги он отдавал в Фонд обороны. Эта поездка была и своеобразным решением семейной драмы, его отношения с Леблан ухудшились, и вскоре они расстались. В 1919 году Метерлинк снова женился, на сей раз на молодой актрисе Р. Даон, исполнявшей роль в «Синей птице». Они поселились в столице Франции. В это время он окончательно отошел от драматургии и опубликовал еще одну философскую книгу — «Жизнь термитов». Под видом муравейника Метерлинк изобразил тоталитарное государство, которое постепенно начало складываться в некоторых европейских странах. Он показал превращение людей в механических, тупых исполнителей чужой воли. Метерлинк написал много. «Но Метерлинка-драматурга знают по "театру смерти", по романтическим пьесам конца прошлого — начала нашего века, — считает Л. Андреев. — К кануну Первой мировой войны слава Метерлинка достигла зенита, тогда он был увенчан лаврами Нобелевского лауреата. Потом он был иждивенцем этой славы. Из полутора десятков поздних драм Метерлинка мало что опубликовано, и не случайно. Они звучат как заигранная пластинка, в которой трудно, а то и невозможно расслышать прелесть некогда созданной мелодии. Без конца варьируется все тот же мотив жертвенности, самоотверженной любви, иллюстрируемой ситуациями псевдоисторическими и псевдосовременными, а то и вовсе искусственными, вымученными. Очень часто жертвенность оказывается признаком святости, и таковая демонстрируется без всякого стеснения». В 1932 году король Бельгии пожаловал писателю титул графа. Когда началась Вторая мировая война и Франция была захвачена немецкими войсками, Метерлинк перебрался в Португалию. Однако уже в 1940 году писатель был вынужден совсем покинуть Европу и вместе с женой уехать в США. Там он прожил всю войну. В 1947 году писатель возвратился в Ниццу, в свой особняк «Пчельник». Здесь он и скончался от сердечного приступа 6 мая 1949 года. РАБИНДРАНАТ ТАГОР (1861–1941) Рабиндранат Тагор принадлежал к одному из древнейших индийских родов. Его предки занимали влиятельное положение при дворе правителей Бенгалии. Фамилия его произошла от Тхакур — в переводе «святой владыка», которую иностранцы преобразовали в Тагор. Рабиндранат родился 6 мая 1861 года в родовом доме в Джорашанко в Калькутте. Он был уже четырнадцатым ребенком Дебендраната Тагора (с двадцати восьми лет его звали Махарши, то есть человеком известным мудростью и праведной жизнью). Глава семейства даже если жил дома, а не находился по обыкновению в Гималаях, был недоступен для семьи. Все заботы по дому легли на плечи матери — Шароды Деби, и у нее оставалось не много времени и сил для воспитания младшего сына. «Тоска по материнской любви, никогда не остывавшая в детстве, превратилась в зрелые годы в непреходящее желание женской привязанности и ласки, — отмечает К. Крипалани. — Неумолкающее эхо этого чувства слышится в прекрасных стихах о детстве, написанных им в зрелом возрасте. В некоторых из рассказов и повестей Тагора материнская любовь описывается с такой нежностью, что невольно задаешься вопросом: не является ли это выражением неудовлетворенных желаний автора?» Несмотря на то что семья жила в достатке, дети воспитывались в строгости. «Питались мы вовсе не деликатесами, — вспоминает Тагор. — Перечень нашей одежды вызвал бы снисходительную усмешку у современного мальчика. Мы до десяти лет ни по каким случаям не надевали носки или обувь. Для холодной погоды у нас была лишь вторая хлопчатобумажная куртка. И нам никогда не приходило в голову переживать из-за этого. Только когда старик Ниямат, наш портной, забывал пришить карманы к нашим курткам, мы огорчались, ибо еще никогда не рождался мальчик настолько бедный, чтобы ему нечем было набить свои карманы… Нам ничего никогда не доставалось легко. Многие обычные вещи были для нас редкостью, и мы жили чаще всего надеждой, что, когда мы станем достаточно взрослыми, мы получим то, что будущее хранит для нас». Детство и раннее отрочество мальчик провел под опекой домашних слуг. В школу он пошел очень рано, то была Восточная семинария. Через некоторое время, когда Роби не было еще семи лет, его приняли в другую школу, которая считалась образцовой и была создана по британским стандартам. Тогда же мальчик сочинил свои первые стихи популярным в Бенгалии размером «пояр». Первый опыт стихосложения оказался заразительным. Мальчик приобрел синюю тетрадь и стал записывать в нее свои стихи: «Как молодой олень, который всюду бьет своими свежевыросшими, еще зудящими рогами, я стал невыносимым со своей расцветающей поэзией». В 1875 году Тагор испытал одно из самых сильных потрясений в своей жизни — скоропостижно умерла его мать. Ее смерть вызвала у него такую сильную депрессию, что отцу пришлось увезти сына в длительную поездку по предгорьям Гималаев. По возвращении Рабиндранат продолжил образование, но не в английской школе, а в педагогическом училище, где преподавание велось на языке бенгали. После его окончания Тагор провел несколько лет в бенгальской академии, где изучал историю культуры и историю Индии. В это время он уже постоянно печатался в различных литературных журналах, а в 1878 году вышло в свет его первое крупное произведение — поэма «История поэта». Однако литературные пристрастия Тагора не нашли должного понимания в семье, и отец отправил его в Англию, чтобы Рабиндранат стал студентом Лондонского университета. Тагор прожил в Англии почти два года. Он прилежно изучал право, но главные его интересы были связаны с английской литературой и историей. Находясь в Лондоне, он постоянно печатался в индийских журналах, а по возвращении собрал свои записки и опубликовал их в виде книги, назвав ее «Письма путешественника в Европу». Так и не получив адвокатского диплома, Тагор возвратился в Индию. Боясь отцовского гнева, он поселяется в Калькутте в семье своего старшего брата, служившего там городским судьей. Лишь через несколько месяцев отец сменил гнев на милость, и Рабиндранат смог вернуться в родной дом. В 1882–1883 годах были опубликованы поэтические сборники молодого автора — «Вечерние песни» и «Утренние песни». 9 декабря 1883 года состоялась свадьба Рабиндраната и десятилетней девушки Мриналини Деби — дочери служащего в одном из поместий Тагоров. На то была воля отца. В отличие от многих других семей, Тагор не только бережно воспитывал свою жену, но и не мешал ей учиться. В результате жена Тагора стала одной из самых образованных индийских женщин и по совету мужа перевела на английский язык древнеиндийский эпос «Рамаяна». Через три года появился первый ребенок в семье — дочь Мадхурилота. Позднее у них родились еще два сына и две дочери. В 1890 году Тагор был вынужден покинуть свой дом, по поручению отца он занял должность управляющего родовым имением Шелайдехо в Восточной Бенгалии. Он поселился в плавучем доме на реке Падма, сочетая литературные занятия с административной деятельностью. Здесь Рабиндранат выпустил свои основные сборники стихотворений и на протяжении всей последующей жизни считал это время лучшим периодом своего творчества. Сюжеты его стихов были навеяны индийским фольклором и образами классической поэзии Востока. Благодаря особой мелодичности многие стихотворения Тагора сразу же стали народными песнями, утрачивая связь с их автором. Одновременно с сочинением стихов Тагор работал над прозой и выпустил сборник рассказов, основная проблематика которых связана была с окружающей его жизнью Он писал и пьесы — «Жертвоприношение» (1890), «Читрангола» (1892). В 1901 году Тагор наконец смог соединиться со своей семьей, после краткого пребывания в Калькутте они переехали в семейное поместье неподалеку от города, где вместе с пятью учителями Тагор открыл собственную школу. Но 23 ноября 1902 года умерла его жена, а в сентябре следующего года — младшая дочь. Тогда же вышел роман Тагора «Песчинка» — первое крупное реалистическое произведение на бенгальском языке, а также сборники стихов — «Память» и «Дитя». В 1907 году писателя постигло новое горе — умер отец. Тагор стал наследником огромного состояния, однако материальные проблемы нисколько не занимали Рабиндраната, и он передал право управления поместьями своим братьям. Вскоре писатель впервые выступил и как философ, разработавший собственную жизненную концепцию на основе традиционной индийской философии. Чтобы изложить ее, писатель прибегает к традиционному приему — написал философский роман «Гора» (1907–1910). Это произведение, внешним сюжетом которого стала полемика индуиста и сторонника европейской цивилизации, стало своеобразным знаменем начинавшегося в Индии освободительного движения, направленного против господства англичан в стране. Одновременно Тагор работал над наиболее значительным сборником стихотворений — «Гитанджали» («Жертвенные песнопения»). Своей европейской известностью Тагор во многом обязан английскому художнику сэру Уильяму Ротенстайну, посетившему Индию в 1910 году. Во время пребывания в Калькутте он познакомился с Тагором. Но только после возвращения в Лондон Ротенстайн прочитал на страницах «Модерн ревю» английский перевод одного из рассказов Тагора, который произвел на него большое впечатление. В 1912 году Рабиндранат приехал в английскую столицу, первым делом навестил Ротенстайна. Зная интерес художника к его поэзии, он дал ему свою тетрадь с переводами. «В тот же вечер я прочел эти стихи, — пишет Ротенстайн. — Это была поэзия совершенно необычная, она показалась мне сродни творениям великих мистиков. Эндрью Брэдли, которому я их показал, согласился: "Похоже, что наконец-то среди нас снова появился великий поэт"». Ротенстайн предложил Индийскому обществу напечатать сборник стихотворений Тагора, к которому переводчик Йитс согласился написать предисловие. В ноябре в Лондоне вышло в свет первое издание «Гитанджали». В целом книга была благосклонно принята английской прессой. В «Литературном приложении» к «Таймс» говорилось: «При чтении этих стихотворений понимаешь, что это не просто любопытные образчики чуждой культуры. Они как бы предсказывают, какая поэзия могла бы создаваться на английском языке, если бы наши поэты могли достичь такой же гармонии между чувством и идеей. Расхождение религии и философии, преобладающее в нашей среде, показывает, как слабы мы и на том и на другом поприще. Когда мы читаем эти произведения, они напоминают нам псалмы царя Давида, созданные в наши дни. Возможно, что многие откажутся подпасть под очарование индийского поэта, так как его философия отлична от нашей. Если она представляется нам фантастичной и чуждой, то, прежде чем презирать ее, мы должны задать сами себе вопрос: а что такое наша собственная философия? Мысль наша движется безостановочно, но она не такова, чтобы поэты могли ее выразить». Позднее сборник был издан во многих странах мира. Одна из песен этого сборника — «Джанаганамана» — приобрела такую популярность, что после достижения Индией независимости стала государственным гимном страны. Сборник «Гитанджали» сыграл большую роль в получении Тагором Нобелевской премии. О том, как принималось решение о присуждении этой высокой награды Тагору, рассказал шведский академик А. Эстерлинг: «Т. Стердж Мур, английский писатель, член Королевского общества, предложил его (Тагора) для рассмотрения в качестве кандидата на присуждение премии. Протоколы нобелевского комитета показывают, что это предложение было воспринято с интересом и удивлением. Правда, Харальд Хьерне, который был тогда председателем комитета, боялся скомпрометировать его таким решением. Непросто решить, заявил он, что в замечательной поэзии Тагора является его подлинным личным творчеством, а что должно быть представлено как классическая традиция индийской литературы… Спор был решен в пользу Тагора благодаря письменному отзыву Вернера фон Хайденстама, который сам тремя годами позже получил Нобелевскую премию. Хайденстам писал о книге "Гитанджали", переведенной самим Тагором на английский: "Я был глубоко тронут, прочитав эти стихотворения, и не помню, чтобы я читал что-нибудь подобное за последние двадцать лет и даже больше. Они подарили мне часы яркой радости, это было словно глоток воды из свежего, чистого источника. Пылкое и любовное поклонение, которое пронизывает каждую его мысль и чувство, чистота сердца, благородная и естественная возвышенность его стиля — все соединяется, чтобы создать произведения, обладающие редкостной духовной красотой. В его творчестве нет ничего, что было бы спорным или оскорбительным, ничего суетного, пошлого и мелочного, и если про какого-нибудь поэта можно сказать, что он обладает качествами, делающими его достойным Нобелевской премии, то это Тагор… Теперь, когда мы нашли идеального поэта подлинного масштаба, мы не имеем права пройти мимо него. В первый раз и, возможно, в последний нам представилась возможность открыть великое имя прежде, чем оно появится во всех газетах. Мы не должны мешкать и упустить возможность, прождав до следующего года"». Тагор находился в Шантиникетоне, когда пришло известие, что 13 ноября 1913 года ему присуждена Нобелевская премия. Пятью днями позже он писал Ротенстайну: «В тот момент, когда я получил известие о высокой чести, возложенной на меня присуждением Нобелевской премии, мое сердце обратилось к Вам с любовью и благодарностью. Я почувствовал, что среди моих друзей никто не будет так рад этой новости, как Вы. Выше всех почестей знание, что за нас обрадуются те, кого мы больше всего ценим. Но тем не менее это серьезное испытание для меня. Ураган общественных страстей, порожденный этим событием, вызывает ужас. Это почти так же плохо, как привязать консервную банку к хвосту собаки, так что ей невозможно бежать, не поднимая шума и не собирая толпы зевак по пути. В течение последних нескольких дней я завален телеграммами и письмами. И те люди, которые никогда не были ко мне дружелюбны или никогда не читали ни строчки из моих произведений, кричат громче всех о своей радости. Не могу выразить Вам, как я устал от всего этого крика, поразительная обманчивость которого для меня непереносима. Воистину эти люди восславляют славу в моем лице, а вовсе не меня». Как пишет К. Крипалани: «Премия была присуждена за поэтическое творчество и художественные достоинства поэзии Тагора. Но сам факт, что премия присуждена представителю Азии, придал награде особое значение. Тагор из личности превратился в символ — символ принятия Западом азиатской культуры и ее потенциального возрождения. Тагор был первым, кто запечатлел в сознании западной интеллигенции тот факт, ныне ставший общепризнанным, что "мудрость Азии" жива, что с ней надо обращаться как с живым существом, а не как с любопытным музейным экспонатом». Далеко не все были довольны тем, что Нобелевскую премию получил уроженец Азии. Одна американская газета писала: «Присуждение Нобелевской премии за литературу индийцу породило немало огорчения и немало удивления среди писателей белой расы. Они никак не могут понять, почему эта награда досталась человеку с темной кожей». Торонтская газета «Глоб»: «В первый раз Нобелевская премия досталась кому-то, кого мы не можем назвать "белым". Должно пройти некоторое время, прежде чем мы себя приучим к мысли, что некто, носящий имя Рабиндранат Тагор, может получить всемирный приз за литературные достижения. (Разве нам не говорили, что Запад и Восток с мест своих не сойдут?) Имя это звучит курьезно. В первый раз, когда мы увидели его на страницах газет, нам показалось, что оно придумано в шутку». Нобелевская премия была вручена английскому послу в Швеции, и лишь через несколько месяцев генерал-губернатор Индии торжественно передал ее Тагору. Примечательно, что денежную часть премии Тагор пожертвовал своей школе, в которой на эти деньги был открыт университет с бесплатным обучением. С этого времени начинается период признания творчества Тагора как в самой Индии, так и за ее пределами. В 1915 году английский король возвел Тагора в рыцарское звание. Оксфордский университет присвоил ему степень почетного доктора. Тагор много путешествовал, посещал страны Европы, Японию, Китай, США, Советский Союз (1930). На родине Тагор жил в своем поместье, где продолжал литературную и преподавательскую деятельность. Вышли его новые произведения: сборники стихов «Журавли» (1916), «Голос леса» (1931), «Последняя октава» (1935), «На ложе болезни» (1940), «Последние стихи» (1941), романы — «Дом и мир» (1916), «Четыре части» (1934), путевой дневник «Письма о России» (1931). После начала Второй мировой войны Тагор выступил с воззванием, направленным против фашизма. Однако писатель был уже смертельно болен. Английские врачи пытались спасти его жизнь, но Тагор долго отказывался от операции, поскольку считал, что это осквернит чистоту его тела. Когда операция, наконец, была сделана, она уже не принесла ожидаемого эффекта. Тагор умер в своем поместье неподалеку от Калькутты 7 августа 1941 года. РОМЕН РОЛЛАН (1866–1944) Свое творческое кредо писатель определил в книге «Жизнь Бетховена»: «Вокруг нас душный, спертый воздух. Дряхлая Европа впадает в спячку в этой гнетущей, затхлой атмосфере… Мир погибает, задушенный своим трусливым и подлым эгоизмом. Мир задыхается. Распахнем же окна! Впустим вольный воздух! Пусть нас овеет дыханием героев!» Именно утверждение героического начала — доминанта в творчестве Роллана, и оно определило его особое, высокое место во всей литературе прошедшего века. Ромен Роллан родился 29 января 1866 года в городке Кламси на юге Франции. Среди его предков были участники французской революции 1789 года. Его отец, Эмиль, был адвокатом, уважаемым в городе человеком, а мать — Антуанетта Мари Куро — весьма простой и набожной женщиной. И, тем не менее, именно по ее желанию в 1880 году семья переехала в Париж, чтобы сын мог получить хорошее образование. С ранних лет мать научила его играть на пианино. Ромен полюбил музыку, и прежде всего Бетховена. Это увлечение сохранялось у мальчика и в то время, когда он учился в лицее Людовика Великого. В 1886 году Роллан поступил в одно из самых престижных высших учебных заведений — «Эколь Нормаль сюперьер» (Высшую Нормальную школу). Подчиняясь желанию матери, он изучал общую историю и историю искусств. Изучая философию, он познакомился с трудами Спинозы. Он покорил юношу «стихийным реализмом» и призывом к людскому братству. «Озарением во мраке туннеля» назвал Роллан свое открытие творчества Льва Толстого — в 1886 году он прочитал «Войну и мир». Из философии великого писателя Ромен извлек главное: «Роман не имеет ни начала, ни конца, как и сама жизнь. Это и есть сама жизнь, беспрестанно шагающая вперед». В 1889 году Ромен, получив диплом преподавателя, уехал на несколько лет в Рим, где изучал историю в «Эколь Франсез». После ее окончания в 1891 году, он собирался заняться научно-педагогической деятельностью. Вернувшись в Сорбонну, Роллан действительно несколько лет читал курс истории музыки. По его предложению здесь даже была учреждена кафедра музыкознания. В Париже Роллан написал несколько пьес. В 1892 году он женился на Клотильде Бреаль, дочери знаменитого филолога. Вместе они отправились в Рим для того, чтобы Ромен смог завершить докторскую диссертацию. Они вернулись в 1893 году в Париж, и через два года Роллан защитил докторскую диссертацию по музыке на тему «Происхождение современного лирического театра: история оперы в Европе до Люлли и Скарлатти». Научный труд Роллана оказался настолько интересным, что после защиты диссертации специально для него в Сорбонне была учреждена кафедра истории музыки. В течение следующих семнадцати лет Роллан совмещал занятия литературой с преподаванием в Сорбонне и Высшей Нормальной школе. Литературный путь Роллана начался с драматургии. Поскольку он находился под влиянием Шекспира и интересовался «героическими» эпохами, то начал писать не отдельные пьесы, а целые циклы: «Все события, общественные или домашние, оборачивались драматическими произведениями». «В раннем творчестве Роллана поиски героического связаны с его религиозными убеждениями… — пишет Ф.С. Наркирьер. — Драмой "обращения к Богу" является первая опубликованная (1897) пьеса Роллана "Святой Людовик" (вместе с двумя другими драматургическими произведениями "Аэрт" (поставленной в 1898 году) и "Торжество разума" (поставленной в 1899 году) пьеса составила цикл "Трагедии веры"). Современному обществу, зараженному меркантилизмом, отравленному скептицизмом, Роллан противопоставляет эпоху средних веков как время бескорыстных героических свершений». Но уже в 1895 году Роллан написал в дневнике: «Едва закончил мою католическую драму, как уже чувствую в себе душу вольнодумца и бунтаря». На рубеже веков Роллан сформировал свою концепцию нового искусства, поскольку считает, что в новом обществе должна быть и иная культура. Конечно, легче всего ее было создавать на образцах прошлого. И Роллан создает целый цикл пьес, посвященных Великой французской революции: «Волки» (1898), «Торжество разума» (1899) (первоначально входила в другой цикл), «Дантон» (1900), «Четырнадцатое июля» (1901). В 1903 году появилось программное произведение писателя «Народный театр». Здесь Роллан сформулировал свое кредо: «Надо создать Театр для Народа, творимый Народом». Поиск своего героя привел Роллана к жанру биографии. Писатель задумал создать цикл биографий замечательных людей, в том числе: Мадзини, Гарибальди, Шиллера, Лазара Гоша, Томаса Пейна, Вобана. В итоге в цикле «Героические жизни» были написаны: «Жизнь Бетховена» (1903), «Жизнь Микеланджело» (1906), «Жизнь Толстого» (1911). Биографию Бетховена писатель создал как своеобразный вызов отчаянию, охватившему его в 1901 году, после ухода от него горячо любимой жены. И. Лилеева отмечает: «Для творческого развития писателя особое значение имела книга "Жизнь Бетховена" — первая из его книг о великом немецком композиторе и гражданине. Бетховен — любимый герой Роллана, и на протяжении всей жизни он будет для писателя высшим примером героизма, идеалом человека, воплотившего победу духа над всеми жизненными невзгодами. Ни бедность, ни одиночество, ни глухота, ни равнодушие окружающих, ничто не могло сломить Бетховена. Преодолевая несчастья и страдания, он прославляет радость борьбы и создает в конце своей жизни "Девятую симфонию", завершающуюся торжествующей одой "К радости". Слова Бетховена: "Через страдание к радости" — стали девизом жизни и творчества Роллана. Изнеженной, болезненной литературе декаданса он смело противопоставил образ бунтаря». Мировую известность Роллану принес многотомный роман «Жан-Кристоф», над которым писатель работал с 1903 по 1912 год. Сам Роллан признавался, что писал его под влиянием монументальной эпопеи Толстого «Война и мир». Действительно, в его романе на широком фоне социальной истории Европы изображена жизнь и духовные поиски немецкого музыканта, прообразом которого стал Бетховен. Вот что говорит сам автор: «От окончания "Утра" и до начала "Грядущего дня" — героическая поэма о Жан-Кристофе заполнена бунтом — бунтом жизни против всего, что извне душит и отравляет ее своими смрадными объятьями (искусственно созданные условности и моральные предрассудки, лицемерие и растленность общества, труп прошлого, пожираемый червями, "Ярмарка на площади")». Ф.С. Наркирьер пишет: «На фоне измельчавших персонажей французской литературы начала XX века Жан-Кристоф выделяется как фигура крупная, значительная. Он поражает своей силой — физической и духовной. Он велик и в дружбе, и в любви. У Жан-Кристофа любовное чувство, в традициях французского классицизма, всегда чувство абсолютное. Его любовь — безраздельна, будь то чувство к мещаночке Минне, загадочной Сабине, ветреной Аде, артистке Франсуазе Удон, к страстной в своей замкнутости Анне Браун и, наконец, — к итальянке Грации, которая дарит Жан-Кристофу душевную ясность, внутреннюю гармонию (прототип Грации — София ди Вьеррьеро-Гонзага, в которую Роллан был поначалу влюблен и которая стала впоследствии другом писателя на долгие годы). Любовь Жан-Кристофа — несчастная, она заканчивается либо разрывом с любимой, либо ее смертью. В горниле страсти закаляется душа героя… Создавая "Жан-Кристофа", Ромен Роллан мечтал пробудить "дремлющий под пеплом духовный огонь". В той мере, в какой это было в его силах, писатель свою задачу выполнил. Искания Жан-Кристофа оказались созвучными исканиям интеллигенции во Франции и в других странах, в первую очередь в России. Этим во многом объясняется исключительная популярность романа в нашей стране». Действительно, книга быстро стала популярной далеко за пределы Франции. «Из самых отдаленных стран, — рассказывает Роллан, — от самых различных народов — Китая, Японии, Индии, обеих Америк, от всех европейских народностей стекались ко мне люди, говорившие: "Жан-Кристоф — наш. Он — мой. Он — мой брат. Он — я сам…"» Знаком всемирного признания стало присуждение Ромену Роллану Нобелевской премии по литературе за 1915 год. Полагают, что именно «Жан-Кристоф» позволил писателю получить эту высокую награду «за высокий идеализм литературных произведений, за сочувствие и любовь к истине, с которой он описывает различные человеческие типажи». Однако сама премия была вручена писателю лишь в 1916 году — отчасти из-за скандала, вызванного публикацией им цикла антивоенных статей «Над схваткой». Роллан сразу же смело и решительно выступил против преступной политики современных ему правителей, резко осудил захватнический, империалистический характер войны. Всю сумму премии Роллан роздал благотворительным организациям Франции и Швейцарии, в том числе Международному Красному Кресту. К этому времени писатель жил в Швейцарии, куда переселился в 1912 году. Здесь он мог спокойно работать (шла Первая мировая война). В 1914 году Роллан создал быстро ставшую популярной небольшую повесть «Кола Брюньон». Это одно из немногих исторических произведений писателя, написанных в прозе. «Кола Брюньон — воплощение народа, воплощение его неистребимой жизненной силы, мужества и трудолюбия, — отмечает И. Лилеева. — За полвека жизни Брюньону пришлось немало пережить: много раз набеги солдат разоряли и уничтожали его дом и чума уносила близких людей, всю жизнь его душили налоги и поборы, но Брюньон всегда, вопреки всему, радовался жизни». «Эта книга была полностью отпечатана и готова к выходу еще до войны, и я ничего в ней не меняю, — писал в предисловии писатель. — Кровавая эпопея, героями и жертвами которой были внуки Кола Брюньона, доказала миру, что "жив курилка"… И народы Европы, покрытые славой и синяками, найдут, мне кажется, потирая бока, долю здравого смысла в рассуждениях, которым предается "ягненок из наших краев, меж волком и пастухом"». Хотя всю свою жизнь Роллан старался не связывать себя работой в каких бы то ни было общественных организациях, он не скрывал своей приверженности социалистическим идеалам. Правда, он отвергал насилие как форму борьбы, поэтому не принял диктатуру пролетариата, установившуюся в России после 1917 года. В поисках новых, свободных от кровопролития форм исторической деятельности Роллан обратился к индийской философии и к учению М. Ганди. С последним писатель даже встречался в 1931 году в Швейцарии. Свои взгляды он изложил в биографиях Рамакришны (1929) и Вивекананды (1930). «Тридцатые годы были годами идейного и творческого подъема Роллана. Роллан принимает самое активное участие в борьбе за мир и демократию, против войны и фашизма, — пишет И. Лилеева. — Голос Роллана, писателя, воплощающего "совесть Европы", громко звучит в защиту жертв фашистского террора: Тельмана, Грамши, Димитрова. Вместе с Барбюсом Роллан — инициатор и организатор международных конгрессов в защиту культуры. Поистине удивительной была энергия этого уже немолодого, очень больного человека. Своей задачей писателя и гражданина Роллан считает борьбу за сплочение людей разных взглядов и убеждений во имя мира». Главным художественным произведением между двумя мировыми войнами стал его семитомный роман «Очарованная душа», над которым писатель работал с 1925 по 1933 год. В этом произведении повествование сосредоточено на судьбе женщины, Аннет Ривьер, борющейся за свои гражданские права, отстаивающей право на самостоятельность в жизни и своей деятельности. Своеобразным же итогом размышлений Роллана над острыми проблемами новейшей истории и политики стала трагедия «Робеспьер», которую писатель завершил в 1939 году. В 1934 году Роллан женится на Марии Павловне Кудашевой, переводчице его произведений на русский язык. Это был второй брак в жизни писателя. Несмотря на разницу в возрасте, этот брак, продолжавшийся десять лет, можно назвать счастливым. Роллан принял и сына Кудашевой, Сергея. Во время Второй мировой войны пожилой больной писатель был отрезан от мира, находясь под неусыпным надзором фашистских молодчиков. Истощенный голодом и болезнью, Роллан жил только надеждой на освобождение Франции. Писатель дождался счастливых дней лета 1944 года, когда его родина была освобождена от фашистских оккупантов. 30 декабря 1944 года Роллан умер от туберкулеза. АНАТОЛЬ ФРАНС (1844–1924) Джозеф Конрад назвал Франса «принцем прозы». А Душан Брески писал: «Несмотря на все превратности критической моды, Франс всегда будет стоять рядом с (Дж. Бернардом) Шоу как великий сатирик нашей эпохи и с такими писателями, как Рабле, Мольер и Вольтер, как один из величайших французских острословов». Жак Анатоль Франсуа Тибо родился 16 апреля 1844 года в центре Парижа. Здесь на набережной Сены находилась книжная лавка его отца Франсуа Ноэля Тибо. (От уменьшительной формы имени отца Франсуа произошел псевдоним сына — Анатоль Франс.) Неудивительно, что с детства мальчик полюбил книги. Первоначальное образование мальчик получил в коллеже Станислава, но гораздо больше влияли на него атмосфера книжной лавки и ее посетители. Страницы прочитанных книг раскрывали перед ним удивительное богатство мыслей, чувств, знаний, волнующую тайну прошлых веков. Книжную лавку посещали многие известные парижские писатели: братья Гонкуры, литературные критики Поль де Сен-Виктор и Жюль Жанон, поэты-парнасцы… До того как стать писателем Франс писал статьи в различные энциклопедические словари и справочники, печатал небольшие заметки в библиографических журналах и каталогах, которые читали лишь немногие любители. Много дала Анатолю работа в издательстве Лемерра, где он был постоянным рецензентом рукописей и автором предисловий к выпускаемым книгам, а также сотрудничество с газетой «Тан», где он выступал в качестве литературного критика. Прошло около десяти лет, прежде чем Франс добился первого значительного литературного успеха, издав сборник стихов «Золотые поэмы» (1873). Еще через три года появилась в свет драматическая поэма «Коринфская свадьба». Однако в дальнейшем Франс отошел от поэзии. Он вошел в историю французской литературы как один из крупнейших мастеров прозы, как автор глубоких по мысли и блестящих по форме философских романов, неповторимых по своей изящной и едкой иронии повестей, рассказов и сказок, как один из величайших и острых сатириков, как яркий и смелый публицист. В 1879 году вышли в одной обложке две небольшие повести писателя — «Иокаста» и «Тощий кот». Длинный список самых известных произведений Франса открывает роман «Преступление Сильвестра Бонара», вышедший в 1881 году. В этой небольшой по объему книге он выступил зрелым, уже вполне сложившимся художником. В этом романе, пронизанном задушевностью и лиризмом, звучит, хотя еще приглушенно, тема социальной несправедливости, несовершенства общественного устройства. «По выходе книги многие из читателей сочли Сильвестра Бонара автобиографическим персонажем, — пишет В. Дынник. — Эта трактовка, если говорить об автобиографичности в прямом смысле слова, имеет мало оснований. Тридцатисемилетний Анатоль Франс, создатель Сильвестра Бонара, своими манерами, всем своим житейским обликом, повседневным обиходом очень мало походил на своего престарелого героя. Можно сослаться, например, на впечатление Марселя Пруста, вынесенное из первой встречи с Франсом, когда Пруст был совершенно разочарован несоответствием между представлением о писателе, возникавшим при чтением его книг, и его действительным обликом, — некрасивого человека с улиткообразным носом, с гнусавым голосом и монотонной речью». Как пишет И. Лилеева: «В 80–90-е годы Франс публикует несколько сборников новелл («Валтасар» (1889) и «Перламутровый футляр» (1892). — Прим. авт.). Часто его рассказы написаны на уже известные сюжеты, являются переложением старых легенд и сказок, но под пером Франса знакомые темы обретают новую жизнь, начинают сверкать новыми красками. Франс один из лучших мастеров стиля во французской литературе. В новеллах он выступает увлекательным собеседником, привлекающим остротой ума, отточенностью каждой фразы. Он нередко сознательно стилизует свои рассказы, воспроизводит наивное простодушие древней легенды, лаконизм старинной хроники, изящество мемуаров XVIII века. Это ему блестяще удается… Сочетание поэтичности, задушевности с иронией и насмешкой, столь характерное для творческой манеры Франса, нашло яркое проявление и в его книгах о детстве. Этой теме Франс посвятил четыре повести: "Книга моего друга", "Пьер Нозьер", "Маленький Пьер" и "Жизнь в цвету". Первая повесть написана в 1885 году, последняя закончена в 1922 году, за два года до смерти писателя». Разочарование в буржуазной республике проявилось у Франса в те годы в форме скептического, иронического отношения ко всему окружающему. Скептиком сделал Франс аббата Куаньяра, героя двух своих романов («Харчевня королевы Гусиные Лапы» (1893) и «Суждения господина Жерома Куаньяра» (1893)). Большой, ясный ум писателя, богатство его мысли, тонкая ирония, разрушающая ложь и фальшь, — вот что привлекает читателя в этих книгах. В девяностые годы со всей силой проявилось большое сатирическое мастерство Франса. Он создал цикл из четырех романов, объединенных общим заглавием — «Современная история» (1897–1901): «Под городскими вязами» (1897), «Ивовый манекен» (1897), «Аметистовый перстень» (1899) и «Господин Бержере в Париже» (1901). «Уже не иносказательно, не намеками, а прямо и резко бичует Франс буржуазную Третью республику, — пишет И. Лилеева. — "Современная история" — сатирическое обозрение Франции конца XIX века, вершина реалистического творчества писателя. С документальной точностью описывает Франс политическую и общественную жизнь своего времени, на страницах его книг ведутся споры по самым важным и актуальным политическим проблемам. Франс с возмущением и негодованием рассказывает о монархических заговорах, о грязных и подлых путях, которые ведут к чинам, к успеху, разоблачает предвыборные махинации, судебные порядки. На страницах "Современной истории" дана целая галерея сатирических образов; беспринципные политиканы, продажные чиновники, развратные светские дамы, хитрые, пронырливые священники. Разоблачение клерикалов, их интриг занимает главное место в романе». Новый этап творчества Франса, открывающийся «Современной историей», продолжился такими произведениями, как «Кренкебиль» (1903), «На белом камне» (1904), «Остров пингвинов» (1908), «Боги жаждут» (1912), «Восстание ангелов» (1914). «Кренкебиль» — один из лучших рассказов писателя. Он повествует о печальной судьбе торговца-зеленщика, ставшего жертвой судебного произвола, жертвой безжалостной государственной машины и звучит страстным протестом против несправедливости и жестокости буржуазного общества. Затем Франс создал утопический роман «На белом камне», где говорит о будущем торжестве социализма. Писатель рисует картину общества 2270 года, общества, не знающего частной собственности и эксплуатации… В 1905 году Франс вступил в социалистическую партию. Он был одним из тех немногих французских социалистов, которые выступили в защиту русской революции 1905 года. Франс был одним из создателей, а затем председателем «Общества друзей русского народа и присоединенных к России народов». В произведениях Франса этих лет нашли отражение мучающие его сомнения и противоречия, а наряду с ними еще сильнее и резче зазвучало сатирическое обличение буржуазного общества. Так появился роман «Остров пингвинов». Как отмечает В. Дынник: «"Остров пингвинов" — это подлинный триумф франсовской сатиры. Писатель отважно атакует здесь моральное и политическое разложение, бесчеловечность, скудоумное ханжество в сочетании с наглым цинизмом, расистский и националистический дух, подменивший любовь к своему народу, атакует безудержный колониализм и многие другие отвратительные черты капиталистического строя, и делает это гораздо решительнее, чем раньше. Не ограничиваясь современностью, Франс устремляет свое внимание к самым основам эксплуататорского строя, к его историческим истокам. Меньше, чем где-либо раньше в творчестве Франса, обращение к истории служит для него отдыхом от современности. В предисловии к "Острову пингвинов" писатель, якобы от лица Жако Философа, сам говорит о неразрывном единстве исторической и злободневной тематики этой книги». В 1912 году вышел в свет известный роман Франса «Боги жаждут». Писатель воссоздал в романе жизнь Парижа 1793 года, когда у «великого революционного города» не было ни денег, ни хлеба, когда ему угрожали австрийские пушки. Он говорил о величии народа, силами которого совершалась революция: «Эта голь перекатная, уничтожившая королевскую власть, опрокинувшая старый мир… не ждала пощады от врагов». На первом плане в романе стоят образы революционеров, бескорыстных людей, до конца преданных делу борьбы со старым миром. Таков, к примеру, Трюбер, секретарь военного комитета секции. О нем автор говорит с любовью и восхищением. Этот человек «чувствовал себя слитым в едином порыве со всеми патриотами, настолько он был нераздельной частью нации, настолько его жизнь растворилась в жизни великого народа». Трюбер является в романе воплощением сотен и тысяч народных героев, отдавших свою жизнь за революцию. В центре произведения — якобинец Эварист Гамлен, верный последователь Марата и Робеспьера, присяжный заседатель Революционного трибунала. Молодой талантливый художник Гамлен беззаветно верен революционному долгу. Отношение Франса к Гамлену двойственно: он восхищается его убежденностью, непоколебимой преданностью революции, но осуждает его жестокость, черствость и непримиримость. Гамлен из любви к человечеству становится бесчеловечным: «Я принес в жертву родине и жизнь и честь, — говорит он своей Элоди. — Я умру опозоренным и ничего не смогу завещать тебе, несчастная, кроме всем ненавистного имени… Любить друг друга? Но разве меня еще можно любить?.. И разве я могу любить?» Трагизм судьбы и личности Гамлена — это трагизм его революционной деятельности. Он осложняется и углубляется еще тем, что, по Франсу, Конвент не добился особенных перемен в жизни страны, в самих людях. В следующем романе «Восстание ангелов» революция снова не имела успешного окончания. Сатана, восстав против бога-тирана Ялдаваофа, свергается за это с небес. Он может добиться своего, но должен вести на штурм небесного престола ангельские воинства, избравшие его своим предводителем. Сатана не верит в то, что установление новой власти избавит мир от тирании. Сомнения и колебания Франса в вопросе о путях развития общества были в дальнейшем разрешены самой жизнью. Великая Октябрьская социалистическая революция помогла писателю освободиться от пессимизма, вернула ему веру в революцию, в будущее, привела его вновь к политической борьбе. В 1920 году Франс примкнул к Французской коммунистической партии. 8 ноября 1922 года он опубликовал в «Юманите» свое приветствие СССР по поводу пятилетия Октябрьской революции: «Если в Европе есть еще друзья справедливости, они должны почтительно склониться перед этой Революцией, которая впервые в истории человечества попыталась учредить народную власть, действующую в интересах народа. Рожденная в лишениях, возросшая среди голода и войны, Советская власть еще не довершила своего громадного замысла и не осуществила еще царства справедливости. Но она, по крайней мере, заложила его основы». Книги Франса занимают почетное место в сокровищнице французской литературы. В 1921 году писатель получил Нобелевскую премию по литературе. Франс умер 12 октября 1924 года в Туре. На его похоронах присутствовали члены французского правительства. БЕРНАРД ШОУ (1856–1950) На протяжении почти шестидесяти лет Шоу создал около пятидесяти больших и малых пьес. С каждой новой пьесой известность его росла, и еще до Первой мировой войны он был признан крупнейшим драматургом не только Англии, но и Европы. Читатели, да и критики долго не могли разобрать, пишет ли Шоу с серьезными намерениями или просто балагурит. Дж.К. Честертон писал: «Мне довелось слышать жалобы многих лиц на то, что Бернард Шоу просто мистифицирует их. Что они хотели этим сказать, мне непонятно, потому что Шоу просто оскорблял их. Его язык, особенно когда он касается вопросов морали, отличается такой же прямотой и основательностью, как язык лодочника, и гораздо менее разукрашен и менее символичен, чем язык извозчика». Он сознательно избрал роль шута и прямо говорил об этом: «Я достиг славы и почета в качестве придворного шута капиталистического общества». В 1908 году Шоу послал Л.Н. Толстому одно из своих произведений — пьесу «Человек и сверхчеловек». «Вы недостаточно серьезны, — написал в ответ Толстой. — Нельзя шуточно говорить о таком предмете, как назначение человеческой жизни, и о причинах его извращения и того зла, которое наполняет жизнь нашего человечества». Но даже Толстой не смог заставить отказаться Шоу от своей манеры письма: «Вы говорите, что я в этой книге недостаточно серьезен, — что я заставляю публику смеяться даже в самые серьезные моменты. А почему бы и нет? Почему бы нам изгонять юмор и смех? Предположите, что мир есть только одна из божьих шуток. Разве Вы в силу этого меньше старались бы превратить его из дурной шутки в хорошую?» Джордж Бернард Шоу родился 26 июля 1856 года в Дублине. Отец был торговцем зерном, мать — учительницей музыки, она была намного моложе мужа. У мальчика не было счастливого детства. В горькую минуту Шоу назовет свое детство страшным, лишенным любви. Когда Бернарду было пятнадцать лет, мать оставила его с отцом-пьяницей и уехала в Лондон, забрав с собой дочерей. Чтобы заработать на жизнь, Бернард поступил в одну из земельных контор, где прошел путь от рассыльного до кассира. В двадцать лет Шоу покинул Ирландию и переехал в Лондон. «…В 15 лет я был вынужден стать клерком, — вспоминает писатель. — Я был обыкновенным пролетарием. Поэтому, когда я начал интересоваться политикой, я не вступил в консервативную партию. Это была партия лендлордов, а я не был лендлордом. Я не вступил и в либеральную партию. Это была партия капиталистов, а я был наемным рабочим… Я же хотел пролетарской партии; и когда призыв Карла Маркса получил распространение по всей Европе, привел к образованию пролетарских социалистических организаций, стремившихся к установлению благоденствия всего общества в противовес классовым предрассудкам и интересам собственников, я, естественно, примкнул к одной из таких организаций. Так я стал социалистом и горжусь этим званием». Организация, к которой примкнул Шоу и в которой он состоял до конца жизни, «Фабианское общество», представляла собой одну из разновидностей мелкобуржуазного социализма. Шоу писал брошюры по социально-политическим вопросам, выступал на митингах, стал советником муниципалитета округа Сен-Панкрас. Бернард работал в качестве критика — сначала художественного, затем музыкального. С 1888 года Шоу постоянно выступал как театральный критик газеты «Стар». Испробовал он свои силы и в литературе. Шоу написал роман «Незрелость» (1879), а за ним еще несколько. Романы «Социалист-одиночка» (1884) и «Профессия Кэшеля Байрона» (1885–1886) напечатал небольшой социалистический журнал «Тудэй», издаваемый известным писателем, художником и социалистическим деятелем У. Моррисом. Еще два романа — «Неразумные связи» (1885–1887) и «Любовь артиста» (1887–1888) появились в конце восьмидесятых годов в журнале «Аур корнер», основанном прогрессивной деятельницей и пылкой поклонницей Шоу — Энни Безант. К прозе Шоу время от времени возвращался и впоследствии. Однако его истинным призванием оказался театр. В начале девяностых годов, когда в Англии возник «Независимый театр», руководимый Т. Грейном, Шоу горячо поддерживал этот театр, ставивший серьезные пьесы. Однако театру приходилось ставить главным образом пьесы иностранных авторов, в частности, драмы норвежского писателя Г. Ибсена. «При таких обидных для национального чувства обстоятельствах, — писал Шоу, — я предложил Грейну смело объявить постановку драмы из-под моего пера. Грейн без всяких колебаний так и сделал». Так в 1892 году Шоу написал пьесу «Дома вдовца» и с этого времени становится профессиональным драматургом. «В начале своей карьеры драматурга (писать пьесы Шоу начал достаточно поздно) он опирался на наследие Ибсена (этюд "Квинтэссенция ибсенизма"), — пишет Я. Цисарж. — Пьесы "Дома вдовца" (1892) и "Профессия миссис Уоррен" (1894) несомненно драмы ибсеновского толка: конфликт развернут в прошлое, и грехи и ошибки — оттуда, и действие развивается на фоне всеобщего морального упадка, который невозможно скрыть за добропорядочным фасадом. Позднее Шоу отказался от этой ибсеновской модели. Тем не менее, в его комедиях критическая составляющая присутствует постоянно, ибо Шоу не мог отказаться от своего жизненного кредо без того, чтобы не изменить самому себе По натуре он критик, и его потребностью было — срывать лживые маски, осуждать и разоблачать». Пьеса «Профессия миссис Уоррен» подверглась цензурным гонениям: драматург показал в ней судьбу бывшей проститутки, владевшей сетью публичных домов и составлявшей за их счет приданое своей дочери. В 1896–1897 годах Бернард написал пьесу «Ученик дьявола», принесшую ему первый большой успех. Английский актер В. Террис предложил писателю создать совместными усилиями пьесу и вручил ему свой план пьесы. Шоу нашел, что «сценарий содержал слишком много действия, но в нем было слишком мало обрисовки характеров». Далее Шоу продолжал: «Тем не менее тот факт, что он приветствовал меня как выдающуюся интеллектуальную силу и все же намекнул, что я неспособен написать популярную мелодраму, доставил мне неописуемое удовольствие; я решил собрать вместе все банальные эпизоды, все затрепанные ситуации, которые сослужили такую службу за последние десять лет в "Дрянных пьесах", и скомбинировать из них новую мелодраму, которая имела бы вид глубоко обдуманной оригинальной современной пьесы. Плодом всего этого и был "Ученик дьявола"». Пьеса была посвящена борьбе североамериканских штатов за независимость и прошла с огромным успехом в США. Присланный из-за океана гонорар фактически означал для Шоу конец его бедности. В 1897 году Шоу получил титул государственного советника, а в следующем женится на Шарлотте Пейн-Таузенд, происходившей из богатой ирландской семьи. В письмах друзьям он называл ее «зеленоглазой миллионершей». Его пугало богатство невесты. Однако Шарлотта являлась членом фабианского общества, и их взгляды на жизнь во многом совпадали. Вместе с Шарлотой в жизнь Шоу пришли уют и порядок. Он приобрел не только верную спутницу жизни, но и умную собеседницу и помощницу. В 1903 году венский журналист З. Требитч перевел несколько пьес Шоу на немецкий язык. «Ученик дьявола» был поставлен в Вене, «Оружие и человек» — в Берлине. «Мировая слава, — пишет А.М. Зверев, — приходит к Шоу после того, как в постановках Х. Гренвилл-Баркера на сцене королевского театра "Корт" за три сезона (1904–1907) прошли некоторые из наиболее значительных его пьес, в том числе "Человек и сверхчеловек" (1905), "Майор Барбара" (1905), "Цезарь и Клеопатра" (1907). Они окончательно закрепили за Шоу репутацию ниспровергателя мнимых очевидностей, покушающегося на фундаментально важные понятия общепринятой морали и на представления об истории, которые выглядят аксиоматичными. Ирония Шоу, у которого сатирический пафос сочетается со скепсисом, ставящим под сомнение разумность социального устройства и реальность прогресса, является главным отличительным свойством его драматургии, все более отмеченной тяготением к философским коллизиям». Перед Первой мировой войной Шоу с женой перебрался в Эйот-Сент-Лоуренс в Хартфордшире, где написал одно из главных своих произведений — «Пигмалион». «Бернард Шоу написал своего "Пигмалиона" в 1912 году, и в следующем году он был впервые поставлен на сцене. Его комедия, однако, не является прямым переложением рассказанного выше греческого мифа. Шоу создал свой, как всегда парадоксальный, вариант этой темы, — пишет А. Аникст. — Пигмалионом у Шоу является профессор фонетики Хиггинс, который проделывает следующий эксперимент. Он берется научить правильному английскому произношению бедную девушку-цветочницу Элизу Дулитл так, чтобы по речи ее могли принять даже за герцогиню. Эксперимент завершается успехом. Элиза выучивается классически правильной речи, и в самом утонченном великосветском обществе ее принимают за особу, обладающую всеми признаками культурного человека из высокопоставленной среды. Пигмалион-Хиггинс создал Галатею, но она восстала против него и покинула его дом, чтобы выйти замуж за милого, но пустого светского молодого человека Фредди». «Люди самого разного толка, — пишет Шоу, — исходя только из того, что она является героиней романтической истории, считают, что она поэтому должна выйти за героя. Это невозможно не только потому, что испортило бы ее маленькую драму, если бы она развивалась согласно такому неразумному предположению, но и потому, что реальный финал очевиден для всякого обладающего пониманием человеческой природы вообще и женского инстинкта в частности». Во время Первой мировой войны Бернард Шоу написал цикл небольших пьес на злободневные темы, объединенных им впоследствии в сборник «Пьески о войне» (1919). В них драматург выступил против кровавой бойни. В 1919 году появилась пьеса «Дом, где разбиваются сердца». По словам В.В. Ивашевой — это «горькое, трагическое признание кризиса английской буржуазной цивилизации, острейшая насмешка над ложью и бесчеловечностью капиталистических отношений. Одно из самых значительных произведений Шоу, эта пьеса не теряет своего значения и при сопоставлении с тем лучшим, что было создано им в последующие годы, и знаменует начало нового этапа в творческом развитии драматурга». А в 1923 году Шоу завершил пьесу «Святая Иоанна», ставшую, по некоторым оценкам, вершиной драматургической карьеры Шоу. «Святая Иоанна» представляет собой версию истории суда и расправы над Жанной д'Арк. Как считает В.В. Ивашева: «Шоу выступает в "Святой Иоанне" во всем блеске своего сатирического мастерства. В своей манере, построенной на противопоставлении парадоксов, Шоу одинаково язвительно высмеивает и "героев" захватнических войн, англичан, и лжепатриотов, французских придворных и клерикалов. Жанна находит при дворе Карла, которого она надеется убедить в необходимости действовать для спасения Франции, лишь "волков, которые грызутся над клочьями растерзанного тела родины". В пьесе ярко выражены демократизм замечательного английского художника, его понимание роли народа как создателя материальных ценностей». Почти одновременно появляется пьеса в пяти частях «Назад к Мафусаилу», действие которой начинается во времена творения и заканчивается в 1920 году. Это произведение ярче всего показывает исторические концепции Шоу, воспринимающего хронику человечества как чередование периодов стагнации и творческой эволюции, в конце концов, одерживающей верх. В 1925 году Шоу стал лауреатом Нобелевской премии. Она была вручена писателю «за творчество, отмеченное идеализмом и гуманизмом, за искрометную сатиру, которая часто сочетается с исключительной поэтической красотой». Как сказал член Шведской академии П. Хальстрем, «Шоу — автор пьес стал одним из наиболее ярких драматургов наших дней, а Шоу — автор предисловий к пьесам может считаться Вольтером нашего времени». Будучи принципиальным противником всевозможных премий, Шоу на церемонию награждения не приехал, и премию вместо него вручили послу Великобритании в Швеции. На причитающиеся лауреату деньги писатель учредил англо-шведский литературный фонд для переводчиков. В 1929 году Шоу выступил с сатирической комедией подчеркнуто политического направления — «Тележка с яблоками». Она была первой из тех пьес драматурга, которые он сам назвал «политическими экстраваганцами». Далее последовали «Простак с Неожиданных островов» (1936) и «Женева» (1938). В 1931 году Шоу побывал в СССР. Он был в восторге от достижений страны Советов и по возвращении на родину защищал сталинский режим от «антисоветских вымыслов». В отличие от других западных приверженцев советского эксперимента, постепенно убеждавшихся в его политической и моральной несостоятельности, Шоу оставался другом СССР до конца жизни. З. Гражданская пишет: «Последние годы жизни Шоу были омрачены Второй мировой войной. На долю престарелого писателя выпало много горьких испытаний, но он вынес их, не сломившись. Последние шесть лет своей жизни он (уже одинокий, так как Шарлотта умерла во время войны) провел в Эйот-Сент-Лоренс, в загородном доме, купленном еще в начале века. Он работал до конца своей почти столетней жизни, и не только пером, но и физически — возделывая свой сад. Голова его оставалась ясной. В 1946 году Англия и все человечество отметили его девяностолетие, а после этого он написал еще несколько пьес, и во всех этих пьесах мы узнаем прежнего Шоу, в них разбросаны блестки его изумительного таланта. Это "Миллиарды Бойанта" (1947), "Замысловатые басни" (1948) и кукольная пьеса "Шекс против Шэпа" (1949), о боксерском поединке Шоу с Шекспиром. Незаконченной осталась своеобразная и поэтическая пьеса "Почему она отказывалась"». Умер Шоу 2 ноября 1950 года. По его желанию тело его было сожжено без всяких обрядов, а прах смешан с прахом жены и рассыпан в его любимом саду. ТОМАС МАНН (1875–1955) Манн в статье «Бильзе и я» (1906) очень емко определил двуединый принцип своего творчества: «глубоко познавать и прекрасно воплощать». Позднее в большом очерке «Парижский отчет» (1926) он писал о себе: «Я тоже "буржуа" — умники и всезнайки меня каждый день этим попрекают. Но понимание того, как в наши дни обстоит с историческим бытием буржуазии, уже означает отход от буржуазной формы существования и, пусть беглый, загляд в новое… Познав себя, никто уже не останется тем, кто он есть». Пауль Томас Манн родился 6 июня 1875 года в Любеке. Он был вторым ребенком в семье Томаса Йохана Генриха Манна — местного торговца зерном и владельца судоходной компании со старинными ганзейскими традициями. Его мать, происходившая из креольской, бразильско-португальской семьи, была музыкально одаренным человеком. Она сыграла большую роль в воспитании Томаса и остальных четырех детей. Еще учась в гимназии, Томас стал создателем и автором литературно-художественного и философского журнала «Весенняя гроза». В 1891 году умер отец. Еще через два года семья продала фирму и покинула Любек. Вместе с матерью и сестрами Томас переехал в Мюнхен, где стал работать клерком в страховом агентстве. В 1895–1896 годах он учился в Высшей технической школе. В 1896 году он отправился вместе со своим старшим братом Генрихом, пробовавшим тогда свои силы в живописи, в Италию. Там Томас начал писать рассказы, которые отправлял немецким издателям. Среди них был и С. Фишер, предложивший объединить эти рассказы в небольшой сборник. Благодаря Фишеру в 1898 году вышел в свет первый сборник рассказов Томаса «Маленький господин Фридеманн». Вернувшись в Мюнхен в том же году, Томас работал редактором юмористического журнала «Симплициссимус». Здесь он сблизился с кружком немецкого поэта Ш. Георге. Но довольно скоро он понял, что с членами кружка, которые провозгласили себя наследниками немецкой культуры и исповедовали идеи декаданса, ему не по пути. В 1899 году Манна призвали на годичную военную службу. А в 1901 году в издательстве С. Фишера вышел его роман «Будденброки», принадлежащий к жанру «семейного романа». Он принес Манну всемирную славу и Нобелевскую премию, но, главное, любовь и признательность миллионов людей. Р.Г. Секачев пишет: «В этом романе, первом в серии социальных романов, Томас Манн затронул те проблемы, которые волновали его на протяжении всей жизни и которые продолжают волновать человечество: жизнь в своей материальности и духовная, интеллектуальная ее сторона, место художника в жизни, его обреченность и одиночество, ответственность таланта, процессы распада и перерождения буржуазного общества». Взяв за основу историю собственной семьи и фирмы, основанной в 1760-х гг. его прапрадедом Зигмундом Манном, писатель создал эпическую хронику, показав типические черты развития бюргерства в XIX веке и создав тем самым материал для творческого осмысления проблем современной жизни, чему он, собственно говоря, посвятил все свои последующие произведения. Позднее Томас Манн писал, что в «Будденброках» он «создал широкое полотно, художественную и человеческую основу, на которую можно опираться при создании новой продукции». Показывая четыре поколения Будденброков, писатель изобразил не только материальный, но и моральный упадок бюргерства. В романе типу бюргера противопоставлен тип художника, хотя предпочтение не отдается ни тому, ни другому. Вот что пишет о романе Б. Сучков: «Если старшие представители рода Будденброков, жившие во времена расцвета буржуазии, прочно стояли на ногах и считали свой густо настоенный на вековых традициях бюргерский быт нерушимой формой существования и успех сопутствовал им в делах, то их потомкам приходится отступать и гибнуть под ударами более ловких и бессовестных конкурентов. Типичные представители буржуазии перестали осознавать себя хозяевами жизни. Под их бытием время подвело черту, и роман закономерно завершало преисполненное драматизма описание смерти Ганно Будденброка, на котором оборвался старый бюргерский род и закончился цикл развития целого исторического периода. Эта мысль является высоким достижением реализма Томаса Манна. Писатель понимал, что у пришедших на смену патриархальному бюргерству новых рыцарей дебета и кредита — в романе этот тип предпринимателей представлен семейством Хагенштремов — отсутствует созидательное начало. Процветающий коммерсант Хагенштрем относится к жизни как потребитель, стремящийся любой ценой и средствами урвать кус пожирнее. Он и ему подобные по природе своей враждебны культуре. В своем романе Томас Манн поднимался до осуждения буржуазной практики как безнравственной. Легкомысленный Христиан Будденброк однажды высказал в обществе коммерсантов не очень оригинальное, но неожиданное в устах отпрыска купеческого рода суждение: "Собственно говоря, каждый коммерсант мошенник". Эта его реплика вызвала приступ бешеной ярости у Томаса Будденброка, свято стоявшего на защите добродетели собственного ремесла. Но когда он ощутил пустоту и бессодержательность своей деятельности, когда его личное счастье рухнуло и он потерял надежду увидеть в сыне продолжателя своего дела, когда он всерьез задумался о смысле жизни, то он понял с ошеломляющей ясностью правду, стоявшую за словами его неудачника-брата. Писатель не принимал новую буржуазную действительность, складывавшуюся у него на глазах, — ни ее искусства, ни ее идеологии. Всему комплексу социальных явлений, связанных с империалистическим двадцатым веком, Манн противопоставил, как идеал и норму, бюргерскую культуру. Его описания устоявшегося бюргерского быта, упорядоченного и несуетливого, пропитаны теплом и напоминают своей поэтичностью толстовские описания быта русского дворянства. Разумеется, Будденброки — Томас Манн это подчеркивает — не могут олицетворять всю бюргерскую культуру: для этого они недостаточно интеллектуальны и слишком коммерсанты. Но пора расцвета бюргерства, совпадавшая с расцветом буржуазной демократии, рассматривалась писателем как вершина в духовном развитии человечества, и крушение бюргерского уклада жизни воспринималось Манном как закат всей культуры». Вторым успехом Манна стал рассказ «Тонио Крегер», вошедший вместе с семью другими новеллами в сборник под названием «Тристан» (1903). В нем молодой писатель показал противоречия между искусством и буржуазной жизнью. В 1905 году Манн женился на дочери мюнхенского профессора-математика, Кате Принсгейм, прошедшей вместе с мужем весь нелегкий жизненный путь. У них было шестеро детей, из которых половина — Эрика, Клаус, и Голо — стали писателями. В 1907 году появляется единственная пьеса Манна «Флоренция». В уста героев пьесы писатель вкладывает собственные суждения о буржуазной действительности: «Оглянитесь вокруг: все дозволено, ничто уже не является позором. Нет такого злодейства, от которого у нас теперь еще становились бы волосы дыбом». В пьесе он отстаивал этическую ценность эстетического взгляда на жизнь не только для художника, но и для человека вообще. Этой же теме посвящен и роман «Королевское высочество» (1909). Автор писал об этом произведении: «Полный намеков и ассоциаций анализ княжеского бытия как формального, вещного, абстрактного — одним словом, эстетского бытия и разрешение от бремени величества через любовь — вот содержание моего романа, который, не чуждый симпатии к любому виду "частных случаев", проповедует человечность». Первую мировую войну Манн горячо приветствовал и отстаивал. Он выступил против пацифизма, общественных реформ и оказался противником своего брата, известного писателя Генриха Манна, сторонника демократических перемен. Но довольно скоро Томас отказался от своих ошибочных политических воззрений, и братья помирились. В 1924 году вышел роман «Волшебная гора», ставший, по выражению Манна, «ключевым и поворотным пунктом» его творчества. Здесь писатель дал широчайшую картину борьбы идей своего времени. Этот роман Манн справедливо называл книгой «идейного отречения от многого, что было дорого, от многих опасных симпатий, волшебства и соблазна, к которым склонялась и склоняется европейская душа…», и подчеркивал, что цель его книги — «будущность». Прошло почти тридцать лет со дня выхода в свет романа «Будденброки». За весь 1901 год было продано всего 100 экземпляров романа, однако тиражи росли год от года, и в 1929 году роман был выпущен общим тиражом в 1 млн. экземпляров. В этом же году Нобелевский комитет вынес решение о присуждении Томасу Манну ежегодной премии в области литературы. В так называемой наградной формуле значилось: «Прежде всего за великий роман "Будденброки", который стал классикой современной жизни». В 1933 году Манн совершает поездку по стране с чтением лекций и отрывков из собственных произведений. После чего обосновался в швейцарском городке Кюснахте на берегу Цюрихского озера. В этом же году вышел первый том тетралогии «Иосиф и его братья» («Былое Якова», 1933; «Юный Иосиф», 1934; «Иосиф в Египте», 1936; «Иосиф-кормилец», 1943). Это был протест писателя против антисемитизма и расизма: «Написать роман еврейского духа было своевременным, поскольку казалось несвоевременным». В 1936 году, после лишения немецкого гражданства, Манн становится подданным Чехословакии. Еще через два года писатель эмигрировал в США. В 1944 году он принял американское гражданство. Из-за океана писатель вел антифашистские программы для немецких радиослушателей. В 1947 году Манн опубликовал роман «Доктор Фаустус. Жизнь немецкого композитора Адриана Леверкюна, рассказанная его другом». В нем он изложил свое понимание эпохи нацизма отнюдь не как случайного явления, но как закономерного этапа в немецкой истории, подготовленного всем ее прежним ходом. В 1952 году Манн возвратился в Швейцарию и поселился в городе Кильхберге. Через два года вышел последний роман писателя — «Приключения авантюриста Феликса Круля». Это сочинение о жизненном пути человека, «умеющего жить», сумевшего использовать сомнительные нормы буржуазного общества для блестящей карьеры. Его сомнительный облик стал отражением характера современного общества. Умер Манн 12 августа 1955 года в Цюрихе. ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ БУНИН (1870–1953) Иван Алексеевич Бунин родился 22 октября 1870 года в Воронеже. Отец Бунина — разорившийся помещик, мелкий чиновник, промотавший приданое жены — урожденной Чубаровой. Из девяти их детей пятеро умерли в раннем возрасте. Детство Ивана прошло на хуторе Бутырки Орловской губернии в общении с крестьянскими сверстниками. В 1881 году Иван пошел в первый класс гимназии. В Ельце мальчик учился около четырех с половиною лет — до середины зимы 1886 года, когда за неуплату за обучение его исключили из гимназии. Переехав в Озерки, под руководством брата Юлия, кандидата университета, Иван успешно подготовился к сдаче экзаменов на аттестат зрелости. Осенью 1886 года юноша начал писать роман «Увлечение», который закончил 26 марта 1887 года. Роман напечатан не был. С осени 1889 года Бунин работал в «Орловском вестнике», где печатались его рассказы, стихи и литературно-критические статьи. Молодой литератор познакомился с корректором газеты Варварой Пащенко, вышедшей за него замуж в 1891 году. Правда, из-за того что родители Пащенко были против брака, супруги так и не венчались. В конце августа 1892 года молодожены переехали в Полтаву. Здесь старший брат Юлий взял Ивана к себе в Управу. Он даже придумал для него должность библиотекаря, оставлявшую достаточно времени для чтения и поездок по губернии. После того как жена сошлась с другом Бунина А.И. Бибиковым, писатель покинул Полтаву. Несколько лет он вел беспокойный образ жизни, нигде не задерживаясь надолго. В январе 1894 года Бунин посетил в Москве Льва Толстого. Отголоски этики Толстого, его критики городской цивилизации слышны в рассказах Бунина. Пореформенное оскудение дворянства вызывало в его душе ностальгические ноты («Антоновские яблоки», «Эпитафия», «Новая дорога»). Бунин гордился своим происхождением, но был равнодушен к «голубой крови», а ощущение социальной неприкаянности переросло в стремление «служить людям земли и Богу вселенной, — Богу, которого я называю Красотою, Разумом, Любовью, Жизнью и который проникает все сущее». В 1896 году вышла в переводе Бунина поэма Г. Лонгфелло «Песнь о Гайавате». Он также перевел Алкея, Саади, Петрарку, Байрона, Мицкевича, Шевченко, Бялика и других поэтов. В 1897 году в Петербурге издана книга Бунина «На край света» и другие рассказы. Перебравшись на берег Черного моря, Бунин стал сотрудничать в одесской газете «Южное обозрение», печатал свои стихи, рассказы, литературно-критические заметки. Издатель газеты Н.П. Цакни предложил Бунину принять участие в издании газеты. Тем временем Ивану Алексеевичу приглянулась дочь Цакни Анна Николаевна. 23 сентября 1898 года состоялась их свадьба. Но жизнь у молодых не сложилась. В 1900 году они развелись, а в 1905 году скончался их сын Коля. В 1898 году в Москве вышел сборник стихов Бунина «Под открытым небом», упрочивший его известность. Восторженными отзывами был встречен сборник «Листопад» (1901), отмеченный вместе с переводом «Песни о Гайавате» Пушкинской премией Петербургской Академии наук в 1903 году и снискавший Бунину славу «поэта русского пейзажа». Продолжением поэзии явилась лирическая проза начала века и путевые очерки («Тень птицы», 1908 год). «Поэзия Бунина уже тогда отличалась преданностью классической традиции, эта черта в дальнейшем пронижет все его творчество, — пишет Е.В. Степанян. — Принесшая ему известность поэзия сложилась под влиянием Пушкина, Фета, Тютчева. Но она обладала только ей присущими качествами. Так, Бунин тяготеет к чувственно-конкретному образу; картина природы в бунинской поэзии складывается из запахов, остро воспринимаемых красок, звуков. Особую роль играет в бунинской поэзии и прозе эпитет, используемый писателем как бы подчеркнуто субъективно, произвольно, но одновременно наделенный убедительностью чувственного опыта». Не приемля символизм, Бунин вошел в объединения неореалистов — товарищество «Знание» и московский литературный кружок «Среда», где читал чуть ли не все свои произведения, написанные до 1917 года. В то время Горький считал Бунина «первым писателем на Руси». На революцию 1905–1907 годов Бунин откликнулся несколькими декларативными стихотворениями. Писал о себе как о «свидетеле великого и подлого, бессильном свидетеле зверств, расстрелов, пыток, казней». Тогда же Бунин встретил свою настоящую любовь — Веру Николаевну Муромцеву, дочь Николая Андреевича Муромцева, члена Московской городской управы, и племянницу Сергея Андреевича Муромцева, председателя Государственной Думы. Г.В. Адамович, много лет хорошо знавший Буниных во Франции, писал, что Иван Алексеевич нашел в Вере Николаевне «друга не только любящего, но и всем существом своим преданного, готового собой пожертвовать, во всем уступить, оставшись при этом живым человеком, не превратившись в безгласную тень». С конца 1906 года Бунин и Вера Николаевна встречались почти ежедневно. Так как брак с первой женой не был расторгнут, повенчаться они смогли лишь в 1922 году в Париже. Вместе с Верой Николаевной Бунин совершил в 1907 году путешествие в Египет, Сирию и Палестину, в 1909 и 1911 годах был у Горького на Капри. В 1910–1911 годах он посетил Египет и Цейлон. В 1909 году Бунину во второй раз присудили Пушкинскую премию и он был избран почетным академиком, а в 1912 году — почетным членом Общества любителей русской словесности (до 1920 года — товарищ председателя). В 1910 году писатель написал повесть «Деревня». По словам самого Бунина, это было начало «целого ряда произведений, резко рисующих русскую душу, ее своеобразные сплетения, ее светлые и темные, но почти всегда трагические основы». Повесть «Суходол» (1911) — исповедь крестьянки, убежденной в том, что «у господ было в характере то же, что и у холопов: или властвовать, или бояться». Герои рассказов «Сила», «Хорошая жизнь» (1911), «Князь во князьях» (1912) — вчерашние холопы, теряющие образ человеческий в стяжательстве; рассказ «Господин из Сан-Франциско» (1915) — о жалкой смерти миллионера. Параллельно Бунин рисовал людей, которым некуда приложить свою природную одаренность и силу («Сверчок», «Захар Воробьев», «Иоанн Рыдалец» и др.). Заявляя, что его «более всего занимает душа русского человека в глубоком смысле, изображение черт психики славянина», писатель искал стержень нации в фольклорной стихии, в экскурсах в историю («Шестикрылый», «Святой Прокопий», «Сон епископа Игнатия Ростовского», «Князь Всеслав»). Усилила эти поиски и Первая мировая война, отношение к которой Бунина было резко отрицательным. Октябрьская революция и гражданская война подытожили это социально-художественное исследование. «Есть два типа в народе, — писал Бунин. — В одном преобладает Русь, в другом — Чудь, Меря. Но и в том и другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, "шаткость", как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: "Из нас, как из древа — и дубина, и икона", — в зависимости от обстоятельств, от того, кто древо обработает». Из революционного Петрограда, избегая «жуткой близости врага», Бунин уехал в Москву, а оттуда 21 мая 1918 года в Одессу, где был написан дневник «Окаянные дни» — одно из самых яростных обличений революции и власти большевиков. В стихотворениях Бунин называл Россию «блудницей», писал, обращаясь к народу: «Народ мой! На погибель вели тебя твои поводыри». «Испив чашу несказанных душевных страданий», двадцать шестого января 1920 года Бунины уехали в Константинополь, оттуда — в Болгарию и Сербию, в конце марта прибыли в Париж. В 1921 году в Париже вышел сборник рассказов Бунина «Господин из Сан-Франциско» Это издание вызвало многочисленные отклики во французской прессе. Вот только один из них: «Бунин… настоящий русский талант, кровоточащий, неровный и вместе с тем мужественный и большой. Его книга содержит несколько рассказов, которые по силе достойны Достоевского» («Nervie», декабрь 1921 года). «Во Франции, — писал Бунин, — я жил первое время в Париже, с лета 1923 года переселился в Приморские Альпы, возвращаясь в Париж только на некоторые зимние месяцы». Бунин поселился на вилле Бельведер, а внизу амфитеатром расположился старинный прованский городок Грасс. Природа Прованса напоминала Бунину Крым, который он очень любил. В Грассе его навещал Рахманинов. Под бунинской крышей жили начинающие литераторы — он учил их литературному мастерству, критиковал написанное ими, излагал свои взгляды на литературу, историю и философию. Рассказывал о встречах с Толстым, Чеховым, Горьким. В ближайшее литературное окружение Бунина входили Н. Тэффи, Б. Зайцев, М. Алданов, Ф. Степун, Л. Шестов, а также его «студийцы» Г. Кузнецова (последняя любовь Бунина) и Л. Зуров. Все эти годы Бунин много писал, чуть ли не ежегодно появлялись его новые книги. Вслед за «Господином из Сан-Франциско» в 1921 году в Праге вышел сборник «Начальная любовь», в 1924 году в Берлине — «Роза Иерихона», в 1925 году в Париже — «Митина любовь», там же в 1929 году — «Избранные стихи» — единственный в эмиграции поэтический сборник Бунина вызвал положительные отклики В. Ходасевича, Н. Тэффи, В. Набокова. В «блаженных мечтах о былом» Бунин возвращался на родину, вспоминал детство, отрочество, юность, «неутоленную любовь». Как отмечает Е.В. Степанян: «Бинарность бунинского мышления — представление о драматизме жизни, связанное с представлением о красоте мира, — сообщает бунинским сюжетам интенсивность развития и напряженность. Та же интенсивность бытия ощутима и в бунинской художественной детали, приобретшей еще большую чувственную достоверность по сравнению с произведениями раннего творчества». До 1927 года Бунин выступал в газете «Возрождение», затем (по материальным соображениям) в «Последних новостях», не примыкая ни к одной из эмигрантских политических группировок. В 1930 году Иван Алексеевич написал «Тень птицы» и завершил, пожалуй, самое значительное произведение периода эмиграции — роман «Жизнь Арсеньева». Вера Николаевна писала в конце двадцатых годов жене писателя Б.К. Зайцева о работе Бунина над этой книгой: «Ян в периоде (не сглазить) запойной работы: ничего не видит, ничего не слышит, целый день не отрываясь пишет… Как всегда в эти периоды, он очень кроток, нежен со мной в особенности, иногда мне одной читает написанное — это у него "большая честь". И очень часто повторяет, что он меня никогда в жизни ни с кем не мог равнять, что я — единственная, и т.д.». Описание переживаний Алексея Арсеньева овеяно печалью о минувшем, о России, «погибшей на наших глазах в такой волшебно краткий срок». В поэтическое звучание Бунин сумел перевести даже сугубо прозаический материал (серия коротких рассказов 1927–1930 годов: «Телячья головка», «Роман горбуна», «Стропила», «Убийца» и др.). В 1922 году Бунин впервые был выдвинут на Нобелевскую премию. Его кандидатуру выставил Р. Роллан, о чем сообщал Бунину М.А. Алданов: «…Ваша кандидатура заявлена и заявлена человеком, чрезвычайно уважаемым во всем мире». Однако Нобелевскую премию в 1923 году получил ирландский поэт У.Б. Йитс. В 1926 году снова шли переговоры о выдвижении Бунина на Нобелевскую премию. С 1930 года русские писатели-эмигранты возобновили свои хлопоты о выдвижении Бунина на премию. Нобелевская премия была присуждена Бунину в 1933 году. В официальном решении о присуждении Бунину премии говорится: «Решением Шведской академии от 9 ноября 1933 года Нобелевская премия по литературе за этот год присуждена Ивану Бунину за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типичный русский характер». Значительную сумму из полученной премии Бунин роздал нуждающимся. Была создана комиссия по распределению средств. Бунин говорил корреспонденту газеты «Сегодня» П. Нильскому: «…Как только я получил премию, мне пришлось раздать около 120000 франков. Да я вообще с деньгами не умею обращаться. Теперь это особенно трудно. Знаете ли вы, сколько писем я получил с просьбами о вспомоществовании? За самый короткий срок пришло до 2000 таких писем». В 1937 году писатель завершил философско-литературный трактат «Освобождение Толстого» — итог продолжительных размышлений на основе собственных впечатлений и свидетельств людей, близко знавших Толстого. В 1938 году Бунин побывал в Прибалтике. После этой поездки он переселился на другую виллу — «Жаннет», где провел в тяжелых условиях всю Вторую мировую войну. Иван Алексеевич сильно переживал за судьбу Родины и с восторгом принимал все сообщения о победах Красной армии. О возвращении в Россию Бунин мечтал до последней минуты, но этой мечте не суждено было осуществиться. Книгу «О Чехове» (издана в Нью-Йорке в 1955 году) Бунину не удалось завершить. Его последний шедевр — стихотворение «Ночь» — датирован 1952 годом. Восьмого ноября 1953 года Бунин скончался и был похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем. ГЕРМАН ГЕССЕ (1877–1962) Гессе — один из самых читаемых авторов XX века. В своих произведениях, проникнутых духом классическо-романтической традиции, он выступал за мир и гуманизм. Герман Карл Гессе родился 2 июля 1877 года в небольшом швабском городке Кальве на юге Германии. Он был вторым ребенком в семье священника-миссионера эстонского происхождения и дочери миссионера швейцарско-швабского происхождения, выросшей в Ост-Индии. Детство будущий нобелевский лауреат провел в обществе трех родных сестер и двух двоюродных братьев в Кальве и Базеле. Гессе был привязан к своим родителям, особенно к матери, но его тяготил царивший в семье дух церковного благочестия. Единственной возможностью для бедного и способного юноши получить образование была Маульброннская семинария, где обучали за казенный счет и где готовили теологов. Но в пятнадцать лет Герман сбежал из семинарии. Так против воли родителей он начал самостоятельную жизнь. После побега юноша пережил целый ряд нервных срывов и даже предпринял попытку самоубийства. Герман краткое время работал механиком, а затем торговал книгами в Кальве и Базеле. Несколько лет Герман прожил в Тюбингене, работая служащим в книготорговой фирме. Он и сам много читает. Больше всего юношу привлекают Гете, Шиллер, Жан-Поль Рихтер. Гессе стал рано пробовать писать сам в духе распространенного тогда в Германии неоромантизма. В 1899 году он перебрался в Базель. Швейцария стала для него второй родиной. В том же году вышла его первая, оставшаяся почти незамеченной книга — сборник стихотворений «Романтические песни». Через два года появилась новая книга Гессе — «Оставшиеся письма и стихи Германа Лаушера». В этом типично неоромантическом произведении молодой писатель объединил и прозаические отрывки, и стихи и даже дневниковые записи героя. Эта книга должна быть отмечена по двум причинам. То был первый случай, когда Гессе говорил от лица вымышленного издателя — прием, который он в дальнейшем активно использовал и развивал. Одаренного юношу заметил известный берлинский книгоиздатель Фишер и сам предложил Гессе опубликовать у него следующее произведение. Так в 1904 году вышла в свет повесть «Петер Каменцинд», сразу принесшая Гессе известность и материальную независимость. Е. Маркевич пишет: «Повесть привлекла своим страстным призывом к человечности, простоте и правде, одухотворенными описаниями природы, красотой и народностью языка. Уже в те годы Гессе чрезвычайно волнует проблема взаимоотношений общества и художника, определение роли искусства в жизни людей. После многих исканий и разочарований герой приходит к некоему условно благополучному финалу: возвращается в родную деревушку и становится там трактирщиком, ибо проникся убеждением, что жить следует среди простых людей и только там может возникнуть подлинное искусство». В том же году Герман женился на швейцарке Марии Бернулли. От этого брака у Гессе было трое сыновей. После свадьбы молодые переехали в Гайнхофен, отдаленное местечко на Бодензее. Гессе живет спокойной, размеренной жизнью, много музицирует. Но через несколько лет деревенская идиллия ему надоела. Писателя влекла общественная жизнь. Гессе все чаще выступал в прессе, а в 1907 году начал издавать вместе с Л. Тома журнал «Март», оппозиционный по отношению к режиму Вильгельма II. В 1906 году вышел роман «Под колесами», во многом основанный на материале школьных лет Гессе. Его герой, чувствительный и тонкий школьник Ганс Гибенрат, ученик Маульброннской семинарии, а затем подмастерье, погибает от столкновения с буржуазным миром и его косной педагогикой. Созданные в предвоенные годы романы «Гертруда» (1910) и «Росхальде» (1914) были посвящены искусству и одиночеству художника. В трех историях из жизни бродяги по имени Кнульп (1915) Гессе подал романтические мотивы странствия в меланхолическом ключе и показал невозможность соединения в одном лице художника и представителя буржуазного мира. В 1911 году Гессе отправился в путешествие в Индию. Впечатления от соприкосновения с живым, реальным Востоком нашли свое отражение в его записках «Об Индии» (1913) и более поздней повести «Сиддхарта» (1920). Первую мировую войну Гессе охарактеризовал как «кровавую бессмыслицу». И с первых же дней мужественно выступил в защиту своих убеждений. В своей статье в «Нойе цюрихер цайтунг» «Друзья, не надо этих звуков» писатель призвал интеллигенцию воюющих стран сохранять верность принципам гуманизма. Этой публикацией он обрел врагов в лице официальной немецкой прессы. Зато «предателя отечества» поддержал Роллан. Но Гессе не только писал, он работал также в немецкой службе по делам военнопленных. Писатель пережил тяжелый экзистенциальный <Экзистенциализм — философское направление, получившее распространение в начале XX века в России и Европе (Н. Бердяев, А. Камю и др.). (Прим. ред.)> кризис. К тому же в 1918 году он развелся с психически больной женой. С 1919 года он обосновался в Монтаньоле, близ Лугано, построил себе дом в собственном вкусе и прожил там до самой смерти. Как отмечает Н. Павлова: «Война так радикально изменила его творчество, что, когда в 1919 году он выпустил под псевдонимом роман "Демиан", никто из увлеченных его читателей (а среди них был и Томас Манн) не угадал в авторе Гессе. Написать эту книгу мог, казалось, лишь человек начинающий и молодой. Со всей непосредственностью молодости роман передавал смятение ума и чувств, вызванное столкновением юного героя Синклера с хаосом действительности. Новой для Гессе была необычайная интеллектуальная напряженность этого романа. Как потом в "Степном волке", автору будто недоставало одной перспективы, взгляда на своего героя и мир с одной неподвижной точки. Все в жизни сместилось, и Гессе видел, как в светлой гармонии обозначились провалы, а где все как будто пропало, в низинах и в пропастях жизни, неожиданно забрезжил свет. Война одним ударом разрушила прежнюю камерность его творчества. "Демиан", а позже роман "Степной волк" соотнесли катастрофическую современность с внутренней действительностью человека. В романе "Демиан" война вторгалась в мир героев лишь на последних страницах; в "Степном волке" политические события не затрагивались вовсе. Но на всем протяжении обоих романов писатель занят выяснением связей мировой бойни с душевной жизнью Синклера — героя "Демиана", примерного мальчика, вроде того, которого поразила однажды встреча с нищим, или же связей предфашистской ситуации в Германии с состоянием души Гарри Галлера — героя "Степного волка". Писателя будто не занимают ни широкий внешний мир, ни его законы. Но его глубоко занимает состояние души его героев». В 1924 году Герман Гессе принял швейцарское подданство. На закате дней его часто называли «мудрецом из Монтаньолы». В том же году он женится на швейцарской певице Рут Венгер, но их брак продлился всего три года. В 1927 году выходит в свет роман «Степной волк», ставший бестселлером. Роман, по словам самого писателя, стал «отчаянным предостережением», протестом против грядущей войны и против позиции невмешательства. Герой «Степного волка», писатель Гарри Галлер (прототипом его является сам Герман Гессе), — интеллигент-одиночка, противник милитаризма и войны. Он не может смириться с окружающей его ложью. Это Галлера автор называет «степным волком», одиноким зверем, не приемлющим стадных законов, по которым живут обыватели. В 1929 году Гессе добился очередного успеха, опубликовав повесть «Нарцисс и Златоцвет». Предметом повествования стала полярность духовной и мирской жизни, что было темой, типичной для того времени. Еще через два года писатель в третий раз женился — на этот раз на Нинон Долбин, австриячке, историке искусства по профессии. Гессе жил в Монтаньоле уединенно, вне партий и литературных группировок. Но при его пресловутом «отказе от политики» общественная позиция Гессе была прогрессивна, его конкретные политические высказывания отличались большой зрелостью. Ситуацию в Германии он расценивал мрачно и, как стало ясно через короткий срок, прозорливо. Не веря в способность веймарской демократии остановить фашизм, он ответил в 1931 году отказом на предложение стать действительным членом Прусской академии искусств: участие писателя в общественной жизни этого «шаткого и мрачного» государства казалось ему бесперспективным. В марте 1931 года он писал сестре Адели: «Если Гитлер придет к власти, мы, конечно, окончательно потеряем все — не только деньги и безопасность, но все — и духовно, морально». В конце 1930 года Гессе начал работать над романом «Игра в бисер», в котором поднял на небывалую высоту вопрос о гармонии духовной и мирской жизни. Действие утопического произведения происходит в XXII веке, в эпоху войн, хаоса, бессмысленного времяпрепровождения. Житейской суете противостоит Касталийский орден — элита интеллектуалов и художников, занятых чистым творчеством. Е. Маркович пишет: «Перед нами глубокое философское произведение одного из крупнейших немецких писателей XX столетия, раздумья его о судьбах мира и цивилизации, о судьбах того, что ему особенно близко, — о судьбах искусства. И это не холодные размышления: за внешне спокойным повествованием скрывается сокровеннейший вопрос: "Что же будет с духовностью, что же будет с искусством в современном мире?" А значит, и с человеком, ибо для гуманиста Гессе судьба наук и искусств неразрывно связана с судьбой человека, с условиями развития человеческой личности». «Игра в бисер» была завершена в 1943 году. Позднее в январе 1955 года Гессе в одном из писем писал о том, что Касталия стала его отповедью фашизму, попыткой восславить духовность в «чумном, отравленном мире». В то же время Гессе ставил вопрос о необходимости спасения «духа», о том что ради этого спасения интеллигенция должна покинуть свою изолированную Касталию и обрести свое «служение» в мире практики. Он писал: «Имеется множество людей, для которых Касталия реальна так же, как для меня». Как верно замечает Н. Павлова: «Касталия продолжает существовать, как свидетельствует сам факт записи легенды о Кнехте, и через много лет после его гибели. По отношению же к эпохе мировых войн и политической катастрофы в Германии, по отношению к "фельетонному веку" Касталия — это будущее. Изменив перспективу времен, властью своей превратив катастрофическое настоящее в далекое прошлое, Гессе восславил вопреки торжествовавшему тогда фашизму — нет, не Касталию, а саму необоримую мощь человеческого духа и вечно возрождающееся в людях желание поднять голову и воспарить душой». Вместе со спорами вокруг романа к автору пришло широкое признание. Об «удивительном подарке», который Гессе сделал интеллектуальному миру и ему лично своим «великолепно зрелым и богатым романом-монументом», писал Герману Гессе в начале 1945 года его друг Томас Манн. В 1946 году Гессе присудили Нобелевскую премию в области литературы «за вдохновенное творчество, в котором все с большей очевидностью проявляются классические идеалы гуманизма, а также за блестящий стиль». В своей речи представитель Шведской академии А. Эстерлинг сказал, что Гессе вручается награда «за поэтические достижения человека добра — человека, который в трагическую эпоху сумел защитить истинный гуманизм». Гессе не смог присутствовать на торжественной церемонии, и от его имени выступил шведский министр Г. Валлотон, который в ответной речи процитировал З. Клурмана, президента Шведской королевской академии: «Гессе призывает нас: вперед, подымайтесь выше! Побеждайте себя! Ведь быть человеком — это значит страдать от неизлечимой двойственности, это значит разрываться между добром и злом». После получения Нобелевской премии Гессе не написал больше ни одного крупного произведения. Продолжали появляться его эссе, письма, новые переводы романов. Популярность Гессе резко выросла после Второй мировой войны. Особенно сильным было воздействие его книг на молодежь, «хиппи», сторонников «контркультуры», бунтовавших в шестидесятые годы против обывательских, добропорядочных» устоев общества. Так французские студенты — участники выступлений 1968 года — объявили его одним из своих духовных лидеров. Умер Гессе 9 августа 1962 года во сне от кровоизлияния в мозг. УИЛЬЯМ ФОЛКНЕР (1897–1962) Фолкнер — один из крупнейших писателей XX века, возможно, самая значительная фигура в литературе минувшего столетия. «Фолкнер — это бог!» — восторженно заявлял в письме к критику М. Каули французский прозаик Ж.П. Сартр. Сам Фолкнер говорил: «Я сказал бы так — и, надеюсь, это правда: единственная школа, к которой я принадлежу, к которой хочу принадлежать, — это школа гуманистов». Уильям Катберт Фолкнер родился 25 сентября 1897 года в городке Нью-Олбани (штат Миссисипи) в семье управляющего делами университета Марри Чарлза Фолкнера. Позже семья переехала на север штата, в город Оксфорд, где писатель, если не считать нескольких поездок, прожил большую часть своей жизни. Мальчик учился не блестяще и в семнадцать лет бросил школу. Он пошел работать в банк своего дедушки. Уже тогда он не только рисовал, но и начал сочинять стихи. С началом Первой мировой войны Уильям подал заявление о приеме в армию. Однако ему отказали из-за малого роста (1,67 метра). Но в 1918 году он все же осуществил свою мечту и стал военным летчиком. Фолкнер оттачивал свое летное мастерство в канадских Королевских военно-воздушных силах в Торонто. Правда, участия в военных действиях он не принимал: при подготовке Уильям попал в авиационную катастрофу. После службы в армии Фолкнер возвращается в родной город. По желанию больного отца Уильям поступил в Оксфордский университет, где с успехом овладевал испанским и французским языками. Кроме того, он работает почтмейстером в том же университете. Заявление об уходе с этой работы он сформулировал оригинально: «Пока я живу при капиталистической системе, я готов подвергать свою жизнь влиянию требований денежных людей. Но пусть я буду проклят, если я собираюсь быть на посылках у каждого странствующего негодяя, который может потратить два цента на почтовую марку». В 1919 году с публикации стихотворения «Дневной сон фавна» состоялся литературный дебют Фолкнера. В 1924 году он опубликовал мало кем замеченный сборник стихов «Мраморный фавн». Перебравшись в Новый Орлеан, Фолкнер познакомился с писателем Шервудом Андерсоном. Андерсон сказал ему: «Вы, Фолкнер, деревенский парень. Все, что вы знаете, — это маленький кусочек земли там, в Миссисипи, откуда вы вышли. Впрочем, этого тоже достаточно». В 1925 году, по его совету, Уильям перешел от поэзии к прозе и начал писать роман «Солдатская награда» (1926). Этот роман проникнут очевидным неприятием империалистической войны. Герой романа — летчик, в результате ранения утрачивает многие человеческие черты, и его смерть — лишь завершение процесса угасания человеческой личности. В 1927 году осуществилась юношеская мечта Фолкнера — он женится на Эстелл Олдхэм Франклин, в которую был влюблен еще в школе. Эстелл перед этим развелась с первым мужем, от первого брака она имела двоих детей. Еще одного ребенка она родила от Фолкнера. В том же 1927 году вышел роман «Москиты». Он интересен тем, что прототипом одного из героев книги служит Ш. Андерсон, с которым Фолкнер к тому времени уже прервал все отношения. Большая часть произведений писателя посвящена людям маленького округа Йокнапатофа, созданного его фантазией в родном штате Миссисипи. Фолкнер даже определил население этого округа в 6298 белых и 9313 негров, нарисовал его карту и поставил под ней горделивую подпись: «Уильям Фолкнер, единственный владелец и хозяин». Фолкнер говорил: «У меня не было намерения писать историческое полотно, я просто использовал подходящие инструменты, которые были под рукой. Я воспользовался тем, что знал лучше, то есть местность, где родился и жил большую часть моей жизни. Это как плотник, — когда делает забор, он использует молоток, который лежит рядом». История Йокнапатофы и Джефферсона началась с романа «Сарторис» (1929). В этом романе определился в большей или меньшей степени круг социальных и нравственных проблем, которым будет посвящено все творчество писателя. Фолкнера как художника интересовал, прежде всего, человек в его взаимосвязи с обществом, как он сам говорил: «…человек в конфликте с самим собой, со своим собратом, со своим временем, с местом, где он живет». Его интересовали душевные качества человека, моральные ценности, которыми он обладает или должен обладать. Широкую известность писателю приносит экспериментальный роман «Шум и ярость» (1929), самый новаторский в творческом наследии писателя. Как пишет Я.Н. Засурский: «В романе "Шум и ярость" Фолкнер дает три субъективные точки зрения на одни и те же события и подводит итог им в заключительной части, сопоставив в ней внутренние монологи братьев Компсонов с реальными фактами жизни. По существу, Фолкнер рассказывает одну и ту же историю четыре раза, но так и не доводит ее до конца. Он хочет сделать эту историю частью настоящего, частью потока сознания героев, в который должен войти читатель, чтобы ощутить изнутри их мир. И это придает определенный релятивистский характер роману…» Интересную оценку роману Фолкнера дал Жан-Поль Сартр. Он утверждал, что Фолкнер стремится создать нечто подобное движению, остановленному во времени: «У Фолкнера никогда нет прогресса, ничего, что может прийти из будущего. Настоящее не содержит в себе будущих событий, которых мы ожидаем… ничто не происходит, все уже произошло. Это позволяет нам понять странную формулу одного из героев: "Я не есть. Я был"». Сартр уподобляет монолог героя Фолкнера падению самолета в воздушную яму: «В каждом пункте сознание героя падает в прошлое и поднимается опять, чтобы упасть снова. Настоящее не существует, оно становится. Все было». Приемы, найденные в этом романе, Фолкнер использовал и в своем следующем романе «На смертном одре» (1930). Следующий роман писателя «Святилище» (1931) воспринимается как крик отчаяния, безнадежности в пустыне, именуемой современным обществом. Здесь Фолкнер показал гангстера Пучеглазого, человека жестокого и бездушного. «Но, — говорил Фолкнер, — для меня он еще одно потерянное человеческое существо. Он стал символом зла в современном обществе по совпадению, но я пишу не об идеях, не о символах, а о людях». Возможно, самым художественно совершенным произведением Фолкнера является роман «Свет в августе» (1932). Во главе охоты, которая заканчивается варварски жестокой расправой над главным героем Джо Кристмасом, стоит Перси Гримм, законченный образец расиста. О нем Фолкнер сказал, что он фашист, «который спасает белую расу, убивая Кристмаса. Я придумал его в 1931 году. До тех пор пока Гитлер не появился в газетах, я не сознавал, что создал наци раньше, чем он». В романе «Авессалом, Авессалом!» (1936) Фолкнер дал глубокое, беспощадное и художественно убедительное исследование легенды о «славном» прошлом Юга. Следующий роман писателя «Непобежденные» (1938) посвящен событиям гражданской войны, а главным героем вновь становится полковник Джон Сарторис. Конец этого плодотворного творческого периода отмечен дилогией «Дикие пальмы» (1939) и романом «Сойди, Моисей» (1942) — фамильной хроникой в шести повестях. В эти годы писатель проводил большую часть времени в Голливуде: с целью заработка он писал сценарии для компании «Метро-Голдвин-Мейер». Мучимый тоской по дому, большую часть свободного времени, которое оставалось от работы, Фолкнер проводил в запоях и потому постоянно лечился от алкоголизма. В 1942 году появляется рассказ «Медведь», один из лучших в мировой литературе. Сам Фолкнер говорил об этом сочинении так: «Это вещь символическая. Это история не только мальчика, но каждого человеческого существа, которое вырастает, чтобы соревноваться с землей, с миром. Медведь представляет собой не зло, а процесс устаревания… Мальчик узнает от этого медведя не о медведях, — он узнает о мире, о человеке. О мужестве, о жалости, об ответственности». В романе 1948 года «Осквернитель праха» писатель наиболее четко и зрело выразил свое мнение о проблеме расовых отношений. В 1949 году Фолкнеру присуждают Нобелевскую премию «за его значительный и с художественной точки зрения уникальный вклад в развитие современного американского романа». В речи при вручении ему высокой награды Фолкнер говорил о долге и ответственности писателя: «Я отказываюсь верить в вырождение человека… Я верю, что человек не только вытерпит, но и победит… Долг писателя, долг поэта — писать об этом. Почетная обязанность писателя — помогать человеку переносить все тяготы, возвышая его дух, напоминая ему о мужестве, и чести, и гордости, и сострадании, и жалости, и жертвах — обо всем, что было его славой в прошлом. Слово поэта не должно быть простой записью дел человеческих — оно должно быть прочной опорой, помогающей человеку выстоять и победить». Долгое время воплощая в литературе «американскую мечту», Фолкнер показал целые поколения аристократов духа — Сарторисов, Компсонов, Маккалемов. Позднее писатель покажет распад благородных родов и семей. Их место займет беспринципный Флем Сноупс. Первый роман трилогии о семье Сноупсов появился в 1940 году, а затем вышли «Город» (1957) и «Особняк» (1959). Б. Грибанов отмечает: «Именно Флем Сноупс, человек без чести и совести, без принципов и убеждений, без человеческих эмоций и слабостей, хитрый, пронырливый, точно знающий, что в окружающем его мире ценятся только деньги и ничто другое, именно Флем Сноупс в отличие от многих героев Фолкнера — рефлексирующих идеалистов вроде Гэвина Стивенса, пытавшегося бороться со Сноупсом и сноупизмом, — оказывается человеком, приспособленным для современного американского общества, для этого опустошенного мира, в котором человеческие ценности подменены духом торгашества и холодного расчета». И все-таки восхождение Сноупса прерывается победой мелкого буржуа, потомка местных старожилов, который защитит традиционные ценности. Вскоре после выхода своего последнего романа «Похитители» (1962) Фолкнер во время конной прогулки упал с лошади. Три недели спустя, 6 июля 1962 года, он умер от тромбоза в санатории в Байхелиа (штат Миссисипи). ЭРНЕСТ ХЕМИНГУЭЙ (1899–1961) Я.Н. Засурский пишет: «Хемингуэй в литературе США XX века выделяется постоянством своих привязанностей и интересов. Он ненавидел войну, насилие, ложь, любил цельных, мужественных людей. В его жизни осталось, как живая и неумирающая память, детство в лесах на берегу озера в родном Мичигане. Бессмысленность гибели миллионов людей на фронтах Первой мировой войны, героизм испанских республиканцев — все, что было им пережито, запечатлено и в его книгах». Эрнест Миллер Хемингуэй родился 21 июля 1899 года в Оук-Парк под Чикаго (штат Иллинойс). Он был вторым ребенком из шестерых в семье известной американской певицы Грейс Холл и врача-терапевта Кларенса Хемингуэя. Именно от отца Эрнест унаследовал известное всем пристрастие к охоте и рыбалке. Мальчик хорошо учился в престижной американской школе, а по настоянию матери занимался музыкой и научился играть на виолончели. Родители его были люди строгих правил. Вероятно, отсюда и строгость к своему творчеству и к своим героям. Уже в школе проявились его литературные способности. Юноша начал писать интересные рассказы, которые печатались в школьной и городской газетах. Окончив школу в 1917 году, Хемингуэй хотел отправиться в армию. Однако его не взяли из-за зрения: еще в детстве он получил травму и почти не видел одним глазом. Правда, позже ему все-таки удалось отправиться во Францию в качестве репортера газеты «Канзас-Сити стар». В следующем году Эрнест стал участником Первой мировой войны, отправившись добровольцем американского Красного Креста на итальянский фронт. Но провел на войне всего три месяца. Австрийская мина под Фоссальтой положила конец его военной карьере, оставив в теле волонтера 237 осколков. В миланском госпитале он пролежал несколько месяцев и влюбился в сестру милосердия. Через десять лет эта любовная история будет описана им в романе «Прощай, оружие!». Хемингуэй вернулся в Америку героем войны (итальянское правительство наградило его орденом) и начал работать в торонтской газете «Стар уикли». В 1921 году по заданию газеты «Торонто дейли стар» Хемингуэй снова оказывается в Европе вместе с молодой женой Хелли Ричардсон (он прожил с ней с 1920 по 1924 год). Эрнест освещал греко-турецкий вооруженный конфликт и марш Муссолини на Рим. Эпизоды греко-турецкой войны с шокирующими жестокими деталями описаны в книге Хемингуэя «В наше время» (1924). Толчком к сочинительству послужило знакомство Хемингуэя в Париже с Гертрудой Стайн. Она ввела молодого американца в свой эстетский кружок, в который входили французские, английские и американские литераторы, жившие в Европе. Среди них были такие мастера, как Джеймс Джойс и Эзра Паунд. Тогда же в Париже Хемингуэй познакомился с поэтом Т.С. Элиотом. Но, несмотря на все усилия обратить американца в свою веру, Стайн должна была с горечью констатировать: «Он выглядит современным, но пахнет музеем». «Старомодность» Хемингуэя просматривалась в его творческих принципах: «проникать в самую суть явлений», «говорить правду». В этом проявилась приверженность писателя «новому реализму», одному из основных и традиционных стилей двадцатого столетия. «Решение "писать простую честную прозу", оставив не растратившим энтузиазма романтикам заботы о спасении неисцелимо больного, свихнувшегося мира, определяло позицию начинающего Хемингуэя, — отмечает А.М. Зверев. — После пережитой исторической катастрофы делом писателя было, на его взгляд, предельно объективное свидетельство о случившемся и забота о безусловной точности, правдивости слова, так как привычные слова и понятия оказались неспособными достоверно передать состояние мира и чувства людей "в наше время"». Первая книга Хемингуэя «Три рассказа и десять стихотворений» была напечатана тиражом в 300 экземпляров в Дижоне в 1923 году. В следующем году в Париже вышел сборник рассказов «В наше время». В 1925 году он был издан в США. Еще через год из печати вышел роман-пародия «Вешние воды» и роман «И восходит солнце». В 1927 году с издания сборника рассказов «Мужчины без женщин» началось многолетнее сотрудничество Хемингуэя с нью-йоркским издательством Чарлза Скрибнера. В 1927 году писатель женился на немецкой журналистке Полине Пфайфер. В это время он много путешествовал, посетил с ней Италию и Испанию. В Америке вышел его второй роман — «Прощай, оружие!». После этого Хемингуэй стал одним из самых популярных американских писателей. Он изображал героев мужественных, немногословных и очень одиноких. Его стиль прост, в нем нет никаких подробных описаний и украшательств. Он отдавал предпочтение короткой, рубленой фразе и динамичному сюжету. После окончания романа «Прощай, оружие!» писатель оказывается на сложном творческом распутье, и в следующих произведениях он уделял много внимания выработке эстетического и социального кредо. Именно этим интересны его многочисленные книги и рассказы начала тридцатых годов: «Смерть после полудня» (1932), «Зеленые холмы Африки» (1935) и другие. В тридцатые годы, впервые оказавшись в центре внимания, писатель заболел «звездной болезнью». Он много путешествовал, охотился в Африке и вел так называемый богемный образ жизни. Его спутницами становились фотомодели, актрисы, журналистки. Однако и в те годы он ни на день не прерывал литературную работу. Основой нескольких рассказов и повестей Хемингуэя стали путевые впечатления писателя. Самые интересные из них — «Смерть после полудня» и «Снега Килиманджаро». В последней он отобразил некоторые впечатления своего детства и отрочества и в скрытой форме рассказал о своих взаимоотношениях с отцом и близкими женщинами. Жизнь Хемингуэя круто изменилась в 1936 году, после начала войны в Испании. Он организовал сбор денег и одежды для республиканцев, а вскоре и сам отправился в Мадрид, где вступил в иностранный легион. До последних дней республики Хемингуэй оставался в рядах сражающихся. Все его творчество конца тридцатых годов теснейшим образом связано с его участием в антифашистской борьбе испанского народа. В его произведениях все яснее звучит гуманистическое начало, стоит назвать роман «Иметь и не иметь» (1937), пьесу «Пятая колонна» (1938), сценарий «Испанская земля» (1938), роман «По ком звонит колокол» (1940). А.М. Зверев пишет: «После гражданской войны в Испании, которую Хемингуэй освещал как репортер, находясь в центре событий и безоговорочно квалифицируя франкизм как "ложь, изрекаемую бандитами", та же идея испытания соотносится им не только с героикой одинокого противостояния заведомо несправедливой судьбе, но и с требованием выбора ответственной гражданской позиции, когда история находится на одном из трагических переломов. Эта идея главенствует в романе об испанских событиях "По ком звонит колокол" (1940), где сочетаются фактографическая яркость картин крушения Республики, осмысление жестоких уроков истории, приведшей к такому финалу, и непоколебленная вера в то, что личность выстоит даже в трагические времена. Обретенное персонажами понимание, что "человек один не может", придало новое звучание прозе Хемингуэя: слабеет антагонизм в отношениях личности и истории, лейтмотив одиночества сменяется в романе "Иметь или не иметь" (1937) и неоконченной книге о Второй мировой войне "Острова в океане" идеей единения во имя гуманизма». Я.Н. Засурский считает: «…Роман "По ком звонит колокол" — это и шаг вперед в творческой эволюции писателя, ибо в нем Хемингуэй впервые создает образ активного борца за свои идеалы, за народное дело. И если Гарри Морган увидел, умирая, бесплодность одинокого бунтарства, то Роберт Джордан нашел путь к народу, вставшему на защиту своей свободы… Удивительно успешно решена проблема положительного героя. Образ Роберта Джордана, отдающего жизнь за справедливое дело, — подлинное художественное открытие Хемингуэя, его высшее достижение, уникальное в американской литературе воплощение подлинного героя XX века». Над романом «По ком звонит колокол» писатель работал на Кубе, где поселился в 1939 году. В 1940 году Хемингуэй вновь разводится и почти сразу же женится снова — на немецкой журналистке Марте Гелхорн. Он купил на Кубе усадьбу «Финка Вихия», которая с тех пор становится его домом. Во время Второй мировой войны Хемингуэй на своей яхте выходил в море вместе с судами американского военно-морского флота на перехват немецких подводных лодок. Позже писатель отправился в Англию, где создал Агентство по борьбе с фашизмом. В 1944 году в качестве военного репортера Хемингуэй приехал во Францию, участвовал в высадке союзнического десанта в Нормандии и в освобождении Парижа, а также совершил несколько полетов на английских бомбардировщиках. После окончания войны писатель, мечтая о спокойной жизни, возвратился на Кубу. Хемингуэй развелся с Гелхорн и женился в очередной раз, теперь на Мэри Уэлш, привязанность к которой сохранилась у него до конца дней. Теперь его жизнь целиком посвящена четырем страстям; литературе, кино, охоте и рыбной ловле. В 1952 году вышла новая повесть Хемингуэя «Старик и море». «В новелле "Старик и море" мастер сумел в лаконичной форме пересказать и осмыслить извечную трагедию человеческого существования, — рассказывается в книге «Великие писатели XX века». — Героем этого гениального в его простоте творения Хемингуэй избирает рыбака Сантьяго — старика, иссушенного солнцем и изглоданного морем. Сантьяго всю жизнь мечтал о сказочной удаче — и она неожиданно приходит к нему в обличье неслыханной, огромного размера рыбы, клюнувшей на приманку. Основная часть новеллы — описание многочасового поединка старика и рыбы в открытом океане, поединка, который ведется в честных условиях, на равных. В символическом плане этот поединок прочитывается как извечная борьба человека с природными стихиями, с самим бытием. В момент, когда победа старика близка, его лодку окружают акулы и терзают тело рыбы до тех пор, пока от нее не остается голый остов. Безрадостная мораль повести-притчи — в самом ее тексте: человек в своем поединке с бытием осужден на поражение. Но он обязан вести борьбу до конца. Сантьяго понят только одним человеком — мальчиком, его учеником. Когда-нибудь мальчику улыбнется удача. В этом — надежда и утешение старого рыбака. "Человека можно уничтожить, — думает он, — но его нельзя победить". Когда старик засыпает, ему снятся львы. Такие суждения о жизни, о жестоком мире и месте человека в нем снискали Хемингуэю репутацию философа, проповедующего новый стоицизм». За «Старика и море» писатель получил Пулитцеровскую премию. В 1954 году Хемингуэю присудили Нобелевскую премию по литературе «за повествовательное мастерство, в очередной раз продемонстрированное в "Старике и море", а также за влияние на современную прозу». В своей речи при вручении премии А. Эстерлинг, член Шведской академии, назвал Хемингуэя «одним из самых значительных писателей нашего времени». Высоко оценив последнюю повесть писателя, он сказал, что «в этом рассказе, где речь идет о простом рыбаке, перед нами открывается человеческая судьба, прославляется дух борьбы при полном отсутствии материальной выгоды… это гимн моральной победе, которую одерживает потерпевший поражение человек». По состоянию здоровья Хемингуэй не смог присутствовать на церемонии вручения премии. В его нобелевской лекции, которая была прочитана Д. Кэботом, американским послом в Швеции, говорилось, что «творчество — это в лучшем случае одиночество… Писатель растет в общественном мнении и за это жертвует своим одиночеством. Ведь писатель творит один, и, если он достаточно хороший писатель, ему приходится каждый день иметь дело с вечностью — или с ее отсутствием». Только через два года Хемингуэй на короткий период почувствовал облегчение, но вскоре у него вновь начинается обострение болезни, и после кратковременной поездки в Европу в 1958 году он опять уединяется на Кубе. Депрессия постепенно нарастала, и 2 июля 1961 в Кетчуме писатель застрелился. Однако и после смерти писателя читатели продолжают знакомиться с его новыми произведениями, поскольку вдова Хемингуэя стала готовить к печати и издавать написанные им в последние годы произведения. Так, в 1964 году вышла его автобиографическая повесть «Праздник, который всегда с тобой!», в 1970 году — роман «Острова в океане», в 1972 году — африканский дневник «Лев Мэри». АЛЬБЕР КАМЮ (1913–1960) Глубокий смысл произведений Камю трудно понять без знакомства с философской системой, называемой экзистенциализмом. Экзистенциалисты считали, что человек одинок в чужом и страшном мире, который давит на него со всех сторон, ограничивает его свободу, заставляет подчиняться придуманным условностям, а значит, не позволяет ему стать самостоятельной и свободной личностью. Отсюда возникают настроения пессимизма и трагичности существования, которое само по себе бессмысленно, так как все заканчивается смертью человека. Правда, экзистенциалисты давали человеку право свободного выбора, однако, по их мнению, он был ограничен только двумя вариантами: полностью слиться с обществом, стать таким, как все, или оставаться самим собой, а это значит противопоставить себя всем остальным людям. Как пишет В.А. Луков: «Творчество А. Камю развивалось в русле экзистенциалистского мировосприятия, хотя до такой степени своеобразно, что некоторые исследователи считают вообще неправомерным причислять Камю без серьезных оговорок к писателям и мыслителям экзистенциалистам… Для мировоззрения и творчества А. Камю характерны многочисленные противоречия. Его пессимизм особого свойства: он густо замешан на безумной жажде жизни, любви к обжигающему солнцу, неутомимой тяге к действию, хотя и без надежды на успех. Пройдя через увлечение Жидом и Монтерланом, он делает спутниками своей жизни Достоевского и Толстого. В конечном счете в его творчестве всегда слышен голос гуманиста…» Альбер Камю родился 7 ноября 1913 года на ферме «Святой Павел», в пригороде города Мондови, в алжирском департаменте Константина. Его отцом был сельскохозяйственный рабочий, уроженец Эльзаса, француз Люсьен Камю, а матерью — испанка Катрин Сантес. После гибели отца в битве при Марне в сентябре 1914 года семья сильно бедствовала. Чтобы вырастить двоих сыновей, мать устроилась работать уборщицей. Бедность не помешала Альберу с отличием окончить начальную школу Белькура. Школьный учитель, как и отец, воевавший на Марне, добился для одаренного мальчика стипендии в алжирском лицее Бюжо. Здесь Камю по-настоящему увлекся философией и подружился с учителем философии и литературы Ж. Гренье, сторонником религиозного экзистенциализма. Очевидно, он и оказал решающее влияние на мировосприятие молодого Камю. В судьбе Камю большую роль сыграла болезнь. До 1930 года, когда у него был обнаружен туберкулез, он вел активный образ жизни и был заядлым спортсменом. С тех пор болезнь так и не оставляла его, и Альберу приходилось регулярно проходить курсы лечения. В 1932 году Камю увлекся творчеством Достоевского, который стал его любимым писателем: «Я встретился с произведениями Достоевского, когда мне было двадцать лет, и потрясение, пережитое мной при этой встрече, живо и сегодня, двадцать лет спустя. Сначала восхищало то, что Достоевский открывал мне в человеческой природе. Именно открывал, ибо он нас учит только тому, что мы знаем, но отказываемся признавать. Кроме того, он удовлетворял одной моей слабости — вкусу к ясности ради нее самой. Но очень скоро, по мере того как я начал все более остро переживать драму нашей эпохи, я полюбил в Достоевском того, кто понял и наиболее глубоко отобразил нашу историческую судьбу». По совету Гренье Альбер начал писать и сам. Первые сочинения его — «Жан Риктюс. Поэт нищеты», «О музыке», «Философия века» и другие были опубликованы в лицейском журнале «Юг». Осенью того же года Камю поступил на филологический факультет Алжирского университета, где начал заниматься древнегреческой философией. Но он увлекается и современными философами. Альбер познакомился с трудами Л. Шестова, которые ввели его в круг экзистенциалистских и религиозно-философских идей. В 1933 году Камю женился на студентке своего же факультета Симоне Гиэ. Лето следующего года они с женой провели на Балеарских островах, и эти счастливые дни Камю описал потом в своей книге «Изнанка и лицо». В студенческие годы Камю активно включился в общественную жизнь. Он записал в своем дневнике: «Я находился на полпути между нищетой и солнцем. Нищета помешала мне уверовать, будто все благополучно в истории и под солнцем, солнце научило меня, что история — это не все». В молодые годы Камю, оставаясь идеалистом, думал, что общими усилиями, вместе с другими «поборниками чести», ему удастся изменить существующее положение. Альбер активно участвовал в работе комитета содействия международному движению «Амстердам-Плейель» в защиту культуры против фашизма, а осенью 1934 года вступил в алжирскую секцию коммунистической партии Франции. Занимался он и просветительской работой. Организовав в 1935 году передвижной Театр Труда, он выступил в качестве режиссера, драматурга и актера. Тем временем нежданно подошла к концу счастливая семейная жизнь. В 1936 году Камю вместе с женой, а также со своим университетским другом Буржуа, соавтором пьесы «Восстание в Астурии», отправился в путешествие в Центральную Европу. (Он описал его позднее в своем эссе «Со смертью в душе».) Здесь Альбер поссорился с женой, вскоре они развелись и дальше уже путешествовал один. Камю приступил к работе над своими первыми крупными произведениями — «Миф о Сизифе», романами «Счастливая смерть» (опубликован в 1971 году вдовой писателя Франсин Камю) и «Посторонний». Молодой писатель рвался помочь республиканской Испании, но помешало обострение туберкулеза. Та же болезнь помешала Камю после окончания университета, в 1937 году, заняться научной работой: по состоянию здоровья он не был допущен к конкурсным экзаменам по философии, что закрыло ему путь к получению ученой степени. В ноябре 1937 года Альбер вышел из компартии в связи с несогласием с политикой Коминтерна, однако продолжает сотрудничать в левой прессе. В 1938 году он начал работать в газете парижского издателя Паскаля Пиа «Альже репюбликен» («Республиканский Алжир»), где вел литературную хронику и другие разделы газеты. К тому времени относится его эссе «Достоевский и самоубийство», которое под названием «Кириллов» вошло в «Миф о Сизифе». Весной 1940 года Камю уехал в Оран, где вместе со своей будущей женой Франсин Фор давал частные уроки. Но уже через месяц он получил приглашение Паскаля Пиа работать в его газете «Пари-суар» («Вечерний Париж») и немедленно выехал в Париж. После оккупации Парижа летом 1940 года редакция газеты переехала в маленький городок Клермон-Ферран, а потом в Лион. Сюда к Камю приехала Франсина Фор, и в конце года они поженились. Осенью 1941 года Камю вступил в ряды французского Сопротивления и стал сотрудником подпольной газеты «Комба» («Борьба»), которую возглавил после освобождения Парижа. «Просто я себя нигде больше не мыслил, вот и все, — вспоминал он позднее. — Я думал, и я так думаю по сей день, что принимать сторону концлагерей нельзя». Именно в этой газете в 1943 году появились знаменитые «Письма немецкому другу», проникнутые пафосом утверждения извечных нравственных ценностей — разума, истины, справедливости, чести. В августе 1944 года Париж наконец был освобожден, а в следующем году произошло еще одно радостное событие — в семье Камю родились двое близнецов. Камю выделял в своем творчестве три этапа, которые назвал «кругами». В первый из них — «Круг Абсурда» вошли произведения, завершенные в военное время: роман «Посторонний» (1942), философское эссе «Миф о Сизифе» (1942), пьесы «Недоразумение» (1944) и «Калигула» (1944). Е.Д. Мурашкинцева пишет: «Героем абсурда стал для Камю легендарный Сизиф, сознающий, что труд его бесцелен, но доблестно исполняющий свое предназначение. В романе "Посторонний" центральный персонаж пытается создать для себя некий оазис непосредственно-чувственного существования, где человек остается наедине с природой и своими инстинктами. Это приводит к бессмысленному убийству, суду и казни, которую преступник считает несправедливой, с его точки зрения, общество мстит ему скорее за то, что он не плакал на похоронах матери. В драматургии Камю отдавал предпочтение известным сюжетам, стремясь выявить "общечеловеческую" значимость каждого конкретного события. В основу "Недоразумения" положена фольклорная ситуация: родные не узнают и убивают человека, вернувшегося домой после долгого отсутствия. "Недоразумение в гостинице" служит в пьесе доказательством трагического одиночества людей: мать и дочь в течение многих лет грабят богатых постояльцев, подсыпая им снотворное, и очередной жертвой становится их сын и брат». Сюжет «Калигулы» заимствован из «Жизни двенадцати цезарей» Светония. В процессе художественной обработки исторического материала Камю отказался от конкретно-исторического анализа и представил главного героя как носителя метафизического бунта, а его трагедию как трагедию «верховного самоубийства». В 1958 году в предисловии к американскому изданию сборника пьес Камю писал: «"Калигула" — это история верховного самоубийства. История, которая в высшей степени трагична и человечна. Из верности самому себе, неверный по отношению к ближним, Калигула соглашается умереть, поняв, что никто не может спастись в одиночку и что нельзя быть свободным против других людей». В 1947 году вышел следующий роман писателя — «Чума», начинающий второй «круг» В произведениях этого «круга»: пьесах «Осадное положение» (1948) и «Праведные» (1949), философском трактате «Бунтующий человек» (1951) главенствующим стало осознание долга перед «другими»: от констатации бессмысленности существования Камю перешел к анализу поведения человека, восставшего против зла. Как отмечал писатель, «явное содержание "Чумы" — борьба европейского Сопротивления против фашизма». В романе присутствует и скрытый абстрактно-символический пласт, который позволяет толковать «Чуму» как роман-притчу о человеческом существовании вообще В «Чуме» Камю развил экзистенциалистские мотивы своих предшествующих произведений, абсурдность бытия, свобода человека, его выбор перед лицом смерти — и пришел к выводу, что «есть больше оснований восхищаться людьми, чем презирать их». В «Осадном положении» Чуму олицетворяет унтер-офицер в черном мундире: с помощью секретарши-Смерти он превращает средневековый город в концлагерь новейшего типа. Историческая основа «Праведных» — убийство великого князя Сергея Александровича, организованное в 1905 группой Б. Савинкова. В 1951 году Камю опубликовал философский памфлет «Бунтующий человек», в котором подверг резкой критике и коммунистические идеалы. Однако чем дальше, тем больше Камю ощущал, что попал в ловушку собственного отрицания всего и вся. Он протестовал, но от этого мало что менялось, хотя писателя уже называли «совестью Запада». Камю много ездил — по США, странам Южной Америки, Греции, Италии и другим странам, но везде наблюдал одно и то же. В 1957 году Камю была присуждена Нобелевская премия по литературе. В своей речи при вручении ему Нобелевской премии по литературе 10 декабря 1957 года Камю признался, что он слишком прочно прикован к «галере своего времени», чтобы так легко отказаться не «грести вместе с другими, даже полагая, что галера провоняла селедкой, что над ней многовато надсмотрщиков и что, помимо всего, взят неверный курс». Выступление А. Камю в Стокгольме при вручении Нобелевской премии и публичная лекция «Художник и его время», прочитанная в университете Упсалы 14 декабря, составили так называемые «Шведские речи». «К наиболее значительным произведениям третьего "круга" относятся роман "Падение" (1956) и сборник новелл "Изгнание и царство" (1957), — пишет Е.Д. Мурашкинцева. — В романе Камю фактически сводит счеты с экзистенциализмом, показывая "ложного пророка", который сначала был вполне уравновешенным мещанином, затем ощутил себя "абсурдным героем" и пришел к убеждению, что "неба нет", а на третьей стадии развития осознал эгоистическую сущность своей "гуманности", которая служила ему лишь для ублажения собственных прихотей. В новеллах Камю сделал попытку примирить потребность в абсолютной свободе с тяжкой необходимостью существовать в реальном мире: его герои — одинокие "изгнанники" в жизни — устремляются к морю и звездам как к вечным символам красоты». В последний год перед своей неожиданной смертью Камю почти перестал писать, он думал заняться режиссурой и уже пробовал ставить, но не свои пьесы, а сценические переработки «Реквиема по монахине» У. Фолкнера и «Бесов» Ф. Достоевского. Однако найти для себя новую опору в жизни ему не довелось. 4 января 1960 года, возвращаясь в Париж после рождественских праздников с издателем М. Галлимаром, погиб в автомобильной катастрофе близ Вальблевена. Ж.П. Сартр сказал в своем прощальном слове: «Камю представлял в нашем веке — и в споре против текущей истории — сегодняшнего наследника старинной породы тех моралистов, чье творчество являет собой, вероятно, наиболее самобытную линию во французской литературе. Его упорный гуманизм, узкий и чистый, суровый и чувственный, вел сомнительную в своем исходе битву против сокрушительных и уродливых веяний эпохи». В вышедшем через десять дней в Льеже издании эссе Камю «Разум и эшафот» писатель называется «классиком», «другом отверженных», «одним из наших великих моралистов». БОРИС ЛЕОНИДОВИЧ ПАСТЕРНАК (1890–1960) Борис Леонидович Пастернак родился 10 февраля 1890 года в Москве в семье известного художника Леонида Осиповича Пастернака, академика живописи, преподавателя Училища живописи, ваяния и зодчества. Мать поэта, урожденная Роза Кауфман, известная пианистка, отказалась от карьеры музыкантши и занималась воспитанием детей. В семье было два сына и две дочери. Несмотря на скромный достаток семьи, она устроила в своем доме своеобразный литературно-художественный салон. В доме Пастернаков бывали Ге, Рахманинов, Рильке, Серов, Скрябин, Толстой. В детстве Борис обучался живописи, затем под влиянием матери в 1905 году он поступил в Московскую консерваторию. С 1909 по 1913 год Пастернак учится на философском отделении историко-филологического факультета Московского университета. В 1912 году Борис провел один семестр в Марбургском университете в Германии, где слушал лекции знаменитого философа Г. Когена (тот предрек ему блестящее будущее в философии). Борис же долго не мог выбрать свое основное поприще, колеблясь между философией и музыкой, но после путешествия по Италии в 1912 году окончательно остановился на поэзии. Вернувшись в Москву, Пастернак вошел в кружок молодых московских литераторов «Центрифуга», примыкавших к футуристам, познакомился с В. Маяковским, личность и творчество которого сильно подействовали на него. На жизнь Пастернак зарабатывал, служа на фабрике управляющим и давая частные уроки. В 1913 году в сборнике «Лирика» напечатаны его первые стихи, в следующем году вышла из печати книга «Близнец в тучах». Об ее издании автор впоследствии сожалел. Уже в ранних стихах он проявил себя как поэт со своей, сложившейся поэтической системой. Об этом, в частности, писал в своем критическом отзыве основатель символизма В. Брюсов. Его стихи причудливы, наполнены различными ассоциациям, построены на впечатлениях автора, необычны по образам, сложны по языку. В 1917 году вышла (с цензурными изъятиями) вторая книга поэта «Поверх барьеров». Летом того же года Борис начал работать над третьей книгой «Сестра моя жизнь», которую публикует в 1922 году. В ней отразилась атмосфера революционных перемен. Сам писатель утверждал, что в этой книге «выразил все, что можно узнать о революции самого небывалого и неуловимого». Книга явилась переходной в творчестве поэта, а когда в 1923 году Пастернак опубликовал другой свой сборник стихов «Темы и вариации», его стали называть одним из первых поэтов России. В это же время произошли перемены в его личной жизни: его родители и сестры эмигрировали в Европу, а сам Пастернак женился на художнице Евгении Лурье и вскоре у него родился сын. С начала двадцатых годов Пастернак стал одной из самых заметных фигур в советской поэзии, и его влияние ощутимо в творчестве очень многих молодых поэтов-современников — П.Г. Антокольского, Н.А. Заболоцкого, Н.С. Тихонова, А.А. Тарковского и К.М. Симонова. «Он сейчас — больше всех, — утверждает в 1922 году Цветаева. — Пастернак не прятался от революции в те или иные подвалы…» В 1922 году он написал повесть «Детство Люверс». Затем вышли поэмы «Высокая болезнь» (1923–1928), «Девятьсот пятый год» (1925–1926) и «Лейтенант Шмидт» (1926–1927). А. Пикач пишет: «В середине 20-х он выступил с поэмой "Девятьсот пятый год". Революция здесь видится как справедливый и праведный взрыв народной стихии, потопленный в крови. В поэме замечателен личный подмалевок, ведь 1905 год — это не только ближайшая история, но и часть собственной биографии Пастернака-подростка. Следом появляется поэма "Лейтенант Шмидт". Здесь акцент переносится с народной стихии на нравственное деяние интеллигента, что в те годы получило определение жертвенного отношения к революции. Так замкнулся мотив — народ и интеллигенция в революции. В поэме "Высокая болезнь" болезненно переживается разрыв между высоким идеалом революции и ее "мелочами" в ту пору, когда, увы, эти "мелочи преобладали". Она заканчивается знаменитым фрагментом о Ленине — "Он управлял теченьем мыслей и только потому — страной". Фрагмент вроде бы и восторженный, но вдруг обернувшийся, под занавес, зловещим прозрением: Я думал о происхожденьи Века связующих тягот. Предвестьем льгот приходит гений И гнетом мстит за свой уход. Революция для Пастернака праведна в раскрепощении угнетенного и униженного народа и как высокий и далекий идеал интеллигента, но он очень озабоченно размышляет о социализме как о государственной системе, и о вождизме — роли личности в истории, хорошо понимая при этом, что без этих атрибутов власти всякое раскрепощение превращается в анархию, а идеал — в пустую химеру». К 1930 году Пастернак закончил работу над романом в стихах «Спекторский» и повестью в прозе с тем же героем. «Спекторский» — высочайшее создание зрелого Пастернака, — отмечает А. Пикач, — но к 1930 году появляется и автобиографическая "Охранная грамота" — этот итог "первой жизни", ибо в 1930–1931 годы из-под его пера выходят стихи книги со знаменательным названием — "Второе рождение". Свое сорокалетие поэт встречает на небывалом творческом взлете. Невольную краткость рассказа об этом периоде отчасти возместят комментарии, но "Второе рождение" содержит вершинные образцы пастернаковской лирики, в которых счастливо обретается равновесие между ранней экспрессией и будущей поздней ясностью». В 1931 году Пастернак развелся с первой женой, и новой его спутницей жизни стала Зинаида Николаевна Нейгауз, оставившая ради него мужа — известного музыканта Станислава Нейгауза. От второго брака у Пастернака родился еще один сын. Пастернак выступил с речью на Первом съезде Союза советских писателей (1934): «При огромном тепле, которым окружает нас народ и государство, слишком велика опасность стать литературным сановником. Подальше от этой ласки во имя ее прямых источников, во имя большой и дельной любви к родине…» Отстаивание им творческой независимости писателей, их права на собственное мнение нередко вызывало резкую критику партийных кураторов литературы. В годы все нараставшего сталинского террора Пастернак неоднократно вступался за невинно репрессированных, и его заступничество оказывалось порой небесплодным. С 1936 года и до конца жизни поэт жил в Переделкино. Он не мог опубликовать ни одного стихотворения. Главным из литературных занятий Пастернака стали переводы. Он перевел современных и классических грузинских поэтов, трагедии Шекспира («Отелло», «Гамлет», «Король Лир», «Макбет», «Ромео и Джульетта»), «Фауста» Гете и многое другое, стремясь при этом не к точной передаче языковых особенностей оригинала, но, напротив, к созданию «русского Шекспира». Его переводы трагедий Шекспира считаются лучшими на русском языке, хотя, например, Чуковский считал, что в «Гамлете» Пастернак выразил больше себя, чем Шекспира. В годы войны Пастернак эвакуировался вместе с семьей в город Чистополь на Каме. В 1943 году состоялась поездка Бориса Леонидовича на орловский участок фронта в составе бригады писателей. Во время войны, когда культурная политика была не такой жесткой, Пастернак смог опубликовать два томика стихов — «На ранних поездах» (1943) и «Земной простор» (1945), где видны его стремление к простоте и попытки приблизиться к классической традиции в лирике. Итогом своего творчества сам Пастернак считал роман «Доктор Живаго», над которым он работал с 1946 по 1955 год. К.М. Поливанов пишет: «В основу романа, посвященного "вечным" вопросам (о смерти и бессмертии, укорененности человеческой жизни в культуре и истории, роли искусства и природы в преодолении дисгармонии, которую вносят в существование мира и человека смерть, войны и революции), положены "новая идея искусства" и "по-новому понятое христианство"; в рамках этих представлений культура рассматривается как результат стремления человечества к бессмертию, а главной ценностью Евангелия и европейской литературы объявляется умение иллюстрировать высокие истины "светом повседневности". Круг философских проблем анализируется на примере судьбы русского интеллигента — врача и поэта Юрия Живаго, его друзей и близких, ставших очевидцами и участниками всех исторических катаклизмов, выпавших на долю России в первые четыре десятилетия XX в. Извечность проблем и ситуаций, в которых оказываются персонажи романа, при всей их конкретной социальной и исторической обусловленности, подчеркивается евангельскими и сказочными сюжетами стихов главного героя, которые составляют последнюю часть "Доктора Живаго"». А вот мнение академика Д.С. Лихачева: «Не перестаю удивляться, читая и перечитывая "Доктора Живаго". Если бы роман был написан в совершенно иной, новаторской манере, он был бы более понятен. Но роман Пастернака, его форма, его язык кажутся привычными, устоявшимися, принадлежащими к традициям русской романной прозы XIX века. Эта близость "Доктора Живаго" в каких-то своих элементах классической форме романа заставляет нас постоянно сбиваться на проторенную колею, искать в нем то, чего нет, а то, что есть, толковать традиционно: искать прямых оценок событий, видеть прозаическое, а не поэтическое отношение к действительности, находить за описаниями бедствий осуждение чего-то, их породившего. А между тем "Доктор Живаго" даже не роман. Перед нами род автобиографии — автобиографии, в которой удивительным образом отсутствуют внешние факты, совпадающие с реальной жизнью автора. Центральный образ романа — доктор Юрий Андреевич Живаго, воспринимаемый в привычных требованиях, предъявляемых к романам, кажется бледным, невыразительным, а его стихотворения, приложенные к произведению, — неоправданным довеском, как бы не по делу и искусственным. И, тем не менее, автор (Пастернак) пишет о самом себе, но пишет как о постороннем, он придумывает себе судьбу, в которой можно было бы наиболее полно раскрыть перед читателем свою внутреннюю жизнь». В издании романа на родине Пастернаку было отказано. Он передал его для публикации итальянскому издателю, и в 1957 году появилась публикация «Доктора Живаго» на итальянском языке, вскоре последовали русское, английское, французское, немецкое и шведское издания, а к концу 1958 года книга переводится на 18 языков. В СССР роман был опубликован только в 1988 году. В 1958 году «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа» Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе, что было воспринято в СССР как чисто политическая акция. В СССР роман «Доктор Живаго» признали антисоветским, и началась травля писателя, которая усилилась еще больше после того, как Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе. Пастернак был исключен из Союза писателей, ему грозили высылкой из страны, было даже заведено уголовное дело по обвинению в измене родине. Все это вынудило Пастернака отказаться от Нобелевской премии. Диплом и медаль были вручены его сыну в 1989 году. Пастернак умер 30 мая 1960 от рака легких в Переделкино. ДЖОН СТЕЙНБЕК (1902–1968) «Окончание работы для писателя — это маленькая смерть. Он записывает последнее слово, и все кончено. Но на самом деле не кончено. История идет вперед, оставляя писателя позади, потому что ни одна история никогда не кончается», — писал Джон Стейнбек. Джон Эрнст Стейнбек родился 27 февраля 1902 года в Салинасе (Калифорния) в семье мельника, перебравшегося в Америку из Германии. Мать Джона работала учительницей. В семье было четверо детей — кроме Джона еще три девочки. Родители, получавшие за свой труд немного, не имели большой возможности помогать детям, и мальчику пришлось бороться за возможность получить образование, зарабатывая на него тяжелым физическим трудом. «Я беден, чертовски беден. Сначала мне нужно накормить других, а уж потом поесть самому. Я должен жить среди грязной посуды и засаленных фартуков, чтобы получить право изучать психологию и логику», — писал он, поработав в кафе городка Пало-Альто. По окончании школы, в 1920 году, Джон начал изучать морскую биологию в исследовательском институте Пэсифик Гроув и литературоведение в Стэнфорде, оплачивая собственную учебу случайными, главным образом сельскохозяйственными, заработками. Пять лет спустя он, так и не окончив курса в Стэнфордском университете, начал свои скитания по дорогам родного штата. Джон работал на ранчо, на строительстве автострад, мыл пробирки в химической лаборатории, стоял за прилавком галантерейной лавки. Наконец, он отправился в Нью-Йорк, где несколько месяцев проработал репортером в газеты «Амэрикен». Осенью 1927 года Джон возвратился в Калифорнию. В августе 1929 года в одном из второстепенных нью-йоркских издательств выходит в свет первое крупное произведение Стейнбека — роман «Чаша Господня». Этот историко-романтический роман рассказывает о знаменитом английском корсаре Генри Моргане. Это сочинение нельзя признать творческой удачей — чувствуется привязанность автора к сложившимся беллетристическим штампам. В 1930 году Стейнбек женился на своей подруге Кэрол Хеннинг. (Всего он был женат трижды.) Второй его женой в 1943 году стала Гвендолен Конгер, а третьей — в 1950 году — Элейн Скотт. Следующие романы молодого автора «Неведомому богу» и «Небесные пастбища», опубликованные в самом начале тридцатых годов, отмечены гораздо большей самобытностью. «В них впервые выявился круг проблем, философских интересов и эстетических решений, выделивший Стейнбека среди тогдашних дебютантов, — пишет А. Малярчик. — Начиная с этих романов на страницы книг Стейнбека приходят хорошо знакомые ему по собственному опыту простые люди Америки — фермеры, батраки, пастухи-мексиканцы, бездомные бродяги. Так создавалась "страна Стейнбека", охватившая полуостров Монтеррей и долину Салинас в Южной Калифорнии — местожительство своеобразных и иногда чуть-чуть условных персонажей многих его произведений. В "Небесных пастбищах" впервые проявляется столь характерный для Стейнбека глубокий гуманизм, решимость при любых обстоятельствах полагаться на изначальную склонность людей к добру, верить в чистоту и благородство их устремлений. Этот современный руссоизм не лишен, разумеется, утопичности, что осознавалось и самим писателем. Не случайно свой идеал естественности и независимости поведения и убеждений он связывает в первую очередь с образом Джона Уайтсайда, печальный конец которого как бы замыкает собой идейно-художественную панораму произведения». Но надо признать, при всем том, ранние книги Стейнбека не привлекли к нему внимания широкого читателя и критики. Известности писатель добился, опубликовав роман «Квартал Тортилья Флэт» (1935). Стейнбек получает премию и золотую медаль за лучшую книгу года, написанную калифорнийцем. Однако настоящий успех пришел к писателю с публикацией в середине тридцатых годов социально-критических романов, первым из которых стал «Схватка с сомнительным исходом» (1936). В нем описывается забастовка сезонных рабочих, в ходе которой организаторы провоцируют бесчинства. Это сочинение важно и как этап эволюции творчества Стейнбека, своеобразной подготовки к роману «Гроздья гнева». Другим таким «подготовительным романом» стало сочинение «О мышах и людях» (1937). «В этом принесшем автору успех произведении Стейнбек в традициях американского натурализма описывает хорошо знакомую ему среду сезонных рабочих», — отмечается в книге «100 писателей XX века». Слабоумный и добродушный фетишист, который не в состоянии справиться со своими импульсами, становится убийцей. Единственный друг спасает его от неминуемого линчевания тем, что сам его убивает. Годами взлелеянный план совместно купить ферму и зажить «как люди» становится невыполнимым. В 1939 году вышел в свет роман «Гроздья гнева». Долгое время у книги не было названия, и лишь в сентябре 1938 года оно появилось. Название понравилось автору, «потому что это марш, потому что это в наших собственных революционных традициях и потому что по отношению к этой книге оно имеет большой смысл. Мне оно нравится, потому что и те люди, которые даже не знают государственный флаг, знают "Боевой гимн"». Как пишет Я.Н. Засурский: «Каждая из книг Стейнбека 30-х гг. заслуживает внимания. И каждая из них не похожа на другую по своей тональности. "Гроздья гнева" отличаются от всех других произведений Стейнбека не только темой, не только ее решением, но и особой поэтикой, своим, и это, пожалуй, главное, эпическим характером. Содержание "Гроздьев гнева" выходит за рамки хроники переезда семейства Джоудов из Оклахомы в Калифорнию. Это подчеркивает и своеобразная композиция книги, отличающая ее от других произведений Стейнбека. Главы, повествующие о судьбе Джоудов, чередуются здесь с главами-очерками, рисующими общую картину разорения американских фермеров и их передвижение на Запад США в поисках работы. Обычно глава-очерк предваряет главу, повествующую о перипетиях судьбы Джоудов. Роман Стейнбека одновременно художествен и публицистичен; главы-очерки органически включают в себя художественные образы, а главы, посвященные Джоудам, также проникнуты яркой публицистичностью». Провидцем оказался американский критик Мур, писавший в 1939 году: «"Гроздья гнева" будут долго бестселлером. И это несмотря на тот факт, что почти каждый абзац в книге обычно рассматривался бы как страшно революционный и богохульный большинством тех, кто будет читать его». А вот, что писал о романе другой американский критик Д.У. Бич: «Я бы сказал, что он много выигрывает от обращения к социальным проблемам, столь жгучим, что их нельзя игнорировать. Он выигрывает от этого в эмоциональной силе. Но это и выдающееся произведение литературы благодаря тому, что все социальные проблемы столь эффективно драматизированы в индивидуальных ситуациях и характерах — прямых, колоритных, прискорбных, шутливых, беспорядочных, благожелательных, проницательных, храбрых, неграмотных, лояльных, жаждущих, упрямых, неподатливых, бестолковых… смертных». За «Гроздья гнева» Стейнбек в 1940 году получает Пулитцеровскую премию. «Вторая мировая война и опыт, приобретенный Стейнбеком в качестве военного корреспондента в Европе, изменили его мировоззрение, — пишут авторы книги «100 писателей XX века». — В пьесе "Луна" (1942), повествующей о жителях скандинавской деревни, которые оказывают сопротивление немецким захватчикам, Стейнбек видит главную ценность уже в индивидуализме, а не в коллективизме. В своих произведениях писатель отходит от социальной критики и все больше деполитизируется. В "Консервном ряду" (1945) он возвращается к жизнерадостно-ироническому тону своих ранних плутовских романов. В "Жемчужине" (1947) Стейнбек использует форму библейской притчи — равно как и в своем последнем романе "К востоку от рая" (1952), который принес ему крупный успех (в 1955 году экранизирован с Элией Кейзен и Джеймсом Дином в главных ролях). В этой лучшей, по его собственному признанию, книге Стейнбек пишет об отношениях двух братьев с одной и той же женщиной-преступницей и рассказывает историю двух ее сыновей». В пятидесятые годы Стейнбек жил в Нью-Йорке. К тому времени изменилась художественная манера прозаика. Продолжая поиски гармоничного идеала человеческих взаимоотношений, он теперь все чаще предпочитал социальной действительности сферу отвлеченных этических ценностей. В таком ключе, с усилением роли символики, метафорически-иносказательных интонаций, написаны «Светло горящий» (1950), «Благостный четверг» (1954), «Однажды была война» (1958). В 1961 году появился очередной роман Стейнбека «Зима тревоги нашей», своеобразный отклик на нараставшую в США и во всем западном мире атмосферу социального и духовно-нравственного неблагополучия. «Везде зрела тревога, зрело недовольство и гнев закипал, искал выхода в действии, и чем оно неистовее, тем лучше Африка, Куба, Южная Америка, Европа, Азия, Ближний Восток — все дрожало от беспокойства, точно скаковая лошадь перед тем, как взять барьер». В 1962 году Стейнбек получил Нобелевскую премию по литературе. Еще через два года «живого классика» по инициативе президента Л. Джонсона наградили «Медалью свободы». Вместе с тем Стейнбека ценила и «молодая», бунтарская Америка, для которой книга очерков «Путешествие с Чарли в поисках Америки» (1962) послужила своего рода путеводителем по многим существенным внутриамериканским проблемам, ждущим своего разрешения. С началом вьетнамской войны Стейнбек поддержал американское вмешательство. Это хорошо видно в корреспонденциях писателя из Сайгона, куда он отправился в 1965 году. Но прошло немного времени, и позиция Стейнбека стала меняться. «Создалось впечатление, что мы все глубже и глубже увязаем в трясине, — писал он в августе 1967 года. — Теперь я полностью убежден, что люди, ведущие эту войну, не в состоянии ни осмыслить ее, ни удержать события под контролем». Окончания войны Джон Стейнбек не увидел — он умер 20 декабря 1968 года в Нью-Йорке. ЖАН-ПОЛЬ САРТР (1905–1980) В своей философской работе «Бытие и ничто» Сартр пишет: «Человек несет всю тяжесть мира на своих плечах: он ответствен за мир и за самого себя как за определенный способ бытия… Поэтому в жизни нет случайности. Ни одно общественное событие, возникшее внезапно и увлекшее меня, не приходит извне: если я мобилизован на войну, это есть моя война, я виновен в ней и я ее заслуживаю. Я ее заслуживаю прежде всего потому, что мог уклониться от нее — стать дезертиром или покончить с собой. Раз я этого не сделал, значит, я ее выбрал, стал ее соучастником». Жан-Поль Шарль Эмар Леон Эжен Сартр родился 21 июня 1905 года в Париже. Его отец, Жан-Батист Сартр, морской офицер, умер, когда мальчику было немногим более года, и Жан-Поля воспитывала мать, двоюродная сестра Альберта Швейцера. Мать и сын были настолько привязаны друг к другу, что даже спали в одной комнате «Я поверял ей все», — писал позже Сартр. Бабушка считала Жан-Поля гением, мать — будущим великим писателем. После смерти отца мать переехала к родителям в Медон, под Парижем. С 1911 года они снова жили в Париже, в семье деда, Шарля Швейцера, известного филолога-германиста, директора и создателя Института современного языка. Дед настолько привязался к своему внуку, что решил обучать его дома, не дожидаясь, пока мальчик подрастет. Он пригласил к нему учителей, хотя сам Сартр позднее писал, что главным учителем для него стала обширная библиотека в дедовом доме. В автобиографической повести «Слова» (1963) он так рассказывал о своем детстве: «Когда мне было семь или восемь лет, я жил с овдовевшей матерью у бабушки с дедушкой. Бабушка была католичка, а дедушка — протестант. За столом каждый из них подсмеивался над религией другого Все было беззлобно: семейная традиция. Но ребенок судит простодушно: из этого я сделал вывод, что оба вероисповедания ничего не стоят». В 1917 году мать вновь вышла замуж, и они переехали в Ла-Рошель. Но уже через три года Жан-Поль снова возвратился в Париж и поступил в престижный лицей Генриха IV. Уже в то время у него проявились литературные способности, и он начал писать статьи и публиковать их в столичных журналах. К пятнадцати годам Жан-Поль уже твердо усвоил, что отношения между людьми так или иначе связаны с насилием. Исторические события только укрепили подростка в этом мнении. В 1959 году Сартр вспоминал: «Мы знали — мы, люди моего возраста, — между детством и отрочеством два периода священного насилия. В 1914 году — война: нам сказали, что она справедлива и что Бог за нас. В 1917 году — русская революция. Со временем у нас немного открылись глаза, и к 1919 году мы возложили надежды на нее… Мы были пропитаны насилием наших отцов… Когда я поступил в Нормальную школу, никто не осмелился бы сказать, что надо отказаться от насилия. Нас беспокоило, прежде всего, как его направить и ограничить… Эта проблема до сих пор существует для нас: мы никогда не выйдем за ее пределы». Будучи с 1924 года студентом философского факультета Высшей Нормальной школы, Жан-Поль много читал. В 1928 году, за год до окончания школы, он познакомился с Симоной Бовуар. Позже она рассказывала: «У него приятный голос и большой репертуар, на ежегодном празднике школы он выступает в ревю в роли Г. Лансона, директора школы, автора стандартного учебника по истории французской литературы, поет свою партию на мотив "Прекрасной Елены" Оффенбаха, причем с большим успехом. Американский джаз, негритянские "спиричуэлс" — его страсть». Выяснилось, что они стремились к одной и той же цели: развенчать буржуазные ценности и создать новую философию, в основе которой лежала бы аутентичность. Бовуар была педантичным философом и заставляла Сартра оперировать неопровержимыми аргументами. Он всю жизнь полагался на ее редакторское чутье и острый ум. Они заключили договор, который для многих современных пар стал образцом для подражания: быть вместе, оставаясь при этом свободными. После окончания Нормальной школы, Сартр проходил военную службу в метеорологическом подразделении в Туре. После службы в армии он преподавал философию в одном из лицеев Гавра. В 1933 году он уехал на год в Германию на стажировку во Французский институт в Берлине. Здесь Сартр с особым упорством штудировал труды Эдмунда Гуссерля и Мартина Хайдеггера. С тех пор Сартр стал приверженцем феноменологии Гуссерля, благодаря которой он строил свое философское здание. Сартр преподавал в лицеях Лана, Нейи. Вернувшись в 1937 году в Париж, он продолжал заниматься преподавательской работой, но большую часть времени он теперь посвящал литературе. Свой первый роман «Тошнота» (1938) Сартр написал еще в Гавре, но опубликовал его только тогда, когда переселился в Париж. В этом произведении он описал историю Антуана Рокантена, деятеля французской культуры XVIII века. Историка Рокантена сначала тошнит от работы, затем — от вещей и людей. И лишь дойдя до критической точки (когда тошнит от самого себя), Рокантен достигает полной свободы. Он вынужден отныне придавать смысл своей жизни собственными поступками: он приговорен к свободе. Роман сразу же стал популярным, и его даже назвали книгой года. В 1939 году выходит сборник рассказов «Стена». В последние предвоенные годы также вышли в свет его философские трактаты «Воображение» (1936), «Воображаемое» (1939), «Эскиз теории эмоций» (1940). С началом Второй мировой войны Сартра освободили от военной службы из-за слабого зрения, но он все же добился, чтобы его призвали в армию. Правда, служил он недолго. Уже в 1940 году Сартр попал в плен и какое-то время находился в лагере для военнопленных, расположенном под Триром. После освобождения по состоянию здоровья, он снова возвратился в Париж и снова начал преподавать. Одновременно Сартр организовал подпольную группу под девизом «Социализм и свобода». Вместе с Камю он работал в газете французской компартии «Комба». Однако, несмотря на такую активную общественно-политическую деятельность, главным для Сартра оставались его занятия литературой. Он много писал, в основном драматические произведения. Чтобы отразить события современности, Сартр обратился к греческим мифам. В пьесе «Мухи» он пересказал известную историю об Оресте, Электре и Клитемнестре. В первую очередь Сартра интересовало даже не само убийство Орестом Эгисфа — тирана, державшего в страхе Микены, — а экзистенциальный аспект трагической ситуации, в которой оказался Орест. Орест вынужден покинуть Микены, его поведение предопределено, оно продиктовано обостренным чувством свободы: человек не имеет права надеяться на Бога и должен всеми средствами бороться против любого режима, который ограничивает свободу личности. Следующая пьеса — «За запертой дверью» — представляет собой беседу трех героев в преисподней. Пьеса написана в жанре традиционной комедии XIX века, в основе которой, как правило, любовный треугольник. Тем не менее, опираясь на столь облегченный материал, Сартру удалось подняться до серьезных философских обобщений. Возможно, именно здесь ему лучше всего удалось высказать и проиллюстрировать один из основополагающих тезисов экзистенциализма. Когда немецкие власти поняли, что пьесы Сартра содержат страстный призыв к борьбе, их постановка была запрещена. Кроме драматических произведений Сартр писал также философскую прозу. Именно, в годы войны он завершил труд «Бытие и ничто» (1943), который становится настольной книгой для молодежи того времени. «Для того чтобы понять, в чем сила и значение Сартра, необходимо познакомиться с его философской работой "Бытие и ничто", — считает Я. Цисарж. — Сартр утверждал, что сначала человек — ничто, и лишь неустанное самосозидание может позволить ему стать кем-то. Личность "осуждена быть свободной", но в самой свободе заключена возможность так называемого ангажированного поведения, т.е. такого, которое предполагает активное участие в жизни. Вряд ли будет преувеличением сказать, что понятие "ангажированности" — активной общественной позиции — является ключевым в жизни и творчестве Сартра». В 1945 году Сартр основал философский журнал «Современность» и вместе с Камю стал во главе европейского экзистенциализма. Особенно плодотворной стала литературная деятельность Сартра в послевоенные годы. Шедевром Сартра называл Андре Жид его пьесу «Почтительная потаскушка» (1946). Совесть не позволяет проститутке дать ложные показания против негра — даже за большие деньги. Эта пьеса затрагивала проблемы расизма в США и имела подчеркнуто политическую направленность. «В драме "Грязные руки" (1948), которая обошла многие театры мира, Сартр вновь обращается к политизированному сюжету — здесь с резкими нападками он обрушился на коммунистический режим, — пишет Я. Цисарж. — В "Троянках" мощно звучит его гневный протест против французской колониальной войны в Алжире. Сартра практически не занимали эксперименты с формой драматического произведения, он никогда не ставил перед собой задачи изменить специфику театрального дела, не стремился придать своим работам особую театральную изощренность, не выдвигал новых театральных идей — напротив, он предпочитал использовать традиционные и проверенные сценические приемы, не думая о том, что кому-то они могут показаться устаревшими. И делал это последовательно и целенаправленно, потому что главное для него — содержательность, мысль, отточенность интеллектуальных формулировок, философская сторона его пьес». Несмотря на то что Сартр в драме «Грязные руки» изобличил коммунизм в бесчеловечности, он, тем не менее, называл себя коммунистом, считая, что только такая идеология может изменить мир. После окончания войны он участвовал в создании политической партии левой ориентации, а с 1952 по 1956 год стал членом Коммунистической партии Франции, принимая самое деятельное участие в движении левых сил. Венгерские события 1956 года заставили его выступить со статьей «Призрак Сталина». Но его волновал не только «призрак Сталина», но и призрак фашизма, возвращающегося во Францию под лозунгом «Алжир — французский» и с его программой военного подавления освободительного движения народа. Это тема самой знаменитой, пожалуй, его пьесы «Затворники Альтоны». Шестидесятые годы — апогей популярности Сартра, и в 1964 году Шведская академия присудила ему Нобелевскую премию по литературе «за богатое идеями, пронизанное духом свободы и поисками истины творчество, оказавшее огромное влияние на наше время». И снова Сартр изумил аудиторию: он отказался эту премию принять (сумма была довольно значительная — двадцать шесть миллионов франков), чем вызвал самые разноречивые отклики. А он объяснил просто: не принял, потому что это присуждение премии имело политический смысл и вполне определенный — включение в буржуазную элиту человека, который всегда выступал против буржуазии: «Если бы у нас было правительство народного фронта, я бы с удовольствием принял от него премию», а так это означало возвращение «блудного сына» в ряды буржуазии. С возрастом позиция писателя стала еще непримиримей. Во второй половине шестидесятых годов, когда разгорелась война во Вьетнаме, Сартр стал председателем «общественного трибунала Рассела», целью которого было расследование фактов геноцида во Вьетнаме. В 1968 году Сартр приветствовал демонстрации парижских студентов. Но правительство де Голля довольно быстро навело порядок, а писатель окончательно махнул рукой на коммунистов, обвинив их в том, что они «боятся революции». Чуть раньше он присоединился к основанному английским ученым Б. Расселом антивоенному движению ученых, впоследствии названному Пагуошским. Весной 1970 года Сартр стал главным редактором маоистской газеты «Народное дело» с целью, как он сам рассказывал, в какой-то мере обезопасить своим авторитетом это издание от полицейских преследований. В последние годы жизни писатель почти ослеп из-за глаукомы. Когда он не смог писать, то стал давать многочисленные интервью. В его доме всегда было много друзей, поскольку Сартр любил беседовать с ними. Книги и газеты ему читала вслух жена Симона. Сартр умер 15 апреля 1980 года и был похоронен в Пантеоне. В некрологе, опубликованном в день похорон, говорилось: «Он был нашим Жаном Жаком Руссо». МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ ШОЛОХОВ (1905–1984) Известный финский прозаик Марти Ларни считал, что человеку при жизни не сооружают памятников: «Но что поделаешь, если Михаил Александрович Шолохов своим повествовательным искусством уже воздвиг себе памятник в мировой литературе. И я уверен, что никакие новые течения не способны поколебать его незыблемое положение ведущего прозаика Европы». Михаил Александрович Шолохов родился 24 мая 1905 года на хуторе Кружилин казачьей станицы Вешенская. Его мать А.Д. Кузнецова была дочерью крепостного крестьянина, а отец А.М. Шолохов был приказчиком, управляющим паровой мельницы. С самого рождения на мальчике лежала своеобразная печать отчуждения: ведь отец его не был казаком, считался «иногородним», а сам он был незаконнорожденным. (Родители узаконили свои отношения, когда Шолохов был уже подростком.) Свои впечатления о детстве он позже отразил в рассказе «Нахаленок». С 1913 года Михаил обучался в гимназии. Но в 1918 году учебу прервала гражданская война. «С 1920 года, — писал Шолохов, — служил и мыкался по Донской земле. Долго был продработником. Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Все шло как положено. Приходилось бывать в разных переплетах, но за нынешними днями все это забывается. Пишу с 1923 года, с этого же года печатаюсь в комсомольских газетах и журналах. Первую книжку издал в 1925 году. С 1926 года пишу "Тихий Дон"…» В 1923 году Михаил переехал в Москву. На существовавшей тогда бирже труда он регистрировался в качестве продовольственного инспектора. Кем только не работает он в это время — чернорабочим, каменщиком, грузчиком, счетоводом в домоуправлении. И как раз в ту пору он начал упорно учиться писать, работал фельетонистом в комсомольской газете «Юношеская правда». Его первые произведения — фельетоны — печатались под псевдонимом «М. Шолох». После издания книги «Донские рассказы» в издательстве «Новая Москва» Шолохов целиком отдался литературному творчеству. Известный советский писатель А.С. Серафимович в предисловии с удивительной точностью определил черты дарования молодого писателя: «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова. Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь — перед глазами стоит. Образный язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжатость полна жизни, напряжения и правды. Чувство меры в острых моментах, и оттого они пронизывают. Огромное знание того, о чем рассказывает. Тонкий, схватывающий глаз. Умение выбрать из многих признаков наихарактернейшие. Все данные за то, что т. Шолохов развертывается в ценного писателя, только учиться, только работать над каждой вещью, не торопиться». А вот что пишет Ю. Лукин: «В "Донских рассказах" молодой писатель разрабатывал большую социальную тему. Он показывал, какие бурные волны ходили по "тихому" Дону в годы гражданской войны, в годы коллективизации, как взламывала революция старый уклад казачьей жизни. Описывая ожесточенную классовую борьбу, Шолохов все время подчеркивал уже в ранних своих произведениях, сколь сложен этот процесс сам по себе, сколь сложно отражается он в сознании людей, в их психике, в их поступках. С самого начала своего творческого пути писатель поставил перед собою ясную, благородную задачу — писать правду. Этой цели он остался верен на всю жизнь. Суровыми встают перед читателем рассказов картины борьбы за светлую, новую долю народную. Не только класс борется против класса — многие семьи становятся ареной этой борьбы. В разных лагерях оказываются иной раз отец и сын, братья, самые близкие друг другу по крови люди. Таковы сюжеты рассказов "Родинка", "Червоточина", "Бахчевник", "Коловерть", "Продкомиссар"». Летом 1924 года Шолохов вернулся в станицу Вешенская. К тому времени он уже женился и стал жить в семье своего тестя, редактора областной газеты, достаточно образованного для своего времени человека. В Вешенской Шолохов почти безвыездно прожил всю оставшуюся жизнь. Вернувшись на родину, Шолохов вплотную занялся литературным творчеством. В 1926 году вышел его второй сборник рассказов «Лазоревая степь». С 1926 по 1940 год Шолохов работал над большим эпическим повествованием под названием «Тихий Дон», принесшим ему мировую славу. Особенно мучительно и трудно дались Шолохову две последние книги. Он не приукрашивает суровой жизненной правды и оставляет своего героя на распутье. Писатель не захотел следовать установившейся в социалистической литературе традиции, согласно которой герой обязательно перевоспитывался в ходе революции и гражданской войны. Пережив страшные и драматические события, потеряв практически всех своих близких, Григорий, подобно миллионам русских людей, оказался духовно опустошенным. Он не знает, что будет делать дальше и сумеет ли вообще жить. Именно этим шолоховский герой интересен читателю, который переживает трагическую судьбу отдельного человека и всего казачьего рода как свою собственную. Шолохов широко использовал неисчерпаемые богатства русского литературного и живого, разговорного языка. Своеобычно, тонко проявляется в «Тихом Доне» внутреннее средство его художественного строя с образностью и глубоко воспринятым ритмом народной песенности. Образность этого произведения во многом развилась непосредственно на основе устного творчества родного народа. «…Люди у него не нарисованные, не выписанные, — говорит об авторе «Тихого Дона» А.С. Серафимович, — это не на бумаге. А вывалились живой сверкающей толпой, и у каждого свой нос, свои морщинки, свои глаза с лучиками в углах, свой говор. Каждый по-своему ходит, поворачивает голову. У каждого свой смех; каждый по-своему ненавидит. И любовь сверкает, искрится и несчастна у каждого по-своему». В 1942 году писатель А.Н. Толстой на юбилейной сессии Академии наук сказал: «…замечательное явление нашей литературы — Михаил Шолохов… В "Тихом Доне" он развернул эпическое, насыщенное запахами земли, живописное полотно из жизни донского казачества. Но это не ограничивает большую тему романа: "Тихий Дон" по языку, сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное, народное». Уже в 1934 году два первых тома романа «Тихий Дон» появились на Западе. Известная немецкая писательница Анна Зегерс позже написала о первых томах «Тихого Дона»: «…Когда мы читали… перевод, мы поняли, что происходило со старым народом в новой стране. Мы проглотили огромный кусок жизни, который Шолохов бросил нам, страшно голодным, страшно голодным до правды. И казалось, будто он при этом крикнул: "Вы хотите знать всё, здесь это всё!"». Этот роман сразу же прославил молодого писателя. Но эта слава оказалась для Шолохова безрадостной. Вскоре началась планомерная травля писателя, вызванная тем, что в своем романе он не стал придерживаться установленной точки зрения на революционные события и отразил их не так, как положено. Свою роль сыграло и письмо Сталина, в котором он писал, что не согласен с авторской трактовкой образов коммунистов. В 1932 году он закончил первую часть романа «Поднятая целина», посвященную событиям коллективизации на Дону. И в этом романе писатель пытался откровенно рассказать о трагедии донских казаков. Пожалуй, это лучшая книга о советской деревне, написанная по горячим следам исторических событий. Как и в «Тихом Доне», Шолохов проявил себя здесь тонким мастером психологического портрета, раскрывающего душу человека во всей ее цельности и сложности. Писатель показал людей в многообразии проявлений их душевного мира, в самых различных столкновениях с окружающей их действительностью и друг с другом. «Даже весьма сглаженное изображение раскулачивания ("правый уклонист" Разметнов и др.) было для властей и официозных литераторов весьма подозрительно, в частности, журнал "Новый мир" отклонил авторское заглавие романа "С кровью и потом", — пишет С.И. Кормилов. — Но во многом произведение устраивало Сталина. Высокий художественный уровень книги как бы доказывал плодотворность коммунистических идей для искусства, а смелость в рамках дозволенного создавала иллюзию свободы творчества в СССР. "Поднятая целина" была объявлена совершенным образцом литературы социалистического реализма и вскоре вошла во все школьные программы, став обязательным для изучения произведением». В сороковые–пятидесятые годы писатель подверг первый том «Поднятой целины» существенной переработке, а в 1960 году завершил работу над вторым томом, где уже доминировала официальная, а не авторская точка зрения. Во время Великой Отечественной войны Шолохов был военным корреспондентом. В военные и послевоенные годы на страницах газет появлялись очерки Михаила Шолохова, известный его рассказ «Наука ненависти» (1942), публицистические статьи. «Если в мировой истории, — писал Шолохов, — не было войны столь кровопролитной и разрушительной, как война 1941–1945 годов, то никогда никакая армия в мире, кроме родной Красной Армии, не одерживала побед более блистательных, и ни одна армия, кроме нашей армии-победительницы, не вставала перед изумленным взором человечества в таком сиянии славы, могущества и величия». Еще в годы Великой Отечественной войны (1943) он начал роман «Они сражались за родину». Снова на первом плане судьбы людей, за которыми видны и через которые показаны огромные события в жизни народа. Писатель заставляет полюбить своих героев, вместе с ними идти путем борьбы, переживать с ними горечь и боль утрат, жгучую ненависть к врагу, жить их светлой, мужественной верой в победу. К сожалению, это произведение так и не было завершено. В 1965 году автору «Тихого Дона» была присуждена Нобелевская премия «в знак признания художественной силы, и в частности, создателю эпохального произведения об исторических годах в жизни русского народа». При вручении премии Шолохов подчеркнул, что его целью было «превознести нацию тружеников, строителей и героев». В течение последних сорока лет жизни Шолохов занимался общественной деятельностью и писал очень мало. Аналогичным образом вели себя и некоторые другие советские писатели, лишенные свободы творчества. Можно сказать, что Шолохов создал свои лучшие произведения вопреки требованиям «социалистического реализма», несмотря на ограничения, которые налагала цензура. Была еще одна причина, мешавшая работать. Некоторые критики ставили под сомнение авторство Шолохова «Тихий Дон». Они посчитали, что когда писатель приступил к работе над романом «Тихий Дон», он был еще совсем юным и не мог в силу своего возраста написать такое потрясающее, психологически тонкое и глубокое эпическое произведение. Творчество Шолохова подвергали тщательному анализу, сравнивали язык и стиль ранних и поздних произведений писателя. К счастью, писателя поддержала не только официальная критика, но и читатели, для которых он оставался самобытным писателем с огромным талантом. В доказательство самобытности таланта Шолохова приводили его последнее произведение «Судьба человека», в котором в полной мере проявилось мастерство писателя. Это небольшое произведение даже называли «рассказом-эпопеей» — настолько объемным было его содержание, настолько совершенной композиция. «После войны Шолохов-публицист отдал щедрую дань официозной государственной идеологии, однако "оттепель" отметил произведением довольно высокого достоинства — рассказом "Судьба человека" (1956), — пишет С.И. Кормилов. — Обыкновенный человек, типично шолоховский герой, предстал в подлинном и не осознанном им самим моральном величии. Такой сюжет не мог появиться в "первую послевоенную весну", к которой приурочена встреча автора и Андрея Соколова: герой был в плену, пил водку без закуски, чтобы не унизиться перед немецкими офицерами, — это, как и сам гуманистический дух рассказа, было отнюдь не в русле официальной литературы, взращенной сталинизмом. "Судьба человека" оказалась у истоков новой концепции личности, шире — нового большого этапа в развитии литературы». Умер Шолохов 21 февраля 1984 года в родной станице. СЭМЮЭЛ БЕККЕТ (1906–1989) Ирландский драматург Беккет — один из самых известных представителей авангардной литературы XX века. По насыщенности слова его сравнивают с Джойсом, а по умению показать тщету и безысходность человеческого существования — с Кафкой. Сэмюэл Баркли Беккет родился 13 апреля 1906 года в Фоксроке, пригороде Дублина, в семье предпринимателя. В четырнадцать лет Сэмюэл начал учебу в школе-интернате «Портора Ройял» в маленьком городке Эннискиллен в Северной Ирландии, где занимались в основном мальчики из англо-ирландских буржуазных семей. По ее окончании в 1923 году юноша поступил в дублинский колледж Святой Троицы. Здесь он изучал новейшую литературу, французский и итальянский языки и был страстным спортсменом. Получив в 1927 году диплом бакалавра, Сэмюэл стал учителем в Белфасте. После недолгого учительства в Белфасте с 1928 года он преподавал английский язык и литературу в парижской Высшей Нормальной школе. В столице Франции он помог своему полуслепому земляку Джеймсу Джойсу в работе над романом «Поминки по Финнегану». В 1930 году Беккет вернулся в Тринити-колледж, где занял место преподавателя французской литературы. В 1931 году он получил ученую степень, и в том же году написал эссе о Марселе Прусте. В этом эссе Беккет сформулировал свои представления об искусстве («восторг одиночества»). В его жизни наступил период странствий: Беккет поочередно живет в Лондоне, во Франции, Германии и Италии. В 1934 году появился в свет первый сборник рассказов Беккета «Больше кнутов, чем пряников». Ни он, ни последующий роман «Мэрфи» (1938) не принесли писателю славы. В 1937 году Беккет решил обосноваться в Париже (год спустя он был тяжело ранен ножом). Другое событие 1938 года было несравненно радостнее: Сэмюэл познакомился с будущей подругой жизни, пианисткой Сюзанной Дешево-Дюмениль. В 1940 году Франция оккупирована Германией. Будучи гражданином нейтральной страны, Беккет мог чувствовать себя в безопасности, но в 1941 году он присоединился к движению Сопротивления. Когда в 1942 году гестапо арестовало несколько членов его группы, Беккет вместе со своей подругой бежал от гестапо в неоккупированную южную Францию, в деревню Руссийон, где написал малоизвестный роман «Уотт» (опубликован в 1953 году). В 1945 году Беккет возвратился на родину, но ненадолго, и вскоре снова оказался во Франции, на этот раз в качестве переводчика ирландского Красного Креста при военном госпитале Сен-Ло в Нормандии. Он решил окончательно обосноваться в Париже. Между 1946 и 1949 годами писатель написал несколько рассказов и романов, а также две пьесы: «Элефтерия» и «В ожидании Годо». Сначала многолетней сподвижнице Беккета Сюзанне Дешево-Дюмениль удалось «пристроить» роман «Моллой», который стал первым в трилогии. В нем, как и в двух других романах, — «Малон умирает» (1951) и «Неназываемый» (1953), Беккет развивал традиции литературы «потока сознания». Благодаря успеху «Моллоя», а книга получила восторженный прием у французской критики, издатель решается выпустить в свет пьесу «В ожидании Годо». Будучи поставлена в небольшом парижском «Театр де Бабилон» в январе 1953 года, именно эта пьеса принесла Беккету мировую славу. Как пишет П. Полоцкий: «Лейтмотивом пьесы стало обычное для человека и человечества состояние — ожидание перемен, чуда. Мессии. В ожидании проводят всю свою жизнь двое бродяг — Владимир и Эстрагон. Пространство и время для них остановились. Дорога и засохшее дерево — символы остановившегося движения. Повторы одних и тех же движений, жестов, реплик, симметричные сцены символизируют остановившееся время. Беккет наполнил пьесу мрачными парадоксами, абсурдистскими эффектами. Владимир и Эстрагон ожидают Годо, своего спасителя, своего Мессию, мальчик (посланник Годо) дважды сообщит о его прибытии. Но ясно, что Годо никогда не придет. Есть подозрение, что и сам Годо существует лишь в воображении бродяг. Они как будто поражены параличом. Их движения и реплики заторможены, хотя и не лишены своеобразного абсурдистского юмора. В пьесе ничего не происходит. Или почти ничего. Иначе говоря, отсутствует активное действие — обязательный атрибут традиционной драмы. Учитывая это, драматург вводит в пьесу элементы комедии-буфф, клоунады. Дважды появляются странные персонажи — Поццо и Дакки Первый — самодовольный хозяин, второй — бессловесный раб, носильщик, разгуливающий по сцене на четвереньках, с петлей на шее. Впрочем, во время второго появления Поццо столь же жалок, как и его слуга: он ослеп». Действие большинства пьес драматурга разворачивается в абстрактной манере. Трагедия человечества доведена Беккетом до абсурда в финале в пьесе «Эндшпиль» (1957), где изображены последние обитатели Земли. Здесь показан распад отношений между хозяином Хаммом и его слугой Кловом, которые находятся в круглой комнате с двумя окнами под самым потолком. Само действие можно рассматривать как символическое воссоздание распада личности в миг смерти, когда нарушается связь между ее духовной и физической сущностями человека. В одноактной пьесе «Последняя лента Краппа» (1958) старик слушает собственную исповедь, записанную в более ранние и счастливые годы, и воспринимает свой более молодой голос как принадлежащий совершенному незнакомцу. В «Счастливых днях» (1961) погребенная в земле женщина находит надежду в маленьких повседневных вещах, пришедших на память в монологе, который она мысленно ведет со своим мужем. В пьесе «Игра» (1963) представлены угасающие сознания трех персонажей, чьи отношения, определяемые банальным любовным треугольником, оказались перенесенными в вечность. Вот что пишет Я. Цисарж об этой пьесе: «Все уже произошло, и играть уже нечего: все сюжеты, ситуации, приемы окончательно исчерпаны. Настоящего нет — есть только прошлое, и действительности тоже нет — есть одни грезы, сны, воспоминания, нет и конкретных персонажей — только маски, навязанные прежней жизнью. И еще — бессилье разума, пустопорожние раздумья. Трагично ли это? Или, напротив, некий выход? Может быть, жизнь полна отчаяния и абсурда лишь до тех пор, пока человек верит, что может чего-то достичь? Пока человек надеется, что в состоянии познать себя, а стало быть, приблизиться к познанию окружающего его мира? И тогда, отказавшись от этих бессмысленных и бесперспективных притязаний, он порвет наконец со всем тем, что мы называем виной, надеждой, жертвенностью, искуплением, совестью и свободой; ему останется лишь его неубывающее одиночество — но, кто знает, возможно, именно они приведут человека к истинному освобождению. В конечном счете все сводится к одному: есть ли хоть какой-то смысл в человеческом бытие? И если его нет, к чему вообще что-то предпринимать? Может быть, честное признание в том, что жизнь человека и любые его поступки изначально хаотичны и бесперспективны, и есть единственная возможность человечества освободиться от этого экзистенциального абсурда? Творчество Беккета не дает прямого и очевидного ответа на этот вопрос. Очевидно другое: подвергая сомнению смысл и пользу всякой человеческой деятельности, Беккет тем самым невольно разрушает или, точнее, призывает к пересмотру основополагающих принципов, на которые драма опиралась со времен своего возникновения. Вне всяких сомнений, творчество Беккета открыло новые пути для сценического искусства». В 1966 году из-под пера писателя вышла короткая пьеса «Приход и уход», в которой действует группа людей, разыгрывающих пантомиму и произносящих бессодержательные тексты. Беккет продолжал писать, но уже не так интенсивно, как в первые послевоенные годы. Он создал несколько пьес для сцены и радио и прозаические произведения. Его радиопьесы, такие как «Про всех падающих» (1957), являются образцом соединения звуковых эффектов, музыки и речи. Короткая телепьеса «Эй, Джо» (1967) использует возможность телекамеры давать наездом укрупняющий план человеческого лица, равно как и другие особенности малого экрана. А в киносценарии «Фильм» (1967) выстраивается впечатляющая последовательность эпизодов, изображающих тщетные попытки человека укрыться от собственного взгляда. Беккет жил в Париже, на время работы перебираясь в небольшой уединенный дом в долине Марны, неподалеку от города. Целиком посвятив себя творчеству, он избегал всяческой рекламы, никогда не выступал ни по радио, ни по телевидению и не давал интервью. В 1969 году Беккет был удостоен Нобелевской премии по литературе «за совокупность новаторских произведений в прозе и драматургии, в которых трагизм современного человека становится его триумфом». В своей речи представитель Шведской академии К.Р. Гиров отметил, что глубинный пессимизм Беккета тем не менее «содержит в себе такую любовь к человечеству, которая лишь возрастает по мере углубления в бездну мерзости и отчаяния, и, когда отчаяние кажется безграничным, выясняется, что сострадание не имеет границ». В это время писатель скрывался от рекламной шумихи и репортеров в арабской деревушке на севере Африки. Он наотрез отказался от поездки в Стокгольм на церемонию вручения и от произнесения традиционной нобелевской речи. Вместо него премия была вручена его французскому издателю Ж. Линдону. Со временем писательский мир Беккета стал все более причудливым и малообъяснимым. Вот что рассказывает П. Полоцкий о произведениях драматурга семидесятых годов: «Героиня мини-трагедии "Звук шагов" (1976) Мэй сомневается в том, была ли она рождена матерью и, соответственно, жила ли вообще. Персонажи игры помещены в урны, выделены в темноте сцены перемещающимся лучом прожектора, и тем не менее они заводят разговор о делах прошлых, о любви, ревности и ненависти. В пьесе "Не Я" (1973) авторская фантазия создает двух персонажей: это говорящий Рот и безмолвно внимающий ему Слушатель. Несколько пьес под названием "Без слов" представляют собой абсурдистские пантомимы». В восьмидесятые годы Беккет опубликовал произведения, в которых люди с раздвоенным «я» говорят сами с собой — например, в «Рокаби» (1981) и в «Огайской импровизации» (1981). Более поздние произведения Беккета имели тенденцию к максимальной насыщенности и краткости. Одна из последних пьес «Кач-кач» (1981) длится 15 минут. Подобная краткость есть не что иное, как выражение решимости Беккета не тратить слов на второстепенные мелочи и сосредоточиться на самом главном. В одном из своих последних произведений — пьесе «Катастрофа» (1982) писатель выступил против подавления свободы художника. Живший последние годы отшельником, Беккет умер в Париже 22 декабря 1989 года. АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ СОЛЖЕНИЦЫН (1918) Академик Д.С. Лихачев писал: «Александр Исаевич — настоящий русский писатель, мученик и герой. Это было типично для русских писателей всегда — не только для Аввакума, но и для всех последующих русских писателей, в той иди иной степени. Его героизм и одновременно мученичество настраивают в сущности на оптимистичный лад: я верю в то, что героические усилия, которые делает русская литература, чтобы нашей стране вырваться из объятий преступлений, равнодушия и пустословия, приведут к успеху». Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске. В том же году отец его, Исаакий Семенович, подпоручик, погиб от несчастного случая на охоте. Мать Таисия, урожденная Щербак, в войну окончившая высшие голицынские курсы в Москве, после революции стала стенографисткой и поселилась с сыном в Ростове-на-Дону. Там Солженицын окончил среднюю школу, затем физмат университета, еще успев до войны пройти заочно два курса филфака МИФЛИ. Там же познакомился и с Наташей Решетовской. 27 апреля 1940 года Наталья и Александр оформляют свой брак. В 1941 году Солженицын окончил университет в Ростове и приехал в Москву на экзамены в МИФЛИ. Начинается война. С сентября Александр преподавал астрономию и математику в городке Морозовске, к северу от Ростова. Его жена получила назначение в ту же школу. 18 октября 1941 года Солженицына мобилизовали и послали в офицерскую школу в Костроме. Осенью же 1942 года Солженицын закончил ускоренный военный курс и получил звание лейтенанта. Потом его отправили в Саранск, где формировалась артиллерийская группа разведки. В свободные вечера он взялся за перо и сочинил несколько небольших рассказов. В конце 1942 года Александр попал на фронт. Со своим соединением Солженицын прошел путь от Орла до Восточной Пруссии. Он командовал «звукобатареей», задача которой — выявлять вражескую артиллерию. Солженицына наградили орденами «Отечественная война» 2-й степени после взятия Орла и «Красная Звезда» за взятие Бобруйска. Его переписка с другом Виткевичем попала под надзор военной контрразведки. В письмах они писали о своих «политических негодованиях», обозначая Ленина уменьшительным «Вовка», а Сталина — кличкой «Пахан». Следствие проходило в Москве, в Лубянской тюрьме, описанной позднее в «Круге первом». Затем Солженицына перевели в Бутырскую тюрьму. 27 июля 1945 года он был осужден на восемь лет исправительно-трудовых лагерей. Его первый лагерь был в Новом Иерусалиме, рядом с Москвой, второй — в самой Москве (стройка у Калужской заставы). Этот первый гулаговский опыт отражен в пьесе «Олень и шалашовка». В июне 1947 года Солженицына перевели в Марфинскую «шарашку», или «спецтюрьму № 16», в северном пригороде Москвы. Он работает в акустической лаборатории, испытывает новые «модели артикуляции». В мае 1950 года Солженицына этапировали в лагерь «на общие работы» — в Экибастуз, к северу от Караганды. Он работал литейщиком, каменщиком, потом стал бригадиром. Солженицын начал сочинять огромную поэму «Дороженька». Тем временем его жена получила назначение в Рязань и вскоре развелась с ним. В конце января 1952 года Солженицын принял участие в Экибастузской «смуте». Сразу после этого бунта, который перекинулся на лагеря в Джезказгане и Кенгире, 12 февраля, лагерный хирург в лагерной больнице оперирует Солженицына по поводу злокачественной опухоли в паху. Больной быстро поправился и выписался из больницы. Через год Солженицына освободили из лагеря и определили на «вечное ссыльнопоселение» в ауле Кок-Терек (Зеленый Тополь) Джамбульской области, на границе пустыни. Он снял угол в глинобитной хатке, потом купил собственный домишко. Глубокая сердечная дружба связывала его с супругами Зубовыми, врачами, такими же ссыльными, как он сам. Под именем Кадминых они выведены в «Раковом корпусе», а подлинная их история рассказана в «Архипелаге». Он писал и прятал мелко исписанные листы в бутылку из-под шампанского. Осенью, к несчастью, болезнь возобновилась — появились боли в желудке. В 1955 году ему разрешили выехать на лечение в Ташкент и провести несколько месяцев в больнице. Его лечила доктор Дунаева, и рак отступил. Впоследствии Солженицын признался друзьям, что вплоть до сегодняшнего дня он уверен: пока он пишет — у него отсрочка, и он с головой ушел в литературную работу. В июне 1956 года после реабилитации Верховного Суда СССР Солженицын уехал в Ростов, где получил назначение в сельскую школу учителем физики. К Солженицыну возвратилась бывшая жена. В феврале 1957 года они решили пожениться вновь. Солженицын с женой и тещей переселились в Рязань. Здесь Александр Исаевич работал в полной тайне над «Кругом первым» и продолжал преподавать. В 1959 году он всего за три недели написал рассказ «Один день Ивана Денисовича», сыгравший большую роль в его дальнейшей судьбе. В октябре 1962 года после долгих переговоров с властями главный редактор «Нового мира» Твардовский получил разрешение Хрущева и напечатал в своем журнале этот рассказ, снабженный коротким предисловием. «Иван Денисович» быстро принес автору известность. Солженицын, основываясь на собственном опыте, описал один день из жизни заключенного трудового лагеря. Действие, естественно, происходит еще в сталинское время, а повествование ведется простым и доступным языком. Но известность автору принесли не столько литературные достоинства произведения, сколько то, что Солженицын написал, наконец, что-то достоверное, описал жизнь реальную, не идеологизированную. Это была правда, о которой до этого момента говорить было просто не принято. А он заговорил! Книга стала настоящей сенсацией в политических кругах, а, кроме того, еще и вызвала к жизни стремление к правде. Солженицын, что называется, «открыл шлюз». Весть об этой публикации облетает весь мир. Солженицын сразу стал знаменитостью. Его представляют Хрущеву на одном из кремлевских приемов. В декабре «Правда» публикует отрывок из рассказа «Случай на станции Кочетовка». В следующем году в «Новом мире» напечатаны «Матренин двор» и «Случай на станции Кочетовка». Поощряемый вниманием исполинской читательской аудитории, Солженицын пережил небывалый творческий подъем — начал «непомерно много сразу»: «Архипелаг ГУЛАГ», «Раковый корпус», роман о революции 1917 года. Однако вскоре его работы перестали публиковаться и новые книги стали появляться лишь в самиздате. На Четвертом съезде Союза писателей СССР Солженицын обратился к делегатам с открытым письмом, в котором обличает вред цензуры, а также преследования, направленные против него лично. «Я предлагаю Съезду принять требование и добиться упразднения всякой — явной или скрытой — цензуры над художественными произведениями, освободить издательства от повинности получать разрешение на каждый печатный лист». Можно утверждать, что именно с этих пор, с мая 1967 года, началась открытая и беспощадная борьба писателя Солженицына против советской власти. Он записывал главные эпизоды этой борьбы в «очерках литературной жизни», которые получила название «Бодался теленок с дубом». В 1968 году его книги «Раковый корпус» и «В круге первом» выходили за границей. На вторжение в Чехословакию Солженицын написал листовку в герценовском духе: «Стыдно быть советским!», но отказался от мысли ее напечатать, чтобы не подставить под удар «Архипелаг». «Надо горло поберечь для главного крика. Уже недолго осталось». В декабре Солженицын узнает, что ему присуждена в Париже премия «За лучший иностранный роман». В том же году Александр Исаевич познакомился с Натальей Светловой, московским математиком, очень активной женщиной, довольно известной в кругу диссидентов. Летом 1969 года они путешествовали вместе по северной России. Солженицын жил с ней в фактическом браке (пытался получить развод от первой жены). Вскоре родился первый сын — Ермолай. 1972 год отмечен рождением второго сына — Игната. Третий их сын — Степан родился в сентябре 1973 года. Прописка в Рязани, где жила Решетовская, была потеряна, а московской прописки писатель не получил. Александр Исаевич нашел приют у известного виолончелиста Мстислава Ростроповича в подмосковном дачном поселке Жуковка. В 1970 году Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе, но он отказался ее принять по весьма прозаической причине. Если бы он выехал из страны с такой «меркантильной» целью, его бы просто не впустили обратно. В 1971 году в Париже вышла на русском языке первая часть исторической эпопеи — «Август Четырнадцатого». И вот, наконец, в 1973 году там же вышла в свет первая часть знаменитого «Архипелага». Огромный архив Солженицына, его личные воспоминания, записи и дневники легли в основу художественного исследования «Архипелаг ГУЛАГ». «Жанр произведения уникален, — отмечается в книге «Великие писатели XX века». — В этом полудокументальном, полухудожественном повествовании воссозданы история, идеология, философия, психология, быт карательных органов СССР, подобраны веские аргументы, потрясающие основу советской системы. Механизм уничтожения человека органами НКВД описан от самого начала (ночного ареста) до конца (погребения на тюремном кладбище). Художественный мир этого главного произведения Солженицына — огромный лагерь, подобно чудовищному спруту раскинувший свои щупальца по всей территории сверхдержавы СССР, метафорически названный "архипелагом". Произведения, посвященные лагерной теме, создавались задолго до Солженицына. Например, белорусский писатель Франтишек Алехнович опубликовал свои воспоминания о пребывании на Соловках ("В когтях ГПУ") еще в 1937 году, и книга была переведена на семь языков. Однако повествование Солженицына выделяется исчерпывающей полнотой и может считаться настоящей энциклопедией лагерной жизни. Следует отметить и тотальный сарказм автора, отрицающего в советской системе все, даже широко признанные ее достижения». «Архипелаг ГУЛАГ» представляет собой попытку собрать воедино все, что известно о системе тюрем и лагерей, созданной после прихода к власти большевиков в 1917 году. Могло ли это понравиться властям, даже если учесть, что основной «пользователь» этих лагерей, товарищ Сталин, уже давно почил с миром. Сразу же после публикации на Солженицына набросилась, навалилась советская пресса. На Западе же интерес как к личности Солженицына, так и к его произведениям вспыхнул с новой силой. В январе 1974 года кампания по травле Солженицына в советской прессе достигла неслыханного накала. 13 февраля его арестовали и заключили в Лефортовскую тюрьму. Солженицына лишили советского гражданства и специальным самолетом доставили в Западную Германию. Солженицын поселился в Цюрихе. Его одиночество быстро закончилось — Наталья Светлова-Солженицына получила разрешение присоединиться к мужу, а с нею — четверо детей (старший — от первого брака) и мать. В октябре 1976 года Солженицын покинул Цюрих и надолго поселяется в США, в штате Вермонт, близ городка Кавендиш. Он купил около двадцати гектаров земли и на этом участке кроме жилого дома оборудовал библиотеку для хранения рукописей и печатных материалов. «Он пишет — по меньшей мере десять, а часто и шестнадцать часов подряд. Написанное покрывает всю поверхность бесчисленных листков и листиков: он старательно избегает какого бы то ни было расточительства. Нередко Александр Исаевич до того поглощен своей работой, что забывает поесть. Его жена, методически и решительно заботящаяся о повседневных нуждах своего мужа, никогда не прерывает его писания. Когда же он останавливается, чтобы утолить голод, в этом нет, разумеется, никакой регулярности, как у простых смертных. Время, отданное еде, он считает растраченным нелепо и попусту», — писал журналист Уильям Кнаус. В мае 1978 года, нарушая свое долгое молчание, Солженицын выступил в Гарвардском университете. Он делал торжественное и суровое предупреждение западному миру, виновному в том, что за высшее благо принял «счастье» и оказался слеп к другим самостоятельным культурам (в том числе — к русской). Корнем зла он объявил западный гуманизм. «Коммерческий базар» на Западе ничем не лучше «партийного базара» на Востоке. Единственный выход Солженицын видит в личном мужестве, пример которого подает Россия. Основной работой на долгие годы стала историческая эпопея «Красное колесо», над которой он работает с перерывами еще с семидесятых годов. В ней отразились взгляды Солженицына на русскую историю и современность. В «Красном колесе» исторические главы, детально рисующие конкретные события и участвующих в них лиц, перемежаются главами романическими, посвященными судьбам персонажей «вымышленных», но, как правило, имеющих прототипов. В 1982 году вышли «Повествованье в отмеренных сроках» (переработанный вариант «Августа Четырнадцатого») и «Октябрь Шестнадцатого». В 1986–1987 годах писатель завершил «Март Семнадцатого», а в 1991 году — «Апрель Семнадцатого». Однако автор не был удовлетворен своей работой. Первоначальный план в 20 «узлов», согласно которому повествованье должно было дойти до подавления Тамбовского восстания (весна 1922 года) и закрыться пятью эпилогами (1928, 1931, 1937, 1941, 1945 годы), не был исполнен. 10 мая 1983 года Солженицын получил в Англии Темплтоновскую премию «За вклад в развитие религиозного сознания». (В Лондонском Гилдхолле он определил атеизм как «петлю человечества».) В 1989 году — дата по-своему знаменательная — журнал «Новый мир» опубликовал наконец-то в России «Архипелаг ГУЛАГ». Через год Солженицыну официально вернули российское гражданство. В 1994 году Александр Исаевич возвратился в Россию и выступил в Государственной Думе. Однако надежды новых правителей России на то, что вернувшийся на родину Солженицын будет восхвалять их достижения, не оправдались. Быстро изменилось отношение к Александру Исаевичу и новой бюрократии. «Часы коммунизма свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами», — писал Солженицын в 1990 году в работе «Как нам обустроить Россию?». Случилось именно то, чего он тогда так опасался. 11 декабря 1998 года Президент России Борис Ельцин подписал указ о награждении Александра Солженицына, отмечающего в этот день свое восьмидесятилетие, орденом «Святого апостола Андрея Первозванного» за выдающиеся заслуги перед Отечеством и большой вклад в мировую литературу. Писатель отказался от ордена, заявив буквально следующее: «От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу. — И добавил: — Может быть, через немалое время эту награду примут сыновья мои». ПАБЛО НЕРУДА (1904–1973) Знаменитый испанский лирик Хуан Рамон Хименес написал Неруде в 1942 году: «Для меня очевидно, что в Вашем лице столь необузданно выражает себя самая настоящая испано-американская поэзия, вобравшая весь круговорот природы, метаморфозы жизни и смерти, присущие действительности этого континента». Нефтали Рикардо Рейес Басоальто, известный под именем Пабло Неруда, родился 12 июля 1904 года. Его детские и юношеские годы прошли в Темуко, на юге Чили. В этот город перебрался в 1906 году, овдовев, его отец, железнодорожный кондуктор. Едва научившись писать, в семь лет мальчик сочинил первые стихи, а с четырнадцати лет стал публиковать их. Сначала он печатал свои сочинения под собственным именем, а затем под псевдонимами. В 1920 году он остановился на одном: Пабло Неруда. С 1946 года это имя поэта будет занесено в паспорт. Как пишет В. Тейтельбом: «Уже в первых своих стихах Неруда восстал против унаследованных понятий и форм, против культа тоски и склонности к разрушительным порокам. Он отверг эстетику, проповедовавшую отход от человеческих чаяний и замыкавшуюся в гордыне страдания. Начало творчества Неруды совпало с глубоким кризисом, который переживало чилийское общество. Но с юности он симпатизировал мятежникам и революционерам. Он чувствовал, что близок им по духу. Ведь среди них были и те, кто считал, что революция должна распространиться на поэзию, на все искусство, на культуру». Когда Неруда создавал свои первые стихи, ему почти не на что было опереться, ибо чилийская национальная поэзия в высоком смысле этого слова почти не существовала. За исключением Габриэлы Мистраль, которая завоевала признание в стране в предыдущее десятилетие, он не мог найти в литературе прошлого великих учителей по той простой причине, что таковых не было. Неруда познакомился с Габриэлой, когда еще учился в лицее Темуко. Для него у Габриэлы всегда была «открытая товарищеская улыбка — светлая, точно полоска пшеничной муки, на темном, как ржаной хлеб, лице». Неруда вспоминал позднее, как директриса женского лицея дарила ему книги: «Это были русские романы, которые она считала самым великим достоянием мировой литературы. Я могу с уверенностью сказать, что Габриэла приобщила меня к этому глубокому и страстному мироощущению, свойственному русским романистам. Толстой, Достоевский, Чехов стали моей самой горячей привязанностью в литературе». В 1921 году Пабло переехал в Сантьяго, где поступает в Педагогический институт при столичном университете. Здесь он изучал французский и английский языки. Новые языки открывают ему и новые области мировой поэзии. Неруда не только писал стихи, но и активно участвовал в студенческом движении, став поначалу приверженцем идей анархизма. Впрочем, не будучи по своему духовному складу разрушителем, молодой поэт в революционном насилии видел не самоцель, а лишь необходимую предпосылку для построения свободного и справедливого общества. И в литературе Неруда никогда он не выступал в роли ниспровергателя авторитетов: «Мир искусства — большая мастерская, в которой все работают и помогают друг другу, хотя сами того не знают и не подозревают. И прежде всего помогает нам труд наших предшественников: ведь ясно, что не было бы Рубена Дарио без Гонгоры, Аполлинера — без Рембо, Бодлера — без Ламартина, а Пабло Неруды — без них всех, вместе взятых». В первой книге «Собранье закатов» (1923) заметно влияние на молодого поэта испано-американских модернистов. Сам Неруда говорил об этом сборнике так: «Своеобразный дневник того, что происходило внутри меня самого или же вне меня, но в том свете, в каком это воспринималось мной». Пабло не считал эту книгу своей удачей, он уже проникся другой идеей: «…Мне захотелось стать поэтом, который сумел бы охватить как можно больше… Я хотел спаять воедино человека, природу, страсти и события и чтобы все развивалось во взаимосвязи». «Действие его следующей книги "Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаянья" (1924) развертывается в условиях насквозь земной жизни: песчаные отмели, рощи темных сосен, пустынные пристани, городские предместья… Запечатленная здесь любовная драма не содержит в себе ничего исключительного, и только громадная сила лирического чувства поднимает ее на уровень высокого обобщения», — пишет Л. Осповат. Хотя «Двадцать стихотворений…» сделали имя Неруды известным и в Чили, и за его пределами, но он отдавал себе отчет в том, что и в этой книге не сбылись его «мечты о книге собирательной, где бы соединились и сшиблись друг с другом все силы мира». Еще одну попытку, и, по мнению самого Неруды, такую же безуспешную, он сделал в поэме «Попытка бесконечного человека» (1926). В 1927 году Неруда поступил на дипломатическую службу и провел около пяти лет в странах Востока: Бирме, Цейлоне, Сингапуре, Индии, Китае, Японии. Итог этих лет — две книги под общим названием «Местожительство — Земля» (1933–1935). Перед читателем появился новый Неруда, помудревший, открывший для себя новую планету — «Земля». «Жизнь без ущербности, полновесная, стала делом, предначертанием поэзии Неруды, — пишет В. Тетельбойм. — Общество — его естественной средой. Земля — домом. Земля с большой буквы. Он чувствует, что она наполняет его творческими силами. И в свою очередь он сам питает воображение и дух людей своего времени, и его поэзия, исполненная жизнеутверждающего пафоса, стремится быть нужной людям, как самый насущный хлеб. Неруда-человек беспрерывно взывает к Земле, и она его просветляет, открывает ему свои тайны, отдается ему сполна. Вот так человек делается органической частью природы, а природа — частью человека. В нерудовской поэзии природа — это основа основ, это источник, порождающий чувство, образ, символ, синтез, гармонию, самые удивительные метафоры. Вот почему "Местожительство — Земля" — это больше чем счастливо найденное название для книги со счастливой литературной судьбой. Точно так же, как Бальзак мог назвать свою opera omnia "Человеческой комедией", Неруда вправе дать своим произведениям всеобъемлющее название "Местожительство — Земля", для того чтобы означить синтез всей своей жизни, скрепленной всеми нитями со временем, с человеком, с историей. Он не разделял взглядов тех, кто считал поэзию колдовством, магическим чудотворением или подсознательной эманацией, хотя и признавал сокровенную тайну ее рождения». В 1932 году Неруда возвратился на родину, а в августе следующего года он стал консулом в Буэнос-Айресе. Здесь произошло знакомство Неруды с приехавшим в Аргентину Федерико Гарсиа Лоркой, положившим начало горячей дружбе двух поэтов. Еще через год в качестве консула поэт приехал в Испанию. В столице Испании Неруда встретил начало франкистского мятежа: «Когда на испанской земле гибнут дети, которые родились не для того, чтобы быть погребенными, дети, светлые глаза которых могли бы затмить свет солнца… я не могу, не могу молчаливо созерцать жизнь и мир, я должен выйти на дорогу и кричать, кричать до конца дней моих». Вернувшись на родину, Неруда опубликовал книгу стихов «Испания в сердце» (1937), а в 1939 году отправился в Париж, чтобы помочь испанским беженцам уехать в Чили. С 1940 года Неруда — консул в Мехико. Отсюда он всеми силами помогал советскому народу в борьбе против гитлеровских захватчиков. Он считает: «Любое произведение, которое в наши дни, когда угроза нависла над всем миром, не служит делу свободы, — это предательство. Каждая книга должна стать пулей…» Свои чувства любви к легендарному городу, героизму советского народа поэт выразил осенью 1942 года в знаменитой поэме «Песнь любви Сталинграду». В марте 1945 года Неруду избрали в чилийский сенат, а в июле того же года он стал членом Коммунистической партии Чили. На президентских выборах 1946 года по поручению партии Неруда возглавил избирательную кампанию Гонсалеса, кандидата Демократического альянса. Однако, добившись победы, новый президент изменил обещаниям, и в 1947 году реакция перешла в открытое наступление. Тогда яростно и горячо прозвучал голос протеста Неруды. В январе 1948 года он произнес с трибуны сената гневную речь, вошедшую в историю Чили под названием «Я обвиняю». После этого он был вынужден уйти в подполье. В эти тяжелые дни — в феврале 1949 года — Неруда закончил свою знаменитую книгу «Всеобщей песни». Ее замысел возник у поэта еще в военные годы. А решающей оказалась его поездка в 1943 году в Перу к развалинам инкского города Мачу-Пикчу: «Я не мог больше отделить себя от этих сооружений. Я понимал, что раз уж мы ступали по одной и той же, доставшейся нам в наследство, земле, то, значит, мы в какой-то мере должны быть причастны к этим благородным усилиям народов Латинской Америки… Я думал о древнем человеке Американского континента. И битвы древности представились мне в живой связи с борьбою сегодняшней. Так у меня зародилась мысль написать "Всеобщую песнь" Америки». «Книга "Всеобщая песнь" занимает исключительное место не только в творчестве Пабло Неруды, но и во всей мировой поэзии XX века, — отмечает Л. Осповат. — Ее называют художественной энциклопедией Латинской Америки, поэтической летописью континента, усматривают в ней черты современного народно-героического эпоса. В сущности, это целый мир с лесами, реками, вулканами, со зверями и птицами, с народами, идущими через столетия навстречу будущему, с завоевателями, тиранами и героями; мир истории и актуальнейшей "злобы дня", высоких чувств и мучительных размышлений, пламенных идей, подымающих на борьбу угнетенные массы, и едва уловимых движений единственного человеческого сердца». Вскоре после окончания «Всеобщей песни» Неруда был вынужден покинуть родину. Он много ездит по странам Европы и Азии, выступая на митингах и конгрессах. В июне 1949 года Неруда впервые приехал в Советский Союз. Впоследствии он бывал в нашей стране не раз. Впечатления от этих многочисленных поездок и встреч вылились в лирический дневник поэта, названный «Виноградники и ветер» (1954). В августе 1952 года Неруда вернулся в Сантьяго. В аэропорту его встретили восторженные жители чилийской столицы. Начался новый этап в его творчестве, отраженный в большом цикле «Оды изначальным вещам», его составили три книги, вышедшие с 1954 по 1957 год. В своеобразном комментарии к этому циклу Неруда говорил: «Я — поэт, занятый углубленнейшим созерцанием мира, я думал, что моя слабая и своенравная поэзия призвана разорвать магический круг, в котором замкнуты стекло, дерево и камень…» В следующем сочинении «Книге сумасбродств» (1958) намеченное новое отношение к миру приобрело еще более отчетливый характер. Неруда признался, что испытывал «особого рода усталость» — он устал от обывательской морали, от житейского однообразия, от прописных истин и казенной мертвечины, увековечивающей себя в памятниках и монументах. Новая книга Неруды «Песня о подвиге» (1960) посвящена героям Кубы и борьбе всех народов Карибского бассейна. А героиней следующей книги «Сто советов о любви» стала жена и возлюбленная поэта, медноволосая Матильда. «Поэтическое освоение необъятного мира, развернувшееся в "Одах изначальным вещам", продолжается в книгах "Плаванья в возвращения" и "Неограниченные полномочия" (1962) — считает Л. Осповат. — В сущности, ту же задачу ставит Неруда перед собой и в сборниках стихотворений "Камни Чили" (1961) и "Птицы Чили" (1966), однако решает ее каждый раз по-иному. В мертвых камнях его воображение угадывает образы людей и животных, сгустки человеческого опыта, конечный итог превращений вечной материи. А птицы, в изображении которых зоркость естествоиспытателя соперничает с безудержной фантазией поэта, воплощают жизнь, окрыленную искусством; Неруда учится у них "правде полета"». В пяти книгах поэтического цикла «Мемориал Черного острова» (1964) поэт вспоминает и вновь переживает события детства и юности. Книга «Все еще» (1969) еще одно признание в любви к родной земле. Еще одно сочинение 1969 года — «Светопреставление» — напряженные раздумья поэта о современном мире. После победы в 1970 году на выборах Народного единства, Неруда два года проводит на посту посла республики во Франции. Здесь в октябре 1971 года он узнал о присуждении ему Нобелевской премии по литературе. В своей речи в Стокгольме поэт сказал: «Каждое мое стихотворение стремится стать осязаемым предметом, каждая моя поэма старается быть полезным инструментом в работе, каждая моя песнь — знак единения в пространстве, где сходятся все пути… верю, что долг поэта повелевает мне родниться не только с розой и симметрией, с восторженной любовью и безмерной тоской, но и с суровыми людскими делами, которые я сделал частью своей поэзии». Впоследствии в церемонию награждения была внесена лишь одна поправка — короля, наблюдавшего за происходящим из партера, пересадили на сцену. И Неруда стал тому причиной… Поэт получал Нобелевскую премию, а король, как обычно, сидел в зале среди публики, куда каждый лауреат спускался к нему для поклона. Когда очередь дошла до Неруды, он, спускаясь в зал со сцены, из-за близорукости не заметил ступеньку, и упал на пол. Служитель его поднял, Неруда поблагодарил и пошел дальше. Но в плохо освещенном зале он не увидел короля. Писатель принял за царствующую особу дворцового охранника, которому под вспышки фотокамер начал кланяться и произносить слова благодарности. Тяжелая болезнь вынудила Неруду вернуться в Чили. Несмотря на плохое самочувствие, он вновь включается в политическую борьбу. В январе 1973 года вышла его книга с красноречивым названием — «Призыв к расправе с Никсоном и хвала чилийской революции». Однако болезнь прогрессировала. Последние свои строки он написал 14 сентября 1973 года, через три дня после фашистского переворота и за девять дней до своей смерти. ГАБРИЭЛЬ ГАРСИА МАРКЕС (1927) Проза Гарсиа Маркеса произвела настоящий бум в литературе второй половины XX века и заставила обратить внимание на латиноамериканский литературный феномен. Габриэль Хосе Гарсиа Маркес родился 6 марта 1927 (по другим данным — 1928) года в небольшом колумбийском городе Аракатака в семье почтальона и дочери офицера. Воспитывался мальчик в доме деда по матери, отставного полковника Николаса Маркеса, и его жены доньи Транкилианы. О своей бабушке писатель впоследствии говорил: «Она обладала замечательным умением рассказывать самые невероятные вещи таким невозмутимым тоном, как будто только что видела это собственными глазами. Я глубоко убежден, что именно эта невозмутимость и богатство образов придавали ее рассказам такое правдоподобие Создавая "Сто лет одиночества", я использовал метод моей бабушки». Однако самым главным человеком в жизни маленького Габриэля был его дед Николас. Проводя свои последние годы в тщетном ожидании пенсии, которую обещало правительство ветеранам гражданской войны, полковник рассказывал внуку о сражениях, о военных походах и всячески развивал любознательность малыша. Габо начал читать уже в пять лет: читал много и самых разных авторов. Это в дальнейшем помогло ему в освоении техники писательского дела. Дед скончался, когда Габо было восемь лет. Родители увезли мальчика с собой в Барранкилью, где он начал учиться в иезуитском колледже. Юноша окончил его в 1943 году, а еще через два года в городке Зипакира он основал журнал «Литература». В 1946 году Габриэль поступил на юридический факультет университета в Боготе. В 1947 году он написал свои первые стихотворения и рассказы. В 1948 году его образование закончилось: университет закрыли из-за беспорядков в стране. Гарсиа Маркес переехал в Картахену и попытался продолжить занятия в местном университете, но вскоре к ним охладел и занялся журналистикой. Значительную роль в творческом становлении писателя сыграли годы, проведенные в Барранкилье. Он жил в этом городе с 1950 по 1954 год, работал репортером в газете, где вел ежедневную хронику местных событий. В Барранкилье он приобрел друзей, к которым сохранил любовь и признательность на всю жизнь. Трое из них были, как и он, молодыми журналистами. Но главой и наставником всей компании являлся четвертый — старик каталонец, большой скептик, хозяин книжной лавки. В 1952 году Гарсиа Маркес закончил свой первый роман «Палая листва» (впервые опубликован в 1955 году). Долгое время самым любимым писателем Габриэля был У. Фолкнер, юноша зачитывался его произведениями и пытался подражать ему. Но даже избавившись от подражания Фолкнеру, колумбиец всегда считал себя обязанным ему. Подобно американскому писателю, Гарсиа Маркес создал собственную вселенную. Действие в этом сочинении происходит в вымышленном местечке Макондо, где в дальнейшем будут разворачиваться события почти всех его следующих произведений. Три человека вспоминают о событиях, связанных с неким ведущим замкнутый образ жизни врачом. Отказываясь оказать помощь раненому, он навлекает на себя гнев жителей деревни. Основной акцент в романе делается не на описании событий, а на изображении пропитанной ненавистью атмосферы. Прочитавший рукопись местный критик Гильермо де Торре посоветовал молодому человеку оставить литературу в покое, но тот был настойчив. В 1954 году Габриэль стал корреспондентом столичной колумбийской газеты. Работая здесь, он окунулся в политическую жизнь страны, по которой в то время прокатилась волна террора. Правящие круги хотели установить диктатуру и доведенный до отчаяния народ взялся за оружие. Молодой журналист не мог оставаться равнодушным к тому, что происходило в его стране. В своих последующих книгах Гарсиа Маркес передал ту мрачную атмосферу, которая воцарилась в Колумбии, где кровопролития стали привычными. В июне 1955 года газета «Эль Эспектадор» назначила его своим корреспондентом в Европе. В Риме, где Гарсиа Маркес пробыл несколько месяцев, он одновременно с корреспондентской работой занимался на режиссерских курсах Экспериментального кинематографического центра. Затем он отправился в Париж и там получил прискорбное известие: колумбийские власти закрыли его газету за либеральную направленность. Он остался без работы, хорошо еще, что редакция выслала ему деньги на обратный путь. Но Гарсиа Маркес решил остаться в Париже, на эти деньги он снял комнатушку в Латинском квартале и уселся за пишущую машинку. Там и появилась повесть «Полковнику никто не пишет» (1958) — история офицера, участника гражданской войны, который годами ждет получения своих наград и пенсий. Ее писатель переделывал девять раз. Но в итоге добился, чего хотел: маленькая повесть по своей емкости и лаконичности, по сдержанной силе и психологической глубине почти не имела себе равных не только в колумбийской, но, пожалуй, и во всей латиноамериканской прозе. Как отмечает В. Столбов: «Писателя интересовало не "составление списков мертвецов", а изучение психологических последствий насилия, атмосфера недоверия, неуверенности, разобщенности, атмосфера одиночества, окутавшая страну. Тяжкое бремя одиночества в повестях несут и победители, и побежденные: и отставной полковник, у которого убили сына, распространявшего нелегальную литературу ("Полковнику никто не пишет"), и алькальд, полновластный властитель городка ("Недобрый час", 1962). Однако повести Гарсиа Маркеса не пессимистичны. Его герои наделены нравственной стойкостью и спасительной силой иронии, которая помогает им сохранить свое достоинство. В горьких сумерках поражения виден просвет. Борьба продолжается, побежденные поднимаются и собираются с силами для нового удара». В 1958 году Гарсиа Маркес женился на своей давней подруге, дочке аптекаря, Мерседес Барча, и у них родились двое детей. После победы кубинской революции в 1959 году Маркес стал одним из основателей кубинского агентства печати «Пренса Латина» в Боготе. В течение двух лет он поддерживал Кастро как публицист, но в 1961 году из-за политических разногласий вышел из состава агентства. Маркес перебрался в Мексику и начал писать сценарии. С 1964 года Гарсиа Маркес подолгу жил в Испании. Все это время в сознании писателя шла напряженная внутренняя работа, которая принесла долгожданные плоды: в 1965 году он начал писать роман «Сто лет одиночества». По его словам, это было настоящее озарение — «роман предстал мне настолько готовым, что я, казалось, мог тут же начать диктовать машинистке первую главу». Решение было принято немедленно: Гарсиа Маркес отказался от всех договоров и контрактов, продал автомобиль и, возложив все заботы о пропитании, доме, детях на плечи жены, заперся в своем кабинете. Добровольное заточение продолжалось восемнадцать месяцев. Воплощение созревшего замысла потребовало каторжного труда. От первоначального замысла остался только один образ. «Истоком моих произведений всегда служит простой образ, — объясняет писатель. — Изначальные образы — единственное, что для меня важно. Все остальное только упорный каждодневный труд. Все, что долгое время я знал о романе "Сто лет одиночества", был образ старика, который привел мальчика посмотреть на лед, выставленный как цирковая диковина». Этот старик — полковник Николас Маркес, мальчик — его внук Габо. Как пишет В. Столбов: «Габриэль Гарсиа Маркес не ставит себе целью дать в художественной форме историю гражданских войн в Колумбии. Писателя интересует психологический аспект событий, переданный им в развитии образа Аурелиано Буэндиа, ставшего прославленным полководцем. Неправедная война опустошила душу Аурелиано, вытравила из нее все человеческие чувства, кроме непомерного честолюбия, страстной жажды власти. Превратившись в жестокого диктатора, снедаемого внутренним холодом, отделившегося от всего человечества кругом радиусом в три метра, он потерял привязанность к семье и любовь к родине, воплощенной для него в Макондо, отказался от своих юношеских иллюзий». В 1967 году роман «Сто лет одиночества» увидел свет в Буэнос-Айресе. Ее тираж в 8 тысяч экземпляров разошелся мгновенно, то же самое произошло со вторым и последующими изданиями, число которых за пять лет превысило три десятка. За три с половиной года тираж романа только в Латинской Америке составил полмиллиона экземпляров, хотя вышедшие до этого пять книг Гарсиа Маркеса большого успеха не имели. Роман «Сто лет одиночества» был переведен на основные языки мира, в том числе на русский, и завоевал мировую известность. Колумбийский критик А. Дельгадо еще в 1968 году писал: «Впервые в истории нашей словесности колумбийский роман выдвинулся в ряд общечеловеческих культурных ценностей как подлинно национальное, народное произведение». Да и сам автор говорил, что его сочинение «колумбийский роман»: «В какой бы точке земного шара я ни писал роман, все равно этот роман будет колумбийским романом, хотя все, что содействует прогрессу Колумбии, содействует и прогрессу человечества». В 1975 году появился еще один роман Гарсиа Маркеса — «Осень патриарха». Гарсиа Маркес не раз говорил, что у карикатурного героя его романа — венесуэльский прототип, Хуан Висенте Гомес. Его правление длилось 27 лет, он не любил Каракаса и управлял страной — то впрямую, то через подставных лиц — из своего скотоводческого ранчо, все руководящие посты раздал бесчисленной родне и, не особо таясь, брал взятки за предоставление прав на нефтедобычу. Тайная полиция делала, что хотела, в стране царил террор. В «Осени патриарха» страна не названа, диктатор продает не нефть, а Карибское море, он влюблен в 16-летнюю королеву красоты, да и зверства его доведены до абсурда, и все же патриарх, генерал Никанор Альварадо, — это Гомес. Писатель считал этот роман своим высшим достижением: «Если говорить о литературных достоинствах, то самая значительная из моих книг, которая может спасти меня от забвения, — "Осень патриарха"… Это та книга, которую я всегда хотел написать и в которой, кстати говоря, я наиболее полно исповедовался». В 1981 году Гарсиа Маркес опубликовал небольшой роман «Хроника объявленного убийства», в котором повествуется об убийстве на почве оскорбленной чести семьи. В 1982 году ему присуждается Нобелевская премия по литературе «за романы и рассказы, в которых фантазия и реальность, совмещаясь, отражают жизнь и конфликты целого континента». На вручении премии писатель сказал: «Я осмеливаюсь полагать, что эта горькая реальность (ситуации в Южной Америке. — Прим. авт.), а не одно лишь ее литературное отображение, обратила на себя в этом году внимание Шведской академии — не та реальность, что существует на бумаге, а та, в которой существуем мы и которая ежеминутно обрекает множество из нас на гибель, являя собой вместе с тем неиссякаемый, полный страдания и красоты источник творчества». В 1985 году увидел свет роман «Любовь во время чумы». Это история человека, который добился ответной любви лишь в старческом возрасте. Книга «Генерал в своем лабиринте» (1989), рассказывающая о последних месяцах жизни Симона Боливара, национального героя Латинской Америки, вызвала горячие дискуссии. В Колумбии писателя упрекали в искажении образа Боливара. Каждое новое сочинение писателя становилось событием не только художественной, но и общественной жизни. Так было и с романом «Любовь и демоны» (1994), где автор протестует против догматизма церкви. В 1999 году Гарсиа Маркес заболевает раком лимфы. После операции он лечится в Мексике и США. В 2000 году писатель впервые показывается на публике после болезни, возвращается к литературной деятельности. Его стихотворение «Марионетка» своего рода творческое завещание, где Гарсиа Маркес обращается к Богу с просьбой даровать ему хотя бы «горсточку» жизни для осуществления последних литературных проектов. ИОСИФ АЛЕКСАНДРОВИЧ БРОДСКИЙ (1940–1996) Бродский — самый молодой из лауреатов Нобелевской премии по литературе, первый иностранец, ставший поэтом-лауреатом в США. Он не только семантически, но и биографически воплотил в себе образ «поэта-изгнанника» и «гражданина мира». Иосиф Александрович Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде. Отец его, Александр Иванович, был фотокорреспондентом армейской газеты, окончил войну в звании капитана 3-го ранга и затем работал в фотоотделе Военно-Морского музея. Мать, Мария Моисеевна Вольперт, всю жизнь проработала бухгалтером. Ранние годы жизни и творчества Бродского были связаны с Ленинградом, который он всегда воспринимал как Петербург. Образ Петербурга проходит через все творчество Бродского. Город у Бродского часто является живым фоном для решения любой, пусть даже космической проблемы. Характер у юноши был непростой: он не захотел учиться в дневной школе, пошел в вечернюю и рано начал работать, объясняя это тем, что хочет узнать мир. Он получил профессии фрезеровщика, техника-геофизика, кочегара, работал в геологических партиях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане, в Казахстане. Стихи писать он начал только в 1957 году в геологической экспедиции. Но за несколько лет Иосиф проделал огромный труд, изучил творчество самых различных поэтов. Сам Бродский определил интенсивность поисков тех лет, как «дух соревнования». Именно в этот период были созданы «Пилигримы» (1958) — стихи, в которых освещалась одна из важнейших тем поэзии Бродского — мотив необходимости движения. В 1958 году Бродский начал посещать различные литобъединения, выступать с чтением стихов. В марте 1959 года произошло первое крупное публичное выступление Бродского на «турнире поэтов» в ленинградском ДК им. Горького, где стихотворение «Еврейское кладбище» имело скандальный успех. Весной 1960-го Бобышев, Бродский, Найман и Рейн, окончательно закрывая себе путь в официальную литературу, опубликовались в «самиздатовском» журнале «Синтаксис» Александра Гинзбурга. В августе 1961 года произошло знакомство Бродского с Ахматовой, которое сыграло особую роль в жизни молодого поэта. Она была для молодого поэта живым классиком. В начале своего творческого пути Иосиф испытал на себе влияние других близких ему по духу поэтов, среди которых он называл О. Мандельштама, М. Цветаеву, Р. Фроста. В окружении их поэзии он как бы нащупывает собственные темы, мотивы и символы творчества — вода, движение, время. Как и другие поэты-«метафористы», современники Бродского, он заявлял, что основа его поэзии — разум. Однако, используя «метафорическое мышление», Бродский скорее наблюдал за парадоксами современности и пытался определить свое место в ней. Конечно, такое творчество Бродского не было рассчитано на всех, но он и не добивался широкой известности. Поэт хотел писать так, как ему нравилось и как он понимал свое назначение. В феврале 1962 года поэт приступил к созданию «Песен счастливой зимы», знаменующих победу «метафизической струи» в его творчестве. В процессе работы над «Песнями» окончательно сложилась поэтика Бродского, вплоть до нового резкого поворота, осуществленного в цикле «Часть речи» (1975–1976). Бродский освоил выразительные средства, адекватные языку английской поэзии, и впервые использовал новые строфические принципы. Неординарность мышления Бродского, его огромный авторитет среди единомышленников привели к тому, что власти обратили на него внимание и признали его творчество и его поведение опасным. В феврале 1964 года Бродский был арестован и осужден по ложному обвинению в тунеядстве, после чего его на пять лет выслали из Ленинграда на север. Ссылка в Норенскую стала своеобразной «Болдинской осенью» поэта. Здесь окончательно сформулировалась «неоклассическая» позиция поэта в «Стихах на смерть Т.С. Элиота» (1965). В сентябре 1965 года в результате вмешательства видных деятелей европейской культуры, вызванного публикацией на Западе записи судебного процесса (сделаны Ф. Вигдоровой), Бродский был досрочно освобожден. 18 месяцев, проведенных поэтом в ссылке, принесли ему мировую известность. В 1965 году в Нью-Йорке вышла книга «Стихотворения и поэмы», составленная Г. Струве, в 1966 году — французское, немецкое и голландское издания. Всего же, не считая многочисленных публикаций в периодике — как в эмигрантской, так и в переводах на другие языки, — на момент отъезда из России у Бродского вышло 8 книг на различных языках, включая сербский, чешский и иврит. Жизнь, казалось бы, налаживалась. Власти, конечно, держали его под наблюдением, но возможность зарабатывать литературным трудом (поденными переводами) появилась. Уладились (на время) и личные дела. В 1967 году у поэта родился сын Андрей. Однако книга стихотворений «Зимняя почта» под давлением властей так и не увидела свет. Растущее чувство отчуждения, унижение и отчаяние отражены в стихах, таких как «Речь о пролитом молоке», «Прощайте, мадемуазель Вероника» (1967), «Строфы» (1968), «Конец прекрасной эпохи» (1969), «Осень выгоняет меня из парка» (1970), в поэме о жизни и смерти лучшей части души в дурдоме окружающей действительности — «Горчаков и Горбунов» (1968). Незадолго до эмиграции в «Заметке о Соловьеве» Бродский написал о том, что «человек, создавший мир в себе и носящий его, рано или поздно становится инородным телом в той среде, где он обитает. И на него начинают действовать все физические законы: сжатия, вытеснения, уничтожения». Подобная судьба настигла самого поэта: 4 июня 1972 года самолет с изгнанным поэтом на борту приземлился в Вене. Накануне отъезда из СССР Бродский написал открытое письмо Брежневу, проникнутое уверенностью в возвращении на родину «во плоти или на бумаге»: «…даже если моему народу не нужно мое тело, душе моя ему еще пригодится». Запад встретил Бродского приветливо, дал возможность нормально жить и работать. Приезд поэта был отчасти подготовлен выходом в 1970 году в нью-йоркском издательстве им. Чехова сборника «Остановка в пустыне». За выходом сборника последовало избрание поэта членом Баварской академии изящных искусств. В июне–июле 1972 года Бродский выступил в Лондоне и Оксфорде. Далее он принял предложение К. Проффера поработать в Мичиганском университете и поселился у Великих озер, в Анн-Арборе. С этого времени и буквально до последних дней жизни Бродский почти двадцать четыре года преподавал в различных американских университетах: Мичиганском, Колумбийском, Нью-йоркском, в Квинс-колледже (Нью-Йорк). В 1980 году он принял постоянную профессорскую должность в престижных «Пяти колледжах» Массачусетса. Профессорские обязанности надолго стали чуть ли не единственным постоянным заработком. Когда выступавшего перед соотечественниками Бродского не без сочувствия спросили, как он относится к преподаванию, он ответил: «С энтузиазмом, ибо этот вид деятельности дает возможность беседовать исключительно о том, что мне интересно». Свидетелями этих бесед стали не только студенты, но и читатели Бродского. Эмиграция поэта совпала с началом второго периода его творчества, связанного с освоением опыта английских «метафизиков». В стихотворениях «Я как Улисс», «Рождественский романс», «Июльское интермеццо» и некоторых других он заявил себя как поэт-философ. Если рассматривать особенности поэзии Бродского этого периода, то обращает на себя внимание необычная композиция его стихов. Вместо строки он использует блок, который включает в себя целую строфу, а иногда и несколько строф. Бродский часто писал стихи, практически состоящие из одного предложения, как, например, он делает это в своем стихотворении «Часть речи». Так же часто он использует циклический принцип построения стихов, добавляя к уже установившимся символам смерти, мира, покоя. Как бы предвидя свою судьбу, он написал «Письма римскому другу», пытаясь создать мир в самом себе. Поэта много издавали и на русском, и на английском языках. В 1973 году вышел первый английский сборник поэта «Избранные поэмы». В 1977 году издательство «Ардис» опубликовало сборники «Конец прекрасной эпохи. Стихотворения 1963–1971», «Часть речи. Стихотворения 1972–1976» и отдельное издание цикла «В Англии». В 1977 году выходит книга «A Part of Speech», включающая автопереводы Бродского на английский и написанную им по-английски элегию на смерть Роберта Лоуэлла. Одновременно, начиная с середины семидесятых годов, в американской периодике публикуются эссе Бродского на английском языке. С 1982 по 1987 год «Ардис» выпустил «Римские элегии», книгу любовной лирики «Новые стансы к Августе. Стихи к М.Б. 1962–1982», пьесу «Мрамор», сборник «Урания». В 1986 году Бродский опубликовал том эссе «Меньше чем единица», удостоенный премии Национального совета критиков США. В 1988 году вышел в свет сборник «Урания: избранные поэмы 1965–1985», содержащий, помимо автопереводов, уже несколько стихотворений, в оригинале написанных по-английски. В 1990 году поэт опубликовал сборник «Примечания папоротника» и пьесу «Демократия!». В 1991 году в итальянском переводе вышла книга Бродского о Венеции. Список наград и почетных титулов не менее внушителен. Бродский стал членом Американской Академии, доктором Йельского университета (1978). В 1979 году книга его итальянских переводов, выполненных Джованни Буттафавой, удостоилась сразу двух литературных премий. В 1981 году он получает на пять лет стипендию «гениев» фонда Макартура. В 1987 году его ждала самая большая награда — поэту присуждается Нобелевская премия по литературе. На церемонии присуждения он прочитывает свою блистательную нобелевскую лекцию, в которой, в частности, оттачивает концепцию приоритета языка: «Быть может, самое святое, что у нас есть — это наш язык…» Л. Турбина замечает: «В своей нобелевской речи он провозглашает себя прежде всего человеком частным, приватным, то есть не представляющим никакого — ни государственного, ни общественного — объединения, а только других поэтов, "память о тех, кого эта честь миновала". К ним он относит Осипа Мандельштама, Марину Цветаеву, Роберта Фроста, Анну Ахматову, Уистана Одена — поэт признается, что их тени смущают его постоянно, не поощряя к красноречию: "Быть лучше их на бумаге невозможно; невозможно быть лучше их в жизни". Далее он объявляет занятия искусством самой древней и наиболее буквальной формой частного предпринимательства, которое невольно поощряет в человеке ощущение индивидуальности, превращая его из общественного животного в личность. По мнению Бродского, одна из заслуг литературы в том и состоит, что она помогает человеку уточнить время его существования: язык, литература — это всегда "сегодня". Далее он продолжает свою мысль о превосходстве эстетического над нравственным, указывая, что человек с развитым художественным вкусом никогда не поддастся на ложные политические уловки, "потому что зло — всегда плохой стилист", независимый от общества. В идеале поэт, по мнению Бродского, абсолютно зависит от языка: "Поэт есть средство существования языка, он — тот, кем язык жив, а стихотворение — колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения"». Начиная с 1988 года стихи Бродского возвратились на Родину. В августе 1990 вышли два первых отечественных сборника: «Назидание» и «Осенний крик ястреба». За ними последовало еще два десятка изданий. В мае 1991 года Бродский занял пост поэта-лауреата США, в июне того же года получил мантию доктора Оксфордского университета. В том же году он стал кавалером ордена Почетного легиона. Еще в 1980 году Бродский стал гражданином США. Дольше всего жил в Америке поэт в своей нью-йоркской квартире на Мортон-стрит, расположенной в респектабельной части Гринвич-Виллидж. Последние годы жизни Бродский провел в небольшом городке Саут-Хэдли неподалеку от Нью-Йорка, где читал лекции в местном колледже. Несмотря на всю горечь, которую он испытал, покинув родину, Бродский считал, что эмиграция дала ему редкую возможность остаться самим собой, погрузиться в стихию родного языка. Вот почему он и создал тот параллельный мир, который может понять не всякий, а только человек, способный к восприятию внутренних законов творчества. Литература для Бродского — не общение, а одинокое познание, рано или поздно приводящее автора в изгнание. Постепенно писатель, говорил Бродский, приходит к выводу, что он обречен жить в безнадежной изоляции: «На определенном этапе это, точно, чувство некомфортабельное до тех пор, пока вы не осознаете, в чем дело… Человек — существо автономное, и на протяжении всей жизни ваша автономность более увеличивается. Это можно уподобить космическому аппарату: поначалу на него в известной степени воздействует сила притяжения — к дому, к базе, к вашему естественному Байконуру. Но по мере того как человек удаляется в пространство, он начинает подчиняться другим, внешним законам гравитации». Но в последние годы судьба поэта переменилась. 1 сентября 1990 года в Стокгольме состоялось его бракосочетание с Марией Содзани, а 9 июня 1993 года родилась их дочь, маленькая Анна Мария Александра, названная так в честь Анны Ахматовой, Марии Моисеевны и Александра Ивановича Бродских. Этим двум женщинам — Марии и Анне — Бродский обязан счастьем своего прощального взлета. В начале девяностых годов Бродский перенес вторую операцию на сердце. Предстояла третья. Однако он продолжал преподавать, писал стихи и прозу. «Последние произведения преисполнены горестными настроениями поэта-стоика об "итогах" бытия, — пишет Е.М. Петрушанская. — Творчество предстает как главная цель мироздания, преодоление немоты, безмолвия и пустоты. Поэзия как высшее выражение языка есть противостояние "ничто"». По воле Бродского, его последнюю поэтическую книгу «Пейзаж с наводнением» завершает стихотворение со строками: Меня упрекали во всем, окромя погоды… …общего, может, небытия броня ценит попытки ее превращенья в сито и за отверстие поблагодарит меня. Поэт умер от сердечного приступа в ночь на 28 января 1996 года. ПРЕМИЯ МИРА ТЕОДОР РУЗВЕЛЬТ (1858–1919) Двадцать шестой президент США Теодор Рузвельт родился 27 октября 1858 года в Нью-Йорке. Его отец, тоже Теодор, занимался торговлей стеклом с Европой. Мать, Марта Буллох, происходила из семьи плантаторов штата Джорджия. Отец в семье имел непререкаемый авторитет, и Теодор, и его сестры Анна и Коринна, младший брат Эллиот воспитывались в атмосфере беспрекословного подчинения отцу. Мальчик с детства страдал астмой. С двенадцати лет он ежедневно занимался в гимнастическом зале и через некоторое время восстановил свое здоровье. Теодор и в дальнейшем не оставлял тренировок по боксу, занимался также верховой ездой, теннисом, ходил на охоту и любил путешествовать. Семья была состоятельной, что позволило Теодору еще в детстве побывать в Англии, Франции, Египте и Палестине. Он даже несколько месяцев жил в дрезденской семье, где прекрасно научился говорить по-немецки. В 1876 году Теодор поступил в Гарвардский университет. В октябре 1880 года состоялась свадьба Рузвельта-младшего и Элис Хэтвей Ли, дочери крупного банкира Бостона. Уже тогда молодой человек решает стать политиком. Для этого он, вернувшись в Нью-Йорк, изучает юриспруденцию в Колумбийском университете и продолжает штудировать историю. Вскоре вышла его первая книга «Война на море 1812 года» (1881), в которой он выступает за создание мощного американского военно-морского флота. В октябре 1881 года он успешно баллотировался от республиканской партии на выборах в законодательное собрание штата Нью-Йорк. Однако благоприятное течение жизни вскоре нарушается. В течение одного года он потерял и мать, и жену. Элис умерла в феврале 1884 года во время родов. Рузвельт стал вдовцом и отцом прелестной дочки, которую назвал в честь своей жены. После этой трагедии Рузвельт вернулся в Бэдлендс на Среднем Западе и занялся скотоводством. Засуха разорила его, и Теодор в 1886 году вернулся в Нью-Йорк. К тому времени душевные раны зажили и Рузвельт снова женится — теперь на подруге юности Эдит Кермит Кэроу. Она родила ему пятерых детей. Начиная с 1889 года Теодор начал писать самый большой свой труд — четырехтомное исследование «Завоевание Запада». (Он завершил его только в 1896 году.) В 1895 году Рузвельта назначили шефом полиции города Нью-Йорк. После победы в 1897 году на выборах У. Мак-Кинли, Рузвельт был назначен помощником министра военно-морского флота. Его энергичная деятельность по созданию флота оправдала себя уже весной 1898 года, когда началась испано-американская война и эскадра под командованием Д. Дьюи разбила испанский флот у Манилы. Рузвельт понял, что война предоставляет ему самому исключительный шанс. Он пошел на военную службу. Сформированный им батальон «Суровые всадники» успешно сражался на Кубе. Войну Рузвельт закончил народным героем. В конце 1898 года он был избран губернатором Нью-Йорка, но занимал эту должность недолго — после победы на выборах 4 марта 1901 года Мак-Кинли Рузвельт принес присягу как новый вице-президент Соединенных Штатов. 14 сентября 1901 года Мак-Кинли умер, и Рузвельт в тот же день был приведен к присяге как президент Соединенных Штатов, став самым молодым на тот момент президентом в американской истории. Во внутренней политике Рузвельт исходил из необходимости усиления роли государства, выступал за установление контроля над деятельностью корпораций. Он провел законы, расширявшие полномочия Комиссии по торговле между штатами (1903, 1906). Поддержал меры по ограничению иммиграции. Особое внимание уделял сохранению природных ресурсов. Что касается внешней политики, то уже в декабре он заявил в Конгрессе, что на передний план выдвигается «Доктрина Монро» и строительство флота. Президент проявил незаурядные способности в области дипломатии. Свое дипломатическое кредо он сформулировал в ставшей вскоре знаменитой фразе: «Говори сдержанно, но держи большую дубинку, и ты пойдешь далеко». Поэтому годы президентства Рузвельта связывают с политикой «большой дубинки». Президент стремился войти на равных правах в круг сильнейших западноевропейских держав, для чего умело использовал личные связи с иностранными дипломатами, а также политическими и общественными деятелями. Президент предпочитал получать информацию от своих корреспондентов и через них пытался оказывать давление на соответствующее правительство. Как Рузвельт собирался трактовать принципы доктрины Монро, стало ясно во время конфликта южноамериканской республики Венесуэлы с Англией и Германией, когда европейские державы намеревались силой заставить Венесуэлу выплатить задолженность. Правительство Венесуэлы отказалось признать иски стран-кредиторов и просило через США передать решение вопроса в международный арбитраж. В этом конфликте Соединенные Штаты заняли особую позицию. Первой акцией Рузвельта был приказ сосредоточить флот США в Карибском море. Как только Англия и Германия разорвали отношения с Венесуэлой и подвергли бомбардировке Пуэрто-Кабельо, президент приказал переместить флот еще ближе к Венесуэле. Одновременно германскому послу в Вашингтоне Т. Голлебену было предъявлено жесткое требование снять блокаду и согласиться на арбитраж. Конфликт затянулся на три года, но в итоге и Англия и Германия признали требования США. Серьезная конфронтация была с Германией. Рузвельт угрожал кайзеру Вильгельму войной. Он предъявил Германии ультиматум во время беседы с глазу на глаз с послом Голлебеном и письменно через Штернбурга. В результате венесуэльского кризиса США усилили свои позиции в районе Карибского бассейна. Через несколько месяцев, 4 декабря 1904 года, Рузвельт в послании конгрессу заявил об особых правах США в Западном полушарии, которые, по его словам, вытекают из доктрины Монро. После того как Колумбия в августе 1903 года отказалась передать США права собственности на перешеек, Рузвельт поддержал панамских сепаратистов, провозгласивших 4 ноября 1903 года независимость Панамской республики. Не теряя времени, Госдепартамент США по инструкции президента выработал текст договора с Панамой — о строительстве канала. Независимая республика Панама попала в полное подчинение американцам. «Если бы я, соблюдая законность, — пояснял президент, — безучастно наблюдал за происходящим на перешейке, предоставил все естественному ходу событий, а затем направил в конгресс подробный доклад, начались бы еще более ожесточенные дискуссии, которые длились бы и поныне, а нас отделяли бы от канала по-прежнему 50 лет». Решение вопроса о Панамском канале в пользу США Рузвельт сравнил по значимости с покупкой Луизианы или приобретением Техаса. Впрочем, президент США не злоупотреблял открытым вмешательством во внутренние дела соседних государств. Его единственная значительная акция такого рода после 1904 года — управление Кубой с 1906 по 1909 год — была предпринята с целью предотвращения там гражданской войны и по настоянию кубинских властей. <Политику США времен правления Т. Рузвельта очень точно отобразил в «Королях и капусте» О'Генри. (Прим. ред.)> Рузвельт интенсивно использовал панамериканские конференции для дипломатического маневрирования. В июле 1906 года он специально созвал в Рио-де-Жанейро третью Межамериканскую конференцию с участием Кубы и Панамы, чтобы ослабить недовольство политикой США в Латинской Америке. 8 ноября 1904 года Рузвельт подавляющим большинством голосов выиграл выборы у кандидата от демократов И.Б. Паркера. Наибольшего внешнеполитического влияния он достиг во время международного кризиса 1904–1906 годов, ознаменовавшимся русско-японской войной и германо-французским конфликтом в Марокко. Весной 1905 года Рузвельт выступил посредником между Японией и Россией, военные действия между которыми развивались с явным успехом в пользу Японии. Готовя почву для своей мирной инициативы, Рузвельт в Берлине делал акцент на русской опасности, а в Лондоне — на японской, добавляя, что «если бы не позиция Англии и США», то «Германия и Франция уже вмешались бы на стороне России». Через Лондон путь вел Рузвельта в Токио, а через Берлин — в Петербург. Берлин поддерживал его в качестве посредника, боясь претензий на эту роль со стороны Англии и Франции. В результате под председательством Рузвельта в Портсмуте в Нью-Гэмпшире начались русско-японские переговоры. Одновременно Англия предприняла шаги для заключения союзного договора с Японией, относительно чего англо-американское согласие было достигнуто еще в феврале 1905 года. Добился Рузвельт успеха и в решении марокканского кризиса. Не вдаваясь в подробности развития марокканского кризиса, следует отметить, что каждая из враждующих западноевропейских стран — Германия, Франция и Англия пыталась склонить Соединенные Штаты на свою сторону, что свидетельствовало о возросшем престиже как страны, так и ее президента. По инициативе Рузвельта с 15 июня по 18 октября 1907 года в Гааге прошла Вторая международная конференция. Помимо 27 участников первой конференции по предложению президента США были приглашены делегации 17 латиноамериканских стран. Самым важным для Рузвельта было принятие конвенции «О мирном решении международных столкновений», пересмотревшей договор 1899 года о международном третейском суде (арбитраже). В преддверии конференции Э. Грей предложил Рузвельту выступить с инициативой по ограничению вооружений, обещая в этом случае поддержку со стороны Англии. Но Рузвельт не согласился. В письмах Грею он высказывал опасения по поводу возможности войны. Рузвельт уверял, что не питает никакой симпатии к тем, кто готов допустить войну по «легкомыслию» или «агрессивности», хотя всегда подчеркивал, что также не симпатизирует тем, «кто боится сражаться за справедливое дело». Однако не забывал напоминать, что США не имеют постоянной армии, поэтому увеличение флота было одной из главных забот Рузвельта. К концу его президентства США стали второй морской державой мира. Однако усиление военной мощи страны не являлось для Рузвельта самоцелью, а вытекало из его видения глобального положения: в вооруженном мире США не могли находиться в стороне, не подвергая опасности свои национальные интересы. Америка, по его мнению, стояла перед альтернативой: самой вооружаться на море или стать, как Китай, жертвой алчности других держав. Рузвельт считал, что разоружение могло только тогда стабилизировать мир, когда в нем участвовали все крупные державы. В 1906 году Рузвельт получил Нобелевскую премию за укрепление мира, прежде всего, учитывались его заслуги в окончании Русско-японской войны. При вручении премии в Христиании (теперь Осло) Рузвельт призвал к разоружению на море, к укреплению Гаагской судебной палаты и образованию Лиги мира, которая должна при необходимости силой карать любое нарушение мира. О последних годах жизни политика рассказывает В.В. Носков: «Покинув 4 марта 1909 года Белый дом, Рузвельт возглавил научную экспедицию в Африку. По возвращении в 1910 году в США вновь включился в политическую борьбу, выдвинув программу "нового национализма». В 1912 году возглавил Национальную прогрессивную партию, от которой был выдвинут кандидатом в президенты, что привело к расколу республиканцев и победе кандидата Демократической партии В. Вильсона. В 1913 году отправился в экспедицию по Южной Америке, в 1914 году обследовал неизвестную реку в Бразилии, названную в его честь Рио-Теодоро. После вступления США в Первую мировую войну предложил сформировать добровольческую дивизию, во главе которой предполагал отправиться на европейский фронт. Послал на войну всех четырех своих сыновей; младший из них, Квентин, погиб в 1918 году в воздушном бою. Позднее разрабатывал планы оказания помощи революционной России, добивался назначения на пост главы направленной туда официальной делегации (так называемая миссия Рута). Выход для послереволюционной России видел в том, чтобы найти верный путь между «романовской Сциллой и большевистской Харибдой». В 1918 году Рузвельт считался кандидатом с наибольшими шансами на выборы президента в 1920 году. Но полученные им в бразильских джунглях травмы потребовали хирургического вмешательства — операцию он едва перенес. 6 января 1919 года Рузвельт умер в своем имении Ойстер-Бей. Рузвельт опубликовал около сорока книг и множество статей. Долгое время он вел в письмах полемику с русским писателем Л.Н. Толстым, где критиковал его этическую концепцию и взгляды на проблемы войны и мира. ВУДРО ВИЛЬСОН (1856–1924) Томас Вильсон родился 28 декабря 1856 года в Стоктоне, что в штате Виргиния. Он был третьим ребенком в семье пресвитерианского пастора Джозефа Раглеса Вильсона. От отца он унаследовал талант оратора. Томасом его назвали в честь деда. Из-за слабого здоровья начальное образование мальчик получил дома. Томас лишь в 13 лет поступил в школу (академию) Дерри в Огасте, Джорджия. Спустя два года его семья переехала в Колумбию (Южная Каролина), где мальчик продолжил учебу в частной школе. Он не блистал успехами. Любимым занятием мальчика была игра в бейсбол. В конце 1873 года Джозеф Вильсон послал сына учиться в колледж Дэвидсона (Северная Каролина), в котором готовили служителей пресвитерианской церкви. Летом 1874 года Томас из-за болезни покинул колледж и вернулся к своим родным, жившим теперь в Уилмингтоне. В 1875 году Томас поступил в Принстонский колледж, где особое внимание уделял изучению государственного устройства. Статья Вильсона «Правление кабинета в Соединенных Штатах» была отмечена в научных кругах Принстона. Здесь ему впервые в голову пришла мысль о политической карьере. После окончания университета он всего несколько месяцев работал адвокатом в Атланте (штат Джорджия), а затем Вильсона привлекла политическая публицистика, где в полной мере раскрылся его талант. В 1879 году Вильсон продолжил образование в юридической школе Виргинского университета. Но в конце следующего года он заболел и вернулся в Уилмингтон, где в течение трех лет занимался самостоятельно, изучая право, историю, политическую жизнь США и Англии. Во время учебы в Виргинском университете Вильсон влюбился в свою двоюродную сестру Генриетту Вудро. Однако Генриетта, ссылаясь на близкое родство с Вильсоном, отказалась выйти за него замуж. В память о своем первом романе молодой человек в 1882 году принял имя Вудро. Летом 1882 года Вильсон прибыл в Атланту, где вскоре успешно сдал экзамен на право заниматься юридической практикой. Вудро и его знакомый по Виргинскому университету Эдвард Реник открыли контору «Реник и Вильсон. Адвокаты», но их бизнес провалился. В 1883 году Вильсон продолжил научную работу в университете Джонса Гопкинса в Балтиморе, который уже тогда считался одним из ведущих вузов Америки. В январе 1885 года вышла его большая книга «Правление конгресса: исследование американской политики». За эту работу автор был удостоен специальной премии университета Джонса Гопкинса. Летом 1885 года произошли изменения и в его личной жизни. Вильсон женился на Эллен Эксон. Красивая и умная женщина увлекалась литературой и искусством, хорошо рисовала, была знакома с трудами философов. Вильсон однажды сказал, что без ее поддержки он едва ли смог бы занять президентское кресло в Белом доме. Получив в университете Джонса Гопкинса докторскую степень, Вильсон уехал преподавать историю в женский колледж Брин-Мор, около Филадельфии, затем перебрался в университет Уэслиан (Коннектикут), но и там не задержался. В 1890 году университет в Принстоне пригласил Вильсона на юридическую кафедру. После ряда небольших сочинений в 1899 году был издан главный плод его изысканий «The State» — сравнительный анализ правительственной власти. «В 1902 году Вильсон занял пост ректора Принстонского университета, — пишут А.А. и М.А. Островцовы. — Однако его попытки коренных реформ академического преподавания потерпели крах. Полностью рассорившись с профессурой университета, подорвав здоровье, Вильсон в 1910 году ушел в отставку. Однако университетские конфликты сделали его известным во всей стране как реформатора высшей школы. Уже в 1906 году его имя звучало из уст членов консервативного крыла демократической партии как возможная кандидатура на пост президента. В ноябре 1910 года Вильсон был избран губернатором штата Нью-Джерси. Здесь он провел предварительные выборы для внутрипартийного избрания кандидатов и способствовал изданию ряда социальных законов (например, о страховании рабочих от несчастных случаев). Благодаря этому Вильсон стал известен и за пределами штата как губернатор». На президентских выборах 1912 года Вильсон одержал победу. Его внутренняя политика вошла в историю как «новая демократия», или «новая свобода»; сводилась она к трем пунктам: индивидуализм, свобода личности, свобода конкуренции. «Он был убежден, что история — это "эра реформ, но не революций", — пишет В.В. Носков. — В своей политике руководствовался принципом: "государство существует для общества, а не общество для государства". Поэтому он выступал за максимальное равенство возможностей для всех граждан внутри страны и за неограниченный доступ к мировым рынкам. В рамках программы построения "новой демократии" осуществил тарифную (1913) и банковскую (1913) реформы, добился принятия антимонопольных законов (1914). Провел также ряд социальных преобразований в интересах фермеров и работников наемного труда. Считается, что в течение трех лет Вильсону удалось осуществить в законодательной области больше, чем кому-либо со времен президента Линкольна». Во внешней политике Вильсон «обозначил цели, установил методы и определил характер внешней политики США в этом столетии», — пишет американский историк Ф. Кэлхун. Вильсон подчеркивал, что «президент не может быть той домашней фигурой, какой он был в ходе столь продолжительного периода в нашей истории. Наше государство и по силе своей, и по ресурсам вышло на первое место в мире… поэтому наш президент должен всегда представлять одну из великих мировых держав… Он должен всегда стоять во главе наших дел, его пост должен быть столь же видным и влиятельным, как и тот, кто его займет». В первые годы пребывания на посту президента Вильсон в основном придерживался рамок «дипломатии доллара». Вильсон был убежден, что «если мир действительно хочет мира, он должен следовать моральным предписаниям Америки». Вильсон проводил активную политику, направленную на укрепление американских позиций в Карибском бассейне и в Мексике. Президент приложил немало усилий для того, чтобы объединить страны Западного полушария в своеобразную панамериканскую лигу, под эгидой которой все споры разрешались бы мирным путем, с взаимной гарантией территориальной целостности и политической независимости при республиканских формах правления. Идея своеобразного Панамериканского пакта о ненападении не была воплощена из-за позиции Чили. Когда разразилась война в Европе, США заняли позицию нейтралитета. Первые месяцы войны совпали для Вильсона с личной трагедией. В начале 1914 года умерла его глубоко любимая жена. 4 августа 1914 года президент Вильсон выступил в конгрессе с первой из 10 прокламаций о нейтралитете страны. Еще через две недели он конкретизировал свое заявление, подчеркнув, что США должны быть «нейтральными на словах и на деле», «беспристрастными в мыслях, так же как и в поступках, избегать поведения, которое может быть истолковано как поддержка одной стороны в ее борьбе против другой». Он считал, что особое положение Америки дает ей право предлагать свое посредничество. О новой роли США в мировой политике Вильсон впервые заявил, выступая с речью перед 2000 членами организации, именуемой Лигой принуждения к миру (ЛПМ), собравшимися в Нью-Йорке 27 мая 1916 года: «США — не посторонние наблюдатели, их волнует конец войны и перспективы послевоенного мира. Интересы всех наций являются нашими собственными». Избирательная кампания Вудро Вильсона 1916 года прошла под лозунгом: «Он удержал нас от войны». Но уже в следующем году президент добился вступления США в войну, предполагая приобрести решающий голос в определении судеб послевоенного мира. Вильсон мечтал о создании Всемирной ассоциации государств, в которой ведущую роль играли бы Соединенные Штаты. 8 января 1918 года президент произнес главную из своих речей. Она содержала американскую программу завершения войны и послевоенной организации мира — знаменитые «Четырнадцать пунктов» Вильсона. Эта речь резко расходилась с «доктриной Монро» и политикой «большой дубинки» Теодора Рузвельта. Соперник Вильсона Т. Рузвельт назвал их «четырнадцатью клочками бумаги» и утверждал, что они предвещают «не безоговорочную капитуляцию Германии, а условную капитуляцию Соединенных Штатов». «Четырнадцать пунктов» требовали иных отношений между государствами, и в итоге на их основе было построено соглашение о перемирии, а Вильсон объявлен предтечей нового политического порядка, защитником малых наций, лидером либеральных и миролюбивых сил, основателем мирового сообщества Лиги Наций. В «Четырнадцати пунктах», в частности, провозглашалась гласная дипломатия, открытые договоры; свобода судоходства; свобода торговли; сокращение вооружений т.д. В 6-м пункте говорилось об урегулировании всех вопросов, связанных с Россией, для обеспечения ее сотрудничества с другими нациями, чтобы она самостоятельно решила свою судьбу и избрала образ правления. Последний, 14-й пункт провозглашал создание «всеобщей ассоциации наций с целью предоставления взаимных и одинаковых гарантий независимости и целостности как больших, так и малых государств». «Устав Лига Наций, как ее видел Вильсон, должен был установить мир по всем пунктам, — пишут А.А. и М.А. Островцовы. — Поначалу Германии было отказано в членстве в Лиге Наций. Она потеряла и свои колонии, для которых предусматривались мандаты Лиги Наций. Рейнская область политически оставалась частью Германии, но одновременно на долгое время оккупировалась западными державами и должна была быть демилитаризована. За Саарскую область и Данциг отвечала Лига Наций, остальные вопросы остались открытыми: итало-югославская граница и размер репараций, которые должны были возлагаться на Германию как на одну из держав, ответственных за начало войны. Новое германское правительство принудили подписать Версальский договор. Это произошло 28 июня 1919 года. Вильсон был убежден, что договор соответствует духу "Четырнадцати пунктов", за соблюдение которых он настоятельно выступал на тайных конференциях со своими союзниками. Однако это не было полной правдой, так как не удалось сделать Германию и новую Россию лояльными носителями нового мирового порядка». Когда во время Парижской мирной конференции встал вопрос о продолжении интервенции в России, Вильсон и Ллойд Джордж оказались в оппозиции, они требовали ее прекращения, предлагали начать переговоры с Советами, в то время как Черчилль и Клемансо ратовали за продолжение военного вмешательства и экономической блокады. Президент США, уверенный в своей правоте, в том, что действует «согласно воле Божьей», боролся в одиночку, явно переоценил свои возможности и в Париже не раз оказывался на грани нервного срыва. 14 февраля 1919 года он заявил: «…Посредством данного инструмента (устава Лиги Наций) мы ставим себя в зависимость в первую очередь и главнейшим образом от одной великой силы, а именно, от моральной силы мирового общественного мнения — от очищающего, и разъясняющего, и принуждающего воздействия гласности… силы тьмы должны погибнуть под всепроникающим светом единодушного осуждения их в мировом масштабе». В результате мирный договор был подписан, устав Лиги Наций — любимого детища Вильсона — принят. Цель президента США — при минимальных издержках вывести крупнейшую экономическую державу на первые роли в мировой политике, была достигнута. Однако договор не был ратифицирован сенатом США. Вильсон воспринял решение Сената как личное поражение. Осенью 1919 года в результате сильного перенапряжения президента разбил паралич. Он вынужден был прекратить активную государственную деятельность. Тем не менее Вильсон продолжал бороться. Он выступал по радио, пытаясь убедить американцев, что в целях отвращения новой мировой войны создание Лиги Наций — необходимость. В 1919 году Вильсон стал лауреатом Нобелевской премии мира за вклад в Версальский мирный договор. Сообщив о принятом решении, председатель норвежского парламента А.И. Буэн воздал должное лауреату за привнесение «фундаментального закона человечности в современную международную политику». Буэн добавил: «Основополагающее понятие справедливости никогда не исчезнет, но, напротив, будет укрепляться и запечатлеет имя президента Вильсона в сознании будущих поколений». Приняв премию, посол США в Норвегии А.Г. Шмедеман огласил обращение Вильсона, в котором говорилось: «Человечество еще не избавилось от невыразимого ужаса войны… Я думаю, что наше поколение сделало замечательный шаг вперед. Но разумнее будет считать, что работа только началась. Это будет долгий труд». Вильсон оставался уверенным в своей правоте до самого последнего дня жизни — 3 февраля 1924 года. ФРИТЬОФ НАНСЕН (1861–1930) Фритьоф Нансен родился 10 октября 1861 года в пригороде Христиании (ныне Осло). Его отец был юристом. Мать мальчика, очень любившая лыжные походы, привила ему любовь к природе. Еще школьником он совершал с друзьями походы по городам и лесам Скандинавии, изучая растения и животных. Неудивительно, что Фритьоф поступил в 1880 году на факультет зоологии Норвежского университета. Еще студентом, 20-летним юношей, он получил разрешение отправиться на промысловом судне «Викинг» в Ледовитый океан. В конце мая судно очутилось в виду Гренландии и ее величественных глетчеров. Здесь оно оставалось более месяца охваченным льдами. Часами он рисовал, фотографировал, делал метеорологические наблюдения или охотился. Посещение Гренландии произвело на юношу сильное впечатление и заронило в нем первую мысль — проникнуть в загадочную внутренность этой пустынной полярной страны. По возвращении из плавания на «Викинге» Нансен стал работать в Бергенском музее. Здесь он под руководством профессора Даниельсена принялся за свой первый научный труд — исследование строения мизостом (червей-паразитов иглокожих). В 1885 году этот труд вышел из печати в виде монографии. В следующем году Нансен приступил к изучению строения центральной нервной системы у червей, раков, слизняков, затем у низших позвоночных, — ланцетника и миноги. Весной 1886 года Фритьоф уехал в Италию, где занимался под руководством Гольджи в Павии и на зоологической станции Дорна в Неаполе. По возвращении домой Нансен издал обширную работу о строении и связи гистологических элементов центральной нервной системы и некоторые другие исследования. И тем не менее, Нансен не остался кабинетным ученым. Неудержимо влекла его к себе величественная природа, слишком глубоко запала в него мысль о полярных странах, о Гренландии. В апреле 1888 года ученый защитил в Христиании докторскую диссертацию, прочел пробную лекцию, а в мае уже уехал в Копенгаген, где и стал снаряжать экспедицию. Из Копенгагена через Лондон Нансен поехал в Лейч (в Шотландии) откуда, соединившись со своими спутниками, отправился на датском пароходе в Исландию, а оттуда на промысловом судне «Язон» к восточному берегу Гренландии. Нансен предполагал вместе с тремя спутниками пройти на лыжах через ледяное плато Гренландии, пересекая ее от восточного до западного побережья. Подойдя к берегам Гренландии, путешественники долго искали подходящее место для высадки на берег. Целых 12 дней они плыли вдоль побережья, пока наконец не нашли удобного места. Высадившись, они отправились вглубь острова. Их путь оказался очень трудным. Морозы доходили до 45 градусов. Только в начале октября путешественники вышли на западный берег Гренландии, где им пришлось остаться на зиму в одном из эскимосских селений. Поэтому лишь в конце мая 1889 года Нансен смог вернуться в Норвегию, где его принимали как героя. Как рассказывает Л. Третьякова: «Свое личное счастье, по иронии судьбы, Нансен тоже нашел в… снегу. Возвращаясь однажды с лыжной прогулки, он увидел в огромном сугробе две беспомощно болтающиеся ноги. Фритьоф извлек незадачливого лыжника из снега. Им оказалась очаровательная девушка по имени Ева. Несмотря на молодость, она была широко известна как камерная певица и являлась дочерью знаменитого норвежского зоолога Михаэля Сарса. Они стали встречаться, а в 1889 году Ева Саре стала госпожой Нансен. Ева была не только тем единственным человеком, которому Нансен доверял самое сокровенное и тайное, но и мудрым советчиком, предостерегавшим от ошибок, а если требовалось, то и строгим судьей. И он хорошо знал истинную цену вклада любимой им женщины в осуществление его планов, и той жертвы, которую она приносила во имя них». В том же году Нансен стал хранителем зоологической коллекции университета Осло и написал две книги о своих приключениях: «Первый переход через Гренландию» (1890) и «Жизнь эскимосов» (1891). Зиму 1891/92 года вместе со своим другом, профессором Гульдбергом, ученый посвятил изучению собранной им ранее коллекции зародышей китов. Результатом этих исследований был совместный труд «О развитии и строении китов». Одновременно он начал планировать новую экспедицию, в результате которой надеялся первым достичь Северного полюса и установить, есть ли там суша. Исследовав океанские течения, он понял, что самым легким путем будет дрейф на судне, вмерзшем в лед. Для этой экспедиции по чертежам Нансена, на средства, полученные от норвежского правительства, было построено специальное судно, получившее название «Фрам» («Вперед»). Чтобы корпус судна не был раздавлен льдами, Нансен придал ему округлую форму. При сжатии судно выталкивало наверх, и он оставался невредимым. Нансен отплыл летом 1893 года с экипажем из 12 человек. «Фрам» продвинулся к полюсу на 450 миль и был остановлен льдами. В марте Нансен и его спутник Иогансон покинули судно и двинулись дальше на собачьих упряжках на север. Однако путь оказался значительно труднее, чем предполагал Нансен. Поэтому, достигнув 86 градусов северной широты, ученый решил повернуть на юг и направиться к земле Франца-Иосифа. После трех с половиной месяцев тяжелого пути перед путешественниками показалась открытая вода. Они спустили на воду лодки и под парусами добрались до долгожданной земли. Построив небольшую хижину из камней и земли, исследователи провели в ней зиму. Только весной путешественники смогли продолжить движение на юг земли Франца-Иосифа. В июле 1896 года они вышли к ее южной оконечности. Внезапно они услышали лай собаки, а вскоре увидели небольшой домик. Оказалось, что здесь зимовала английская полярная экспедиция. Норвежцам был оказан самый теплый прием, а через месяц английский пароход доставил их на родину. Ровно через семь дней после возвращения Нансена в порту Осло появился и «Фрам». Оказалось, что после ухода путешественников судно продолжало дрейфовать, но уже не на север, а на северо-запад. Хотя Нансен и не завоевал Северный полюс, значение его деятельности было велико. Исследования, проведенные на «Фраме», показали, что в Ледовитом океане имеются глубины более 3000 метров и что на глубине 800 метров проходит мощное теплое течение из Атлантики, которое определяет климат полярных районов севера Европы. Кроме того, были собраны ценные материалы о животных и растениях Северного Ледовитого океана. Историю экспедиции Нансен описал в двухтомном труде, который в английском переводе вышел под названием «Крайний Север» (1897). В 1902 году Нансен создал Центральную океанографическую лабораторию в Христиании. Завоевав международную известность, в 1905 году Нансен участвовал в переговорах об отделении Норвегии от Швеции. Ученый на переговорах в Лондоне сказал свое веское слово. Он же стал и первым послом независимой Норвегии в Великобритании (1906–1908). В 1908 году Нансен занял в университете Осло только что созданную кафедру океанографии. Занимая эту должность, Нансен помог учредить Международный совет исследования моря, руководил его лабораториями в Осло и участвовал в нескольких арктических экспедициях. В то же время он работал над книгой «Среди северных туманов» (1910–1911). В 1913 году Нансен совершил плавание вдоль берегов Северного Ледовитого океана к устью реки Енисей, затем путешествовал по Восточной Сибири и Дальнему Востоку. С началом Первой мировой войны Нансен вновь поступил на государственную службу. В 1917 году его направили в США для переговоров о поставках в Норвегию предметов первой необходимости. Норвегия решительно высказалась в пользу Лиги Наций, и Нансен, возглавлявший Норвежское общество поддержки Лиги, стал в 1920 году в ней первым представителем Норвегии. В том же году Лига Наций поручила Нансену репатриировать полмиллиона австрийских и немецких военнопленных. Возникли препятствия, так как советское правительство не признавало Лиги. Однако оно согласилось сотрудничать с Нансеном как с частным лицом. Тогда он создал организацию «Нансеновская помощь» на деньги Красного Креста. Не имея ни транспорта, ни запасов продовольствия для репатриантов, Нансен обратился к Лиге Наций с запросом о средствах. Он убедил русские власти доставить военнопленных на границу и с помощью захваченных немецких судов, находящихся в Англии, вывез их из советских портов. Уже в сентябре 1921 года Нансен смог сообщить Лиге, что репатриировано 447604 военнопленных из двадцати шести стран, а через год — что работа завершена. Но дел было еще много. В результате войны в Европе оказалось два миллиона беженцев, в том числе около полутора миллионов из России, несколько сот тысяч армян и греков, бежавших из Турции. Нансен делал очень много, чтобы облегчить участь людей, лишенных родины, защиты, «вида на жительство». Он разработал международные соглашения о документах для беженцев. Постепенно 52 страны признали эти документы, которые получили название «нансеновских паспортов». В августе 1921 года Красный Крест предложил Нансену помочь голодающим России. Лига Наций отказала в деньгах. В сентябре того же года Нансен резко выступил против тех, кто считал помощь голодающим людям содействием красному режиму. «Предположим, что это укрепит советское правительство, — говорил Нансен с трибуны, — но согласен ли хоть один из присутствующих на этом заседании заявить, что вместо оказания помощи Советскому правительству он предпочел бы, чтобы 20 миллионов человек умерли от голода? Я призываю собрание ответить на этот вопрос». Нансен обратился к частным лицам, к другим организациям, выступал на митингах и собрал невероятную по тем временам сумму — больше сорока миллионов франков. По самым скромным подсчетам, от голодной смерти было спасено 6,5 миллиона человек. Нансен позаботился и о беженцах во время войны 1922 года между Грецией и Турцией: миллион греков, живших в Турции, и полмиллиона турок, живших в Греции, поменялись местами. За многолетние усилия по оказанию помощи беззащитным Нансен был награжден Нобелевской премией мира 1922 года. «Нобелевская премия присуждалась самым разным людям, — писал датский журналист, — но впервые она досталась человеку, который достиг в практике мира таких выдающихся успехов в столь короткий срок». Представитель Норвежского нобелевского комитета Ф. Станг в своей речи сказал: «Что больше всего поражает в нем — это способность посвятить жизнь одной идее, одной мысли и увлечь за собой других». В своей нобелевской лекции Нансен обрисовал отчаянные условия, ставшие следствием мировой войны, и отозвался о Лиге Наций как о единственном средстве предотвратить трагедии будущего. «Именно слепой фанатизм обеих сторон переводит конфликты на уровень борьбы и разрушения, тогда как дискуссии, взаимопонимание и терпимость могут принести гораздо более значительный успех», — говорил Нансен. Полученную денежную премию Нансен направил на создание двух сельскохозяйственных станций на Украине и в районе Волги, оснащенных по последнему слову техники. Нансен продолжал работу до самой своей смерти 13 мая 1930 года. Семьи у ученого не было. Он умер в Осло, переутомившись после лыжной прогулки. В конце этого года Лига Наций учредила Нансеновскую международную организацию по делам беженцев, которая начала работать в Женеве 1 апреля 1931 года. Примечательно, что эта организация получила в 1938 году Нобелевскую премию мира. КАРЛ ФОН ОСЕЦКИЙ (1889–1938) Карл фон Осецкий родился 3 октября 1889 года в Гамбурге. Перед фамилией Осецких стоит аристократическая приставка «фон», но ничего общего с аристократами и прусскими баронами у них не было. Отец, Карл Игнаций, был простым солдатом, и, отслужив в армии, он до конца жизни работал в конторе гамбургского адвоката Пределя. Мать Карла, Розалия Мария, происходила из очень бедной польской католической семьи. Отец умер, когда мальчику исполнилось всего два года. Семь лет спустя мать вышла замуж за скульптора Густава Вальтера, чьи социал-демократические либеральные взгляды повлияли на мировоззрение Карла. Доктор Предель оказывал семье Осецких материальную помощь, позволившую Карлу возможность учиться. С 1896 по 1906 год мальчик посещал школу Румбаума в Гамбурге. Плохие оценки по арифметике, геометрии и алгебре, а также бедность заставили Осецкого отказаться от мысли продолжать учение. Опять же при помощи Пределя Карлу удалось в октябре 1907 года поступить на службу помощником секретаря в один из судов Гамбурга. Честно говоря, то была тяжелая рутинная работа, к тому же и плохо оплачиваемая. В 1909 году Осецкий получил новую более оплачиваемую работу в отделе кадастровых книг, где прослужил до 1914 года. 19 августа 1913 года Осецкий женился на англичанке Мод Вудс, феминистке, жившей в Гамбурге и дававшей уроки английского языка. Жена стала ему верным помощником во всех начинаниях и планах. Они познакомились, когда Карлу не исполнился двадцать один год, в его родном Гамбурге. Мод вспоминала: «Он оказался ловким и умным собеседником… Лившиеся потоком слова озаряли его лицо каким-то удивительным светом… Он говорил ненавязчиво, располагая к себе, не выставляя на показ своих богатых знаний… Его большие голубые глаза на худом, теперь уже не бледном лице открыто смотрели на меня». Мод происходила из состоятельной и знатной английской семьи, но без колебаний связала свою жизнь с небогатым и неродовитым гамбуржцем Осецким. Гамбург тогда был крупнейшим центром рабочего и революционного движения. Его особая атмосфера наложила свое влияние и на Карла. «Мне показалось, — пишет Мод, — что ему знакомы все организации, ведущие борьбу за освобождение угнетенных и страдающих людей. Несмотря на свою молодость, он уже поставил перед собой определенную цель: бичевать социальную несправедливость, где бы она ни проявлялась, и бороться против нее». Осецкого непреодолимо тянуло к журналистике, к литературно-публицистической деятельности. Начиная с 1911 года в различных органах немецкой печати, прежде всего в либеральной буржуазной газете «Фрейес фольк», появляются статьи, подписанные инициалами «К.О.». Тематика статей молодого журналиста была самой разнообразной: культура, актуальные политические, социальные и экономические проблемы. Однако особое значение уже в этот период приобрели выступления журналиста против милитаризма и войны. Первым выступлением Осецкого против милитаристов была статья «Горе малым сим» в газете «Фрейес фольк» в апреле 1913 года. Комментируя события Первой балканской войны, Осецкий осудил милитаризм вообще и прусскую военщину в частности. В том же году появилась статья Осецкого, критикующая милитаристский приговор одного из судов. За эту статью автор подвергся нападкам прусского военного министерства. Тогда же Осецкий принял участие в деятельности буржуазной пацифистской организации «Демократическое объединение Германии». Но вот началась мировая война и Осецкий оказался в плену у официальной пропаганды! Он ошибочно считал царскую Россию единственным виновником империалистической войны! Он стремится в действующую армию, но из-за слабого здоровья его признали негодным к строевой службе. Тем не менее в ноябре 1915 года Карл ушел в армию, где почти до конца войны строил дороги и военные сооружения. Однако скоро его взгляды решительно изменились: «Я узнал войну как она есть не по книгам, а наяву. То, что я видел, подтвердило правильность моего мнения о войне и оружии. Следует повторить снова и снова, что в войне нет ничего героического, она несет человечеству лишь ужас и несчастье». Осецкий перешел к активной антимилитаристской деятельности. Оставив службу, Осецкий связался с Гамбургским революционным Советом. Он читал доклады о политическом положении рабочим, солдатам и матросам, составлял тексты листовок и прокламаций. В Ноябрьской революции 1918 года Осецкий видел начало новой эпохи в германской истории, эпохи свободы, демократии, подлинного мира. По его мнению, поражение пролетариата стало роковым событием в германской истории. Спустя десять лет он с грустью писал: «Революция ныне живет как воспоминание. Многие эпизоды кажутся неправдоподобными, словно из мира сказок». То был период неудач, даже рождение дочери Розалинды 21 декабря 1919 года не принесло большой радости. К тому времени Осецкие переехали на новую квартиру на Гентинерштрассе, с сырыми и темными комнатами. Не могло быть и речи о том, чтобы взять сюда маленького ребенка. В течение пяти месяцев дочь оставалась на попечении врачей больницы, а родители могли видеть дочь лишь каждое второе воскресенье. Осецкий возобновил свою пацифистскую деятельность, становясь председателем местного отделения Германского общества мира, и некоторое время издавал газету «Проводник». В 1920 году председатель общества Людвиг Квидде предложил Осецкому приехать в Берлин и стать секретарем организации. Осецкий издавал ежемесячный журнал, был в числе учредителей движения «Нет войне», а в 1924 году стал редактором иностранного отдела «Берлинер фольксцайтунг». Члены редакции «Берлинер фольксцайтунг» стали основателями новой политической партии. В марте 1924 года была основана республиканская партия, в состав правления которой вошел Осецкий. Был учрежден и новый печатный орган — газета «Республика». В отличие от своих друзей Осецкий понимал неизбежность поражения на предстоящих выборах, ведь республиканская партия практически была неизвестной избирателям. Так и произошло. Поражение на выборах означало конец республиканской партии и ее газеты. 1 июня 1924 года Осецкий приступил к работе в редакции буржуазного литературного и общественно-политического еженедельника «Тагебух». Прошло еще два года, и Осецкий занял пост редактора в газете «Вельтбюне», основанной З. Якобсоном. После смерти последнего с 11 октября 1927 года он руководит журналом. Осецкий превратил «Вельтбюне» в издание, которое злобно ненавидели и в военном министерстве, и в министерстве юстиции, и в имперском суде в Лейпциге, и в редакциях газет, подобных «Дейче цайтунг». В 1927 году он опубликовал статью Б. Якоба, в которой веймарское правительство обвинялось в поддержке полувоенных формирований. По обвинению в клевете Осецкий был приговорен к тюремному заключению сроком на месяц. Это не остановило журналиста, продолжавшего обличать дух милитаризма, распространявшийся в Германии. В мае 1929 года он опубликовал статью немецкого летчика Вальтера Крайзера, в которой разоблачалось развитие военной авиации в нарушение Версальского договора. Осецкого и Крайзера арестовали за разглашение военных секретов, но суд был отложен. В 1930 году национал-социалистическая партия Адольфа Гитлера завоевала 107 мест в рейхстаге — законодательном собрании Германии. В декабре того же года фашисты устроили в Берлине беспорядки в связи с демонстрацией антивоенного фильма по роману Ремарка «На западном фронте без перемен». Осецкий отметил: «Фашизм выиграл свои выборы… Сегодня он убил фильм, завтра убьет что-то другое». Еженедельник «Вельтбюне» неустанно разоблачал социальную демагогию нацистов, их лживый «социализм». Осецкий неоднократно указывал, что в «программе» нацистов нет ни грана социализма. Суть их политики — это «полная поддержка предпринимателей против рабочих». Констатируя усилие фашистских тенденций, Осецкий в начале 1931 года с беспокойством писал: «Мы уже сейчас живем в условиях милитаристско-фашистского режима». Суд над Осецким и Крайзером состоялся в 1931 году, и после закрытого заседания оба они были приговорены к 18 месяцам тюремного заключения. В мае следующего года Осецкий сам пришел в Тегельскую тюрьму, причем ему пришлось пройти через толпу почитателей, которые пытались отговорить его от этого решения. Проведя в тюрьме семь месяцев, Осецкий был освобожден по рождественской амнистии. В январе 1933 года Гитлер стал канцлером Германии. Он тут же начал атаку на демократические учреждения и «врагов государства», причислив к ним и Осецкого. 7 марта 1933 года вышел из печати номер «Вельтбюне», в котором читателей информировали об аресте Осецкого. Через несколько дней журнал был запрещен нацистами. Осецкий одним из первых попал в концентрационный лагерь Зонненбург, куда были заключены многие прогрессивные писатели, журналисты и политические деятели. Издевательства и унижения, пережитые Осецким в Зонненбурге, были ужасными. Бывший узник Зонненбурга Фриц Кро свидетельствует: «Высшей точкой адских пыток было рытье собственных могил во дворе северного крыла лагеря, производившееся под дулами автоматов штурмовиков…» 15 февраля Осецкого перевели из Зонненбурга в концлагерь Эстервеген вблизи голландской границы. Эстервеген находился в болотистой, сырой местности. Здесь здоровье Осецкого, и без того ослабленное в результате болезни сердца и туберкулеза, стало быстро ухудшаться. В защиту журналиста выступили многие прогрессивные люди за пределами рейха. В 1934 году Осецкий был впервые выдвинут на Нобелевскую премию. Его кандидатуру поддержали многие ведущие ученые и люди культуры. Непосредственно к Нобелевскому комитету в Осло обратился знаменитый немецкий писатель-антифашист Лион Фейхтвангер. Он напоминал о выдающихся заслугах Осецкого в борьбе против милитаризма на страницах журнала «Вельтбюне». «Весь мир знает, что Карл Осецкий подвергается по причине своей преданности делу мира духовным и физическим пыткам в немецком концлагере. Я полагаю, что трудно найти более достойного борца за дело мира, чем великий и мужественный немецкий публицист Карл Осецкий». 27 октября 1935 года послал в Осло письмо в поддержку кандидатуры Осецкого Эйнштейн: «Формально я не имею права предлагать кандидатуры на Нобелевскую премию мира. Однако в условиях нашего времени я чувствую, что совесть повелевает мне написать это письмо Нобелевскому комитету представляется редкая возможность присуждением премии совершить исторический акт, последствия которого могут наилучшим образом способствовать решению проблемы мира. Этим актом будет увенчание премией Карла Осецкого — человека, который своими делами и своими страданиями, более чем кто-либо другой, заслужил эту премию». Среди тех, кто поднял свой голос в защиту Осецкого, был и крупнейший немецкий писатель-реалист XX век Т. Манн. Манн называл Осецкого «мучеником идеи мира», указывал, что присуждение ему Нобелевской премии мира было бы «великим, свободным, нравственным актом». В 1935 году премия не вручалась. Присужденная Осецкому в следующем году премия «почти парализовала германское правительство». Германский посол в Норвегии выразил в этой связи возмущение, однако норвежский министр иностранных дел ответил, что Нобелевский комитет независим и правительству не подчиняется. Извещение о награждении Осецкий получил в тюремной больнице, куда был переведен из концлагеря в связи с резким ухудшением здоровья. С учетом последнего обстоятельства германская пропаганда утверждала, что Осецкий волен поехать в Осло в любой момент. Однако паспорт ему выдан не был, а позже началась травля Осецкого как предателя. Правительство заявило, что ни один немец не станет получать Нобелевской премии, и учредило систему государственных премий. Представитель Норвежского нобелевского комитета Ф. Станг в своей речи отметил, что Осецкий не принадлежит ни к одной политической партии и не руководствуется партийными предрассудками. По мнению Станга, действия Осецкого характеризуются «горячей любовью к свободе мысли, верой в необходимость свободного соревнования во всех областях духовной жизни, широким мировоззрением, уважением к ценностям других народов и доминирующей над всем этим идеей мира». Станг подчеркнул также, что Осецкий не просто «символ борьбы за мир», но скорее «защитник мира». Осецкий скончался в берлинской больнице 4 мая 1938 года. После войны одна из улиц Берлина была названа его именем. АЛЬБЕРТ ШВЕЙЦЕР (1875–1965) Как писал Альберт Эйнштейн: «Вряд ли мне доведется еще когда-нибудь встретить человека, в котором доброта и стремление к красоте так идеально дополняли бы друг друга». Альберт Швейцер родился 14 января 1875 года в городке Кайзерсберг, в Верхнем Эльзасе. Он был вторым ребенком бедного и благочестивого пастора Людвига Швейцера и его жены Адели. Всего в семье было четыре сестры и два брата. По собственному свидетельству Альберта Швейцера, у него, как и у его сестер и брата, было счастливое детство. Вскоре после рождения Альберта его родители переехали в Гунсбах. Поскольку французская провинция Эльзас была аннексирована Германией в результате франко-прусской войны 1871 года, Швейцер получил германское гражданство. Родители его были французы, и Альберт научился бегло говорить на обоих языках. Под руководством отца он в пятилетнем возрасте начал играть на рояле, спустя четыре года он уже мог иногда подменять органиста деревенской церкви. Посещая среднюю школу в Мюнстере, а затем в Мюльхаузене, Швейцер одновременно учился игре на органе у Е. Мюнха. Окончив школу в 1893 году, он поступил в Страсбургский университет, где изучал теологию и философию. Первый экзамен по теологии он сдал в 1898 году, тогда же ему была назначена стипендия, давшая Швейцеру возможность изучать философию в Парижском университете (Сорбонна) и брать уроки игры на органе у Видора. Всего за четыре месяца он написал диссертацию «Суть веры: философия религии» и в 1899 году стал доктором философии. Два года спустя он получил степень доктора теологии, защитив диссертацию о значении Тайной вечери. В 1902 году Швейцер был назначен профессором теологического колледжа Св. Фомы, а через год стал его директором. Помимо чтения лекций Швейцер играл на органе и занимался научной работой. Главный теологический труд Швейцера — «Вопрос об историческом Иисусе» (1906), в нем Швейцер отверг попытки модернизировать Иисуса или отказать ему в историчности. В то же время Швейцер становится крупнейшим специалистом по творчеству Баха, биографию которого он издал в 1908 году. Баху была посвящена и его докторская диссертация по музыковедению, защищенная в Страсбурге тремя годами позже. Кроме того, Альберт являлся крупнейшим экспертом по конструкции органов. Его книга на эту тему, вышедшая в 1906 году, спасла множество органов от неоправданной модернизации. Несмотря на достижения в области философии, теологии, музыковедения, Швейцер чувствовал себя обязанным исполнить клятву, данную самому себе в возрасте 21 года. Считая себя в долгу перед миром, Швейцер тогда решил заниматься искусством и наукой до 30 лет, а затем посвятить себя «непосредственному служению человечеству». Статья о нехватке врачей в Африке, прочитанная им в журнале Парижского миссионерского общества, подсказала Швейцеру, что надо делать. «Я хотел стать врачом, чтобы можно было работать, а не заниматься разговорами, — писал Швейцер позднее. — В течение многих лет я выражал себя в словах… Но, выбирая новую форму деятельности, я не мог даже представить себе, как я буду говорить о религии любви, а мог представить себе только, как я буду претворять ее в жизнь». В 1905 году Швейцер поступил в медицинский колледж Страсбургского университета, возмещая расходы на обучение за счет органных концертов. В 1911 году он сдал экзамены. Весной 1912 года Швейцер отказался от преподавания в Страсбургском университете, а также от чтения проповедей в церкви Св. Николая. Ему нужно было время для работы над дипломом и к тому же для подготовки к предстоящей поездке в Африку. Весной 1909 года Альберт близко сошелся с Еленой Бреслау, дочерью преподавателя Страсбургского университета. Поистине эти двое нашли друг друга. Елена всегда стремилась помогать униженным, обездоленным, оскорбленным. Много лет спустя, на ее похоронах, цюрихский пастор сказал: «Она обручилась не только с человеком, Альбертом Швейцером, она обручилась также с работой, к которой побуждало его призвание». 18 июня 1912 года состоялось бракосочетание. Тотчас Швейцер с женой стали готовиться к отъезду в Африку. Ученый дополнительно прошел в Париже курс тропической медицины. В 1913 году Швейцер с женой отплыли в Африку, по поручению Парижского миссионерского общества они должны были основать больницу при миссии в Ламбарене (французская Экваториальная Африка, ныне Габон). Потребность в его услугах была огромной. Не получая медицинской помощи, туземцы страдали от малярии, желтой лихорадки, сонной болезни, дизентерии, проказы. В первые же девять месяцев Швейцер принял 2 тысячи больных. «Пациентов оказалось больше, чем я ожидал, — писал доктор. — Я послал обширный заказ июньской почтой, но лекарства придут не раньше, чем через три-четыре месяца, а между тем хинин, антипирин, бромистый калий, салол и дерматол почти на исходе… Однако что значат все эти неприятности в сравнении с радостью, которую я испытываю от того, что нахожусь здесь, работаю и помогаю людям? Какими бы ограниченными ни были наши средства, как все-таки много можно сделать с их помощью! Достаточно увидеть радость человека, которого мучила язва, в момент, когда раны его уже перевязаны и ему не приходится больше волочить по грязи свои бедные кровоточащие ноги. Достаточно увидеть это, чтобы почувствовать, что работать здесь стоит». В 1917 году Швейцер и его жена, как германские подданные, были интернированы во Францию до конца Первой мировой войны. В 1919 году у них родилась дочь Рена. Истощенный, больной, измученный необходимостью выплачивать долги по Ламбарене, Швейцер работает в муниципальной больнице в Страсбурге. Кроме того, он возобновил органные концерты. С помощью архиепископа Натана Седерблю Швейцер в 1920 году давал концерты и читал лекции в Упсальском университете и других местах. В эти годы Швейцер развил систему этических принципов, которую назвал «Почтение к жизни». Свои взгляды он изложил в книгах «Философия культуры I: Упадок и возрождение цивилизации» и «Философия культуры II: Культура и этика», опубликованных в 1923 году. В 1924 году Швейцер вернулся в Ламбарене. Существовала одна важная проблема, которая долгое время ставила под вопрос планы Швейцера: Елене по состоянию здоровья была противопоказана Африка, не говоря уже о том, что ей надо было растить пятилетнюю дочь Рену. Семье Швейцер пришлось принять суровое решение — о разлуке на долгие годы. И только благодаря тому, что Елена понимала важность замысла своего мужа и, находясь в Европе, деятельно помогала ему во всем, Швейцеру удалось заново создать, а впоследствии и расширить прославившуюся на весь мир больницу в Ламбарене. В 1925–1927 годах он построил новый больничный комплекс на холме Адолинанонго. 1927–1932 годы доктор в основном провел в Европе. И в дальнейшем периоды работы в Африке Швейцер чередовал с поездками в Европу, во время которых читал лекции, давал концерты, чтобы собрать средства для больницы. С 1939 по 1948 год Швейцер практически беспрерывно работал на Черном континенте. В феврале 1939 года он отправился на родину, но, услышав на пути в Европу речь Гитлера, решил повернуть назад, потому что предугадал начало войны. В период с 1949 по 1954 год основное время Швейцер отдавал своим африканским больным. Он прерывается лишь на короткое время, посвящая его поездкам в Америку и Европу. Лишь благодаря упорному труду, его новая больница постепенно превратилась в комплекс из 70 зданий, в ее штат входили врачи и медсестры из числа добровольцев. К началу шестидесятых годов в больнице Швейцера размещалось пятьсот человек. Самые суровые критики признавали, что в больнице Швейцера соблюдались строжайшие правила антисептики и что уровень хирургии здесь был высокий. Известный американский хирург, доктор Роберт Голдуин, работавший у Швейцера, писал: «Множество раз я и другие врачи консультировались у него, и его суждения всегда оказывались правильными. Надо помнить, что большинство своих операций доктор Швейцер проделал во время Второй мировой войны (ему было тогда шестьдесят восемь лет), и его дотошные отчеты об операциях можно найти в старых журналах…» В 1951 году Швейцер получил премию Мира западногерманской ассоциации книгоиздателей и книготорговцев. В том же году он был избран членом Французской академии. В 1953 году Швейцер находился в Ламбарене, когда пришла весть о присуждении ему Нобелевской премии мира. Представитель Норвежского нобелевского комитета Гуннар Ян отметил: «Швейцер показал, что жизнь человека и его мечта могут слиться воедино. Его работа вдохнула жизнь в понятие о братстве, его слова достигли сознания бесчисленных людей и оставили там благотворный след». Швейцер не мог оставить своих обязанностей в Африке, чтобы присутствовать на церемонии награждения, поэтому премию принял французский посол в Норвегии. На деньги, полученные от Нобелевского комитета, Швейцер построил лепрозорий недалеко от больницы в Ламбарене. В конце 1954 года великий гуманист и мыслитель отправился в Осло, где 4 ноября выступил с нобелевской лекцией «Проблемы мира». Швейцер напомнил в своем обращении о стремительном развитии техники, главным образом техники военной. Развитие это привело к тому, что «человек стал сверхчеловеком». «Став суперменами, мы стали чудовищами, — говорил Швейцер. — Мы допустили, чтобы массы людей — во Вторую мировую войну число их достигло двадцати миллионов — были убиты, чтобы целые города с их обитателями были сметены с лица земли атомными бомбами, чтобы огнеметы превращали человеческие существа в пылающие живые факелы. Мы знаем об этих событиях из газет, но судим о них в зависимости от того, приносят они успех той группе наций, к которой мы принадлежим, или приносят успех нашим врагам. И даже соглашаясь, что подобные действия есть проявление бесчеловечности, мы оправдываемся, что события войны вынудили нас допустить это… Сегодня существенно, чтобы мы все признали себя виновными в бесчеловечности». В чем же, по Швейцеру, надежда мира и человека? В том, чтобы при помощи нового духа достичь «той высшей рассудительности, которая помешает безнравственному использованию силы, находящейся в нашем распоряжении». Швейцер оптимист — «человеческий дух не мертв», «он живет тайно», он «в наше время способен создать новое умонастроение, основанное на этике». «Мое глубокое убеждение заключается в том, — заявил Швейцер, — что мы должны отвергнуть войну по этическим мотивам, ибо она возлагает на нас вину в преступлении бесчеловечности». Как единственный оригинальный момент своей речи Швейцер отмечал лежащую в ее основе оптимистическую убежденность в том, что дух в наш век способен создать этическое мышление. Швейцер зачитал согласно ритуалу свое обращение. Потом в соответствии с тем же ритуалом он поклонился королю Норвегии, но король сказал: «Это я должен вам поклониться». Потом на доктора набросились корреспонденты, которые требовали новых рецептов спасения мира, и он предложил им «возрождение духа» вместо «успехов науки и техники» или хотя бы в дополнение к ним. И в дальнейшем доктор продолжил бороться за дело мира. В 1957 году Швейцер выступил с «Декларацией совести», переданной по радио из Осло. В ней он призвал всех простых людей мира объединиться и потребовать от своих правительств запрещения испытаний ядерного оружия. Вскоре после этого 2 тысячи американских ученых подписали петицию о прекращении атомных испытаний. Всего за несколько дней до кончины, уже совсем непослушной рукой, Швейцер подписал обращение лауреатов Нобелевской премии к главам правительств крупнейших государств с требованием немедленно прекратить преступную войну во Вьетнаме. Швейцер скончался в Ламбарене 4 сентября 1965 года, его похоронили рядом с женой, умершей в 1957 году. Руководство больницей перешло к их дочери. ДЖОРДЖ МАРШАЛЛ (1880–1959) Жизнь Маршалла представляет собой яркую иллюстрацию американских военных традиций. Министр обороны Г. Стимсон считал его «лучшим солдатом», какого он когда-либо знал. Трумэн называл Маршалла «величайшим американцем среди живущих», человеком, «которому Соединенные Штаты обязаны своим будущим». Британский премьер-министр Черчилль отзывался о нем как об «истинном организаторе победы». Джордж Кэтлетт Маршалл родился 31 декабря 1880 года в Юнионтауне (штат Пенсильвания). Он был вторым сыном и третьим ребенком в семье Джорджа Кэтлетта Маршалла, процветающего торговца углем, и Лауры Брэдфорд. С детства мальчик поражал самообладанием и сильным характером. Он проявил его по окончании школы, когда вопреки желанию родителей избрал военную карьеру: в 1897 году он поступил в Виргинский военный институт. Завершив успешно учебу в 1901 году, Джордж получил звание младшего лейтенанта и отправился служить в пехоту. Через полтора года службы на Филиппинах Маршалл возвратился на родину. Теперь он попал в Форт-Рено (штат Оклахома). В 1902 году Маршалл женился на Элизабет Картер. К сожалению, болезнь сердца не позволила ей иметь детей. Маршалл продолжил обучение в Пехотно-кавалерийской школе в Форт-Дивенворте (штат Канзас). В 1907 году он окончил ее с отличием, а еще через год окончил армейский штабной колледж. Маршалл снова попал на Филиппины, откуда его отозвали, и он получил назначение в Сан-Франциско, а затем в Форт-Дуглас (штат Юта). В те годы один из командиров отзывался о нем так: «С моей точки зрения, в армии не найдется и пяти человек, способных лучше, чем он, командовать дивизией». Началась Первая мировая война. В составе 1-й пехотной дивизии Маршалл участвовал в сражениях близ Люневиля, в Пикардии и Кантиньи (1917). Способности его были замечены, и Маршалла перевели в генеральный штаб. Здесь в чине полковника он разрабатывает операции 1-й армии. В 1919 году Маршалл готовил план предполагавшегося наступления на Германию. Именно тогда на него обратил внимание генерал Д. Першинг. С 1919 по 1924 год Маршалл состоял адъютантом при Першинге, а затем провел три года в Китае, где научился говорить и писать по-китайски. По возвращении в США он был назначен помощником коменданта армейской пехотной школы в Форт-Беннинге (штат Джорджия), где провел почти пять лет. В 1927 году Маршалла постигло горе, после операции умерла жена. Через три года он женился вновь, на этот раз на вдове Кэтрин Таппер Браун, и усыновил троих ее детей. На преподавательской работе Маршалл завоевал репутацию сторонника пехотной тактики. Сослуживцы уважали его за честность, доброту и профессионализм. «Мораль — главное условие победы, — излагал свои принципы Маршалл. — Мало просто сражаться. Решает дело дух, с которым мы идем в битву. Сердце и душа солдата — это все… Вера человека делает его непобедимым». В 1938 году Маршалла назначили помощником начальника военного планирования в генеральном штабе, и он переехал в Вашингтон. Прошел лишь год и его назначили исполняющим обязанности начальника штаба в чине генерала. С началом Второй мировой войны Маршалл стал начальником штаба армии. Большие усилия Маршалл прилагал для совершенствования американской армии. Так в 1940 году он убедил конгресс принять закон о выборочной службе и рассмотреть вопрос о национальной гвардии. После японской атаки на Перл-Харбор президент США Ф.Д. Рузвельт сделал Маршалла своим советником по вопросам стратегии и тактики. Маршалл сопровождал президента во всех его поездках — на конференциях в Аргентине, Касабланке, Квебеке, Каире, Тегеране и Ялте. Маршалл координировал поставки оружия и продовольствия в СССР. Не остался Маршалл в стороне и от театра военных действий. Совместно с англичанами он руководил военными действиями в Северной Африке и на Сицилии, победоносно закончил войну с Италией. Именно Маршалл спланировал крупнейшую десантную операцию по высадке войск в Нормандии. Во время войны Маршалл участвовал в работе политического комитета по контролю над созданием атомной бомбы. В 1945 году он рекомендовал президенту Трумэну применить это оружие против японских городов Хиросимы и Нагасаки. «Бомба покончила с войной, — говорил Маршалл позже. — Поэтому мы должны были ее применить». После капитуляции Японии Маршалл подал в отставку с поста начальника штаба. В 1947 году новый президент Трумэн назначил Маршалла государственным секретарем и возложил на него всю тяжесть задачи послевоенного восстановления международных связей. Весной 1947 года, по словам Дина Ачесона, «Соединенные Штаты нашли идею, которая воспламенила воображение во всем мире». Эта «идея» получила название плана Маршалла, хотя сам государственный секретарь США не раз указывал, что он являлся лишь одним из ее авторов. Действительно, многие положения плана Маршалла были разработаны госдепартаментом и министерством финансов совместно с министерствами армии и ВМФ США, с крупными бизнесменами и другими представителями правящей элиты страны, главной заботой которых было «утверждение лидерства США» в европейских и мировых делах. Как пишет Ю.М. Мельников: «Смысл "новой дипломатической идеи" США состоял в том, чтобы временно отодвинуть на второй план упоминание о "крестовом походе" против коммунизма и сплотить сперва вокруг себя как можно больше союзников под флагом "общей работы по восстановлению экономики". Задумав сделать максимально широкий жест предложения американской помощи "без каких-либо условий" всем, кто захочет ее принять для того чтобы "встать на собственные ноги", руководители дипломатии США неизбежно столкнулись с вопросом о том, что им делать, если в числе таких стран окажется Советский Союз. После некоторых колебаний и споров Маршалл решил наконец на свой страх и риск не исключать с самого начала возможность участия СССР в "программе восстановления". Он исходил при этом из того, что такое исключение не только сразу бы разоблачило подлинные цели американского плана, но и, возможно, вызвало бы отрицательное отношение к нему других социалистических государств — стран Восточной Европы. США намеревались фактически предложить СССР в рамках плана Маршалла не помощь в развитии собственного хозяйства, а, наоборот, "содействие" западноевропейскому капитализму, обеспечение сырьем его промышленности и т.п.». В своем известном выступлении 5 июня 1947 года в Гарвардском университете Маршалл сделал акцент на «серьезности мирового положения», проистекающей из «развала деловой структуры Европы во время войны» и слишком медленного ее восстановления. «Помимо деморализующего эффекта на мир в целом и возможностей беспорядков, возникающих как результат отчаяния страдающих от этого народов, — говорил он, — последствия для экономики США должны быть очевидны для всех. Вполне логично, что США должны сделать все, что они в состоянии сделать, чтобы содействовать возвращению нормального экономического здоровья миру… Наша политика, — провозглашал далее Маршалл «новую дипломатическую идею» США, — направлена не против какой-либо страны или доктрины, а против голода, бедности, отчаяния и хаоса». Роль США «должна состоять в оказании дружеской помощи в составлении европейской программы и позднее в поддержке такой программы в такой степени, в какой это может быть практичным для нас». Надо отметить, что именно в плане Маршалла наиболее отчетливо проявилась готовность американской дипломатии пойти на определенные уступки другим странам, на риск укрепления позиций своих потенциальных конкурентов ради сплочения и усиления мирового капитализма в его борьбе против сил социализма, демократии, национального освобождения и мира. Важнейшее значение в плане придавалось восстановлению Западной Германии. План Маршалла, признавал один из американских политиков, «основывается на сильной индустриализированной Германии, что означает Германию с военным потенциалом, Германию, которая вскоре окажется в состоянии господствовать над своими соседями в Западной Европе в экономическом и военном отношении. То, что было представлено нам как мирный план европейской помощи и восстановления, принимает за сценой форму проекта превращения Западной Европы во "фронтовую линию" для войны». В сентябре 1947 года 16 европейских стран образовали Комитет европейского сотрудничества, который разработал совместную программу экономического возрождения Европы. На эти цели конгресс США выделил 12 миллиардов долларов. Несмотря на всю идеологическую подоплеку, «План Маршалла» действительно стал самой крупной программой экономической помощи, именно он сделал возможным так называемое экономическое чудо Германии в пятидесятые годы. Помощь Европе была не единственной проблемой, с которой пришлось столкнуться Маршаллу в период «холодной войны» В 1948 году генерал противопоставил советской блокаде Берлина воздушный мост. Он сыграл важную роль в создании Организации американских государств, начал переговоры по безопасности в Европе, которые позже привели к созданию Организации Североатлантического договора (НАТО). 20 января 1949 года Маршалл подал в отставку по состоянию здоровья. В 1950 году обострение враждебности в Корее стало причиной того, что Трумэн попросил Маршалл вернуться в правительство в качестве министра обороны. В сентябре он приступил к реорганизации армейской системы. Ровно через год Маршалл окончательно оставил службу — пост министра обороны. В 1953 году Маршалл был удостоен Нобелевской премии мира, причем стал первым профессиональным военным среди лауреатов. По словам представителя Норвежского нобелевского комитета К.И. Хамбро, премия была присуждена Маршаллу не за военные успехи, а за достижения мирного времени, выразившиеся в «плане Маршалла». Отвечая на критику, Маршалл в своей речи сказал: «Цена войны у меня всегда перед глазами. Это необозримое здание, которое подпирают надгробные камни. Всей душой я хотел бы найти средство избежать опасности новой войны». После выхода в отставку Маршалл жил в Леесбурге (штат Виргиния). 16 октября 1959 года он скончался в Вашингтоне и был похоронен на Арлингтонском кладбище. МАРТИН ЛЮТЕР КИНГ (1929–1968) Майкл Кинг родился в Атланте 15 января 1929 года. Его отец служил пастором в баптистской церкви. Когда мальчику исполнилось шесть лет, отец изменил его имя на Мартина Лютера в честь основателя протестантизма. Способности Кинга были замечены в школе, где он намного опережал своих сверстников. Он прошел десятилетнюю программу за восемь лет, экстерном сдал выпускные экзамены и поступил в колледж для цветных в его родном городе. После окончания колледжа в 1947 году, Кинг принял сан священника, став помощником отца в церкви. Через год он поступил в богословскую семинарию Крозера, и в 1951 году стал бакалавром богословия. Как одному из лучших выпускников Кингу была предоставлена стипендия для обучения в Бостонском университете, где в 1955 году ему была присвоена степень доктора богословия. В 1953 году Кинг женился на студентке Коррете Скотт. Она была ему верной спутницей и помощницей до его последних дней. У них родились двое сыновей и две дочери. В том же году его назначили священником баптистской церкви в город Монтгомери (штат Алабама). Там Кинг впервые столкнулся с сегрегацией цветного населения. В то время Алабама оставалась единственным штатом США, в котором негры не могли пользоваться общим транспортом с белыми жителями. 1 декабря 1955 года Роза Парк отказалась уступить место белому в городском автобусе. Не подчинилась она и шоферу, потребовавшему, чтобы она встала. По этой причине Роза Парк предстала перед белым судьей, который оштрафовал ее на 14 долларов. На проповеди в баптистской церкви в Монтгомери пастор Кинг призвал черных американцев отказаться от проезда на городском транспорте. Триста восемьдесят один день они ходили на работу пешком и победили. Пастор Мартин Лютер Кинг стал вождем цветных американцев, подвергавшихся дискриминации, апостолом ненасильственного сближения в правах черных и белых. «Тем, кто никогда не чувствовал жестоких ударов расовой сегрегации, — писал он, — легко говорить: ждите. Когда вы видели собственными глазами, как взбешенная толпа линчует ваших матерей и отцов, как она по злобе хочет утопить ваших сестер и братьев, как полицейские, ослепленные ненавистью, безнаказанно мучают, пинают и даже убивают ваших братьев и сестер, когда вы видите, как подавляющее большинство из двадцати миллионов ваших черных братьев задыхается в тисках нищеты среди общества, живущего в изобилии, когда вы вдруг установите, что ваш язык не повинуется, когда вы должны объяснять своей шестилетней дочери, почему ей нельзя пойти в парк, где так много аттракционов, о которых рассказывали по телевидению, когда вы затем увидите, как по ее щекам текут слезы после того, как вам пришлось сказать ей, что цветным детям запрещено посещать Фантаун, когда вы видите, как сгущаются тучи комплекса неполноценности, как они омрачают ее детский горизонт, когда вы наблюдаете, как у нее начинают появляться первые признаки раздвоения личности, поскольку невольно растет чувство обиды к белым людям, когда вы должны придумывать ответ на вопрос своего пятилетнего мальчика: "Папа, почему белые так плохо обращаются с черными?", когда вам приходится часто ездить по стране на автомобиле и каждую ночь спать в машине, так как вас не пускают на ночь в мотель, когда вас ежедневно унижают слова "белый" и "цветной", когда вашим первым именем стало слово "негр", когда вашим вторым именем является "бой", сколько бы вам ни было лет, когда последним вашим именем является Джон, а к вашей жене и матери никогда не обращаются со словом "госпожа" — тогда вы поймете, почему нам так трудно ждать». Следующим шагом Кинга стало достижение равноправия негров в сфере образования, он стал добиваться того, чтобы везде негритянские дети могли учиться в тех же школах, где учились белые. По инициативе Кинга в Верховный суд был подан иск против властей американского города Топека. Рассмотрев этот иск, Верховный суд страны вынужден был признать, что раздельное обучение белых и черных также противоречит американской конституции. Примером для себя Кинг считал деятельность Махатмы Ганди <Ганди Мохандас Карамчанд (1869–1948) — лидер национально-освободительного движения в Индии. (Прим. ред.)> . «Ненасильственное сопротивление, — писал Кинг, — единственный метод, оправданный в борьбе за свободу». В 1960 году Кинг посетил Индию, куда его пригласил премьер-министр страны Джавахарлал Неру. Во время этой поездки Кинг еще глубже ознакомился с учением Ганди и стал убежденным сторонником его философии ненасилия. Несмотря на то что Кинг постоянно подвергался нападениям со стороны расистов, он при каждом удобном случае старался выступать перед негритянскими общинами. Во время одной из своих лекций в сентябре 1958 года Кинг был ранен ударом ножа в грудь. В это время Кинг провел ряд кампаний за уничтожение сегрегации. Он путешествовал по всей стране, о его ораторских способностях писали все американские газеты. Выступления и проповеди Кинга собирали многотысячные толпы его сторонников. Это не нравилось ФБР и лично ее шефу Эдгару Гуверу. По распоряжению ФБР все разговоры Кинга стали прослушивать, иногда микрофоны устанавливались даже в церквах. Э. Янг, один из ближайших сотрудников Кинга, вспоминал: «Однажды — это было в Селме, штат Алабама, — мы нашли микрофон, спрятанный в церковной кафедре. Мы извлекли его и поставили перед оратором на виду у всех, а преподобный Абернети назвал его "маленьким мерзавцем" и сказал: "Я хочу напомнить мистеру Гуверу, нехорошо держать такой дорогой микрофон где-то внизу в дырке, где так много статического электричества. Пусть этот маленький мерзавец стоит тут перед нами — прямо, без помех". И принялся молиться в микрофон Федерального бюро расследований». В марте–апреле 1963 года Кинга арестовали и заключили в тюрьму города Бирмингема за нарушение общественного порядка. В это время он написал знаменитое «Письмо из Бирмингемской тюрьмы», в котором изложил свои взгляды. Власти не смогли предъявить Кингу никакого обвинения и через пять дней были вынуждены освободить его. 28 августа 1963 года Кинг вместе с другими негритянскими лидерами был принят президентом США Джоном Кеннеди. В тот же день 250 тысяч участников движения за гражданские права вышли на улицы Вашингтона, чтобы этой демонстрацией ускорить принятие акта о гражданских правах. Кинг произнес речь, рефрен которой «у меня есть мечта» вскоре стал припевом популярной песни об отмене сегрегации: «Я мечтаю о том дне, когда на красных холмах Джорджии сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев смогут сесть вместе за стол братства. Я мечтаю о том дне, когда даже штат Миссисипи, штат, изнемогающий от зноя угнетения, будет превращен в оазис свободы и справедливости. Я мечтаю о том дне, когда четверо моих маленьких детей будут жить в стране, где о них станут судить не по цвету их кожи, а по их характерам. Я мечтаю о дне, когда каждая долина будет возвышена, а каждый холм и гора понижены. Неровные места будут выровнены, а кривые — выпрямлены. С этой верой я вернусь на Юг. С верой в то, что из горы отчаяния мы сможем высечь камень надежды. С верой в то, что мы сможем работать вместе, молиться вместе, бороться вместе, идти в тюрьму вместе, вставать за свободу вместе, зная, что когда-нибудь мы станем свободны… Если мы дадим свободе звенеть, если мы дадим ей звенеть в каждом городе и поселке, в каждом штате, мы сможем приблизить тот день, когда все божьи дети — черные и белые, верующие и неверующие, протестанты и католики — смогут взяться за руки и словами старого негритянского духовного гимна сказать: "Свободны, наконец! Свободны, наконец. Великий всемогущий боже, мы свободны, наконец!"» Эту речь цитировали во всем мире. Кадры хроники, запечатлевшие выступление Кинга, демонстрировались на киноэкранах многих стран. После этого разведывательное управление ФБР направило Гуверу меморандум: «Кинг на голову выше всех других негритянских лидеров, вместе взятых, если речь идет о его влиянии на огромные массы черного населения. Мы должны отныне считать его… самым опасным негром для будущего нашего государства с точки зрения коммунизма, негритянского движения и национальной безопасности… Легальные методы борьбы с ним могут оказаться недостаточными. Было бы неразумно ограничивать самих себя юридически законными методами или обязательно убедительными свидетельствами для доказательства перед комитетами конгресса связи Кинга с коммунистами…» Фактически это означало войну против Кинга всеми средствами. В течение всего 1964 года ФБР рассылало и предлагало магнитофонные записи, «порочащие» Кинга, известным журналистам и газетным обозревателям. Была сделана порочащая «секретная монография» о Кинге, и также подброшена в прессу. Ничего не помогало. После убийства Кеннеди президент Линдон Джонсон пригласил Кинга в Белый дом на церемонию подписания закона об отмене сегрегации в общественных местах. Осенью того же 1964 года Мартину Лютеру Кингу была присуждена Нобелевская премия мира. В последние годы жизни пастор стал инициатором борьбы не только с расизмом, но и с безработицей. В ноябре 1967 года он объявил о начале кампании в защиту бедняков, которая должна была завершиться демонстрацией в Вашингтоне. Тогда же Кинг открыто выступил против войны во Вьетнаме. Наконец, в 1968 году Кинг объявил о своем плане весеннего наступления на Вашингтон, который стал известен как Поход бедноты. Когда Мартин Лютер узнал о смерти президента Кеннеди, он сказал своей жене Коретте: «Со мной произойдет то же самое. Я же говорил тебе, что это больное общество». «Я ничего не могла ответить ему, — рассказывает Коретта. — Я ничем не могла утешить мужа, я не могла сказать: "С тобой этого не произойдет". Я чувствовала, что он был прав. Молчание было страшно мучительным. Я придвинулась к нему и взяла его за руку…» 4 апреля 1968 года Кинг приехал со своей группой в Мемфис (штат Теннесси) и разместился в мотеле «Лоррэйн». Около шести часов вечера он вышел на балкон. В 18 часов 23 минуты прозвучал одиночный выстрел. Негритянский священник выпрямился, схватился за шею и упал. На следующий день он умер в больнице. Похороны отважного борца за права человека превратились в многолюдную демонстрацию. Суд вынес приговор подозрительно быстро. На третий день процесса 10 марта 1969 года убийцу Кинга осудили на 99 лет тюрьмы, потому что Джеймс Эрл Рэй признался, что убил Мартина Лютера Кинга. Таким образом, он не стал обременять суд предъявлением доказательств, сохранил себе жизнь и способствовал тому, чтобы закулисная сторона покушения так и не вышла наружу. Генеральный прокурор Кейнел, очевидно тронутый «искренностью» преступника, оценил его признание и не стал требовать от суда смертной казни. В 1986 году бронзовый бюст Кинга был установлен в здании Капитолия в Вашингтоне. Он стал первым цветным американцем, удостоенным такой чести. Тогда же конгресс США постановил отмечать день его рождения как государственный праздник. ВИЛЛИ БРАНДТ (1913–1992) «Я не переоцениваю того, что мне удалось достичь в Берлине, а потом в Бонне, — писал в своих мемуарах Вилли Брандт. — Но я знаю, что не добился бы ничего существенного, если бы в юности избрал путь, казавшийся более легким, если бы не был готов к тому, что меня могут не только не понять и оскорбить, но и угрожать самому моему существованию. Если бы сначала не почувствовал, а потом не усвоил одну простую вещь: не надо бояться глупостей, научись сносить превратности судьбы, если ты хочешь помогать обществу — в национальном и более широком масштабе — идти вперед». Герберт Эрнст Карл Фрам родился 18 декабря 1913 года в Любеке. Отца своего он никогда не видел, воспитывала его мать — Марта Фрам, продавщица. В течение семи лет мальчик обучался в неполной средней школе Святого Лоренца. В 1927 году его перевели в реальное училище, а еще год спустя в гимназию «Иоганнеум». «Дедушка и мать нашли свое место, как они говорили, в рядах "движения", — вспоминал Брандт. — Там они чувствовали себя как дома, там они искали свой шанс добиться признания и проявить свои способности. Едва я научился ходить, как они отдали меня в детскую группу рабочего спортивного общества, а затем в рабочий клуб мандолинистов. Вскоре я осчастливил своим участием также драмкружок и кукольный театр. Но разве могло меня, буквально с колыбели стремившегося развернуться в полную силу, все это удовлетворить? Я искал себе применение и нашел его в молодежном движении, сначала у "Соколов", затем в Союзе социалистической рабочей молодежи. В пятнадцать лет — это было 27 августа 1929 года — я выступил в любекской газете "Фольксботен", заявив, что как молодые социалисты мы должны готовиться к политической борьбе, должны непрестанно работать над собой, совершенствоваться, а не убивать свое время одними лишь танцами, играми да песнями». 26 февраля 1932 рода Фрам получил аттестат зрелости. В 1933 году к власти в Германии пришли фашисты. «Очередной съезд партии состоялся 11–12 марта 1933 года в подполье, в одной пивной недалеко от Дрездена, — пишет Брандт в своей книге воспоминаний. — В поезде, следовавшем в Саксонию через Берлин, я воспользовался для конспирации фуражкой ученика выпускного класса "Иоганнеума" и весьма распространенным именем Вилли Брандт. Мне было поручено помочь публицисту, автору биографии Розы Люксембург Паулю Фрелиху бежать в Данию. Оттуда он должен был переехать в Осло и создать там опорный пункт. На острове Фемарн Фрелих случайно привлек к себе внимание, попытка побега закончилась неудачей. После этого происшествия мое пребывание в Любеке стало небезопасным. СРП, во главе которой теперь стоял Якоб Вальхер, швабский рабочий-металлист, исключенный в конце 20-х годов из КПГ, поручила выполнение задания в Осло мне». Брандт несколько лет жил в Норвегии и работал журналистом. За это время окончательно сформировались его убеждения. Он видел гражданскую войну в Испании в 1937 году, но сторонником этой модели социализма не стал. В 1940 году он принял норвежское гражданство. В том же году он женился на Карлотте Торкильдсен, у них родилась дочь. Позже семья распалась, и в 1948 году Брандт повторно женился на Рут Хансен, норвежской журналистке, которая родила ему троих сыновей — Петера, Ларса и Маттиаса. Когда немцы захватили Норвегию, Брандт был арестован. После освобождения из тюрьмы он уехал в нейтральную Швецию, где и пробыл до конца войны. Здесь, кроме журналистской работы, он поддерживал контакты с лидерами движения Сопротивления. Возвращение на родину было постепенным. В 1946 году в качестве норвежского корреспондента Брандт освещал ход Нюрнбергского процесса, а в следующем году стал норвежским пресс-атташе в Берлине. Одновременно он возобновил отношения с Социалистической партией Германии. 1 июля 1948 года Брандт вернул себе немецкое гражданство. В следующем году его выбирают в бундестаг — нижнюю палату парламента. «Осенью 1957 года я стал правящим бургомистром Берлина, — пишет Брандт. — Десять лет отвечал за судьбы людей в осажденном городе. Став в 1949 году членом германского бундестага, я оказался на передовых рубежах немецкой политики. Еще в молодости я решил бороться против нацистского господства, означавшего закабаление и войну. В Берлине я стоял на стороне тех, кто сопротивлялся насильственному распространению коммунистической идеологии и мертвой хватке сталинизма. Это была чистейшая самооборона, мой долг по отношению к людям, которые много пережили и хотели начать все сначала. В то же время это была и забота о сохранении столь непрочного мира. Позже это стало еще очевидней: мы поступили правильно, когда в 1948 году не дрогнули перед блокадой, в 1958-м — перед ультиматумом Хрущева, а в 1961-м — перед выросшей стеной. Речь шла о праве на самоопределение, речь шла также о том, чтобы добровольной капитуляцией не вызвать цепную реакцию, которая могла бы вылиться в новый военный конфликт. Берлинский опыт научил меня: бессмысленно пытаться пробить лбом стену, если только эта стена не из бумаги, но вместе с тем никогда не следует мириться с произвольно воздвигаемыми преградами. Не каждому это принесет пользу поначалу, но жизнь многих зависит от того, насколько упорно мы будем бороться за торжество разума и взаимопонимание. Права человека не падают с неба, гражданские свободы — тоже…» В 1964 году его выбирают председателем Социал-демократической партии Германии (СДПГ). Еще в 1959 году ее руководство решило порвать с традиционной марксистской идеологией Брандт играл ведущую роль на этой конференции. По своим взглядам он был сторонником поддержки частной собственности, рыночной экономики и религиозной терпимости. Укрепление позиций социал-демократов позволило Брандту проявить себя в качестве крупного политического деятеля. В 1966 году Брандт стал федеральным министром иностранных дел и одновременно заместителем федерального канцлера коалиционного правительства Курта Кизингера (лидера Христианско-демократического союза — ХДС). В это время он разработал так называемую ост-политику, направленную на уменьшение напряжения между Востоком и Западом. Она предполагала развитие экономических и военных отношений между бывшими противниками Германии. В рамках этой политики в 1967 году Западная Германия и Румыния обменялись послами, а в следующем году были восстановлены дипломатические отношения с Югославией. Сам же Брандт был избран бундестагом на пост канцлера 251 голосом против 235. В своей первой речи перед репортерами он заявил: «Я намерен быть канцлером не покоренной, но освобожденной Германии». С тех пор Брандт начал последовательно осуществлять курс Германии на независимость и развитие отношений с соседними странами. В 1970 году между правительствами Советского Союза и Федеративной Республики Германии был подписан Московский договор, в котором подтверждалась нерушимость сложившихся после войны границ в Европе и содержался отказ от применения силы для решения спорных вопросов. Затем подобный договор Брандт подписал с Польшей, заключил договоры о нормализации отношений с Чехословакией. Были установлены дипломатические отношения с Болгарией и Венгрией. Самым важным событием тех лет стало подписание в 1971 году соглашения четырех держав, оккупировавших Германию и Берлин после войны (Великобритании, Франции, США и СССР), что послужило началом свободного сообщения между Западным Берлином и ФРГ через территорию ГДР. Впервые через много лет родственники из разных частей Германии смогли увидеть друг друга. В 1973 году оба германских государства вступили в Организацию Объединенных Наций. Брандт стал одним из «отцов разрядки». Это не осталось незамеченным: в 1971 году ему была присуждена Нобелевская премия мира в знак признания «конкретных инициатив, повлекших ослабление напряженности» между Востоком и Западом. В своей нобелевской лекции Брандт говорил о необходимости европейского единства. «Идеологические контрасты, как и раньше, создают границы, — отмечал он, — и большим шагом вперед будет преодоление разницы в идеологии во имя общих интересов». Дальнейшая деятельность Брандта на посту канцлера была направлена на выполнение предвыборных обещаний социал-демократов, которые при выборах впервые завоевали большинство в бундестаге. Однако свободные демократы не поддержали реформу образования и налогообложения. Правительство Брандта продолжало свои мирные инициативы. Он побывал с визитом в Израиле, и впервые в послевоенные годы отношения между странами начали налаживаться. Правда, всего через три года Брандт был вынужден выйти в отставку, когда один из его помощников оказался замешанным в шпионаже. С 1976 года он был председателем Социалистического интернационала, с 1977-го — Независимой комиссии по вопросам международного развития, в 1979–1984-м — членом Европейского парламента. Обязанности председателя Социнтерна не отодвинули дела партии для Брандта на второй план. В течение 13 лет (1969–1982) социал-демократы возглавляли правительство ФРГ. Как председатель СДПГ Брандт участвовал в формировании внутренней и внешней политики страны. В 1985 году Брандт был удостоен Эйнштейновской премии мира. В том же году появилась очередная книга Брандта «Организованное безумие. Гонка вооружений и голод в мире». Продолжая свою традиционную тему «Север — Юг», он раздвигает ее рамки, подчеркивая неоднозначность самого понятия «Юг», а тем более — «Север». Брандт признает связь сути этих понятий с тематикой «Восток — Запад», то есть видит глобальный характер проблемы развития. «В последние годы в некоторых развивающихся странах наблюдался прогресс, но многое стало еще хуже. Об этом свидетельствует катастрофический голод в Африке, а также долговой кризис Латинской Америки. Свои выводы я сделал не для экспертов, не для того, чтобы вызвать разочарование, а, наоборот, чтобы призвать к конструктивному беспокойству. Нашим собственным интересам противоречит то, что развивающиеся страны с их экономическими и социальными проблемами мы предоставляем самим себе, вместо того чтобы рассматривать их в качестве наших партнеров. Над всеобщим миром нависнет угроза, если конфликт между Востоком и Западом и гонка вооружений все больше будут охватывать "третий мир"… Поэтому я обращаю внимание на взаимосвязь между проблемами Восток — Запад и Север — Юг, между гонкой вооружений и голодом в мире». До 1987 года Брандт продолжал руководить самой массовой партией Германии и до самой смерти в 1992 году возглавлял Социалистический интернационал. ГЕНРИ КИССИНДЖЕР (1923) С именем Киссинджера связаны крупнейшие дипломатические акции первой половины семидесятых, приведшие к установлению так называемой политики разрядки. Его деятельность на политическом поприще отмечена многочисленными наградами, он является и почетным доктором Московского университета, а также лауреатом престижной американской премии Гугенхейма. Генри Алфред Киссинджер (Хайнц Киссингер) родился 27 мая 1923 года в еврейской семье в баварском селении Фюрт. Его отец преподавал в женской гимназии. В 1933 году к власти в Германии пришли нацисты и десятилетнего Хайнса исключили из гимназии. В 1938 году семья Киссинджеров, спасаясь от нацистских преследований, уехала в США. Американское гражданство Генри получил только в 1943 году, когда окончил среднюю школу. В том же году его призвали в армию. Благодаря хорошему знанию немецкого языка он служил переводчиком в 84-й пехотной дивизии. После войны он стал работать в армейской контрразведке в американской оккупационной зоне. Ему удалось привлечь к себе внимание ряда влиятельных лиц из числа наводнивших в то время побежденную Германию военных и гражданских административных деятелей и крупных предпринимателей из США. Будучи в Германии, Киссинджер был награжден Бронзовой звездой. Понимая, что политикой без образования заниматься невозможно, вернувшись в США весной 1947 года, Киссинджер поступил в Гарвардский университет. Уже тогда один из преподавателей Генри отмечал его необычный и оригинальный ум, понимание им философии и истории. Признавали большие интеллектуальные способности Киссинджера и его сокурсники, которые, однако, подчеркивали его эгоцентризм, заносчивость, самовлюбленность. В 1949 году Киссинджер женился на Энн Флейшер. У них родились двое детей — сын и дочь. В 1950 году Генри получил степень бакалавра. Свою дипломную работу он назвал весьма претенциозно: «Значение истории — критика Шпенглера, Тойнби и Канта». Киссинджер написал докторскую диссертацию, озаглавленную «Восстановленный миропорядок. Каслри, Меттерних и восстановление мира, 1812–1822 гг.». В том же в 1954 году она была издана, а Генри стал доктором политологии. Так началась преподавательская деятельность Киссинджера. Авторитет молодого политолога и его связи помогли ему в марте 1955 года получить приглашение в исследовательскую группу Совета по внешним сношениям — один из ведущих центров разработки внешней политики для американской правящей элиты. Там Киссинджер подготовил монографию «Ядерное оружие и внешняя политика». Эта работа получила широкую известность и в США и за их пределами. Хотя в значительной мере эта работа написана по рецептам других подобных сочинений периода «холодной войны», но она имела и существенное отличие. Исходя из того, что советский ядерный потенциал к этому времени достиг внушительных размеров и в случае обмена ядерными ударами США понесли бы весьма значительные потери, Киссинджер развивает мысль о необходимости пересмотра военно-политической стратегии «массированного возмездия», выдвинутой тогдашним госсекретарем Джоном Даллесом. Несмотря на отрицательную оценку, данную этой работе правящей администрацией, «Ядерное оружие и внешняя политика» получила самую престижную награду по политологии — премию Вудро Вильсона. Летом 1957 года Киссинджер возвратился в Гарвардский университет на преподавательскую работу. В 1959 году он стал доцентом, а в 1962 году — профессором. К этому времени он стал известен не только как профессор-международник, но также как политический деятель и дипломат. Он продолжал расширять свои связи, работая по совместительству советником по международным вопросам в фонде братьев Рокфеллеров, а затем на посту директора так называемого Проекта специальных исследований. Возглавив этот «Проект», Киссинджер получил возможность общаться с крупными дипломатами, государственными деятелями, учеными и бизнесменами. Тогда же Киссинджер принял участие в работе Комиссии по проблемам национальной безопасности. В 1962–1965 годах уже известный политик Киссинджер опубликовал многочисленные статьи по вопросам внешней и военной политики США в самых разнообразных изданиях — как американских, так и западноевропейских. В 1964 году семья Киссинджеров распалась. Энн не выдержала одиночества из-за многочисленных деловых поездок мужа. Через несколько лет Киссинджер снова женился. На этот раз его женой стала Нэнси Меджинесс, тоже специалист-политолог, которая работала помощником у Нельсона Рокфеллера. Она стала его верной спутницей и помощницей во всех делах. В 1965 году вышла в свет очередная книга Киссинджера — «Беспокойное партнерство — пересмотр Атлантического союза». Он признал возросшую роль западноевропейских стран в рамках НАТО и призывал американскую сторону полнее учитывать этот факт. Но поворотным в его судьбе стало другое событие того же года: в октябре Киссинджер был направлен консультантом американского посла в Южном Вьетнаме. Уже через год он пришел к следующим выводам: уход США стал бы катастрофой, с другой стороны — переговоры неизбежны. Понимая невозможность военной победы американцев, он считал войну лишь средством добиться наилучших условий и получить максимальное количество «козырных карт» на неизбежных будущих переговорах с руководителями ДРВ и Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. В разгар вьетнамской войны Киссинджер не только нашел возможность начать переговоры, но и сумел убедить в их необходимости обе стороны. Его усилия привели к тому, что уже в 1968 году в Париже начались мирные переговоры между США и Вьетнамом. Тогда они ничем особенным не завершились, но начало было положено. В скором времени Киссинджер стал помощником президента по национальной безопасности и продолжил активно заниматься вьетнамской проблемой. Надо понимать, что военные монополии, чины Пентагона, милитаристская группировка в конгрессе США особенно сильно выигрывали от агрессии в Юго-Восточной Азии, получая исключительно высокие экономические и политические дивиденды. Для них продолжение войны США во Вьетнаме, даже без достижения каких-либо крупных успехов, было исключительно выгодным делом. Развитие личных отношений Никсона с Киссинджером позволило последнему постепенно стать фактическим председателем Совета национальной безопасности, на что он не имел никаких формальных прав. Однако очень скоро Киссинджер понял, что полнота контроля над внешнеполитическим процессом не достигается лишь ключевыми позициями в центральном аппарате, занимающемся планированием политики и контролем за ее реализацией. Необходимо было браться самому за ведение переговоров. Так он начал деятельность на дипломатическом поприще, взяв в свои руки нити переговоров по вьетнамской проблеме, по американо-советским и американо-китайским отношениям, по ближневосточной проблеме и по целому ряду других направлений внешней политики США. В 1970 году Киссинджер начал секретные переговоры в Париже, которые привели к прекращению войны во Вьетнаме и подписанию мирного договора 1973 года. Это событие выдвинуло Киссинджера в ряд крупнейших политиков и дипломатов XX века. За свою миротворческую деятельность он стал лауреатом Нобелевской премии мира вместе с вьетнамцем Ле Дык Тхо. Выбор Нобелевского комитета вызвал противоречивую реакцию, два его члена даже подали в отставку. Киссинджер не присутствовал на церемонии, но в Осло состоялись демонстрации протеста, когда американский посол прибыл для получения премии от имени Киссинджера. Представитель Норвежского нобелевского комитета О. Лионес в своей речи коснулась этой критики. «Комитет сознает, что в Париже речь шла не о мирном соглашении, а лишь о прекращении огня, — заявила она. — Мы понимаем, что мир не пришел во Вьетнам и страдания вьетнамского населения не кончились. События в этой стране все еще угрожают мировой разрядке. Прекращение огня — всего лишь первый, но невероятно важный шаг на трудной дороге мира во Вьетнаме». Лионес добавила: «Присуждая премию 1973 года двум политикам, находившимся в центре событий, Нобелевский комитет подчеркивает свою веру в то, что решение многих опасных противоречий лежит на пути переговоров, а не тотальной войны до победного конца». Обращаясь к Нобелевскому комитету, Киссинджер писал: «Народ Соединенных Штатов, как и весь мир, разделяет надежду, что все стороны конфликта усматривают свой моральный долг в скорейшем переходе от прекращения огня во Вьетнаме к продолжительному миру для страдающих народов Индокитая. Мое правительство со своей стороны намерено вести политику таким образом, чтобы превратить эту мечту в реальность». Киссинджер стал также инициатором переговоров с СССР по ограничению стратегических вооружений. В своей наиболее важной работе шестидесятых годов, которой стала глава «Центральные проблемы американской внешней политики» в коллективной монографии Института Брукингса «Повестка дня для нации» (1968), он отмечал: «Мир стал в военном отношении двухполюсным. Только две державы — Соединенные Штаты Америки и СССР обладают огромной военной мощью. В течение следующего десятилетия ни одна страна или группа стран не будут в состоянии бросить вызов их превосходству. Разрыв в военном могуществе между двумя гигантскими ядерными державами и остальным миром скорее будет увеличиваться, нежели сокращаться». Как считал Киссинджер, даже если в какой-либо отдаленной перспективе удалось бы создать мощную противоракетную оборону, то и она не смогла бы предотвратить в случае войны неприемлемые для Соединенных Штатов потери. Это признание предваряло американский подход к вопросу об ограничении систем противоракетной обороны в рамках начавшихся в 1971 году переговоров между СССР и США об ограничении стратегических вооружений. В 1971 году в результате длительных переговоров четырех держав — СССР, США, Франции и Англии — было подписано соглашение, определявшее статус Западного Берлина, что привело к значительному смягчению обстановки в Европе. В ходе визита Никсона в СССР в мае 1972 года были подписаны бессрочный Договор об ограничении систем противоракетной обороны и Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений, а также целая серия соглашений о советско-американском сотрудничестве в невоенных сферах. Велика была роль Киссинджера и в подготовке визита Никсона в КНР, который состоялся в феврале 1972 года. В феврале 1973 года было опубликовано совместное коммюнике Китая и США. В течение каких-то полутора лет благодаря Киссинджеру китайско-американские отношения превратились из откровенно враждебных и изоляционистских по отношению друг к другу в союзные. Позднее отношения с Китаем стали именоваться на Западе китайской «картой». С 1971 года Киссинджеру было поручено оперативное руководство американской дипломатией на Ближнем Востоке. «К концу 1971 года разногласия внутри нашего правительства, — пишет он, — привели к тупику, который я сознательно хотел создать на переговорах по урегулированию арабо-израильского конфликта. Моя стратегия не изменилась — пока какое-нибудь арабское государство не продемонстрирует своей готовности отколоться от Советов или Советы не будут готовы отказаться от максимальной поддержки арабской программы, у нас не будет оснований изменять нашу политику». Киссинджер с конца 1973 года начал «челночные» поездки в этот регион. Израильский премьер-министр Голда Меир так говорила о его роли: «Усилия, которые он приложил, чтобы добиться мира в регионе, следует назвать сверхчеловеческими». В итоге было заключено первое, а осенью 1975 года — второе соглашение о разъединении израильских и египетских сил на Синае. После смерти Насера, в результате политики Садата Египет покинул ряды арабских стран — участниц сопротивления Израилю и стал на путь сепаратной сделки с Израилем, оформленной в Кэмп-Дэвиде (США) уже при Картере. Однако почву для этого договора подготовил еще Киссинджер. После отстранения Никсона от власти из-за уотергейтского скандала Киссинджер стал одним из немногих, кто сохранил свой пост при президенте Дж. Форде. Однако в 1977 году Киссинджер покинул государственную службу и начал преподавать в Институте международных отношений при Джорджтаунском университете. Одновременно он основал фирму по политическим консультациям, которая стала обслуживать крупнейших политиков и бизнесменов. Свой богатый опыт он изложил в нескольких книгах, одна из которых — «Годы в Белом доме» — даже стала бестселлером. В 1983 году Киссинджер возглавлял Национальную двухпартийную комиссию по Центральной Америке. В 1988 году президент Джордж Буш пригласил Киссинджера для консультаций. Киссинджер предложил свои услуги в качестве личного эмиссара Буша и высказался в пользу секретной дипломатии с Горбачевым на основе «баланса интересов». Он побывал в Москве, где встретился с советскими руководителями. Дипломатия Киссинджера привела к значительному усилению позиций США в Восточной Европе. Киссинджер по-прежнему остается непререкаемым авторитетом в сфере международных отношений. Его наблюдения печатают авторитетные журналы. Во время югославского кризиса 1999 года бывший госсекретарь высказывался против применения военной силы. В журнале «Ньюсуик» Киссинджер писал, что «судьбоносные решения», приведшие к бомбежкам, были приняты в то время, когда «оставались открытыми другие пути». Дипломат фактически делает вывод, что действия администрации США в этом конфликте были некомпетентными. В то же время Киссинджер призывает не сбрасывать со счетов Россию: «Представление России о себе как историческом игроке на мировой арене должно восприниматься всерьез». Киссинджер на протяжении многих лет собирал коллекцию живописи, а в настоящее время является попечителем Метрополитен-музея в Нью-Йорке. Кроме того, он является попечителем Хаусоновского балета. АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ САХАРОВ (1921–1989) Удивительная судьба была у этого человека. Один из авторов самого страшного оружия — водородной бомбы, стал обладателем Нобелевской премии мира! Над его могилой академик Д.С. Лихачев сказал: «Он был настоящий пророк. Пророк в древнем, исконном смысле этого слова, то есть человек, призывающий своих современников к нравственному обновлению ради будущего. И, как всякий пророк, он не был понят и был изгнан из своего народа». Андрей Дмитриевич Сахаров родился 21 мая 1921 года в Москве в семье интеллигентов. Отец, Дмитрий Иванович Сахаров, профессор Московского педагогического института, был автором нескольких популярных книг и задачника по физике. От матери, Екатерины Алексеевны, урожденной Софиано, Андрей унаследовал не только внешний облик, но и такие черты характера, как упорство, неконтактность. Детство Сахарова прошло в большой, многолюдной московской квартире, «пропитанной традиционным семейным духом». После окончания школы с золотой медалью в 1938 году Сахаров поступил на физический факультет Московского государственного университета. После начала войны вместе с университетом Андрей переехал в Ашхабад, где серьезно занимался изучением квантовой механики и теории относительности. В 1942 году Сахаров с отличием окончил университет. Ему, как лучшему студенту факультета, профессор А.А. Власов предложил остаться в аспирантуре. Но Андрей отказался и получил направление на военный завод сначала в Коврове, а затем в Ульяновске. Здесь Андрей познакомился с будущей женой. В 1943 году он соединяет свою судьбу с местной жительницей Клавдией Алексеевной Вихиревой, работавшей лаборанткой-химиком на том же заводе. У них родились трое детей — две дочери и сын. После окончания войны Сахаров поступил в аспирантуру Физического института имени П.Н. Лебедева к известному физику-теоретику И.Е. Тамму. В 1947 году молодой ученый блестяще защитил кандидатскую диссертацию, где предложил новое правило отбора по зарядной четности и способ учета взаимодействия электрона и позитрона при рождении пар. В 1948 году Сахарова включили в состав группы Тамма по созданию термоядерного оружия. В 1950 году Сахаров уехал в центр ядерных исследований — Арзамас-16. Здесь он провел целых восемнадцать лет. 12 августа 1953 года была успешно испытана созданная по его проекту первая термоядерная бомба. Советское правительство не скупилось на награды молодому ученому: его избрали академиком, он стал лауреатом Сталинской премии и Героем Социалистического труда. Последнего звания он был удостоен трижды, получив его также в 1956 и 1962 годах. Однако, работая над самым разрушительным в истории человечества оружием, Сахаров лучше других понимал и огромную опасность, которую оно представляло для цивилизации. В «Воспоминаниях» Андрей Дмитриевич обозначил дату своего превращения в противника ядерного оружия: конец пятидесятых годов. Он был одним из инициаторов заключения Московского договора о запрещении испытаний в трех средах. Из-за того у Сахарова возник конфликт с Н. Хрущевым. Тем не менее через год после его выступления международный договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в воде и в космосе был заключен. В 1966 году Сахаров совместно с С.П. Капицей, Таммом и еще 22 видными интеллектуалами подписал адресованное письмо Брежневу в защиту писателей А. Синявского и Ю. Даниэля. Взгляды ученого все более не совпадали с официальной идеологией. Сахаров выдвинул теорию конвергенции — о сближении капиталистического и социалистического миров, при разумной достаточности вооружений, гласности и правах каждого конкретного человека. Как пишет В.И. Ритус: «В эти же годы усилилась общественная деятельность Сахарова, которая все больше расходилась с политикой официальных кругов. Он инициировал обращения за освобождение из психиатрических больниц правозащитников П.Г. Григоренко и Ж.А. Медведева. Вместе с физиком В. Турчиным и Р.А. Медведевым написал "Меморандум о демократизации и интеллектуальной свободе". Ездил в Калугу для участия в пикетировании зала суда, где проходил процесс над диссидентами Р. Пименовым и Б. Вайлем. В ноябре 1970 года вместе с физиками В. Чалидзе и А. Твердохлебовым организовал Комитет прав человека, который должен был воплотить принципы Всеобщей декларации прав человека. В 1971 вместе с академиком М.А. Леонтовичем активно выступил против использования психиатрии в политических целях и тогда же — за право на возвращение крымских татар, свободу религии, свободу выбора страны проживания и, в особенности, за еврейскую и немецкую эмиграции». Меморандум стоил Сахарову всех постов: в 1969 году академика Сахарова приняли на должность старшего научного сотрудника в теоретический отдел ФИАН. Одновременно его избрали членом многих академий наук, таких авторитетных, как Национальная академия наук США, Французская, Римская, Нью-йоркская академии. В 1969 году скончалась первая жена Сахарова, ее утрату Андрей Дмитриевич очень тяжело переживал. В 1970 году он познакомился на процессе в Калуге с Еленой Георгиевной Боннэр. В 1972 году они поженились. Боннэр стала верным другом и соратником мужа. В 1973 году Сахаров устроил пресс-конференцию для западных журналистов, на которой осудил то, что он называл «разрядкой без демократии». В ответ на это в «Правде» появилось письмо сорока академиков. От исключения Андрея Дмитриевича из Академии наук спасло только заступничество бесстрашного П.Л. Капицы. Однако ни Капица, ни кто либо другой не мог противостоять нарастающей травле ученого. 9 октября 1975 года Сахарову была присуждена Нобелевская премия мира «за бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между людьми» и «за мужественную борьбу со злоупотреблением властью и любыми формами подавления человеческого достоинства». Ученого не выпустили из страны. В Стокгольм отправилась его жена. Боннэр огласила речь советского академика, в которой содержался призыв к «истинной разрядке и подлинному разоружению», к «всеобщей политической амнистии в мире» и «освобождению всех узников совести повсеместно». На следующий день Боннэр прочитала нобелевскую лекцию мужа «Мир, прогресс, права человека», в которой Сахаров доказывал, что эти три цели «неразрывно связаны одна с другой», требовал «свободы совести, существования информированного общественного мнения, плюрализма в системе образования, свободы печати и доступа к источникам информации», а также выдвинул предложения по достижению разрядки и разоружения. Заканчивалась она так: «В бесконечном пространстве должны существовать многие цивилизации, в том числе более разумные, более "удачные", чем наша. Я защищаю также космологическую гипотезу, согласно которой космологическое развитие Вселенной повторяется в основных своих чертах бесконечное число раз. При этом другие цивилизации, в том числе более "удачные", должны существовать бесконечное число раз на "предыдущих" и "последующих" к нашему миру листах книги Вселенной. Но все это не должно умалить нашего священного стремления именно в этом мире, где мы, как вспышка во мраке, возникли на одно мгновение из черного небытия бессознательного существования материи, осуществить требование Разума и создать жизнь, достойную нас самих и смутно угадываемой нами цели». Апофеозом правозащитной деятельности Сахарова стал 1979 год, когда академик выступил против ввода советских войск в Афганистан. Прошло немного времени, и указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 января 1980 года правозащитник был лишен звания трижды Героя Социалистического Труда и всех других наград. Сахаров был задержан на улице в Москве и отправлен в ссылку в город Горький, где семь лет прожил под домашним арестом. Его судьбу разделила и жена. Андрея Дмитриевича лишили возможности заниматься наукой, получать журналы и книги, просто общаться с людьми. Единственным доступным способом протеста против произвола советских властей оставалась голодовка. Но после очередной, в 1984 году, его поместили в больницу и стали кормить принудительно. В письме президенту АН СССР А.П. Александрову, своему многолетнему товарищу по «секретной физике», Сахаров писал: «Меня насильно держали и мучили 4 месяца. Попытки бежать из больницы неизменно пресекались сотрудниками КГБ, круглосуточно дежурившими на всех возможных путях побега. С 11-го по 27 мая включительно я подвергался мучительному и унизительному принудительному кормлению. Лицемерно все это называлось спасением моей жизни. 25–27 мая применялся наиболее мучительный и унизительный, варварский способ. Меня опять валили на кровать, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот. Когда же я открывал рот, чтобы вдохнуть воздух, в рот вливалась ложка питательной смеси из бульона с протертым мясом. Иногда рот открывали принудительно — рычагом, вставленным между деснами». Политическое изгнание Сахарова продолжалось до 1986 года, когда в обществе начались перестроечные процессы. После телефонного разговора с М. Горбачевым Сахарову было разрешено вернуться в Москву и снова приступить к научной работе. В феврале 1987 года Сахаров выступил на международном форуме «За безъядерный мир, за выживание человечества» с предложением рассматривать сокращение числа евроракет отдельно от проблем СОИ, о сокращении армии, о безопасности атомных электростанций. В 1988 году его избрали почетным председателем общества «Мемориал», а в марте 1989 года — народным депутатом Верховного Совета СССР от Академии наук. Казалось бы, судьба снова была благосклонна к нему. Однако возможности демократии оказались ограниченными, и Сахаров так и не смог заговорить в полный голос о тех проблемах, которые его волновали. Ему вновь пришлось бороться за право высказывать свои взгляды с трибуны народного собрания. Эта борьба подорвала силы ученого, и 14 декабря 1989 года, вернувшись домой после очередных дебатов, Сахаров умер от сердечного приступа. Его сердце, как показало вскрытие, было полностью изношено. Проститься с великим человеком пришли сотни тысяч людей. МАТЬ ТЕРЕЗА (1910–1997) Умершую 5 сентября 1997 года в Калькутте мать Терезу почти сразу стали называть святой, причем не только христиане. «В первой половине XX века путь борьбы с бедностью нам освещало служение Махатмы Ганди, а во второй — матери Терезы», — сказал премьер-министр Индии Индер Кумар Гуджрал. Индийская газета «Пайонир» также сравнила мать Терезу с Ганди, говоря, что первый сумел переделать страну, к которой принадлежал, по модели своей собственной личности, а вторая сделала так, что теперь Индия дорога всему миру. Президент Индии Нарайанан отметил: «Мать Тереза, хотя и принадлежала всей планете, была, однако, полностью индуской, укорененной в духе нашей культуры… ее смерть — это огромная утрата для миллионов людей в нашей стране». Не случайно, что 13 сентября, в день ее похорон, в Индии был объявлен национальный траур. Иностранку, не принадлежащую ни к одной из традиционных религий Индии, а являющуюся представительницей в сущности ничтожного по численности религиозного меньшинства, действительно оплакивала вся страна. Причем оплакивала именно как женщину-апостола или «ангела-утешителя». Именно так назвал ее президент Индии. «Маленькая, сухая, улыбчивая старушка. Проницательный взгляд, подвижное лицо, грубые, непропорционально большие натруженные крестьянские руки, — пишет Н. Кеворкова. — В ее присутствии собеседники ощущали себя осмысленной частью творения — она не действовала в укор нашему равнодушию, ни в упрек нашей праздности, ни в осуждение бессмысленной суеты, она лучезарно и умно смотрела в лицо мира, смотрела вам в глаза, извиняясь, что вынуждена спешить. Не говорила слов о Боге — ежесекундно, как святой Франциск, о Нем свидетельствовала. Не мучилась бессмысленностью человеческой участи, не искала смысла жизни, не проповедовала ни с кафедр, ни с крыш, не видела опасности в политических режимах, не доверяла социальным проектам, не верила в спасительную силу искусств и красоты. Она радостно делала то, что оказалось за пределами человеческих интересов: говорила никому не нужному, ничем не примечательному, нищему, увечному, плохо пахнущему, глупому и скверному: "Ты не один!"» Агнесса Гонджа Бояджиу родилась 27 августа 1910 года в городе Скопье, в семье богатого албанца-бакалейщика. Это трудно объяснить, но уже в двенадцать лет девочка твердо знала, что ее служение Богу будет связано со служением бедным. Она принимает постриг, получив имя Тереза, но никаких романтических грез о монастыре Агнесса не лелеяла. В восемнадцать лет девушка покинула семью и вступила в орден Лоретских сестер. Проведя около года в Дублине, она уехала в Индию, где долгое время преподавала географию в Калькуттском институте Св. Марии, позднее стала его директором. «В возрасте восемнадцати лет я решила стать миссионеркой, — говорила мать Тереза. — С той поры у меня не возникало уже никаких сомнений в моем решении. Такова была воля Бога: Он сделал выбор. Когда я еще жила у себя дома, несколько наших иезуитов отправились миссионерами в Индию. Обычно они присылали весточки, рассказывая о том, что они делают для людей в Индии. Для меня они связались с Лоретанскими сестрами, которые работали в то время в Индии. Через этих иезуитов я вошла в контакт с Лоретанскими сестрами и вступила в их конгрегацию в Ратфарнгаме в Дублине. Всего лишь через шесть недель я уехала из Ратфарнгама. Я вступила в конгрегацию в октябре 1928 года, а уже в январе отправилась в Индию проходить новициат. Я прошла его в Дарджилинге и приняла обеты у Лоретанских сестер. В течение двадцати лет я вела преподавательскую работу в школе Святой Марии в Калькутте, в которой в основном обучались дети среднего возраста. Не знаю, была ли я хорошей учительницей. Об этом лучше могут знать мои ученики. Но я любила преподавать. У Лоретанских сестер я чувствовала себя самой счастливой сестрой в мире. Оставить работу, которую я там вела, было для меня большой жертвой. Я не отказалась от своего состояния монахини. Изменилось только дело. Лоретанские сестры ограничиваются только преподаванием, которое является подлинным апостольством ради Христа». В тогдашнюю столицу Индии стекались миллионы бездомных и голодных, покинувших родные деревни. Сотни бедняков погибли на глазах Терезы. Сначала она раздавала беднякам свое скромное жалованье, потом принялась лечить их и быстро заразилась. Врачи заподозрили туберкулез, но больная чудесным образом поправилась. После этого Тереза твердо решила — Господь не случайно оставил ее на этом свете. «У меня появилось призвание внутри призвания: что-то вроде второго призвания. Я почувствовала внутреннее повеление оставить Лоретанскую конгрегацию, где я была очень счастлива, и отправиться служить бедным на улицах. 10 сентября 1946 года, когда я ехала на поезде в Дарджилинг, на горной станции в Гималаях я услышала зов Бога. В безмолвной, глубокой молитвенной беседе с нашим Господом я ясно услышала Его призыв… Его призыв был совершенно ясен: я должна оставить монашеский дом и помогать бедным, живя среди них. Это было повеление. Я явственно ощутила, что Иисус хочет, чтобы я служила Ему среди беднейших из бедных, среди брошенных, среди обитателей трущоб, среда оставленных, среди бездомных. Иисус приглашал меня служить Ему и следовать за Ним в настоящей бедности, вести такой образ жизни, который уподобит меня нуждающимся — тем, в ком Он присутствует, в ком страдает, кого возлюбил». Мать Тереза начала хлопотать об устройстве собственного монашеского ордена. Разрешение было получено только в 1950-м, после личной встречи Терезы с папой. 30 сентября того же года в Калькутте католическая монахиня основала Орден милосердия с единственной целью — помогать бедным. Поступавшие в орден должны были соблюдать два обета: бедности и служения беднякам. При этом Тереза, как сам Христос, требовала от своих сестер отказаться от имущества, от семьи, от радостей материнства. Их ждал только труд — бесконечный и неблагодарный. Как рассказывает Н. Кеворкова: «В числе первых, кого мать нашла на улице, была женщина, покусанная крысами и муравьями. Устроить лазарет оказалось очень сложно. Пришлось просить власти о выделении какого-нибудь помещения, где сестры могли бы ухаживать за больными. Им дали храм богини Кали. Христианин с опаской смотрит на многоруких и танцующих богов. Кали с точки зрения европейской ужасна: три глаза, клыки, высунутый язык, четыре руки с оружием, серьги в виде младенцев, ожерелье из черепов. Она покровительствует убийцам и грабителям из касты душителей. Ей приносят в жертву козлят. Мать Тереза не особенно рассматривала изображения на стенах, а только успевала вместе с сестрами носить умирающих. За сутки храм был заполнен полностью. Так начались будни "Дома для умирающих бедняков". Сестры собирали не только умирающих, но и младенцев, которых отыскивали в больницах, в тюрьмах. Иных приносили полицейские, иных оставляли у дверей миссии. Ни от одного младенца мать Тереза не отказалась. Десять тысяч прокаженных нашли убежище в лепрозории матери Терезы». До 1964 года мать Тереза трудится в полной неизвестности, пока не попала в поле зрения журналистов во время визита в Индию папы Павла VI. К ней приходит известность, героиню награждают наградами и премиями. За свою деятельность в 1979 году мать Тереза получила Нобелевскую премию мира. Она использовала свои награды для пользы страждущим. В. Эрлихман пишет: «Вслед за первой больницей появились другие. За ними последовали детские дома, центры прививок, "город мира" для прокаженных. И первую в мире лечебницу для больных СПИДом открыла тоже мать Тереза. С поразительной энергией она ездила по всему миру, собирая средства для ордена. Ее называли "идеальным менеджером", но сама она объясняла свой успех так: "Самые малые дела нужно делать с большой любовью". Когда папа Иоанн Павел спросил, чем он может помочь ей, Тереза ответила: "Подарите мне кусок своего Ватикана, я устрою там больницу". В этой святой простоте многие искали какой-то расчет. Когда после Чернобыля мать Тереза впервые появилась в СССР, ее тут же заподозрили в шпионаже. Потом забеспокоились православные верхи, сочтя помощь голодным и бездомным "пропагандой католичества". Западные газеты печатали интервью бывших монахинь, обвинявших свою руководительницу в диктаторских замашках. А она вставала в полчетвертого утра и делала вместе с сестрами всю работу — перевязывала раны, ставила клизмы, выносила ночные горшки. Всю жизнь, до глубокой старости, не обращая внимания на инфаркты, артрит, возвратную малярию. До сентября 1997-го, когда ее сердце не выдержало, отозвавшись на гибель принцессы Дианы…» Как говорила мать Тереза: «Святость — не роскошество немногих, а просто наш с вами долг. Будем же святы как свят Отец Небесный. Св. Фома сказал: "Святость — лишь в твердой решимости"; в героическом действии души, предающей себя Христу. То, как мы возрастаем в святости, зависит от Бога и от нас, от Божией благодати и от нашего желания. Мы должны действительно захотеть: станем святыми. Слова "я буду святым" значат: я отрешусь от всего, кроме Бога, обнажу сердце от всего тварного, буду жить в бедности и забвении, откажусь от собственной воли, склонностей, прихотей, выдумок и буду добровольно служить воле Божьей. Отдайте себя Ему, отдайте совсем! Он использует вас для великих дел, но лишь тогда, когда вы доверитесь Его любви, а не своей слабости. Св. Августин сказал: "Будь полон, только тогда ты сможешь что-то дать". Если мы вправду хотим, чтобы Господь нас наполнил, освободим себя от всякого себялюбия. Мы не можем делать великих дел — только маленькие дела, но с большой любовью. Однажды меня упрекнули за то, что сестры еще не начали ни одного большого дела и делают только малые дела, я отвечала: если они помогли хотя бы одному человеку, этого хватит. Христос бы умер и за одного человека, за одного грешника. Вы можете сделать, чего не могу я. Я могу сделать то, чего вы не можете. Вместе же мы можем сделать что-то действительно прекрасное для Бога. Бог не спросит, сколько книг мы прочли, сколько чудес сотворили — Он спросит, сделали ли мы, что могли… Ничто не мало для Бога, ибо Он всемогущ, все, что мы делаем с Христом, для Христа и через Христа, дает очень много». Ее орден живет под управлением 66-летней сестры Нирмалы, которая не позволяет называть себя «матерью», говоря: «У нас одна мать — великая Тереза». Через три года после смерти своей основательницы орден содержал около 600 больниц и приютов в 128 странах мира. ЛЕХ ВАЛЕНСА (1943) «Бывший электрик гданьской судоверфи имени В.И. Ленина, лидер профсоюзного объединения "Солидарность" Лех Валенса — один из самых известных в мире поляков, — пишет В. Кулистиков. — За пределами родной страны о нем услышали еще в начале 70-х — до того, как Кароль Войтыла стал папой Иоанном Павлом II. Збигнев Бжезинский, бывший советник президента США по национальной безопасности, тоже знаменит, но по-другому — он, ученый-политик, может быть "властителем умов", однако умения горячить души и сердца у него нет…» Лех Валенса родился 29 сентября 1943 года в местечке Попово, в семье бедняка Болеслава Валенсы. Кроме Леха в семье росли еще шесть братьев и одна сестра. Вскоре после рождения очередного сына Болеслав был угнан на принудительные работы в Германию. Вернулся отец в родную деревню только в 1946 году, но вскоре умер: здоровье в неволе оказалось подорванным. Матери Феликсе нелегко пришлось с кучей ребятишек. Хорошо, что встретился полный сочувствия человек, и она смогла вторично выйти замуж. В 1958 году, по окончании средней школы, Лех поступил учиться в школу механизации сельского хозяйства. Продолжить образование не удалось: выходцу из многодетной семьи университет оказался не по карману. Он окончил техникум через три года и стал работать электромехаником в Государственном центре по эксплуатации машин. В 1963 году Валенсу призвали в армию, а через два года демобилизовали в чине капрала. Лех вернулся на прежнее место работы. В 1967 году Валенса приехал в Гданьск, где устроился электриком на судоверфь, носившую тогда имя Ленина. В 1969 году женился на Мирославе Дануте. Как и в отцовской семье, дети пошли один за другим… К девяностому году в семье Валенсы было уже восемь детей. Еще в школе Лех проявил себя как прекрасный организатор. Не остался он в стороне от общественной деятельности и когда начал работать. В 1970 году Валенса вошел в Комитет действий и возглавил забастовку рабочих против повышения цен на питание. Образовавшийся стачечный комитет стал позднее ядром «Солидарности». В 1976 году Лех снова принял участие в рабочих волнениях и за это был уволен. Валенса поступил на работу в Гданьское объединение «Электромонтаж», где работал до 1978 года. Именно тогда Валенса задумал создать независимый профсоюз рабочих, который бы имел право на забастовки. Несмотря на преследования со стороны полиции, периодические аресты, Валенса издавал нелегальную газету «Береговой рабочий», а в 1979 году организовал нелегальный Балтийский свободный профсоюз. В 1980 году рабочие организовали забастовку за повышение заработной платы в связи с новым повышением цен на питание. Валенса вновь возглавил стачечный комитет, призывая при этом все уладить мирным путем. Забастовка закончилась убедительной победой рабочих. Валенса и заместитель премьера Мечислав Ягельский подписали Гданьское соглашение. В соответствии с ним рабочие получили право на объединение в союзы, на забастовки, а также прибавку к зарплате. Так 17 сентября 1980 года родилась «Солидарность». В 1981 состоялся I съезд «Солидарности», насчитывающей к тому времени свыше 9 миллионов членов. Принятая съездом программа ориентировала членов профобъединения на противостояние режиму и ПОРП как его стержневому элементу. По мнению идеологов «Солидарности», демократизм республики гарантировался мировоззренческим, социальным, политическим и культурным плюрализмом. Основу экономической системы должны были составлять предприятия, управляемые рабочими советами и директорами, избираемыми на конкурсной основе. Съезд избрал демократическим путем руководящие органы «Солидарности», а ее председателем — Леха Валенсу. Конфронтация «Солидарности» и других общественных движений с правительственной коалицией привела к новой волне забастовок и акций протеста. Высшее руководство ПНР ввело в ночь с 12 на 13 декабря 1981 года военное положение на всей территории страны. Как и большинство руководителей «Солидарности» Валенса был арестован. Деятельность профобъединения подлежала запрету. Валенсу освободили в ноябре 1982 года, и он продолжил бороться за права рабочих. В 1983 году за свою деятельность лидер «Солидарности» был удостоен Нобелевской премии, прежде всего по политическим мотивам, как считали некоторые. От имени Норвежского нобелевского комитета Э. Орвик заявил: «Награждение Леха Валенсы касается не только поляков; солидарность, проводником которой он является, предполагает единство с человечеством, именно поэтому он принадлежит нам всем. Мир услышал его голос и понял его послание». Орвик добавил: «Нобелевская премия лишь констатирует это. Комитет считает, что он служит вдохновляющим примером для всех, кто борется за свободу и человечность». Опасаясь, что ему не позволят вернуться в Польшу, Валенса попросил свою жену Мирославу присутствовать вместо него на церемонии в Осло. Она прочитала его послание, в котором выражалась «самая глубокая благодарность за признание жизненности и силы нашей идеи (человеческой солидарности), которое выразилось в присуждении Нобелевской премии мира председателю "Солидарности"». Нобелевскую лекцию Валенсы огласил Б. Цивиньски, один из лидеров «Солидарности». В частности, говорилось, что «первейшей необходимостью в Польше являются понимание и диалог. Я думаю, что это относится ко всему миру: мы не можем избегать переговоров, мы не должны закрывать двери и блокировать дорогу к пониманию. Следует помнить, что мир будет долгим тогда, когда он основан на справедливости и моральном порядке». «Однажды, — рассказывал Валенса, — мой самый младший так расшалился, что я решил его отшлепать как следует. А он мне: "Папа, ты же лауреат Нобелевской премии мира и не имеешь права применять силу!"» В октябре 1987 года Валенса создал руководящий центр «Солидарности», но это только углубило противоречия в руководстве. В Гдыне была создана конкурирующая со сторонниками Валенсы нелегальная структура «Солидарности» из радикально настроенных функционеров, стремившихся к силовой конфронтации с режимом. «В феврале–апреле 1989 года Валенса, другие видные функционеры "Солидарности" вместе со своими советниками и экспертами (Т. Мазовецкий, Б. Геремек, В. Сила-Новицкий и др.) активно участвовали в заседаниях так называемого "Круглого стола", в котором правительственная коалиция совместно с представителями всех течений политической оппозиции обсуждала проблему вывода страны из кризиса, — пишет А.М. Орехов. — В результате длительных и бурных дискуссий оппозиция добилась права выражать собственную точку зрения в рамках легальных государственных и общественных структур, добиваться реализации ее парламентскими методами. "Солидарность" получила право на легальную деятельность в соответствии с законом об изменении конституции ПНР. В июне 1989 года на выборах в сейм и сенат ПОРП потерпела тяжелое поражение, в то время как "Солидарность" и близкие ей оппозиционные группировки получили значительную поддержку избирателей. Кроме того, католическая церковь однозначно поддержала "Солидарность" в избирательной борьбе. В августе 1989 года новый сейм утвердил главой Совета министров Польши Т. Мазовецкого, поставившего целью формирование коалиционного правительства национального единства. "Солидарность" получила в новом правительстве более половины министерских портфелей». 17 сентября 1990 года лидер профсоюзного объединения «Солидарность» Лех Валенса выдвинул свою кандидатуру на пост президента Польской Республики. Субботний полдень 22 декабря 1990 года стал историческим моментом в жизни Польши. На очередном заседании Национального собрания был приведен к присяге новый президент страны, избранный демократическим путем на свободных общенародных выборах. Им стал председатель независимого профсоюза «Солидарность» Лех Валенса. По своим религиозным убеждениям Валенса — ревностный католик и ежедневно посещает костел. Церковь всегда выступала на его стороне, и частично своим успехом он обязан этой поддержке. Он привлек к себе внимание церкви ненасильственной политикой и склонностью к компромиссам, хотя эту политику поддерживают не все его сторонники. Валенса почти всегда носит значок с изображением Девы Марии. Валенса — прекрасный оратор, он обладает хорошим чувством юмора и не прочь иногда развеселить своих слушателей. Не избегает он в своих речах и простонародных выражений. Рассказывает В. Кулистиков: «Он заядлый рыбак, но не любит места, где хорошо клюет: предпочитает на зорьке посидеть подольше, наблюдая за поплавком. Его интересует кино, классическая музыка, красивые девушки ("Правда, грешу я только глазами, что нам еще остается!" — сказал он скорее не мне, а ксендзу, присутствовавшему при разговоре). Любопытен его метод чтения детективных романов: он прочитывает две-три страницы и уже сам додумывает, что произойдет дальше. Затем заглядывает в конец книги, проверяет себя и, если автор оказывается изобретательнее, чем он, читает весь роман… Похоже, Валенса гордится, что обеспечил своим детям уровень жизни выше среднего. Он любит заметить невзначай, что у семьи есть особняк, машина, возможность повидать мир. Слабость естественная для человека, родившегося в бедной семье деревенского плотника в нелегкий для страны год и добившегося всего благодаря своему необыкновенному дару и мужеству». Валенса вновь выставил свою кандидатуру на президентских выборах в Польше 1995 года. Однако на этот раз поляки предпочли выбрать его соперника. Валенса вернулся в свой родной город Гданьск и в 1996 году объявил о своем желании работать электриком на прежнем месте. МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ ГОРБАЧЕВ (1931) Н.И. Рыжков, председатель Совета Министров СССР конца восьмидесятых годов, человек из перестроечной команды Горбачева, пишет: «Горбачев — великая Личность в нашей великой Истории. В Истории власти в нашей державе. В крохотном отрезочке демократии в огромной Истории абсолютизма. Говорю это, не боясь упреков в высокопарности стиля и уж тем более в подхалимаже. Думаю, что все, написанное до этой главы, снимает с меня всякие подозрения в последнем. А посему не страшусь и такого утверждения: счастлив, что мне довелось быть не самым последним строителем и защитником этой демократии. Другое дело, что Личность в Истории может быть великой как со знаком "плюс", так и со знаком "минус". Современникам эти знаки расставить трудно. Тем более соратникам Личности. Хотите или не хотите, а соратники всегда пристрастны. Так пусть это сделают дальние потомки. Они сумеют быть объективными». Михаил Сергеевич Горбачев родился 2 марта 1931 года в селе Привольном Красногвардейского района Ставропольского края в крестьянской семье. Его отец погиб на фронте, оставив двух сыновей, и старшему из них, Михаилу, пришлось взять на себя основные заботы о семье. Он начал трудиться с 13 лет на сезонных работах в колхозе, а с 15 лет стал помощником комбайнера машинно-тракторной станции. Его упорство и настойчивость помогли ему окончить школу с золотой медалью. В 1950 году Михаил поступил на юридический факультет МГУ. Здесь Горбачев не только хорошо учился, но и стал комсомольским активистом, а в 1952 году вступил в КПСС. В 1953 году он женился на Раисе Максимовне, которая училась на философском факультете МГУ. Молодая семья перебралась на родину Михаила в Ставропольский край, где прожила двадцать три года. Горбачев заочно окончил экономический факультет Ставропольского сельскохозяйственного института по специальности агроном-экономист. В ноябре 1962 года от Ставропольской парторганизации Горбачев был избран делегатом на XXII съезд КПСС. С сентября 1966 года Михаил Сергеевич работал первым секретарем Ставропольского горкома КПСС. Еще достаточно молодым человеком — Горбачеву было всего 39 лет — его избрали первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. В 1978 года Горбачев стал секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Его карьера продолжает неуклонно развиваться по восходящей — в 1979 году он стал кандидатом в члены Политбюро, а с 1980 года — членом Политбюро ЦК КПСС. В 1982 году вокруг Андропова в Политбюро была сформирована группа политиков, настроенных на проведение реформ. Лидером этой группы и, соответственно, своим наследником больной Андропов назначил Горбачева. После прихода к власти К.У. Черненко, Горбачев стал вторым человеком в партии. Вскоре умер и Черненко, и в марте 1985 года Горбачева избрали Генеральным секретарем ЦК КПСС. В 1986 году началась «оттепель». Из политической ссылки вернули академика Сахарова, на пленуме ЦК в январе 1987 года Горбачев заявил, что советская система нуждается в демократизации, и объявил о разработке нового избирательного законодательства. На юбилейном пленуме ЦК в октябре 1987 года он выступил с докладом, в котором упомянул о преступной роли сталинизма. Началась реабилитация репрессированных, кого не успели реабилитировать при Хрущеве. Было объявлено о начале экономических реформ. Так впервые за шестьдесят лет в СССР появился относительно молодой лидер с реформаторскими наклонностями. С 1988 года Горбачев являлся также Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Основой его политики стал лозунг перестройки, или реконструкции, более эффективное управление экономикой, чтобы вывести страну из застоя, который руководство страны уже не могло скрывать. Именно Горбачев ввел в действие те реформы, которые так стремительно начали менять экономику и внешние связи страны. Однако ему не удалось предотвратить распад Советского Союза. Политика Горбачева приобрела популярность и на Западе: он вывел советские войска из Афганистана и тем самым положил конец самой длительной в истории страны войне. Советский лидер подписал соглашение с США с целью уменьшения количества ракет средней дальности. «Как говорил Макиавелли, человек, возглавляющий страну на переломном этапе, всегда одинок, — пишут А.А. и А.М. Островцовы. — С Горбачевым произошло именно это. Его возненавидели консерваторы за то, что он сломал привычный им уклад жизни, и ругали сторонники перемен за то, что он слишком робко проводил реформы. Поражение его было предрешено. Он не мог найти поддержки ни в ком, потому что "реформаторы" защищались, причем робко и непоследовательно, а оправившиеся от первого удара "консерваторы" наступали решительно и упорно. Тем не менее декларирование Горбачевым этических ценностей давало ему несомненные политические преимущества перед оппонентами и вызывало к нему симпатии и интерес, особенно за границей. Там нового советского руководителя встречали с восторгом…» Ричард Никсон вспоминал: «Во время первой моей встречи с Горбачевым в 1986 году в Кремле на меня произвели сильное впечатление его обаяние, интеллект, решительность. Но больше всего мне запомнилась его самоуверенность… Горбачев знал, что Советский Союз превосходит Соединенные Штаты в самом мощном и точном стратегическом оружии — межконтинентальных ракетах наземного базирования. В отличие от Хрущева и Брежнева он был настолько уверен в своих силах, что не боялся говорить и о своих слабостях. Мне он показался таким же твердым, как Брежнев, но более образованным, более подготовленным, более умелым и не настолько откровенно проталкивающим какую-то идею. Брежнев в переговорах пользовался топором мясника, Горбачев предпочитает стилет, но под бархатной перчаткой, которую он не снимает, скрыт железный кулак… У Горбачева прекрасная реакция… Наиболее активные беседы мы вели о стратегической оборонной инициативе. Горбачев подчеркнул, что Советский Союз — мощная страна с колоссальными ресурсами и готов сделать все возможное для защиты своих интересов. Он сказал также, что разговоры о том, что Советский Союз выступает против СОИ из-за огромных расходов или из опасения, что его техника недостаточно развита, — не более чем вымысел, и добавил, что Советы имеют собственную СОИ и их разработки ведутся в ином направлении, чем наши. Он, в частности, отметил, что Советский Союз будет способен обойти и превзойти любую систему СОИ, которую разместят Соединенные Штаты… Он говорил об этом очень убедительно и горячо, но мне было совершенно ясно, что больше всего его волновало и волнует то, что огромные расходы, которые требуются, чтобы не отстать от США в развитии СОИ, приведут и без того разваливающуюся советскую экономику на грань банкротства. Горбачев занял в нашей беседе твердую, спокойную позицию. Как только я высказывал что-то, с чем он был не согласен, он неизбежно отвечал уверенно и твердо. Порой казалось, что ему трудно сдержаться, и я пытался понять, был ли это гнев или хорошая игра. Возможно, и то и другое. Всем его поведением руководил холодный расчет… идеалистические разговоры его не занимали. В важных, содержательных беседах Горбачев, как и его предшественники, всегда оставался холодно расчетлив… Запад должен был понять из афганского опыта, что, хотя Горбачев и меняет тактику, геополитические цели Кремля остаются неизменными». 7 декабря 1988 года Горбачев выступил с программной речью в Организации Объединенных Наций. «Жизнь заставляет отбрасывать привычные стереотипы, устаревшие взгляды, освобождаться от иллюзий. Меняется само представление о характере и критериях прогресса. Было бы наивно думать, что проблемы, терзающие современное человечество, можно решать средствами и методами, которые применялись или казались пригодными прежде. Да. Человечество накопило богатейший опыт политического, экономического и социального развития в самых различных условиях. Но он — из практики и облика мира, которые уже ушли или уходят в прошлое. В этом один из признаков переломного характера нынешнего этапа истории. …Сегодня перед нами возникает иной мир, для которого надо искать иные пути в будущее. Искать, опираясь, конечно, на накопленный опыт, но видя и коренные различия между тем, что было вчера, и тем, что происходит сегодня. Новизна задач, а вместе с нею и трудность их, этим не ограничиваются. Сегодня мы вступаем в эпоху, когда в основе прогресса будет лежать общечеловеческий интерес. Осознание этого требует, чтобы и мировая политика определялась приоритетом общечеловеческих ценностей… Дальнейший мировой прогресс возможен теперь лишь через поиск общечеловеческого консенсуса в движении к новому мировому порядку. Мы подошли к такому рубежу, когда неупорядоченная стихийность заводит в тупик. И мировому сообществу предстоит научиться формировать и направлять процессы таким образом, чтобы сохранить цивилизацию, делать ее безопасной для всех и более благоприятной для нормальной жизни. Речь идет о сотрудничестве, которое было бы точнее назвать "сотворчеством" и "соразвитием". Формула развития "за счет другого" изживает себя. В свете нынешних реальностей невозможен подлинный прогресс ни за счет ущемления прав и свобод человека и народов, ни за счет природы. Само решение глобальных проблем требует нового "объема" и "качества" взаимодействия государств и общественно-политических течений, независимо от идеологических и прочих различий». В своей речи перед участниками международного форума «За безъядерный мир, за выживание человечества» Горбачев говорил: «…нужно новое мышление, нужно преодолеть образ мысли, стереотипы и догмы, унаследованные от безвозвратно ушедшего прошлого… Можно сказать, мы выстрадали новое мышление, которое призвано ликвидировать разрыв между политической практикой и общечеловеческими морально-этическими нормами». Важным шагом на пути достижения европейского мира стал начатый Горбачевым процесс воссоединения Германии, а также вывода из нее советских войск. После его завершения она вновь стала единым государством. За свою международную деятельность Горбачев в 1990 году был удостоен Нобелевской премии мира. Но внутри страны не прекращались разногласия. Экономика страны продолжала испытывать трудности. Отдельные республики (страны Балтии, Молдавия и другие) стали настаивать на большей независимости. Горбачев видел выход в подписании нового союзного договора, которое было намечено на конец августа 1991 года. Однако реформы, которые он проводил, вызывали негативную реакцию консерваторов, и 19 августа 1991 года в стране было введено чрезвычайное положение. Горбачев был изолирован в Форосе. Но путч был сорван усилиями оппозиции, которую возглавил Верховный Совет России во главе с Б.Н. Ельциным. После провала путча влияние Горбачева значительно ослабло. В связи с августовскими событиями он сложил с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС. Когда Россия, Украина и Белоруссия приняли Беловежскую декларацию и вместе с другими государствами бывшего СССР образовали новое Содружество Независимых Государств, Горбачев вышел в отставку «по принципиальным соображениям». Всегда рядом с Михаилом Сергеевичем была его жена Раиса Максимовна. Долгое время она преподавала — сначала в школе, потом в вузах. В последнее время занималась исключительно общественной деятельностью, являлась заместителем председателя Советского фонда культуры. Смерть Раисы Максимовны стала тяжелым ударом для Михаила Сергеевича. Популярность Горбачева и сегодня достаточно высока на Западе, где всегда была гораздо выше, чем на родине. Неудивительно, что после отставки Михаил Сергеевич совершал поездки по зарубежным странам, читая лекции и участвуя в различных мероприятиях. С декабря 1991 года Горбачев возглавил фонд социально-экономических и политических исследований своего имени. В 1996 году он баллотировался на пост президента России, но неудачно. В 1995 году Михаил Сергеевич выпустил книгу мемуаров «Жизнь и реформы». ПРЕМИЯ ПО ФИЗИКЕ ВИЛЬГЕЛЬМ РЕНТГЕН (1845–1923) Академик А.Ф. Иоффе сказал о немецком физике: «Рентген был большой и цельный человек в науке и в жизни. Вся его личность, его деятельность и научная методология принадлежат прошлому. Но только на фундаменте, созданном физиками XIX века и, в частности, Рентгеном, могла появиться современная физика. Рентгенов ток был толчком к электронной теории, рентгеновы лучи — к электронике и атомистике. На прочном фундаменте выросло новое здание. Если яркая окраска иных деталей этого здания часто и противоречила его вкусу, то все же фундамент, материал и методы для постройки дал нам Рентген…» Вильгельм Конрад Рентген родился 27 марта 1845 года в Леннепе, небольшом городке близ Ремшейда в Пруссии, и был единственным ребенком в семье преуспевающего торговца текстильными товарами Фридриха Конрада Рентгена и Шарлотты Констанцы (в девичестве Фровейн) Рентген. В 1848 году семья переехала в голландский город Апельдорн — на родину родителей Шарлотты. Прогулки, совершаемые Вильгельмом в детские годы в густых лесах в окрестностях Апельдорна, на всю жизнь привили ему любовь к живой природе. Рентген поступил в Утрехтскую техническую школу в 1862 году, но был исключен за то, что отказался назвать своего товарища, нарисовавшего непочтительную карикатуру на нелюбимого преподавателя. Не имея официального свидетельства об окончании среднего учебного заведения, он не мог поступить в высшее учебное заведение, но в качестве вольнослушателя прослушал несколько курсов в Утрехтском университете. Вильгельм в 1865 году был зачислен студентом в Федеральный технологический институт в Цюрихе, поскольку намеревался стать инженером-механиком, и в 1868 году получил диплом. Август Кундт, выдающийся немецкий ученый и профессор физики этого института, обратил внимание на блестящие способности Вильгельма и настоятельно посоветовал ему заняться физикой. Рентген последовал его совету. 22 июня 1869 года молодой ученый защитил докторскую диссертацию в Цюрихском университете, после чего был немедленно назначен Кундтом первым ассистентом в лаборатории. Получив кафедру физики в Вюрцбургском университете (Бавария), Кундт взял с собой и своего ассистента. Переход в Вюрцбург стал для Рентгена началом «интеллектуальной одиссеи». В 1872 году он вместе с Кундтом перешел в Страсбургский университет и в 1874 году начал там свою деятельность в качестве преподавателя физики. В 1872 году Рентген женился на Анне Берте Людвиг. Анне была дочерью владельца пансиона, где жил Вильгельм во время обучения в цюрихском Федеральном технологическом институте. Отец не одобрил выбора: он видел женой сына девушку из богатой семьи. Так как сын не подчинился его воле, то он лишил его материальной поддержки. Но, несмотря на постоянную нехватку денег, супруги жили душа в душу. Не имея собственных детей, супруги в 1881 году удочерили шестилетнюю Жозефину, дочь брата Рентгена. В 1875 году Рентген стал полным (действительным) профессором физики Сельскохозяйственной академии в Гогенхейме (Германия), а в 1876 году вернулся в Страсбург, чтобы приступить там к чтению курса теоретической физики. Экспериментальные исследования, проведенные Рентгеном в Страсбурге, касались разных областей физики, таких как теплопроводность кристаллов, пьезо- и пироэлектрические свойства, магнетизм и др., по словам его биографа Отто Глазера, снискали Рентгену репутацию «тонкого классического физика-экспериментатора». В 1879 году Рентген был назначен профессором физики Гессенского университета, в котором он оставался до 1888 года, отказавшись от предложений занять кафедру физики последовательно в университетах Йены и Утрехта. В 1888 году он возвратился в Вюрцбургский университет в качестве профессора физики и директора Физического института, где продолжил вести экспериментальные исследования широкого круга проблем, в т.ч. сжимаемости воды и электрических свойств кварца. В 1894 году, когда Рентген был избран ректором университета, он приступил к экспериментальным исследованиям электрического разряда в вакууме. Вечером 8 ноября 1895 года Рентген, как обычно, работал в своей лаборатории, занимаясь изучением катодных лучей. Около полуночи, почувствовав усталость, он собрался уходить. Окинув взглядом лабораторию, погасил свет и хотел было закрыть дверь, как вдруг заметил в темноте какое-то светящееся пятно. Оказывается, светился экран из синеродистого бария. Почему он светится? Солнце давно зашло, электрический свет не мог вызвать свечения, катодная трубка была выключена, да и вдобавок закрыта черным чехлом из картона. Рентген еще раз посмотрел на катодную трубку и упрекнул себя: оказывается, он забыл ее выключить. Нащупав рубильник, ученый выключил трубку. Исчезло и свечение экрана; включил трубку вновь — и вновь появилось свечение. Значит, свечение вызывает катодная трубка! Но каким образом? Ведь катодные лучи задерживаются чехлом, да и воздушный метровый промежуток между трубкой и экраном для них является броней. Так началось рождение открытия. Оправившись от минутного изумления, Рентген начал изучать обнаруженное явление и новые лучи, названные им икс-лучами. Оставив футляр на трубке, чтобы катодные лучи были закрыты, он с экраном в руках начал двигаться по лаборатории. Оказывается, полтора-два метра для этих неизвестных лучей не преграда. Они легко проникают через книгу, стекло, станиоль… А когда рука ученого оказалась на пути неизвестных лучей, он увидел на экране силуэт ее костей! Фантастично и жутковато! Но это только минута, ибо следующим шагом Рентгена был шаг к шкафу, где лежали фотопластинки: надо увиденное закрепить на снимке. Так начался новый ночной эксперимент. Ученый обнаруживает, что лучи засвечивают пластинку, что они не расходятся сферически вокруг трубки, а имеют определенное направление… Утром обессиленный Рентген ушел домой, чтобы немного передохнуть, а потом вновь начать работать с неизвестными лучами. Пятьдесят суток — дней и ночей — были принесены на алтарь небывалого по темпам и глубине исследования. Были забыты на это время семья, здоровье, ученики и студенты. Он никого не посвящал в свою работу до тех пор, пока не разобрался во всем сам. Первым человеком, кому Рентген продемонстрировал свое открытие, была его жена Берта. Именно снимок ее кисти, с обручальным кольцом на пальце, был приложен к статье Рентгена «О новом роде лучей», которую он 28 декабря 1895 года направил председателю Физико-медицинского общества университета. Статья была быстро выпущена в виде отдельной брошюры, и Рентген разослал ее ведущим физикам Европы. Первое сообщение Рентгена о его исследованиях, опубликованное в местном научном журнале в конце 1895 года, вызвало огромный интерес и в научных кругах, и у широкой публики. «Вскоре мы обнаружили, — писал Рентген, — что все тела прозрачны для этих лучей, хотя и в весьма различной степени». Вечером 6 января 1896 года из Лондона по телеграфу было передано сообщение: «Даже шум военной тревоги не в силах был бы отвлечь внимание от замечательного триумфа науки, весть о котором докатилась до нас из Вены. Сообщается, что профессор Вюрцбургского университета Роутген открыл свет, который проникает при фотографировании через дерево, мясо и большинство других органических веществ. Профессору удалось сфотографировать металлические гири в закрытой деревянной коробке, а также человеческую руку, причем видны лишь кости, в то время как мясо невидимо». Казалось, не было газеты, которая бы не напечатала снимок кисти руки, принадлежащей Берте Рентген — жене профессора. А профессор Рентген, запершись у себя в лаборатории, продолжал усиленно изучать свойства открытых им лучей. Открытие рентгеновских лучей дало толчок новым исследованиям. Их изучение привело к новым открытиям, в частности, к открытию радиоактивности. С тех пор открытие немецкого физика навсегда вошло в арсенал медицины, дефектоскопии и др. Открытие Рентгена вызвало огромный интерес в научном мире. Его опыты были повторены почти во всех лабораториях мира. В Москве их повторил П.Н. Лебедев. В Петербурге изобретатель радио А.С. Попов экспериментировал с икс-лучами, демонстрировал их на публичных лекциях, получая различные рентгенограммы. В Кембридже Д.Д. Томсон немедленно применил ионизирующее действие рентгеновских лучей для изучения прохождения электрического тока через газы. Его исследования привели к открытию электрона. Рентген опубликовал еще две статьи об икс-лучах в 1896 и 1897 годах, но затем его интересы переместились в другие области. Росла и слава Рентгена, хотя ученый относился к ней с полнейшим равнодушием. Ученый не стал брать патент на свое открытие, отказался от почетной, высокооплачиваемой должности члена академии наук, от кафедры физики в Берлинском университете, от дворянского звания. Вдобавок ко всему он умудрился восстановить против себя самого кайзера Германии Вильгельма II. В 1899 году, вскоре после закрытия кафедры физики в Лейпцигском университете, Рентген стал профессором физики и директором Физического института при Мюнхенском университете. Находясь в Мюнхене, Рентген узнал о том, что он стал первым лауреатом Нобелевской премии 1901 года по физике «в знак признания необычайно важных заслуг перед наукой, выразившихся в открытии замечательных лучей, названных впоследствии в его честь». Рассказывает Л.В. Бобров: «Это было в декабре 1901 года. Рентген узнал, что ему присуждена Нобелевская премия — первая за работы в области физики. Он не хотел ехать в шведскую столицу, однако его уговорили: таков, мол, порядок. Зато уж там, получив премию из рук самого кронпринца, он постарался поскорее стушеваться, так и не выступив перед многочисленной аудиторией, хотя двое других его коллег-лауреатов — профессор Вант-Гофф из Берлина и профессор Беринг из Галле — произнесли пространные речи, положив тем самым начало непреложной традиции. Потом, правда, на банкете во время торжественного акта в музыкальной академии Рентген был вынужден сказать несколько слов, но то была обычная официальная благодарность. Лишь по возвращении в Мюнхен, где его ждали цветы, растроганный Рентген произнес слова, шедшие от самого сердца. Он сказал, что не имеет намерения желать присутствующим того же, что выпало на его долю. Известность — это не так важно в конце концов. Ибо самая прекрасная и самая высокая радость, которую может познать каждый, над какими бы проблемами он ни работал, — это радость поиска, наслаждение достигнутым решением. И по сравнению с этим глубочайшим внутренним удовлетворением любое признание — ничто…» При презентации лауреата К.Т. Одхнер, член Шведской королевской академии наук, сказал: «Нет сомнения в том, сколь большого успеха достигнет физическая наука, когда эта неведомая раньше форма энергии будет достаточно исследована». Затем Одхнер напомнил собравшимся о том, что рентгеновские лучи уже нашли многочисленные практические приложения в медицине. Хотя самим Рентгеном и другими учеными много было сделано по изучению свойств открытых лучей, однако природа их долгое время оставалась неясной. Но вот в июне 1912 года в Мюнхенском университете, где с 1900 года работал Рентген, М. Лауэ, В. Фридрихом и П. Книппингом была открыта интерференция и дифракция рентгеновских лучей. Рентгена раздражала внезапно свалившаяся на него известность, отрывавшая у него драгоценное время и мешавшая дальнейшим экспериментальным исследованиям. По этой причине он стал редко выступать с публикациями статей, хотя и не прекращал это делать полностью: за свою жизнь Рентген написал 58 статей. В 1921 году, когда ему было 76 лет, он опубликовал статью об электропроводности кристаллов. Рентген ушел в отставку со своих постов в Мюнхене в 1920 году, вскоре после смерти жены, и умер 10 февраля 1923 года от рака. ГЕНДРИК ЛОРЕНЦ <Более правильное написание имени — Хендрик Лорентц (был Людвиг Лоренц — датский физик и современник Лорентца). — Прим. авт.> (1853–1928) «Его блестящий ум указал нам путь от теории Максвелла к достижениям физики наших дней. Именно он заложил краеугольные камни этой физики, создал ее методы… Образ и труды его будут служить на благо и просвещение еще многих поколений», — сказал Эйнштейн над прахом Лоренца. Стиль работы Лоренца — брать глубоко и стремиться к полной завершенности — послужит, по словам Макса Планка, образцом и для будущих поколений. «Его труды не перестали быть захватывающе интересными… он оставил после себя огромное наследие — истинное завершение классической физики», — оценивал вклад Лоренца Луи де Бройль. Таким был и таким остается перед потомками Гендрик Лоренц — этот «великий классик теоретической физики». Гендрик Антон Лоренц родился 18 июля 1853 года в голландском городе Арнеме. Шести лет он пошел в школу. В 1866 году, окончив школу лучшим учеником, Гендрик поступил в третий класс высшей гражданской школы, примерно соответствующей гимназии. Его любимыми предметами стали физика и математика, иностранные языки. Для изучения французского и немецкого языков Лоренц ходил в церкви и слушал на этих языках проповеди, хотя в бога не верил с детства. В 1870 году он поступил в Лейденский университет. С большим интересом Гендрик слушал лекции университетских профессоров, хотя его судьбу как ученого, видимо, в большей мере определило чтение трудов Максвелла, очень трудных для понимания и названных им в связи с этим «интеллектуальными джунглями». Но ключ к ним, по словам Лоренца, ему помогли подобрать статьи Гельмгольца, Френеля и Фарадея. В 1871 году Гендрик с отличием сдал экзамены и получил степень магистра, но в 1872 году покинул Лейденский университет, чтобы самостоятельно готовить докторскую диссертацию. Он возвратился в Арнем и начал работать учителем вечерней школы. Работа ему очень нравится, и вскоре Лоренц стал хорошим педагогом. Дома он создал небольшую лабораторию, где продолжал усиленно изучать труды Максвелла и Френеля. «Мое восхищение и уважение переплелось с любовью и привязанностью; как велика была радость, которую я испытал, когда смог прочесть самого Френеля», — вспоминал Лоренц. Он становится ярым сторонником электромагнитной теории Максвелла: «Его "Трактат об электричестве и магнетизме" произвел на меня, пожалуй, одно из самых сильных впечатлений в жизни; толкование света как электромагнитного явления по своей смелости превзошло все, что я до сих пор знал». В 1875 году Лоренц блестяще защитил докторскую диссертацию и в 1878 году становится профессором специально для него учрежденной кафедры теоретической физики (одной из первых в Европе) Лейденского университета. В 1881 году он был избран членом Королевской академии наук в Амстердаме. В том же году Лоренц женился на Алетте Катерине Кайзер, племяннице профессора астрономии Кайзера. У супругов Лоренц родилось четверо детей (один из них умер в младенческом возрасте). Уже в докторской диссертации «Об отражении и преломлении лучей света» Лоренц пытался обосновать изменение в скорости распространения света в среде влиянием наэлектризованных частичек тела. Под действием световой волны заряды молекул приходят в колебательное движение и становятся источниками вторичных электромагнитных волн. Эти волны, интерферируя с первичными, и обусловливают преломление и отражение света. Здесь уже намечены те идеи, которые приведут к созданию электронной теории дисперсии света. В следующей статье — «О соотношении между скоростью распространения света и плотностью и составом среды», опубликованной в 1878 году, Лоренц вывел знаменитое соотношение между показателем преломления и плотностью среды. Как пишет М. Планк: «Если диэлектрическая постоянная прозрачного тела зависит от поляризуемости его молекул, то она всегда должна быть больше, чем у свободного эфира, что согласуется с действительностью. Указанное выше затруднение для теории Максвелла — то, что показатель преломления тела, определяемый его диэлектрической постоянной, изменяется с длиной волны, в лоренцовой теории устраняется, благодаря тому, что, согласно Лоренцу, диэлектрическая постоянная дает только показатель преломления для бесконечно длинных волн. Для волн конечной длины влияние проходящей через тело электромагнитной волны на движение содержащихся в теле, колеблющихся возле своих положений равновесия электронов существенно меняется с длиной волны и обусловливает, таким образом, явления нормальной и аномальной дисперсии в соответствии с тем, насколько частота волны отклоняется от собственной частоты электронов. И для зависимости показателя преломления от объемной плотности тела Лоренц смог вывести удовлетворительно согласующуюся с экспериментальными данным формулу, исходя из оценки числа поляризованных молекул в единице объема. По случайному совпадению ту же формулу одновременно нашел его почти однофамилец, датский физик Людвиг Валентин Лоренц, и поэтому формула названа двумя именами: формула Лоренца—Лоренца». В 1892 году Лоренц выступил с большой работой «Электромагнитная теория Максвелла и ее приложение к движущимся телам». В этой работе очерчены основные контуры электронной теории. Мир состоит из вещества и эфира, причем Лоренц называет веществом «все то, что может принимать участие в электрических токах, электрических смещениях и электромагнитных движениях». «Все весомые тела состоят из множества положительно и отрицательно заряженных частиц, и электрические явления порождаются смещением этих частиц». Лоренц получил уравнение для определения силы, с которой электрическое поле действует на движущийся заряд. Лоренц сделал фундаментальное предположение — эфир в движении вещества участия не принимает (гипотеза неподвижного эфира). (Это предположение прямо противоположно гипотезе Герца о полностью увлекаемом движущимися телами эфире.) В заметке 1892 года «Относительное движение Земли и эфира» ученый описывает единственный, по его мнению, способ согласовать результат опыта с теорией Френеля, т.е. с теорией неподвижного эфира. Этот способ состоит в предположении о сокращении размеров тел в направлении их движения (сокращение Лоренца—Фитцджеральда). В 1895 году вышла фундаментальная работа Лоренца «Опыт теории электрических и оптических явлений в движущихся телах». В этой работе Лоренц дал систематическое изложение своей электронной теории. Правда, слово «электрон» в ней еще не встречается, хотя элементарное количество электричества было уже названо этим именем. Ученый просто говорит о заряженных положительно или отрицательно частичках материи — ионах и свою теорию соответственно называет «ионной теорией». «Я принимаю, — пишет Лоренц, — что во всех телах находятся маленькие заряженные электричеством материальные частицы, и что все электрические процессы основаны на конфигурации и движении этих "ионов"». Лоренц указывает, что такое представление общепринято для явлений в электролитах и что последние исследования электрических разрядов показывают, что «в электропроводности газов мы имеем дело с конвекцией ионов». Другое предположение Лоренца заключается в том, что эфир не принимает участия в движении этих частиц и, следовательно, материальных тел, он неподвижен. Как отмечает М. Планк: «Наиболее характерны для лоренцовой теории покоящегося светового эфира вытекающие из нее уравнения распространения света в движущихся телах. Здесь эта теория на деле показала свое превосходство над теорией Максвелла—Герца, так как она непосредственно дает согласующееся с опытом выражение для френелевского коэффициента и так как она вообще в состоянии правильно учесть все эффекты, вызываемые движением тел, по крайней мере, пока отношение скорости тела к скорости света входит в формулу по существу только в первой степени». Лоренц стал развивать идеи, изложенные им в «Опыте теории электрических и оптических явлений в движущихся телах», совершенствуя и углубляя свою теорию. В 1899 году он выступил со статьей «Упрощенная теория электрических и оптических явлений в движущихся телах», в которой упростил теорию, данную им в «Опыте». В 1900 году на Международном конгрессе физиков в Париже Лоренц выступил с докладом о магнитооптических явлениях. Его друзьями стали Больцман, Вин, Пуанкаре, Рентген, Планк и другие знаменитые физики. В 1902 году Лоренц и его ученик Питер Зееман удостоены Нобелевской премии «в знак признания выдающегося вклада, который они внесли своими исследованиями влияния магнетизма на излучения». «Наиболее значительным вкладом в дальнейшее развитие электромагнитной теории света мы обязаны профессору Лоренцу, — заявил на церемонии вручения премии Я. Теель из Шведской королевской академии наук. — Если теория Максвелла свободна от каких бы то ни было допущений атомистического характера, то Лоренц начинает с гипотезы о том, что вещество состоит из микроскопических частиц, называемых электронами, которые являются носителями вполне определенных зарядов». В своей речи при вручении премии ученый сказал: «…Мы надеемся, что электронная гипотеза, поскольку она принята в различных разделах физики, ведет к общей теории, которая охватит многие области физики и химии. Возможно, что на этом длинном пути сама она полностью перестроится». В 1904 году он выступил с основополагающей статьей «Электромагнитные явления в системе, движущейся со скоростью, меньшей скорости света». Лоренц вывел формулы, связывающие между собой пространственные координаты и моменты времени в двух различных инерциальных системах отчета (преобразования Лоренца). Ученому удалось получить формулу зависимости массы электрона от скорости. В 1912 году, переиздавая эту работу, в примечаниях он признал, что ему не удалось полностью совместить свою теорию с принципом относительности. «С этим обстоятельством, — писал Лоренц, — связана беспомощность некоторых дальнейших рассуждений в этой работе». В 1911 году в Брюсселе состоялся I Международный Сольвеевский конгресс физиков, посвященный проблеме «Излучение и кванты». В его работе участвовали двадцать три физика, председательствовал Лоренц. «Нас не покидает чувство, что мы находимся в тупике; старые теории оказываются все менее способными проникнуть в тьму, окружающую нас со всех сторон», — сказал он во вступительном слове. Он ставит перед физиками задачу: создать новую механику: «Мы будем очень счастливы, если нам удастся хоть немного приблизиться к той будущей механике, о которой идет речь». В 1912 году Лоренц ушел на должность экстраординарного профессора кафедры и предложил своим преемником жившего тогда в России физика Пауля Эренфеста. В 1913 году Лоренц занял должность директора физического кабинета Тейлоровского музея в Харлеме. М. Планк вспоминал: «Те из нас, кому выпадала удача в последние годы, по тому или иному поводу, встречаться с Лоренцом, отчетливо представляют себе, вспоминая прошлое, его облик: невысокую, но пропорциональную фигуру, выразительный, выступающий вперед лоб, светлые глаза, которые ясно говорили об остроте проницательного ума и вместе с тем излучали мягкий, покоряющий свет чистой, сердечной доброты, приветливость в сочетании с чувством собственного достоинства, отличавшую его обхождение и беседу, его необычайно разносторонние интересы и его поразительную память на большое и малое, его отзывчивый и симпатичный юмор и, наконец, как главное, внушавшую уважение просветленную гармоничность всего его существа — правдивое отображение его отношения к своей науке и к своим спутникам жизни». Обширные знания и опыт ученого, охватывавшие все области физики, в сочетании с его умением обходиться с людьми и решать деловые вопросы, делали его наиболее желанным посредником при научных дискуссиях во время физических конференций и съездов. На каждом международном физическом конгрессе последних лет Лоренц заранее предназначался в почетные президенты. Так было и на V, последнем для него, Сольвеевском конгрессе по проблеме «Электроны, фотоны и квантовая механика» в 1927 году. А 4 февраля 1928 года Лоренца не стало. АНРИ БЕККЕРЕЛЬ (1852–1908) Антуан Анри Беккерель родился 15 декабря 1852 года в семье потомственных ученых. Его отец Александр Эдмонд Беккерель был профессором физики и руководителем Национального музея естественной истории. Как и дед Анри, он работал в области фосфоресценции и одновременно занимался вопросами фотографии. Поскольку мальчик рос в семье крупных физиков, то атмосфера научного поиска не могла не оказать влияния на формирование его интеллекта. В скромном домике была настоящая физическая лаборатория. Сюда часто приходил Анри и с большим интересом и восхищением следил за опытами отца. Когда мальчик подрос, его определили в лицей Луи Леграна. По окончании лицея, в 1872 году Анри поступил в Политехническую школу. Здесь он начал самостоятельные научные исследования. Закончив школу, Анри поступил в Институт путей сообщения, где три года работал инженером. Неудачно сложилась его личная жизнь. Беккерель женился на Люси Жамен, дочери профессора-физика, но Люси вскоре умерла, оставив его с сыном Жаном. Анри с трудом пережил этот тяжелый удар. Но жизнь брала свое, и он возвратился к научной работе. Беккерелю принадлежат многочисленные труды в самых разнообразных областях физики — оптики, электричества, магнетизма, фотохимии, метеорологии, электрохимии, фосфоресценции. Однако наиболее значительные работы ученого связаны в основном с двумя большими разделами физики — магнитооптикой и фосфоресценцией. В раннем периоде ученый уделял основное внимание магнитооптике. Свой первый трактат о действии магнитного поля на электрическую искру в «Журналь де физик» Беккерель опубликовал еще в 1875 году. Она сразу привлекла к себе внимание коллег. В 1878–1880 годах молодой ученый показал, что газы обладают такой же способностью вращения плоскости поляризации, как жидкости и твердые вещества. В 1878 году, после смерти деда, Анри стал ассистентом в Музее естественной истории и работал под руководством своего отца. В этот период молодой ученый начал изучать магнитные свойства различных веществ. Он опубликовал интересные данные по никелю и кобальту, в которых показывает, что покрытое никелем железо проявляет магнитные свойства только после нагревания до красного каления. Из сравнения магнитных свойств кислорода и озона Беккерель пришел к выводу, что последний обладает более ярко выраженными магнитными свойствами, чем кислород. Вместе с отцом Анри провел многочисленные опыты по измерению температуры магмы. 15 марта 1888 года Беккерель представил в Сорбонну свою докторскую диссертацию. Комиссия Сорбонны с удовлетворением отметила, что это настоящий зрелый ученый. Пожалуй, лучше всего молодого ученого охарактеризовал его друг и коллега Анри Деландр: «Это был интуитив, Анри превосходно чувствовал явление». Эти свойства и позволили Беккерелю стать чрезвычайно точным экспериментатором. 27 мая 1889 года ученого избрали в Академию наук, и он занимает должность непременного секретаря физического отделения. В 1892 году Беккерель стал профессором Национального музея естественной истории. Кончилось и его более чем четырнадцатилетнее вдовство, он женился на мадемуазель Лорье. Супруги оставили старую квартиру в здании Музея и переехали на бульвар Сен-Жермен. В 1895 году Беккерель стал профессором Политехнической школы. А еще через год открытие рентгеновских лучей взбудоражило мысль ученых, уже было решивших, что здание физики построено и в природе больше нет ничего не известного человеку. Среди них был и Беккерель. В своем докладе на конгрессе ученый указывал на то, что маловероятно, чтобы рентгеновские лучи могли существовать в природе только в тех сложных условиях, в каких они получаются в опытах Рентгена. Беккерель, близко знакомый с исследованиями своего отца по люминесценции, обратил внимание на тот факт, что катодные лучи в опытах Рентгена вызывали при ударе одновременно и люминесценцию стекла, и невидимые X-лучи. Это привело его к идее, что всякая люминесценция сопровождается одновременно испусканием рентгеновских лучей. Эту идею впервые высказал А. Пуанкаре. Несколько дней Беккерель обдумывал намеченный им эксперимент, затем выбрал двойную сернокислую соль урана и калия, спрессованную в небольшую «лепешку», положил соль на фотопластинку, спрятанную от света в черную бумагу, и выставил пластинку с солью на солнце. Под влиянием солнечных лучей двойная соль стала ярко светиться, но на защищенную фотопластинку это свечение не могло попасть. Беккерель едва дождался момента, когда фотопластинку можно было достать из проявителя. На пластинке явственно проступало изображение «лепешки». Неужели все верно, и соль в ответ на облучение солнечными лучами испускает не только свет, но и рентгеновские лучи? Беккерель проверил себя еще и еще раз. 26 февраля 1896 года настали пасмурные дни, и Беккерель с сожалением прячет приготовленную к эксперименту фотопластинку с солью в стол. Между «лепешкой» соли и фотопластинкой на этот раз он положил маленький медный крестик, чтобы проверить, пройдут ли сквозь него рентгеновские лучи. Вероятно, немногие открытия в науке обязаны своим происхождением плохой погоде. Если бы конец февраля 1896 года в Париже был солнечный, не было бы обнаружено одно из самых важных научных явлений, разгадка которого привела к перевороту в современной физике. 1 марта 1896 года Беккерель, так и не дождавшись появления солнца на небе, вынул из ящика ту самую фотопластинку, на которой несколько дней пролежали крестик и соль, и на всякий случай проявил ее. Каково же было его удивление, когда он увидел на проявленной фотопластинке четкое изображение и крестика, и лепешки с солью! Значит, солнце и флуоресценция здесь ни при чем? Как первоклассный исследователь, Беккерель не поколебался подвергнуть серьезной ревизии свою теорию и начал исследовать действие солей урана на пластинку в темноте. Так обнаружилось, и это Беккерель доказал последовательными опытами, что уран и его соединение непрерывно излучают лучи, действующие на фотографическую пластинку и, как показал Беккерель, способные также разряжать электроскоп, т.е. создавать ионизацию. Это открытие вызвало сенсацию. Особенно поражала способность урана излучать спонтанно, без всякого внешнего воздействия. Рамзай рассказывал, что когда осенью 1896 года он вместе с лордом Кельвином (В. Томсоном) и Д. Стоксом посетил лабораторию Беккереля, то «эти знаменитые физики недоумевали, откуда мог бы взяться неисчерпаемый запас энергии в солях урана. Лорд Кельвин склонялся к предположению, что уран служит своего рода западней, которая улавливает ничем другим не обнаруживаемую лучистую энергию, доходящую до нас через пространство, и превращает ее в такую форму, в виде которой она делается способной производить химические действия». Первое в мире сообщение о существовании радиоактивности было сделано Беккерелем на заседании Парижской академии наук 24 февраля 1896 года. Открытие явления радиоактивности Беккерелем можно отнести к числу наиболее выдающихся открытий современной науки. Именно благодаря ему человек смог значительно углубить свои познания в области структуры и свойств материи, понять закономерности многих процессов во Вселенной, решить проблему овладения ядерной энергией. Учение о радиоактивности оказало колоссальное влияние на развитие науки, причем за сравнительно небольшой промежуток времени. Изучая свойства новых лучей, Беккерель попытался объяснить их природу. Однако он не мог прийти к четким выводам и долгое время придерживался ошибочной точки зрения, согласно которой радиоактивность, возможно, является формой длительной фосфоресценции. Вскоре в исследование нового явления включились другие ученые, и, прежде всего, супруги Пьер и Мария Кюри. Вместе с ними в 1903 году Беккерель получил Нобелевскую премию. Супруги Кюри не смогли в то время приехать в Стокгольм: здоровье их было слишком слабым, и Анри Беккерель один присутствовал на этой церемонии. Рассказывает К.А. Капустинская: «Музыка, множество цветов около бюста Нобеля создавало необыкновенно праздничную обстановку. Шведский король Оскар собственноручно вручил премию Анри Беккерелю, а премию Марии и Пьеру Кюри их представителю — министру Франции. Французский ученый встретил в Стокгольме чрезвычайно радушный прием. На следующий день после вручения премии король Оскар дал в честь лауреатов Франции завтрак. Профессор Хассельберг, член Нобелевского комитета физиков, попросил Беккереля прочитать лекцию. Это был настоящий экспромт. Беккерель выступал у маленького рабочего столика, принесенного из соседнего кабинета. Слушателей становилось все больше и больше, и, в конце концов, они окружили Беккереля тесным кольцом. Все старались не пропустить ни одного слова ученого, лучше понять его мысли. Беккерель вспоминал впоследствии, как взволновал его этот живой интерес к радиоактивности. Он высоко ценил близость и научные контакты, которые непосредственно устанавливались между учеными во время таких встреч». В своей речи 11 декабря 1903 года «О новом свойстве материи, называемом радиоактивностью» ученый подвел своеобразный итог своим работам по радиоактивности. Он сумел нарисовать отчетливую картину состояния достижений в новой отрасли физики: «В итоге вполне определенными на сегодняшний день радиоактивными веществами можно считать уран, торий, радий, полоний; к ним можно прибавить актиний, хотя об этом веществе опубликовано еще очень мало данных. Нужно отнестись с осторожностью к различным другим веществам, полученным г-ном Гизелем, а также к продуктам висмута или активного теллурия, полученного г-ном Марквальдом при помощи электролиза. Уран испускает бета-лучи и гамма-лучи; он не выделяет эманации в воздух, но активация, которую он производит в растворах, может быть приписана действию некоторой эманации. Торий и радий испускают альфа, бета и гамма-лучи и эманацию, активирующую газы. Полоний не выделяет бета-лучей. Он испускает альфа и гамма-лучи, но теряет со временем свою активность. Актиний, по-видимому, имеет замечательную активирующую способность. Наряду с ураном и торием один только радий обладает признаками, позволяющими рассматривать его как простое тело, свойства которого близки к свойствам бария, хотя и отличны от них. Следует, однако, заметить, что это вещество не содержится даже в виде следов в обычных рудах бария, а встречается лишь в урановой руде, где сопутствует барию. Этот факт имеет, может быть, особое значение, которое выяснится для нас впоследствии». По возвращении из Стокгольма ученый снова с увлечением принимается за свои исследования. Беккерель кажется полным сил и строит новые творческие планы, и лишь близкие знают, что усталость дает о себе знать все чаще и чаще. 29 июня 1908 года состоялось годичное собрание Академии наук, где ученого абсолютным большинством голосов избирают непременным секретарем физического отделения, а 25 августа 1908 года Анри Беккерель неожиданно умер. Кончина Анри Беккереля не прервала существование этой славной династии — дело отца продолжил сын Жан. МАРИЯ КЮРИ-СКЛОДОВСКАЯ (1867–1934) ПЬЕР КЮРИ (1859–1906) Профессор В.В. Алпатов пишет: «Пьер и Мария могут считаться примером того бескорыстного служения науке, той беззаветной преданности своему призванию, о котором писал наш великий физиолог академик И.П. Павлов в письме к советской молодежи. Эта преданность науке привела к тому, что жизнь обоих поколений Кюри была в прямом смысле принесена ей в жертву. Мария Кюри, ее дочь Ирен и зять Фредерик Жолио-Кюри умерли от лучевой болезни, возникшей в результате многолетней работы с радиоактивными веществами…» Пьер Кюри родился 15 мая 1859 года в Париже. Он был вторым сыном в семье врача Эжена Кюри. Мальчик не посещал школу: его учителями стали отец и брат. С четырнадцати лет его обучал отличный преподаватель — господин Базилль. О выдающихся способностях Пьера ярко свидетельствуют его попытки представить и обосновать «кубические детерминанты», а также найти общие способы решения всех видов уравнений на основе симметрии. В шестнадцать лет Пьер сдал экзамен на аттестат зрелости, а затем без проблем поступил в Сорбонну и стал изучать физику. Спустя примерно три года он смог уже получить первую ученую степень — лиценциата. После этого Пьер был назначен препаратором на естественнонаучный факультет университета и в течение пяти лет проводил лабораторные работы по физике со студентами. Он занимается научными исследованиями вместе с братом Жаком, тоже лиценциатом и препаратором в Сорбонне. С двадцати лет Пьер вместе с братом начал исследование кристаллов. Вскоре молодые ученые заявляют о своем открытии очень важного явления — пьезоэлектричества, а экспериментальная работа привела их к изобретению нового прибора — кварцевого пьезометра, используемого для преобразования электрической энергии в механическую, и наоборот. Эта аппаратура очень помогла впоследствии Пьеру при исследовании радиоактивности. За совместные исследования, которые продолжались до 1883 года, когда Пьер был избран руководителем научной работы в Парижской «Ecole de physique», оба брата были удостоены премии Планте. В 1883 году Жака назначили профессором в Монпелье и братья расстались. Пьер вел практические научные работы студентов в Парижской школе физики и химии. Хотя это и отнимало у него много времени, ученый продолжал свои теоретические работы по физике кристаллов. В 1893–1895 годах Кюри завершил исследования принципа симметрии в кристаллах, которому он дал определение, ныне ставшее классическим: «Если определенные причины обусловливают появление определенных результатов, элементы симметрии причин должны повторяться и в результатах. Если определенное состояние проявляет определенную диссимметрию, то значит эта диссимметрия может быть найдена также в причинах, вызвавших это состояние. В обратном смысле эти два положения не оправдываются по крайней мере практически, так как полученные результаты могут быть симметричнее, чем причины». Принцип симметрии Кюри распространил на все физические явления и руководствовался при этом идеей детерминизма. Одновременно Пьер завершил обширные, ныне широко известные исследования свойств парамагнитных и ферромагнитных веществ, начатые им в 1891 году. За эти работы Кюри в 1895 году был удостоен звания доктора наук на естественнонаучном факультете университета в Париже, и в том же году он стал профессором в «Ecole de physique». Кюри был уже известным ученым, когда он в 1894 году встретился с Марией Склодовской. Она вспоминала: «Когда я вошла, Пьер Кюри стоял в пролете стеклянной двери, выходившей на балкон. Он мне показался очень молодым, хотя ему исполнилось в то время тридцать пять лет. Меня поразило в нем выражение ясных глаз и чуть заметная непринужденность в осанке высокой фигуры. Его медленная, обдуманная речь, его простота, серьезная и вместе с тем юная улыбка располагали к полному доверию. Между нами завязался разговор, быстро перешедший в дружескую беседу: он занимался такими научными вопросами, относительно которых мне было очень интересно знать его мнение». Мария Склодовска родилась 7 ноября 1867 года в Варшаве. Она была младшей из пяти детей в семье Владислава и Брониславы Склодовских. Мария воспитывалась в семье, где занятия наукой пользовались уважением. Ее отец преподавал физику в гимназии, а мать, пока не заболела туберкулезом, была директором гимназии. Мать Марии умерла, когда ей было одиннадцать лет. Девочка блестяще училась и в начальной, и в средней школе. Еще в юном возрасте она ощутила притягательную силу науки и работала лаборантом в химической лаборатории своего двоюродного брата. Великий русский химик Д.И. Менделеев, создатель периодической таблицы химических элементов, был другом ее отца. Увидев девочку за работой в лаборатории, он предсказал ей великое будущее, если она продолжит свои занятия химией. Выросшая при русском правлении, Мария принимала активное участие в движении молодых интеллектуалов и антиклерикальных польских националистов. Хотя большую часть своей жизни Мария провела во Франции, она навсегда сохранила преданность делу борьбы за польскую независимость. На пути к осуществлению мечты Марии о высшем образовании стояли два препятствия: бедность семьи и запрет на прием женщин в Варшавский университет. Со своей сестрой Броней они разработали план: Мария в течение пяти лет будет работать гувернанткой, чтобы дать возможность сестре окончить медицинский институт, после чего Броня должна взять на себя расходы на высшее образование сестры. Броня получила медицинское образование в Париже и, став врачом, пригласила к себе сестру. Покинув Польшу в 1891 году, Мария поступила на факультет естественных наук Парижского университета (Сорбонны). В 1893 году, окончив курс первой, Мария получила степень лиценциата по физике Сорбонны (эквивалентную степени магистра). Через год она стала лиценциатом по математике. Но на этот раз Мария была второй в своем классе. К моменту встречи с Пьером Кюри в 1894 году Мария занималась исследованием намагниченности стали. Сблизившись сначала на почве увлечения физикой, Мария и Пьер через год стали супругами. Это произошло вскоре после того, как Пьер защитил докторскую диссертацию — 25 июля 1895 года. «Наше первое жилище, — вспоминает сама Мария, — небольшая, крайне скромная квартира из трех комнат была на улице Гласьер, недалеко от Школы физики. Основное ее достоинство составлял вид на громадный сад. Мебель, — самая необходимая, — состояла из вещей, принадлежавших нашим родителям. Прислуга нам была не по средствам. На меня почти целиком легли заботы о домашнем хозяйстве, но я и так уже привыкла к этому за время студенческой жизни. Оклад профессора Пьера Кюри составлял шесть тысяч франков в год, и мы не хотели, чтобы он, по крайней мере, на первое время, брал дополнительную работу. Что касается меня, начала готовиться к конкурсному экзамену, необходимому, чтобы занять место в женской школе, и добилась этого в 1896 году. Наша жизнь была полностью отдана научной работе, и наши дни проходили в лаборатории, где Шютценберже позволил мне работать вместе с мужем. Мы жили очень дружно, наши интересы во всем совпадали: теоретическая работа, исследования в лаборатории, подготовка к лекциям или к экзаменам. За одиннадцать лет нашей совместной жизни мы почти никогда не разлучались, и поэтому наша переписка за эти годы занимает лишь немного строк. Дни отдыха и каникулы посвящались прогулкам пешком или на велосипедах либо в деревне в окрестностях Парижа, либо на побережье моря или в горах». Первая их дочь Ирен родилась в сентябре 1897 года. Через три месяца Кюри завершила свое исследование по магнетизму и с начала 1898 года перешла к экспериментам над веществами, которые подобны соединениям урана и испускают открытые недавно Беккерелем лучи. 12 апреля 1898 года в «Докладах Академии наук» появляется сообщение: «Мария Склодовская-Кюри заявляет о том, что в минералах с окисью урана, вероятно, содержится новый химический элемент, обладающий высокой радиоактивностью». «…Два урановых минерала: уранинит (окисел урана) и хальколит (фосфат меди и уранила) — значительно активнее, чем сам уран. Этот крайне знаменательный факт вызывает мысль о том, что в данных минералах может содержаться элемент гораздо более активный, чем уран…» Пьер Кюри с горячим участием следил за успешными опытами своей жены. Не вмешиваясь в самую работу, он часто помогает Марии советами и замечаниями. Учитывая поразительный характер уже достигнутого, Пьер Кюри решает оставить временно свою работу над кристаллами и принять участие в стараниях Марии обнаружить новый элемент. В июле 1898 года ученые объявили об открытии такого элемента, который назвали полонием — в честь Польши — родины Марии. А в декабре того же года они отправили для Академии наук сообщение, где говорится о существовании в составе уранинита второго радиоактивного химического элемента. «…В силу различных, только что изложенных оснований мы склонны считать, что новое радиоактивное вещество содержит новый элемент, который мы предлагаем назвать радием. Новое радиоактивное вещество, несомненно, содержит также примесь бария, и в очень большом количестве, но, даже несмотря на это, обладает значительной радиоактивностью. Радиоактивность же самого радия должна быть огромной». Поскольку Кюри не выделили ни один из этих элементов, они не могли представить химикам решающего доказательства их существования. И супруги Кюри приступили к весьма нелегкой задаче — экстрагированию двух новых элементов из урановой смоляной обманки. Чтобы экстрагировать их в измеримых количествах, исследователям необходимо было переработать огромные количества руды. В течение последующих четырех лет Кюри работали в примитивных и вредных для здоровья условиях. «У нас не было ни денег, ни лаборатории, ни помощи, чтобы хорошо выполнить эту важную и трудную задачу, — запишет она позже. — Требовалось создать нечто из ничего, и если Казимеж Длусский когда-то назвал мои студенческие годы "героическими годами жизни моей свояченицы", то я могу сказать без преувеличения, что этот период был для меня и моего мужа героической эпохой в нашей совместной жизни. …Но как раз в этом дрянном, старом сарае протекли лучшие и счастливейшие годы нашей жизни, всецело посвященные работе. Нередко я готовила какую-нибудь пищу тут же, чтобы не прерывать ход особо важной операции. Иногда весь день я перемешивала кипящую массу железным шкворнем длиной почти в мой рост. Вечером я валилась с ног от усталости». В этот трудный, но увлекательный период жалованья Пьера не хватало, чтобы содержать семью. Несмотря на то что интенсивные исследования и маленький ребенок занимали почти все ее время, Мария в 1900 году начала преподавать физику в Севре, в учебном заведении, готовившем учителей средней школы. Овдовевший отец Пьера переехал к Кюри и помогал присматривать за Ирен. В сентябре 1902 года Кюри объявили о том, что им удалось выделить одну десятую грамма хлорида радия из нескольких тонн урановой смоляной обманки. Выделить полоний им не удалось. <Выделить полоний не удалось в силу чрезвычайно малого содержания его в руде. (Прим. ред.)> Анализируя соединение, Мария установила, что атомная масса радия равна 225. Соль радия испускала голубоватое свечение и тепло. Это фантастическое вещество привлекло внимание всего мира. Признание и награды за его открытие пришли к супругам Кюри почти сразу. Завершив исследования, Мария наконец написала свою докторскую диссертацию. Работа называлась «Исследования радиоактивных веществ» и была представлена Сорбонне в июне 1903 года. По мнению комитета, присудившего Кюри научную степень, ее работа явилась величайшим вкладом, когда-либо внесенным в науку докторской диссертацией. В декабре 1903 года Шведская королевская академия наук присудила Нобелевскую премию по физике Беккерелю и супругам Кюри. Мария и Пьер Кюри получили половину награды «в знак признания… их совместных исследований явлений радиации, открытых профессором Анри Беккерелем». Кюри стала первой женщиной, удостоенной Нобелевской премии. И Мария, и Пьер Кюри были больны и не смогли приехать в Стокгольм на церемонию вручения премии. Они получили ее летом следующего года. Мария писала в письме своему брату Юзефу 11 декабря 1903 года: «Нам присудили половину Нобелевской премии. Точно не знаю, сколько это будет, но думаю, что около семидесяти тысяч франков. Для нас это большая сумма. Не знаю, когда мы получим эти деньги, возможно, лишь когда мы сами поедем в Стокгольм. Мы обязаны сделать там доклад в течение шести месяцев, считая с 10 декабря. На торжественное заседание мы не поехали, так как устроить это было очень сложно. Я не чувствовала себя достаточно крепкой для такого длительного путешествия (48 часов без пересадки, а с пересадкой дольше) в такое суровое время года, да еще в холодную страну, и не имея возможности пробыть там дольше трех-четырех дней. Мы не могли бы без больших неудобств прервать наши лекции на долгое время. Вероятно, поедем туда на пасху и лишь тогда получим деньги. Нас завалили письмами, и нет отбоя от журналистов и фотографов. Хочется провалиться сквозь землю, чтобы иметь покой. Мы получили предложение из Америки прочесть там несколько докладов о наших работах. Они нас спрашивают, сколько мы желаем получить за это. Каковы бы ни были их условия, мы склонны отказаться. Нам стоило большого труда избежать банкетов, предполагавшихся в нашу честь. Мы отчаянно сопротивлялись этому, и люди, наконец, поняли, что с нами ничего не поделаешь. Моя Ирен здорова. Ходит в школу довольно далеко от дома. В Париже очень трудно найти хорошую школу для маленьких детей. Целую всех Вас нежно и умоляю не забывать меня». С получением премии Пьер смог передать преподавание в Школе физики П. Ланжевену, своему бывшему ученику. Кроме того, он пригласил препаратора для своей работы. Кроме всего прочего супруги Кюри отметили действие радия на человеческий организм (как и Беккерель, они получили ожоги, прежде чем поняли опасность обращения с радиоактивными веществами) и высказали предположение, что радий может быть использован для лечения опухолей. Терапевтическое значение радия было признано почти сразу, и цены на радиевые источники резко поднялись. Однако Кюри отказались патентовать экстракционный процесс и использовать результаты своих исследований в любых коммерческих целях. По их мнению, извлечение коммерческих выгод не соответствовало духу науки, идее свободного доступа к знанию. В октябре 1904 года Пьер был назначен профессором физики в Сорбонне, а месяц спустя Мария стала официально именоваться заведующей его лабораторией. В декабре у них родилась вторая дочь, Ева, которая впоследствии стала пианисткой и биографом своей матери. Мария черпала силы в признании ее научных достижений, любимой работе, любви и поддержке Пьера. Как она сама признавалась: «Я обрела в браке все, о чем могла мечтать в момент заключения нашего союза, и даже больше того». Но 19 апреля 1906 года Пьер, переходя улицу в Париже, поскользнулся и попал под экипаж. Колесо телеги раздавило ему голову, смерть наступила мгновенно. Лишившись ближайшего друга и товарища по работе, Мария ушла в себя. Однако она нашла в себе силы продолжать работу. В мае, после того как Мария отказалась от пенсии, назначенной министерством общественного образования, факультетский совет Сорбонны назначил ее на кафедру физики, которую прежде возглавлял ее муж. Когда через шесть месяцев Кюри прочитала свою первую лекцию, она стала первой женщиной-преподавателем Сорбонны. В лаборатории Кюри сосредоточила свои усилия на выделении чистого металлического радия, а не его соединений. В 1910 году ей удалось в сотрудничестве с А. Дебирном получить это вещество и тем самым завершить цикл исследований, начатый двенадцать лет назад. Она убедительно доказала, что радий является химическим элементом. Кюри разработала метод измерения радиоактивных эманаций и приготовила для Международного бюро мер и весов первый международный эталон радия — чистый образец хлорида радия, с которым надлежало сравнивать все остальные источники. В конце 1910 года по настоянию многих ученых кандидатура Кюри была выдвинута на выборах в одно из наиболее престижных научных обществ — Французскую академию наук. Пьер Кюри был избран в нее лишь за год до своей смерти. За всю историю Французской академии наук ни одна женщина не была ее членом, поэтому выдвижение кандидатуры Кюри привело к жестокой схватке между сторонниками и противниками этого шага. После нескольких месяцев оскорбительной полемики в январе 1911 года кандидатура Кюри была отвергнута на выборах большинством в один голос. Через несколько месяцев Шведская королевская академия наук присудила Кюри Нобелевскую премию по химии «за выдающиеся заслуги в развитии химии: открытие элементов радия и полония, выделение радия и изучение природы и соединений этого замечательного элемента». Кюри стала первым дважды лауреатом Нобелевской премии. Представляя нового лауреата, Э.В. Дальгрен отметил, что «исследование радия привело в последние годы к рождению новой области науки — радиологии, уже завладевшей собственными институтами и журналами». Мария взяла в Швецию старшую дочь Ирен. Девочка присутствовала на торжественном заседании. (Спустя двадцать четыре года она в том же зале получит ту же премию.) Делая публичный доклад, Мария посвящает все выпавшие на ее долю почести Пьеру Кюри. «Прежде чем излагать тему моего доклада, я хочу напомнить, что открытие радия и полония было сделано Пьером Кюри вместе со мною. Пьеру Кюри наука обязана целым рядом основополагающих работ в области радиоактивности, выполненных им самим, или сообща со мной, или же в сотрудничестве со своими учениками. Химическая работа, имевшая целью выделить радий в виде чистой соли и охарактеризовать его как элемент, была сделана обычно мной, но тесно связана с нашим совместным творчеством. Мне думается, я точно истолкую мысль Академии наук, если скажу, что дарование мне высокого отличия определяется этим совместным творчеством и, следовательно, является почетной данью памяти Пьера Кюри». Мария затратила немало труда, чтобы добиться достойной лаборатории для развития новой науки о радиоактивности. Незадолго до начала Первой мировой войны Парижский университет и Пастеровский институт учредили Радиевый институт для исследований радиоактивности. Кюри была назначена директором отделения фундаментальных исследований и медицинского применения радиоактивности. Во время войны она обучала военных медиков применению радиологии, например обнаружению с помощью рентгеновских лучей шрапнели в теле раненого. В прифронтовой зоне Кюри помогала создавать радиологические установки, снабжать пункты первой помощи переносными рентгеновскими аппаратами. Накопленный опыт она обобщила в монографии «Радиология и война» в 1920 году. После войны Кюри возвратилась в Радиевый институт. В последние годы своей жизни она руководила работами студентов и активно способствовала применению радиологии в медицине. Она написала биографию Пьера Кюри, которая была опубликована в 1923 году. Периодически Кюри совершала поездки в Польшу, которая в конце войны обрела независимость. Там она консультировала польских исследователей. В 1921 году вместе с дочерьми Кюри посетила Соединенные Штаты, чтобы принять в дар один грамм радия для продолжения опытов. Во время своего второго визита в США (1929 год) она получила пожертвование, на которое приобрела еще грамм радия для терапевтического использования в одном из варшавских госпиталей. Но вследствие многолетней работы с радием ее здоровье стало заметно ухудшаться. Мария Кюри скончалась 4 июля 1934 года от лейкемии в небольшой больнице местечка Санселлемоз во французских Альпах. ДЖОЗЕФ ТОМСОН (1856–1940) Английский физик Джозеф Джон Томсон вошел в историю науки как человек, открывший электрон. Однажды он сказал: «Открытия обязаны остроте и силе наблюдательности, интуиции, непоколебимому энтузиазму до окончательного разрешения всех противоречий, сопутствующих пионерской работе». Его сын писал, что «вряд ли существовал человек, с которым Томсон не сумел бы найти общего языка, или темы, по которой бы он не высказывал новые или хотя бы своеобразные взгляды». Позднее сам Джозеф Томсон вспоминал: «Я родился в Четеме, пригороде Манчестера, 18 декабря 1856 года. И время, и место были весьма удачны, ибо это был один из самых интересных периодов мировой истории. Монархии падали одна за другой, их сменяли республики, а иной раз — диктатуры. Открытия и изобретения производили все большие изменения в жизни общества. Когда я был маленьким мальчиком, в нашем городе не было ни велосипедов, ни автомобилей, ни аэропланов, ни электрического освещения, ни телефонов, ни радио, ни граммофона, ни электротехники, ни рентгеновских снимков, ни кино, ни микробов — по крайней мере, доктора их не находили…» Его отец, торговец книгами, очень любил читать об изобретениях и открытиях. Его мечтой было выучить сына на инженера. В четырнадцать лет Джозеф поступил в Оуэнс-колледж. Здесь Томсон получил университетское образование. Его учили такие замечательные педагоги-ученые, как физик Б. Стюарт, химик Г. Роскоу, математик Т. Баркер, физик и инженер О. Рейнольдс. Лекции Стюарта по элементарной физике Томсон считал «притягательными и ясными», а его лекции о законах сохранения энергии заставили юношу задуматься о том, нельзя ли все различные виды энергии свести к одной — кинетической. Раздумья вылились в статью, опубликованную в «Трудах Королевского общества». Отец не успел порадоваться успехам сына: он умер в 1872 году. Семья осталась практически без средств к существованию. В 1876–1880 годах Джозеф учился в Кембриджском университете в знаменитом колледже Святой Троицы (Тринити-колледж). К счастью, талантливому юноше помог стипендиальный фонд, установивший Джозефу денежное довольствие. В январе 1880 года Томсон успешно выдержал заключительные экзамены и начал работать в Кавендишской лаборатории <Кавендишская лаборатория Кембриджского университета названа по имени Генри Кавендиша (1731–1860), английского химика и физика. (Прим. ред.)> . В том же году появилась статья, посвященная электромагнитной теории света. В следующем году появились две работы, из которых одна положила начало электромагнитной теории массы. Статья называлась «Об электрических и магнитных эффектах, производимых движением наэлектризованных тел». В этой статье выражена та мысль, что «эфир вне заряженного тела является носителем всей массы, импульса и энергии». С увеличением скорости изменяется характер поля, в силу чего вся эта «полевая» масса возрастает, оставаясь все время пропорциональной энергии. С 1883 года Томсон читал лекции в Тринити-колледже по электричеству и магнетизму и динамике твердого тела. Лекции Томсона высоко ценились его студентами. Один из его учеников, Х. Невалл, отмечал: «Его лекции были ценны как в математическом отношении, так и в области экспериментальной физики. Быстрота и точность, с которой он оперировал математическими знаками, была поразительной». Знаменитый Нильс Бор писал: «Дж.Дж. Томсон поистине большой человек! Я невероятно много почерпнул из его лекций…» Научные успехи Томсона были высоко оценены директором лаборатории Кавендиша — Рэлеем. Уходя в 1884 году с поста директора, он, не колеблясь, рекомендовал своим преемником Томсона. Для самого Джозефа его назначение было неожиданностью. С 1884 по 1919 год (когда его сменил на посту директора лаборатории Резерфорд) Томсон руководил лабораторией Кавендиша. За это время она превратилась в крупный мировой научный центр, в международную школу физиков. Многие ученики Томсона стали крупными учеными. Завершая в конце жизни книгу своих воспоминаний, Томсон перечислял среди своих бывших докторантов 27 членов Королевского общества, 80 профессоров, успешно работающих в 13 странах. Пятеро его учеников — Ч. Баркла, Г. Брэгг, Ч. Вильсон, Э. Резерфорд, О. Ричардсон — стали нобелевскими лауреатами. В ноябре 1889 года Томсон познакомился с милой и изящной Розой-Элизабет Пэйджет, которая присутствовала на его демонстрационных опытах. Он посылал ей «пылкие записочки»: «Дорогая мисс Пэйджет, кажется, мне удалось найти для вас интересную тему, над которой вы могли бы успешно работать. Если вы сможете прийти в лабораторию после четырех, я объясню вам эту идею и покажу необходимые приборы. Искренне ваш Дж.Дж. Томсон». 2 января 1890 года они поженились. Иногда супруги давали открытые для широкой публики «визиты в лабораторию», где Роза-Элизабет руководила опытами в вечернем платье. Сразу после избрания главой Кавендишской лаборатории Томсон приступил к исследованиям прохождения электрического тока через газы. В книге «Размышления и воспоминания» он писал, что не знал такого времени, когда бы не занимался газовым разрядом. Вначале он совместно с Трелфоллом ставит эксперименты по изучению проводимости в азоте и озоне. Результаты этих исследований были опубликованы в 1886 году в «Трудах Королевского общества». В 1887 году он опубликовал работу «О диссоциации некоторых газов электрическим разрядом». Томсон изучал влияние давления и температуры на разряд, определял скорость распространения разряда, экспериментировал с сильно нагретыми газами, изучал сопротивление электролитов переменному току высокой частоты, исследовал безэлектродный разряд и разряд через перегретый пар. В 1894 году Томсон приступил к исследованию катодных лучей. В трубке, сконструированной ученым, катодные лучи послушно притягивались к положительно заряженной пластинке и явно отталкивались от отрицательной. То есть вели себя так, как и полагалось потоку быстролетящих крошечных корпускул, заряженных отрицательным электричеством. Превосходный результат! Он мог, безусловно, положить конец всем спорам о природе катодных лучей. Но Томсон не считал свое исследование законченным. Определив природу лучей качественно, он хотел дать точное количественное определение и составляющим их корпускулам. Томсон сразу стал использовать открытия Рентгена и Беккереля в своих исследованиях, и, как он вспоминал, эти открытия позволили производить многие эксперименты, которые до этого были невыполнимы. Вначале Томсон изучал действие рентгеновских лучей на разряд в газе. «К моему великому восторгу, — писал Томсон о рентгеновских лучах, — они делали газ проводником тока, даже если электрическая сила, приложенная к газу, была чрезвычайно мала… X-лучи, казалось, превращали газ в газообразный электролит». «Вскоре из этих опытов были получены важные результаты, — пишет С.П. Кудрявцев. — Во-первых, Томсон обнаружил, что после прекращения действия лучей проводимость в газе еще сохранялась какое-то время и прекращалась после фильтрования газа через стекловату. Во-вторых, было выяснено, что для фильтрования не обязательно использовать стекловату, вполне достаточно подвергнуть газ действию электрических сил. В-третьих, было найдено нарастание силы тока при малых напряжениях в согласии с законом Ома, при больших напряжениях — отклонение от закона Ома и при некотором большом напряжении — наличие тока насыщения. Из опытов также следовало, что после прекращения действия лучей в газе еще остаются заряженные частицы, которые и являются носителем тока. О том, что эти частицы отрицательно и положительно заряжены, говорил тот факт, что электрические силы прекращали остаточную проводимость, т.е. отрицательно заряженные частицы осаждались на положительном электроде, а положительные — на отрицательном». Окрыленный первым успехом, он сконструировал новую трубку: катод, ускоряющие электроды в виде колечек и пластинки, на которые можно было подавать отклоняющее напряжение. На стенку, противоположную катоду, он нанес тонкий слой вещества, способного светиться под ударами налетающих частиц. (Получился предок электронно-лучевых трубок, так хорошо знакомых нам в век телевизоров.) Цель опыта Томсона заключалась в том, чтобы отклонить пучок корпускул электрическим полем и компенсировать это отклонение полем магнитным. Выводы, к которым он пришел в результате эксперимента, были поразительны. Во-первых, оказалось, что частицы летят в трубке с огромными скоростями, близкими к световым. А во-вторых, электрический заряд, приходившийся на единицу массы корпускул, был фантастически большим. Что же это были за частицы: неизвестные атомы, несущие на себе огромные электрические заряды, или крохотные частицы с ничтожной массой, но зато и с меньшим зарядом? Далее он обнаружил, что отношение удельного заряда к единице массы есть величина постоянная, не зависящая ни от скорости частиц, ни от материала катода, ни от природы газа, в котором происходит разряд. Такая независимость настораживала. Похоже, что корпускулы были какими-то универсальными частицами вещества, составными частями атомов… Томсон писал, что «постоянство значения — для ионов, составляющих катодные лучи, есть поразительный контраст изменчивости соответствующих величин для ионов, которые несут ток в электролитах… Когда мы рассматриваем электрический заряд, несомый ионом в катодных лучах, мы, принимая, что он равен по модулю заряду, несомому водородным ионом при электролизе, заключаем, что масса водородного иона должна быть в 770 раз больше массы иона в катодных лучах; следовательно, носитель отрицательного электричества в этих лучах должен быть очень малым по сравнению с массой водородного атома». Этот результат ошеломил Томсона, и он стал его тщательно изучать, улучшил методику эксперимента с целью получения более точных значений массы частиц, испускаемых металлами под действием ультрафиолетового света, для частиц, испускаемых нагретыми металлами, и находит его таким же, как и для катодных частиц. После долгих размышлений Томсон приходит к следующим заключениям: 1) «…атомы не неделимы, отрицательно заряженные частицы могут вылетать из них под действием электрических сил, удара быстро движущихся атомов, ультрафиолетового света или тепла»; 2) «…все эти частицы одинаковой массы и несут одинаковый заряд отрицательного электричества от любого рода атомов, и они являются составной частью всех атомов»; 3) «…масса этих частиц меньше однотысячной массы атома водорода». 29 апреля 1897 года в помещении, где уже более двухсот лет происходили заседания Лондонского королевского общества, состоялось выступление Томсона. Оно было встречено восторгом присутствующих. Еще бы! Атомы, наипервейшие кирпичики материи, перестали быть элементарными круглыми зернами, непроницаемыми и неделимыми, частицами без всякого внутреннего строения… Если из них могли вылетать отрицательно заряженные корпускулы, значит, и представлять собой атомы должны были какую-то сложную систему. Систему, состоящую из чего-то заряженного положительным электричеством и из отрицательно заряженных корпускул — электронов. Название, некогда предложенное Стонеем для обозначения величины наименьшего электрического заряда — электрон, стало именем неделимого «атома электричества». В 1904 году Томсон же и представил новую модель атома. Она представляла собой также равномерно заряженную положительным электричеством сферу, внутри которой вращались отрицательно заряженные корпускулы, число и расположение которых зависело от природы атома. Ученому не удалось решить общую задачу устойчивого расположения корпускул внутри сферы, и он остановился на частном случае, когда корпускулы лежат в одной плоскости, проходящей через центр сферы. Томсон научил физиков управлять электронами, и в этом его основная заслуга. Развитие метода Томсона составляет основу электронной оптики, электронных ламп, современных ускорителей заряженных частиц. В 1906 году Томсону за его исследование прохождения электричества через газы была присуждена Нобелевская премия по физике. Томсон разработал и методы изучения положительно заряженных частиц. Вышедшая в 1913 году его монография «Лучи положительного электричества» положила начало масс-спектроскопии. В лаборатории Томсона начались первые измерения элементарного заряда из наблюдения движения заряженного облака в электрическом поле. Этот метод был в дальнейшем усовершенствован Милликеном и привел к его ставшим классическими измерениям заряда электрона. Всем сердцем Томсон был привязан к Кембриджу. Лишь несколько раз он выезжал за границу. Когда разразилась Первая мировая война, Томсон вошел в состав правительственной комиссии, занимавшейся организацией научных исследований, важных для морского флота. В частности, ученые Кембриджа решали задачу обнаружения подводных лодок. В 1918 году Томсон получил высокий пост президента Тринити-колледжа. Через год он передал руководство Кавендишской лабораторией своему выдающемуся ученику Резерфорду, но с лабораторией не порывал до конца жизни. Он оставил здесь небольшую комнату, где и работал со своими учениками. Умер Томсон 30 августа 1940 года. МАКС ФОН ЛАУЭ (1879–1960) Творчество Лауэ связано с важнейшими проблемами физики, решение которых обусловило коренную перестройку науки. Он был глубоким теоретиком и первоклассным экспериментатором. Ученый заложил основы одного из могущественных средств исследования вещества — рентгеноструктурного анализа. Макс Теодор Феликс фон Лауэ родился 9 октября 1879 года в Пфаффендорфе. Его отца, Юлиуса Лауэ, чиновника ведомства военных судов, часто переводили с места на место. Поэтому мальчик сменил несколько школ, прежде чем окончил протестантскую гимназию в Страсбурге. Мать, Минна Лауэ, была настоящим другом сына и всегда разделяла его интересы. Именно она привела двенадцатилетнего мальчика в берлинское общество «Урания», некий аналог нашего общества «Знание». В 1898 году в Страсбурге Макс закончил гимназию и через несколько дней поступил на военную службу. Но при этом он в 1898–1999 годах посещал лекции по физике в Страсбургском, а с 1899 года в Геттингенском университетах. Тогда-то и стало ясно Лауэ, что его призвание — теоретическая физика. В этом выборе свою роль сыграли Фойгт, Гильберт, а также опубликованные лекции Г. Кирхгофа. Зимой 1901/02 года Лауэ учился в Мюнхенском университете, а летом 1902 года переехал в Берлин, где посещал лекции Планка по теоретической оптике и термодинамике. Под его руководством в июле 1903 года Макс с блеском защитил докторскую диссертацию, посвященную интерференции света на плоскопараллельных пластинках. Тогда же определилась и область научных интересов молодого ученого — физическая оптика. Совместная работа с Планком со временем переросла в крепкую дружбу. Лауэ решил продолжить образование в Геттингене. Здесь в 1904 году Макс сдал экзамен на право преподавания в высшей школе. Осенью 1905 года Планк предложил Лауэ место ассистента в Институте теоретической физики. За три года работы здесь молодой ученый внес существенный вклад в теорию излучения. Он доказал обратимый характер такого разделения пучка: полная энтропия когерентных лучей равна энтропии первоначального пучка, из которых они образовались. К теории относительности Эйнштейна Лауэ отнесся достаточно осторожно. Однако через пять лет в 1910 году он дал первое обобщенное изложение этой теории, написав монографию о теории относительности. Его книга сыграла большую роль в укреплении новых представлений о пространстве и времени, о законах движения материи, совершающегося со скоростями, сравнимыми со скоростью света. В 1909 году Лауэ перешел в Мюнхенский университет. В 1910 году он вступил в брак с Магдаленой Деган, у них родились сын и дочь. В последующие годы Лауэ был тесно связан с группой ученых во главе с Зоммерфельдом. Основные интересы этой группы касались области теоретической оптики и вопросов, связанных с таинственной природой тогда малоисследованных X-лучей. Как говорит сам Лауэ про то время: «Я жил в атмосфере, насыщенной вопросами о природе рентгеновских лучей». Лауэ был сторонником волновой природы рентгеновских лучей и выдвинул мысль об их интерференции в пространственной решетке кристаллов. Идея соединить два масштаба — длину волны рентгеновских лучей и межатомное расстояние в кристалле возникла во время беседы с Эвальдом. У Лауэ родилась идея эксперимента интерференции рентгеновских лучей, которую он предложил Фридриху и Книппингу. В опытах Лауэ, Фридриха и Книппинга «белое» рентгеновское излучение проходило через кристалл и давало интерференционные максимумы, соответствующие определенным длинам волн. В установке Фридриха и Книппинга лучи, выходящие из антикатода рентгеновской трубки, проходя через систему диафрагм, выделяли узкий пучок диаметром около 1 миллиметра. Этот пучок пронизывал укрепленный на гониометре <Гониометр — прибор для измерения угла между плоскими гранями. Используется в кристаллографии. (Прим. ред.)> кристалл. В опытах использовались кристаллы цинковой обманки, каменной соли и свинцового блеска. Опыты блестяще подтвердили гипотезу Лауэ. У.Г. и У.Л. Брэгги в книге «Рентгеновские лучи и строение кристаллов» дали следующую характеристику работы Лауэ: «У Лауэ явилась мысль воспользоваться упорядоченным расположением атомов или молекул в кристалле в качестве "решетки", пригодной для исследования рентгеновских лучей. Расстояния между атомами или молекулами по своему порядку величины оказываются подходящими для этой цели. Решение задачи о дифракции волн в этом случае не так просто, как для плоской, обыкновенной решетки, так как правильность расположения атомов в кристалле распространяется на три направления вместо одного. Лауэ, однако, с успехом справился с математической стороной задачи. Он показал, что при прохождении через кристаллы пучка рентгеновских лучей должен образоваться ряд пучков, отклоненных вследствие дифракции от направления первоначального пучка по законам, которые Лауэ определил теоретически. Фотографическая пластинка, помещенная за кристаллом перпендикулярно первоначальному пучку, после проявления должна обнаружить резкое пятно в том месте, где ее встретит первоначальный пучок, прошедший через кристалл без изменения направления, и вокруг этого пятна целый ряд других пятен в местах встречи отклоненных пучков с пластиной. Соответствующий опыт был произведен Фридрихом и Книппингом весной 1912 года и блистательно подтвердил идею Лауэ». Результат исследования был впервые опубликован в «Мюнхенских известиях» за 1912 год. Статья «Интерференционные явления в рентгеновских лучах» состояла из двух частей — теоретической и экспериментальной. Теоретическая часть была написана Лауэ, экспериментальная — Фридрихом и Книппингом. Лауэ рассчитал теоретически появление интерференционных максимумов при прохождении рентгеновского луча через кристалл. Свой расчет ученый закончил рассмотрением вопроса, в какой мере эти опыты подтверждают волновую природу рентгеновских лучей. «Что выходящее из кристалла излучение носит волновой характер, вполне доказано разностью интерференционных максимумов, которые легко понять как интерференционные явления, но едва ли оно может быть понято на основе корпускулярных представлений…» В течение всей своей жизни Лауэ неоднократно возвращался к работам по интерференции в кристаллах. Им была написана и переиздана много раз книга «Рентгеновские лучи и явления интерференции», написано также много статей. За открытие дифракции рентгеновских лучей Лауэ в том же 1914 году был удостоен Нобелевской премии. В докладе Нобелевского комитета были такие слова: «В результате открытия Лауэ было неопровержимо установлено, что рентгеновское излучение представляет собой световые волны очень малой длины. Кроме того, оно привело к наиболее важным открытиям в области кристаллографии. Открытие Лауэ позволяет определить положение атомов в кристаллах и получить много полезных сведений». Эйнштейн охарактеризовал открытие Макса фон Лауэ как одно из самых красивых в физике. Эта замечательная работа положила начало новой области физической науки — рентгеновской кристаллографии. С ее помощью отец и сын Брэгги изучили структуру многих кристаллов, Д. Ходжкин применила ее для выяснения строения пенициллина, а Д. Кендрю и М. Перуц использовали для анализа белка. Все ученые получили в свое время Нобелевские премии. В 1914 году Лауэ стал профессором в университете во Франкфурте-на-Майне. В 1917 году Лауэ занял пост заместителя директора Физического института кайзера Вильгельма в Берлине, сочетая административную работу с чтением лекций. В 1930 году Лауэ избирают иностранным членом АН СССР. «Хорошо известны работы Лауэ по теории сверхпроводимости, — пишет Л.Н. Колотова. — Так, в 1931–1932 годах было известно, что достаточно сильное магнитное поле разрушает сверхпроводимость. Лауэ высказал мысль, что сверхпроводящая проволока сама усиливает поле и именно так, что у ее поверхности появляется значительно большее напряжение поля, чем на некотором отдалении от нее. Предположение о том, что для разрушения сверхпроводимости фактически всегда требуется одинаковая напряженность и что можно брать и другие формы тел — шары сверхпроводящие, было доложено в 1932 году при получении медали Планка. Опыты де Гааза подтвердили это предположение. Позже Лауэ занимался гидродинамикой сверхпроводимости и вместе с братьями Лондонами, которые были его учениками, в 1947 году создал феноменологическую теорию сверхпроводимости, которая вместе с термодинамикой двухфазной системы в существенных чертах описывает все наблюдаемые явления в сверхпроводящих веществах». В 1933 году после прихода к власти нацистов в Германии, Эйнштейна смещают с поста директора Физического института. Лауэ сравнил травлю великого ученого с преследованием инквизицией Галилея. Его смелость не была наказана. Слишком высок был авторитет Лауэ. Он продолжал заниматься преподавательской и исследовательской работой. В 1946 году Лауэ возглавил Институт Макса Планка, так стал называться Институт кайзера Вильгельма. Через год была издана книга Лауэ «История физики». Начиная с 1951 года и до конца жизни Лауэ был директором Института физической химии в Берлин-Далеме. Макс Лауэ — один из 18 геттингенских физиков, подписавших в 1958 году декларацию-протест против атомного вооружения Западной Германии. В жизни Лауэ слыл заядлым альпинистом и умелым яхтсменом Но главным его увлечением были автомобили и мотоциклы. Любовь к скорости и стала причиной его смерти. 8 апреля 1960 года по пути в лабораторию он наехал на своей машине на мотоциклиста, который получил водительские права за два дня до этого. Мотоциклист погиб на месте, а автомобиль Лауэ перевернулся. 24 апреля 1960 года ученый скончался от полученных травм. МАКС ПЛАНК (1858–1947) Выдающийся французский математик А. Пуанкаре писал: «Квантовая теория Планка есть, без всякого сомнения, самая большая и самая глубокая революция, которую натуральная философия претерпела со времен Ньютона». Макс Карл Эрнст Людвиг Планк родился 23 апреля 1858 года в прусском городе Киле, в семье профессора гражданского права Иоганна Юлиуса Вильгельма фон Планка и Эммы (в девичестве Патциг) Планк. В 1867 году семья переехала в Мюнхен. Планк потом вспоминал: «В обществе моих родителей и сестер я счастливо провел юные годы». В Королевской Максимилиановской классической гимназии Макс учился хорошо. Рано выявились и его яркие математические способности: в средних и старших классах стало обыкновением, что он заменял заболевших учителей математики. Планк вспоминал уроки Германа Мюллера, «общительного, проницательного, остроумного человека, умевшего на ярких примерах объяснять смысл тех физических законов, о которых он нам, ученикам, говорил». По окончании гимназии в 1874 году он в течение трех лет изучал математику и физику в Мюнхенском и год — в Берлинском университетах. Физику преподавал профессор Ф. фон Жолли. О нем, как и о других, Планк говорил потом, что он у них многому научился и хранил о них благодарную память, «однако в научном отношении они были, в сущности, людьми ограниченными». Макс решил завершать образование в Берлинском университете. Хотя здесь он занимался у таких корифеев науки, как Гельмгольц и Кирхгоф, но и здесь он не получил полного удовлетворения: его огорчало, что лекции корифеи читали плохо, особенно Гельмгольц. Гораздо больше он получил от знакомства с публикациями этих выдающихся физиков. Они способствовали тому, что научные интересы Планка надолго сосредоточивались на термодинамике. Ученую степень доктора Планк получил в 1879 году, защитив в Мюнхенском университете диссертацию «О втором законе механической теории тепла» — втором начале термодинамики, утверждающем, что ни один непрерывный самоподдерживающийся процесс не может переносить тепло от более холодного тела к более теплому. Через год он защитил диссертацию «Равновесное состояние изотропных тел при различных температурах», которая принесла ему должность младшего ассистента физического факультета Мюнхенского университета. Как вспоминал ученый: «Будучи приват-доцентом в Мюнхене в течение многих лет, я напрасно ждал приглашения в профессуру, на что, конечно, шансов было мало, так как теоретическая физика тогда еще не служила отдельным предметом. Тем более настоятельной была потребность так или иначе выдвинуться в научном мире. С этим намерением я решил разработать проблему о сущности энергии, поставленную Геттингенским философским факультетом на соискание премии за 1887 год. Еще до окончания этой работы, весной 1885 года, меня пригласили в качестве экстраординарного профессора теоретической физики в Кильский университет. Это казалось мне спасением; день, когда министериал <Министериалы — в Средние века в Западной Европе, — служащие люди короля. Буквально — должность. (Прим. ред.)> директор Альтгоф пригласил меня к себе в отель "Мариенбад" и более подробно сообщил мне условия, я считал самым счастливым в моей жизни. Хотя в доме родителей я и вел беззаботную жизнь, я все же стремился к самостоятельности… Вскоре я переехал в Киль; моя геттингенская работа была там вскоре закончена и увенчалась второй премией». В 1888 году Планк стал адъюнкт-профессором Берлинского университета и директором Института теоретической физики (пост директора был создан специально для него). К тому времени Планк опубликовал ряд работ по термодинамике. Особую известность получила созданная им теория химического равновесия ненасыщенных растворов. В 1896 году Планк заинтересовался измерениями, производившимися в Государственном физико-техническом институте в Берлине. Экспериментальная работа по изучению спектрального распределения излучения «черного тела», выполненная здесь, привлекла внимание ученого к проблеме теплового излучения. К тому времени существовало две формулы для описания излучения «черного тела»: одна для коротковолновой части спектра (формула Вина), другая для длинноволновой (формула Рэлея). Задача состояла в том, чтобы состыковать их. «Ультрафиолетовой катастрофой» назвали исследователи расхождение теории излучения с экспериментом. Расхождение, которое никак не удавалось устранить. Современник «ультрафиолетовой катастрофы», физик Лоренц, грустно заметил: «Уравнения классической физики оказались неспособными объяснить, почему угасающая печь не испускает желтых лучей наряду с излучением больших длин волн…» «Сшить» формулы Вина и Рэлея и вывести формулу, совершенно точно описывающую спектр излучения черного тела, удалось Планку. Вот как пишет об этом сам ученый: «Именно в ту пору все выдающиеся физики обратились, как с экспериментальной, так и теоретической стороны, к проблеме распределения энергии в нормальном спектре. Однако ее они искали в направлении представления интенсивности излучения в ее зависимости от температуры, тогда как я подозревал более глубокую связь в зависимости энтропии от энергии. Так как значение энтропии тогда еще не нашло подобающего ему признания, то я нисколько не волновался за используемый мною метод и мог свободно и основательно проводить свои расчеты, не опасаясь вмешательства или опережения с чьей-либо стороны. Так как для необратимости обмена энергии между осциллятором и возбужденным им излучением имеет особое значение вторая производная его энтропии по его энергии, то я вычислил значение этой величины для случая, стоявшего тогда в центре всех интересов виновского распределения энергии, и нашел замечательный результат, что для этого случая обратная величина такого значения, которую я здесь обозначил K, пропорциональна энергии. Эта связь так ошеломляюще проста, что я долгое время признавал ее совершенно общей и трудился над ее теоретическим обоснованием. Однако шаткость такого понимания скоро обнаружилась перед результатами новых измерений. Именно в то время, как для малых значений энергии, или для коротких волн, закон Вина отлично подтвердился также и впоследствии, для больших значений энергии, или для больших волн, установили сперва Люммер и Прингсгейм заметное отклонение, а проведенные Рубенсом и Ф. Курлбаумом совершенные измерения с плавиковым шпатом и калийной солью обнаружили совершенно иное, однако опять-таки простое отношение, что величина K пропорциональна не энергии, а квадрату энергии при переходе к большим значениям энергии и длин волн. Так прямыми опытами были установлены для функции две простые границы: для малых энергий пропорциональность (первой степени) энергии, для больших — квадрату энергии. Понятно, что так же как любой принцип распределения энергии дает определенное значение K, так и всякое выражение приводит к определенному закону распределения энергии, и речь идет теперь о том, чтобы найти такое выражение, которое давало бы установленное измерениями распределение энергии. Но теперь ничего не было естественнее, как составить для общего случая величину в виде суммы двух членов: одного первой степени, а другого второй степени энергии, так что для малых энергий будет решающим первый член, для больших — второй; вместе с тем была найдена новая формула излучения, которую я предложил на заседании Берлинского физического общества 19 октября 1900 года и рекомендовал для исследования. …Последующими измерениями формула излучения также подтверждалась, а именно, тем точнее, чем к более тонким методам измерения переходили. Однако формула измерения, если предполагать ее абсолютно точную истинность, была сама по себе только счастливо угаданным законом, имеющим только формальное значение». Планк установил, что свет должен испускаться и поглощаться порциями, причем энергия каждой такой порции равна частоте колебания умноженной на специальную константу, получившую название постоянной Планка. Ученый сообщает, как упорно пытался он ввести квант действия в систему классической теории: «Но эта величина [постоянная h] оказалась строптивой и сопротивлялась всем подобного рода попыткам. До тех пор пока ее можно считать бесконечно малой, т.е. при больших энергиях и более продолжительных периодах, все было в полном порядке. Но в общем случае то там, то здесь возникала зияющая трещина, которая становилась тем более заметной, чем более быстрые колебания рассматривались. Провал всех попыток перекинуть мост через эту пропасть не оставил вскоре никаких сомнений в том, что квант действия играет фундаментальную роль в атомной физике и что с его появлением началась новая эпоха в физической науке, ибо в нем заложено нечто, до того времени неслыханное, что призвано радикально преобразить наше физическое мышление, построенное на понятии непрерывности всех причинных связей с того времени, как Лейбниц и Ньютон создали исчисление бесконечно малых». В. Гейзенберг так передает широко известную легенду о раздумьях Планка: «Его сын Эрвин Планк вспоминал об этом времени, что он гулял со своим отцом в Грюневальде, что Планк в течение всей прогулки возбужденно и волнуясь рассказывал о результате своих исследований. Он говорил ему примерно так: "Или то, чем я занимаюсь теперь, есть совершенная бессмыслица, или речь идет, может быть, о самом большом открытии в физике со времен Ньютона"» 14 декабря 1900 года Планк на заседании Немецкого физического общества выступил со своим историческим докладом «К теории распределения энергии излучения нормального спектра». Он доложил о своей гипотезе и новой формуле излучения. Введенная Планком гипотеза ознаменовала рождение квантовой теории, совершившей подлинную революцию в физике. Классическая физика в противоположность современной физике ныне означает «физика до Планка». Новая теория включала в себя, помимо постоянной Планка, и другие фундаментальные величины, такие как скорость света и число, известное под названием постоянной Больцмана. В 1901 году, опираясь на экспериментальные данные по излучению черного тела, Планк вычислил значение постоянной Больцмана и, используя другую известную информацию, получил число Авогадро (число атомов в одном моле элемента). Исходя из числа Авогадро, Планк сумел с высочайшей точностью найти электрический заряд электрона. Позиции квантовой теории укрепились в 1905 году, когда Альберт Эйнштейн воспользовался понятием фотона — кванта электромагнитного излучения. Еще через два года Эйнштейн еще более упрочил положение квантовой теории, воспользовавшись понятием кванта для объяснения загадочных расхождений между теорией и экспериментальными измерениями удельной теплоемкости тел. Еще одно подтверждение теории Планка поступило в 1913 году от Бора, применившего квантовую теорию к строению атома. В 1919 году Планк был удостоен Нобелевской премии по физике за 1918 год «в знак признания его заслуг в деле развития физики благодаря открытию квантов энергии». Как заявил А.Г. Экстранд, член Шведской королевской академии наук на церемонии вручения премии, «теория излучения Планка — самая яркая из путеводных звезд современного физического исследования, и пройдет, насколько можно судить, еще немало времени, прежде чем иссякнут сокровища, которые были добыты его гением». В нобелевской лекции, прочитанной в 1920 году, Планк подвел итог своей работы и признал, что «введение кванта еще не привело к созданию подлинной квантовой теории». К числу других его достижений относится, в частности, предложенный им вывод уравнения Фоккера—Планка, описывающего поведение системы частиц под действием небольших случайных импульсов. В 1928 году в возрасте семидесяти лет Планк вышел в обязательную формальную отставку, но не порвал связей с Обществом фундаментальных наук кайзера Вильгельма, президентом которого он стал в 1930 году. И на пороге восьмого десятилетия он продолжал исследовательскую деятельность. После прихода в 1933 году Гитлера к власти Планк не раз публично выступал в защиту еврейских ученых, изгнанных со своих постов и вынужденных эмигрировать. В дальнейшем Планк стал более сдержанным и хранил молчание, хотя нацисты, несомненно, знали о его взглядах. Как патриот, любящий родину, он мог только молиться о том, чтобы германская нация вновь обрела нормальную жизнь. Он продолжал служить в различных германских ученых обществах, в надежде сохранить хоть какую-то малость немецкой науки и просвещения от полного уничтожения. Планк жил в предместье Берлина — Грюневальд. В его доме, расположенном по соседству с чудесным лесом, было просторно, уютно, на всем лежала печать благородной простоты. Огромная, любовно и вдумчиво подобранная библиотека. Музыкальная комната, где хозяин угощал своей изысканной игрой больших и небольших знаменитостей. Его первая жена, урожденная Мария Мерк, с которой он вступил в брак в 1885 году, родила ему двух сыновей и двух дочерей-близнецов. С ней Планк счастливо прожил более двадцати лет. В 1909 году она умерла. Это был удар, от которого ученый долго не мог оправиться. Двумя годами позже он женился на своей племяннице Марге фон Хесслин, от которой у него также родился сын. Но с той поры несчастья преследовали Планка. Во время Первой мировой войны погиб под Верденом один из его сыновей, а в последующие годы обе его дочери умерли при родах. Второй сын от первого брака был казнен в 1944 году за участие в неудавшемся заговоре против Гитлера. Дом и личная библиотека ученого погибли во время воздушного налета на Берлин. Силы Планка были подорваны, все больше страданий причинял артрит позвоночника. Некоторое время ученый находился в университетской клинике, а затем переехал к одной из своих племянниц. Скончался Планк в Геттингене 4 октября 1947 года, за шесть месяцев до своего девяностолетия. На его могильной плите выбиты только имя и фамилия и численное значение постоянной Планка. В честь его восьмидесятилетия одна из малых планет была названа Планкианой, а после окончания Второй мировой войны Общество фундаментальных наук кайзера Вильгельма было переименовано в Общество Макса Планка. АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН (1879–1955) Альберт Эйнштейн родился 14 марта 1879 года в маленьком австрийском городке Ульме. Когда мальчику исполнился один год, его родители Герман и Паулина Эйнштейн перебрались в Мюнхен. Герман вошел в дело младшего брата Якоба и стал совладельцем фирмы по производству и починке электроприборов. Дела шли хорошо, и семья жила в роскошной двухэтажной вилле. В семь лет Альберта отправили в муниципальную школу. Его сестра вспоминает, что он считался всего лишь «умеренно способным», так как очень медленно усваивал и переваривал новую информацию: «Его математических талантов в то время еще не замечали; он не блистал даже по арифметике, то есть мог ошибиться в вычислениях и делал их не слишком быстро, хотя обладал логическими способностями и упорством». Но уже в семь лет он начинает подавать надежды. В августе 1886 года Паулина писала своей матери, бабушке Эйнштейна, что он снова получил лучший в классе аттестат. Высказывание Паулины о том, что ее маленький Альберт будет знаменитым профессором, стало неотъемлемой частью семейного предания. Годы своего обучения в Луитпольд-гимназиум, куда его отдали в возрасте девяти с половиной лет, Эйнштейн вспоминал с горечью: «Я был готов стерпеть любое наказание, лишь бы не учить на память бессвязный вздор», — вспоминает он позже. Закончив шесть классов, он до осени 1895 года жил в Милане и учился самостоятельно. Осенью 1895 года он приехал в Швейцарию, чтобы поступить в Высшее техническое училище в Цюрихе, политехникум — так называлось кратко это учебное заведение. Но прежде чем поступить сюда, ему пришлось окончить последний класс кантональной школы в Аарау. В октябре 1896 года Эйнштейна, наконец, приняли в политехникум на учительский факультет. Обучение в Аарау — самый счастливый период в жизни Эйнштейна, он описывает городок как «незабываемый оазис в том оазисе, каким Швейцария является для Европы». Профессор Винтелер, подобно отцу Эйнштейна, оказался очень добрым, легким и простым в общении человеком. В первый год обучения в политехникуме Эйнштейн усердно работал в физической лаборатории, «увлеченный непосредственным соприкосновением с опытом». Кроме интереса к теоретической физике, в студенческие годы Эйнштейн интересовался геологией, историей культуры, экономикой, литературоведением. И продолжал заниматься самообразованием… На его столе появляются труды Гельмгольца, Герца и даже Дарвина. Летом 1900 года Альберт окончил политехникум со средними оценками и получил диплом учителя физики и математики, а в 1901 году — швейцарское гражданство. В швейцарскую армию Эйнштейна не взяли, так как у него нашли плоскостопие и расширение вен. С момента окончания политехникума в 1900 году и до весны 1902 года Альберт не мог найти постоянной работы. Дела шли хуже и хуже. Он как-то сказал, что, видимо, ему вскоре придется ходить со скрипкой по улицам, чтобы заработать на кусок хлеба. В эти тяжелые годы Эйнштейн написал статью «Следствия теории капиллярности», она была опубликована в 1901 году в берлинских «Анналах физики». В статье велись рассуждения о силах притяжения между атомами жидкостей. Наконец, по рекомендации своего друга математика М. Гроссмана Эйнштейн был зачислен на должность эксперта третьего класса с годовым жалованием 3500 франков в федеральное бюро патентов в Берне. Там он проработал семь с лишним лет — с июля 1902 по октябрь 1909 года. Необременительная работа и простой уклад жизни позволили Эйнштейну именно в эти годы стать крупнейшим физиком-теоретиком. После работы у него оставалось достаточно много времени для того, чтобы заниматься собственными исследованиями. Через полгода после получения работы в патентном бюро Альберт Эйнштейн женился на Милеве Марич. Он поселился с ней в Берне. Эйнштейны снимали верхний этаж в доме бакалейщика. В мае 1904 года в семье появился первенец, названный Гансом-Альбертом. В 1904 году он закончил и послал в журнал «Анналы физики» статьи, посвященные изучению вопросов статистической механики и молекулярной теории теплоты. В 1905 году эти статьи были напечатаны. Как выразился известный физик Луи де Бройль, эти работы были словно сверкающие ракеты, осветившие мрак ночи, открывшие нам нескончаемые и неизвестные просторы Вселенной. Ученый смог объяснить броуновское движение молекул и сделал вывод о том, что можно вычислить массу и число молекул, находящихся в данном объеме. Через несколько лет это открытие повторил французский физик Ж. Перрон, получивший за него Нобелевскую премию. Во второй работе предлагалось объяснение фотоэффекта. «Эксперименты показали, что лучи света, падая на поверхность некоторых металлов, выбивают оттуда электроны, — пишут в своей книге об ученом П. Картер и Р. Хайфильд. — Удивительным казалось то, что скорость, с которой электроны отрываются от поверхности, зависит не от степени освещенности, а от цвета лучей. Например, под воздействием ярчайшего красного света электроны вылетали с меньшей скоростью, чем под воздействием тусклого голубого. Этот факт не поддавался никаким объяснениям, пока Эйнштейн не выдвинул гипотезу, что луч света переносит энергию в виде мельчайших частиц, которые он назвал квантами световой энергии. Когда интенсивность освещения увеличивалась, на поверхность металла падало больше квантов и, соответственно, с нее выбивалось больше электронов. Но скорость, с которой они отрывались от поверхности, увеличивалась только тогда, когда становились больше сами кванты энергии, то есть когда частота светового излучения повышалась, и оно по цвету становилось ближе к голубой части спектра. По словам Эйнштейна, существует нижний порог частоты излучения, то есть нижняя граница величины квантов, которые способны выбить электроны с поверхности металла. Если величина квантов будет меньше этого порогового числа, электроны вообще не смогут оторваться от поверхности металла… Он поставил науку перед лицом знаменитого парадокса: свет обладал и волновыми, и корпускулярными свойствами. Именно за эту работу Эйнштейн с опозданием получил Нобелевскую премию в 1922 году, но упомянутое противоречие продолжало мучить его всю жизнь. Уже в конце жизни он написал Бессо, что так и не имеет четкого представления о том, что такое квант света. "В наши дни каждый студент думает, что ему это понятно, — писал Эйнштейн. — Но он ошибается"». Третья и самая замечательная работа Альберта, была посвящена созданию специальной теории относительности. Ученый пришел к выводу, что ни один материальный объект не может двигаться быстрее света. На основании этого он пришел к заключению, что масса тела зависит от скорости его движения и представляет собой «замороженную энергию», с которой связана известной формулой — масса умноженная на квадрат скорости света. После публикации этих статей к Эйнштейну пришло всеобщее признание. Весной 1909 года Эйнштейн был назначен экстраординарным профессором теоретической физики Цюрихского университета. 28 июля 1910 года у Эйнштейнов родился второй сын Эдуард. В начале 1911 года ученого пригласили занять самостоятельную кафедру в немецком университете в Праге. А летом следующего года Эйнштейн возвратился в Цюрих и занял место профессора в политехникуме, в том самом, где он сидел на студенческой скамье. В голове ученого родилась новая теория. 25 июня 1913 года писал Маху: «В эти дни Вы, наверное, уже получили мою новую работу об относительности и гравитации, которая, наконец, была окончена после бесконечных усилий и мучительных сомнений. В будущем году во время солнечного затмения должно выясниться, искривляются ли световые лучи вблизи Солнца, другими словами, действительно ли подтверждается основное фундаментальное предположение об эквивалентности ускорения системы отсчета, с одной стороны, и полем тяготения, с другой. Если да, то тем самым будут блестяще подтверждены — вопреки несправедливой критике Планка — Ваши гениальные исследования по основам механики. Потому что отсюда с необходимостью следует, что причиной инерции является особого рода взаимодействие тел — вполне в духе Ваших рассуждений об опыте Ньютона с ведром». В 1914 году Эйнштейна пригласили в Германию на должность профессора Берлинского университета и одновременно директора Физического института кайзера Вильгельма. В том же году разразилась Первая мировая война, но как швейцарский гражданин Эйнштейн не принял в ней участия. В 1915 году в Берлине ученый завершил свой шедевр — общую теорию относительности. В ней было не только обобщение специальной теории относительности, но излагалась и новая теория тяготения. Эйнштейн предположил, что все тела не притягивают друг друга, как считалось со времен Исаака Ньютона, а искривляют окружающее пространство и время. Это было настолько революционное представление, что многие ученые сочли вывод Эйнштейна шарлатанством. Среди прочих явлений предсказывалось отклонение световых лучей в гравитационном поле, что и подтвердили английские ученые во время солнечного затмения в 1919 году. Когда было официально объявлено о подтверждении, Эйнштейн за одну ночь стал знаменит на весь мир. В 1918 году, через несколько недель после подписания перемирия, Эйнштейн поехал в Швейцарию. Во время своего визита он расторгнул брак с Милевой Марич. «При разводе наиболее щекотливой проблемой было улаживание финансовых вопросов… С учетом всех "нерегулярных и непредвиденных" выплат Милеве и детям, Эйнштейну, по его словам, грозила опасность растратить все свои сбережения и не иметь возможности обеспечить будущее своих детей, — пишут П. Картер и Р. Хайфилд. — Козырем Эйнштейна стала Нобелевская премия по физике. Если жена не будет чинить препятствий к разводу, деньги, вручаемые нобелевскому лауреату, отойдут к ней и полностью обеспечат и ее будущее, и будущее детей. Если нет, она не получит ничего сверх 6000 швейцарских франков в год — суммы, которую Эйнштейн считал разумным и возможным ей выделить. Предлагая Милеве нобелевские деньги, Эйнштейн вовсе не хотел, как считают многие, отметить ее вклад в создание теории относительности — он просто хотел получить развод удобным для себя способом. Денежный эквивалент премии, выплачиваемый в шведских кронах, соответствовал сумме в 180000 швейцарских франков, причем эта валюта была устойчива, в отличие от падавшей немецкой марки, которую Эйнштейн использовал для предыдущих выплат. Но оставалась одна проблема: Эйнштейн еще не получил Нобелевской премии… Эйнштейн настолько в себя верил, что уже в 1918 году не сомневался, что станет обладателем Нобелевской премии. Милева подобных сомнений тоже не испытывала — и ее вера в Эйнштейна оставалась неколебимой. Начиная с 1910 года, когда ученый был впервые выдвинут на Нобелевскую премию, его имя только два раза не фигурировало в списках кандидатов, однако, когда обсуждались условия развода, ни Эйнштейн, ни Милева не могли поручиться, что он действительно станет обладателем нобелевских денег. Но оба полагали, что это только вопрос времени. Пока же оно не пришло, Эйнштейн обязался регулярно выплачивать Милеве определенные суммы». После развода со своей первой женой он продолжал заботиться о ней и о своих сыновьях, старший из которых уже оканчивал гимназию в Цюрихе. Когда в ноябре 1922 года Эйнштейну была присуждена Нобелевская премия, он передал сыновьям всю полученную сумму. И в то же время он постоянно заботился о двух дочерях своей второй жены Эльзы. Эльза была двоюродной сестрой Альберта по материнской линии и троюродной — по отцовской. П. Картер и Р. Хайфилд пишут: «Нобелевский комитет отличался консервативностью и не хотел присуждать премию за теорию относительности: она все еще оставалась спорной и не была достаточно подтверждена экспериментальными данными. Эйнштейн стал Нобелевским лауреатом очень нескоро, только в 1922 году. Ему досталась премия, оставшаяся неврученной в 1921 году, и получил он ее не за теорию относительности. По иронии судьбы он получил ее за открытие законов фотоэлектрического эффекта, то есть за теорию, выводы из которой, позднее сделанные другими учеными, вызывали у него раздражение всю оставшуюся жизнь». 2 июня 1919 года Эльза и Альберт Эйнштейн поженились. Еще раньше дочери Эльзы официально приняли фамилию Эйнштейн. Альберт Эйнштейн переехал в квартиру новой жены. В 1920 году Эйнштейн писал Бессо, что «находится в хорошей форме и прекрасном настроении». Несмотря на то что Эйнштейн был признан одним из крупнейших физиков мира, в Германии он подвергался преследованиям из-за своих антимилитаристских взглядов и революционных физических теорий. В Германии ученый прожил до 1933 года. Там он постепенно стал мишенью для ненависти. После прихода к власти Гитлера Эйнштейн покинул страну и переехал в США, где начал работать в институте фундаментальных физических исследований в Принстоне. Второго августа 1939 года Эйнштейн обратился с письмом к президенту США Франклину Рузвельту о предупреждении возможности использования атомного оружия фашистской Германией. Он писал о том, что исследования по расщеплению урана могут привести к созданию оружия огромной разрушительной силы. Позднее ученый жалел об этом письме. Эйнштейн выступал с осуждением американской «атомной дипломатии», заключавшейся в монополии США в области атомного оружия. Он критиковал правительство Соединенных Штатов за то, что оно пыталось шантажировать другие страны. Незадолго до смерти Эйнштейн стал одним из инициаторов воззвания крупнейших ученых мира, обращенного к правительствам всех стран, с предупреждением об опасности применения водородной бомбы. Это воззвание стало началом движения, объединившего виднейших ученых в борьбе за мир, которое получило название Пагуошского. После смерти Эйнштейна его возглавил крупнейший английский философ и физик Б. Рассел. 18 апреля 1955 года в 1 час 25 минут Эйнштейн умер. Речей не было, прах ученого был предан огню в крематории Юинг-Симтери, пепел развеяли по ветру. НИЛЬС БОР (1885–1962) Как метко сказал советский ученый П.Л. Капица: «Во всей мировой науке в наши дни не было человека с таким влиянием на естествознание, как Бор. Из всех теоретических троп тропа Бора была самой значительной». Датский физик Нильс Хенрик Давид Бор родился 7 октября 1885 года в Копенгагене и был вторым из трех детей Кристиана Бора и Эллен (в девичестве Адлер) Бор. Его отец был известным профессором физиологии в Копенгагенском университете. Мать происходила из еврейской семьи, хорошо известной в банковских, политических и интеллектуальных кругах. Как вспоминал позднее ученый: «Я рос в семье с глубокими духовными интересами, где обычными были научные дискуссии; да и для моего отца вряд ли существовало строгое различие между его собственной научной работой и его живым интересом ко всем проблемам человеческой жизни». Сначала Нильс учился в Гаммельхольмской грамматической школе в Копенгагене. Он хорошо успевал по всем школьным предметам, особенно по физике и математике. Бор и его брат Харальд, который стал известным математиком, в школьные годы были заядлыми футболистами. И в дальнейшем настольный теннис, парусный спорт, лыжи были постоянными спутниками жизни ученого. Окончив школу в 1903 году, Нильс поступил на естественнонаучный факультет Копенгагенского университета. Здесь его успехи были столь велики, что уже на втором году обучения профессор мог использовать его в качестве помощника. За экспериментальное исследование поверхностного натяжения воды, которое он провел в 1907 году в лаборатории своего отца на основе работ Рэлея, студент Бор был награжден золотой медалью Копенгагенской Академии наук. Это исследование осталось, собственно, его единственной большой экспериментальной работой. Обладая ярко выраженными склонностями и к экспериментальной физике Бор принадлежал к тем физикам-теоретикам, которые экспериментировали только в годы своей юности. В 1907 году Бор стал бакалавром. Степень магистра он получил в Копенгагенском университете в 1909 году. Его докторская диссертация по теории электронов в металлах считалась мастерским теоретическим исследованием. Среди прочего в ней вскрывалась неспособность классической электродинамики объяснить магнитные явления в металлах. Это исследование помогло Бору понять на ранней стадии своей научной деятельности, что классическая теория не может полностью описать поведение электронов. В 1911 году Бор получил докторскую степень, а также специальную стипендию для годичной стажировки в Кембридже у самого Дж.Дж. Томсона, наиболее признанного среди физиков того времени. Правда, к тому времени Томсон начал заниматься уже другими темами и проявил мало интереса к диссертации Бора и содержащимся там выводам. От Томсона Нильс в начале 1912 года отправился в Манчестер к Эрнсту Резерфорду. Там он занимался вначале теоретическим исследованием торможения альфа- и бета-частиц, а затем приступил к изучению структуры атомов. Еще в 1910 году Нильс встретил Маргарет Нерлунд, дочь аптекаря. В 1911 году состоялась их помолвка. Летом 1912 года Бор вернулся в Копенгаген и стал ассистент-профессором Копенгагенского университета. 1 августа этого же года, через четыре дня после возвращения Бора из своей первой короткой учебной поездки к Резерфорду, он женился на Маргарет. Свадебное путешествие привело их в Англию, где после недельного пребывания в Кембридже молодая пара посетила Резерфорда. Нильс Бор оставил ему свою работу о торможении альфа-частиц, начатую незадолго до возвращения домой. Брак Нильса и Маргарет принес им обоим настоящее счастье — они так много значили друг для друга. Один из их сыновей позднее писал: «Нельзя не отметить, какую роль в нашей семье играла мать. Ее мнение было для отца решающим, его жизнь была ее жизнью. В любом событии — маленьком или большом — она принимала участие и, разумеется, была ближайшим советником отца, когда нужно было принять какое-либо решение». Исходя из резерфордовской модели атома, Бор, вернувшись в Копенгаген, в начале 1913 года развил новый взгляд на строение атома водорода. При содействии Резерфорда его работа «О строении атомов и молекул» была опубликована в «Философикал мэгэзин». В этой работе Бор творчески объединил идеи Резерфорда, Планка и Эйнштейна. Бор понял, что существует противоречие между представлениями Резерфорда о строении атома, с одной стороны, и положениями классической электродинамики, а также определенными экспериментальными данными — с другой. На примере атома водорода Бор констатировал, что излучение электрона, движущегося вокруг ядра, не представляет непрерывного спектра и, значит, не описывается законами классической электродинамики. По этим законам электроны вследствие своего ускоряющегося движения непрерывно теряли бы электромагнитную энергию и должны были бы, в конце концов, упасть на ядро. Для устранения этого противоречия Бор предпочел опереться на данные эксперимента, а не на положения классической науки, которая не могла здесь предложить никакого объяснения. Бор ввел постулаты, основанные на квантовой теории Планка. Благодаря этому ученому удалось составить более правильный взгляд на строение атомных оболочек по сравнению с представлениями Резерфорда. В соответствии с постулатами Бора, электрон в свободном атоме водорода может вращаться вокруг ядра не по произвольной траектории, а по такому пути, который не связан с излучением энергии. Образование линейчатого спектра водорода объясняется тем, что электрон, поглощая фотон, переходит на более высокую орбиту. При потере энергии, согласно Бору, электрон вновь переходит на более низкую орбиту. Эта теория объясняла также потерю электронов при образовании положительных ионов. Десять лет спустя Планк говорил, что смелость теории атомного механизма Бора и полнота его разрыва с укоренившимися и якобы надежными воззрениями не имеет себе равных в истории физической науки. Теория Бора блестяще согласовалась с фактами, что как раз и является важнейшей задачей теории. Наряду с несомненным дарованием в «искусстве синтеза» он обнаружил также отчетливое понимание действительности. Ставшая всемирно известной модель атома Бора построена на двух требованиях — «квантовых условиях». Первое: электроны в атоме вращаются под влиянием кулоновских сил по известным свободным от излучения «квантовым орбитам», соответствующим определенным энергетическим уровням. Движение электронов при этом определяется константой Планка и последовательностью целых чисел. Второе: электроны совершают внезапные скачкообразные переходы, «квантовые скачки», между своими свободными от излучения орбитами. Частота колебаний испускаемого при этом света регулируется также квантом действия. Немедленно оценив важность работы Бора, Резерфорд предложил ему ставку лектора в Манчестерском университете — пост, который Бор занимал с 1914 по 1916 год. В 1916 году он занял пост профессора, созданный для него в Копенгагенском университете, где он продолжал работать над строением атома. В 1920 году Бор основал Институт теоретической физики в Копенгагене. За исключением периода Второй мировой войны, когда ученого не было в Дании, он руководил этим институтом до конца своей жизни. В 1922 году Бор был награжден Нобелевской премией по физике «за заслуги в исследовании строения атомов и испускаемого ими излучения». При презентации лауреата С. Аррениус, член Шведской королевской академии наук, отметил, что открытия Бора «подвели его к теоретическим идеям, которые существенно отличаются от тех, какие лежали в основе классических постулатов Джеймса Клерка Максвелла». Аррениус добавил, что заложенные Бором принципы «обещают обильные плоды в будущих исследованиях». В двадцатые годы ученый сделал решающий вклад в то, что позднее было названо копенгагенской интерпретацией квантовой механики. В основе этой интерпретации лежит положение о том, что мы вынуждены выражать закономерности в микропроцессах понятиями макрофизики, справедливыми лишь до некоторых границ, определяемых соотношениями Гейзенберга. Бор сформулировал два из фундаментальных принципов, определивших развитие квантовой механики: принцип соответствия и принцип дополнительности. Принцип соответствия утверждает, что квантово-механическое описание макроскопического мира должно соответствовать его описанию в рамках классической механики. Или, как пишет Бор, «как бы далеко ни выходили явления за рамки классического физического объяснения, все опытные данные должны описываться при помощи классических понятий». Принцип дополнительности является общим законом квантовой механики. В наиболее общем виде Бор сформулировал его следующим образом: «Любое данное использование одних классических понятий исключает одновременное использование других классических понятий, которые при ином подходе столь же необходимы для объяснения явлений». Приняв сосуществование двух очевидно противоречащих друг другу интерпретаций, мы вынуждены обходиться без визуальных моделей — такова мысль, выраженная Бором в его нобелевской лекции. Имея дело с миром атома, сказал он, «мы должны быть скромными в наших запросах и довольствоваться концепциями, которые являются формальными в том смысле, что в них отсутствует столь привычная нам визуальная картина». В тридцатые годы Бор вплотную приступил к изучению свойств ядра. В 1936 году он создал капельную модель ядра, введя в ядерную физику термодинамические понятия. После открытия цепной реакции ученый продолжал совершенствовать теорию деления ядер и эффектов, связанных с этим процессом. Большое значение для развития квантовой электродинамики имели его работы по излучению. В конце сентября 1943 года ученый узнал, что нацисты готовятся перевезти его в Германию. Следующей же ночью на лодке датские антифашисты переправили его в Швецию, чтобы спасти от лап гестапо. Из Швеции ученый направился на самолете в Англию, откуда затем вместе со своим сыном Оге вылетел в США. «И этот полет имел свои опасности, — сообщал Д. Франк. — Череп Бора был слишком велик для дужек, с помощью которых в этих самолетах прижимали к ушам необходимые для связи микрофоны. Поэтому он не слышал требования пилота надеть кислородную маску и потерял сознание. Он пришел в себя лишь после того, как Оге Бор указал пилоту на его состояние и тот перевел самолет в нижние слои атмосферы». В США Бор под вымышленной фамилией Бейкер участвовал как советник-сотрудник в Лос-Аламосе в изготовлении американской атомной бомбы. Когда стало ясно, что гитлеровская Германия уже не в состоянии овладеть атомным оружием, Бор употребил все свое влияние для того, чтобы воспрепятствовать применению американских атомных бомб. С этой целью он лично беседовал с президентом Рузвельтом. После войны Бор вернулся в Институт теоретической физики, который расширился под его руководством. Он помогал основать ЦЕРН (Европейский центр ядерных исследований) и играл активную роль в его научной программе в пятидесятые годы. Он также принял участие в основании Нордического института теоретической атомной физики (Нордита) в Копенгагене — объединенного научного центра Скандинавских государств. В эти годы ученый продолжал выступать в прессе за мирное использование ядерной энергии и предупреждал об опасности ядерного оружия. В 1950 году он послал открытое письмо в ООН, повторив свой призыв военных лет к «открытому миру» и международному контролю над вооружениями. Достигнув возраста обязательной отставки, Бор ушел с поста профессора Копенгагенского университета, но оставался главой Института теоретической физики. В последние годы своей жизни он продолжал вносить свой вклад в развитие квантовой физики и проявлял большой интерес к новой области молекулярной биологии. Бор умер 18 ноября 1962 года в своем доме в Копенгагене в результате сердечного приступа. В некрологе советские ученые, в частности, писали: «В лице Нильса Бора люди потеряли гениального ученого и мыслителя, борца за мир и взаимопонимание между народами, друга всего человечества». В честь великого ученого советские ученые назвали 105-й химический элемент нильсборием (Ns). ЛУИ ДЕ БРОЙЛЬ (1892–1987) Нобелевский лауреат 1929 года, Луи де Бройль внес в современную физику идею о волновых свойствах микрочастиц. А. Эйнштейн писал: «Де Бройль был первым, кто осознал тесную физическую и формальную взаимосвязь между квантовыми состояниями материи и явлениями резонанса еще в те времена, когда волновая природа материи не была открыта экспериментально». Луи Виктор Пьер Раймон де Бройль родился 15 августа 1892 года в Дьеппе. Он был младшим из троих детей Виктора де Бройля, представителя одного из самых знатных аристократических семейств Франции. Мальчик получил блестящее домашнее воспитание и образование. В юности он увлекался историей и литературой. Поэтому после окончания престижного лицея Жансон де Сайн Луи поступил на факультет искусств и литературы Парижского университета. В 1910 году де Бройль по окончании университета получил степень бакалавра истории. Однако его не удовлетворяли чисто описательные методы, господствовавшие в то время в гуманитарных науках. Луи читал книги великого французского математика А. Пуанкаре, искавшего подходы к теории относительности, и физика увлекла его. Сказалось и влияние старшего брата, известного физика, исследователя рентгеновских лучей Мориса де Бройля. Брат, участник I Сольвеевского конгресса по физике в 1911 году, рассказал ему об актуальных проблемах современной физики. Ознакомившись с материалами конгресса, посвященного вопросам квантовой теории, он решил «посвятить все свои силы выяснению истинной природы введенных за десять лет до этого в теоретическую физику Максом Планком таинственных квантов, глубокий смысл которых еще мало кто понимал». Всего за три года он прошел университетский курс физики на факультете естественных наук и в 1913 году получил вторую ученую степень. В том же году Луи призвали на военную службу и направили во французский инженерный корпус. Всю Первую мировую войну де Бройль прослужил на станции беспроволочного телеграфа при Эйфелевой башне. Лишь в 1920 году он в частной лаборатории своего брата возобновил исследования. Результаты его первых теоретических изысканий по квантовой теории излучения «абсолютно черного тела» были опубликованы в 1922 году. Увлечение историей не прошло для ученого бесследно. Во многих своих исследованиях де Бройль исходил непосредственно из исторических соображений. Идея о волновой природе материи также возникла у него в конечном счете в результате размышлений над историей оптики: «Новая динамика свободной материальной точки относится к прежней динамике (включая динамику Эйнштейна) так же, как волновая оптика относится к геометрической. Размышления покажут, что предлагаемый синтез представляется логическим венцом совместного развития динамики и оптики со времени XVII века». Так в 1923 году он в трех небольших статьях выдвинул и обосновал гипотезу об универсальности дуализма в микромире, т.е. распространил идею Эйнштейна о двойственной природе света на вещество — поначалу на электрон, предсказав возможность его дифракции. «В первой статье "Волны и кванты" де Бройль рассматривает движение свободной частицы и связывает ее с волной определенной длины, — пишет Г. Голин. — На основе выдвинутой гипотезы он обосновывает казавшийся загадочным принцип отбора стационарных орбит в атоме Бора—Зоммерфельда, рассматривая поведение электронов на стационарных орбитах как результат явления резонанса фазовой волны на длине замкнутой траектории, и делает вывод, что стационарными орбитами являются те, на которых целое число раз укладывается длина волны, связанной с равномерно вращающимся электроном. Во второй статье "Кванты света, дифракция и интерференция" де Бройль строит теорию интерференции и дифракции света исходя из существования фотонов. В статье "Кванты, кинетическая теория газов и принцип Ферма" он на основе своей идеи дуализма выводит формулу Планка для "излучения абсолютно черного тела" и устанавливает соответствие между принципом наименьшего действия Мопертюи, примененным к движению частицы, и принципом Ферма, примененным к распространению связанной с частицей волны». В следующем году ученый обобщил и развил свои идеи в диссертации «Исследования по квантовой теории», которую успешно защитил в Сорбонне. Ученый писал о необходимости использовать волновые и корпускулярные представления не только в соответствии с учением Эйнштейна в теории света, но также и в теории материи. «При этом следует полагать, — объяснял он позднее в своей прекрасной и сегодня заслуживающей внимания книге «Свет и материя», — что каждая корпускула сопровождается определенной волной и каждая волна связана с движением одной или многих корпускул». Вследствие этого понятие «корпускула» и понятие «волна» должны применяться одновременно: к излучению так же, как и к веществу, к материи. «Электрон, — считал де Бройль, — не может более рассматриваться как простая крупинка электричества; с ним следует связать волну». Отношение между энергией движущихся частиц и частотой колебания волнового движения передается константой Планка. Она вместе с величиной движения определяет и длину волны. Как одному кванту света соответствует одна световая волна, так и частице материи должна, по мнению Луи де Бройля, соответствовать волна материи. Эта смелая мысль о всеобщем «дуализме» частицы и волны позволила построить теорию, с помощью которой можно было охватить свойства материи и света в их единстве. Кванты света становились при этом особым моментом всеобщего строения микромира. П. Ланжевен обратил внимание Эйнштейна на статью де Бройля «Исследования по квантовой теории». В письме к Борну Эйнштейн писал: «Прочтите ее! Хотя и кажется, что ее писал сумасшедший, написана она солидно». Многие физики, однако, с недоверием отнеслись к гипотезе де Бройля. Среди них был и Э. Шрёдингер. Но в итоге он увлекся идеей французского ученого и попытался обосновать ее математически. В результате в 1926 году Шрёдингер вывел знаменитое уравнение, положенное в основу волновой механики. О том, насколько революционизирующе подействовало на старшее поколение физиков представление о волнах материи, свидетельствует речь, с которой в 1938 году выступил М. Планк на чествовании Луи де Бройля. Планк говорил: «Еще в 1924 году г-н Луи де Бройль изложил свои новые идеи об аналогии между движущейся материальной частицей определенной энергии и волной определенной частоты. Тогда эти идеи были настолько новы, что никто не хотел верить в их правильность, и я сам познакомился с ними только три года спустя, прослушав доклад, прочитанный профессором Крамерсом в Лейдене перед аудиторией физиков, среди которых был и наш выдающийся ученый Лоренц… Смелость этой идеи была так велика, что я сам, сказать по справедливости, только покачал головой, и я очень хорошо помню, как г-н Лоренц доверительно сказал мне тогда: "Эти молодые люди считают, что отбрасывать в сторону старые понятия в физике чрезвычайно легко!" Речь шла при этом о волнах Бройля, о соотношении неопределенностей Гейзенберга — все это для нас, стариков, было чем-то очень трудным для понимания. И вот развитие неизбежно оставило позади эти сомнения. Осенью того же 1927 года я лично познакомился с г-ном де Бройлем на 5-м Сольвеевском конгрессе в Брюсселе и был восхищен его скромностью и образованностью». Уже в ближайшем будущем гипотеза де Бройля получила надежное экспериментальное подтверждение, а созданная на ее основе волновая механика стала широко применяться в ядерной физике, химии, биологии и технике. В 1929 году де Бройль был удостоен Нобелевской премии по физике «за открытие волновой природы электронов». В речи, которой представили лауреата на церемонии вручения премии, были такие слова: «Де Бройль открыл совершенно новый аспект природы материи, о котором ранее никто не подозревал. Блестящая догадка де Бройля разрешила давний спор, установив, что не существует двух миров, один — света и волн, другой — материи и корпускул. Есть только один общий мир». В свою очередь, в нобелевском докладе ученый сказал, что его интерес к теоретической физике пробудил тот факт, «что структура материи и структура излучений становились все таинственней, по мере того как физику все более и более завоевывало странное понятие "квант", введенное Планком в 1900 году при исследовании черного излучения». Движущей причиной научно-исследовательской работы служит, по его мнению, также и та «святая любознательность», которую Эйнштейн рассматривал как первоисточник всех естественнонаучных и технических достижений. Луи де Бройль считал справедливым требование, предъявляемое к естествоиспытателю Шрёдингером: он должен «быть способным удивляться и быть помешанным на догадках». В 1928 году де Бройль занял пост профессора Парижского университета, который занимал до 1962 года. Блестящий лектор и педагог, глубоко интересовавшийся вопросами физического образования на всех уровнях от средней школы до аспирантуры, выдвинул ряд глубоких идей по модернизации современного обучения. У себя на родине ученый пользовался заслуженным авторитетом и признанием. С 1942 по 1975 год он был непременным секретарем Французской академии наук. Луи де Бройль удостоен многих почетных научных званий и степеней ряда стран. С 1958 года он является иностранным членом Академии наук СССР. Выдающегося французского физика до преклонного возраста интересовали самые современные проблемы науки: теория элементарных частиц, атомная энергия, кибернетика. В свободное время он любил читать и играть в шахматы. Иногда ученый выступал с биографическими работами о физиках прошлого. Так, гениальному французскому естествоиспытателю Амперу посвящена блестящая научная биография, написанная с законным чувством национальной гордости. В нашей стране были опубликованы книги де Бройля «По тропам науки» и «Революция в физике». Эти интересные произведения написаны простым и ясным языком. Не случайно де Бройля избрали почетным президентом Французской ассоциации писателей-ученых. Умер Луи де Бройль 19 марта 1987 года. ВЕРНЕР ГЕЙЗЕНБЕРГ (1901–1976) Гейзенберг был одним из самых молодых ученых, получивших Нобелевскую премию. Как сказал Н. Бор: «В этот период развития физической науки, который можно сравнить с чудесным приключением, Вернеру Гейзенбергу принадлежит выдающаяся роль». У Гейзенберга было необыкновенно развитое чувство интуиции. Сам ученый об этом говорил так: «Я должен начинать не с детального изучения вопроса, а сначала прислушаться… к подсознательному чувству, которое, как правило, подсказывает мне правильный путь». Вернер Карл Гейзенберг родился 5 декабря 1901 года в немецком городе Вюрцбурге. Его отец Август Гейзенберг, профессор Мюнхенского университета, был известным языковедом-византологом. Матерью мальчика была урожденная Анна Виклейн. В сентябре 1911 года Вернера отдали в престижную мюнхенскую гимназию, где мальчик увлекся математикой и быстро усвоил дифференциальное и интегральное исчисление. В 1920 году Гейзенберг поступил в Мюнхенский университет. Здесь Вернер учился у А. Зоммерфельда и В. Вина. Окончив университет, молодой ученый был назначен ассистентом профессора Макса Борна в Геттингенском университете. В 1923 году в Мюнхене Гейзенберг защитил докторскую диссертацию по проблеме турбулентности, в которой были разработаны приближенные методы нелинейной теории. Через год Вернер отправляется в полугодовую командировку в Копенгаген в качестве стипендиата-исследователя. Состояние атомной физики напоминало в это время какое-то нагромождение гипотез. В. Паули писал тогда: «Физика теперь снова зашла в тупик, во всяком случае, она для меня слишком трудна, и я предпочел бы быть комиком в кино или кем-нибудь вроде этого и не слышать ничего о физике». Свои первые работы Гейзенберг посвящает принципу соответствия, пытаясь найти для него математическую основу и превратить его из эмпирического правила в научный метод исследования внутриатомных процессов. Перелом наступил весной 1925 года, когда Гейзенберг уже покинул Копенгаген и работал ассистентом Борна в Геттингене. 29 июля 1925 года немецкий ученый опубликовал свое первое фундаментальное исследование по квантовой теории — статью «О квантовомеханическом толковании кинематических и механических связей». В ней он попытался выработать необходимые основы атомной механики, которая строилась бы исключительно на связях между принципиально наблюдаемыми величинами без применения моделей. Гейзенберг завершил статью довольно осторожно: «Можно ли метод определения квантовотеоретических данных на основе соотношений между наблюдаемыми величинами, подобный предложенному здесь, уже считать в принципе удовлетворительным, или же этот метод все еще представляет собой слишком грубый подход к физической, с самого начала явно очень сложной проблеме квантовотеоретической механики, — это станет ясным только после глубокого математического исследования метода, примененного здесь лишь очень поверхностно». Вместе со своим учеником П. Йорданом Борн разработал математические основы матричной механики. В их совместной статье «О квантовой механике», опубликованной 27 сентября 1925 года, идеи Гейзенберга были развиты «до систематической теории квантовой механики». По словам Борна, Гейзенберг отказался от «представлений об электронных орбитах с определенными радиусами и периодами обращения, потому что эти величины не могли быть наблюдаемы». Таким образом, он рассек «гордиев узел при помощи философского принципа и заменил догадки математическим правилом». Это достижение Гейзенберга можно сравнить с подвигом Эйнштейна, упразднившего в 1905 году понятие абсолютной одновременности. «Выяснилось, что атомную модель Бора не следует понимать буквально, как это было вначале, — пишет Ф. Гернек. — Она была применима только для одноэлектронной системы атома водорода и не могла быть безоговорочно перенесена на атомную систему со многими электронами. Процессы в атоме не могли быть наглядно представлены в виде механических моделей по аналогии с событиями в макромире. Нельзя было схематически применять законы небесной механики для объяснения внутриатомных связей. Даже понятия пространства и времени в существующей форме оказались неподходящими для описания микрофизических явлений. Атом физиков-теоретиков все больше и больше становился абстрактно-ненаблюдаемой суммой уравнений». Бесстрашие мышления, необходимое для разрешения новых физических проблем, метко охарактеризовал сам Гейзенберг: «На каждом существенно новом этапе познания нам всегда следует подражать Колумбу, который отважился оставить известный ему мир в почти безумной надежде найти землю за морем». Надо сказать, что матричная механика появилась весьма кстати. Идеи Гейзенберга подхватили другие физики, и скоро, по выражению Бора, его теория приобрела «вид, который по своей логической завершенности и общности мог конкурировать с классической механикой». В 1926–1927 годах Гейзенберг вновь в Копенгагене, где в качестве доцента теоретической физики с успехом читает лекции студентам. В то же время молодой немецкий физик ведет с Бором страстные споры о толковании квантовых явлений. «Я вспоминаю, — писал позднее Гейзенберг, — о многочисленных дискуссиях с Бором, которые длились до поздней ночи и которые мы заканчивали почти в полном отчаянии. И если я после таких дискуссий один отправлялся на короткую прогулку в соседний парк, то повторял снова и снова вопрос о том, может ли природа действительно быть такой абсурдной, какой она кажется нам в этих атомных экспериментах». Результаты этих размышлений были сформулированы в 1927 году как «соотношение неопределенностей» Гейзенберга и «принцип дополнительности» Бора. Естественное состояние «обоюдной неопределенности», как говорил Бор, которое сопутствует каждому квантовомеханическому измерению, было математически отображено Гейзенбергом как «соотношение неточностей» или «соотношение неопределенностей». Это открытие принадлежит к величайшим достижениям теоретической физики. В своей книге «Физика атомного ядра» Гейзенберг так охарактеризовал открытый им закон природы: «Никогда нельзя одновременно точно знать оба параметра, решающим образом определяющие движение такой мельчайшей частицы: ее место и ее скорость. Никогда нельзя одновременно знать, где она находится, как быстро и в каком направлении движется. Если ставят эксперимент, который точно показывает, где она находится в данный момент, то движение нарушается в такой степени, что частицу после этого даже нельзя снова найти. И наоборот, при точном измерении скорости картина места полностью смазывается». Гейзенберговское соотношение неопределенностей есть выражение невозможности наблюдать мир атома, не разрушая его. Любая попытка дать четкую картину микрофизических состояний должна поэтому опираться или на корпускулярное, или на волновое толкование. С 1927 года Гейзенберг работает в качестве профессора Лейпцигского университета. В этот период он независимо и вслед за советским физиком Д.Д. Иваненко предложил протонно-нейтронную модель ядра, детально обосновав эту гипотезу на основе квантовой механики. Со своей теорией ядра он выступил на Сольвеевском конгрессе 1933 года. В 1933 году одновременно со Шрёдингером и Дираком его работы получили высшее признание — Нобелевскую премию. Гейзенберг получает высокую награду за создание квантовой механики и, в частности, за ее приложение к открытию аллотропических форм водорода (так называемого орто- и параводорода). Во времена гитлеровского фашизма ученый неоднократно подвергался политическим нападкам. Так, летом 1937 года физик Штарк, задававший тон национал-социалистской политике в отношении науки, назвал в одной из своих статей Гейзенберга «Осецким от физики», «белым евреем», и потребовал соответствующих мер. Гейзенберг никогда не был членом нацистской партии, однако он занимал высокие академические должности. С 1941 по 1945 год он был директором института физики кайзера Вильгельма и профессором Берлинского университета. Сам ученый о своей работе во время Второй мировой войны говорил: «После открытия расщепления ядра Отто Ганом в 1938 году следствием войны оказалось то, что я вместе с моими сотрудниками должен был заниматься конструированием атомных реакторов. Несмотря на то что вначале я был далек от такой задачи, мой интерес в высшей степени возбудила открытая атомной физикой возможность получения огромных атомных источников энергии. Я считаю, что немецким физикам очень повезло в том, что ход войны и действия правительства исключали любую серьезную попытку изготовления атомного оружия и тем самым избавляли физиков от тяжелой ответственности за подобное деяние». В 1945 году Гейзенберг вместе с другими немецкими физиками был перевезен в Англию и содержался там под арестом в течение нескольких месяцев. В 1946 году Гейзенберг вернулся в Германию. Он становится директором Физического института и профессором Геттингенского университета. С 1958 года ученый являлся директором Физического университета, а также профессором Мюнхенского университета. Его последние работы были посвящены, прежде всего, изучению элементарных частиц. Во время празднования столетия со дня рождения Планка в апреле 1958 года Гейзенберг предложил вниманию научной общественности свою новую теорию элементарных частиц. Он выдвинул «мировую формулу», которая должна была включать в себя также и элементарные частицы гравитации. Наряду со скоростью света с и планковской константой h им была введена новая естественная константа — «наименьшая длина». Немало его работ посвящено философским проблемам физики, в частности, теории познания, где он стоял на позиции идеализма. Ученый входил в группу ученых, подписавших весной 1957 года Геттингенское обращение, он поддерживал также и другие заявления, направленные на уменьшение напряженности и на сохранение мира. Он неоднократно подчеркивал высокую ответственность именно физиков-атомщиков в деле предотвращения мировой войны. Умер Гейзенберг в своем доме в Мюнхене 1 февраля 1976 года от рака. ПОЛЬ ДИРАК (1902–1984) Английский физик Поль Адриен Морис Дирак родился 8 августа 1902 года в Бристоле, в семье уроженца Швейцарии Чарлза Адриена Ладислава Дирака и англичанки Флоренс Ханны (Холтен) Дирак. В семье Дираков кроме Поля было еще двое детей — Реджинальд и Беатрис. Отец преподавал в коммерческом училище Merchant Venturers (MV). Он определил в свое учебное заведение и сына. Ученый позднее так рассказывал об этом: «MV была великолепной школой естественных наук и современных языков. В ней не было ни латинского, ни греческого, чему я был очень рад, ибо я совсем не воспринимал древние культуры. Я был очень счастлив, что могу посещать эту школу. В MV я учился с 1914 по 1918 год, как раз во время Первой мировой войны. Многие парни покинули школу ради служения нации. В результате старшие классы совсем опустели. Чтобы заполнить пробел, стали продвигать младших в той степени, в какой они могли справиться с более сложной работой. Мне это было очень выгодно: я быстро "проскочил" младшие классы и в очень раннем возрасте познакомился с основами математики, физики, химии на вполне высоком уровне. Математику я учил по книгам, которые, как правило, содержали больше, чем знал класс. Быстрое продвижение вперед способствовало дальнейшим моим успехам. Но это мешало моему участию в спортивных играх, происходивших по средам во второй половине дня. Я играл в футбол и крикет; остальные участники игр были старше и сильнее меня, и мне не сопутствовала удача… Однако в школе ценили мою преданность науке». Затем Поль учился в коммерческом училище в Бристоле. Потом с 1918 по 1921 год он изучал электротехнику в Бристольском университете и окончил его со степенью бакалавра наук. После этого Поль прошел еще и двухлетний курс прикладной математики в том же университете. Среди его учителей на математическом факультете в Бристоле был математик Петер Фрезер. Он привил Дираку понимание красоты математики и ее логической стройности, в частности, красоты геометрии и ее проективной реализации. В 1923 году, получив небольшую стипендию, Дирак смог стать аспирантом в Кембридже. Через полгода он напечатал свои первые две работы по статистической механике. Затем Дирак поступил в аспирантуру по математике колледжа Св. Иоанна в Кембридже и в 1926 году защитил докторскую диссертацию. В следующем году Дирак стал членом научного совета того же колледжа. «Фаулер вовлек меня в совсем новое поле деятельности, познакомив с атомом Резерфорда, Бора и Зоммерфельда, — вспоминает Дирак. — Прежде я ничего не слышал о теории Бора. У меня как бы открылись глаза. Казалось совершенно непостижимым, что уравнения классической электродинамики можно применять к атому. Я всегда считал атомы некими совершенно гипотетическими объектами, а здесь, в Кембридже, физики работали с уравнениями, которые на самом деле описывали строение атома. Я очень быстро попал в самый центр проблем, связанных с изучением атомов. Самой сложной была задача о том, почему электронные орбиты стабильны. Почему электроны попросту не падают на ядро, как это следует из классической механики? Со всей настойчивостью я принялся размышлять над этими проблемами, занимаясь одновременно и другими вопросами математики». Дирак начал изучать уравнения Гейзенберга и Шрёдингера, как только те были опубликованы в 1925 году, высказав при этом несколько полезных замечаний. Одним из недостатков квантовой механики было то, что она была разработана лишь применительно к частицам, обладающим малой скоростью (по сравнению со скоростью света), а это позволяло пренебречь эффектами, рассматриваемыми теорией относительности Эйнштейна. Эффекты теории относительности, такие как увеличение массы частицы с возрастанием скорости, становятся существенными, только когда скорости начинают приближаться к скорости света. На Сольвеевском конгрессе в октябре 1927 года к Дираку подошел Бор. Вот как вспоминает об этом сам Дирак: «Бор подошел ко мне и спросил: "Над чем сейчас работаете?" Я ответил: "Пытаюсь получить релятивистскую теорию электрона". Бор тогда сказал: "Но ведь Клейн уже решил эту проблему». Я был несколько обескуражен. Я стал объяснять ему, что решение задачи Клейна, основанное на уравнении Клейна—Гордона, неудовлетворительно, так как его нельзя согласовать с моей общей физической интерпретацией квантовой механики. Однако я так и не смог объяснить что-либо Бору, так как наш разговор был прерван началом лекции и вопрос повис в воздухе». Дирак был недоволен. Он стремился получить уравнения для одного электрона, а не для системы частиц с разными зарядами. Он добился своего, но решение его удивило: «Я обнаружил из этого уравнения, что электрон обладает спином, равным 1/2, и магнитным моментом и что значения спина и магнитного момента согласуются с экспериментальными. Полученный результат был совершенно неожиданным… Я считал, что простейшее решение получится для частицы без спина, а уже затем нужно будет ввести спин…» В поисках выхода Дирак предложил странную идею. Он предположил, что все электроны Вселенной занимают уровни с отрицательной энергией, согласно принципу Паули, образуя ненаблюдаемый фон. Наблюдаемы только электроны с положительной энергией. «Электроны распределены по всему миру с большой плотностью в каждой точке. Совершенная пустота есть та область, где все состояния с отрицательной энергией заняты». «…Здесь скрывалась серьезная трудность, — пишет далее Дирак. — В то время были известны электроны, несущие отрицательный заряд, и протоны, несущие положительный заряд, и все были абсолютно уверены, что кроме электрона и протона других элементарных частиц в природе нет. Правда, Резерфорд иногда рассматривал возможность существования третьей частицы — нейтрона. Но это предположение гипотетического нейтрона не имело никаких оснований. Резерфорд просто говорил о том, как был бы полезен нейтрон для экспериментаторов в качестве идеального снаряда для стрельбы по атомным ядрам: полет нейтрона не возмущался бы внешними электронами. Но никто не верил в реальность нейтрона. Всем казалось очевидным, что поскольку есть два сорта электрических зарядов, должна быть и два сорта частиц для их переноса. Никто не шел дальше». Теория Дирака была встречена скептически. Вызвал недоверие гипотетический фон электронов, кроме того, теория Дирака, по его словам, «была очень симметрична по отношению к электронам и протонам». Но протон отличается от электрона не только знаком заряда, но и массой. Открытие позитрона, частицы действительно симметричной электрону, заставило по-новому оценить теорию Дирака, которая по существу предсказывала существование позитрона и других античастиц. «Согласно теории Дирака, — писал Ф. Жолио-Кюри, — положительный электрон при столкновении со свободным или слабо связанным отрицательным электроном может исчезать, образуя два фотона, испускаемых в противоположных направлениях». Существует и обратный процесс — «материализация» фотонов, когда «фотоны с достаточно большой энергией при столкновении с тяжелыми ядрами могут создавать положительные электроны… Фотон, взаимодействуя с ядром, может создать два электрона с противоположными зарядами». Выведенное английским ученым и опубликованное в 1928 году уравнение называется теперь уравнением Дирака. Оно позволило достичь согласия с экспериментальными данными. В частности, спин, бывший ранее гипотезой, подтверждался уравнением Дирака. Это было триумфом его теории. Кроме того, уравнение Дирака позволило предсказать магнитные свойства электрона (магнитный момент). Дираку же принадлежит теоретическое предсказание возможности рождения электрон-антиэлектронной пары из фотона достаточно большой энергии. Предсказанный Дираком антиэлектрон был открыт в 1932 году К.Д. Андерсоном и назван позитроном. Позднее подтвердилось и предположение Дирака о возможности рождения пары. Впоследствии Дирак выдвинул гипотезу о том, что и другие частицы, такие как протон, также должны иметь свои аналоги из антиматерии, но для описания таких пар частиц и античастиц потребовалась бы более сложная теория. Существование антипротона было подтверждено экспериментально в 1955 году Оуэном Чемберленом. В настоящее время известны и многие другие античастицы. Уравнение Дирака позволило внести ясность в проблему рассеяния рентгеновского излучения веществом. Рентгеновское излучение сначала ведет себя как волна, затем взаимодействует с электроном как частица (фотон) и после столкновения вновь подобна волне. Теория Дирака дает подробно количественное описание такого взаимодействия. Позднее Дирак открыл статистическое распределение энергии в системе электронов, известное теперь под названием статистики Ферми—Дирака. Эта работа имела большое значение для теоретического осмысления электрических свойств металлов и полупроводников. Дирак предсказал также существование магнитных монополей — изолированных положительных или отрицательных магнитных частиц, подобных положительно или отрицательно заряженным электрическим частицам. Дирак высказал предположение и о том, что природные физические константы, например гравитационная постоянная, могут оказаться не постоянными в точном смысле слов, а медленно изменяться со временем. Ослабление гравитации, если оно вообще существует, происходит настолько медленно, что обнаружить его чрезвычайно трудно, и поэтому оно остается гипотетическим. Дирак и Шрёдингер получили Нобелевскую премию по физике 1933 года «за открытие новых продуктивных форм атомной теории». В своей нобелевской лекции Дирак сказал, что, хотя с общефилософской точки зрения число различных типов элементарных частиц должно быть минимально, из экспериментальных данных известно, что число различных типов гораздо больше, более того, оно обнаруживает в последние годы весьма тревожную тенденцию к увеличению. В заключение лекции лауреат указал на вытекающую из симметрии между положительными и отрицательными электрическими зарядами возможность существования «звезд… состоящих главным образом из позитронов и антипротонов. Возможно, одна половина звезд принадлежит к одному типу, а другая — к другому. Эти два типа звезд должны были бы обладать одинаковыми спектрами, и различить их методами современной астрономии было бы невозможно». С 1932 года и до ухода в отставку в 1968 году он был профессором физики в Кембридже. В 1937 году Дирак женился на Маргит Вигнер, сестре физика Юджина П. Вигнера. У них было две дочери. Обычно принято считать Дирака молчаливым и не очень общительным человеком. Так оно и было. Он предпочитал работать в одиночку, и непосредственных учеников у него было мало. Но наряду с этим в нем уживалась способность к искренней и глубокой дружбе. Двух своих чуть ли не самых близких друзей нашел Дирак в Советском Союзе. Это были Петр Капица и Игорь Тамм. До войны он часто посещал Москву. Поездки в нашу страну были для него радостным событием. Но в 1945 году, когда Академия наук СССР праздновала свое 220-летие, Дирака не выпустили из Англии, сославшись на его участие в военных работах. О Дираке ходило много историй. Так, в одной из поездок в Дубну его спросили, какой у него любимый детектив (он сказал, что читает сейчас Агату Кристи). Ответ был такой: «Детектив не может быть любимым, он должен удивлять». Мехра рассказывал, что ему пришлось завтракать вместе с Дираком в колледже Св. Джона. Мехра начал разговор с замечания, что сегодня очень ветрено. Дирак молча встал из-за стола и пошел к выходу. Мехра испуганно стал соображать, чем он обидел маэстро. Но Дирак подошел к двери, приоткрыл ее и спокойно вернулся к столу. Сев, он сказал: «Да». Последние годы жизни Дирака были спокойными. В 1969 году он ушел из Кембриджского университета по возрасту — администрация не сделала для него исключения из правил. Ученый уехал во Флориду, где работал в центре теоретической физики и в университете штата до конца своей жизни. Во Флориде он сохраняет свою старую привязанность к долгим прогулкам в одиночестве. Но силы постепенно иссякли, прогулки сократились, а 20 октября 1984 года в Таллахасси наступает конец. ЭРВИН ШРЁДИНГЕР (1887–1961) Эрвин Рудольф Йозеф Александр Шрёдингер родился 12 августа 1887 года в Вене, в семье владельца мелкого предприятия по производству клеенки. Его отец, Рудольф Шрёдингер, был разносторонне развитым человеком, обладавшим склонностью к естественным наукам: он много внимания уделял сыну, очень рано проявившему исключительные способности. Его первым учителем был отец, о котором впоследствии ученый отзывался как о «друге, учителе и не ведающем усталости собеседнике». В 1898 году Шрёдингер поступил в Академическую гимназию. Несмотря на раннее увлечение физикой и математикой, он одинаково хорошо успевал по всем наукам, любил древние языки, классическую немецкую и зарубежную поэзию, блестяще изучил английский язык. В гимназические годы у Шрёдингера возникла любовь к театру. В 1906 году Эрвин поступил в Венский университет, где его учителями были теоретик Фридрих Газенерль и экспериментатор Франц Экснер. Позже в своей нобелевской речи Шрёдингер отметил большое влияние, которое на него оказали лекции Газенерля, погибшего во цвете лет во время Первой мировой войны. А во вступительной речи при избрании его в Прусскую академию наук Шрёдингер с благодарностью вспомнил, что только после занятий с Экснером он понял «что значит измерять». По-видимому, разносторонний талант Шрёдингера проявлялся еще в университетские годы. Тогда же он увлекся путешествиями и альпинизмом и был страстным театралом, хотя довольно холодно относился к музыке. В 1910 году Шрёдингер окончил университет со степенью доктора философии. В том же году увидела свет и его первая статья: «О прохождении электричества по поверхности изолятора при влажном воздухе». В том же году он стал ассистентом Экснера во 2-м физическом институте при Венском университете. В этой должности он пребывал вплоть до начала Первой мировой войны. В 1913 году Шрёдингер и К.В.Ф. Кольрауш получили премию Хайтингера Императорской академии наук за экспериментальные исследования радия. Во время Первой мировой войны Шрёдингер служил офицером-артиллеристом в захолустном гарнизоне, расположенном в горах, вдали от линии фронта. Продуктивно используя свободное время, он изучал общую теорию относительности Эйнштейна. По окончании войны он возвратился во 2-й физический институт в Вене, где продолжает свои исследования по общей теории относительности, статистической механике (занимался изучением систем, состоящих из очень большого числа взаимодействующих объектов, например молекул газа) и дифракции рентгеновского излучения. Тогда же Шрёдингер проводит обширные экспериментальные и теоретические исследования по теории цвета. В 1920 году Шрёдингер вступил в брак с Аннемарией Бертель; детей у супругов не было. В том же году ученый отправился в Германию, где стал ассистентом Макса Вина в Йенском университете. Эрвин быстро прошел все ступени немецкой научной иерархии: приват-доцента (Йена), экстраординарного профессора (Штутгарт) и ординарного профессора (Бреслау). Его научные интересы тогда еще не определились. Наиболее интересная работа этого времени — большая статья в трех частях «Основные принципы теории метрики цветов в дневном свете» — своеобразная попытка математизации проблемы цветного зрения, некое «хобби», к которому Шрёдингер возвращался иногда и в последующие годы. В учении о цветах он нашел, по его собственным словам, своеобразное убежище от той неудовлетворенности, которую испытывал при знакомстве с атомной физикой этого времени. Решающим в его жизни стал 1921 год, когда он принял кафедру в Цюрихском университете. Тогда же он всерьез заинтересовался проблемами атомной физики и теплового излучения, которые получили развитие в трудах Эйнштейна и Бора. Первыми работами Шрёдингера в той новой области были «Попытка модельной трактовки термов резкой и побочной серии» и «Изотопия и парадокс Гиббса» (1921). Наиболее интересной из ранних работ была статья «Принцип Допплера и боровское условие частот» (1922). Шесть лет, проведенных в Цюрихе, были очень плодотворными. Именно здесь Шрёдингер создал свою ставшую эпохальной волновую механику атома. Квантовая теория родилась в 1900 году, когда Планк предложил теоретический вывод о соотношении между температурой тела и испускаемым этим телом излучением, вывод, который долгое время ускользал от других ученых. Затем к этой теории «приложили руку» Эйнштейн, Бор, Резерфорд. Новая существенная особенность квантовой теории проявилась в 1924 году, когда де Бройль выдвинул радикальную гипотезу о волновом характере материи: если электромагнитные волны, например свет, иногда ведут себя как частицы, то частицы, например электрон при определенных обстоятельствах, могут вести себя как волны. Задачу создания волновой теории движения микрочастиц взялся разрешить Шрёдингер. Об исходных позициях своей теории он писал: «Прежде всего нельзя не упомянуть, что основным исходным толчком, приведшим к появлению приведенных здесь рассуждений, была диссертация де Бройля, содержащая много глубоких идей… Главное, что позаимствовано из теории де Бройля, в которой говорится о прямолинейно распространяющейся волне, заключается в том, что мы рассматриваем, если использовать волновую трактовку, стоячие собственные колебания». Шрёдингер предпринял попытку применить волновое описание электронов к построению последовательной квантовой теории, не связанной с неадекватной моделью атома Бора. В известном смысле он намеревался сблизить квантовую теорию с классической физикой, которая накопила немало примеров математического описания волн. Первая попытка, предпринятая Шрёдингером в 1925 году, закончилась неудачей. Скорости электронов в его теории были близки к скорости света, что требовало включения в нее специальной теории относительности Эйнштейна и учета предсказываемого ею значительного увеличения массы электрона при очень больших скоростях. Одной из причин постигшей ученого неудачи было то, что он не учел наличия специфического свойства электрона, известного ныне под названием спина (вращение электрона вокруг собственной оси наподобие волчка), о котором в то время было мало известно. Следующую попытку ученый предпринял в 1926 году. Скорости электронов на этот раз были выбраны им настолько малыми, что необходимость в привлечении теории относительности отпадала сама собой. Вторая попытка увенчалась получением волнового уравнения Шрёдингера, дающего математическое описание материи в терминах волновой функции. Шрёдингер назвал свою теорию волновой механикой. Решения волнового уравнения находились в согласии с экспериментальными наблюдениями и оказали глубокое влияние на последующее развитие квантовой теории. Шрёдингер опубликовал результаты в серии статей «Квантование как задача собственных значений» в престижном журнале «Annalen der Physik» весной 1926 года. Работа вызвала всеобщий восторг. Теоретик вскоре получил письмо от своего кумира Эйнштейна, где были такие слова: «Замысел Вашей работы свидетельствует о подлинной гениальности». Незадолго до того Гейзенберг, Борн и Йордан опубликовали другой вариант квантовой теории, получивший название матричной механики, которая описывала квантовые явления с помощью таблиц наблюдаемых величин. Шрёдингер показал, что волновая механика и матричная механика математически эквивалентны. Известные ныне под общим названием квантовой механики, эти две теории дали долгожданную общую основу описания квантовых явлений. Многие физики отдавали предпочтение волновой механике, поскольку ее математический аппарат был им более знаком, а ее понятия казались более «физическими»; операции же над матрицами — более громоздкими. В 1927 году Шрёдингер по приглашению Планка стал его преемником на кафедре теоретической физики Берлинского университета. Здесь он особенно близко сошелся, несмотря на разницу лет, с Эйнштейном и Планком, с которыми проводил многие часы вне службы. В 1929 году Шрёдингер был избран членом Прусской академии наук. Вскоре после того как Гейзенберг и Шрёдингер разработали квантовую механику, Дирак предложил более общую теорию, в которой присутствовали элементы специальной теории относительности. В 1933 году ученый оставил кафедру теоретической физики Берлинского университета, после прихода к власти нацистов, в знак протеста против преследования инакомыслящих и, в частности, против нападения на улице на одного из его ассистентов, еврея по национальности. Из Германии Шрёдингер отправился в качестве приглашенного профессора в Оксфорд, куда вскоре после его прибытия пришла весть о присуждении ему Нобелевской премии. Шрёдингер и Дирак были удостоены Нобелевской премии по физике «за открытие новых продуктивных форм атомной теории». На церемонии презентации Ханс Плейель, член Шведской королевской академии наук, воздал должное Шрёдингеру за «создание новой системы механики, которая справедлива для движения внутри атомов и молекул». По словам Плейеля, волновая механика дает не только «решение ряда проблем в атомной физике, но и простой и удобный метод исследования свойств атомов и молекул и стала мощным стимулом развития физики». Осенью 1936 года Шрёдингер вернулся в Австрию и стал профессором университета в Граце. Но нацизм и здесь его настиг. После захвата Австрии немцами он как нежелательный элемент был отстранен от должности. Не дожидаясь более жестких мер, Шрёдингер бежал в Италию, затем через Швейцарию — в Англию. После недолгого пребывания в Оксфорде он принял приглашение премьер-министра Ирландии, математика по образованию, де Валера возглавить исследования по теоретической физике во вновь созданном Институте высших исследований в Дублине. Семнадцать лет он прожил здесь, занимаясь исследованиями по волновой механике, статистике, статистической термодинамике, теории поля и особенно по общей теории относительности. Как пишет А.М. Френк: «Живя в Ирландии, Шрёдингер не переставал совершать пешие и велосипедные прогулки, любил заниматься лепкой, и, по свидетельству его сотрудников, вылепленные им небольшие статуэтки свидетельствовали о недюжинном таланте и вкусе. По-прежнему сохранилась у него и любовь к поэзии: в 1949 году он даже издал в ФРГ небольшой томик своих стихотворений, в который входили и переводы с английского. Вообще его интересы были необычайно широки. Новые открытия в области генетики произвели на него столь большое впечатление, что он откликнулся книгой "Что такое жизнь?", в которой обсуждал соотношение между проблемами живой материи и физикой. Плодом старого увлечения классикой стала другая книга — "Природа и древние греки". Шрёдингер много писал по методологическим проблемам физики, популяризировал последние достижения своей науки. Такие его работы, как "Теория науки и человек", "Индетерминизм и свободная воля", "Строение Вселенной и строение материи", "Что такое элементарная частица?" и др. с интересом читаются до сих пор». После войны австрийское правительство пыталось склонить Шрёдингера вернуться в Австрию, но он отказывался, пока страна была оккупирована советскими войсками. В 1956 году он принял специально организованную для него кафедру теоретической физики Венского университета. Это был последний пост, который он занимал в своей жизни. К тому времени его здоровье сильно ухудшилось. 4 января 1961 года после продолжительной болезни создатель волновой механики скончался. Похоронен он, согласно его завещанию, около Вены, в маленькой деревне Аплаче, которую очень любил. ЭНРИКО ФЕРМИ (1901–1954) Энрико Ферми родился 29 сентября 1901 года в Риме. Он был младшим из трех детей железнодорожного служащего Альберто Ферми и урожденной Иды де Гаттис, учительницы. Несмотря на то что мать была моложе мужа на 14 лет, она обладала в семье большим авторитетом. Еще в детстве Энрико обнаружил большие способности к математике и физике. Э. Персико, ставший позднее известным физиком, вспоминает: «Когда я впервые встретился с Ферми, ему было 14 лет. Я с удивлением обнаружил, что мой новый товарищ не только "силен в науке", как говорилось на школьном жаргоне, но и обладает совершенно иной формой ума, чем знакомые мне мальчики, которых я считал умными ребятами и хорошими учениками… Вспоминая чувство удивления и восхищения, которое интеллект Энрико возбуждал во мне, почти его сверстнике, я задаюсь вопросом: приходило ли мне когда-либо в голову по отношению к нему слово "гений"?.. Блистательность интеллекта Энрико была слишком непривычной для меня, чтобы я мог найти для нее верное определение». Выдающиеся познания Энрико, приобретенные в основном в результате самообразования, позволили ему поступить осенью 1918 года одновременно в Высшую Нормальную школу Пизы и на физико-математический факультет старинного Пизанского университета. В 1934 году Ферми, уже будучи знаменитым ученым, говорил: «Когда я поступил в университет, классическую физику и теорию относительности я знал почти так же, как и теперь». Большую часть времени Ферми отводил на изучение предметов, выбранных им самим. Он писал Персико в феврале 1919 года: «Сейчас, поскольку для занятий в школе мне почти что ничего не надо делать, а я располагаю множеством книг, то я пытаюсь расширить свои знания математической физики и постараюсь сделать то же самое в области чистой математики, так как чем дальше я продвигаюсь, тем больше убеждаюсь, что для меня необходимы обе эти науки. Кроме того, изучая одну из них, изучаешь и другую тоже, и я из книг по физике несомненно почерпнул больше математики, чем из математических книг». В 1921 году Ферми опубликовал первые работы в области электродинамики и теории относительности. Однако темой его дипломной стало экспериментальное исследование по оптике рентгеновских лучей. В июле 1922 года Ферми получил университетский диплом, и, конечно, «cum laude» (с похвалой). Приблизительно тогда же и с той же оценкой им была защищена в Высшей Нормальной школе. Несмотря на огромный авторитет в Пизанском университете, Энрико там работы не предложили. Он вернулся в Рим, где, по протекции директора Физического института Римского университета сенатора Корбино, молодой талантливый ученый получил временную должность преподавателя математики в Римском университете. В 1923 году он поехал командировку в Германию, в Геттинген, к Максу Борну. У Борна Ферми встретился с такими блестящими молодыми физиками-теоретиками, как Паули, Гейзенберг и Йордан. Но, как это ни странно, много лет спустя Ферми вспоминал об этом времени без особой радости. Геттингенские профессора ходили, по выражению физика, с видом всеведения, и им не приходило в голову, что они могли бы приободрить молодого итальянца. По возвращении в Италию Ферми с января 1925 года до осени 1926 года работал во Флорентийском университете. Здесь он получил свою первую ученую степень «свободного доцента» и — что самое главное — создал свою знаменитую работу по квантовой статистике. В декабре 1926 года он занял должность профессора вновь учрежденной кафедры теоретической физики в Римском университете. Здесь он организовал коллектив молодых физиков: Разетти, Амальди, Сегре, Понтекорво и других, составивших итальянскую школу современной физики. Когда в Римском университете в 1927 году была учреждена первая кафедра теоретической физики, Ферми, успевший обрести международный авторитет, был избран ее главой. В 1928 году Ферми вступил в брак с Лаурой Капон, принадлежавшей к известной в Риме еврейской семье. У супругов Ферми родились сын и дочь. Здесь, в столице Италии, Ферми сплотил вокруг себя несколько выдающихся ученых и основал первую в стране школу современной физики. В международных научных кругах ее стали называть группой Ферми. Через два года ученый был назначен Бенито Муссолини на почетную должность члена вновь созданной Королевской академии Италии. Вспоминает Э. Сегре, один из членов группы Ферми: «Между 1930 и 1934 годами физики римской группы посетили ряд заграничных лабораторий с целью овладения экспериментальными методиками, неизвестными в то время в Италии… После бурного столкновения различных мнений было решено — главным образом, под влиянием Ферми, — что лаборатория должна заняться ядерной физикой… Случай для перехода к действительно новому направлению в ядерной физике представился в 1934 году, когда И. Кюри и Ф. Жолио открыли искусственную радиоактивность. Ферми сразу же увидел, что перед этим направлением могут открыться огромные возможности, если для бомбардировки ядер использовать нейтроны… Опыты с нейтронами начались в 1934 году. Ферми решил проверить на опыте свою идею о том, что нейтроны способны быть мощными снарядами для осуществления ядерных превращений. Собственными руками он сделал из алюминия несколько примитивных счетчиков Гейгера—Мюллера, которые выглядели безобразно, но для поставленной цели служили исправно; затем он приступил к облучению нейтронами (от радон-бериллиевого источника) всех элементов в порядке возрастания атомного веса. Первый его источник был совсем слабый — всего 50 милликюри. В течение нескольких дней опыты не приносили успеха, но Ферми был человеком систематичным. Он начал с водорода, затем последовали литий, бериллий, бор, углерод, азот, кислород — и все безуспешно. Наконец, однако, он добился успеха, получив ожидаемый результат на фторе. Это произошло 25 марта 1934 года, и в "Ricerca Scientifica" было сразу послано письмо с сообщением об этом результате…» В первом сообщении, датированном 25 марта 1934 года, Ферми сообщил, что, бомбардируя алюминий и фтор, получил изотопы натрия и азота, испускающие электроны (а не позитроны, как у Жолио-Кюри). Метод нейтронной бомбардировки оказался очень эффективным, и Ферми писал, что эта высокая эффективность в осуществлении расщепления «вполне компенсирует слабость существующих нейтронных источников по сравнению с источниками альфа-частиц и протонов». Ему удалось этим методом активизировать 47 из 68 изученных элементов. Воодушевленный успехом, он в сотрудничестве с Ф. Разетти и О. д'Агостино предпринял нейтронную бомбардировку тяжелых элементов: тория и урана. «Опыты показали, что оба элемента, предварительно очищенные от обычных активных примесей, могут сильно активизироваться при бомбардировке нейтронами». 22 октября 1934 года Ферми сделал фундаментальное открытие. Сначала в очередном эксперименте между источником нейтронов и активируемым серебряным цилиндром помещался свинцовый клин. Бруно Понтекорво, помогавший Ферми в нейтронных экспериментах, рассказывает: «Утром 22 октября 1934 года Ферми решил измерить радиоактивность серебряного цилиндра, "пропуская" нейтроны от источника не через свинцовый, а через парафиновый клин тех же размеров, который он сам быстро изготовил. Результат был ясным: парафиновый "поглотитель" не уменьшал активности, а определенно (хотя и мало) увеличивал ее. Ферми вызвал всех нас и сказал: "Это происходит, вероятно, из-за водорода в парафине; если немного парафина дает заметный эффект, посмотрим, как будет действовать большое его количество". Опыт был сразу же выполнен сначала с парафином, а затем с водой. Результаты были потрясающими: активность серебра в сотни раз превысила ту, с которой мы имели дело ранее! Ферми прекратил шум и волнение сотрудников знаменитой фразой, которую, как говорят, он повторил через 8 лет при пуске первого реактора: "Пошли обедать". Итак, был обнаружен эффект Ферми (замедление нейтронов), открывший новую главу ядерной физики, а также новую область техники, как мы говорим сегодня, — атомную технику. Я столь подробно рассказал об открытии медленных нейтронов потому, что здесь очень существенными были как случайные обстоятельства, так и глубина и интуиция великого ума. Когда мы спросили Ферми, почему он поставил парафиновый, а не свинцовый клин, он улыбнулся и насмешливо произнес: "С. I. F." (Con Intuito Fenomenale). По-русски это звучало бы примерно как ПФИ (по феноменальной интуиции)…» Помимо замечательных экспериментальных результатов в том же году Ферми достиг замечательных теоретических достижений. Уже в декабрьском номере 1933 года в итальянском научном журнале были опубликованы его предварительные соображения о бета-распаде. В начале 1934 года была опубликована его классическая статья «К теории бета-лучей». Авторское резюме статьи гласит: «Предлагается количественная теория бета-распада, основанная на существовании нейтрино: при этом испускание электронов и нейтрино рассматривается по аналогии с эмиссией светового кванта возбужденным атомом в теории излучения. Выведены формулы из времени жизни ядра и для формы непрерывного спектра бета-лучей, полученные формулы сравниваются с экспериментом». Ферми в этой теории дал жизнь гипотезе нейтрино и протонно-нейтронной модели ядра, приняв также гипотезу изотонического спина, предложенную Гейзенбергом для этой модели. Опираясь на высказанные Ферми идеи, Хидеки Юкава предсказал в 1935 году существование новой элементарной частицы, известной ныне под названием пи-мезона, или пиона. Комментируя теорию Ферми, Ф. Разетти писал: «Построенная им на этой основе теория оказалась способной выдержать почти без изменения два с половиной десятилетия революционного развития ядерной физики. Можно было бы заметить, что физическая теория редко рождается в столь окончательной форме». Между тем в Италии все большую силу набирала фашистская диктатура Муссолини. Группа Ферми в Римском университете начала распадаться. После принятия итальянским правительством в сентябре 1938 года антисемитских гражданских законов Ферми и его жена, еврейка по национальности, решили эмигрировать в США. Приняв приглашение Колумбийского университета занять должность профессора физики, Ферми информировал итальянские власти о том, что он уезжает в Америку на полгода. В 1938 году Ферми была присуждена Нобелевская премия по физике. В решении Нобелевского комитета говорилось, что премия присуждена Ферми «за доказательства существования новых радиоактивных элементов, полученных при облучении нейтронами, и связанное с этим открытие ядерных реакций, вызываемых медленными нейтронами». «Наряду с выдающимися открытиями Ферми всеобщее признание получили его искусство экспериментатора, поразительная изобретательность и интуиция… позволившая пролить новый свет на структуру ядра и открыть новые горизонты для будущего развития атомных исследований», — заявил, представляя лауреата, Ханс Плейель из Шведской королевской академии наук. Во время церемонии вручения премии, состоявшейся в декабре 1938 года в Стокгольме, Ферми обменялся рукопожатием с королем Швеции, вместо того чтобы приветствовать того фашистским салютом, за что подвергся нападкам в итальянской печати. Сразу же после торжеств Ферми отправился за океан. По прибытии в Соединенные Штаты Ферми, как и всем эмигрантам того времени, пришлось пройти тест на проверку умственных способностей. Нобелевского лауреата попросили сложить 15 и 27 и разделить 29 на 2. Будучи в США, Ферми принял активное участие в создании атомной бомбы. Более того, он был одним из инициаторов ее изготовления. В 1942 году, когда в США был создан «Манхэттенский проект» для работ по созданию атомной бомбы, ответственность за исследование цепной реакции и получение плутония была возложена на Ферми, имевшего с юридической точки зрения статус «иностранца — подданного враждебной державы». На следующий год исследования были перенесены из Колумбийского в Чикагский университет, в котором Ферми как председатель подсекции теоретических аспектов Уранового комитета руководил созданием первого в мире ядерного реактора. В конце войны Ферми вернулся в Чикагский университет, чтобы занять пост профессора физики и стать сотрудником вновь созданного при Чикагском университете Института ядерных исследований. После завершения в 1945 году в Чикаго строительства циклотрона (ускорителя частиц) Ферми начал эксперименты по изучению взаимодействия между, незадолго до того открытыми, пи-мезонами и нейтронами. Итальянскому ученому принадлежит также теоретическое объяснение происхождения космических лучей и источника их высокой энергии. Человек выдающегося интеллекта и безграничной энергии, Ферми увлекался альпинизмом, зимними видами спорта и теннисом. Он умер от рака желудка у себя дома, в Чикаго, вскоре после того как ему исполнилось пятьдесят три года — 28 ноября 1954 года. На следующий год в честь него новый, сотый, элемент был назван фермием. ВОЛЬФГАНГ ПАУЛИ (1900–1958) Нильс Бор: «Прогресс физики в нашем столетии характеризуется не только расширением круга познания, но главным образом и построением новых теоретических основ для анализа и синтеза экспериментальных данных. Вольфганг Паули… внес в этот прогресс огромный вклад не только собственными выдающимися работами, но и тем вдохновением и воодушевлением, которые мы все от него получали». Макс Борн: «Паули… общепризнан как наиболее критичный, логически и математически требовательный среди ученых, которые внесли вклад в квантовую механику». Вольфганг Эрнест Паули родился 25 апреля 1900 года в Вене, в семье известного профессора фармакологии Вольфганга Йозефа Паули. Очень рано заметив исключительные математические способности сына, отец всячески стремился их развить. Мать, Берта Паули, журналистка по профессии, старалась воспитать у него любовь к музыке. Они оба преуспели в своих стремлениях. Паули-гимназист прекрасно разбирался в астрономии, любил находить ошибки в читаемых им научно-фантастических романах, например у Жюля Верна. Исключительные математические способности у мальчика обнаружились рано. Быстро освоив школьный курс, он изучил высшую математику. Еще в школе он познакомился и с трудами Эйнштейна и проникся его идеями. Восемнадцатилетний юноша, только что закончивший с отличием гимназию, отослал в немецкий журнал «Physikalische Zeitschrift» свою первую оригинальную статью об энергии гравитационного поля, которая и была опубликована в 1919 году. В Мюнхенском университете он стал одним из любимых учеников Зоммерфельда, который поручил ему, студенту 2-го курса, написать обзор по теории относительности для физического тома математической энциклопедии. Этот том увидел свет в 1921 году и сразу сделал имя Паули известным среди физиков. Сам Эйнштейн дал восторженную оценку этой статьи Паули: «Тот, кто будет читать эту зрелую и тщательно продуманную работу, вряд ли поверит, что ее автору всего двадцать один год. Неизвестно, чему следует удивляться больше: глубокому психологическому пониманию хода развития идей, безупречности математических выводов, глубокому проникновению в физическую сущность явлений, способности ясно и систематически излагать предмет, эрудиции, полноте изложения, уверенности критика». С 1921 по 1928 год Паули работал в Геттингене у Борна, в Гамбурге, Копенгагене у Бора и снова в Гамбурге. В школе Зоммерфельда Паули рано заинтересовался атомной физикой. Первая его статья относится к 1920 году и была посвящена исследованию диамагнетизма одноатомных газов. Для диамагнитной восприимчивости Паули получил формулу, сохранившуюся и в квантовой механике. Но главной темой своего исследования Паули избрал аномальный эффект Зеемана — расщепление спектральных линий в магнитном поле. В те годы эта проблема стала средоточием всех трудностей старой квантовой теории. Это очень образно выразил как-то сам Паули. Когда в Копенгагене его спросили, почему он выглядит таким удрученным, последовал ответ: «Как может выглядеть счастливым человек, если он думает об аномальном эффекте Зеемана?» Именно Паули сделал решающий шаг, сформировав свой знаменитый «принцип запрета». Впервые принцип Паули был сформулирован в статье «О связи между заполнением групп электронов в атоме и сложной структурой спектров», опубликованной в 1925 году. Этот принцип Паули открыл на основании обобщения громадного эмпирического материала, накопившегося в атомной спектроскопии многоэлектронных элементов (щелочных металлов и инертных газов). Согласно ему в атоме не может существовать более одного электрона с заданными значениями четырех квантовых чисел, характеризующих энергетический уровень. Другими словами, если уровень занят одним электроном, то второй уже на этом уровне располагаться не может. Надежда Паули, что в будущем удастся вывести гениально угаданный им принцип из более фундаментальных положений, оправдалась. В квантовой механике принцип Паули можно вывести из принципа тождественности частиц для систем, описываемых антисимметричными волновыми функциями. Сам Паули показал в 1940 году, что эти системы состоят из частиц с полуцелым спином, т.е. частиц, подчиняющихся статистике Ферми—Дирака. Принцип Паули был последним выдающимся достижением доквантовомеханической теории атома. Он стимулировал создание квантовой статистики Ферми и сделал возможным объяснение периодической таблицы Менделеева. В 1926 году, упростив выкладки Ферми, Паули установил связь между вырождением электронного газа и парамагнетизмом. «Сразу же после появления матричной механики Гейзенберга возникла задача рассчитать с помощью нового математического аппарата спектр водородоподобных атомов, — пишет А.М. Франк. — Самому Гейзенбергу это не удавалось, и тогда этим занялся Паули. В период, когда техника матричного исчисления только осваивалась физиками, работа оказалась довольно трудной. Но Паули с ней быстро справился, и не только получил правильные значения для энергетических уровней, но и сумел учесть влияние на спектр электрических и магнитных полей. По словам Гейзенберга, его переписка с Паули, критические замечания и вопросы последнего сыграли огромную роль и в установлении принципа неопределенности. На V Сольвеевском конгрессе (Брюссель, 1927) Паули решительно поддержал ту интерпретацию квантовой механики, которая была предложена Бором, а в последующие годы был одним из основателей применения теоретико-групповых методов в квантовой механике». Начиная с 1928 года Паули занимал кафедру теоретической физики Высшей технической школы в Цюрихе, став преемником Минковского и Эйнштейна. К 1929 году построение основ квантовой механики и разработка ее математического толкования были закончены. И Паули с Гейзенбергом взялись за совершенно новую задачу — приложение новых методов квантования к электромагнитному полю. Их пионерская работа положила начало новой по существу науке, а разработанный ими метод широко применялся на протяжении всех последующих лет. Паули и дальше живо интересовался развитием квантовой электродинамики и стимулировал работы в этом направлении. В начале тридцатых годов Паули, занявшись ядерной физикой и физикой элементарных частиц, сразу же высказал две фундаментальные идеи. Первая относилась к хорошо ему известной области спектроскопии. В докладе на VI Сольвеевском конгрессе (1930) он высказал мысль, что подобно тому как наличие спина электрона объясняет тонкую структуру спектральных линий, так вновь тогда открытая сверхтонкая структура обусловлена взаимодействием орбитального момента электронов с магнитным моментом ядра. В качестве примера Паули детально рассчитал сверхтонкую структуру линий гелия. Вторая идея еще больше прославила имя Паули. Еще в 1931 году в письме к друзьям, а затем во время дискуссии на VII Сольвеевском конгрессе в 1933 году Паули высказал предположение, что помимо электрона при бета-распаде испускается еще одна частица, которая уносит часть энергии. Эта частица (хотя она и электрически нейтральна) — не гамма-квант и обладает очень высокой проникающей способностью. После открытия в 1932 году Дж. Чедвиком нейтрона эту гипотетическую частицу стали называть нейтрино. В последующие годы Паули занимался главным образом квантовой теорией поля, едиными теориями поля, мезонной теорией ядерных сил, теорией элементарных частиц, опубликовал по этим вопросам около 30 статей и несколько книг. Во время Второй мировой войны он работает в Принстоне, в Институте высших исследований, где в то время трудились Эйнштейн и Бор. В 1945 году «за открытие принципа запрета, который называют также принципом Паули» теоретику была присуждена Нобелевская премия по физике. После войны Паули снова работает в Цюрихе на посту профессора Федерального технологического института. В 1946 году ученый принял швейцарское гражданство. В последний период своей деятельности Паули интересовался физикой высоких энергий. Он близко сходится с великим психоаналитиком К. Юнгом. Пытливый ум Паули охватывал очень разные области деятельности. Его многосторонность, широчайшая эрудиция проявились в целом ряде исследований по истории физики, философским вопросам современного естествознания, психологии научного творчества. Барбара Клайн в своей книге «В поисках» пишет: «Внешне он очень напоминал Будду, но Будду, в глазах которого светился ум. В научных спорах Паули был бесподобен. Для него никакого значения не имело правильное решение проблем, если доказательство не получалось лаконичным, полным и логически безупречным. Его научные труды… являлись продуктом энергичного длительного процесса мышления, во время которого доказательство оттачивалось снова и снова, пока не начинало удовлетворять его придирчивым требованиям… Он подвергал сомнению абсолютно все. Он был безжалостен, бесчувствен, язвителен, но очень часто — полезен. Бор и Гейзенберг очень ценили критические замечания Паули, хотя они часто бывали весьма болезненными для самолюбия. Их восхищала неистовая честность ученого. Бор сравнивал Паули со скалой в разбушевавшемся море…» Зимой 1958 года великий физик заболел, и 15 декабря его не стало. МАКС БОРН