Арии на Урале (Обзорный ) Евтушенко И.П. Арии на Урале (Обзорный ). Содержание Введение Источники исследования Часть I. Историография. Предыстория протоиндоариев Часть II. Характеристика источников: Ригведа. Авеста. Археология Глава 1. Ригведа – культурно-исторический памятник древних индоариев §1. Слова и вещи в Ригведе §2. Ригведа и Авеста Глава 2. Авеста. Протоиндоиранцы. Зороастризм §1. Старая религия. Культ §2. Смерть и загробная жизнь Глава 3. Археология §1. Строительство дома ариями §2. Керамика §3. Одежда андроновцев §4. Транспорт. Колесницы. Колесничная тактика боя §5. Хозяйство индоиранцев §6. Андроновское изобразительное искусство §7. Некоторые мифологические представления индоиранцев §8. Индоиранская традиция о прародине §9. Этногенез индоиранцев в свете данных материальной культуры Часть III. Аркаим Глава 1. Арии на Урале или несостоявшаяся цивилизация Глава 2. Погребальный обряд аркаимцев Глава 3. Аркаим — природно-ландшафтный и историко-археологический центр Глава 4. Аркаим — обсерватория древних ариев. ВВЕДЕНИЕ Середина II тыс. до н.э. В долине Нила цивилизация Египта достигает своего высшего расцвета при фараонах XVIII династии; на Ближнем Востоке возвышается Хеттское царство; в Элладе ахейцы создают микенскую цивилизацию; в Подунавье процветает культура Монтеору, часть Европы занята племенами унетицкой культуры, на юге Средней Азии культура древних земледельцев Анау находится на стадии Намазга VI; в Китае утверждается власть царей династии Шан-Инь, в Индии приходит в упадок цивилизация Хараппы и Мохенджо-Даро, в результате вторжения ариев. Вторгшиеся в Индию арии представляли собой одну из поздних волн миграции. Этому предшествовала длительная история переселения народов — носителей индоевропейских диалектов с места их первоначального обитания. Оставляя пока в стороне гипотезы о «прародине», которую ученые локализуют весьма широко: от Балканского полуострова до Приуральских степей, обратимся к миграциям той части индоевропейских племен, которые называли себя ариями. Слово «арья» является самоназванием далеких предков индийцев и иранцев, исторические судьбы которых складывались в течение определенного периода параллельно. Их связывала между собой миграция в смежные области и длительное совместное пребывание на соседних территориях, что привело к возникновению индо-иранской языковой и культурной общности. Кстати, современное название «Иран» происходит от того же этнонима — arya в род. пад. мн. ч. (авест. airyanem vаеуо ) средне-иранск. Eran ver букв. «ариев распространение» — обозначение полумифической прародины иранцев. Что же происходит в эту эпоху на бескрайнем просторе евразийских степей, протянувшихся непрерывной полосой от Дуная до Великой Китайской Стены? Здесь накануне середины II тыс. до н.э. формируются две гигантские культурные общности, аналоги которым неизвестны в других регионах Старого Света, — срубная на западе от Днепра до Урала и андроновская на востоке от Урала до Енисея. А в Передней Азии в это время впервые появляются упоминания об индоиранцах, составляющих ветвь индоевропейской языковой семьи. Еще недавно казалось, что бронзовый век Урало-Казахстанских степей — достаточно хорошо изученная страница древней истории. Поселения и могильники середины II — начала I тысячелетия до н.э. были объединены в особую андроновскую культуру, в рамках которой выделены три культурно-хронологических этапа: федоровский, алакульский и замараевский. Каждый из этапов отличался некоторым своеобразием глиняной посуды, наборов женских украшений, орудий труда и предметов быта. Алакульцы погребали своих умерших в грунтовых ямах в скорченном положении — в позе спокойно спящего человека. Федоровцы тела умерших сжигали, в могилу помещали пепел и, вероятно, «куклу» — набитую травой и соломой одежду, которая олицетворяла покойного. Над погребениями сооружались грунтовые и каменные конструкции. Их и сегодня можно увидеть в степи в виде курганов или каменных оград. Андроновцы жили большими семьями в крупных землянках, которые располагались на значительном расстоянии друг от друга и имели довольно свободную, «хаотичную» планировку. Относительная бедность и погребений, и поселений приводила специалистов к выводу, что перед ними следы довольно архаичных коллективов с развитыми родовыми связями. Естественным было полагать, что в предыдущее время общество отличалось еще большей архаикой, а культура – примитивизмом. Однако оказалось, что это не так. В последние годы в Урало-Казахстанском регионе степной Евразии на ряде многослойных поселений бронзового века открыты и исследованы слои, относящиеся к первой половине II тысячелетия до н.э., и связанные с ними погребальные комплексы. Выяснилось, что они в значительной степени отличаются от известных алакульских и федоровских. Вновь открытые памятники можно сгруппировать в две археологические культуры, тесно связанные между собой по происхождению и судьбам: петровскую Тоболо-Ишимскую) и синташтинскую (Южно-Уральскую). Большинство современных специалистов считают, что андроновские поселения создали индоиранцы.. Многие лингвисты помещают их прародину в юго-востчной Европе. По данным языкознания, разделение арийцев на две ветви, индоарийскую и иранскую, наметилось еще на их общей прародине в конце III – начале II тыс. до н.э. К середине II тыс. до н.э. индоарии покидают свою прародину и уходят в Индию. Их след – языковые остатки в аккадских и хеттских текстах XIV в. до н.э. Выделение индоиранцев из числа других индоевропейских народов и разделение самих индоиранцев произошло в XIV в. до н.э., когда царь Митанни Кутиваза скрепил договор с хеттским царем Супиллулиумой I клятвой индоиранскими богами Индрой, Варуной и Насатья, когда митаннийские цари стали носить индоиранские имена, а в документах из Нузи и Алалаха появились индоиранские имена, и коневодческая терминология – в трактатах митаннийца Киккули и хеттском трактате о тренинге лошадей для колесничной запряжки. Увлекательно следовать за гипотезами языковедов и историков, более узко локализующих прародину индоиранцев, — «к востоку от Волги» и даже в степях и лесостепях, примыкающих к северным границам Средней Азии. Именно эта территория во II тысячелетии до н.э. была населена андроновцами. Культурно-историческая и этническая близость племен, живших в степях от Дуная до Иртыша, которая особенно ярко проявилась к началу развитой бронзы, зафиксирована в памятниках культуры многоваликовой керамики, потаповско-синташтинских, синташтинских и петровских комплексах. Однако синташтинско-петровское население представляется наиболее центростремительной силой в Евразийских степях в первой половине II тысячелетия до н.э. Население Урало-Иртышского междуречья напрямую восприняло величайшее открытие человечества — одомашнивание лошади. Навыки коневодства подготовили степняков к ведению всего комплекса хозяйства производящего типа (земледелие, разведение крупного и мелкого рогатого скота), давно сложившегося в странах Востока. Однако самой важной составной частью культурно-хозяйственного быта андроновцев было освоение ими мощной местной рудной базы. Расцвет культуры и появление урбанизированных поселений петровско-синташтинского типа стали возможны в результате вовлечения Урало-Казахстанского региона в гигантский круг культур от Эгеи до Сары-Арка (Центральный Казахстан) и Малой Азии. Взаимообусловленность диктовалась металлургическими связями. Как известно, первые очаги цивилизации располагались на очень ограниченной территории, по сравнению с огромными земными просторами, освоенными человеком к тому времени. Насколько велико было их влияние на окружающий мир? Не существовали ли какие-то неведомые науке человеческие сообщества, которые создали в древности оригинальные общественные модели, отличные от известных моделей цивилизованного Востока? Развитие общественных отношений не шло по непрерывно восходящей линии. Здесь нередко имели место и длительные остановки, и движение вспять. Археологические материалы позволяют увидеть в Синташте и Аркаиме необычайно высокий уровень социально-экономического развития, по сравнению с другими культурами бронзового века, которые тысячелетиями развивались на огромных просторах степной Евразии. Однако как далеко зашел процесс социальной стратификации у аркаимцев? Конечно, можно взглянуть на него через призму ранней стадии военной демократии (или какого-то ее аналога). Увидеть в укрепленных поселениях Южного Урала городки таежно-сибирского типа эпохи железа, а историю общества рассматривать как волнообразное движение от «спадов» до «подъемов», когда за социальной консолидацией непременно следовало возвращение к древним родовым традициям. Но думаю, что памятники Урало-Казахстанских степей XVIII-XVI вв. до н.э. наталкивают на разработку проблемы социальной структуры аркаимского общества в другом направлении. Аркаим правомерно определить как формирующийся город (квазигород, протогород) и одновременно как центр государственности номового (от греч. nomos — область, округ) типа, находящегося на формативной стадии. Поселения XVIII-XVI вв. до н.э. Южного Урала можно рассматривать как систему формирующихся номовых государств, которые развивались в условиях степной экосистемы и имели целый ряд принципиальных особенностей, по сравнению с классическими оазисными цивилизациями Древнего Востока. Ясно одно, что хозяйство производящего типа в той форме, в которой оно функционировало на Аркаиме, не могло сложиться без мощных импульсов южных культур и южных цивилизаций. Импульсов либо прямых, либо очень опосредованных. Каковы исторические судьбы населения «Страны городов»? Специалисты убедительно показали, что синташтинцы приняли самое активное участие в формировании срубной культуры Приуралья и Поволжья. К концу XVI в. до н.э. под натиском своих восточных соседей и почти кровных родственников — петровских племен — они были вынуждены оставить восточные склоны Урала и уйти на запад, на прародину своих культурных предков-абашевцев. Могильники синташтинцев известны в настоящее время на Волге и на Дону. Активная экспансия синташтинцев в западном направлении зафиксирована в культуре многоваликовой керамики, которая занимает территорию степной Украины. Далее на запад она прослеживается на археологических памятниках Румынии. Показательна близость могильников Аркаима и Синташты с шахтными гробницами Микен XVI в. до н.э. Уже неоднократно отмечалось наличие в степной Евразии многочисленных предметов, несущих на себе микенское влияние. Можно проследить движение некоторых общих элементов культуры с востока на запад, и, позднее, с запада на восток. Вероятно, одна из миграционных культурных волн, связывающая Балканы и Урал, проходила через Кавказ. Лингвисты и историки приводят убедительные параллели в хеттском, древнеиндийском, крито-микенском и армянском языках и указывают на время их активных контактов — первая половина — середина II тысячелетия до н.э.. В качестве рабочей гипотезы правомерно отождествлять «петровчан» с древними иранцами, а «синташтинцев» с протоиндийцами, которые к XVI в. до н.э. покинули свою родину и ушли в Переднюю Азию, а затем в Индию. Новые открытия в Урало-Ишимском междуречье заново со всей остротой поставили вопросы об истоках ранней городской культуры. Они вскрывают новые грани тех глубинных пластов истории, в недрах которых зрели предпосылки перехода к цивилизации. Цивилизация в Урало-Казахстанских степях не состоялась. На то был целый комплекс причин, прежде всего, экологического характера. Петровско-синташтинские памятники свидетельствуют о том, что степные народы не стояли в стороне от генеральной линии развития человеческих обществ. В сложных для деятельности людей условиях степных экосистем формировались уникальные материальные и духовные ценности. Духовная мощь и новые идеи, рожденные в степи, реализовались в дальнейшем в самых высоких достижениях человеческой культуры, но уже в других временных измерениях или на других территориях Ойкумены. Следовательно, задача исследования состоит, прежде всего, в реконструкции культуры древних индоарийцев на основании данных языка и литературной традиции, а затем – в проверке правельности гипотез на основании комплексного сопоставления лингвистических и археологических данных о происхождении и расселении индоиранцев и этнической атрибуции андроновской культуры. Источники исследования Письменные источники и данные языка о материальной культуре древних индоиранцев. Основой реконструкции материальной культуры индоиранцев являются данные индоиранских языков, включая топонимику и ономастику, а также древнейшие письменные памятники – Авеста иранцев и Ригведа индийцев, а также более поздние индийские тексты: Пураны, Законы Ману, и др. Использование этих крайне сложных источников представляет большие трудности в связи с тем, что они, во-первых, составлены уже после ухода индоиранцев с прародины и содержат описание не живой культуры, а лишь воспоминания о прародине и о культуре предков, осложненные включенностью в систему мифологических представлений, во-вторых, создание самих памятников отделено несколькими веками от времени их письменной фиксации, что привело к включению более поздних интерполяций и появлению лакун в текстах. Таким образом, этот вид источников требует кропотливого анализа и крайней осторожности при использовании содержащейся информации, и ни в коем случае не допускает непосредственной экстраполяции тех реминисценций о культуре предков на прародине, которые донесены индоиранской традицией. В работе использованы обобщающие труды по истории Средней Азии, Ирана, Индии, а также работы, посвященные отдельным категориям материальной культуры. Археологические источники изучения материальной культуры племен Андроновской общности. С целью установления прародины индоиранцев их материальная культура, реконструированная на основании данных языка и письменной традиции, сопоставлена с материальной культурой двух зон Старого Света: индо-переднеазиатской и евразийской степной. Особое внимание уделено андроновской культуре, в создателях которой, как говорилось, многие лингвисты и археологи видят древнейших индоиранцев,так что сравнительный анализ позволяет одновременно проверить правельность индоиранской атрибуции андроновской общности. (Андроновские памятники простираются на 3 тыс. км. в зоне степи и лесостепи от западных склонов Уральских гор и левого бегега реки Урал через весь Казахстан и Западную Сибирь до Енисея; на севере они достигают границы таежной зоны, а на юге поднимаются в высокогорные области Тянь-Шаня и Памира и заходят в пустыни и оазисы Средней Азии вплоть до правого берега Амударьи. Типы андроновских памятников: петровский, алакульский, федоровский, срубно-андроновский и большое число смешанных). Основные труды, использованные мной в своей дипломной работе, кроме первоисточников – Ригведы (в главе 1) и Авесты (в главе 2), — это книги: 1. Кузьмина Е.Е. «Откуда пришли индоарии?», М., 1994 (в части I – Историография, в главе 3. — Археология); 2. сборник Аркаим. Исследования. Поиски. Открытия., Челябинск, 1995.// статьи Здановича Г.Б. (во Введении и части I – Историография) и Здановича Д.Г. (в части III, главе 1). 3. Елизаренкова Т.Я. «Слова и вещи в Ригведе», М., 1999 (в главе 1, П.1); 4. Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. Пер. с англ. и примеч. И. М. Стеблина-Каменского. — СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1994. («Мифы, эпос, религии Востока. Bibliotheca Universalia»), (в части II главе 2). 5. Статья: Дьяконов И.М. Прародина индоевропейцев. (по поводу книги Кузьминой « Откуда пришли индоарии?» М., 1994) // ВДИ. 1995. № 1. С. 123-130. 6. Статья: Кузьмина Е.Е. Первая волна миграции индоиранцев на юг. (Памяти И.М. Дьяконова) // ВДИ. 2000. № 4. С. 3-20. Е.Е. Кузьмина вообще очень сдержанна по отношению к гипотезе Г.Б. Здановича, касающейся Аркаима и Страны городов, и в некоторых деталях даже является его оппонентом, хотя в главном их мнения не расходятся. Я в своей работе, рассматривая мнения обоих, и используя материалы исследования этих и других ученых хочу составить свое мнение о тех следах, которые оставили арии на Урале, в частности на Аркаиме. Часть I. Историография. Предыстория протоиндоариев Вопрос о том к какой ветви индоиранцев относились переднеазиатские арии, долгое время был дискусионен. Сейчас господствует точка зрения П. Тиме, М. Майрхофера, Вяч. ВС. Иванова, согласно которой пришельцы были уже отделившимися индоариями или носителями особого арийского диалекта, хотя их движение, вероятно захватило и родственных протоиранцев. Из этих фактов следует, во-первых, что в середине II тыс. до н.э. индоиранцы не только уже обособились от других индоевропейцев, но и составляли общность носителей отдельных диалектов; во-вторых, что в культуре индоиранцев особую роль играли коневодство и колесничная тактика боя, т.е. время сохраняющихся контактов индоиранцев на прародине фиксируется между XVII — XV в.в. до н.э. – эпохой распространения колесниц в Старом Свете, а область, где осуществлялись контакты носителей индоиранских диалектов, — это зона высокоразвитого коневодства и раннего появления колесниц. За последние два столетия со времени установления В. Джонсом родства древних индийцев, греков и римлян и выделения Ф. Шлегелем индоевропейской языковой общности, прародину индоиранцев локализовали то в Индии, то в Средней Азии, то в Арктической зоне, то на Дунае, то в Северном Причерноморье, то в Иране и Передней Азии. В настоящее время как в лингвистике так и в археологии существуют два альтернативных определения центра расселения индоиранцев. Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Ивановым предложена новая реконструкция индоевропейского праязыка, в котором по их мнению, выявлены схождения с южнокавказскими и семитскими языками, установлена лексика, свидетельствующая о более высоком, чем предполагалось ранее уровне хозяйственного и культурного развития, найдены названия южной флоры и фауны и горного ландшафта. Это, вместе с другими лингвистическими фактами послужило основанием переместить прародину индоевропейцев из Европы в Переднюю Азию и локализовать ее в IV тыс. до н.э. – в период существования общеиндоевропейского языка перед его распадом на севере Малой Азии, откуда греки сместились на запад, а индоиранцы – на восток. Далее арии с севера Иранского нагорья проследовали в Индию, а саки и скифы только в железном веке прошли через Среднюю Азию в Евразийские степи вслед за другими индоевропейцами. Гипотеза В.В. Иванова и Т.В. Гамкрелидзе сейчас находится в центре дискуссий (Дьяконов, Кузьмина, Лелеков, Мерперт). В соответствии же с утвердившейся вначале XX века в языкознании гипотезой о локализации индоевропейской прародины в Европе, предполагается отделение индоиранцев в конце III — начале II тыс. до н.э. и последующий уход части их с прародины через евразийские степи в Среднюю Азию и отсюда – далее на юг в Индию и Иран. При этом некоторыми авторами допускается, что часть иранцев – предки скифов и, вероятно киммерийцев, — остались в Европе. Расходятся мнения и о путях переселения индоиранцев с «южнорусской» прародины или через Кавказ (Э.А. Грантовский и др.), или через Среднюю Азию – большинство ученых: (Т. Барроу, М. Бойс, В.В. Струве, И,М. Дьяконов, В.И. Абаев Г.М. Бонград-Левин, Т.Я. Елизаренкова и др.), при этом В.Георгиев высказывал мысль, что древнейшими индоиранцами могли быть носители культуры могил «красной охры», т.е. ямной. М.М. Дьяконов помещал индоиранскую прародину в юго-восточной Европе, к востоку от трипольской культуры, Э.А. Грантовский находил соответствие ямной культуры общеарийскому периоду, В.И. Абаев считал срубную культуру иранской, М.М. Дьяконов и Э.А. Грантовский непосредственно связывают культуру иранцев индоиранцев со срубной и андроновской культурными общностями, а И.М. Дьяконов, В. Бранденштейн, Т. Барроу и М. Бойс – только с андроновской, причем И.М. Дьяконов предполагает уход индоиранцев не позже второй четверти II тыс. до н.э. Выводы этих лингвистов принимает большинство археологов, изучающих культуру евразийских степей и Средней Азии II тыс. до н.э. Это С.П. Толстов, Е.Е. Кузьмина, К.Ф. Смирнов, В.Ф. Генинг, Н.Л. Членова, Г.Б. Зданович и др. По их мнению, археологический материал культур бронзового века степей не противоречит этой гопотезе лингвистов и подтверждается устанавливаемой археологически прямой генетической связью ираноязычных скифов, савромат и саков с носителями предшествующих срубной и андроновской культур. Н.Р. Гусева, считая их андроновцами, подчеркивала их связь со славянами. Специалистами по археологии Ирана была выдвинута принципиально иная гипотеза, сгласно которой прародина индоиранцев находилась на территории Ирана. Носителями индоиранской речи признаются создатели серо-черной керамики последней четверти II тыс. до н.э., причем предполагается ее возникновение в Восточном Иране и Средней Азии и непрерывное развитие единой керамической традиции с III тыс. до н.э. Вопрос же о происхождении другой группы иранцев: саков, савромат и скифов в степях, бактрийцев, согдийцев и пр. в Средней Азии вообще не ставится. Эта гипотеза неоднократно подвергалась критическому анализу Е.Е. Кузьминой, Э.А. Грантовским и др. Эта гипотеза не подтверждает предположения Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Иванова, т.к. предполагает миграцию иранцев с востока на запад. Итак, гипотезы о связи с иранцами ни серо-черной, ни бактрийской керамики не являются ни доказанными, ни общепризнанными, т.к. гончарная посуда, (в отличие от лепной), не может рассматриваться как достоверный этнический показатель. Таким образом, ни одна из взаимоисключающих лингвистических и археологических гипотез о локализации прародины индоиранцев в настоящее время не доказана. Следовательно, задача исследования состоит, прежде всего, в реконструкции культуры древних индоарийцев на основании данных языка и литературной традиции, а затем – в проверке правельности гипотез на основании комплексного сопоставления лингвистических и археологических данных о происхождении и расселении индоиранцев и этнической атрибуции андроновской культуры. Развивая идеи И.М. и М.М. Дьяконовых, Е.Е. Кузьминой и других сторонников степной прародины индоиранцев, я попыталась обосновать восточноевропейский генезис индоиранской культуры и отождествить предков индоариев с андроновской культурной общностью, не отрицая иранской принадлежности срубной культуры. Решающими аргументами в пользу миграции индоариев на Индийский субконтинент являются: 1. Наличие большого количества заимствованной лексики в санскрите, прежде всего культурных терминов, связанных с земледелием, ирригацией, ремеслом, гончарством, а также с обозначением местной флоры и фауны, присутствие в ведийский период в составе арийского общества представителей местного населения с неиндоиранскими именами. 2. Высокий уровень земледельческой цивилизации Хараппы, несопоставимый с хозяйственно-культурным типом скотоводов-ариев, зафиксированным в ведической литературе. 3. Локализация прародины индоариев в степях, которая обосновывается связью финно-угорских языков не только с иранским, но и с индоарийским. 4. Многократно засвидетельствованное в ведических текстах изготовление керамики предками индоариев без гончарного круга, что автоматически исключает из рассмотрения прародины все культуры индо-переднеазиатского региона, где круг использовали в III тыс. до н.э. и раньше. 5. Большое значение в культуре индоиранцев общеиндоевропейского культа коня, наиболее широкое распространение и наиболее ранние свидетельства которого с IV тыс. до н.э. фиксируются в восточноевропейских степях. 6. Большая роль конных колесниц и выделение социальной группы воинов-колесничих у индоиранцев. Изобретателем колесницы был бог-творец Тваштар, божественный создатель Вишвакарман был плотником, как и небесные мастера Рибпху; в «Ригведе» изготовление колесницы сопоставляется с творчеством поэта-риши; идентичный набор вооружения колесничих описан в Ведах, Авестe (в позднем Михр-Яште, отражающем, однако, индоиранский культ Митры и реалии древнейшей эпохи) и в тексте из Нузи в Митанни. Интерес к индоиранской проблеме оживило открытие на Урале в могильнике Синташта курганов с захоронениями воинов-колесничих, погребенных вместе с колесницами, парами упряжных коней, псалиями для их запряжки и набором вооружения, а также в широком ареале степей от Микен до Казахстана выделение в новокумакский хронологический горизонт целого пласта памятников Урала и Северного Казахстана, где они были ранее открыты Г.Б. Здановичем и определены им как раннеандроновский петровский тип. Исследования, проведенные в конце 80-х — первой половине 90-х годов на территории Челябинской области сотрудниками археологической экспедиции Челябинского госуниверситета — Центра «Аркаим», позволили выделить в регионе новый пласт археологических памятников (Г,Б.Зданович, И.М.Батанина, 1995), стадиально соответствующий начальному этапу эпохи средней бронзы в Южном Зауралье. Ранние отдельные поселенческие и погребальные комплексы этого периода раскапывались К,В,Сальниковым, В.С.Стоколосом, Г.Б,Здановичем, В,Ф.Генингом. Начальный этап эпохи средней бронзы — это время существования в Южном Зауралье уникальной степной цивилизации протогородского типа (Г,Б.Зданович, 1989), которая получила образное название — «Страна городов». «Страна городов» имеет четко выраженные границы (в противоположность «границам» алакульским, срубным, позднеямным...) и относительна небольшую территорию, которая протянулась на 400 км с севера на юг вдоль восточных склонов Уральских гор и на 120-150 км с запада на восток. Современное состояние источников позволяет удревнить принятую датировку памятников «Страны городов » (XVII — XVI вв. до н.э., по крайней мере, до XVIII в. до н.э. (В.В. Отрошенко, 1994). Протогородская цивилизация (« Страна городов») ЮжногоЗауралья — это «супер-» и «метакультурный» (с тачки зрения категории археологической культуры) феномен, являющийся составной частью динамической системы «культурной непрерывности» степного мира эпохи бронзы. При наличии большого разнообразия («разброса») в проявлении культурно-образуюших элементов (керамика, домостроительство, фортификация, погребальный обряд; вероятно, специализация хозяйства и т.д.) «Страна городов» характеризуется ярко выраженным единством стиля культуры. Этот стиль культуры формируется на раннем этапе сущсствования «Страны городов» и переживает свой расцвет и свой упадок в пределах исторического и культурного пространства «Страны…». Организующим началом этого нового стиля культуры является появление крупных поселенческих центров с хорошо продуманной планировкой, системами коммуникаций, замкнутой системой монументальных оборонительных сооружений. Такие поселения можно атрибутировать как поселения протогородского типа. Часть II. Характеристика источников: Ригведа. Авеста. Археология Глава 1. Ригведа – культурно-исторический памятник древних индоариев Древнеиндийская культурная традиция начинается с Ригведы — огромного по объему собрания поэтических гимнов богам ариев (1028 гимнов), складывавшегося на протяжении долгого времени приблизительно в середине II тысячелетия до н. э. Эти гимны принесли с собой племена индоариев, вторгшиеся через перевалы Гиндукуша в Северо-Западную Индию (современный Пенджаб) и начавшие продвигаться в глубь Индостана, завоевывая местные племена и постепенно смешиваясь с ними. Отдельные части собрания создавались в разное время. В наиболее древних частях могут мелькать глухие реминисценции, восходящие еще к общеиндоевропейскому прошлому, и наряду с этим в языке гимнов прослеживаются заимствования из дравидийских и австроазиатских языков (приблизительно 7 — 8% всей лексики), т. е, языков автохтонного населения Индии. Все это дает основания рассматривать Ригведу как своего рода последний памятник общеиндоевропейской традиции и первый памятник собственно индийской традиции. В этом и заключается уникальность данного собрания. Абсолютную хронологию Pигведы установить трудно, потому что в это время в истории Индии нет сколько-нибудь точных и достоверных дат. Для того, чтобы хоть приблизительно очертить временные границы этого памятника, приходится обращаться к косвенным данным: показаниям археологии (которые, кстати, весьма неоднозначны), географии, астрономии, ботаники, сравнительно-исторического языкознания, литературоведения, мифологии и проч., при этом результаты, имеют, как правило, лишь относительную ценность. Иными словами, чаще всего приходится использовать материал самого памятника, пытаясь интерпретировать его в свете различных наук. А материал этот для роли исторического источника явно не предназначался. Ригведа — культовый памятник. Она была создана для общения ария с богами, а не для описания жизни ария. Ее язык метафоричен и символичен, а содержание насквозь мифологизировано. Во второй половине Ш — первой половине II тысячелетий до н.э. в долине реки Инд процветала высокоразвитая городская цивилизация. В результате археологических раскопок, ведущихся начиная с 30-х годов этого века по настоящее время, были обнаружены следы многочисленных поселений городского типа по течению Инда от подножия гор Симла на севере до побережья Аравийского моря на юге, протянувшиеся полосою длиной более чем в тысячу миль через территорию современных Пакистана и Индии, через Пенджаб, Синд, Раджастан, Гуджарат с наиболее крупными центрами в Мохенджо-даро (Синд) и Хараппе (Панджаб). Это были укрепленные города с правильной планировкой, со стенами и зданиями из обожженного кирпича, с храмами, общественными постройками, банями, жилыми домами, кварталами ремесленников, мощными ирригационными каналами. Судя по скелетам людей, валяющимся на улицах, города подверглись вторжению захватчиков. На одном из кладбищ были обнаружены скелеты людей иного физического типа, чем основное население и высказано предположение о том, что это было кладбище завоевателей. В 1947 г. М. Уилер высказал мнение, что города долины Инда были разрушены ведийскими ариями. Мнение это было основано на том, что в Ригведе глава пантеона — бог грозы и войны Индра славился разрушением крепостей (рur) врагов (dasa/dasyu — термины, под которыми подразумевались как враждебные племена местного населения, так и демоны). Эпитет puramdara – «разрушитель крепостей» определял прежде всего Индру, который своей дубиной грома пробивал вражеские крепости, а также бога огня Агни, сжигавшего их своим пламенем. В Пенджабе не было обнаружено других укрепленных городов, кроме Хараппы. Из этого делали вывод, что те описания дасов/дасью, которые встречаются в Pигведе, — а определяются они как «черная кожа», низкорослые, безносые (т. е. с плоскими носами), с враждебной речью, лишенные богов и жертвоприношений (т. е. не поклоняющиеся арийским богам), лишенные закона и т. п. — нужно относить к населению Хараппы и других индских городов. Мнение Уилера было поддержано рядом ученых. В упоминании в Ригведе победоносной битвы при Хариюпии, одержанной племенами ариев с помощью Индры над враждебными племенами Ригведа, VI, 27, 5), видели отражение названия Хараппа. Дасов/дасью, большинство ученых отождествляло с дравидами, жившими до вторжения ариев в Северной Индии. Гипотеза о разрушении Индских городов племенами ариев получила поддержку в ряде работ Т. Барроу. Слово armaka-, встречающееся в одном стихе в Pигведе (I, 133, 3), толкуется Барроу как груда развалин, руины, оставшиеся от разрушенных ариями древних городов. Как считает Барроу, ведийские тексты свидетельствуют о том что именно арии разрушили цивилизацию долины Инда. Они имели преимущество в военной сфере, благодаря легким конным колесницам. Они разрушали города, не испытывая потребности в их использовании (сами они жили в небольших временных поселениях) и не будучи в состоянии ими управлять. Индская цивилизация не оказала влияния на ведийские тексты из-за враждебного отношения их творцов к дасам. Единого мнения относительно причин гибели Индской цивилизации нет, и гипотеза об ариях-разрушителях Хараппы имеет и многих противников. Изменение даты гибели городов долины Инда приблизительно до 1200 — 1000 rr. до н. э. или предельное их сближение со временем вступления ариев в Индию не могло не вызывать возражений. Сомнения вызывает и то, что эти города погибли внезапно от мощного нападения военных орд «варваров», и то, что нападающими были именно ведийские арии, и то, насколько можно здесь полагаться на данные археологии, и то, как правильно трактовать отдельные слова и контексты Pигведы. Возможность однозначного толкования археологических данных — археологические раскопки в Индии и Пакистане достигли больших успехов за последние десятилетия — для решения вопроса о том, как соотносились ведийские арии с Индской цивилизацией, и — шире — что они собой представляли, выглядит весьма проблематичной. По одной из гипотез культуру ведийских ариев связывают с серой расписной керамикой. В советской археологии предпринимаются интересные попытки установления типологических параллелей между андроновской культурой и культурой ведийских ариев, как ее можно себе представить по данным ведийской литературы (работы Е.Е. Кузьминой). Сторонники гипотезы об ариях-разрушителях Хараппы толкуют слово pиr в Ригведе как каменную крепость, считая, что этим словом обозначались укрепленные города долины Инда, сделанные из обожженного кирпича. Более убедительным выглядит интерпретация этого слова в работах В. Рау, сильно продвинувшего вперед своими исследованиями современные представления о материальной культуре ведийского периода. Как предполагает В. Рау, слово pur в Pигведе обозначало маленькое временное укрепленное сооружение, состоявшее из концентрически расположенных каменных или земляных валов с палисадами и деревянными воротами, куда в случае опасности прежде всего загоняли скот — самое ценное имущество, и лишь в крайних случаях прятались люди. Эти небольшие по размеру и простые по постройке сооружения быстро разрушались и могли исчезнуть на глазах у одного поколения. Слова же акта-, аrтаkа- В. Pay понимает как «покинутые места стоянки», а не как «опустошенные города», исходя из общих представлений о полукочевом образе жизни ариев Ригведы. Что же касается причин гибели городов Индской цивилизации, то этот вопрос до сих пор остается открытым. Помимо возможности периодических набегов со стороны «варваров», высказывались различные предположения и о внутренних причинах ее гибели: наводнениях, нарушении ирригационной системы, эпидемиях и др. Возвращаясь к проблеме ведийских ариев и абсолютной хронологии Ригведы, следует сказать, что гипотетическим нижним пределом времени создания Pигведы разумно считать эпоху не ранее, чем XV в. до н. э. (во всяком случае для ее древнейшего ядра), т. е. определенное время спустя после гибели городов долины Инда. Для решения вопроса о верхней хронологической границе Pигведы приходится обратиться к некоторым хронологическим ориентирам, появившимся в середине I тысячелетия до н. э. Одним из таких ориентиров является памятник древних иранцев Авеста, с которой Ригведу связывает также общее наследство в области мифологии, ритуала, культуры. Авеста большинством специалистов датируется приблизительно VII — VI вв. до н. э. Что Ригведа как собрание является более древней, чем Авеста, обычно не вызывает сомнений, другое дело — какой интервал во времени разделяет эти два памятника. При этом нельзя не учитывать и тех довольно больших колебаний, которые существуют между учеными при датировке самой Авесты. В результате крайними временными пределами, ограничивающими период создания Pигведы и сложения ее гимнов в окончательное единое собрание, остается теоретически считать XV — VI вв. до н. э., при этом вторая дата должна быть сильно отодвинута вглубь. Большинство ученых считает, что Ригведа создавалась во второй половине или в середине II тысячелетия до н. э. Все признают условность конкретной даты и отмечают, что для создания такого большого памятника должно было потребоваться по крайней мере несколько веков. В целом представляется разумным принять за время создания Pигведы вторую половину — конец II тысячелетия до н. э.. хотя наиболее поздние части памятника могли быть созданы на рубеже II — I тысячелетий до н. э. Датировка эта, конечно, весьма условна. §1. Слова и вещи в Ригведе Можно считать, что от эпохи, когда создавалась Ригведа, не осталось никаких других сколько-нибудь надежных источников, кроме самого собрания гимнов. Дело в том, что достижения археологии в этой области в высшей степени скромные: полукочевые племена ариев, возившие с собой все свое имущество, оставляли только мусор на местах покинутых поселений. Интереса к истории в Древней Индии, как известно, не было. Поэтому можно понять, с каким напряженным вниманием обращаются к гимнам Ригведы специалисты в самых разных областях материальной и духовной культуры Древней Индии. Они обращаются с тем, чтобы попытаться выяснить, как в Ригведе отражен повседневный быт арийских племен, особенности их социального уклада, политической жизни и т.п. Гимны же содержат сведения прежде всего о религиозных представлениях ариев, и извлечь их них информацию о реалиях оказывается весьма непростым делом Иными словами, разглядеть черты повседневной жизни можно только сквозь призму ритуала и мифологии. При этом следует заметить, что и сам ритуал жертвоприношений, который был столь важен для риши — авторов гимнов, ясен далеко не во всех деталях на основании текста гимнов. Возможно, в то время не существовало еще единого, устоявшегося ритуала, обязательного для всех, но существенно и то, что сквозь толщу гимнов далеко не всегда удается пробиться к той последовательности действий жрецов, которая сопровождала исполнение гимна, и, наконец, не все гимны сопровождались ритуалом жертвоприношения. Ученые-индологи в соответствии со своими научными интересами на основании толкования контекстов Ригведы стремятся определить точное лексическое значение слов, выражающих важные для изучения денотаты (часто это бывают названия конкретных предметов). Ученые-компаративисты стремятся к тому же, чтобы на основании значения древнеиндийского слова реконструировать его исходный индоевропейский источник. Эти стремления вполне оправданны, настораживает только то обстоятельство, что, толкуя одни и те же контексты Ригведы, разные исследователи приходят к очень несхожим выводам. Достаточно вспомнить хотя бы сравнительно недавнюю дискуссию о том, был ли сома, соком которого опьянялся Индра, чтобы совершать свои героические подвиги, грибом-мухомором — гипотеза, выдвинутая американским микологом Р. Г. Уоссоном, или он был эфедрой, как считает большинство ведологов (20). Сторонники каждой из этих точек зрения в подтверждение приводили те же самые контексты Ригведы. Возникает вопрос: что же это за текст, который допускает возможность противоречащих друг другу интерпретаций? Специфика этого текста заключается в том, что это текст особого назначения, цель которого – установить контакт адепта с божеством, и с этой точки зрения архаичная культовая поэзия может быть описана в терминах теории коммуникации: адепт передает определенную информацию божеству (20). Поэт старается привлечь внимание божества, восхваляет его подвиги и прославляет его. Делается это с помощью Священной Речи, персонифицированной в образе богини Вач. Восхваления перемежаются с просьбами к божеству. Предполагается, что в ответ на искусно сделанный гимн (который поэт изготавливает как плотник — колесницу или как ткач — материю) божество исполнит пожелания адепта (обычный для архаичной модели мира обмен дарами). И чем искуснее сложен гимн, тем больше шансов у поэта получить вознаграждение от божества. Содержание гимна, таким образом, определяется в первую очередь его коммуникативным назначением: это миф и ритуал. Мифологических сюжетов в Ригведе, как известно, совсем немного, и главные из них: миф об убийстве Индрой змея Вритры, запрудившего реки, и миф об освобождении Индрой коров — утренних зорь из скалы Вала, спрятанных там демонами Пани, повторяются из гимна в гимн. Это тот материал, на основании которого восхваляется Индра. Задача поэта заключается не в том, чтобы создавать новые сюжеты, а в том, чтобы в соответствии с «истиной» по-новому расцветить старые сюжеты и вновь привлечь внимание божества, бывшего милостивым еще к предкам поэта. Поэтическое искусство риши в Pигведе было целиком подчинено Канону. В таком ключе рассматривалось творчество «предков»-питаров (букв. «отцов») — понятие широкое и расплывчатое: от реальных основателей поэтических родов, которым принадлежали наиболее древние части собрания — «фамильные» мандалы, до мифических полубогов-певцов Ангирасов, участников мифа Вала, пением проломивших скалу. И когда ригведийский поэт обещает почтить божество «новой песнью», речь идет только о новой формальной разработке старого сюжета, т. е. об установлении нового контакта с божеством. В свете того, что содержание гимнов Ригведы в высшей степени монотонно, вопросы стиля приобретают особое значение. А стиль этой культовой поэзии темен и неясен. Его называют обычно суггестивным. Он полон намеков и недосказанностей. Эффекты неоднозначности текста достигаются разными методами: как экстралингвистическими, так и лингвистическими. При восхвалении божества разные его образы сменяют друг друга, контекст же может соотноситься одновременно с мифом и с ритуалом. Вот, например, как описывается один из этапов приготовления напитка бессмертия богов — амриты из выжатого сока сомы в IX, 85, 9: Он взошел на небо, бык, смотрящий далеко. Он ярко зажег светлые пространства неба, (этот) поэт. Царь проходит через цедилку, громко ревя. (Жрецы) со взглядом героя доят сливки неба. Речь идет о соке сомы, который согласно мифологическим представлениям поднимается с земли на небо, откуда выпадает обратно в виде дождя. На небе сома приобретает образ солнца, зажигающего свет, и сок его называют уже сливками неба. Одновременно Сома выступает в образе быка. Эта метафора навеяна ритуалом выжатый сок смешивается с коровьим молоком, которое называют коровами, и Сома — соответственно бык, соединяющийся с коровами. Бык громко ревет. Третий образ — царь, выступающий в поход, здесь просто упомянут и не разрабатывается. Наконец, упомянут и четвертый образ: Сома назван поэтом, так как он вызывает прилив поэтических сил у тех, кто его отведает. На связь с ритуалом укрывает упоминание о цедилке, через которую, очищаясь, проходит сок. Все это производит впечатление калейдоскопа, смешения разных планов и образов, за которым не удается разглядеть реальности — последовательности действий в ритуале. Многозначность слов в этом памятнике осложняется еще и тем, что очень широко распространено метафорическое и символическое употребление слов. Так, например, слово rathа-«колесница» в гимнах обозначает не только реальную боевую колесницу или же мифологическую колесницу богов, но ratha- может также служить метафорическим названием жертвы богам или молитвы, возносимой к богам (как колесница мчится к финишу на ристалище, так жертвы и молитвы наперегонки устремляются к божеству). Вот один из таких контекстов — 1, 129, 1: Та колесница, о Индра, находящаяся позади, которую Ты продвигаешь вперед, о стремительный, для завоевания награды, Сразу же сделай ее (способной) превзойти (всех) И пожелай, чтобы она стала победительницей! Ведь она наша, о безупречный, о мощно разящий, (она у) устроителей обряда, (Так продвинь ее вперед,) как (и) эту речь устроителей обряда! Колесница здесь является символом жертвы. А в следующем контексте денотатом ratha- является хвалебная песнь, или молитва 1, 102, 9: «Пусть этого нашего певца Упаманью Индра (сделает) победителем, (а) колесницу пустит вперед в состязании». При этом надо иметь в виду, что довольно часто в контексте не содержится никаких указаний (как это имеет место в приведенных примерах), следует ли понимать слово ratha- в прямом или в переносном смысле. По мнению одного из самых глубоких знатоков языка ведийской поэзии Л, Рену, лексика представляет собой ту область, где изощренность поэтов демонстрирует себя самым бесспорным образом. «Трудность заключается в том, чтобы понять при отсутствии внешних точек опоры, где кончается первичное значение и где начинаются привнесенные или скрытые смыслы — результат мифологической и ритуальной символики». И заканчивает Рену эту статью следующими словами: «Для текста, полностью подчиненного символизму, не существует процедуры его раскрытия (procedure d'approche), которая соответствовала бы нормам рассудка». Это парадоксальное утверждение весьма точно описывает ситуацию, в которой оказывается современный интерпретатор этого памятника, стремящийся установить однозначную связь между значением ригведийского слова и его денотатом в определенном контексте. Имя существительное играет в Ригведе несколько особую роль. С именем в ведийской модели мира были связаны магические представления, особенно с именами собственными богов в ситуации их почитания. Имя как считали древние индийцы отражало суть своего денотата, будь то вещь или одушевленное лицо. Оно рассматривалось как некая потенция, заключенная в носителе этого имени, благодаря которой он наделен силой и мощью, не поддающимися контролю разума. Поэтому «захватить» чье-либо имя означало овладеть его носителем. Произнесение имени Бога было сакральным актом и понималось как «произнесение истины», которому приписывалась огромная креативная сила. Если один денотат назывался несколькими именами, ведийцы полагали, что это отражает разные качества денотата — так решалась проблема синонимов, очень распространенных в языке Ригведы. Наречение именем означало создание денотата — ведь без имени он не мог существовать. В Ригведе эта процедура истолковывается в космогоническом ключе. «Нести чье-либо имя» (narna bhar-) на символическом языке Ригведы понималось как управлять свойствами того, кому это имя принадлежит. Имя бога было сакральным, а все сакральное считалось тайным. Сакральной была Священная Речь, персонифицированная в богине Вач. В гимне-загадке 1, 164 говорится о том, что речь размерена на четыре части, из которых три сложены тайно, а люди говорят лишь на четвертой (45-46). В гимнах Ригведы постоянно происходит игра на тайных словах и тайных именах, в которых заключено все самое важное. О многозначности слов в Ригведе следует еще добавить, что в ряде случаев в трактовке этого явления современным исследователем и ведийским поэтом-риши может быть полное несоответствие. Там, где современный ученый различает множество дискретных значений, пытаясь проследить переход от одного к другому, для архаичного сознания могло существовать одно синкретическое значение, поразному реализуемое в различных контекстах. В Ригведе существует около десятка слов, которые обозначают понятие «дом». Для одних это значение дается в словарях как основное, для других как периферийное. В последнем случае обычно комбинируются значения дом и его обитатели, т. е. семья, род; или же место обитания и дом; или место отдыха и дом. В качестве основного значения понятие дома передают следующие существительные: dаm-, dаma-, grhti-, durana-, durya-Яйла - (последнее слово употребляется также как прилагательное.) Известно, что для стиля Pигведы характерны многочисленные эпитеты, определяющие существительные и образующие иногда длинные цепочки. При названиях же дома в Pигведе встречается только один эпитет sva -«свой», «собственный», что не может не привлечь внимание. Ту же особенность — отсутствие эпитетов вообще или эпитетов — качественных прилагательных — разделяют с ними в гимнах существительные «алтарь», «отряд», «деревня». Существительные, обозначающие названия дома, никогда не выступают в предложении в роли прямого дополнения при глаголах со значением «строить»«,сооружать»«,создавать». В отличие от этой лексической группы алтарь «создают» в Pигведе, (например, «Это они создали алтарь, о несущий счастье, они — возлияние, они — выжимание (сомы) на небе». Глаголы со значением «сооружать», «воздвигать» употребляются в Pигведе в связи с названием жертвенного столба, а не дома, например: IV, 51, 2: «Встали на востоке яркие зори, словно столбы, воздвигнутые на жертвоприношениях». Из этой особенности употребления можно сделать вывод, что во времена Pигведы дома не строили и не воздвигали и что под названием «дом» крылось какое-то совсем иное понятие, чем то, которое привычно для современного человека. Создается впечатление, что имеется в виду не реальный дом-постройка, а скорее идея дома, абстрактное представление о нем, и так в подавляющем бoльшинстве контекстов. В Ригведе нет жесткой связи между понятиями «дом» и «постройка», и это является отражением древней общеиндоевропейской ситуации. Тесно связанными оказываются понятия места и людей или богов, так или иначе ассоциирующихся с этим местом. Слова dam- и dama- (менее очевидны другие названия дома) означают, скорее, семью, домашнее хозяйство или жертвенную общину. Названия дома в Ригведе часто обозначают место, где приносятся жертвы. Прослеживается тенденция связывать культ определенных богов с тем или иным названием дома: Агни с dama- (дом с очагом), Сому с grha-, Агни и Ашвинов с durana-. Изредка обнаруживаются следы «подвижного дома», т. е. дома на колесах. Дом в Ригведе рассматривается как место отдыха и распрягания коней. Только одна черта свидетельствует о физической реальности дома-постройки — дом имел дверь (dvar-/ dur-), что могло обозначать также и ворота. Таким образом, дом в Ригведе был скорее социальным понятием, чем архитектурным. §2. Ригведа и Авеста Ригведа и Авеста чрезвычайно близки друг другу по языку, прежде всего в своих наиболее древних частях («фамильные» мандалы Ригведы, гаты Авесты). Сходство бывает столь велико, что иногда оба текста выглядят как два варианта одного архетекста, различающихся только разными правилами звуковых соответствий. Язык Pигведы ближе по своим особенностям к языку Авесты, чем к языку более поздних памятников индийской литературной традиции, например, к языку эпоса или классической санскритской поэзии. С Авестой Ригведу объединяет также наличие ряда общих характеристик поэтического языка, и — более того, — сферы поэтического творчества вообще. Существенны здесь место поэта в обществе и оценка его поэтического искусства как движущей силы, поддерживающей космический порядок потому, что поэт провозглашает истину (вед. rta, ав. аsа); название поэта-провидца (вед. kavi, ав. asa), притом что оно не является общеиндоевропейским и т. п.; употребление ряда общих поэтических формул, (которые чужды дальнейшей санскритской поэзии), устойчивых фразеологизмов, излюбленных выражений, свидетельствующих о существовании древней общей арийской поэтической традиции. Столь большая близость между Ригведой и Авестой распространяется прежде всего на язык вообще и на поэтическую речь в частности. Тут она лежит, можно сказать, на поверхности. Несколько иначе обстоит дело с мифологией, поскольку в этих двух памятниках общее мифологическое наследие влилось в две разные религиозные системы, в пределах которых соответственно по-разному трансформировалось. Первый древнеиранский памятник Авеста представляет собой собрание священных текстов зороастризма — религии древнего Ирана, предшествовавшей мусульманству и исповедоваемой в настоящее время индийскими парсами, переселившиеся в связи с гонениями мусульман в VII — Х вв. из Ирана в Индию. Основатель этой религии Заратуштра был религиозным реформатором. Естественно, в связи с этим, что старая общеарийская мифология могла войти в новую религиозную систему лишь в виде отдельных элементов и фрагментов, которые к тому же в составе новой системы могли получить иное, чем раньше, осмысление. Арийская религия на индийской почве, хотя и не испытала такой ломки, как на иранской, тем не менее, вступая в контакты с местными религиозными культами, пошла по своему пути развития. В целом можно сказать, что общая картина, видимо, лучше сохранена в Ригведе, однако при этом в ряде случаев отдельные мифологические черты засвидетельствованы в Авесте в более архаичной форме, чем в Ригведе. К общему мифологическому наследию относится прежде всего существование двух классов мифологических персонажей: вед. deva — ав. daeva и вед. аsurа — ав. ahura. Различие между Ригведой и Авестой заключается в трактовке этих двух классов. В Ригведе deva являются богами, а в Авесте daeva — демоны. В отношении второго класса такой резкой противопоставленности нет: ahura в Авесте обозначает только богов (ср. Ahuramazda), а в Ригведе asura может быть и эпитетом бога (прежде всего из класса Адитьев: Митры, Варуны и др.), и обозначать класс демонов. Дальнейшее развитие на индийской почве происходило в том направлении, что в поздней ведийской литературе слово asura приобретает исключительно отрицательный характер, и в мифологии брахман отражена постоянная борьба между классом богов-девов и их противников — асуров. Реконструкция первоначального соотношения между дэвами и асурами возможна только с помощью сравнения материала Ригведы и Авесты. Главой пантеона Ригведы является Индра — бог грозы и войны, побеждающий демонов и врагов. Главный его космогонический подвиг заключается в убийстве дракона— демона Вритры (vrtra «препятствие»), сковавшего течение рек, за что Индра называется Vrtrahan «убийца Вритры». В Авесте засвидетельствован самостоятельный мифологический персонаж VereЬragna , а Indra известен как мелкий демон. Как было показано с помощью реконструкции, иранская традиция сохранила, по-видимому, этот миф в более архаичной форме, чем индийская. Среди отдельных мифологических фигур Ригведы и Авесты можно установить генетические связи разной степени интенсивности. Они могут носить этимологически тождественные имена, определяться одинаковыми эпитетами, характеризоваться сходными функциями, которые иногда охватывают весьма широкую сферу. Так, в фигурах вед. Mitra, ав. Miura, из которых первый бледен и абстрактен в Ригведе, употребляясь обычно как парное божество вместе с Варуной (Mitravaruna ), а второй в системе Авесты занимает одно из центральных мест, считаясь творением Ахура Мазды, прослеживается единый по происхождению древний персонаж, объединяющий людей и помещающий их на должное место, поддерживающий правду-добро и отвергающий ложь-зло, почитаемый одинаковыми ритуальными действиями. При этом абстрактный космический Митра в Ригведе, видимо, более архаичен, чем соответствующий ему персонаж Авесте, более тесно включенный в земную социальную структуру. Другой генетически общий прототип вскрывается на основании функционального сходства таких фигур как вед. Варуна, ав. Ахура Мазда (Ahura Mazdah , отмеченного еще Г. Ольденбергом. Каждый из них выступает в паре с Митрой, поддерживает космический порядок и закон, связан с солнцем (охраняет его, пролагает ему путь). Эпитеты, определяющие Варуну в Ригведе: asura и medhira «мудрый», этимологически тождественны составным частям имени Ahura Mazdah (ср. также ав. mazdra «мудрый»). Целый ряд мифологических персонажей Pигведы имеет соответствия в Авесте, причем с именами, восходящими к общей языковой праформе, связаны, как правило, сходные функции и сходные сюжеты. Далее, в состав этих двух разных религиозных систем входили общие культы, которые в каждой из них играли весьма важную роль. Во-первых, это культ огня (хотя названия для огня в этих традициях разные), включающий все его проявления: от земного огня жертвенного костра до солнца на небе и солярных божеств. Во-вторых, культ священного растения (вед. soma, ав. haoma), из которого готовили напиток бессмертия. Этот культ в Ригведе и в Авесте связан с общей мифологией. Сома / хаома называется царем растений, он растет на высокой горе, откуда его принес орел. Ритуал приготовления напитка также обнаруживает большое сходство: сок выжимали, пропускали через цедилку из овечьей шерсти, смешивали с коровьим молоком. Сходны не только отдельные элементы ритуала, но и генетически тождественны их названия. На месте жертвоприношения была расстелена жертвенная солома (вед. barhis , ав. barasman ), молитвы произносил особый разряд жрецов (вед. hotar , ав. zaotar ). Древнейший тип гимна-молитвы в Ригведе и Авесте также обнаруживает черты сходства. Все эти факты хорошо известны, с течением времени их число постепенно увеличивается. Все дело в том, как их интерпретировать и какое в зависимости от этого устанавливать хронологическое соотношение между Ригведой и Авестой. Что индо-иранская общность существовала, не вызывает никаких сомнений. Разногласия касаются ее локальной и географической соотнесенности, а также ее характера. Как считает Э. А. Грантовский, ее следует понимать как реальный исторический комплекс, возникший в результате интенсивных связей в определенный период и на сравнительно ограниченной территории. Попытки исследователей конкретизировать время и место заставляют их обратиться к сравнительно-историческому изучению мифологии Ригведы и Авесты. В некотором смысле краеугольным камнем для решения этого вопроса является интерпретация индийских богов как демонов в иранской традиции и весь связанный с этим комплекс проблем. Старая классическая точка зрения заключается в том, что перед миграцией будущих индо-арийцев в Индию между ними и иранцами произошел раскол, в результате чего боги одних были превращены в демонов другими. В настоящее время наиболее распространена теория о том, что у протоарийцев было два класса противопоставленных друг другу богов, нашедших разное отражение в индийской и иранской традициях (П. Тиме, Э. Бенвенист, Я. Гонда и др.). Ф. Б. И. Кейпер дает космогоническое истолкование этой концепции на ведийской почве, считая дуальный принцип краеугольным для нормального функционирования вселенной, когда борьба между дэвами и асурами возобновляется с завершением годового цикла, и очередная победа дэвов гарантирует порядок во вселенной до следующего кризиса. Класс Адитьев при этом трактуется как асуры, перешедшие к дэвам, чем и объясняется их двойственная природа в Pигведы. С оригинальной гипотезой выступил Т. Барроу, непосредственно связавший проблему дэвов-асуров с конкретной хронологией Pигведы и Авесты. Согласно Барроу, разделение протоарийского языка на две ветви — индоарийский и иранский, должно было произойти до того, как эти языки распространились соответственно в Индии и в Иране, поскольку «арийский» на Ближнем Востоке связан с индоарийским. Лингвистически протоиндоарийский относится к стадии развития языка до миграции в Индию и после отделения от иранцев. Похоже, что до захвата царства Митанни протоарии жили в северном Иране, куда попали из Средней Азии. Здесь Барроу опирается на точку зрения, разделяемую М. Майрхофером, И. М. Дьяконовым и др., относительно того, что первоначальная территория, занимаемая индоиранскими племенами, находилась в Средней Азии. Позднее они были вытеснены оттуда в Индию а отчасти поглощены пришедшими туда племенами иранцев. Некоторые протоиндоарийские названия рек (Sarasvati, Sarayu) были перенесены из Ирана в Индию. История религии Ирана, подчеркивает Барроу, обнаруживает предшествующий протоарийский слой. Именем asura «владыка» Заратуштра назвал высшее божество своей новой религии, о чем говорит и этимология этого слова. Ряд протоарийских богов, осужденных Заратуштрой ввиду их популярности среди населения, впоследствии были переосмыслены как демоны. Изменение же значения слова asura произошло только в Индии. Всей этой теории, как признает сам Барроу, не соответствует дата существованпя Заратуштры, принятая большинством, а именно приблизительно 600 г. до н. э. Поэтому автор, опираясь на перечень географических названий в Яштах, предлагает отодвинуть вглубь датировку Авесты, считая, что 1100 г. до н. э. является самой ранней из возможных дат основания зороастрийской религии, а завоевание иранцами Восточного Ирана должно было произойти не позднее XIV в. до н. э., что совпадает по времени с миграцией индоариев в Индию. Попытки на основании сравнительного изучения мифологии Pигведы и Авесты сделать конкретные выводы относительно абсолютной хронологии и географии этих памятников, всегда были сопряжены с большим риском. Глава 2. Авеста. Протоиндоиранцы. Зороастризм Пророк Зороастр жил в такой глубокой древности, что сами его последователи забыли, когда и где это было, и в прошлом различные иранские страны претендовали на благочестивую роль его родины. Долгое время считалось, что он жил в Азербайджане, на северо-западе древнего Ирана. Современные исследования показали, что такого быть не могло. Исходя из содержания и языка сложенных Зороастром гимнов, теперь установлено, что в действительности он жил в азиатских степях к востоку от Волги. Помимо многих других ученых, этой версии прдерживается известная британская иранистка Мэри Бойс – автор книги «Зороастрийцы. Верования и обычаи»., переведенной на русский язык проф. И. Стеблиным-Каменским. Зороастризм — самая древняя из мировых религий откровения, и, по-видимому, он оказал на человечество, прямо или косвенно, больше влияния, чем какая-либо другая вера. Зороастризм был государственной религией трех великих Иранских империй, существовавших почти непрерывно с VI в. до н.э. по VII в. н.э. и господствовавших на большей части Ближнего и Среднего Востока. Зороастризм был уже стар, когда появились первые упоминания о нем в исторических источниках. Корни его уходят в далекое прошлое. Иранцы так непреклонно придерживались своих традиций, что и в живом зороастризме сохранились некоторые элементы, которые восходят, видимо, к индоевропейской эпохе. Перемешанные с позднейшими представлениями, эти элементы делают зороастризм религией, чрезвычайно насыщенной разными компонентами. Изучение ее может способствовать лучшему пониманию духовного прогресса человечества на протяжении тысячелетий. Кроме того — это благородная религия, отдельные ее положения уникальны и замечательны. Они давали возможность последователям вести целеустремленную и приносящую удовлетворение жизнь, что, в свою очередь, пробудило в них глубокую преданность своей вере. Зороастризм получил такое название на Западе потому, что его основатель — пророк Заратуштра — стал известен древним грекам под именем Зороастр. Он был иранцем и родился в доисторическое для иранцев время. Установить точные даты его жизни невозможно, но, основываясь на его собственных изречениях, можно предполагать, что он жил около 1200 г. до н. э. В еще более давние времена предки иранцев и индийцев-индоариев составляли один народ, который называют протоиндоиранцами. Они — ветвь индоевропейской семьи и жили, как полагают, в азиатских степях, ведя устойчивый, неизменный образ жизни, который позволил им в течение поколений сформировать такую прочную религиозную традицию, что общие черты ее сохраняются до сих пор у их отдаленных потомков — индуистов и зороастрийцев. В конце концов, возможно, когда-то в начале II тысячелетия до н. э., протоиндоарии и протоиранцы отделились друг от друга и стали различаться по своему языку как два разных народа. Согласно одной из последних гипотез, которой придерживаются многие ученые и в том числе М. Бойс, индоиранцы были среди носителей так называемой «срубно-андроновской культуры», памятники которой обнаружены по огромной территории в степях от Волги до Западной Сибири. Протоиранцы населяли, вероятно, по большей части нынешний Северный Казахстан, а протоиндоарии жили к югу от них. Срубно-андроновские поселения найдены преимущественно по берегам рек, где можно было выращивать немного проса и пшеницы. Все же основным средством их существования оставался скот — овцы и коровы, лошади и верблюды. Хозяйство было примитивным примерно вплоть до 1700-х гг. до н. э., когда началось использование сперва меди, а вскоре и бронзы для изготовления орудий и оружия. С давних пор уже существовали у индоиранцев контакты с народами, жившими к югу от них, индоиранцы научились у них пользоваться повозками со сплошными деревянными колесами, в которые запрягали волов. Примерно около 1600-х гг. до н. э. в степях появляются колесницы, запряженные лошадьми. Остатки таких колесниц были раскопаны в иранских, по всей видимости, захоронениях на поселении в излучине реки Синташта в районе Челябинска. Это были быстрые и легкие повозки с большими колесами со спицами, пригодные для состязаний и охоты, а также и для войны. До этого времени в «андроновском» обществе не было особых признаков социальной стратификации, поселения состояли из больших, приблизительно одинаковых домов, предназначавшихся для многолюдных, неразделенных семей, инвентарь в захоронениях был также примерно одинаковым. Но во второй половине II тысячелетия до н. э. и среди индоариев, и среди иранцев появляются воины-колесничии — люди, оставившие свои племенные обязанности и связи и примкнувшие к воинственным вождям, которые повели их на грабеж других. Новое оружие из бронзы и быстрые колесницы позволяли этим отрядам совершать неожиданные набеги и нападения, убивать, захватывать добычу и угонять скот. В то буйное и тревожное время, когда правила сила, а не закон, по-видимому, и жил Зороастр. Тогда и искал он откровения: в чем, собственно, заключается смысл беспокойного земного существования человека? Зороастр был священнослужителем, и, для того чтобы понять суть его откровения, нужно знать все, что возможно, о той старой религии, которая его воспитала. К счастью, многое можно выяснить, сравнив наиболее архаичные элементы в зороастрийских памятниках и ритуалах с древнейшими религиозными произведениями Индии (особенно с Ригведой) и с обрядами брахманизма. Зороастрийское священное писание известно в совокупности как Авеста (о точном значении этого названия среди ученых пока нет согласного мнения). Язык, на котором написаны эти писания, обычно называют авестийским, так как он известен лишь по Авесте. Путем сравнения этих различных материалов можно восстановить основные черты протоиндоиранских религиозных воззрений и проследить их развитие в иранской среде до рождения Зороастра. §1. Старая религия. Культ Культ, как правило, более стоек, чем религиозные представления; и действительно, основные объекты зороастрийского культа и ныне те же, что и у пастухов каменного века, а именно вода и огонь. Вода делала жизнь в степях возможной (предполагают, что до V тысячелетия до н. э. из-за недостатка дождей они были бесплодной пустыней). Протоиндоиранцы обожествляли воды рек и водоемов как богинь (Апас), молились и совершали им возлияния (называемые по-авестийски заотра — это слово позднее получило значение «приношение», «жертвоприношение»). У зороастрийцев возлияния воде состоят в основном из трех элементов, а именно из молока и сока и листьев двух растений. Число «три» было священно для протоиндоиранцев, оно и сейчас является организующим началом во многих обрядах зороастризма и брахманизма. Три составные части возлияния символизируют царства растений и животных, вскормленные водой. Возлияние, освященное молитвой, должно возвращать этим царствам ту жизненную силу, которую они отдали, и тем самым сохранять их чистыми и приносящими изобилие. Как и в традиционном зороастризме, возлияния, видимо, совершались старшим в семье ближайшему ручью или водоему, но они же составляли и часть ритуалов, совершаемых священнослужителями. Огонь — другой объект культа — тоже был существенным для жителей степей. Он являлся источником тепла в морозные зимы, на нем готовили мясо диких или домашних животных, составлявшее основу питания. В древности, когда возжигание огня оставалось тяжелой работой, люди старались хранить огонь в очаге всегда горящим. Культ вечного огня, видимо, был распространен среди индоевропейцев, которые видели нечто божественное в горящем пламени. Брахманы, знали его под именем Агни (это слово родственно латинскому игнис, русскому огонь ), но зороастрийцы называли огонь Атар . Они совершали приношения из трех элементов также и огню. Приношения состояли из сухих чистых дров, благовоний (сухих листьев или трав) и небольшого количества животного жира. (Этот третий компонент приношения и считался обычно специальным возлиянием — заотра для огня.) Таким образом, огонь, так же как и вода, набирался сил с помощью двух приношений от растительного царства и одного — от царства животных. Топливо и благовония приносили, вероятно, три раза в день, во время, предназначенное для молитв (на рассвете, в полдень и на закате). Возлияния жира совершали, видимо, тогда, когда в доме готовили мясо, — огонь получал, таким образом, свою долю. От жира огонь горел ярче, растопившийся жир заставлял пламя вспыхивать. Приношения огню и воде составляли основу ежедневных богослужений, называемых индоарийцами яджна , а иранцами — ясна (от корня яз — «приносить жертву, поклоняться»). В этих богослужениях возлияния для огня брались от кровавых жертвоприношений, которые, очевидно, совершали регулярно. Индоиранцы испытывали благоговейный страх и трепет, отнимая жизнь у животных. Они никогда не убивали без освятительной молитвы, благодаря которой, по их представлениям, душа животного продолжала жить. Сознание кровного родства между человеком и животным нашло свое отражение в древних частях богослужения ясна: «Мы молимся нашим душам и душам домашних животных, которые кормят нас... и душам полезных диких животных» (Ясна 39, 1—2). У иранцев возникло представление о том, что души животных, убитых с освятительной молитвой, поглощаются божеством, которое они почитали как Гэуш-Урван («Душа быка»). Иранцы верили, что кровавые жертвоприношения укрепляют это божество, а оно, в свою очередь, заботится о всех полезных животных на земле и способствует их изобилию. Во время обряда ясна (яджна) под ноги жертвенного животного бросали траву. По этому поводу санскритский текст дает такое объяснение: «Потому что тело жертвы — это трава; поистине так он [жрец] дает жертве ее полное тело» (Айтарейа-Брахмана II, 2, 11). Во время богослужения жрец, совершавший обряд, держал в левой руке пучок травы (называемый иранцами барэсман) , — видимо, в качестве признания того факта, что «всякая плоть — трава», а человек и животное — одного происхождения. Позднее и в Иране, и в Индии пучок травы был заменен прутьями. Ритуальные приношения воде, совершаемые в конце богослужения, готовили из молока, веток одного растения и из сока, получаемого после того, как стебли другого растения будут истолчены. Растение, которое толкли, называлось по-древнеиндийски сома, а по-авестийски хаома, что буквально значит «то, что выжимают». Неясно, какое растение первоначально употребляли протоиндоиранцы, но вполне возможно, что это могли быть разновидности эфедры (как хом — «эфедра», «хвойник», используемый зороастрийцами в настоящее время). Древние иранцы приписывали этому растению ценные свойства. Они считали, что его сок возбуждает, бодрит и вливает силы. Воины, отведав его, сразу же преисполняются боевым духом, поэты — вдохновением, а жрецы — особой восприимчивостью к внушениям божества. Главную часть ритуала богослужения составляет толчение растения в каменной ступе и приготовление из него приношения для вод. Так возникло представление о «зеленоглазом» боге Хаоме, божественном священнослужителе, к которому обращались и как к целителю, защитнику скота, и как к божеству, которое дает силу сражающимся воинам, предотвращает засуху и голод. Как божественный священнослужитель, Хаома получал свою долю от каждого жертвоприношения. Ему посвящали и преподносили язык и левую челюстную кость каждого жертвенного.животного. Древние иранцы верили, что боги удовлетворяются ароматом жертвоприношения и довольствуются самим намерением приносящего жертву посвятить ее божеству. Посвященное мясо после богослужения делили между священниками и молящимися. Так же как и в исторические времена, домашних животных убивали лишь ради приношений богам. Охотник тоже обязан был произнести краткую посвятительную молитву в тот миг, когда лишал животное жизни. Священное место, на котором совершались религиозные ритуалы (позднее называвшиеся зороастрийцами пави, то есть «чистое место»), устраивалось довольно просто. Оно представляло собой ровный участок земли, у иранцев — прямоугольник, который отмечался проведенными с молитвой бороздами — во избежание воздействий всяких злых сил. Чтобы отметить священное место, очерченную территорию опрыскивали чистой водой и еще раз освящали молитвами. Жрец сидел, скрестив ноги, на земле перед огнем, помещавшимся в небольшом сосуде. Все сосуды, использовавшиеся при богослужении, сначала очищали, а затем освящали. Но они не считались священными по своей природе. После совершения обряда любой человек мог свободно их трогать. Все эти черты остаются характерными и для современного зороастрийского ритуала, а параллели им есть в обиходе брахманизма. Индоиранцы придавали большое значение обрядам очищения и защиты от злых сил — вот почему необходимо было с предельной тщательностью мыть сосуды перед молитвами. В качестве дезинфицирующего средства после соприкосновения с тем, что считалось осквернением (например, после прикосновения к мертвому телу), использовали то, что было легкодоступно, а именно коровью мочу, содержащую аммиак. По всей видимости, детально разработанные обряды очищения, применявшиеся позднее и зороастрийцами, и брахманами, восходят по своему происхождению к более примитивным ритуалам, практиковавшимся их предками в каменном веке. §2. Смерть и загробная жизнь Пока продолжалась связь между людьми и богами, не предвиделось конца ни для мира, ни для поколений людей, которые должны были непрерывно сменяться одно другим. Существовала вера в жизнь человека после смерти, и, согласно наиболее ранним представлениям, расставшаяся с телом душа — урван — на три дня задерживалась на земле перед тем, как сойти вниз, в подземное царство мертвых, в котором правил Йима (по-санскритски Яма ). Йима был первым царем на земле и первым из умерших людей (Гайомарэтан скорее прототип всего человечества, чем реальный человек). В царстве Йимы души жили, словно тени, и зависели от своих потомков, которые продолжали пребывать на земле. Потомки должны были удовлетворять их голод и одевать. Приношения для этих целей совершали в определенное время, так, чтобы эти дары могли преодолеть материальные преграды. Чаще всего приношения умершим совершались в течение первого года после смерти. Считалось, что души усопших еще одиноки и не полностью приняты в общество мертвых. Обязанность совершать приношения ложилась на наследника покойного, обычно на старшего сына, который должен был совершать их в течение тридцати лет — три декады, — то есть примерно на протяжении жизни одного поколения. Обряды первых трех дней после смерти считались жизненно важными и для того, чтобы защитить душу от злых сил, пока она покидает тело, и для того, чтобы помочь ей достичь потустороннего мира. Существовало, как кажется, весьма древнее представление о каком-то опасном месте, возможно броде или переправе через мрачную реку, которую душа должна пересечь на своем пути. По-авестийски оно называлось Чинвато-пэрэту , что, по-видимому, значит «Переход-разлучитель». Чтобы оказать возможно большую помощь умершему, семья должна была скорбеть и поститься в течение трех дней, а священнослужитель — читать много молитв. Затем следовало кровавое жертвоприношение и ритуальное приношение огню. Мясо жертвы и одежду покойного освящали в третью ночь для того, чтобы душа могла отправиться в свое одинокое странствие на заре следующего дня сытой и одетой. Судя по позднейшим зороастрийским обычаям, в течение тридцати дней в честь умершего ежедневно готовили особую пищу. На тридцатый день совершалось второе кровавое жертвоприношение. После этого приношение делали раз в месяц до конца первого года со дня смерти. Через год после смерти производили третье и последнее кровавое жертвоприношение. Считалось, что после этого душа нуждается в материальной заботе меньше, и ей предназначались только ежегодные приношения в течение тридцати лет в годовщину смерти. Тогда душа уже полностью соединялась с обществом мертвых и подкреплялась, разделяя общие приношения, которые каждая семья совершала во время «Празднества всех душ», называвшегося по-авестийски Хамаспатмаэдайа . Этот праздник отмечался в последнюю ночь старого года, когда души возвращались в свои прежние жилища, как верили, на закате солнца, а на рассвете первого дня нового года с восходом солнца отлетали назад. Похоронный обряд, связанный с верой в потустороннее жилище мертвых, заключался в захоронении. Зороастрийское слово дахма (восходящее через дафма к индоевропейскому корню дхмбх — «хоронить») первоначально, видимо, — «могила». Носители срубно-андроновской культуры обычно хоронили своих покойников в ямах, покрытых земляными курганами. По-видимому, незадолго до того, как индоарийцы и иранцы отделились друг от Друга, у них возникли новые представления о загробной жизни. Они заключались в том, что по крайней мере некоторые из них могут избежать устрашающей участи вечного безрадостного существования на том свете, а души некоторых людей после смерти могут взлететь и присоединиться к богам в светлом раю, где они познают всевозможные удовольствия. С возникновением этих представлений «Переход-разлучитель» стал мыслиться в виде моста, один конец которого покоится на вершине горы Хары, а другой ведет ввысь, на небо. Лишь достойные, может быть благодаря тому, что совершили много жертвоприношений богам, могут пройти по этому мосту. Души других, пытаясь перебраться по мосту, упадут вниз, в подземное царство мертвых. Среди тех, души которых считались обреченными на такой конец, были, видимо, все низкие по своему положению люди — пастухи, женщины и дети. Души, которые достигали рая, естественно, больше не нуждались в приношениях, совершаемых потомками, но по традиции, а также, несомненно, из-за неясности относительно загробной судьбы каждого человека приношения благоговейно совершались по всем умершим. Вместе с надеждой, что существует вероятность достичь рая, развивалась вера в восстановление тела. Очевидно, невозможно было помышлять о том, чтобы только душа могла испытывать небесные радости. Судя по свидетельствам индийской традиции, считалось, что в течение первого года после смерти кости тленного тела восстанут и, одевшись бессмертной плотью, соединятся с душой на небе. Возможно, именно из-за этого представления индоарийцы постепенно сменили свой похоронный обряд кремацией, в которой тленная плоть быстро уничтожалась. После кремации кости тщательно собирали и захоранивали в ожидании воскрешения. Однако иранцы, как кажется, слишком почитали огонь, чтобы использовать его для уничтожения оскверняющего вещества. Примеры погребения разрозненных, свободных от плоти костей в захоронениях Синташта показывают, что уже в середине II тысячелетия до н. э. вместо сжигания был принят обычай выставления тел, известный позднее у зороастрийцев. Обычай заключался в том, что труп оставляли в каком-либо пустынном месте, где стервятники и питающиеся падалью звери быстро сжирали его. Солнечные лучи становились путем, по которому душа поднималась на небо, а разлагающаяся плоть быстро исчезала. После этого кости собирали и хоронили так же, как и в обрядах индоарийцев. Изучение языческих иранских верований о загробной жизни осложняется наличием еще одного обозначения, кроме урван, для души усопшего, а именно — фраварти (авестийское фраваши ). Этимология этого слова (так же, как и слова «урван») сомнительна. Возможно, оно происходит от того же корня вар -, что и хам-варэти — «доблесть», и обозначало первоначально душу усопшего героя, то есть того, кто больше всего может помочь своим потомкам и защитить их. Если это так, то тогда у древних иранцев должен был существовать такой же культ героев, как и у древних греков. Фраваши представлялись чем-то вроде валькирий — женскими существами, крылатыми, населяющими воздух. Если они были довольны жертвоприношениями, они быстро слетались на помощь людям. Они старались обеспечить каждый год дождями свои семьи, следили за тем, чтобы в их семействах рождались дети, а во время войны невидимо сражались рядом со своими потомками. С древнейших времен, вероятно, существовало сходство между особым культом фраваши и поклонением душе, и оно способствовало тому, что верования о них несколько смешались и стали неясными. Развитие представлений о загробной жизни в раю увеличило смешение еще больше. Казалось бы, именно могущественные фраваши мыслились живущими высоко на небе вместе с богами, но в действительности в этой связи чаще упоминается душа-урван. Возможно, вековая вера во фраваши как в вездесущих помощников и защитников и препятствовала тому, чтобы их мыслили живущими вдалеке. Может, трудно было также связывать этих крылатых духов с идеей воскрешения тела. Как бы то ни было, но уже в языческие времена представления о могучих фраваши и беспомощной душе-урван в большой мере слились. В авестийском гимне к фраваши (Яшт 13), содержащем древние части, они изображаются возвращающимися к своим домам в праздник Хамаспатмаэдайа в поисках приношений мяса и одеяний. Но в других стихах этого же гимна к фраваши взывают как к божественным по своей мощи духам. В зороастрийских текстах богослужения отождествление фраваши и души-урван иногда бывает полным, как это выражено в следующих словах: «Мы поклоняемся душам (урван) умерших, которые являются фраваши праведных». Все-таки различие между этими двумя душами сохраняется до наших дней и без сформулированного обоснования, и заключается оно в том, что с молитвой обращаются к фраваши, но для души-урван. Языческая религия иранцев, кажется, состояла не только в обрядах и обычаях. Вера в богов содержала некоторые замечательные черты, которые были связаны с представлениями об истине-аша и божествах-ахурах. Эти черты восходили к традиционным верованиям, согласно которым надежды на счастливую загробную жизнь могли иметь лишь те, кто был в состоянии приобрести ее с помощью обильных жертвоприношений. В середине II тысячелетия до н. э. спокойная и устойчивая, по большей части, жизнь индоиранцев бронзового века была безжалостно нарушена военными отрядами, которые разоряли своих ближних. Участники этих отрядов поклонялись в основном Индре и связанным с ним богам как божествам, дарующим победу в бою. ГЛАВА 3. Археология Андроновские поселения, как правило, имеют регулярную застройку, дома ориентированы одинаково и расположены параллельно друг к другу с учетом топографических условий: обращены выходом к реке или стоят торцом к подветренной стороне. Выделяются три типа планировочных решений: 1 тип – дома располагаются одной линией вдоль реки; 2 тип – дома выстроены вдоль реки двумя параллельными рядами, разделенными улицей шириной в 7-10 м.; 3 тип – вытянутое вдоль реки поселение почти прямоугольное или овальное в плане с большой незастроенной площадью в центре, предназначенной для содержания скота. Изредка встречается сплошная застройка. На площади поселения Синташта в Зауралье открыт заполненный золой ров глубиной около двух метров с такой же шириной с внутренним и внешним валами высотой 0,4 м. и проходами шириной до 2,5 м. Открыты так же перемычки – въездные ворота, в которые свободно могла въехать повозка или колесница. На поселении Синташта два ряда стен, сложенных из пахсы и глины, образуют кольцо шириной 16 – 18 м., разделенное радиальными стенами на отсеки, видимо, служившие жилыми помещениями. Наиболее выразительная картина открыта на поселении Аркаим на юге Челябинской области. Поселок площадью 20 тыс. кв. м. представлял две концентрические окружности фортификационных глинобитных стен, заключающих центральную площадь, обведенную кольцом жилых помещений, примыкающих к первой оборонительной стене, кольцевую улицу и наружное кольцо жилых помещений, выходящих на кольцевую улицу, а торцами примыкающих к более мощной обводной стене.(Зданович, 1989, с.181-182). Диаметр наружной стены 160 м., ширина – 4 м. Она сложена из глины с добавкой извести и снаружи облицована пахсовыми блоками. Вдоль стены идет ров, глубиной 1,5 – 2 м., обложенный деревом. Все сооружение разделено радиальными улицами, видимо, шедшими к воротам. В конструкции трапецевидных жилищ использованы деревянные столбы и плахи. Во многих помещениях устроены колодцы. Источниковую базу исследования на Урале составляют 18 поселений, на семи из которых начаты раскопки: Малокизильское, Синташта, Аркаим, Устье, Ольгино, Куйсак, Аландское. Только Малокизильское относится к абашевской культуре, остальные — синташтинские. Выявлено 12 некрополей, из которых раскопки велись на пяти: Синташта, Кривое озеро, Большекараганский, Каменный Амбар, Солнце-2 и три могильника в Западном Казахстане.30 Могильники соотносятся с поселениями: Синташта — поселение и могильник, Аркаим- Большекараганский, и т.д. На Урале раскопано 20 курганов, содержащих 192 могилы, половина из них, в том числе все основные погребения, разграблены в древности, что затрудняет их интерпретацию. В 27 погребениях Урала (14% всех погребений) выявлены колесничные комплексы, следы колес, псалии, погребения коней. Это большие, обычно центральные могилы со сложным подкурганным сооружением и захоронением взрослого мужчины, при котором положены набор вооружения: стрелы, сложный лук, топор, копье, кинжал, булава, навершие, панцирь, плеть, а также черепа и ноги крупного рогатого скота, часты захоронения собаки. Получены важные данные, позволяющие выделить в пределах новокумакского горизонта два этапа. На поселении Устье более ранний поселок относится к синташтинскому типу; он имеет овальный план и перекрыт более поздним поселением прямоугольной формы, относящимся к петровскому типу; та же закономерность прослежена по данным аэрофотоснимков на нескольких других поселениях; то же развитие от синташтинского к петровскому типу установлено в могильниках Кривое озеро, Степное, Каменный Амбар, Большекараганский, Танаберген. Таким образом, формирование комплексов новокумакского горизонта происходило в результате ассимиляции в Приуралье племен, входящих в широкий круг европейских культур: степных – ямно-полтавкинской и катакомбной и более северной абашевской. Их роль в разных регионах была различна, что обусловило региональную специфику. Процесс их консолидации, по-видимому, был длительным и предполагал период билингвизма населения, поэтому говорить о чисто арийской принадлежности синташтинцев с точки зрения Е.Е. Кузьминой, представляется некорректным. Как считает Е.Е. Кузьмина, участие в этих процессах местного субстратного населения, вопреки мнению Г.Б. Здановича, пока не выявлено. На следующем — петровском этапе произошла консолидация культуры, носители которой проникли в Северный и Центральный Казахстан и Среднюю Азию, что отражает начавшуюся миграцию раннеандроновского населения. Памятники новокумакского горизонта характеризуются сходными чертами: синкретическим характером культуры и появлением колесниц и вооружения воинов-колесничих. Что явилось причиной этих инноваций, и где их истоки? K.Ф. Смирнов и Е.Е. Кузьмина в 1977 г. выдвинули предположение, что импульсом этнокультурной перестройки была миграция на Восток носителей нескольких культур, в которых уже сформировались предпосылки грядущих инноваций, что стимулировалось контактами этого населения с носителями более развитых культур Подунавья и Кавказа. В.С. Бочкарев в 1991 г. выдвинул идею Волго-Уральского очага культурогенеза; ее разделяет А.Т. Синюк, полагая, что на Дон новая культура пришла с Урала в сложившемся виде. Одной из причин миграции на восток мог быть экологический кризис — резкая аридизация климата. Другим и, вероятно, главным стимулом продвижения на Урал был кризис Карпатского металлургического очага, ранее снабжавшего степь металлом, что потребовало разработки местных месторождений меди. Видимо, еще в позднеямную эпоху началось освоение на Южном Урале крупнейшего месторождения Каргалы. Открыты также несколько небольших, но легко доступных и богатых медных рудников, расположенных вблизи синташтинских поселений; во всех поселках основным занятием населения была металлообработка. Именно превращение Урала в центр металлургии и металлообработки способствовало тому, что Урал (не Волга и Дон!) стал очагом культурогенеза. На всех исследовавшихся синташтинских крепостях зафиксированы следы многочисленных пожаров и перестроек, все центральные воинские могилы ограблены в древности, что указывает на нестабильную обстановку в регионе. По мнению Е.Е. Кузьминой, необходимость защиты рудников и продукции металлургов вызвала к жизни строительство крепостей, каждая из которых была производственным центром. Потребность организации общественных работ для строительства крепостей, разработки рудников и обработки металла привела к выделению в общине социальной группы, выполнявшей функции организаторов и «дистрибьюторов», осуществлявших обмен металла. Видимо, эта же группа выполняла военные функции. Важной задачей формирующейся элиты была этническая консолидация коллектива. Выделение военной страты стимулировало развитие военного дела и внедрение колесничной тактики боя. Крепости отличаются регулярной планировкой и представляют в плане концентрически вписанные овал, круг или квадрат (поздние). Наружные и внутренние стены сооружены из дерева и грунта и иногда снаружи укреплены каменным цоколем (Ольгино, Аландское), имеют ворота и окружены рвом. Внутренняя площадь разделена радиальными или перпендикулярными улицами, в центре — свободное пространство. Эта планировка сохраняется на петровском этапе. Происхождение концентрически-радиальной архитсктуры крепостей неясно. По плану они напоминают некоторые поселения Анатолии, Балкан, Подунавья и Украины, но вероятнее, что их план восходит к лагерю ведических ариев, представлявшему круг, составленный из кибиток, обращенных входом внутрь круга, где находится скота. План синташтинских поселений с выделенным центром и двумя-тремя кругами вписанных стен соответствует индоиранской модели вселенной, воплощенной в идее вара Авесты: идеальном поселении, построенном первопредком и царем Йимой (Ямой) на прародине и повторенном в митаннииской крепости Кишесу. Идеологическое осмысление этой планировки как модели вселенной подтверждает ее использование при сооружении синташтинских курганов, где в центре находится могила воина-колесничего, а по кругу ограниченному рвом. размещены рядовые и детские могилы. Этот сакральный план позднее был воспроизведен в кургане Аржан и культовой архитектуре Хорезма и Бактрии. Планировка Аркаима дает основание вспомнить храмовый комплекс Кой-Крылган-Кала V в. до н.э. в Хорезме и идею С.П.Толстова [1948, c. 77-82], о «городищах с жилыми стенами», которые он сопоставил с описанным и Авесте идеальным поселением древних иранцев — варой, построенной их легендарным родоначальником и первым царем Йимой. В.А.Лившиц [1963, с.145] считает вару укрепленным поселением, служившим для укрытия людей и скота во время войны. Йеттмар [Jettmar, 1981] интерпретировал как модель вары план бактрийских культовых центров Дашлы III и Джаркутан, открытых В.И.Сарианиди [1977] и А.Аскаровым [1977]. Последние, датируемые XIV -XIII вв. до н.э., не имеют ни истоков, ни аналогов в Передней Азии и повторяют архитектурно-планировочное решение, найденное и разработанное в Аркаиме, что позволяет предполагать воздействие северной степной традиции в архитектуре бактрийских земледельцев. Этот вывод подтверждается тем, что на священном алтаре храма Джаркутан найдена андроновская керамика, а на сосудах храма — андроновские орнаменты [Аскаров, 1989]. Принципиально важна в этой связи интерпретация В.Pay [Rau, 1983, с. 11] санскритского термина грама, позднее он обозначал деревню, но изначально это было обозначение небольшой племенной группы пастухов, кочующих на повозках. Повозки каждый вечер ставили в круг, образуя своеобразную крепость на колесах, внутри которой помещали скот. Существенно, что уже в петровскую эпоху рвы поселков использовались с ритуальными целями: на дне их открыты жертвенники в виде нескольких сосудов, костей животных, кострищ. Эта сакральная функция впоследствии привела к использованию первоначально функционально обусловленной планировки вписанных круга и квадрата при сооружении храмов и царских погребений, рассматривавшихся как модели вселенной. Петровские крепости позволяют вернуться к дискуссионному вопросу о крепостях у ведических ариев. В индоевропейских языках было два термина для обозначения укрепленного поселения: 1) бург , утраченный в индоиранском, тохарском и латинском, и 2) включающий только арийско-греко-балтийский ареал, восходящий к одной основе — «обрыв, круча», греческий полис , балтийский пиле и древнеиндийский пур [Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с.744-746]. М.Уилер [Wheeler, 1984], а за ними многие другие исследователи считали, что пур - это хараппские крепости, разрушенные индоариями и превращенные в руины arma, armakа , на которых арии собирали керамику для получения шамота, необходимого при изготовлении арийской посуды. В.Рау [Rau, 1983] высказал предположение, что пур был не крепостью аборигенных врагов, а небольшим поселением самих ариев, обнесенным земляным или каменным валом для защиты скота, а arma - это покинутые арийские стоянки. Однако в многочисленных текстах Ригведы (IV, 30, 20), проанализированных А.Парпола [Parpola, 1988, с.208-212], главный бог пантеона Индра носит постоянный эпитет «разрушитель пуров» и «победитель даса». Под термином даса подразумеваются как демоны, так и темнокожее аборигенное население [Бонгард-Левин, Гуров, 1988; 1990; Елизаренкова, 1989, с.433; Алексеев, 1990]. В Ригведа Самхита (2, 20, 7) прямо говорится о разрушении крепостей дасов , причем их цари носят не индоевропейские имена. Индра разрушает 99, 100 и 101 город дасов, а Агни сжигает их огнем. Эти тексты позволяют утверждать, вопреки отстаиваемому рядом авторов мнению о хронологическом разрыве между приходом ариев и гибелью культуры Мохенджо-Даро, что арии участвовали в разрушении хараппских городов. Вместе с тем, сам термин пур, общий с греческим, вероятно, возник еще на индоиранской прародине и применялся к укрепленным поселениям типа Аркаима (в этой связи интересны соображения С.С.Березанской о сходстве каменной архитектуры Северного Причерноморья и ахейской Греции [Beresanskaja, 1971]. Однако в середине II тыс. до н.э. традиция фортификационного строительства в связи со стабилизацией обстановки в евразийских степях была утрачена. Пастушеские племена не пошли по наметившемуся в XVII-XVI вв. до н.э. урбанистическому пути развития цивилизации, а перешли к экстенсивному развитию своей экономики путем расселения и освоения все новых территорий. Выдвигавшееся предположение о том, что Аркаим был культовым центром, по мнению Е.Е. Кузьминой, — маловероятно. Она считает, что Аркаим — это рядовой поселок со следами производственной деятельности. Сложная планировка поселений и широкий размах металлообработки, привели, по ее мнению, Г.Б. и Д.Г. Здановичей к выводу, что на Урале сложилась протогородская цивилизация, сопоставимая с древневосточной, а Аркаим был городом с населением до трех тысяч человек -профессионалов-ремесленников и военной элиты. Дальнейшие исследования показали, что их численность завышена в несколько раз. Следов имущественной стратификации на поселении нет; металлообработка еще очень примитивна. Основными занятиями населения были металлообработка и придомное скотоводство. Разводили крупный и мелкий рогатый скот, лошадей и небольшое количество свиней и двугорбых верблюдов. В воинских погребениях наряду с оружием есть тесла, иногда стамески: значит воины были плотниками — строителями колесниц. В погребениях вместе со стрелами были обнаружены куски руды, шлаки, слитки меди, сопла, указывающие на занятия воинов металлообработкой. Следовательно, в синташтинскую эпоху ни специализации ремесла, ни имущественной дифференциации еще не было, а обилие инвентаря и богатые жертвоприношения животных отражали лишь высокий социальный статус воинов-колесничих. Аналогичной была и ситуация у ведических ариев: престижными были занятия войной, металлургией, плотничеством, ткачеством и поэзией. К сожалению, в андроновской культуре, в отличие от катакомбной и абашевской, не обнаружены жрецы-певцы. Зато гораздо ярче отражен культ коня и колесницы. На Урале в синташтинских и петровских погребениях колесничный комплекс представлен в полном объеме: колесницы, захоронения двух коней и псалии. На Волге пока известна только находка колеса в кургане в Утевке, там же и в Потаповке встречаются захоронения пар коней, но чаще — только черепа и ноги коней и псалии. На Дону известна только одна находка колеса в Почаевском кургане, захоронения пap коней отсутствуют, вместо них в погребениях представлены лишь черепа и ноги животных и псалии. Это позволяет предполагать, что именно Урал был центром изобретения колесниц и нх культа. Колесницы фиксируются по отпечаткам колес со спицами на Урале в могильниках Синташта, Каменный Амбар, и др., а так же – в Северном и Центральном Казахстане. Сейчас получена серия новых радиоуглеродных дат могильников Кривое Озеро, Потаповка, Утевка VI, что смещает новокумакский горизонт к рубежу III — II тыс. до н.э. Удревненные даты получены также для Сибири. Однако не все исследователи принимают новую хронологию, предложено 10 радиоуглеродных дат поселения Аркаим (8 — лаборатория ГИН, 2 — Университет Аризоны) и еще девять дат для других памятников Урала. «Основная зона доверительных интервалов соответствует XVIII-XVII вв. до н.э., хотя другая группа, в частности, для Кривого Озера — XXI-ХХ вв. до н.э.», дата деталей колесницы могильника Сатан — 1557 — 1255 гг. до н.э. Эти расхождения не позволяют пока сделать однозначного вывода. Таким образом датировки памятников новокумакского горизонта по европейской и среднеазиатской шкале совпадают: по традиционной хронологии они относятся к XVII- XVI в.в. до н.э., синхронизируясь с Микенами; по новой микенской и европейской дендрохронологии периода бронза А2 — к XVIII-XVII в.в. до н.э.; использование же калиброванных радиоуглеродных дат определяет их возраст и в Европе, и в Средней Азии – XXI- XVIII вв. до н.э. Последняя дата подкрепляется новой радиоуглеродной датой псалия из Монтеору. Принятие калиброванных дат снимает вопрос о хронологическом предшествовании колесниц Передней Азии и утверждает за синташтинскими памятниками приоритет в распространении конных колесниц в Старом Свете. Открытие поселения Тугай и погребения Зардча-Халифа впервые позволяет синхронизировать земледельческие памятники типа Саразм 4 и БМАК джаркутанской эпохи с раннеандроновскими, установить продвижение группы степных племен на юг Урала, откуда вместе с ними появились навыки металлургии, лошади и псалии для их запряжки в колесницы. Эти данные хорошо согласуются с гипотезой индоиранской атрибуции андроновской культуры, отражая ранний этап миграции арийских племен на юг. Какова была дальнейшая судьба этих мигрантов? И.М. Дьяконов высказывал предположение о раннем уходе части индоиранцев с европейской прародины и оседании их в Средней Азии. Та же идея независимо была высказана Т. Барроу, исходившим из того, что в ведийском языке много лексики, заимствованной из дравидийского и других языков аборигенов Индии, в то время как в иранском языке она отсутствует, из чего следует, что иранцы сменили родственное индоиранское население, пришедшее ранее. Эту гипотезу активно отстаивает А. Парпола. К. Ламберг-Карловский в дискуссии на Аркаиме в 1999 г. подчеркнул, что следы андроновского продвижения и взаимодействия с земледельческим населением отчетливо прослеживаются в Средней Азии, но практически не достигают Индии, в то время как в Белуджистане есть яркие свидетельства активного воздействия БРАК, который он удачно называет культурой Окса. В свете данных погребения у Самарканда, где выявлена ассимиляция элементов степной культуры с земледельческой, эта идея заслуживает пристального внимания. Но судя по ведическим текстам, индоарии, пришедшие в Индию, не могли быть носителями развитой земледельческой культуры Окса. Это были пастухи, полгода кочующие на повозках со стадами или идущие, исполняя обряд Ашвамедха, за священным царским конем на завоевание новых земель. Даже среди пришедших в Иран в 1 тыс. до н.э. персов только шесть племен перешли к оседлости, а четыре оставались кочевыми. Хозяйственно-культурный тип ариев соответствует только материальной культуре пастушеских народов степей и прежде всего — носителей андроновской культуры. Первая волна мигрировавших андроновцев уже на новокумакском этапе достигла Зеравшана. Пока неизвестно, прошли ли они дальше и вступили ли в пределы Индии, войдя в контакт с носителями культуры Хараппы, современниками которой они были, если принять калиброванные даты. Не ясно также, говорили ли они на еще не расчлененном индоиранском языке или еще на прародине их предки разделились на кафиров, ариев и протоиранцев. Во всяком случае, судя по сходству религиозно-мифологических представлений, культу коня и колесницы, выделенной страте воинов-колесничих, их общих наборов вооружения к XVII в. до н.э., когда арии вместе с хурритами появились в Митанни, культура отдельных индоиранских племен была еще очень сходна. §1. Строительство дома ариями Общим индоиранским наследием является слово skambha [Renou, 1939, с.497]. Как показала Т.Я.Елизаренкова, в Ригведе оно означает «опора», «столб», «столп», в иранских языках — «опорная балка». В Ригведе (IV, 13,5: IX, 74, 2; IX, 86, 46 и др.) употребляется устойчивая формула «столп неба». В Атхарваведе (X, 7, 8) скамбха выступает как обожествленное существо — Опора Вселенной, поддерживающая небо и солнце — эквивалент мирового дерева. Не в иранской, а именно в индийской форме и со значением не только «столб», но и мифологизированный «столп» это слово заимствовано в финно-угорские языки, и к нему восходит образ волшебной мельницы Сампо — аналога мирового дерева в финской мифологии. Общеиранское название жилища восходит к глаголу кан - «копать», т.е. отражает жилище типа землянки [Абаев, 1956; Оранский, 1976, с.163]. Древний общеиранский глагол vi-da («строить жилище») имеет префикс vi и корень da — «создавать», «полагать» Этот термин засвидетельствован в Авесте. Его древнее значение сохранилось в шугнанском языке — wiбun. (из древне-иранского' vidana ) - «потолок, перекрытие». Этим словом обозначается кровля чорхона припамирского дома, тип которого восходит к андроновскому. Сооружение чорхона считается самым важным и трудоемким этапом домостроительства [Андреев, 1958, с.441]. Данные об авестийском доме проанализированы В.Л.Лившицем [1963, с.141, 505). Это жилище имело столбовую конструкцию, перекрытие покоилось на опорных столбах, их авестийское название мит, стуна , к нему восходит персидское и таджикское сутун , шугнанскос сетан , применяемое к колоннам и столбам, в частности — к опорным столбам памирского дома (Андреев, 1958, с.145]. Жилище освещалось через световое отверстие в крыше — раучана (таджикское — радзан , шугнанское – рдз ), этот термин употребляется в памирских домах для свето-дымового отверстия в перекрытияи чорхона . При строительстве, кроме дерева, использовалась глина — иштъя . таджикское хишт . Об иитерьере авестийского дома известно только то, что в нем было ложе — wmy , - по Лившицу [1963, с.141] — глиняная суфа. Итак, жилище предков иранцев — это большая полуземлянка со столбовой конструкцией, поддерживающей перекрытие со световым отверстием вверху, с очагом к с суфой. В Авесте и Ардвисур-Яште (V, 101), посвященном богине Анахите, говорится: «У каждого потока стоит надежно выстроенный дом, светлый, с сотней световых отверстий, хорошо сделанный, с тысячью столбов, крепкий, с десятью тысячами спорных столбов». Из всех типов жилищ, археологически засвидетельствованных в Евразии во II тыс. до н.э., это описание дома Анахиты больше всего, как кажется, применимо именно к большому срубно-андроновскому жилищу с вытянутой по длинной оси системой опорных столбов, поддерживающих два ската кровли по бокам и пирамидально-ступенчатый свод в центре со световым отверстием наверху. Прямой иллюстрацией этого описания может служить реконструкция большого жилища поселения Атасу, предложенная А.Х.Маргуланом (1959). Не менее интересны и данные о домах ведических индоариев. В Атхарваведе (III, 12) есть заговор, посвященный божеству — покровителю дома — «господину места» Вастошпати: 1. Вот здесь я закладываю прочное жилище. Да стоит оно в мире, кропя жиром! Да войдем мы в тебя, о жилище, Со здоровыми мужами, с прекрасными мужами, с невредимыми мужами! 2. Вот здесь стой прочно, о жилище, Богатое конями, богатое коровами, богатое радостями... IX 3 11. Кто тебя, о жилище, отмерил, Собрал лесные деревья, Тот сделал тебя для потомства, 13. Коровам, лошадям поклон, Тому, что рождается в жилище! 14. Ты прикрываешь огонь внутри, Людей вместе со скотом. В тексте (IX, 3) упоминаются подпорки, опоры, стропила, перекрытия, жертвенник, очаг для огня, место для женщин (IX, 7). Л.Рену [Renou, 1939] проанализировал древнеиндийские тексты, связанные с домостроительством. Его исследования были продолжены Р.Панди [Pandey, 1965] и В.Pay [Rau. 1983]. Индоарии, прежде чем строить дом, выбирают хорошее место, рисуют на земле Пурушу — легендарного первого человека, принесенного в жертву. Далее отмеряют от Пуруши прямоугольник, очерчивая бороздой на земле границы будущего жилища, ориентированного по странам света. Длина дома (залa) 12- 16 шагов, ширина — 10-12 шагов (значит, общая площадь примерно 100 кв.м, что исключает возможность интерпретировать его как хижину). Затем копают котлован, утрамбовывая вынутую землю по его краям. Следующий акт — в полу роют ямки глубиной по колено для деревянных опорных столбов, которые воздвигают вертикально по периметру дома и в центре. В текстах говорится о «множестве ямок, большом числе» столбов. Далее на опорные столбы помещают балки обвязки перекрытия под прямым углом друг к другу и наконец, параллельно кладут балки стропил двускаткой кровли, опирая их на конек кровли ступа (этим термином впоследствии стало обозначаться культовое сооружение (Renou. 1939, c187, 198;. Предположение В.Pay [Rau, 1983], что ступа первоначально означала опорный столб, судя по контексту, кажется неточным. В Майтраяна Самхита (!!9,3-8), Тайттирия Брахмана (1, 2, 3), Каушика Сутра (3, 5) говорится, что строители закрепляют на центральной балке-коньке внахлест две стороны двускатной крыши жилища [Rau, 1983J, упоминаются четыре центральные опорные столба, поддерживающие прямоугольную раму перекрытия, как в памирском доме, причем один из столбов, как и там, именуется ступа рабжа - «царский столб».. Фигурирует и световое, отверстие, ложе, сидение и циновки. Строительный материал — только дерево; ни в одном тексте, нет упоминаний ни кирпича, ни пахсы, ни камня. Камни используют только для сооружения алтарей и очагов. В качестве кровельного материала названы прутья, хворост, камыш, циновки (лишь в поздних текстах — солома). Дверь диар опирается па две опоры внутри преддверья. В доме есть два типа открытых очагов — хозяйственный круглый (женский) и культовый прямоугольный (мужской). Возле дома есть легкие хозяйственные постройки, кухня, сарай для колесниц [Rеnou.1939, с.491; Rau, 1983, с.20-591). Итак. судя по текстам и упоминаемым в них терминам, ведические арии, придя и Индию, сооружали большие прямоугольные заглубленные в землю дома столбовой конструкции, аналогичные андроновским. Сходны были и ритуалы, сопровождаитие строительство жилища. Возведение андроновского дома начиналось с торжественного акта: в жертву приносились два-три сосуда, наполненных молоком, а чаще — бык или баран. Их мясо участники церемонии съедали, а голову и ноги со шкурой, символизировавшие убитое животное, и горшки закапывали в ритуально важных местах будущего жилища — под опорным угловым столбом, под порогом входа или у очага. Такой же обряд совершали еще недавно ираноязычные горные таджики на Памире и осетины на Кавказе. Известны и случаи заклания андрононцами людей, особенно часто — маленьких детей, которых хоронили под полом дома или в особой пристройке. Этот обряд находит объяснение в верованиях древних индийцев: поих представлениям Вселенная была создана из частей тела первого человека Пуруши. А ведь дом – это микрокосм, миниатюрная модель Вселенной.Значит при его строительстве необходима такая же жертва. Ведические арии в Индии отказались от кровавого обряда. Пурушу просто рисовали на месте будущего жилища. Но обряд ритуального убийства сохранился при сооружении храмов и царских дворцов в некоторых областях Южной Азии вплоть до 20-го века. Важнейшим и наиболее трудным моментом строительства считалось возведение кpовли. В Атхарваведе (1П, 12, 6) оно сопровождается специальным заклинанием: Правильно влезай на столб, стропило! В современной Индии при возложении конька кровли устраивается пир, так же как в Осетии и на Памире, где балку окропляют кровью приносимого в жертву барана. Важную роль играет опорный «царский» столб. Это символ мировой оси, осуществляющий, по представлениям древних индоиранцев, связь мира людей с небесной сферой, древо жизни, обеспечивающее процветание семьи. В Осетии, как и в Индии, опорный столб был обожествлен,с ним ассоциировалось божество дома Серизед (Абаев, 1979, 3, с.91). В память о старых преданиях в современных жилищах в Осетии, на Памире и Гиндукуше этот столб часто покрывают богатым растительным орнаментом, а в день весеннего праздника нового года — ноуруза — его украшают цветами шиповника. Обычно возле столба восседает патриарх, а в дни свадьбы на этом почетном месте помещают жениха и невесту. Особым ритуалом, общим у разных индоиранских народов, сопровождалось и вселение в дом. Первой в него входила хозяйка, внося наполненные до краев сосуды, затем торжественно возжигали очаг от огня из прежнего жилища, произнося заклинания: Поклон переселяющемуся огню, Поклон и твоему Пуруше (Атхарваведа IX, 3, 12) Домашний очаг считался семейной святыней, вокруг него обносили умершего перед похоронами, обводили невесту, вводя ее в дом, над ним давали торжественную клятву, а угроза разрушить очаг и до сих пор считается самым страшным проклятием в Осетии. Хозяин и хозяйка дома совершали у очага жертвоприношения в честь богов и предков. На празднике поминовения мертвых Фравардин авестийцы приносили жертвы предкам и приглашали их на трапезу. В Авесте (Ясна, 62, 3-70; Видевдат, 18-29) говорится, что домашний очаг и зола священны и предписывается каждое утро со специальными церемониями выносить золу в особое место. В Индии выражение «зажечь огонь» означает выделиться из семьи отца в собственный дом. В Законах Ману предписывается золу из очага не выбрасывать на ветер, а собирать а кучу. Этот индоиранский обычай объясняет сооружение особых зольников, зафиксированных на андроновских и скифских поселениях. Итак, сопоставление археологических и лингвистических данных о монументальном жилище подтверждает гипотезу об индоиранской принадлежности андроновцев. Словом «дом» в индоиранских и других индоевропейских языках обозначается не только жилище, но и семья и ее имущество. У иранцев, по Авесте, в доме обитала большая патриархальная семья, ведшая общее хозяйство, как греческая ойкия. Во главе семьи стоял патриарх (подобный римскому патер фамилua ) — ведийский дампати , авестийский нманопати , -«владыка дома» и его жена пманопатни – «хозяйка дома». Они исполняли религиозные функции, совершали жертвоприношения. Группа близких родственников по отцовской линии составляла нафа — агнатическую группу, патронимию, объединившую до 100 взрослых мужчин и связанную общей собственностью на пастбища и землю и обычаем взаимопомощи. Не менее 15 домов-семей составляли вис — род и родовое селение, управлявшееся народным собранием во главе с выборным виспати. Название виспати – от индоиранского – пати («муж, господин», индоевропейское потис – «дееспособный») засвидетельствовано в санскрите, авестийском и литовском языках (Барроу, 1976, с.25, 98), а слово –вис имеет соответствие в славянском – весь –деревня с принадлежащими ей угодьями. §2. Керамика Можно полагать, что сходные приемы керамического производства, существовали и у пришедших в Индию ариев. Э.А.Грантовский первым рассмотрел вопрос о характере гончарства в связи с проблемой происхождения индоиранцев. Основываясь на ведийских текстах, он показал, что арийцы на прародине не знали гончарного круга и, следовательно, отстаиваемая многими учеными гипотеза о связи ариев с культурой серой керамики и локализация их прародины в Иране, несостоятельна (Грантовский, 1981, с. 270]. Сведения о гончарстве в ведической литературе были собраны Ш. Синхой, в брахманической — М.Панди и изданы Б.П.Синхой [Sinha, 1969, с.155-160, 301-313]. В.Pay [Rau, 1972; 1974] были опубликованы и проанализированы все данные о гончарстве в ведийской Индии. В Упанишадах и Брахманах противопоставляется угодная богам посуда, сделанная самим жертвователем — арием без помощи гончарного круга, как делали отцы и деды питары и прародитель людей Ангирас, и посуда, сделанная на гончарном круге гончаром -шудрой ., не входящим в арийскую общину и не участвующим в жертвоприношении. Сделанный на круге горшок непригоден для жертвоприношения и принадлежит acypам (так называли и враждебные ариям аборигенные племена и демонических злых божеств «Асуровский сосуд выходит из рук гончара, асуровский сосуд делает гончар на круге» (Майтраяни самхита, 1, 8, 2-3; 9, 5); Одни сосуды сделаны на круге, другие без круга. Что скручено на круге, принадлсжит асурам, что сделано без круга принадлежит богам». Поэтому для жертвоприношения агнигхотра надо сделать горшок без круга (Катха-чакха Самхита, 6, 3; 17, 13; Капистхала-катха самхита, 4,2; 27, 3; Тайтирья самхита.1, 5, 4). Несомненно, что обычай изготовлять культовые сосуды вручную и обжигать их без горна, мог возникнуть только у народа, у которого первоначально вся посуда делалась без круга и в ритуале сохранилась реминисценция древней традиции. Все детали производственного процесса, применявшегося ведическими ариями при изготовлении ритуальных сосудов, — рецептура составления глиняной массы,использования глиняных плиток, формовка методом кольцевого налепа, сушка и окуривание навозом, окислительный обжиг в яме — полностью совпадают с технологией гончарства у индоиранских реликтовых групп в северозападном Пакистане и ираноязычных племен горного Таджикистана. Эта техника восходит к гончарству евразийских степей и Средней Азии эпохи бронзы.Она столь специфична, что не могла возникнуть конвергентно. Однако у андроновцев и таджиков сосуды изготовляли женщины, а в ведической Индии — мужчины. И по-видимому, у предков ариев гончарством занимались тоже женщины. В пользу этого свидетельствует то, что в изготовлении культового сосуда участвует жена жертвователя, арию помогают мать-земля, прародительница всего сущегo — богиня Адити и другие женские божества.».Адити — это земля. С помощью Адити копает он землю, чтобы не повредить Землю, с помощью Адити формуют укху »; «Дхишана — это знание, богиня... должна тебя в доме Земли зажечь».; «женщины-богини должны тебя обжечь»; «Варутри — это день и ночь... Варутри — обе богини должны обжечь тебя, укха . Денно и нощно они его обжигают»; «жены богов сперва сделали укху !» (Майтраяни самхита, 6-8) В Ядшурваведе (4, 1, 5, 3) говорится: «Великая Адити с силой, обеими руками, ловко формует укху ». Ведические данные важны для реконструкции сложных идеологических представлений, сопровождающих производственный процесс. В Атхарваведе (VVIII, 4, 30) сосуд отождествляется с Адити. В Шатапатха Брахмана (14, 1, 2, 9) говорится: «Глина — это земля, вода — это небо. Из глины и воды делают мaxавup y». Укха сопоставляется с Землей (Шатапахта Брахмана, 6, 5,1-6). «Делает он укху столь большой, как эта Земля вначале была сделана.».; « Ты, Земля, дно укхи (и продонная часть) — это земное жизненное пространство» (оно связано с божествами Васу), вторая лента сосуда — это воздушное пространство» (оно связано с Рудрами), верхняя лента –«это небо» (оно связано с верховными божествами Адитьями), стенки сосуда — это страны света, соотносимые с богами, благосклонными к людям. Отождествление трех поясов сосуда с тремя сферами мироздания подчеркивает Яджурведа (Майтраяни самхита, 1, 3). Это представление важно для интерпретации семантики памятников искусства. Формовка горшка сопрставляется с актом творения, изготовление каждой ленты coпpoвождается заклинанием: «Поднимись! Стань крепким! Будь большим! Встань прямо! Ты устойчив, ты стоишь на прочном основани». Налепной валик — это Пояс Адити – это шнур, вкрученный Варуной для жертвоприношения, налепляют этот шнур в верхней трети круга укхи, — это «страны света», от него спускаются вертикально вниз четыре глиняных валика, заканчивающиеся налепными шишечками – «боги, сформовав укху — эти жизненные пространства — этими сосками надоили себе все желания... укха с четырьмя сосками это корова с четырьмя сосками». Сосуд — это Макха (жертва), это жертвенная корова, это голова жертвы. Жертвенный сосуд посвящается Митре — владыке народов», «охранителю жизненных пространств». Жертвователь «получает потомство, благосостояние, обладание коровами, хорошую мужскую силу, сородичей» (Шатапатха Брахмана, 8, 5, 1-6, 5, 4). При замешивании глины, зажжении огня, установке сосуда поются молитвы. Кроме Митры, упоминаются Варуна, Агни, Вайю, Савитар — древние, частично общие индоиранские божества, что отражает глубокую древность сложения самой традиции. В технологическом процессе, описанном в ведической литературе, совпадают с археологически реконструируемой технологией андроновского гончарства такие важнейшие детали как состав глиняного теста и применяемые примеси (кварц, шамот, растения, пух), формовка сосуда на подставке — плитке, донный начин, техника кольцевого налепа, заглаживание травой, орнаментация налепными валиками, обжиг в вымощенной плитками костровой яме, добавка к топливу трав. Наиболее важными моментами, позволяющими сопоставлять ведийское гончарство не вообще с евразийским степным, а именно с акдроновским, являются специфическая техника кольцевого налепа и трехчастность сосуда по вертикали. На андроновской посуде встречается орнаментация налепными вертикальными валиками и шишечками. §3. Одежда андроновцев Материалами для одежды андроновцам служили мех, кожа и шерсть. В ведической литературе прядение и ткачество упоминаются очень часто. Прядение и ткачество были женскими занятиями, применяли примитивный ткацкий станок без ремизок. Материалом служили шерстяная пряжа и растительные волокна. Согласно Авесте пользоваться ткацким станком научил людей Йима. Покровительницей женского занятия — ткачества выступает Анахита. Покрой аидроновской женской одежды реконструируется по прослеженному в Aлакулe, Петропавловске и других погребениях расположению бронзовых и пастовых бус, нашитых по обшлагам рукавов, вороту и подолу (Сальников, 1951; Кузьмина, 19866, с.987). Это длинное, ниже колен, прямое платье, с длинными довольно широкими рукавами, доходившими до запястья, и с круглым вырезом горловины. Перед платья по вороту часто расшит бронзовыми бляхами. Платье подвязывалось поясом, к которому прикреплялись амулеты из просверленных зубов зверей. Установлено, что одежда была окрашена органическим красителем в красный цвет. Костюм дополняли украшения. Стандартный набор включал пару серег или височных колец, один-два браслета, нитку бус на щиколотках и несколько бляшек на груди, иногда — просверленную раковину. Но в ряде могил петровского, алакульского и смешанных типов женщины были захоронены в богатом парадном уборе (Синташта; Алексеевка). Парадный убор андроновок включал пару височных колец, иногда в сочетании с серьгами, на голове в редких случаях была диадема в виде обруча, аналогичные обручи использованы в качестве гривны. На руках — по паре браслетов с несомкнутыми, часто свернутыми в спираль концами, на пальцах — биспиральные перстни. На шею одевался богатый убор, состоявший из нескольких рядов соединенных на концах бус и ремешков с бусами, обоймами, пронизками и прикрепленными бляшками и подвесками, в том числе очковидными. Этот своеобразный нагрудник появился у андроновцев на петровском этапе: он представлен в могильниках Синташта и Улюбай (Генинг, 1979). Мужская одежда андроновцев реконструируется с трудом. Вероятно, они носили распашную двубортную одежду типа кафтана и брюки (Сосновскнй, 1934, с.95- 96; Кузьмина, 19866, с.98. 99). Обувью андроновцам служили кожаные сапожки без каблука, с высокими голенищами, сшитые сухожильными нитками и выше щиколотки обвязанные шнурком с нанизанными бронзовыми бусами. Судя по многочисленным находкам таких низок бус на ногах погребенных подобная обувь употреблялась и мужчинами, и женщинами по всему андроновскому ареалу. Головные уборы андроновцев найдены в женских и мужских погребениях Западной Сибири в Андронове, Ораке и Пристани (Сосновский, 1934, с.95 –96). Это были вязаные шерстяные шапки с высоким коническим верхом и отдельно подшитыми спускающимися наушниками. Покрой шапок и колпаков в принципе одинаков. Реконструкция андроновского островерхого головного убора была дана М.М.Герасимовым. Вероятно, парадные уборы украшались бусами и бляхами.. Комплекс андроновского костюма идеально приспособлен к природе и условиям быта пастухов Евразии и находит аналоги и прототипы в степных культурах. Данных для реконструкции костюма ведическнх ариев недостаточно. Они носили верхнюю и нижнюю одежду, пояс и золотые украшения (Елизиренкова. 1989, с.449). Согласно Авесте для зороастриицев было обязательно ношение рубашки, обуви и пояса, а также колпака из кожи овцы. Анахита и Вайю были обуты в сапожки, у него они «золотые» (Яшт V, 64, 78; XV, 57). Согласно Ардвисур Яшту (V, 127) Анахиту украшали ожерелье (гривна) и золотые височные кольца (но по мнению ряда ученых это поздний текст, описывающий статую богини, установленную Артаксерксом). Анахита носит бобровую шубу и рубашку, подпоясанную богато украшенным поясом (Яшт I, 17; Ясна, 9, 26). У всех индсиранцев плетеный пояс был знаком принадлежности к социальной группе и завязывался определенным образом обряде посвящения (Законы Ману, II, 42, 43). Атрибутом индоиранских жрецов был посох. Его вручил Йиме Ахура Мазда. Это дает основание интерпретировать персонажи с посохом, а иногда с сосудом и гривной, представленные на ямных и скифских стелах и пластинах Амударьинского клада как изображения героев-первопредков и жрецов-пастырей. Интересно, что в современной Осетии посох служит символом духовной власти старца, исполняющего жреческие функции в святилище. Мужская прическа андроновцев неизвестна; женская достоверно рсконсгруируется по расположению украшений. Андроновки заплетали волосы в две косы, спускавшиеся ниже пояса, в косы вплетали низки бус с подвешенными продолговатыми бронзовыми бляшками — накосникам. Такую же прическу — две косы с накосниками, вплетенными шнурками и бусами до сих пор носят женщины на Памире и в некоторых районах Индии. В ахеменидскую эпоху, судя по материалам глиптики, во всем переднеазиатском регионе спущенные назад косы носили только женщины ираноязычных народов — персиянки и бактрийки (Кузьмина, 1979, с.35-40). Авесте арийцы описываются как высокие светлокожие и светловолосые люди, их женщины белые светлоглазые, с длинными светлыми косами (Ясна, 26, 3; Яшт, 5, 7, 15, 64, 78, 126; 13, 107; 17). Итак, важнейшие этнографические индикаторы: головной убор, костюм и обувь — резко выделяют ираноязычные народы Ирана, Афганистана и Средней Азии среди других народов Передней Азии, которым этот костюм совершенно чужд. §4. Транспорт. Колесницы. Колесничная тактика боя У андроновцсв широкое распространение получил колесный транспорт. Его наличие докрывают находки на поселениях и в погребениях глиняных моделей колес, остатков колесниц, костяных псалиев, скелетов и костей упряжных животных, а также изображения повозок и колесниц на петроглифах Казахстана и Средней Азии и на андроновском сосуде. Реконструируются два типа экипажей: тяжелые повозки с цельными колесами и легкие одноосные колесницы, имеющие колеса со спицами. Двухколесные колесницы зафиксированы по отпечаткам и остаткам колес в канавках, вырытых на дне могил, в могильниках петровского типа (рис.2) в Приуралье: Синташта I (пять экипажей); в Северном и Центральном Казахстане.(Генинг, 1977; Зданович, 1983, с.53- 55). В Синташте восстанавливается колесо диаметром 0,9-1 м предположительно с 10-12 спицами, расстояние между колесами: на оси 1,2 м. (Генинг, 1977); в Сатане реконструируется прямоугольная рама кузова 1,2х0,67 м, найдены и костяные гвозди от спиц. Эти раннеандроновские колесницы пока считаются древнейшими в Старом Свете. В могиле, а чаще на глиняной площадке над перекрытием головами на запад положены кони, обычно парами, головами друг другу навстречу или один за другим; в ряде случаев по принципу pars pro toto помещены только шкуры с головами и ногами или только черепа лошадей. Такие ритуальные захоронения открыты в петровских могильниках Синташта I, II, Троицк, Раскатиха, Аксай-ман, Берлик, Улюбай, Нуртай [Генинг, 1977, с. 66; АО. 1978, с. 530; 1979, с. 133; Зданович, 1988, с. 73, 74, 78, 80, 135). Что касается колесного транспорта древних ариев в Передней Азии в Митанни, то он реконструируется на основании письменных источников. В текстах из Нузи, столицы страны Араппхи, написанных на хурритском языке, но сохраняющих индоиранские названия, связанные с транспортом и лошадью, противопоставляются тяжелые транспортные повозки и легкие боевые и парадные конные колесницы. Последние имеют ось, дышло, пару колес с 4 или 6 спицами и ступицей, иногда с металлическим ободом, Упомянуты также хомуты из дерева, кожи и шерсти, вожжи, кнут с набалдашником (царь Митанни Тушратта послал египетскому фараону Аменхотепу Ш кнут с золотой рукоятью, украшенной набалдашником из лазурита). В XVI-XV вв. до н.э. в Передней Азии в военном деле формируется койне: под влиянием индоиранской военной аристократии из Митанни быстро распространяются боевые колесницы и тренированные кони. Последние очень дороги (в Нузи конь в 7 раз дороже быка ив 10 раз дороже осла). Их привозят издалека, из Митанни и северных областей, содержат в царских конюшнях и иногда дарят соседним владыкам. Хеттский царь Хаттусилис III просит вавилонского царя Кадашма-на-Энлиля II: «Пришли мне лошадей: племенных коней и жеребцов высокого роста». В третьей четверти II тыс. до н.э. изображения конных колесниц становятся многочисленны в монументальном искусстве, пластике и глиптике Египта и Передней Азии. Колесный транспорт ариев в Индостане реконструируется на основании ведических текстов и Махабхараты. Ведические арии использовали грузовую повозку anas и боевую колесницу rutha . Грузовые повозки были двух типов: большая прочная четырехколесная indranasa и более обычная двухколесная с неподвижной осью dksa , крепившейся к кузову веревками. В Ригведе (3, 53, 17) Индру призывают: «Ты, чей обод колеса не получает повреждений, будь нам в помощь! Оба вола должны быть выносливы и прочной должна быть ось. Не должно отрываться дышло или ломаться ярмо. Индра должен сохранить обе подпорки повозки от поломки». Колесницы были двухколесными. Съемные колеса имели неопределенное число спиц, обод и ступицу, иногда обитые металлом. Ось крепилась к раме ремнями, дышло было прямым. Есть неясные упоминания одноконной высоко проходимой колесницы. В Ригведе (4, 40) описан рысак с уздечкой на голове, со сбруей на морде, за затылком к сбруе привязан подпружный ремень, на спине он перевязан веревкой. В Шатапатха Брахмане и других текстах многократно упомянут недоуздок. Возница имел плеть. В результате изучения транспорта установлено, что в XVI-XII в. до н.э. на обширной территории Старого Света — в евразийских степях, Подунавье, микенской Греции, Передней Азии, Египте и позже в Китае господствовала колесничная тактика боя. По лингвистическим данным определено, что транспорт и коневодство получили особое развитие в среде индоиранцев. Кроме общеиндоевропейских «транспортных» терминов, в индоиранских зафиксирована развитая общая коневодческая лексика — названия конских мастей, лошадей разного возраста, частей тела животных, фуража и т.д.; общие слова «колесница», «оглобля», «подпруга», «уздечка», многие названия частей упряжи, а также названия ритуалов, связанных с конем (Иванов, 1959а; 19696; 1974). Термин «управляющий конями» применяется к высшему должностному лицу, а термин rataestar — «стоящий на колесниц» обозначает представителя привилегированного сословия воинов, которму подобают особые инсигнии — золото, красный цвет и оружие и которое играет особую роль в обществе. По свидетельству переднеазиатских письменных источников установлено, что ранее середины II тыс. до н.э. группа индоариев проникла на север Месопотамии и в южную часть Армянского нагорья. Они заняли господствующее положение в государстве Митанни и соседних княжествах, что документируется распространением имен индоиранских богов, а также индоиранских имен (в том числе — у представителей правящей династии и знати). О роли в этом обществе конных колесниц свидетельствуют титул правителя — буквально «управляющий конями» и имена правителей по одной из этимологий Твишратха –«имеющий мчащиеся колесницы», Абиратташ –«стоящий лицом к колесницам», Вриддхашва – «обладающий большими конями» (Елизаренкова, 1989, с. 429, 430); на существование привилегированного сословия воинов указывает термин марианни , обозначающий знать, от индоиранского мар - мужчина. С приходом индоариев, в Передней Азии получила широкое распространение новая колесничная тактика боя. В Митанни, Ассирии, Хеттском царстве составляются специальные трактаты о тренинге колесничных коней. Древнейший из них — трактат митаннийца Киккули (XIV в. до н.э.) — написан на хурритском языке, но вся коневодческая терминология в нем индоарийская (названия мастей лошадей, корма, ипподрома, поворотов при тренинге, управляющего колесницей). Эти индоарийские термины повторяются затем и в хеттских, и в ассирийских трактатах, из чего следует, что навыки коневодства и тренинга лошадей для колесничной запряжки были принесены в Переднюю Азию именно индоариями, и они сыграли решающую роль в смене военной тактики и развитии колесничного боя. Индоиранцы в Митанни, введшие колесничную тактику боя в Передней Азии, согласие текстам из Нузи, имели стандартный комплект снаряжения колесницы: лук, два колчана с 30 стрелами в каждом, копье, кинжал, кожаный щит, вожжи, кнут, две конских попоны, кожаные панцири (иногда с бронзой) для коней и защитное снаряжение для воинов — наручи и gwpisu (букв. — «шейное прикрытие»), представлявшее колпак, стоявший в виде гребня, с лопастями, спускавшимися на шею и плечи (см. раздел Одежда). Его делали из кожи, сшитой сухожилиями и иногда дополняли бронзовыми пластинками. На колпаке их было 140—190, на рукавах пластинки были более мелкими. Инновацией, принесенной индоиранцами на Передний Восток, были втульчатые стрелы и гибкий составной лук (царь Митанни Тушратта послал луки в подарок Аменхотепу III, а три колчана с 90 стрелами — Аменхотепу IV). К сожалению, этот комплект вооружения пока не найден при археологических раскопках в Митанни, что исключает возможность достоверного сопоставления. Но заслуживает внимания то, что колпак, составной лук, втульчатые стрелы и копье — это типично андроновские категории инвентаря, причем втульчатые стрелы чужды Передней Азии, где господствовали на протяжении многих веков листовидные черешковые типы. А втульчатые стрелы были изобретены в Евразийских степях во второй четверти II тыс. до н.э., входили в колчаны воинов петровской эпохи, в эпоху поздней бронзы были интродуцированы пастушескими племенами в земледельческие оазисы юга Средней Азии, получили окончательное развитие в культуре саков и скифов, которые вновь принесли их на Ближний Восток во время переднеазиатских походов (Кузьмина, 1966, с. 33—37). To же значение конной колесницы и сходный с митаннийским комплект вооружения реконструируется у ариев в Индии. В ведийском языке есть 15 синонимов для обозначения коня, более 20 слов означают «путь», «движение»; колесо и колесница составляют целые семантические пучки, символизируя истину, закон и циклический мировой порядок (Елизаренкова, 1982, с. 28, 43, 44; Топоров, 1981, с. 147- 151). Бог Тваштар — Творец — своими руками создал колесницу. В иранской мифологии один из семи каршваров, — северная прародина – называется Хванирата — страна «с искусно сделанными колесницами» (Пьянков, 1979, с. 200). И в Ригведе, и в Авесте колесница — атрибут божества. Четыре белых коня влекут колесницы богов. У индоариев есть волшебная колесница Пушпака, в нартовских сказаниях — колесо Барсага и колесница-самолетка. Специальный гимн Ригведы (VI, 47, 26-28) посвящен божественной колеснице, особое заклинание произносилось, когда царь вступал на колесницу: « О, божественная колесница, прими жертвенные возлияния!» «Да завоюет стоящий на тебе, что надо завоевать!» (Атхарваведа, VI, 125). В ведических источниках содержатся свидетельства выделения группы воинов-колесничих. Согласно Айтария Брахмана (VII, 19) символы кшатриев –«колесница, доспех, лук и стрелы», по Шатапатха Брахмане (V, III, 5) «лук -оружие касты кшатриев». В Гатах повторяется: «Лук — это сила знатных». В ведических текстах упоминаются бронзовые ножи, шилья, каменные топоры, булавы и точила (Rau, 1973; 1983). Ведичсские данные подкрепляются авестийскими; (к сожалению, некоторые тексты искажены поздней редакцией). Боги Митра, Сраоша, Анахита, Дрваспа ездят на колесницах (Яшт 5, 10, 30; Ясна, 57, 27). Комплект вооружения воина включает меч (Яшт 5, 130; 10, 131; 14, 27), копье (Яшт 10, 39, 102; 15, 48; 17, 12), лук и стрелы (Яшт 7, 28;10, 39) и булаву — иногда она увенчена бычьей головой, иногда имеет 100 выступов (Яшт 6, 5, 10, 96; 101, 132; 11, 1O, 11), иногда сделана из золота (Яшт 10, 96, 131). Тело покрывали защитным вооружением, главной частью его были шлем-колпак из воловьей шкуры или металла (Яшт 13, 45; 15, 57) и щит. Названия войска — индоиранские термины, один из них восходит к слову «герой», «победитель», другой к глаголу «метать» (стрелы, копья). Название метательного оружия — индоевропейское, стрелы — индоиранское, восходящее к глаголу «сражаться», индоиранскими являются также синонимы стрелы, копья, название топора, тесла, щита, защитного нагрудника. (Герценберг, 1972, с. 35, 187, 193, 213, 216, 219, 221, 222). В древней литературе оружие — это творение и атрибут богов: у Индры -ваджра, каменный топор и быкоглавая булава, у Йимы — тоже быкоглавая булава, а у Бхимасены — каменная булава с четырьмя выступами. Боги вручают оружие героям: Агни дарит лук Арджуне, Брахма вручает стрелу Раме, а Ахура Мазда — Йиме. Представление о божественном происхождении оружия надолго сохраняется у иранских народов: Квинт Курций Руф (История Александра, VII, 8, 17-18) передает легенду о небесных дарах, ниспосланных сакам: «Для земледельцев — плуг и ярмо быка, для воинов — копье и стрела, для жрецов –чаша». Вариант этого мифа — рассказ Геродота (История, IV, 5-7) о скифских царях, хранящих упавшие с неба в огне золотые дары: плуг, ярмо, секиру и чашу. Отголосок этих легенд — нартовское сказание об упавшем с неба золотом оружии. Археологические реалии, отражающие сложение этих мифологических представлений о божественном opyжии и небесной колеснице, есть только в культуре XVII -XVI вв. до н.э. в степях Евразии. §5. Хозяйство индоиранцев Хозяйство андроновских племен было производящим, комплексным, сочетавшим земледелие и скотоводство. Однако в разных регионах и на разных этапах развития андроновского общества соотношение этих форм существенно менялось. Комплексное оседлое хозяйство утвердилось в степях в III тыс. до н.э. Следующий этап развитая производящей экономики -- XVII-XVI вв. до н.э. — эпоха становления срубной и андроновской общностей. Хозяйство оставалось комплексным оседлым, о чем свидетельствуют большие укрепленные поселения типа Аркаима. Однако петровские племена не пошли дорогой прогресса городской цивилизации путем интенсификации экономики и роста производительности труда. Специфика экологической ниши обусловила экстенсивное развитие андроновского общества. Следующий этап — XV -XIII вв. но н.э. — знаменует высший расцвет культуры, что документируется расширением территории и обилием памятников, количество которых превышает числа памятников других эпох. Находки костей диких животных — представителей степной фауны — говорят о том, что природная среда была близка современной (Смирнов Н., 1975, Хабдулина, Зданович, 1984.) Однако, топография поселений, расположенных в пойме или на первой терассе, заливаемой ныне водой, указывает на то, что климат был более сухим и теплым. Анализы угля выявили присутствие липы. березы, осины, кедра (сибирской сосны), следовательно, в степной зоне сохранились отдельные лесные участки. О том же говорят находки костей бобра на многих поселениях Урала и Казахстана, где он ныне не водится. Видимо, ландшафтно-климатические условия были благоприятны для ведения оседлого комплексного земледельческо-скотоводческого хозяйства с доминантой скотоводства. Оно составляло основу хозяйства андроновцев и являлось главным источником средств существования, обеспечивавшим их мясом, молоком, шерстью, шкурами, топливом и костью для поделок. На первом месте был крупный рогатый скот, на втором – мелкий, на третьем – лошадь. Так же андроновцы разводили собак для охраны. Захоронения собак при погребениях и в специальных могилах свидетельствуют о культе этого животного. Но главным культовым животным у них была лошадь, свидетельством чему служат их скульптуры и изображения, а также захоронения коней или замещающих их в ритуале шкур с головой и ногами в жертвенниках и в погребениях андроновской знати на памятниках петровского и алакульского типов. (Кузьмина, 1977, с.28-52, Генинг, 1977). Хозяйство индоиранцев реконструируется, во-первых, по сохранившимся в их языках общим индоевропейским словам, во-вторых, по терминам, представленным в древнейшей ведической литературе, и, наконец, по древним текстам, проанализированным в многочисленных трудах, воссоздавших общество и быт ариев. Особенно ценны заключения В.Pay (Rau, 1975; 1983) и (Т.Я.Елизаренковой, 1972, 1989), основанные на тщательном анализе источников. Для реконструкции хозяйства и общества Авесты первостепенное значение имеют работы М.Дьяконова (1954), В.И.Абаева (1956), В.А.Лившица (1986) и др. Эти языковые данные соответствуют литературным свидетельствам. В Авесте основным носителем земледелия выступает Йима – «обладатель золотого рала», которое упало к нему в огненном сиянии с неба. Йима первым, «следуя путем солнца», «врезал землю своим золотым ралом» (Видевдат, 2, 4, 32). И в Ригведе, и в Авесте упоминаются пахота на паре быков, впряженных в рало, ячмень, сено, каменная ступка и пест, медный серп и секач для забоя скота. Известен также общественный колодец, но упоминание ирригационных сооружений спорно (Дьяконов М., 1954, Елизаренкова, 1972, с.38). Основу хозяйства индоиранца составляло скотоводство. В ведических текстах для обозначения коня есть 15 слов, быка — 10, коровы — 15 (Елизаренкова, 1982, с.39, 12, 47). Особенность индоиранского скотоводства в пределах индоевропейского ареала — исключительная роль коневодства, наличие верблюдоводства и полное отсутствие свиньи в стаде. Общеиндоевропейский термин «скот» означает «движимое имущество», «богатство», «счастье». В индоиранских языках слово «война», «добыча» буквально значит «угон скота» (Абаев, 1979а, III с.122, 123, 149, 171). Важным источником изучения индоиранского стада служат свидетельства о культовой практике. Установлено, что ритуальная ценность животного определяется его местом в жкзни общества. Согласно предписаниям Ригведы и Авесты на первом месте стоит жертвоприношение коня, на втором — быка, на третьем — овцы (Иванов, 1974). Существенное значение в представлениях индоиранцев, а в особенности — иранцев, принадлежит собаке: она -друг человека и иногда следует за ним после смерти; она — охранительница каждой семьи и ее скота, потому в Авесте собака почитается, а ее убийство считается тяжким грехом. Доминирующая роль скотоводства у индоиранцев проявляется в просьбах, обращенных к богам, в постоянных эпитетах богов. В гимнах Ригведы (II, 1, 5; III, 1, 23, 15, 7) Агни называют «дарующим прекрасное богатство», «многообещавшую награду — корову»; Индра (III, 31, 4, II, VII, 18, VII, 22) назван «повелителем золотистых коней», «щедрым быками», «пастырем коров», «господином коров», тем, кому «благородная корова дала подоить сладкого меду»; его молят: «Сделай нас захватчиками коров»; он дал людям «хорошо доящихся коров, коней»; Митра — Варуна — «прекрасно дающие пастухи вселенной» -делают «набухшими всех дойных коров в загоне» (V, 62, 2). Ашвинов (I, 118, 2; I, 157, 2; VII, 71) призывают: «Сделайте наших коров набухшими от молока, скакунов — резвыми»; «жиром и медом окропите наше господство»; «дарители быков, дарители коней, приезжайте, привозя добро». Вишну (VII, 100, 2) молят: Одари наc «богатством, состоящим из коней», к Парджанье взывают: «Ты вызвал дождь — так прекрати же его вовремя», «да будет хороший водопой для коров»; к Пушану – охранителю скота (I, 42) обращаются с просьбой охранить в пути от волка и от разбойника, создать легко проходимые дороги, -«отвести на хорошее пастбище», в гимне (I, 22, 4) содержится призыв ко всем богам: Да отыщут нам пути Для счастливого путешествия Индра, Маруты, Пушан, Бхага, достойные почитания! Последние гимны дают основания присоединиться к мнению В.Pay (Rau, 1983), что ведичсские арии были не оседлыми, а подвижными скотоводами. В древних частях Авесты хозяйство иранцев также предстает как скотоводческое. В Ясне (47, 3) Заратуштра благодарит Ахура- Мазду:«Ты... создал для наc скот, источник благоденствия, для скота — орошенное мочой пастбище, для нужд в пище человека – молоко». Его молят, чтобы наступила «обильная пастьбой прекрасная жизнь» (Ясна, 48, 11). «От века существуют установления о пастушеской жизни, которые никто не должен нарушать»(Ясна, 51, 14). В Михр Яште (9) Митра носит постоянный эпитет « Владыка обширных пастбищ». К Митре, Тиштрии, Хаоме (Яшт 10, 28, 65; Яшт 3, 17, 19) обращаются с призывом даровать скот и коней, оросить пастбища. Богиню Анахиту, «умножающую стада», молят: «Чтобы я обширные царства завоевал, где фыркают кони, звенят колеса». (Ардвисур Яшт V). Скот считается мерилом богатства (Ясна, 46, 2; 29, 12, 6; Яшт V. 25, XII, 31; XIX, 31, 34.) Богиня Аши выступает покровительницей скота (Яшт 18, 4, 5). В Михр Яште (9) говорится об угоне скота: «Взятый с пастбища бык по страшному пути идет, взятый грабителем. В убежищах враждебных Митрe людей // волокут они его за своей колесницей // проливает он слезы» (перевод Е.Э.Бертельса). Душа скота взывает к Ахура-Мазде, чтобы он защитил скот от хищения и угона. За кражу коровы и плохое обращение с животными полагается наказание (Яшт 10, 38, 86). Bысшими добродетелями признаются такие: «славословить Ахура-Мазду и давать корм скоту» (Ясна, 35, 7). Само древнеиранское слово «общинник» — основной производитель- означает «пастух» (дословно: «доставяляющий корм скоту») (Дьяконов М., 196!, с.61, 363). Итак, хозяйство индоиранцев было комплексным земледельческо-скотоводческим с доминантой пастушества, и уже в ведический период относительно подвижным. Оно не имеет ни аналогов, ни истоков во всем индо-переднеазиатском регионе. Там основу экономики составляло ирригационное земледелие, скотоводство играло подсобную роль и отличалось и по видовому составу, и по процентному соотношению видов: на первом месте были овца и коза, на втором — крупный рогатый скот часто зебувидной породы, важную роль играла свинья, главным транспортным животным был осел, лошадь была известна с III тыс. до н.э., но в хозяйстве не применялась.(Массон, 1976). В стаде индоиранцев, напротив, на первом месте был крупный рогатый скот, мелелкий был представлен в основном овцой, исключительная роль принадлежала коневодству. Такой хозяйственный тип в эпоху бронзы существовал в Старом Свете только в Евразийских степях, где и следует искать прародину индоиранцев. Для более точной культурной атрибуции решающее значение имеет отсутствие у индоиранцев свиноводства и их знакомство с двугорбым верблюдом. Из всех пастушеских степных культур эти особенности специфичны для андроновской общности, хозяйственно-культурный тип которой полностью соответствует индоиранскому. Для выяснения исторических судеб иранских племен существенно, что в Гатах, по преданию составленных пророком Заратуштрой, содержится призыв к отказу от пастушества и переходу к оседлому земледелию. (Дьяконов М., 1954; Абаев, 1956). Символ веры зороастрийцев (Ясна, 12): «Я... отрекаюсь от хищения и захвата, от причинения ущерба и разорения маздаянистским селением», «корень веры почитания Мазды... — хлебопашество; кто возделывает хлеб, тот возделывает правду». Не дает ли это оснований соотнести культуру ираноязычных народов времени проповеди Заратуштры с культурой эпохи варварской оккупации, когда степные пастушеские племена, пришедшие с севера на юг Средней Азии и в Афганистан, переходили к седентеризации и ассимиляции древнего местного земледельческого населения? §6. Андроновское изобразительное искусство Одним из методов верификации правильности предложенной индоиранской атрибуции андроновской общности является анализ изобразительного искусства. Господство геометрических орнаментов на керамике пастушеских племен евразийских степей в эпоху бронзы привело к ошибочному заключению, что их искусство было аниконичным. Между тем, образцы изобразительного творчества населения этого региона весьма многочисленны и представлены антропоморфными и зооморфными образами: в монументальной скульптуре; на керамике; в мелкой пластике; на петроглифах. Монументальная скульптура — большие менгиры, приуроченные к андроновским могильникам и рудникам Центрального и Восточного Казахстана, изображающие схематические фигуры баранов, коней, двугорбых верблюдов и медведей с поднятой к небу головой [Маргулан, 1979, с.283, 285, 291, 292]. Стилистически они не изучены и хронологически не классифицированы, хотя А.Х.Маргулан отмечает типологическое сходство с каменной пластикой. Наряду с колесницами и колесами встречаются единичные изображения антропоморфных фигур (лыжник на сосуде из Воронежской области) [Винников, Синюк, 1990, рис.4]. Изделия мелкой пластики изготовлены из камня, глины и бронзы и включают антропоморфные и зооморфные изображения. Антропоморфные образы — это каменные жезлы или песты, увенчанные личиной, стилистически к этой группе принадлежит обнаженная мужская фигура лыжника на бронзовом ноже из могилы 2 в Ростовке в Прииртышье [Матющенко, 1970, с.103]. Изделия отличаются технологическим и стилистическим единством. Предметы сделаны точечной выбивкой из коричневатого песчаника или зеленого змеевика. Лицо моделировано несколькими выступающими плоскостями. Это позволяет предполагать, что прототипами были рубленные деревянные скульптуры. Рельефом подчеркнуты надбровные дуги, выступающие скулы и выдающийся тяжелый подбородок; нос широкий прямой сильно выступающий; лоб низкий скошенный; глаза показаны углубленными впадинами, только у туйской головы они дополнены круглыми сверлинами; рот обозначен рельефом, рассеченным прямой линией, у нуринской фигурки ее нет, а у голов из Туя и Ира отсутствует рельеф губ; ухо, где оно есть, отмечено округлым выступом. Тип лица — европеоидный, по всем показателям близкий андроновскому (некоторая монголоидная примесь возможна только у ростовкинского лыжника). На голове у всех надет круглый шлем или шапка. Вблизи поселения Аркаим был найден каменный жезл с головой коня. В андроновском изобразительном искусстве утвердилось несколько образов: конь, двугорбый верблюд, баран и козел. Те же персонажи популярны и на петроглифах. Датировка последних эпохой бронзы устанавливается на основании: 1. Стратиграфии и палимпсестов; 2. Находок плит с изображениями в могилах; 3. Выявления культурного слоя, связанного с петроглифами; 4. Смены стилей и сюжетов; 5. Сходства изображений на камнях и датированных предметах материальной культуры; 6. Техники исполнения; 7. Пустынного загара [Формозов, 1950а; 1966; 1969; Бернштам, 1962; Кадырбаев, Марьяшев, 1977, с.151-162; Шер, 1980, с.170-176, Новгородова, 1981; 1989]. Семантика этих образов поддается надежной интерпретации на основе индоиранской мифологии, что было показано М.К.Кадырбаевым и А.Н.Марьяшевым [1977], Я.А.Шером [1980], Кузьминой [1963а; 1971а; 1977, 19866]. В индоиранской традиции находят объяснения образы коня, колесницы, колесницы с двумя возницами, которых можно считать близнецами Ашвинами, верблюда-бактриана, барана, сцены ритуальной пахоты, мифической битвы героев. Особый интерес представляют изображения солнцеликого персонажа на петроглифах Саймалы Таш и Тамгала. В них можно видеть образ древнейшего индоиранского Митры — бога солнца, к имени которого восходит название солнца в парфянском языке. Другая функция бога — блюститель договора: «Митра, не смыкая очей, озирает людей» [Ригведа, III, 59, 1, 4); он представляется то с одним глазом-солнцем, то в «Михр Яште» [X] в Авесте он носит эпитет «тысячеглазый». Солярный персонаж на спине быка, вероятно, воплощает космогонический миф о принесении Митрой в жертву первородного быка. Это позволяет считать Саймалы-Таш и Тамгалы святилищами. Непротиворечивое раскрытие семантики ряда образов андроновского искусства на основе индоиранской мифологии подтверждает правомерность индоирански атрибуции андроновской общности. §7. Некоторые мифологические представления индоиранцев Литература, посвященная идеологическим представлениям и ритуальной практике индоиранцев, поистине огромна. Для нашей темы существенно отметить лишь что, во-первых, в мифологических представлениях, ритуальной практике, социальной структуре древнейших индийцев и иранцев сохраняется столь большая близость, в том числе — в лексике, что она полностью исключает возможность раннего разрыва индоиранской общности и сепаратного развития иранцев и индийцев, заставляет Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова предполагать уход скифов к саков из Ирана только в железном веке, обрекая их на непреодолимые трудности в решении проблем угорских связей. Во-вторых, еще Г.Ольденберг показал, что при всей генетической близости религиозные представления Вед и Авесты весьма существенно отличаются, и в Авесте многие персонажи выступают в противоположной роли; в-третьих, что, наряду с маздаянистами Авесты и почитателямми Вед были другие народы индоиранской языковой семьи, имевшие отличную религиозную практику — в частности, — вратья и другие упоминаемые в Махабхарате индоарийские, но не ведийские племена, что подтверждается и неортодоксальной мифологией кафиров, изученной недавно. Из этого следует, что мы вправе ожидать общности только в главной системе идеологических представлений отдельных индоиранских племен, религиозная практика которых в частностях и деталях отличалась у разных племен индоиранского континеуума, уже распавшегося на прародине. Главным в религиозной практике индоиранцев были принесение жертв (в том числе – заклание коня, быка и овцы) и культ предков, выражающийся в жертвоприношениях и в сооружении курганов. Общеиндоиранскими были слова: «могила», «курган». В погребальном обряде индоиранцев большое значение имело принесение в жертву пищи и заклание животных. Погребения знати сопровождались принесением в жертву коня (Ригведа, X, 56). Судя по ведической традиции, индоиранцами практиковался как обряд трупосожжения, также и обряд трупоположения, с последующим возведением над могилой насыпи, а иногда — сооружением ограды (Мандельштам, 1968; Елизаренкова, 1972; Генинг, 1977; Кузьмина, 1985; 1986). Вероятно, биритуальны были в древности и иранцы: о практике трупоположеня свидетельствует осуждение этого обряда в Ясне (65,8) и Видевдате (3, 41, 6). На существование трупосожжения указывает этимология слова daxma. Большую роль при совершении погребения играл огонь, что нашло отражение в гимнах Ригведы, обращенных к богу огня Агни. Огонь был главным проводником жертвопроношений и посредником между миром людей и богов. Это представление отразилось и в развитом культе очага, как в ведической, так и в авестийской традиции. Этой картине культура земледельцев индо-переднеазиатского региоиа II тыс. до н.э не отвечает. Там в храмах совершаются возлияния и жертвоприношения предметов и изредка — мелкого рогатого скота, заклания коней не известны. Погребения устраиваются под полами домов, изредка — в грунтовых могильниках, курганы, кромлехи, стелы, деревянные домовины не характерны. Напротив, в культуре евразийских степей типичны: подкурганный обряд захоронения, сруб в могиле, обряд жертвенного заклания коня, быка, барана на погребении или тризне: погребение воинов с конями и колесницами; жертвоприношения животных на различных церемониях. Эти признаки характерны для ряда культур степей II тыс. до н.э. А.М.Мандельштам продемонстрировал некоторые специфические схождения обряда бишкентской культуры с индоарийским и показал их связь с андроновскими. К числу специфических индоарийско-андроновских соответствий относятся сооружение круглой или прямоугольной ограды и домовины внутри могилы из камня или дерева, ориентировка умершего при ингумации головой на запад, лицом к югу — в сторону царства мертвых и, главное, кремация. Схождение индоарийского обряда с андроновским и, в особенности — федоровским, носит системный характер, касаясь не единичных, а всей суммы признаков. Таким образом, анализ погребального обряда носителей нескольких археологических культур евразийских степей подтверждает гипотезу о локализации индоиранской прародины в этой зоне. Специфические — причем комплексные соответствия с индоарийским бишкентского и андроновского, особенно — федоровского обряда, намекают на возможность связи именно этих групп индоиранского континуума с индоариями. Такое предположение подтверждается свидетельствами о социальной стратификации андроновского общества в свете данных индоиранской традиции [Смирнов, Кузьмина, 1977; Кузьмина, 1985; 1986]. Анализ терминов Ригведы и Авесты показывает, что в обществе индоиранцев выделились три социальные группы [Дьяконов М., 1934; 1961; Иванов, Топоров, 1969; ИТИ: Бонгард-Левин, Ильин, 1969; Грантовский, 1970]: жрецы, воины и рядовые общинники. Общинник назывался в Ригведе vaisyа , в Авесте vastrya fsuynat . Производным от этого словом в сасанидском Иране именовали крестьян-земледельцев, но его дословный перевод — «доставляющий траву скоту». Авестийское vastrya родственно хеттскому westara . — «пастух» (Иванов, 1957) ]. Boин в Авесте обозначался термином rataestar , т.е. «стоящий на колеснице». Этот термин был известен и индийцам, хотя они чаще употребляли ksatriya — «наделенный могуществом воин» и rajaniya — «царственный». По тексту Шатапатха Брахманы (V, III, 5) инсигния кшатрия — лук; по Айтарея Брахмане это колесница, доспех, лук и стрелы (VII, 19). Такие наборы представлены в раннесрубных и раннеандроновских могильниках, что позволяет непротиворечиво интерпретировать этот факт в свете данных индоиранской традиции, что служит еще одним независимым методом верификации. §8. Индоиранская традиция о прародине В мифологии народов как Ирана, так и Индии сохранились предания о приходе с легендарной северной прародины, проанализированные Г.М.Бонгардом-Левиным и Э.А.Грантовским [1976; 1983]. В Авесте отражено представление о родстве всех ираноязычных народов: по легенде их прародитель разделил землю между тремя сыновьями: Сайримой, от которого произошли савроматы (в историческую эпоху обитавшие от Дона до Урала), Турой, от которого произошли туранцы (Тураном называлась северная часть Средней Азии) и младшим сыном — Ираджем, родоначальником жителей Ирана. Есть в Авесте и предание о переселении родоначальником Йимой своего народа на юг, вызванном перенаселением и наступившим на прародине похолоданием [ Видевдат, II 3 ]. На северную прародину указывает и мифологема Авесты: в Ардвисур Яште V) богиня Анахита изображена в бобровой шубе. Такой атрибут божества мог возникнуть только в результате более древних представлений о связи богини — покровительницы вод с этим животным, обитающим в воде [Рапопорт, 1971, с. 31]. Кости бобра широко представлены в материалах андроновских поселеннй на Урале, в Притоболье, Центральном и Восточном Казахстане, на Оби. Ареал бобра в Старом Свете был ограничен лесной зоной; казахстанские находки фиксируют самые южные пределы распространения этого вида, в настоящее время здась уже не встречающегося. Значит, мифологический образ водной богини с бобром мог сложиться только в этой зоне. Следует отметать, что культ матери-бобрихи развит у финно-угорских народов — соседей древних иранцев, что позволяет предполагать древнее происхождение этого культа и указывает на его сложение в евразийской лесостепной зоне по соседству с финно-угорскими народами. В.Н.Чернецов [1948; 1953], изучавший орнамент угорских народов, доказал, что он восходит к андроновскому федоровскому. Если принять индоиранскую атрибуцию андроновских племен, то в носителях андроноидных культур можно видеть угров, а пограничную зону леса и степи считать территорией, на которой осуществлялись их контакты. Таким образом, корреляция данных о связях этносов двух различных языковых семей подкрепляет обе независимо созданные гипотезы об ареалах их первоначального расселения. Важным аргументом в поддержку обеих гипотез служат данные топонимики: название священных гор Урал — Рипа , зафиксированное и в древней иранской, и в угорской традиции, представление, связанное со священной горой Меру в Индии и у фннно-угров, а также общее название священной реки Волги — Ра (индийская Раса , авестийская Рангха ), истоком которой признавались Кама и Белая, текущая с Урала [Грантовский, 1960; Бонгард-Левин, Грантовский, 1983, Абаев, 1972, Доватур, Каллистова и др., 1982, Членова, 1983а; 1989]. Данные мифологии — это третья группа источников, подкрепляющих эту гипотезу. Ко второй половине II тыс. до н.э., по всей вероятности, относится формирование угорского пантеона и отражение в нем культа трех древнейших индоиранских богов, засвидетельствованных и у группы индоиранцев в XIV в. до н.э. в Передней Азии, и в Ригведе индийцев, и в Авесте иранцев. Это Индра, о знакомстве с которым свидетельствует заимствование в финно-угорские языки названия его священного оружия — атрибута ваджры ; это Варуна, многократно сопоставлявшийся с верховным богом Нуми-Торумом по функциям и его атрибуту — конной колеснице; это Митра, функции которого и общеиндоиранский эпитет «Мир созерцающий человек» воспринял Мир-Сусне Хум, соотносимый (как и его эпоним) с сияющим белым конем. Связь с конем, жертвенные захоронения которого и изображения в пластике появляются на памятниках таежной зоны, испытавших андроновское влияние, доказывает, что коневодство было заимствовано уграми вместе с комплексом мифологических представлений и ритуалов [Мошинская, 1978; Кузьмина, 1977]. Сложение образа Нуми-Торума на колеснице можно надежно датировать второй половиной II тыс. до н.э., когда колесницы применялись в степях андроновцами, поскольку в скифское время колесничная тактика боя вышла из употребления. Особый интерес представляет анализ образа богини-матери в финно-угорской и иранской мифологии. В угорской традиции она соотносится с бобрихой или изображается с двумя бобрами по сторонам или стоящей на бобре [Кузьмина, 1988; 1990; Членова, 1989]. Эта контаминация связана, во-первых, с афродистическими силами бобровой струи, дающей плодородие; во-вторых, с соотнесенностью бобра с двумя сферами мироздания — земной и подземно-подводной, т.е. маркирующим те же сферы, с которыми связана и мать-сыра-земля. Высказывалось предположение, что образ богини-матери, ассоциировавшейся с бобром, был заимствован у угорских народов древними иранцами. В Ардвисур Яште (V) Авесты, посвященном богине Ардвисуре Анахите («Незапятнанной»), она предстает одетой в бобровую шубу. Очевидно, что такой атрибут мог возникнуть только в древности, когда бобер выступал сначала воплощением, а затем спутником богини, и только в той зоне, где водились бобры. Анализ остеологических материалов андроновских поселений Кипель. Ново-Бурино, Алексеевка, Шортанды-Булак, Усть-Нарым, Малокрасноярка показал, что в эпоху бронзы бобры обитали во всем андроновском ареале [Кузьмина, 1988в, с.56-57; Афанасьева, 1960; Кожамкулова, 1969], хотя ныне это животное в Казахстане не водится. Название бобра в индоиранских языках общее, восходит к древнему общеиндоевропейскому слову «волна» и означает водяное животное с блестящей коричневой шкурой — и бобра, и выдру, как и в угорских языках [Гамкрелидзе. Иванов, 1984, т.П, с.529-531]. Соотнесение богини-матери с рекой и с животным водной стихии характерно для всех ираноязычных народов; у иранцев это покровительница вод Ардвисура Анахита в бобровой шубе, у скифов — прародительница — дочь Днепра (Дон априса) змееногая нимфа, в греческом искусстве изображавшаяся с морскими коньками, у осетин — прародительница Дзерассы — живущая в глубинах вод дочь повелителя вод Донбетыра, предстающая в образе водяной черепахи [Кузьмина, 1977, 1988]. Вероятно, к этой же древнейшей эпохе могут быть отнесены зафиксированные только в финской традиции представления о мировом столпе и мельнице Сампо, о духе ветра, соотносимом с древнейшим индоиранским богом ветра Вата, наконец, засвидетельствованные в угорской традиции культы священной рыбы реки Волги Кара и фантастического лося Шарабхи, по мнению Т.Барроу, Г.М.Бонгард-Левина и Э.Ф.Грантовского, воспринятые индоиранцами у финно-угров. К числу древних финно-угорских заимствований из индоиранского относится название двугорбого верблюда и его культ [Кузьмина, 1963а]. Эти данные подтверждают гипотезу о локализации индоиранской прародины в зоне, соседней с территорией финно-угров, и, тем самым, — индоиранскую атрибуцию андроновской общности. §9. Этногенез индоиранцев в свете данных материальной культуры В соответствии с предложенной мною во введении методикой был проведен сопоставительный анализ материальной культуры предков индоиранцев, реконструируемой по данным языка и письменной традиции, с хозяйственно-культурными типами Старого Света II тыс. до н.э.; I-зоны центральноевразийской (включая пастушеские культуры Евразийских степей) и II-зоны индопередне-азиатской, включая земледельческие и скотоводческие культуры. Еще с XIX в. на основании анализа лексики индоиранских языков, прежде всего — словаря древнейших письменных памятников, сохраняющих индоиранскую традицию — Авесты и Вед (в первую очередь — Ригведы), было установлено, что индоиранцы обитали в обширной степи (по авестийскому выражению Aryanarn waijah , «широкий арийский простор», -«ариев распространение») с большими полноводными реками и вели комплексное хозяйство с преобладанием скотоводства [Geiger, 1882; Oldenberg, 1894; Schrader, 1901; Pedersen, 1931; Marquart, 1938; Дьяконов, 1956; Иванов, Топоров, 1960; Дьяконов М„ 1961; Бонгард-Левин, Ильин, 1969; Грантовский, 1970; Абаев, 1972; Гафуров, 1973; Елизаренкова, 1972; Бойс 1985; Барроу 1976 ]. Это доказывается тем, что, хотя в индоиранских языках есть общеиндоевропейские названия злаков и рала, земледельческая терминология в них беднее, чем в других индоевропейских. И напротив, многочисленны скотоводческие и коневодческие термины. Боги индоиранцев носят эпитеты «владыка обширных пастбищ», «дарующий богатство скотом», «прекрасноконное богатство», к богам постоянно обращаются с просьбой ниспослать богатство скотом, особенно конями, защитить скот, оросить пастбища, что не оставляет сомнения в доминанте скотоводства в хозяйстве индоиранцев. Состав поголовья и относительная ценность животных определяются по многочисленным описаниям жертвоприношений: высшей жертвой считается конь, затем идут бык и oвцa. Санскритское слово «война» буквально означает борьбу за захват коров, в персидском языке для обозначения приносимой в жертву овцы используется слово gosfand, восходящее к иранскому «святая» — «корова», из чего следует, что у древних индоиранцев в стаде преобладал именно крупный рогатый скот. В отличие от других индоевропейских народов у индоиранцев не было развито свиноводство, зато они разводили двугорбых верблюдов [Кузьмина, 1963]. Гончарство индоиранцев, как показано Б.Сингха [Sinha, 1969] и В.Pay [Rau,1972], было домашним, не знавшим гончарного круга. Древнейшие индоиранцы не знают узкоспециализированного профессионального ремесла, как показал В.Рау, у них существует комплексное домашнее производство. Известны: металлургия и металлообработка, в том числе — отливка излелий в специальные литейные формы с последующей отковкой и заточкой, что отвечает уровню развития андроновской металлообработки; камнеобработка: наряду с бронзовыми, широко используются каменные орудия и оружие: терочники, песты, хозяйственные и боевые топоры, булавы ритуальные сосуды — типы хорошо известные в андроновских комплексах. Большое значение имело строительство колесниц, первым колесничим был бог-творец — Тваштар. Общим в индоиранских языках были слова «колесница», «подпруга», «уздечка» и многие названия частей упряжи. Общи также некоторые названия предметов вооружения и костюма, в том числе – брюк и колпака – традиционной одежды евразийских степных скотоводов. Вместе с тем, не фиксируется общеиндоевропейской развитой терминологии, связанной со специализированным ремеслом и торговлей, ирригацией, городами, фортификацией, монументальными дворцами и храмами, культовыми изображениями, письменностью. Дворцы (vimdna) , в которых обитают на небе индоарийские божества, — это огромные повозки, «дома на колесах». У иранцев даже в ахеменидскую эпоху дворец называется hadis , т.е. «загон для скота», «становище». Так говорится о дворце Дария в Персеполе. Общеиранское название жилища kata восходит к глаголу kan — «копать», т.е. отражает жилище типа землянки. В Авесте (Ардвисур Яшт V, 101) жилище Анахиты описывается как большой каркасно-столбовой дом со световыми отверстиями и опорными (деревянными) столбами. Подробные описания жилища. в Атхарваведе (Ш, 12, 1) проанализированы Л.Рену, доказавшим общность индийской и иранской терминологии и конструкции большого каркасно-столбового дома-полуземлянки с двускатной кровлей. Восстанавливается второй тип жилища — протоюрта. К авестийскому oi-da («строить жилище») восходит в средне- и новоиранских языках слово для обозначения шатра, тента, жилища типа юрты. Эти лингвистические данные бесспорно свидетельствуют о том, что не только протоведические арии, но и иранцы в предахменидскую эпоху не были зиакомы с монументальной архитектурой. Не знали они и храмов. Даже для ахеменидской эпохи Геродот (I, 131) отмечает отсутствие храмов. Не упомянают их ни ведические тексты, ни Махабхарата. Встречающийся в ведических источниках термин пур («крепость») применяется только по отношению к поселениям аборигенного населения, и Индра носит эпитет «разрушитель пуров » , (Ригведа, 4, 30, 20). Таким образом, хозяйство индоиранцев на прародине реконструируется как комплексное земледельческо-скотоводческое с доминантой пастушеского скотоводства и выраженными чертами перехода не только к отгонным, но и к кочевым формам уже у индоариев. «У нас нет ни домов, ни полей... Мы хорошо чувствуем себя во всем мире, как люди, которые действительно проводят жизнь на колесах». (Вишнупурана, 5, 10, 33). Таким образом, комплексный системный анализ материальной культуры предков индоиранцев не позволяет отнести ее к хозяйственно-культурному типу индо-пераднеазиатской зоны, где с энеолитической эпохи основу экономики составляло земледелие, преимущественно ирригационное, скотоводство играло подсобную роль и разводился преимущественно мелкий рогатый скот, а также чуждые индоариям ослы и свиньи, но не было самого характерного животного их культуры – лошадей, где были укрепленные города, дворцы, храмы малые жилища индо-переднеазиатского типа, развитое узко специализированное ремесло, работающее не на семью или патронимию, а на рынок, где бытовали отличные типы ремесленной керамики и чуждый костюм. Культура скотоводческих общин Передней Азии также не может быть признана индоиранской так как выделившиеся группы скотоводов были малочисленны, нищи, разобщены, ютились в пустынях и горах на окраине плодородных земель, и, судя по письменным источникам I тыс. до н.э., специализировались исключительно на овцеводстве, а с начала I. тыс. до н.э. стали разводить одногорбых верблюдов, так что тип их хозяйства и уровень культуры отличны oт индоиранского. Таким образом, комплексный анализ хозяйтсвенно-культурного типа индоиранцев позвояет твердо отнести их культуру к центральноевразийской зоне, отметив наибольшую близость с пастушескими культурами евразийских степей, прежде всего, срубной и, главным образом, — андроновской. Итак, андроновская культура – единственная известная культура, в которой сочетаются культы двугорбого верблюда, коня, быка, овцы, при отсутствии культа свиньи; в которой известно раннее распространение конных колесниц, культ колесниц и выделение сословия воинов-колесничих; в которой развит культ огня (в том числе домашнего очага); в которой умерших хоронят в могилах под курганами с оградой по обряду трупоположения или трупосожжения; в которой хозяйство носит комплексный земледельческо-скотоводческий характер с доминантой скотоводства. Иными словами, хозяйство, быт, социальный строй, ритуал и верования носителей андроновской культуры полностью соответствуют картине, реконструируемой по языковым данным для индоиранцев, что дает основание признать андроновцев носителями индоиранской речи. Часть III. Аркаим Глава 1. Арии на Урале или несостоявшаяся цивилизация Аркаим был открыт в 1987 г. на месте строительства Большекараганской оросительной системы и ему грозило затопление. Помог в этой ситуации, как считает Г.Б. Зданович, только 1987 год – ведь это начало перестройки, это наша вера и исторический шанс прорыва в светлое будущее, это то время, когда общественность, встав на защиту памятника, могла убедить академическую науку в необходимости совместными усилиями отстоять памятник у государственной стройки, в которую были вложены огромные средства и которая была практически завершена. Борьбу за Аркаим начала общественная организация Лига Защиты Культуры г. Екатеринбурга, которую возглавлял в то время академик С.В. Вонсовский, т.к. академическая наука ценность и важность этого объекта не признавала. Одним из важных писем, которые были написаны в защиту Аркаима, было письмо от Лиги Защиты Культуры академику П.К. Месяцу. После чего состоялось совещание, которое вынесло постановление о том, что Аркаиму быть. В истории России не было такого никогда, чтобы государственная стройка стоимостью в 9 млн. руб. свернулась из-за какого-то археологического памятника. Это было большим событием. Борьба за Аркаим началась с людей. И со дня открытия на Аркаиме началось поломничество со всей России, не смотря на то, что расположен Аркаим в глухой степи, вдали от железных и обычных автомобильных дорог — в 450 км от Челябинска. Что же это за место такое? Чем вызван такой огромный интерес к этому памятнику? Или может быть просто мы, россияне такие – не можем жить без объектов поклонения? Все ждем новой и новой духовной пищи. Я уверена, что не сенсация, а свойственный нашим людям вечный духовный голод не дает покоя и гонит их на поиски истоков, истины. Что для вечно ищущего русского человека сейчас значит это расстояние, когда вся земля измерена и отмечена на картах, когда предки его Чудь искали, ориентируясь только на рассказы своих дедов, и шли в никуда, чтобы только прикоснуться к этой истине. И сейчас, на рубеже 2 и 3 тысячелетия такой Чудью и Чудом явился для нас этот чудом сохраившийся и чудом уцелевший город. И чтобы понять, что это за явление и поглубже разобраться в нем самой, я взяла эту тему для своей дипломной работы. На Аркаиме я была много раз, много общалась с интересными, увлеченными, талантливыми людьми, которые занимаются исследованием и глубоким изучением этого феномена. В беседах с директором этого природно-ландшафтного и историко-археологического центра Аркаим, докт. ист. наук, археологом, профессором, зав. кафедрой археологии, этнографии и социоестественной истории ЧелГУ Геннадием Борисовичем Здановичем и исследователем Аркаима Константином Константиновичем Быструшкиным, я уяснила для себя, что Аркаим – это не просто археологический объект, за ним стоит нечто такое, что нынешнему человечеству еще предстоит открыть для себя, чтобы духовно выжить. Так что же такое – Аркаим? Более столетия археологи искали материальные свидетельства жизни одного из древнейших индоевропейских народов, который называл себя Арии. Арии были создателями величайших духовных ценностей, определивших в значительной степени уровень современной культуры. Им принадлежат ранние пласты в знаменитых книгах индийской Ригведе и иранской Авесте. Последние археологические открытия позволили связать Южный Урал с легендарной прародиной Ариев. Cлово Аркаим означает «хребет», «спина», «основа». (тюрк.) При желании в этом слове можно уловить и индоиранское, ведийское – АРКА — сущность воды и огня и имя Йимы — древнего авестийского царя и культурного героя. В 19 веке территория, на которой сейчас расположен Аркаим, была помечена на картах, как Аркаимская пустошь. А когда-то в бронзовом веке, около 4 тыс. лет назад здесь проходила самобытная жизнь. В центре долины, окруженный со всех строн горными увалами стоял поселок. Жилища его прятались за мощными оборонительными стенами, построенными из грунта и дерева. Крупные, трапецевидные в плане дома располагались плотно друг к другу, словно спицы в колесе. В центре поселка находилась площадь. Сохранились две кольцевые оборонительные стены, вписанные друг в друга. Была и третья стена, которая опоясывала поселок по кромке береговых линий, образованных речками Большой Караганкой и Утяганкой. Крепость эту можно назвать протогородом или ранним городом, поскольку здесь в том или ином виде представлены все формообразующие элементы настоящего города. На рубеже III-II тысячелетий до н. э. на Южном Урале сложился мощный очаг культурогенеза, который вовлек протоиндоевропейское население значительных территорий степей-лесостепей Срединной Евразии. Контуры этого очага на востоке охватывали Притоболье и Приишимье. Особенно активно в процесс культурогенеза были вовлечены западные культурные традиции, связанные с энеолитическим и раннебронзовым населением Волго-Уралья, Северного Кавказа, южнорусских и украинских степей. Центр очага был расположен в Южном Зауралье, где занимал относительно небольшой компактный район (400х200 км) у восточных склонов Уральских гор. Здесь впервые за всю историю степей Евразии в крайне жестких, климатических условиях возникают урбанизированные территории (протогорода) с четкой организацией как внутреннего, так и прилегающего пространства. Урбанизированные территории представляли собой небольшие по размерам, но тщательно спланированные поселения с мощными оборонительными стенами. В последнее десятилетие благодаря изучению аэрофотоснимков и аэроархеологическим разведочным полетам на вертолетах и мотодельтапланах на Южном Урале была открыта и зафиксирована И. Батаниной и Г. Здановичем компактная историческая территория эпохи средней бронзы, на которой сконцентрированы укрепленные поселения. Эта территория получила условное название «Страна городов». С точки зрения археологической номенклатуры — это район распространения памятников синташтинской культуры. Ведущим типом памятников в «Стране городов» является поселение с четкой внутренней планировкой и мощными оборонительными стенами. В настоящее время известно 19 укрепленных центров. Они занимают возвышенные площадки террас по берегам рек — притоков Урала и Тобола. Общая протяженность «Страны городов» по меридиану — около 400 км, по широте — до 150 км. Укрепленные центры располагались на расстояниях 40-70 км друг от друга. Каждому центру соответствовала освоенная территория, или «земельный округ». Средний радиус освоенной территории составлял 25-30 км. В этих пределах располагались сезонные стоянки скотоводов, рыболовов, неукрепленные поселки, тесно связанные с «городом-крепостью», медные рудники. Выявлено три вида планировок оборонительных укреплений — овальная, круговая и прямоугольная (квадратная). Наиболее архаичными являются овальные планировки; «круги» и «квадраты» появляются позднее и некоторое время сосуществуют. Последний этап функционирования оборонительных систем связан с прямоугольными планировочными решениями. Внутренняя планировка «города», размещение домов и улиц, диктовалась конфигурацией фортификационных сооружений. Жилища располагались тесными рядами по внутреннему периметру оборонительной стены, при этом стена одного дома являлась стеной другого. Дома, трапециевидные или прямоугольные в плане, имели площадь до 200 кв.м. Примерно одну треть дома занимала хозяйственная часть. Здесь располагались колодец, яма-холодильник, камины и очаги. Почти в каждом доме обнаружена металлургическая печь. Кровля дома была обитаема и имела дополнительные постройки — «второй этаж». Толщина оборонительных стен составляла 4,5-6,0 м. Каждой стене соответствовал ров. Археологические раскопки выявили систему ливневой канализации, исследованы участки водовода из деревянных труб, обмазанных глиной. Уникальна система коммуникаций раннего города. Благодаря наличию верхних и нижних улиц, а также входных отверстий в крышах домов человек мог кратчайшим путем попасть в любую точку «города», на оборонительную стену или башню. В центре городской цитадели располагалась площадь, свободная от застройки и, безусловно, предназначенная для религиозных обрядов. Дешифровка аэрофотоснимков позволяет увидеть рядом со стенами «города» поля древнего земледелия, плотины и каналы, загоны для скота и следы древних дорог. Южноуральский «город» эпохи бронзы характеризуется небольшими размерами, что продиктовано спецификой природной среды и спецификой экономики. Однако по четкости пространственно-архитектурных решений, монументальности фортификационных сооружений, по системе коммуникаций и другим признакам он не уступает ранним городским центрам Месопотамии и Средиземноморья. Формирование синташтинско-аркаимской поселенческой системы проходило на фоне освоения населением оседлого скотоводческо-земледельческого хозяйства. Синташтинские поселенческие структуры свидетельствуют о сложных, высокоинтегрированных и хорошо упорядоченных формах социальной жизни. Сложение «Страны городов» — это одновременно и формирование степного многоотраслевого хозяйства андроновского типа. Оно базировалось на отгонно-придомном скотоводстве при некотором внимании к земледелию, почти полному забвению охоты, но с сохранением традиций рыболовства. Мощная медно-рудная база Зауральского пенеплена и достижения в области металлургии создали основу для стремительного хозяйственного освоения края и развития военного дела. Изобретение колесницы и жесткой узды с использованием костяных псалиев с шипами определили военные успехи синташтинцев, их способность к миграциям, престижность «касты» воинов-колесничих и их лидеров. Экономика «Страны городов» давала возможность получать значительный прибавочный продукт, который вкладывался в строительство фортификационных систем, плотин, водотоков, в храмово-погребальные сооружения и культовую деятельность. Археологические свидетельства говорят о ярком ритуальном характере культуры «Страны городов». Вероятно, ее можно отнести к разряду ранних бесписьменных цивилизаций, для которых характерна сакрализация памяти и ее тесная связь с ритуалом. Концентрация значительного количества людей в протогородских центрах (от 2,5 до 4 тысяч человек), тесная связь между отдельными «городами» и отдельными людьми в пределах «Страны городов» создали условия для информационного взрыва. Культурные и этногенетические потоки, сконцентрированные на малой и плотно населенной площади «Страны городов», дали тот необычайный взлет мифологического мышления и ритуальной деятельности, которые зафиксированы археологически в поселенческой архитектуре, фортификациях и погребальных сооружениях. Вероятно, в этих условиях и были рождены древнейшие пласты «Ригведы» и «Авесты». Синташтинское общество, возможно, не имеет прямых аналогов. Условно его можно отнести к среднемасштабному, которое, однако, значительно продвинулось в своем развитии и подошло к порогу цивилизации. Ряд признаков, отмеченных в «Стране городов», может характеризовать ранние государственные образования. Аркаим сегодня – это собирательное название. Следом за Аркаимом была открыта целая Страна городов с четкими границами – это Уральские горы, предгорья и долины с выходом в степь. Захватывает она в основном юг Челябинской области с небольшим вторжением на территории Башкирии, Казахстана и Оренбургской области. (По 1 – 2 памятника). Благодаря аэрофото- съемке открыто около 20 городков подобного типа, которые протянулись вдоль восточного склона Уральского хребта почти на 400 км. с севера на юг и 150 км. с запада на восток. Это пространство получило условное название: «Страна городов». Для археологов это очень интересно, т.к. они привыкли работать в империях: Скифия, Сарматия, Андроновская культура протянулась от Европы до Северного Китая, а здесь очень компактно. Могильники аркаимского типа известны сейчас на Волге и на Дону. Можно проследить связь и взаимодействие с Микенами. В археологии появилось понятие «микенско-синташтинский культурный горизонт», — территория от Греции до Урала на восток за Иртыш. Экскурсия на вертолете над Страной городов в 1995 г., приглашенных на Аркаим всех отечественных и зарубежных специалистов, которые имеют отношение к ранним цивилизациям, убедила даже самых неверящих в феномен цивилизации в степи серьезных и крупных ученых. И когда они выходили из вертолета, — это были уже другие люди. Таким образом ученые обрели какое-то взаимопонимание, и у Г.Б.Здановича появились сторонники среди авторитетных российских и зарубежных ученых. До этого времени срабатывал принцип: «Такого быть не может, потому что не мсжет быть никогда», чтобы на Урале была цивилизация на уровне Микен и Месопотамии. Однако Аркаим показал, что такое возможно. Несмотря на многочисленность подобных укрепленных центров, Аркаим остается единственным объектом своего рода. Его уникальность, безусловно определена важной сакральной ролью в религиозной жизни людей эпохи бронзы. Основной строительный материал при строительстве Аркаима – это сырцовые блоки трех – четырех размеров овальной формы, иногда плоские кирпичи. Но это не просто нарезанные пласты, а обязательно специального замеса со скрепляющим веществом. При строительстве Аркаима использовался песок разного калибра, из него был построен Аркаим. Весь город был построен сразу. У аркаимцев сложное отношение к воде: вода с неба – это одно, в колодце для печи – другое, в колодце для питьевой воды – третье. В каждом доме по два – три колодца и деревянный, обмазанный глиной водопровод. Каждые 30м. – ливневые водосбросы – колодцы, куда сбрасывалась вода. Перед каждым колодцем – очистительные сооружения: гребни из глины и дерева и канавки, в которых задерживалась грязь, т. к. в колодец вода должна литься чистая.. Ливневая канализация перекрыта мостовой. Таким образом получается круговая улица. К внешнему рву пристроены дома. Оборонительная стена пристроена к стене рва. Это сектор. Радиальная стена одновременно и улица, т. к. по верху ходили. Высота радиальной стены – 3,5 м. Между оборонительным сооружением и улицей – мост. Входы в Аркаим ориентированы по сторонам света на период четырех тысячелетней давности. Радиальные стены-входы – это подземелья, внутри стен проложены коридоры. На северо-западном входе при раскопках обнаружено основание башни вместо ворот. В этом месте обнаружен самый мощный ров с остатками деревянной сожженой башни. Внутри стены – подземный вход – лабиринт длиной 21 м. с глубокими ловчими ямами и выходом на улицу. Таким образом во время опасности деревянная мостовая поднималась и входящий попадал в ямы глубиной до 3 м., но тут же он оказывался с обратной стороны башни, и здесь со всех сторон его забрасывали. Чужие люди сюда никак не попадут. Толщина стен домов – 60 см., нет дверей и проходов между домами. Везде лестницы. Сотрудники Аркаима поставили такой дом в натуральную величину. Для того, чтобы здесь жить, — это должен быть такой мощный, единый коллектив. Но семья в большесемейной общине пользовалась особым правом, — она была индивидуальна. Социальное устройство Аркаима ассоциируется с классификацией общества Аристотелем. В социальной шкале он выделяет семью, род, селение, предназначенные для выживания человека, и отдельно полис, как высшую форму человеческого сообщества. Эта форма позволяет не только выживать каждому политу — жителю данного полиса, но и позволяет каждому политу реализовать свои внутренние возможности на пользу полиса, так как интересы каждого полита совпадают с интересами полиса. Вот это – звездный час человечества. Вот почему греки сделали такой огромный скачок в развитии мировой культуры. Они гармонично объединили личное и общественное. И только тогда, когда самое личное можно реализовать на благо общества, человечество идет вперед. На Аркаиме все было именно так. Это подтверждается раскопками на могилах и поселениях, где видно, как распределяются материальные блага. Здесь нет особо дорогих индивидуальных вещей, которые отражали бы социальное положение человека, в отличии от крито-микенской культуры, где наравне с аркаимскими втречаются и богатые вещи, к примеру ножи с серебром и золотом. Почти то же устройство общества, но там, кроме тех же самых предметов вооружения, богатая материальная культура, в то время как здесь, больше внимания уделено духовной культуре. Материальная культура здесь обычная, так что и показывать здесь особо нечего. Вещей много – керамика с узорами и свастикой, но все это стандартные вещи. Здесь встречается только скульптура – это каменная зооморфная и антропоморфная пластика: люди, лошади, бобры. Но эта скульптура вся прячется, ее нет ни на поселениях, ни в могильниках. Это как у Тура Хейердала на острове Пасхи мелкая пластика, исключительно домашние, тайные святилища. Их выпахивают на полях, находя по 2-3 скульптуры в год. И каждый раз это шедевр, но это искусство еще не открытое. Так что в основном все искусство и духовная жизнь здесь было сосредоточено в колоссальной архитектуре и хорошо развитой ритуальной практике, особенно погребениях. Здесь все построено на духовной стороне. И не для обороны им нужны были эти сооружения. Эти стены и сейчас танками не взять. Для чего это надо было 4 тыс. лет назад? Конечно, это все освящено и посвящено ритуалу. Это огромный скачок в духовность. Аркаимцы – это люди, для которых открыт весь физический и духовный мир. Для них он един и связан с Космосом. И не роскошь им нужна была, а духовная жизнь в гармонии со всей Вселенной. Человек и Вселенная в древности были неотделимы. Со Вселенной и через Вселенную человек осуществлял связь. Человек творил и строил Вселенную в планировке своих городов и могильников. Дома мертвых – могильники спланированны так же, как и жилье, как город, — та же центровая площадка, все могилы так же выстроены по кольцу. Ю.М. Лотман в своем докладе на конференции, посвященной проблемам семиотики, проходившей в 1980 г. в Москве, говорил о том, что, наверняка существовали бесписьменные цивилизации, особенностью которых была колоссальная архитектура, богатая ритуальная практика, мощный погребальный обряд. Письменность только уменьшила культовую ритуальную и духовную деятельность общества. За 7 лет до открытия Аркаима Ю.М. Лотман описал, что такое бесписьменная цивилизация, к которой сейчас можно смело отнести Аркаим. Даже в самые древнейшие времена люди старались понять свое место на земле, старались понять всеобщую картину мира. Мы можем образно сказать, что человечество началось не с изобретения каменного рубила, а с оформления мировоззрения, с осознания себя и себе подобных частью космического мироздания. И в древности и сегодня человек не может жить без осознания картины мира. В этом психологическая предопределенность человеческого мышления. Организующая сила картины мира огромна, и не важно, догадываемся мы об этом или нет. Мышление древнего человека было очень конкретно. Картина мира, созданная им, распространялась не просто на абстрактную далекую Вселенную. Она должна быть построена в виде реальной модели и быть рядом здесь же, и человек должен жить в этой Вселенной, в ее космических кругах и квадратах. На Аркаиме измерено сейчас практически все: все размеры сооружения, количество комнат и квадратных метров на человека, количество людей, детей, смертность, сколько женщина рожала, вплоть до группы крови. По группе крови, по антропологическим идругим признакам ученые определили, что это индоевропейцы. Современные комплексные исследования достаточно точны. Средний рост мужчины – 172 см., женщины – 168 см. Аркаимцы все имели прекрасное здоровье. Инфекционными болезнями не болели, кариеса не было. Питались животной и растительной пищей. Но средняя продолжительность жизни аркаимцев не велика – 30–35 лет, это из-за большой смертности детей и роженниц, но есть костяки умерших и в 60 лет. Средняя продолжительность существования самого Аркаима и ему подобных поселений из Страны городов – 200-300 лет. Гомеровская Троя моложе Аркаима на 500 лет. Диаметр стен Гомеровской Трои -179 м., а диаметр стен на Аркаиме – 170 м., — это без хозяйственной части. С хозяйственной частью, то есть с загоном для скота, — это еще плюс 25 м в округе. Южный мир сооружался из камня. В Стране городов камень использовался очень редко. В Аркаиме камня нет совсем, за исключением менгиров. На Аркаиме раскопаны и восстановлены огороды, то есть обработанные почвы, где жители садили просо, туркменский ячмень, лук. Воссоздана оросительная система – головной арык, от которого тянутся грядки по 30-40 м в длину и по 2,5 м в ширину. Между грядками — арыки-канавки. По этим канавкам траву не рвали, чтобы вода не испарялась. В результате все это подпитывалось водой. Когда переполнялись канавки, вода сбрасывалась в арык. Вот такая простая оросительная система площадью 2-3 га. Жители Аркаима были прежде всего скотоводами-пастухами, но занимались и земледелием, варили металл, медь, знали секрет легирования, обрабатывали кожу и кость. На глинянной посуде сохранились многочисленные отпечатки растительных и шерстяных тканей. Аркаимцы были замечательными гончарами. Сколько знаний, умений и чувства вложено в орнаменты – древнейшие смысловые геометрические знаки, которые предшествовали письменности. Жители Аркаима успешно обрабатывали камень.Из вулканических пород изготавливали молотки и наковальни для горячей и холодной обработки металлических изделий. Из кварцитов и базальтов делали боевые топоры, из кремния и яшмы изготавливали наконечники стрел и копий. Некоторые из этих предметов использовали в качестве давильных камней для приготовления божественного напитка сомы. Многочисленные археологические факты дают возможность воссоздать быт и мировоззрение древнего человека. Поскольку и Аркаим и Страна городов связаны с конкретной группой индоевропейских племен, то вероятно предположить, что это были легендарные Арии. Для исторических реконструкций вполне правомерно использовать данные современного языкознания и древнего мифотворчества. В последнем случае речь идет о глубинных слоях Ригведы и Авесты. На Аркаиме через археологию везде прослеживается миф. Он отражается в погребальном и других обрядах, в форме колодца, в самой архетектурной конструкции Аркаима. Блестящий археологический материал Страны городов подвергает искушению заглянуть в духовный мир людей создавших уникальную культуру, которая внесла колоссальный вклад в мировую человеческую цивилизацию. По мнению Г.Б. Здановича, строителями Аркаима были Арии, что подтвердилось антропологическими исследованиями и определением группы крови, соответствующей индоевропейцам. Арии точно располагались на северо-востоке индоевропейского мира, поэтому мы можем спокойно, без натяжки говорить о нашей территории. И то, что одна из групп Ариев строила Аркаим – это точно. Почему Арии выделяются из общей группы индоевропейцев? Это какой-то гениальный народ. Это то, что Н.Гумилев называл пассионариями, которые очень много сделали для развития человечества. Это сродни всей ведической и авестийской литературе в ее древних пластах. Народ становится гениальным, когда у него появляются высокого плана Учителя, вожди, пророки. Не могла просто масса людей построить Аркаим без руководства Великого Учителя, считает Г.Б.Зданович. По его гипотезе, основанной на археологическом материале, формирование Арийской прародины произошло на Урале. Культура Аркаима, если просматривать с точки зрения археологов в керамике, видится ими, как местная: есть и неолит и энеолит. Есть один археологический памятник, описанный В. Ковалевой, который находится не далеко от Екатеринбурга на реке Исеть у деревни Ташкова, — это Ташково II, открывший археологам новую культуру, получившую название ташковской, сформировавшуюся около 4000 лет назад, в результате колонизации местного зауральского населения индоиранцами. Отвалы там очень ранние, намного раньше Аркаима. Но то, что Аркаим строили Арии, Г.Б. Зданович не сомневается. Для того времени Аркаим – это очень значительное сооружение с большой концентрацией населения. Что заставляло этих людей здесь собираться? Что это были за люди? Чем оправдать колоссальность самого сооружения? Такие мощные укрепления, Когда одного метра много, чтобы укрыться от стрелы, пущенной из лука. А следов от войны нет. В могилах -колесницы, вооружение, а на поселениях — следы пожаров. Города минимум 2–3 раза горели. Что служило причиной пожаров? Во-первых, это очень большая плотность населения, сравнить которую можно лишь с плотностью Рима времен поздней Республики – ранней Империи, — считает Г.Б.Зданович. На территории Аркаима, где жили люди, — пятачок диаметром 165-170 м. с лестницами, переходами, подземельями, обитало от 2 до 4 тыс. человек, по мнению Г.Б.Здановича. Правда вокруг Аркаима было много поселков, в которых аркаимцы-скотоводы жили летом, а в город собирались во время опасности или праздников. А праздников у них было много. Большую часть труда аркаимцы вкладывали в ритуальную деятельность. Во-вторых: перед уходом Арии сжигали свои города сами. На Синташте и Аркаиме вещи все собраны и унесены до того, как они были подожжены, и жители покинули их окончательно. А когда города горели до ухода жителей, то следы пожара полностью не убирались, и новые стены пристраивали к обожженой стене. Вероятно потому, что огонь для жителей Аркаима был священным – это ритуал, культ, и следы его не убираются. Причина ухода Ариев, по мнению Г.Б.Здановича, — это ситуация демографического взрыва – перенаселение. На этой территории они начали свою жизнь, как экологически совершенное общество. Чистота во всем – вода, земля, огонь – все священно. В реальной жизни они не смогли все это выдержать из-за большой плотности населения. Кроме того, во второй четверти 2-го тыс. до н.э. началось усыхание климата, что осложнило обстановку. Большая часть из них должна была уйти, так как они просто не могли себя обеспечить в этом климате. Одна часть из них ушла на территорию Европы, другая часть – на территорию Индии, разрушив там древние цивилизации Хараппу и Махенжо Даро, еще одна часть – на территорию Ирана. Часть населения осталась здесь, но они уже вернулись к первобытности. Это была уже другая культура, — это были андроновцы. Уже не было никаких укреплений, никакого планировочного решения, были обычные дома, хуторки. Люди жили полностью в согласии с природой, как бы на другом, на первичном уровне. Это была первобытность. На Аркаиме же в той или иной степени присутствуют все элементы ранней цивилизации. Аркаим – это был прорыв к цивилизации, попытка выйти на тот уровень, куда зашли мы с вами. Все поселения аркаимского типа расположены как бы на островах. Почти все поселки окружены водой и возвышаются среди ее бурной стихии. Самые ранние поселки аркаимского типа имеют форму овала или яйца. Затем на основе овала возникают круговые и квадратные фортификационные конструкции. А теперь обратимся к мифологии. Согласно ведийскому мифу, первоначально был хаос. Какие либо элементы во Вселенной отсутствовали. Тогда не было ни сущего ни несущего, не было ни воздушного пространства, ни неба над ним, не было ни смерти ни бессмертия. Без дуновения дышало Единое и ничего кроме него не было. Начало творению дали воды. Из сгущения вод оформилось яйцо. Оно около года бесприютно колышется на волнах. Затем яйцо раскалывается на две половины- небо и землю. Самой древней формой укреплений в Стране городов был яйцевидный овал. Затем появились круги и квадраты. По индоевропейской мифологии круг соответствует небесному началу, квадрат – земному. Итак, из яйца рождается небо и земля. Интересно, что этот миф о рождении Космоса очень похож на ситуацию появления зародыша и рождение ребенка. Многие специалисты- медики и историки культуры не исключают, что за этим всеобщим мифом стоит возможность древнего человека припоминать свое эмбриональное состояние до рождения. Из хаоса среди темных вод рождается человек. Из хаоса среди вод рождается Вселенная. Уже не в водных потоках люди строят свои Аркаимы – свои космическо- земные миры. Создавая свои города, люди бронзового века заново творили Вселенную. Это не прихоть. Это необходимый акт творения. Строительство Аркаима – это не просто создание домов и оборонительных стен, но это и особый ритуал. Строители должны были заново синтезировать Космос, повторяя все этапы его становления.Нужно было повторить все так, как было прежде, в некие мифические времена. Для жителей Аркаима ведущим геометрическим символом были круги. За ними стояли космические сферы и женское начало. Круги опоясывали квадраты – землю – ее мужскую часть. План Аркаима очень похож на легендарную авестийскую вару, позднее в буддизме она переросла в понятие мандалы. Вара – это убежище, обитель праведников. Она противостоит хаосу и силам смерти. Согласно авестийскому мифу, вару создал культурный герой Йима в стране Ариев по указанию самого Ахура-Мазды. По Авесте, центральный круг предназначен для «огней ярких, пылающих и для семени». Второй круг предназначен для людей, а третий — для скота. Йима Хшаита месил «глину ногами, разделял на куски руками... и сделал Йима вару длиной в лошадиный бег по всем четырем сторонам. Снес он туда семя мелкого скота, лошадей, собак, птиц, огней красных, пылающих. И сделал Йима ту вару... жилищем для людей... загоном для скота. Туда он провел воду по пути длиною в хатр; построил он там дом, свод, двор — место, закрытое со всех сторон» (Видевдат, II, 33 и сл.). Вара — не конкретный город, а данное в позднем авестийском тексте Видевдате описание модели вселенной, воспроизводимой в земном микрокосме. Но сама мифологема могла возникнуть только в том обществе, где реально существовал прообраз «небесного града», т.е. в культуре населения евразийских степей XVIII-XVI в. до н.э. Памятники типа «круглого храма» были убедительно отождествлены К. Йеттмаром с авестийской варой, а сама вара истолкована этим ученым как место ритуальных собраний. Вара в иранской мифологии является творением Йимы, а Йима (Яма у индоиранцев) — первопредок и царь загробного мира. В варе совершались празднества в честь Йимы, длившиеся не один день, с применением хаомы и носившие оргиастический характер. Интересная деталь: в Аркаиме обнаружены следы металлургического производства. Известно, что металлургия у индоиранцев часто носила характер культового действа и ее тоже возводили к Йиме, а кузнецы занимали высокое общественное положение и были связаны и с воинской кастой, и с царской властью. Вара, построенная для спасения людей первоцарем Йимой описывается в Видевдате (2, 27-41), как глинобитная крепость, служащая убежищем для людей, скота, растений и огня во время смертельных зим, снегопадов и наводнений. В авестийской религиозно-мифологической концепции она выступает своего рода аналогом библейскому «Ковчегу Завета». Начиная с первых переводов Авесты, в варе видели квадратное в плане укрепление «длиной в лошадиный бег по всем четырем сторонам». Однако позже иранисты обратили внимание на некоторые особенности устройства вары, которые заставили увидеть в ней не квадратное, а, скорее, круглоплановое сооружение (Jettmar, 1981; Стеблин-Каменский, 1993). Такая форма делает ее вполне сопоставимой с укрепленными поселениями эпохи средней бронзы типа Синташты и Аркаима (Генинг и др., 1992; Зданович, 1995). Аркаим представляет собой сложную архитектурно-планировочную структуру, образованную двумя концентрическими кольцами стен из заливного грунта. Внутреннее пространство между ними было занято жилищами почти стандартной формы и близких размеров, которые придавали поселению четкую радиально-кольцевую планировку. Здесь могло проживать до 2500 человек (Зданович, 1995). Это количество весьма близко к числу обитателей вары (1900). Памятники типа Синташты и Аркаима наглядно демонстрируют, какими могли быть поселения ариев, послужившие земным прототипом авестийской вары. Память об этих необычных для степей поселениях сохранилась не только в мифопоэтических текстах Авесты. Как Аркаим соответствует этому описанию. В центре Аркаима расположена площадь. Она выровнена, уплотнена. На ее поверхности сохранились следы только от длительно горевшего костра. Очевидно, что площадь предназначалась для молений. Жилища вокруг нее принадлежат особой группе людей – семени – лучшим людям, откуда происходили жрецы и воины. Второй круг жилищ предназначался для семей свободных общинников. Скот содержался за пределами второго кольца оборонительных укреплений. Интересно, что обычно во все времена загоны для скота сооружались в центре поселка. Ведь скот в степи – главное богатство. Поразительно, на Аркаиме главным богатством был человек. Здесь все создано только для человеческого бытия – духовного и физического. Люди бронзового века, создавая круги и квадраты, моделируя Вселенную, заново проделывали то, что делал Йима. Несомненно, что строитель Аркаима был участником ритуала. Он отождествлял себя с божественным персонажем основного мифа. Строители аркаимских оборонительных стен и жилых помещений как бы заново выверяли структуру Вселенной и структуру общества, в котором они жили. В Аркаиме все одухотворено, все сакрально, везде миф. Аркаимцы тщательно берегли свои духовные ценности. Увы, сегодня мы не умеем делать это. В аркаимских домах при раскопках всегда фиксируются колодцы. В каждом из них один или два колодца. Почти вплотную к колодцам располагались печи. Первоначально археологи не могли понять, зачем печи ставились рядом с колодцем. Оказалось, что печи соединены с объемом колодца специальными подземными каналами,- это оказался поддув. И все печи с таким поддувом содержали остатки металлургических плавок. Разница в температурных режимах и влажности позволяли выплавлять медь из руды без использования специальных мехов. Это предельно простое решение подачи воздуха в печь поразило археологов. Но самое интересное открытие ждало на дне колодца. Там были найдены черепа коров, лошадей, копыта домашних животных. Все было специально разложено вдоль стенок колодца и закреплено деревянными колышками. Несомненно, это были останки жертвоприношений. Но кому? И черепа и кости ног животных перед погружением в воду были тщательно обожжены. Все это удивительным образом иллюстрирует знаменитый индоевропейский миф о рождении огня. «Бог Агни родился из воды темной и таинственной». Миф не дает покоя специалистам. Ведь истинному мифу нужно верить, как самому себе. Но вода и огонь исключают друг друга. Есть еще одна важная деталь в мифе,- вода, из которой родился Бог Агни, обозначена, как темная и таинственная. Тогда в соответствии с археологическими свидетельствами Бог Агни родился из подземных вод – из вод колодца. Колодец раздувает огонь до такой силы, что он плавит металл. В темных водах колодца живет Бог Агни. Значит жертвы, положенные на дно колодца, предназначены совсем не воде, а богу огня. Аркаим позволяет создать вокруг себя многоплановые миры, соединяющие прошлое и настоящее. Совмещение времени и пространства в нашем сознании обеспечивает устойчивость сознания каждой отдельной личности. Одним из таких миров является мир взаимоотношения человека и природы. Сегодня мы не можем похвастаться взаимопониманием культуры и окружающей среды. А как обстояло дело в начале 2 тыс. до н.э. Культурный слой, вырытый на Аркаиме знчительно отличается от культурных слоев первобытных поселений. Здесь нет обычных ям с бытовыми отходами, нет мусорных свалок. Создается впечатление, что даже после разрушения и тысяч лет забвения здесь царят чистота и порядок. Обратимся опять к Авесте. В ее гимнах провозглашается почитание всех вод, всех растений в побегах и корнях, всей земли и всего неба. Жители Страны городов умели очень бережно и осторожно вписывать свои города в природный ландшафт. Аркаимцы верили, что Вселенная сотварена из глины и дерева, и из этих же материалов они строили свои дома и свои города, моделируя Вселенную. Для создания своих жилищ они вырывали котлованы. А грунт, извлеченный из вырытых котлованов служил материалом для возведения стен и фортификационных построек. Рассчеты показывают, что количество выбранного грунта и грунта, ушедшего на строительство фактически совпадает. Аэто означает, что и после прекращения своего существования поселение как бы возвращается в природную среду, не нарушая естественный ландшафт. Вода, огонь, земля для аркаимца священны. Удивительно, что на Аркаиме в то время была канализация и очистные сооружения. В Авесте мысль об отношении человека кприроде выражена в очень ярких словах: «Прежде чем омыть грязную вещь в воде, подумай о чистоте воды». Аркаимец мог окунуть грязную вещь в живую воду только после нескольких стадий предварительной очистки. И эти принципы взаимоотношения человека с окружающей средой родились у нас на Южном Урале 4 тысячи лет назад. Посмотрите сегодня на наши реки. Многие из них перегорожены бесконечным количеством плотин, лишены ключей и превращены в грязные пруды. Мы перестали считать Землю своим домом. Аркаимцы были огнепоклонниками. Возможно, начало 2 тыс. до н.э. и не было временем рождения самого пророка Зороастра. И все равно на Аркаиме очень хорошо чувствуется среда, из которой возник зороастризм. Главной реформаторской идеей Зороастра было утверждение главного бога – Ахура-Мазды среди множества языческих богов. Становление всех мировых религий так или иначе связано с зороастризмом. Глава 2. Погребальный обряд аркаимцев На Аркаиме всюду можно увидеть следы богатейшей ритуальной практики. Хотелось бы в своей работе осветить также материалы исследования Большекараганского могильника – некрополя Аркаима, на котором работала археологическая экспедиция ЧелГУ, руководителем отряда которой был Д.Г. Зданович – автор исследований по проблемам культурогенеза в древности. «Страну городов» можно назвать также и страной древних некрополей. Постепенно, с самого своего возникновения, укрепленные центры «Страны городов» как бы обрастают могильными полями, курганами и погребально-храмовыми комплексами. Можно предположить, что отношение к мертвым играло особую роль в религии обитателей «Страны городов». Как показывает В.А. Винокуров на материалах Авесты и Ригведы, древнейшие импульсы религии индоиранцев связаны со стремлением защитить умершего сородича, положенного на землю «поля мертвых», от «врага» Вместе с тем, замечательная усложненность погребального обряда и довольно редкая для археологии «степной бронзы» возможность прямого сопоставления материалов поселений и материалов могильников позволяют развернуть связи между живыми и мертвыми «Страны городов» более широко. Речь, в частности, может идти о восстановлении черт древней географии «Страны городов»', о возможности дополнительной стратификации слоев поселений на основании тех сравнительно узких культурных и хронологических срезов древности, которые дают материалы могильников; об изучении древних форм социальности, о религиозных и космологических представлениях древних. Таким образом, работы на некрополях XVIII-XVI вв. до н.э. приближают нас к целостному осмыслению «Страны городов» как особого «мира», составляющего, наряду с другими «мирами» древности, содержание древней истории. Не секрет, что, хотя физический космос мало изменился за истекшие несколько тысячелетий, древние жили не в том мире, в каком сегодня живем мы. Как говорит Э.Кассирер, «человек живет... не только в физическом, но и в символическом универсуме. Язык, миф, искусство, религия — части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, сложная ткань человеческого опыта. Весь человеческий прогресс в мышлении и опыте утончает и одновременно укрепляет эту сеть. Человек уже не противостоит реальности непосредственно, он не сталкивается с ней лицом к лицу» В настоящее время в пределах «Страны городов» Уральской археологической экспедицией (Уральский госуниверситет, г. Екатеринбург) и Урало-Казахстанской археологической экспедицией (Челябинский госуниверситет) археологически исследованы крупный могильник у поселения Синташта, а также несколько погребальных комплексов XVIII-XVI вв. до н.э., связанных с поселением Аркаим. Аркаимские некрополи входят в состав могильника Большекараганского и размещаются на левом берегу реки Большая Караганка, в 1,2 км к северо-востоку от поселения Аркаим, на территории заповедника Аркаим. В «Стране городов» умерших часто хоронят своеобразными «сообществами» на отдельных могильных полях; обычай этот, вероятно, связан с традицией переноса на мир мертвых фактора и смысла уз кровного родства — так, как они представлялись древним. Ярким примером погребальных комплексов такого рода как раз и является комплекс Большекараганского могильника. Комплекс представляет собой круглое, диаметром около 19 м, могильное поле, окруженное широким и довольно глубоким рвом. Интересно, что ров не сплошной; во многих местах между стенками рва имеются узкие, радиально ориентированные грунтовые перемычки. Хотя некоторые из перемычек разрушены, можно предполагать, что ров прерывался 12 раз. Одна из таких перемычек служила входом на могильное поле. Вход отмечен остатками двух деревянных столбов, вкопанных в дно рва по обе стороны прохода и образующих нечто вроде ворот. Ориентация входа во внешнем пространстве — юго-западная. Следов общей, курганного типа, насыпи над могильным полем не зафиксировано; по всей видимости, комплекс функционировал под открытым небом. На могильном поле и во рву комплекса обнаружено 13 (или 14) могильных ям и большое число жертвенников, состоящих из остатков животных и сосудов и размещенных как в отдельных жертвенных ямах, так и в небольших искусственных углублениях, тяготеющих к местам человеческих погребений. Захоронения и другие ритуалы совершались на территории комплекса в течение нескольких десятков лет. С долей условности можно говорить об устойчивом и малопрерывном функционировании комплекса на первом этапе; к этому периоду относятся две центральные и десять периферийных могильных ям и, вероятно, большая часть жертвенников. Затем какое-то время новых захоронений не делают, и комплекс приходит в запустение. После перерыва, на западной периферии памятника сооружают еще три ямы. Захоронения в ямах одиночные, парные, групповые — всего остатки 28 или 29 человек. Как показал анализ половозрастной структуры этого «сообщества» мертвых, перед нами естественный срез здоровой человеческой популяции, которую было бы логично отождествить с коллективом, населявшим одно из аркаимских жилищ. Интересно, что, судя по планиграфии погребального комплекса и по некоторым деталям погребального обряда, в среде этих людей существовала определенная социальная иерархия. Насколько можно судить, планиграфия комплекса в целом сложилась под влиянием моделей круга и квадрата. Круг очерчен кольцевым рвом, квадрат образован, по-видимому, сторонами света. Поскольку геометрический центр могильного поля попадает в промежуток между двумя центральными ямами, а их стенки сориентированы по сторонам света, центральные ямы оказываются связанными как с моделью круга, так и с моделью квадрата. Десять периферийных могильных ям более или менее равномерно заполняют все сектора могильного поля, их размещение в пространстве выглядит произвольным, а ориентировка лишена строгой закономерности. Таким образом, если центральные могильные ямы четко «вписаны» в некую геометрическую систему координат (модель космоса «аркаимцев»?), то периферийные ямы, по всей видимости, всего лишь ориентируются на центральные погребения. Особый статус людей, погребенных в центральных ямах, подтверждается богатством погребального инвентаря, среди которого есть особые «престижные» вещи (например, булава), крупными размерами центральных ям и их функционированием в качестве (семейных?) склепов. Интересно, что «ядра» аркаимских малых коллективов (как и сами эти коллективы?) имели бинарную структуру. Отношения между половинками такого «ядра» были двойственными, основанными не только на взаимном противопоставлении, но и на силе притяжения (вряд ли случайно сдвоенные комплексы центральных могильных ям часто имеют общие входы или общую верхнюю камеру). Погребения «аркаимцев» совершены по обряду ингумации: умершие захоронены в скорченном положении, на левом или правом боку. Ориентация погребенных разнообразна. Погребения сопровождаются положенными в могилы вещами в основном бытового, но иногда и ритуального обихода, что неопровержимо указывает на существование у древних представлений об «ином», но подобном земному мире, ожидающем нас после смерти. В состав погребального инвентаря обязательно входят керамические сосуды, а также изделия из бронзы (ножи, шилья, топоры- тесла, предметы вооружения), костяные и каменные наконечники стрел, гарпуны, другие поделки из кости и камня, украшения. К сожалению, большинство могильных ям аркаимского некрополя еще в древности испытало вторжение грабителей. Ограбленные могилы — типичнейшее явление для этой эпохи. Грабителей интересуют прежде всего изделия из бронзы. Могилы грабятся еще в древности, причем вскоре после того, как было совершено захоронение. Могильные ямы — как в аркаимской, так и в других родственных традициях — часто представляют собой достаточно сложные архитектурные сооружения с полыми могильными камерами. К моменту ограбления несущие конструкции ям, как правило, еще держатся и грабители орудуют в полом пространстве. Но ограблению никогда не подвергаются недавно погребенные трупы, а только уже разложившиеся или находящиеся на последних стадиях разложения, когда кости скелета еще частично скреплены связками. Таким образом, вторжения грабителей в могилы обыкновенно связаны с промежутком времени между разложением мягких тканей трупов и разрушением могильных конструкций. Поскольку эта закономерность наблюдается на огромных территориях и длительное время, нет никакой возможности приписать ограбление могил только чужакам. Могилы грабят люди по крайней мере близкородственные в социально-этническом и культурном смысле погребенным в этих ямах мертвецам. Вероятно, индоевропейцы, населявшие наши степи в эпоху бронзы, придавали особое значение процессу разложения мягких тканей трупов, увязывая с этим и свой страх перед «остаточной телесностью» мертвых, и представления о каких-то циклах загробного существования. Подобное отношение к мертвым отмечается у микенских греков. А.Бартонек в этой связи пишет: «Следует отметить, что умершим воздавались почести лишь до тех пор, пока еще не закончилось разложение мягких тканей тела. Это видно из того, что при последующих захоронениях как в камерных гробницах, так и в толосах более старые остатки иногда попросту зарывали в заготовленную для этого яму или же укладывали в крупные сосуды, чтобы освободить место для нового захоронения посреди гробницы». У зороастрийцев, как известно, представление о ритуальной нечистоте мертвых связывалось именно с мягкими тканями трупов; причем, согласно «Авесте», уже через пять лет умерший окончательно смешивается с землей Дакхмы — «поля мертвых». Но, по-видимому, и после разложения трупов в ямах аркаимских некрополей сохранялась какая-то доля той отрицательной энергии, которую древние индоевропейцы связывали с «остаточной телесностью» мертвых; поэтому между мертвецами и грабителями зачастую завязывались настоящие «сражения», после которых оставались разбросанные во все стороны кости и битая керамика. Большой интерес представляет погребальная архитектура аркаимских некрополей. Для нее типичны полые, достаточно обширные, погребальные камеры, активное использование дерева как материала для сооружения перекрытий и облицовки стенок камер, более или менее выраженные надмогильные конструкции (насыпи, ложно-сводчатые купола из глинобитных блоков). Размеры, глубина, внешнее и внутреннее устройство могильных ям — в том числе и с захоронениями взрослых членов коллектива-сильно варьируются. Наряду с достаточно простыми конструкциями, на погребальном комплексе выделяются ямы-склепы, идея которых явно порождена очень изощренной идеологией, и глубокие многокамерные ямы с настолько сложной и даже как бы избыточной архитектурой, что их устройство воспринимается как некий неизвестный чам миф, выраженный средствами архитектуры. На погребальных комплексах обнаружены останки животных, преимущественно домашних (лошадь, крупный и мелкий рогатый скот, собака, кабан). Эти находки, вероятно, объясняются «общеиндоевропейским представлением о загробном мире как пастбище, на котором пасутся души скота и жертвенных животных» . Всего на комплексе обнаружены останки не менее 110 особей животных, представленных в основном черепами и костями конечностей; другие части туш встречаются сравнительно редко, мало (в отличие от синташтинской традиции) и целых туш животных. Таким образом, типичная для аркаимских некрополей практика жертвоприношений предполагает разделение жертвенного животного на три части: ритуальный «верх», среднюю часть и ритуальный «низ». Выделяется несколько типов жертвенников: сопроводительные, поминально-именные и поминально-родовые. Сопроводительные жертвенники располагаются на перекрытиях погребальных камер и являются остатками животных, забитых непосредственно во время ритуала похорон. Поминально-именные жертвенники сооружаются в небольших углублениях на древней поверхности у краев могильных ям. Такие жертвенники были адресованы конкретному погребенному, они могли сооружаться как одновременно с возведением надмогильной конструкции, так и позднее. К поминально- родовым жертвенникам мы относим жертвенники, устроенные в специальных крупных ямах, образующих планиграфически две дуги на южной периферии комплекса. В этом случае жертвоприношения и связанные с ними моления, вероятно, были обращены к какому-то обобщенному субъекту, скорее всего, к совокупности родовых предков. Южное расположение поминально-родовых жертвенников в микрокосме погребального комплекса позволяет предположить, что «страна предков» помещалась «аркаимцами» на юге. Интересно, что все поминально-родовые жертвенники, для которых удалось выяснить их внугригодичную датировку, были сооружены в весенний период. Таким образом, мы встречаемся здесь со следами сезонных обрядов почитания предков; такие обряды характерны для древних индоевропейцев. Судя по этнографическим аналогиям, эти обряды включали в себя обращенное к предкам моление о плодородии земли и стад и о всяческом благоденствии для живых. Связь образов предков и идеи плодородия объясняется, с одной стороны, древним представлением о социуме как о протяженном феномене, существующем не только «здесь», но и «там», а с другой стороны, «вовлеченностью умерших во внешний по отношению к коллективу природный мир». Завершая краткий обзор сюжетов, связанных с погребальной обрядностью «Страны городов», нужно подчеркнуть, что материалы раскопок на аркаимских и синташтинских некрополях ярко характеризуют общество «Страны городов» именно как общество (протогородской) цивилизации. Явление цивилизации (в историческом смысле) не только связано с эпохальными сдвигами в социально-экономической сфере, но и представляет собой новый тип творчества. Суть в том, что до эпохи цивилизации человеческая культура предельно тесно связана с жизнью, осуществляется в формах жизни и не составляет отдельной самостоятельной сферы творчества. Здесь ведущая роль принадлежит не тексту, а контексту, огромна роль ментальных образов, непосредственных переживаний, вообще разнообразной конкретики жизни, состоящей из подтверждений мифов, «встреч» со сверхъестественными существами, осуществлений судьбы, примет и т.д. Это было время сравнительной простоты внешних форм и сложного внутреннего опыта, равнодушного к своим объективациям; как отмечают исследователи, человек «первобытной» культуры часто оказывается перед необходимостью впервые сформулировать свои идеи только в ходе опроса этнографа. При переходе общества к состоянию цивилизации направленность и функции творчества резко изменяются. Теперь основной тенденцией творчества становится производство и продуцирование именно внешних форм на базе накопленного собственно «человеческого» опыта. Поэтому часто возникает ощущение, что первые цивилизации возникают как бы «вдруг» и «на пустом месте». Эти новые тенденции творчества ярко проявляются в создании городов, монументальной архитектуры (прежде всего, храмов), письменности или специализированного ремесла — то есть, в основных признаках цивилизации. Особенно значимо появление города как нового «видимого» рукотворного мира, пришедшего на смену «невидимому» символическому универсуму первобытности. Вероятно, эти же закономерности мы наблюдаем и в истории религии и обрядов древних индоевропейцев Евразийских степей. Материалы археологии свидетельствуют о сравнительной несложности обрядов населения степей как до, так и после эпохи «протогородов». Зато некрополи «Страны городов» отличаются сложными, зачастую монументальными погребальными сооружениями, богатством погребального инвентаря и обильными жертвоприношениями. Нужно заметить, что отправление погребального культа в «Стране городов» требовало колоссальных физических и материальных затрат; последние, впрочем, частично компенсировались ограблением могил и употреблением в пищу мяса жертвенных животных. Как показывают материалы, например, Синташтинского могильника, да и более поздних андроновских памятников, древние выкапывали котлованы для могильных ям при помощи деревянных кольев, отваливая пласты земли или просто разрыхляя почву; грунт из могильных ям поднимали наверх (или переносили с места на место при сооружении насыпей) мешками, сшитыми из кожи или шкур. Огромное количество труда, затраченное на отправление погребального культа, еще раз говорит о значительной роли мертвых в жизни «Страны городов». Как отмечает П.Тиме, «древнейшие религиозные обряды индоевропейцев не предполагают храмов или идолов. Да и слово, обозначающее храм, здесь не реконструируется. Но это есть «богослужение», понимаемое как радушное принятие — вместе с пищей, состоящей из забитых животных и сопровождаемой декламацией гимнов, -«небожителей», приходящих, как это бывало, в гости к «смертным». Но интересно отметить, что в эпоху «протогородов» уже существует некое подобие храмов, и что идея храма как места присутствия сверхъестественного и как места соответствующего служения связывается здесь с погребальными комплексами. Это, прежде всего, Большой Синташтинский курган, представляющий собой величественное ритуальное сооружение, связанное с почитанием огня и, вероятно, мертвых, а также ритуальные «домики» на синташтинских грунтовых могильниках, Эту же самую идею мы обнаруживаем в традиции периодических обрядов почитания предков на могильнике Большекараганском (Аркаим). Творчество в Стране городов носило совершенно «варварский» характер, как и вся эта «попытка цивилизации», осуществленная на сугубо «варварской» основе. Здесь не было того воздействия более развитых предшественников, которое испытали древние индоевропейцы в долине Инда, в Малой Азии, на Балканах и в Эгеиде. Этим отчасти и объясняется сравнительный аскетизм быта в Стране городов, отсутствие предметов роскоши, развитых форм изобразительного искусства, письменности и т.д. Но именно своим «варварством» и интересен нам сегодня этот опыт сотворения «нового мира», этот странный эксперимент, который поставила история в XVIII-ХVI вв. до н.э. в Урало-Казахстанских степях. Глава 3. Аркаим — природно-ландшафтный и историко-археологический центр Сейчас Аркаим является заповедником и представляет собой – природно-ландшафтный и историко-археологический центр. В 1991 г. Аркаим получил статус музея-заповедника и вместо двух гектаров, о которых шла речь, — всю долину – 4 тыс. га. В долине были обнаружены некрополи, поселки, поля древнего земледелия. Для археологов все это является, прежде всего погребенными почвами, по которым можно определить хронологию, климат, количество осадков и распределение их между зимой и летом. И так вырисовался образ природы и человека, и заповедник стал не только культурным, но и природным заповедником. Но здесь появились новые проблемы. Заповедник Аркаим оказался на грани Министерства культуры и Министерства экологии и природных ресурсов, то есть с одной стороны – это заповедники, (сейчас это комитет в министерстве по экологии и природным ресурсам,) а с другой стороны – музеи. И не смотря на все попытки соединить культуру и природу в области охраны вместе, эта проблема оказалась не решенной до сих пор. Для объединения усилия министерств в области охраны культуры и природного наследия в Москве был специально создан Институт культурного и природного наследия, но ничего из этого не получилось. Все, что подписал Б.Н. Ельцын по заповедникам, оказалось полностью опять расколотым, т.к. ни одно министерство свои функции не выполнило. А у Аркаима — то как раз одна задача: природа и человек должны рассматриваться как единое целое. Задача Аркаима – сделать музей Природы и Человека. Какие знания, какие элементы миропонимания Аркаим может дать современному человеку? Не смотря на то, что основные исследования впереди, спектр этих знаний уже сейчас огромен. Он охватывает раннюю историю индоевропейских цивилизаций, ее первые шаги, без понимания которых мы никогда не сможем понять сегодняшний день. Он охватывает истоки современных религий и проблемы взаимоотношений человека и природы на нашей Земле. Археологи ЧелГУ очень бережно и кропотливо изучают древний город. Им удалось привлечь к исследовательской работе замечательных ученых со всех концов страны – геологов, ботаников, почвоведов, климатологов – специалистов в разных областях знаний. Сегодня на базе музея-заповедника Аркаим создан научно-просветительский и культурно-образовательный центр. На Аркаиме раскопки прекратились, как только он был объявлен заповедником. Сейчас идет работа по охране памятника и созданию исторического парка. Это попытка представить наглядно здесь все эпохи от палеолита до современности на уровне Уральского региона для разного уровня зрителей – от детей до специалистов. Чтобы попадая в эту среду и проходя через все эпохи, представленные материальной культурой, но расположенной так, чтобы она прежде всего выявляла духовную сторону жизни людей, зритель попадает в мир души и быта человека от палеолита до современности. Г.Б.Зданович видит задачу Аркаима в том, чтобы наполнять духовное пространство человека.Чтобы исчезла та пустота в человеке, которая возникла на этапе отсутствия ощущения истории нашего пространства, исторического менталитета, генетического кода. Конечно, все это строится на Аркаиме прежде всего на уровне индоевропеистики, но так же планируется представить здесь степь и лесостепь, тюркские и угорские народы вплоть до казахов и башкир, – это должен быть весь Южный Урал. В 1997 г. были поставлены ветряные мельницы. Воссозданы аркаимские огороды. В плане сотрудников Аркаима поставить русскую и казачью усадьбы, башкирские юрты. Главная задача исторического парка Аркаим – через материальную культуру отразить духовную культуру наших предков, прежде всего отражая их мышление и взаимодействие с природой. Это очень широкое направление. Здесь задействованы специалисты из разных областей знаний – это историки, археологи, почвоведы, геологи, ботаники, климотологи и прочие специалисты. Аркаим и Страна городов – это одна из самостоятельных цивилизаций, открывшаяся нам в удивительной сохранности. Иностранные специалисты — китаеведы, индологи признают, что для слоев такого времени нигде в мире нет такой сохранности, в том числе и в Китае. В 1999 г. на Аркаиме проводилась международная конференция всех выдающихся специалистов по ранним цивилизациям. В поисках истоков современных и традиционных религиозных, духовных идей Аркаим посещают сегодня тысячи верующих и жаждущих обрести веру. Сюда приезжают религиозные деятели ислама, христианства, буддизма. Побывали на аркаимской земле ректор Московского и проректор Волгоградского православных университетов. Это очень важный момент – становление Аркаима, как духовного центра. Игумен Иоанн Иканонцев объяснял свое внимание к Аркаиму тем, что Аркаим помогает восстановить связь времен, обрести историческую и прежде всего духовную память. Потому что потерять память для человека, — это значит перестать существовать как личность, а для нации – это значит деградировать и пропасть исторически. Еще многие и многие мировоззренческие вопросы ставит Аркаим. Сделать культуру рубежа 3 – 2тыс. до н.э. достоянием людей, живущих на рубеже 2 – 3 тыс. н.э. – это нелегкая, но благородная задача. В прошлом обобщенное представление о человеческом бытии, человеческой культуре вкладывалось в образ дерева – древо жизни, мировое древо. В продолжение этого понятия можно сравнить отдельные культуры с древесными кольцами. Каждое последущее кольцо кажется наростает самостоятельно. Однако, оно полностью зависимо от жизнедеятельности других – всех колец. И не важно, когда зародились эти кольца, — 50 или 5 тыс. лет назад. Возродив одно из древних колец, насытив его дыханием ушедшей жизни, мы пропускаем по нему жизненные токи нашего времени, а следовательно, оздоравливаем весь ствол, все содержание сегодняшней культуры. Снова над Аркаимской долиной встает солнце, как 4 тыс. лет назад. И вероятно, нельзя считать случайностью, что одна из древнейших земных цивилизаций открылась нам в столь трудное для России время. Открылась в центре страны в конце столетия. И совсем не случайно, что Аркаим становится важным культурно-историческим явлением современности. Глава 4. Аркаим — обсерватория древних ариев. Исследования К.К. Быструшкина Как выяснилось, Аркаим был и астрономическим центром. Но этот его аспект мы рассмотрим отдельно, обратившись к исследованиям К.К. Быструшкина. К.К. Быструшкин – канд. биофиз. наук по началу работал на Аркаиме как биофизик, проводя там топографическую и геодезическую съемку, совместно с почвоведом из Москвы докт. биол. наук И.И. Ивановым, — по анализу грунтов он восстанавливал технологию грунтовой архетектуры. Исходя из почвоведческих исследований, оказалось, что Аркаим построен по непредсказуемой, неожиданной технологии. При строительстве города, аркаимцы провели большой круг и весь грунтовый материал взяли только с него, то есть ничего со стороны не принесли и ничего не выбросили. При этом они разделили грунт на три части: верхний гумусовый слой срезали, средний слой сняли и вынули нижний слой, копая рвы и колодцы. Весь снятый грунт и был использован в качестве строительного материала. Согласно архитектурному устройству, весь вынутый грунт засыпали в срубы. Причем грунт состоит из песка, который кроме кальция содержит амрфный гипс, и когда он высыхает, то становится твердый, как камень, так что копать можно только после дождя. И в это странной архитектуре оказалось, что строители все распределили до кубометра. Как показал рассчет по объемам геометрической модели, — все сошлось. А потом они самые высокие архетектурные части поместили около самых глубоких, и когда все сожгли, и сгорели деревянные срубы, то грунт по объему вернулся на свое место. И все эти 20 городов получились ровные, как футбольное поле. Это и есть нулевой балланс по грунту – технологическая особенность Аркаима. Возникает вопрос: — Как это можно было посчитать тогда? Это и сейчас посчитать не так просто, для этого нужны современные знания: использование математики, геометрии, геодезии, — приборы, формулы, калькуляторы. Создавая инженерную модель Аркаима в чертежах с использованием всех археологических материалов с точными размерами всех частей, К.К. Быструшкин обнаружил, что в конструкции Аркаима использована точнейшая геометрия, так как инженерно построить на такой большой площади окружности, дуги и прямые линии – это задача очень сложная. Для археологов Аркаим – это бытовой объект, Быструшкин видит в нем другое предназначение. Занимаясь исследованием этого феномена вот уже 15 лет, измерив и изучив Аркаим досканально со своей профессиональной точки зрения, неутомимый исследователь углубился в такие пласты знаний, оценить которые наука на современном этапе ее развития вряд ли сможет. Дело в том, что область исследования переместилась в не востребованную современной наукой отрасль знаний, в которой специалистов очень мало во всем мире, а в России — тем более. Речь идет об археастрономии, которая занимается астрономическим изучением археологических объектов древнего мира. Начало этим исследованиям на современном этапе было положено в Великобритании, в связи с изучением Стоунхенджа. У нас в стране эта наука до недавнего времени была запрещена. В России только 1996 г. в Москве впервые прошла первая учредительная конференция по археастономии. Назначение Аркаима, по мнению К.К. Быструшкина, не бытовое. Перечитав заново книгу английского профессора астрономии Дж. Хокинса и Дж. Уайта «Разгадка тайны Стоунхенджа», он взял теодолит и отправился на Аркаим заниматься археастрономией и искать там обсерваторию. И эту обсерваторию он там нашел, причем обсерватория оказалась очень точная. Технологическая точность обсерватории определяется пол-минутой дуги, если меньше, то это может быть обсерваторией, а может и не быть. Стоунхендж реконструирован как обсерватория с градусной, полуградусной точностью, к тому же там не сохранились дальние визиры, а на Аркаиме они все остались – 38 объектов. Получается, что обсерватория на Аркаиме имеет более высокий класс точности и более совершенную конструкцию, чем обсерватория Стоунхенджа, т.к. 18 азимутов собрать на одном комплексе, то есть по 5 наблюдательных азимутов на одну башню, обеспечивает очень высокий класс точности. Итак, в ходе дальнейших археастономических исследований, доказав, что Аркаим был обсерваторией, с помощью которой астрономическим путем можно определить возраст объекта и, используя в своих рассчетах известный еще в 19 веке астрономический базовый метод Лакира, по которому был определен Стоунхендж, К.К. Быструшкин пришел к заключению, что Аркаим был построен в 2800 г. до н.э., то есть на 1000 лет раньше, чем определяют его археологи, датирующие Аркаим 1600 — 1700 г.г. до н.э., что окончательно их разъединило, т.к. археологи не хотят об этом даже слышать, в виду того, как считает К.К. Быструшкин, что археологические методы датирования принципиально относительны, т.к. в археологии нет абсолютных методов, а есть лишь стратиграфия – последовательность событий, и,определив возраст Аркаима 2800 в. до н.э., они перечеркнут всю археологию и перестанут ими быть, потому что приняв это, придется менять весь исторический подход, и поэтому не нашлось ни одного историка или археолога, который стал хотя бы обсуждать с ним эту проблему. Я же в своей работе все-таки хочу рассмотреть и эту гипотезу, не смотря на то, что она является не признанной в научном мире, но как и все гипотезы, она имеет право на существование, и лишь время определит ее степень истинности и место в истории, я же воздержусь от своей оценки, скажу только, что в любой теории есть моменты, с которыми трудно не согласиться, потому, что они очевидны, и то, что кажется невероятным сегодня, спустя какое-то время, может оказаться очевидным. И может стоит согласиться, что преуспев в своем интеллектуальном развитии, человечество утеряло главное, что имело в древности – интуитивную, живую, прямую связь со Вселенной, которая легко заменяла наши точные научные рассчеты, и живя единым организмом со вселенной, люди проецировали гармонию Космоса на Землю, материализуя ее через свое творчество. Ведь интуиция – это тоже знания, только иного порядка, более тонкого и точного. И знания астрономии, утерянные современным человечеством, служили посредником в этой связи человека со Вселенной. И наверное, пришло время, когда эти знания будут освоены современными интеллектуалами. Может быть это спасет человечество от его духовной гибели. По данным радиоуглеродного анализа, который делали не раз в России и за рубежом, возраст Аркаима определяется 2100 г. до н.э., что оказалось синхронно Стоунхенджу I, но это не калиброванная дата, и если ее калибровать так же, как Стоунхендж, то она удревнится. Если все же прав К.К. Быструшкин, обосновывавший свои заключения, исходя из астрономических теорий и рассчетов, то культура Страны городов, по его мнению, занимает особое место в истории Древнего Мира. Если 17 в. до н.э., — то никакое, — просто местное явление, только с какими-то странностями, потому что все это происходит в диких степях. Все цивилизации к этому времени уже состоялись, все пирамиды и города уже построены. Если же принять за истину гипотезу К.К. Быструшкина, то есть 2800 в. до н.э.,то получается, что Аркаим построен на 200 лет раньше первой египетской пирамиды Джосера. Тогда получается, что это самые первые города и самые древние колесницы с настоящими колесами, потому что роль и историческое место объекта зависит от его возраста. Но в ходе дальнейших исследований, оказалось, что обсерватория является не самым интересным и не самым главнным, что есть на Аркаиме. Три полных полевых сезона К.К.Быструшкин измерял теодолитом Аркаим. И главное, что там открылось, — это точнейшая геометрия, она оказалась точнее, чем на планах археологов, она оказалась с точностью прибора. Второе, что там открылось, это была геодезия. Оказалось, что памятник ориентирован. был найден геометрический центр, и параллель и меридиан этого центра были выставлены на горизонте с точностю прибора. Непонятно только, как эта точность достигается. И тогда Аркаим попадает в ряд с очень редкими на Земле ориентираванными памятниками, такими как пирамиды Египта, причем Аркаим оказался самым точно ориентированным. И когда открылась эта геометрия, ее надо было дешифрировать. Сразу возник вопрос – Зачем делать такую геометрию и вкладывать невероятные интеллектуальные ресурсы, чтобы построить такую штуку в степи? После первого сезона исследований и обсуждения этого открытия с докт. астрон.наук профессором УрГУ Свечниковым М.А., Быструшкин по совету Свечникова доложил о своем открытии на межсоюзной конференции по Галактикам, которая проходила в обсерватории Екатеринбурга. Его докладом заинтересовались самые крупные специалисты нашей страны по археастрономии из Москвы и Санкт-Петербурга и пригласили с докладом в Пулковскую обсерваторию на астрометрический семенар, где после многих его докладов и обсуждений на самом серьезном уровне, который только может быть у нас в стране, и очень тщательных проверок его астрометрических реконструкций, выдали К.К.Быструшкину официальные документы, о том, что он является специалистом в области археастрономии, и что все это очень серьезные вещи, которые надо публиковать и продолжать исследования. После чего К.К. Быструшкин, проработав на Аркаиме еще один сезон 1991 г., занялся дешифровкой тех материалов, которые дал ему Аркаим. Итак, что такое Аркаим для К.К. Быструшкина? Аркаим – это Святыня для всего Старого Света, то, что называется в индийской традиции – Мандала. И информация, зашифрованная в ней очень сложная, но заключается она строго в рамках естествознания. Никакой мистической информации, по словам Быструшкина, он не знает, т.к. занимается только инженерными вещами, а не мистикой. Но следствия исследования высвечивают многие странные вещи. Аркаим – это источник знаний об устройстве мира, причем высоко технологичный, который мы до конца еще не раскрыли, т.к. он очень сложен для понимания и требует высокой квалификации. Археологи работают на примитивном уровне, работая с культурным слоем, они даже не работают с конструкцией. По конструкции работал параллельно с археологами специалист по истории архетектуры Л.Ф. Гуревич из Санкт-Петербурга. Он очень тщательно проверял весь раскоп, но материалы не опубликованы. По некоторым позициям Быструшкин считает, что его измерения точнее, чем у Гуревича, но в остальном – на одинаковом уровне. Язык, с помощью которого записана информация об устройстве мира – это точные науки: геометрия, геодезия, математика. Аркаим – это ключ к тайнам. С помощью конструкции Аркаима и той информации, которая из нее получена, для Быструшкина практически кончился список тайн, известных из истории, удалось дешифрировать многие таинственные объекты во всех деталях. Не хватает только исходной информации – топографии и очень тщательного измерения, геометрии этих объектов, чтобы говорить на том же языке. Все упирается в эту самую точность. Археологи принципиально работают до пределов этой необходимой точности на всех памятниках. Самый измерянный в мире памятник только один – это пирамида Хеопса, но на ней разрушена облицовка, а точности нужны сантиметровые. Памятники в раскопе разрушаются, а вместе с этим стирается информация. Аркаим разрушается, а значит половина информации не воиспроизводима. Нужна особая требовательность к раскопу, в виду особой ценности объекта, а для этого нужно, чтобы это признали археологи, т.к. нужны очень большие средства, чтобы повышать точность раскопа. Так что же это за феномен — Аркаим? Главная особенность объектов Страны городов – это очень высокий технологический уровень, используемый при их строительстве: астрометрия самого высокого уровня, геодезия, метрология. Мы пользуемся их метрологией: метр, градус, сетка меридианов от Гринвича – это их меры, как результат высокой технологии. За этим может стоять только развитая цивилизация. Фактор, порождающий такую информацию, стоит как бы за кулисами всей нашей истории. Создается впечатление, что люди не являются монопольными авторами своей истории. Есть некоторые факторы, которые действуют во все времена, потому что вдруг появляются сведения из очень глубокой дочеловеческой древности. Там плейстоценова география фигурирует в таких подробностях, к которым современная четвертичная геология и сейчас не может полностью подойти. Есть конкретные позиции, по которым древние источники эту географию знают лучше, чем нынешняя четвертичная геология, судя по последним публикациям. Пример тому — знаменитая карта Гипербореи –это древнее название материка Арктида Герарда Меркатора 1569 г., основанная на каких-то древних знаниях, и карта, изданная его сыном Рудольфом Меркатором в 1595 г., составленная на основании карты отца, и сведений того времени. Это карта оледенения эпохи распада ледников. Она известна в четвертичной геологии, по фрагментам сейчас восстанавливается. Эта карта очень древнего периода истории Земли. Она сделана с прекрасной геодезией, которой не было во время Герарда Меркатора. Сделаю небольшое отступление от основной темы, чтобы пояснить, что это за карты. Гиперборея изображена на обеих картах достаточно подробно в виде архипелага из четырех огромных островов, отделенных друг от друга полноводными реками, (что вообще дает основание считать Гиперборею-Арктиду материком), с высокой горой посередине. Но на последней карте, помимо самой Гипербореи, подробно выписаны еще и Северные побережья Евразии и Америки. Именно это и дает основание для аргументов в пользу подлинности самой карты, точнее – тех не дошедших до нас источников, на основе которых она составлена. А в то, что такие картографические документы держали в руках отец и сын Меркаторы, сомневаться не приходится. На их карте изображен пролив между Азией и Америкой, открытый лишь в 1648 г. русским казаком Семеном Дежневым, а в 1728 г. вновь пройденный русской экспедицией во главе с Витусом Берингом и получивший его имя. На основе сделанных открытий пролив был картографирован в 1732 г. и лишь после этого стал по- настоящему известен во всем мире. Откуда же он тогда попал на карту Меркатора? Возвращаясь к теме Аркаима, остановимся поподробнее на одном из основных фрагментов исследования К.К. Быструшкина. Рассмотрим выполненную им картографическую модель Аркаима, наложенную на карту звездного неба, цена которой – 7 лет ежедневной, напряженной, интеллектуальной работы автора. Это карта звездного неба эпохи 2000 г., а на нее наложено изображение Аркаима, выверенное до милиметра, т.к. его накладывать на звездное небо по другому нельзя, как нельзя поворачивать или менять масштаб, — здесь все строго соответственно и доказуемо. Это и есть с одной стороны – ключ, а с другой стороны – результат, это та самая квитэссенция всей технологии, по которой построен Аркаим. На этой карте изображено событие, которое происходит один раз в 26 тыс. лет. Это событие должно было произойти в весеннее равноденствие 2000 г. – это эпоха для астрономов, на которую они все просчитывают, это зафиксированная точка, т.к. со временем эта карта меняется, на ней происходит поворот — Прецессия. Так фиксируется эпоха. И событие это означает конец цикла Прецессии, который длился 25920 лет. Зафиксированно это в определенных точках. Путь, по которому всегда идет Солнце называется – Эклиптика. Солнце идет по часовой стрелке с небольшим покачиванием с очень маленькой амплитудой и огромным периодом (порядка 200тыс. лет). Галактический экватор и эклиптика пересекаются в точках, которые называются Узлами. Это единственные неподвижные на небе точки, т.к. все остальное на небе движется, только с разной скоростью. Прецессия – это как бы покачивание оси Земли вследствии ее суточного вращения вокруг своей оси. При покачивании ось Земли, как крутящийся волчок, как бы вычерчивает на небе спиральку. Во времена Аркаима Полюс Мира был в одной точке, а в 2000 г., он будет в другой точке, расположенной правее по кругу. Вместе с этим полюсом движется и ось, она как стрелочка идет вокруг этой точки. Крест, образованный пересечением галактического экватора и эклиптики, поворачивался со времен Аркаима и в 2000 г. щелкнул в этой точке и попал роно в эту ось, — завершился круг спиральки, — закончился цикл Прецессии, и начался ее новый цикл. По индийской традиции этот цикл называется Манвантара. Манвантара состоит из четырех юг: Кали юга (Железный век), Сатья Юга (Золотой век), Двапара юга (Серебряный век), Трета юга (Бронзовый век). Сейчас закончилась самая темная эпоха – Кали юга, и началась самая светлая эпоха – Сатья юга. Астрономически это отражено в смене циклов. Итак, в ходе исследований выяснилось, в что конструкции Аркаима зашифрованы эти древние знания, которыми они оперировали совершенно свободно. Параметры прецессии из конструкции Аркаима К.К. Быструшкин узнал более точно, чем из учебников астономии, что опять подтверждает более высокую квалификацию строителей Аркаима, по сравнению с квалификацией современных астрономов. И выдумать это исследователь не мог, это он считал с источника, имя которого Аркаим. Методология в исследованиях К.К. Быструшкина – сравнительный предельно точный геометрический анализ на основе топографии, так же метрологический и числовой анализ. Исследовательский материал займет не одну книгу, одна из них уже вышла. В качестве дополнения к этой теме, приведу результаты еще одного астрономического исследования, которым занималась в рамках той же проблемы, аспирантка Челябинского университета исторического факультета О.О. Полякова. Самое интересное, что она совершенно не зная об исследованиях К.К. Быструшкина, и так же астрономически просчитывая памятники Страны городов: Аркаим и Синташту, пришла к тем же результатам относительно возраста этих объектов. По ее рассчетам, они построены на тысячу лет раньше, чем датируют их археологи. Синташта датирована ею, исходя из астрономических исчислений, — 2600-ми годами до н.э. Не вдаваясь в анализ ее исследования, в своей работе приведу только более поятно разъясненные ею некоторые астрономические понятия. В отличие от Полюса эклиптики, который почти не меняет своего положения на протяжении многих тысячелетий, испытывая только незначительные колебания наклона эклиптики к земной оси (+ 10 с периодом в 42 тыс. лет) и является базовой, почти неизменной точкой центра годового вращения звездного неба, Полюс суточного вращения неба меняет свое положение по круговому циклу с радиусом угла наклона эклиптики к земной оси примерно за 26 тыс. лет, — такое круговое движение и называется Прецессией. В результате Прецессии в определенные временные эпохи Полюсом суточного вращения неба могут стать некоторые звезды, называемые Полярными. Тогда они стоят неподвижно относительно земного горизонта, задавая собой основу небесной системы координат. В такие эпохи древние люди получали точный инструмент для определения законов вращения небесного свода. Эти явления бывают нечастыми и наблюдаются не долго – на протяжении тысячи лет. В недавнем прошлом на Северном небе Полярными становились такие звезды: Альфа Малой Медведицы – 24 тыс. до н.э. и 2 тыс. н.э., (то есть в наше время), Альфа Дракона – 29 тыс. до н.э. и 3 тыс. до н.э., Тау Геркулеса – 33 тыс. до н.э. и 7 тыс. до н.э., Альфа Лиры (Вега) – 38 тыс.до н.э. и 12 тыс. до н.э. и т.д. – с повторением цикла через 26 тыс. лет. Возможно, что в такие времена человечество получало «скачок в сознании». Например, когда ярчайшая звезда неба Вега стала Полюсом суточного вращения 40 тыс. лет назад, историки отмечают появление кроманьонца, человека газумного, современного типа. Или в эпоху 3 тыс. до н.э., когда Полюсом суточного вращения стала звезда Альфа Дракона, о чем говорил еще Страбон на рубеже нашей эры и Фламмарион в 19 веке. Видимо не случайно в 3 тыс. до н.э. наблюдается появление точно выверенных календарных систем у египтян, шумеров, индусов, китайцев, американских майя. Картина звездного неба в 3 тыс.до н.э. интересна еще и тем, что «ковши» Большой и Малой Медведиц находились к Полюсу Альфа Дракона ближе, чем когда-либо за 26- тысячелетний период, и, являясь ближайшими околополюсными созвездиями, могли быть использованы как «большая» и «малая» стрелки на небесных часах. Кроме того, и Полюс эклиптики в созвездии Дракона и Полюс суточного вращения у Альфа Дракона и внутренняя грань «ковша» Большой Медведицы («большая» стрелка) лежали тогда на одной прямой. Отражение устройства таких небесных часов на земле можно увидеть в плане устройства Большого Синташтинского кургана и протогорода Аркаим. Опыт работы на Аркаиме приводит к выводу, что мы здесь имеем дело с предельно сложным и безупречно выполненным объектом. Особая трудность его изучения объясняется тем, что он встает перед нами из глубины веков сразу во всем своем великолепии и за ним не просматриваются памятники более простые, как бы подводящие к нему по лестнице эволюции. Хочется надеяться, что затруднение это временное. Хотя понятно, что гениальных вещей не бывает много. Аркаим сложнее нас, и наша задача — подниматься к его вершинам, не разрушая непонятное и непонятое. Зачем Аркаим — крупнейшая и, как показывает К.К. Быструшкин, совершеннейшая пригоризонтная обсерватория примитивным, полудиким, как принято было считать, людям, жившим без малого пять тысяч лет назад в южноуральских степях?