Русская карательная система

2. Русская карательная система

212. Наказание как причиняемое виновному физическое или психическое страдание представляет крайнее разнообразие. История уголовного права дает нам печальную картину человеческой изобретательности, всецело направленной к изысканно средств и способов причинения наибольшего страдания людям, навлекшим на себя кару закона.

Но и во всем этом разнообразии можно отыскать некоторые общие признаки, дающие возможность свести карательные меры к известным типам. Таким объединяющим признаком является свойство блага или интереса, поражаемого наказанием. Область карательных мер находит свои необходимые пределы в ограниченности тех благ, которые может государство отнять или ограничить у преступника. Лишение жизни, причинение физического страдания, стеснение или лишение свободы, поражение чести и правоспособности, уменьшение и лишение имущества - вот общий перечень типов наказаний во всех законодательствах. Каждый из этих типов по способу и условиям их назначения, в особенности в силу различных придатков, дополнительных мер взыскания, допускает, конечно, значительные видоизменения, оттенки. Мало того, благодаря этим оттенкам, изменяющим степень страдания, причиняемого данным типом наказания, иногда стираются существенные черты их различия, они сближаются друг с другом. Изувечивающее наказание в виде отсечения носа, рук, дополненное выкалыванием глаз или вырыванием языка, конечно, вполне может быть сопоставлено со смертной казнью; лишение свободы в виде заключения в какой-нибудь клоповник, в подземелье, лишенное света и воздуха, хотя бы заживо погребенный и мог прожить там месяцы или даже, при здоровом, выносливом организме, годы, тем не менее является, в сущности, квалифицированной смертной казнью. Равным образом субъективное ощущение страдания, причиняемого наказанием, также изменчиво. Как заметил еще Клейншрод, для многих смерть легче пожизненного или долгосрочного лишения свободы; для одного честь дороже всех сокровищ, а другой в грош не ставит свое доброе имя, но зато трясется над каждой копейкой. С развитием уголовного законодательства и эта трудность разграничения отдельных наказаний, по крайней мере со стороны объективной, значительно уменьшается благодаря исчезновению позорящих и членовредительных наказаний, благодаря тому значению, которое приобрело ныне в карательной системе лишение свободы и т.д. Такие сравнительно менее сложные понятия, как простое лишение жизни, пожизненное, долгосрочное или краткосрочное лишение свободы, обязательный тяжкий или продолжительный труд и т.д., представляются величинами, в значительной степени поддающимися сравнительному измерению и оценке.

Это упрощение наказаний отразилось на технической постановке карательных мер в кодексах. Между тем как законодательства XVII и даже XVIII веков ставили каждый вид и род наказаний совершенно отдельно и независимо друг от друга, кодексы более новые стремятся привести эти карательные меры в систему, создать то, что мы называем лестницей наказаний, понимая под нею совокупность карательных мер данного кодекса в их взаимном соподчинении или соотношении.

Установление такой лестницы имеет существенное значение для законодателя и еще более - для судьи. Первому такая лестница облегчает выбор наказаний для отдельных преступных деяний соответственно их значению для правового порядка, а для судьи она создает возможность исполнять возлагаемую на него законом обязанность соразмерять наказуемость с обстоятельствами отдельного преступления и со степенью преступности виновного, делая возможным переход от одного вида или рода наказания к другому.

При этом степень простора, предоставляемого законодателем судье, отражается на внешнем облике лестницы наказаний. Так, кодексы первой половины минувшего XIX столетия, допускавшие право судьи на изменение наказания, назначенного в законе за известное преступление, лишь в весьма ограниченном размере, создали и лестницы наказаний крайне сложные и дробные; такова, например, лестница наказаний code penal Баварского уложения 1813 г., и в особенности нашего Уложения о наказаниях 1845 г.. Напротив того, законодательства более новые, изменившие благодаря реформам судопроизводства и судоустройства свои воззрения на права судьи, приняли лестницы наказаний более обобщенные и простые, какова, например, в особенности лестница Голландского уложения, проектов Швейцарского и Норвежского.

Обращаясь к ближайшему рассмотрению карательной лестницы, нельзя прежде всего не указать, что даже в новых кодексах она, выражаясь фигурально, является далеко не прямою, а допускает не только подразделения по этажам, но и разветвления, боковые обходы.

Объясняется это тем, что, кроме общего принципа распределения карательных мер по свойству поражаемых благ, в соотношении с тяжестью облагаемых ими преступных деяний, на построение лестницы наказаний влияют и многие, так сказать, побочные соображения.

Перечислять все встречающиеся в истории и сохраняющиеся еще и поныне в действующих кодексах группировки карательных мер я считаю излишним*(1706) и укажу только на те из них, которые имеют известное отношение к нашему праву.

Так, наказания группируют, во-первых, по их юридическому значению при определении уголовной ответственности. В этом отношении различают: 1) наказания главные, основные или самостоятельные, составляющие сущность кары, назначаемой за известные преступные деяния; 2) дополнительные, сопровождающие какое-либо назначенное виновному главное наказание, и притом или как его необходимое последствие, применяемое ipso jure, вследствие назначения главного наказания (poena accessoria), или же определяемая как особый придаток к главным, а потому каждый раз особо указываемый в приговоре (poena supplementaria), и 3) заменяющие, т.е. назначаемые только в том случае, когда главное наказание не может быть применяемо по каким-либо основаниям юридическим - пол, возраст, или фактическим - недостаток помещения, несостоятельность.

Во-вторых, по объему применения. Так, кодексы различают: наказания общие и особенные, и притом или назначаемые за целую особую группу преступных деяний, например, за провинности по службе, за преступные деяния военнослужащих и т.д., или определяемые только за какие-либо отдельные преступные деяния. Этот вид особенных взысканий можно назвать наказаниями исключительными. На этом же признаке покоится различие наказаний, назначаемых за общие и за политические преступления, получившее особенное развитие во Французском кодексе; различие наказаний за деяния, вызванные не позорящими мотивами, в противоположность всем прочим и т.д.

В-третьих, по особенностям лица наказываемого. Таково наиболее старое, но ныне почти исчезающее различие наказаний по сословному и государственному положению виновного. Кастовое различие наказаний знал древний мир; оно нашло свое выражение в римском праве, различавшем системы наказаний для римских граждан, для неграждан и для рабов, а позднее для humiliores и honestiores; это различие красной нитью проходит чрез все средние века и переносится в новую историю. Великая революция, разрушая сословные привилегии, не могла не затронуть и принцип сословности наказаний, но, исчезнув из французского права, это различие долго держалось в кодексах германских, а в нашем праве, в связи с телесным наказанием, просуществовало до Закона 1900г., создав совершенно своеобразный тип параллельных наказаний. На этом же признаке покоится различие наказаний по органическим особенностям наказываемого, по его полу, возрасту, а равно и выдвинутое за последнее время различие наказаний преступников по привычке, рецидивистов и преступников случайных, впервые впавших в преступление.

213. Наши старые уголовные законы, как и западноевропейские, знали только отдельные наказания. Первая попытка приведения их в систему была сделана в Проекте 1813 года, который, по примеру Баварского уложения, создал строго сочлененную лестницу наказаний, разделив их все на семь родов, а каждый род - на степени; но эта попытка осталась без практических последствий, так как в Своде законов изд. 1832 г. хотя и существовала особая глава о разных родах казней и наказаний, в которой в ст.16 был сделан перечень наказаний, но, как можно видеть из самого перечня, без всякой системы*(1707). Как замечали составители Уложения 1845 г., "дабы иметь ясное, точное понятие, в чем состоит существо какого-либо наказания по Своду, должно отыскивать определение свойства его и последствия в разных местах Свода", а по отношению к некоторым наказаниям, надо добавить, определения и вовсе отыскать было нельзя. Поэтому составители Уложения, как говорят они сами, для устранения всех недостатков системы наказаний по Своду признали необходимым, "во-первых, определить с точностью существо каждого наказания и относительную, по сравнению с другими, большую или меньшую тягость оного; во-вторых, установить во всех наказаниях несколько степеней таким образом, чтобы строгость каждого отдельного наказания могла быть по мере надобности увеличиваема или уменьшаема в известной постепенности и чтобы последняя степень была естественным переходом от одного наказания к другому, стараясь с тем вместе уравновесить те, к коим за некоторые преступления присуждаются лица, изъятые от наказаний телесных, с теми, к коим за такие же преступления приговариваются люди, от оных не изъятые".

Но ожидания составителей Уложения не оправдались. Лестница, созданнаяими*(1708), оказалась тяжела и непригодна. Жизнь почти вслед за введением Уложения так расшатала ее, выбросила из нее так много ступеней, что в ее позднейшей обрисовке после Закона 1900 г. она сохранила мало сходства с первоначальной, как можно видеть из прилагаемой сравнительной таблицы общих наказаний по Уложению изд. 1845 г. и по Уложению изд. 1885 г., с изменениями по Закону 10 июня 1900 г.

Рассматривая ближе лестницу наказаний Уложения 1845 г. и сравнивая ее с постановлениями Особенной части, нельзя не отметить прежде всего того обстоятельства, что, несмотря на столь значительное количество статей, посвященных наказаниям (глава вторая содержит 73 статьи, от 16 до 89), несмотря на всю сложную схему общих главных наказаний, она оказывалась неполной, так как в нее не входило довольно много взысканий, налагаемых за отдельные преступные деяния. Этот недостаток не объяснялся тем, что к таким исключительным наказаниям были отнесены только меры взыскания, которые могли быть применяемы лишь к некоторым особым преступным деяниям, так как и в общей лестнице находились наказания с подобным же исключительным характером, например, ссылка на поселение в Закавказье, заключение в крепость и смирительный дом (по изд. 1885 г. - тюрьма 30, IV), и притом настолько исключительным, что судья, двигаясь, например, вниз по лестнице и дойдя до этих наказаний, должен был миновать их и сделать, так сказать, скачок.

Далее, эта сложная лестница, заключающая в себе 11 родов (собственно, 12, так как денежное взыскание составляло отдельный род) и 38 степеней (а с параллельными - 47 степеней), представляла ряд недостатков и по существу, и со стороны техники. Уложение создало такое разнообразие форм лишения свободы - рудники, крепости, заводы, поселение в Сибири, поселение за Кавказом, житье в Сибири, житье в отдаленных губерниях, арестантские роты, рабочий дом, крепость, смирительный дом, тюрьма, арест, отбываемый притом в пяти различных помещениях, - что можно было заранее предсказать, что тюремная практика не в состоянии будет придать каждому из этих наказаний самостоятельный характер, тем более что Уложение давало только отдельные названия для каждого из таких наказаний, не указывая их содержания. Да и в Уставе о содержащихся под стражей и в Уставе о ссыльных все различие - например, между рудниками, крепостями и заводами, между рабочими и смирительными домами и тюрьмою - сводилось преимущественно к названию мест заключения да к порядку заведования ими; оттого и понятно, что жизнь весьма скоро свела это разнообразие к однообразию, что из наказаний уголовных прежде всего обесформились различные виды каторжных работ, а в наказаниях исправительных один и тот же острог, как мифический Протей, исполнял обязанности и рабочего, и смирительного дома, и тюрьмы, а иногда и арестантских рот, и арестного дома, что и повело за собою впоследствии упразднение многих из этих типов лишения свободы.

Вместе с тем составители Уложения не установили основного принципа деления наказаний, так как даже наиболее важный признак различия - срок лишения свободы - не был проведен с надлежащей последовательностью. Поэтому, хотя составители и говорили, что они хотели расположить степени отдельных наказаний таким образом, чтобы последняя степень была естественным переходом от одного наказания к другому, но это предположение не было выполнено, так как и по Проекту 1844 г. последняя степень арестантских рот была равна первой степени рабочего дома и первой степени тюрьмы, а с поднятием при рассмотрении проекта в Государственном Совете высшего предела рабочего дома сделалась по срокам равной второй степени такового. Еще несоразмернее оказались, как видно из таблицы, низшие сроки рабочего дома, крепости и смирительного дома сравнительно с высшими сроками тюрьмы, к которым, между прочим, должен был переходить судья в случае смягчения наказания, что и заставило законодателя придумать, как увидим далее, ряд искусственных мероприятий*(1709).

Также остался неопределенным и масштаб деления отдельных наказаний, т.е. возможность дробимости наказаний по месяцам, неделям, дням или даже часам, так что являлся возможным, например, приговор в каторжные работы на 14 лет 2 месяца и 1 день или приговор к заключению в тюрьму или к аресту на несколько часов. Там, где наказание назначалось месяцами, оставалось неопределенным, как исчислять эти сроки от числа к числу, или же всегда в одном размере, например в 30 дней.

Другой главный принцип, на коем держалась лестница наказаний Уложения 1845 г., - сословный характер наказуемости и его главное выражение - применимость к непривилегированным классам телесного наказания - был поколеблен в самой основе Законами 1861 и 1863 гг., а различие видов исправительных наказаний - Законом 1900 г.

В нашем старом праве сословное различие наказуемости встречается в слабых зачатках. Так, в Уложении царя Алексея Михайловича указывается, например, что за умышленное неправосудие судья не из думных дворян подвергается торговой казни, а у бояр отнимается честь; за подачу челобитной прямо государю назначается (глава Х 20) битье батогами, а того, кто почестнее, посадить в тюрьму на неделю и т.д.*(1710), но эти постановления были исключениями и не могли иметь важного значения*(1711), так как не только все виды смертной казни, но и телесные наказания не соединялись ни с каким особым умалением чести и применялись ко всем без изъятия, не исключая ближних бояр и лиц, занимавших высшее положение в церковной иерархии*(1712). В том же положении находился этот вопрос и в царствование Петра Великого, и во всю первую половину XVIII века, хотя уже сознание бесчестья телесных наказаний проявилось при Петре, и по регламентам и указам публичное телесное наказание отнесено к лишающим чести. Только с изданием Жалованной грамоты и Городового положения создается изъятие от телесных наказаний для целых классов лиц, а потому является необходимость сравнять наказуемость иным способом; так, например, по Жалованной грамоте для дворян назначалось лишение всех прав состояния и вечная ссылка, а для лиц, не изъятых от телесных наказаний, - легкое исправительное наказание розгами и рабочий дом. Проект 1813 г. пытался построить всю систему наказаний на различии двух категорий наказываемых - простолюдинов и лиц, изъятых от телесного наказания; но в Своде законов эти постановления остались в прежнем неопределенном состоянии и, как заметили редакторы Уложения 1845 г., с прежней несоразмерностью, почему последние и старались уравновесить наказуемость привилегированных и непривилегированных, применяясь к системе Проекта 1813 г. Но уже при самом издании Уложения принятая составителями система уравновешения была поколеблена непринятием Государственным Советом предположенной составителями временной ссылки, а затем почти окончательно разрушена Законом 17 апреля 1863 г., отменившим телесное наказание как дополнительное и значительно уменьшившим срок исправительных наказаний для непривилегированных, между тем как взыскания для привилегированных остались те же. Таким образом, ссылка на житье в Сибирь по 1-й степени 31-й ст. прежде признавалась равной отдаче в арестантские роты на время от 8 до 10 лет, соединенной с наказанием розгами от 90 до 100 ударов, а после 1863 г. ей соответствовало лишь пребывание в арестантских отделениях на срок от трех с половиной до четырех лет; при наказаниях же уголовных различие между сословиями, по крайней мере по Уложению, совершенно исчезло.

По Уложению о наказаниях, изд. 1885 г. и продолжения к нему 1895 г., сословное положение виновного влияло на наказуемость следующим образом*(1713):

Во-первых, Уложение различало (до Закона 1900 г.) лиц, подлежащих к ссылке на житье в Сибирь или отдаленные губернии, и лиц, подлежащих отдаче в арестантские отделения и тюрьмы, причем согласно 89-й ст. Уложения к первой группе относились лица, изъятые от телесных наказаний по правам состояния, а не по особым, лично к оным относящимся, постановлениям [женщины, лица старше 70 лет (реш. 1867 г. N 319, 1877 г. N 41, Общего собрания), получившие изъятие по образованию, но не приобретшие прав почетного гражданства и т.д.], следовательно, только такие, об изъятии коих упомянуто и в томе IX, при изложении прав отдельных состояний*(1714).

Во-вторых, при применении тюрьмы к корыстным преступным деяниям, исчисленным в примечании к п.V ст.30 Уложения и в ст.181 Устава о наказаниях, закон отделял дворян, священнослужителей, монашествующих и почетных граждан*(1715), подвергая их хотя и тем же наказаниям, как и непривилегированных, но, во всяком случае, с лишением всех особенных прав и преимуществ, и соответственно сему изменялась и их подсудность.

В-третьих, при определении порядка отбытия ареста Уложение различало (ст.56 и 57) лиц, изъятых и не изъятых от телесных наказаний, и, сверх того, особо выделяло дворян и чиновников.

Кроме того, в приложении 1 к ст.30 Уложения и по продолж. 1895 г. сохранялся перечень лиц, изъятых от телесных наказаний вообще, безусловно и навсегда, или изъятых на время или по некоторым преступлениям, но этот перечень для дел, подлежащих судебному разбирательству после законов 1889 г., отменивших замену тюрьмы и ареста розгами, утратил практическое значение, так как в единственном случае, когда суд мог назначить наказание розгами, - при ложных показаниях бродяг (до Закона 1900 г.), вопрос об их сословном положении возникать не мог. Но этот перечень сохранял, однако, свое значение для волостных судов и при применении Устава о содержащихся под стражей и Устава о ссыльных, при установлении порядка препровождения преступников и для их дисциплинарной ответственности.

После Закона 10 июня 1900 г. первое из указанных выше различий исчезло, а остальные сохранили свою силу.

Указанные недостатки Уложения о наказаниях особенно выделяются при сравнении с системой более новых кодексов и проектов, как видно из нижеследующих таблиц.

———————————————————————————————————————————————————————————————————————

| Германское уложение 1872 г. |

|———————————————————————————————————————————————————————————————————————|

|1 |Смертная казнь |

|———|———————————————————————————————————————————————————————————————————|

|2 |Каторга (Zuchthaus) пожизненная или срочная от 1 года до 15 лет |

|3 |Тюрьма от 1 дня до 5 лет |

|4 |Крепость пожизненная или срочная от 1 дня до 15 лет |

|5 |Арест от 1 дня до 6 недель |

|6 |Денежная пеня |

|7 |Выговор (только для малолетних) |

| Венгерское уложение 1879 г. |

|1 |Смертная казнь |

|2 |Каторга пожизненная или срочная от 1 года до 15 лет |

|3 |Государственная тюрьма от 1 дня до 15 лет |

|4 |Исправительный дом от 6 мес. до 10 лет |

|5 |Тюрьма от 1 дня до 5 лет |

|6 |Денежная пеня |

| За нарушения |

|1 |Арест |

|2 |Денежная пеня |

| Голландское уложение 1881 г. |

|1 |Тюрьма пожизненно или на срок от 1 дня до 15 лет (а в некоторых|

| |случаях до 20 лет) |

|2 |Крепость от 1 дня до 1 года, а в некоторых случаях до 1 года 4 мес.|

|3 |Денежная пеня не менее 1/2 флорина |

| Итальянское уложение 1889 г. |

|1 |Пожизненная каторга (ergastolo) |

|2 |Исправительный дом (reclusione) от 3 дней до 24 лет |

|3 |Крепость от 3 дней до 24 лет |

|4 |Водворение в определенное место жительства (il confino) на срок от|

| |1 месяца до 3 лет |

|5 |Удаление из определенного места (l'esilio locale) на время от 1 ме-|

| |сяца до 3 лет |

|6 |Поражение служебных прав |

|7 |Денежгая пеня от 10 до 10 тыс. лир (la multa) |

|8 |Арест от 1 дня до 2 лет |

|9 |Денежная пеня от 1 до 10 лир (l'amenda) |

|10 |Лишение права на занятие известным промыслом |

| Французский проект 1881 г. |

|1 |Смертная казнь |

|2 |Тюрьма пожизненная или срочная от 15 дней до 20 лет |

|3 |Крепость от 15 дней до 20 лет |

|4 |Арест от 1 до 14 дней |

|5 |Пеня от 1 до 5 тыс. франков |

| Норвежский проект 1885 г. |

|1 |Тюрьма пожизненная или срочная от 21 дня до 20 лет. |

| |Тюрьма, по определению суда, может быть или простая, или отягченная|

|2 |Арест от 21 дня до 20 лет |

|3 |Денежная пеня от 3 до 20 тыс. крон за преступления и от 1 до 10|

| |тыс. крон за нарушения |

| Швейцарский проект 1895 г. |

|1 |Каторга (Zuchthaus) пожизненная или на срок от 1 до 15 лет |

|2 |Тюрьма от 8 дней до 2 лет |

|3 |Денежная плата |

214. Эти неустройства нашей карательной системы вызвали, как было указано выше, ряд правительственных работ по преобразованию системы наказаний. Таковы комиссии П.А. Зубова и графа Cоллогуба при Министерстве внутренних дел по вопросу о переработке нашей тюремной системы и комиссия Э.В. Фриша при Министерстве юстиции о пересмотре всей первой главы Уложения. Работы этих комиссий были рассмотрены в особенной комиссии при Государственном Совете под председательством К.К. Грота, и результатом этого явился Закон 11 декабря 1879 г., заключавший в себе указание основных начал преобразования нашей карательной системы. Этот закон положен в основание и системы наказаний, принятой Редакционной комиссией по составлению нового Уложения, а затем и Государственным Советом.

Согласно 2-й статье Уголовного уложения все главные наказания распределяются следующим образом:

1) Смертная казнь.

2) Каторга, назначаемая или без срока, или на срок от 4 до 15 лет, а в некоторых случаях - до 20 лет с переводом затем на поселение.

3) Ссылка на поселение без срока в предназначенные для того местности; это наказание назначается лишь в немногих исключительных случаях.

4) Заключение в исправительном доме на срок от полутора до 6 лет, а в некоторых случаях - до 8 лет.

5) Заключение в крепости от 2 недель до 6 лет, а в некоторых случаях - до 8 лет; это наказание, как custodia honesta, назначается лишь в немногих случаях*(1716).

6) Заключение в тюрьме на срок от 2 недель до 1 года, а в некоторых случаях - до 2 лет.

7) Арест от 1 дня до 6 месяцев, а в некоторых случаях - до 4 лет.

8) Денежная пеня не ниже 50 коп., а если размер ее в законе определен свыше 100 рублей, то не ниже 10 рублей; кроме того, в некоторых случаях размер пени определяется по особо указанным в законе правилам.

Нельзя не заметить, что карательные меры по Уголовному уложению представляются довольно многочисленными, особенно сравнительно с новым Кодексом голландским или проектами Норвежским и Швейцарским, так как, например, лишение свободы, составляющее центр системы, если и исключить из него поселение, является в пяти типах: каторга, исправительный дом, заключение в крепость, тюрьма и арест; но, как справедливо возражала Редакционная комиссия на сделанные в сем смысле замечания, это сравнительное многообразие вызывается особенностями русской карательной системы. Существование как отдельного типа каторги обусловливается требованиями общественной безопасности, необходимостью удалить наиболее тяжких преступников из пределов внутренних губерний России навсегда или на сравнительно долгий промежуток времени, смотря по их поведению на месте отбывания наказания; такое удаление представляется тем более желательным, что предположение об исправительном воздействии на преступников наших тюрем является пока весьма гадательным. Далее, столь же необходимым является и удержание в системе особого типа заточения, как наказания, назначаемого за сравнительно немногие преступные деяния, не имеющие позорного характера, вызываемые мотивами, не почитаемыми особенно безнравственными или вредными, как, например, за некоторые посягательства против порядка управления, за дуэль и т.п. Равным образом по тем же соображениям нельзя не признать правильным удержания, как особого типа лишения свободы, ареста, так как помещение лиц, приговоренных к таковому за маловажные полицейские нарушения, в тюрьмы, назначаемые за преступные деяния позорящего характера и приноровленные к таковым по самому порядку содержания, представлялось бы весьма невыгодным. Недаром в государствах, знающих один только низший вид лишения свободы, раздаются голоса, требующие уничтожения краткосрочных наказаний за нарушения на том основании, что пребывание, хотя бы и в течение нескольких дней, в том же месте, где помещаются заведомые преступники, развращает (при совместном содержании) заключенного и кладет на него несмываемое пятно в общественном мнении. Остается, следовательно, вопрос о необходимости отдельного существования исправительных домов и тюрем. Но, как указывала Редакционная комиссия, соединение их представляется едва ли целесообразным и справедливыми, во-первых, ввиду различия преступности деяний, обложенных этими наказаниями, выражающегося в различии следующих за ними правопоражений, и, во-вторых, в силу затруднений такого объединения с точки зрения пенитенциарной. Долгосрочное заключение в исправительном доме предполагается устроить по системе общего содержания, с применением начал прогрессивной классификации арестантов, а краткосрочное заключение в тюрьме, чтобы иметь достаточно репрессивную силу, должно быть одиночным. Эти различия, отражаясь на роде и свойстве работ, на всех условиях тюремного порядка, едва ли даже, продолжает объяснительная записка, допустят соединение обоих видов наказания, хотя и отдельно друг от друга, но в общих зданиях, а тем более устранять возможность полного объединения их.

Уголовное уложение вовсе не включило в систему наказаний ссылку на житье в Сибирь и в отдаленные губернии, устраненную затем и из лестницы наказаний Законом 1900 г., а равно отбросило и деление наказаний на степени как совершенно не соответствующее Уставу уголовного судопроизводства. Взамен деления на степени Уложение устанавливает другой масштаб делимости отдельных карательных мер. На основании статьи 22, срок каторги определяется годами и полугодами; срок заключения в исправительном доме - годами и месяцами; срок заключения в крепости и тюрьме - годами, месяцами и неделями, а срок ареста - месяцами, неделями и днями. При исчислении срока лишения свободы месяц считается в 30 дней, а день - в 24 часа. Денежная пеня всегда назначается рублями и полтинами.

Но предположенное Редакционной комиссией окончательное уничтожение различия наказуемости по сословному положению преступника, как и в 1864 г., не было принято Государственным Советом, и различие сословной наказуемости сохранилось в Уголовном уложении, хотя и в меньшем объеме сравнительно с Уложением 1845 г. Так, по ст.26 и 27 присуждение к заключению в исправительном доме сопровождается потерей прав состояния только для дворян, священнослужителей, служителей духовного звания, монашествующих, почетных граждан и купцов; равным образом и присуждение к заключению в тюрьме за некоторые корыстные преступные деяния сопровождается лишением прав состояния для преступников тех же сословий, за исключением купцов. Сообразноэтому сохраняется в этих случаях и различие подсудности, так как лишениеправ состояния не предоставлено ведению единоличных судей. Наконец, влияние сословного положения виновных сохранилось и в порядке отбытия наказания, в особенности маловажных видов лишения свободы, согласно пересмотренным постановлениям Устава о ссыльных и Устава о содержащихся под стражей.

Равным образом при окончательном редактировании Уголовного уложения значительно ограничена область применения заключения в крепость, в особенности угроза этим наказанием параллельно с тюрьмой и исправительным домом, чем весьма стеснена возможность соразмерения наказания с мотивами преступления, а иногда даже и со степенью виновности.

215. Переходя засим к обзору отдельных типов наказаний по действующему праву, я разделяю их на три группы: главные, дополнительные и заменяющие. Главные наказания, по свойству поражаемых ими благ, могут быть далее разделены на три типа: 1) лишение жизни; 2) лишение и ограничение свободы; 3) лишение имущества.

Смертная казнь. Хотя в памятниках нашего законодательства о смертной казни говорится впервые в Уставной двинской грамоте 1397 г., в ст.5 коей было указано: "а уличат (татя) в третьи, ино повесити"; но несомненно, что в действительности лишение жизни как вид общественной расправы с преступникамиявляется несравненно ранее. Это вытекало из института частной и родовой мести, выдвигавшего начало отплаты кровью за кровь, смертью за смерть; к этому же приводило и влияние византийского права, допускавшего смертную казнь в широких размерах, а это влияние, благодаря переводу Номоканона почти вслед за принятием христианства, было весьма значительно в нашем древнем праве*(1717).

Действительно, в летописях, не говоря уже об известном рассказе о Владимире Святом, который по совету епископов ввиду умножившихся разбоев хотя и временно, но "отверг виры, поча казнити разбойников"*(1718), мы встречаем и прямые указания относительно применения смертной казни. Так, под 1069 г. указано, что Изяслав, овладев Киевом, послал туда сына своего Мстислава, который предал смерти 70 человек, освободивших Всеслава из заточения и, следовательно, участвовавших в изгнании Изяслава. В 1071 г. в Новгороде был предан казни волхв за публичное порицание веры Христовой, за причинение мятежа и разделения в народе; в 1157 г. был сожжен в Киеве еретик Мартин; в 1379 г. при Дмитрии Донском был казнен в Москве как изменник Вельяминов, сын новгородского тысяцкого, а в 1383 г., тоже за измену, был казнен суражский гость Никомах*(1719).

В Псковской Судной грамоте 1467 г. упоминается уже пять случаев применения смертной казни: "а храмскому татю и коневому, и переветнику, и зажигальнику - тем живота не дати; что и на посаде покрадется, и в третий раз изличив - живота не дати".

В Судебниках число случаев применения смертной казни значительно увеличилось, так что, например, в Великокняжеском указано их 10, а в Царском судебнике насчитывается до 18 отдельных деяний*(1720), за которые закон угрожал смертной казнью, требуя, однако, для ее применения большей частью, чтобы совершившие были признаваемы за ведомых лихих людей, т.е. чтобы они или были захвачены с поличным, или были облихованы на обыске окольными людьми; иногда для применения смертной казни требовалось собственное признание в вине, и без этого смертная казнь заменялась телесным наказанием и пожизненным заключением в тюрьму*(1721).

Виды смертной казни и обряд ее исполнения в судебниках не были точно определены, упоминалось только о повешении, хотя в действительной жизни допускалось значительное разнообразие: применялась не только казнь простая, но и квалифицированная, во всех ее видах, с добавлениями, придуманными ad hoc*"Для этого (лат.).": стоит только вспомнить в этом отношении эпоху Ивана IV*(1722).

Смертная казнь преимущественно применялась с утверждения власти верховной; но иногда право казнить без доклада ведомых татей и разбойников предоставлялось и властям подчиненным - боярам московских приказов, в частности разбойного, наместникам некоторых отдаленных областей, а позднее - губным судьям. "А которые будут ведомые лихие люди разбойники, или к которым людям разбойники приезжают, - говорит Губная грамота 1540 г., - а вы бы тех пытали накрепко, да допытався у них их лихих дел, да их бы есте казнили смертью без нашего ведома, то есми положил на ваших душах" (Акты Арх. Экс. т.I, N 192). Почти то же повторяется и в других Губных грамотах.

Но наибольший объем применения получает смертная казнь в XVII и первой половине XVIII века. В Уложении царя Алексея Михайловича число случаев, обложенных смертной казнью, доходило до 54, а по исчислению проф. Cергеевского - до 60 случаев, в Воинском же уставе Петра Великого смертной казнью угрожается в 200 артикулах*(1723).

Это возрастание объяснялось, во-первых, тем, что частью благодаря развитию судебной практики, а частью заимствованиям в эпоху Уложения - из Литовского статута, а при Петре - из западноевропейских воинских уставов, - в законодательстве появились многие новые виды преступных деяний, влекущиеза собою смертную казнь: стоит вспомнить в этом отношении суеверные преступления, чернокнижничество, заговор ружей, массу государственных преступлений, увеличивающихся благодаря "слову и делу", практике Преображенского приказа и т.д.; и, во-вторых, тем, что смертную казнь стал назначать законодатель и за такие деяния, которые в эпоху судебников и приказной практики облагались только телесными или членовредительными наказаниями.

Для того чтобы представить себе действительную картину применения смертной казни в эту эпоху, нельзя ограничиваться только Уложением и Воинским уставом, а необходимо обратиться и к отдельным указам, рассыпавшим угрозу смертью с необычной щедростью. Это громадное число деяний, обложенных смертной казнью, нельзя объяснить только несовершенством законодательной техники, стремлением перечислить не только виды, но и отдельные случаи тяжких злодеяний; нет, стоит только просмотреть эти указы, чтоб убедиться, что объем применения смертной казни действительно делался безграничным, что это наказание становилось столь же заурядной угрозой закона, как кнут и батоги или в наше время - тюрьма. Доказательствами можно бы наполнить целые страницы*(1724). Наказом о градском благочинии 1649 г. назначена, например, смертная казнь за учинение пожара небрежением, и эта угроза многократно повторяется в наказах объезжим и пушкарским головам; Указами 1673 и 1677 гг. выборным таможенным головам и кабацким целовальникам за хитрость и нерадение, за воровство и корысть в сборах таможенных пошлин и питейных денег назначается смертная казнь "без всякой пощады", да уж, кстати, назначается смертная казнь и лицам, их выбравшим, "если они того их воровства не доглядят". Вчинание "отческих дел" после уничтожения местничества влечет смертную казнь (Указ 1682 г.). Смертью угрожался побег из полков солдат и боярских людей, а равно и укрывательство беглых, ложное крестное целование по Закону 1697 г., а равно и вообще лживое свидетельское показание. Смертью угрожал закон (Указ 1678 г.) тому, кто в засечном лесу ссечет дерево, проложит дорожку или стежку, а позднее (Указ 1703 г.) и всякому, кто срубит дуб в заповедном лесу. Устанавливаются казенные хлебные меры, и вместе с тем повелевается (Указ 1671 г.): учинить закон крепкой, под смертною казнью, чтобы всякой хлеб продавали и покупали, и принимали и отдавали в те новые осьмины и четверики, и никто бы тех мер нигде не переменял; вводится почтовая гоньба, и за нерадение и медленность в гоньбе закон угрожает смертною казнью (Указ 1701 г.). А меры Петра в защиту его новшеств против старого склада и обряда, за противодействие или простое нерадение к разрастанию его парадиза - Петербурга - всем и за все одна угроза закона - смертная казнь*(1725).

Но ввиду столь частой угрозы смертной казнью как же велико должно было быть число ежегодно казненных, особенно когда мы припомним, как сильно внедрилось в нашу приказную жизнь взяточничество, так что без посула нельзя было сделать и шагу ни в одном присутственном месте, когда, по рассказам современников, разбои и грабежи были повседневным явлением, когда мы знаем, с каким упорством и самопожертвованием отстаивала старая Русь свои обычаи против Петра! Как справедливо замечает проф. Cергеевский, "при строгом и последовательном применении буквы закона на Руси не осталось бы ни воевод, ни дьяков, ни других жителей". Между тем, хотя по свидетельствам иностранцев и наших писателей, например Котошихина, число казненных было весьма велико, например, как говорит Котошихин, за подделку монеты при Алексее Михайловиче в один день было казнимо по 150 человек, а всего - до 7 тысяч; после стрелецких бунтов при Петре Великом казненных считали не десятками, а сотнями, так что, например, под Новодевичьим монастырем за бунт 30 сентября 1698 г. было казнено всего 1166 человек, но цифры эти (если даже первые из цифр и не преувеличены, как и многие другие цифровые данные, сообщенные Котошихиным), во всяком случае относятся к чрезвычайным, из ряда выходящим событиям, к смутам, которые всегда и везде влекли огромное число осуждений. Но мы не встречаем указаний на то, чтобы смертная казнь была повсюдным и повседневным явлением в обыкновенное время, как бы следовало ожидать по объему угрозы смертной казнью. Как же объяснить такое противоречие? По моему мнению, верное предположение по этому поводу высказывает проф. Cергеевский*(1726), что "угроза смертью была всего чаще мнимою угрозою, исполнение коей не предполагалось и самим законодателем в момент издания того или другого сепаратного закона". Действительно, она сделалась в XVII веке одною из гиперболических формул, которыми был переполнен наш юридический язык того времени. Как всякий жаловавшийся на побои писал на подъяческом языке, что его били смертным боем до смерти многажды; как богатый монастырь, ходатайствуя о новых льготах, непременно писал в челобитной, что от крайнего и великого разоренья жить братии нудно и гладно и что он ходатайствует лишь потому, чтобы не помереть им голодною смертью всем до единого, так и законодатель говорил всякому ослушнику, что он безмерно живота лишен будет и что его будут казнить смертью без всякой пощады, вовсе не думая, что эта угроза всегда будет выполнена. Эта угроза смертью за все и про все была особой разновидностью абсолютно неопределенной санкции, излюбленной формулой уголовной угрозы московского периода: "быть от Великого Государя в наказаньи и в казни и в разореньи". Эти формулы коренились в основном характере государственного строя - полном подавлении личности, непризнании за нею каких-либо прав и соответствующих этим правам гарантий. Как в частных отношениях над холопом висела безграничная власть его владельца, как на всесильного воеводу, вроде сибирского Пашкова, нельзя было найти суда и управы, и не было пределов его самовластию - так, с точки зрения государственного права, и холоп, и свободный, и помещик, и воевода - все они одинаково являлись "холопами" Великого Государя, на всех распространялась одна, все сильнее и сильнее крепнувшая государственная власть. Какая же необходимость в точном определении меры ответственности, в установлении соотношения вины и наказания? Что угроза смертью действительно была только формулой, то на это, помимо соображении о фактической невозможности исполнения велений закона, мы имеем и прямые исторические данные. В Указе 1 августа 1670 г. (N 480), например, за побег со службы назначена смертная казнь, а в 1671 г. отъехавшие от полков в действительности подверглись лишь отобранию половины поместий и вотчин; малопоместные же и беспоместные биты кнутом (N 489). Еще любопытней в этом отношении Указ 21 мая 1683 г. (N 1014) по поводу стрелецких смут: "Во всех городах и уездах учинить заказ крепкой под смертною казнию, чтобы всяких чинов люди мимошедшего смутного времени никакими мерами не похваляли и никаких непристойных слов, на смуту и на страхование и на соблазн людям, не говорили, и никаких затейных дел не делали", а затем в том же указе говорится, что если такие люди объявятся и запрещенное учнут делать, то им за малые вины чинить наказание, бить кнутом и батоги, а в больших винах писать об указе к Великим Государям в Москву, так что угроза смертью по самому же тексту закона оказывается простым риторическим украшением, теми драконами, от которых не могло вполне освободиться даже и Уложение 1845 г. в тех его частях, которые коренятся в эпохе Уложения 1649 г.

В законодательных памятниках XVII века смертная казнь являлась в двух видах: простая и квалифицированная.

В Уложении 1649 г. упоминается только один вид простой смертной казни - повешение, в большинстве же статей закон угрожал смертной казнью, не определяя порядка ее исполнения. На практике же, как видно из исторических данных, столь же часто употреблялось и обезглавливание, что, впрочем, подтверждается и Указом 1666 г. (N 383), а где приходилось казнить сравнительно большое число преступников - и утопление. В Воинском же уставе Петра Великого к этим наказаниям прибавилось расстреляние как обыкновенное наказание за воинские преступления.

Что касается квалифицированной смертной казни, то по Уложению она является в трех видах, а именно:

1) Сожжение, назначавшееся за богохуление, отвлечение от православия и поджог. На практике оно всего чаще употреблялось для еретиков и раскольников и за суеверные преступления. Сожжение за поджог было отменено в 1659 г. (N 126). Сожжение производилось обыкновенно на костре или в срубе; но встречается, хотя и весьма редко, сожжение на медленном огне; так, известен особенно мучительный способ применения этого наказания (казнь, копчением творимая) к Григорию Талицкому и его сообщнику Cавину в 1701 г.: их окуривали едким составом, так что все тело медленно таяло. Последний случай сожжения на костре за вероотступничество относится к 1738 г., когда были сожжены в Петербурге совращенный в жидовство Возницын и его совратитель Борух; в том же году был сожжен за распространение ереси в Екатеринбурге Тайгильда.

2) Залитие горла расплавленным металлом (олово или свинец), назначавшееся воровским золотых и серебряных дел мастерам; одна из мучительнейших форм казней, так как растопленное олово прожигало иногда насквозь гортань, а сама смерть наступала весьма медленно. Хотя по Указу 1672 г. (N 510) для фальшивых монетчиков назначается отсечение левой руки и обеих ног, но затем залитие горла упоминается в Воинском уставе. На практике эта казнь употреблялась и в конце царствования Петра Великого; между прочим, Указом 5 февраля 1723 г. (N 4157) велено в случае, если казненные таким образом скоро не умрут, отсекать им голову.

3) Окопание живою в землю, назначавшееся женам за убийство мужей. Закапывались обыкновенно с руками по плечи в землю, которую вокруг утаптывали, и в таком виде оставляли умирать голодной смертью; всего чаще умирали на второй и третий день; но бывали примеры, когда закопанные жили по нескольку недель (получая тайком пищу). Окопание в землю по Указу 19 февраля 1689 г. заменено отсечением головы; но тем не менее случаи применения этого наказании встречаются и в XVIII веке даже и после Петра Великого.

Кроме того, из свидетельства же Котошихина, а равно и из исторических указаний видно, что употреблялось четвертование (например, так казнен Cтенька Разин, самозванцы лже-Шуйский, лже-Симеон), посажение на кол, колесование, т.е. раздробление колесом частей тела, и другие виды, назначавшиеся, впрочем, в особых, так сказать, чрезвычайных случаях*(1727). Позднее почти все эти наказания вошли в Воинский устав Петра Великого, и даже с добавлениями в виде предварительного прожжения языка, повешения за ребро, за ноги и т.п.

Само исполнение смертной казни у нас никогда не имело той строго выработанной техники и формальности, какие мы встречаем в Западной Европе; в важнейших случаях оно сопровождалось торжественными обрядами, позорным шествием. Но обыкновенно смертная казнь исполнялась настолько просто, что это возбуждало недоумение иностранцев: нередко приводились приговоренные на казнь даже не связанные, толпою; спокойно дожидаясь на площади очереди, они сами всходили на лестницу, подходили к виселицам, надевали петлю и бросались с помоста, сами клали головы на плаху и т.п. По Уложению (глава XXI, ст.34) казни должно было предшествовать пребывание в покаянной избе в течение шести недель (по новоуказным статьям 1669 г. - не более 10 дней); затем приговоренные причащались - и через два - три дня после причастия уже их вершили; но на практике этот порядок далеко не всегда соблюдался, и, например, Указом 1653 г. даже прямо велено разбойников и татей в покаянную избу не сажать и причастия им не давать, а только давать покаяние. Казнь всегда совершалась публично; казнь не совершалась в воскресные и праздничные дни, а по отношению к беременным женщинам отлагалась до разрешения от бремени (Уложение, XXII, ст.I5); по Указу 1637 г. указано откладывать казнь на 6недель по разрешении от бремени.

В таком же положении находился настоящий вопрос и при преемниках Петра. Существенное изменение начинается только со времени царствования императрицы Елизаветы Петровны*(1728).

Существует предание, что в памятный день вступления на царство Елизавета дала обет не применять смертную казнь (Cоловьев, князь Щербатов); и действительно, переворот не сопровождался казнями: выдающиеся представители предшествовавшего правления, даже заправилы эпохи правительницы - Остерман, Миних, Левенвольд, Головкин и др., приговоренные в 1742 г. Судной комиссией (двое первых - к квалифицированной смертной казни четвертованием и колесованием, а прочие - к отсечению головы) - подверглись только ссылке и при допросе их не пытали*(1729).

В 1742 г. отменяется смертная казнь и пытка для малолетних моложе 17 лет, а велено их, наказав плетьми, отсылать в монастырь на покаяние. В 1743 г. 2 августа в указе, последовавшем по рапорту генерал-фельдмаршала Лесси, предписано было за смертные преступления натуральной смертью никого из приговоренных в Финляндии русских солдат не казнить, "а отсечь руку и, вырезав ноздри, ссылать в вечные работы на рудокопные заводы в Сибирь", причем фельдмаршалу предписывалось объявить шведам, что смертью казнить не велено, потому что "Мы всякие смертные преступлении не натуральною, но политическою смертию наказывать уставили"*(1730).

Это стремление императрицы ограничить смертную казнь не разделялось даже Сенатом; в том же 1743 г. Сенат представил государыне свое мнение о том, что злодеям и ворам, разбойникам, смертным убийцам, воровских дел мастерам и прочим, являвшимся в смертных винах, по силе государственных прав и указов Петра Великого следует чинить смертную казнь, а иначе, несмотря на жестокие наказания, эти преступления будут возрастать (Сенатский архив, V, стр.650-651).

Но в 1744 г. 7 мая (17?) (Полное собрание законов 8944) последовало общее предписание: всем судебным местам представлять в Сенат перечневые выписки о всех осужденных к смертной казни или к политической смерти и до получения из Сената указа об утверждении смертного приговора не чинить по нему над осужденными экзекуций, причем мотивом было приведено, что усмотрено, что эти казни чинят не по подлежащим винам, а иным и безвинно; Сенату же Указом 11 мая вменено в обязанность докладывать императрице об осужденных к этой казни, причем императрица ни одного смертного приговора не утверждала и не заменяла казнь другим наказанием. Только изустным указом 9 июня 1746 г. (N 9293) велено было клеймить всех преступников, подлежавших смертной казни, словом "вор": во лбу - "ВО", на правой щеке - "Р", а на левой - "Ъ", чтобы они от прочих добрых и неподозрительных людей были отличны и что если кто из них учинит утечку, таковым по поимке чрез клеймение удобный способ быть может. Таким образом, в тюрьмах накопилось много сидельцев, ожидавших смертной казни*(1731), как доносил Сенат в 1753 г., 29 марта (N 10086), всего 279 человек*(1732); а потому Сенат, указывая на невозможность по каждому делу входить с докладом, испрашивал указа о замене смертной казни раз навсегда вечною ссылкою на каторжную работу после публичного наказания кнутом и заклеймения преступников. Предположения Сената о замене натуральной смертной казни политической были утверждены императрицей, а затем подтверждены и разъяснены Указами 25 мая 1753 г. (N 10101) и 30 сентября 1754 г. (N 10306)*(1733); на основании этих указов существовавшие законы, коими определялась за известные преступления смертная казнь, остались без всяких изменений, поэтому судебные места должны были при рассмотрении уголовных дел назначать наказами по прежним законам, кому что довелось. В случае присуждения виновного низшей инстанцией к смертной казни, натуральной или политической, суд обязан был дело и приговор внести на ревизию губернаторам, юстиц-коллегии или равным с нею органам специальных ведомств, а сии последние, если признавали приговор правильным, то, не чиня по приговору смертной экзекуции до рассмотрения и точного об них указа, дабы оные за долговременным присылаемых об них экстрактов рассмотрением наказания не избегали, распоряжались ссылать их в определенные места на каторжные работы, предварительно подвергнув подлежащих натуральной смерти жестокомунаказанию кнутом с вырезыванием ноздрей и постановлением клейма на лбу - "В", на щеках: на одной - "О", а на другой - "Р"; осужденных же на политическую смерть - тем же наказаниям, но без наложения клейма. Местом отбытия каторги был назначен Рогервик*(1734).

Так совершился любопытный исторический акт прекращения применения смертной казни в России, и притом во время царствования Елизаветы по всем делам без изъятия.

В царствование императрицы Екатерины II по отношению к общим преступлениям смертная казнь признавалась отмененною, что прямо заявлено в подтвердительном Указе 6 апреля 1775 г. (N 14294)*(1735), а Указом 30 октября 1794 г. (Полное собрание законов 17264) отмена смертной казни распространена на присоединенную к России Литву. Указы Елизаветы Петровны по их буквальному тексту относились только к делам, по коим апробация была предоставлена губернским начальствам или которые ведались Сыскным приказом, но они вовсе не касались случаев чрезвычайных, так называемых общегосударственных преступлений. По отношению к ним императрица Екатерина не признала возможным признать казнь смертную отмененною. Напротив того, уже в 1764 г. был казнен отсечением головы Мирович за попытку освободить Иоанна Антоновича, а тело его сожжено вместе с эшафотом; в 1771 г. были казнены через повешение двое из главных участников московского бунта во время чумы, когда был убит архиепископ Амвросий; наконец, в 1775 г. были казнены Пугачев и его главный помощник Перфильев четвертованием*(1736), другие же из важнейших сообщников Пугачева - отсечением головы и повешением. Во всех этих случаях дела рассматривались в Верховном уголовном суде, особо учрежденном Высочайшими манифестами, и преступники приговаривались к наказанию на основании Уложения 1649 г. и Воинского и Морских уставов.

Во Временных карантинных правилах, изданных по поводу чумы 1771 г., хотя и предписывалось казнить преступников на месте по своему рассуждению и по мере бесчинства, но прямо о применении смертной казни никаких указаний сделано не было, а Указом 12 октября 1771 г. (N 13676) назначена была смертная казнь тем, кто будет входить в вымершие дома и грабить оставшиеся пожитки, "таковые безбожники и враги рода человеческого должны быть казнены на самом месте преступления... дабы смертию одного злодея отвратить смертоносный от зараженных вещей вред и гибель многих невинных, ибо в крайних обстоятельствах и меры к уврачеванию крайния принимаются".

В царствование императора Павла Указом 20 апреля 1799 г. (N 18943) отмена смертной казни была распространена на те губернии, коим предоставлено иметь суд и расправу на основании древних их прав и привилегий, причем в Именном указе было выражено так: "Запрещение смертной казни, по силе общих государственных узаконений, в Империи нашей существующее, Всемилостивейше распространяемы".

В царствование Александра I отмена смертной казни распространена на присоединенные к России: в 1801 г. - Грузию, в 1804 г. - Мингрелию и в 1811 г. - Гурию.

В 1812 г. при издании Воинского полевого уложения смертная казнь, по примеру Устава 1797 г. и Манифестов 1806 и 1808 гг., была сохранена за воинские преступления, в походе учиненные.

Проект общего Уложения 1813 г., наоборот, отступая от всех исторических традиций России, весьма щедро рассыпал смертную казнь как за общественные, так и за частные преступления*(1737). Поэтому понятно, что при обсуждении в 1823 г. проекта в Государственном Совете был поставлен на очередь вопрос о юридическом положении смертной казни по нашим законам.

В Общем собрании Совета 14 января 1824 г. два лица, адмирал Мордвинов и Шишков, опираясь на Указ 1754 г., а главным образом на слова Манифеста 1799 г. императора Павла I, доказывали, что смертная казнь отменена за все преступления, не исключая и политических, а потому полагали не упоминать в законе об этом наказании, но в случаях чрезвычайных - посягательства на жизнь государя, бунта и восстания народного - оставить произвольную казнь, определяемую по обстоятельствам дела*(1738). Но большинство членов (15 особ), опираясь: а) на буквальный текст Указов 1753 и 1754 гг., относящийся только к общим преступлениям, рассматривавшимся в общем порядке судопроизводства; б) на то, что в числе заменяющих смертную казнь по Указу 1753 г. наказаний было клеймение словом "вор", не употреблявшееся относительно государственных преступников, и в) на примеры из царствования императрицы Екатерины II, утверждали, что смертная казнь применяется к преступлениям государственным. Хотя эти рассуждения за неутверждением проекта прямого практического значения не имели, но мнение большинства в 1826 г. было принято Верховным судом по делу участников восстания 14 декабря 1825 г., когда пятеро главных участников были повешены*(1739).

В том же 1826 г. Манифестом 21 апреля отменена смертная казнь за общие преступления в Финляндии*(1740); но при издании при императоре Николае I Карантинного устава 20 октября 1832 г. смертная казнь была определена за ряд преступлений, учиненных во время чумы.

На этом основании по Своду законов 1832 г. (ст.17)*(1741) определена смертная казнь в трех случаях:

1) за преступления против первых двух пунктов, когда оные по особенной их важности предаются Верховному уголовному суду, а в тех случаях, когда эти дела рассматривались в общих судебных местах, назначалось лишение всех прав, наказание кнутом (для неизъятых) и ссылка в каторжную работу (ст.217);

2) за карантинные преступления - по приговору воинских судов; и

3) за воинские преступления во время похода - по Полевому уложению.

Комиссия по составлению Уложения 1845 г. предположила расширить применение смертной казни, назначив ее не только за все преступления государственные, но и за отцеубийство*(1742); но это предположение не было принято Государственным Советом ввиду прямо заявленной по сему предмету воли императора Николая I в Манифесте 21 апреля 1826 г.

По Уложению 1845 г. смертная казнь назначалась за преступления государственные*(1743), безотносительно к тому, в каких судах должны были бы рассматриваться дела этого рода, и за преступления карантинные, предусмотренные ст.831 и след.

Таким образом, объем применения смертной казни у нас представлялся весьма ограниченным, но для правильной оценки вопроса о применении у нас этого наказания необходимо было иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, что отмена смертной казни была фиктивной, пока у нас существовали страшные телесные наказании, нередко приводившие к засечению насмерть. Князь Щербатов говорит про эпоху Елизаветы и Екатерины: у нас отменен легкий вид смертной казни, состоявший в повешении или обезглавливании, а самый тяжкий - засечение - оставлен*(1744).

О смертельном исходе тяжких телесных наказаний содержатся даже прямые указания в Указе 1817 года императора Александра I; ввиду сей опасности было запрещено Указами 1802 и 1808 годов в приговорах назначать нещадное наказание кнутом без определения числа ударов. Но и помимо кнута к таким же последствиям могло приводить и назначение плетей в значительных размерах, а еще чаще шпицрутенов в размере нескольких тысяч ударов. Поэтому понятно, что случаи засечения насмерть встречались и после отмены кнута*(1745). Предел в этом отношении был положен Законами 17 апреля 1863 г. и 8 мая 1871 г., отменившими плети по Уложению и смягчившими телесные наказания для ссыльных.

Во-вторых, что весьма часто наиболее важные преступления передавались на рассмотрение военного суда для применения законов военного времени, например, в случаях особо выдающихся убийств, поджогов (например, в начале шестидесятых годов). С изданием Судебных уставов и Устава военно-уголовного судопроизводства число подобных случаев было ограничено только местностями, объявленными на военном положении; но потом Законами 1878 и 1879 гг., а затем в особенности Законом 1881 г. о чрезвычайной и усиленной охране возможность такой передачи получила, как мы видели, чрезвычайные размеры.

Смертная казнь всегда соединялась с лишением всех прав состояния и степеней не имела. Но так как она была внесена в общую лестницу наказаний, то в случае признания, например, наличности смягчающих обстоятельств, суд мог смягчать ответственность на 1 или 2 степени и, следовательно, перейти к каторге без срока или на срок от 15 до 20 лет.

Виды смертной казни в законе не были установлены и, согласно ст.18 Уложения, должны были определяться судом в его приговоре, причем из ст.525 Закона о судопроизводстве по делам о преступлениях (изд. 1876 г.) и ст.71 Уложения в прежней редакции, до Закона 1881 г., можно заключить, что закон допускал два вида казни: отсечение головы и повешение; но в практике наших судов применялся только один вид - повешение.

216. Редакционная комиссия в своей объяснительной записке указала на возражения, которые делаются против лишения жизни как наказания, и, приведя те соображения, по коим она могла бы быть устранена из нашей лестницы наказаний, тем не менее не признала возможным не включать ее в проект, полагая, что отмена смертной казни, как вопрос государственной важности, может быть окончательно решен лишь в Государственном Совете. Но при рассмотрении проекта как в Особом совещании, так и в соединенных департаментах Государственного Совета, вопрос этот не возбудил особых прений, и смертная казнь сохранилась в Уложении, хотя и в небольшом числе случаев, а именно за преступления государственные, статьями 99, ч.1, 100, ч.1, 105 и 108, ч.3 предусмотренные.

Согласно статье 15 смертная казнь совершается через повешение. Как введенная в общую лестницу наказаний, в статье 2 означенную, смертная казнь при ее назначении подчиняется правилам, установленным для определения наказаний вообще; поэтому при наличности уменьшающих вину обстоятельств и для лица, признанного виновным в деянии, угрожаемом смертной казнью, это наказание подлежит смягчению по правилам, изложенным в ст.53, а так как смертная казнь относится к разряду наказаний, не имеющих пределов, то в этих случаях суд, согласно п.1 ст.53, не может назначить смертной казни, а должен, согласно п. 3, перейти или к бессрочной каторге, или к срочной от 10 до 15 лет*(1746). К несовершеннолетним моложе 21 года и лицам старше 70 лет смертная казнь не применяется. По отношению к смягчению наказания за покушение нужно делать различие: при посягательствах на главу государства и на государственный строй, предусмотренных в ст.99 и 100, недоконченность преступного деяния не имеет никакого значения, так как посягательством, влекущим смертную казнь, почитается уже и покушение; но при измене признание деяния покушением смягчает ответственность - согласно ст.49 и 53; равным образом при всех преступлениях, угрожаемых смертной казнью, смягчается ответственность пособникам несущественным - согласно 2-й части ст.51 и 53 Уголовного уложения.

Приговор, присуждающий к смертной казни, в случаях, указанных в п.1 ст.945 и в ст.1061 Устава уголовного судопроизводства, прежде его исполнения обязательно представляется на усмотрение Его Императорского Величества.

Несравненно шире объем применения смертной казни по военно-уголовным законам. Прежде всего, по ст.279 в военное время за умышленное убийство, изнасилование, разбой, грабеж и умышленное зажигательство или потопление чужого имущества виновные подлежат смертной казни. Далее, по правилам об усиленной или чрезвычайной охране [прил.1 к ст.1 (прим.2) Устава о предупреждении и пресечении преступлений, ст.17 и 31], в случае передачи дел на рассмотрение военных судов смертная казнь определяется за вооруженное сопротивление властям или нападение на чинов войска и полиции и на всех вообще должностных лиц при исполнении ими обязанностей службы или вследствие исполнения таковых, как скоро сии преступные деяния сопровождались убийством, или покушением на убийство, тяжкими или весьма тяжкими телесными повреждениями, или поджогом, причем в этих случаях приговоры не восходят на утверждение верховной власти. Еще большее число случаев, подлежащих военному суду и наказанию по законам военного времени, указано в _ 17 постановления о местностях, объявленных состоящими на военном положении (т.II прил. к ст.23). Наконец, смертная казнь назначается в целом ряде случаев нарушения обязанностей службы во время военных действий (ст.243-267 Воинского устава о наказаниях) или в местностях, объявленных на военном положении, и за преступления против безопасности армии (ст.270-271), кем бы они ни были совершены.

Смертная казнь по Воинскому уставу о наказаниях назначается или с лишением всех прав состояния или без такового, ввиду того, как говорилось в объяснительной записке, что военнослужащие, кроме общих преступлений, могут быть подвергаемы смертной казни и за такие чисто воинские преступления, которые для поддержания достоинства службы и законов военной дисциплины требуют высшего и примерного наказания, а между тем не все они имеют, по самому свойству их, одинаковое значение и одинаковую степень преступности. Если одни из наказуемых смертью воинских преступлений не отличаются ничем от самых гнусных общих преступлений, как-ту изменнические и предательские действия, злоумышленное из каких-либо бесчестных видов неисполнение распоряжения начальства, то, напротив, многие из нарушений устава, крайне важные по духу военной дисциплины и по их последствиям, не заключают, однако, в себе ничего позорного, свидетельствующего о безнравственности и преступной развращенности человека. Беспечность, недостаток внимания, увлечение и легкомыслие лежат нередко в основе таких преступлений. Увеличивать в этих случаях тягость наказания чем-либо опозоривающим человека представляется не только излишним, но и не соответствующим коренным условиям уголовного закона, требующим, чтобы мера кары соразмерялась с мерою самой вины.

Соответственно с сим по ст.13 этот вид смертной казни допускается по приговору суда исключительно в военное время, и притом за такие преступления против обязанностей службы, которые хотя и влекут за собою в военное время смертную казнь, однако не сопряжены с корыстными или иными постыдными побуждениями. Этот вид смертной казни всегда исполняется через расстреляние, а в прочих случаях - через расстреляние или повешение.

До Закона 26 мая 1881 г. смертная казнь у нас исполнялась публично, а ныне она исполняется (ст.963 Устава уголовного судопроизводства) непублично, в пределах тюремной ограды, а при невозможности сего - в ином, указанном полицейским начальством месте; в тех случаях, когда казнь совершается вне пределов тюрьмы, в коей содержится осужденный, он доставляется в закрытой повозке*(1747). Перед совершением казни к осужденному приглашается духовное лицо его вероисповедания для приготовления его, смотря по правилами сего исповедания, или к исповеди и святому причащению, или только к покаянию и молитве; духовное лицо сопровождает его и на место казни и остается при нем до исполнения приговора*(1748). При исполнении приговора обязательно присутствуют: лицо прокурорского надзора, начальник местной полиции, секретарь суда, врач, а при исполнении казни в пределах тюремной ограды - и смотритель места заключения; кроме того, при казни могут присутствовать защитник и местные обыватели в числе не более десяти человек по приглашению городского управления; перед исполнением казни прочитывается приговор, а о самом ее совершении составляется протокол, подписываемый присутствующими.

Согласно ст.27 Устава о предупреждении и пресечении преступлений (изд. 1890 г.) исполнение смертной казни не допускается в праздничные и воскресные дни; кроме того, на основании пп.1 и 2 ст.959 приведение приговора в исполнение отлагается в случае болезни осужденного, препятствующей исполнению наказания, до его выздоровления, а для женщин беременных или недавно разрешившихся от бремени - до истечения 40 дней после родов. По Циркуляу Министерства внутренних дел от 17 марта 1882 г., если смертной казни подлежат одновременно два или более осужденных, то они выводятся на казнь поодиночке. При пересмотре судебных уставов комиссия предположила включить соответственное правило в п.7 ст.963, указав, что если осужденных несколько, то казнь должна быть совершаема таким образом, чтобы ни один из них не мог видеть исполнения ее над другими лицами. Относительно того, как поступать с трупами казненных, законы уголовные не содержат точных постановлений; только в Уставе евангелическо-лютеранской церкви, ст.312, указано, что казненные погребаются без торжественных церковных обрядов*(1749).

Наконец, согласно ст.1060 и 1061 Устава уголовного судопроизводства, по окончательным приговорам о государственных преступлениях допускаются со стороны осужденных просьбы о помиловании или облегчении их участи, причем принесение таковой просьбы останавливает исполнение приговора впредь до воспоследования по ней Высочайшего разрешения.

Обряд исполнения приговора военных судов определяется в Военно-судебном уставе. Порядок исполнения смертной казни, введенный Законом 26 мая 1881 г. для гражданских судов, был распространен Указом 5 января 1882 г. и на дела, подсудные военным судам.

Но почти вслед за этим Указом были допущены и отступления от него на окраинах, в тех соображениях, что исполнение смертной казни не публично, а в тюремной ограде по отношению к особо опасным преступникам будет принято туземным населением за робость. Таким образом, в 1883 г. было испрошено Высочайшее повеление о предоставлении командующим войсками в Кавказском, Туркестанском и Омском военных округах, в тех случаях, когда они по особым соображениям признают необходимым, права публичного исполнения смертной казни над преступниками из туземцев (в Омском округе притом из кочующих киргизов, а равно из дунган, таранчан и других выходцев из Кульджи и вообще туземцев Семиреченской области).

217. Лишение свободы. Второй тип наказаний составляет лишение свободыв самых разнообразных родах, первое место между которыми занимают каторга и ссылка на поселение. Прообразом ссылки на поселение является "выбитие вон из земли", вошедшее потом с Ивана IV в понятие опалы и как политическая мера, являвшаяся в виде развода жителей какого-либо города или местности целыми семьями по другим городам, как это было, например, после присоединения Новгорода и Пскова*(1750). Во второй половине XVI столетия является уже ссылка в определенное место, например, по Указу 1582 г. в украинные города*("Здесь и далее имеются в виду крайние пределы государства. - (Ред.).") - Севск, Курск, употреблявшаяся, впрочем, преимущественно как политическая мера*(1751). Присоединение Сибири открыло новый край для ссылки и дало правительству возможность воздерживаться от смертной казни и членовредительных наказаний, содействуя в то же время колонизации малонаселенного края. Особенное развитие получает это наказание в XVII веке*(1752). Уложение 1649 г. назначало ссылку за весьма разнообразные деяния; так, например, за первую татьбу повелено бить кнутом, отрезать левое ухо и посадить в тюрьму на два года, а затем послать в украинные города, где государь укажет и велит в украинных городах быть, в какой он чин пригодится (гл.XXI, ст.9); то же определено и за вторую татьбу, с удлинением срока тюрьмы (ст.10), аравно за мошенничество (ст.11) и за первый разбой (ст.16). Шли в ссылку корчемники и табачники за многие приводы, последние с урезанными носами и порванными ноздрями (гл.XXV, ст.3, 16); подъячие за незапись судного дела, для того чтобы покорыстоваться государевыми пошлинами (гл.X, ст.127); содействовавшие насильственному приезду в дом (гл.X, ст.198) и т.д. Специально в Сибирь на Лену велено ссылать тяглых посадских людей, если они для избежания казенных повинностей будут закладывать себя кому-нибудь или называть себя чьими-нибудь крестьянами (гл.XIX, ст.13) и т.д. Еще более разнообразятся эти случаи по дополнительным указам и новоуказным статьям, и по отдельным указам Петра Великого, причем ссылка назначалась даже за несоблюдение предосторожности от огня, за прошение милостыни притворным лукавством, подвязав руки, також ноги, глаза завися и зажмуря, будто слепы и хмуры; за стрельбу из ружей в городах и т.д.*(1753) Между прочим, Указом 1679г. было постановлено всех тех преступников, коим следует по закону за их преступление отсечь руки и ноги, не чиня сей казни, ссылать в Сибирь на пашню с женами и детьми на вечное житье. Независимо от случаев, указанных в законе, ссылка практиковалась нередко как политическая мера в случае обвинения значительного числа лиц в преступлении, угрожаемом смертной казнью; так, ссылка была применена, например, к участникам псковского бунта 1650 г., бунта 1662 г., к сообщникам Стеньки Разина и т.д. Она же встречается и в виде меры против раскола, как, например, ссылка в 1660 г. знаменитого Аввакума, оставившего описание своего бедственного путешествия по странам даурским. В 1691 г. (N 1404) был даже дан общий указ: "Которые люди... по их государскому указу и по соборному уложению и по особым статьям, по градским законам и в сыскном приказе довелись смертные казни, а той казни им не учинено, и тех воров указали они, Великие Государи, вместо смертные казни, пятнать и ссылать"; то же повторено и в Указе 1704 г.

Равным образом и по отношению к отдельным преступникам ссылка нередко являлась заменяющим наказанием при помиловании: "Довелся смертной казни, и Великий Государь помиловал, велел живот дать, вместо смерти сослать в ссылку". Ссыльные направлялись в разнообразные местности в украинные и понизовые места, позднее в Сибирь; но по большей части в законе не определялось место ссылки, что давало возможность направлять ссыльных туда, где чувствовалась наибольшая потребность в рабочих руках. Старая Русь почти не знала непроизводительной ссылки: ссылаемые "в службу", "в посад" и "на пашню" по прибытии на место одинаково тотчас шли в дело - кто на пашню, кто для делания засек и просек, а кто и прямо на то же государево дело, на котором он прежде проворовался. Ссыльным пашенным людям отдавалась земля и давалась ссуда на пашню, на лошадиную покупку и на всякий деревенский завод. Только в редких случаях опалы ссыльные заключались на месте ссылки в тюрьмы (Сергеевский). "Московское правительство относилось к ссыльным с большой благосклонностью и было чуждо какого-либо презрения к ним, отнюдь не считая их как бы отверженными, какими они считаются теперь; труды ссыльных, по воззрению тогдашней эпохи, составляли "службу", само состояние ссыльного определяется как чин"*(1754). При таких условиях понятно, что в ссылку вместе с преступниками направлялись их жены и дети; иногда даже, как, например, в 1699 г. (N 1690), в новопокоренный город Азов было предписано ссылать именно женатых, а не холостых, и из мастеровых или посадских людей, а не из военных*(1755). Государство не выбрасывало преступника как ни на что не годного члена общества; по большей части, не лишало его прав; напротив, оно верило в его исправимость; оно хотело, как говорит грамота верхотурскому воеводе 1697 г., чтобы "однолично всякий ссыльный у того дела был и в том месте жил, где кому и у какого дела быть велено, и бежать бы на старину не мыслил". Хотя и в XVII веке сибирская ссылка в действительности не вполне соответствовала надеждам, возлагаемым на нее государством: невзирая на все меры, великое множество ссыльных (Сергеевский) "своими трудами питаться не хотят", "только того усматривают, что своровать", "за промысел никакой не принимаются, свои стачки и заводы пропивают, и бегут, бегут на старину"*(1756). Но тем не менее даже противники ссылки (ср. Фойницкий) не могут не признать, что "задачи московской ссылки были весьма разнообразны, и правительство преследовало их с похвальною осторожностью и значительными успехами". "Рядом, рука об руку с охочими вольными людьми, шли подневольные, ссыльные, правда, большею частью самовольством", на подведение под руку Великого Государя немирных, неясачных инородцев. Они "проникают в неведомые земли, плывут по рекам до моря, воюют с инородцами, грабят их, приводят к шерти на царское имя, ставят остроги. За ними следом идет правительство: воеводы, как только получат известие, сейчас же шлют в поставленные острожки служилых людей, учреждают администрацию, отправляют туда пашенных ссыльных. А вольные завоеватели или приносят повинную и, легко получив прощение, обогащенные добычею, остаются жить на месте, или идут дальше и дальше, ища Великому Государю славы, а себе добычи" (Сергеевский).

Ссыльные люди шли в царево дело большей частью не по их выбору, а как государь укажет; но затем труд их был свободный. Введение же обязательного труда для ссыльных относится только к концу XVII века. В 1668 г. были поданы Винниусом в Посольский приказ*(1757) статьи, в коих говорится: "Всяких воров и бусурманских полонянников мочно на катарги сажать для гребли на цепях, чтобы не разбежались и зло не учинили; и чем таким ворам и полонянникам, которых по тюрьмам бывает много, хлеб туне давать, и они бы на катаргах хлеб заработывали...", причем в доказательство полезности такого предложения Винниус ссылается на обычаи иных государств. Но эти предположения долго не получали практического осуществления. Только в Указе 24 ноября 1699 г. (N 1732) посадским людям за взятки определено: "И тем людям... сказать смерть и положить на плаху, а от плахи подняв, бить, вместо смерти, кнутом без пощады и сослать в ссылку в Азов с женами и с детьми, и быть им на катаргах в работе"*(1758). В Азове работы продолжались до 1711 г., до передачи его туркам, затем с 1703 г. часть приговоренных пошла в Петербург на устройство порта и стоянки для флота, а затем в Рогервик (ныне Балтийский порт)*(1759). С начала XVIII века, с открытием даурских рудников и горных работ в Нерчинске, открылись каторжные работы и в Сибири, в разных видах, хотя вместе с тем не прекращались работы и в Европейской России; так, в конце XVIII века каторжники направлялись в Оренбургский край на постройку Орской крепости, на разработку илецкой соли; в Новороссйский край на постройку укреплений днепровской линии, одним словом, туда, где ощущалась потребность в рабочих руках.

Каторжные работы назначались, во-первых, вечно, так что прекращались только за смертью или же за неспособностью к работам по дряхлости, увечью. По Указу 19 декабря 1707 г. (N 2179) дряхлых и увечных велено отсылать в монастыри, где, заковав их в кандалы, держать в вечных работах; но позднее, по практике сибирской, такие лица по освобождении из тюрем отсылались в Сибирь на пропитание. Во-вторых, каторга назначалась срочная от 1 года до 20лет, причем по Указу 1721 года каторжные по отбытии наказания возвращались на прежние места жительства, а по другим позднейшим указам подлежали ссылке на поселение*(1760).

Работы были первоначально корабельные, адмиралтейские, портовые, но позднее появляются работы рудниковые и заводские. Первая попытка распределения работ по важности преступлений была сделана лишь при императоре Павле I Указом 1797 г. (N 18140), коим преступники разделены на три разряда: первый велено отсылать в Нерчинск и в Екатеринбург на работу в рудники на добычу золотых и серебряных руд и драгоценных камней; второй разряд - в Иркутск на тамошнюю суконную фабрику, а за неимением места - на поселение, а третий разряд - осужденных в смирительные и рабочие дома и другие казенные работы, отсылать к крепостным строениям; но это различие не представляло чего-либо точно определенного; так, в следующем же году было разъяснено, что в крепостные работы можно направлять только мужчин, осужденных в рабочие дома на большие сроки*(1761).

Равным образом оставалось неопределенным отношение каторжных работ к ссылке на поселение; так, например, Законом 14 января 1704 г. (N 1957) повелено: а) виновных в смертоубийстве, измене и бунте казнить смертью; б) всех прочих преступников, подлежащих смертной казни, вместо оной бить кнутом и по заклеймении ссылать вечно на каторгу; и в) тех, которые по закону подлежат телесному наказанию и дальней ссылке, ссылать на каторгу на 10 лет без наказания. С этого времени и до Екатерины II ссылка на поселение соединяется с каторжными работами, а отдельно назначается только в виде исключения, например, Указом 30 января 1725 года (N 4645) тех, коим за их вины ноздри выняты и уши и носы резаны и руки сечены, велено ссылать в Сибирь на вечное житье, или же, по особому монаршему милосердию, иногда ссылка назначается и за тяжкие государственные вины*(1762). Но с Екатерины II поселение снова появляется как самостоятельное наказание, и притом с ярко намеченным стремлением к колонизации необитаемых или малонаселенных частей Азиатской России, а отчасти и Оренбургского края. Правительство предписывало отводить ссыльным земли, давать семена и инструменты, освобождать на первое время от податей. Ссыльные сажались на казенную пашню, а неспособные причислялись к селениям старожилов. Но как в XVII веке жаловались албазинские пашенные ссыльные, что в ссуду даваны им были кони старые и жеребята молодые, которые ни в соху, ни в борону не годились, ральники даваны старые и ломаные; как в XVII веке шли вечные пререкания московского правительства с сибирскими воеводами о том, что они по ссыльному делу плутуют, своевольничают и корыстуются, так все те же неустройства и с еще большей силою проявляются и в XVIII веке*(1763). Не помогла и жестокая расправа Петра в 1721 г. с первым сибирским губернатором князем Гагариным; за ним следовали не менее памятные в истории Сибири деятели, как Чичерин, Пестель, Трескин и их помощники - Лоскутов, Белявский*(1764). Кроме того, ссылка страдала отсутствием правильной организации, что по необходимости приводило к страшным беспорядкам на месте и делало призрачными все предположения правительства о колонизации отдельных местностей*(1765).

Пребывание Сперанского в Сибири и личное знакомство с нашей ссылкой, со всей ее неурядицею вызвало у него стремление изменить ссылку в ее сущности. Поэтому, как и в общем управлении Сибирью, Сперанский стремился заменить, как он выражался, домашнее управление ссылкою публичным и служебным*(1767). Результатом было издание в 1822 г. Устава о ссыльных, лежащего в основании ныне действующих законов о ссыльных. Устав определил соотношение между каторгой и поселением, причем последнее в высших своих степенях примкнуло к каторге; на устройство поселенцев в Уставе было обращено особое внимание. Они были разделены на шесть категорий: 1) временные заводские рабочие, работавшие вместе с каторжными, но не более 1года; 2) дорожные рабочие, направляемые преимущественно на устройство путей сообщения; 3) ремесленники; 4) слуги; 5) поселенцы - причисляемые к деревням старожилов или водворяемые в новых поселениях, и 6) неспособные. Попытка Сперанского ("Ссылка в Сибирь") приурочить ссыльных к работам сразу же оказалась несостоятельной. Фабрики и заводы, переполненные каторжными, уклонялись от приема ссыльных, и во всей Западной Сибири только на одной омской суконной фабрике работали ссыльные, но и там их число не превышало в 1837 г. двухсот; разряд дорожных работников фактически не существовал и вскоре (в 1828 г.) был уничтожен. Ремесленные дома были упразднены в Томске в 1830 г.; а в 1836 г. удержан только иркутский дом, но и он падал, и в 1852 г. в нем было всего 56 мужчин и 42 женщины, а доходу получено только 86 копеек (прежде он давал до 3000 рублей). Цех же слуг, по заявлению генерал-губернатора Горчакова, упадал сам собою от основательной недоверчивости жителей к людям развратным. В Своде законов уголовных 1832 и 1842 гг. юридическое значение и каторги, и поселения осталось крайне неопределенным; о каторге Свод говорил в числе других видов наказания работами, причем каторге противополагалась работа крепостная, работа в портах и на фабриках*(1768). К ссылке, кроме ссылки в работы, относилась ссылка на поселение и временная ссылка на житье.

Упорядочение высших наших наказаний, хотя главным образом внешнее, было внесено в законы уголовные Уложением 1845 г. и дополнительными Постановлениями от 15 августа 1845 г. (N 19284) о распределении и употреблении осужденных в каторжные работы, принявшими по отношению к каторге два основных признака, определяющих ее относительную тяжесть. Во-первых, сроки работ, причем введены были работы бессрочные, которые, однако, как указывали составители закона, не должны считаться восстановлением работ вечных, отмененных Законом 1828 г., а означают только, что для лиц этой категории прекращение работ будет зависеть от нравственного исправления преступников, засвидетельствованного их начальством. И во-вторых, тяжесть работ, причем составители Уложения различали три заранее установленные степени: работы рудниковые, крепостные и заводские, которые и назначались соответственно тяжести преступлений; каждый из этих видов в Уставе о ссыльных именовался разрядами: первый, второй и третий.

Но это последнее деление, являвшееся с точки зрения исполнителей наиболее важным, представлялось в двояком отношении неудобным. Во-первых, предположение законодателя, что всякая работа одного рода всегда будет тяжелее какой-либо работы следующего рода, представлялось очевидно несостоятельным, так как каждый род допускает весьма различные оттенки. Притом же тяжесть работы подневольной не определяется одною только степенью физического напряжения при работе, но зависит от всего порядка содержания заключенных, а в этом отношении какого-либо единства или соответственности порядка заключения с тяжестью преступления не могло уже быть потому, что каждый род каторжных работ находился в заведовании различных ведомств: рудники - горного, крепости - военного, заводы - казенных палат. Во-вторых, заранее можно было сказать, что спрос на рабочие руки по каждой категории каторжных работ не будет пропорционален числу лиц, приговариваемых по той или другой степени сего наказания, так что необходимо было допустить замену одного вида другим.

Действительность вполне подтвердила эти опасения. Из работ в рудниках, говорит С.В. Максимов тяжки ломка пород, добывание глыб, тяжки тем, что целый день в подземелье, без божьего света, в удушливом воздухе, страшны они тем, что "дыркой бьет" при быстром неожиданном взрыве боковой скважины или "горой давит" при неумелом отломе. Но несравненно легче работа переносная, когда отбитая глыба, поднятая из шахты, переносится в сортировочные склады и оттуда в рудораздельное отделение; несравненно физически легче были работы в золотопромывательных промыслах, так как даже самая тяжкая - унос промытого, ненужного песка ("хвосты убирать") считалась тяжкою только благодаря продолжительности, однообразию и кажущейся бесполезности.

Наоборот, в работах заводских, считавшихся по Уложению самыми легкими, были такие, которые могли конкурировать с рудниковыми; таковы были на солеваренных заводах (селенгинском, троицком и устькутском) гонка рассола из источников по желобам, особенно зимою, или работа в варницах, где редкий рабочий выдерживал более двух месяцев.

Но особенно тяжко, говорит Максимов, было в сибирских крепостных ротах, например в Омской крепости, описанной, между прочим, и Ф.М. Достоевским в "Мертвом доме"; содержание в ней считалось тяжелее всякого рудника или промысла Нерчинского округа.

Еще важнее был второй недостаток деления каторги на виды. Уже по Уложению изд. 1845 г. (ст.74, ст.72 по Уложению 1866 г.) работы в рудниках могли быть заменяемы работами в крепостях на те же сроки, а для женщин (ст.75 по изд. 1845 г., 73 по изд. 1866 г.) работы в рудниках и крепостях заменялись работами на заводах, первоначально с увеличением на срок в расчете полтора года за год, a после Закона 17 апреля 1863 г. - без увеличения. Затем, Законами 1859 и 1869 гг. (прим.1 к ст.560 Устава о ссыльных по прод. 1886 г.) дозволено каторжных, приговоренных к работам на заводы, обращать в рудники с зачетом полтора года за год работы рудниковой. Наконец, еще в 1845 г. Положением о местах заключения допущено временно, в случае сокращения работ в рудниках или по необходимости умножения рабочих на заводах, переводить туда и каторжных первого разряда без продления сроков.

Жизнь вынудила допустить еще более разнообразные случаи замены, обратив наше высшее уголовное наказание в нечто мифическое, совершенно не соответственное закону. Суд по-прежнему приговаривал и в рудники, и в крепости, и т.п., зная, что его приговор в действительности мертвая буква и что каторжный или будет бродяжничать в Сибири, или просто будет сидеть в каком-нибудь остроге.

Причина этого заключалась в том, что карательная сторона каторжных работ стояла на втором плане. Государство собственно не наказывало, а снабжало только рабочими руками преступников разные ведомства. Каторжное хозяйство носило на себе как бы отпечаток того же крепостного хозяйства, коим жила вся тогдашняя Россия. На первом плане стояли не интересы юстиции, а интересы ведомств и иногда даже, к сожалению, одни только выгоды лиц, заведующих каторгой. Оттого падение крепостного права совпало с полным распадением каторжной работы.

Прежде всего уничтожилась крепостная каторжная работа: число вновь строящихся крепостей уменьшилось, а для производящихся построек военное ведомство нашло каторжный труд невыгодным, само же помещение каторжных внутри крепостей - неудобным в военном отношении. Поэтому в 1864 г. (Полное собрание законов 40832) прекратилась отсылка в крепости и приговоренных велено направлять на заводы и фабрики, а с 1870 г. - в устроенное для них специально каторжное отделение в Тобольске (примеч.5 к ст.583 Устава о ссыльных, по прод. 1876 г.), где до 1876 г. помещались и приговоренные к каторге лица военного звания, переведенные затем в Усть-Каменогорск.

Столь же непрочным оказался и третий разряд. Фабрики и заводы, а особенно винокуренные, открывались без всякого плана, весьма часто в местностях, которые в них вовсе не нуждались, иногда только в интересах строителей и заведующих, а потому или оставались без дела, или работали в убыток. Поэтому Министерство финансов с начала царствования императора Александра II стало закрывать эти заводы и фабрики или передавать их в частные руки, вовсе не заботясь о том, что будет с находившимися там ссыльными*(1769).

Не лучше было и положение каторжных в рудниках, где также делались различные опыты, не имеющие ничего общего с интересами юстиции. Так, в конце сороковых годов по предложению горного начальника Разгидьдяева были почти прекращены работы в серебряных Нерчинских рудниках, а все ссыльно-каторжные направлены на золотоносные Карийские россыпи, на которые возлагались большие надежды. В 1850 г. от стечения на Каре громадного числа каторжных, которым приходилось жить в тесных, сырых, неподготовленных тюрьмах, работать нередко по колено в грязи, начались страшные повальные болезни; по свидетельству Максимова, умерло в год более тысячи человек*(1770). Но и Кара стала принимать все менее и менее ссыльных, затем прекратился прием и на рудники, находившиеся в заведовании Кабинета Его Величества, так как Кабинет находил более выгодным труд свободный.

Рядом с праздностью каторжных нельзя не отметить и отсутствия надзора за ними, отражавшегося невероятным количеством побегов. В Енисейской губернии, например, с 1828 по 1833 гг. было в бегах: с каменского завода 259 из всего числа 285, а с троицкого солеваренного - 290 из 680.

Таким образом, к концу шестидесятых годов вся каторжная система была расшатана и высшее наше уголовное наказание вовсе не существовало, что и вызвало известные Временные правила 18 апреля 1869 г. (Полное собрание законов N 46984), вошедшие в примеч.1 к ст.4 Устава о ссыльных (по прод. 1886г.), на основании коих в Сибирь на каторгу могли быть направляемы только каторжные из Сибири и зауральских частей Пермской и Оренбургской губерний, а из прочих местностей - женщины и мужчины, за которыми последуют их семейства.

Все прочие каторжники должны были размещаться в особо приспособленных для того тюрьмах: новоборисоглебской, новобелгородской, илецкой, виленской, пермской, симбирской и псковской (четыре последние тюрьмы в начале 80-х годов обращены в исправительные тюрьмы), а равно и в сибирских тюрьмах - двух тобольских и александровской близ Иркутска. При этом закон не определял подробно ни устройства этих тюрем, получивших в народе название "централок", ни порядка содержания в них арестантов*(1771). Только в 1875 г. Законом 22 мая было разъяснено, что так как эти тюрьмы соответствуют каторге, то по отсидении в них сроков, определенных для пребывания в разряде исправляющихся, преступники ссылаются в Сибирь на поселение.

Вместе с тем же законом было предоставлено генерал-губернатору Восточной Сибири выслать до 800 человек на остров Сахалин для отбывания каторги там, и таким образом положено начало сахалинской ссылки.

Относительно ссылки на поселение Уложение 1845 г. ввело только разделение ее на две степени, смотря по отдаленности места поселения, а в остальном Устав 1822 г. сохранил свое полное действие.

В 1827 г. снова был сделан опыт поселения 6 тысяч ссыльнопоселенцев в Енисейской губернии; на первоустройство было отпущено из казны 480 тысяч рублей. Поселенцы должны были быть снабжены инструментами, семенами, скотом и продовольствием, на каждую семью был назначен 15-десятинный надел; на каждом дворе должно было быть поселено четыре человека: трое рабочих и один кашевар. С 1829 г. приступили к заселению деревень, и по отчетам оно шло отлично. Но в 1835 г. осматривал эти поселения генерал-губернатор Броневский и нашел, что все разбежались, причем не удивился этому, до такой степени все условия поселения были непригодны для хлебопашества и не соответствовали всей обстановке русского крестьянства*(1772). Немудрено, что большинство поселенцев бежало, а из небежавших значительная часть ушла на отхожие заработки, а оставшиеся преимущественно занимались преступной деятельностью, особенно конокрадством, "чему ("Ссылка") немало способствовало небрежное, а иногда даже прямо снисходительное отношение начальства к этому явлению". В конце концов поселение к началу сороковых годов пришлось закрыть. Для ссыльных же, поступивших в рабочие разряды, недоставало занятий, так что огромная масса их зачислялась прямо в разряд неспособных. Равным образом крайне трудным для разрешения оказался вопрос о несоразмерном отношении полов между ссыльными, о недостатке женщин, препятствующем правильной колонизации. Этим вопросом было уже занято московское правительство, предписывавшее, даже под строгим наказанием, сибирским крестьянам выдавать своих дочерей за ссыльных; но с увеличением числа ссыльных этот вопрос получил еще большее значение. Поисследованиям Анучина*(1773), между ссыльными была 1 женщина на 6 мужчин, а из добровольно следовавших за мужьями приходилась 1 на 30 мужчин. В 1825 г. правительство прибегло даже к такой мере, как покупка у инородцев детей женского пола, а с тридцатых годов стало выдавать денежные награды за брак с ссыльными*(1774), на чтоассигновывались ежегодно по _ 8 тюремной сметы кредиты; например, в 1842 г. - 5600 рублей.

Неудачные поселенческие опыты привели даже к тому, что император Николай I, бывший вообще сторонником ссылки*(1775), в 1835 г. высказал мысль об отмене ссылки на поселение, оставив таковую лишь для каторжных. Но Государственный Совет (рассматривавший этот вопрос в 1837-1838 и в 1840 гг.), несмотря на защиту этой мысли министрами внутренних дел (граф Блудов) и юстиции (Дашков), присоединился к мнению Сперанского, участвовавшего в первых заседаниях департаментов, доказывавшего, что ссылку заменить нечем и что одна Сибирь может принимать ссылаемых в достаточном числе не только с наименьшим вредом в настоящее время, но и не без пользы для будущего.

Дальнейшая история каторги и поселения является продолжением их фактического разложения, а в соотношении с этим и постоянных видоизменений законодательных определений; возникшая в 1875 г. сахалинская каторга тоже не вполне оправдала возлагавшиеся на нее надежды. Как говорится в "Обзоре" Главного тюремного управления: "Исследование ссылки подтверждало существующее мнение о расстройстве и дальнейшей непригодности этого наказания. Ввиду этих неустройств ссылки, как в нашей литературе, так и в наших административных и законодательных учреждениях, поднимался вопрос о полном уничтожении всех видов ссылки, более 200 лет просуществовавшей в нашем законодательстве, и замене ее тюрьмою в обширном смысле*(1776), но я, со своей стороны, ввиду громадной практической важности последствий для общественной безопасности такой радикальной реформы и ввиду проблематичности ожидаемых от нее результатов, позволяю себе и теперь повторить соображения, высказанные мною в первом издании лекций, в 1892 г. Я даже думаю, что после Закона 10 июня 1900 г. и введения нового Уложения эти соображения получили еще большее значение по отношению к тем видам ссылки, которые сохраняются и ныне.

Первый и главный аргумент всех противников нашей ссылки - это ее история, бесплодность всех разнообразных попыток устроить колонизацию путем ссылки преступников. Но, перебирая все эти указания, даже в официальных документах, как, например, в записи проф. Фойницкого 1874 г., мы встречаемся, в подтверждение этой мысли, с теми же фактами, которые почти все приведены мною выше. А. Чехов в своем прекрасном труде о Сахалине, 1895 г., приводя примеры многих совершенно неудавшихся поселений, указывает большей частью на одну причину - отсутствие не только разумности, но и простой добросовестности в их выборе. Например, в 1884 г. было основано поселение "Галкино-Врасское, место красивое, но затопляемое совершенно не только весною и осенью, но и летом в сильные дожди; отводившему поселение заинтересованные поясняли это, но их не слушали, кто жаловался, тех секли". Далее он приводит другой пример, как юный чиновник со свитой поехал за 20 верст выбирать новое место для нового поселения; пробыв там часа три, осмотрели, одобрили, и затем говорили, что прогулка вышла очень милая. Еще грустнее приводимая им эпопея поселения в Такойской долине вольных поселенцев в 1868 г. А.Чехов говорит, что "русский интеллигент до сих пор только и сумел сделать из каторги, что самым пошлым образом свел ее к крепостному праву", но он же прибавляет: "...чиновники, которым была вверена сельскохозяйственная колония, в громадном большинстве случаев до своего поступления на службу не были ни помещиками, ни крестьянами и с сельским хозяйством не были знакомы вовсе". Разумный крестьянин, староста из помещичьей экономии могли бы там сослужить службу в хороших руках, а на что были пригодны чахлые и худосочные продукты канцелярщины, переполненные сладостными воспоминаниями о Варьете или Омоне, а на более высших окладах о Кюба и кабачках Монмартра. Можно ли твердо опираться на исторические данные этого рода при разрешении непригодности ссылки вообще и сахалинской в частности? Не будет ли это сходно с требованием уничтожения армейского интендантства на основании данных Крымской войны и не пришлось ли бы нам отказаться не только от ссылки, но и от тюрьмы? Невероятные рассказы о взяточничестве и самодурстве сибирской тюремной администрации встречаем мы у Максимова; достаточно призрачные указания на, по меньшей мере, неблаговидное отношение к казенному имуществу местных тюремных деятелей находим мы даже в официальном обзоре Главного управления и в особенности в последнем официальном труде о ссылке в Сибирь, но ведь все эти указании относятся и к сибирским тюрьмам, и нельзя же считать эти злоупотребления неизменной принадлежностью сибирской ссылки. В этом отношении нельзя в особенности не указать на отчет бывшего начальника Главного тюремного управления А. П. Саломона, где сообщены почти невероятные сведения о том состоянии, в котором он нашел только что ремонтированные и вновь выстроенные каторжные тюрьмы Восточной Сибири. Единство центрального управления, стремление принести пользу делу, введение правильного контроля и отчетности, допущение более широкого общественного контроля и, наконец, самый совершившийся ныне факт приближения Сибири к центру государства великой Сибирской железной дорогой, пароходной системой дает в этом отношении некоторые надежды*(1777).

Указывают далее на то, что вполне рациональное начало распределения ссыльных по разрядам, согласно их способностям, введенное Уставом 1822 г., оказалось на практике совершенно непригодным и отменено в законодательном порядке; что процент дряхлых и неспособных между ссыльными так велик, что содержание этого ни на что непригодного элемента тяжелым бременем ложится на местное население. Ссылка, говорит проф. И.Я. Фойницкий ("Исторические записки"), страшно развивает бродяжничество: масса лиц возвращается в Европейскую Poccию, еще большие толпы странствуют по Сибири, где число бродяг определяется до 30 тысяч. Цифра болезней и смертности между ссыльными изумительна: она в 4-15 раз более заболеваемости свободного населения*(1778). Половина арестантских детей, следующих в Сибирь, умирает на пути; развивающиеся на месте разврат и пороки оставляют в живых ничтожный процент; даже оставшиеся в живых ссыльные, благодаря изнурительным условиям пересылки и водворения, осуждены на бесплодие; ссылка, продолжает эта официальная записка, не удовлетворяет ни условиям колонизации, ни условиям правильной наказуемости; она не обеспечивает Poccию от преступлений и не спасает от рецидива. Все интересы свободного народонаселения приносятся в жертву небольшой группе ссыльных. Вполне правильным, далее, находит записка мнение адмирала Посьета, что такой богатый край, как Сибирь, в два с половиной раза больший, чем Россия*(1779), не может быть местом ссылки для преступников, что с него надо снять название "страны преступников". Наконец, указывается на дороговизну ссылки, на дороговизну управления и надзора за ссыльными, на дороговизну пересылки.

Но как бы ни были справедливы эти упреки нашей ссылке, большинство из них, на мой взгляд, не имело принципиального характера, а теперь, после введения нового Уложения и ограничения числа ссылаемых, потеряло и практическое значение.

Несомненно, что побеги были многочисленны, хотя мы и имеем только отрывочные цифровые данные*(1780); но эти побеги относятся не к одним поселенцам: огромное число бегает из острогов, с пути; да и что удивительного в этой цифре при том положении, в котором находятся этапы и остроги Сибири, при их невероятном переполнении. Бегает много и поселенцев, но знаем ли мы, при каких условиях совершаются эти побеги? Мы не должны забывать, что огромный процент поселенцев составляют дряхлые и неспособные, которые отчасти силою закона направляются бродяжествовать, снискивая себе пропитание не трудом, а благотворительностью, и не в богадельнях или работных домах, а на воле, Христовым именем; что, даже по позднейшим отчетам, ссыльные приселяются к деревням и городам при таких условиях, благодаря коим они действительно не могут существовать в местах поселения.

Не удалось распределение ссыльных по разрядам. Но знаем ли мы, как производилось это распределение, требовавшее большого понимания дела и желания служить ему? Если же справедливо то, что говорил по этому поводу Максимов*(1781), то что же удивительного, что ожидания успешности этой меры не оправдались*(1782).

Далее, совершенно верно, что условия ссылки, состояние этапов и тюрем таковы, что они страшно развивают болезни и смертность, что при этом особенно много умирает детей, следующих за родителями, что ссыльные приходят в ссылку изнуренные физически и развращенные нравственно. Но все эти недостатки не имеют принципиального значения.

Указание на развращающее влияние ссылки на Сибирь, выражающееся в значительной ее преступности, не подкрепляется точными цифровыми доказательствами, а между тем существует ряд свидетельств лиц, близко знакомых с ссыльной жизнью Сибири, совершенно иного рода*(1783). Что же касается влияния ссылки на рецидив в Poccии, то любопытные указания находятся по этому предмету у самого же И.Я. Фойницкого ("Учение о наказании"), который указывает, что во Франции процент рецидивистов вообще около 32; в Англии к 1878 г. он доходил до 78, в Пруссии - до 28, а в России - 201 / 2%. Далее мы увидим, что процент рецидивистов в тюрьмах для тяжких преступников Франции и Германии доходил почти до той же высоты, как и приведенная И.Я. Фойницким цифра для Англии, а у нас, как видно из отчета Министерства юстиции за 1895 г., рецидивистов в числе судимых судебными местами было:

| Годы |Общими судебными местами | Миров. устан |

|———————————————————————|—————————————————————————|—————————————————————|

|1889-93 гг. | 21,5 | 17,5 |

|1894 г. | 20,1 | 18,0 |

|1895 г. | 29,8 | 18,2 |

Причем по поводу значительного увеличения числа рецидивистов в 1895 г. Министерство юстиции замечает, что это объясняется уменьшением числа подсудимых по Манифесту 1894 г., не распространявшемуся на обвиняемых в краже, между осуждаемыми за которую процент рецидивистов доходит до 50-ти.

Не можем же мы объяснить эти цифры рецидива пенитенциарным влиянием наших низших видов лишения свободы, а с другой стороны, не можем их поставить и на счет нашей плохой регистрации; они, по моему мнению, лишают нас возможности утверждать, на основании русского опыта, что ссылка как наказание является мерой, практически не пригодной. Мы можем разве говорить, что в том виде, в каком мы застаем ссылку у нас, она была нецелесообразна и требовала существенных изменений.

Прежде всего надо иметь в виду, что понятие ссылки у нас представлялось сложным; что под общим именем ссыльных, идущих ежегодно в С ибирь по этапу, подразумевалось несколько совершенно различных категорий. В этом отношении прежде всего нужно различать ссылку судебную и административную. Ссылка судебная распадалась на ссылку в каторгу, на поселение, на житье (до Закона 1900 г.) и на водворение; принудительное административное переселение в Сибирь также распадалось на высылку в Сибирь переданных в распоряжение правительства мещанскими и крестьянскими обществами, высылку непринятых обществами по выходе из арестантских отделений и ссылку административно-политическую, в интересах общественной безопасности.

В каком отношении стояли между собою эти категории, можно видеть из следующих цифровых данных, заимствованных из представления Министерства внутренних дел*(1784).

Общее число ссыльных в Сибирь в XVII и XVIII столетиях неизвестно, вероятные цифры имеются только с 1807 г., а более точные - с 1882 г.

| Годы | Общее число | В год |

|———————————————————————|———————————————————————|———————————————————————|

| 1807-13 | 11245 | 2035 |

| 1814-18 | 12381 | 2476 |

| 1819-23 | 22848 | 4570 |

| 1824-28 | 55219 | 11044 |

| 1829-33 | 36703 | 7341 |

| 1834-38 | 41154 | 8231 |

| 1839-43 | 38359 | 7670 |

| 1844-48 | 31285 | 6257 |

| 1849-53 | 27821 | 5566 |

| 1854-58 | 37307 | 7461 |

| 1859-63 | 42094 | 8419 |

| 1864-68 | 60589 | 12118 |

| 1869-73 | 73448 | 14690 |

| 1874-78 | 91921 | 18384 |

| 1879-83 | 86156 | 86156 |

| 1884-88*(1785) | 69151 | 13830 |

| 1889-94 | 61141 | 12270 |

| 1894-98 | 67069 | 13414 |

Всего же сослано с 1807 по 1823 г. - 46474, с 1824 по 1886 г. - 672856, с 1887 по 1898 г. - 157191, а всего - 876521; но как распределялись эти ссыльные? Как указывает представление, точные цифры имеются только с 1882г., а именно:

| |В Сибирь поступило с 1882 по 1889 г.*(1786)|

|———————————————————————————|———————————————————————————————————————————|

| | мужчин | женщин |

|———————————————————————————|—————————————————————|—————————————————————|

|Каторжных | 12478 | 1026 |

|Поселенцев | 20651 | 1287 |

|Сосланных на житье | 1472 | 63 |

|Сосланных на водворение | 13422 | 613 |

|Непринятых обществом | 21929 | 1297 |

|Удаленных обществом | 9015 | 541 |

|Административно-ссыльных | 2820 | 404 |

|Добровольно следующих семей| 42533 |

|Итого | 129601 |

|В год | 16200 |

Таким образом, на 1 тыс. ссыльных, поступивших в Тюменский приказ, получалось:

|Каторжных | 104 |

|————————————————————————————————————|——————————————————————————————————|

|Поселенцев | 168 |

|Сосланных на житье | 12 |

|Сосланных на водворение | 108 |

|Непринятых обществом | 182 |

|Высланных обществом | 73 |

|Административно-ссыльных | 25 |

|Добровольно следующих | 328 |

А сведя эти цифры к более крупным категориям, мы получим:

|По судебным приговорам | 392 |

|В административном порядке | 280 |

|Добровольно следующих | 328 |

Несомненно, что это общее число ссылаемых в трояком отношении вредно действовало на ссылку: своей численностью, крайне затрудняя пересылку, заполняя этапные помещения и пересыльные тюрьмы; непригодностью значительного числа лиц, входящих в число ссыльных, к колонизации, как, например, значительного числа престарелых, физически неспособных к работе, и, наконец, самими условиями их поселения, прямым переходом на свободу лиц, совершенно к тому не подготовленных. Возможное уменьшение численности ссыльных и изменение их состава являлось существенно необходимым для возможности сохранения поселения в тех случаях, где эта меpa представлялась действенной.

Теперь, с отменой и ограничением ссылки и административной, и отчасти судебной, я полагаю, что ссылка на поселение могла бы сохраниться безусловно в том объеме, какой ей присвоен Уложением. Принимая за последние годы число поступавших в Сибирь (за исключением Сахалина) каторжных в 1.700*(1787) человек, мы получим ежегодное поступление на поселение около 1.200 человек, причем, ввиду значительного среднего возраста этих лиц, действительный прирост поселенческого населения не будет представляться значительным. По той же причине по отношению к этой группе, для лиц, за которыми не последуют их семейства, не представит непреодолимых затруднений и вопрос о непропорциональности ссылаемых мужчин и женщин. Если этот элемент и не представится достаточным для самостоятельной колонизации, то он всегда может быть годен для прикаторжного поселения. Вторую группу составляют ссыльно - поселенцы. Число их до Закона 1900 г. было очень значительно, составляя до 1953 в год*(1788), причем в это число входил значительный процент (например, в 1882 г. - 63%, в 1888 г. - 55%, в 1895 г. - 58%) приговоренных за святотатство, отягченную или многократную кражи, грабежи и разбой. Очевидно, что это население, привыкшее к легкой наживе, к жизни не трудясь, к бродяжеству, прямо переводимое после суда на поселение, было непригодно для ссылки колонизационной; но этот вид ссылки исчез. В ином положении находится ссылка на поселение за некоторые специальные преступления, в особенности, например, за пропаганду раскола, за тяжкие случаи общественных беспорядков и т.п. Все очевидцы одинаково свидетельствуют о прекрасном состоянии раскольничьих поселений. Иркутский генерал-губернатор во Всеподданнейшем отчете за 1885 г. говорит, что образованные в Якутской области скопческие селения Маркинское, Снольское, Хатын-Аринское не только существуют, но в полном смысле слова благоденствуют; занятия хлебопашеством и огородничеством не только удовлетворяют их собственным потребностям, но обеспечивают в значительной степени продовольствие местного населения. Заменить для лиц этой группы поселение исправительным домом было бы бесполезной жестокостью, да и число приговоренных этого рода, конечно, будет весьма невелико. Далее, ссылка на житье в Сибирь вкладывалась таким ничтожным процентом в ссылку, что ее отмена или удержание существенного значения для общего хода ссылки иметь не могли, но само это наказание признано непригодным и ныне исключено из системы карательных мер. Иную роль играл последний вид судебной ссылки - ссылка на водворение, сохранявшаяся за бродяжество. Это наказание, без соединения его с предварительным заключением, независимо от его малой репрессивности, по единогласному отзыву всех, поставляло самый вредный и опасный элемент ссылки, по влиянию этих лиц, прошедших, по народному выражению, и огонь, и воду, и медные трубы, на других пересылаемых, и по их непригодности к непосредственной колонизации. Но уже за последние годы, с введением ссылки бродяг на Сахалин, число бродяг стало заметно уменьшаться; а ныне, когда эта высылка только дополняет долгосрочную отдачу в исправительные дома и высылаемые всегда будут направляться на Сахалин, процент этой группы ссыльных, вероятно, еще более понизится, тем более что по Уложению и само понятие бродяжества существенно изменилось.

Что касается административных ссыльных, составлявших вместе со следующими за ними семействами около половины всего числа переселяемых, то и их число после Реформы 1900 г., надо надеяться, настолько сократится, что не будет вредно влиять на ссылку судебную.

Таким образом, казалось бы, России не представляется достаточных оснований совершенно отказаться от своего стародавнего наказания, так подходящего и к ее территориальным условиям, и к сельскому складу народной жизни; она, думается мне, могла бы сохранить эту меру в виде: а) каторжного поселения, как безусловного последствия для каждого отбывшего каторгу, и б) ссылки - за некоторые особые преступления*(1789).

При этом сохранение ссылки, даже в том размере, который ей придан действующим Уложением, предполагает изменение условий, ее сопровождающих.

Во-первых, возможное улучшение условий пересылки, и притом не только в физическом, но и в моральном отношении. То, что сделано уже в этом отношении ныне, дает полную возможность ожидать еще большего улучшения в будущем при уменьшении числа пересылаемых.

Во-вторых, введение пенитенциарного начала и в каторжные тюрьмы. Учинение тяжкого преступления, как учит тюремный опыт, еще не делает преступника безусловно отверженным, да, наконец, если нельзя рассчитывать на перерождение закоренелых злодеев, то во всяком случае можно стремиться к устройству каторжных помещений таким образом, чтобы они не усугубляли преступную развращенность заключенных.

218. К подобным же выводам о необходимости не полной отмены, а ограничения применения ссылки приходили все официальные попытки последнего времени, направленные к улучшению системы наших наказаний, в особенности тяжких: так, к такому выводу пришли, после разных колебаний, и комиссия, бывшая под председательством Э.В. Фриша, состоявшая при Министерстве юстиции в 1871 г., и присоединившаяся всецело к ее предположениям комиссия Государственного Совета под председательством К.К. Грота в 1878 г., а равно и представление Министерства юстиции и Министерства внутренних дел от 26 февраля 1888 г.; на этих же соображениях остановилась и Редакционная комиссия. Но вопрос об ограничении применения ссылки на поселение и об отмене ссылки на житье получил свое разрешение до принятия проекта Уголовного уложения Государственным Советом благодаря особенному вниманию, обращенному на него императором Николаем II. Уже в 1895 г. по поводу доклада министра внутренних дел государем императором было указано поставить рассмотрение вопроса на первую очередь, вследствие чего бывшим начальником Главного тюремного управления Галкиным-Врасским был составлен проект предположений, касающийся административной ссылки в Сибирь, а затем, 6мая 1899 г., государем императором повелено рассмотреть совместно с административной ссылкой и вопрос о ссылке судебной, для чего и была образована комиссия под председательством министра юстиции И.В. Муравьева, на основании проекта которой и состоялся Закон 10/12 мая 1900 г., в основных чертах своих, по отношению к ссылке судебной, сходный и с постановлениями Уголовного уложения*(1790).

Поэтому я буду рассматривать современное положение каторги и ссылки в связи с постановлениями Уложения 1845 г., реформированными Законом 1900 г.

Ссылка в каторжные работы по Уложению о наказаниях изд. 1885 г. разделялась по сроку содержания на 7 степеней, причем по ст.2 и 147 Устава о ссыльных присужденные по 1-й, 2-й или 3-й степени именовались каторжными 1-го разряда, по 4-й и 5-й-2-го и по 6-й и 7-й-3-го (до Закона 1885 г. 1-й разряд - в рудниках, 2-й - в крепостях, 3-й - на заводах и фабриках); после же Закона 1900 г. и это различие по разрядам, а вместе с тем и ст.2 и 147 Устава о ссыльных отменены. Каторга состояла из двух элементов: работа в тесном смысле и наступающее затем поселение. К каторге присоединялось всегда лишение всех прав состояния, а до Закона 17 апреля 1863 г. для неизъятых от телесных наказаний назначалось сверх того наказание плетьми и клеймение. По действующему Уголовному уложению каторга состоит из заключения в каторжные тюрьмы с принудительными тяжкими работами как в помещениях, так и вне оных. Каторга бывает или бессрочная, или срочная от 4 до 15 лет, а в случаях повторной виновности, в ст.64 и 67 указанных, и равно в случае учинения преступного деяния служащим - до 20 лет. Каторга влечет за собою поражение не только служебных и сословных прав, но, как будет указано далее, и известные лишения и ограничения семейных и имущественных прав. По отбытии каторги преступники переводятся на поселение в предназначенные для того местности.

Срок каторги прежде исчислялся со дня поступления на каторгу, а после Закона 1876 г. для содержащихся под стражей считается со дня вступления приговора в законную силу, а если приговор не был обжалован подсудимым, то по Закону 1887 г. - со дня провозглашения приговора; для лиц же, не состоявших под следственным арестом, - со дня задержания для исполнения приговора (ст.968 Устава уголовного судопроизводства).

Приговоренные к каторге, а равно и на поселение для исполнения наказания передаются в ведение губернского правления (ст.965 Устава уголовного судопроизводства, ст.33 Устава о ссыльных), которое: а) заготовляет надлежащие документы и статейный список по установленной форме*(1791); б)снабжает ссыльных и отправляемые с ними семейства одеждой (ссыльно - поселенцы из привилегированных могут быть в собственной одежде) и кормовыми деньгами: для высших сословий по 15 копеек на день, а для прочих - по 10 (ст.390 Устава о содержащихся под стражей и ст.48 Устава о ссыльных)*(1792), и в) отправляет ссыльных по тракту следования по особому партионному списку (ст.42 Устава о ссыльных).

Прежде отправке предшествовала так называемая экзекуция, введенная в наше право в 1824 г., т.е. обряд публичной казни, изображенный в ст.533 Закона о судопроизводстве по преступлениям (изд. 1876 г.) и в ст.963 Устава уголовного судопроизводства; но этот обряд совершенно отменен Законами 15 сентября 1878 г., 22 мая 1880 г. и 14 апреля 1882 г.*(1793)

Само передвижение ссыльных, ввиду тех значительных расстояний, которые приходится пройти ссыльным, всегда вызывало особые заботы правительства. Его продолжительность прежде значительно увеличивала тягость наказания, отдаляя начало исполнения, теперь, наоборот, может иногда значительно уменьшить срок наказания. Пересылка во всяком случае ложится тяжелым бременем на государство ввиду значительности требуемых ею расходов; но еще тяжелее оказывается она нередко для пересылаемого, действуя на него разрушительно и физически, и морально благодаря условиям пересылки.

При ссылке московской ссыльные отправлялись или сами по себе или, когда доводилось, с нарочными посыльщиками, в кандалах, и посыльщикам наказывалось: "Убегут у тебя колодники, или ты сам, взяв с них окуп, отпустишь, то воеводы будут бить тебя кнутом и сошлют самого вместо тех людей, которых вел ты в ссылку". С увеличением числа ссылаемых беспорядок пересылки все более и более увеличивался. Сперанский при ознакомлении с ссылкой нашел, что к месту назначения не доходило значительное число ссылаемых, не только за побегами и болезнью, но и потому, что по дороге всякий начальствующий считал себя вправе задерживать ссыльного, который на что-нибудь оказывался годным. Оттого Устав 1822 г. и обратил особое внимание на пересыльную часть*(1794). Пересылка была возложена на корпус внутренней стражи, распределенной по этапам, почему и сами команды именовались этапными, причем с 1830 г. по предложению генерала Капцевича был введен так называемый маятный порядок. Вся Россия покрылась сетью этапных путей, больших и побочных, так сказать, подходных; каждая этапная команда принимала и отдавала арестантов соседним командам, встречаясь с ними на полпути между этапами (обыкновенное расстояние между этапами было около 40 верст); в месте встречи команды (полуэтапы) и передачи арестантов полагалась арестантской партии ночевка, а в этап - полная дневка (растаг). В Европейской России было несколько главных пунктов с центральным в Казани, а сам путь в народе, по главной дороге от Москвы до Казани, получил название Владимирки. Из Казани путь шел на Пермь, и, наконец, все ссыльные в Сибири сосредоточивались первоначально в Тобольске, а потом в Тюмени, где они поступали в ведение Приказа о ссыльных, распределявшего их далее по Сибири; причем по Высочайше утвержденному Положению Комитета министров от 12 июня 1898 г. это распределение совершается заглазно, по статейным спискам; ссыльные Тюмень минуют. Способ передвижения был до 1858 г. повсюду пеше - этапный*(1796), с подводами для больных, малолетних, женщин, кормящих грудью, и для пожитков арестантов. Ныне введен порядок смешанный (ст.30 и след. Устава о ссыльных): кроме прежнего пеше - этапного способа, введена пересылка по железным дорогам, на пароходах и буксируемых ими баржах. Преступникам из привилегированных классов (ст.61 и след. Устава о ссыльных), как общим, так и политическим, Положениями Комитета министров 1864 и 1866 гг. там, где нет железнодорожного пути, разрешено отправляться до места ссылки под особым конвоем на почтовых лошадях, но за их собственный счет; если же они сего не пожелают или не будут иметь средств, то они препровождаются вместе с другими, но во всяком случае на подводах. Сопровождение арестантов возложено на конвойную стражу, сформированную окончательно к 1886 г. в числе 11 тыс. 500 человек, а где ее нет - на местные войска (Устав о ссыльных, ст.15). Сверх того, при передвижении партий в Сибири из числа ссыльных назначается староста, которому вверяется наблюдение за прочими, и с него взыскивается за беспорядки (ст.169). Ссыльные, которые до осуждения были изъяты от телесного наказания (в том числе все женщины), препровождаются только под надзором, ссыльно-каторжные следуют в оковах или кандалах*(1797), а прочие (в том числе и малолетние по Закону 1863 г.) - в наручниках (ст.83 Устава о ссыльных). Впрочем, ныне, ввиду нового текста ст.968 Устава уголовного судопроизводства, и привилегированные отправляются в оковах, и даже в Циркуляе 14 июня 1883 г. N 651 (Коковцов) в пункте "д" конвойным начальникам вменено в обязанность не принимать в партии всех ссыльно-каторжных, хотя бы и из привилегированных, без ножных кандалов и с невыбритыми головами. Далее, для предупреждения побегов на одежду ссыльных вшивается у каторжных по два, а у поселенцев по одному четвероугольному лоскутку на спины (так называемый бубновый туз) цвета, отличного от цвета одежды (ст.45 Устава о ссыльных), причем соблюдение этого правила подтверждено Циркуляами 1878 и 1879 гг. Сверх сего, при передвижении партий в Сибири (ст.194 Устава о ссыльных) всем ссыльным мужчинам, лишенным всех прав состояния, выбривается при отправлении правая половина головы, и затем бритье повторяется каждый месяц; но в Европейской России употребление этой меры Законом 1858 г. отменено для всех ссыльных, за исключением бродяг. Ссыльного, оказавшего неповиновение порядку, начальник партии приводит в послушание легким телесным наказанием, против явно бунтующих обязан поступать со всею строгостью, а против отважившихся нападать на конвойных он имеет право употреблять оружие, действуя, однако, с большой осторожностью (Устав о ссыльных, ст.211 и след.)*(1798). При передвижении вне Сибири ссыльные женщины не отделяются от мужчин, и только на этапах и полуэтапах они должны быть помещаемы отдельно; точно также законом не установлено какого-либо разделения в партии пересылаемых по категориям. При передвижении партий в Сибири закон требовал отделения каторжных и поселенцев, мужчин и женщин, но затем и там было разрешено образовывать смешанные партии (ст.188 Устава о ссыльных). Как указано в "Обзоре", во время передвижении из Томска в Иркутск на ночлегах и дневках, за теснотою этапных помещений, в общих комнатах располагались холостые мужчины, женщины и дети. Только в 1883 г. было снова предписано циркуляром на всем пути по Сибири составлять отдельные партии из арестантов холостых и бессемейных, отдельные из арестантов, отправляемых с семьями, и женщин. План передвижения арестантских партий составляется заблаговременно*(1799), но, согласно временным правилам (ст.56 Устава о ссыльных), препровождение по главным пересыльным трактам Нижегородско-Тюменскому и Тюменско-Ачинскому производится только в навигационное время. Значительное улучшение в пересылке каторжных арестантов на Сахалин сделано заменой прежнего пеше - этапного пути через Сибирь пересылкою морским путем через Одессу на пароходах добровольного флота*(1800), а для каторги сибирской с 1897 г. - отправкой по Сибирской железной дороге*(1801).

Много и весьма значительных улучшений сделано в пересыльной нашей системе, но и теперь она далеко неудовлетворительна. В 70-х годах писал Максимов: "Этапы сибирские крайне тесны, так что разместиться в них по-человечески всем невозможно, и вот новый источник поборов - кого раньше пустить на этап - брали иногда по нескольку рублей с человека. Стены этапов успели прогнить целиком, так как большая их часть построена в местах болотистых, в половодье некоторые заливает иногда на 1/2 аршина, вода застаивается, приходят арестанты часто мокрые, обсушиваться негде, перемены белья нет, казарменная атмосфера от переполнения людьми, от испарений сырой одежды, от параши, не моющейся, переполненной, делается непригодною для жизни. А затем начинается на этапе шум, крики, карты, кости, ссоры, пляска, и какая пляска - истинное подобие ада". Какую массу болезней и смертей, какое нравственное растление вносит это этапное передвижение! И приходят (а прежде передвижение продолжалось год и два) в Сибирь поселенцы слабые, болезненные, отвыкшие от труда, но зато глубоко нравственно испорченные. Большие деньги тратились на починку этапов, но починка являлась новым источником казнокрадства. Иной раз, говорит С.В. Максимов, невольно задумаешься: где же различие между заклейменным арестантом и теми, кому вверен надзор за ними, их нравственное возрождение?*(1802)

Эти частные указания подтверждаются и официальными указаниями "Обзора" Главного тюремного управления, из коего видно, что к 80-м годам, например, в казанской пересыльной тюрьме, построенной на 200 человек, нередко вмещалось от 400 до 600 человек и даже более; в пермской пересыльной тюрьмееженедельное население летом доходило до 2 тысяч человек, а зимою до 1,5 тысячи; в иркутской Александровской тюрьме, построенной на 1 тысячу человек, к 1 января 1895 г. было 2 тыс. 166 человек; но наибольшее переполнение, не устраненное, как видно из отчета, и к 1890 г., представляла томская тюрьма (с 1891 г. перестроенная), в которой к концу навигации каждого года население доходило до 3 тысяч человек, хотя тюрьма могла вместить не более 1.200 человек. Последствия такого переполнения представить себе нетрудно, и этим вполне объясняется то поистине страшное положение, в котором нашел Кенан в 1885 г. наши сибирские тюрьмы. В тюменской пересыльной тюрьме, устроенной на 800 человек, в день его посещения находился 1741 арестант; в камере без всякой вентиляции, в которой по содержанию воздуха могло поместиться 40 человек, было 160 спавших не только без подстилок, но под нарами, на голом грязном полу; в таком же виде находился переполненный госпиталь, оттого и смертность в нем доходила до 300 человек в год*(1803). Но еще ужаснее приведенное у него подробное описание томской пересыльной тюрьмы и в особенности помещения для непреступников, для жен и детей, добровольно идущих за сосланными, не хотевших расстаться с ними, в особенности "балаган", где вместо стен был холст и где для света не было ни одного окна, а он проходил только через полотно и щели в потолке, где на нарах и на полу лежали сотни лиц, между ними не только малолетние, но и грудные, в той же атмосфере "параши" и мокрого белья; а что же было в этих "балаганах" в дождливую погоду, при начале морозов, так как пересыльные оставались там до начала октября?

Осужденные в каторжные работы*(1804) направляются (ст.3 Устава о ссыльных) или на работы в Сибирь, или на остров Сахалин, или размещаются в особо приспособленных для того тюрьмах; сверх сего, часть государственных преступников, приговоренных к каторге, содержится в шлиссельбургской тюрьме, управляемой по особо утвержденному Положению 19 июня 1884 г. и состоящей в непосредственном заведовании командира отдельного корпуса жандармов (ст.12 Устава о ссыльных и прилож.); по отбытии же в оной срока каторги преступники подлежат ссылке на поселение.

Относительно распределения каторжных по отдельным местам отбытия наказания в законе указано, что женщины не назначаются на работы, производимые под землею при добывании руд и каменного угля, а также на иные работы, указанные в особом расписании (ст.5), а каторжные назначаются на подземные или иные (ст.4), наиболее тяжкие из существующих работ. По ст.155 Устава ссыльных каторжные мужчины назначаются в ведомство нерчинской каторги или в тобольские тюрьмы или в распоряжение иркутского и приамурского генерал-губернаторов, а женщины - в распоряжение иркутского или приамурского генерал-губернаторов для размещения по фабрикам и заводам; но это распределение только приблизительное, так как от него допускается ряд отступлений*(1805). В Сибири каторжные, как и поселенцы, поступают в ведение Тюменского приказа, который делает их распределение, ведет им счет и алфавитные списки.

С 1870 г. началась отправка каторжных на Сахалин*(1806); но более правильную организацию получила эта ссылка только после образования Главного тюремного управления, т.е. с 80-х годов. Сахалин, еще на старых японских картах означаемый островом, затем по указаниям Лаперуза и Крузенштерна был переименован в полуостров, и эта ошибка была исправлена только Невельским в 1849 г. Остров*(1807) лежит в Охотском море, загораживая собою вход в устье Амура. Он имеет форму удлиненную с севера на юг. "Географическое его положение от 45° 54? до 54° 53? с.ш. и от 141° 40? до 144° 53? в.д.". "Северная часть Сахалина, чрез которую проходит линия вечно промерзлой почвы, по своему положению, - говорит А.П. Чехов, - соответствует Рязанской губернии, а южная - Крыму. Длина острова 900 верст, наибольшая широта его 125 верст, а меньшая 25". Верхняя треть острова по своим климатическим и почвенным условиям совершенно непригодна для поселения, а потому в счет не идет; средняя треть называется северным Сахалином, а нижняя - южным. До 1879 г. Сахалин служил главным образом местом добычи угля в Дуйских каменноугольных копях, для чего направлялись туда небольшие партии каторжных на время присужденного им срока. Только в 1879 г. был произведен первый опыт посылки более значительный, до 600 человек, с поселением их навсегда на остров. С 1883 г. начали посылать на остров семейства и каторжных женщин. По тщательному исследованию острова начальником Главного тюремного управления, как указано в "Обзоре", оказалось, что не только на юге острова, но и в средней его части климатические условия настолько благоприятны, что по пятилетним наблюдениям на острове не было ни одного случая эпидемических заболеваний. В сельскохозяйственном отношении опыты хлебопашества, огородничества и скотоводства доказали возможность земледельческой эксплуатации острова; что же касается его естественных богатств, то, независимо от обширных залежей каменного угля*(1808), следует указать на присутствие металлических руд и нефти, на особое обилие рыбы в реках и на богатство строевого леса*(1809). Сам характер сахалинской каторги ввиду того, что сосланные там же оставались и на поселении, состоял в подготовке края к правильной колонизации. В 1884 г. было преобразовано управление островом Сахалином, вверенное самостоятельному начальнику острова из военных генералов, а 30 мая 1894 г. введен новый штат управления Сахалином. Остров разделен на округа, во главе каждого округа стоит окружной начальник, заведующий каторжными тюрьмами и поселениями округа, и окружное управление. Эти управления ведают и маловажные гражданские дела, более же важные гражданские и уголовные дела подлежат ведению приморского окружного суда. На северном Сахалине ссыльные живут по реке Дуйко, впадающей в Татарский пролив, и по реке Тыми, впадающей в Охотское море; эта часть разделяется на два округа - Александровский и Тымовский; на южном Сахалине, по замечанию Чехова, несмотря на его плодородие, заброшенном, один округ Корсаковский. Центр управления островом помещается в п. Александровском.

Главный труд каторжных заключается в постепенном движении по долинам рек в глубь острова, прорубке просек в сплошной лесной чаще, покрывающей остров, перекидке мостов, устройстве станционных домиков и сооружении полотна дорог. К этому же роду работ относятся сооружения телеграфных сообщений с материком, постройка пристани в Александровском, постройка разных зданий, паровой мельницы и лесопильни, заводов литейного и солеваренного. Далее следуют значительные работы в каменноугольных копях в Дуэ. В 1891 г. по Правилам 24 февраля 1891 г. значительные партии были направлены в Приамурскую область для производства работ по Уссурийской железной дороге.

Поселенцы*(1810) заняты сельскохозяйственными работами, в особенности раскорчевкой земли и подготовлением ее под пашню и сенокосы. Но местное сельское хозяйство и скотоводство не представляются еще достаточными для продовольствия ссыльно-каторжных, поэтому таковое идет частью из Одессы, частью с Амура*(1811).

В 1883 г., в видах усиления семейного начала на острове, сделано распоряжение об усиленной пересылке на Сахалин ссыльно-каторжных женщин, и Циркуляром 1895 г. сделано распоряжение об отсылке туда всех ссыльных женщин не старше 40 лет*(1812).

Другой вид каторги составляет каторга сибирская. В этом отношении в 1880 г. была расширена каторга на Карийских золотоносных промыслах, куда направляются каторжные разряда исправляющихся, которые по окончании каторги селятся неподалеку от района промыслов; затем возобновлена каторжная работа в серебро-свинцовых рудниках Нерчинского округа, причем при многих рудниках устроены новые помещения, а с 1893 г. сюда переведены все каторжные, а Карийский тюремный округ упразднен. Центральным местом является зерентуйская каторжная тюрьма; затем идут - алгаченская, козаинская, мальцевская, кутоморский сереброплавильный завод и акатуевская тюрьма, где содержатся и политические преступники*(1813). В нерчинской каторге к 1 января 1899 г. было 1562 человека.

Что касается заводов, то работы производятся в Иркутской и Енисейской губерниях на казенных солеваренных - иркутском, усть-кутском, петровском и др., и на частных - николаевском железоделательном и др.; но, как указывает отчет, ближайшее ознакомление с помещением каторжных на частных заводах обнаружило нежелательность такого помещения, так как условия их жизни там оказались совершенно одинаковыми с вольными рабочими.

Из остававшихся каторжных центральных тюрем новобелгородская и новоборисоглебская в Харьковской губернии (переименованные в 1892 г. в андреевскую и печенежскую), илецкая в Оренбургской губернии и усть-каменогорская в Семипалатинской области закрыты в 1893 г. и в зданиях первых трех учреждены арестантские отделения, а затем в Харькове учреждена особая пересыльная тюрьма для преступников, направляемых на Сахалин. Таким образом, из каторжных тюрем остались тобольская 1-я и 2-я и центральная александровская, приспособленная после пожара в 1892 г. на 1 тысячу человек*(1814).

Приговоренные содержатся в каторжных тюрьмах в общем заключении. Редакционная комиссия указывала при этом, что каторжные должны быть разобщаемы на ночь, но Государственный Совет, не отрицая правильности этого принципа, исключил указание на него из ст.16 ввиду неприспособленности к такому виду содержания арестантов нынешних каторжных тюрем. Действительно, Главное тюремное управление в Записке 1898 г., указывая, что число мест на каторге будет достаточно и при применении нового Уложения, относительно ночного разобщения прибавляло, что при ограниченности денежных средств по части тюремно-строительной казалось бы осторожнее на первое время лишь рекомендовать тюремным начальствам по мере возможности озаботиться устройством хозяйственным способом такого числа мест ночного разобщения, на которое могут быть уделены некоторые средства из ремонтных сумм.

Равным образом Государственный Совет исключил из статьи 16 указание на то, что женщины могут отбывать каторгу и в особых помещениях при исправительных домах, находя, что это правило всецело относится к Уставу о ссыльных, куда оно и включено.

По закону (ст.285 и след. Устава о ссыльных) каторжные всех отделений по поступлении в работы причисляются к отряду испытуемых и содержатся в общем заключении, но с разобщением на ночь там, где есть для этого приспособления, - бессрочные в ножных и ручных оковах, а прочие только в ножных; из женщин содержатся в оковах (менее тяжелых) только бессрочные; больные обоего пола от оков освобождаются.

При размещении каторжных и при употреблении их на работы местное начальство должно наблюдать, чтобы каторжные разделялись на отделения по возможности по свойству учиненных ими преступных деяний и по срокам присужденного им наказания и чтобы в особенности бессрочные каторжные удалялись от всякого с другими сообщения. Женщины и несовершеннолетние всегда содержатся в особых помещениях.

Время пребывания в отряде испытуемых (ст.299) зависит от размера наказания: для бессрочных - восемь лет, для срочных - четверть назначенного срока*(1815).

Перечисление в отряд исправляющихся зависит от управления каторжными, по рассмотрении сведений об их поведении; оно даруется (ст.300) подавшим надежду на исправление - доказательствами покорности начальству, воздержанности, опрятности и трудолюбия.

Исправляющиеся содержатся без оков, употребляются на более легкие работы (например, так называемые цеховые и поторжные работы - ст.292 Устава о ссыльных) и отдельно от испытуемых; они имеют большее число (кроме воскресных) праздничных дней, а именно: для испытуемых - 15, а для исправляющихся - 23; им может быть поручаем надзор за другими. Кроме того, до введения в действие нового Уложения, каторжные разряда исправляющихся по истечении для 1-го разряда 3 лет, для 2-го - двух, а для 3-го - года могли получить право жить не в острогах, а в комнатах заводских мастеровых или могли построить себе дом на заводской земле, причем им для постройки отпускался лес и им возвращались отобранные при ссылке деньги, но ныне этот разряд внеострожных каторжных, оказавшийся неудобным и при прежнем режиме, предположен к упразднению; равным образом, ввиду новых правил о порядке уменьшения сроков отбывающим наказание лишением свободы (ст.23), упразднена и ст.309 Устава о ссыльных, на основании которой к тем из каторжных отряда исправляющихся, которые со дня поступления ни разу не подвергались наказаниям, 10 месяцев считаются за год действительных работ, с соответственным сокращением срока каторги)*(1816).

Работы каторжных, согласно Закону 6 января 1886 г.*(1817), оплачиваются, а именно: в их пользу из вырученного дохода, за отчислением стоимости употребленного на работу материала, отчисляется 1/10 (ст.359 Устава о содержании под стражей). Само пользование заработком определяется теми же правилами, которые установлены и для прочих арестантов.

Приговоренные к каторге, оказавшиеся по болезни неспособными к следованию на место ссылки, а равно имевшие более 70 лет или оказавшиеся неспособными ни к какой работе по дряхлости, увечьям и болезням, по надлежащем в том удостоверении остаются в тюрьмах: бессрочные - в течение 25 лет, а срочные - в течение определенных им сроков. Сроки эти за хорошее поведение могут быть сокращаемы на 1/3. Освобождаемые из тюрем помещаются в заведения Приказа общественного призрения, а по истечении 10 лет за хорошее поведение могут быть освобождаемы и из сих заведений.

По окончании срока работ каторжные переводятся на поселение. Бессрочные, по удостоверении в нравственном их исправлении, могут быть освобождаемы от работ не иначе как с утверждения высшего начальства и не прежде истечения 20 лет со дня поступления на каторгу.

Все время, свободное от работ, и праздничные дни каторжные проводят совместно в остроге. О каких-либо мерах нравственного воздействия на каторжников во всем многостатейном Уставе о ссыльных нет ни слова. Они рассматриваются действительно как отпетые люди, ни для какого влияния непригодные. В Уставе о ссыльных, изд. 1857 г., было только одно указание (ст.566), что в праздничные дни, непосредственно после молитвы, назначается час или более на чтение особого поучения или назидательной по указанию духовного начальства книги, но и это правило ныне опущено.

Как действительно проходило время на каторге, мы можем найти сведения у очевидцев: у Ф.М. Достоевского в "Мертвом доме", в воспоминаниях декабристов, у Максимова*(1818). В остроге, несмотря на суровые дисциплинарные взыскания, царили разврат и оргии, самые страшные из всех - арестантские. На каторгах существовало все, что было запрещено уставами и инструкциями, - водка, табак, карты. Можно было достать и женщину, были бы деньги. Для всего существовал откупной майдан. За майдан карточный платили в тюремную артель от 15 до 30 рублей. Нельзя было достать казенных карт - играли в самодельные, преимущественно в "подкаретную" или "три листика"; играли в кости и шашки, а нет ничего - в бегунцов из собственного зверинца. Еще дороже стоил питейный откуп, так как с него и дохода больше: в большом остроге в день можно было продать два ведра вина, а из ведра 120 чашек, а чашка продавалась от 30 до 50 коп. серебром.

Но если Устав мало говорил о нравственном и религиозном воздействии на каторжных, зато он подробно останавливался на ответственности их за проступки, создавая как бы отдельное Уголовное уложение для ссыльных, отличающееся крайнею суровостью, причем нельзя не прибавить, что эта суровость создана была не Уставом 1822 г., а возрастала постепенно, на основании Закона 1840 г., а в особенности Закона 18 мая 1855 г., хотя и заменившего для ссыльных кнут плетьми, но зато значительно усилившего меpy наказания, дабы сделать ссылку на каторгу для простолюдинов предметом страха и опасения. Некоторое смягчение наказуемости ссыльных сделано было только в 1871 г. с отменой шпицрутенов, а затем ныне, при согласовании Устава с действующим Уложением, вся эта система предположена к изменению в самом своем существе.

Каторга изменяет юридическое положение наказанных по отношению к порядку их ответственности, расширяя по отношению к ним права дисциплинарной власти, а главное - вызывает замену для них общей лестницы наказаний особой.

Эти постановления о наказаниях ссыльных применяются судебными местами как в пределах Сибири, так и в Европейской России (решение Общего собрания 69/5, Недбая; 72/36, Крисанова, 72/65, Войчицкого).

Действию этих постановлений до введения нового Уложения подлежали: 1)все каторжные, причем каторжные 2-го разряда наказываются как каторжные 3-го; 2) поселенцы, не поступившие еще в податное состояние, так как последние отвечали по общим законам, причем, по разъяснению Сената (решение 1870 г., N 485), это правило применяется и к тем поселенцам, которые после 10-летней ссылки хотя и не перечислились в податное состояние, но не потеряли на это права; 3) бродяги, ссылаемые в Сибирь на водворение. Теперь же (ст.437 Устава о ссыльных) эти правила будут применяться только к каторжным до перевода их на поселение.

Эти лица подлежали действию сих постановлений как во время нахождения на каторге, так равно во время препровождения их в Сибирь (ст. 103 Устава о ссыльных) и во время остановок в пути временно в пересыльных тюрьмах, или на более продолжительные сроки для работ по распоряжению начальства. Устав не определял точно времени, с которого ссыльный подчиняется действию этих правил, и Уголовный кассационный департамент Правительствующего Сената в известном своем решении (1877 г., N 37, по делу Абрамова), указал, что так как постановления о применении Устава о ссыльных и к пересылаемым арестантам представляются исключением, то они и не должны иметь распространительного толкования, а посему начальным моментом для применения этих постановлений не может считаться не только момент вступления приговора в силу, но и момент зачисления их в разряд ссыльных, а лишь первое движение партии, в списки коей они включены (ст.50 Устава о ссыльных). По Закону 3 февраля 1892 г. прямо указано таким сроком действительное отправление в место ссылки.

Ответственность ссыльных за учиненные ими преступные деяния до согласования Устава о ссыльных с Уголовным уложением назначалась в следующем порядке:

во-первых, местным их начальством по собственному его удостоверению в вине - за все маловажные преступные деяния (Устав о ссыльных, ст.440, 441, 469, 471), не влекущие лишения всех особенных прав и преимуществ, а равно за кратковременные отлучки и просрочки отпусков, не признаваемые побегом, нетрезвое и буйное поведение, леность и нерадение к домообзаводству, своевольство и другие нарушения благочиния*(1819);

во-вторых, городскими и окружными полициями по собственному их удостоверению - за преступные деяния, караемые тюрьмою с лишением всех особенных прав и преимуществ (ст.30, II);

в-третьих, по формальной полицейской расправе в Сибири также полицейскими органами - за преступные деяния, караемые отдачей в арестантские отделения, за перемену имени и за побеги, исчисленные в п.3 ст.474 Устава о ссыльных;

в-четвертых, по суду - за все более тяжкие преступные деяния.

В этом последнем случае наказания, назначаемые по Уложению, заменялись для ссыльных другими по соображению двух условий: разряда, к коему принадлежал виновный, и рода и вида наказания, назначаемого по Уложению за учиненное деяние. Bсе эти постановления были изложены в ст.437 и след. Устава; не останавливаясь на них в подробности, я укажу, для ознакомления с этой системой, только предельные постановления о замене по Уставу 1890 г.

|За преступле-| По Уставу 1890 г. подлежат: |

|ния, подвер-| |

|гавшие по| |

|Уложению | |

| |—————————————————————————————————————————————————————————|

| | |3-го разрядов |цы |

|—————————————|————————————————————|———————————————————|————————————————|

| |лет; |лет; | содержанию в|

| |10 лет |до 6 лет |лет |

|ст.33 | | | |

Ныне, по предположению Комиссии по согласованию Устава с Уложением, ответственность каторжных различается: за маловажные преступные деяния, влекущие наказание не свыше тюрьмы, и более важные. За первые, к которым причисляются (ст.440) также кратковременные отлучки из места работ и обмен имен с другими преступниками, нетрезвое и буйное поведение, леность к работе, ослушание и другие подобные нарушения установленного порядка, они подвергаются (ст.443): 1) наказанию розгами до 50 ударов; 2) содержанию в оковах, если они были сняты, на срок до 1 года; 3) продолжению пребывания в отряде испытуемых на срок до 1 года; 4) смещению из разряда исправляющихся на время до 1 года, причем меры, в пп.2-4 указанные, могут быть соединяемы с телесным наказанием. Наказания эти налагаются по непосредственному усмотрению и распоряжению начальства по правилам, в Уставе о ссыльных изложенным (ст.472).

За тяжкие преступные деяния каторжные наказываются по суду по правилам, в ст.66 Уложения установленным, но при этом, по усмотрению суда, к наказанию может быть присоединено одно из следующих наказаний: 1) телесное наказание розгами от 10 до 100 ударов в случае назначения за новое деяние каторги и от 10 до 50 ударов при назначении исправительного дома; 2) наложение оков на время свыше одного года; 3) содержание на хлебе и воде в карцере с прекращением всякого сообщения с другими содержимыми и с отпуском горячей пищи через 3 дня в 4-й, на срок до 40-50 дней. За побег каторжные отвечают по Уложению с применением только что указанных добавлений; отпобега отличается самовольная отлучка, которою признается отлучка с места работ не долее 7 суток, если отлучившийся возвратился добровольно, и 3 суток - если он был возвращен.

Таким образом, отличительной чертой прежней системы наказании для ссыльных являлась страшная ее суровость и господство в ней телесных наказаний, в частности плетей, а для бессрочных каторжных - своеобразное наказание в виде прикования к тележке, причем, по ст.464 Устава о ссыльных изд. 1890 г., от телесных наказаний не освобождались ни женщины, ни престарелые, ни увечные, но мера наказания их назначалась по соразмерности их сил, по предварительному медицинскому освидетельствованию. Женщины не подлежали прикованию к тележке.

Но еще в 1863 г. был поднят вопрос об освобождении от телесных наказаний женщин - ссыльных; за таковую отмену высказались не только сибирские генерал-губернаторы, министр внутренних дел Валуев и министр юстиции Замятнин, но даже и бывший в это время главноуправляющим II Отделением граф Панин. Департамент законов, рассматривая представление министра внутренних дел Валуева, привел подробные соображения о безнравственности и вредности применения телесных наказаний для женщин, но тем не менее отсрочил осуществление этой меры до собрания более подробных сведений по вопросу о применении тяжких телесных наказаний к каторжным. В 1874 г. была образована по этому предмету особая комиссия под председательством статс-секретаря А.А. Сабурова, которая, окончив, по-видимому, не особенно трудную работу в 1871 г., в конце концов предложила заменять для преступниц телесное наказание одиночным заключением, но и это предположение, благодаря оппозиции главноуправляющего II Отделением князя Урусова, не прошло, и дело было положено под сукно. В 1883 г. опять начались собирания необходимых сведений, в 1890 г. была опять образована особая комиссия по этому предмету под председательством Н.Н. Шрейбера, и наконец, через 30 лет, последовал Закон 29 марта 1893 г. об отмене телесных наказаний для ссыльных женщин. Ныне это смягчение предположено расширить, и от наказания розгами кроме женщин освободить имеющих более 70 лет и признанных дряхлыми и увечными, а по ст.166 - и несовершеннолетних. За маловажные преступные деяния для них это взыскание заменяется содержанием на хлебе и воде в карцере на срок не свыше 10 дней с отпуском горячей пищи через три дня в четвертый.

Относительно самого определения меры ответственности и условий, устраняющих вменяемость и наказуемость, судебные места руководствовались соответственными правилами Уложения, но с применением некоторых особо указанных постановлений, например, относительно наказания малолетних и несовершеннолетних (ст.466), относительно порядка перехода от одного наказания к другому (ст.459), повторения преступлений (ст.462, 463), совокупности (ст.467) и т.д. Ныне все эти исключения предположены к отмене.

Перехожу к ссылке на поселение. По ст.17 Уложения о наказаниях ссылка на поселение являлась в двух родах: ссылка в Сибирь и ссылка в Закавказье. По ст.20 Уложения ссылка в Сибирь разделялась на две степени: 1) в отдаленнейшие места Сибири и 2) в места не столь отдаленные, причем, по неоднократным разъяснениям Правительствующего Сената (реш. 1869 г. N 14, Королева; 1875 г. N 544 и др.), во всех тех случаях, в коих закон не упоминал, по какой степени ст.20 назначается ссылка, всегда должна была быть применяема 2-я степень 20-й статьи. Ссылка на поселение в Закавказье хотя и была включена в общую лестницу наказаний, но по ст.21 Уложения определялась лишь за некоторые особые виды преступлении, а именно: за распространение ересей или расколов, за заведение новых сект, за оскорбление по фанатизму православной церкви и за принадлежность к изуверным сектам, кроме скопцов*(1820); притом эта ссылка юридически имела характер исключительного наказания, так как переход к нему от высших наказаний, а равно и от него к низшим, не допускался. Кроме того, ссыльные в Закавказье, в противоположность ссыльным в Сибирь, по прибытии водворялись по правилам, установленным для государственных крестьян, переселяемых по распоряжению правительства; сосланным дозволялось приписываться в мещане во всех городах Закавказья. В случае обращения их в православие им дозволялось возвращаться во внутренние губернии, с тем, однако, что в случае нового изобличения их в отпадении в раскол они за само отпадение ссылались в Закавказье бесповоротно*(1821).

По Временным правилам 1900 г. была сохранена ссылка на поселение, но только при некоторых особых преступлениях, как самостоятельно, так и при переходе от каторги, а именно: за богохуление и кощунство (ст.176, 178, 181); отвлечение от веры (ст.184, 186, 187); ереси и расколы (ст.196, 197, 200-204); оскорбление святыни (ст.210, 211); оказание неуважения к верховной власти (ст.245, 246); бунт (ст.250-252); измену (ст.256, 260); сопротивление властям (ст.274); подлог бумаг от имени государя императора (ст.291); противозаконные сообщества (ст.318); оставление отечества (ст.325) и возбуждение к нападению (ст.938); кроме того, ссылка на поселение была сохранена по ст.161; вслучае возбуждения уголовного преследования за государственные преступления и за убийство родителей по истечении 20 лет.

Такая постановка наказания ссылкой была принята Законом 1900 г. соответственно проекту действующего Уголовного уложения, только в нем, сообразно с его конструкцией, число статей, в которых определяется ссылка на поселение, представляется ограниченным, а именно: за преступления против веры (ст.72, 74, 82, 84, 85, 96), государственные (ст.102, 105, 106, 118, 162, 163, 165, 168, 172, 631 и 632), смуту (ст.121, 126, 128, 129, 130), поединок (ст.476), плотские преступления (ст.511), сверх того, ссылка на поселение сохранена при смягчении наказания в случаях, ч.2 ст.53 указанных, а равно как наказание, заменяющее смертную казнь и каторгу для лиц, достигших 70 лет.

Место ссылки на поселение, согласно ст.17, не определяется в Законе, а следовательно, и в приговоре суда, при этом и ныне сохранило силу постановление Закона 1900 г. о том, что распределение по губерниям и областям приговоренных к поселению устанавливается на каждое трехлетие Высочайше утвержденными положениями Комитета министров по представлениям министров юстиции и внутренних дел. Такими местностями назначены на трехлетие 1901-1903 гг. губернии Иркутская и Енисейская, Якутская область (для изуверных сект) и Сахалин*(1822). Ссыльно-поселенцы направляются в Сибирь и в Закавказье тем же порядком, как и каторжные. Прежнее разделение ссыльно-поселенцев на разряды ныне отменено, а в Уставе указано только, что из поселенцев выделяется особый разряд дряхлых и больных, который по отбытии 4 лет в тюрьме распределяется по волостям на вольное пропитание или в богадельни; причем к дряхлым причисляются не только страдающие перечисленными в ст.149 Устава о ссыльных болезнями, но и все, имеющие от роду более 60 лет.

Bсе прочие ссыльные на основании Закона 15 июля 1859 г. разделялись на две группы: те, которые до осуждения были изъяты по правам состояния от телесного наказания, прямо направлялись в Иркутское и Приамурское генерал-губернаторства на водворение, a все прочие предварительно обращались в казенную работу на винокуренные заводы или другие подобные заведения, где они и оставались 4 года, а при неисправимом поведении и долее (ст.158, 321)*(1823); но с введением в действие Уголовного уложения это различие уничтожено и никто из поселенцев в работы обращаем быть не может.

На месте водворения поселенцы, не могущие снискивать пропитание земледельческим трудом, получают позволение жить в городах и заниматься ремеслами или же наниматься в услужение; они продолжают числиться в волостях, к коим приписаны, но поступают под надзор городской полиции; они выбирают занятия по своему усмотрению. Поселяемые в деревнях (ст.327 и след.) или приселяются к деревням старожилов, где водворяются собственными трудами, или поступают временно, до водворения, к старожилам и на их продовольствие, за что старожилы получают полплаката арестантского содержания, или же ссыльные отправляются в новые казенные поселения, в места малолюдные*(1824). Водворенные в первые три года освобождаются от всяких податей, а затем в течение семи лет платят половину. Ссыльные могут быть увольняемы на частные золотые промыслы по правилам, изложенным в примечании к ст.111 Устава частных золотопромышленников (изд. 1886 г.)*(1825).

По Уложению 1848 г. ссылка на поселение было наказанием бессрочным, однако, согласно Уставу о ссыльных, все ссыльно-поселенцы по истечении десяти лет пребывания в Сибири могли причисляться в крестьяне и водворяться во всех сибирских губерниях, кроме областей Семиреченской, Акмолинской и Семипалатинской; евреи - в стоверстном расстоянии от границы. Десятилетний срок перечисления может быть сокращен до 6 лет для тех, которые вели себя одобрительно, занимались полезным трудом и имеют оседлость. Это начало сохранено и ныне в ст.23 Уложения и ст.375 Уложения о ссыльных. Для принятия их в общество должно быть всегда согласие последних. Перечисленные в крестьяне могут жительствовать в городах для занятия ремеслами и промышленностью.

219. Третьим видом лишения свободы по действующему Уголовному уложению является заключение в исправительный дом, составляющее в то же время высшее наказание за второй род преступных деяний, преступлений (по проекту Редакционной комиссии - проступков).

В Уложении 1845 г. этому наказанию всего ближе соответствовал 1-й род исправительных наказаний, т.е. ссылка на житье в Сибирь или отдача в исправительные арестантские отделения, хотя, конечно, это уподобление только приблизительное, так как при сопоставлении угрозы закона за отдельные преступления оказывается, что ныне исправительным домом угрожаются такие деяния, за которые по Уложению 1845 г. назначалась ссылка на поселение, а с другой - и такие, за которые была установлена ссылка на житье в отдаленные губернии или отдача в рабочие дома.

Ссылка на житье. Ссылка на житье явилась как самостоятельное наказаниев нашем праве только с изданием Уложения 1845 г., так как до того времени она не отделялась от ссылки на поселение*(1826). Редакторы Проекта ввели это наказание для лиц привилегированных для того, чтобы продолжительностью этого наказания уравновесить соответственные наказания для непривилегированных, всегда соединявшиеся с телесным наказанием розгами.

Ссылка предполагалась временная - в Сибирь на срок от 5 до 20 лет, а в отдаленные губернии, кроме сибирских, - от 1 года до 5 лет; но комиссия Государственного Совета отвергла срочность ссылки, найдя, что возвращение сосланных на родину было бы сопряжено с некоторым нарушением если не безопасности общественной, то по крайней мере общественных приличий, и определила ссылку как наказание бессрочное.

Ссылка на житье разделялась на два вида: ссылку в Сибирь, соответствовавшую отдаче в арестантские отделения, и ссылку в отдаленные губернии Европейской России, соответствовавшую рабочему дому, замененному в 1889 г. тюрьмой (ст.30, II).

Ссылка назначалась (согласно 89 ст. Уложения) для лиц привилегированных, т.е. изъятых от телесных наказаний по правам состояния*(1827), и всегда соединялась с лишением всех особенных прав и преимуществ.

Ссылка в Сибирь разделялась на 5 степеней, различных, во-первых, по губерниям: 1-я и 2-я степень - в губернию Иркутскую или Енисейскую, а 3-я, 4-я и 5-я - в Томскую или Тобольскую; во-вторых, по срокам заключения (при первых 4 степенях) на месте ссылки от 1 года до 4 лет. Кроме того, для ссылаемых в губернии Иркутскую и Енисейскую назначалось воспрещение переезда в другие сибирские губернии на время от 8 до 12 лет. По Закону 23 ноября 1853 г. (прил.II к ст.70 Уложения), ввиду переполнения сибирских тюрем, назначаемое по ст.31 заключение было заменено запрещением отлучки из места, назначенного для жительства на те же сроки. По Законам 16 июня 1884 г. и 25 июля 1885 г. временное заключение было восстановлено за растраты и другие сходные преступления, перечисленные в примечании к п.1 ст.30 Уложения (изд. 1885 г.), с тем чтобы оно отбывалось до ссылки в тюрьмах места осуждения.

Ссылка на житье в отдаленные губернии, кроме сибирских, по ст.33 разделялась на 4 степени, по срокам заключения на месте ссылки, от 2 месяцев до 2 лет; но по Закону 1854 г. это заключение было заменено воспрещением всякой отлучки из мест ссылки, право же выезда из губернии, в которую виновные сосланы, им могло быть предоставлено не иначе как с Высочайшего соизволения, в общем порядке помилования. О месте ссылки ежегодно министр внутренних дел уведомлял министра юстиции, но обыкновенно такое распределение не изменялось несколько лет. В последнее время такими местностями были губернии Архангельская, Олонецкая, Пермская, а для Кавказа - Оренбургская и Астраханская. Место ссылки должно было быть каждый раз с точностью означено в приговоре (решение Общего собрания Правительствующего Сената 1885 г., N 7).

Ссылка в Сибирь или в отдаленные губернии на житье производилась на основании Особых правил (ст.235 и след. Устава о ссыльных). Приговоренные отправлялись отдельно от других ссыльных, без оков и наручней, и если им давалась особая одежда, то без лоскутков. Имеющим средства с разрешения министра внутренних дел дозволялось переезжать в своем экипаже под надзором жандармов или конвойных. Немедленно по прибытии на место они были обязаны избрать род жизни, приписываясь в мещанство или сельское состояние, но без права участвовать в выборах. С разрешения местной власти сосланные могли, в пределах места ссылки, заниматься торговлей и промыслами по свидетельствам и билетам, но получение гильдейского свидетельства не предоставляло им купеческого звания.

Ссылка на житье, это нововведение комиссии графа Блудова, оказалась совершенно несостоятельной как по мысли, так и по исполнению. Назначаемое преимущественно за корыстные преступления, наказание это, крайне неравномерное по отношению к ссылаемым, в то же время в высшей степени невыгодно отражалось и на тех местностях, в которые производилась ссылка. Неравномерность заключалась прежде всего в выборе местности ссылки - понятно, какое огромное различие было между ссылкой в Колу или Мезень жителя какой-либо южной губернии или передвижением, положим, в Оренбург жителя Архангельской губернии; с другой стороны, осужденный за мошенничество или кражу, хотя бы из привилегированных сословий, не мог изменить своих преступных наклонностей, привычек, образа жизни только потому, что его переселяли из одной местности в другую.

Как указано в представлении министра внутренних дел 1888 г., по удостоверению губернских начальств тех губерний, которые служили местом ссылки на житье, положение этих ссыльных, бедственное с точки зрения их личной обстановки, являлось в высшей степени вредным для этих местностей. За исключением тех ссыльных, которые располагали и в ссылке значительными денежными средствами и устраивали свою участь иногда с такими удобствами, при которых они вовсе не ощущали тяготеющего над ними наказания и праволишения, все громадное большинство сосланных на житье, сосредоточенное в беднейших и отдаленнейших местностях Архангельской, Олонецкой, Тобольской, Томской и Енисейской губерний, было обречено, самой силой вещей и окружающей их обстановки, на полнейшее бездействие, а так как большинство этих людей подверглось суду и наказанию за преступления корыстного свойства, изобличающие в них отсутствие привычки к правильному труду, то вполне будет понятно, почему именно пьянство, азартные карточные игры, разврат и всякие неблаговидные поступки характеризовали собою жизнь этих ссыльных. Каждая местность, служившая сосредоточием ссылки на житье, настоятельно просила избавить ее от этого вида ссылки, и исполнение этих заявлений всегда сопровождало заботы правительства о поднятии общественного благосостояния в этих местностях.

На этом основании уже комиссия Министерства юстиции 1871 г., бывшая под председательством Э.В. Фриша, предположила отмену ссылки на житье*(1828), а затем это начало было принято в Законе 1879 г. Также весьма энергично поддерживало это предположение Министерство внутренних дел в 1888 г., причем оно предполагало упразднить это наказание, не ожидая приведения к окончанию работ по составлению нового Уложения, но его предположения не осуществились*(1829). Уничтожение ссылки на житье было принято Редакционной комиссией по составлению Уголовного уложения, но прежде введения его в действие ссылка была отменена Законом 1900 г., и лица, подлежавшие ссылке на житье в Сибирь, должны были быть обращаемы в арестантские отделения на соответственные сроки, а в некоторых перечисленных в законе случаях - в крепости на сроки, в ст.34 Уложения указанные, причем при замене ссылки арестантскими отделениями приговоренные должны были содержаться или в особых арестантских отделениях, или хотя и в общих, но в отдельных камерах. Ссылка же на житье в отдаленные губернии, кроме сибирских, по Закону 1900 г. была заменена помещением в тюрьмы (ст.30, II) на соответствующие сроки.

Арестантские отделения. Прообразом этого наиболее тяжкого вида исправительных наказаний были арестантские роты военного ведомства, инженерные (25 марта 1823 г.) и морские (26 сентября 1826 г.). В 1827 г. 11 октября (N 1455) предположено учредить такие роты во всех губернских городах, с той целью, чтобы сим доставить дешевейший способ к устройству губернских городов и к производству разных городских работ и тем уменьшить издержки пересылки арестантов в Сибирь. С 1828 г. началось учреждение этих рот в различных городах (ср. Фойницкий "Наказание"). В Своде законов 1832 г., в общем перечне наказаний работами (ст.34), они вовсе не указаны; только в примечании к ст.57 упомянуто, что Указами 11 октября 1827 г., 22 марта 1828 г. и 16 октября 1829 г. предположено учредить исправительные рабочие роты гражданского ведомства, проект положения коих утвержден 10 июля 1830 г. (N 3786). В состав рот поведено обращать беглых и бродяг старше 25 лет, осужденных к ссылке в Сибирь за неважные преступления, а равно в срочную крепостную работу или в рабочие дома. Как вид крепостных работ вне Сибири упомянута отдача в инженерные роты, причем указано присуждать в роты нижнего состояния людей вместо ссылки на поселение и отдачи в солдаты, если они к военной службе не пригодны; в приговорах должно было быть указываемо, как они отсылаются - бессрочно или на срок. В Своде же 1842 г., кроме крепостных арестантских рот, прямо указаны и гражданские роты (ст.45 по изд. 1842 г.), причем, так как в эти роты, кроме беглых, направлялись приговоренные к ссылке на поселение, то содержание в ротах по большей части назначалось бессрочное*(1830). По Уложению о наказаниях арестантские роты заняли место высшего исправительного наказания и сделались срочными. По срокам они разделялись на 5 степеней от 1 года до 12 лет и, сверх того, всегда сопровождались наказанием розгами от 50 до 100 ударов. Закон 17 апреля 1863 г. отменил розги как добавочное наказание и, сверх того, уменьшил сроки заключения на 1/3, так что они назначались в следующей постепенности: от 1 до 1 1/2; от 11/2 до 21/2; от 21/2 до 3; от 3 до 31/2 и от 31/2 до 4 лет. По Закону же 1900 г. в тех случаях, когда отдача в арестантские отделения заменяла ссылку на поселение, сроки назначались в высших размерах, а именно: взамен 2-й степени 20 ст. - от 4 до 5 лет и взамен 1-й степени 20 ст. - от 5 до 6 лет. В 1870 г. арестантские роты перешли из ведомства Министерства путей сообщения в ведомство Министерства внутренних дел и переименованы в арестантские исправительные отделения.

В арестантские отделения (ст.284 Устава о содержащихся под стражей, изд. 1890 г.) поступали только арестанты мужского пола (после Закона 1900 г. - привилегированные и непривилегированные) не моложе 17 и не старше 60 лет; женщины, престарелые, а равно и все не способные к работам присуждались вместо того к заключению в тюрьму*(1831). Равным образом в случае отдаленности арестантских отделений или неимения в них места содержание в них заменялось заключением в тюрьму, но на самые тяжкие работы; при этом прежде при такой замене сроки удлинялись в расчете полтора года за год, но по Закону 1885 г. сроки оставались без изменений.

Арестанты разделялись на отделения преимущественно по возрастам (ст.295)*(1832), причем бродяги содержались с выбритой половиной головы. Наблюдение за нравственным исправлением арестантов возлагалось на особое попечительство. Отличившиеся по поведению, прилежанию и успеху в работах, кроме бродяг, через два года после пребывания перечислялись в особый отряд исправляющихся, в коем им 10 месяцев считалось за год. Арестанты этого разряда имели особую одежду, им мог быть поручен надзор за другими; телесному наказанию они подвергались не иначе как с разрешения попечительства отделения (ст.312 и след.); в случае дурного поведения в отряде исправляющихся арестанты обращались снова в обыкновенные арестанты. Дисциплинарными высшими наказаниями в отделениях были до Закона 1901 г.: наказание розгами до 100 ударов, бритье головы и наложение (ст.325) оков; если же такое усиленное наказание было назначено более одного раза, то арестантам продолжался срок пребывания в отделении еще на 6 месяцев (ст.326). При этом по Закону 10 июня 1900 г. лица, до осуждения изъятые по закону от телесных наказаний, не подлежали ни наказанию розгами, ни наложению оков или кандалов, ни бритью половины головы. По Закону же 23 мая 1901 г. взысканиями в исправительных арестантских отделениях определены: за маловажные нарушения в тюрьмах и арестантских отделениях - выговор наедине или в присутствии арестантов, лишение прав чтения, переписки, свиданий, воспрещение получать на свои средства съестные припасы и другие предметы, лишение права распоряжаться половиной заработка - все эти последние меры взыскания на срок до 1 месяца; лишение заработка до 2 месяцев; уменьшение пищи, доходящее до содержания на хлебе и воде, на срок до 3 дней; светлый и темный карцер на срок до одной недели (последний с перерывами через три дня), а для арестантских отделений в более важных случаях - светлый и темный карцер на срок до 1 месяца, а равно для лиц, не изъятых от телесных наказаний, взамен продолжительного карцера - розги до 50 ударов. Работы производились (по Закону 1886 г.) почти на тех же общих основаниях, как и в тюрьмах, причем арестантам назначались из вырученного дохода, за отчислением стоимости материала, 3/10*(1833).

Арестанты выбывали или по неспособности к работам, или по истечении срока; в последнем случае за полгода до выпуска начальство доносило местному губернскому правлению для объявления обществу о принятии обратно освобождаемого арестанта (ст.329)*(1834). Если общества отказывались от принятия, тоарестанты по отбытии наказания принудительно переселялись в Сибирь по тем же правилам, как и удаленные из обществ за порочное поведение. Выбывающие из арестантских рот за неспособностью к работам досиживали свой срок в тюрьмах, а затем, если не были приняты обществами, также переселялись в Сибирь (ст.315)*(1835).

На основании Закона 1853 года (прил. к ст.70, _ 5) бродяги, кои по Уложению подлежали обращению в арестантские отделения, оставались там только один год, а затем (а по примечанию к ст.281 Устава о содержащихся под стражей и примечанию к ст.148 Устава о ссыльных, согласно Закону 1869 г., всегда прямо) или при недостатке помещений в отделениях и тюрьмах вообще, без предварительного заключения высылались в Сибирь на водворение; но, однако, бродяги - евреи отсиживали (в С.-Петербурге) назначенный им срок полностью (ср. также Циркуляры Правительствующего Сената 18 марта 1887 г. и Министерства внутренних дел 12 мая того же года)*(1836).

Арестанты, не принятые обществом, ссылались на тех же основаниях, как и ссыльные на житье (ст.330 Устава о содержащихся под стражей; ст.235 и след. Устава о ссыльных); но это положение не распространялось на водворяемых в Сибирь бродяг, которые пересылались по особым правилам Устава оссыльных, ст.243 и след.), а в Сибири приравнивались, хотя и не вполне, к ссыльно-поселенцам (Устав о ссыльных, ст.148 и в особенности 580). Бродяги оставались в ведении экспедиций о ссыльных и под особым их надзором в течение полутора лет со дня поступления в место назначения; в течение 4 лет они не могли оставить сего места, а затем оставались в Сибири навсегда.

Арестанты же, пересылаемые по непринятию их обществами, распределялись (ст.513 и след. Устава о ссыльных) по губерниям Тобольской и Томской. Там они, находясь под надзором полиции, записывались в сельское или городское сословие с причислением к обществу без согласия оного. По общему правилу переселенным навсегда воспрещалось выезжать из пределов Сибири, но на основании Закона 1865 г. тем из них, которые одобрялись в поведении и пробыли 5 лет в местах переселения, разрешалось переходить в другие общества и губернии, следовательно, и в губернии Европейской России, за исключением только тех, из которых они удалены.

Как было указано выше, число пересылаемых в Сибирь лиц из приговоренных к отдаче в арестантские отделения было весьма велико*(1837) и составляло самое больное место всей нашей ссылки, так как пересылаемые по непринятию обществами при краткосрочности их пребывания в Сибири и случайности самого переселения, никогда не могли быть пригодны для колонизации. По отношению же к бродягам наказание лишено было всякой репрессии и надлежащего надзора за ними, чем вполне объясняется громадный процент беглых этой категории.

Как указывало Министерство внутренних дел в 1888 г., наказание бродяг находилось в существенном противоречии со всеми современными условиями общественного быта; сравнительная безнаказанность, которой пользовались бродяги, привела к тому, что из года в год передвигались по тюрьмам тысячи людей, познавших льготы, которые они могут извлечь из устаревшего закона, с циничной откровенностью смеющихся над правосудием и лишь в весьма редких случаях изобличаемых в их действительном звании благодаря смелости и находчивости чинов тюремной администрации и полиции. Во всех пересыльных тюрьмах и на этапах эти бродяги, следующие на водворение, держали в негласном повиновении себе всю арестантскую среду, знакомя ее заранее со всеми особенностями сибирской ссылки, научали, где и как с наибольшими шансами на безнаказанность избавиться от присужденного наказания, или, как выражается ссыльный - "переменить свою участь", т.е. обратиться из каторжного в бродягу и затем в ссыльно-водворяемого. Этот вид ссыльных поистине был наиболее опасным врагом общественной безопасности и правосудия, и этот порядок отбывания наказания за бродяжество по справедливости являлся одним из главнейших оснований громадного количества побегов с каторги и с поселений на материке Азиатской России.

В 1895 г. министр внутренних дел, озабочиваясь сокращением бродяжества, признал целесообразным по соглашению с министром юстиции направлять всех способных перенести морское плавание бродяг к водворению не в Сибирь, а на остров Сахалин. Результаты этого распоряжения по указанию министра юстиции (Представление 1900 г. об отмене ссылки) оказались в высшей степени успешными. В том же самом году ежегодное число ссылаемых за бродяжество, превышавшее до того 1 тысячу человек, сразу сократилось до 401 человека, а за последние два года не превышало 300 человек.

Относительно же ссылки по непринятию обществами министры внутренних дел и юстиции в их представлении в Государственный Совет высказались за полную ее отмену.

Равным образом и в 1900 г. на запрос председателя Комиссии об ограничении ссылки 63 губернатора (из 82) дали отзывы о необходимости отмены этого права обществ, рекомендуя только принятие против этих лиц некоторых предупредительных мер. Соответственно сему и министр юстиции в своем представлении в Государственный Совет высказался за безусловную отмену права обществ мещанских и крестьянских по непринятию лиц, освобождаемых из арестантских отделений по ст.31 и 33 Уложения о наказаниях, сохраняя для них только отдачу под надзор полиции. Министр же внутренних дел, присоединяясь к предположению об отмене права непринятия мещанских обществ, предполагал, однако, сохранить таковое за сельскими обществами по отношению, по крайней мере, некоторых преступников, особенно опасных для сельского быта (конокрадство, зажигательство, рецидив кражи). Возражая против этого, министр юстиции указывал, что непринятие обществами, как указывает практика, применяется в зависимости не от этого условия, а или от малого знания осужденных, например, по отношению к лицам, до осуждения не жившим в обществе, или же соображениями экономическими, нежеланием допустить к участию в общинном хозяйстве. При рассмотрении этого представления соединенные департаменты Государственного Совета (Журнал заседаний 24 и 26 апреля и 1 мая 1900 года) нашли, что различие промышленности, отхожих промыслов, неурожай, увеличивающаяся густота населения побудили многих крестьян оставлять на долгое время общество и тем ослабить связь с обществом; что ввиду отсутствия ограничения в пользовании этим правом, кроме соблюдения известных формальностей, оно ведет, по отзывам лиц, близко знакомых с делом, к широкому произволу, так что общества руководствуются не поведением арестанта, не тяжестью его вины, а родственными связями преступника, его материальным положением, враждою влиятельных лиц, даже своекорыстными побуждениями, что, кроме того, этим правом уничтожается в корне цель исправительных наказаний, так как приговоренный находится в полной неуверенности в том, что его ожидает, не имеет возможности обеспечить свою будущность, зная, что возвращение к полной свободе или продолжение сурового и иногда ничем не заслуженного наказания стоит в зависимости от чисто случайных причин, что высылаемые этим порядком в Восточную Сибирь находятся там в крайне плачевном положении и что, при отмене ссылки на поселение и на житье, сохранение этого вида ссылки представлялось бы совершенно несправедливым, а потому они и предположили право непринятия обществами мещанским и сельским совершенно отменить, и эти предположения признаны Законом 12 июня 1900 г.

В Уголовном уложении, как указано выше, место этих взысканий заняло заключение в исправительном доме. Заключение назначается на срок от 1 года 6месяцев до 6 лет, а в случаях, статьями 64, 65 и 67 Уложения указанных, - до 8 лет, причем те из приговоренных, поведение которых признано одобрительным, по истечении 5/6 назначенного им срока могут быть освобождены из заключения, но затем существовавшее по Уставу о содержащихся под стражей перечисление преступников в разряд исправляющихся и соединенное с этим сокращение сроков отменено*(1838).

В исправительные дома направляются преступники как из непривилегированных, так и из привилегированных классов, мужчины и женщины; для несовершеннолетних от 17 лет до 21 года только срок наказания сокращается на 1/3. Кроме того, при исправительных домах могут быть устраиваемы особые помещения для лиц женского пола, приговоренных к каторге, которые содержатся по правилам Устава о ссыльных (ст.2811).

Приговоренные к исправительному дому содержатся сначала в одиночном заключении от 3 до 6 месяцев, а затем переводятся в общее заключение, причем, по предположениям Редакционной комиссии, основанным на Законе 1879 г.*(1839), и при общем заключении арестанты разделялись на время, свободное от работ, и на ночь, но Государственный Совет, находя этот порядок содержания желательным, не счел, ввиду отсутствия надлежащего к тому приспособления арестантских отделений, возможным включить его в закон, а указал, что он должен вводиться по мере приспособления к тому помещений, что и указано в ст.295 Устава о содержащихся под стражей. Женщины в исправительных домах всегда содержатся отдельно от мужчин.

Содержащиеся в исправительных домах обязательно занимаются заведенными там работами в помещении, относя сюда двор, сад и огород, а лица мужского пола могут быть также назначаемы на работы и вне исправительного дома; причем по предположениям комиссии заключенные могли бы назначаться только на общественные работы, и притом отдельно от свободных рабочих; но эти указания исключены Государственным Советом из ст.18 как относящиеся к Уставу о содержащихся под стражей; это правило и включено в ст.353 Устава о содержащихся под стражей. Вознаграждение за работы производится на прежнем основании, т.е. согласно Закону 1886 г., в размере 3/10. Находящиеся в исправительном доме по истечении половины назначенного срока могут за хорошее поведение быть переводимы в отряд исправляющихся; освобожденные из исправительных домов подвергаются ограничениям в избрании и перемене места жительства, в ст.35 указанным. Далее, ссылка в Сибирь по непринятию обществами не была принята и в проекте Редакционной комиссии, а после Закона 1900 г. не могла быть включена в Уголовное уложение. Но бродяги, отказавшиеся удостоверить свою личность, и по отбытии наказания, как и прежде, подлежат ссылке на Сахалин по правилам, в Уставе о ссыльных изложенным.

220. Заключение в крепость. Заключение в крепость не упоминалось в Своде в лестнице наказаний, хотя и употреблялось иногда в виде меры административной. Внесено оно было в Уложение 1845 г. по примеру иностранных законодательств как наказание за такие деяния, которые не поражают чести и не предполагают бесчестных побуждений. Особенный характер этого наказания выражался в том, что при смягчении высших наказаний суд не имел права от этих наказаний переходить к заключению в крепость.

Заключение в крепость по срокам разделялось на 5 степеней, от 4 недель до 4 лет (до Закона 17 апреля 1863 г. сроки были от 6 недель до 6 лет); при этом две высшие степени соединялись всегда с лишением некоторых прав.

Осужденные содержались в особо устроенных внутри крепостей зданиях; они занимались работами только по собственному желанию; порядок содержания их по общему правилу был одиночный. В тех случаях, когда пересылка в крепость по отдаленности их оказывалась неудобной или если бы по сношению с начальником крепости в ней не оказалось бы помещения, присужденные отбывали назначенное им наказание в тюрьмах*(1840).

Действующее Уложение также сохранило в лестнице наказаний заключение в крепость*(1841) для таких деяний, которые, хотя и заключают в себе иногда весьма тяжкие нарушения закона, причиняют существенный вред и сопряжены даже со значительной опасностью для общества, но вместе с тем не выказывают ни особой испорченности, ни безнравственности виновного, а более свидетельствуют о его неумении подчинять порывы своих желаний требованиям закона; поэтому это наказание не влечет за собой никаких правопоражений. Заключение в крепость назначается на сроки от 2 недель до 6 лет, а в случаях, ст.64, 65 и 67 указанных, - до 8 лет. Приговоренные отбывают наказание или в крепости, или в особо устроенных помещениях, в общем заключении. Редакционная комиссия предполагала указать в законе, что обязательно разобщение на ночь, но Государственный Совет, не отрицая правильности этого условия, исключил это указание из закона ввиду отсутствия таких приспособлений в настоящее время.

Равным образом Государственный Совет не принял сделанного в проекте комиссии указания, что приговоренные обязательно занимаются в самом помещении работами по их выбору, из числа тех, которые допускаются в месте заключения, включая сюда как физический, так и умственный труд, с тем чтобы весь чистый доход от работ обращался в их пользу. Теперь находящиеся в крепостях могут быть занимаемы работами только в случае их о том просьбы.

221. Тюрьма. Следующий вид лишения свободы составляет тюрьма*(1842). Указания на лишение свободы как принудительную меру против преступников или лиц, не исполняющих их гражданских обязательств, встречаются в памятниках нашего древнего права*(1843); так, в договоре Новгорода с немцами указано: "Немчина не сажать в погреб в Новегороде, ни новогородца в немчьх" (за неплатеж долга). Подобное же положение находится в Договоре Смоленска с Ригой 1229 г. В Судебнике Ивана IV заключение уже упоминается как определенное наказание: за лихоимство, за ябеду - "вкинути в тюрьму", а в Уложении 1649 г. тюрьма назначается более чем в 40 статьях. Заключение в тюрьму или назначалось на точно определенные сроки, иногда на несколько дней, или пожизненно, как говорил еще Царский судебник - "вкинуть в тюрьму по смерть"; или же весьма часто - без определенного срока, до государева указа, или "до тех мест, покамест он в том себе поруки сберет", а для раскольников - покамест они обратятся на истинный путь; весьма нередко в наших памятниках встречается неопределенная угроза - вкинуть в тюрьму.

Наказание тюрьмой отбывалось или в особых зданиях, или же при каких-либо учреждениях, например при приказах или в монастырях. Обыкновенной тюрьмой была деревянная изба, окруженная тыном; в больших тюрьмах было по нескольку изб, в Москве, например, восемь. Важные политические и религиозные преступники помещались нередко в земляных тюрьмах; на подземное помещение указывает и старое наше название тюрьмы - "погреб", "поруб".

Понятно, что эти тюрьмы в XVI и XVII веках никаким особенным целям не служили; государство заботилось только об одном - чтобы тюремные сидельцы из тюрем по возможности не бежали. Оно их сажало в тюрьмы, а как они сидели там, это для него был вопрос второстепенный. В тюрьмах сидели вместе и подследственные, и приговоренные, тяжкие преступники и маловажные, высших и низших сословий. Как говорится в Муромской губной грамоте 1637 г., что "воеводы в татиные и разбойные тюрьмы сажают всяких людей в истцовых искех, и в холопстве и в крестьянстве, и оттого татем и разбойникам и оговоренным людям чинится теснота и голод и от тесноты и от духу помирают..."; подобные жалобы на переполнение тюрем слышатся отовсюду и постоянно. Не было нигде проведено разделение пополам, и еще в XVIII веке встречаются примеры совместной сковки подследственных арестантов - мужчин с женщинами (Указ 1744 г., N 8877). Впрочем, уже в новоуказных статьях 1669 г. является стремление разделить уголовных и гражданских тюремных сидельцев.

Сидели арестанты обыкновенно в общем помещении; одиночно помещались иногда только находившиеся в земляных тюрьмах. Большей частью на арестантов налагались оковы, плечные железа, колодки, или они сковывались попарно. Пропитывались они на свой счет или подаянием, для чего они выпускались из острога, скованные по двое или более*(1844). С 1662 г. вводится выдача государева жалованья; но главным источником тюрем оставалось подаяние. У богатых людей был обычай относить или посылать колодникам подаяние; такие выдачи делал ежегодно и сам царь накануне праздников, большей частью лично обходя заключенных. Петр Великий в 1711 г. предполагал круто покончить с этим способом содержания арестантов, назначив за отлучки колодников для сбора милостыни каторгу; но искоренить народный обычай, вызываемый притом отсутствием других средств содержания тюрем, было трудно, что доказывается не только рядом подтвердительных указов, но и тем, что сам Петр в 1722 г. (17 октября) разрешил отпускать арестантов по одной, где много их - по две и по три связки. Ходят по Москве, говорит Указ 1736 г., арестанты "пытаные, прикрывая одне спины кровавыми рубахами, а у иных от ветхости рубах и раны битые знать"; еще подробнее говорит об этом Указ 1749 г.: "Многие колодники пытаные и в раздранных платьях таких, что едва тело лоскутьями прикрыто, стоя скованными на Красной площади и по другим знатным улицам, необычайно, с криком поючи, милостыни просят, также ходят по рядам и по всей Москве по улицам"; а Указ 1761 г. заявляет, что "колодники просят милостыню с невежеством".

В тюрьме сидельцев лично не стесняли, и которые могли, заводили ремесла, кто к чему был способен; еще в 1622 г. шуйские тюремные сидельцы жалуются великому государю на тюремных стражей и целовальников, что "у которых из них сирот есть ремеслишко, чем сытым быть: и они для товару сами не ходят, и нас бедных не выпускают". Но несомненно, что такие занятия могли быть только исключением, так как это было несовместимо с переполнением тюрем, в которых сидельцы "с духу и цинги, от голода и тесноты" помирают*(1845).

Управлялись тюрьмы тюремными сторожами и целовальниками, назначавшимися за крестным целованием и поруками по выбору сошных людей, из "подмоги", т.е. вознаграждения от выборных. Они должны были жить при тюрьмах и всеми мерами заботиться, чтобы сидельцы не бежали; как говорит выборная запись 1671 г., сторож сам обязывался, "будучи в сторожах, воровством никаким не воровать, зернью и карты не играть, и корчмы не держать и самому пьяну не напиватца" (Сергеевский). Тюрьмы находились в заведывании губных старост, которые должны были осматривать их почасту и заботиться об их исправности; но внутри самой тюрьмы существовало свое особое управление, тюремная община, сохранившаяся, как мы видели, на каторге и до нашего времени, со своими выборными старостами, со своими строгими артельными порядками, со своим особым общинным хозяйством, пополнявшимся общинным сбором, особыми сборами в виде "влазного" со всякого вновь входящего "влазное" отменено в 1680 г., но сохранялось и позднее, также дойдя на каторге до нашего времени). Община признавалась самим правительством: от нее принимали челобитные, с ней ведались, даже само "влазное" было отменено не потому, что в нем правительство видело что-либо несоответственное тюремному делу, а только "чтобы в том тягоства и мучительства бедным людям не было".

Какого-либо иного постороннего воздействия на тюремных сидельцев не существовало; даже духовенство не посещало тюрьмы. Как указывает И.Я. Фойницкий ("Наказание"), тюремные сидельцы умирали без исповеди и причастия; ходатайства правительственных органов перед духовенством о посещении тюрем оставались без последствий, так как духовенство требовало жалованья, а дать было не из чего. Даже в XVIII столетии Правительствующий Сенат безуспешно требовал, чтобы священники безвозмездно посещали тюрьмы.

XVIII век вносит в тюремные порядки, так же как и в ссылку, вопрос об извлечении непосредственных выгод из тюремного труда; так, при Петре Великом заводятся прядильные дома для виновных женщин; по регламенту главного магистрата предполагается устраивать смирительные дома для тех, кои непотребного жития и невоздержного, расточители, рабы непотребные, которых уже никто на службу не приемлет, здоровые нищие и гуляки, которые "не хотя трудится о своем пропитании, едят хлеб вотще"; их велено сажать в смирительные дома и посылать на работу. Но повеление Петра осталось неисполненным. При Екатерине заботы о тюремной реформе нашли отражение прежде всего в Наказе, где требуется безусловное отделение подследственных от решенных арестантов, причем целью лишения свободы последних указывается искупление ими трудом целой жизни нанесенного обществу вреда (Наказ, _ 211, 212).

На практике Екатерина несколько упорядочила управление тюрьмами, подчинив их ведению Правительствующего Сената, а в провинции - губернским канцеляриям. При ней же возникают особые заведения, которые были намечены Петром Великим. Так возникают работные дома, "дабы работою давать прокормление неимущим; в работных домах пропитывают всех добровольно туда ради работы приходящих, убогих обоего пола людей; им дают работу и по мере работы пищу, покров, одежду или деньги. Равным образом в работных домах получают пристанище неимущие, кои присланы будут на время или навсегда, из какого-нибудь места, на то власть имеющего".

В 1775 г. учреждены смирительные дома для ограждения общества от людей продерзостных, добронравие повреждающих, а именно: для непослушных детей; для расточителей от непотребного поведения; для лиц развратных, соблазнительного поведения и жития; для тунеядцев и пр., и пр. Отдавались в смирительные дома или по суду, или по требованию родителей и помещиков, или по распоряжению наместника. Заключение было срочное или навсегда, причем условия содержания оставались совершенно неопределенными.

Наконец, в 1781 г. учреждены для преступников против собственности и рабочие дома.

В 1787 г. императрица Екатерина написала даже особый устав для тюрем, весьма сложный, в котором предполагалось устройство в каждом губернском городе нескольких различных тюрем; тюрьмы предполагалось устраивать с обязательными работами и с разобщением на ночь*(1846). Но проект этот не получил силы закона.

Да и вновь учрежденные императрицей места заключения плохо прививались, частью благодаря отсутствию материальных средств, частью благодаря неопределенности их разграничения друг от друга. Последнее затруднение особенно увеличилось, когда с представившейся потребностью крепостных и некоторых иных казенных наружных сооружений стали устраиваться и крепостные, инженерные и морские арестантские роты, куда направлялись частью те же арестанты, кои подлежали заключению в рабочие и в смирительные дома.

По Своду законов 1832 г. заключение в смирительном и рабочем домах внесено в категорию работ (ст.50-57), причем было указано, что там, где нет рабочих домов, люди нижнего состояния употребляются на городские работы или отдаются для заработка частным лицам, если кто взять их пожелает.

По Уложению 1845 г. рабочие и смирительные дома включены в лестницуисправительных наказаний, причем первые из них поставлены вторым родом исправительных наказаний за маловажные кражи и другие подобные преступления для лиц непривилегированных, а смирительный дом получил характер как бы особенного наказания, назначавшегося за преступления, которые хотя и доказывают испорченную нравственность, но однако же не могут быть почитаемы совершенно лишающими чести; таковы суть: оскорбление родителей и неповиновение им, разные виды развратной и порочной жизни и другие сим подобные; наконец, тюрьма полагалась за такие деяния, которые хотя заслуживают довольно строгого взыскания, но не принадлежат к числу преступлений, разрушающих честь или доказывающих высшую степень безнравственности или имеющих какую-либо политическую важность.

По Уложению о наказаниях изд. 1866 г. рабочий дом назначался для лиц непривилегированных и разделялся на 4 степени по срокам заключения - от 2 месяцев до 2 лет (до Закона 1863 г. - от 3 месяцев до 3 лет); он всегда соединялся с лишением всех особенных прав. Смирительный дом назначался для лиц всех сословий и разделялся также на 4 степени, по срокам от 2 месяцев до 2 лет (а до Закона 17 апреля 1863 г. - от 3 месяцев до 3 лет); при этом две первые степени соединялись с лишением некоторых прав и преимуществ. Тюрьма разделялась на 3 степени по срокам от 2 месяцев до 1 года 4 месяцев (а до 17 апреля 1863 г. - от 3 месяцев до 2 лет).

Рабочие и смирительные дома находились в ведении приказов общественного призрения и подчинялись действию Особого устава, помещавшегося в 4-м разделе Устава о содержащихся под стражей. При этом по Уставу в рабочие дома сверх приговоренных помещались люди, отдаваемые помещиками и обществами для содержания и исправления, а в смирительные дома - дети по требованиям родителей за неповиновение родительской власти, за явные пороки и развратную жизнь, а также крестьяне и дворовые, отдаваемые помещиками по предоставленной им власти. Законом 3 декабря 1865 г. рабочие дома отнесены в ведение губернских правлений и тюремных комитетов и в виде временной меры подчинены постановлениям о губернских тюрьмах.

На практике, впрочем, и после издания Уложения 1845 г. рабочие и смирительные дома прививались туго. Уже сам закон указывал (ст.84 и 86 Уложения, по изд. 1845 г.), что там, где нет рабочих и смирительных домов или недостаточно в них помещений, присужденные помещаются в отделения городской тюрьмы на равные сроки, а для неизъятых от наказаний телесных это наказание заменяется розгами, рабочий дом - от 40 до 100 ударов, а смирительный - от 40 до 80 ударов. По Закону 1853 г. эта замена заключения розгами сделалась обязательной для судов, безотносительно к переполнению мест заключения; но по Закону 17 апреля 1863 г. снова установлено допускать таковую замену только в случае явной невозможности применить нормальное наказание (ст.78 и 80 Уложения, изд. 1866 г.). Заключение в тюрьму еще по Уложению 1845 г. заменялось для неизъятых от телесного наказания розгами от 30 до 60 ударов не только при недостатке места, но, как указывал закон, и в тех случаях, в коих заключение могло бы подвергнуть осужденного разорению и лишению средств к пропитанию его семейства. По Закону 1853 г. замена розгами сделалась обязательной, а по Закону 17 апреля 1863 г. для тюрьмы замена (ст.81 по изд. 1866 г.) допущена только в случае явной невозможности помещения в тюрьму; наконец, по Закону 25 ноября 1885 г. замена розгами вовсе устранена.

Указываемая в законе замена рабочих и смирительных домов тюрьмою на практике была самым обыкновенным явлением по недостатку помещений первого рода. Как видно из представления Министерства внутренних дел от 11 декабря 1883 г., к этому времени было во всей России всего три смирительно-рабочих дома*(1847): в Симбирске, Костроме и Владимире (дома в Твери и Казани по распоряжению Главного тюремного управления были временно закрыты), причем во Владимире собственно дома не существовало, а несколько женщин, присужденных к этому наказанию, помещались в прачечной при земской больнице. Во всех остальных городах это наказание всегда отбывалось в тюрьме, и судебные места приговаривали к наказаниям, в действительности не существовавшим. Ввиду этого, Законом 21 апреля 1884 г. смирительно-рабочие дома упразднены и в Законе это наказание заменено тюрьмою, которая, сверх того, еще ранее по Уставу о наказаниях внесена и в число наказаний, налагаемых мировыми судьями.

Таким образом, по Уложению изд. 1885 г. наказание тюрьмою являлось в следующем виде:

|прав (30, II) |(30, IV) | | |

|——————————————————|—————————————————|———————————————|——————————————————|

| (ст.33) | (ст.36) | (ст.38) | |

| |4 мес. до 2|2 лет |1 г. 4 мес |6 мес.*(1848) |

| |лет | | | |

|—————|————————————|—————————————————|———————————————|——————————————————|

| |1 г. 4 мес |4 мес | | |

| |мес., | | | |

| ст.4|от 2 до 4| | | |

| |мес., | | | |

По первоначальному проекту Устава о наказаниях предполагалось*(1849) назначать тюрьму в тех случаях, где она заменяла рабочий дом, т.е. при маловажных посягательствах на собственность, безразлично для преступников всех сословий, и притом по приговорам мировых судей; но при окончательной редакции проекта главный управляющий II Отделением граф Панин признал такое уравнение невозможным на том основании, что оно противоречило бы понятию о чести, составляющему основу принадлежности к дворянскому сословию, почему дворянин, унизившийся до кражи, должен быть лишен прав его состояния, а равно и основному принципу нашего законодательства, признающего бульшую виновность лиц, стоящих на высшей степени по своему образованию и по условиям жизни. Поэтому и было предположено, что дворяне за кражу, мошенничество и присвоение будут отвечать по Уложению. Но Государственный Совет пошел далее и нашел, что установленное Уставом наказание оказывается достаточным только для людей низших сословий, но что силу этих статей неудобно распространять на дворян и лиц других привилегированных состояний, которые в подобных случаях должны быть лишаемы прав.

Сообразно этому и на основании п.1 ст.181 Устава о наказаниях, ст.1656, 1667 и 1682 Уложения тюрьма, назначаемая по Уставу о наказаниях за кражу, мошенничество и присвоение, а равно (по Закону 16 июля 1884 г.) и за некоторые преступления (преимущественно должностные растраты), перечисленные в примечании к п.V ст.30 Уложения, соединялась с лишением всех особенных прав и преимуществ, но только для группы лиц, точно перечисленных в законе,а именно: 1) для дворян, потомственных и личных, русских или иностранных, и членов их семейств; 2) для почетных граждан потомственных и их семейств и для личных почетных граждан; 3) для священнослужителей, как православного, так и других христианских исповеданий, и их семей (реш. 73/288, Осетрова; 75/643, Протопопова); 4) для монашествующих всех терпимых в России орденов*(1850). Затем, все прочие сословия, хотя бы и принадлежащие к сословиям привилегированным, подлежали тюрьме без поражения в правах, как, например, купцы обеих гильдий и их семейства*(1851); церковнослужители и причетники (реш. Правительствующего Сената 1874 г. N 193, Четыркина; 1875 г. N 285, Еременко); но дети церковнослужителей, пользующиеся по Закону 26 мая 1869 г. правами личных почетных граждан, не были подсудны мировым судьям и при назначении (в случаях, указанных в примечании к п.V ст.30 Уложения) тюрьмы подлежали лишению всех особенных прав.

Внутренний распорядок в тюрьме определяется частью Уставом о содержащихся под стражей, частью инструкцией смотрителю тюремного замка*(1852). При действии Уложения 1845 г. арестанты содержались в общем заключении, но с разделением на категории не только по полам и возрастам, но и с обязательным отделением подследственных от решенных, присужденных к аресту при тюрьме от приговоренных к тюрьме; важные преступники должны были содержаться отдельно от неважных (Устав о содержащихся под стражей, ст.172 и след.) и даже люди низшего состояния отдельно от дворян, чиновников, разночинцев, состоянием своим отличных, и иностранцев (ст. 174). По Закону 15июля 1887 г. (ст.266 Устава о содержащихся под стражей) содержащиеся в тюрьмах могли быть помещаемы и в тюрьмы, устроенные по системе одиночного заключения*(1853), но на срок не свыше как на один год и шесть месяцев. Время, проведенное такими лицами в одиночных тюрьмах не свыше года, засчитывалось им в срок наказания, считая 3 дня за 4 назначенного судом срока, а если одиночное заключение продолжалось более одного года, то 2 дня - за 3. Так как, согласно ст.237, в оковах могли быть содержимы только обвиняемые в тяжких преступлениях и в особенности осужденные в каторгу, то, следовательно, по общему правилу заключенные в тюрьмах, хотя бы и неизъятые от наказаний телесных, должны были быть содержимы без оков. Из находящихся в тюрьме обязательно носили казенную одежду (ст.190 Устава о содержащихся под стражей): осужденные в ссылку на каторгу, на поселение, на водворение или на житье, осужденные на заключение в арестантских отделениях или в тюрьму с лишением всех особенных прав и преимуществ, или и без лишения, но за указанные в третьем пункте ст.191 преступные деяния, а равно и подследственные бродяги. Всем прочим арестантам казенная одежда выдавалась лишь в случае неимения ими своей или вследствие неприличного вида собственных вещей.

Присужденным к заключению в тюрьмы дозволялось с разрешения местного комитета или начальства иметь собственный стол и добавочную пищу, но с тем, чтобы не было допускаемо излишеств.

По Закону 1886 г.*(1854) содержащиеся в тюрьмах, за исключением лиц, в ст.349 Устава о содержащихся под стражей указанных*(1855), обязательно занимались работами; но те из них, кои были осуждены не за корыстные преступления, перечисленные в ст.345 Устава о содержащихся под стражей, имели право избрать род занятий из тех, которые устроены в этом заведении, или, с дозволения начальства, и другие, не нарушающие внутреннего порядка в тюрьме, и только в случае неизбрания ими рода занятий таковой назначался им тюремным начальством. Работа производилась ежедневно, за исключением воскресных и праздничных дней, перечисленных в ст.352 Устава о содержащихся под стражей, не свыше 11 часов летом и 10 зимой, включая сюда занятия в школе и время принятия пищи, причем, как разъяснено Циркуляром 1886 г., в течение этого времени арестант должен выполнить определенный урок. Арестанты могли быть употребляемы на работы как в пределах тюремной ограды, так и вне оной, но на последнюю не могли быть обращаемы женщины, лица, лишенные всех прав состояния, и бродяги, содержащиеся временно в тюремных замках, а равно и лица, осужденные в тюрьму, но не за корыстные преступления, исчисленные в ст.345 Устава о содержащихся под стражей*(1856). Способ устройства работ не определен в законе, но заведование работами возложено на начальников заведения, а содействие приисканию работ - на попечительное о тюрьмах общество и на наблюдательные комиссии и попечительства. Приговоренные к заключению в тюрьме получали из дохода, причитающегося за отчислением стоимости материала, 1/10; остальная сумма, так же как и суммы, остающиеся от работ всех прочих арестантов, отчислялись - 1/2 в государственное казначейство, а 1/2 - в пользу тюрьмы*(1857). Арестанты, освобожденные от обязательных работ, получали 6/10, а если они занимаются работами, не заведенными в тюрьме, то и весь доход полностью. Арестанты, занятые работами по хозяйству и на потребности тюрьмы, получали вознаграждение по особому расписанию, составленному Главным тюремным управлением. Из денег, причитающихся арестантам всех наименований, они могли с разрешения начальства расходовать часть на свои надобности и на пособие семействам, но не более 1/2, а остальная сумма выдавалась арестантам при освобождении. За дурное поведение и дисциплинарные проступки арестант мог быть лишаем не только права распоряжаться заработком, но и самого заработка, однако не более как за два месяца, предшествовавшие проступку. На заработанные арестантами деньги не могли быть обращаемы никакие гражданские взыскания и судебные издержки (ст.368 и след. Устава о содержащихся под стражей).

По действующему Уложению заключение в тюрьме назначается на сроки от двух недель до одного года, а в случаях, в ст.64, 65 и 67 указанных, - до 2 лет. Приговоренные содержатся в одиночном заключении*(1858), но при неимении или недостатке в тюрьме одиночных камер они содержатся совместно с другими заключенными, и в сем случае четыре дня общего заключения считаются равными трем дням одиночного (ст.266 Устава о содержащихся под стражей)*(1859).

Приговоренные к тюрьме обязательно занимаются заведенными в тюрьме работами; тюремные работы могут быть производимы и вне помещения - в дворах, садах, огородах, но содержащиеся в одиночном помещении отделяются и во время работ.

Порядок вознаграждения арестантов и употребления ими заработанных денег остался без изменения; равным образом остался в том же виде и указанный выше внутренний распорядок тюрьмы.

К сожалению, эти распорядки, как и все положение нашей тюрьмы, заставляет еще желать весьма многого. Это центральное среднесрочное лишение свободы так же мало устроено, как и его тяжкие виды. О нашей тюрьме приходится сказать то же, что и о каторге: ее двухсотлетнее существование представляет только историю ее неустройства. Ту же неутешительную картину, которую рисуют нам памятники XVII века, находим мы и в описаниях тюрем более близкого к нам времени. Тюрьмы наши, говорится в отчете попечительного общества о тюрьмах за 1857 г., большею частью ветхи и сыры, построены на неудобных низменных местах, несообразно с числом заключенных; пищаарестантов крайне непитательна вследствие отпуска только на хлеб и на крупу без мяса. Арестанты по тесноте помещения не только не могут быть заняты работами, но не всегда даже размещаются по родам преступлений. Болезни и сама смертность между заключенными представляют громадную цифру, по средней сложности последних трех лет - одного больного на шесть здоровых и одного умершего на шестнадцать больных. Еще несостоятельнее тюрьмы с точки зрения нравственного влияния на заключенных. Самый неопытный арестант, брошенный в толпу опытных негодяев, скоро становится таким же.

Еще безотраднее официальные сведения о состоянии тюрем, собранные в 70-х годах*(1860), а затем, как видно из официальных документов, не много улучшились они и к 80-м годам. Это видно из того, что в 1881 г. на общее число арестантских мест 16 тысяч приходилось 95 тысяч заключенных, а так как переполненность не была равномерной, то в некоторых местах, как, например, в Петроковской губернии, она доходила до отношения 5,2 на одно место. Здания, говорит "Обзор", отличались ветхостью, сыростью, недостатком света и воздуха, неудобством внутреннего помещения, отвратительным состоянием отхожих мест. Некоторые здания в буквальном смысле слова представляли картину разрушения, что объясняется и тем, что ввиду затруднительного положения нашего общего бюджета ремонтный бюджет с 1875 по 1879 г. всегда значительно уменьшался.

Местное управление тюрьмами было совершенно дезорганизовано. Реформа 1851 г., придав обществу попечительному о тюрьмах совершенно неопределенный полуадминистративный, получастный характер, окончательно его разрушила. Официальные директора, часто не имевшие никакого интереса к тюремному делу, не имели за массою личных дел возможности посвящать достаточно времени тюрьмам. Частная благотворительность, столь щедрая в эпоху Александра I, крайне уменьшилась, приняв притом совершенно своеобразную форму - пожертвований по приказу власть имеющих членов комитета, в заглаждение грешков, а всего чаще за служебные отличия, сделавшиеся в некоторых комитетах предметом прямого торга.

В результате, как говорит "Обзор", тюремные комитеты и отделения, за редкими исключениями, бездействовали. Ближайшее тюремное начальство, т.е. смотрители тюрем, не уполномоченные по закону на заведование важнейшими отраслями тюремного дела, фактически получили это заведование в свои руки, не неся за него никакой законной ответственности. Между тем персонал тюремных смотрителей при скудости получаемого ими содержания не мог представлять тех нравственных гарантий, которыми оправдывалось бы подобное расширение круга их служебных прав и полномочий*(1861).

Сосредоточение заведования тюрьмами в одном учреждении по Закону 1879 г. дало возможность ввести известную систему в тюремные распорядки и даже в само исправление тюремных недостатков, так как предпринять одновременно полную и всестороннюю реформу всего тюремного устройства представлялось неосуществимой задачей. К тому же Закон 1879 г., наметивший будущую нашу карательную систему, указал ту цель, которую должна преследовать реформа.

С 1880 г. на наиболее нужные реформы тюремных построек был обращен так называемый "сборный тюремный капитал"; но, несмотря на его значительный размер, до 3млн. руб. в 1880 г., к 1 января 1886 г. он уже истощился до 46 тыс. руб. Дальнейшие улучшения были отнесены на общий государственный бюджет, причем все преобразования, с 1885 г. начиная, предположено разделить на строительные периоды с приблизительной продолжительностью в 3 года; предположено сооружать преимущественно центральные тюрьмы, а уездные обращать на содержание подследственных и краткосрочных арестантов; наименьший размер годового ассигнования на устройство новых мест предположен в 500 тыс. руб. Как видно из "Обзора", Главное тюремное управление в течение первых 10 лет (с 1879 по 1889 г.) израсходовало на постройку новых зданий 3 млн. руб. и на переустройство тюрем 4 млн. руб., а затем работы по улучшению тюрем неуклонно продолжались. Во главе новых сооружений стоит С.-Петербургская центральная одиночная тюрьма на 1 тыс. 150 арестантов, стоившая около 1 млн. 480 тыс. руб., с небольшим отделением для общего помещения арестантов, с разъединением последних на ночь; затем новая тюрьма в Старой Руссе на 145 человек - подследственных, срочных и пересыльных, с двумя системами заключения - общим и одиночным; наконец, новые тюрьмы, приспособленные и к одиночному помещению арестантов, - в Царицыне, Уральске, Хабаровске, Одессе, одиночный корпус в московской тюрьме; пересыльные тюрьмы в С.-Петербурге, Томске и др.

Благодаря объединению управления достигнуто улучшение хозяйственной части и значительное уменьшение расходов на обмундирование арестантов*(1862); вместе с тем значительно улучшился сам распорядок тюремный, в особенности ввиду переустройства по Закону 1887 г. тюремной стражи и увеличения численности надзирателей. Также подвинулся после Закона 1886 г. и вопрос о тюремных работах, как это можно видеть из отчетов.

Общая сумма поступлений от работ, предположенная в 1887 г. по среднейсумме с 1883 по 1885 г. в 245 тыс. руб. с отчислением в доход казны до 81 тыс.руб., в действительности составила около 602 тыс. руб., а чистого дохода, распределенного между арестантами, местами заключения и казною, было около 540 тыс. руб., причем в пользу казны поступило около 166 тыс. руб., т.е. вдвое более против предположенной суммы, а затем доходность с некоторыми колебаниями возрастала*(1863). Доходность отдельных тюрем представлялась, конечно, весьма различной*(1864). Главными работами были предназначавшиеся на потребности самих тюрем, как, например, тканье холста, изготовление обуви, слесарные и столярные работы и т.д.*(1865) Внешние работы, как видно из "Обзора", производились в некоторых тюрьмах, даже на дальнем расстоянии, по особому порядку, в передвижных временных отделениях тюрем, например, исправление Житомирско-Бердичевского шоссе, сооружение шоссе в Дубно, земляные работы на Псково-Рижской дороге и т.д.

222. Кратковременный арест. Арест, как и тюрьма, до издания действующего Уложения, определялся различно по Уложению и по Уставу о наказаниях. По Уложению он разделялся по срокам содержания на 4 степени: 4-я ст. - от 1 до 3 дней; 3-я ст. - от 3 до 7 дней; 2-я ст. - от 7 дней до 3 недель и 1-я ст. - от 3 недель до 3 месяцев. По Уставу это наказание степеней не имело, но предельные его сроки были те же - от 1 дня до 3 месяцев.

Порядок отбытия этого наказания зависел по Уложению от сословного положения виновного, а именно: а) не изъятые от телесных наказаний или изъятые по особым постановлениям отбывали арест в помещениях при полиции; б) изъятые от телесных наказаний по правам их состояния (решение Уголовного кассационного департамента 1868 г. N 608, Мосолова) - в тюрьме*(1866), и в) дворяне, личные или потомственные, и чиновники, т.е. лица, достигшие классных чинов на государственной службе, хотя бы эти чины давали права личного почетного гражданства (решение Уголовного кассационного департамента 1875 г. N 443, Сурдека), отбывали арест или при тюрьме, или на военной гауптвахте, или в собственном месте жительства, или же в одном из домов ведомства, к коему они принадлежат, буде состоять на службе; но арест домашний во всяком случае отбывался в городах. Выбор для этих лиц того или другого места для отбытия ареста вполне зависел от усмотрения суда; но, как разъяснил Правительствующий Сенат, арест при тюрьме должен был почитаться более тяжким, чем арест при гауптвахте (решение 1869 г. N 525, Мордвинова), а арест при гауптвахте тяжелее домашнего (решение 1873 г. N 872, Захарьянова).

По Уставу о наказаниях арест, согласно Закону 4 июля 1866 г., отбывался в особых арестных домах; но впредь до устройства таковых с особым помещением для лиц высших сословий и при назначении ареста по Уставу о наказаниях соблюдались (ср. ст.131 прим. Устава о содержащихся под стражей) правила, указанные в ст.56 и 57 Уложения (решение 1869 г. N 685, Солнцева; 1870 г. N 1617, Державина и др.), а по ст.152 Устава о содержащихся под стражей для лиц, подведомых крестьянскому управлению, должны были быть приспособляемы для отбытия ареста особые избы при волостных правлениях, а для прочих - при становых квартирах.

По Уголовному уложению арест назначается на срок от 1 дня до 6 месяцев, а в случаях, статьями 64, 65 и 67 указанных, - до 1 года, так что высший его размер сравнительно с Уложением 1845 г. значительно увеличен. Приговоренные содержатся в общем заключении, в устроенных для ареста помещениях. Впроекте Редакционной комиссии было добавлено, что присужденные по их просьбе при наличности свободных камер помещаются в одиночное заключение, но это указание было исключено Государственным Советом. Но само собою разумеется, что изъятия, указанные в п. 9 Инструкции для арестных домов, по отношению к страдающим указанными в этом пункте болезнями сохраняют свою силу и ныне, и они помещаются отдельно. Арест никакими правоограничениями не сопровождается. По отношению к лицам, приговоренным к аресту на срок не свыше 7 дней, закон допускает существенную льготу, а именно: онимогут, по определению о том суда, отбыть арест в собственном месте жительства.

Священнослужители и монашествующие христианских исповеданий в случае присуждения их к аресту отсылаются к их епархиальному начальству, которое может им заменить это наказание другим. Офицеры, хотя и не состоящие на действительной службе, и ныне отбывают арест на гауптвахте.

Арестные дома (ст.124 и след. Устава о содержащихся под стражей) устраиваются и содержатся земствами, там, где таковые введены*(1867), причем от управы зависит и назначение должностных лиц; в пособие земству поступают суммы, назначенные законом на устройство таковых помещений. Арестантские помещения могут быть устраиваемы и при тюрьмах, но совершенно особо.

Арестные дома устраиваются по одному, по два или более на каждый участок или же по одному на два и более участков; с безусловным разделением по полам и с обязательным устройством особых отделений для малолетних и лиц высших сословий*(1868); в этих домах могут быть помещаемы и подследственные, но всегда отдельно от приговоренных*(1869).

В случае тяжкой болезни близких семейных закон (ст.137 Устава о содержащихся под стражей) разрешает отлучки заключенных, но не свыше трех дней и с тем, чтобы время отлучки не засчитывалось в срок наказания.

Арестанты содержатся в собственной одежде; те из них, которые присуждены на срок свыше семи дней, обязательно выбирают себе занятие из числа таких, которые могут быть допущены в арестном помещении. Ввиду этого правила потеряло силу указание Устава о содержащихся под стражей на то, что мещане и крестьяне, по их желанию и с разрешения попечителя, могут быть назначаемы на местные общественные работы, и в этих случаях взамен особой платы день работы засчитывается за два дня ареста. Арестантам предоставлено только право выбора рода работ; поэтому если арестант выберет такую работу, которая не может быть допущена в помещении, или же откажется от выбора таковой, то род работ назначается администрацией. Приговоренные на срок менее семи дней работают только по их желанию.

За неповиновение и за неисполнение установленных правил заключенные подвергаются по приговору попечителя денежному взысканию до 15 руб. или темному карцеру не свыше суток; а за другие проступки - на общем основании.

223. Тюремное управление у нас, в особенности по отношению к низшим видам лишения свободы, представлялось с начала минувшего XIX столетия совершенно своеобразным*(1870). В 1810 г. в Петербург прибыли двое ревностнейших последователей Джона Говарда, братья Венинги, с желанием служить делу тюремной реформы в России; в 1819 г., по мысли Вальтера Венинга, было образовано общество попечительное о тюрьмах, принятое под непосредственное покровительство императора Александра I и начавшее с 1822 г. действовать по всей России путем местных комитетов. Обществу предоставлено было широкое участие в тюремном деле; но другое предположение Венинга передать в исключительное заведование общества тюрьмы не осуществилось: заведование тюрьмами получило двойственный характер, разделившись между обществом и административными властями.

Пока, как выражено в "Журнале комиссии Государственного Совета 1878 г.", общество действовало под непосредственным руководством императора Александра I, соединяя в среде своей лучшие умственные силы того времени, влияние его в тюремном деле было преобладающее*(1871); но вскоре государь скончался, господство филантропического направления, с наступившими новыми обстоятельствами, стало ослабевать, а с ним ослабевала и деятельность тюремного общества*(1872). Органы правительственной власти начали входить в распоряжения тюремных комитетов, и, при существующей неопределенности отношений, между администрациею и комитетами нередко стали возникать недоумения и пререкания. Чем дальше дело шло по этому пути, тем сохранение его в прежнем виде становилось невозможнее, что и привело к коренному преобразованию попечительного общества в 1851 г.

Со времени этого закона общество получило административный характер; но само управление тюрьмами оставалось тем не менее в высшей степени сложным, разновластным, а потому и непрактичным. Главное попечение о всех исправительных местах лишения свободы было предоставлено обществу попечительному о тюрьмах (ст.15 и 29 Устава о содержащихся под стражей, изд. 1857 г.); заведование же местами заключения в порядке управления государственного принадлежало министрам внутренних дел и юстиции, а заведование местами содержания политических арестантов - Третьему отделению Его Императорского Величества канцелярии. Сообразно этому и в губерниях заведование тюрьмами принадлежало, кроме комитетов попечительного общества, прокурорам и стряпчим, начальникам губерний, губернским правлениям, городским полициям и жандармским штабс-офицерам, причем круг деятельности властей судебных, административных и благотворительных не был надлежаще отграничен друг от друга; поэтому, когда с 60-х годов задача тюремного управления значительно осложнилась, а само число подвергаемых заключению, вследствие ограничения применения розог значительно возросло, то это многоначалие и неопределенность явились одним из существенных препятствий в деле тюремной реформы.

Упорядочение управления тюремной частью было сделано созданием в 1879 г. Главного тюремного управления и введением в 1890 г. тюремной инспекции. 13 декабря 1895 г. состоялось Высочайшее повеление о передаче заведования тюрьмами в Министерство юстиции. Затем в 1896 г. по Высочайшему повелению под моим председательством была образована комиссия для начертания предположений о преобразовании тюремного управления, как центрального, так и местного; составленный комиссией проект в том же году был представлен министру юстиции, а затем с изменениями, сделанными в нем Главным тюремным управлением, был разослан на заключение ведомств; но в Государственный Совет еще не внесен, так что управление остается на прежних основаниях.

Теперь (ст.14 Устава о содержащихся под стражей) главное заведование тюремной частью гражданского ведомства сосредоточено в Министерстве юстиции по Главному тюремному управлению и Совету по тюремным делам из 7членов*(1873). Главным начальником всех мест заключения является министр юстиции, а ближайшее заведование ими по всей империи вверено начальнику Главного тюремного управления, местное же - губернаторам или начальникам областей (ст.15). Ближайшее заведование каторжными тюрьмами возлагается на непосредственную ответственность местных губернаторов, причем в губерниях Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской в составе губернских управлений учреждены должности тюремных инспекторов и их помощников, которым присвоены те же права, как и в Европейской России, и, сверх того, права и обязанности бывших экспедиций о ссыльных. Заведование нерчинской каторгой возложено на особое управление, образованное по правилам, к ст.26 (попрод. 1895 г.) приложенным. Управление состоит в непосредственном ведении военного губернатора Забайкальской области и образуется из начальника каторги, его помощника, начальников тюрем и прочих чинов по штату, а затем при отдельных тюрьмах состоят тюремная стража из старших и младших надзирателей и конвойная стража. На острове Сахалине, главное управление коим принадлежит приамурскому генерал-губернатору, а местное вверено военному губернатору острова, каторжные тюрьмы и поселения ссыльных, находящиеся в пределах каждого из трех округов, на которые остров разделяется, состоят в единоличном заведовании окружных начальников по принадлежности; затем следуют начальники тюрем и смотрители поселений и их помощники. Тюремный надзор составляют старшие и младшие надзиратели, полагая одного старшего на 50 и младшего на 25 каторжных (Устав о ссыльных, ст.27 по прод. 1895 г.). Заведование передвижением ссыльных принадлежит главному и участковым инспекторам по пересылке арестантов (ст.384-385 Устава о содержащихся под стражей, ст.14 Устава о ссыльных), и наконец, прием и распределение ссыльных всех категорий, а равно и учет ссыльно-поселенцев - Тюменскому приказу о ссыльных и тюремной инспекции. По отношению к местному управлению исправительными домами и тюрьмами сохранились правила, относящиеся к арестантским отделениям и тюрьмам старой системы. Таким образом, все дела по частям тюремно-арестантской, пересыльной и по исполнению судебных приговоров сосредоточиваются в тюремном управлении, учрежденном в составе губернского правления из тюремного инспектора и его помощника, причем все дела, не подлежащие ведению общего собрания губернского правления или губернатора, разрешаются властью губернского тюремного инспектора, который и наблюдает за исполнением всех требований закона относительно содержания арестантов.

Управления отдельными местами заключения составляют начальники тюрем и их помощники и помощницы, врачебный персонал и духовные лица; при тюрьмах состоит тюремная стража из старших и младших надзирателей, а в некоторых особенно важных тюрьмах - военный караул. Петербургские места заключения состоят в непосредственном ведении Главного тюремного управления, московские - московского губернатора и управляются на основании особых правил (ст.48 и след. Устава о содержащихся под стражей, по прод. 1895 г.), в основе коих положен принцип единоличной власти начальников тюрем, ответственных за свои действия в порядке служебной подчиненности и контролируемых особыми наблюдательными (а не распорядительными) комитетами. Арестные дома, устраиваемые земствами и городами, находятся в их ведении, причем для общего надзора за содержанием заключенных уездный или мировой съезд по принадлежности избирает из своей среды или из посторонних благонадежных лиц особого попечителя для каждого помещения. Попечение о местах заключения, за исключением каторги и исправительного дома, для которого существует особое попечительство об улучшении нравственного и физического состояния арестантов, вверено обществу попечительному о тюрьмах. Общество состоит из членов и благотворителей и находится под управлением президента, комитетов - мужских и женских, управляемых вице-президентами и председательницами, утверждаемыми в сем звании высочайшей властью, и отделений. В числе вице-президентов обязательно состоят начальники губерний и архиереи, между директорами - обязательно перечисленные в законе (ст.76 и 77 Устава о содержащихся под стражей) чины местного управления; прочие директора избираются вице-президентами и председательницами и утверждаются государем. Комитеты в губерниях распоряжаются суммами, отпускаемыми на содержание арестантов, но в Петербурге общество устранено от хозяйства и ограничивается исключительно благотворительной деятельностью*(1874). Так как на общество возложена не только забота о содержании арестантов, но и о нравственном их исправлении, то ему же предоставлено открытие и заведование различными учреждениями тюремно-благотворительного характера. Кроме общества, в попечении о тюрьмах принимает участие и земство, преимущественно в хозяйственном отношении (ст.17). Надзор за местами содержания принадлежит по Уставу уголовного судопроизводства прокурорам и судьям в пределах их участка или округа; они наблюдают, чтобы никто не содержался без надлежащего постановления уполномоченного на то места или лица. Неправильно содержащихся они освобождают из-под стражи, причем, согласно Циркулярному указу Правительствующего Сената 20 мая 1877 г., освобождение находящихся под арестом может быть сделано только после надлежащего сношения с местами, их задержавшими. Равным образом на этих лиц (ст.11 Устава уголовного судопроизводства) возложено наблюдение за тем, чтобы арестанты содержались в надлежащих местах заключения, на прокуроров же возлагается (Устав о содержащихся под стражей, ст.18) прием, просмотр и отправление бумаг, писанных содержащимися под стражей и наблюдение за успешным ходом арестантских дел. Лица местного прокурорского надзора имеют беспрепятственный вход в тюрьмы, но не иначе как по удостоверительным билетам в их личности, а в арестные дома - без всяких ограничений. Беспрепятственный вход в тюремные заведения для осмотра положения содержащихся там арестантов имеют также начальники губернских жандармских управлений. Если же в местах заключения находятся военные арестанты, то надзор за их содержанием предоставляется и военным чинам, в ст.20 Устава о содержащихся под стражей указанным.

224. Денежная пеня. По проекту Уложения 1845 г. предполагалось различать штрафы, поступающие в казну, и пени, поступающие в приказы общественного призрения и другие общеполезные учреждения*(1875), причем по общему правилу было предположено передавать взыскания в приказы, если в законе не будет по этому предмету особых указаний; но комиссия Государственного Совета не сохранила этого различия и, сверх того, нашла более целесообразным обращать суммы на улучшение мест заключения, что и было выражено в Уложении о наказаниях. Ст.42 Уложения изд. 1885 г. говорила общим образом, что суммы, не имеющие специального назначения, т.е. когда в Уложении или в особом законе не означено именно, в какое место или ведомство они должны быть передаваемы, обращаются в доход государственного казначейства, а по ст.27 Устава о наказаниях - в земский по каждой губернии капитал для устройства арестных домов. Специальные же назначения взысканий за отдельные нарушения представлялись весьма разнообразными; в некоторых случаях часть взысканий поступала доносителям и открывателям.

Редакционная комиссия сохранила систему Уложения 1845 г., тем более что она не была предположена к изменению и Законом 1879 г., переменив только название; таким образом, последним родом главных наказаний по ст.2 Уголовного уложения являются денежные пени. Первоначально комиссия предполагала назначать пени только как главное наказание, и притом исключительно или параллельно с личными наказаниями, но затем при обсуждении специальных узаконений, из коих некоторые еще весьма недавно внесены в Уложение и коими, независимо от главных наказаний, виновному назначается денежное взыскание, комиссия сочла необходимым допустить назначение и пени как дополнительного наказания, например, при злоупотреблениях в акционерных обществах (ст.324), подделке карт (ст.342), а в особенности при нарушении акцизных уставов. Для таких денежных взысканий дополнительного характера комиссия полагала бы сохранить наименование "денежные взыскания" (объяснительная записка, с.200). Это начало сохранено и Государственным Советом; поэтому денежное взыскание, о котором говорит п.4 ст.33, составляет такое же наказание, как и пеня, а не может считаться вознаграждением за вред и убытки. Денежная пеня, как говорит ст.24, для коей не установлено особого назначения*(1876), всегда обращается на устройство мест заключения.

Размер денежного взыскания по Уложению определяется двояко: или в виде постоянно законом определенной суммы, или по указанному в законе основанию исчисления*(1877), например, по размеру действительно причиненного или предполагаемого убытка казне, или же по размеру прибыли, полученной виновным (исчисление по количеству беспошлинно провезенных товаров, бесконтрольно или тайно выкуренного спирта и т.д.), или по продолжительности нарушения (например при нарушении постановлений о паспортах); в этих случаях взыскания могут достигать весьма значительных размеров.

Денежные пени назначаются или отдельно, или параллельно с арестом, или, в исключительных случаях, совместно с последним, а еще чаще с тюрьмой, представляя тогда особый вид составных наказаний. Таковы, например, тюрьма + пеня до 1 тыс. руб. по ст.260 (распространение на бирже ложных слухов); тюрьма + пеня до 3 тыс. руб. по ст.283 (устройство игорного дома); тюрьма + пеня до 300 руб. по ст.347 (нарушение правил о торговле золотыми изделиями) и т.д.

Денежная пеня в тех случаях, когда размер ее точно установлен в законе, всегда определяется только высшим ее пределом - двадцать пять рублей, пятьдесят, сто, но низший ее предел будет 50 копеек, так как по статье 24 пеня определяется рублями и полтинами; так что нельзя назначить пени в 25 копеек или в 75 копеек; но в тех случаях, когда высший размер пени определен свыше ста рублей, низший ее размер не может быть менее 10 рублей; обыкновенный размер определенной законом пени не превышает 500 рублей, но в некоторых случаях денежная пеня назначается в размере 1,5 тыс. и даже 3 тыс. рублей.

При параллельной угрозе арестом и пеней в законе также установлено известное соотношение; так, угроза однонедельным арестом приравнивается к двадцати пяти рублям пени, двухнедельным - пятидесяти рублям, угроза одним месяцем арестаста рублям, тремя месяцами - тремстам рублям, шестью месяцами - пятистам рублям.

Суд на основании статьи 24, назначая денежную пеню, может отсрочить ее уплату или рассрочить таковую на время, однако, не свыше одного года со дня вступления приговора в законную силу.

Сходное правило существовало и ранее, но только относительно дел, подсудных мировым судьям и земским начальникам, так как ст.187 Устава уголовного судопроизводства постановляла, что в случае неимения у виновного никаких наличных средств для внесения присужденной с него денежной суммы уплата может быть рассрочена на определенные сроки, смотря по количеству взыскания и способам к уплате; при этом закон оставлял неразъясненным, кем могла быть определена эта рассрочка и даже на какой срок. Ныне это правило получило бульшую определенность, так как отсрочка и рассрочка применяются не только единоличными судьями, но и коллегиальными; они определяются судом при самом постановлении приговора, и притом на время не свыше одного года со дня вступления приговора в силу.

Уплата пени может быть произведена немедленно после постановления приговора или после вступления его в силу, но во всяком случае не позже одного месяца после сего (ст.35 Уложения), если же пеня отсрочена или рассрочена, то она или подлежащая часть ее должны быть внесены не позже наступления дня отсрочки или рассрочки.

Эти правила относятся ко всем случаям назначения денежной пени по Уложению, но распространяются ли они на нарушения Уставов казенных управлений? Хотя в ст.24 и 59 никаких изъятий не установлено, но так как ст.1210 Устава уголовного судопроизводства осталась в силе, то надлежит признать, что предельный срок уплаты пени за нарушения Уставов казенных управлений остается двухнедельный, а для нарушений Устава лесного в казенных лесах - двухмесячный; причем ни отсрочки, ни рассрочки взыскания в случаях этого рода не допускается (решение 1875 г. N 546, Ишина); но примечание к ст.187 Устава уголовного судопроизводства, распространявшее двухмесячный срок и на нарушения в частных лесах, утратило свою силу, так как постановления об этих нарушениях вошли в Уголовное уложение и никаких изъятий по отношению к ним в законе не указано.

Установляя денежную пеню, закон должен был предусмотреть и те случаи, когда приговоренный оказывался несостоятельным к уплате таковой. Наш Свод законов (ст.74 по изд. 1842 г.) содержал по данному вопросу довольно общее правило: с теми, кои окажутся не в состоянии заплатить денежных штрафов, поступать по общим правилам о несостоятельных должниках с соблюдением Особых правил (ст.284, 599 и др.), по разным родам преступлений постановленных.

Составители Уложения о наказаниях 1845 г. видели в таком задержании прямую замену одного наказания другим, а саму соразмерность установили таким образом, что при взыскании первых двадцати рублей день заключения засчитывался в 50 коп., за следующие - от 20 до 50 рублей в 75 коп., а за всю остальную сумму - по рублю, так что, например, взыскание в 300 рублей почиталось равным 11 месяцам лишения свободы. Задержание во всяком случае не должно было превышать шести лет; отбывалось это наказание в тюрьмах.

С изданием Судебных уставов в эту систему были введены два изменения: с одной стороны, для денежных взысканий до 300 рублей допущена замена не тюрьмой, а арестом, а с другой - возвышена ценность дня заключения. Таким образом, по Уложению и Уставу о наказаниях изд. 1885 г. (ст.84 Уложения, ст.7 Устава) и ст.36 Приложения IV к ст.1400 Устава гражданского судопроизводства, денежное взыскание заменялось лишением свободы в следующей соответственности*(1878):

—————————————————————————————————————————————————————————————————

|Арест |до 3 дней, |до 15 руб |

|—————————|———————————————————————————|———————————————————————————|

| |от 3 дней до 3 месяцев |15-300*(1879) руб. |

|—————————|———————————————————————————|———————————————————————————|

| |до 4 месяцев |300-900 руб |

|—————————|———————————————————————————|———————————————————————————|

| |6 месяцев |300-2000 руб |

|—————————|———————————————————————————|———————————————————————————|

|Тюрьма |1 год |2000-10000 руб |

|—————————|———————————————————————————|———————————————————————————|

| |2 года |10000-30000 руб |

|—————————|———————————————————————————|———————————————————————————|

| |3 года |30000-60000 руб |

|—————————|———————————————————————————|———————————————————————————|

| |4 года |60000-100000 руб. |

|—————————|———————————————————————————|———————————————————————————|

| |5 лет |свыше 100000 руб |

—————————————————————————————————————————————————————————————————

причем при замене штрафов по Уложению до 300, а по Уставу гражданского судопроизводства до 900 руб. выбор соответственного срока в пределах, законом установленных, зависел от усмотрения судьи, а в прочих случаях он точно определялся самим законом, как это видно из буквального его текста (реш. 1887 г. N 20, по Общему собранию); но, однако, как подробно разъяснил Правительствующий Сенат в решении 1887 г. N 6, по делу Шнайдера, если за известное деяние по Уставу о наказаниях были назначены денежное взыскание или арест, то суд, заменяя на случай несостоятельности виновного штраф арестом, не мог назначить его выше того предела ареста, который установлен в законе за это деяние, за исключением только случаев применения правил о повторных проступках (реш. 1893 г. N 33, Шнера).

Кроме ареста закон знал и другой вид замены денежных взысканий для несостоятельных: по ст.85 Уложения и ст.8 Устава о наказаниях несостоятельные крестьяне и мещане могли быть отдаваемы в общественные работы или же в заработки (для крестьян - на основании правил, изложенных в ст.188 Общего положения крестьян); такая же отдача допускалась и для лиц прочих сословий, но лишь в случае выраженной ими о том просьбы.

Замена денежного взыскания арестом или работами вполне зависела от усмотрения судебного места, решающего дело по существу (71/132, Налбандова; 70/1535, Ставро-Ефремова и др.). При этом по отношению к крестьянам выбор самого рода заработков не мог быть определен судом, а зависел от общества, с которым в этих случаях судья и должен был войти в сношение.

Но и это соотношение пени и ареста было признано не соответственным как комиссией Министерства юстиции 1872 г., так в особенности комиссией Государственного Совета 1879 г. статс-секретаря Грота, которая находила в особенности несостоятельной замену взыскания тюрьмой на том основании, "что это наказание имеет свои определенные задачи, обусловливающие предполагаемую в тюрьме дисциплину и порядок содержания; всею постановкою своею она направляется к каре проступков, вызываемых буйною или корыстною волею, требующею обуздания и тяжкого урока. Между тем наиболее крупные денежные взыскания назначаются за нарушение Уставов казенных управлений, т.е. собственно за неисполнение гражданских обязательств, поставленное под санкцию уголовной угрозы; применение тюремного заключения к таким действиям вызвало бы очевидное несоответствие между преступлением и наказанием". Поэтому комиссия допустила замену пени арестом - максимум на один год.

Эти соображения были всецело разделены Редакционной комиссией, а затем к ним, но с ограничением, присоединился и Государственный Совет. Таким образом, по ст.59 Уголовного уложения принята следующая схема: пеня до 25 руб. - арест до одной недели; от 25 до 100 руб. - арест от одной недели до одного месяца; от 100 до 500 руб. - арест от одного до трех месяцев; от 500 до 1 тыс. руб. - арест от трех до шести месяцев; свыше 1 тыс. руб. - арест от 6 месяцев до 1 года; так что при этой замене размер лишения свободы не устанавливается с полною определительностью, а закон указывает только пределы. Объяснительная записка говорит по этому поводу: "Установление постоянного точного соотношения между суммою взыскания и числом дней заключения, с принятием за основание простой или удвоенной ценности рабочего дня, представляется комиссии неверным. Возрастание интенсивности наказания лишением свободы идет вовсе не в той пропорции, в какой возрастает тяжесть денежных взысканий; с другой стороны, и преступность, определяющая срок лишения свободы при замене денежных взысканий, зависит не от одного только объема вреда, но и от степени опасности воли, от свойства побуждений и т.д., так что и в этом отношении формальное равновесие было бы несправедливо".

Что касается замены пени работой, то Редакционная комиссия, подобно Комиссии 1879 г., не сохранила таковой, несмотря на приводимые в пользу таковой теоретические соображения, так как практика указала крайнюю затруднительность как устройства этих работ, так и назначения на оные через посредство местных обществ.

Затем Государственный Совет допустил из этого принципа одно существенное исключение, а именно по отношению к нарушениям акцизных правил, для коих оставлена с небольшими изменениями ныне действующая система, хотя нельзя не прибавить, что эти именно случаи и имела в виду Комиссия 1879 г. статс-секретаря Грота.

Содержащиеся взамен денежных взысканий под арестом освобождаются, когда внесут часть следующего с них денежного взыскания, соразмерную остающемуся сроку заключения или работ, в случае же уплаты ими части причитающегося с них взыскания срок ареста уменьшается; при таком уменьшении арест засчитывается в соразмерности, установленной судом в его приговоре.

Эти правила о замене относятся прежде всего к денежной пене, а в особо указанных случаях и к денежным взысканиям; но они не распространяются на взыскания, определяемые в вознаграждение за вред и убытки, так как в этих случаях осужденные могут быть заключаемы в тюрьму лишь на основании общих правил о несостоятельных должниках, если они притом не подлежат за учиненное ими преступное деяние наказанию уголовному [решение 92/26, Суслова; 92/1 (Общего собрания); 90/3, Наныкина]; равным образом это правило не распространяется на взыскания, наложенные административными и казенными управлениями за подведомственные им нарушения уставов (примеч. к прил. к ст.1124 и 1214 Устава уголовного судопроизводства) (реш. 1875 г. N 10, Константинова; N 599, Ершова; 1874 г. N 629 и др.)*(1880).

Наиболее изменчивым оказалось применение правил о замене к нарушениям Устава лесного. Ст.7 и 8 Устава о наказаниях и ст.84 и 85 Уложения, несомненно, распространялись и на них, и даже по многократным решениям Правительствующего Сената*(1881) специально при лесных порубках отдача в заработки как мера, ближайшая для возмещения вреда, причиненного порубкой, предпочиталась замене штрафа арестом, и притом при порубках как в частных лесах, так и в лесах казенных; но так как, по Закону 21 марта 1888 г., взыскание, поступающее по ст.1581 Устава о наказаниях, окончательно получило характер вознаграждения за вред и отделилось от денежного штрафа, назначаемого за них как наказание, то и Правительствующий Сенат в решениях 1890 г. N 3 и 26, 1892 г. N 1 (Общего собрания), 1892 г. N 26 признал, что эти взыскания не могут быть заменимы при несостоятельности виновных к уплате по правилам, указанным в ст.7 и 8 Устава о наказаниях, а такая замена может быть применяема лишь к штрафу, назначаемому в наказание; но такое толкование вызвало изменение ст.1581 по Закону 1897 г., в силу коего несостоятельные к уплате этого взыскания подлежат аресту или заключению в тюрьме по ст.7 Устава или ст.84 Уложения (но без ссылки на ст.8 и 85); это начало усвоено и действующим Уложением.

Определение о замене при несостоятельности виновного денежного штрафа лишением свободы должно, согласно ст.123 и 1209 Устава уголовного судопроизводства, быть излагаемо в самом приговоре. Но неисполнение этого правила не составляет существенного нарушения; такой пропуск может быть пополнен особым постановлением суда при исполнении приговора, когда несостоятельность подсудимого действительно обнаружится (реш. 1868 г. N 246, Чистякова; N 640, Жеребина; 70/1320, Герцфельдта и др.). Такая замена может быть определена и судом второй инстанции, если это было опущено в приговоре первой инстанции (реш. 1871 г. N 1803, Иванова).

Согласно ст.84 Уложения о наказаниях изд. 1885 г. и ст.7 Устава о наказаниях замена наступала в случае несостоятельности присужденного к уплате денежных взысканий, причем под несостоятельностью закон разумел не общую гражданскую несостоятельность, а лишь фактическое неимение средств к уплате взыскания (реш. 1878 г. N 37); а установление же этого последнего момента находилось в зависимости от самого порядка исполнения приговоров этого рода и в известной степени даже от усмотрения исполнителей, так как весьма нередко судебные приставы прекращают свою безвозмездную деятельность по взысканию ввиду простого заявления осужденного, что он не имеет средств к уплате. Поэтому Редакционная комиссия предположила заменить указание на несостоятельность, как условие замены, тем положением, что наступление срока уплаты в случае неисполнения таковой дает само по себе право на замену. Государственный Совет, приняв такое начало, ввел, однако, в ст.59 ограничение, что замена может иметь место лишь по удостоверении в установленном порядке о неимении у осужденного средств к уплате пени или взыскания. Сам же порядок такого удостоверения определяется в Уставе уголовного судопроизводства.

По Уставу уголовного судопроизводства денежное взыскание, определенное мировым судьей и неуплаченное осужденным добровольно к назначенному сроку, взыскивается (ст.189 Устава уголовного судопроизводства) по выданным мировым судьей исполнительным листам, или местными полицейскими чинами, или волостными и сельскими начальствами, или судебными приставами, состоящими при мировом съезде, а в общих судебных местах (ст.954 и 974 Устава уголовного судопроизводства) исполнение таких приговоров всегда поручается судебным приставам, которые поступают порядком, установленным Уставом гражданского судопроизводства*(1882).

Этот порядок исполнения приговоров о наложении денежных взысканий вызвал подробные разъяснения Правительствующего Сената как по Уголовному кассационному департаменту, так и по Общему собранию*(1883), которыми, между прочим, установлено, что исполнение этих приговоров должно производиться судебными приставами и полицией безвозмездно, что даже и в тех случаях, когда взыскание должно поступить в пользу каких-либо специальных учреждений, приговоры исполняются судебными органами, а выполнение их не может быть предоставлено усмотрению этих учреждений, почему и не представляется оснований для выдачи этим учреждениям исполнительных листов, так как предоставить производство этих взысканий тем учреждениям, в пользу коих взыскания поступают, значило бы поставить в зависимость от них исполнение приговора, и денежный штраф принял бы характер имущества, поступающего в собственность известного учреждения на праве гражданском.

Из этого общего правила практикой (реш. 1878 г. N 37, Общего собрания) было допущено исключение относительно взыскания за нарушения Уставов казенных управлений, по отношению к коим, при отсутствии наличных денег у осужденного, дальнейшее взыскание должно было приостанавливаться, о чем и сообщалось управлению, которое затем, если находило возможным пополнить денежные взыскания из имущества осужденного, действовало уже как гражданский взыскатель со всеми его правами по общим правилам Устава гражданского судопроизводства, причем все расходы взыскивались с того лица, против коего решение приводится в исполнение. Если же и затем взыскание не будет пополнено, то казенное управление обращается к подлежащим судебным властям о приведении в действие части приговора о замене. Но решением 1887 г. N 23, в отступление от этого толкования, объяснено, что и в этих случаях при отсутствии наличного имущества у осужденного розыск такового, согласно ст.1211 Устава уголовного судопроизводства, должен быть сделан исполнителем приговора, а не казенным управлением, которое может только указывать то имущество, из коего может быть пополнено взыскание, а затем, если по дознании не окажется имущества, то применяется часть приговора о замене денежного взыскания, на случай несостоятельности, другими наказаниями, причем в решении 1890 г. N 14 (Общего собрания) Сенат указал, что это правило по отношению к порубкам в казенных лесах сохраняет свою силу и после Закона 1888 г. Иной порядок производства взысканий, по разъяснению Сената, должен быть только применяем по делам о порубках в лесах, владеемых на праве частной собственности, так как в этих случаях взыскание должно всегда производиться по правилам гражданского судопроизводства, т.е. по получаемым взыскателями исполнительным листам. Этот взгляд удержан Сенатом и после издания Закона 1897 г., так как в решении 1898 г. N 29, по делу князя Сангушки, им высказано, что денежные взыскания по ст.1581, не составляя наказания в тесном смысле, подчиняются тем же правилам, как и вознаграждение за вред и убытки.

225. Наказания дополнительные.

I. Лишение и ограничение прав.

Первое место между дополнительными взысканиями в общей лестнице наказаний занимает лишение прав.

Лишение прав в смысле признания полного бесправия лица, юридическое вымирание личности, встречается в древнейшем нашем праве, так же как и в юридических памятниках других народов. В отношении к некоторым лицам, например членам семьи пострадавшего или к нему самому, оно являлось необходимым условием признанного законом права частной мести. Уже в Договоре Игоря мы читаем (ст.13): "Да держим будет сотворивый убийство от ближних убиенного, да убьют и". Подобное же право мстить за побои и раны предоставляет пострадавшему Русская Правда (спис. Академический ст.2)*(1884). В Лаврентьевской летописи под 1070 г. указано, что воевода Ян, осудив ярославских волхвов за убитых ими женщин, отдал их родственникам убитых, говоря: "Мстите своих". Сдругим типом полного бесправия по отношению ко всей общине и ее представителю - князю - мы встречаемся в постановлениях Русской Правды об отдаче на поток и разграбление, заключавшей в себе лишение покровительства законов (ср. Русская Правда, список Карамзинский, ст.5, 31, 97).

Но с вымиранием частной мести и заменой ее системой денежных взысканий, а затем и с развитием государственных наказаний это полное правопоражение, гражданская смерть, исчезает из нашего права. Сколько-нибудь определенной системы правопоражений мы не встречаем не только в эпоху Судебников, но даже и во время Уложения. Как справедливо говорит проф.Сергеевский ("Наказание"), выработать институт лишения прав XVII век не мог, так как весь тогдашний государственный строй России был ему противен. Прежде всего, поражение прав семейственных, расторжение супружеского союза и прекращение родительской власти не могли иметь места, потому что государство всячески старалось о сохранении и укреплении семейного начала и, в частности, ради утилитарных целей направляло преступников в ссылку с семьями. Затем, поражение прав имущественных, т.е. переход всего наличного имущества осужденного к законным его наследникам, не могло получить развития, потому что государство с большей для себя пользой шло путем конфискаций. Поражение прав служебных, т.е. лишение права службы государственной, тоже не могло иметь места, потому что права службы в строгом смысле, определенного происхождением, образованием или иного рода цензом, вовсе не существовало, а была лишь обязанность службы, крепостная обязанность, по которой каждый гражданин должен был идти на ту службу, которую ему укажет Великий государь. Лишать кого-нибудь права службы было для государства просто невыгодно, так как это значило бы уменьшать и без того скудный запас пригодных сил государственного управления. Вот почему государство ограничивалось в этой сфере лишь частичными правопоражениями: разжалованием, т.е. лишением чинов и звания, увольнением от должности и воспрещением занимать вновь известные должности. Наконец, прав сословно-политических, отдельных от выгод, приобретенных службою, - чина и звания, вотчин, поместного и денежного оклада, притом таких прав, лишение которых могло бы дать собою содержание наказания и вместе с тем доставить государству какую бы то ни было выгоду, тогда не существовало.

Институт полного поражения прав, сохранившийся, в сущности, и доныне в нашем праве, появляется только в эпоху Петра Великого, и притом под несомненным влиянием иноземных законодательств.

Такими карательными мерами, из коих образовалось лишение всех прав состояния, были политическая смерть, а в особенности шельмование и анафематствование*(1885).

Политическая смерть, встречавшаяся в некоторых указах Петра Великого (7 апреля 1723 г.; 21 января, 5 февраля 1724 г. и др.), только указывалась как наказание, но не определялась. Только в приведенном в докладе Сената от 29марта 1753 г. Указе 1700 г. несколько подробнее пояснено: "Веневцам... сказать смерть и положить на плаху, и, от плахи подняв, бить, вместо смерти, кнутом и сослать в ссылку на вечное житье с женами и детьми". Окончательноеопределение получила политическая смерть только при императрице Елизавете. В Указе Сената 29 марта 1753 г. (N 10087) говорится: политическою смертью дулжно именовать то, ежели положен кто будет на плаху, взведен на виселицу, а потом наказан будет с вырыванием ноздрей или, хотя и без всякого наказания, подвергнется токмо вечной ссылке.

Шельмование, введенное Воинским уставом Петра Великого (ч.3, гл.2), а затем путем Генерального регламента перешедшее и в практику общегражданских судов, являлось особым видом выражения идеи политического вымирания личности. Оно состояло из позорного обряда и из праворазрушающих последствий. Шельмованный по суду лишался прав состояния, имя его прибивалось к виселице, над ним переламывалась шпага, и сам преступник объявлялся вором, извергом или шельмою и исключался из общества честных людей. Последствия же шельмования состояли в следующем: 1) шельмованный не мог быть принимаем на службу и допускаем к какому-либо делу и даже в свидетели; 2) шельмованный лишался покровительства законов, а потому, если кто шельмованного грабил, бил или ранил, то за это не подлежал ответственности; от шельмованного не принимались жалобы, и ему не давалось суда; но за убийство шельмованного виновный отвечал на общем основании; 3) шельмованный не допускался в общество добрых и честных людей и в разговор с ними; 4) шельмованный не приводился к присяге. За нарушение постановлений о шельмованных закон угрожал лишением чинов и работой на галерах на срок*(1886).

Анафематствование, или великое отлучение*(1887), по Духовному регламенту 1721 г. являлось церковной казнью, подобной смертной. Оно назначалось только после предварительного увещания грешника, о неуспешности коего епископ сообщал духовному коллегиуму и, получив от него соизволение на письме, предавал явно грешника анафеме, составив формулу анафемы и повелев протодиакону прочитать ее в церкви при народе. Преступник всенародно отсекался, как гнилой член, от церкви и исключался из общества православных христиан, считался отчужденным подобно язычнику. Последствиями сего наказания было лишение принадлежащих осужденному прав как члену церкви и как верноподданному. Как члену церкви ему воспрещался вход в церковь, и всякое богослужение, кроме литургии, при его входе прерывалось; он отлучался от святых таинств, к нему в дом воспрещалось входить священнику; по отношению же к поражению гражданских прав, как разъяснено Священным Синодом позднейшими резолюциями, проклятый вполне приравнивался к ошельмованному.

Сверх сего законодательство Петра Великого выработало и отдельные элементы лишения прав состояния, впервые в их совокупности подробно определенные уже при Екатерине в Указе 1766 г. (Полный Свод законов N 12728).

По Своду законов лишение прав состояния упомянуто как самостоятельный род казни, причем оно являлось в двyx видах (ст.20 и след. по изд. 1832 г.): лишение всех прав состояния и лишение некоторых прав. Лишение всех прав состояло собственно (ст.21) в лишении прав и преимуществ сословных и сопровождалось: 1) лишением чинов, чести, доброго имени и знаков отличия и 2)каторгой, поселением, отдачей в солдаты, а для не изъятых от телесных наказаний - кнутом и плетьми. В некоторых случаях оно сопровождалось отобранием в казну недвижимого имущества. Сверх того, при исчислении последствий наказаний (ст.155 и ст.168 по изд. 1842 г.) было указано, что лишение всех прав влечет прекращение родительской власти и расторжение брака, если семья добровольно не последует за осужденным в ссылку; лишенный прав также не мог быть ни наследником, ни завещателем.

Под именем лишения некоторых прав состояния Свод понимал отдельные ограничения этих прав, как, например, лишение чинов и знаков отличия, исключение из службы, лишение доброго имени и воспрещение определять к должностям, требующим доверия, и пр.

По Уложению о наказаниях 1845 г. поражение прав играло весьма важную роль, причем в основание системы правопоражений была принята система, выработанная у нас в XVIII веке. Поражение прав являлось в трех типах, представлявших как бы концентрические круги, так что высший тип заключал в себе следующий, но с известным придатком. Во главе стояло лишение всех прав состояния, дополнявшее все уголовные наказания; затем следовало лишение всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, дополнявшее два первых рода исправительных наказаний и в некоторых случаях, для привилегированных, тюрьму, и в-третьих, лишение некоторых особых, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, дополнявшее две первые высшие степени заключения в крепость и в смирительный дом.

Главную роль играло, разумеется, лишение всех прав, хотя Уложение и не определяло с точностью его содержания и не устанавливало никакого внешнего его выражения, так как порядок или обряд публичной казни, которому подвергался приговоренный к каторге или поселению (ст.963 Устава уголовного судопроизводства по изд. 1864 г.), составлял самостоятельное придаточное наказание, отмена коего по Законам 1878 и 1881 гг. никаких изменений по отношению к лишению всех прав состояния не произвела*(1888).

Лишение всех прав состояния могло быть определено как юридическая фикция, уподобляющая осуждение естественной смерти*(1889) и служащая основанием ограничения и изменения публичной и частной право- и дееспособности наказанного. Лишение всех прав состояния воспринимало свою силу в полном объеме с момента вступления приговора в силу, осуществлялось, так оказать, самим актом вступления*(1890).

Затем, в Уложении к последствиям лишения прав состояния было отнесено поражение прав сословных и служебных (ст.22 и 23), хотя перечень правопоражений последнего рода представлялся весьма неполным, и его объем мог быть определен только сопоставлением с правилами, содержащимися в законах гражданских, процессуальных, в Уставе о ссыльных и в других специальных законах.

Что же касается поражения прав семейных и имущественных, то по ст.25 и 26 они признавались последствиями не лишения всех прав, а осуждения в ссылку на каторгу и поселение, так как действительно в этих правопоражениях не заключается лишение прав состояния. Таким образом, по точному тексту закона эти последствия не могли наступать в случае применения к осужденному смертной казни, что имело существенное значение, например, по вопросу о действительности духовного завещания казненного. Кроме того, в случаях восстановления в правах лишенного всех прав таковое не могло быть распространяемо на права семейные или имущественные, уже разрушенные, а относилось только к правам сословно-служебным.

Лишенный прав состояния прежде всего лишался прав сословных, т.е. извергался из того сословия, к которому он принадлежал, и переходил в особое состояние ссыльных; сословная правоспособность разрушалась только отчасти, так как каторжные и ссыльно-поселенцы по отбытии наказания могли приписываться в государственные крестьяне; но приобретение прав высших сословий иначе как путем монаршего милосердия для них не существовало; затем следовало поражение служебных прав, выражавшееся в лишении должности или звания, чинов, орденов, а равно и всякой служебной правоспособности; в области прав семейных супруг осужденного получал возможность фактического расторжения брака непоследованием в ссылку и приобретал право ходатайствовать о разводе; такое же право Законом 1892 г. было предоставлено и самим сосланным; родители теряли права родительской власти, если дети не последовали на место ссылки, вместе с тем предполагался разрушенным и союз родства или свойства. Наконец, в области имущественных прав все имущество приговоренного переходило к его законным наследникам, так же как и после смерти; кроме того, он лишался правоспособности в наследовании, но имущественная правоспособность вообще не устранялась, и каторжный или поселенец мог быть субъектом имущественных прав.

При лишении всех особенных прав и преимуществ в области прав сословных поражались лишь лица, изъятые от телесных наказаний по правам состояния, которые по освобождении из заключения обязаны были избрать себе род жизни на месте своего водворения, записываясь в мещанское или другое податное состояние, но без права участвовать в выборах и производить купеческую торговлю; лица прочих состояний оставались в том состоянии, к коему они принадлежали.

В области прав служебных приговоренные подлежали тем же правопоражениям, как и лишенные всех прав состояния; наравне с ними же они ограничивались и в своей служебной и общественной правоспособности (ст.43 Уложения и ст.361 Устава уголовного судопроизводства)*(1891).

Лишенные особенных прав сохраняли свои права семейственные, но, однако, супруги лиц, сосланных на житье или не принятых обществами по отбытии заключения в арестантских отделениях, могли следовать или не следовать в ссылку по собственному их на то желанию, а по Закону 14 декабря 1892 г. (ст.501 Устава о ссыльных) как им, так и сосланным было предоставлено право просить о разводе*(1892). По отношению же к детям соблюдались те же правила, как и относительно детей ссыльно-поселенцев.

Точно так же лишенные особых прав сохраняли права на прежнюю собственность; но они не могли продолжать владеть своим дворянским имением, которое отдавалось в опекунское управление; равным образом в таковое же управление поступали и недвижимые населенные имения, которые могли бы дойти к ним по наследству. Само определение понятия населенных имений было указано в ст.395 Законов гражданских.

Еще ограниченнее являлось по ст.50 Уложения лишение некоторых прав. Оно исключительно падало на служебные права и правоспособность лица, и притом представлялось крайне неравномерным для отдельных сословий, а именно: для дворян оно состояло в лишении права поступать на государственную и общественную службу, а вместе с тем и в лишении должности или звания, занимаемых виновными; в лишении права участвовать в выборах и быть избираемыми; для священнослужителей - в потере навсегда духовного сана; для церковнопричетников - в исключении из духовного звания; для почетныхграждан, купцов и людей прочих состояний - в лишении права участвовать в выборах и быть избираемыми в почетные или соединенные с властью должности.

Кроме этих трех главных типов лишения прав, Уложение в ст.58 в числе дополнительных наказаний упоминало о запрещении производить прежнее ремесло или промысел, а в Особенной части случаи такого специального правопоражения представлялись весьма разнообразными, причем иногда такие правопоражения встречались и как самостоятельные взыскания, переходя в группу исключительных взысканий*(1893). Таковы: воспрещение жительствовать или управлять имениями, населенными православными (ст.188; 191 по изд. 1885 г.); взятие в опеку имения самовольно оставивших отечество (ст.326, 327); лишение права быть избираемым на должности, требующие общественного доверия (4141); лишение дозволения на разработку драгоценных металлов (ст.593); лишение права на новые поиски (ст.594, 5941); лишение льгот по платежу горной подати (ст.597); лишение права заниматься лесной промышленностью (ст.822); воспрещение врачебной практики (ст.857, 870); лишение права продавать и приготовлять напитки или съестное, выделывать для приготовления и хранения оных посуду (ст.865); лишение права иметь или продавать ядовитые вещества (ст.867, 868) или лекарственные вещества (ст.883), права управлять аптеками и содержать их, и притом на время или навсегда (ст.884-888, 890, 894, 898); воспрещение фармацевтической практики (ст.895, 898); лишение права на лов рыбы (ст.918, 919); права ходатайства по чужим делам (ст.939); права быть полевым сторожем (ст.9431); лишение звания колониста и прав, им принадлежащих (ст.949); лишение права содержать гостиницы, меблированные комнаты (ст.958); права торговать порохом (ст.9862); права содержать склады взрывчатых веществ (ст.9863); права содержать ссудную кассу (ст.9921-9923); права иметь надзор за малолетними (ст.993); права быть редактором или издателем (ст.1046); права быть раввином (ст.1053); права производить постройки ивступать в подряды (ст.1058 и 1060); права производить постройки (ст.1061); права быть лоцманом (ст.1088, 1256); права содержать дилижансы и транспорты (ст.1113); права торговли, промысла и мастерства (ст.1165, 1173, 1175, 1176, 1187, 1201, 1393 и 1401); права привозить из-за границы от своего имени товары для продажи (ст.11721); права содержать банкирские конторы (ст.1174*(1894)); права ходить в море в качестве корабельщика (ст.1242, 1244); права на вход в биржу (ст.1275, 1278); права заведовать фабриками и заводами (ст.13592); права держать учеников (ст.1379, 1384); лишение прав мастера (ст.1384); права участвовать в сословных, городских и земских собраниях (ст.1424, 1425, 1426, 1130, 1433) и т.д. Сверх сего, отдельные правопоражения как последствия известных преступлений или известных наказаний упоминались в других частях Свода, в особенности в виде утраты ценза для занятия известных должностей, исполнения общественных функций, даже занятия известными промыслами, видами торговли и т.п.

Редакционная комиссия по составлению нового Уголовного уложения по отношению к карательным правопоражениям предполагала существенно отступить от действующего права. Сохраняя поражение прав как дополнительное наказание в тесном смысле, проект, следуя указаниям и нашей практике и примеру всех европейских законодательств второй половины XIX века, отказался от идеи юридического вымирания личности преступника, от поражения всех прав, принадлежащих виновному, и притом поражения пожизненного.

Комиссия предполагала прежде всего различить поражение прав уже приобретенных или осуществляемых, которые всегда являются бессрочными, от поражения правоспособности, которое, напротив, по самой идее наказания могло быть только срочным.

Засим комиссия предполагала ограничить область правопоражений только группой прав сословно-служебных, допуская в области прав имущественных и семейных лишь известные ограничения, как последствия понесенных виновным наказаний, и притом последствия не карательного, а гражданского свойства.

Таким образом, в эту группу дополнительных наказаний было включено: лишение прав состояния, и притом в связи с важностью преступных деяний или для всех сословий, или для сословий привилегированных; с восстановлением по отношению к городским и сельским состояниям возможности их приобретения по истечении известного срока по отбытии наказания; далее следовало лишение служебных прав и преимуществ, т.е. лишение должностей, чинов, орденов; и поражение правоспособности, равно как и права отправлять известные общественные обязанности как на время отбытия наказания, так и после него, в течение известного срока; кроме того, при отдельных преступных деяниях проект допускал прекращение профессиональной деятельности и профессиональных прав на известный срок.

По отношению к семейным правам проект не содержал подробных постановлений, выходя из того положения, что влияние известных наказаний на прекращение брака, родительской и супружеской власти по существу своему должно найти место в законах гражданских.

Равным образом проект не знал общего поражения имущественных прав, а допускал только ограничение права распоряжаться имуществом со стороны приговоренных к долгосрочному лишению свободы, почему и предполагал назначать над их имуществом опеку, отнеся более подробную регламентацию этих правил к законам гражданским*(1895).

Но уже при рассмотрении проекта в Особом совещании при Министерстве юстиции в нем были сделаны в этом отношении существенные изменения, а затем, при рассмотрении проекта в Государственном Совете, отдел о правопоражениях подвергся наиболее существенной переделке. Мы так свыклись с понятием "лишение всех прав состояния", что даже среди юристов, особенно некриминалистов, оказалось немало сторонников этого, признаваемого и в "Журнале Особого совещания при Государственном Совете" отжившим, наследия XVIII века, и оно хотя и в еще более ограниченном виде, но перешло в действующее Уложение. Главные изменения относились, во-первых, к удержанию бессрочного поражения не только прав приобретенных, но и правоспособности в виде сохранения многих существовавших и прежде так называемых цензовых условий, и притом даже для лиц, отбывших, например, самые краткие срокитюрьмы*(1896), и, во-вторых, к внесению в Уложение и к признанию как бы элементами кары поражения прав семейных и прав имущественных*(1897), но, однако, сам институт лишения всех прав во всем его объеме не восстановлен, а отдельные группы поражения прав и правоспособности поставлены как дополнительные наказания, наступающие большей частью не по усмотрению суда, a ipso jure*("Самим правом, в силу самого факта (лат.)."), при назначении главных наказаний.

1. Лишение прав состоянияили прав сословных. Объем его применения определяется двумя условиями: родом главного наказания и принадлежностью осужденного к известному сословию*(1898).

а) Для всех состояний лишение прав состояния сопровождает присуждение к смертной казни, каторге или ссылке на поселение*(1899).

б) Для дворян, священнослужителей, монашествующих и вообще лиц духовного звания, почетных граждан и купцов сопровождает присуждение к исправительному дому.

в) Для дворян, священнослужителей, монашествующих и вообще лиц духовного звания и почетных граждан сопровождает присуждение к заключению в тюрьме в случае учинения ими преступлений, предусмотренных статьями, в законе прямо исчисленными, имеющих корыстный характер; причем сюда включены и те случаи, когда за подобного рода деяния тюрьма назначается при смягчении ответственности, т.е. при переходе от исправительного дома.

Но в чем же заключается лишение прав состояния?

Статья 22 Уложения 1845 г. содержала подробное, но совершенно бесполезное перечисление прав, теряемых каждым состоянием*(1900), а именно: для дворян - потерю дворянства потомственного или личного и всех преимуществ, соным соединенных; для духовных - извержение из духовного сана и звания с потерею всех преимуществ, оным предоставленных; для почетных граждан, потомственных и личных, и для купцов, а также для принадлежащих к семействам их лиц, внесенных в одно с начальником семейства свидетельство, - потерю доброго имени и всех преимуществ, городским обывателям вообще и почетным гражданам и купцам в особенности присвоенных; для людей прочих состояний - потерю доброго имени и прав, каждому из сих состояний в особенности присвоенных. Все эти правила сводились, в сущности, к тому, что виновный извергался из того сословия, к коему принадлежал по рождению или личным заслугам, и переходил в особое состояние ссыльных, и эту более простую формулу приняла Редакционная комиссия в проекте, но Государственный Совет восстановил систему Уложения, хотя несколько в сокращенном изложении.

По ст.25 лишение прав состояния заключается: для дворян - в потере дворянства, потомственного или личного, и всех преимуществ, с ним соединенных; для священнослужителей и вообще лиц духовного звания*(1901), а также монашествующих - в потере духовного сана и звания и всех преимуществ, с оными соединенных; для почетных граждан, потомственных и личных, для купцов и для людей прочих состояний - в потере прав и преимуществ, каждому из сих состояний в особенности присвоенных.

Лишение сословных прав относится только к самому осужденному и не распространяется на его жену и детей, прижитых, т.е. рожденных или зачатых (т.е. рожденных не позднее 306 дней) прежде вступления приговора в законную силу. Все они и их потомство пользуются прежними титулами и правами по прежнему чину или званию мужа или отца (ст.101 Законов гражданских, ст.10 Законов о состояниях)*(1902). Жена и дети сохраняют все свои права и в том случае, когда они последуют за осужденным на место ссылки; во время пребывания их в ссылке относительно пользования правами хотя и допускаются некоторые ограничения, но лишь в пределах необходимости, в случаях особо важных и только по распоряжению высшего начальства*(1903).

Дети же лишенных прав состояния, зачатые после вступления приговора в законную силу, причисляются к ближайшим к месту отбытия наказания мещанским обществам или волостям (ст.417 Устава о ссыльных), но с некоторыми льготами относительно податей (ст.418 и 419 Устава о ссыльных).

Разрушая сословные права, лишение прав не разрушает, а ограничивает сословную правоспособность, так как каторжные, перешедшие на поселение, и ссыльно-поселенцы, освобожденные согласно ст.23 от поселения, приписываются к волостям по усмотрению губернского начальства, без причисления к сельским обществам, а в случае представления приемного приговора они могут приписываться и к обществам, крестьянским или мещанским, с изъятиями, в ст.119 Устава паспортного указанными. Подобное же правило применяется и к преступникам привилегированных состояний, присужденным к исправительному дому или тюрьме с лишением прав состояния. Но переход в высшие состояния закрыт для них навсегда, так как предположения Редакционной комиссии о восстановлении для них по истечении известного срока права поступать на государственную службу и записываться в гильдии не приняты Государственным Советом.

Некоторое отступление в сем отношении представляют так называемые особые виды приобретения высших прав состояния - усыновление, окончание курса наук, замужество*(1904). Так, по ст.414 Устава о ссыльных и ст.3 т.IX женщины, переведенные на поселение после каторги или приговоренные к поселению, могут выходить замуж и за лиц свободных состояний, но этим браком не прекращается отбытие поселения и этими браками до истечения десяти лет после освобождения от поселения не сообщаются, вопреки ст.100 т.X ч.I, права и преимущества мужа, если он принадлежит к высшим состояниям.

2. Поражение служебных прав и преимуществи притом в двух видах: поражение прав и преимуществ приобретенных и поражение служебной правоспособности.

Поражение прав приобретенных. Таковое поражение, так же как и лишение прав состояния, или распространяется на все состояния без изъятия, сопровождая присуждение к смертной казни, каторге, поселению и исправительному дому, или только на некоторые, а именно: на дворян, духовных лиц и почетных граждан при присуждении к тюрьме*(1905).

Это поражение состоит из поражения преимуществ и отличий и прав служебных в тесном смысле. К первому принадлежит:

а) лишение почетных титулов или, как определяла Редакционная комиссия, титулов почетного достоинства (т.IX прил. к ст.54), каковы титулы графский, княжеский, баронский и т.п., указывающие на принадлежность к особому разряду дворянства, возведенному или утвержденному в почетном достоинстве императором российским или обладающему таковым достоинством наследственно, причем это распространяется и на титулы иностранные, признанные нашим правительством;

б) чинов;

в) орденов и других жалуемых правительством знаков отличия, как русских, так и иностранных, на пользование коими последовало Высочайшее соизволение. Уложение 1845 г. прибавляло и отобрание лично осужденному принадлежащих грамот, дипломов, патентов и аттестатов, но в действующем Уложении это указание опущено, очевидно в том соображении, что такое отобрание само по себе не составляет какого-либо праволишения, а означает известное процессуальное действие в порядке исполнения приговоров. Таким образом, постановления об этом содержатся в ст.961 Устава уголовного судопроизводства, которая говорит об отобрании у осужденных орденов и знаков отличия, равно как и принадлежащих им лично грамот, патентов и аттестатов.

Конечно, во всех этих случаях предполагается лишение виновного знаков отличия и отобрание патентов разного рода, имеющих публичный характер, влияющих на его права состояния или составляющих награду за его государственную деятельность, службу*(1906). На этом основании не могут быть отбираемы медали, почетные отзывы, дипломы, полученные за какую-либо работу, ученую или художественную, или за успехи в области промышленности, например, в качестве экспонента на выставке, патенты на изобретение, привилегию. На том же основании не могут быть отбираемы жалуемые из Кабинета по Высочайшему распоряжению перстни, табакерки, браслеты, составляющие не знаки отличия, а подарки. Спорным представляется вопрос о лишении ученого звания магистра, доктора и отобрании соответствующих дипломов или аттестатов, удостоверяющих об окончании курса в среднем или высшем учебном заведении или о выдержании экзамена и т.д. С одной стороны, так как никакое преступление, хотя бы и тяжкое, не может уничтожить приобретенных знаний, то, казалось бы, не представляется и оснований лишать виновного соответственного звания и удостоверяющих его дипломов; но так как по нашему законодательству обладание тем или другим из сих званий влияет на состояние лица и придает этим званиям служебно-публичный характер, то лишение чинов и отличий должно сопровождаться и лишением сих званий и отобранием соответствующих аттестатов;

г) почетных званий, понимая под этим звания, имеющие правительственный или публичный характер, как, например, звание почетного гражданина известного города, почетного члена известного правительственного учреждения, например, почетного члена академии наук, университета, но такое поражение не может распространяться, например, на звание пожизненного члена какого-либо частного ученого или благотворительного общества и на удостоверяющие таковую принадлежность патенты, документы, даже знаки, включая, например, сюда орден св. Нины;

д) пенсии. Хотя в Уложении 1845 г. ничего не говорилось об утрате права на пенсию лицами, приговоренными к лишению прав, но такая утрата при лишении всех прав состояния или всех особенных прав вытекала из точных указаний ст.24 и след. Устава о пенсиях; поэтому Редакционная комиссия первоначально внесла и в Уголовное уложение указание на потерю пенсий наравне с прочими служебными преимуществами; затем в окончательной редакции проекта это правопоражение было исключено, с тем чтобы окончательно вопрос был решен при пересмотре самих правил о пенсиях; Государственный Совет снова включил в число служебных правопоражений и утрату права на пенсию, в том соображении, что лица, утратившие права и преимущества по службе, не могут сохранить право на попечение и материальную поддержку со стороны государства.

Поражение прав служебных в тесном смысле состоит в удалении от должностей государственных, церковных, сословных, земских, городских и общественных, как всех в совокупности, так и каждой в отдельности. Кроме того, в числе особых упомянутых дополнительных взысканий ст.33 в пункте 7 говорит об удалении лиц служащих, а равно духовных лиц инославных христианских вероисповеданий от занимаемой ими должности, и притом на определенный срок или навсегда; сюда же относится и лишение духовного сана для духовных христианских исповеданий; в подобных случаях как главное наказание может быть назначаема не только тюрьма, но и арест, например, при совершении духовным лицом браков между православными, при совершении над православными духовных треб, неправильном ведении метрик и т.п.

Поражение правоспособности служебной совмещает:

1) лишение права состоять на государственной, сословной, земской, городской или общественной службе, а следовательно, и права поступать на таковую;

2) занимать церковные должности и, следовательно, определяться в таковые;

3) состоять на службе в армии и флоте и поступать в таковые по жребию или вольноопределяющимися, соответственно правилам, на сей предмет в Уставе о воинской повинности установленным;

4) участвовать в постановлениях и выборах сословных собраний и быть избирателем или избираемым в земских, городских или общественных собраниях;

5) быть начальствующим, воспитателем или учителем в общественном или частном учебном заведении, а также пользоваться правами домашнего учителя*(1907);

6) выбирать промысловые свидетельства на торговые предприятия первых двух, а на промышленные - первых пяти разрядов*(1908);

7) быть опекуном или попечителем*(1909);

8) быть третейским судьею, а равно членом конкурсного управления или администрации*(1910), присяжным попечителем, присяжным заседателем, присяжным поверенным или поверенным по делам, производящимся в государственных сословных, земских, городских или общественных установлениях*(1911);

9) быть свидетелем при договорах или актах, требующих свидетельской скрепы*(1912).

Все эти правопоражения по общему правилу имеют силу не только во время отбытия наказания, но и после него, в течение установленных ст.31 сроков, а именно: для приговоренных к каторге или ссылке на поселение - в течение десяти лет по освобождении от поселения, для приговоренных к исправительному дому - в течение десяти, а к тюрьме - пяти лет по освобождении их из заключения.

Эти сроки могут быть по просьбе приговоренных сокращены при наличности следующих условий: 1) если истекла половина сих сроков; 2) они прожили в последнем месте жительства не менее двух лет; 3) получили свидетельство в одобрительном поведении. Как само сокращение срока, так и размер такового зависит от усмотрения того учреждения, которому предоставлено это право; по проекту Редакционной комиссии таким учреждением был поставлен окружный суд места пребывания преступника, Государственный Совет, не возражая в принципе против этого правила, отнес его к процессу. Согласно сему Комиссия по пересмотру судебных уставов и проектировала, что ходатайства о сокращении сроков направляются к прокурору, который, по собрании надлежащих сведений, предлагает таковое местному, по месту жительства, окружному суду.

По предположениям Редакционной комиссии такой перечень правопоражeний должен был быть ограничительным, т.е. в других томах Свода законов не должно было содержаться никаких иных правопоражений как дополнения наказаний, кроме указанных в ст.30; равным образом с ним должны были быть согласованы и законоположения, определяющие порядок службы государственной и по выборам, а равно и определяющие ценз для лиц, занимающихся известной профессиональной деятельностью; что касается первого условия, то оно в общем сохранено и при рассмотрении Уголовного уложения в Государственном Совете с немногими изъятиями, но второе было изменено в том смысле, что большинство цензовых условий сохранило бессрочность по отношению к лицам, отбывшим наказание, что и выражено в ст.31, "если в законе не постановлено относительно бессрочной их утраты". Таково, например, воспрещение поступать на военную службу согласно ст.13 и 134 Устава о воинской повинности, причем вольноопределяющимися не могут быть принимаемы все признанные виновными в воровстве или мошенничестве, безотносительно к назначенному за это наказанию. Точно так же по учреждению судебных установлений лишение права быть присяжным заседателем, занимать должности по судебному ведомству и земских начальников относится ко всем подвергшимся наказанию тюрьмою, и притом бессрочно, и т.д. Такая же бессрочность существует по отношению к праву быть принимаемым в присяжные и частные поверенные, участвовать в сословных собраниях, а равно в земских и городских избирательных собраниях. По указанию Государственного Совета такая бессрочность должна быть установлена и для поступления на государственную службу вообще.

Эти правопоражения наступают во всей их совокупности, но независимо от сего закон знает отдельные поражения прав, наступающие в силу особых свойств отдельных преступных деяний, которые потому специально указываются при определении наказаний за отдельные правонарушения, сопровождая такие главные наказания, которые в общем порядке не влекут за собою подобных правопоражений. Виды этих дополнительных взысканий перечислены в ст.33, которая относит сюда:

1) удаление от занимаемой должности, с воспрещением состоять в равной или высшей должности в течение законом установленного срока или без такового воспрещения для служащих и духовных инославных исповеданий;

2) лишение духовного сана для духовных инославных исповеданий;

3) воспрещение участвовать в сословном, земском, городском или общественном собрании;

4) лишение родительской власти над малолетними и несовершеннолетними детьми с учреждением над ними опеки или попечительства или воспрещение быть опекуном или попечителем;

5) лишение права заниматься, в течение установленного срока или навсегда, определенными в законе видами торговли либо промыслом, или же иной, указанной в законе деятельностью; и

6) закрытие торгового или промышленного заведения или отобрание промыслового свидетельства; последнее ограничение является частью имущественным дополнительным наказанием, частью же - лишением виновного фактической возможности осуществлять известные профессиональные права.

3. Поражение прав семейственных. Статья 29 Уголовного уложения, в отличие от ст.25 и 26 Уложения 1845 г. и даже ст.25, 26 и 27 действующего Уложения, не говорит, что присуждение к смертной казни, каторге или поселению сопровождается лишением прав семейственных, а указывает лишь, что это присуждение влечет за собою различные изменения в сфере правоотношений, в отдельных пунктах этой статьи исчисленных, так как в действительности эти права не разрушаются ipso jure, а только дается возможность их разрушения или ограничения; этим современная конструкция поражения прав семейственных и имущественных отличается не только от гражданской смерти, но и от лишения всех прав состояния 1845 г.*(1913)

При этом Уложение указывает только общие условия поражения прав, а подробные правила относительно семейственных прав осужденных как в течение времени со дня обращения приговора к исполнению до дня освобождения их от поселения, так и после освобождения от такового изложены в Законах гражданских и в Уставе о ссыльных.

Поражение супружеских прав.*(1914) Старое наше право не знало наказаний, обязательно разрушающих союз супружеский; даже в вечную ссылку преступники шли с их женами и детьми, по правилу - "где муж, там и жена"*(1915).

Только в 1720 г. Указом 16 августа (Полное собрание законов, N 3628) дана законная возможность женам расторгнуть брак, если мужья сосланы в вечную каторжную работу - "понеже мужья отлучены вечно, подобно яко бы умре". При этом жены могли, если пожелают, выходить замуж*(1916), постричься или жить в своих деревнях. Вступать в новый брак они могли первоначально не иначе как с разрешения Святейшего Синода, а с 1767 г. - епархиальных архиереев. В 1768 г. Законом 11 апреля (Полное собрание законов, N 13097) прямо указано (хотя на практике это признавалось и ранее), что и мужья, в случае ссылки их жен, имеют право просить о разводе; а Указом 1807 г. августа 16 (Полное собрание законов, N 22591) по делу Солоницыной пояснено, что если оставшийся супруг не просил о разводе, то прежний брак остается в силе*(1917).

Свод законов указывал, что к осуждению в каторгу и ссылке на поселение присоединяется лишение прав семейственных; Уложение 1845 г. (ст.27) говорило, что лишение прав семейственных состоит в прекращении прав супружеских*(1918). Государственный Совет, включая в Уложение это постановление, придал было ему еще более категорическую форму, но в окончательной редакции отказался от такого определения, указав, что присуждение к указанным в законе наказаниям влечет за собою прекращение прав супружеских, если супруг не последовал за ним, и расторжение брака в случае ходатайства одного из супругов.

Устав о ссыльных всячески содействовал тому, чтобы семейный союз не расторгался, а семейства следовали за ссыльными и там содействовали успеху колонизации*(1919). Губернские правления при исполнении приговоров судебных мест о ссылке в каторгу или на поселение объявляют супругам осужденных, не желают ли они следовать с осужденными, и о последствиях объявления отмечают в статейных списках. Если они заявят желание следовать, то губернские правления снабжают их и следующих в ссылку детей одеждой, обувью и кормовыми деньгами на том же основании, как и арестантов (ст.253); мужья также могут свободно следовать за своими женами (ст.254), причем если они или жены, следующие за мужьями, принадлежат к податным сословиям, то не обязаны испрашивать согласия обществ (ст.257 и 263 Устава о ссыльных); женщины, идущие за мужьями, во время пересылки не разделяются от них (ст.85 и 259) и во все время получают одежду, обувь и кормовые деньги. Но следование за осужденными как для мужей, так и для жен необязательно.

Точно так же и Уложение, как было указано выше, условием поражения прав супружеских ставит: "в случае, когда супруг осужденного не последовал за ним в место каторги или поселения"; относительно же расторжения оговаривает: "по ходатайству одного из супругов". Таким образом, эти последствия не наступают в силу закона, не зависят от усмотрения судьи, а определяются волею или невинного супруга, или даже осужденного лица; поэтому не могут почитаться карательными мерами, дополняющими главные наказания, а составляют только гражданские последствия присуждения к известным наказаниям.

Поэтому в случае присуждения к каторге или поселению невинному супругу предоставляется остаться на месте прежнего жительства или вообще не следовать за другим супругом, и в таком случае супружеские права другого супруга и фактически, и юридически прекращаются (ст.1081 Законов гражданских). Но они не только сохраняются, но и восстанавливаются, как скоро невинный супруг последует на место отбытия наказания или впоследствии явится туда.

Уголовное уложение, говоря о следовании супруга, никаких дальнейших условий для "следования" не устанавливает; но постановление Устава о ссыльных, а в особенности ст.50 Законов гражданских содержат дополнительные указания. Во-первых, следование должно быть добровольное, и закон имеет в виду (ст.254, 257 Устава о ссыльных) только супругов, не участвовавших в преступлении другого супруга: присуждение одновременное обоих супругов к каторге или поселению и, так сказать, принудительное следование их в место отбытия наказания само по себе препятствием к расторжению брака не служит. Во-вторых, как говорило и говорит, что следование должно быть для продолжения супружеского с ним сожития, а потому если тот или другой супруг докажут, что прибытие в место отбытия наказания невинного супруга не имело этой цели, а определялось какими-либо другими основаниями, то за ними сохраняется право на расторжение брака.

Засим, если супруг не последовал и, следовательно, брак фактически расторгнут, то по ходатайству супругов брак может быть расторгнут, и в этом случае развод не есть необходимое последствие ходатайства, так как его удовлетворение зависит от того, допускается ли развод правилами того вероисповедания, к которому принадлежит просящий, как это и выражено в новой редакции ст.50 Законов гражданских, прямо указывающей, что духовное начальство в разрешении сей просьбы руководствуется правилами своего вероисповедания*(1920).

Если же просьбы о разводе не было или развод не был дан надлежащей духовной властью, то брак остается в своей силе, так что по прекращении наказания по монаршему милосердию или в силу нового судебного приговора, признавшего осужденного невинно осужденным (ст.53, т.X, ч.I), прежнее брачное сожительство, буде расторжение брака еще не последовало, восстановляется само собою.

Условие неследования имеет, так сказать, отрицательный, а по тексту ст.29 Уложения исключающий характер, т.е. факт действительного следования с целью продолжения супружеского сожития разрушает право просить о разводе. Приобретается же это право на развод с момента вступления приговора в силу и может быть осуществляемо, хотя бы на другой день по вступлении*(1921). Это соображение особенно важно в тех случаях, когда преступник бежал до действительной отправки его в ссылку, но после вступления приговора в силу, или в случае отбывания им срока каторги в тюрьмах Европейской России, например, в тюрьме шлиссельбургской, когда, следовательно, право просить о разводе сохраняется за невинным супругом до тех пор, пока осужденный не отправлен в ссылку и другой супруг не последовал за ним.

Просьба о разводе не может быть подана лицом, последовавшим в место ссылки или отбытия наказания. Поэтому для прекращения этого права недостаточно заявления губернскому правлению о желании следовать за осужденным или получения от казны одежды, кормовых денег, даже фактического следования за ссыльным, а необходимо прибытие на место отбытия наказания или, по крайней мере, поступление в ведение Тюменского приказа.

Для супруга, последовавшего за осужденным в ссылку, брак прекращается или смертью другого супруга или новым присуждением другого супруга, к каторге или поселению (ст.52 Законов гражданских).

В ст.50 Законов гражданских (т.Х, ч.I по изд. 1887 г.) были означены одновременно два условия ходатайств - просьба о расторжении прежнего брака и о вступлении в новый брак; но очевидно, что это последнее ходатайство не составляло необходимого условия расторжения*(1922). Невинный супруг, брак коего расторгнут, мог вовсе не вступать в новый брак или поступить в монастырь и т.д., иначе пришлось бы расторгнутый формально брак считать затем сохраняющим силу, как скоро невинный супруг не захотел или даже и не мог (в случае, например, смерти жениха или невесты, отказа их и т.д.) вступить в новый брак*(1923). Теперь с изменением текста статьи 50 всякие недоразумения в сем отношении устранены, так как второе условие вовсе опущено.

По тексту законов до 1892 г. право просить о разводе принадлежало только невинному супругу, а супруг виновный, по-видимому, осуждается на вечное безбрачие. Но такое применение закона не соответствовало ни условиям жизни ссыльных, ни колонизационным целям ссылки. Напротив того, Устав о ссыльных, собственно говоря, поощряет вступление ссыльных в браки. Хотя до действительного распределения приговоренных к поселению ссыльным (ст.409) запрещается вступать в брак между собою, но им дозволяется жениться в пути, тем более по вступлении приговора в силу до действительного обращения к исполнению, на непреступницах, а по действительном их распределении они могут жениться и на преступницах. Мало того, относительно поселенцев ст.330 и 415 Устава о ссыльных говорят, что для поощрения сих поселенцев к вступлению в брак и к оседлой жизни назначаются особые денежные пособия как им самим, так и тем, кои вступят с ними в брак, причем свободная женщина, вышедшая за ссыльного, получает из казны 50 руб, а поселенцу, вступившему в брак с ссыльною, выдается для домообзаводства 15 руб. При заключении брака ссыльного с ссыльной жены всегда остаются при своих мужьях. Суровее относился закон (ст.413) к женщинам, приговоренным к поселению, так как со времени обращения приговора к исполнению и до отбытия наказания они могли вступать в брак с одними только поселенцами; но ныне эта статья отменена, и они могут вступать в брак на общем основании (ст.414). Каторжным по обращении приговора к исполнению и до перевода на поселение браки вовсе воспрещаются (ст.412), но затем они могут вступать в таковые на тех же основаниях, как и приговоренные к поселению.

Но во всех постановлениях, относящихся до вступления в новый брак ссыльных, не содержалось никакого указания на то, относятся ли они только к ссыльным холостым и вдовым или же они распространяются и на женатых, за коими в ссылку не последовали их супруги*(1924). Практика сибирская, как видно из отчетов генерал-губернаторов, постоянно толковала эти постановления в последнем смысле. Из отчета Главного тюремного управления за истекшее десятилетие даже видно, что Министерством внутренних дел был возбужден вопрос о разрешении ссыльным, за коими не последует их семейство, вступать в новые браки без формального расторжения прежних*(1925).

С 1882 г. сибирское духовенство особенно убедительно стало ходатайствовать, в видах уменьшения разврата ссыльных, об облегчении им расторжения брака в случае непоследования за ними другого супруга, и в 1890 г. состоялось благоприятное в сем отношении постановление Святейшего Синода, на котором и основан Закон 14 декабря 1892 г. На основании этого закона (ст.409 и 501 Устава о ссыльных по прод. 1895 г., 4121 Закона 1902 г.) лица всех исповеданий, приговоренные к ссылке в каторжные работы или на поселение, если супруги их не последовали за ними на место ссылки, могут просить о расторжении брака и о разрешении вступить в новый брак: каторжные - после перевода на поселение, а поселенцы - по истечении двух лет со дня вступления приговора о них в законную силу. Просьбы подаются подлежащему, по месту совершения брака, духовному начальству; просьбы раскольников обращаются в подлежащий суд по месту записи браков в метрическую книгу. Просьбы сосланного принимаются через полицейское управление, в ведении коего он состоит. К просьбам прилагаются засвидетельствованные копии со статейного о сосланном списка с отметкой о том, что супруг сосланного не пожелал следовать за ним в место ссылки, хотя, конечно, эта отметка не составляет какого-либо предустановленного доказательства и факт следования или неследования супруга за ссыльным может быть установляем и всеми другими способами. Духовная консистория или подлежащее судебное место, постановив решение о расторжении брака, уведомляют о том не последовавшего в ссылку супруга и делает распоряжение об учинении соответственных отметок в церковных книгах и в гражданских документах. Православная духовная консистория сверх того обязана доносить о всех расторгнутых ею браках ссыльных Святейшему Синоду.

Поражение родительских прав. Уже в Указе 13 ноября 1680 г. (N 846) было определено, что дети старше 3 лет не следуют в ссылку за родителями. Указами 1720, 1753 и 1768 гг. установлено право детей следовать или не следовать за их родителями в ссылку, с некоторыми только ограничениями для податных сословий.

Ныне 2-й пункт ст.29 Уложения говорит, что власть родителей над детьми, прижитыми до вступления приговора в законную силу или до воспоследования в подлежащих случаях Высочайшего соизволения на приведение приговора в исполнение, прекращается, если дети не последовали за осужденным на место ссылки или впоследствии оное оставили; то же повторяет и ст.178, т.X, ч.1.

Сами же условия следования детей за родителями определены Законами 1 сентября 1862 г. и 24 марта 1869 г. (Устав о ссыльных, ст.260 и след.) и заключаются в следующем:

1) Дети старше 14 лет могут следовать в ссылку за родителями лишь по их собственному желанию.

2) Дети моложе 14 лет: а) если другой супруг не следует за осужденным, остаются при нем и под его опекой на общем основании; б) если же в живых один виновный супруг или к ссылке приговорены оба родителя, то при осуждении их на поселение дети отправляются с ними, а при осуждении в каторгу остаются на месте с учреждением над ними опеки; но губернаторам и в этих случаях предоставляется разрешать детям следовать за родителями; в)если за ссылаемым следует его невиновный супруг, то дети отправляются с ним, буде, по желанию родителей, общество или кто-либо из родственников и других благонадежных лиц не примет их на свое попечение; грудные дети во всяком случае остаются при матерях. Дети, находящиеся в казенных заведениях на казенном содержании, родителями к следованию за ними требуемы быть не могут; равным образом не могут требовать отправления за ними, детей родители, лишенные власти над ними с учреждением опеки или попечительства.

Дети, последовавшие в ссылку за родителями, могут возвращаться и без родителей, но если они не имеют 17 лет, то не иначе как с согласия родителей, а старше этого возраста, принадлежащие к податным сословиям - хотя и без согласия обществ, к коим они были приписаны, но по представлении приговора общества, в которое они желают вступить, и свидетельства о несостоянии за ними недоимок.

Дети, не последовавшие за родителями, освобождаются от власти родителей, но вместе с тем по Закону 7 апреля 1876 г. теряют льготы, которые принадлежали бы им по их семейному положению при отбывании воинской повинности; дети, последовавшие за родителями, подчиняются их власти на общем основании.

Разрушение союза родства. Третья часть ст.27 Уложения 1845 г. говорилаопрекращении всех прав, основанных на союзе родства или свойства, но вытекающие из такового союза обязанности оставались в своей силе. На этом основании родственные отношения ссыльного, конечно, получали свое полное значение при определении условий вступления ссыльного в брак; равным образом наличность этих условий влияла на определение ответственности ссыльного за кровосмешение, при установлении ответственности за другие преступления, в коих влияет родство виновного и пострадавшего, и т.д. Таким образом, этот вид поражения прав семейных являлся совершенно неопределенным, а между тем только он один по тексту закона являлся безусловно определенным, так как он наступал волею закона, безотносительно к воле самих членов семьи. Вводя такое карательное последствие, закон забывал даже основные начала естественного чувства любви родителей к детям, в силу коего, как говорит народная поговорка, "дитя хоть и криво, да отцу, матери мило", и начала христианского прощения, преподанные в притче о блудном сыне. Редакционная комиссия вовсе не признавала возможным включать в закон указания на такие последствия, а Государственный Совет, склоняясь первоначально к мысли удержания постановлений Уложения 1845 г., в окончательной редакции ограничился только указанием в п.3 ст.27, что присуждение к смертной казни, каторге и поселению влечет за собою утрату осужденным прав по имуществу, вытекающих из союза родственного.

4. Поражение прав имущественных. Указом 1753 г., определившим понятие политической смерти, было разъяснено, что имущество такого преступника поступает к его жене и детям по указным частям. Указом 1776 г. устранено от участия в этом наследстве новое потомство ссыльного, происшедшее от его брака на месте ссылки. В Жалованной грамоте дворянства было определительно сказано: "Благородного наследственное имение, в случае осуждения и по важнейшему преступлению, да отдастся его законному наследнику", и сила этой статьи распространена Указом 1802 г. на другие сословия. Законом 1831 г. признана недействительность духовных завещаний, составленных после объявления приговора. Наконец, в Своде 1832 г. в ст.155 было общим образом сказано, что лишенные прав не могут быть ни наследниками, ни завещателями.

По Уложению о наказаниях 1845 г. к последствиям осуждения в каторжные работы и в ссылку на поселение относилось поражение имущественных прав*(1926). Осужденные теряли право собственности (ст.28 Уложения): все прежнее имущество их, со дня обращения окончательного о том приговора к исполнению, поступало к их законным наследникам, так же, как поступило бы оно вследствие естественной смерти; к ним же по праву представления поступало и всякое имущество, которое могло бы достаться виновному по наследству после его осуждения.

По Уложению изд. 1845 и 1857 гг. (ст.32) поражение имущественных прав, как и последствия лишения всех прав (ст.531, ч.2, т.X, по изд. 1857 г.), наступало со времени воспоследования объявления окончательного приговора как момента вступления приговора в законную силу; но в издании Уложения 1866 г. текст закона, ввиду согласования его с п.1 ст.945 Устава уголовного судопроизводства, был изменен, впрочем неудачно, и моментом наступления правопоражений поставлен день обращения окончательного приговора в исполнение*(1927). Поэтому, как разъяснил Правительствующий Сенат в решении 1880 г. N 19, по Общему собранию, приговоренные к наказанию, соединенному с лишением всех прав состояния, сохраняли правоспособность к совершению актов на их имущество и после вступлению приговора в законную силу до обращения его к исполнение, в частности по тем делам, по коим вступившие в законную силу приговоры представляются на Высочайшее усмотрение, до воспоследования такого разрешения.

Действующее Уложение по отношению к поражению имущественных прав различает два вида. Во-первых, утрату осужденным прав по имуществу, как вытекающих из союза родственного, так и вообще принадлежавших ему до вступления приговора в законную силу или до воспоследования в подлежащих случаях Высочайшего соизволения на приведение приговора в исполнение. Закон не определяет, в чем именно заключается такая утрата, предоставляя определение подробностей Законам гражданским и Уставу о ссыльных. Из сопоставления же сих последних правил оказывается, что осужденный утрачивает все наличное имущество, в чем бы оно ни заключалось, значит, не только имущество, которым он обладал на праве собственности, но и все то, которое состояло у него на праве владения или пользования, имущество не только наличное, но и долговое*(1928), все имущественные иски и требования - одним словом, всю совокупность его имущественных прав. Но что же делается с этим имуществом? Уложение 1845 г. говорило, что это имущество поступает к законным наследникам осужденного, точно так же, как поступило бы вследствие его естественной смерти. Действующее Уложение хотя такого указания не содержит, но тот же вывод должен быть сделан из текста ст.1222 Законов гражданских т.Х, ч.I, которая гласит, что наследство открывается присуждением владельца к каторге или ссылке на поселение, а равно и ст.1159 относительно выдачи указной части.

Но кого нужно разуметь под выражением "законные наследники" - наследников по закону или же и наследников по завещанию? Прямого ответа на этот вопрос закон не давал. Хотя ст.1019 т.Х ч.1 и говорила, что недействительны духовные завещания лишенных всех прав состояния, когда приговор им объявлен, но и она не говорила прямо, о каких завещаниях идет речь: составленных до вступления приговора в законную силу или после того. Причем это сомнение усиливалось ввиду ст.1020, которая говорила, что лица, содержащиеся под стражей, доколе приговор о лишении их прав состояния им не объявлен, не лишаются права составлять завещания.

Гражданский кассационный департамент в решениях 1876 г. N 536, по делу Мироновой, и 1878 г. N 92, по делу Овсянниковых, разъяснил это сомнение в том смысле, что, согласно точному смыслу ст.1010 т.Х ч.1, духовное завещание есть объявление воли владельца о его имуществе только в случае его смерти, поэтому до наступления физической смерти завещателя не может быть поднят и вопрос об осуществлении прав, основанных на завещании этого лица; что поэтому имущество лишенных всех прав, как это и указано в Уложении, может переходить только к наследникам по закону. Если бы затем и наступила смерть лишенного прав состояния, то и она не может изменить порядок перехода имущества, так как если завещатель, будучи правоспособным при составлении завещания, впоследствии лишится права распоряжаться принадлежащим ему имуществом, то прямым последствием потери им этого права будет недействительность его духовного завещания, а в таком положении именно и находится лишенный всех прав, так как он в момент физической смерти уже не имел имущества, перешедшего к законным наследникам. По отношению же к ст.1020 т.X, на основании коей находящиеся под арестом могут составлять завещания, доколе им приговор о лишении прав не объявлен, Правительствующий Сенат полагал, что эта статья имеет в виду те случаи, когда составивший завещание умрет до вступления приговора в силу, так как тогда сила духовного завещания, составленного во время содержания под стражей, является ничем не поколебленной.

Такое толкование Гражданского кассационного департамента, хотя и возбуждало сомнения при действии Уложения 1845 г. (ввиду того, что ст.28 Уложения говорила: "Так же, как поступила бы вследствие его естественной смерти")*(1929), является возможным теперь, так как закон уголовный нигде не говорит, чтобы приговор даже к наиболее тяжким наказаниям равнялся бы физической смерти. Поэтому в момент вступления приговора в силу завещание не может иметь практического значения, так как оно по ст.1010 есть распоряжение на случай смерти, а таковая еще не наступила, а в случае смерти осужденного после вступления приговора в силу завещание, насколько оно относится к прежнему имуществу завещателя, не осуществимо, а потому и недействительно, ибо завещанное в этот момент не находилось в обладании завещателя, а составляло собственность других лиц - его наследников по закону. Но тем нагляднее выступает внутренняя несправедливость этого постановления, так как здесь, в сущности, наказывается не сам осужденный, а те физические или юридические лица, которым предполагалось передать таковое имущество, а получают имущество люди совершенно случайные, даже, может быть, из корысти побуждавшие его к преступлению, но не уличенные в том. Поэтому и так как Государственный Совет при рассмотрении Уложения вовсе не останавливался на этом вопросе, то казалось бы справедливым из ст.1019 Устава уголовного судопроизводства вовсе исключить указание на недействительность духовных завещаний приговоренных к каторге и поселению и, напротив того, прямо указать в законе, что утраченное осужденным имущество переходит к его наследникам по закону или по завещанию.

Во-вторых, поражение имущественных прав состоит в утрате осужденным прав на наследование по закону и по завещанию. Уложение 1845 г. в ст.28 поясняло, что к законным наследникам также, по праву представления, поступает и всякое имущество, которое могло бы достаться виновному после его осуждения. Действующее Уложение не содержит никаких в этом отношении указаний, отсылая к Законам гражданским и к Уставу о ссыльных и указывая только на время открытия наследства. Из сопоставления же этих узаконений оказывается, что согласно ст.1107 приговоренный к каторге или поселению с момента вступления приговора в силу не может наследовать по закону, а потому наследство переходит к его правопреемникам по праву представления, безотносительно к тому, последовали или не последовали они за ним; но это правило не может относиться к той семье, которая образовалась в ссылке, и отчасти к той, которая последовала за осужденным в ссылку. Так, согласно ст.4221 Устава о ссыльных (по предписанию комиссии), в порядке наследования по закону приговоренные к каторге или поселению могут наследовать только в имуществе супругов, брак с коими не был расторгнут или с которыми они вступили в брак после осуждения, а также в случаях, в Законах гражданских указанных, в имуществе последовавших за ними или прижитых после осуждения детей.

Эти постановления несомненно относятся к лицам, отбывающимнаказание, но применимы ли они к отбывшим наказание, т.е. освобожденным от поселения и перечисленным в крестьяне? Ответ на это дает п.3 ст.29, говоря, что осужденный утрачивает права по имуществу, вытекающие из союза родственного, и притом навсегда, а потому и право наследования по закону, как основанное на союзе родства, также разрушается навсегда, а потому преступник, отбывший наказание каторгой или ссылкой на поселение, тем не менее не может наследовать в имуществе, могущем перейти к нему в силу прежних родственных отношений, а таковое, по праву представления, переходит к членам семьи, образовавшейся до вступления приговора в силу, или к прежним его сородичам. Это положение и выражено с точностью в новой редакции ст.1107 Свода законов гражданских.

В ином положении находится вопрос о приобретении имущества по завещанию. В "Журнале Особого совещания при Государственном Совете" было высказано: "Наследование по закону, основанное на связях семейных и родственных, очевидно находится в зависимости от состояния прав, истекающих из союза родственного и семейного, а потому, вместе с лишением осужденного сих прав, навсегда им утрачивается. Право же наследования по завещанию, само по себе, независимо от того, что посредством него уже было приобретено, относится не к осуществленным уже правам, но составляет лишь элемент гражданской правоспособности лица, подобно праву на будущие произведения своего труда, на вступление в сделки и договоры и т.п. Согласно сему право наследования по завещанию не должно быть утрачиваемо действием собственно судебного приговора. Осуществление его может быть признано только несовместимым с условиями отбывания наказания. Поэтому наследование по завещанию может быть воспрещено осужденному или ограничено только относительно таких наследств, которые открываются со времени вступления приговора о нем в законную силу и до дня освобождения его от наказания". Сообразно сему по первоначальным предположениям Государственного Совета в ст.29 был включен особый пункт 5, устанавливающий таковое правило; но затем он был исключен как не относящийся к законам уголовным, а в ст.1067 п.4 (т.Х), в новой ее редакции, указано, что приговоренные к каторге или ссылке на поселение по вступлении приговора в законную силу и до освобождения от поселения лишаются права наследования по завещанию. На то же указывает и ст.4222 Устава о ссыльных.

На этом основании, если завещатель умер до вступления приговора в законную силу, то завещанное, как принадлежавшее в момент вступления приговора в законную силу присужденному к наказанию, в ст.29 указанному, переходит к его наследникам, а если приговор вошел в законную силу до смерти завещателя, то так как наследник лишен права наследовать по завещанию ранее смерти завещателя, то и все завещательные распоряжения в его пользу теряют свою силу и право представления не имеет применения (решение Гражданского кассационного департамента 1871 г. N 920, по делу Гутковой). Наконец, если завещатель умер после освобождения того, кому имущество завещано, от поселения, то все завещательные распоряжения по отношению к нему восприемлют силу на общем основании.

Разрушая имущественные права осужденного, государство не разрушает его имущественной правоспособности; закон не проводит, да и не может провести и в этом отношении приравнения лишения всех прав к гражданской смерти.

Прежде всего и за лишенными всех прав закон признает возможность иметь движимое имущество и приобретать таковое. Так, ст.52 Устава о ссыльных говорит, что каждое губернское правление при отправлении ссыльных отбирает собственные их деньги и при именном списке отправляет в Тюменский приказ, выдавая ссыльным квитанции; во время пересылки ссыльным не воспрещается принимать подаяния и даже собирать милостыню; затем в Уставе содержится ряд правил о хранении и выдаче собственных денег ссыльных (ст.178 и след.), причем указано, что деньги эти выдаются на руки по принадлежности ссыльно-поселенцам при начале их водворения, а каторжным - по переводе их на поселение; до того же времени считаются oни как артельные деньги, людям сим принадлежащие (ст.186). По ст.422 Устава о ссыльных, по предположению Комиссии о согласовании Устава с Уложением, приговоренные к каторге или поселению не лишаются права после вступления в законную силу судебных о них приговоров приобретать движимое и недвижимое имущество, а равно вступать в договоры и обязательства по имуществу, с ограничениями, указанными в Уставе о ссыльных, в Уставе о содержащихся под стражей и в Законах гражданских, в коих также указаны и ограничения в распоряжении и пользовании имуществом каторжных*(1930). Так, например, по ст.4222 приговоренные к каторге не могут приобретать имущества посредством дарения; из сего правила исключаются доброхотные приношения в пользу заключенных для улучшения их пищи.

Но при таком расширении прав каторжных и поселенцев по имуществу во время отбытия ими наказания, естественно, получает еще большее значение вопрос о праве распоряжения ссыльными их имуществом на случай смерти и о порядке наследования в имуществе ссыльных, и притом во время отбытия наказания и после отбытия.

Во время отбытия наказания.Уложение о наказаниях не содержало никаких особенных постановлений об ограничении лишенных прав состояния в их праве распоряжения имуществом на случай смерти, но п.2 ст.1019 Свод законов гражданских категорически постановлял, что недействительны духовные завещания людей, лишенных всех прав состояния, после того как приговор им объявлен. Основанием такого ограничения могла послужить только идея юридического вымирания личности, положенная в основу института лишения всех прав состояния; но с устранением этого ограничения и существование 2-го пункта ст.1019 утратило всякое основание, и в соображениях Особого совещания при Государственном Совете нет никаких указаний относительно сохранения этого правоограничения. Тем не менее при новом редактировании ст.1019 т.Х большинством членов комиссии была принята такая система, что завещания, составленные до вступления приговора в законную силу, признаются недействительными, а составленные после этого момента осуществляются на общем основании. Но я думаю, что такое различение основано на недоразумении. Присуждение к каторге и поселению само по себе никаких изменений в силе и значении актов, относящихся до имущества и составленных до вступления приговора в силу, не вносит. По отношению к прежнему имуществу завещателя, как я уже говорил, завещание, конечно, не будет иметь значения, если закон не сделает о сем прямого указания: в момент вступления приговора в силу потому, что завещание вообще не имеет значения как распоряжение на случай смерти, а в момент действительной смерти потому, что это завещание заключает распоряжения имуществом, в момент осуществления завещания не принадлежавшим завещателю. Но все остальные распоряжения, насколько на них ни влиял состоявшийся приговор, конечно, сохраняют свою юридическую силу, и нет никакого основания требовать от осужденного, чтобы он возобновил свою волю после приговора. Если кто-либо до совершения преступления составил завещание, коим все оставшееся после него имущество завещал своей жене, если после осуждения его на каторгу брак остался в силе и он затем умер, то почему жена, последовавшая за ним, не является наследницей по отношению к оставшемуся после него имуществу, каковою она была бы, если бы завещание было составлено после приговора?

Далее, переход оставшегося после осужденного имущества к наследникам по закону определяется особыми, изложенными в Уставе о ссыльных правилами (ст.428 и след.). Это имущество в случае его смерти до освобождения от поселения или учинения им нового преступления, влекущего лишение имущества, переходит к находящимся при нем прямым наследникам и супругу в указной части; если же прямых наследников нет, то все имущество переходит к находящейся при ссыльном жене, как последовавшей за ним, так и вышедшей за него в ссылке. После женщины ссыльной имущество, при неимении прямых наследников, переходит к мужу или родителям одного с нею звания, или детям, пришедшим с нею в Сибирь по своей воле. В том случае, когда после ссыльного не окажется ни завещания, ни одного из упомянутых выше наследников, то его имущество никогда к наследникам, пребывающим во внутренних губерниях, не обращается, а поступает через продажу установленным образом в экономический капитал ссыльных (ст.431).

После отбытия наказания.Так как по освобождении от поселения осужденные переходят в сословие крестьян или мещан, то на них распространяютсяобщие положения Законов гражданских, в том числе и правила, касавшиесяпорядка наследования после их смерти. Относительно наследования по оставшемуся после них завещанию, мне кажется, сомнений и затруднений не возникнет, но относительно наследования по закону? Могут ли явиться наследниками прежние его сородичи и прежняя его семья? Я полагаю, что здесь нужно сделать различие супругов и детей, с одной стороны, и родственников - с другой. По отношению к супругу, если брак был расторгнут, то и все права супруга, вытекающие из союза брачного, следовательно, и право на указную часть, прекращаются, а если брак расторгнут не был, то хотя бы супруг и не последовал за ссыльным, он сохраняет свои наследственные права. Относительно детей, не последовавших за ссыльным, по п.2 ст.29 Уложения прекращается только родительская власть, но сам союз сохраняет силу, а потому дети и их потомство сохраняют право наследования наравне с детьми, последовавшими за ссыльным или родившимися от нового его брака, как братья или сестры полнородные, или единокровные, или единоутробные. Напротив того, родственники, включая сюда братьев и сестер, и родителей ссыльного, теряют право на наследование по смыслу п.3 ст.29, ибо если бывший ссыльный не может наследовать в имуществе своего брата, то и брат не может сохранять такового права*(1931).

226.II Ограничение выбора места жительства. По Уложению 1845 г. это дополнительное взыскание представлялось в нескольких видах. Таким был, во-первых, полицейский надзор, который по Уложению являлся последствием высших исправительных наказаний, а именно: ссылки на житье (ст.44) и заключения в исправительные арестантские отделения (ст.48) или втюрьму, заменившую рабочий дом (ст.49)*(1932). Полицейский надзор был или бессрочный, как последствие ссылки на житье, или срочный, а именно: для освобожденных из арестантских отделений - 4 года, из бывшего рабочего дома - 2 года, из крепости двух высших степеней и бывшего смирительного дома - 1 год*(1933).

Для лиц непривилегированных полицейский надзор мог быть заменен надзором обществ, если таковые пожелали принять их.

Приговоренные к отдаче под надзор полиции отправлялись в назначенное для них или избранное ими самими место жительства с уведомлением о том местной полиции и губернатора (ст.971 Устава уголовного судопроизводства). В продолжение времени надзора они не могли переменять место жительства и удаляться от оного без дозволения полиции или общества; поднадзорным, не имеющим средств, выдавалось noсo6иe из Министерства внутренних дел. Поднадзорным, по примечанию к ст.51 Уложения (по прод. 1895 г.; ср. также ст.332 Устава о содержащихся под стражей; ст.21 Положения о видах на жительство 1894 г.), было воспрещено жительство и пребывание в столицах и во всех местностях столичных губерний, в губернских городах и даже в их уездах или местностях на расстоянии 25 верст (кроме приписанных к обществам, находящимся в этих уездах и местностях), в крепостях и в 25-верстном от них расстоянии, в городах и местностях, в коих это будет особо воспрещено по Высочайшему повелению*(1934).

Постановления нашего законодательства о надзоре представлялись совершенно неопределенными и непрактичными. В особенности невыясненными были постановления о надзоре общества. Уже комиссия Министерства юстиции 1872 г. указала на их полную практическую несостоятельность. Существенным признаком всякого права, говорила она, является возможность осуществить это право на деле. Общество, по букве закона надзирающее за освобожденным преступником, не имеет возможности каким бы то ни было образом осуществлять этот надзор; он практически всегда остается мертвою буквой и всегда бесплоден как для поднадзорного, так и для самого общества; сохранение за последним исключительного, без всякого участия полиции, права надзора за освобожденным является совершенно бесцельным. Точно так же и Комиссия Государственного Совета 1879 г. находила, что существование надзора обществ тесно связано с правом обществ не принимать лиц наказанных, которые в таком случае подлежат ссылке в Сибирь на водворение в административном порядке, а затем категорически высказалась против обеих мер. Поэтому ныне, с отменой права непринятия обществами освобожденных из исправительного дома, сохранение надзора обществ потеряло последнее основание.

Во-вторых, высылка за границу, как дополнительное наказание, существовала только для иностранцев, и притом, по Закону 25 ноября 1885 года, после отбытия ими наказания в тюрьме, заменяющей бывший рабочий дом (ст.75). Они высылались за границу с воспрещением возвращаться в пределы Poccии; но в случае непринятия их в прежнее отечество они отдавались под общий полицейский надзор по ст.49*(1935).

В-третьих, воспрещение жительства в столицах и иных местах. На основании примечания 2 к ст.58 Уложения лицам, коим по суду воспрещен въезд в столицу, не дозволялось жительствовать в губерниях Московской и Санкт-Петербургской иначе как по особому Высочайшему разрешению. Сюда же относилось и воспрещение жительствовать в собственных виновного имениях с учреждением над ним опеки. Но воспрещение жительства, в сущности, относилоськ исключительным наказаниям, так как оно применялось только по отношению к некоторым особым деяниям; например, последнее наказание назначалось только за отступление от православия (ст.188).

Редакционная комиссия предполагала ограничениям права выбора места жительства придать прежнее название полицейского надзора, но Государственный Совет устранил это наименование как не соответствующее тем правоограничениям, которые под него подводились.

Теперь, по ст.34, приговоренные к каторге, ссылке на поселение или заключению в исправительном доме, а также соединенному с лишением прав состояния заключению в тюрьме по освобождении от поселения или из заключения подвергаются следующим ограничениям*(1936):

1) им воспрещается жительство и пребывание в указанных законом губерниях, уездах, городах или иных местностях, т.е., согласно ст.21 Положения о видах на жительство и п.5 Закона 10 июня 1900 г., в столицах и столичных губерниях; в губернских городах и их уездах и в местностях, отстоящих от губернских городов на расстоянии 25 верст (за исключением лиц, приписанных к обществам в тех уездах и местностях); во всех крепостях и местностях, отстоящих от крепостей на расстоянии 25 верст; в тех городах, где пребывание поднадзорным не разрешается по особым Высочайшим повелениям;

2) в случае неизбрания ими при освобождении от наказания места жительства таковое определяется губернским начальством;

3) им воспрещается без особого разрешения местной полиции оставлять избранное или назначенное место жительства до истечения полугода по водворении в оном;

4) по истечении полугода после водворения дозволяется переменять место жительства, но не иначе как с ведома о том местной полиции.

Bсе эти ограничения, а в частности и указанные в пп.1 и 4, срочные, а именно: для приговоренных к каторге и поселению - пять лет по освобождении от поселения, для приговоренных к исправительному дому - три года и к тюрьме - один год по освобождении из заключения.

Эти сроки, в случае одобрительного поведения приговоренных, могут быть сокращены: пятилетний - до трех лет, трехлетний - до одного года, а годовой - вовсе отменен*(1937).

Но приговоренные к каторге и по истечении сих сроков не имеют права постоянного жительства в столицах, столичных губерниях и в губернии, в пределах коей совершено преступление.

Для иностранцев все эти ограничения могут быть заменены высылкой за границу с воспрещением навсегда возвращаться в Poccию.

227.III. Отобрание имущества. Большее практическое значение из дополнительных наказаний имеет отобрание от виновного всего имущества или только известных предметов, а равно и уничтожение преступных последствий его деятельности.

Конфискация всего имущества, и в особенности недвижимого, в нашем праве, как и на Западе, была весьма распространена не только в древнейшем удельном периоде и в эпоху Судебников, но и в XVII веке. Формула "животы все и поместья, и вотчины имать на Государя" повторяется и в отдельных указах и в Уложения 1649 г.*(1938) Отобрание имущества назначалось и за специально служилые проступки, и за общие. В Уложении, например, таковое указано чинить и за разбой, и за корчемство, и за политические преступления. Конфискация весьма часто употреблялась правительством и в XVIII веке, обыкновенно тогда, когда преступник приговаривался к смертной казни и вечной, а иногда и срочной ссылке. Поэтому на допросах и пытке лиц, обвиняемых в подобных преступлениях, допрашивали и об их пожитках. Конфискованные недвижимые имения всего чаще передавались лицам, содействовавшим розыску виновных, и лицам, близким ко двору*(1939). Затем, хотя в Жалованной грамоте дворянству 1787 г. в ст.23 и было сказано, что благородного наследственное имение в случаях осуждения и по важнейшему преступлению да отдастся его законному наследнику, а Указом 1802 г. 6 мая это постановление распространено на состояния - купеческое, мещанское и земледельческое, - но эти указы никогда не принимались в смысле полной и безусловной отмены конфискации; напротив, Указами 1809, 1810, 1820, 1831, 1834, 1838, 1839 гг. и др. было допущено применение конфискации по преступлениям политическо - изменнического характера. В этом виде постановления о ней перешли в Свод законов (ст.23 по изд. 1842 г.), назначавший конфискацию за участие в бунте против государя и государства, и притом лишь в пограничных губерниях, а составители Уложения (ст.275 проекта) распространили действие сих постановлений не только на все виды бунта по всей России, но и на случаи государственной измены, сделав конфискациютолько мерой чрезвычайной. Государственный же Совет при рассмотрении проекта применил ее и ко всем видам посягательства на особу государя и всехчленов царствующего дома, сделав притом ее назначение в этих чрезвычайных случаях не факультативной мерой, как полагал проект, а обязательной для судов. Таким образом, конфискация всего родового и благоприобретенногоимущества назначалась за всякий вид участия в бунте, заговоре или измене,в ст.241, 244, 249-252 и 254*(1940) указанных, но лишь в некоторых особенныхобстоятельствах и вследствие особых о том постановлений или распоряжений правительства, делаемых повсюду или в одной какой-либо части империи, перед началом войны, или при внутренних смятениях, или же на случай возбуждения или возобновления оных; причем назначение ее было обязательно для судов, а сам порядок ее применения определялся специальными указами*(1941). Но полная не только теоретическая, но и практическая несостоятельность этой меры была признана Министерством юстиции еще в 1871 г., а затем и Редакционная комиссия исключила конфискацию полную из числа принятых ею карательных мер, и она вовсе не упоминается в действующем Уложении.

Конфискация специальная допускалась как по Уложению (ст.58), так и по Уставу о наказаниях (ст.2), и притом в весьма разнообразных формах. Уложение говорило вообще о конфискации принадлежащих виновному вещей или другого имущества, а Устав о наказаниях упоминал об орудиях, употребленных для учинения преступного деяния, или иных принадлежащих виновному вещах*(1942).

Однако все виды отбираемых или конфискуемых предметов по Уложению о наказаниях 1845 г. и Уставу о наказаниях могли быть сведены к трем группам: к первой принадлежало отобрание предметов, которые вообще воспрещены к употреблению в гражданском обороте и которых оставление в обладании виновного составляло бы нарушение закона; таково, например, отобрание икон, писанных в соблазнительном виде, поддельных денег, воспрещенных орудий ловли и т.п.; в этих случаях отобрание применялось, хотя бы о нем и не было особого указания в законе*(1943). Ко второй категории относились предметы, служившие средством для совершения преступления, например, орудия и припасы для подделки монеты, машины и инструменты на недозволенных или тайно устроенных заводах и т.п. К третьей категории относились предметы, добытые посредством преступления, например, взятка, дичь, добытая в недозволенное время, лес, срубленный с нарушением лесоохранительных правил, и т.п. При этом закон не давал никаких общих указаний на то, что подлежит отобранию, а делал подобные указания в Особенной части, при изложении взысканий за отдельные нарушения*(1944). В некоторых случаях, например при нарушениях уставов казенных управлений, конфискация кроме наказания совмещала в себе и вознаграждение казны за ущерб, действительно понесенный или даже предполагаемый, как, например, при отобрании незаконно провезенных или водворенных товаров*(1945).

Редакционная комиссия, внося отобрание отдельных предметов в число дополнительных наказаний, сочла вместе с тем необходимым определить точнее категории предметов, подлежащих отобранию, и начала, ею усвоенные, были приняты и Государственным Советом с небольшими редакционными изменениями.

Таким образом, отобранию подлежат:

1) Предметы, которые запрещается изготовлять, продавать, распространять, иметь при себе или хранить, как, например, поддельные денежные знаки, вредные для здоровья припасы, поддельные документы и т.п.; причем воспрещение имения таких предметов может быть безусловно, для всех и всегда, или условно при несоблюдении известных правил, например, отобрание контрабандных товаров, незаконно выкуренного спирта, или даже воспрещенных к употреблению или имению для известных лиц или учреждений, например, конфискация заграничных товаров, клейм не имеющих, в торговых помещениях; необандероленных папирос в известных торговых заведениях и т.п. Свойство "воспрещенных" может придать известным предметам или специальный закон, или в законном порядке изданные обязательные постановления, или указания уголовного закона, или иногда даже сам характер предмета, в судебном порядке установленный, например, опасность для здоровья предназначенных для продажи съестных припасов, опасность в пожарном отношении известных предметов и т.п.

2) Вещи, предназначавшиеся или служившие для совершения преступных деяний, в случаях, когда отобрание их особо предусмотрено законом, понимая под виновными как физического исполнителя преступления, так и его соучастников. Конфискация этого рода может иметь, как говорит объяснительная записка, двоякое значение: с одной стороны, она служит полицейской мерой безопасности, а с другой - особым видом имущественного взыскания, то, что французское право называет la confiscation reelle*("Реальная конфискация (фр.)."). В этом значении конфискация может быть вполне рационально употребляема при некоторых проступках, как, например, отобрание орудий порубки при лесных нарушениях, конфискация орудий лова при недозволенной охоте или рыбной ловле и т.п., но при этом безусловно необходимо, чтобы такое дополнительное взыскание было специально оговорено при отдельных запретах Уложения.

Отобрание таких предметов не должно быть смешиваемо, конечно, с отобранием предметов в качестве вещественных доказательств, имеющим процессуальное значение (ст.371 и след.). Вещественным доказательством могут быть как предметы, добытые преступлением, так и те, на которые было направлено преступное деяние, которые служили орудием его совершения, и вообще все найденное при осмотре места, при обыске или выемке (или представленное впоследствии при производстве дела) и могущее служить к обнаружению преступного деяния и к улике преступника, безотносительно к тому, могут ли они подлежать отобранию по Уложению или нет. Вещественные доказательства как таковые отбираются и хранятся в порядке, указанном в Уставе уголовного судопроизводства, и возвращаются, согласно ст.686 Устава уголовного судопроизводства, только по миновании в них надобности, т.е. по вступлении приговора в законную силу.

3) Иные особо в законе означенные предметы. Случаи этого рода весьма разнообразны и всегда с точностью определяются в самом Уголовном уложении. Сюда обыкновенно относят и отобрание вещей, добытых посредством преступного деяния или бывших результатом преступной деятельности, хотя нельзя не прибавить, что большей частью отобрание таких предметов производится по другим основаниям.

Так, во-первых, весьма нередко результатом преступной деятельности являются предметы, бытие которых или обладание коими вообще или при данных условиях воспрещены законом, которые потому и подлежат отобранию по пункту 1 ст.36.

Далее, во-вторых, отобранные у виновного вещи могут оказаться принадлежащими определенному потерпевшему лицу или, общнее, не принадлежащими виновному и, так сказать, заставляющими предполагать незаконность их приобретения. Все такие вещи, на точном основании статей 126, 375 и 777 Устава уголовного судопроизводства, отбираются у виновного и возвращаются хозяину, хотя бы он и не предъявлял о том иска; в случае же неотыскания хозяина по истечении установленного срока вещи эти поступают в казну*(1946).

Но, разумеется, такое отобрание не распространяется на предметы и ценности, полученные виновным хотя бы и вследствие его преступной деятельности, но не непосредственно, как, например, платье и мебель, купленные на украденные деньги; эти вещи могут быть обращаемы лишь на удовлетворение иска о вознаграждении потерпевшего в случае несостоятельности виновного, подобно тому, как этот иск может быть обращен и на всякое другое его имущество. Конфискация такого рода предметов может быть допущена разве только на том основании, что никто не может обогащаться или доставлять себе выгоды посредством нарушения закона, но для этого необходимо особое указание уголовного закона, и, собственно, эти случаи и имеет в виду разбираемый пункт ст.36; таковы, например, случаи отобрания неклейменных или не имеющих надлежащей пометы золотых вещей или изделий, найденных у торговцев и мастеров (ст.310); церковных свечей (ст.297), неправильно хранимых или неправильно приобретенных пороха или других огнестрельных или взрывчатых веществ или снарядов и т.п. Сюда же относятся и многие случаи конфискации, указанные в Уставах казенных управлений.

Конфискация того, что служило орудием преступления, отобрание или уничтожение того, что было произведено или добыто преступной деятельностью, заключая в себе лишение или ограничение известных имущественных прав лица, может быть назначаемо только в случаях, особо в законе указанных, и лишь в случае признания подсудимого виновным судом или иным учреждением, компетентным к рассмотрению сего нарушения (при нарушениях уставов казенного управления или уставов административных)*(1947). Но те предметы, которые не должны находиться в обладании частных лиц или в общественном обороте, то, что грозит общественной безопасности, нравственности или народному здравию, даже вообще все то, что может быть устроено или произведено не иначе как по получении надлежащего разрешения, не может быть сохранено и оставлено в частном обладании само по себе, независимо от установления виновности того или другого лица. На этом основании уничтожение подобных предметов, исправление сделанного может быть определено судом, хотя бы он и не применял наказания к виновному за давностью (реш. 1886 г. N 32, по делу Семенова и др.). Соответственно сему ст.38 Уложения говорит, что постановления, в ст.36 и 37 изложенные, применяются судом и в случае оправдания обвиняемого или освобождения его от наказания, а также в случае прекращения или приостановления уголовного преследования. С другой стороны, в этих случаях такие меры могут быть предпринимаемы не только судом, но и полицией, и притом или временно, до возбуждения уголовного преследования (ст.1137, 1145 и след. Устава уголовного судопроизводства)*(1948), или самостоятельно.

Применение специальной конфискации по общему правилу не зависит от усмотрения суда, а наступает силою самого закона; но иногда применение таковой и определение объема конфискации предоставляется усмотрению суда.

Отобранные вещи, буде не подлежат истреблению и если в законе не указано особого для них назначения, обращаются в казну; деньги, вырученные от продажи поступивших в казну вещей, обращаются на устройство мест заключения.

Наравне с постановлениями об отобрании имущества должны быть поставлены и правила, на основании коих у виновного хотя и не отбираются какие-либо предметы, но устраняются последствия его преступной деятельности. К таким последствиям по Уложению 1845 г. относились: сломка или исправление всего неправильно построенного, если неправильность будет признана вредною для общественной безопасности или народного здравия (ст.68 Устава, ст.1058 Уложения); сломка устроенного раскольниками скита, нового молитвенного здания, устроенного без разрешения на то, и вообще всего устроенного без разрешения или несогласно с оным (ст.205); закрытие, упразднение или перенесение построенных без дозволения или не в надлежащем месте церквей и каплиц (ст.1066, 1067); мечетей (ст.1073); синагог (ст.1074); мануфактур или иных подобных промышленных заведений (ст.1075, 1076, 1348); закрытие устроенных в земле Войска Донского рыбоспетных заводов (ст.916); закрытие типографий, литографий и других мест тиснения при нарушениях Устава цензурного (ст.1045); приостановление или прекращение при таких нарушениях повременного издания (ст.1046); уничтожение сочинения или части оного (ст.1045); закрытие открытых без дозволения учебного заведения (ст.1049), ссудных касс (ст.471 Устава). Сюда же должно было быть отнесено уничтожение, вполне или частью, подложных документов, сделание на них надписи и т.д.*(1949) Наконец, особым видом такого же уничтожения последствий преступной деятельности являлись понудительные меры, о коих говорила ст.26 Устава о наказаниях, на основании коей, если проступок состоял в неисполнении закона или предписаний действующих в силу закона властей, виновные приговаривались к исполнению, по мере возможности, того, что ими упущено.

В действующем Уложении (ст.37) эти положения отчасти обобщены и сведены к двум главным типам: во-первых, все открытое или устроенное без надлежащего разрешения подлежит закрытию впредь до получения сего разрешения. При этом сами действия, постройки, приспособления и т.п., для которых требуется такое дозволение, указываются или в законах уголовных, или в специальных уставах и постановлениях.

Во-вторых, неправильно построенное, открытое, устроенное, перестроенное, исправленное или возобновленное подлежит в указанный судом срок на счет виновного сломке, закрытию, исправлению, перенесению в другое место или приведению в прежний вид, но при наличности одного из следующих условий: а) если учиненное виновным будет признано вредным для общественной безопасности или для народного здравия; б) если учинены преступные деяния, предусмотренные в статьях, указанных в п.2 ст.37.

Таковы, например, случаи неустройства в промышленных или торговых заведениях приспособлений для предупреждения заразы воздуха или воды, буде такие приспособления предписаны законом или законным постановлением власти (ст.306), или устройство заводов там, где это воспрещено (ст.305 п.2); производство запрещенных работ в округе охраны минеральных источников (ст.400); неисполнение правил для устройства заведений выделки огнестрельных или взрывчатых веществ (ст.221 пп.2, 3, 222); устройство с нарушением установленных правил мечети, синагоги, раскольничьего молитвенного дома (ст.375, 376); нарушение правила незагромождения железнодорожных путей (ст.393, 394, 395) и т.п.

Все эти меры принимаются на тех же основаниях и в том же порядке, как и отобрание воспрещенных к употреблению в житейском обиходе вещей.

228.IV. Другие дополнительные взыскания.Из других дополнительных взысканий, перечисленных в ст.33, кроме указанных выше поражений в правах (пп. 1, 2, 3, 4 и 7), закон указывает: 1) денежное взыскание, назначение коего особо указано в законе; 2) напечатание судебного приговора на счет виновного в одном из правительственных и в одном из частных повременных изданий по назначению суда. Такое напечатание делается или обязательно по силе самого закона, или по особому заявлению о том потерпевшего. Напечатание это, в силу ст.957 Устава уголовного судопроизводства, может быть исполнено только по вступлении приговора в законную силу; 3) наконец, к этой же группе относится дополнительное лишение свободы по ст.32, внесенной в Уложение Государственным Советом, в силу коей приговоренный к заключению в тюрьме, на какой бы то ни было срок и за какое бы то ни было преступное деяние, если суд признает его учинившим это деяние вследствие тунеядства или праздности, может быть по определению суда помещен непосредственно по отбытии заключения в тюрьме в работный дом на срок от шести месяцев до двух лет.

По этому поводу в "Журнале Особого совещания при Государственном Совете" было высказано, "что тунеядство и праздность, побуждающая человека вместо честного труда искать преступных способов пропитания и наживы, представляются обстоятельствами, в значительной мере зависящими от его воли. Поэтому при совершении им преступлений они могут быть рассматриваемы как условия, квалифицирующие вину, и едва ли с точки зрения справедливости возможно возражать против некоторого отягощения участи такого лица присоединением к определенному за совершенное им деяние наказанию других мер, способных приучить его к работе и вывести из неблагоприятных условий жизни". При этом было прибавлено, что необязательность такого дополнительного взыскания объясняется только тем, что работные дома существуют не повсеместно. Кроме того, в Особом совещании был поднят вопрос о включении в Уложение дополнительного взыскания для лиц, впавших в преступление вследствие привычки к пьянству, в виде помещения их на срок в заведения для алкоголиков, но это предложение было отклонено ввиду отсутствия подобных заведений, а Министерству юстиции поручено войти в подробное рассмотрение вопроса о введении этого института в будущем.

229. Следующую группу составляют наказания заменяющие, т.е. назначаемые только в том случае, когда наказание, положенное в законе за известное деяние, не может быть применено к виновному по каким-либо основаниям, фактическим или юридическим. В этих случаях нередко одно главное наказание заменяется другим, например, денежная пеня - арестом, но существуют и такие карательные меры, которые употребляются только в качестве заменяющих наказаний.

Таковы исправительные приюты для малолетних*(1950). Законодательные постановления об этом заменяющем наказании появились у нас только с изданием Устава о наказаниях. Хотя Правительствующий Сенат в решении 1874 г. N 46, по Общему собранию, и высказал, что отдача в исправительный приют, имея не карательный, а воспитательный характер, не составляет наказания и что лица, помещенные в приюты, не могут считаться осужденными и наказанными, но очевидно, что это разъяснение нужно понимать только в связи с основным вопросом, рассматривавшимся в этом решении, т.е. лишь но отношению к влиянию этого заключения на будущую судимость этих лиц и к неприменению к ним ст.146 Уложения о наказаниях, изд. 1866 г. (ныне отмененной). В прочих отношениях для малолетних, коим содеянное вменено в вину и к которым применяется статья 55 Уложения, таковая отдача является по нашему действующему праву несомненно судебно-карательной мерой: она может быть назначена только судом по отношению к лицу, признанному виновным, и притом за известные, законом указанные деяния. То обстоятельство, что сроки пребывания в приютах не соответствуют срокам заменяемого наказания, что суд вовсе не определяет этих сроков в приговоре, само по себе не может изменить карательного характера этой меры, так как пребывание в приютах принудительно, а освобождение из приюта может последовать не иначе как в порядке, законом указанном; сами же приюты состоят в ведении и под присмотром правительства. Как мера карательная отдача в приюты должна быть отнесена к группе наказаний заменяющих: как говорила ст.6 Устава о наказаниях, взамен заключения в тюрьме малолетние могут быть обращаемы в приюты*(1951). Равным образом и действующее Уложение говорит в ст.55, что помещение в приюты назначается вместо других наказаний; на это указывает далее возможность заменить помещение в исправительный приют помещением в особые отделения при тюрьмах; и наконец, на этот характер этой меры указывает последняя часть ст.55, говорящая о несовершеннолетних, достигших в момент обращения приговора к исполнению 18 лет. Поэтому суд и в этих случаях должен определить, какому наказанию подлежал бы виновный за данное деяние, если бы он был совершеннолетний, и потом это наказание, если дозволяет закон, заменить отдачей в приюты, указав в приговоре и то другое взыскание, которому должен подвергнуться малолетний, если бы в приюте не оказалось достаточно помещения. Иной характер имеет, конечно, отдача в исправительно-воспитательные заведения по ст.41, так как она применяется к лицам, коим содеянное не вменено и которые, следовательно, не могут подлежать наказанию; по отношению к ним эта отдача есть такая же мера безопасности, как и по отношению к преступникам - душевнобольным. Поэтому такая мера и может быть определяема судом в распорядительном, а не в судебном порядке; Редакционная комиссия для устранения недоразумений предполагала даже присвоить этим мерам различные наименования.

Правила об устройстве приютов были установлены Законом 5 декабря 1866 г. и затем внесены в Устав о содержащихся под стражей, ст.153 и след. По закону приюты эти учреждаются для исправления несовершеннолетних, отданных туда по судебному приговору; но в законе не содержится воспрещения помещать в те же заведения и детей бесприютных, нищих или отдаваемых туда в силу родительской власти. На практике уставы большинства приютов допускают принятие малолетних всех этих групп. По проекту Уголовного уложения предполагалось устройство двоякого рода заведений для малолетних: исправительно-воспитательных - для приговоренных по суду, коим деяние вменено в вину, и воспитательных - для прочих малолетних; кроме того, как указано в объяснительной записке к проекту, в исправительно-воспитательные заведения, устраиваемые с более суровым режимом, могли бы быть помещаемы те из находящихся в воспитательных учреждениях, для коих управлением заведения будет признана необходимость более строгого режима. При рассмотрении проекта в Государственном Совете эти предположения были вполне одобрены, и даже было указано на необходимость основывать правительственные учреждения этого рода именно для более опасных и более неисправимых, но затем всем этим учреждениям присвоено общее наименование - воспитательно-исправительных заведений, ввиду, главным образом, неимения у нас ныне различных заведений этого рода.

По действующим узаконениям приюты устраиваются правительством; но независимо от сего к учреждению таковых призываются земство, общества идуховные установления, а также и частные лица*(1952), причем, как было указано в объяснениях к Закону 1866 г., правительство особенно желало возникновения приютов общественных или частных. Действительно, до настоящего времени не открыто ни одного правительственного приюта (если не относить к таковым открытых обществами попечительными о тюрьмах), между тем как частных учреждений к 1 января 1901 г. было, по указанию М. Духовского - 43, а к 1января 1902 г., по сведениям тюремного управления, - 46*(1953), независимоот приютов для детей арестантов и ссыльных*(1954). Исправительные и воспитательные заведения учреждаются не иначе как с разрешения министра юстиции, им же утверждаются и уставы этих заведений, но уставы обществ утверждаются Министерством внутренних дел по соглашению с Министерством юстиции. В Министерство юстиции ежегодно приютами представляются отчеты; в случае обнаружения каких-либо нарушений в управлении приютами они могут быть закрываемы Первым департаментом Правительствующего Сената по представлению министра юстиции. Согласно Закону 21 марта 1890 г., в число лиц, участвующих в управлении заведением, входят и тюремные инспекторы.

Приюты неправительственные приняты по Высочайшему повелению 23 февраля 1895 г., под Высочайшее Его Императорского Величества покровительство и пользуются государственной поддержкой, а именно: если приют земледельческий, то ему в пользование отводится казенный участок земли; все принадлежащее приюту недвижимое имущество освобождается от сборов в пользу казны; приютам выдается тюремными комитетами из арестантских сумм та сумма, в какую комитетам обходятся пища и одежда арестанта.

Kpоме того, губернским земским собранием предоставляется отчислять из земских арестных сумм до 10%; с родителей находящихся в приюте детей может быть взыскиваема плата за содержание и воспитание детей, но с тем чтобы с недостаточных родителей плата не превышала 3 руб. в месяц.

Приюты устраиваются отдельно для детей того и другого пола; хотя до сих пор отдельно для девочек устроены приют Большовский около Москвы, Варшавский в усадьбе Пуща, близ Студзенецкой колонии, и Петербургский приют; сверх сего, открыто отделение в Саратовском приюте и существует приют в Кубанской области на 24 девочки; причем по уставам большинства этих заведений в них принимаются дети не только по приговорам, но и вообще брошенные дети или отданные в приют в силу родительской власти. По отношению к детям, отдаваемым в приюты по суду, приюты не имеют права выбора, коль скоро в них находятся свободные помещения; но, впрочем, по уставам некоторых заведений установляется известный предельный срок возраста принимаемых, а также наименьший срок пребывания. Содержащиеся вприютах получают элементарное образование и техническое; при этом приюты могут быть устраиваемы или ремесленные, или земледельческие, или смешанные.

Порядок содержания в приютах, план обучения, дисциплинарные взыскания и т.д. определяются уставами заведений; закон указывает только, что в случае побега бежавший возвращается в приют и содержится там под строгим присмотром и отдельно от других, но, впрочем, не долее месяца. На Киевском съезде в докладе Рукавишниковского приюта были так нормированы воспитательные начала заведений для малолетних: "Во-первых, существенною частью системы перевоспитания малолетних считается порядок жизни приюта, который должен быть приноровлен к тому, чтобы мальчик был здоров и чтобы он путем простого навыка приобретал ряд хороших привычек и свойств; во-вторых, меры предупредительные и надзор должны стоять на первом плане; при этом распределение дня должно быть составлено так, чтобы свободного времени оставалось возможно мало и чтобы отдых основывался на смене занятий; в-третьих, система воспитания сама по себе не может еще воспитать малолетнего, а необходимо влияние образованного, глубоко преданного делу человека". Закон 1866г., не входя в подробности содержания в приютах, не указывал ни на системы воспитания, ни на меры наград или дисциплинарных взысканий. Так, в некоторых заведениях, например в Рукавишниковском приюте, существует система наград как частных (льготы, отпуски), так и коллективных (главным образом, прогулки и маленькие праздники); то же в Студзенецкой колонии, где есть даже почетное семейное знамя. Дисциплинарные наказания: выговор, отделение от игр, помещение в отдельные семьи, карцер. По уставу некоторых заведений допускаются телесные наказания. Общий вопрос о допустимости этих наказаний поднимался на первом и третьем съездах; на первом мера эта признана нежелательной, а на третьем он остался открытым.

Согласно Закону 20 мая 1892 г., обращенные в приюты по судебным приговорам несовершеннолетние содержатся в нем до исправления, причем они не могут быть оставляемы там менее года и не должны оставаться по достижении 18 лет. Ближайшее определение продолжительности содержания предоставляется управлению сих заведений; исправившиеся могут быть освобождены по усмотрению управления заведения, но условно, т.е. в случае дурного поведения освобожденный возвращается в приют, где и остается до исправления или до наступления предельного срока. По действующему Уложению срок пребывания продолжен до 21 года. По выходе из приюта несовершеннолетний состоит под покровительством заведения, которое заботится о его будущности*(1955); но, к сожалению, эта деятельность в большинстве заведений вовсе не существует; более серьезно она поставлена лишь в Рукавишниковском приюте и Студзенецкой колонии.

Несмотря на то, что со времени издания закона о приютах прошло более 30 лет, дело исправительных приютов находится еще в начале: не толькообщее число открытых заведений не особенно велико*(1956), но количество помещаемых в них малолетних сравнительно с общим числом судимых малолетних почти ничтожно. К 1 января 1898 г. во всех заведениях было только 1414 питомцев*(1957); число мест в приютах, по расчету М. Духовского, было на 1854 человек, а число подлежащих отдаче - до 4000. Кроме того, как видно из отчетов отдельных заведений, большинство из них материально крайне не обеспечены.

Первым по времени возникновения является приют московский, праздновавший в 1890 г. двадцатипятилетие своего существования*(1958). Зародышем московского приютa был приют для малолетних преступников, основанный в 1864 г. Обществом распространения полезных книг; но действительное развитие приют получил с 1870 г., со времени вступления в заведование им Н.В. Рукавишникова, посвятившего приюту, независимо от значительных денежныхпожертвований, всю свою личную деятельность, вследствие чего и сам приют получил по ходатайству Общества распространения полезных книг название Рукавишниковского. Преждевременная смерть Н.В. Рукавишникова в 1875 году лишила не только московский приют, но и вообще все дело исправительных русских приютов энергического и полезнейшего деятеля; но, к счастью, московский приют нашел скоро достойного преемника в лице брата покойного, Н.В. Рукавишникова, попечителя причта, и преданного делу непосредственного руководителя - А.А. Фидлера, уже двадцать пять лет занимающего этот трудный пост. Рукавишниковский приют с 1878 г. состоит городским московским приютом, получая от города и от земства бульшую часть средств существования (в 1899 г. около 30 тыс. руб. при общем расходе в 55 тыс. руб.) и состоя в ведении московской управы; приют имеет также неприкосновенный капитал в 118 тыс. руб. (в 1897 г.) имени Н.В. Рукавишникова. Приют помещается в самом городе, в одном большом каменном доме; воспитанники разбиты на группы, состоящие в заведовании воспитателя, а во главе всего заведения стоит директор. Всех отделений в приюте четыре, причем дети распределяются не по возрасту или занятиям, а по личным их качествам, наблюдаемым при поступлении в приют или же во время нахождения их в подследственном отделении приюта. С 1882 г. приют имеет особое отделение для подследственных. В 1897 г. воспитанников было 110. Обучаются они ремеслам; в 1897 г. в приюте было восемь мастерских: переплетная, футлярная, малярная, портняжная, сапожная, токарная, столярная, кузнечная и слесарная. К числу особенностей заведения принадлежит образование в нем значительного собственного оркестра. По данным справок судимости, как указывает Н.В. Рукавишников, число рецидивистов колеблется от 6до 9%. Другое московское заведение для малолетних, Большевский исправительный приют для нищенствующих девочек, основано в 1874 г. Обществом поощрения трудолюбия; девочек с 1875 по 1879 г. было средним числом 25; с 1880 по 1884 г. - 47; с 1885 по 1889 г. - 58; с 1890 по 1894 г. - 63; с 1895 по 1899 г. - 70; работы в приюте главным образом ремесленные, преимущественно шитье.

Санкт-Петербургская земледельческая колония основана Санкт-Петербургским обществом земледельческих колоний и ремесленных приютов, возникшим 15 января 1870 г. по мысли и благодаря стараниям В.И. Чаславского. Колония была открыта в октябре 1871 г. за пороховыми заводами, в охтенской лесной даче, в 12 верстах от Петербурга*(1959); главным деятелем при первоначальном устройстве колонии и ее руководителем в первые годы существования был товарищ председателя комитета, сенатор М.Е. Ковалевский. Колония открылась первоначально в двух отделениях: земледельческом - в заведовании А.Я. Герда и ремесленном - в заведовании Ф.Ф. Резенера; но затем эти два отделения слились в одно общее.

Санкт-Петербургское общество земледельческих колоний первоначально предположило распространить свою деятельность на всю Poccию; но в действительности его средства оказались недостаточными и для содержания одной колонии, как это видно из бюджета колонии, так как членские взносы (по 10 руб. ежегодно) составляли в среднем с 1885 по 1889 г. - 2124 руб.; с 1890 по 1894 г. - 1520 руб.; с 1895 по 1897 г. - 1600 руб.; т.е. членские взносы составляли около 6%, а главный доход общества, независимо от платы за пищу и одежду тюремного комитета, составляла правительственная поддержка, колебавшаяся между 10 и 15 тыс. рублей, и ежегодный взнос Санкт-Петербургской думы в 5 тыс. руб. Число воспитанников было в среднем к 1 января с 1885 по 1889 г. 115 человек; с 1890 по 1894 г. - 126 человек; с 1895 по 1899 г. - 167 человек; на 1 января 1902 г. - 182 человека.

Воспитанники в колонии размещаются в отдельных домах, носящих название семей, причем число детей в отделениях крайне разнообразно. Сельское хозяйство колонии состоит только в сенокошении и засеве овса, причем в значительной степени оно ведется наемными рабочими; затем идет огородничество, но главное занятие детей составляют ремесла. В 1901 г. были ремесла: портняжное, сапожное, слесарное, столярное и шорное.

Из провинциальных заведений наиболее важным является Студзенецкая колония близ Варшавы, открытая в 1876 г. Варшавским обществом исправительных колоний, утвержденным в 1871 г. Колония существует, кроме платы за пищу и одежду питомцев, исключительно на членские взносы (в 1877 г. было 2283 члена, но затем число их стало сильно уменьшаться) и пожертвования; правительственной поддержки колония не имеет. Деятельную роль в управлении колонией принимал знаток этого дела проф. Варшавского университета В.В. Микляшевский. Воспитанников в колонии в среднем к 1 января было с 1890 по 1894 г. - 158 человек; к 1 января 1901 г. - 156 человек. В колонии введены значительные земледельческие и садовые работы, а затем и ремесленные. В 1891 г. воспитанниками Студзенецкой колонии был выстроен и обзаведен приют для девочек в Пуще*(1960).

Значительным шагом в деле развития учреждений для малолетних было устройство съездов представителей этих заведений, возникшее по инициативе Н.В. Рукавишникова. Первый съезд состоялся в октябре 1881 г. в Москве, второй - в сентябре 1884 г. в Киеве, третий - в июне 1890 г., четвертый - в августе 1895 г. и пятый - в мае 1900 г., все в Москве. Съезды, кроме ознакомления с положением существующих исправительных приютов, всецело были посвящены разработке практических вопросов их устройства, причем возникавшие на съезде предположения о необходимости некоторых реформ в законодательстве, касающемся этих учреждений, были вносимы в Министерство юстиции и Министерство внутренних дел по принадлежности, и многие из них уже получили свое осуществление*(1961). На третьем съезде, между прочим, было принято предположение об организовании постоянного бюро исправительных заведений,которое не только подготовляло бы будущие съезды, но и служило центром, содействующим объединению деятельности отдельных учреждений. Это предположение было Высочайше утверждено в 1891 г., и первое бюро образовано в 1891 г. в составе трех лиц: председателя Н.В. Рукавишникова и членов - проф. В.В. Микляшевского и сенатора Н.С. Таганцева; в этом составе бюро осталось и доныне*(1962).

230. Другие заменяющие наказания. 1) Заключение в монастырь. Это наказание, заменявшее по ст.137 и 138 Уложения о наказаниях 1895 г. для малолетних многие виды исправительных наказаний и ссылку на поселение, было введено в Уложение 1845 г. комиссией Государственного Совета в том соображении, что такое наказание и по способам надзора, и по религиозным наставлениям прямо и благонадежно ведет к исправлению. При дальнейших изменениях законодательства о малолетних применение этого наказания, как мы видели, ограничивалось, так как на первый план выдвигалась отдача в исправительные приюты, а помещение в монастыри являлось только мерой, заменяющей отдачу в приюты; причем по Закону 1897 г. для православных такая отдача производилась по предварительному сношению с епархиальным начальством, которое указывало подходящие монастыри; для прочих же исповеданий, допускающих монашество, было поставлено условие, чтобы по особым правилам жительство посторонних в таких монастырях не было воспрещено. По действующему Уложению число случаев такой отдачи еще более ограничено, так как в монастыри могут быть помещаемы только несовершеннолетние женского пола (ст.41 и 55), если помещение их в исправительные заведения представлялось невозможным. Закон уголовный указывает только сроки содержания малолетних в монастыре, но сам порядок содержания остается совершенно неопределенным.

Далее, в числе заменяющих взысканий по Уголовному уложению должно быть упомянуто: 2) внушение от суда, которому по ст.55 подлежат несовершеннолетние от 10 до 17 лет вместо ареста или денежной пени, причем порядок применения этой меры вполне зависит от усмотрения судьи.

Несравненно шире поставлен был этот род взысканий в Уложении 1845 г., и притом в тройственном виде - выговоров, замечаний и внушений, налагаемых притом как наказание самостоятельное (6-й род исправительных наказаний, ст.30, гл.VI). Столь широкое применение этой меры объяснялось тем, что в Уложении был помещен ряд служебных провинностей, подлежащих разбирательству суда, а затем ряд специальных нарушений обязанностей врачами, корабельщиками, ремесленниками и т.п., ныне вовсе не включенных в Уголовное уложение, для которых эти взыскания представлялись вполне соответственными. Выговоры по Уложению о наказаниях могли быть более или менее строгие, с внесением в формуляр или без внесения; выговор, по предположениям редакторов Уложения 1845 г., должен был быть предостережением виновного, чтобы он впредь не дозволял себе нарушения порядка, но чем отличались от выговора поставленные с ним наравне Государственным Советом замечания и внушения, сказать было трудно*(1963).

231. К наказаниям особенным, то есть составляющим особую систему взысканий за преступные деяния известной группы лиц, нужно отнести наказания, налагаемые по воинским уставам о наказаниях*(1964), взыскания для военнослужащих, представляющие замечательно сложную и запутанную систему, много превосходящую даже систему Уложения 1845 г.*(1965)

По Воинскому уставу различаются наказания уголовные и исправительные.

Уголовные наказания*(1966)

| За общие преступления | За некоторые воинские преступления |

|——————————————————————————————————|————————————————————————————————————|

|С лишением всех прав состояния |Без лишения прав |

|1) смертная казнь |1) смертная казнь |

|2) каторга в 7 степенях |2) заточение в крепости |

|3) ссылка на поселение | |

Все общие наказания те же, как и по Уложению 1845 г., и само применение их тождественно. Указанная как особое наказание, смертная казнь без лишения прав допускается исключительно в военное время за такие преступления против обязанностей службы, которые не сопряжены с корыстными или другими постыдными намерениями; заточение в крепости назначается за воинские преступления по особому ходатайству суда, утверждаемому в мирное время государем, а в военное - главнокомандующим, взамен смертной казни, каторги и поселения; заточение определяется на сроки от 10 до 20 лет и сопровождается лишением чинов.

Наказания исправительные разделяются по нескольким признакам. Так, уставы различают: во-первых, наказания за общие и за специально воинские преступления; во-вторых, наказания для офицеров и для нижних чинов; в-третьих, между последними наказания для пользующихся особенными правами состояния и для не пользующихся таковыми.

Таким образом, получается следующая лестница:

| За общие преступления |

| Уложение 1845 г. |Для офицеров и| Для нижних чинов |

| |гражданских чи-| |

| |нов | |

| | |—————————————————————————————————|

|—————————————————————|———————————————|————————————————|————————————————|

|—————————————————————|———————————————|—————————————————————————————————|

|3. Лишение некоторых|То же и исклю-|Отдача в дисциплинарные батальоны|

|прав и заключение в|чение из службы|с потерей некоторых прав по 1-й|

|крепости-степ. 1 и 2.| |или 2-й степени от 2 до 3 лет |

|Степени 3, 4 и 5 |Сроки те же,|Одиночное заключение в военной|

| |но с ограниче-|тюрьме по 1-й, 2-й или 3-й степе-|

| |нием некоторых|ни от 2 до 4 месяцев*(1967) |

| |прав и преиму-| |

| |ществ по ст.27| |

| |Устава | |

|4. Лишение некоторых|То же и исклю-|Отдача в дисциплинарные батальоны|

|прав и заключение в|чение из службы|с потерею некоторых прав по 3-й|

|тюрьме по 1-й и 2-й|Крепость - на|или 4-й степени от 1 года до 2|

|степеням (30, IV). |те же сроки с|Одиночное заключение в военной|

|По ст.3-й, 4-й |ограничением |тюрьме по 2-й или 3-й степени|

|и 5-й (по Уложению|прав по ст.27|от 2 до 3 месяцев |

|ныне отмененные) |Устава | |

|5. Заключение в тюрь-|Если суд приз-|Одиночное заключение в военной|

|ме |нает необходи-|тюрьме с потерей прав по ст.52|

|Степень 1: от 8 мес.|мым уволить от|Устава |

|до 1 г. 4 мес. |службы, то по| |

|Степень 2: от 4 до 8|Уложению | |

|мес. |(ст.38), а в| |

|Степень 3: от 2 до 4|других случаях| |

|мес. |- содержание на| |

| |гауптвахте с| |

| |ограничением | |

| |прав по ст.27| |

| |Устава: | |

| |Степень 1: от 4|Степень 1: от 3 до 4 мес. |

| |до 6 мес. | |

| |Степень 2: от 3|Степень 2: от 2 мес. 2 нед. до 3|

| |до 4 мес. |мес. |

| |Содержание на|Степень 3: от 2 мес. до 2 мес. 2|

| |гауптвахте без|нед. |

| |ограничений |Степень 4: от 1 мес. 2 нед. до 2|

| |прав от 1 до 3|мес., |

| |мес. | |

|6. Степень 1: от 3 до|Cодержание на|Степень 5: от 1 мес. до 1 мес. 2|

|4 мес. |гауптвахте без|нед. |

|Степень 2: от 2 мес.|ограничений |Дисциплинарное взыскание |

|2 нед. до 3 мес. |прав от 1 до 3| |

|Степень 3: от 2 мес.|мес. | |

|до 2 мес. 2 нед. |Дисциплинарное | |

|Степень 4: от 1 мес.|взыскание | |

|2 нед. до 2 мес. | | |

|7. Выговоры, замеча-|Дисциплинарное |Дисциплинарное взыскание |

|ния и внушения |взыскание | |

|8. Денежные взыскания|Денежные взыс-|Денежные взыскания |

| |кания | |

Кроме того, дополнительные наказания те же, что были и по ст.58 Уложения о наказаниях, а равно и заменяющие наказания; но замена денежного взыскания лишением свободы производится по иному расчету, указанному в ст.60, причем наивысший срок заключения назначен 4 месяца*(1968).

Что касается наказаний за специально воинские преступления, то они представляются в следующей системе:

| Офицеры и чиновники | Нижние чины |

| |————————————————————————————————————————————|

| |пользующиеся особенны-|не пользующиеся осо-|

| |ми правами состояния |бенными правами сос-|

| | |тояния |

|——————————————————————————|——————————————————————|—————————————————————|

|1. Первый род исправитель-|То же |То же |

|ных наказаний по Уложению| | |

|(ст.31) | | |

|2. Второй род исправитель-|То же |То же |

|ных наказаний по Уложению| | |

|(ст.37) | | |

|3. Исключение со службы с|Отдача в дисциплинар-|То же и с переводом в|

|лишением чинов и потерей|ные батальоны с поте-|разряд штрафованных |

|некоторых прав по ст.ст.38|рей некоторых прав по| |

|и 40 |ст.50-4 степ., от 1| |

| |года до 3 лет | |

|4. Заключение в крепость с|Одиночное заключение в|То же и с переводом в|

|потерей некоторых прав |тюрьме с потерей неко-|разряд штрафованных |

| |торых прав по ст.52 -| |

| |5 степ. от 1 до 4 ме-| |

| |сяцев | |

|5. Разжалование в рядовые | - |Перевод в разряд|

| | |штрафованных |

|6. Исключение из службы с| - | - |

|потерей некоторых прав по| | |

|ст.40, без лишения чинов | | |

|7. Заключение в крепость с| - | - |

|с ограничением прав | | |

|8. Отставление от службы с| - | - |

|с ограничением прав по| | |

|ст.44 | | |

|9. Содержание на гауптвах-| - | - |

|те с ограничением прав | | |

Кроме того, для офицеров может быть назначено еще и отрешение от должности (по прил. к ст.5), но с оставлением на службе, а затем на всех военнослужащих могут быть налагаемы наказания по Дисциплинарному уставу.

За проступки, означенные в Уставе о наказаниях, замена происходит на следующем основании: вместо тюрьмы свыше 2 месяцев или ареста свыше 3недель - содержание на гауптвахте или военной тюрьме по правилам, указанными выше в таблице; вместо тюрьмы или ареста низших сроков - дисциплинарные взыскания, а денежные взыскания применяются без изменения.

Все вышеуказанные наказания применяются и в том случае, когда военнослужащие судятся общегражданскими судами.

К особенным наказаниям могут быть также отнесены взыскания, налагаемые волостными судами. По ст.102 Общего положения о крестьянах волостные суды могли назначать: общественные работы до 6 дней, денежное взыскание до 3 рублей и арест до 7 дней, а для лиц, не изъятых от наказаний телесных, - и наказание розгами до двадцати ударов, причем во 2-м примечании к ст.102 были перечислены те лица, которые не могли быть подвергаемы телесному наказанию.

Несравненно шире поставлена власть волостных судов по Закону 12 июля 1889 г. во всех тех местностях, где введены земские участковые начальники. По ст.32 Положения волостной суд назначает: 1) выговор в присутствии суда; 2) денежное взыскание от 25 коп. до 30 руб.; 3) арест простой или строгий (ссодержанием на хлебе и воде) до 15 дней, а в особо указанных случаях и до 30 дней, и 4) лицам, не изъятым от телесного наказания, - наказание розгами до 20 ударов, причем по новому закону изъятыми почитаются все те, кои исчислены в приложении к ст.30 Уложения.

232. Многие из карательных мер, принятых Уложением 1845 г., не перешли в действующее Уложение, причем некоторые из них были отменены или сильно ограничены еще во время действия старого Уложения. Так, из главных наказаний, как мы видели, еще до введения действующего Уложения были отменены: 1) ссылка на житье в Сибирь и в отдаленные губернии, кроме сибирских; 2) отдача в рабочие и смирительные дома, а 3) выговоры, замечания и внушения, как особый род главных наказаний, отменены с введением действующего Уложения.

Далее, не перешли в Уложение:

1) церковное покаяние, которое хотя в ст.58 и упоминалось в числе дополнительных наказаний, но в Особенной части Уложения 1845 г. назначалось весьма нередко как взыскание самостоятельное. И в том, и в другом случае оно определялось церковным судом, от которого зависело определение его сущности, условий и порядка его осуществления (ст.973 Устава уголовного судопроизводства, ст.556, ч.2 XV т., изд. 1876 г.), а потому оно и являлось не наказанием в строгом смысле, а дисциплинарной мерой, в качестве каковой она и была рассмотрена мною ранее;

2) испрошение у обиженного прощения в присутствии суда или свидетелей, по форме и в тех самых выражениях, которые для сего предписывались судом. Оно назначалось за обиду и клевету и было отменено с изданием Устава о наказаниях как оказавшееся практически несостоятельным;

3) обряд публичной казни. По Своду законов, хотя уголовные наказания исполнялись публично, но особого обряда казни, кроме объявления приговора, закон не знал*(1969). Затем, при окончательном обсуждении в Государственном Совете проекта Уложения, как видно из журнала, председатель его заявил, что император Высочайше повелеть соизволил заменить кнут увеличенным числом ударов плетьми рукою палача на лобном месте, с заклеймением, ссылкою в каторгу и предварительным выставлением у позорного столба, с действующими на ум зрителя обрядами, определение коих государь предоставил Государственному Совету. Во исполнение этой Высочайшей воли, и состоялся Закон 21 января 1846 г. об обряде публичной казни, сопровождавшем ссылку в каторгу и на поселение. Этот обряд (ст.541 закона о судопроизводстве по делам о преступлениях, изд. 1857 г.) состоял из двух частей: а) отвоза преступника на место казни на возвышенных черных дрогах, окруженного стражей, в сопровождении духовного лица, в арестантском платье, с надписью на груди его о роде вины, а изобличенного в убийстве отца или матери - с черным покрывалом на лице, и б) самого обряда казни, т.е. прочтения ему приговора, переломления над ним, если он дворянин, шпаги и выставки на эшафот к позорному, черной краской окрашенному столбу, где наказанный и оставался в течение 10 минут, а затем, если он подлежал наказанию плетьми, то исполнялось таковое и, когда следовало, налагались клейма.

Но этот обряд не применялся к преступникам, осужденным к смертной казни, порядок исполнения коей был определен ст.520-529, ни к осужденным к политической смерти, которая исполнялась по правилам, указанным в ст.75 Уложения (изд. 1857 г.) и в ст.530, ч.II т.XV. При издании Судебных уставов был возбужден вопрос об отмене обрядов казни; но обряд был оставлен в том соображении, что о таковой отмене не сделано было никаких указаний в Основных положениях 1862 г., а потому ст.963 буквально повторила постановления Свода и даже распространила его на исполнение всех приговоров, присуждающих к уголовным наказаниям.

В 1876 г. Указом 8 июля (N 56172), при введении Судебных уставов в Царстве Польском, обряд публичной казни был отменен для Царства. Причиной его отмены было не только сознание полной нецелесообразности этого наказания, но и те беспорядки, которые вызывало исполнение казни*(1970). Затем, ввиду особенно сильных беспорядков, бывших в 1877 г. в Пензе, состоялось Высочайшее повеление о приостановлении обряда публичной казни для ссылаемых в каторгу и на поселение по всей империи, и 22 мая 1880 г. обряд был совершенно отменен, а затем Законом 26 мая 1881 г. отменено публичное исполнение и всех прочих уголовных наказаний.

Далее, в числе отмененных дополнительных наказаний должна быть упомянута указанная выше 4) полная конфискация имущества, применявшаяся при преступлениях политических.

Из наказаний заменяющих к этой группе относятся:

1) Политическая смерть как замена смерти физической. Политическая или гражданская смерть встречается в нашем праве еще в XVII столетии; но более точное определение получила она при императрице Елизавете в Указах 1753 и 1754 гг., где было сказано, что "политическою смертью должно именовать то, ежели кто положен будет на плаху или взведен на виселицу, а потом наказан будет кнутом с вырезанием ноздрей или, хотя и без всякого наказания, подвергнут токмо вечной ссылке", причем под ссылкой понималась ссылка вработу. Это определение, только за исключением рвания ноздрей, перешло в Свод, и политическая смерть заняла в лестнице наказаний самостоятельное место, непосредственно за смертной казнью (ст.19, изд. 1832 г.), причем, как указано было в примечании к этой статье, политическая смерть определялась токмо в чрезвычайных случаях, по приговору Верховного суда, за одни государственные преступления по первым двум пунктам.

То же значение было придано политической смерти и составителями Уложения 1845 г.; но узаконениями позднейшего времени обряды ее упростились настолько, что она потеряла почти вид особого наказания. Согласно ст.71 Уложения изд. 1885 г. и ст.967 Устава уголовного судопроизводства, обряд политической смерти выполнялся в том же порядке, как и смертная казнь: по привозе или приводе преступника на место казни ему прочитывался приговор суда, затем его возводили на эшафот, где, если он был дворянин, над ним переламливалась шпага и затем объявлялось Высочайшее повеление, дарующее ему жизнь*(1971). За политическою смертью всегда следовала каторга без срока или на определенный срок.

Таким образом, все различие политической смерти от каторги заключалось в возведении на эшафот и соединенном с этим, если акт помилования оставался преступнику неизвестным, ожидании смерти, а затем для дворян - в обряде переломления шпаги. Сама замена, как говорит закон, совершалась по особому Высочайшему повелению; поэтому суд, пользуясь правом, предоставленным ему ст.775 Устава уголовного судопроизводства, не мог ходатайствовать о замене натуральной смерти политическою, хотя, с другой стороны, указание ст.71, что за политической смертью всегда следует каторга, не вполне соответствовало ст.165 Уложения, так как от монаршей воли зависело избрать и иное наказание, соединенное с лишением всех прав, т.е. поселение. Действующее Уложение не знает этого вида наказания.

2) Отдача в заработки, заменявшая, как было указано, для несостоятельных к уплате денежную пеню и даже арест. Закон не содержал указаний относительно порядка устройства работ на том основании, что несостоятельность, обнаружена ли она при взыскании гражданском, или при взносе податей, или при уплате пени, должна иметь одинаковые последствия. Отданные в заработки могли быть предлагаемы в работу как к частным людям, так и в общественные заведения в том же уезде или в соседнем; эта мера как практически несостоятельная не была сохранена в Уголовном уложении.

К числу не вошедших в Уложение заменяющих наказаний относится также отсылка к епархиальному начальству священнослужителей и монашествующих христианских исповеданий в случае осуждения их к низшим видам лишения свободы.

Наконец, к группе заменяющих наказаний относилась прежде отдача в солдаты. Еще Указом Петра Первого 11 мая 1719 г. (Полное собрание законов, N 3369) было установлено: написание в солдаты или матросы беглых и гулящих и слонявшихся по улицам людей, которые были в приводах по разным делам в полицейских местах и не могли или отказывались представить доказательства о своем звании или состоянии. В 1730 г. велено было отдавать в солдаты за ложное объявление слова и дела, а в 1751 г. - за корчемство. Наибольшее развитие получила эта мера, практиковавшаяся не только в судебном, но и в административном порядке, в конце XVIII и первой половине XIX столетия, в особенности в царствование императора Николая I. Сколько-нибудь определенный юридический характер получила отдача в солдаты лишь в Своде законов, где она заняла самостоятельное место (ст.66 и след. по изд. 1832 г.), причем различалась отдача в солдаты с выслугой и без выслуги и без права производства в чины. По Уложению о наказаниях отдача в солдаты употреблялась иногда как самостоятельное наказание, главным образом, за нарушение Устава рекрутского, за бродяжество, а чаще как заменяющее наказание для изъятых от телесных наказаний вместо ссылки на поселение и исключения из службы, если приговоренные были годны к военной службе (ст.80 и 81 Уложения по изд. 1857 г.), а затем для несовершеннолетних. Законом 27 марта 1860 г. отдача в солдаты как наказание вообще была отменена и оставлена только в некоторых случаях для несовершеннолетних; с изданием же Устава о воинской повинности 1874 года эта мера взыскания совершенно исчезла из Уложения, так как зачисление в военную службу без жребия, указываемое в Уложении (ст.511 и 512) по отношению к лицам, преступно уклонившимся от отбывания этой повинности, не составляет наказания в тесном смысле.

Из не предполагавшихся к внесению как Редакционной комиссией, так и Особым совещанием при Государственном Совете в Уложение особенных наказаний главное место занимают взыскания за преступления и проступки по службе. Составители Уложения объясняли их необходимость двояко: во-первых, тем, что служащие могут впадать в проступки совершенно отличные, и, во-вторых, тем, что они пользуются преимуществами, прочим лицам не предоставленными.

Bсе эти взыскания были исчислены в ст.65 и сведены к 9 видам, причем законом не определялось взаимное отношение этих видов друг к другу; но Правительствующий Сенат в решении по делу Васильева 1871 г., N 391, признал, что эти пункты не составляют степеней и что суд, смягчая ответственность, не может переходить от одного такого наказания к другому, а, как при всех исключительных наказаниях, может только ходатайствовать перед государем о смягчении наказания по ст.154 и 155 Уложения.

К этим наказаниям по ст.65 были отнесены: 1) исключение из службы, которое по ст.66 влекло за собою лишение права вступать в государственную службу и быть избирателем или избираемым в сословных или земских собраниях; для не изъятых от наказаний телесных исключение из службы заменялось заключением в тюрьме на время от 4 до 8 месяцев; 2) отрешение от должности, причем по ст.67 отрешенный не имел права в течение 3 лет со дня отрешения поступать на государственную и общественную службу; 3) вычет из времени службы, который по ст.68 не должен был превышать 1 года, если служба дает право на получение наград, пенсий и знаков беспорочной службы; 4) удаление от должности, которое по проекту Уложения могло быть и временное, на срок не свыше года; но Государственным Советом, ввиду практических неудобств временного замещения удаленного, сохранено только удаление полное; 5) перемещение с высшей должности на низшую; 6) выговор более или менее строгий с внесением оного в послужной список; 7) вычет из жалованья, но во всяком случае не более 1/3 годового оклада; 8) выговор более или менее "1/3 годового оклада; 8) выговор более или менее "1/3 годового оклада; 8) выговор более или менее строгий без внесения его в формуляр; и 9) замечания более или менее строгие.

При этом взыскания, указанные под N 9 и 8, могли быть назначаемы не только по суду, но и по определению непосредственного начальства, а взыскания, указанные под N 7, 5 и 4, а равно и арест не свыше 7 дней - начальством, от которого зависит определение к должности. По Судебным уставам к этим взысканиям было прибавлено еще предостережение, которое могло быть словесное или письменное.

Так как в действующее Уложение включены только такие преступные деяния служащих, за которые они подлежат общим уголовным взысканиям, то специальные наказания для служащих были предположены к перенесению в Дисциплинарный устав.

Не перешли в действующее Уложение и так называемые исключительные наказания, назначавшиеся за некоторые отдельные преступлении и указанные в Особенной части.

По своему юридическому значению эти меры представляли значительное разнообразие. Иногда они употреблялись как самостоятельные взыскания, являясь единственным карательным последствием известных преступных деяний, иногда же, и притом весьма часто, такие исключительные наказания употреблялись в значении придаточных наказаний. В этих случаях исключительный характер дополнительного наказания не изменял значения главного, которое оставалось общим и подлежало изменению по общим правилам*(1972).

Наконец, иногда исключительное взыскание имеет характер заменяющего наказания, например, при наказании за кровосмешение*(1973).

Но в каком бы виде ни применялось исключительное наказание, его главная особенность заключается в его неизменности: оно всегда имеет характер безусловно определенной санкции, не допускающей изменений. Таким образом, например, закон назначал для скопцов всегда ссылку в отдаленный край Восточной Сибири; поэтому, по толкованию Правительствующего Сената*(1974), эта мера взыскания не могла быть изменяема судом, несмотря на наличность обстоятельств, уменьшающих вину, несовершеннолетие и т.д.; суд мог в этих случаях только ходатайствовать о смягчении участи подсудимого перед верховною властью, в порядке ст.775 Устава уголовного судопроизводства.

Но, конечно, несмотря на свой исключительный характер, эти меры сохраняли характер наказания; поэтому, например, при конкуренции с другими наказаниями суд должен был применять общие постановления о совокупности, а равным образом они подлежали действию давности и т.д. Задача суда, и, нельзя не сознаться, весьма трудная, состояла в том, чтобы из природы этих взысканий вывести их соотношение с взысканиями, внесенными в общую лестницу, и затем, сообразно этому масштабу, определить порядок применения к ним правил о совокупности или давности.

Карательными мерами, употребляемыми в значении исключительных наказаний, иногда являлись и общие наказания, но назначаемые или совершенно с особенными сроками, например заключение в крепость при дуэли, или с особенными условиями, например, ссылка на поселение при скопчестве; всего же чаще такие взыскания имели совершенно самостоятельный тип.

Исключительные карательные меры имели иногда религиозный характер, каковы, например, лишение христианского погребения самоубийц, отправление к духовному начальству для увещания и вразумления, заключение в монастырь на работы за кровосмешение, за вступление в брак без согласия родителей и т.д. Другую группу составляли меры гражданского характера: недействительность духовного завещания, лишение права наследовать в имуществе одного из родителей, взятие имения в опеку и т.п. Но всего чаще исключительными наказаниями являлись меры карательные, заключающиеся или в своеобразном виде лишения свободы, или в особых ограничениях правоспособности, или в своеобразных имущественных лишениях; таковы, например, уединенная жизнь в доме родителей под их присмотром, содержание на хлебе и воде, вечное из пределов государства изгнание, признание безвестно отсутствующим, лишение духовного сана, внушение от гражданского начальства, наряд на дежурство без очереди, употребление в служительские по карантину должности, обращение впочтальоны из смотрителей, перемещение на другую станцию, назначение в сторожа или караульные и т.д.

К группе таких наказаний приходится отнести и телесное наказание, так как по Уложению изд. 1885 г. оно, до отмены и этого постановления по Закону 10 июня 1900 г., назначалось по суду, только уже по ст.952, бродягам за ложное показание об их звании и состоянии*(1975). Но это наказание еще так недавно занимало в нашей карательной системе центральное место, придавая ей совершенно своеобразную окраску, что оно требует более подробного обзора*(1976).

Древнейшие памятники нашего светского законодательства не упоминают о телесных наказаниях; в нашу судебную практику оно проникает посредством влияния греко-римских законов, и прежде всего в виде членовредительных наказаний*(1977).

Впервые телесные наказания входят в систему карательных мер в эпоху Судебников. В Судебнике великокняжеском 1497 г. назначается в двух случаях наказание "кнутьем" - за первую татьбу и за порчу межевых знаков; но уже в Царском Судебнике, в Уставной книге Разбойного приказа, а в особенности в Уложении царя Алексея Михайловича, область применения телесных наказаний значительно расширяется*(1978). Главным средством наказания был кнут*(1979), и так как само наказание всего чаще было выполняемо публично, на торгу, то оно и получило название торговой казни. Назначалось это наказание или самостоятельно, или в соединении с другими, например, написанием виновного в украинные города или с тюремным заключением. По Уложению Алексея Михайловича различалось 4 вида наказания кнутом: 1) простое; 2) нещадное и жестокое; 3) публичное на торгу, в торговые дни, при многих людях, в проводку, или на козле (кобыла, столб с перекладиной)*(1980); и 4) имевшее последствием ссылку, иногда даже пожизненную. Кроме кнута, как в Уложении, так и в актах того времени, встречаются и другие средства телесного наказания, в особенности прутья толщиною в мизинец, а позднее, в конце XVII века, плеть, но сам образ и порядок исполнения этого наказания не был определен законом, даже по большей части в законе не указывалось число ударов, различалось только наказание простое и нещадное*(1981). В эпоху же Уложения встречаются и разнообразные членовредительные наказания, и притом, как замечает Сергеевский, в трояком значении: во-первых, как отплата за содеянное; так ст.10 главы ХХII Уложения говорит: а буде кто, не бояся Бога и не опасаясь государския опалы и казни, учинит над кем-нибудь мучительное наругательство, отсечет руку или ногу, или ухо, или губы обрежет, или глаз выколет, а сыщется про то допряма, и за такое его наругательство самому ему учинить то же; во-вторых, как средство предупреждения преступления уничтожением пригодных для того орудий; таково в особенности часто встречавшееся в новоуказных статьях 1667 г. отсечение руки, носа, пальцев, причем отсечение отдельных членов назначалось или отдельно или совместно и в определенной законом постепенности; далее, сюда же относится отсечение языка, назначавшееся за разные "неистовые речи", как говорит Котошихин, - "за царское бесчестие, кто говорит против него за очи бесчестные ложные слова", также за возмутительные речи и за религиозные преступления; способы и орудия, которыми выполнялись наказания, в наших памятниках не определялись. "Секли и резали, - говорит проф. Сергеевский, - руки, ноги, пальцы и языки как придется, как удобно или как вздумается исполнителям. Руки отсекались то по запястье, то поперек ладони; до которого места отсекались ноги - неизвестно; язык отрезали обыкновенно не весь, а часть его. Нередко бывали случаи, что лица с урезанными языками по излечении раны начинали снова говорить, и тогда им резали язык вторично. Для рвания ноздрей употреблялись особые железные щипцы; отсеченные члены иногда прибивались на стенах или на деревьях". В-третьих, как средство распознания лиц, уже изобличенных в преступном деянии. Такой мерой является клеймение, или пятнание, встречавшееся в наших памятниках уже в XIV веке*(1982); клеймение в эпоху Уложения производилось посредством раскаленного пятна, прикладываемого на щеку, а городовые сибирские клейма накладывались на спину. Такое же значение имело отчасти и отрезание ушей, как это видно из статьи 19 главы XXI Уложения, а впоследствии поротие ноздрей и рвание носа, хотя первоначально оно являлось как специальное наказание за употребление табака*(1983).

При Петре Великом применение кнута расширяется до крайних пределов,причем торговая казнь назначалась или самостоятельно, или как составная часть политической смерти; в последнем случае вместе с клеймением, состоявшим в начале царствования Петра Великого в наложении орла на щеку(заорлить в щеку), а позднее, по Указам 14 января 1704 г. и 5 февраля 1705 г., в двух видах: для более тяжких преступников - вырезание ноздрей, а для менее важных - клеймение буквою "В" в лоб с натиранием многократно порохом. Торговая казнь признана по Уставам воинскому и морскому и по Генеральному регламенту лишающей всякой чести и даже делающей недостойным служить в войске солдатом. С другой стороны, в эпоху Петра Великого прибавились новые виды телесных наказаний - шпицрутены и кошки - по Морскому уставу.

С половины XVIII века останавливается рост применения телесного наказания; хотя и после того, почти до нашего времени, оно сохраняло преобладающее значение не только в практике судебных мест, но и в законе.

Прежде всего вымирают, конечно, членовредительные наказания: отсечение руки, носа, вырезание языка; они исчезают с первой половины XVIII века, отменяясь притом не законом, а путем обычая*(1984). Всего долее из них держались наказания, служившие в то же время удостоверением в прежней судимости, а именно: рвание ноздрей и клеймение. Оба эти наказании были отменены для женщин Указом 22 января 1757 г. (Полное собрание законов, N 10686), а затем рвание ноздрей было отменено вообще для всех преступников в 1817 г.*(1985) Клеймение же, с отменою Указами 1753 и 1754 гг. смертной казни за общие преступления, сделалось необходимым дополнением всех наказаний, заменявших казнь, клеймение было словами "вор" - на лбу буква "В" и на щеках "О" и "Р" (Свод законов, изд. 1832 г., ст.41)*(1986). По Уложению (ст.28 по изд. 1857 г.) клеймению подлежали только каторжные мужчины, почему и в клейме было три буквы "К", "А", "Т": оно ставилось по-прежнему на лбу и на щеках*(1987). Наконец, Законом 17 апреля 1863 г. клеймение во всех его видах была отменено.

Область применения болезненного телесного наказания была значительно ограничена лишь с Екатерины. Как было уже указано выше, наше старое право почти не знало сословных различий по отношению к наказанию. Торговой казни и битью батогами подвергались и высшие духовные особы, и титулованные светские чины, иногда занимавшие высшие государственные должности; в особенности таким "подбатожным" равенством сословий отличалась эпоха Петра Великого. Первое ограничение было внесено Жалованной грамотой дворянству 21 апреля 1785 г. (Полное собрание законов, N 16187), которая в ст.6 и 15 постановляла "телесное наказание да не коснется благороднаго". В том же году изъятие было распространено на купцов первых двух гильдий и именитых граждан, а в 1796 г. - на священнослужителей. Правда, что император Павел I, как видно из Указа 13 апреля 1797 г. (Полное собрание законов, N 17916), по поводу дела прапорщика Рожнова дал любопытное собственноручное разъяснение жалованной грамоты: "Как скоро снято дворянство, то и привилегия до него не касается, по чему и впредь поступать", а потому и Сенат указал впредь дворян и лиц других привилегированных сословий (купцов, священнослужителей) наказывать телесно по лишении их прав состояния*(1988). Но по вступлении на престол Александра I с 1801 г. узаконения императрицы Екатерины II снова восприяли свою силу. С другой стороны, по указу императора Павла I от телесного наказания были изъяты все лица старше 70 лет*(1989); при Павле же Указом от 31 июля 1799 г. отдельно от каторжной казни поставлено публичное наказание плетьми и ссылка на поселение в Сибирь.

При императоре Александре I Указом 18 января 1802 г. (Полное собрание законов, N 20115) судебным местам было запрещено употреблять в приговоре слова "нещадно" и "жестоко", а затем, в 1812 г., предписано судам точно означать число ударов. В 1817 г. императором был учрежден Особый комитет в Москве об отмене торговой казни, названной в указе "бесчеловечною жестокостью"*(1990). "Государь Император, - как заявил граф Тормасов при открытии комитета, - обращая внимание на употребляемые доныне телесные наказания кнутом и рвание ноздрей с постановлением знаков и находя, что cиe наказание сопряжено с бесчеловечною жестокостью, каковой нет примеров ни в одном европейском государстве, что жестокость сия, будучи отдана, так сказать, на произвол палача, не токмо не удовлетворяет цели правосудия, которая при определении наказания требует, чтобы оно было в точной соразмерности с преступлением, но большею частью находится с оною в противоположности, и наконец, что такое ужасное наказание, от которого преступник нередко в мучительнейших страданиях оканчивает жизнь, явно противоречит уничтожению смертной казни..." Комитет нашел, что хотя по изменению состояния нравов и можно бы было заменить кнут плетьми, но если отменить торговую казнь в отдельном указе, то народ по недоразумению легко может вообразить, что будто и всякое уголовное наказание отменяется, а потому, ввиду этих доводов, отмена торговой казни была отложена до издания нового Уложения. Действительно, в 1824 г. Государственный Совет при рассмотрении Проекта 1813 г. обсуждал и предположения Комитета 1817 г., а равно и известную записку Мордвинова о кнуте как орудии казни; при этом 13 членов подали голос за отмену кнута, 4-за удержание и 1 член (Шишков) воздержался от подачи мнения. Но практических последствий это обсуждение не имело*(1991).

При императоре Николае I в 1829 г. было секретно постановлено, чтобы число ударов кнута не превышало 50, а при издании Cвода законов по отношению к значительному числу преступлений кнут был заменен плетьми*(1992); затем во время подготовительных работ по составлению Уложения был снова поднят вопрос об отмене наказания кнутом*(1993). Составители проекта предположили заменить кнут плетьми в том соображении, что наказание кнутом, завися от произвола палача, может быть или орудием смерти, или же, особливо при малом числе ударов, сделаться слишком слабым и что сие бывает в самом деле часто вследствие подкупов; при наказании же плетьми качество ударов заменяется количеством, не представляя уже возможности по произволу дать жизнь преступнику или лишить оной. Но министр юстиции подал особое мнение за сохранение кнута. Комиссия Государственного Совета предположила также отменить кнут, но заменить его мерой, практиковавшейся в Остзейских губерниях - наказанием связками лоз. Но перед рассмотрением Уложения в Общем собрании была заявлена Высочайшая воля о замене кнута увеличенным числом ударов плетьми, что и было принято в окончательной редакции Уложения*(1994). В 1854 г. вследствие письма к наследнику цесаревичу Потемкиной, бывшей членом Попечительного комитета, по поводу арестантки Колосовой, присужденной к 75 ударам плетьми и могшей вынести только 14 ударов и в бесчувственном состоянии привезенной в больницу, составлена была Комиссия по вопросу о применении телесных наказаний к слабосильным, а затем на основании этих работ состоялось Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета от 24 января 1855 г. (негласное) о замене тяжких телесных наказаний для лиц, оказавшихся по состоянию их здоровья не могущими вынести тяжести наказания*(1995).

Дальнейшая история телесного наказания, как в царствование императора Николая I, так и в начале царствования Александра II, заключалась в расширении числа лиц, изъятых от телесных наказаний. Но с отменой крепостного права, с дарованием личных прав многомиллионному низшему классу населения вопрос о телесных наказаниях естественно был затронут более глубоко, в самом его корне. Действительно, в апреле 1861 г. была передана в комитет, бывший при II Отделении, по рассмотрению нового Воинского устава о наказаниях, записка князя Николая Алексеевича Орлова об отмене телесных наказаний*(1996). При рассмотрении этой записки в комитете, а затем предположений комитета отдельными министрами и главноуправляющими значительное большинство высказалось если не за полную отмену телесного наказания, то за возможное ограничение его применения*(1997). Последствием работ этого комитета и был памятный Указ 17 апреля 1863 г. и приказы от того же числа по военному и морскому ведомствам, в коих указывалось и на мотив нового закона: "Возвысить дух нижних чинов".

Сущность этих узаконений сводится к следующему. По Уложению 1845 г. и по воинским уставам средствами телесного наказания являлись плети, шпицрутены, кошки, палки, паррутены, розги; кроме того, к этим наказаниям причислялись клеймение и наложение оков. После Закона 1863 г. к телесным наказаниям по Уложению и воинским уставам относятся только розги и оковы, все прочие виды этих наказаний отменены.

Далее, по Уложению телесное наказание назначалось как самостоятельное, дополнительное и заменяющее; после Закона 1863 г. весьма уменьшилось число случаев, в коих телесное наказание назначалось как самостоятельное, совершенно отменено употребление телесного наказания как дополнительного, а как наказание заменяющее оно сохранено было только для случаев явной невозможности определить нормальное наказание. Вместе с тем увеличилось и число лиц, изъятых от телесных наказаний, так как сюда были отнесены все женщины, церковнослужители, а также лица крестьянского сословия, занимающие общественные должности по выборам.

Позднее Указом 30 августа 1864 г. отменено телесное наказание для Царства Польского; равным образом это наказание не было включено в Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, и предложение, сделанное при рассмотрении проекта в Государственном Совете о сохранении и в Уставе розог как наказания заменяющего, было отвергнуто большинством 17 членов против 6 по следующим соображениям. Наказание розгами, определяемое взамен других низших исправительных наказаний, вовсе не соответствует своей цели: ибо, будучи лишено жестокости совершенно отмененных уже шпицрутенов и плетей, оно для большинства нашего народа, привыкшего с малолетства к грубому со всех сторон обхождению, весьма малозначительно и не только не возбуждает, говоря вообще, особенного между виновными страха, но, напротив того, весьма часто предпочитается лишению свободы, уплате денежного взыскания или отдаче в общественные работы. Из опыта известно, что наказание это представляет в сущности даже почти безнаказанность: ибо виновный, получив известное число ударов, отпускается на свободу и имеет всю возможность к дальнейшему удовлетворению могущих быть у него порочных склонностей. Между тем телесные наказания не могут не быть признаны положительно вредными, препятствуя смягчению нравов народа и не дозволяя развиться в нем чувству чести и нравственного долга, которое служит еще более верной охраной общества от преступлений, чем самая строгость уголовного преследования.

После Закона 1863 г. шпицрутены остались только для ссыльных; но тогда же военный министр заявил, что невозможно оставлять на войсках столь тягостную и несовместимую с их званием обязанность, как исполнение этого вида наказания. Поэтому 30 августа 1863 г. состоялось Высочайшее повеление: впредь, до пересмотра законоположений о наказании ссыльных, заменять шпицрутены для них плетьми, применяясь к ст.831 Устава о ссыльных (по изд. 1857 г.), а затем эти предположения получили окончательное утверждение по Закону 28 октября 1871 г. Вместе с тем еще в комиссии, подготовлявшей в 1861 г. законопроект об ограничении применения телесных наказаний, было предположено отменить таковое и для женщин ссыльных или по крайней мере отменить для них плети, и это предположение было включено в пункт 10 законопроекта, внесенного в Государственный Совет; но в Государственном Совете этот вопрос остался без движения ввиду предполагавшегося общего пересмотра законов о наказании ссыльных, и только, как мы видели, в 1893 г. состоялась отмена телесных наказаний для ссыльных женщин.

Далее, Законом 24 апреля 1884 г. вместе с отменой рабочих и смирительных домов были отменены и правила о замене их розгами (ст.78 и 80 Уложения, изд. 1866 г.), а Законом 25 ноября 1885 г., состоявшимся по представлению статс-секретаря Э.В. Фриша, отменено телесное наказание как замена тюрьмы и ареста, так что наказание розгами от 30 до 40 ударов сохранялось только как наказание, назначаемое судом по ст.952 Уложения для бродяг, не помнящих родства, за ложное показание перед судом. Это наказание сохранялось, несмотря даже на то, что оно противоречило основному принципу уголовного судопроизводства 1864 г., устранившего всякое принуждение подсудимых показывать на суде правду. Законом 12 июня 1900 г. отменено и это постановление, а засим Уголовное уложение вовсе не упоминает о наказании телесном. Таким образом, общее движение нашего законодательства неуклонно шло к полной отмене всякого рода телесных наказаний. Резким диссонансом в этом отношении является Закон 12 июля 1889 г. о земских начальниках, расширивший по отношению к волостным судам применение телесных наказаний*(1998).

Ныне телесное наказание в нашем праве сохраняется:

1) как мера дисциплинарная для переведенных в разряд штрафованных идля содержащихся в дисциплинарных батальонах по законам воинским;

2) как наказание за преступные деяния, подсудные волостному суду*(1999), и притом лишь для лиц, не изъятых от наказаний телесных;

3) как наказание и дисциплинарная мера по Уставу о ссыльных; и

4) как мира дисциплинарная по отношению к находящимся в арестантских отделениях по Уставу о содержащихся под стражей.

Что касается другого вида телесного наказания - наложения оков, то оно не составляет наказания, определяемого судом, а является мерою тюремной дисциплины, порядок применения коей определяется в соответственных постановлениях Устава о ссыльных и Устава о содержащихся под стражей.

С исключением телесного наказания из Уголовного уложения и подробное исчисление в приложении к ст.30 лиц, изъятых от телесных наказаний, перенесено в приложение к т.XIV*(2000).

содержание .. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ..