|
|
|
содержание .. 26 27 28 29 ..
560 КПК всех патриотически настроенных социально-политических групп освобожденных районов. Проведение политики единого национального фронта не оз-начало, однако, отказа КПК от безраздельного руководства всей политической жизнью освобожденных районов. Все некоммунис-тические организации, группы или деятели могли участвовать в органах власти и вообще в политической жизни только в той мере, в которой они поддерживали политический курс КПК. Всякая оппозиционная активность исключалась. Попытки проведения нелегальной деятельности гоминьдановскими организациями ре-шительно пресекались. Объединяющей и руководящей силой скла-дывавшейся новой государственности освобожденных районов была КПК. При отсутствии каких-либо административных орга-нов, которые могли бы связать воедино все освобожденные рай-оны, разбросанные на огромной территории от Маньчжурии до о. Хайнань, именно руководство со стороны КПК являлось той объединяющей силой, которая превращала эти географически оторванные друг от друга освобожденные районы в своеобразное «государство в государстве». В сентябре 1942 г. политбюро ЦК КПК принимает специальное постановление «О едином партийном руководстве в антияпонских опорных базах и об урегулировании отношений между различными организациями», направленное именно на усиление руководящей роли КПК в строительстве новой государственности. Постепенно в наиболее стабильных освобожденных районах (особенно в Северном Китае) складывается довольно развитый политический механизм, позволяющий КПК осуществлять свою руководящую роль через различные законодательные, исполни-тельные и юридические органы, действовавшие на основе созда-вавшегося законодательства. Одна из особенностей этой новой государственности заключалась в том, что формально она исхо-дила из признания суверенитета Национального (гоминьдановс-кого) правительства, в своих нормативных актах она указывала на связь с общенациональным (гоминьдановским) законодатель-ством и во многом пользовалась его терминологией. Политичес-кая же реальность функционирования этой власти была принци-пиально новой. Особенно эхо хорошо видно на примере безраз-дельной руководящей роли КПК. Своеобразно эта реальность проявлялась и в проведении социально-экономических преобра-зований и прежде всего в аграрной сфере. Аграрная политика КПК в годы антияпонской войны склады-валась и развивалась как составная часть политики единого на-ционального фронта, одной из предпосылок создания которого 561 был отказ КПК от политики радикальной ломки традиционных аграрных отношений, от политики конфискации земель местных богачей. При всех различиях нормативных актов по аграрному вопросу, принимавшихся властями освобожденных районов, они совпадали в некоторых основных положениях: они исходили (дек-ларируя это или нет) из Аграрного закона гоминьдановского правительства 30-х гг., требовали снижения арендной платы на одну четверть (она не должна превышать 37,5% урожая), сниже-ния ссудного процента (он не должен превышать 10% годовых), проведения рациональной и справедливой налоговой политики. Эта политика исходила из признания права частной собственно-сти на землю со всеми вытекающими из этого последствиями (право купли-продажи, сдачи в аренду, заклада и т.п.), но, вместе с тем, эти положения не имели обратной силы и полученная крестьянами до начала антияпонской войны в районе Шэньси— Ганьсу—Нинся земля за ними сохранялась. Однако Мао Цзэдун и его сторонники рассматривали такую аграрную политику лишь как вынужденную «уступку» Гоминьда-ну, не понимая ее стратегического значения в условиях нацио-нально-освободительной революции. Такой подход, с одной сто-роны, мешал по достоинству оценить экономическую и особен-но социальную эффективность реформистской политики, а с другой, вел к постоянному рецидиву левосектантских перегибов (конфискация земли, уничтожение богачей и т.п.), что ослабля-ло освобожденные районы. Необходимость преодоления этих оши-бок отвлекала силы КПК от решения задач непосредственной борьбы с японскими агрессорами. Как правило, приступая к осу-ществлению сугубо реформистских мер в рамках политики еди-ного фронта, коммунисты с фатальной неизбежностью соскаль-зывали в привычную колею «антипомещичьей» борьбы, «аграр-ной революции» и т.п. Но если раньше это было прежде всего результатом доктринального принятия соответствующей полити-ческой ориентации, то теперь это становилось почти неизбеж-ным результатом определенной корыстной заинтересованности новых властных структур, активистов этих преобразований в пе-рераспределении собственности зажиточной части деревни (про-довольствия, скота, земли и другого имущества). Несмотря на это, в целом аграрная политика КПК в годы ан-тияпонской войны может быть оценена как достаточно эффек-тивная, так как 8-я и Новая 4-я армия имели все-таки прочный и спокойный тыл, имели источники пополнения своих рядов и источники материального снабжения. Кроме того, показателем определенной успешности этой политики является некоторый 562 рост производства продовольствия и сырья в освобожденных райо-нах в годы войны. Это и позволило снабдить продовольствием не только армию, но и государственный и партийный аппарат. Хотя имел место определенный рост налогообложения, его более спра-ведливый характер (прогрессивное обложение в первую очередь сельских богачей и льготы бедноте) способствовал улучшению положения середняков и бедноты. Об этом же говорила и поли-тическая нейтрализация эксплуататорской части деревни в годы войны, не препятствовавшая ее экономической активности. Бо-лее того, такая политика способствовала привлечению патрио-тически настроенной зажиточной части деревни к совместной борьбе против японской агрессии, стала экономическим фунда-ментом политики «трех третей». Успешное политическое и социально-экономическое разви-тие освобожденных районов было в первую очередь результатом активной военно-политической деятельности вооруженных сил КПК и, в свою очередь, делалось основой их роста и совершен-ствования. Создававшие освобожденные районы в тылу японских войск части 8-й и Новой 4-й армий пополнялись прежде всего за счет местных военных формирований различного толка. В Север-ном Китае издавна действовали традиционные тайные общества (типа хорошо известных «Красных пик»), имевшие свои воору-женные отряды. Повсеместно были распространены вооруженные отряды сельской самообороны («миньтуани»). В японском тылу стихийно возникали партизанские отряды, состоявшие зачастую из солдат и офицеров разгромленных гоминьдановских войск. Действовали в японском тылу и отдельные части и подразделе-ния гоминьдановской армии, возглавлявшиеся патриотически настроенными офицерами. Коммунисты, обладавшие длительным и большим опытом партизанской войны, выступили организато-рами всей этой пестрой массы вооруженных людей, стремившихся включиться в борьбу против японских захватчиков, на защиту своих деревень и своих семей. Под патриотическими лозунгами войны сопротивления вооруженные силы КПК вовлекали в свои ряды эти разнородные вооруженные формирования, вступали с ними в сотрудничество, привлекали на свою сторону их руково-дителей или же их устраняли. Используя общенациональный (гоминьдановский) закон о воинской обязанности в условиях войны сопротивления, влас-ти освобожденных районов прибегали также к мобилизации лиц призывного возраста для пополнения вооруженных сил. Однако в целом КПК не ощущала недостатка в пополнении своих воо-руженных сил. Их расширение скорее сдерживалось нехваткой 563 вооружения. За первые три года войны вооруженные силы КПК выросли более чем в десять раз, превысив 500 тыс. бойцов. Одна-ко в 1941—1942 гг. в связи с развернувшимся наступлением япон-ских войск на освобожденные районы и сокращением их терри-тории произошло и некоторое сокращение армии (примерно на 100 тыс.). В дальнейшем вооруженные силы КПК вновь значи-тельно выросли, достигнув к апрелю 1945 г. 910 тыс. в регулярных частях и 2,2 млн бойцов ополчения. Таким образом, КПК располагала мощной военной силой. Однако установки маоистского руководства фактически сдержи-вали боевую активность этой огромной армии. Мао Цзэдун об-разно формулировал это так: 10% усилий — на борьбу с японс-кими захватчиками, 20% — на защиту от Гоминьдана, 70% — на сохранение своего потенциала. Такая установка вела к полному приоритету партизанской тактики, к отказу от сколько-нибудь крупномасштабных операций против японских войск и была рас-считана на победу над агрессором силами своих союзников. Развитие КПК в годы войны Активное участие КПК и ее вооруженных сил в антияпонс-кой войне, создание антияпонских опорных баз, быстрый рост популярности КПК в стране как боевой патриотической органи-зации создали принципиально новые условия для развития КПК и прежде всего для существенного расширения ее рядов. Учиты-вая эти новые обстоятельства, руководство КПК в первые годы войны проводит курс на максимальное расширение рядов партии. За первые три года войны численность членов партии выросла в 20 раз — с 40 тыс. до 800 тыс. В основном партия пополнялась за счет освобожденных районов, где парторганизации создавались в быстро расширявшихся вооруженных силах и в деревне. В гоминь-дановских районах нелегальные парторганизации главным обра-зом создавались в городах, где они преимущественно опирались на массовые патриотические организации, которые и служили легальным прикрытием их политической работы. Среди вступав-ших в партию полностью преобладали (до 90%) крестьяне, ра-бочая прослойка была крайне немногочисленной. Заметной, хотя и не очень большой, группой среди вновь вступавших в КПК были выходцы из социально привилегированных слоев китайс-кого общества. Чтобы способствовать расширению рядов партии, руководство КПК фактически отказывается от социальных критериев приема в партию, открыв двери в партию для всех патриотически на- строенных. Главным побудительным мотивом вступления в КПК делается стремление патриотически настроенных людей принять активное политическое участие в антияпонской борьбе. И этим быстро расширявшаяся КПК военного времени принципиально отличалась от КПК довоенной, где при всей близости социально-го состава партии мотивация вступления в КПК, как правило, носила иной — классовый — характер. Вместе с тем подавляющее большинство членов партии (примерно 75%) были неграмотны-ми, что во многом и предопределяло невысокий политический уровень основной массы коммунистов. Многие из вступавших недостаточно четко представляли себе идейно-политические раз-личия между КПК и Гоминьданом, видя прежде всего в КПК наиболее активного борца за национальные интересы. Как писал в 1942 г. Пэн Дэхуай, в партию вступали «...из-за боязни быть мобилизованным, из стремления облегчить свое бремя, для уст-ройства личных дел. Многих завлекли в партию родственники и знакомые. Лучший вариант — это желание бороться с Японией... Очень мало тех, кто пришел с верой в коммунизм... Однако и эти люди крайне неоднородны в идейном отношении». Такой состав партии существенно повышал политическую роль ее образован-ного меньшинства, происходившего в основном из социально привилегированных слоев. Именно из их среды формировался аппарат, кадровый костяк стремительно расширявшейся КПК. Внутрипартийная борьба, которая в предвоенные годы в усло-виях поражения КПК приобрела столь острый характер, продол-жалась и в новой исторической обстановке. Ее особенности во многом связаны с быстрым количественным ростом партийных рядов и участием партии в национально-освободительной войне, ставшей неразрывной частью общемировой войны с фашизмом. Коминтерн с первых дней войны четко сформулировал отно-шение международного коммунистического движения к справед-ливой борьбе китайского народа, призвав к солидарности с этой борьбой все прогрессивные силы мира. Вместе с тем Исполком Коминтерна совместно с представителями ЦК КПК 10 августа 1937 г. обсудил и новые задачи КПК в условиях разгоравшейся войны. Коминтерн ориентировал КПК на развертывание нацио-нально-освободительной войны, на всемерное укрепление еди-ного антияпонского фронта, на превращение КПК во всекитай-скую партию. Совещание одобрило! политическую программу, сформулированную в докладе представителя ЦК КПК Ван Мина. Эти документы легли в основу работы в конце августа 1937 г. совещания политбюро ЦК КПК в Лочуане (пров. Шэньси) и принятой совещанием Программы спасения родины из десяти 565 пунктов. Совещание выявило совпадение взглядов большинства членов политбюро с линией Коминтерна. Вместе с тем уже в это время постепенно проявляется неприятие Мао Цзэдуном поли-тической линии Коминтерна: ставка на военное поражение Го-миньдана или его капитуляцию, нежелание укреплять единый национальный фронт, отказ от активных боевых действий. Одно-временно левосектантская линия Мао Цзэдуна сказывалась и на политике КПК в освобожденных районах, особенно при прове-дении социально-экономических преобразований. Столкновение этих двух подходов, истоки которых надо ис-кать в истории КПК еще 20-х гг., проходит через всю внутрипар-тийную борьбу в годы войны. На расширенном совещании по-литбюро в декабре 1937 г. левосектантская позиция была подверг-нута критике в выступлении вернувшегося в Китай Ван Мина, а также исполнявшего обязанности генерального секретаря Чжан Вэньтяня. Совещание ориентировало партию на укрепление и расширение сотрудничества с Гоминьданом в интересах войны сопротивления. Совещание приняло назревшее решение о созы-ве в ноябре 1938 г. очередного съезда партии. Для выполнения намеченных решений по укреплению и рас-ширению сотрудничества с Гоминьданом большое значение имело создание в Ханькоу Янцзьщзянского (Чанцзянского) бюро ЦК КПК, которым руководили видные деятели партии Ван Мин, Чжоу Эньлай, Бо Гу. Это бюро сыграло также важную роль в раз-вертывании партработы в гоминьдановских районах, в организа-ции партизанского движения в оккупированных частях Централь-ного и Южного Китая, в активизации политической деятельнос-ти патриотических организаций. Однако Мао Цзэдун не примирился с тем, что его позиция была отвергнута большинством руководства КПК, и вел упор-ную борьбу внутри КПК за укрепление своих позиций. Его пер-вым успехом был срыв проведения намеченного очередного съезда партии. Вместо этого в октябре—ноябре 1938 г. был проведен VI расширенный пленум ЦК КПК, итоги которого противоречивы. С одной стороны, пленум принял решения, направленные на реализацию линии на укрепление и расширение единого фрон-та, на усиление вооруженного сопротивления японской агрес-сии, обсудил меры развития сотрудничества с Гоминьданом, высказался за дальнейший поиск путей создания организацион-ных форм единого фронта. С другой стороны, пленум укрепил руководящее положение Мао Цзэдуна. На пленуме выступил член политбюро Ван Цзя-сян, только что вернувшийся из Москвы, и довел до сведения 566 членов ЦК КПК мнение И.В. Сталина и Г.М. Димитрова о том, что они рассматривают Мао Цзэдуна как вождя КПК. В соответ-ствии с тогдашними партийными нравами это означало окон-чательное утверждение Мао Цзэдуна у власти в партии, это означало получение той высшей санкции, которую Мао Цзэдун ждал уже три года. Характерно, что на этом же пленуме была провозглашена необходимость придать марксизму национальную форму, «китаизировать марксизм». И хотя после пленума борьба в руководстве партии еще про-должалась, положение Мао Цзэдуна стало прочным. К лету 1939 г. он фактически занимает пост генерального секретаря партии, используя который ему удается провести огромную ра-боту по изменению всего руководства КПК. Именно в это вре-мя складывается группа ближайших политических сподвижников Мао Цзэдуна, сыгравших столь важную роль в его борьбе за власть. Мао Цзэдуну удалось сплотить вокруг себя не только преданных ему и не имевших собственного политического лица деятелей КПК (вроде Кан Шэна и Чэнь Бода), но и многих видных руководителей партии, в прошлом отнюдь не всегда вы-ступавших вместе с ним (Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Пэн Чжэнь, Дэн Сяопин и др.). «Возникновение маоистской группировки, — писал известный политолог Ф.М. Бурлацкий, — не только ре-зультат усилий самого Мао Цзэдуна, но и объективной борьбы внутри КПК. Не только Мао шел к группе, но и группа шла к нему. Она нуждалась в лидере — и для своего возвышения, и... для осуществления определенной суммы идей в области пар-тийного, военного, национального строительства». Общей идей-ной платформой этой группы стал довольно разнородный круг революционно-националистических представлений, являвшихся подлинной основой их мировоззрения и сочетавшихся с выбо-рочным восприятием ряда марксистских положений. Образова-ние этой группировки стало важным этапом развития маоизма как идейно-политического движения, во многом предопределив-шим судьбы китайской революции. Одним из факторов, способствовавших объединению вокруг Мао Цзэдуна широкого круга деятелей КПК, стало превраще-ние Мао Цзэдуна именно в это время в главного и по сути единственного идеолога и теоретика КПК. Идейно-теоретичес-кая деятельность Мао Цзэдуна в яньаньский период носит весь-ма противоречивый, даже парадоксальный характер. С одной сто-роны, именно в Яньани окончательно оформляется утопичес-кий социальный идеал Мао Цзэдуна, базировавшийся на идеа-лизации казарменного быта кадровых работников, «яньаньского образа жизни», и вобравший в себя многие традиционные уто- 567 пические представления (типа датун — «великой гармонии»), веками питавшие идеологию народных выступлений. Вместе с национализмом и воинствующим мессианством он стал детер-минировать идеологию маоизма. С другой стороны, именно в Яньани Мао Цзэдун активно включается в работу по «китаиза-ции марксизма», которая означала прежде всего попытку пред-ставить взятые на вооружение КПК идеологию и социальные идеалы как традиционные, «национальные» по своему проис-хождению, что было принципиально новым для КПК (и столь же характерным прежде для Дай Цзитао). «Социализм, — го-ворил на митинге в 1939 г. ближайший сподвижник Мао Цзэ-дуна и истолкователь его идей Чэнь Бода, — это самая пре-красная мечта, волновавшая людей в Китае на протяжении не-скольких тысячелетий. Мо-цзы называл эту мечту "всеобщей любовью", в "Ли юнь" она именуется "великой гармонией". Идеал "великой гармонии" — идеал социализма и коммуниз-ма — не является для нашей партии привнесенным извне, это внутренняя историческая потребность нашего народа, это — ко-нечная цель нашей партии, и никто, кроме корыстолюбцев, не может отрицать этого... Диалектика истории такова: сначала Вос-ток шел впереди и развитие цивилизации шло с Востока на За-пад; затем Запад стал передовым... Однако Восток снова вос-прянул... Восток стал передовым... Решающей силой этого Вос-тока является Китай». Эта новая самооценка партийной идеологии сочетается те-перь у Мао Цзэдуна со стремлением приспособить свою вер-сию марксизма-ленинизма к конкретным условиям борющегося за национальное спасение Китая. Прежде всего он усиливает пропаганду ряда положений марксизма-ленинизма (почерпнутых, правда, в основном из статей и книг популяризаторов, а иног-да и вульгаризаторов марксизма), приспосабливая их к инте-ресам национально-освободительной войны. Ссылаясь на прес-ловутую китайскую специфику, он прямо искажает некоторые фундаментальные положения марксизма, в частности об истори-ческой роли рабочего класса, фактически подменяя их собст-венной идеей о решающей роли крестьянства в китайской ре-волюции, которая базировалась на субъективистской оценке по-ложения в китайской деревне и всей социальной структуры Китая. Вместе с тем эта теоретическая работа, которая рассматри-валась Мао Цзэдуном и его соратниками как подготовка идео-логического фундамента коммунистического движения, на рубе-же 40-х гг. была дополнена разработкой политической програм-мы, которую Мао Цзэдун рассматривал как обращенную не в 568 будущее, а как программу непосредственной борьбы за власть с Гоминьданом. Речь идет о концепции «новой демократии». Естественно возникает вопрос о причинах, заставивших Мао Цзэдуна дополнить свою уже сложившуюся версию марксизма «демократической» программой. Почему он был неудовлетво-рен, как могло показаться, своей вульгаризаторской и субъекти-вистской подгонкой марксизма к своему социально-утопичес-кому идеалу «казарменного коммунизма», почему он был вы-нужден обратиться к теоретическому наследию Сунь Ятсена, в освоении которого увидел возможность развития марксизма и его китаизации? Ответ мы можем увидеть, вероятно, в существен-ной новизне внутрипартийной и общеполитической обстановки в это время. Проповедь маоистского «казарменного коммуниз-ма» могла найти и, судя по всему, находила отклик у кадро-вой части партии, но идейно вооружить уже миллионную пар-тию, подавляющее большинство которой пришло под знамена КПК под воздействием национального импульса, она, конечно же, не могла. Тем более казарменно-аскетическая апологетика «яньаньского образа жизни» не могла стать той идеей, которая сплотила бы вокруг КПК китайскую нацию в борьбе против японских за-хватчиков, а затем и против гоминьдановского режима. Мао Цзэдун хорошо уловил новизну ситуации. Он смог увидеть, что именно в это время Гоминьдан вновь потянулся к идейному наследию Сунь Ятсена, но в то же время он правильно оценил невозможность для Гоминьдана удержать в руках знамя револю-ционного национализма, знамя суньятсенизма. Чанкайшистско-му Гоминьдану это было не по плечу, узкогрупповые интересы бюрократической буржуазии диктовали Чан Кайши близорукую радикальную политику, отталкивавшую от Гоминьдана его, ка-залось бы, естественных союзников. В этих новых условиях Мао Цзэдун начинает рассматривать данное от имени КПК в 1937 г. согласие на признание суньят-сенизма не только как плату за создание единого фронта. Он, видимо, принимает решение использовать суньятсеновское идей-но-теоретическое наследство в борьбе за власть с Гоминьда-ном. Можно предположить, что при этом он учел исторический опыт реализации идей Сунь Ятсена после его смерти, опыт борь-бы за суньятсеновское наследство. Речь идет не только о та-ких консервативных, традиционалистских истолкователях суньят-сенизма, как Дай Цзитао и Чэнь Лифу. Было и другое направ-ление истолкователей: Чэнь Гуньбо (и другие реорганизацио-нисты), Ху Ханьмин, Ши Цуньтун, Дэн Яньда, Тань Пиншань (и другие члены т.н. Третьей партии) и иные «наследники», 569 которые интерпретировали суньятсенизм в национально-демокра-тическом духе. При всех глубоких различиях в позициях участ-ников этих политических и идеологических дискуссий их всех во многом объединяло понимание огромного потенциала сунь-ятсенизма как идеологии особого, «китайского» пути преобра-зования Китая и всего мира. Формулирование и развитие кон-цепции «новой демократии» во многом опиралось на это на-следство и во многом стимулировалось именно поиском «свое-го» пути. Основное содержание новой концепции можно рассмотреть в трех аспектах. На первый план Мао Цзэдун выдвигает идею на-ционального спасения, идею сплочения во имя борьбы с япон-ской агрессией и шире — борьбы против империалистического гнета. Национальное освобождение и возрождение величия ки-тайской нации — вот исходный момент концепции «новой де-мократии». Одна из предпосылок этого сплочения — демокра-тизация китайского общества, отказ от однопартийной диктату-ры Гоминьдана, переход к многопартийной системе, в которой КПК будет играть ведущую роль как подлинный выразитель ча-яний нации. Вместе с тем национальное освобождение и демо-кратизация должны привести и к обновлению экономической жизни, но при сохранении системы частной собственности и рыночных отношений. Феодальные пережитки в деревне должны быть преодолены путем проведения аграрной реформы, нацио-нальное предпринимательство должно поощряться, а националь-ный рынок защищаться, хотя одновременно должны быть созда-ны условия и для привлечения иностранного капитала. Пред-приятия, принадлежащие бюрократическому капиталу, должны быть преобразованы в государственный сектор, которому надле-жит занять ведущее место в экономике. Новая власть должна про-являть заботу об улучшении жизни народа, а в области соци-альных отношений придерживаться принципов взаимовыгодного сотрудничества труда и капитала. Речь, таким образом, шла о своеобразной «смешанной экономике». В разработке концепции «новой демократии» принимали участие и другие руководите-ли КПК, увидевшие в этой концепции мощное идеологическое оружие борьбы за власть. Легко заметить, что основные положения «новой демокра-тии» во многом восходят к «трем народным принципам» Сунь Ятсена — национализму, народовластию, народному благоденст-вию, отличаясь от них прежде всего характером постановки во-проса о власти. Концепция «новой демократии», в отличие от суньятсенизма, использовала такие важные для ленинизма по-нятия, как «классы» и «диктатура». Социальная опора новоде- 570 мократического строя мыслилась Мао Цзэдуном как весьма ши-рокая, включавшая рабочий класс, крестьянство, буржуазию и патриотическую часть крупных землевладельцев, однако именно крестьянство Мао Цзэдун в это время рассматривал как глав-ную социальную силу нового режима. Самостоятельной и тем более ведущей роли рабочему классу в концепции «новой демо-кратии» не отводилось. Вместе с тем действительным полити-ческим руководителем новодемократического государства должна была стать, по мысли Мао Цзэдуна, КПК, которая в рассмат-риваемом политическом контексте все больше теряла свой клас-совый характер, все больше делалась социально автономной. Обращение Мао Цзэдуна к идеологии «националистического народничества», ее адаптация к некоторым марксистским поло-жениям и некоторым марксистским терминам способствовали превращению эклектического комплекса идей, связанных с име-нем Мао Цзэдуна, в идейно-теоретическую платформу массовой партии, возглавлявшей национально-освободительную войну, да-вали КПК ряд тактических преимуществ в борьбе за власть, порождая, однако, значительные идеологические и теоретичес-кие трудности, хотя и выявившиеся позже. Речь идет о глу-боком внутреннем противоречии между яньаньской идеологией «казарменного коммунизма» и буржуазно-демократической ори-ентацией «новой демократии», постепенно подтачивавшем изнут-ри идеологию маоизма. Став не только политическим, но и идео-логическим руководителем КПК, Мао Цзэдун стремится рас-правиться со всеми своими противниками. В очень трудное для освобожденных районов и для воору-женных сил КПК время — летом 1941 г. — Мао Цзэдун и его группа развернули так называемое движение за упорядочение стиля в партии (чжэнфэн). Подготавливая новое наступление на своих противников в КПК, Мао Цзэдун фабрикует обвинение ряда прежних руково-дящих деятелей КПК в «субъективизме», в неспособности твор-чески соединять марксизм с китайской действительностью. Ли-цемерно обращаясь к решениям VII конгресса Коминтерна, в которых был совершен серьезный поворот в тактике коммунис-тического движения и были осуждены левосектантские ошиб-ки, он обвиняет видных руководителей партии в проведении в первой половине 30-х гг. так называемой третьей левооп-портунистской линии. Создав такую «идеологическую базу», он обрушивается прежде всего на Ван Мина, Бо Гу, Чжан Вэнь-тяня, а также на многих других руководящих и кадровых ра-ботников партии, именно на тех, кто препятствовал утвержде-нию курса Мао Цзэдуна. В сентябре 1941 г. эти видные деяте- 571 ли КПК были отстранены от работы в высших руководящих ор-ганах партии. В феврале 1942 г. Мао Цзэдун в выступлении перед слуша-телями партшколы в Яньани провозгласил начало так назы-ваемой идеологической революции, ставшей решающей фазой всего «чжэнфэна». Начинается массовая кампания, подобной которой КПК еще не знала. К обязательной «учебе» в Яньани и на местах привлекаются все кадровые работники и партийные активисты, которые должны в течение многих месяцев «изучать марксизм-ленинизм» по программе, составленной Мао Цзэду-ном. Программа включала в основном лишь статьи и выступле-ния самого Мао Цзэдуна, а также несколько статей Сталина. «Ключ к овладению марксизмом, — писала партийная газета «Цзефан жибао» в 1942 г., — лежит прежде всего в изучении ра-бот Мао Цзэдуна как более близких и нужных китайцам». Од-нако кампания отнюдь не сводилась к «учебе». Главным в «чжэн-фэне» постепенно делается искоренение всякого инакомыслия и политическое уничтожение всех противников Мао Цзэдуна. Во внутрипартийной борьбе насаждаются те методы, которые впоследствии расцветут пышным цветом в годы «культурной ре-волюции». Длительность и напряженность этой кампании, изощренность и жестокость методов борьбы указывают на то, что сопротив-ление партийных кадров насаждению культа личности Мао Цзэ-дуна и новых порядков в партии оказалось значительно более серьезным, чем рассчитывал Мао Цзэдун. Отсюда и ужесточение методов борьбы, и физическая расправа со всеми, кто оказался не сломленным в результате идеологического террора. Вместе с тем репрессии обрушивались не только на сопро-тивлявшихся проведению маоистского курса. Превентивным реп-рессиям подверглись по сути дела все активисты и кадровые работники, не проявившие энтузиазма в принятии и осущест-влению целей и методов «чжэнфэна». Решение Коминтерна о самороспуске, принятое в мае 1943 г., было использовано Мао Цзэдуном для проведения завершающей стадии кампании «чжэнфэна», отличавшейся уже откровенными нападками на политику Коминтерна и всех деятелей КПК, с ним связанных. С поразительным политическим цинизмом все поражения и ошибки КПК попытались «списать» на счет, яко-бы, следования коминтерновской линии, а идейно-политичес-кую платформу Мао Цзэдуна представить как залог всех успе-хов КПК, как «подлинный китайский марксизм». В результате жестокого идеологического террора и прямых репрессий явные и потенциальные противники Мао Цзэдуна потерпели тяжелое 572 поражение, а многие в недавнем прошлом противники маоист-ской линии (Чжан Вэньтянь, Бо Гу, Ян Шанкунь и др.) были вынуждены не только выступить с «самокритикой», но и на-чать восхвалять идеи и деятельность Мао Цзэдуна. Несмотря на значительное сопротивление «чжэнфэну», открытых выступле-ний видных партийных деятелей против маоистского курса не было, возможно из-за боязни раскола партии, что играло, без-условно, на руку Мао Цзэдуну и во многом определило своеоб-разие развития внутрипартийной борьбы в КПК в последую-щие годы. Кампания маоистской индокринации сопровождалась также большой работой по налаживанию организационной структуры стремительно разраставшейся партии, раздробленной вместе с тем по многим изолированным освобожденным районам и во-инским частям. В партии насаждались армейские порядки и прежде всего фактическое единоначалие, в конечном счете сво-дившееся к подчинению всего партийного аппарата лично Мао Цзэдуну. В результате всей этой напряженной работы удалось укрепить партийную дисциплину, добиться полного подчинения всех местных организаций центру, несмотря на продолжавшийся рост численности партии, обеспечить новые парторганизации и воинские части кадровыми работниками, подготовленными в раз-личных партшколах в Яньани, и тем самым укрепить полити-ческую роль и политические возможности КПК как в войне сопротивления японским агрессорам, так и в борьбе за власть с Гоминьданом. Организационное сплочение партии происходило на принципах армейской дисциплины и принципах личной пре-данности Мао Цзэдуну, что не могло привести к действительно-му единству партии, сохраняя предпосылки фракционной борь-бы, хотя уже и в иной форме. Разгромив своих идейных противников, полностью взяв в ру-ки партийный аппарат, маоистское руководство сочло, что при-шло время созвать очередной, VII съезд КПК. Последним важ-ным подготовительным мероприятием явился VII расширенный пленум ЦК КПК, принявший 20 апреля 1945 г. «Решение по некоторым вопросам истории нашей партии», являвшееся грубой фальсификацией истории КПК и китайской революции и тео-ретическим обоснованием нового политического курса. В этом документе как бы завершался разрыв с коминтерновской поли-тической традицией, чинилась «историографическая» расправа со всеми идейно-политическими противниками Мао Цзэдуна. Од-новременно делалась примечательная попытка дать теоретичес-кое обоснование новизны революционной стратегии маоизма, которая виделась в «особой» роли крестьянства и деревни в ки- 573 тайской революции, а также всячески подчеркивалась роль Мао Цзэдуна как теоретика и практика, сумевшего раньше и лучше других увидеть эту особенность китайской революции и вопло-тить ее в «правильную» стратегию и тактику КПК. И хотя роль крестьянства в китайской революции, как показывал историчес-кий опыт, отнюдь не была большей, чем в других стадиально сопоставимых революциях, маоистская мифология, сыгравшая столь важную роль в дальнейшем, начала складываться.
|
|