Главная Учебники - Разные Лекции (разные) - часть 44
Про ТВ Телевизионная коммуникация стала новым способом взаимодействия людей. Телекоммуникация предлагает общение на пространственно-временном расстоянии, при котором оно отражает структуру общества и выполняет связующую функцию. Телевидение создает вторую реальность, которая необходима индивиду, чтобы сохранять равновесие в реальном мире. Оно помогает человеку мгновенно перенестись в любую точку земного шара; дает большую свободу выбора информации, чем газеты, журналы; предоставляет человеку переживать эмоции и впечатления, которых он лишен в жизни. По мнению Э.Фромма, человек превращается в существо «с открытым, вбирающим в себя без усилий и без внутренней активности» информацию, пребывает в гипнотическом состоянии, пассивно усваивая «образцы и мерила» поведения, при котором не всегда может соотнести большую долю сведений получаемых через ТВ, со своим ограниченным опытом, поэтому создается иллюзия знаний. «Иллюзия чистой воды, имманентное свойство ТВ внушать, будто после передачи все стало ясно и понятно». Важнейшим результатом деятельности телевидения стало увеличение визуальных стимулов. ТВ создало целое общество потребителей «имиджей». Восприятие телевизионных образцов – процесс, происходящий на сознательном и бессознательном уровне. Причина внушаемого воздействия ТВ на аудиторию – в эмоциональной, а не рациональной сфере. Слагаемые эффекта внушения – это достоверность, созданная фактографической природой кино (ТВ) и показом окружающего мира в движении. Телевидение манипулирует пространством и временем, обращаясь к бессознательным реакциям зрителей. Посредством телевидения выявляются и существуют конкретные социокультурные символы. Овладение языком символов стало такой же необходимостью, как понимание речи. Появляются новые, опосредованные (через языки культуры, идеологии, массовой культуры) отношения «творца» «второй реальности» и ее потребителя. Любой человек в высказанной информации ищет смысл не отдельно от говорящего, а корректируя сообщение отношением к личности говорящего. Информация воспринимается персонифицировано. Для функционирования телевидения характерно появление людей-символов, которые «творят» судьбы многих миллионов зрителей (ТВ – очеловеченная реальность). Зритель выбирает себе того, кто на его взгляд, заслуживает большего доверия. Он привыкает смотреть на мир его глазами, ощущая свою сопричастность к миру. Образ коммуникатора (ведущего, диктора) – важная смысловая единица передачи. Человек на экране выступает не только как объект оценивания, но и как субъект общения, поэтому взаимодействие «человека в кадре» с аудиторией подчиняется тем же законам, что и взаимодействие людей в межличностной коммуникации. Коммуникатор предстает сначала как возможный партнер общения, а затем уже как специалист в какой-либо области. По мнению психологов, взаимное влечение людей больше определяется внешними признаками человека, нежели его внутренними качествами. Личность, обладающая физической привлекательностью, воспринимается как личность, которая превосходит других и по ряду прочих показателей (ум, честность и т.д.) Следовательно, привлекательность коммуникатора становится основой доверительных отношений между ним и аудиторией. Люди постоянно появляющиеся на телеэкране, в зависимости от своего профессионального амплуа обладает неодинаковыми возможностями личностного самопроявления (телевизионный образ диктора, например, более обобщен). Их имидж создается через внешний вид и манеру держаться. В образе диктора воплощаются культурные коды. Их одежда – знак современной моды, эталон. Имеет значение возраст дикторов. Молодость, красота, обаяние женщин вызывает симпатию у зрителей. Напротив, солидный мужчина-диктор привлекает значительно больше. Его облик ассоциируется с серьезностью, основательностью, жизненным опытом. При восприятии ведущих в сознании аудитории происходит ориентация на определенные факторы: одаренность, артистизм, активность, деятельность, организованность, самостоятельность, объективность. Здесь, пожалуй, уместно сказать о страшной тайне телевидения, которая является непосредственным участником процесса общения ведущего и зрителей и за частую играет недобрую шутку в искажении имиджа «Человека в кадре». Речь идет о телесуфлере. Самый безобидный обман телевидения. Обман заключается в том, что мы у экранов думаем, будто человек с нами беседует. А на самом деле он читает текст, выплывающий на невидимом для зрителя экране. Если ведущий это делает непринужденно и артистично, мы не догадываемся о существовании суфлера, и радуемся встречая открытый взгляд ведущего. Но иногда этот взгляд омрачен труднообъяснимой странностью повадки. Например, запинки во время произнесения простой фразы. Оказывается это происходит по причине неисправности суфлера, который вдруг остановился или, наоборот, устремился с большой скоростью вперед. Телесуфлер – приспособление техническое, которое гармонирует с техническим характером задачи - бесстрастным чтением фактов. И высшим пилотажем считается, если ведущий умело комбинирует это со своими изюминками, которые отличают его стиль от стиля другого ведущего. Это большой труд и искусство, искусство общения телевизионного, которое так же влияет и формирует имидж «человека в кадре. Оценку имиджу популярных ведущих дают опросы аудитории и экспертиза специалистов, они определяют эффективность личного эмоционального кода, выступающего в эфире, способствуют развитию его коммуникативных данных. Каждый ведущий получает суммарную характеристику своих личностных коммуникативных качеств. Если результаты социального общения оказываются неэффективными, специалисты дают коммуникатору индивидуальные рекомендации. По эмоциональной корректировке поведения. Процесс общения диктует вопрос о выборе видеоряда, звукоряда, речи, которые должны максимально соответствовать целям коммуникатора. Проблема восприятия, психолингвистические ее аспекты, культура речи приобретают в условиях массовой коммуникации особое значение для решения вопроса о повышении информативности выступления. К основному предмету общения примыкает дополнительный, связанный с аспектами коммуникации и восприятием личности на экране как носителе информации. Реализуя свои функции, коммуникатор выбирает свой стиль общения с аудиторией. В ходе развития СМИ сформировались и основные типы общения (классификация С.М. Газарха). 1. ближнедистанционный тип, при котором журналист пытается создать ощущение непосредственного контакта. Он обращается к реципиенту от своего имени; здесь уместен вариант коллективного автора, ведущие авторских программ. Это прямой контакт как бы стирает грань и входит в пространство и время зрителя. Ближняя дистанция аппелирует к разуму, к сознанию зрителя, а только потом – к его эмоциям (от рацио к эмоцио). 2. Дальнедистанционный тип общения предполагает, что субъект устраняется от непосредственного контакта, уходит на задний план и скрывается за мнимыми субъектами общения (персонажами). Авторская мысль не высказывается впрямую, она моделируется на персонажах телевизионного действия, специально создается ситуация, из которой эту мысль предстоит извлечь. Это закрытое информационное действие: персонажи общаются не со зрителем, а только друг с другом. Механизм информированного воздействия – от эмоцио к рацио. 3. Среднедистанционный тип общения предполагает присутствие субъекта общения где-то рядом с происходящими событиями или внутри его. Коммуникатор – посредник между зрителем и участниками программ, представитель зрителя в событии. Здесь достигается синтез «интимности» и «глобальности». Всякий ТВ - образ включен в «субъективную картину мира». Один и тот же объект репрезентируется у каждого человека по-разному. Один из способов осмысления телеинформации задается через субъективный образ человека на экране. Большое значение для явления персонификации имеют его индивидуально-личные характеристики (внешность, физические данные, оформление внешнего облика); коммуникативные качества – тембр голоса, дикция; внутренние характеристики (знание, интеллект, эмоциональность, моральные ценности). Успех программ обусловлен точно найденным имиджем, соответствующим социальному заказу, моде, требованиям времени, и настроениям в обществе. Точно найденным фирменным стилем телепрограмм, где наряду с содержанием уделяется внимание оформлению студии, заставкам, символам, атрибутике, использованию таких важных факторов воздействия, как цвет, свет, музыка. Имидж ведущего формирует тип контакта с аудиторией. Однако изменение современных требований корректирует и сами имиджи. Это становится научной проблемой, поскольку формирование имиджа – многогранный творческий процесс, требующий профессионального мастерства. Удачно найденный имидж – это не только успех у зрительной аудитории, но и часть творческой биографии журналиста. Многие исследователи «человека на экране» (Н.Н. Богомолова, О.Т. Мельникова, Е.Е. Пронина и др.) при описании типажей телегероев используют харизматическую модель коммуникатора Д. Голдхабера. Д. Голдхабер предлагает несколько элементов харизмы (личного магнетизма), посредством которой и происходит рождение нового образа (имиджа): внешность, привлекательность, «ожидаемость» высказываний, действия, профессиональное мастерство. Первый тип – «герой», идеализированная личность: смел агрессивен, говорит, «что мы хотим», выглядит, «как мы хотим». Второй – «антигерой», «простой человек», один из нас, выглядит «как мы все», говорит, «что и мы». С таким коммуникатором зритель чувствует себя безопасно. Третий тип – «мистическая личность» – чужой нам, необычный, непредсказуемый человек. Так или иначе, все эти типажи отвечают запросам аудитории. Результаты исследований показывают, что существует тесная взаимосвязь между предпочтениями аудиторией передач с участием того или иного ведущего и оценкой убедительности. Для аудитории оказываются значимыми многие характеристики ведущих: демографические, ролевые, индивидуально-личностные. Ей не безразлично, как оформляет коммуникатор свою внешность, каким обладает голосом, какова его манера говорить. Так, например, предпочтение отдается голосу среднего тембра (по результатам исследований видно: баритон предпочитают 62% опрошенных, тенор – 32%, бас – лишь 7%). (19). Многие центральные каналы заключают договор с ведущими о том, что они не имеют права во время работы в кадре самовольно изменить свою внешность. Таким образом, внешность «человека в кадре» становится собственностью телекомпании. К сожалению, на провинциальных студиях внешность принадлежит ведущему, который не всегда способен ей правильно распорядиться. Часто ведущие выступают доминантой своей программы. Их работа в кадре высоко ценится аудиторией и потому хорошо оплачивается. Популярных ведущих отличают стремление к открытости и искренность. Однако не всегда созданный на экране имидж вызывает положительные эмоции у зрителя. Не всегда совпадают оценки экспертов и телезрителей. Нет «идеального» телеведущего, кроме того, меняются и запросы аудитории. Лишь при более чутком отношении к требованиям аудитории и более внимательном отношении к рекомендациям психологов, передача и ее ведущий могут надеяться на успех. Еще одной, особой формой общения на телевидении является взаимоотношения в команде. В тележурналистике, более чем в каком-либо другом жанре журналистике, репортеры должны учиться работать в контакте со своими коллегами, в едином коллективе. Репортеры, операторы, монтажеры, редакторы должны обладать навыками эффективного общения, чтобы успешно осветить события и подготовить программу. Иначе программа будет обречена на провал. И, пожалуй каждый работающий теле журналист знает и понимает, что репортеры и операторы должны уметь вести непрерывный профессиональный диалог на месте съемки сюжета, чтобы скоординировать все аспекты процесса сбора информации, подготовки материала к эфиру и, наконец, выдачи ее в эфир. При работе на месте событий задействованы обычно два человека: репортер и оператор. Поскольку на репортере обычно лежит вся ответственность за точность, достоверность материала, переданного в эфир, то именно репортер выполняет функцию лидера команды. В процессе сбора информации должны активно участвовать каждый из членов команды. Опыт показывает, что самые лучшие результаты как правило, представляют собой продукт взаимодействия репортера и оператора. Каждый из членов команды должен стремится понять, какую цель старается достигнуть его коллега. Репортер стремится собрать всю информацию, необходимую для оперативной подготовки сюжета. Оператор также испытывает давление фактора времени, когда, с камерой в руках, он стремится сделать наилучшие кадры, которые дополняли бы сюжет. Репортер и оператор должны постараться заранее обсудить свои планы работы над сюжетом – если только они не работают в чрезвычайных обстоятельствах. Репортер должен делиться с оператором всей имеющейся у него информацией; оператор, со своей стороны, также должен доводить до сведения репортера все свои профессиональные соображения. Основная задача состоит в создании репортерской команды, которая была бы в состоянии подать сюжет с точки зрения и информационного содержания, и операторских выразительных средств. Как минимум, оба члена команды должны сходиться во мнении относительно таких вопросов, как: Проработав некоторое время в новостях, у меня сформировались свои правила, которыми мне бы хотелось поделиться. 1. Репортер должен всегда говорить оператору, какие конкретные сцены, планы необходимы для подачи материала; 2. Оператор должен в свою очередь информировать репортера о тех существенных и полезных кадрах, которые ему удалось запечатлеть. А так же о тех кадрах, которые снять не удалось. 3. Репортер и оператор должны работать в режиме непрерывного, вежливого, профессионального диалога – делиться идеями, соображениями, взглядами, поддерживать друг друга. История книги необычна: она появилась как последействие документального телефильма «ТВ — времена перемен». Ее герои — ветераны и мастера эфира, люди, во многом определившие биографию нашего телевидения. А телевидение стало, в свою очередь, их биографией и судьбой. Каждый провел перед кинокамерой, беседуя со сценаристом, около полутора часов. Эти признания и откровения больше похожи на исповеди, чем на интервью. Разумеется, каждый рассказывал о «своем» телевидении, а поскольку характеры героев различны, мнения субъективны и даже противоречат друг другу, в результате возникала объемная картина самого телевидения — куда более многомерная, чем в прежних исторических публикациях. В фильм (окончательное название «Все это телевидение» — сценаристы Э. Дубровский, Б. Караджев, режиссеры Дм. Завильгельский, М. Дегтярь) вошли, как это обычно бывает, лишь отдельные фразы синхронов, так сказать, опилки беседы. Но и они оказались достаточно острыми, и ни один из федеральных каналов не согласился показать картину. Вот тогда и возникла идея опубликовать эти свидетельства целиком в одной книге, отрывки из которой мы сегодня публикуем. Составители сборника — Сергей Муратов и Марина Топаз. Не признаю слова «телеведущий», не понимаю, что это такое. Я журналист, всю жизнь им был. Сам я, в общем-то, стал довольно известным журналистом задолго до телевидения. После университета работал в Агентстве печати «Новости». Занимался журналистским розыском нацистских преступников. Первого нациста удалось найти почти случайно. Это был голландский мультимиллионер, подозревав¬шийся в совершении военных преступле¬ний. Я взял командировку и поехал по деревням Львовской области с собкором АПН. Мы нашли следы этого убийцы. После очерка над ним был суд, он был посажен. Когда вышло второе издание моей антинацистской книги, я написал: «посвящается памяти моего отца композитора Кирилла Молчанова, чье творчество было посвящено антифашистской теме». Потом наступила эпоха 1987—1991-х, время перелома в стране и на телевидении. Программа «До и после полуночи» сыграла известную роль не только в моей жизни, но думаю, что и в жизни страны, потому что это была первая подобная программа в СССР. Ничего похожего на нее не было — мы говорили о сталинских репрессиях, о преступной деятельности госбезопасности по отношению к диссидентам. Говорили о белой эмиграции, о Гражданской войне. Я говорил о том, что меня волновало. Мой дед был расстрелян, бабушка была сослана на многие годы, мама исключена из театрального училища как дочь врага народа… Тогда же не было рейтингов, рейтинги определялись непогашенными окнами. Потом мне рассказывали, что когда шла «До и после полуночи», в стране практически не было окна, которое бы не горело. Какие мешки писем мы получали! По 18 кило в неделю. <…> А программу «Время» я вел где-то, наверное, три с половиной года. И 13 января 1991 года — я в этот день был ведущим, а главным выпускающим Станислав Мармитко — так вот в этот день советские войска штурмовали Вильнюсский телецентр. И мы решили, что программа, безусловно, начнется именно с этого. Через некоторое время в кабинет, где я готовился, позвонило руководство Гостелерадио и сказали, что сюжет о штурме литовского телецентра не пойдет вообще. Тогда я сказал, что раз такого сюжета в программе не будет, то я отказываюсь вести эту программу. Встал и ушел. То же самое сделал Станислав Мармитко. Это был, наверное, беспрецедентный случай в истории программы «Время», когда и политический обозреватель Гостелерадио СССР в моем лице, и главный выпускающий программы отказались от ее ведения. Вызвали каких-то дикторов. Они все провели. А дальше… мне не запретили вести программу «До и после полуночи», она осталась единственной из того, с чего начиналось телевидение новой эпохи с 87-го года. Все остальное было закрыто — «Взгляд», «600 секунд», «Пятое колесо». Я понимал, как непросто руководству Гостелерадио. Но с другой стороны, очень хорошо понимал, что меня оставили как витрину свободы слова. С тем чтобы, когда речь заходила о цензуре, сказать: а вот у нас есть Молчанов и «До и после полуночи». И я сам сказал ребятам: это неприлично, мы единственные, на ком делают вот эту фальшивую свободу слова. И мы должны уйти. Всем было грустно, но все со мной согласились. И мы закрыли ее сами. Это было в мае 91-го года. <…> С 91-го года я перепробовал на телевидении, в общем, все, что можно перепробовать. <…> А в 96-м, когда избрали Ельцина, я решил, что на этом прекращаю заниматься любой политической деятельностью на телевидении. Ну, все опротивело… А к концу 90-х такие общие понятия, как «серьезная политика» и «серьезные политики», в стране, на мой взгляд, вообще исчезли. Сегодня началось другое время, началось оно с приходом во власть выходцев из спецслужб. Это абсолютно явно и ясно. Я очень люблю провинцию. Саратов люблю, Самару люблю. Но вот, знаете, когда говорят «провинциальность», какой-то такой душок нехороший обычно в это вкладывается. Именно этот душок и присущ современному телевидению. Тогдашнее телевидение было менее провинциальным, чем сегодняшнее. И сегодня у очень многих ведущих, сколь бы они знаменитыми ни были, как бы их ни одевали Армани, я не знаю, Шанели и прочие, все равно эта провинциальность и в мозгах, и в речи, и в поведении в студии очень видна. Прежнее телевидение не было таким хамским, как в наши дни. Не должно телевидение быть таким агрессивным... Невозможно смотреть этот бред, эти «русские сенсации», эти какие-то чрезвычайные расследования «максимум». Это ужасно. Это принижает, это унижает людей… Самый тяжелый момент в моей жизни на телевидении — это смерть Жени Синицына. Был такой замечательный журналист, который работал в программе «Время». Он был прекрасным репортером. Особенно он увлекался сельской темой. Это был его конек. Был такой добрый, такой замечательный человек. <…> А потом был очень странный момент в моей жизни, надо мной сгущались тучи в молодежной редакции. Закрыли «12 этаж», который я вел. И закрыл его не кто иной, как Лигачев по письму Юрия Жданова, сына знаменитого Жданова. Он написал возмущенное письмо с цитатами из Библии, что меня очень удивило. Цитата была такая: «не смущайте малых сих». Видимо, я этим и занимался — смущал. Потом вышел «Взгляд» с призывами вынести Ленина из Мавзолея, сжигать партбилеты в прямом эфире. Это Марк Захаров отличился. И за все это я отвечал, потому что был главным редактором молодежной редакции. И «Взгляд» стал подвергаться цензуре, потому что ту версию, которая выходила на Дальний Восток по «Орбите», уже смотрели не только руководители Гостелерадио — специальную связь провели в ЦК КПСС и там тоже смотрели по кабелю… А потом уже «Взгляд» на Москву стал идти просто в записи. То есть шел эфир на Дальний Восток, потом его резали. <…> И вдруг в тот момент меня назначают главным редактором программы «Время». Когда я ожидал, что вообще мог вылететь с телевидения! Я был потрясен, и, как потом понял, это была попытка меня купить. Мне как бы сказали: ступай на такой ответственный участок и пора забыть эти шалости. Ты — член коллегии. Номенклатура Политбюро. Остепеняйся — молодой, энергичный, способный, мы в тебя верим. Ну, с другой стороны, вероятно, тут не только попытка купить, но и кто-то там наверху, скорее всего, тот же Александр Яковлев, думал о том, что пора выводить на более высокий уровень эту интонацию молодежной редакции, эту струю гласности. <…> Тогда была традиция: если кто-то из Политбюро уезжал в командировку, то обязательно кто-то другой из членов Политбюро его в аэропорту провожал. Эта традиция распространялась даже и на внутренние поездки. Допустим, летит Лигачев куда-нибудь в Вологду, его в аэропорту провожает член Политбюро, они там, в аэропорту — такие вот объятия и смертельный поцелуй трижды и взасос. И это подавалось в программе «Время» как главное событие дня в жизни планеты. И когда я пришел, сел в свой кабинет, мне говорят: подпишите, вот разнарядка на съемки, куда послать камеры. Я смотрю — перечислены главные события дня, а где-то там, в конце — премьера в Большом театре. Мне говорят: на премьеру Большого камеры уже нет, обойдемся без этого. У нас 15 событий, а камер 13, два события надо убрать, вычеркните, что считаете нужным. Я вычеркиваю то, что под номером один, — проводы члена Политбюро Лигачева в Вологду. Народ просто в обмороке. Был звонок председателя Гостелерадио, по-моему, тогда был Александр Никифорович Аксенов. Бывший фронтовик, партизан, с тяжелыми ранениями, но к телевидению вообще не имевший никакого отношения. Он позвонил мне и просто паническим голосом: «Ты что натворил? Нас же завтра обоих снимут с работы. Это в первый день!» Но ничего не было. Ноль реакции. И, как потом я понял, решили, видимо, что это было согласовано с самим. Потому что, ну кто мог принять такое решение без Горбачева? <…> Да, возвращаясь к Жене Синицыну… Просто я специально все это рассказал, чтобы был понятен контекст. К этому времени я же не был сопливым ребенком. Я понимал, что делаю. Понимал степень риска, и что я это должен сделать в первый день, а если не сделаю, то не сделаю уже никогда. Потому что — либо партбилет на стол и на этом моя карьера главного редактора заканчивается, или завтра я сделаю уже следующий шаг. А я пришел туда, чтобы делать эти шаги. Я пришел туда делать на телевидении революцию. Революция стала развиваться. Возникла еженедельная информационная программа «Семь дней», аналог программы «Итоги», родились и отпочковались другие передачи. Потом появился «Прожектор перестройки», такая передача, которая стала критиковать хозяйственное партийное руководство высокого уровня. Потом «Служба новостей» — ТСН. Которая выходила ночью и давала другую трактовку и другие приоритеты новостей, нежели «Время», даже уже реформированное к тому времени. <…> Я же пробовал, экспериментировал наугад. Например, был такой колоссальный удар по дикторскому отделу. Дикторский отдел — это же было святое. И когда они выходили, два диктора — Игорь Кириллов и Анна Шатилова, например, или другая пара, не менее презентабельная и солидная, это задавало интонацию отношений власти с народом. А здесь появляется Саша Тихомиров, или Сережа Слипченко, или еще какие-то люди, которые начинают говорить человеческим языком. Не языком сообщений ТАСС. А потом я стал убирать людей или менять людей, которые в программе «Время» были признанными журналистскими авторитетами. Среди них и был тот самый Женя Синицын, потому что когда я пришел в программу «Время», он там работал. И он к тому времени уже не просто репортер, не просто корреспондент, он уже политический обозреватель программы «Время». Он был старше меня, наверное, лет на двадцать. Но это не мешало нам дружить, выпивать. Я с ним несколько раз говорил: Женя, ну надо изменить интонацию. Ну что ты рассказываешь про надои, урожаи и про успехи, и про озимые. Ты посмотри, что в магазинах… Тебе же люди не верят. А у него это было не цинично, нет… он так воспитан. И настал день, когда я его убрал из эфира. Я его не уволил, я просто убрал его из эфира. Я поставил молодого парня, который стал рассказывать о проблемах сельского хозяйства по-другому. Женя уже не мог высказывать правду. Он эту правду как-то припудривал, и у него была даже такая полудружеская, полуироническая кличка Сказочник ЦК КПСС. И он очень быстро после этого умер. Умер от инфаркта. А когда я пришел на похороны, там взял слово кто-то из близких друзей Жени, из стариков, на которых стояла программа «Время»… И вот этот человек встал и сказал: «Прежде чем пожелать Жене, чтобы земля ему была пухом, я хочу назвать имя человека, который виноват в его смерти. Он здесь сидит, вот за этим столом. Это — Сагалаев». Это был самый тяжелый момент в моей жизни на телевидении. <…> До литовских событий я не дошел… Я ушел добровольно в отставку с поста главного редактора программы «Время». И оказался фактически без работы. То есть у меня была там какая-то должность — директор четвертого образовательного канала. Причина — возврат политической цензуры. Потому что на телевидении была такая практика. Она была на протяжении всей истории телевидения и радио. Микрофонная папка. В ней указано — во сколько передача выходит в эфир, кто автор, какие в ней содержатся материалы. И прежде чем передача выйдет в эфир, в центральную аппаратную приходит эта папка. С двумя подписями, что все согласовано. Даже если это прямой эфир — давалась аннотация, что это футбол или встреча Горбачева с Рейганом и т.д. И всегда штамп такой четырехугольный, фиолетовый — к эфиру разрешается. И подписи — полковник, майоры, капитаны. Это все люди Главлита, а Главлит, как известно, — подразделение КГБ. Но когда я работал в программе «Время», цензура была отменена, я мог вычеркивать и вписывать, и давать разрешения или задания на то, чтобы снимали, скажем, забастовки или митинги против секретарей обкомов. Все это юридически было оформлено. Был указ Горбачева. А кабинет в программе «Время», где сидели цензоры, был опечатан. Когда я выступал делегатом на XXVIII съезде партии, у меня была программа из пяти пунктов, в том числе запретить журналистам членство в любой партии. Потому что тогда он представляет не объективную картину происходящего, а позицию той партии, в которой состоит. И еще я предлагал запретить членство в партии военным и сотрудникам органов, прежде всего КГБ. Меня, естественно, «захлопывали». Но тогда еще шла борьба. А в начале 90-го года зазвучали первые тревожные звонки. Первые нагоняи с уже более уверенными интонациями в голосе. Потом закрыли мою передачу, которую мы вели вместе с Александром Тихомировым и Сережей Слипченко по очереди, — «Семь дней». Причем была такая иезуитская формулировка: не закрыть программу «Семь дней», а восстановить воскресную программу «Время». И однажды я пришел на работу и увидел, что дверь цензоров открыта, что печать сорвана, бумажная ленточка, которой была заклеена дверь, разлохмачена. Заглянул в эту дверь — ба, сидит там Иван Иванович. Давненько не виделись. <…> Cегодня та степень правды, которая существует на телевидении, не отвечает интересам страны. При всем том правильном, что было сделано для того, чтобы телевидение не отражало групповые узкоэгоистические интересы, политические интересы… Я глубоко убежден, что если нет конкуренции идей, если нет конкуренции политиков, если нет открытых дискуссий, если нет критики власти… в стране воцаряются коррупция, безнаказанность. <…> И вот это состояние, когда телевидение тотально подчинено власти, — меня не устраивает. Это даже скучно. Я могу на камеру сказать — это скучно, потому что я слишком хорошо знаю, как это все работает. Я сидел в кресле, у меня было 11 телефонов с фамилиями без номеров. То есть мне могли позвонить из любого кабинета. И я знал, как это все устроено, какие тут механизмы. Просто важно понимать, что ты можешь сказать «нет». Это очень важно… Для меня было потрясающим моментом, когда в августе 91-го года меня назначили генеральным директором первого канала «Останкино». Это же был такой взлет… Я до того ушел из Гостеледерадио. А тут вдруг после путча <...> я взлетаю, и я прихожу в этот кабинет генерального директора «Останкино». И на следующий день звонит один из этих телефонов. И мне звонит ближайший к Ельцину человек и матом говорит: ты что, так твою перетак, ты что показываешь? Ты что, забыл, кто победил? Мы теперь пришли к власти! После этого я продержался полгода. Еле-еле выдержал эти полгода. Мне эти полгода нужны были для того, чтобы я, прибегая к обману и конспирации, начал лихорадочно создавать первый в России коммерческий телеканал «ТВ-6». Для того чтобы соскочить, потому что я понял, что несмотря на победу демократов, политическая цензура в той или иной форме будет существовать. И она будет существовать на любом государственном телевидении всегда. <…> С чего начинался «Взгляд»? С указания Центрального комитета партии. Со стремления привлечь молодежь к экрану. Они, как казалось руководителям ЦК партии, не очень-то умные, эти молодые. Политика их не интересует. Им бы, молодым, только поплясать — Би-би-си там, Сева Новгородцев, музыка джазовая. Два притопа, три припляса. Вот и надо дать им передачку, где была бы заманчивая информация, скажем, кошка с пятью лапами и т.д. И больше музыки, развлечений — но посвободнее, чем в программах музыкальной редакции. Вот что им можно. Кому это поручить? Идея возникла такая. Давайте-ка поручим это главной редакции информации. Это ж все-таки наша редакция — солидная, серьезная, партийная, работающая под руководством ЦК партии... Но они скучноватые, правильные, они привыкли все делать по указанию сверху. А творческую составляющую — соус, майонез — привнесет молодежная редакция. А у нас в Молодежке была одна разработка, сделанная когда-то — очень давно — году в 72-м. И мы с Кирой Прошутинской придумали передачу, называлась «У вас на кухне после 11». Ну, кухня — это же образ советский. Все собираются на кухне. Я не помню, из-за чего та передача заглохла. Но у нас был такой обычай — все разработочки, записульки, то, что не осуществлялось, — в стол главного редактора в нижний ящик. Мы делали каждый год три-четыре новых передачи, разрабатывала еще больше. Причем все же не покупное, все свое... И вот кто-то рылся в ящике: слушай, а вот есть заявка: «Кухня». Ну, давайте попробуем эту штуку расписать. В общем, кончилось тем, что информация нас кинула — поматросили и бросили. И сделали передачу — «До и после полуночи». Вел ее Володя Молчанов, вел хорошо, элегантно. <…> И как люди злобные, естественно, мы обиделись. И решили, что будем делать свою передачу. У Володи вышел, я бы сказал такой домлитератовский, домкиношный, домактерский вариант. А от нас ждали большей простоты. Думали — кто будет вести? Такого, как Володя, не найдешь... Тогда Андрюша Шепилов говорит: «Слушай, у меня на иновещании есть несколько интересных ребят. Нестандартных. Совсем молодые, знают язык». И Андрюшка привел команду — это были Влад, очень элегантный в светлом костюме, Вакуловский и Саша Любимов, он всегда ходил с каким-то мешком за плечами, не знал, где будет ночевать. Мы говорили, что он как турецкий рабочий все свое носит с собой. Через неделю пришел Дима Захаров. Ну, с ребятами мы поговорили, ребята приятные, знают датский, норвежский. Поколение пепси. Вакуловский, такой толстячок. Шармер Влад. Дима, очень похожий на Гурвинека. Он на меня не обидится, знает, что я про него скажу, — он, зануда такая, где-то на пятой минуте стал объяснять, что я телевидения не знаю. Ребята нам понравились. Вначале нам казалось одно важно — новости и музыка. Но жизнь была очень бурная, и так получилось, что мы оказались в каких-то первых рядах. И когда нам позвонили даже с полярной станции — поговорить о сегодняшней жизни, мы поняли, что попали, что называется, в нервное окончание. И передача из информационно-развлекательной, музыкальной, превратилась в политическую. В которой стали ставить вопрос не просто там об условиях женского труда, а показали репортаж с завода, где варят кости и где, побыв 15 минут, надо сбросить одежду и сжечь. Это ад. Деревня, где сняли потрясающий сюжет, — старуха с тремя зубами. Все погибли у нее под Москвой. Продуктов нет. Что есть в огороде, то и ест. «Если бы еще хлебушек привозили в неделю раз, жить можно, лишь бы войны не было». И пошло, и пошло… Как люди не работают, как люди ни во что не верят, как людей выбрасывают из жизни. К нам стали приходить гости. Через нас ведь прошел почти весь Верховный Совет — первый, демократический. В общем, передача стала местом, где люди встречаются. Они стали спорить друг с другом. <…> Система показа такая была. На Дальний Восток выходили первый раз в 11 часов, Начальство слушало и — вырежь это, вырежь то... Влад всегда говорил: у нас самые передовые существа в стране — это тюлени в Анадыре, они всю правду получают без купюр. Хитрая какая-то была игра. Все знали эти правила игры, но как-то… можно было их обойти. Скажем, острые темы — приходилось соображать: это чуть-чуть рано, а здесь пора, а тут надо коротко вякнуть и отойти. И во второй раз — вякнуть и отойти. А в третий раз уже можно вцепиться зубами и висеть, как бульдог. <…> <…> Мы осваивали свободу. Но, я скажу, мы ее не освоили. Был короткий период свободы, безудержной, безграничной, абсолютно непонимаемой. Выдвинули нас всех в депутаты Верховного Совета. Владик умудрился поддать и не прийти на собрание. Дима отказался. Я тоже отказался… Моя задача была — ограничить анархию, чтобы свобода не превратилась в анархию. Я их вдвое старше был — 50 лет мне и 25 — им. <…> Я детали уже многие не помню, потому что к этому моменту на мне висело ВГТРК, куда меня назначили. Руководить. Я думал отвинтиться, сказал, что плохо себя чувствую. Но выяснилось, что указ был подписан прямо в день разговора со мной. Следующий вопрос уже решался в курилке мужского туалета. Нужно было искать человека в информацию ВГТРК. Никого нет. Я Жене Киселеву говорю: «Женя, ты пойдешь в информацию?». Говорит: «Нет, извините». Спросил Олега Добродеева, а Олег — восходящая звезда, вот-вот станет главным редактором программы «Время». Понимаете разницу — главный редактор программы «Время» и неведомая организация, которая то ли будет, то ли нет. Неизвестно вообще, будет или не будет канал «Россия». Была же тогда еще советская власть, СССР. Олег думал где-то в пределах секунд 40 и сказал: «Буду». И вот так вот мы сговаривались в мужском туалете. Там не подслушивают. И началось... Нам дали две комнаты. Потом уже — здание, студию... Это ощущение какого-то непрерывного праздника. Каждый день новое, я же не администратор, никогда в жизни не был администратором. Что мне делать, например, с 320, по-моему, портретами Ленина, которые остались в здании, которое нам предоставили? Я тогда уже был большим начальником, от которого, конечно, детали скрывались. Коммерция существовала и раньше. Когда появился «Взгляд», я помню, пришел какой-то администратор эстрадной группы и говорит: «Анатолий Григорьевич, мы хотели вам передать наш презентик». Я думал, приглашение на концерт, хоть на концерт схожу. Разворачиваю — 200 рублей, тогда это были о-го-го какие большие деньги. Влад — он больше понимал, он из шоу-бизнеса. А там «отстег» шел всегда. Ребята молодые, они знали про рынок, но не про жизнь. А я знал про жизнь, но ни хрена не знал про рынок. Потом стали появляться конверты, ходили большие деньги от зарубежных фондов. Таким образом, журналистов, конечно же, развращали. Сегодня трудно себе представить, что журналист телевизионный не относился до того к числу зажиточных людей. Постепенно реклама стала сказываться и на журналистах, и на программах. <…> 25.06.2010
До и по́сле полу́ночи
— популярная[1]
телепрограмма Центрального телевидения (ЦТ), выходила в эфир с марта 1987 года. Ведущий и автор — Владимир Молчанов. Производитель — Главная редакция информационных программ ЦТ Гостелерадио СССР. · 1 История · 2 Значение · 3 Примечания · 4 См. также · 5 Ссылки Передача выходила по субботам — в соответствии с названием — поздно вечером раз в месяц. Её первым гостем был артист Андрей Миронов [2]
. В еженедельном режиме вещание возобновлено на канале «Ностальгия», где выходят в эфир и передачи советского периода (повтор), и новые выпуски, подготовленные тем же ведущим в схожем формате (под названием «До и после…» с Владимиром Молчановым
). Записи передач — раритет. Хотя премьерный выпуск сохранился в архиве автора. Сам Молчанов признаётся [3]
: Программа стала одним из знаковых журналистских прорывов перестройки[4]
, перевернув представление советских зрителей о современном телевидении. Ведущий вспоминал в одном из своих интервью [5]
: Когда мы вышли в эфир первый раз в ночь с 7 на 8 марта 1987 года, мы вообще были единственными. На советском телевидении больше не было ни одной программы, кроме программы «Время», которая выходила в прямой эфир. И не было ни одной программы, которая говорила бы о том, о чем говорили мы. В принципе нам было просто. Поскольку зрителю больше ничего не предлагалось, то нас смотрела вся страна. Потом мы поняли, что раз мы единственные — у нас есть шанс сказать то, что хочется сказать, то, о чём на советском телевидении никогда не говорилось. Но тогда сенсациями становились в основном исторические разоблачения. Не было грязи с банями и прочим. Выпуски широко обсуждались общественностью [6]
. Передачу сравнивали с легендарной программой «Взгляд». Сергей Ломакин в газете «Музыкальная правда» вспоминал [7]
: Два десятка лет назад, если и были в СССР люди популярней Владимира Молчанова, их было немного. Автор первой «несоветской» программы на советском телевидении с незамысловатым названием «До и после полуночи» был всем кем угодно: символом перестройки, властителем дум, ниспровергателем строя, рупором эпохи... С Молчанова началось все нынешнее телевидение, уже после него появились «Взгляд», «600 секунд» и прочие. Объяснить, что это было такое, тем, кто не жил в то время, невозможно. А те, кто жил и видел сам, вряд ли забудут. Но вспомнить пройденное всегда полезно, тем более что повод есть: сегодня Владимиру Молчанову исполняется 60 лет. - Владимир Кириллович, вы себя кем считаете? Владимир Молчанов: Нашу программу не закрывали, потому что думали, что кто то разрешил это
- Ходил Ольвар Какучая. Он был руководителем программы. Он выслушивал всю гадость про антисоветизм, попрание устоев, подрыв партии, проамериканский настрой. Но они думали, что кто-то это разрешает. Была страшная борьба. Здесь Лигачев, там Яковлев, здесь Шеварднадзе, тут Крючков. Прошел сюжет – интервью с главным психиатром Москвы. Идет сюжет. Спрашивают: многие диссиденты были помещены в психиатрические клиники с диагнозом «шизофрения». Психиатр так мнется в кадре и говорит: да, в общем, чаще всего инакомыслие рассматривалось советскими психиатрами как одна из форм вялотекущей шизофрении. Проходит полторы минуты, мне показывают из-за стекла, что что-то произошло. Мировые агентства спустя полторы минуты из Москвы передали по всему миру, что наконец признали, что сажали инакомыслящих как шизофреников. Сейчас отрешили Лужкова от должности – общество это взрывает. Хотя меньше, чем раньше. Уже все устали от этого. А тогда это взрывало страшно. Курсовая журналистика телеведущий телевидение новости выпуск имидж ведущий диктор история аудитория Блог: Курсовые Автор: admin 29/06/2010 Введение 13.12.2004 По мере обретения информационных, а затем и социально-педагогических и социализирующих функций телевидение становится основным каналом самоидентификации. Психологические механизмы идентификации себя с героями экрана сегодня выступают в качестве формообразующих факторов массовой культуры и опираются на социокультурные традиции. Кино и телевидение немыслимы без аудитории, подчиняющейся законам функционирования больших групп, исследованию которых одними из первых посвятили свои работы Г.Тард и Г. Лебон. Тард утверждал, что в толпе человек более эмоционален, возбужден и менее интеллектуален, чем обычно. Средний умственный уровень человека в коллективе ниже, чем средний уровень каждого из членов коллектива в отдельности. Лебон считал, что в коллективе человек вообще теряет свою индивидуальность, подчиняется примитивным импульсам массы, действует аффективно, обретает веру в чудо и потребность подчиняться вождю. Массовая аудитория, по их мнению, это вырывающееся вовне брожение коллективного бессознательного. Поэтому сам человек в толпе себя не видит и не помнит. Однако тот, кто стоит над ней (герой) или в стороне (исследователь, наблюдатель), прочитывает закономерности, движущие порывами массы, и может направлять их в определенное русло. Современные исследователи дополняют эти важные характеристики массового сознания: 1. Оно всегда консервативно – «лидеры мнений», то есть люди, готовые к восприятию нововведений, составляют ничтожно малые пять процентов социума. В глобальном понимании для массового сознания такой образ – суть миф. Общий закон человеческой психики таков: сознание всегда удерживает в себе некий абстрактный символический образ (миф), который принимает за реальный окружающий мир. Однако массовое сознание не ощущает миф в качестве мифа, становясь, по сути, заложником тех, кто его формирует. При этом человек не протестует, а скорее, наоборот, желает жить сказкой. Так, Мирча Элиаде считает свойством человека постоянный возврат к вечным, мифологическим ценностям. Индивид хочет вырваться за пределы обыденности, и мифология дает ему такую возможность: он покидает мир обыденности и проникает в мир преображенный, заново возникший, пронизанный невидимым присутствием сверхъестественных существ. Известный западный исследователь Уильям Кей утверждает, что наука и технология в контексте XX века основаны на работе по созданию символов, которые не только не освободили человека от символической трясины, но еще глубже поместили его в зависимость от символов. Средства массовой информации с момента своего появления занимались созданием символов или даже мифотворчеством. В схеме коммуникативного процесса СМИ выступают как поставщики новой информации, которая способствует формированию и дальнейшей жизни мифов в массовом сознании. Газеты, радио, телевидение – суть режиссеры-постановщики пьесы, которой наше сознание заменяет реальный мир. СМИ предлагают актеров на уже прописанные в нашем сознании роли. Достаточно назвать одного «врагом», а другого «героем» – и мы сами начнем интерпретировать их поведение по модели, которая существует у нас в сознании. Мифы скрепляют понимание человеком происходящих процессов. Возможность дать смысл – в этом их сила. Российское бытие буквально пронизано такими мифоосмысляющими его образами. Например, если речь идет о больших деньгах, в голову обывателя прежде всего приходит мысль об их нечистоплотности. Миф – всегда победитель, так как, с одной стороны, он отражает интеллектуальные потребности, уже апробированные всей историей человечества, с другой – наиболее точно воспроизводит ожидаемое и желаемое. Поэтому, например, любое политическое движение (то есть стремящиеся к власти индивиды) продуцирует целую серию мифов, призванных оправдать его существование. Механизмы и архетипы коллективного бессознательного амбивалентны и внеидеологичны. Задача сообщения – не столько передавать содержание, сколько убеждать в своей правоте, подсказывать нужные эмоции и вызывать нужные чувства. Когда удается раскачать логику до уровня магического мышления, возникает магический резонанс, создающий эффект, близкий к состоянию двухпалатного сознания. Магическое мышление превращает в своего рода сообщающиеся сосуды индивидуальное самосознание и коллективное бессознательное, личную ответственность и общинное поведение. Двухпалатное сознание приводит к тому, что главные побуждении воспринимаются как внешние, вынужденные, не свои1. Кроме того, на эффективность аудиовизуальной коммуникации влияют следующие характеристики сообщения (Р. Орт): близость к целевой аудитории; намерение (ненавязчивая демонстрация того, что коммуникатор относится к аудитории с симпатией); противоречие до степени возможного согласия; достоверность; экспертиза (владение данными экспертных оценок в изучаемой области). При этом следует усиливать параметры, обладающие наибольшей воздействующей силой. Успех коммуникатора зависит от умелого варьирования целевой аудиторией, каналом коммуникаций, метакоммуникативными знаниями и контекстом. Приоритеты бессознательного в массовых коммуникациях бесспорны. Коллективное бессознательное никогда не забывается. В виде мифологем оно хранится в кладовых нашей памяти, передаваясь через мифы, легенды, сказки, пословицы и поговорки, традиции, поведенческие стереотипы. Психологические характеристики коллективного бессозна-тельного – это образность, ассоциативность, преувеличение/ преуменьшение, искажение, опущение, акцентирование, упрощение, неадекватность, нереалистичность. Мифологема является единицей массового сознания, основой народной психологии. Метафора, символ, герой, знак – вот выразительные средства коллективного бессознательного. Психология знака заключается в его подсказке и переносном смысле. Знаковые свойства символа, по определению А.Ф. Лосева, – это переносный смысл, обобщения, смысловая перспектива. В организации смыслового пространства велико значение идеи. Массовое сознание – невнимательный собеседник, воздействие на него должно быть ярким и сильным, к тому же требующим подсказки, узнаваемого образа. Оно – эмоциональный собеседник, а потому говорить с ним надо на языке эмоций, образов и ощущений. Во многом оно – невзыскательный собеседник, более примитивный, чем каждый из нас в отдельности, оперирующий упрощенными понятиями, носящими характер лозунга, клише. Манипуляция аудиторией представляет собой целый комплекс определенных мероприятий, паразитирующих на стереотипности и символичности массового сознания. Заражение осуществляется через передачу определенного эмоционального состояния, или «психического настроя». «Поскольку это эмоциональное состояние возникает в массе, действует механизм многократного взаимного усиления эмоциональных воздействий общающихся людей. Индивид здесь не испытывает организованного преднамеренного давления, но просто бессознательно усваивает образцы чьего-то поведения, лишь подчиняясь ему»1. Подражание – «воспроизведение индивидом черт и образцов демонстративного поведения» (Г. Тард). Внушение непосредственно вызывает определенное психическое состояние, не нуждаясь в доказательствах и логике. Это метод эмоционально-волевого воздействия, своеобразного психопрограм-мирования аудитории, манипуляционного воздействия. Внушение – это телесно-аффективный процесс, неделимое социобиологическое единство, функционирующее на очень древнем уровне бессознательного по ту сторону трансферта, опосредующего влияние одного индивида на другого и способного вызвать очевидные психологические и физиологические изменения Это аффективная связь, вписанная в генетический код, первичное отношение между матерью и младенцем, где аффект и тело составляют единое целое2. В результате произошедшей за последнее столетие смены основного канала коммуникации (печать – радио – телевидение) важным становится не содержание, а форма, не сущность, а образ. Современные аудиовизуальные средства творят имиджи отдельных людей, групп, событий, явлений и т.п., которые, в свою очередь, получают роли и место в символическом театре массового сознания. А «привлекательность» экранного образа и «доверие» к тележурналисту повышают эффективность информационного влияния. В то же время и сама аудитория формирует желаемый образ ведущего, сопоставляет его с реальным образом и выносит свое суждение. Вот почему необходим тщательный учет и анализ предпосылок, обусловливающих образование аудитории и самих технических средств – носителей массовой информации. Ведь аудитория существует и функционирует лишь в той мере, в какой осуществляется деятельность по производству и распределению массовой информации в обществе. Социальная установка на восприятие экранной личности – от ведущего программы до кандидата в президенты – многофакторна и многослойна. Чем выше социальный статус личности, чем выше к ней общественный интерес, тем шире разброс мнений, сложнее оценочное к ней отношение. Психологические механизмы идентификации себя с героями экрана выступают в качестве формообразующих факторов сегодняшней массовой культуры. Человек, включая телевизор, приглашает к себе в дом прежде всего хорошего собеседника, умного, знающего друга или хорошего знакомого, с которым он не прочь провести вечер. К себе телезритель требует особого отношения – интимности. «Интимность должна проявляться в глубокой искренности, простоте, задушевности, в правильно найденном тоне»1. Такая интимность должна возникать из чувства уважения и ответственности перед аудиторией телевизионной передачи. Работа журналиста обусловлена заданием редакции и личностными его качествами – миропониманием, вкусом, предпочтениями, профес-сиональной интуицией и мастерством. Журналист-ведущий получил право «свое суждение иметь», обрел утраченную некогда личностную определенность, собственное «Я». Именно «клан ведущих» определяет сегодня социальный, интеллектуальный, нравственный и, в известной мере, эстетический облик1. Заинтересованность происходящим на экране вызывается не только содержанием, смыслом, но и характером общения. Личность раскрывается в диалоге, а роль катализатора общения играют такие личностные качества ведущего, как чувство юмора, способность заметить смешную сторону или юмористический подтекст высказывания. В.М. Горохов выделяет совокупность признаков, которые характеризуют индивидуальный стиль деятельности (ИСД): устойчивая для данного журналиста система приемов и методов работы; обусловленность этой системы личными качествами автора; функциональная целесообразность приемов и методов деятельности. Отсутствие ИСД свидетельствует о безликости автора. С психологической точки зрения в основе безликости некоторых журналистов лежит равнодушие, инертность, скудность мыслительных операций и образов. ИСД проявляется в оригинальности приемов, которыми пользуется журналист в процессе разработки темы. Творческий прием помогает достичь завершенности и самобытности замысла, цельности изображения, выразить отношение автора к происходящему. «Возможность применения, самого открытия творческого приема определяется емкостью, многоплановостью содержания, потенциалом формы, заключенным в том или ином виде журналистского творчества… Творческий прием отрицает отжившие стереотипы, противостоит стандартам мышления и чувствования»1. Обезличенной информации не существует, полагает исследователь имиджа тележурналиста П.С. Гуревич. Мы создаем образ самих себя, мы пытаемся следовать этому образу. Человек «себя как личность ценит меньше, ибо не вполне отдает себе отчет в том, где оканчивается его подлинность и рождается образ, созданный из представлений социального окружения… Без имиджа личность на экране эфемерна, даже если ее украшают многие достоинства1. Имидж имеет успех, если он не противоречит сложившейся системе ценностей, непосредственным интересам людей и устойчивым представлениям – стереотипам. Стереотип – упрощенная интерпретация идей и людей. Имидж и стереотип – разные ракурсы интерпретации действительности в сознании человека, дополняющие друг друга. Создание имиджа это не только подчеркивание некой человеческой данности. Это еще и способность к преображению, к лицедейству, к сознательному выбору образа. Неуловимые детали работают на воссоздание или разрушение образа. Важны также «соответствие экранного образа и внутренней человеческой сути. И нельзя вечно пользоваться однажды найденным образом. Имидж нужно менять, либо наполнять его новым содержанием»2. Механизм сотворения кумиров – это комплекс противоречивых чувств. Истинно притягательный образ должен вызывать противоречивые чувства. «Чем менее расшифрован человек, тем сильнее наше желание дорисовать, домыслить, дофантазировать»4. Образ телеведущего является олицетворением того образа жизни, который создатели программы предлагают зрителям как образец для подражания. Являясь стержнем производства, образ ведущего становится основным режиссерским приемом, определяющим весь остальной набор приемов и выразительных экранных средств. Через него автор программы транслирует открытым текстом или в завуалированной форме свою основную идею. http://www.telezri.ru/1tv/chelovek-zakon/ |