Образ князя Болконского в романе Толстого Война и мир 1 (сочинение) Образ князя Болконского в романе Толстого Война и мир 1 Одним из близких автору героев, несомненно, является Андрей Болконский. С первых страниц романа Андрей Болконский выделяется не только внешней подтянутостью и собранностью, но и тем, что, как никто другой, сознает свои личные возможности и желает их реализовать. Не повышения в чине или наград, а именно осуществления себя как личности желает младший Болконский и потому отказывается от карьеры, которой можно достичь путем связей, а не за счет личных достоинств. Наполеон не случайно кумир для князя Андрея: безвестный корсиканский дворянин, ставший повелителем всей Европы, он для молодого Болконского прежде всего модель того, чего он мог бы достичь сам. Преувеличенное представление о самоценности личности стало одной из причин того нравственного краха, который потерпел князь Андрей на Аустерлицком поле, когда понял ничтожность славы, ради которой он мог бы отказаться даже от самых близких и дорогих ему людей. Полностью изменяется его представление о подвиге после ранения. Тяжелым было разочарование в своем кумире — Наполеоне, который показался ему маленьким, сорокалетним мужчиной в сером сюртуке. А довершилось развенчание его героя мыслью о том, что этот человек может быть счастлив несчастьем других. Только искренне честный и мыслящий человек мог увидеть такую античеловеческую сущность своего героя. Война 1812 года вызывает в Болконском подъем духовных сил. Князь Андрей служит обыкновенным полковым командиром, которого любят солдаты и называют «наш князь». Взгляды Болконского, выношенные за годы тяжких раздумий, раскрываются в беседе с Пьером Безуховым перед сражением. Князь понял, что исход битвы зависит прежде всего от «духа войска», его уверенности в победе и в желании оказаться сильнее противника. По замыслу автора, князь Андрей был убит. Почему он все-таки умер? В предсмертном сне, в котором предстала князю вся тщета его прожитой жизни и вся напрасность его надежды на счастье, которое каждый раз ускользало от него, как только приближался он к нему на расстояние вытянутой руки. Так было под Аустерлицем, когда показалось ему, что вот достиг он своего «Тулона»; так было в Петербурге, когда он оказался почти на вершине власти вместе со Сперанским. Так было позднее, когда, торопясь в Россию, к Наташе, он не знал, что уже написано ее письмо, в котором она отказывала ему; так могло случиться и теперь, когда забрезжила ему возможность счастья в виде евангельской всепрощающей любви. Но разве сумел бы князь Андрей жить так, чтобы «любить врагов своих»? Все это и привиделось ему в том странном вещем сне, который был только повторением размышлений князя накануне Бородинского сражения, когда все, «что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний». Он умер, устав от своих взлетов и падений, надежд и разочарований. Умер, устав от жизни, не желая выжить. Если бы князь Андрей не умер, он неизбежно оказался бы на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Стихи А. Городницкого говорят о судьбе декабристов, как о судьбе самого князя, если бы он остался жив: Свеча кончается, кончается. Ночные сумерки длинны, Твои друзья в петле качаются У Петропавловской стены. Твои друзья в этапной пыли Бредут, понуро наклонясь Как вовремя тебя убили. Князь!