Житийная традиция в повести Л.Н. Толстого Отец Сергий Тираспольский Государственный Университет Кафедра русского языка и литературы Житийная традиция в повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий» Кишинев-2008 С О Д Е Р Ж А Н И Е Стр. ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………… 3 ГЛАВА I . Житие как жанр древнерусской литературы... 4 1. Литературные особенности житийного жанра……….. 4 2. Каноны житийного жанра……………………………….. 10 ГЛАВА II.Житийная традиция в повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий»…………………... 16 1. Житие «Отца Сергия»……………………………………. 16 2. Сравнительный анализ Записки Иннокентия о смерти Пафнутия Боровского и повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий»…………………. 19 ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………. 21 БИБЛИОГРАФИЯ………………………………….................... 22 ВВЕДЕНИЕ Житийная литература вместе с православием пришла на Русь из Византии. Жития описывают жизнь русских людей: святых князей и княгинь, высших иерархов русской церкви, потом подчиненных ее служителей, архимандритов, игуменов, простых иноков, всего реже лиц из белого духовенства, всего чаще основателей и подвижников монастырей, выходивших из разных классов древнерусского общества, в том числе и из крестьян, которые по примеру восточных христианских подвижников посвящали себя борьбе с соблазнами мира. Древнерусское общество очень чутко и сочувственно отнеслось к таким подвижникам, как и сами подвижники очень восприимчиво усвоили себе восточные образцы. Может быть, те и другие поступили так по одинаковой причине: соблазны своей русской жизни были слишком элементарны или слишком трудно доставались, а люди любят бороться с неподатливой или требовательной жизнью. Жития, жизнеописания таких подвижников, и стали любимым чтением древнерусского грамотного человека. Люди, о которых повествуют жития, были все более или менее исторические лица, привлекшие на себя внимание современников или воспоминание ближайшего потомства, иначе мы и не знали бы об их существовании. Но житие - не биография и не богатырская былина, житие описывает действительную жизнь только с известным подбором материала, в потребных типических, можно было бы сказать стереотипных, ее проявлениях. У агиографа, составителя жития, свой стиль, свои литературные приемы, своя особая задача. [5,218] 1. Житие как жанр древнерусской литературы. 1.1. Литературные особенности житийного жанра. Житие как жанр древнерусской литературы представляет собой сюжетное повествование о человеке, которого церковь за его подвиги возвела в степень “святого”. В основе жития лежала биография героя, чаще всего исторического лица, известного самому автору лично или по рассказам его современников. Целью жития было прославить героя, сделать его образцом для последователей и почитателей. Необходимая идеализация реального персонажа вела к обязательному нарушению жизненных пропорций, к отрыву его от земного и плотского, превращению в божество. “Чем дальше отдалялся житийный автор по времени от своего героя, тем фантастичнее становился образ последнего”[2,54]. Живые лица и поучительные типы, биографическая рамка и назидательный панегирик в ней, портрет и икона — это необычное сочетание отражает самое существо житийного художественного способа изображения. Это же сочетание поясняет и тот факт, что более реальными и жизненными были древние жития, близкие по времени написания к эпохе жизни и деятельности своего героя. Герой жития, независимо от его богатства или бедности, от социального положения и учености, воспринимался любым читателем как себе подобный. Читатель мог видеть себя в этом герое, мог ему завидовать, брать с него пример, вдохновляться его подвигами. Судьба человека и более того — попытки заглянуть в его внутренний мир, поэтизация духовного подвига не могли не привлекать к этому виду литературы сердца и умы. Это было единственное в средние века повествование о человеческой судьбе. Если “в рамках летописания складывались основы историзма русской литературы и ее патриотического понимания героики воинского и гражданского подвига, то с равным правом можно сказать, что в русле агиографической традиции формировался интерес русской литературы к внутреннему миру человека, ее нравственный оптимизм, ее доверие, а отсюда и высокая требовательность к человеку как существу по самой своей природе “духовному”, альтруистическому и нравственно ответственному”[4,245]. Характерной особенностью житийного жанра было отсутствие в нем в течение всего многовекового периода его развития последовательной эволюции. В житиях почти невозможно наметить обычную для некоторых других жанров линию перехода от церковного к светскому, от абстрактного к конкретному и т.п. Столь же трудно при анализе произведений этого жанра говорить о постепенном накоплении элементов реалистичности и беллетристических сюжетных моментов, что в одинаковой степени касается и византийских, и болгарских, и русских житий. Главная характеристика житийного жанра, вытекающая из религиозно-мифологического мировоззрения его авторов, — это символический характер образности. Житие - это целое литературное сооружение, некоторыми деталями напоминающее архитектурную постройку. Оно начинается обыкновенно пространным, торжественным предисловием, выражающим взгляд на значение святых жизней для людского общежития. [9,12] Потом повествуется деятельность святого, предназначенного с младенческих лет, иногда еще до рождения, стать богоизбранным сосудом высоких дарований; эта деятельность сопровождается чудесами при жизни, запечатлевается чудесами и по смерти святого. Житие заканчивается похвальным словом святому, выражающим обыкновенно благодарение господу богу за ниспослание миру нового светильника, осветившего житейский путь грешным людям. Все эти части соединяются в нечто торжественное, богослужебное: житие и предназначалось для прочтения в церкви на всенощном бдении накануне дня памяти святого. Житие обращено собственно не к слушателю или читателю, а к молящемуся. Оно более чем поучает: поучая, оно настраивает, стремится превратить душеполезный момент в молитвенную наклонность. Оно описывает индивидуальную личность, личную жизнь, но эта случайность ценится не сама по себе, не как одно из многообразных проявлений человеческой природы, а лишь как воплощение вечного идеала.[7,324] Цель жития - наглядно на отдельном существовании показать, что все, чего требуют от человека заповеди, не только исполнимо, но не раз и исполнялось, стало быть, обязательно для совести, ибо из всех требований добра для совести необязательно только невозможное. Художественное произведение по своей литературной форме, житие обрабатывает свой предмет дидактически: это - назидание в живых лицах, а потому живые лица являются в нем поучительными типами. Потому в ряду основных источников древнерусской истории жития святых Древней Руси занимают свое особое место. [10,25] Образцом для русской агиографии служили византийские жития, но уже в начальный период развития древнерусской литературы появляется два типа агиографических текстов: княжеские жития и монашеские жития. В отличие от византийских житий оригинальные славянские жития обычно гораздо меньше места уделяют приключенческим моментам. В их сюжетах большое значение имеет психологическая мотивировка действия. На ней держится основной конфликт в той части биографии героя, которая описывает его жизнь дома до ухода от мира: борьба между ним и его родителями, особенно матерью, удерживающей его дома. В этих житиях особенно часто встречается реалистическая детализация, становящаяся одним из постоянных приемов житийного канона. Возникновение житий из разных источников уже в византийской литературе вело к появлению определенных разновидностей в самом житийном жанре. Обогащение жанровой схемы происходит и при ее переходе в другие культуры. В каждой народной литературе создавались новые варианты, становились излюбленными свои приемы изображения, свой тип героя и т. п. Например, русские жития отходят от старых схем в сторону большей драматизации описания святого, зачастую из всего жизнеописания выбираются только наиболее драматические, впечатляющие эпизоды: вводятся внутренние монологи, эмоциональные диалоги, зачастую меняющие даже тип повествования. Оно превращается в простой рассказ, богатый историческими и бытовыми наблюдениями, в военно-патриотическую повесть, в поэтическую сказку, в семейные памяти и мемуары. На базе житий, внутри самого жанра происходит процесс формообразования, и отдельные жития приближаются все больше к различным литературным или фольклорным жанрам. Одни жития начинают походить на рассказы, другие на исторические, воинские, бытовые или психологические повести, третьи на остросюжетные новеллы, четвертые на поэтические сказки, некоторые принимают вид забавных небылиц, иные имеют легендарный характер или приобретают подчеркнуто проповеднически поучительное звучание, другие не отказываются от занимательности и определенных элементов юмора и иронии. Все это разнообразие, нарушающее канонические рамки религиозного жанра, отрывает его от церковной линии и приближает к светским повестям и рассказам. Исключительное разнообразие житийного материала, служившее основой для постоянного внутри жанрового развития и изменений, происходивших и нараставших в недрах самого жанра, сделало жития благодатной почвой для возникновения ростков новой светской повествовательной литературы. Древнерусская летопись отмечает текущие явления в жизни своей страны; повести и сказания передают отдельные события, особенно сильно подействовавшие на жизнь или воображение народа; памятники права, судебники и грамоты формулируют общие правовые нормы или устанавливают частные юридические отношения, из них возникавшие: только древнерусское житие дает нам возможность наблюдать личную жизнь в Древней Руси, хотя и возведенную к идеалу, переработанную в тип, с которого корректный агиограф старался стряхнуть все мелочные конкретные случайности личного существования, сообщающие такую жизненную свежесть простой биографии. Его стереотипные подробности о провиденциальном воспитании святого, о борьбе с бесами в пустыне - требования агиографического стиля, не биографические данные. Он и не скрывал этого. Не зная ничего о происхождении и ранней поре жизни своего святого, он иногда откровенно начинал свой рассказ: а из какого града или веси и от каковых родителей произошел такой светильник, того мы не обрели в писании, богу то ведомо, а нам довольно знать, что он горнего Иерусалима гражданин, отца имеет бога, а матерь - святую церковь, сродники его - всенощные многослезные молитвы и непрестанные воздыхания, ближние его - неусыпные труды пустынные. Наконец, очень ценны для историографии часто сопровождающие житие посмертные чудеса святого, особенно подвизавшегося в пустынном монастыре. Это нередко своеобразная местная летопись глухого уголка, не оставившего по себе следа ни в общей летописи, даже ни в какой грамоте. Такие записи чудес иногда велись по поручению игумена и братии особыми на то назначенными лицами, с опросом исцеленных и свидетельскими показаниями, с прописанием обстоятельств дела, являясь скорее деловыми документами, книгами форменных протоколов, чем литературными произведениями. Несмотря на то, в них иногда ярко отражается быт местного мирка, притекавшего к могиле или к гробу святого со своими нуждами и болезнями, семейными непорядками и общественными неурядицами. [1, 335-339] Древнерусская агиография старалась в житиях увековечить в назидание потомству память обо всех отечественных подвижниках благочестия; о некоторых составилось по нескольку житий и отдельных сказаний. Далеко не все эти повествования дошли до нас; многие ходят по рукам на местах, оставаясь неизвестными русской церковной историографии. Существует до 250 агиографических произведений более чем о 170 древнерусских святых. Привожу эти цифры, чтобы дать вам некоторое представление о наличном запасе русской агиографии. Дошедшие до нас древнерусские жития и сказания, большей частью еще не изданные, читаются во множестве списков - знак, что они входили в состав наиболее любимого чтения Древней Руси. Эта распространенность объясняется литературными особенностями агиографии. [6,278] 1.2. Каноны житийного жанра Каноны житийного жанра - это совокупность правил, предопределяющих форму и содержание средневекового искусства; знак-модель умонепостигаемого духовного мира. На практическом уровне канон выступает как структурная модель художественного произведения, как принцип конструирования известного множества произведений в данную эпоху. [3,48] Житие святого - повествование о жизни святого, созданием которого обязательно сопровождается официальное признание его святости (канонизация). Как правило, в житии сообщается об основных событиях жизни святого, его христианских подвигах (благочестивой жизни, мученической смерти, если таковая была), а также особых свидетельствах Божественной благодати, которой был отмечен этот человек (к ним относятся, в частности, прижизненные и посмертные чудеса). Жития святых пишутся по особым правилам (канонам). Каноны житийного жанра были выработаны в конце I тысячелетия в Византийской житийной литературе. Они включали следующий порядок написания жития: 1. Излагать только «исторические» факты. 2. Героями житий могли быть только православные святые. 3. Житие имело стандартную сюжетную структуру: а) вступление; Следовать канонам было необходимо потому, что эти каноны были выработаны многовековой историей агиографического жанра и придавали житиям отвлеченный риторический характер. 4. Святые изображались идеально положительными, враги - идеально отрицательными. Попавшие на Русь переводные жития использовались с двоякой целью: а) для домашнего чтения (Минеи); Великие Минеи-Четьи (иногда Четьи Минеи) - огромный по масштабам XVI века (отсюда и название “великие” - большие) свод произведений, найденных, отобранных и частично обработанных под руководством митрополита Макария. Представлял собой Минею - собрание житий святых, их чудес, а также разнообразных поучительных слов на каждый день года. Макарьевские Минеи были четьими - предназначались для домашнего поучительного чтения, в отличие от существовавших также сборников для публичного чтения во время церковной службы (служебных Миней), где тот же материал излагался более сжато, иногда - буквально в двух-трёх словах. б) для богослужений (Прологи, Синаксарии) [16] Синаксарии - внебогослужебные церковные собрания, которые посвящались псалмопению и благочестивому чтению (главным образом, житийной литературе); были широко распространены в раннехристианскую эпоху. Это же название было присвоено особому сборнику, который содержал избранные места из житий святых, расположенные в порядке календарного поминовения, и предназначался для чтения в подобных собраниях.[3,48] В обоих случаях, если пользоваться несколькими житиями с канонической структурой, то каноны будут сохранены, но чтение будет слишком долгим и скучным. А если отказаться от канонической структуры, то можно сделать жития краткими и интересными, но каноны будут нарушены. То есть каноническая общая для всех часть житий должна быть, чтобы сохранить канон, и не должна быть, чтобы не затягивать чтение. Решено было это противоречие переходом в надсистему. Причем — в свернутую.Каноническая часть была сохранена, но сделана общей для всех житий. А разными были только подвиги разных монахов. Возникли так называемые Патерики — рассказы о собственно подвигах. Постепенно общая каноническая часть становится все менее значимой и в конце концов исчезает, уходит в «айсберг». Остаются просто занимательные рассказы о подвигах монахов. [15, 84] Одним из житий написанных по канонам житийной литературы было житие преподобного Пафнутия Боровского, игумена и чудотворца, написанное Вассианом Саниным, епископом Ростовским, и “Записки о кончине преподобного Пафнутия Боровского”, написанные старцем Иннокентием. Эти два произведения дают нам возможность не просто узнать факты и события из жизни Преподобного, но увидеть его самого, увидеть основателя самого древнего, из существующих ныне, монастыря на Калужской земле – Боровской обители. Преподобный Пафнутий был удивительно цельной личностью. Став на путь служения Богу, приняв постриг монашеский в Покровском монастыре с именем Пафнутий, он находился в послушании у преподобного Никиты Серпуховского – ученика преподобного Сергия Радонежского. Он никогда не поколебался в принятом своем решении. И в мелочах и в большом он был верен Богу. Усердие преподобного Пафнутия в монашеском житии было столь велико и плоды его были столь явны, что братия избирает сорокалетнего Пафнутия игуменом своей обители. Тринадцать лет Преподобный был в полном смысле духовным отцом и настоятелем Покровской обители, явив удивительные примеры любви и заботы о вверенном ему Богом братстве. Отличительной чертой его был непреклонный нрав и абсолютное нелицеприятие, он был ровен и с высшими и с низшими. Он не боялся лица княжеского, не заискивал перед сильными и не превозносился перед простыми. Он непрестанно работал днем и ночью. День употреблял на употребление монастырских работ, ночь проводил в молитве. Постоянная молитва, живая вера и твердое упование на Бога и Матерь Божию – вот чем жил Преподобный. Своего верного раба Господь украсил рассудительностью, прозорливостью, дивными откровениями и иными дарами Святого Духа. Уже тогда открылись в нем высокие дарования: рассуждение добра и зла, умение привести к Богу своих пасомых, всепокрывающая милость и снисхождение к немощам человеческим, твердость и непреклонность по отношению к любому греху, удивительная проницательность и прозорливость. Подробно повествует житие Святого о его трудах, скорбях и чудесах. Всеведущий Бог дал преподобному Пафнутию способность узнавать по человеческому лицу и взору скрытые душевные страсти и немощи, а иное открывал святому во сне. Тринадцать лет игуменствовал преподобный Пафнутий в Высоком монастыре. Потом он сильно и надолго заболел и во время болезни принял схиму. По выздоровлении он оставил игуменство и уединился вместе с одним братом на высокое, очень красивое место, поросшее густым лесом на берегах двух рек, в трех верстах от Боровска. К нему стали приходить братия, строились кельи, и так возник монастырь. При монастыре была построена деревянная церковь в честь Рождества Пресвятые Богородицы. Собираясь провести в покаянии остаток дней земной жизни, преподобный Пафнутий, не желал снова быть игуменом, но, однако, Божья воля о нем была иной, в его отшельничестве было явление Матери Божьей, которая повелела ему основать на этом месте монастырь и быть в нем игуменом. Об этом явлении он по смирению открыл только на смертном одре. При жизни преподобного Пафнутия его монастырь был одним из известнейших на Руси. Всю жизнь трудился Преподобный и не знал праздности ни на минуту. Ум его всегда был занят молитвой. Всегда и во всем полагался он на Бога и Богородицу. Когда Господь открыл Своему верному служителю приближение кончины, Преподобный отложил все попечения земные и целиком погрузился в покаяние, которое было спутником его, как и всех святых, на протяжении всей жизни, и которое он считал особенно необходимым для себя в предсмертный час. Смирение – самое главное отличительное качество истинных святых, особенно явилось в Преподобном перед кончиной. Он, проведши всю жизнь в трудах ради Христа, не уповал на эти труды, не считал их собственно своими заслугами, не полагал, что его праведная жизнь достойна Небесного Царства. В последней молитве Святого, которую с трудом расслышали ученики из его почти уже безмолвных уст: «Царю небесный, всесильный! Он просил милости у Бога, чтобы его душа не была удержана лукавыми, чтобы его избавил от козней лукавых, чтобы ангелы привели ее прямо к Богу. [8,133] 2. Житийная традиция в повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий» 2.1. Житие «Отца Сергия». Отец Сергий — герой повести Л.Н.Толстого, в прошлом, блестящий аристократ, князь Степан Касатский, выделявшийся среди товарищей не только способностями, красотой, правдивостью, но и гордостью, преувеличенным самолюбием, заставлявшими его всегда и во всем добиваться первенства. Будучи командиром лейб-эскадрона кирасирского полка, князь делал прекрасную карьеру, собирался жениться на одной из фрейлин, но неожиданно для окружающих поступил в монастырь, уйдя, как и некоторые другие герои «позднего» Толстого, от привычных условий жизни. Причиной этого поступка было разочарование в Мэри (невесте), которую он представлял себе ангелом, и оскорбление было так сильно, что привело его к отчаянию, а отчаяние к Богу, к вере детской, которая никогда не нарушалась в нем, а главное — желание стать выше тех, которые хотели показать ему, что они стоят выше его. В день Покрова Касацкий поступил в монастырь и становится учеником игумена, ученика известного старца Амвросия. Кроме чувства сознания своего превосходства над другими, Касацкий, также как и во всех делах, которые он делал, и в монастыре находил радость в достижении наибольшего как внешнего, так и внутреннего совершенства. Он старался быть совершенным: трудящимся всегда, воздержанным, смиренным, кротким, чистым не только на деле, но в мыслях, и послушным. В особенности последнее качество облегчало ему жизнь. Не будь послушания, он бы тяготился и продолжительностью и однообразием церковных служб, и суетой посетителей, и дурными свойствами братии, но теперь все это не только радостно переносилось, но составляло в жизни утешение и поддержку. Радость давала сознание смирения и несомненности поступков всех, определенных старцем. Интерес же его жизни состоял не только во все большем и большем покорении своей воли, во все большем и большем смирении, но и в достижении всех христианских добродетелей, которые в первое время казались ему легко достижимыми. Смирение перед низшими было не только легко ему, но доставляло ему радость. Даже победа над грехом, похоти, как жадности, так и блуда, легко далась ему. Мучило его только воспоминание о невесте. И не только воспоминание, но представление живое о том, что могло бы быть. Но были минуты, когда раскаяние в своем обращение охватывало его. [11,333-334] Спасение в этом положении было послушание – работа и весь занятой день молитвой. Он, как обыкновенно, молился, клал поклоны, даже больше обыкновенного молился, но молился телом, души не было. И это продолжалось день иногда два, а потом само проходило. Но этот день или два были ужасны, Касацкий чувствовал, что он не в своей и не в божьей власти, а в чьей-то чужой. Так прожил он в первом монастыре 7 лет, в конце 3 года, был пострижен в иеромонахи. На 7 год жизни в монастыре Сергию стало скучно. На 4 году его монашества его назначили в близкий к столице монастырь. Если в прежнем монастыре соблазн женский мало мучил Сергия, то здесь соблазн поднялся со страшней силой. Он решил отказаться от службы в этом монастыре, и обратился к своему бывшему Игумну. Игумен посоветовал ему уединиться в Тамбенкую пустынь. И отец Сергий стал затворником, где он прожил около 13 лет. [11,335-336] Жизнь в затворе была для него трудной, в связи с внутренней борьбой, которая постоянно шла в нем. Источников борьбы было два: сомнение и плотская похоть. Несмотря на то, что слава о нем, как о «святом» разнеслась и привлекала множество людей, он чувствовал, что в нем нет веры. Обращаясь к Богу он думал: «Боже мой! Боже мой! - За что ты мне не даешь веры? Зачем весь мир, вся прелесть его, если он греховен, и надо отречься от него? Зачем ты сделал этот соблазн? Но не соблазн ли то, что я хочу уйти от радости мира и что-то готовлю там, где ничего не может быть». Он понимал, что можно обмануть других, но не себя и не Бога. Он исцелял больных. К нему приезжало очень много людей, его слава распространялась все дальше и дальше. Сергий чувствовал, что его внутренняя жизнь заменялась внешней, точно его выворачивали наружу. Сергий видел, что он был средством привлечения посетителей и жертвователей монастырю. С каждым днем он чувствовал ослабление, потухание божеского света истины, горящего в нем. Он чувствовал в глубине души, что дьявол подменил всю его деятельность для бога, деятельностью для людей. Он тяготился посетителями, уставал от них, и в тоже время в глубине души он радовался им, радовался тем восхвалениям, которые окружали его. Он не мог забыть ту истинную жизнь, когда она в ту ночь (теперь мать Агния) соблазняла его. [12, 339] Встретившись с молодой купцовой дочерью, он не устоял и пал. После этого он тайно покинул свою келью и ушел. [12,342] Он хотел вначале покончить собой, повесится или утопиться, так как он пришел к выводу, что нет Бога, потому, что Бог не пришел к нему на помощь, не удержал его. Заснув на поле, он увидел ангела, который сказал, чтобы он шел к дальней родственнице Пашеньке: «Иди к ней, узнай от нее, что тебе надо делать, и в чем твой грех, и в чем твое спасение». Он так и сделал. Побеседовав с Пашенькой, он понял, что жил для людей, а не для Бога. Он стал бродяжником, был арестован и отправлен в Сибирь, где работал на хозяина и учил его детей. [14, 349] 2.2. Сравнительный анализ Записки Иннокентия о смерти Пафнутия Боровского и повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий». Сравнительный анализ Записки Иннокентия о смерти Пафнутия Боровского и повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий» показал, что Л.Н, Толстой подобно автору древнерусской записки стремится к передаче всего, что ему известно о необычайном событии, «удивившем всех», героем которого явился князь Степан Касацкий, постриженый в иеромонахи с именем Отец Сергий. [8,133] «Бессознательный, стихийный средневековый натурализм» записки близок реализму повести. Повествование отличается тоном, эпическим слогом и искренностью и присутствием морального элемента. Однако герой повести – это не святой, как Пафнутий Боровский, который действительно был святым. Вся жизнь Пафнутия Боровского была посвящена служению Богу, он служил Богу с любовью и верностью. У него никогда не было никаких внутренних сомнений, которые были у Отца Сергия. Когда Господь открыл ему приближение кончины, Преподобный отложил все попечения земные и целиком погрузился в покаяние, которое было спутником его, как и всех святых, на протяжении всей жизни, и которое он считал особенно необходимым для себя в предсмертный час. Он, проведши всю жизнь в трудах ради Христа, не уповал на эти труды, не считал их собственно своими заслугами, не полагал, что его праведная жизнь достойна Небесного Царства. В последней молитве Святого, которую с трудом расслышали ученики из его почти уже безмолвных уст: «Царю небесный, всесильный!» Он просил милости у Бога, чтобы его душа не была удержана лукавыми, чтобы Бог избавил его от козней лукавых, чтобы ангелы привели ее прямо к Богу. В отличие от преподобного Пафнутия Боровского, Отец Сергий, получивший известность и славу прозорливого старца, творящего чудеса и исцеления, изнемогал от внутренней борьбы, связанной с отсутствием веры, которая постоянно терзала его. Источниками борьбы были сомнения и плотская похоть. Ему казалось, что это были два разных врага, но это был один и тот же. Все с большим сомнением относится он к существованию Бога, не будучи в состоянии помочь себе никакими молитвами. В итоге он сделал вывод, что Бога нет, потому, что Бог не ответил на его молитву и не удержал его от падения. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Повествование об отце Сергии, написанное в период "духовного обновления" Толстого, поражает своим духовным и чисто литературным легкомыслием. Повествование идет о монашестве, о высотах духовной, во Христе, жизни, то есть области, которая широко раскрывается в огромном христианском опыте девятнадцати веков. И так как область эта запечатлена в великой христианской литературе и в живых жизненных примерах по всему лицу мира, то говорить о ней можно вполне математически даже враждебному христианству, но беспристрастному исследователю-психологу. Но сосредоточивающийся все более и более только на своем опыте Толстой теряет ощущение чужого духовного опыта - даже того, который, в сущности, интересен его душе. Легкомыслен рассказ "Отец Сергий" прежде всего потому, что во всей его внутренней фабуле отсутствует то, что должно было бы быть самым главным: Христос. Христа нет в рассказе! Это поражает - как Толстой мог описать жизнь искреннего и подчеркнуто правдивого человека, его монашество, его монастырскую девятилетнюю жизнь, его тринадцатилетний затвор, его старчество, коснуться глубин его внутренней жизни, и все так, будто бы Христа, Живого Спасителя, Живого Слова Божия - не было вовсе! Рассказ «Отец Сергий», если его охарактеризовать двумя словами, есть какой-то монашеский кошмар: без Христа. БИБЛИОГРАФИЯ 1. Барсуков Н.П. Источники русской агиографии . СПб., 1982. С. 335-339; 2. Боева Л. Вопросы древнерусской литературы . – София, 1981. С. 54; 3. Гладышева Е. В., Нерсесян Л. В. Словарь-указатель имен и понятий по древнерусскому искусству , Альманах "Странный мир", Москва 1991 г., С. 48; 4. История русской литературы XI-XVII веков / Под редакцией Д.С. Лихачева. М., Л., 1948. С. 245; 5. Источниковедение литературы Древней Руси. Л., 1980. С. 218; 6. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988. С.278; 7. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988. С. 324; 8. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. 3 Том., Л., 1987. С. 133; 9. Недоспасова Т. Русское юродство Х1-ХV11вв . М.,1999. С. 12; 10. Розов Н.Н. Книга древней Руси. ХI-ХIV вв . М., 1977. С. 25; 11. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в XII томах . Том XI. М., 1984. C. 333-336; 12. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в XII томах . Том XI. М., 1984. C. 339; 13. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в XII томах . Том XI. М., 1984. C. 342; 14. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в XII томах . Том XI. М., 1984. C. 349; 15. Федотов Г. Святые Древней Руси, М., Святичь, 1998. C.84; 16. Ягич И. В. Памятники древнерусского языка.