Литературная и личная судьба Афанасия Афанасьевича Фета Литературная и личная судьба Афанасия Афанасьевича Фета (1820-1892) -одного из самых "светлых" русских поэтов, певца природы, любви, многиестихотворения которого с необыкновенной силой передают непосредственнуюрадость бытия, сложилась непросто и подчас принимала трагический характер. Фет умер глубоким стариком и до последних своих дней сохранялспособность и стремление к творчеству. Много раз заявляя о своем отказе отлитературной деятельности и уходе в чисто практическую, частную жизнь, онпосле перерывов и временных пауз возвращался к поэзии, снова и сноваоттачивая свой чрезвычайно своеобразный, поражавший современниковхудожественный дар. "Дарование Фета совершенно самобытное, особенное, дотого особенное, что особенность переходит у него в причудливость, подчас всамую странную неясность, или в такого рода утонченность, которая кажетсяизысканностью", [1] - писал Аполлон Григорьев, бывший одним из первых егосоветчиков в творческих делах. Друзья и знакомые Фета, тонкие ценителиискусства - Л. Толстой, И. Тургенев, Н. Некрасов, В. Боткин, П. Анненков,А. Дружинин и другие - спорили о содержании его стихов, которые волновалиих, но не всегда легко поддавались логическому истолкованию. Фет терпеливовыслушивал дружеские упреки в "темноте" или непонятности того или иногооборота в стихотворении и охотно уточнял, исправлял, а подчас и упрощалсвой поэтический текст. Он стремился передать топкие субъективныепереживания объективно, сделать их доступными читателю. И в большинствеслучаев писателю удавалось этого достигнуть. Стихи Фета, содержание которыхподвергалось бурным обсуждениям в кругу писательской элиты, получали весьмаскоро широкое признание в среде менее искушенных читателей, особенно средидемократической молодежи. Героиня романа Н. Г. Чернышевского "Повести в повести" заявляла, чтопосле Н. А. Некрасова Фет - "даровитейший из нынешних наших лирическихпоэтов <...> Кто не любит его, тот не имеет поэтического чувства. Яполагаю, что имею его. Поэтому я люблю г. Фета". [2] И автор согласен сосвоей героиней. Роман изобилует цитатными вкраплениями стихотворений Фета. Однако далеко не всегда отношения Фета и его читателей и критиковскладывались идиллично. В политической обстановке 60-х гг. Фет, принципиально отстаивавшийнезависимость искусства вообще и поэзии в особенности от "злобы дня" ипозволивший себе вместе с тем ряд грубых выпадов против "нигилистов", т. е.революционной молодежи, критиковавший пореформенное положение в деревне сконсервативных позиций, вступил в острый конфликт с той частью публики,которая создала успех его поэзии,- с демократическим читателем. Интерес кего творчеству резко упал, в течение ряда лет он почти не печатался, имногие читатели лучше знали популярные пародии на Фета, чем его стихи. Уже в студенческие годы Фет, окруженный стихией поклонения Гегелю,вырабатывал, отталкиваясь от мнения среды, свой взгляд на философскиевопросы. Есть основание думать, что его философские занятия этого временивключали ознакомление с творчеством Шеллинга. Романтическая философия Шеллинга, отрицавшего прогресс в томнепосредственно историко-общественном смысле, в котором его трактовалГегель, могла оказать влияние на формирование взглядов Фета. В конце 40-хгг. в России, когда политическая реакция обрушила свои наиболее тяжелыеудары на литературу и на мыслящую часть общества, утверждение независимостипоэзии от "злобы дня", ее самостоятельности и неподсудности мнениям"непосвященных" могло приниматься как защитное действие, как форма протестапротив диктата правительственных чиновников и цензуры. В 60-е гг. исторический скептицизм Фета перешел в открытую и дажедемонстративную вражду к силам, ведущим борьбу за общественный прогресс, вненависть к "теоретикам", утверждающим, что перестройка общества на основеразума может дать счастье человечеству. Первый сборник Фета "Лирический пантеон" был издан в 1840 г. заподписью "А. Ф.". Стихотворения, опубликованные в этой книге, в своембольшинстве обнаруживали еще следы подражания и ученичества, однако критикаобратила внимание на выступление молодого поэта. Белинский, упрекая П. Н.Кудрявцева за то, что в своей благожелательной рецензии на "Лирическийпантеон" в "Отечественных записках" тот слишком строг к молодому поэту,"чересчур скуп на похвалы", добавлял: "А г. Ф. много обещает". [3] Появление новых стихотворений Фета в журналах в начале 40-х гг.принесло известность его имени. Многие произведения Фета, положенные намузыку композиторами, стали популярными романсами. Стихи его полюбиличитатели. "Из живущих в Москве поэтов всех даровитее г-н Фет", [4] -категорично заявил Белинский, положительное отношение которого к творчествуавтора "Лирического пантеона" не только сохранилось, но и упрочилось. Однако литературные успехи не дали Фету определенного места вобществе. Студент Московского университета, признанный многообещающимпоэтом, по окончании университета он вынужден был скитаться не глухимпровинциальным углам, вращаться в кругу армейских офицеров-однополчан иместных помещиков, не знавших его поэзии, чуждых его духовным интересам.Подготовленный им в 1847 г. сборник вышел лишь в 1850 г., небрежно изданныйи плохо оформленный. Однако сборник 1850 г. подводил итог первому периодудеятельности Фета. Здесь в полной мере отразилось художественноесвоеобразие его поэзии, определился круг тем, мотивов, образов лирики Фета.Россия патриархального деревенского уклада жизни, ее суровые, занесенныеснегами равнины, тройки, уносящие в даль молодых, не боящихся вьюги людей,таинственные святочные вечера, тоска ее деревянных городов, ее странныебаллады, столь близкие к обычным жизненным драмам, - эта Россия выступает всборнике как главный поэтический образ, который особенно выделяется на фоневечно прекрасных, классических форм античной антологии. За этим сложным ипротиворечивым восприятием жизни стоит еще не осознанный самим поэтом отходот традиционного отношения к красоте как идеалу, лежащему вне современнойдействительности, выработанному человечеством в золотом веке расцветаантичного искусства. Он остро воспринимает красоту действительности ирассматривает красоту как непременный атрибут жизни. Родная природа в еенепосредственной реальной жизни выступает в поэзии Фета как главная сферапроявления прекрасного. Но и "низкий быт", скука длинных вечеров,томительная тоска житейского однообразия, мучительная дисгармония душирусского Гамлета делаются в его творчестве предметом поэтическогоосмысления. В сборнике 1850 г. сфера непосредственно гражданских эмоцийоказывается начисто исключенной из круга поэтических тем. Вместе с тем рядотдельных произведений этого сборника и целых циклов, входящих в него,косвенно, через посредство сложной цепи ассоциаций, отражает самосознаниечеловека 40-х гг., ощущающего свою связь с эпохой. Начало сборника носит почти демонстративный, программный характер.Само название первого цикла - "Снега" - вводит читателя в мир русскойприроды и таких ее проявлений, которые дают основание противопоставитькрасоту этой природы канонизированному в искусстве "полуденному" -греческому и итальянскому пейзажу. Стихотворение, открывающее сборник, говорит об особенном характереэстетического восприятия природы поэтом, о том, что ему кажется прекрасноймрачная и дисгармоничная стихия северного пейзажа, что это ощущениепрекрасного неотделимо от его любви к родине: Я русский, я люблю молчанье дали мразной, Под пологом снегов как смерть однообразной, Леса под шапками иль в инее седом, Да речку звонкую под темносиним льдом. Как любят находить задумчивые взоры Завеянные рвы, навеянные горы, Былинки сонные - иль средь нагих полей, Где холм причудливый, как некий мавзолей, Изваян полночью, - круженье вихрей дальных И блеск торжественный при звуках погребальных! [5] Глубина лирического переживания поэта, смысловое удаление, котороепадает на первые слова первого его стиха, станут особенно ощутимы, если мывспомним, что начало стиха и сборника - "Я русский" - стояло в резкомпротиворечии с личной судьбой автора. Поэт вырос в семье русского барина А.Н. Шеншина и с детства был уверен в том, что Шеншин его отец. Однако вотрочестве он внезапно узнал о своем "сомнительном" происхождении, о том,что должен считаться сыном немца Фета, которого никогда не видел. Впрошении, которое он подал в университет, он вынужден был писать: "Родом яиз иностранцев". Этот биографический подтекст, мучительный для поэта,придает первому стихотворению сборника двойной смысл: стихотворениераскрывает особое эстетическое видение "сына севера", любящего свою мрачнуюродину, и вместе с тем доказывает, что автор, столь преданный родному краю,действительно сын своей земли. Духовный мир поэта, отраженный в этом стихотворении, парадоксален. Фетсоздает трагический, дисгармоничный образ природы севера. Пустынность,мертвенность зимнего простора и одиночество затерянного в нем человекавыражены в этом стихотворении и через общий колорит картины и через каждуюее деталь. Сугроб, возникший за ночь, уподобляется мавзолею, поля,занесенные снегом, своим однообразием навевают мысль о смерти, звуки метеликажутся заупокойным пением. Вместе с тем эта природа, скудная и грустная,бесконечно дорога поэту. Мотивы радости и печали, смерти и любви слиты встихотворении. Лирический герой, а в конечном счете и сам поэт, любуетсямрачным простором ледяной пустыни и находит в нем не только своеобразныйидеал красоты, но нравственную опору. Он не брошен, не "заключен" в этотсуровый мир, а порожден им и страстно к нему привязан. В этом плане стихотворения "Снегов", в особенности же стихотворение "Ярусский, я люблю молчанье ночи мразной..." может быть сопоставлено снезадолго до него написанной знаменитой "Родиной" Лермонтова. Отличие восприятия родного простора у Фета от того, которое выразили всвоих произведениях Лермонтов и (в "Мертвых душах") Гоголь, состоит вбольшей пространственной ограниченности его образов. Если Гоголь влирических отступлениях "Мертвых душ" озирает как бы всю русскую равнину свынесенной наверх, над нею, точки зрения, а Лермонтов видит обширнуюпанораму родины глазами едущего по ее бесконечным дорогам и полямстранника, Фет воспринимает природу, непосредственно окружающую его оседлыйбыт, его дом. Его зрение замкнуто горизонтом, он отмечает динамическиеизменения мертвой зимней природы именно потому, что они происходят нахорошо известной ему в мельчайших подробностях местности: "Как любятнаходить задумчивые взоры Завеянные рвы, навеянные горы <...> иль средьнагих полей, Где холм причудливый <...> Изваян полночью, - круженье вихрейдальных..." (691), - пишет поэт, знающий, где были рвы, занесенные снегом,отмечающий, что ровное поле покрылось сугробами, что за ночь вырос холм,которого не было. Поэт окружен особой сферой, "своим пространством", и это-топространство и является для него образом родины. Этот круг лирических мотивов отражен, например, в стихотворении Фета"Печальная береза...". Образ березы в стихотворениях многих поэтовсимволизирует русскую природу. "Чета белеющих берез" и в "Родине"Лермонтова предстает как воплощение России. Фет изображает одну березу,которую он ежедневно видит в окно своей комнаты, и малейшие изменения наэтом обнаженном зимой, как бы омертвевшем на морозе дереве для поэта служатвоплощением красоты и своеобразной жизни зимней природы родного края. Пространству, окружающему поэта, сродному ему, соответствуетопределенная нравственная атмосфера. В четвертом стихотворении цикла"Снега" картине мертвенной зимней природы с проносящейся сквозь метельтройкой придан колорит балладной таинственности. Ветер злой, ветр крутой в поле Заливается, А сугроб на степной воле Завивается. При луне на версте мороз - Огонечками. Про живых ветер весть пронес С позвоночками. Здесь, как и в стихотворении "Я русский, я люблю...", поэт создаеткартину русской зимы при помощи образов сугроба, навеянного метелью,снежной вьюги в поле. Столбы, отмеряющие версты на большой дороге, Пушкин и Гоголь виделиглазами путешественника, несущегося на "борзой" тройке: И версты, теша праздный взор, В глазах мелькают как забор. (Пушкин. "Евгений Онегин") "...да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи". (Гоголь. "Мертвые души") Фет видит их во время ночного пешего блуждания по полю. Перед ним одинстолб, покрытый "огонечками" инея. Тройка проносится мимо него, и лишьветер доносит звон бубенцов, возвещающий о том, что неведомый и мгновенныйпосетитель пустынного, родного поэту угла помчался далее "считать версты". Через ряд циклов сборника проходят мотивы грусти и любви кокружающему, духовного родства с ним. Глагол "люблю" формирует концепцию иструктуру первого стихотворения цикла "Снега"; в третьем стихотворениицикла мы опять встречаем: "Но, боже! Как люблю я Как тройкою ямщик кибиткуудалую Промчит - и скроется..." (157). И пятое стихотворение цикла -"Печальная береза..." - пронизано мотивами любви, родства с окружающейприродой ("Люблю игру денницы Я замечать на ней..." (156) и т. д.). Седьмоестихотворение прямо начинается словами: "Чудная картина, Как ты мнеродна..." (157). Здесь. как и в третьем стихотворении, возникает образтройки ("И саней далеких Одинокий бег") - образ, подчеркивающий"оседлость", неподвижность, замкнутость лирического субъекта в свое,ограниченное пространство, через которое проносятся сани далекого путника. Дом поэта составляет центр пространства, природы, которая изображаетсяв его пейзажной лирике. Поэтому в стихах его часты упоминания о том, чтопоэт созерцает природу в окно. Своеобразие поэтического восприятия природы, присущее Фету, передано вего стихотворении "Деревня". По своей композиционной структуре и взначительной степени по поэтической идее оно близко к первому стихотворениюцикла "Снега" (тема любви к родным местам). Люблю я приют ваш печальный, И вечер деревни глухой... (255) Поэт любит деревню как мир, окружающий милую ему девушку, являющийсяее "сферой". Взор поэта как бы кружит по этой сфере, сначала описываявнешнюю ее границу по горизонту, затем приближаясь к малому кругу внутриэтого круга - дому, заглядывая в нею и находя в этом кругу еще один -"тесный круг" людей за чайным столом. Поэт любит природу и людей,окружающих девушку, звуки и игру света вокруг нее, ароматы и движениевоздуха ее леса, ее луга, ее дома. Он любит кошку, которая резвится у ееног, и работу в ее руках. Все это - она. Перечисление предметов, заполняющих "ее пространство",деталей обстановки и пейзажа нельзя рассматривать как дробные элементыописания. Недаром стихотворение носит собирательное название "Деревня", т.е. мир, составляющий живое и органическое единство. Девушка - душа этогоединства, но она неотделима от него, от своей семьи, своего дома, деревни.Поэтому поэт говорит о деревне как о приюте всей ' семьи ("Люблю я приютваш печальный..."). Внутри этого поэтического круга для поэта нет иерархиипредметов - все они равно ему милы и важны для него. Сам поэт становитсяего частью, и у него открывается новое отношение к самому себе. Он начинаетлюбить себя как часть этого мира, любить свои собственные рассказы, которыеотныне делаются' принадлежностью нравственной атмосферы, окружающейдевушку, и открывают ему доступ к центру круга - ее глазам, к ее душевномумиру. Вместе с тем, хотя произведение и рисует "пространство", - а это егоглавный поэтический образ, - поэт воспринимает его во времени. Это нетолько "деревня", но и "вечер деревни глухой", и поэтическое изображениепередает течение этого вечера от "благовеста" до восхода месяца, время,дающее возможность не раз долить и выпить самовар, рассказать "сказки""собственной выдумки", исчерпать темы разговоров ("речи замедленный ход") идобиться наконец того, чтобы "милая, застенчивая внучка" подняла на гостяглаза. Здесь параллелизм "смолкающих пташек" и медленной беседы людей, атакже света месяца и дрожанья в этом свете чашек имеет двойное значение.Это явления, расположенные "рядом" в пространстве и во времени. Необычайную остроту ощущения движения в природе и поразительнуюновизну приемов ее поэтического воссоздания продемонстрировал Фет встихотворении "Шепот, робкое дыханье...". Первое, что бросается в глаза ичто сразу было замечено читателями, - отсутствие глаголов в этомстихотворении, передающем Динамику ночной жизни природы и человеческихчувств. Поэт изобразил ночь как смену многозначительных, полных содержаниямгновений, как поток событий. Стихотворение повествует о том, как ночьсменяется рассветом и в отношениях между влюбленными после объяснениянаступает ясность. Действие развивается параллельно между людьми и вприроде. Параллелизм в изображении человека и природы как типичная чертапоэзии Фета отмечался неоднократно исследователями творчества Фета (Б. М.Эйхенбаум, Б. Я. Бухштаб, П. П. Громов). В данном случае этот параллелизмвыступает как основной конструктивный принцип построения стихотворения.Создав четкую, предельно обнаженную композицию и пользуясь особым методомописания, как бы "высвечивающего" наиболее значительные, "говорящие" деталикартины, поэт вкладывает в предельно сжатый, почти невероятно малый объемстихотворения весьма широкое содержание. Так как в не антологических,лирических стихотворениях Фет считает для себя кинетичность, движениеобъектов изображения более существенным их признаком, чем пластичность иформу, он заменяет подробное описание броской деталью и, активизируяфантазию читателя недосказанностью, некоторой загадочностью "повествования,заставляет его восполнять недостающие части картины. Да эти недостающиечасти картины для Фета не столь уж важны. Ведь действие развивается, как бы"пульсируя", и он отмечает те содержательные мгновения, когда в состоянииприроды и человека происходят изменения. Движение теней и света "отмечает"течение времени. Месяц по-разному освещает предметы в разные периоды,моменты ночи, а появление первых лучей солнца возвещает наступление утра.Так же и выражение освещаемого изменчивым светом ночи и утра лица женщиныотражает перипетии пережитых за ночь чувств. Самая сжатость поэтическогорассказа в стихотворении передает краткость летней ночи, служит средствомпоэтической выразительности. В последней строке стихотворения происходит окончательное слияниелаконичного повествования о событиях жизни людей и природы. "Заря" - начало(нового дня жизни природы и человеческих сердец. Эта строка, заканчивающаястихотворение на "открытом дыхании", скорее похожа на начало, чем на конецв привычном смысле слова. Такая особенность окончаний стихотворений характерна для Фета,рассматривающего любое душевное состояние или любую картину природы какфрагмент бесконечного процесса. В стихотворении "Шепот, робкое дыханье..."полная лирических событий летняя ночь рисуется как прелюдия, начало счастьяи радостного дня новой жизни. Осознание значимости мгновения, его способности "увеличиваться вобъеме" вместе с увеличением его содержательности выливается в поэтическоевосприятие цветения жизни как чуда, как бы нарушающего привычные меркипространства и времени. Есть такие мгновения, когда звезды опускаются наземлю, когда зацветают цветы, которым дано цвести раз в столетие. Напорчудесного разрушает законы обыденного. Такие мгновения не есть плод толькосубъективного ощущения. Они присущи природе, и хотя не всем людям, нонекоторым суждено испытать минуту цветения единовременно с природой исопережить с нею этот момент. Таково содержание казавшегося загадочнымнекоторым современникам поэта стихотворения "Мы одни; из сада в стекла оконСветит месяц... тусклы наши свечи...". В издании 1856 г. оно получилозаглавие "Фантазия". В целях сокращения стихотворения и придания емубольшей композиционной стройности из него была изъята третья строфа: Знать, цветы, которых нет заветней, Распустились в неге своевольной? Знать, и кактус побелел столетний, И банан, и лотос богомольный? (695) Удаление этой сферы, подчеркивавшей объективность чуда, происходящегов природе, его реальность, не изменило общего смысла стихотворения, ноусилило его фантастичность. Между тем строфа о цветении "заветных" цветовсвязывает это стихотворение с поздним рассказом Фета "Кактус", где поэт впрямой, декларативной форме выражает мысль об особом значении редких,исключительных моментов жизни природы, о глубоком смысле момента цветения. Вера в беспредельность жизни природы и в возможность гармоническогослияния с нею человека пронизывает многие стихотворения сборника 1850 г. и,являясь их философской основой, придает им светлое, умиротворяющеезвучание. Цветение жизни, ее красота и ее движение являются содержаниемискусства. Тайна искусства в том и состоит, что оно передает красоту жизни,ее динамику, но сохраняет и совершенство раз возникшей формы, придаетпрекрасному мгновению высшего цветения - вечность, делает его непреходящим.Ведь каждый переход от одного состояния к другому порождает новую красоту,но и приносит потерн. Ощущением этого пронизаны антологическиестихотворения Фета. Жанр антологического стихотворения традиционно связывался с образамиантичной мифологии, поэзии, пластического искусства. Фет насыщает своиантологические стихотворения философским подтекстом. Выражается этотподтекст не декларативно, а при помощи специфической организации образнойсистемы стихотворений и их лирических мотивов. В антологическомстихотворении "Диана" Фет передал мысль о произведении пластическогоискусства как непостижимом чуде соединения жизни и вечности, движения иостановки. Тургенев, Достоевский и другие литераторы исключительно высокооцепили это стихотворение, а Некрасов писал о нем: "Всякая похвала немеетперед высокой поэзиею этого стихотворения, так освежительно действующего надушу". [6] Чрезвычайно важно для поэта было сознание единства таких взаимнопротивоположных начал, как вечность и мгновение, жизнь и смерть, начало иконец. Антологический стиль, с одной стороны, и философская мысль обособенном значении начала как истока движения и средоточия всего смыслапроцесса, с другой, проникли в поэзию природы Фета и придали ей чертыяркого своеобразия. Характерно в этом отношении стихотворение "Перваяборозда", напечатанное в 1854 г. в "Современнике" и вошедшее в Сборникстихотворении Фета 1856 г. Ржавый плуг опять светлеет, Где волы, склонясь, прошли, Лентой бархатной чернеет Глыба взрезанной земли. Чем-то блещут свежим, нежным Солнца вешние лучи, Вслед за пахарем прилежным Ходят жадные грачи. Ветерок благоухает Сочной почвы глубиной,- И Юпитера встречает Лоно Геи молодой. (263) Начало весны, первая борозда, первое соединение стихии света, солнца,неба со стихией темной, полной тайн земли заменяет собою рассказ о всемцикле жизни природы, наиболее содержательный момент процесса "представляет"весь процесс. Интересно отметить, что соучастниками этого начала, сводящими воединоземлю и небо, являются человек, волы и грачи. Усилия каждого из них важны изначительны. Сближение человека с остальным живым миром было характернойчертой поэтического сознания Фета. Строки "Вслед за пахарем прилежным Ходятжадные грачи" казались многим современникам Фета прозаическими, неуместнымив поэтическом описании весны. А. К. Толстой - поэт по своим эстетическимпринципам во многом близкий Фету - потешался над этими строками, ими он закончил большое сатирическое стихотворение "Мудрость жизни", состоящее изпародийных сентенций. В антологическом стихотворении "Зевс", написанном через несколько лет,в 1859 г., Фет особенно ясно выразил ощущение значительности "начала",возникновения явления. Бога, властвующего над вселенной (каким был Зевс погреческой мифологии), он изображает в момент его "начала", младенчества,непосредственно следующего за рождением: В кипарисной роще Крита Вновь заплакал мальчик Реи, Потянул к себе сердито Он сосцы у Амальтеи. Юный бог уж ненавидит, Эти крики местью дышат, - Но земля его не видит, Небеса его не слышат. (300) Кажется, трудно более категорично выразить мысль о том, что новому,слабому, неизвестному и только родившемуся принадлежит мир. Он ещесобственно не Зевс, самое имя его никому не известно, он сын своей матери,"мальчик Реи". Единственное, чем он владеет и распоряжается, - грудькормилицы, и именно в это время, когда "земля его не видит, Небеса его неслышат", божественная сущность его, как кажется поэту, особенно сильна, ибов нем сосредоточена вся мощь, которая приведет его в движение и покорит емумир. В 1854 г. Фет, служа в Красном селе под Петербургом и бывая в столице,посещает редакцию "Современника". Он сближается с сотрудниками журнала ичленами его редакции. Подготовка нового собрания стихотворений Фетасотрудниками "Современника" во главе с И. С. Тургеневым сыграла большуюроль в судьбе поэта. Именно в пору работы над этим изданием, которое вышлов 1856 г., Фет преодолел одиночество, почувствовал себя членом кругаталантливых, избранных по своим дарованиям и положению в литературеписателей, вошел с ними в активные творческие контакты. Самочувствие Фетаизменилось, но Тургенев побуждал поэта к переработке произведений снастойчивостью и категоричностью, которые воспринимались автором как нажим,творческое давление и несомненно не всегда были оправданы. Готовя сборник Фета в 1856 г. и редактируя его стихи, Тургеневстремился сблизить творчество молодого поэта с традициями Пушкина, сделатьего произведения более ясными, классически простыми. В новом издании циклы"Снега" и "Гадания" уже не открывали сборника, цикл "Баллады" был сильносокращен. Редактор стремился превратить Фета из "субъективного" в"объективного" поэта, стимулировать преодоление им черт индивидуализма,рефлексии, содействовать приобщению его к светлому, гармоническому идеалу.Этого он добивался, обсуждая стихи Фета в кругу ареопага сотрудников"Современника" и требуя от поэта "доведения" текста до смысловой ясности. С этой же целью он изменил положение циклов в сборнике, придалнекоторым произведениям "поясняющие" заглавия, изъял отдельные строфы ицелые стихотворения. В борьбе против субъективности Фета Тургенев нередкопроявлял рационалистический подход к лирике. Вместе с тем Тургенев тонкопонимал многие особенности поэзии Фета. Именно Тургенев первый в полноймере оценил в Фете вдохновенного певца русской природы, Тургенев же понял ипоказал Фету, что лирический подтекст картин природы в его стихотворенияхвоспринимается читателем без специальных, поясняющих его концовок. Понимание Тургеневым внутренних тенденций развития творчества Фетасделало для поэта приемлемыми многие его редакторские решения, огорчавшиеавтора, но затем оставленные им в силе во всех последующих изданиях. Сотрудники "Современника" продолжили борьбу Белинского с позднимультраромантизмом, статьи критика, посвященные творчеству Пушкина, былисущественнейшим моментом этой борьбы. "Энциклопедичность", разносторонняя"отзывчивость" и объективность Пушкина расценивались Белинским как высшеепроявление творческого осмысления поэтом впечатлений бытия. Сама личностьПушкина провозглашалась идеалом поэтической "художнической" натуры. В своихпопытках приблизить Фета к этому идеалу, освободить его поэзию от элементовромантического субъективизма сотрудники "Современника", и прежде всегоТургенев, опирались на такие черты Фета, как его острая наблюдательность,умение видеть и передавать динамичные стороны жизни природы, способностьвыражать юношеское воодушевление, стихийную радость существования. Приливэнергии, творческой активности и оптимизма, которые испытал Фет, попавшийпосле нескольких лет скитания по провинции в избранный круг лучшихлитераторов, обнадеживал Тургенева, внушал ему мысль, что Фет окажетсявосприимчивым к эстетическим идеалам редакции "Современника". Однаконесмотря на то, что сотрудники "Современника" 50-х гг. оказали благотворноевлияние на развитие творчества Фета, полного сближения поэта с их кругом непроизошло. Даже у тех из них, кто лично более других был дружески к немурасположен, были существеннейшие пункты идейного и эстетическогорасхождения с ним. Л. Толстого - особенно позже, в период их дружескойблизости - раздражало в Фете его безразличие к проблемам нравственности ирелигии. В конечном счете они не могли сойтись и в отношении к искусству,его задачам и цели, ибо Фет отрицал социально-этическое значение искусства,которое Толстому представлялось главным. Взгляды Фета и Тургенева по основным политическим вопросам несовпадали. С годами, по мере углубления консервативных, а затем иреакционных черт в политических взглядах Фета их полемика приобретала всеболее резкий характер. Уже в 50-х гг. Тургенев горячо спорил с Фетом поважнейшему вопросу эстетики: вопросу о значении поэзии и ее субъективном иобъективном содержании. Фет отстаивал бессознательность и субъективностьтворчества, предельно заостряя свои положения, иногда доводя их допарадоксов. [7] Вместе с тем Фет стремился не к разобщению, а к сближениюлюдей посредством искусства. Не веря в исторический и социальный прогресс,он верил в природную способность людей к взаимному пониманию и видел вобщении источник счастья и выражение полноты жизни. Само ощущение "недостаточности" словесного выражения, логической речиу Фета возникает из острой жажды полноты духовного общения. Этот лирическиймотив становится одним из "сюжетов" его поэзии. Фет ищет и находит помимослов другие средства передачи мысли и чувства и наслаждается этими новымипутями, ведущими к сближению между людьми. Сильнейшими из этих новых"языков" оказываются звук сам по себе и особенно музыка, в которой поэтощущает огромную емкость содержания и непосредственность его сообщения. Ужев сборнике 1850 г. тема музыки становится одним из главных поэтическихсюжетов. На фоне поэтического "портрета" музыки поэт и передает своиразмышления о богатстве языка музыкального и ограниченности логическойречи: Исполнена тайны жестокой Душа замирающих скрипок. Средь шума толпы неизвестной Те звуки понятны мне вдвое: Напомнили силой чудесной Они мне всё сердцу родное. (176) Или в другом стихотворении цикла "Мелодии": Как мошки зарею, Крылатые звуки толпятся; .................................. О, если б без слова Сказаться душой было можно! (177) Звук, музыка - не единственный "язык", которым поэт хотел бы дополнитьсредства общения между людьми. Фет воспринимает каждого человека в ореолеему присущей нравственной и материальной сферы. Предметы, окружающиеличность, входящие в ее быт, составляющие ее среду, тоже выражают личность,рассказывают о душе человека. Поэтому, находясь в цветущем саду и ожидаялюбимую женщину, поэт может по запаху цветов получить весть о ееприближении. В отдел "Подражание восточному" сборника 1850 г. включеностихотворение "Язык цветов": Я давно хочу с тобой Говорить пахучей рифмой. Каждый цвет уже намек, - Ты поймешь мои признанья; Может быть, что весь пучок Нам откроет путь свиданья. (444) Известно, что восточные поэты создали целую систему символов,отражающих смысловое истолкование аромата цветов. Рядом со стихотворениямио языке музыки, о языке немых предметов и о языке ароматов у Фета стоятстихотворения о языке взглядов, и этот язык тоже полон значения и глубокойсодержательности: Время жизни скоротечно, Но в одном пределе круга Наши очи могут вечно Пересказывать друг друга. (422) Так, взор человека может, по мысли поэта, передать его внутреннеепсихическое состояние и получить ответ о душевном мире собеседника через тоже молчаливое общение. В жадном стремлении Фета "дополнить" словесную речь другими языкамисказались критика им разума и рационалистического начала сознания, с однойстороны, и любовь к физической природной жизни человека, ко всем еепоявлениям - с другой. В стихотворениях начала 50-х гг., поры наибольшейблизости Фета к "Современнику", лирический мотив радости взаимногопонимания людей звучит особенно отчетливо. Творческая атмосфера, в которуюФет был вовлечен, воодушевляла его. Подъем духа поэта сказался настихотворениях, напечатанных в "Современнике" н включенных затем в сборник1856 г. В этих стихотворениях, особенно в двух из них, составляющихсвоеобразный диптих, - "Какое счастие: и ночь, и мы одни..." и "Что заночь! Прозрачный воздух скован..." (1854), - изображалась победа чувстванад холодом души, восторг и счастье "прорыва" к взаимопониманию, к чудулюбви. К представительнице литературного круга "Современника" А. Я. Панаевойобращено стихотворение Фета "На Днепре в половодье" (1853). Стихотворениеэто содержит живую картину природы. В нем нет прямого обращения ксобеседнице, и лишь в самом конце его поэт "выводит" из подтекста своюмысль, прямо высказывает чувство, которое "просвечивает" в глубине образовего живой картины. Однако это - монолог, обращенный к собеседнице, ктоварищу по поколению, по кругу литературных интересов, во многом и попереживаниям. По своему лирическому содержанию стихотворение близко ко многимпроизведениям Некрасова. Оно рисует "врачующий простор" природы родногокрая. Мотивы "Родины" Лермонтова здесь оборачиваются лирической темойсоотнесения покоя просторов родной природы со смятенностью души "вечногостранника" - русского интеллигента. Как и в других произведениях Фета, в этом его стихотворении образпростора родной страны получает относительно замкнутое, ограничительноевоплощение. Если Лермонтов, говоря о просторе родины, упоминает "разливырек ее, подобные морям", то Фет видит безбрежность разлива одной реки,Днепра, на том месте, которое он переплывает на парусной лодке. Он видитего от берега до берега, фиксируя все разнообразие картин, сменяющихся завремя преодоления им этого большого пространства, - и таким образомпередавая его протяженность. Он изображает буйство сил стихии черезнепривычный, "парадоксальный" пейзаж. Первая строфа стихотворения с enjambement, разрубающим неожиданнуюметафору и придающим ей еще более странное звучание, настраивает на остроевосприятие удивительной картины и воссоздает своим несколько затрудненнымсинтаксисом усилие, которое требуется, чтобы преодолеть сопротивлениеречной быстрины и отчалить от берега. Светало. Ветер гнул упругое стекло Днепра, еще в волнах не пробуждая звука. Старик отчаливал, опершись на весло, А между тем ворчал на внука. Дальнейшие строфы передают все перипетии борьбы с рекой, всеизменяющиеся по мере передвижения по ней "взаимоотношения" парусника иводной стихии. Вместе с тем они рисуют картины, открывающиеся по мереускорения движения лодки и изменения точки зрения: А там затопленный навстречу лес летел... В него зеркальные врывалися заливы; Над сонной влагою там тополь зеленел, Велели яблони и трепетали ивы. (258) В первой публикации в журнале "Современник" за мощной панорамойразлива реки следовала развернутая лирическая концовка, раскрывающаячувства поэта, который, любуясь картинами природы, отрекается от суетыгородской жизни. Концовка эта в числе многих других была упразднена посовету Тургенева в издании стихотворений 1856 г., и здесь от нее осталасьодна строка, комментировавшая подтекст всего поэтического описания иоказавшаяся вполне достаточной для его прояснения: Остался б здесь дышать, смотреть и слушать век... (258) В этом стихотворении, которое произвело очень большое впечатление наТургенева, описания природы представлялись ему, очевидно, гораздо болеезначительными и художественно важными, чем поэтическая декларация. В преддверье 60-х гг. Фет включается в литературную и эстетическуюполемику, поначалу как бы разделяя взгляды таких своих друзей, как Л. Н.Толстой и И. С. Тургенев, выдвигавших категорические возражения противматериалистической эстетики и бурного вторжения политической проблематики вискусство. Однако у Тургенева и Толстого эти эстетические выступлениясочетались с вдумчивым анализом современных социальных явлений, сготовностью объективно и глубоко вникать во внутренний смысл общественныхпроцессов, у Фета же они отражали взгляды, формировавшиеся на фонеупрямого, все более укреплявшегося консерватизма, упорного стремленияотделить искусство от всего современного, принадлежащего интересамобщественной жизни. Стремясь "развести" поэзию с политикой, наукой, практическойдеятельностью человека, с философией, Фет, хотевший выявить спецификуискусства и "защитить" его, фактически его обеднял, умаляя его социальноезначение, отгораживая искусство от питающих его интеллектуальных истоков.Однако многие крайние суждения Фета, возмущавшие современников, невоплотились в его творчестве. Конечно, они сказались на известнойизбранности, ограниченности проблематики его произведений, но ни отфилософии, ни от современных умонастроений Фету не удалось полностьюукрыться в лирике. Подлинный художник, Фет не перенес в свою поэзиюпрактицизма помещика-предпринимателя, который он культивировал в себе вбыту, не отразил своих политических предрассудков. Эти стороны его личностине представлялись ему поэтичными, достойными стать объектом литературноговоспроизведения. В поэзии он выражал чувства и мысли современного человека,волнуемого философскими вопросами и таящего в глубинах сознания боль искорбь своей эпохи, но утоляющего се в общении с природой, в гармонииприродного существования. Эта особенность поэзии Фета сделала возможнымобращение его к философской поэзии, которую он принципиально отрицал спозиций эстетики "чистого искусства". Философские вопросы по существусоставляли неотъемлемую часть духовной его жизни во все ее периоды. Всборнике 1850 г. "зимние", осенние, сумрачные мотивы хотя и сочетались сосветлыми картинами цветения, весны, с изображением любви и юности, но всеже имели особенно важное, конструктивное значение. В сборнике 1856 г."гамлетическая" лирика явно оттесняется антологической. В 50-е гг. втворчестве Фета преобладающим становится "антологическое", внутреннеуравновешенное, идеальное поэтическое начало. Тема умиротворяющей силыискусства, которое вступает в союз с вечно живой и обновляющейся природой,делается ведущей в его поэзии, что придает творчеству Фета этой порыклассическую ясность и художественную завершенность. Конечно,противопоставляя таким образом первый и второй периоды деятельности Фета,мы можем говорить лишь о ведущих тенденциях в отдельные годы, не упуская извиду того, что такое деление достаточно условно, что обе тенденции(тенденция изображения дисгармонического, противоречивого характера природыи психики человека и тенденция "воспевания" их гармонических начал)сосуществовали в его творчестве и служили друг другу фоном. В конце 50-х и в 60-х гг. идея гармонии человека и природы втворчестве Фета теряет свое абсолютное значение. Если в первый периодизображению природы как стихии, существующей и развивающейся в формепротиворечий, соответствует внутренне конфликтный духовный мир человека, ав 50-х гг. гармония природы сливается с гармонией человеческой души, то впоследующий период намечающееся расхождение не дает гармонии. Гармонияприроды углубляет дисгармонию жизни человека, который жаждет быть вечным ипрекрасным, как природа, но обречен борьбе и смерти. В 70-е гг. это противоречие нарастает в сознании Фета. Мысль о смерти,о необходимости "остановки" процесса жизни человека все более и болееподчиняет себе поэта. Выработанные им в 40-50-х гг. "решения" проблемы"ограниченности" человеческой личности во времени, сознание возможности"растянуть" время за счет выявления его содержательности, "валентности", т.е. наполненности, перестали казаться ему ответом на мучительный вопрос отайне небытия. Поэт принимает обрушившиеся на него сомнения и трагические ощущения сприсущим ему стоицизмом. Подобно тому', как в предшествовавший период своейжизни он "порвал" с обществом, бросил вызов историческому прогрессу и"ушел" в природу и чистое искусство, теперь он "порывает" с природой,отказывает ей в правах господства над собой и провозглашает союз своегоразума с космосом. Фет, отрекшийся в 60-х гг. от рационализма, объявивший приоритетинстинкта над умом и до хрипоты споривший с Тургеневым, доказывая ему, чтоискусству не по пути с логическим сознанием, обрушивает па инстинктивное,"природное" чувство - страх смерти - мощный арсенал логических аргументов,берет в союзники Шопенгауэра для пополнения своих доказательств. Поэтпогружается в чтение философских трудов, переводит в 1888 г. знаменитыйтрактат Шопенгауэра "Мир как воля и представление". В позднихстихотворениях Фета обнаруживаются непосредственные отзвуки концепций этогофилософа. [8] В 1882 г. после длительного перерыва выходит новый сборникстихотворений Фета "Вечерние огни", вслед за чем поэт издает под тем женазванием еще три сборника, обозначая их как второй (1884), третий (1887) ичетвертый (1890). [9] Философская концепционная мысль определяет самуюструктуру стихотворений, вошедших в эти сборники, составляет их содержание. Теперь низкой действительности и жизненной борьбе поэтпротивопоставляет не искусство и единение с природой, а разум и познание.Именно ум, чистое познание, мысль подымают, как утверждает Фет в эти годы,человека над толпой, дают ему власть над миром и полную внутреннюю свободу. Раньше он постоянно выражал в стихах одно и то же убеждение -убеждение в том, что он принадлежит к природе, что он часть ее, что встихах его звучит ее голос. Теперь он чувствует себя голосом вселенной ивступает в спор с богом, отказываясь признать власть божественногопровидения над внутренне свободной человеческой личностью. При этом следуетотметить, что, говоря о боге, он разумел силу, определяющую законы природыв космическом масштабе, силу, властвующую во вселенной, но совершеннолишенную этического содержания. Конечно, обращения к богу во всех егостихах имели поэтический, а не религиозный смысл. Человеческая личность - бесконечно малая часть вселенной - оказываетсяравна целому, к которому принадлежит. Замкнутая в пространстве личность -благодаря своей способности мыслить- вездесуща, мгновенная - она вечна, иэто-то соединение противоположностей в человеке есть чудо вселенной. Стремление выйти за пределы времени и пространства - один изпостоянных мотивов поздней лирики Фета. Этот мотив выражает "разрыв" поэтас природой и богоборческий, непримиримый характер его поэзии этих лет. Поэтначисто отметает обычный для христианских религиозных представлений итрадиционный для поэзии мотив освобождения человеческого духа от земнойограниченности через смерть. Фет не устает повторять, что только жизнь - ижизнь физическая, жизнь тела - уподобляет человека божеству. Отрицая властьнад собою времени, он утверждает вместе с тем, что условием безграничнойвнутренней свободы является единство души и тела и их горение в творчестве,мысли и любви. Поэтическая тема свободного полета приобретает в стихотворениях этихлет устойчивую форму философской мечты о преодолении власти времени ипространства. Ограниченность человеческого бытия в пространстве и времени -вопрос, который в течение всей жизни был предметом его философскихраздумий, - теперь становится трагическим лейтмотивом его философскойлирики. "Родное пространство", свой "круг", своя сфера перестает в конце жизнипоэта быть для него убежищем, он охладевает к ней и покидает ее не радиприобщения к природе, а ради гордого господства над нею в сфере духа. Онодержим жаждой жизни и наслаждения ею. Развивая в своих рефлективных стихахмысль о философии, мудрости, о познании как пути преодоления страха смерти,а следовательно - и самой смерти, Фет видел н показал относительность этоговыхода. Его "языческая", по выражению Н. Страхова, любовь к жизни не моглабыть преодолена умозрением, и сильнейшим средством борьбы за счастье ижизнь на склоне лет поэта становится его любовная лирика. В "Вечерних огнях" появляется целый цикл стихов (не выделенныхформально в цикл), посвященных трагически погибшей возлюбленной юности ФетаМарии Лазич. Вечность, неизменность, постоянство любви к ней поэта, егоживое восприятие давно ушедшего человека выступают в этих стихотворенияхкак форма преодоления времени и смерти, разделяющих людей. В последний период своей деятельности Фет создает новый цикл стихов олюбви, в которых он, тяжело болевший старец, бросает вызов трагизму жизни исамой природе, обрекающей человека на смерть. На полях тома произведенийФета около подобных стихотворений Александр Блок, не только любившийтворчество этого поэта, но изучавший его, записал многозначительныеуказания на возраст поэта, сопроводив некоторые из них восклицательнымизнаками. М. Горький в одном из эпизодов "В людях" рассказывает о том огромномвпечатлении, которое произвело на него, мальчика, подавленного "свинцовымимерзостями" жизни, случайно услышанное им стихотворение Фета, котороенезадолго до того появилось в сборнике поэта "Вечерние огни". Стихи, обращенные читавшим их человеком к красивой женщине, Только песне нужна красота, Красоте же и песен не надо - прозвучали для услышавшего их гениального подростка как призыв кпреклонению перед красотой бытия.