Особенности художественного изображения эпохи Ивана Грозного в творчестве А. К. Толстого (сочинение) Оглавление Введение. 2 Глава 1. Концептуальная оценка А. К. Толстым истории развития России. Особенности его отношения к эпохе Ивана Грозного. 6 Глава 2. Изображение эпохи Ивана Грозного в лирике А. К. Толстого. 14 Глава 3. Трагическое осмысление эпохи Ивана Грозного в историческом романе «Князь Серебряный». 31 Глава 4. Драматическая трилогия А. К. Толстого – высшая ступень его художественного исследования эпохи Ивана Грозного. 50 Заключение. 67 Библиография. 69 Введение. Творчество А. К. Толстого, выдающегося писателя прошлого века всегда пользовалось широкой популярностью. Многообразен и значителен вклад Толстого в русскую литературу. Тонкий и проникновенный лирик, он был в то же время талантливым сатирическим поэтом, одним из создателей образа знаменитого Козьмы Пруткова. Им написан роман «Князь Серебряный» и ряд стихотворений в жанре исторической баллады и былины. Имя А. К. Толстого, автора известной драматической трилогии: «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис» неразрывно связано с развитием русской исторической драматургии. «Он оставил в наследство своим соотечественникам – писал И. С. Тургенев, – прекрасные образцы драм, романов, лирических стихотворений, которые в течение долгих лет – стыдно будет не знать всякому образованному русскому…»1 Творчество А. К. Толстого всегда было доступно широкому кругу читателей и изучалось многими литературоведами. Но тему осмысления Толстым эпохи Ивана Грозного исследователи рассматривали лишь косвенно. А между тем, именно эта тема была принципиально важной для самого Толстого, который придавал особое значение личности и эпохе Ивана Грозного как времени, сыгравшему, наряду с татаро-монгольским нашествием, пагубную роль в формировании отрицательных черт русского национального характера: бессловесной покорности, пассивности, страха перед властью. Опираясь на работы исследователей (И. Ямпольского, Д. Жукова, Н. Колосовой) мы попытались выделить эту тему из контекста других исторических тем в творчестве писателя и рассмотреть ее с позиций сегодняшнего дня. В этом заключается новизна исследования. Обращение к теме эпохи Ивана Грозного в творчестве Толстого, на наш взгляд, актуально именно теперь, когда люди пытаются отыскать в прошлом ответы на животрепещущие вопросы современности: какой путь избрать в жизни –благородное служение Отечеству или сохранения жизни путем грязного предательства; можно ли оправдать низменный, жестокий поступок благородной целью; несет ли общество ответственность за происходящее в стране. Алексей Константинович не дает нам готовых ответов, он размышляет вместе с читателем и возвышает его моральный уровень, «…внушая …любовь к прекрасному»1. Цель работы: показать, как различные жанры литературы (исторические баллады, исторический роман «Князь Серебряный», драматическая трилогия) помогли Толстому глубоко и всесторонне рассмотреть эпоху Ивана Грозного; проследить эволюцию изображения писателем этого трагического времени от исторических баллад до драматической трилогии; выявить, как особенности его восприятия этого мрачного периода в истории России воплотились в его творчестве. В рамках поставленной цели мы выделяем следующие задачи: обобщить и систематизировать исследования данной темы различными учеными; рассмотреть историческую концепцию Толстого, выделив особо его отношение к эпохе Ивана Грозного; проанализировать произведения, наиболее ярко отражающие исторические и философские взгляды писателя. Поставленные задачи обусловили структуру работы. Она состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 50 наименований. В первой главе мы рассмотрели исторические взгляды Толстого, особенности его отношения к эпохе Ивана Грозного. Во второй главе мы проанализировали, как эпоха Ивана Грозного отражается в лирике поэта. В третьей главе отражено трагическое осмысление Толстым времени Ивана Грозного в романе «Князь Серебряный». В четвертой главе предметом рассмотрения стала драматическая трилогия как результат многолетних размышлений Толстого о многострадальной судьбе Родины. В заключении мы сделали некоторые выводы, к которым пришли в результате исследования. В процессе написания работы был изучен большой круг литературы. На некоторые труды хотелось бы обратить особое внимание. Прежде всего, это монография Д. Жукова, в которой творчество Толстого рассматривается в контексте биографии писателя. В этой книге излагается множество интересных сведений относительно истории создания некоторых произведений (например, тот факт, что роман «Князь Серебряный» сначала задумывался писателем как драма). Д. Жуков очень ярко показывает жизнь писателя, перипетии его творческой судьбы и взаимоотношения со знаменитыми писателями, критиками и политическими деятелями (Н. В. Гоголем, Александром II и другими). С этой книгой полезно было ознакомиться для наиболее полного понимания замысла и идейной направленности произведений писателя. Также следует отметить работы И. Ямпольского, в которых автор заостряет внимание именно на исторической теме в творчестве писателя. Особо ценными для данной дипломной работы были примечания Ямпольского к драматической трилогии, которые помогли осознать своеобразие Толстого-драматурга. Неординарность А. К. Толстого как личности, неоднозначность его философских и политических взглядов, глубину нравственных исканий помогла понять книга Н. Колосовой «А. К. Толстой». Анализируя произведения Толстого, Колосова открывает перед нами внутренний мир писателя, сложный и многообразный. Тема осмысления Толстым собственного «я» в исторической жизни русского общества XIX века представлена в книге в неразрывном единстве с темой истории России. Глава 1. Концептуальная оценка А. К. Толстым истории развития России. Особенности его отношения к эпохе Ивана Грозного. Интерес к истории России – один из основных в жизни и творчестве А. К. Толстого. Можно предположить, что, помимо юношеских занятий в московском архиве, он в значительной мере подогревался близостью ко двору, где невозможно было жить, не лавируя, не лукавя (и Толстой это прекрасно знал, так как сам служил при дворе), и это было для него мучительно, потому что писатель «…чувствовал в себе лишь одну возможность действовать – идти прямо к цели».1 Художественно исследовать тему «власть и личность» в близкое к нему время Алексей Константинович не мог – «ходить бывает склизко по камешкам иным…, итак, о том, что близко, мы лучше умолчим».2 История предоставляла ему более широкие возможности. Углубляясь в своем творчестве – а это и исторические баллады, и поэмы, и роман «Князь Серебряный», и драматическая трилогия – в глубь веков, он пытался осознать и отобразить нравственное содержание, дух исследуемой эпохи, найти общие закономерности развития русской нации, исследовать причины обнищания русского духа в период Московского государства (во время правления Ивана Грозного). Углубляясь в прошлое, он анализировал настоящее, отыскивая в нем последствия страшных изломов исторической судьбы России. Историческая концепция Толстого неординарна и интересна. «Свобода и законность, – писал он, – чтобы быть прочными, должны опираться на внутреннее сознание народа; а оно зависит не от законодательных или административных мер, но от тех духовных стремлений, которые вне всяких материальных побуждений».1 Ни в настоящем, ни в обозримом прошлом России Толстой не находит тех предпосылок в государственном устройстве, при которых свобода и законность могли бы считаться прочными. Его политический и духовный идеал – в далеком прошлом страны – во временах Киевской и Новгородской Руси. Всю свою жизнь – это видно и по его творчеству, и по его эпистолярному наследию – Алексей Константинович не уставал воспевать домонгольский период Руси, Новгородскую республику X-XII веков, когда существовало выборное вече и сменяемые по его желанию князья, когда, как он полагал «мы еще были честными».2 Киевской Руси и Новгороду, с их широкими международными связями, свободными нравами и обычаями, отсутствием тирании и косности он противопоставлял Московское государство, которое было для него воплощением деспотизма, а он ненавидел деспотов до дрожи, и власти бюрократии, оскудения и падения политического влияния аристократии, которое болезненно ощущал и в современности. А самое главное, время Московского государства, и особенно период правления Иоанна Грозного, ассоциировалось у него с духовным обнищанием, нравственным упадком общества. Разумеется, Толстой, как тонкий проницательный Художник, остро ощущал этот духовный кризис прошлого и глубоко переживал его в современности. Толстой утверждает, что «Мы и немцы первые отделились от древнего арийского ствола, и нет сомнения, что интересы и мифология у нас были общие»3 и подтверждает свою точку зрения множеством совпадений имен славянской и европейской мифологии. Так Sophibok – саксонский бог, упоминаемый в «Айвенго» Вальтера Скотта, вызывает в его памяти ассоциации с древнеславянским Чернобогом. Толстой абсолютно уверен, что славянство – «элемент чисто западный, а не восточный, не азиатский».2 Эта привязанность писателя к периоду, когда прочны были связи между Русью и европейскими государствами, рождали в его воображении романтические баллады – «Песня о Гаральде и Ярославне», «Боривой», «Роман Галицкий», «Канут». Романтическая природа Толстого жаждала такой идеализации домонгольского периода Руси. Его преклонение перед Древней Русью можно объяснить тем, что начала нравственности были привнесены на Русь при ее крещении и, следовательно, они должны были свободнее развиваться и проявляться именно в X-XII веках, нежели в Московском – нелюбимом писателем – периоде, когда нравственные ценности были искажены в результате пережитого татаро-монгольского ига. А окончательно они исказились в период правления Иоанна Грозного, который характеризуется полным духовно-нравственным упадком русского народа (что можно наблюдать и по сей день). Эпохой Ивана Грозного Толстой интересовался с молодых лет и постоянно возвращался к ней в своем творчестве. И в прозе, и в драме, и в поэзии его интересовала проблема нравственного оскудения характера русского человека под влиянием беспредельной, жестокой и безумной деспотической власти Иоанна. Он не без основания считал, что внешнее величие Московского государства было куплено ценой внутреннего унижения народа, и поэтому ненавидел Иоанна, его личность и политика были глубоко отвратительны поэту-гуманисту. Толстой не уставал в своих произведениях обличать тиранию и время правления Иоанна Грозного, находя в них истоки современных ему изъянов в русском обществе и в душе, менталитете русского человека. Но, изучая историю России и эпоху Ивана Грозного, Алексей Константинович не мог не поразиться и не порадоваться тому, что тирании противостояли личности, которые сохранили в душе предания прежних времен и блюли «религию честного слова»,1 в отличие от большинства людей (особенно царедворцев) XVI века, аристократов, у которых были весьма извращенные представления о чести и совести, которые быстро научились лицемерить, унижаться, выслуживаться перед деспотом – царем. Но все же святость слова у отдельных личностей сохранилась и в XVI веке, в эпоху Ивана Грозного, а значит, есть надежда на выздоровление общества: Неволя заставит пройти через грязь, Купаться в ней – свиньи лишь могут. («Змей Тугарин») Через отрицание татаро-монгольского периода Руси и искоренение недостатков правления Ивана IV, Толстой создает свой нравственный идеал: «Славянское племя, – писал он, – принадлежит к семье индоевропейской. Татарщина у нас есть элемент наносной, случайный, привившийся к нам насильственно. Нечего им гордиться и им щеголять! И нечего становиться спиной к Европе, как предлагают некоторые псевдоруссы».2 Европа, Запад, в терминологии Толстого, – символы просвещенности, цивилизации, порядка, в противовес Востоку – символу насилия, разрушительности, стихийности. Гуманизм – считал он – порождение западной цивилизации. Мыслить по- -европейски, по Толстому, означало мыслить гуманно и справедливо, а не придерживаться того мнения, которое господствует в Европе в данный момент. Любимым словом графа было слово честь. Итак, по твердому убеждению Толстого, до нашествия татар было золотое время, когда понятия свободы и законности естественно существовали в сознании русского народа и его справедливых и гуманных правителей (Владимира Красного Солнышка и других). Татарское иго нарушило прежний уклад, ведь во время порабощения трудно было сохранить жизнь и честь. Эпоха Ивана IV во много раз усилила пагубное действие татаро-монгольского нашествия, окончательно унизив, духовно опустошив и развратив русский народ: «Ни в боярах, ни в народе не было чувства законности»,1 с горечью замечает Толстой. Конечно, представления писателя далеко не во всем соответствовали реальным историческим фактам. Киевская Русь и Новгород, так же как и Московское государство, были для него, скорее, некими поэтическими символами, нежели конкретными историческими явлениями. Обращения Толстого к истории в подавляющем большинстве вызваны желанием найти в прошлом подтверждение и обоснование своим идейным и духовным устремлениям. Этим и объясняется неоднократное возвращение поэта, с одной стороны, к концу XVI – началу XVII века, а с другой – к Киевской Руси и Новгороду. Говоря об исторических взглядах Толстого, можно отметить, что Киевская Русь, пожалуй, далеко не была идеальным царством добра и справедливости, а татаро-монгольский период был не такой уж бессмысленной напастью, какой он представлялся писателю. Коренной порок древнего строя был виднее, на наш взгляд, автору «Слова о полку Игореве», нежели Толстому. Отсутствие крепкой единой власти, прочной организации государства делало Киевскую Русь совершенно беззащитной перед окружающими врагами, поэтому, возможно, нашествие татар в какой-то степени помогло русским осознать необходимость объединения. Но нельзя утверждать, что писатель не понимал этого. В знаменитой балладе «Чужое горе» вместе с горем царя Иоанна и «татарским горем» упоминается также и «Ярослава горе», то есть горе политической розни и многоначалия, не оно ли сокрушило Киевскую Русь? «Как организм высшего порядка не может, подобно какой-нибудь губке или какому-нибудь моллюску, оставаться без твердой и определенной формы, так великая историческая нация не может обойтись без крепкого объединенного государственного строя».1 Делом Московского периода было создание этого строя, историческая необходимость которого, была видна и до нашествия татар. А нашествие – лишь окончательное обличение несостоятельности киевских порядков, но не причина создания централизованного государства во главе с Москвой. Ведь Киевская Русь стала приходить в упадок, и северное единодержавие стало складываться (в Суздальской области) – независимо от татарского нашествия, а гораздо раньше его. Но, в то же время, понимание Московского периода как необходимого исторического явления еще не дает нам права идеализировать этот период, а ведь именно против его идеализации и увековечивания его духа выступает Толстой. Его осуждение Московского государства получает силу высшей правды, так как были у Киевской Руси преимущества, хотя и оставались они только в зародыше. Совершенно независимо от каких бы то ни было политических форм он ставит вопрос о тех нравственных началах жизни, в осуществлении которых – одна из главных задач истории, смысл исторического развития. Эти начала зародились в России при ее крещении, и возникает вопрос: где они сильнее чувствовались – в Киеве X-XII веков или в Москве XV-XVII веков? Кто был ближе к идеалу христианского государя – Владимир Красное Солнышко и Владимир Мономах, совесть которых не мирилась с казнями или Иван Грозный, который совмещал усердную набожность и благочестие с жестокими убийствами и изощренными терзаниями невинных людей (в том числе женщин и младенцев)? Дело здесь даже не столько в личной жестокости, сколько в общем духе, характере эпохи. А Московский период, как известно, сопровождался полным затмением нравственного сознания, «…решительным искажением духовного образа человеческого»1, если не в массе народной, то в верхних слоях власти, всецело отдавшихся внешней политике. Пожалуй, задача истинного патриотизма – не возвеличивать это тяжелое и мрачное прошлое, а стараться искоренить из нашей жизни все следы пережитого озверения. Как истинный художник и поэт-патриот, Толстой был вправе избрать не историческую, а пророческую точку зрения. Он не заострял внимание на материальных условиях и необходимостях прошедшего, а мерял его сверху – нравственными потребностями настоящего и упованиями будущего. Эпоха Ивана Грозного занимает в творчестве Толстого особое место. Не случайно писатель рассматривал ее в разных по жанру произведениях: и в лирике, и в романе «Князь Серебряный», и в драматической трилогии. Эти жанры помогли писателю исследовать страшное время с различных сторон: в романе предметом рассмотрения стала эпоха XVI века, жизнь русского общества в это время; в драматической трилогии Толстой ярко обрисовывает характеры исторических лиц (Ивана Грозного, Бориса Годунова и других); а баллады явились попыткой поэтического осмысления некоторых моментов правления грозного царя. В своих произведениях, посвященных времени царствования Ивана IV, Толстой ставит проблему происхождения тирании, ее политических и нравственных последствий. Он живо ощущает гнетущую атмосферу всеобщей подавленности, неуверенности и безгласия перед тиранией, царившую в эпоху Грозного. Он провозглашает несовместимость человеческого достоинства с деспотизмом. Глава 2. Изображение эпохи Ивана Грозного в лирике А. К. Толстого. Историческая тема в творчестве Толстого раскрывалась в различных жанрах лирики – стихотворениях («Колокольчики мои…», «Ты знаешь край…»), в сатирической поэме «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева…». Но совершенно особое место в его творчестве занимают излюбленные им песни, притчи, былины, баллады («Князь Ростислав», «Старицкий воевода», «Василий Шибанов», «Князь Михайло Репнин», «Ночь перед приступом», «Богатырь», «Поток-Богатырь», «Государь ты наш батюшка…», «Чужое горе», «Змей Тугарин», «Песня о походе Владимира на Корсунь», «Три побоища» и другие). Баллады Толстого занимают значительное место не только в его творчестве, но и во всей истории русской поэзии. Тургенев, характеризуя оставленное Толстым литературное наследие, отмечал, что он был «…создателем нового у нас литературного рода – исторической баллады, притчи, легенды; на этом поприще он не имеет соперников».1 Толстой писал баллады в течение всей своей литературной деятельности. Его первые опыты, по его собственному мнению, «ужасные»2, с налетом мистики, в духе Жуковского («Волки»). К числу ранних баллад относится и баллада «Курган», проникнутая романтической тоской по далеким временам, по легендарному прошлому родной страны. В 40-х годах окончательно складывается у Толстого жанр исторической баллады, который стал впоследствии излюбленной формой его творчества. Баллады Толстого посвящены, в большинстве своем, концу XVI – началу XVII века («Старицкий воевода», «Василий Шибанов», «Князь Михайло Репнин», «Государь ты наш батюшка»); а также – Киевской Руси и Новгороду («Князь Ростислав», «Змей Тугарин», «Песня о походе Владимира на Корсунь»). Это связано с историческими взглядами Толстого. В своих балладах он противопоставлял две эпохи – Русь изначальную (откровенно любуясь ею и находя в ней нравственный идеал) и Русь Московскую, деспотичную (которая являлась для писателя воплощением отрицательных тенденций русской истории). А образы киевского князя Владимира и царя Ивана Грозного являются контрастными в творчестве, а именно, в исторических балладах, поэта. Такое отношение к истории мы встречаем у многих русских писателей XVIII – начала XIX века, причем у писателей различных общественно-литературных направлений. Оно характерно, например, для дум Рылеева, которых исторический материал использован для пропаганды в духе декабризма. В поэзии 20-х годов был ряд явлений, близких думам Рылеева, но все же именно у него дума как разновидность исторической баллады проявилась особенно ярко, и Толстой, на наш взгляд, вполне мог, в какой-то мере, использовать опыт Рылеева. Баллады и былины А. К. Толстого – произведения, близкие по своим жанровым особенностям, даже сам поэт не проводил между ними отчетливой грани. Интересен тот факт, что несколько сатир, явно обращенных в современную поэту действительность, облечен им в форму былины: их непосредственная связь с современностью не вызывает сомнений («Поток-Богатырь»). Но в большинстве случаев эта связь истории с современностью обнаруживается лишь в соотношении с социально-политическими и историческими взглядами Толстого. Характерный пример – «Змей Тугарин». Персонажи в нем былинные, но общий замысел не восходит ни к былинам, ни к историческим фактам. Словесный поединок князя Владимира с Тугариным отражает не столько какие-либо исторические явления, сколько собственные взгляды Толстого. Поэт хорошо это понимал и потому писал Стасюлевичу, что в «Змее Тугарине» «…сквозит современностью»1. Впоследствии Толстой считал «Змея Тугарина» лучшей из своих баллад. В ней звучит все та же тревожная мысль писателя о клейме татарского ига. На страшную татарскую «рожу» он смотрел глазами древней христианской Руси: это воплощение всего «бусурманского, дьявольского, воплощение мерзости и без-образности»2 (то есть того, что образа, устроения и гармонии не имеет), без-образности и мерзости не только внешней, но и внутренней. Заканчивается баллада обнадеживающе – русским народом будут править русские и по-русски: Пирует Владимир со светлым лицом, В груди богатырской отрада, Он верит: победно мы горе пройдем, И весело слышать ему над Днепром: «Ой, ладо, ой ладушки-ладо!» («Змей Тугарин», 1869г.) «Змей Тугарин» положил начало целой серии баллад, в которых Толстой яростно отстаивал мысль о том, что Русь только тогда и была Русью, когда она и Европа были неотделимы (примечательно, что через двадцать с лишним лет после написания баллады, в 1891 году «Змей Тугарин», предназначавшийся для серии книжек для народа «Правда», был запрещен цензурой. «Смысл его недоступен для малообразованного читателя, который разве может вынести одно только заключение, что еще князь Владимир Красное Солнышко пил за волю народа русского, за древнее русское вече и за колокол Новгородский» (Дело С.-Петербургского цензурного комитета, 1890 г., № 105). В этой же балладе звучит страшное пророчество Змея: Певец продолжает: «И время придет, Уступит наш хан христианам, И снова подымется русский народ, И землю единый из вас соберет, Но сам же над ней станет ханом! ………………………………………. И в тереме будет сидеть он своем, Подобен кумиру средь храма, И будет он спины вам бить батожьем, А вы ему стукать да стукать челом – Ой срама, ой горького срама!» И здесь звучит отвращение поэта к эпохе Ивана Грозного, мы видим его неприятие Московской Руси, писатель находит в ней истоки всех будущих исторических и духовных катаклизмов России. Владимиру Красному Солнышку и его приближенным дико слушать подобные речи Змея, они даже не могут представить, как это им, гордым русским князьям, можно склонить головы перед «ханом» – Иваном Грозным: «Нет, шутишь! Живет наша русская Русь! Татарской нам Руси не надо!» В этой балладе, так же как и в последующих произведениях («Песня о Гаральде и Ярославне», «Три побоища», «Песня о походе Владимира на Корсунь») мы находим признаки тесного знакомства поэта с Московской Русью, неприятием ее и поисками светлого, подлинно русского начала в домонгольском периоде, когда, по его представлениям, честь, достоинство и свобода человека ценились превыше всего. Таким образом, баллады, как один из основных и излюбленных жанров в творчестве Толстого, являются важной частью его размышлений как над современной ему русской жизнью, так и над прошлым России. Писатель призывает отказаться от формального понимания истоков русской культуры и мироощущения и обратиться к глубинной истории индоевропейских народов, к той поре, когда они стали «…отделяться от древнего арийского ствола, и нет сомнения, что и интересы и мифология у нас были общие»1. В нем зарождаются замыслы новых баллад: «Я буду писать их в промежутках между действиями «Царя Бориса», и одну из них я уже начал. Ненависть моя к московскому периоду – некая идиосинкразия, и мне вовсе не требуется принимать какую-то позу, чтобы говорить о том, что я говорю… И откуда это взяли, что мы антиподы Европы? Над нами пробежало облако, облако монгольское, и пусть черт его умчит как можно скорее… Надо все или ничего; надо смотреть и на прошлое и на будущее, как, я думаю, мы будем смотреть только на том свете… У нашей души только одно окошко, через которое она видит предметы, один за другим; когда стены отпадут, вид откроется на все стороны, и все представится одновременно; все, что казалось противоречиво, – объяснимо самым простым образом, понятным для ребенка…»1. Это «окошко» Толстой расширял, прежде всего во взгляде на русскую историю («Земля, кажись, богата – / Порядка только нет…»).2 Поиски ответа на вопрос – как освободиться (и стране, и каждому человеку) от ненавистных татарских пут (что самое страшное, в нравственном смысле от татарского ига мы не свободны до сих пор) были мучительны и приводили писателя к «горю от ума», к безысходности. И это нашло свое яркое отражение в лирике: Хорошо, братцы, тому на свете жить, У кого в голове добра не много есть… …………………………………………….. А беда тому, братцы, на свете жить, Кому Бог дал очи зоркие, Кому видеть дал во все стороны, И те