Убийца поневоле. Дуэль Онегина и Ленского УБИЙЦА ПОНЕВОЛЕ. ДУЭЛЬ ОНЕГИНА И ЛЕНСКОГО Дуэль Онегина и Ленского — самый трагичный и самый зага­дочный эпизод романа. Онегин — в лучшем случае “ученый малый, но педант”, однако не хладнокровный убийца и бретер. В романе нет указаний на это. Владимир Ленский — наивный поэт и мечтатель, также не производит впечатления завзятого стрелка. Но трагичный финал нелепого события, пережитый героем романа как драма личного порядка, да, пожалуй, искреннее сожаление автора о гибели “юного поэта” заставляют более внимательно рассмотреть шестую главу романа. В связи с этим возникает два вопроса: во-первых, в чем причина столь странного и порой необъяснимого по­ведения Евгения Онегина перед дуэлью и во время ее и, во-вторых, почему герой романа, личность независимая и даже дерзкая, при­знает навязанное ему Зарецким поведение, теряет волю и становит­ся куклой в руках безликого ритуала дуэли? Дуэль — это поединок, парный бой, происходящий по опреде­ленным правилам и имеющий целью снятие позорного пятна, ос­корбления и восстановление чести. Строгость выполнения правил достигалась обращением к знатокам и арбитрам в вопросах чести. Эту роль в романе исполняет Зарецкий, “в дуэлях классик и пе­дант”, и, как видно из романа, ведет дело с большими упущения­ми. Точнее, он сознательно игнорировал все, что могло устранить кровавый исход. При первом посещении Онегина для передачи вы­зова он и не подумал обсудить возможность примирения. А это было прямой обязанностью секунданта. Далее, непосредственно перед поединком он опять ничего не предпринимает, хотя всем, кроме восемнадцатилетнего Ленского, ясно, что никакой кровавой обиды не существует. Вместо этого он “встал без объяснений... Имея дома много дел”. Далее было еще как минимум две причины остановки или вообще прекращения дуэли. Во-первых, Онегин опаздывает более чем на час. В этом случае, согласно дуэльному кодексу, противник объяв­ляется неявившимся. Во всяком случае, в “Герое нашего времени” Печорин абсолютно точно приходит к месту дуэли, устраняя малей­ший повод для ее отмены. Во-вторых, в качестве секунданта Онегин приводит своего лакея, француза Гильо, мотивируя тем, что тот по крайней мере “честный малый”, а это было уже явным и недвусмысленным ос­корблением Зарецкого. Ведь секунданты должны были быть равны, то есть оба должны иметь дворянское звание. Итак, Зарецкий развел противников на 32 шага, поставив ба­рьеры на “благородном расстоянии”, видимо шагов десять, а то и меньше, и не оговорил в условиях дуэли остановку противников после первого выстрела. Таким образом, наш знаток дуэльной этики ведет себя не столько как сторонник строгих правил дуэльно­го искусства, а как лицо, крайне заинтересованное в скандальном, шумном, а применительно к дуэли — смертельном исходе. Правила дуэли нарушают и Зарецкий, и Онегин. Первый — по­тому что видит в ней возможность приобрести скандальную извест­ность, второй — чтобы продемонстрировать презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой не верит. Все поведение Онегина на поединке свидетельствует о том, что автор хотел его сделать убийцей поневоле. И для Пушки­на, и для его современников, знакомых с дуэлью не понаслышке, было очевидно, что тот, кто желает противнику гибели, не стреляет с ходу, под дулом чужого пистолета с дальней дистанции. Однако почему же Онегин стрелял в Ленского, а не мимо? Думаю, что едва ли мог способствовать примирению демонстра­тивный выстрел в воздух или в сторону. Скорее это было бы расце­нено как оскорбление. И потом, известно, что в случае безрезульта­тивной дуэли она перестреливалась до получения первой раны илигибели одного из дуэлянтов. Дуэль в онегинскую эпоху имела стро­гий ритуал. Люди, участвующие в ней, давали некое представле­ние. Они действовали не по своей воле, подчиняясь установленным правилам. Так случилось, что общество, которое презирал Онегин, все-таки употребило его. Оно оказалось властно над его поступками и душой. Онегин боится показаться смешным, стать темой провин­циальных сплетен. Таким образом, его поведение определяется ко­лебаниями между естественными движениями его души, его чело­веческими чувствами к Ленскому и страхом прослыть шутом и тру­сом, нарушив условные нормы поведения у барьера. Ленский убит. Пушкин грустно иронизирует над этим в стихах, сгущая до предела элегические штампы: ...Младой певец Нашел безвременный конец! Дохнула буря, цвет прекрасный Увял на утренней заре, Потух огонь на алтаре!..