Главная      Учебники - Философия     Лекции по философии - часть 5

 

Поиск            

 

Русская философия первой половины XX столетия

 

             

Русская философия первой половины XX столетия

Русская философия первой половины XX столетия

Богдан Александрович Кистяковский (1868-1920) родился в семье профессора уголовного права Киевского университета. Получил юридическое образование в Германии. Преподавал в Московском и Киевском университетах. Автор многих работ по философии и социологии права.

Кистяковский как теоретик, склонный к социологическому видению действительности, отталкивался от того очевидного социального факта, что в России на протяжении столетий отсутствовал цивилизованный правопорядок. С данным обстоятельством оказалось непосредственно связано другое — отсутствие у российской интеллигенции сколь-нибудь серьезного интереса к правовым идеям. Следствием этого явилось то, что российская культура не дала миру ни одного трактата по вопросам права, который имел бы заметное общественное значение. Если у англичан были Гоббс и Локк, у французов — Руссо и Монтескье, у немцев - Кант и Гегель, то у россиян даже самые крупные мыслители не создали ничего существенного в области философии права.

Отсутствие уважения к правопорядку у народа имело своим следствием то, что в общественном сознании сложился образ государства как деспотического зверя, чудовищного Левиафана, давящего людей.

Но действительно ли государство существует для того, чтобы угнетать и мучить народы? Является ли насилие его неотъемлемым сущностным признаком? Кистяковский отвечает на эти вопросы категорическим отрицанием.

По его мнению, государство — это главное условие развития общественной и индивидуальной культуры. Оно существует, чтобы обеспечивать возникновение различных форм человеческой солидарности.

Цель его существования заключается в отстаивании принципов общего блага, в создании условий для возвышения и облагораживания человека. Не случайно Фихтесчитал государство самым могучим проявлением человеческого «Я», а Гегель видел в нем одно из наиболее совершенных воплощений Абсолютного Духа.

К сожалению, большинство современных государств являют собой по преимуществу государства охраны насилия. Но это их временное, переходное состояние. Будущее принадлежит высшей из государственных форм — правовому государству.

Главный принцип правового государства заключается в том, что государственная власть в нем не беспредельна, а ограничена признанием за личностью неприкосновенности ее прав. Человек обладает правами, которые не даруются ему государством, а принадлежат ему изначально. В их число входят:

а) свобода совести, убеждений и верований;

б) свобода устного и печатного слова;

в) свобода союзов и собраний;

г) свобода передвижения;

д) неприкосновенность личности, жилища, переписки;

е) политические свободы.

Другая сущностная особенность правового государства состоит в том, что государственная власть в нем подзаконна.

В правовом государстве народ как совокупность личностей является не только объектом, но и субъектом власти и несет ответственность за поддержание правопорядка.

Большевизм: философская апология тоталитаризма

Возникновение большевизма как российского ответвления марксизма связано с именем его крупнейшего идеолога Владимира Ульянова (Ленина) (1870-1924)-Большевистскими идеологами были также Лев Троцкий Николай Бухарин, Иосиф Сталин и др. Свою главную задачу они видели в том, чтобы развенчать идею правового (в их терминологии «буржуазного») государства и теоретически обосновать идею государства, подчиняющегося диктатуре пролетариата и его авангарда - партии большевиков-коммунистов. Принципы демократии, также именуемые «буржуазными», в их трактовке представали как фальшивые и лицемерные, предназначенные эксплуататорами для обмана трудящихся.

Поскольку любая диктатура предполагает принуждение и насилие, то теоретики большевизма приложили значительные усилия, чтобы обосновать право большевиков на подавление и террор по отношению к тем, кто способен на физическое или идеологическое сопротивление. По их мнению, новое имеет право на «революционное» насилие по отношению к старому, стоящему у него на пути. Если это старая государственная машина, старые религиозные пережитки или старая буржуазная философия, то их заслуженный удел — быть сброшенными с «корабля современности» энергичными усилиями революционеров-коммунистов.

Большевистская социальная философия совершенно изгнала из своего лексикона понятие гражданского общества, поскольку согласно ее постулатам полная, безраздельная власть в стране должна принадлежать партийно-государственным институтам. Правоведение советского периода обретает исключительно «государство центристскую» ориентацию, ставящую на первое место не интересы и свободы личности (чья социальная роль сведена к роли «винтика» в государственной машине), не интересы гражданского общества (ростки которого оказались почти полностью затоптаны), а интересы государства как такового. В результате этого была по существу возрождена гегелевская идея государства как высшего воплощения общественной жизни, как «земного Бога», имеющего право относиться к индивидам как к средствам достижения своих высших целей, использовать их энергию, силы, жизнь по своему усмотрению. Государство центристское правоведение обосновывало право государства вмешиваться в любую область практической и духовной жизни, контролировать деятельность этих сфер, навязывать им свои, этические ценности и нормы.

Для того чтобы многомиллионные массы не сознавали собственной социальной ущемленности, тоталитарное государство, возглавляемое партией коммунистов, встает на путь массированного нагнетания атмосферы непонимания массами того, что происходило с ними на самом деле. Эта цель достигается при помощи «марксистско-ленинской идеологии», стремящейся средствами науки искусства, культуры, воспитания заблокировать возможность рационального понимания истинной сути происходящих в обществе процессов. Из социальных, гуманитарных, юридических и других наук складывается своеобразный идеологический «антимир» перевернутых смыслов, поменявшихся местами ценностных полюсов. В этом пространстве, где утрачены различия между добром и злом, правдой и ложью, все дозволено: разрушители считают себя созидателями, преступники — героями, а героя ничего не стоит казнить как преступника.

Советская идеология и подчиненная ей социальная философия стремились подчинить сознание и волю масс политической воле властвующей партии, превратить народ в «человеческий материал», с которым можно делать что угодно, решать самые невообразимые политические и экономический задачи.

Утверждению тоталитарной психологии призвана была способствовать марксистская концепция человека как главной производственной силы. Восходящая к эллинистической теории человека как одушевленного орудия труда, она была модернизирована Марксом. Но даже Маркс, утверждавший, что главный принцип рабовладельческого хозяйства состоит в том, чтобы выжать из человеческого скота максимально возможную массу труда в возможно меньший промежуток времени, вряд ли мог предположить, что этот принцип с наибольшим эффектом будет применен в XX в. в советском тоталитарном государстве эпохи сталинизма.

Тотальность предполагает диктат всеобщности, пренебрежение единичностью, погашение и поглощение всего особенного, уникального. Не случайно насаждение постулатов большевистской идеологии обернулось практикой нанесения бесчисленных унижений и оскорблений в адрессвободной личности, ее бессмертной души, практикой неверия в ее разумность и порядочность. Целенаправленно формировалось «царство усредненности», где действует закон «выживания среднейшего». В этом царстве, как писал Достоевский в «Бесах», «первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей... их изгоняют или казнят... рабы должны быть равны...»

Целям обезличивания в тоталитарном социуме должна была служить вся система воспитания и образования. Теоретически обосновывалась система формирования индивида-адаптанта, насаждающая послушание, штампующая приспособленцев, привычных к постоянной опеке извне и не имеющих развитых навыков действий в ситуациях свободного выбора. При этом репрессивно-нивелирующая теория социальной педагогики ловко использовала принцип коллективизма как благообразную формулу, заслоняющую процессы тотального усреднения личности, растворения «Я» в «Мы». Государственно-партийные чиновники и состоящие у них на службе идеологи, социологи, педагоги, юристы прекрасно понимали, что обезличенным «коллективистом», утратившим представление об истинной ценности своего «Я», можно легко манипулировать при помощи морально-идеологических рычагов, в роли которых выступали теории «долга», «ответственности перед коллективом», «чести коллектива» и т.д.

Главный признак тоталитарной государственности — гипертрофированное и универсальное насилие над всем человеческим в человеке, телом и духом, внутренней и внешней жизнью, его верой, надеждой, любовью и многим другим. В условиях тоталитаризма философия превращается в бездуховную идеологию, педагогика - в жесткую дрессуру, правосудие — в хитрое и коварное «левосудие». Там же, где нет ни истинной философии, ни истинного права, не может быть и философии права. Тоталитарному государству она была не нужна. Его целью была лишь безраздельная власть, а средством — беспредельное насилие. Функции же философии права выполняла официальная идеология, выступавшая как вектор силы, ведущий покорных и тащащий сопротивляющихся. Еще в XVII в. Локквывел «тройственную формулу» прирожденных прав человека на жизнь, свободу и собственность. Но теоретики и практики тоталитаризма пошли по пути последовательного изъятия у человека вначале права на собственность, затем права на свободное волеизъявление и, наконец, права на жизнь, раскрутив маховик невиданных по масштабам репрессий. В итоге совершился исторический откат общества в доправовое состояние, где государство, призванное охранять собственность, свободу и жизнь граждан, большей частью отнимало их. Так тоталитаризм, о необходимости которого столь страстно вешали большевики, обнаружил свою главную, ретардирующую (тормозящую) функцию.

Семен Франк: философия свободы и деспотизма

Семен Людвигович Франк (1877-1950), получивший образование в Московском и Берлинском университетах, начинал как марксист. Позднее он эволюционировал к религиозно-идеалистическому миропониманию. Как социальный мыслитель он прошел путь от революционного радикализма к либерально-консервативным воззрениям. После революции был выслан из советской России. Преподавал в университетах Германии, Франции и Англии. Его сочинения пронизаны тревогой за настоящее и будущее человеческой цивилизации.

К началу XX в. человеческий дух, по мнению Франка, впал в состояние тяжелейшего кризиса. Утратив традиционную веру в высшие абсолюты, он оказался в тупике. И теперь необходимы колоссальные усилия мысли и воли, чтобы пробудить в сознании современного человека забытую идею существования вечных первоначал бытия, довлеющих над людьми и миропорядком.

В человеческом существе взаимодействуют два принципа социальности. Первый - это начало солидарности сознание принадлежности «Я» к единому «Мы», общему языку, быту, экономике, нравственности. Второй — начало личной свободы, рвущееся из сокровенных глубининдивидуальности. Как обладатель свободной воли человек не может быть превращен в подобие бездушной вещи. Поэтому там, где государственный строй делает ставку на подавление свободной воли личности, он оказывается в итоге обречен.

Франк видит в деспотизме категорию политическую, социологическую и морально-правовую. С морально-правовых позиций деспотизм — это для одних право неограниченного господства, а для других обязанность беспрекословного повиновения.

Некогда античное сознание было убеждено в естественном неравенстве людей - взрослых и детей, мужчин и женщин, эллинов и варваров, свободных и рабов. Это убеждение требовало, чтобы одни повелевали, а другие повиновались. Позднее христианство опровергло эту точку зрения, выступив за равенство всех и недопустимость любых форм деспотизма.

В новое время появился взгляд, согласно которому неограниченное господство допустимо в виде опеки над определенными категориями людей ради их же блага. Его сторонники утверждают, что во имя достижения отдаленных благих целей народам необходимо иметь разумных наставников, которые вели бы их по пути прогресса. Этот утилитарный аргумент, впервые появившийся еще у Платона, в XIX в. был подхвачен Кантом, а затем Марксом. Именно он стал самым популярным обоснованием Допустимости деспотизма властей и бесправия масс. На нем была построена идеология тоталитарного сверхпорядка с ее недоверием к стихийно непосредственной жизни. Именно он питал уверенность лидеров в знании ими истинных целей и верного пути к ним, убежденность в своем праве вести всех за собой. Если слепой движется к пропасти, необходимо заставить его словами, а если он не внемлет, то и действиями изменить направление. Так и слепую толпу надо вести за зрячими лидерами.

Идея социального сверхпорядка опирается на догмат непогрешимости лидеров, являющийся идейной предпосылкой деспотического господства. Когда Руссо обосновывал необходимость демократического деспотизма, он опирался на утверждение о том, что «общая воля» большинства всегда ближе к истине.

Франк указывает на существование и религиозно-этического обоснования деспотизма. Если любовь к Всевышнему, предполагающую неравенство человека и Бога перенести на землю, то возникнет модель деспотическое го отношения по типу господства-подчинения. Не случайно деспот почти всегда присваивает себе роль земного бога. Старая библейская заповедь «Не сотвори себе кумира» издавна предостерегала об опасности отождествления земного с божественным. Поскольку божество не связано никакими земными, нравственными, правовыми законами, то и деспот, возомнивший себя божеством. начинает считать себя свободным от этих законов.

Людей всегда подстерегают опасные крайности деспотизма (тоталитаризма) и анархии. В любом обществе имеются сторонники обеих позиций, поэтому необходим «суперарбитр», способный подняться над спорящими сторонами и выдвинуть высший принцип социального взаимодействия. Таковым может быть принцип служения высшему Хозяину своей жизни — Богу и идущей от него высшей правде. По сути человек не имеет никаких прирожденных, естественных прав, кроме одного - требовать, чтобы ему было позволено исполнить его обязанность служения высшей правде. Человек должен служить не «воле народа», которая в отдельных случаях может проявлять себя и глупой, и преступной, и не воле отдельного человека, а абсолютному началу добра и справедливости.

Наилучшие возможности для подобного служения существуют в условиях теократического государства, где все люди онтологически равны перед Богом и вместе с тем каждый онтологически аристократичен как высшее творение, созданное по образу и подобию Божьему. Поскольку человек — это дитя двух миров, метафизического и физического (социального), то его бытие подчиняется как законам нравственности, идущим от Бога, так и законам права, утверждаемым государством. Когда многие люди не понимают, почему человеком управляют две авторитетные инстанции, из которых одна разрешает что запрещает другая, это порождает шаткость морально-правового сознания. Подобные недоразумения и шатания устранимы в условиях теократического государства, где власть соотносит свои действия с высшими заповедями, а право и нравственность существуют в неразрывном единстве.

Сергей Булгаков: христианские основания государственности

Сергей Николаевич Булгаков (1871-1944) родился в семье священника. Окончил юридический факультет Московского университета. Прошел через увлечение марксизмом и членство в социал-демократической партии. Под влиянием философских идей Вл. Соловьева перешел на позиции христианского идеализма. В 1917 г. был рукоположен в сан священника. После октябрьского переворота покинул Россию. Преподавал в Праге и Париже.

Марксизм оттолкнул Булгакова своим открытым имморализмом и правовым нигилизмом. Отрыв политики от морали и права, отрицание каких бы то ни было правовых гарантий превращали это учение в теорию разрушения, а не созидания.

Довольно резко философ критиковал и противоположную имморальному активизму позицию созерцательно-пассивного непротивленчества. Ему гораздо ближе были взгляды Вл. Соловьева на единство политики с правом и моралью. Только при отстаивании подобного единства государство способно стать оплотом справедливости и не Утратить в своем историческом движении ориентацию на высшие христианские идеалы.

Булгакову близка классическая концепция естественного права, несущего с собой представления о незыблемых, абсолютных нормативно-ценностных основаниях человеческого существования. Эта концепция привлекает прежде всего тем, что возводит человека, человеческую личность и ее достоинство и свободу в ранг высших и абсолютных ценностей. Государство, попирающее эти нравственно-правовые предписания, становится похожим на евангельского бесноватого, а картины его жизни могут быть сравнимы с тем, что изобразил Достоевский «Бесах». Так произошло с Россией, пережившей несколько революций, отвергнувшей Христа, а с ним и нормы естественного права и в результате теперь сотрясающейся в конвульсиях от вошедших в ее тело бесов.

Требования государственных законов, совпадающие с библейскими заповедями, не воспринимаются личностью как покушение на ее достоинство и свободу. Напротив, человек с внутренней готовностью принимает их к исполнению. В тех же случаях, когда явно обнаруживаются расхождения между правом и нравственностью, в человеческом «Я» возникает чувство протеста против аморальной системы правосудия и насаждающего ее государства.

Как вера в высшие и абсолютные начала бытия нужна индивидуальному духу, так религия в целом необходима государству, чтобы оно могло успешно существовать и развиваться. Только религия способна предложить ему возвышенные нравственные цели и направить его энергию в русло созидания, а не разрушения. Только она поможет успешно сочетать абсолютное с относительным и тем самым откроет путь к решению самых сложных проблем человеческого существования.

Иван Александрович Ильин (1883-1954) - выдающийся философ и правовед. После окончания юридического факультета Московского университета начинал как правовед школы П. Новгородцева и Е. Трубецкого. Исследовал три круга проблем, касающихся государственного суверенитета, сущности монархии и республики и природы международного права. В 1922 г. был отправлен в изгнание и жил в Германии и Швейцарии, занимаясь теоретическими исследованиями и читая лекции в европейских университетах.

Главной книгой всей жизни для Ильина стал труд «О монархии и республике», над которым он работал в течение сорока шести лет. Концепция исследователя изложена с позиций принципа антитезы: два типа правосознания, монархическое и республиканское, противопоставляются друг другу по философским, социологическим, юридическим, этическим и психологическим позициям.

Ильин опровергает известный трюизм, определяющий монархию как форму наследственного единовластия, а республику - как строй с выборными на ограниченный срок властями. Он предлагает выйти за пределы внешнеформальных определений и заглянуть глубже. В ходе анализа ему удается обнаружить глубочайшие культурно-исторические корни у обеих форм правосознания.

Раскрывая природу монархического правосознания, Ильин указывает на то, что у его истоков обнаруживается потребность людей иметь того, кто бы олицетворял для них все государство как целое, кто был бы единым, живым центром всей государственной жизни. Подобное олицетворение имеет религиозную природу, что заставляет народ воспринимать власть государя как некую священную данность. Не случайно в древности повсеместно существовала вера в божественность фараонов, императоров, царей. Монарх выступал как воплотившаяся частица божества. Отсюда следовало его право повелевать и быть верховным судьей.

Ильин обнаруживает корни монархической идеи в патриархальной психологии, для которой непререкаема власть отца как высшего авторитета в вопросах семейного быта и хозяйства. Монарх — такой же отец, но только большего масштаба. Сам Бог — это тоже отец, но уже высшего ранга, являющийся прародителем всего сущего. Религиозная, теоцентрическая и мифологическая природа монархического сознания проявляется в его особом, иррационально-интуитивном восприятии мира, жизни, истории, политики не как игры случайностей, но как следствий воздействий провиденциальных, неземных сил. Монархическое правосознание иерархично, т.е. его носители чтут культуру ранга и субординации в человеческих отношениях. За признанием иерархии стоит потребность искать качественные преимущества и по достоинству оценивать их. Наивысшее качество — это совершенство. Именно совершенство как абсолютную степень качества человек чтит в Боге. В прошлом все воспитание устремлялось к тому, чтобы научить человека мерить абсолютным совершенством Бога собственное несовершенство. Это предостерегало людей от чрезмерной гордыни, самоуверенности и самовлюбленности.

Люди по своей природе и по своим духовным свойствам не равны и полностью уравнять их никогда никому не удастся. Монархическое правосознание признает разнокачественность людей и считает, что и права у них должны быть разными. Если индивиды различаются характером наследственности, одаренности, интеллекта, воли, воспитания, то для лучших должны существовать справедливые привилегии.

Монархическое правосознание выступает против всеобщего избирательного права, поскольку, с его точки зрения, существует много глупых и необразованных людей, чьи голоса и непродуманный выбор принесут только вред государству.

Монархическое правосознание изначально консервативно. Оно дорожит древними традициями, стремится к новаторству, не склонно к радикальным формам и идет на них лишь тогда, когда они действительно назрели.

Монархическое правосознание исполнено достоинства и самоуважения, что позволяет ему повиноваться высшим и лучшим без унижения. Оно добровольно приемлет необходимость дисциплины и правовых ограничений своей деятельности. Жизнь для него - не раболепная служба, а творческое служение.

Там, где в силу тех или иных причин в народе слабеет потребность в олицетворенном, освященном восприятии государственной власти, монархический склад правосознания перестает доминировать и уступает место республиканскому.

Республиканское правосознание тяготеет к растворению личности индивидуального начала в коллективном. Ему во главе государства нужна не персона, а рядовой политик из числа обывателей, избираемый на определенный срок премьером или президентом.

Республиканское правосознание тяготеет к рассудочному толкованию мира, истории, государственности. В отличие от геоцентрического монархического сознания оно антропоцентрично, рационалистично и убеждено, что человеческая воля выше «природы» и «судьбы». Не случайно оно, как правило, презирает тех, кто склонен к религиозному поклонению.

В школе монархическое правосознание устанавливает строгий порядок с непререкаемым авторитетом преподавателей, военной гимнастикой и суровыми взысканиями. Республиканское же правосознание предпочитает субординации «координацию», пытается внести максимум товарищеского духа в отношения учеников с учителями. При этом если у детей высокий нравственный уровень, а у преподавателей - много жизненного опыта, культуры и такта, это дает хорошие плоды. Но если ничего этого нет, школьное дело гибнет.

В армии принцип монархического единовластия уместнее, чем где бы то ни было. Без подчинения, субординации, дисциплины армия не боеспособна. Когда в России в феврале 1917 г. на армейские структуры попытались перенести принципы республиканской идеологии, ограничив права командиров, учредив их избирательность и подотчетность солдатам, армия молниеносно разложилась.

Отдавая в своем труде явное предпочтение монархическому правосознанию, Ильин не считает подобную ориентацию архаичной. Он убежден, что за ней стоят тысячелетние традиции мировой цивилизации.

Отмечая патриархальный характер монархических принципов, Ильин утверждает, что пока в социальной жизни народа будет существовать парная моногамная семья во главе с отцом, в психологии и ценностных ориентациях людей неизменно будут проявляться монархические настроения, ибо семья - это микромодель монархии.

Исследование Ильина показывает, сколь глубокое содержание, сколь мощные пласты культурно-исторического, цивилизационного опыта кроются за привычными политико-юридическими категориями. Оно вскрывает подспудные бессознательные тяготения в человеческой психике, стимулирующие у одних людей монархические, а у других — республиканские привязанности. Эти ориентации присутствуют внутри человека в виде душевных склонностей и ищут реализации во всех доступных сферах. Когда им удается вторгнуться в область отношения к государственной власти, они обретают форму либо монархического, либо республиканского правосознания.


Литература

1. Бачинин В.А., Чефранов В.А. История философии права. – Харьков, 1998

2. .Рачков П.А. Закономерность формирования и развития общественных отношений. – М., 2003

3. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992