Розанов Василий Васильевич (1856-1919) Розанов Василий Васильевич - философ и писатель, публицист. В 1882 окончил историко-филологический факультет Московского университета. Преподавал историю и географию в гимназиях. С 1893 работал в канцелярии. В 1899 стал сотрудником газеты "Новое время". Примыкал к поздним славянофилам, после 1905 - представитель богоискательства. С 1917 жил в Сергиевом Посаде. Развивал идеи о понимании, как отличной от эмпирического познания деятельности разума. Природа человека иррациональна и доступна только религии. Индивидуальное бытие самоценно и происходит из "утробы универса". Разделял концепцию соборности, общинности русской жизни. Пол понимал как мистическую связь человека с Богом. Одним из первых выдвинул тезис "о достоинстве христианства и недостоинстве христиан", развитый затем Н.А.Бердяевым. В книгах и статьях Розанова уделяется большое внимание критике христианства. Он рассматривает светлое христианство старца Зосимы и Алеши Карамазова как вымысел Достоевского, по его мнению, есть печальная религия смерти, проповедущая безбрачие, пост и аскетизм. Учение: Что делать? "- "Что делать?" - спросил нетерпеливый петербургский юноша. - Как что делать: если это лето - чистить ягоды и варить варенье; если зима - пить с этим вареньем чай". "Западная жизнь движется по законам лирики, наша до сих пор - в формах эпоса; но некогда и мы войдем в формы лирики. Вопрос Чернышевского, поставленный в заглавии его романа, есть вопрос существенно лирический, несвоевременный; ему может быть дан только бытовой ответ: делать нужно то, что было делаемо вчера". Народ, его формы. "Когда народ умирает - он оставляет одни формы: это - скелет его духа, его творчества, его движений, внутренних и внешних. Республика, монархия - разве это не формы? Трагедия, эпос, "шестистопный ямб" - разве не формы? Не формы - Парфенон, как и Девятая симфония? И, наконец, метафизика Платона или Гегеля? И вот почему, еще раз: когда народ оканчивает свое существование - формальная сторона всех им создаваемых вещей приближается к своему завершению". Гений. "Гений обычно бездетен - и в этом его глубокая и, может быть, самая объясняющая черта. Он не может рождать, и, кто знает, нужно ли это для него? Он есть некоторая ding an sich. Как орудие, как низменное средство, как земная сторона небесной тайны - половые аномалии, так часто встречающиеся у гениев; влечение к разврату; раннее половое развитие; "пороки детства". Лермонтов и Байрон 11 - 14 лет испытывают любовь; как это уродливо, как гениальны они. Рафаэль и Александр Македонский равно бездетны; бездетны Цезарь и Ньютон. Потомство гения, если даже оно есть, - чахло и быстро гибнет; большею частью это - женское потомство. Вспомним Наполеона I и нашего Петра. Здесь лежит объяснение, почему после гениальных государей династии, большею частью, пресекаются и начинаются "смуты"". Эмбрионы. "Весь мир есть игра потенций, я хочу сказать - игра некоторых эмбрионов, духовных или физических, живых или мертвых. Треугольник есть половина квадрата, известным образом расчерченного, и на этом основаны его свойства, измеримость, отношения к разным фигурам; Земля есть "Сатурново кольцо", оторвавшееся от Солнца, разорвавшееся, склубившееся, и поэтому она тяготеет к Солнцу; и всякая вещь есть часть бесчисленных других вещей, их эмбрион, потенция их образования - и поэтому только он входит в соотношение с этими другими вещами, связывается с ними, а от других, наоборот, отталкивается. Поэтому, говорю я, жизнь природы есть жизнь эмбрионов; ее законы суть законы эмбриональности; и вся наука, т.е. все и всякие науки, суть только ветви некоторой космической эмбриологии". Чувство Бога. "Чувство Бога есть самое трансцендентное в человеке, наиболее от него далекое, труднее всего досягаемое: только самые богатые, мощные души, и лишь через испытания, горести, страдания, и более всего через грех, часто под старость только лет, досягают этих высот, - чуточку и лишь краем своего развития, одною веточкой, касаются "мирам иным"; прочие лишь посредственно - при условии чистоты душевной - досягают второй зоны: это - церковь. Коснувшиеся "мирам иным", отцы мира христианского - оставили слова об этом касании; они сложились в обряд, ритуал, требования; выросли как обычай, как учреждения; окреп канон, создалась литургия; построен храм. Создалась масса материальной святыни, уловимой формами времени и пространства. И здесь почил Свет Божий, как праведник почивает в своих мощах. Касание сюда уже для всякого доступно; это - средство спасения, всем предложенное. Да не касаются же руки человеческие этой высочайшей святыни всего человечества. Что - нибудь поколебать здесь, сместить, усилиться поправить, даже улучшить (без знания "миров иных") - более ужасно, чем вызвать кровопролитнейшую войну, заключить позорнейший мир, предательством отдать провинции врагу. Внести неудачную программу в семинариях, удалить чин дьяконский из богослужения - хуже. Чем неудачно воевать под Севастополем, чем заключить Парижский трактат и даже чем "восстановить Польшу".Ох, уж эти починщики таинственной и живой истории!" Тайна православия. "Вся тайна православия - в молитве, и тайна быть православным заключается в умении молиться. Признаемся, мы чувствуем отвращение всякий раз, когда заводится речь о цезаропаризме или папоцезаризме. Когда стоишь в храме и видишь молящихся - как применить сюда эти понятия: что они - цезоропаписты или папоцезаристы? Все это темы для нас интересные, и именно интересные настолько, насколько мы разучились молиться". Искусство и действительность. "Нет более обманывающей фигуры, чем "Моисей" Микел-Анджело: этого Моисея не было - фантазия художника, его априорная мысль ошиблись. Моисей был косноязычен: написатель книг, равных которым не знает мир, вовсе не мог говорить. Не поразительно ли? Вся мощь слова сосредоточилась в духе, и для телесного языка, для этого болтающегося куска мяса, - ничего не осталось. Но он еще вывел израильский народ из Египта; он провел его через пустыни; довел до "земли Обетованной". Удивительный человек; как верны, проникновенны слова Гейне: "Как мал Синай - когда на нем стоит Моисей". Это величайшее слово удивления к Моисею, какое мы знаем, вырвавшееся у язычника - писателя, в языческую эпоху. Я думаю - он был мал и тщедушен; быть может - без бороды или с немногими редкими волосами на подбородке. Я думаю, он также был в теле своем нем по отношению к делам, им совершенным, как был нем в языке по отношению к написанным им книгам.Он весь был внутри, сосредоточен. Без сомнения, он был прекрасен, как никто из людей - никто до Христа: но это красота неуловимая, непередаваемая, и во всяком случае непереданная. Микел-Анджело обманулся и обманул". Главные сочинения: "Около церковных стен", "Тёмный лик. Метафизика христианства", "Люди лунного света. Метафизика христианства", "Апокалипсис нашего времени".