КОРОЛЕВСКИЕ СЛУГИ И ЯКОВИТСКИЙ ДВОР В АНГЛИИ 1603-1625 Санкт-Петербургский государственный университет На правах рукописи КОВИН Виталий Сергеевич КОРОЛЕВСКИЕ СЛУГИ И ЯКОВИТСКИЙ ДВОР В АНГЛИИ 1603-1625. Специальность 07.00.03 - всеобщая история (история средних веков) Диссертация  на   соискание  ученой   степени  кандидата исторических наук Научный руководитель –  кандидат исторических наук, доцент С.Е. ФЕДОРОВ Санкт-Петербург 1999 ОГЛАВЛЕНИЕ Стр. Введение 3 Глава 1. Департамент Королевской Палаты                                              25 1.1. Структура Департамента Королевской Палаты в н. XVII в.             25 1.2. Королевская Спальня в системе придворной политики          Якова I Стюарта                                                                                    97 Административные и финансовые реформы в Королевской Палате     138 Глава 2. Департамент Дворцового Хозяйства.                                         158 2.1. Структура Королевского Хаусхолда в н. XVII в.                               158 2.2.  Административно-финансовые реформы Королевского                           Хаусхолда                                                                                           216 2.3. Право королевских реквизиций                                                          228 2.4. Департамент Королевской Конюшни и хаусхолды членов        королевской семьи в н. XVII в                                                             244 Глава 3. Положение Королевских слуг в н. XVII в.                                     252 3.1. Формы доходов королевских слуг                                                     252 3.2. Некоторые особенности механизма получения придворных должностей, служебного продвижения и статуса королевских слуг     276 Заключение                                                                                                   289 Список использованных источников и литературы                                    300 ВВЕДЕНИЕ Актуальность темы исследования. Данное диссертационное исследование посвящено королевскому двору и деятельности придворных слуг в период правления Якова I Стюарта. Стремясь определить среду наибольшей политической активности, историки, как правило, обращались к изучению Тайного совета и парламента. Королевский двор оставался при этом неприоритетной сферой. Такой подход долгое время определял, с одной стороны, ведущую роль парламентской истории, ограниченной прежде всего рамками правления Карла I, пытавшегося установить абсолютистский режим. С другой стороны, определенное значение отводилось фигуре Елизаветы Тюдор, на годы правления которой пришелся расцвет английской государственности раннего нового времени. В этой связи фигура и правление Якова Стюарта, находящегося между двумя ключевыми персонажами английской истории начала нового времени, обычно рассматриваются в негативном ключе как лишенные собственного значения и своеобразия.  Общеисторическая значимость такого явления как английская революция отчасти разрушает целостность восприятия событий предшествующей эпохи, заставляя искать в них прежде всего причины последующих социально-политических катаклизмов. В силу этого правление Якова I Стюарта является одним из малоизученных периодов английской истории. На самом деле, правление первого Стюарта стало определенным рубежом в истории английского государства, определившим устойчивый процесс перераспределения политического влияния между властными институтами в пользу королевского двора. В начале XVII в. противостояние государственных властных структур (парламента, центральных и местных органов управления) и короля достигло особой остроты. В такой ситуации королевский двор стал единственным звеном в системе центральных государственных учреждений, на которое мог опереться новый монарх, стремясь укрепить свою власть. Комплексное исследование структуры английского двора н. XVII в., изменений, произошедших в его организации и функционировании после прихода к власти Якова I Стюарта и административно-политической деятельности королевских слуг (т.е. лиц, входящих в штат королевского хаусхолда) составляет предмет данного исследования. В диссертации будет исследован состав раннестюартовской политической элиты, включавшей, главным образом, высших королевских слуг. Предмет диссертационной работы определяет основную цель исследования — изучить роль двора в административно-политической системе Англии начала XVII века с привлечением комплексных методов анализа, а следовательно, идентифицировать поле деятельности и персональный состав политической элиты этого времени. Хронологические рамки работы: 1603-1625 гг. т.е. период, на который приходится правление Якова I Стюарта. Именно в это время королевский двор приобретает главенствующее положение среди властных структур, становится ведущим институтом в системе политико-административных учреждений, при помощи которого новый монарх мог рассчитывать на утверждение своего авторитета. Цель диссертационного исследования реализуется через решение следующих задач: ·    определить основные этапы и особенности эволюции английского королевского двора и его отдельных элементов до момента вступления на престол Якова I Стюарта; ·    показать значение структурных изменений в системе придворных институтов, произошедших при Якове I; ·    проанализировать ход, направление и последствия административно-финансовых реформ королевского двора в период правления Якова I; ·    выявить персональный состав основных служб раннестюартовского двора; ·    исследовать материально-финансовое положение, карьеры и статус королевских слуг. ·    вскрыть общий смысл и направленность "стратегии" придворной политики Якова I.  Реализация исследовательских задач данной диссертации требует применения комплексной методики анализа. Диссертация опирается на метод структурно-генетического и функционального исследования административных институтов, который активно используется в современной исторической науке и в смежных с ней областях знания. Изучение персонального состава королевских слуг осуществляется в работе с привлечением просопографического и историко-биографического подходов.  Степень изученности данной темы в отечественной и зарубежной историографии представляется недостаточной. За последние десятилетия в изучении политико-административных институтов стюартовского общества наметился ряд конструктивных сдвигов, приведших к развитию нового направления в изучении властных структур в Англии раннего нового времени. Этому во многом способствовала дискуссия о так называемой "тюдоровской революции в управлении", развернувшаяся между Д. Элтоном и Д. Старки. Не имея возможности в рамках данного обзора предпринять подробный анализ обширной историографии вопроса, остановимся лишь на основных концепциях, рассмотрев при этом наиболее конструктивные направления идущих между специалистами дискуссий, и характер предлагаемых их участниками решений. Научный интерес к изучению истории английского королевского двора, обозначился в конце XIX в., когда приоритетным направлением исторических исследований являлись вопросы государственно-политического развития Англии, становления парламентского управления и либеральной политической культуры. Анализ правления первых Стюартов сводился к исследованию английского парламента, его борьбы с королевским абсолютизмом[1]. Рамки данной научной тематики определяли характер изучения королевского двора и придворной культуры. Как правило, исследователи лишь кратко останавливались на организации двора и переходили к живописанию упадка придворных нравов, чрезмерной роскоши стюартовского двора в сравнении с елизаветинским.[2] Начало серьезных попыток рассмотрения внутренних структур двора, исследования его как одного из важных государственных институтов связано с появлением работ Т. Таута и А. Ньютона, работавших в 20-е годы нашего столетия в рамках административной истории. Т. Таут ставил своей целью исследовать королевский двор XII-XIV вв. с административной стороны, т. е. проследить как эволюционировали структура двора и функции отдельных придворных служб и должностей[3]. Таут по существу установил рамки будущих исследований, наметил ряд исследовательских приоритетов: придворные институты и административные механизмы. Он значительно расширил источниковую базу  для изучения истории двора, выделив в качестве основополагающего принципа исследования анализ придворных регламентов, ордонансов, актового материала дворовых служб.  Таут выдвинул идею "household government", согласно которой все политические инициативы средневековой Англии исходили или проходили через королевских хаусхолд, задавая, тем самым, вектор административной эволюции государства. Постепенно на протяжении нескольких веков от королевского хаусхолда отделялись (по выражению Т. Таута, "go out") различные институты, которые приобретали независимый от королевского двора характер, открывая путь для становления бюрократической системы в конце средневековья. Объем использованных источников, многие из которых в настоящее время утрачены или не доступны, глубина проработки материала сделали работу английского историка чрезвычайно ценным исследованием для ретроспективного анализа эволюции служб и должностей раннестюартовского двора, предпринятого в данной диссертации. Основные положения Т. Таута на примере тюдоровского хаусхолда были развиты А. Ньютоном. Ему принадлежит заслуга в определении хронологических рамок эволюции двора. В частности, он указал на то, что именно в первой половине XVI в. происходит отделение королевского "хаусхолда" от государственного "управления".[4] Впоследствии тезис Ньютона послужил основой для разработанной Дж. Элтоном концепции "тюдоровской революции". Ньютон открыл источники и обозначил основные проблемы для исследования тюдоровского двора.  В 30-е годы существенный вклад в административную историю Англии раннего нового времени с акцентом на развитии финансовой системы государства сделал Ф. Дитц.[5] Он впервые предложил рассматривать расходы на содержание двора в качестве составного элемента национальной финансовой проблемы, обострившейся с приходом Якова I. Дитц справедливо опроверг расхожее мнение, что финансовые проблемы короны были вызваны чрезмерной щедростью первого Стюарта к своим слугам. В действительности гораздо более существенную роль в финансовом кризисе сыграл рост расходов королевского хаусхолда. Несколько иной подход к английской административной истории был представлен в работе С. Краймса "Введение в административную историю средневековой Англии". В целом соглашаясь с периодизацией и оценками, предлагаемыми Таутом, Краймс отвергал концепцию "хаусхолд-управления"[6]. Он не усматривал принципиального различия между двором и другими государственными институтами. По его мнению, следовало говорить не об управлении через хаусхолд, а о "королевском управлении", в котором решающими оказывались факторы личной близости к монарху, а не вхождение в штат королевского хаусхолда. Сам король, считал Краймс, принципиально не различал хаусхолд и другие административные департаменты.  Краймс утверждал, что Тюдоры и Стюарты сохранили средневековую административную систему. Хотя кромвелевские реформы замкнули королевский хаусхолд на внепубличной сфере, однако его внушительный штат и департаменты сохраняли активность и вне двора, поддерживая, таким образом, связь с другими государственными органами. Тем не менее, Краймс все-таки признавал относительное разграничение между частной и публичной сферами королевской жизнедеятельности. Его идеи заложили основу для критики концепции "тюдоровской революции." Из последующих исследований особенно следует выделить труд У. Ричардсона, посвященный детальному анализу становления раннетюдоровской администрации и ее практике. Автор подчеркивал, что управление при Генрихе VII осуществлялось посредством придворных структур и прежде всего через Королевскую Палату.[7] Как уже отмечалось, ключевым моментом в развитии западной историографии вопроса стала дискуссия между Дж. Элтоном и Д. Старки о сущности и характере административно-политических преобразований первой трети XVI в. и месте двора в государственной системе Англии конца средневековья и начала нового времени. Именно эта дискуссия во многом определили основную направленность современных исследований, по истории государственных институтов Англии этого времени, в том числе и настоящей диссертации. Суть концепции Элтона сводилась к утверждению, что в 30-е годы XVI в. в Англии произошла так называемая "тюдоровская революция в управлении", которая означала переход от методов "хаусхолд-управления" страной к методам бюрократического администрирования. На смену королевскому хаусхолду как центру административной деятельности, тесно зависевшему от личности монарха, пришла система, состоящая из относительно независимых от прямого королевского вмешательства и контроля со стороны двора административных и судебных органов. Элтон, таким образом, разделял сферы "политики" и реального "управления". Ключевыми элементами новой "революционной" организации управления стали независимые финансовые структуры во главе с Казначейством, а также Тайный совет. Королевский хаусхолд сохранил за собой исключительно "лакейские" функции по обслуживанию личных потребностей монарха и превратился в один из, хотя и весьма специфический, секторов государственного механизма. Архитектором этих преобразований был Томас Кромвель. По мнению Элтона, он сознательно стремился ввести так называемое "национальное управление" свободное от воли монарха и его окружения. Элтон считал, что административные преобразования, имели значительные социальные последствия. Реальным носителем власти стала бюрократия, занявшая командные должности в Совете и Казначействе . Двор остался средоточием старой потерявшей силу знати, местом интриг.[8] Концепция Дж. Элтона была принята большинством историков и стала определяющей на протяжении последующих двадцати лет. Ее преимущество состояло в том, что она позволяла придать истории XVI-XVII вв. целостный вид и осмысленность. В конце 70-х и особенно во второй половине 80-х годов с критикой концепции Элтона активно выступила группа ученых во главе с его учеником Д. Старки, докторская диссертация которого была посвящена изучению роли некоторых придворных структур в политике и управлении. В серии статей и коллективных монографий Старки и его сторонники попытались оспорить основные положения концепции "кромвелевской революции".[9] Критика вызвала ответную реакцию со стороны Элтона и его коллег, причем дискуссия велась достаточно жестко, а ее участники выступали в плоть до взаимных обвинений в непрофессионализме.[10] Старки и его единомышленники на основе изучения архивных материалов пришли к выводу об отсутствии каких-либо серьезных "революционных" изменений в управлении связанными с деятельностью Т. Кромвеля. Во-первых, многое из того, что по мнению Элтона, составляло содержание кромвелевских реформ, в действительности было задумано и начало претворяться за долго до него, в частности, организация Тайного совета[11]. А многое из того, что реально было осуществлено правительством Кромвеля, было нивелировано или скорректировано ходом дальнейшей истории. Таким образом, по мнению Старки и его сторонников, можно говорить, только об определенной и длительной эволюции в управлении. Во-вторых, по мнению молодых ученых, королевский хаусхолд сохранил за собой влияние на принятие политических решений. Старки и его сторонники считают, что Тайный совет возник как часть королевского хаусхолда и оставался таковым на протяжении XVI и первой половины XVII вв. Падение Королевской Палаты в кромвелевский период, передавшей контроль над финансовой системой Казначейству, не означало перехода к административным методам управления. Ее место как ближайшего придворного окружения монарха со всем комплексом административных и финансовых полномочий заняла Ближняя палата. Новый субдепартамент двора стал основной административно-хозяйственной доминантой в управлении и финансах. Реальными носителями власти стала не бюрократия, а лидеры придворных фракций и высшие королевские слуги. Степень их влияния зависела от степени близости к монарху, которая, в свою очередь, определялась "стилем" королевского управления. Старки отнес Генриха VIII и Якова I к типу правителей, которые действовали на основе принципа "intimacy" в отношении со своим ближайшим окружением, а Генриха VII и Карла I к тем, кто осуществлял управление по принципу "distance". Весь промежуток между 1450 и 1640 гг. являлся периодом "court government", поскольку даже "советники" были в действительности королевскими "придворными". Главным итогом дискуссии был перевод придворных штудий в конкретно-исторический направления. Обсуждаемыми проблемами стали: 1) Являлся ли Совет частью королевского двора? 2) Сохранили ли свое административно-финансовое влияние Ближняя палата и хаусхолд в целом? 3) Какова была степень зависимости государственного управления от личности монарха и стиля его взаимоотношений с подданными? Кроме того в ходе дискуссии были затронуты проблемы источниковедческого характера. Старки оспаривал приоритет официальных, государственных документов над свидетельствами современников, который защищал Элтон. Речь идет о так называемой элтоновской "record based history". Необходимо признать, что дискуссия в значительной мере активизировала исследования посвященные, двору в целом и отдельным этапам его развития. Она показала неудовлетворительное состояние используемого специалистами понятийного аппарата. Прежде всего встал вопрос об определении содержания понятия "Двор". Элтон определял двор как чисто административный институт, а в социальном плане – как совокупность лиц, кто в данный момент находились при дворе, или тех, кто использовал потенциальное право там находиться, а также тех, для кого проблемы функционирования двора составляли главное занятие. В этом же смысле, как правило, содержание понятия "двор" определяли историки-медиевисты. При этом они предпочитали использовать термин "хаусхолд", акцентируя направленность хозяйственной деятельности этого института. Разработка придворной тематики также была связана с деятельностью группы историков так называемого ревизионистского направления. Особенности ревизионистских исследований заключались в том, что политические группировки и выдвигаемые ими теории рассматривались в рамках эволюционных дихотомий: "Правительство" и "Оппозиция", "Двор" и "Страна", "Корона" и "Парламент". При этом в противовес вигской концепции, которая акцентирует внимание на исследовании деятельности парламента, ревизионисты подчеркивали значение последовательного анализа персональных качеств монарха и его придворного окружения. В центре внимания их исследований находились политические интриги и фракционная борьба, циркулировавшие вокруг монарха. Парламентская политика рассматривалась как часть придворной политики. В этой связи, возникла необходимость в более четкой конкретизации таких понятий как "Двор" и "Страна". В западной историографии впервые проблема взаимоотношения "Двора" и "Страны" (Court and Country) была поставлена несколько десятилетий назад в работах П. Загорина и Х. Тревор-Роупера, предвосхитивших ревизию политической истории. В большинстве исследований именно в жестком противостоянии данных систем виделись основные причины политических и социальных конфликтов раннего нового времени. Тревор-Роупер в интересах отстаиваемой им теории об "упадке джентри" пытался предельно широко определить "двор" как общность тех, кто занимал должности в бюрократическом аппарате в центре и на местах. В том же духе "Двор" трактовал и П. Загорин.[12] В последующем среди ревизионистов определилось понимание "двора" как политического центра государства, своего рода арены для борьбы за патронаж и должности (К. Рассел). В ревизионистских исследованиях приоритетное значение фракционной борьбы при дворе противопоставлялось политической роли парламента. На практике представители этого направления редко исследовали двор как таковой. Стремясь преодолеть односторонность ревизионистского подхода, последующие исследования предложили широкое многообразие интерпретаций и методов изучения двора.[13] В русле традиционного подхода "административной истории" к двору как к государственному институту продолжились исследования различных лакун в эволюции королевского хаусхолда. Больше внимания стало уделяться персональному составу двора. Примером подобного исследования может служить работа Ч. Гивен-Уилсона, проследившего эволюцию придворных институтов и социальный состав королевского хаусхолда на протяжении XIV - XV вв.[14] Применительно к истории раннего нового времени следует отметить работу Д. Лоудза "Тюдоровский двор".[15] Функционалист по своей методологической позиции, Лоудз пытается представить двор в качестве инструмента утверждения королевского авторитета, центра правительства, патронажа и культуры. Предлагая целостный взгляд на тюдоровский двор как исторический феномен, Лоудз тем не менее старается обойти те спорные вопросы, которые были подняты в дискуссии Элтона и Старки. В целом придерживаясь точки зрения последнего, Лоудз ключевым моментом эволюции тюдоровского двора считает долгое правление Елизаветы. В тоже время, автор обращает недостаточное внимание на персональный состав тюдоровского двора. Этот традиционный для административной истории недостаток были призваны компенсировать биографический и просопографический подходы к изучению данной проблематики. Изучение персонального состава и карьер королевских слуг и придворных открывает возможность рассматривать двор в качестве коллективного портрета лиц, так или иначе принадлежащих к нему. Применительно к раннестюартовскому периоду в этом направлении работают М. Прествич, Л.Л. Пек, Р. Шрайбер.[16] В этих работах одним из результатов исследований деятельности отдельных придворных стала переоценка той изолированности "двора" от "страны", на которой настаивали ревизионистские историки. Отдельная карьера рассматривалась в качестве своеобразного микрокосма не только двора, но и всего королевства. Определенную сложность для просопографического подхода представляет определение "принадлежности" ко двору, степень которой может быть предельно широка и индивидуализирована. Данное диссертационное исследование рассматривает только лиц, входивших в штат королевского хаусхолда, т.е. составлявших основу для формирования придворного сообщества.  Другая сложность заключается в недопустимости прилагать к оценке представителей придворной и государственной бюрократии XVII в. стандарты "гражданской службы" нового времени. В этой связи известную ценность для современных исторических исследований любых административных структур, а также статуса придворных слуг, представляют работы Дж. Эйлмера, который значительно расширил рамки просопографичекого подхода.  Эйлмер предпринял комплексный анализ английской бюрократии первой половины XVII в., к которому его подтолкнули утверждения Х. Тревор-Роупера относительно должностей как главных источников доходов английского джентри.[17] Активно привлекая социологические и статистические методы исследования, Эйлмер пришел к выводу, что для большинства королевских слуг, под которыми он понимает всех занятых на должностях в центральном аппарате управления, по прежнему приоритетными остаются доходы с земли.  Следуя идеям Таута, Эйлмер считает, что королевский хаусхолд потерял какое-либо административное значение вне пределов двора. Более того, он стремится рассматривать королевский хаусхолд как один из типичных органов центрального управления. Эйлмер сознательно делает акцент в исследовании на так называемых "администраторах", т.е. среднем и частично низшем звене королевских слуг, которые выполняли чисто административные функции и не оказывали какого-либо серьезного влияния на выработку политических решений. К "королевским слугам" он относит всех государственных служащих раннего нового времени. В рамках социальной или "функциональной истории", сторонником которой Дж. Эйлмер себя считает, наиболее существенными оказываются его выводы относительно характера так называемого "office-holding".[18] По мнению ученого, лица занимавшие какие-либо, должности рассматривали их в качестве части личной, а иногда и реальной, собственности. Это обстоятельство стало одной из причин провала всех административных реформ конца XVI и первой половины XVII вв.  Наряду с административно-социологической и политической трактовкой двора в современной зарубежной историографии все большее внимание привлекает к себе культурно-исторический подход, берущий начало с работ Н. Элиаса. В его концепции двор предстает в качестве компактного общества советников, пэров, высших государственных и придворных чинов, их жен и фрейлин королевы. В этом контексте двор выступал не столько как институт, а как "событие" или "серия событий".[19] Двор имел место только там, где правитель "держал" его, т. е. открывал свой "дом" для тех, кто не обладал придворными должностями. Таким образом на первый план исследований выходил репрезентативный, церемониальный аспект двора. Посредством различных празднеств, фестивалей, церемоний, распределением королевской милости и щедрости, королевская резиденция превращалась в "двор". Для Англии "двор" в этом смысле возник только тогда, когда резиденции провинциальных магнатов утратили способность конкурировать с королевским "домом". При использовании данного подхода существует опасность подмены исторического анализа королевского двора либо описанием придворных празднеств, либо скандальной хроникой. Таким образом, исследования последних десятилетий выявили ограниченность одностороннего подхода к изучению королевского двора как исторического феномена. Реальная "многослойность" двора предопределила многообразие трактовок, подходов и определений.В настоящее время возникла настойчивая необходимость объединить различные подходы к изучению королевского двора. Именно в этом направлении развивается современная историография королевского двора последних нескольких лет. В этой связи следует прежде всего выделить работы американского историка Р. Сматса и немецкого исследователя Р. Аша.[20] Р. Сматс считает, что в настоящее время необходимо создать новый широкий культурно-исторический, географический, идеологический контекст для конкретных исследований по истории Англии, разрушенный, по его мнению, ревизионистской критикой. Прежде всего это касается раннестюартовского периода английской истории, который требует более широкого интегративного подхода. Сматс предлагает обратить более пристальное внимание на те институты, которыми пренебрегала парламентски ориентированная историография. Главным таким институтом является королевский двор, который воплощает в с себе тесную связь культуры и политики, Британии и Европы.[21] Сматс прежде всего предлагает рассматривать двор как культурный и идеологический центр королевства, который в силу своей специфики обладает космополитическими ориентациями и поэтому является общенациональным и интернациональным центром всего общества. Двор, таким образом, по мнению Сматса, создает широкий горизонт для исторических построений. Р. Аш попытался развить интегративный подход на примере двора Карла I. Двор, по его мнению, был призван играть роль центра интеграции ведущих социальных и политических слоев, которым он задавал определенные правила и стереотипы поведения. Аш признавая многослойность и многофункциональность двора как специфического социального, культурного и политического явления эпохи, тем не менее делает акцент на последнем, в отличие от Сматса, который прежде всего апеллирует к культуроинтегрирующему фактору. Для Аша, двор прежде всего является форумом для принятия политических решений, патронажным рынком, местом встречи правителя и политической и социальной элиты. Анализ историографии показывает, что двор периода правления Якова I по-прежнему остается наименее изученным. Исключение составляют отдельные статьи Дж. Эйлмера, П. Седдона и Н. Кадди, затрагивающие частные вопросы истории яковитского двора.[22] Отдельные положения этих статей рассматриваются в соответствующих разделах диссертации. Таким образом, данная диссертация, призвана не только восполнить существующий пробел в изучении административной истории раннестюартовского двора, но и представить целостный взгляд на особенности придворной политики Якова I, вписать королевский хаусхолд в широкий контекст социально-политических процессов Англии начала XVII в. Выбор исследовательской тематики был отчасти связан с новыми тенденциями, получившими развитие в отечественной историографии последних лет, прежде всего с резко возросшим интересом к истории социальных и политических элит средневековья и раннего нового времени.[23] Таким образом, данное диссертация находится в русле современных как зарубежных, так и отечественных исследований.  Изучение эволюции института королевской власти, ее природы, является, одним из приоритетных направлений в современной западной и отечественной исторической науке. В этой связи неизбежно возникает проблема королевского двора как публично-правового института и как сообщества, составлявшего ближайшее окружение монарха.  Особый интерес в этой связи вызывают: 1) изменения механизмов функционирования королевского двора в связи с наметившимися в XVI-XVII вв. тенденциями к абсолютизации королевской власти; 2) рост влияния придворных структур на процесс принятия политических решений; 3) превращение придворной практики в один из необходимых атрибутов и инструментов для осуществления сильной королевской власти, контролирующей политическую и социальную элиту. Применительно к теме диссертационного исследования ведущими концептуальными проблемами разрабатываемыми современной историографией являются следующие: Что есть королевский "Двор" как таковой?; В какой мере королевский двор в XVI–XVII вв. принимал участие в государственном управлении и принимал ли вообще?— иначе: Была ли "тюдоровская революция" в управлении?; Имели ли какое-либо социально-политическое и административное значение изменения, предпринятые в структуре английского королевского двора с приходом Якова I Стюарта? Различные подходы к определению статуса двора и его реальных функций требуют в интересах данной работы сделать ряд уточнений принципиального характера. Мне представляется, что содержание понятия "Двор" включает в себя три аспекта: пространственный, институциональный и социальный. Королевский "Двор", в широком смысле, распадается как бы на три уровня: резиденция, или "дом"; хаусхолд (household), т.е. совокупность придворных служб; придворное сообщество как королевское окружение в целом. Королевская резиденция создает архитектурно-пространственную основу "Двора", составляет и организует пространство, на котором разворачивается частная и публичная жизнь монарха и его окружения, определяет границы(12 миль вокруг дворца), формирует внутреннюю структуру королевского хаусхолда. Королевская резиденция(дворец) представляет собой комплекс апартаментов (chambers), наделенных статусами отдельных субдепартаментов (offices), каждый из которых имеет собственный церемониал и штат, со специфическим набором функций и полномочий. Королевский хаусхолд выражает институциональный аспект "Двора", а именно - совокупность почетных, церемониальных, хозяйственных, охранных, увеселительных, религиозных и др. служб и должностей, т.е. двор представляет с точки зрения его внутренней организации. Именно в этом смысле "двор" можно рассматривать в качестве государственного органа наделенного определенными функциями, обязанностями, полномочиями, действующего на основе установленных правил и традиций, наделенного особой юрисдикцией. Службы, или департаменты хаусхолда, а также субдепартаменты, обеспечивают реализацию определенных специфических потребностей монарха и двора в целом, имеют собственный штат, который формировал контингент королевских слуг. Хаусхолд организовывал деятельность придворного сообщества. В этом смысле, церемониал — не "событие", привлекающее придворных, а совокупность правил, ритуалов и норм, регулирующих их поведение при дворе. Само придворное сообщество, (т.е. лица высшего и среднего достоинства имевшие доступ ко двору, а также высокопоставленные иностранные гости и представители) не являлось аморфным образованием уже только потому, что помимо прочих включало в себя часть королевских слуг. Кроме того, оно состояло из различных социальных и политических групп и группировок, а также лиц, которым официальный статус позволял присутствовать при дворе. Соотношение элементов этой триады требует тщательного и всестороннего анализа, тем не менее, смею предположить, что ведущая роль на протяжении всего средневековья и раннего нового времени сохранялась за королевским хаусхолдом, который и есть "двор" в узком смысле слова. Король мог часто менять резиденции или на продолжительное время покидать главную из них – Уайтхолл, что собственно регулярно делал Яков I, но он не оставался без двора. Нередко знать и другие присутствующие по каким-либо причинам оставляли монарха (как например Яков I остался один на новогодние торжества 1606-1607 г, что вызвало его крайнее недовольство), но и в этом случае нельзя говорить о том, что двор на какое-то время прекращал свое существование. И только тогда, когда Яков I с небольшим количеством самых ближних слуг из Королевской Спальни отправлялся на охоту в один из загородных дворцов, современники сообщали о том, что король оставил "двор", т. е. хаусхолд. Именно королевскому хаусхолду как государственному институту, составлявшему организационную основу двора, и его слугам посвящена данная диссертация. Под влиянием растущего интереса к механизмам формирования и функционирования тюдоровской и стюартовской элиты исследователи стремились объяснить ее изменившуюся природу и одновременно отыскать адекватное поле ее деятельности. С одной стороны, существенным оказывалось то, что в начале XVII в. претерпевшая значительное изменение элитная среда лишилась прежней социальной однородности. Классическая тюдоровская элита, выступавшая как непоколебимый монолит социального и политического, с приходом новой стюартовской династии постепенно сошла со сцены, уступив место новообразованной. Последняя, не отличавшаяся однородностью происхождения и экономической силой, представляла институт, наделенный исключительно политическими функциями. Именно она стала в сущности ответственной за отработку политических решений. Стремясь определить среду наибольшей активности политической элиты, историки традиционно обращались к изучению Тайного совета и парламента. Королевский двор оставался при этом неприоритетной сферой. Вместе с тем, и парламентский институт, и тот же Тайный совет, имевшие значительное влияние в елизаветинской Англии, с приходом Стюартов потеряли прежнее значение, открыв путь для возвышения статуса придворных институтов. В условиях новой общественно-политической ситуации начала XVII в., Стюарты могли закрепить свой авторитет только при дворе. Изучение стюартовского двора, таким образом, открывает перед исследователями возможность решить две важнейшие проблемы в развитии английского общества первой половины XVII в.: идентифицировать политическое пространство и состав придворной элиты. Вступление на английский престол Якова I Стюарта придало новый импульс развитию абсолютистских тенденций. В системе утверждающегося персонального правления, в условиях исторически сложившегося и достаточно сложного английского государственно-бюрократического механизма, важную роль приобрело ближайшее придворное окружение нового монарха – королевские слуги. Благодаря соединению новых административно-политических тенденций и персонального фактора, королевский двор занял одно из ключевых мест в структуре властных институтов стюартовской монархии. Источниковая база исследования. Круг источников по данной теме достаточно широк и разнообразен, автору видится целесообразным привлечение следующих видов исторических документов. Для реконструкции структуры и эволюции королевского хаусхолда, его отдельных департаментов, системы должностей важную роль играют королевские придворные ордонансы, которые начали издаваться еще с середины XII в. Они позволяют детализировать представления о структуре двора в конкретно-исторический период, обязанностях, функциях и полномочия придворных служб и должностей, а также раскрывают механизмы властных отношений как внутри королевского хаусхолда, так и за его пределами. Особенность придворных ордонансов заключается в том, что механизмы их практического осуществления остаются неясным. Они указывали, как правило, на то, что придворные слуги должны были делать, а не на то, что они действительно делали. В любом случае ордонансы дают самое полное и наиболее законченное описание действовавшего в определенное время королевского хаусхолда. Большую ценность для реконструкции       придворных реалий имеют королевские прокламации, активно издававшиеся первыми Стюартами. Прокламации в основном регулировать вопросы материального обеспечения двора и поддержания должного порядка на его территории. Нередко прокламации являлись ответом на критику двора, раздававшуюся со стороны парламента. Повседневную деятельность придворных служб и отдельных должностных лиц отражают различного рода отчеты, приказы, распоряжения включенные в Календари государственных бумаг (Calendars of the State Papers) составленные в хронологическом ключе на основе рукописных источников, хранящихся правительственных департаментах. Они также содержат сведения об изменениях персонального состава королевского двора, грантах и пожалованиях, выданных королевским слугам. Реальная практика управления двором также отражена в публикациях бумаг из различных частных архивов видных придворных и высших государственных деятелей (например, архив Солсбери). Отдельные аспекты функционирования двора освещает документация других государственных институтов. В начале XVII в. он стал серьезной политической и административной проблемой, поэтому весьма ценны критика, которая раздавалась в парламенте в адрес двора, а также предложения по его реорганизации, обсуждавшиеся на заседаниях Тайного совета Следующая группа источников – это мемуарная литература, которая содержит большое количество разрозненных свидетельств современников о королевском дворе. Мемуары отражают отношение современников к двору в целом и к яковитскому двору в частности. Близкими по своему характеру к мемуарам являются историко-полемические сочинения, посвященные правлению Якова I, написанные его современниками ("Двор короля Якова" Э. Уэлдона, "Двор короля Якова I" епископа Гудмэна, "Традиционные записки" Д. Осборна.). Многочисленной и не менее ценной группой являются эпистолярные источники. Корреспонденция содержит многочисленные сведения относительно расклада политических сил при дворе, о борьбе за придворные должности. Особо следует выделить переписку, которую вел Джон Чемберлен – один из придворных осведомителей. Мемуары и переписка наполняют сухие и краткие официальные документы живыми голосами участников событий. Научная новизна диссертации заключается в том, что это первое в современной историографии исследование, в котором предпринимается комплексное изучение хаусхолда Якова I. Впервые в отечественной исторической науке подробно рассматриваются структура и функции английского двора, исследуется придворный церемониал, а также освещаются административная деятельность и политическая активность высших королевских слуг. Поскольку институты стюартовского двора впервые описываются на русском языке, то возникает потребность относительно подробно осветить эволюцию отдельных служб и должностей, а также разработать необходимый понятийный аппарата. В частности, речь идет о соответствующих названиях отдельных департаментов и должностей. Используемая в работе терминология учитывает не только английские и общеевропейские традиции, отражавшие функциональные назначения придворных должностей и департаментов, но и устанавливает определенные понятийно-категориальные соответствия с практикой царского и императорского дворов России. Практическая значимость работы заключается в том, что она дает представление о роли двора и королевских слуг в политическом развитии предреволюционной Англии, что позволяет скорректировать представление о раннестюартовском "абсолютизме" и дополнить содержание общего комплекса причин английской революции. Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке учебных пособий, лекций, специальных курсов, для написания работ по английской административной истории периода средневековья и раннего нового времени и обобщающих трудов по проблемам развития института двора в целом. Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав и заключения. Содержание глав и параграфов работы отражает структуру королевского двора Англии накануне восшествия Якова I на престол и учитывает те административные и финансовые преобразования, которые были проведены или пытались проводиться в королевском хаусхолде во время правления первого Стюарта. В первой главе анализируется структура и функции Королевской Палаты – высшего департамента королевского двора и те изменения в его организации, которые, на наш взгляд, имели важные социальные и политические последствия для всей государственной системы. Вторая глава посвящена Королевскому Хаусхолду – хозяйственному департаменту королевского двора и попыткам административно-финансовых реформ, которые были вызваны необходимостью сократить расходы королевского двора. В третьем параграфе этой главы рассматриваются Департамент Королевской Конюшни, окончательное выделение которого из под контроля Королевского Хаусхолда приходится на период правления Якова I, а также хаусхолды членов королевской семьи.  В третьей главе анализируются структура и размеры доходов королевских слуг, изменения, произошедшие в этой сфере в период яковитского правления, а также способы продвижения королевских слуг по служебной лестнице, исследуются общие особенности статуса королевских слуг. Глава 1. Департамент Королевской Палаты (Domus Regie Magnificencie) 1.1. Структура Департамента Королевской Палаты  в начале XVII в. Как уже отмечалось, в большинстве исследований, так или иначе затрагивавших проблемы функционирования двора Якова I, акцент делался в основном на исследовании перипетий фракционной борьбы и степени влияния королевских фаворитов на проведение внутренней и внешней политики короны.  Неудачи административных и политических реформ практически не связывались с особенностями развития королевской администрации и механизмов, обеспечивавших обладание государственными и придворными должностями. Внутренняя и внешняя политика представлялась подверженной политической конъюнктуре, и поэтому нелогичной и непоследовательной. В последнее время происходит активная переоценка этой категоричности. Она невозможна без комплексного анализа особенностей функционирования королевского двора как ведущего элемента выдвигаемой историками антитезы "Двор" и "Страна". Поскольку королевский двор являлся тем пространством, где сталкивались различные социально-политические интересы и вырабатывались общегосударственные решения, то анализ собственно придворной политики Якова I и особенностей организации королевского хаусхолда позволит выявить определенную направленность раннестюартовской политики в целом. Уже при первых Тюдорах королевский двор постепенно стал местом сосредоточения социальной и политической элиты королевства, в состав которой, помимо земельных магнатов и высших государственных чинов, вошли королевские слуги и фавориты. При Стюартах притягательность двора значительно возросла. После долгих лет елизаветинской экономии и сдержанности в расходах, связанными с войной, экономическими трудностями и особенностями стиля правления самой Елизаветы, новый король, судя по его правлению в Шотландии, обещал быть более щедрым к своим новым подданным. Королевский двор наполнился знатью, преуспевающими джентри и амбициозной молодежью, ищущими королевской милости, щедрости и доходных мест. Каждый из претендентов приводил ко двору собственных слуг и клиентов. По выражению М. Сматса, королевский двор стал своего рода микрокосмом королевства, организмом с ярко выраженным центром – в лице монарха, но с неопределенной и постоянно меняющейся периферией[24]. Чем ближе к королю находился придворный, сам или через своих клиентов и покровителей, тем больше он имел шансов завоевать королевское расположение, принимавшее формы делегированных монархом властных полномочий, субсидий, подарков, доходных должностей и привилегий. Исследования Л. Стоуна и Дж. Эйлмера показывают, что королевские пожалования были одним из основных источников доходов английской аристократии[25]. Но в начале XVII в. финансовые и административные возможности короны были весьма ограничены. Количество как действительных, так и почетных должностей было в несколько раз меньше числа желавших их получить. К тому же уже в первые месяцы своего правления Яков I проявил чрезвычайную разборчивость в распределении королевской щедрости, отдавая явное предпочтение шотландцам, пришедшим с ним, и избранным представителям английской знати.  Стюарт неоднократно высказывал недовольство чрезмерным количеством лиц, находящихся при дворе, о чем свидетельствуют, выпускавшиеся по этому поводу королевские прокламации[26]. Но эти усилия были тщетны. Развивая двор как социально-политический и культурный центр королевства, первые Стюарты своей практикой постоянно создавали условия для роста численности придворных и для увеличения расходов на содержание хаусхолда. Королевская Палата (King`s Chamber) как высший придворный департамент (Household upper stairs – буквально: Хаусхолд высших ступеней) была призвана регулировать заведенный при дворе порядок и церемониал. Именно она обеспечивала выполнение представительских функций монарха как символа государства и общества.  Значительная часть слуг Палаты составляла почетное окружение государя. В штат Палаты входили ближайшие и самые преданные слуги короля, которые поддерживали частную жизнь суверена. В силу особой близости к монарху члены Королевской Палаты оказывали влияние на политическую жизнь, активно вмешивались в государственное управление. В периоды своего расцвета высший департамент двора был одним из важнейших органов центрального административно-финансового управления государства. К моменту вступления Якова I Стюарта на трон Департамент Королевской Палаты прошел долгую многовековую эволюцию и имел достаточно сложную внутреннюю структуру. Значение Королевской Палаты в административно-политической истории Англии чрезвычайно велико. Она была первым центральным органом управления, из которого, по меткому выражению Т. Таута, "gone out"(вышли) почти все административно-финансовые государственные институты[27]. Высший придворный департамент постепенно сформировался вокруг архитектурно-пространственного центра двора — собственно королевской палаты (саmera regis) — как центрального и самого безопасного помещения в резиденции государя. Первоначально в англосаксонский период это была королевская спальня с прилегающим гардеробом. Спальня быта основным местом пребывания короля, куда пускался ограниченный круг лиц, в том числе самые надежные слуги. В силу этого она вполне естественно стала местом хранения казны, королевских драгоценностей, оружия, документов, книг и церковной утвари. Слуги, которые содержали, хранили и переносили эти ценности, поддерживали соответствующий порядок в спальне, готовили королевскую постель, пользовались большим доверием суверена и свободным доступом в его апартаменты (bedthegns, burthegns; лат. форма: camerarii, cubicularii). Достаточно рано они стали не просто хранителями, но и, с ведома короля, распорядителями этого имущества. С возрастанием и усложнением финансовых операций, увеличением секретарской работы, ростом самого хаусхолда некоторые из камерариев начали специализироваться на определенном виде деятельности. В качестве ближайших слуг короля они стали важнейшим средством реализации его воли за пределами королевской спальни. Это делало их положение достаточно заметным. Не случайно, некоторые из них выступают в роли свидетелей королевских хартий. Тем не менее вряд ли можно считать спальню англосаксонских королей сформировавшимся придворным институтом. Англосаксонский двор был единым, нерасчленимым на структурные элементы, целым. Королевских слуг, скорее всего, следует рассматривать не как лиц, входящих в штат отдельных служб двора, а в качестве членов большой королевской семьи, выполнявших свои обязанности на определенном пространстве и по конкретным обстоятельствам. Процесс внутренней дифференциации двора начался незадолго до нормандского нашествия и был им заметно активизирован. С ростом королевских доходов стало затруднительно хранить государственную казну в спальне государя и постоянно перевозить ее с места на место. При Вильгельме Завоевателе казна (treasury) получила постоянное местоположение в Винчестере и фактически превратилась в центр финансовой системы государства. Constitutio Domus Regis - один из первых придворных ордонансов, созданный при Стефане Блуа в 1135 г., зафиксировал раздельное существование палаты и казны. Однако они по-прежнему рассматривались как тесно связанные части королевского дома, при этом часто дублировавшие деятельность друг друга[28]. Ордонанс Стефана Блуа, представляющий собой список слуг двора с указанием жалования и дневного содержания, рассматривал палату двора (camera curie) как отделенную службу (ministerium) королевского хаусхолда. Уже при Генрихе I Королевская Палата состояла из трех подразделений с отдельным штатом: 1) спальня (camera), как внутренние, личные королевские апартаменты, где король ел, спал и т. д., под неусыпным взором Первого камергера (master chamberlain) и 2-3-х камерариев; 2) camera curie - т.е. Палата как финансовая служба, ведающая доходами и расходами всего двора со штатом из 1-2 камерариев, вероятно заместителями первого камергера; 3) казна (treasury), управляемая первоначально двумя камерариями казны (chamberlains of the treasury), а впоследствии независимым казначеем (treasury), равным по своему рангу Первому камергеру палаты[29]. Если первые два подразделения остались в составе двора, то казна выделилась как хранилище драгоценностей, в XII в. она перешла под подчинение Казначейства (Exchequer). С этого момента Казначейство становится первым государственным ведомством, отделившимся от королевского двора. Оно имело собственный штат и напрямую отчитывалось перед королем.[30] Развитие Казначейства как "публичного", общегосударственного финансового ведомства неизбежно увеличило значение Палаты как "личной" финансовой службы короля, "второго казначейства", постоянно функционировавшего при государе.[31] Являясь частью управленческого аппарата, Палата всегда обладала значительной потенциальной силой. Близость к королю, собственные финансовые ресурсы, наличие компетентного штата делали ее действенным инструментом реализации королевской воли и желаний. Светские слуги, а вскоре и клирики, появившиеся при дворе из-за увеличения объема финансовой отчетности и секретарской работы, являлись доверенными лицами короля. Они часто выполняли различные поручения монарха за приделами хаусхолда. В повседневной деятельности Королевской Палаты на протяжении XII—XIII вв. постепенно возросла роль священников (clergy). Им были переданы финансовые и секретарские посты. Именно в это время появились первые отчеты департамента (rolls). Сама Палата стала своеобразным "питомником для клерикальных управляющих", как выразился Ч. Краймс, своего рода camera clericorum.[32] Впоследствии за многими должностями двора закрепилось название "клерк" или "секретарь" (Clerk of...). Как правило, они возглавляли соответствующий хозяйственный субдепартамент двора или вели его финансовую отчетность. В целом, можно говорить о том, что уже при Генрихе II Королевская Палата была “строго организованным институтом, компетентно укомплектованным и всегда готовым расширить свои функции".[33] В конце XII века за ней закрепляется название camera regis. Значительно большую эффективность в качестве административно-финансового центра Палата приобрела с появлением при Иоанне Безземельном так называемой "малой печати"(small seal). Росту влияния Палаты на систему государственного управления также способствовало прекращение королевских вояжей на континент. В этот период Палата являлась самым расходным институтом короны, поскольку финансировала личные потребности монарха и его военные нужды. Политико-административной роль департамента Королевской Палаты самым тесным образом зависела от устойчивости королевской власти и личности самого монарха. Поэтому быстрому взлету ее влияния во II пол. XII века соответствовало столь же быстрое падение в н. XIII в. Баронская олигархия и малолетство Генриха III поставили Палату под контроль знати и Казначейства. Внутренняя структура феодального хаусхолда во многом была определена архитектурной композицией аристократического дома. Королевский хаусхолд отличался от резиденций знати только своими размерами. Палата (Chamber) и холл (Hall) были обязательными архитектурными элементами этого пространства. Господская палата, как правило, находилась на втором этаже (отсюда ее второе название "upstairs", закрепившееся в титулатуре департамента). Хозяин хаусхолда проводил в ней большую часть своего времени в кругу родственников, друзей и ближайших слуг. Палата была меньше по размеру и вход в нее был менее доступен. Часто к Палате примыкала небольшая комната для хранения вещей — уборная (garderobe). Холл, располагавшийся на первом этаже здания (соответственно –"downstairs"), объединял хозяйственные службы и заполнялся низшими слугами. Иногда холл и палата располагались на одном этаже, тогда в дальнем от палаты служебном конце холла располагались кладовые для вина и провизии. С ростом потребностей господина, с улучшением домашнего комфорта, увеличением количества слуг развивалась внутренняя архитектурно-пространственная планировка палаты и холла, получая свое институциональное закрепление. Палата достраивается определенным количеством вспомогательных комнат и личных покоев для господина и его семьи. Вокруг холла формируются различные хозяйственные комнаты, кладовые со своим штатом. Палата и Холл являлись своего рода архитектурным фоном для высшего общества от лорда до короля. Каждая часть дома имела ответственного (offiсer). Ежедневная жизнь аристократа была связана с большой группой присутствующих подле него лиц, которые составляли своего рода корпоративное единство (familia). Глава хаусхолда контролировал их деятельность и использовал как советников. Внутренняя дифференциация королевского хаусхолда проходила также и на социальном уровне. Палата преимущественно заполнялась знатью и рыцарями, а Холл — представителями средних и низших сословий. Тем не менее, и те, и другие по-прежнему составляли единый организм королевского хаусхолда. В XIII в. из Королевской Палаты в качестве независимого придворного департамента выделился Гардероб (Wardrobe), ответственный за хранение и транспортировку одежды, оружия и других вещей, необходимых для короля и его свиты. К середине XIV в. Гардероб стал ведущим институтом двора, а с укреплением королевской власти и всего государственного управления.  Первоначально Гардероб был просто местом хранения королевской одежды, архива, ценностей, оружия. В период гражданской войны сер. XIII в. и в ходе захватнических войн в Уэльсе, Шотландии и Ирландии он фактически превратился в военное придворное ведомство. Поскольку военным целям была подчинена финансовая система и управление королевства, то Гардероб постепенно стал административно-финансовым центром всего государства. Он получал прямые выплаты из Казначейства, заведовал снабжением и финансовым обеспечением двора и армии короля во время военных компаний. Штату Гардероба, который состоял в основном из священников, было доверено хранение малой печати и ведение всей секретарской работы для нужд короля.  Сложившуюся административно-финансовую систему зафиксировал ордонанс Эдуарда I 1279 г. Согласно ордонансу, самое высокое положение среди королевских слуг занимал хранитель Гардероба (Keeper of the Wardrobe), иногда называемый казначеем всего двора (Treasurer of the Household)[34]. Его ближайшими помощниками были разного рода клерки-секретари Гардероба, которые впоследствии составили основу Гофмаршальской конторы двора (см. глава 2.).  Военные действия требовали постоянного и высокого финансирования, которое стало теперь зависеть от ассигнований парламента. Это обстоятельство усилило контроль над хаусхолдом со стороны Казначейства. В начале XIV в. серией ордонансов был фактически установлен баронский контроль над королевской администрацией, в частности над Казначейством и Гардеробом. Назначения на высшие должности должны были осуществляться с баронского согласия, устанавливался контроль за использованием малой государственной печати, а все расчеты должны были производиться через Казначейство. С этого момента начинается выделение Государственной Канцелярии, в ведение которой переходит малая печать. Штат Канцелярии, независимый от глав придворных служб, вел переписку от имени короля, составлял разного рода документы, хранил королевский архив . Через него проходили все прошения и петиции, направляемые к королю.  Таким образом, в XIV веке королевский Гардероб теряет значение ближайшего канала передачи королевской воли среди как государственных, так и придворных институтов. Поскольку он не мог “покинуть двор”, обеспечивая сохранность королевского платья и других жизненно необходимых вещей, то со временем он превратился в рядовой придворный субдепартамент, выполнявший чисто хозяйственные функции. В период активизации военных действий значение Гардероба временно возрастало (например, при Эдуарде III и Генрихе V), но он уже не мог обеспечить возросшие военные потребности монарха. В 1406 г. под давлением палаты общин пост хранителя Гардероба был передан светскому лицу.[35]  К началу XVII в. Гардероб разделился на несколько независимых друг от друга служб. Большой Гардероб (Great Wardrobe) практически отделился от двора, т.к. он обеспечивал ливреями, парадными одеждами большую часть государственных служащих. В структуру Департамента Королевской Палаты был включен Личный Гардероб короля (Privy Wardrobe of the Robes). Его возглавлял хранитель мантий (Gentleman of the Robes). Кроме секретаря, йомена и нескольких камер-юнкеров в штат входили портные (tailors) и чистильщики (brashers). В состав “верхнего департамента двора” также входил Спальный гардероб (Removing Wardrobe of the Beds), который обеспечивал изготовление, хранение, чистку и стирку белья для королевской постели. Его возглавлял хранитель в звании клерка (Clerk of the Wardrobe). Ему подчинялись заместитель, в ранге йомена, камер-юнкеры, камер-пажи и секретари.  Одновременно с падением Гардероба начинается возрождение Королевской Палаты. Среди всех придворных департаментов она обладала тем преимуществом, что имела наибольшую близость к королю. Кроме того Палата была единственной придворной службой, находившейся вне финансового контроля Казначейства и административного контроля баронов. Поэтому естественно, что она стала одним из средств укрепления королевской власти. На короткий период Палата стала мощнейшим финансовым ведомством страны. Она была обеспечена доходами от конфискации земель и имуществ. Ей были переданы так называемые “chamber manors” (палатные маноры). В ее распоряжения поступали крупные суммы от иностранных банкиров. Именно в этот период фактически сформировалась личная королевская казна, так называемый “личный кошелек короля”(privy purse). Она впоследствии обеспечивала известную финансовую независимость монархов, в том числе и Якова I. В то же время Палата постепенно восстановила свои административные функции. Определенную роль в этом сыграло появление тайной печати (secret seal) и второй печати для имущественных дел (griffin). Во время активизации военных действий Палата иногда действовала как военный секретариат (например, при Эдуарде III и Ричарде II).[36] Финансовое главенство департамента было недолгим. Рост военных расходов и сокращение земельных доходов привели к увеличению субсидий из Казначейства. В 1356 г. все коронные земли были переданы в распоряжение этого ведомства. Позднее тайная печать перешла в распоряжение Департамента малой государственной печати или Канцелярии (Signet office), а пользование второй печатью было прекращено.[37]  Очередное восстановление Королевской Палаты как общегосударственного административно-финансового органа приходится на время правления первых Тюдоров. В этот период в структуре самой Палаты происходят важные изменения, призванные обеспечить выполнение этой задачи.  С годами правления Генриха VII связан последний всплеск финансовой активности департамента, которая выходит далеко за придворные рамки.[38] Казначей департамента (Treasurer of the Chamber) стал главным распорядителем почти всех королевских доходов за исключением парламентских субсидий, тем самым, взяв на себя функции Казначейства. Средства поступали, минуя последнее ведомство, прямо в Королевскую Палату. Наконец, была введена система отчетов всех государственных и придворных департаментов перед самим королем и его аудиторами. Ведущую роль в создании новой финансово-фискальной системы играл сам Генрих VII. Он был достаточно деятельным государем, чтобы управлять и контролировать ее работу самостоятельно.[39] Первоначально главной целью финансовых реформ первого Тюдора было установление прямого, эффективного контроль над доходами от коронных земель. Позднее, в связи с успехом предпринятых мер, система была распространена на другие источники доходов.[40] Казна Палаты стала фундаментом тюдоровской финансовой системы. Поскольку государственные финансы стали зависимы от деятельности и организации хаусхолда, то возникла потребность в его реформе, ввести систему административного и финансового отчета и контроля за придворными департаментами. Но они были проведены только в 1526 г. У. Ричардсон считает, что административно-финансовая деятельность государства в этот период строилась на принципах "хаусхолд-управления", к которым он относит централизацию и личный королевский контроль.[41] В первые годы правления Генриха VIII эта система получила дальнейшее развитие. Новый король не проявлял особого интереса к управлению финансами государства. Система управления и финансового контроля стала более формализованной и бюрократизированной, особенно при Уолсли. На короткий срок (1520-1530 гг.) казначею Палаты было передано право выплачивать жалование слугам всего двора, которое затем перешло к казначею-кассиру Гофмаршальской конторы (Cofferer). Казначейство теперь лишь хранило отчеты и предоставляло сведения о должниках. Дж. Элтон отмечает, что ни один монарх до Генриха VIII не располагал таким эффективным органом, контролировавшим сбор налогов (около 100.000 ф. в год)[42]. После смерти Уолси ассигнования на содержание Хаусхолда были возвращены в Казначейство. В период кромвелевских реформ и позднее при Марии Тюдор Королевская Палата окончательно уступила роль финансового центра государства Казначейству. Однако многие методы управления, ранее использованные в деятельности Палаты, были сохранены[43]. Не менее, а в перспективе и более важные изменения произошли при первых Тюдорах в структуре самого Департамента Королевской Палаты.  Начиная с XIV в., Королевская Палата наряду с Королевским Холлом являлась важнейшим подразделением в придворной машине, обслуживающей монарха. На фоне постепенного падения роли Холла на протяжении XV - XVI вв. Палата приобретает все большее значение как центр двора. Ее структура постепенно усложняется, а штат постоянно растет. Влияние ее высших должностных лиц распространяется на прикрепленные к Палате подразделения. Несмотря на то, что уже в то время в архитектурно-пространственном смысле Королевская Палата представляла собой комплекс отделенных друг от друга комнат, это не отразилось на внутренней организации департамента. Все слуги Палаты имели доступ во все ее части[44]. Развитие внутренней структуры Палаты началось с выделения королевской столовой со своим собственным штатом (Dyneing chamber). Ей стала противопоставляться внутренняя комната (inner chamber). При Генрихе VII, внутреннее строение департамента еще более усложнилось. Палату составляли “Great Chamber” (большой приемный зал), “Second Chamber”(столовая комната) и “Secret Chamber”(спальня и личные апартаменты монарха). Две последние правления Генриха VIII стали именоваться “Present Chamber” и “Privy Chamber”[45]. Каждой из палат отводился собственный штат, действующий на строго отведенной ему территории. Особо ограничивался доступ в королевскую спальню. Процесс внутреннего разделения Палаты, начатый Генрихом VII (измена Лорда-камергера двора Уильяма Стенли заставила ограничить доступ в личные апартаменты), был продолжен созданием Ближней комнаты при Генрихе VIII (1522) и завершен в начале XVII в. выделением из последней Королевской Спальни (Bedchamber). При Якове I Стюарте Спальня получила статус полуавтономного департамента двора. С выделением личных королевских апартаментов фактически была проведена граница между публичной и частной жизнью монарха. По выражению Д. Старки, эта часть пространства двора была как бы “вырезана из остальной Палаты”[46].  При Тюдорах двор стал полноценным и единственным социально-политическим центром страны. Вековое противостояние королевского Хаусхолда и дворов провинциальных магнатов было снято. В XVI в. двор стал местом притяжения для социальной элиты и ареной политической борьбы. Эта борьба постепенно эволюционирует от традиционного противостояния королевской власти и провинциальной аристократии к борьбе между группировками знати за влияние и преобладание при дворе. Противоборствующим фракциям стало чрезвычайно важным контролировать придворные структуры. Знать стремилась занять ключевые придворные посты. Вследствие этого статус королевских слуг возрос и приобрел значительный политический вес. Главным образом это касалось назначений Департамента Королевской Палаты, который привлекал лиц более высокого положения, чем Департамент Дворцового хозяйства. Главой высшего департамента двора являлся Лорд-камергер (Lord Chamberlain). В отечественной литературе к. XIX - н. XX вв. он именовался по аналогии с Российским императорским двором Министром двора.[47] Это была вторая по своему положению придворная должность, а также чрезвычайно важный и влиятельный пост в масштабах всего королевства. Он входил в состав Тайного совета и правительства. Являясь одним из высших слуг короля, глава Королевской Палаты назначался лично монархом, с XVI в. – только из пэров. К XVII в. должность Лорда-камергера прошла долгую и значительную эволюцию. Одна из особенностей англосаксонской модели двора, в отличие от континентальной, заключалась в том, что не существовало должности главного управляющего королевского дома. Не было при дворах англосаксонских королей и слуги, которого можно бы было рассматривать в качестве старшего в Королевской Палате. Можно говорить лишь о некоторой специализации слуг палаты и прилегающего гардероба (например, среди камерариев - camerarii - выделялись слуги, отвечавшие за хранение королевского гардероба и казны). Среди слуг палаты не было того, кто бы руководил всем ее штатом и чье бы влияние выходило за пределы королевской резиденции. Номинальным управляющим двора и палаты был сам король. В то же время очевидно, что существовала группа слуг, находившихся в подчиненном положении по отношению к упомянутым камерариям[48]. Выделение первого управляющего среди камерариев палаты началось после нормандского завоевания. Нормандский двор строился по модели каролингского двора, где камергер, или камерарий (camerarius), главенствовал над штатом спальников (cubicularii). Должность камергера, скорее всего, была заимствована из церковной практики, где в каждом монастыре и соборе существовали свои управляющие. Они ведали финансовыми и хозяйственными делами, обеспечивали запасы для церковных нужд и передавали распоряжения от имени главы церковного учреждения. Позднее при франкском дворе должность приобрела статус Grand chambrier de France, который держал королевскую палату как фьев. Трудно сказать, в какой мере модель нормандского двора распространилась в Англии. Большинство исследователей считает, что завоевание не повлекло за собой резких изменений в этом направлении, а “феодальные черты в англо-нормандской курии скорее дополнили, чем заменили административную систему древнеанглийских королей”.[49] Изменения развивались на старой основе. Ядром управления по прежнему оставался королевский хаусхолд, центром которого, была Королевская Палата. Должности слуг нормандского двора почти не отличались от должностей, которые существовали при дворе Эдуарда Исповедника. Так, в Книге Страшного суда упоминались те же камерарии, которые существовали в предыдущий период. Но в то же время в нормандский период начался процесс служебной дифференциации и разделения полномочий. Постепенно выделилась должность Первого камергера двора (magister camerarius).[50] Вскоре она стала почетной и наследственной. Это отразило общую тенденцию развития высших придворных должностей в этот период.  Появление почетных эквивалентов придворных должностей было вызвано необходимостью создать должное окружение монарху. Должность magister camerarius totius Angliae была передана графам Оксфордам в середине XII в. и сохранялась за ними на протяжении многих веков. То же самое произошло с должностями Первого Стюарда, Маршала и Констебля двора. Они были закреплены за определенными графскими титулами и носили почти исключительно почетный и церемониальный характер. Их обязанности исполнялись только во время важных государственных церемоний, таких как коронация, и не были сопряжены с какой-либо специфической сферой административной деятельности. Например, Лорд Великий Камергер (Lord Great Chamberlain) прислуживал монарху во время его облачения в день коронации, а также епископам и пэрам во время церемонии возведения в достоинство. Реальную работу в королевской палате, как и в предыдущий период, продолжали выполнять несколько камергеров, которым подчинялись другие слуги Палаты. Камергеры были, как правило, людьми рыцарского достоинства. За свою службу при дворе они наделялись землей (serganties of land) и получали различные привилегии. В XIII в. в связи с тем, что придворное и государственное управление сосредоточилось в Гардеробе, Палата отошла на второй план. Ее штат и обязанности слуг почти не рассматривались в придворных ордонансах. Например, о Палате молчит ордонанс 1279 г., подробно описывающий состав и функции Гардероба. В месте с тем в книге Флета (Fleta) говорилось о camera regis как о наиболее достойном из всех департаментов двора, подчеркивалась его тесная связь с королем[51]. Исключительно близкое положение слуг Палаты к королю всегда оставалось их потенциальной силой, которая раскрывалась, как только происходило укрепление королевской власти. Возвышение Палаты в XIV в. привело к росту ее штата и более строгому разграничению полномочий, обязанностей слуг, к развитию внутренней иерархии департамента. Если при Эдуарде I звание camerarius относилось к любому члену данного департамента, то начиная с Эдуарда II оно применялось только к старшему камергеру Королевской Палаты[52]. Он стал руководителем всех служб Королевской Палаты и главным распорядителем на данной территории дворца. Он мог запретить находиться здесь баронам во время отсутствия короля. Йоркский ордонанс 1318 г. рассматривает камергера Палаты как третье лицо в придворной иерархии, вслед за стюардом, или гофмаршалом двора, и хранителем Королевского Гардероба. Камергер имел такое же жалование и сопровождение (рыцарь и три оруженосца), как и гофмаршал. С этого же времени он становится одним из постоянных членов королевского совета. Отличие положения старшего камергера Палаты заключалось в том, что на его назначение не требовалось согласие баронов. Он, как и весь штат Палаты, зависел только от короля. Рост его административного и политического влияния, как и восстановление значимости всего департамента, стал ответом королевской власти на подчинение знатью других государственных и придворных институтов (Гардероб, Казначейство, Канцелярия и др.). Позднее с окончательным падением Гардероба и превращением его в рядовой субдепартамент двора административная власть первого королевского камергера (King’s Сhamberlain) распространяется на весь Департамент “высших ступеней”. Службы “высшего” департамента стали ответвлениями Королевской Палаты, ее субдепартаментами (Offices of the King’s Chamber или просто Chamber). В конце XIV - XV вв. пост первого камергера приобретает все большее политическое значение. Именно через него осуществлялся доступ к королю и поступали петиции на имя монарха. Он часто выступал связующим звеном между королем и парламентом, мог быть членом регентского совета, как например, при малолетстве Ричарда II[53]. Возросшее значение поста отражает тот факт, что с XV в. он все чаще занимается лордами[54], первоначально, как правило, это были личные друзья короля[55]. Высокое положение должности зависело от способности занимавшего ее лица контролировать королевскую казну, доступ в Палату различных персон и прохождение корреспонденции к монарху. С 1429 г., когда был составлен первый официальный порядок следования степеней достоинств и должностей (Order of all States of Warship and Gentry of England), пост королевского камергера давал преимущество занимавшим его лицам среди представителей того же достоинства. В XVI в. высокий статус управляющего Королевской Палатой закрепляется в титулатуре должности (Лорд-камергер—Lord Chamberlain of the King’s Household). На протяжении XVI в. Лорд-камергер все больше отходит от непосредственного вмешательства в деятельность субдепартаментов Палаты. Происходит определенное ограничение его юрисдикции. При первых Тюдорах из сферы его влияния была выделена “Ближняя комната” (Privy Chamber) или “внутренняя палата”(inner chamber), где были сосредоточены ближайшие слуги короля, подчиненные только монарху. За Лордом-камергером остался контроль над “внешней палатой”, т.е. комплексом остальных служб высшего департамента двора. Это разделение несколько потеряло свое политико-административное значение во время правления Марии и Елизаветы Тюдор, поскольку штат “внутренней палаты” состоял в основном из фрейлин, которые не имели политического влияния. Попыткой ограничить власть Лорда-камергера стали кромвелевские реформы двора конца 30-х годов XVI в. Т. Кромвель стремился превратить двор в типичный административно-государственный институт, основанный на бюрократических принципах управления, свободных от вмешательства короля и придворных. По мнению Д. Элтона, его целью было ликвидировать зависимость всей административной системы и, как следствие, всегда существующую угрозу ее падения, от личности монарха и характера его окружения[56]. Поэтому Кромвель старался уменьшить влияние Королевской Палаты и ее высших слуг на управление двором в целом. Были существенно сокращены доходы Палаты, из-под ее контроля были выведены доходные суды и коронные земли. В составе департамента большую независимость и вес приобрели секретарские службы во главе с Канцлером, которые постепенно отделяются от двора. Пост Лорда-камергера двора был ликвидирован, а Департамент Королевской Палаты был подчинен Лорду-стюарду, главе хозяйственного департамента двора. Над Палатой был установлен контроль со стороны Гофмаршальской конторы. Эти преобразования оказались недолговечны. После смерти Кромвеля в 1540 г. прежняя система была восстановлена под давлением высших придворных слуг. Тем не менее, Кромвелю частично удалось ослабить вмешательство придворной элиты в государственное управление. Действительное значение поста Лорда-камергера возрождается с 1546 г., когда его занял граф Эрандел. В дальнейшем, как правило, на должность назначался один из фаворитов монарха[57]. В основном это были представители влиятельнейших английских фамилий и придворных фракций, например, при Елизавете: Говарды и Хандзоны. То, какое значение придавалось этому посту, видно из того факта, что Яков I Стюарт на следующий день по прибытию в Теобальдс 3 мая 1603 г., где он принял английский двор и государственное управление в целом, назначил на эту должность Томаса Говарда, впоследствии графа Суффолка. Это было одним из ключевых назначений нового двора, поскольку Лорд-камергер контролировал почти всех слуг, кто нес службу непосредственно в присутствии короля; исключение составляли только слуги Королевской Спальни. Т. Говард был католиком, сыном герцога Норфолка[58]. Во второй половине елизаветинского правления он сделал карьеру на флоте, став Лордом-адмиралом в 1599 г. В 1601 г. он руководил арестом королевского фаворита, а впоследствии мятежного графа Эссекса. Уже с конца 1602 г. Говард реально руководил Королевской Палатой при лорде Хандзоне, который формально занимал пост Лорда-камергера.  Говард встретил Якова I в Теобальдсе, где Госсекретарю Сесилу стоило определенных усилий добиться разрешения нового короля передать ему столь важный пост. Т. Говард занимал его с 4 мая 1603 по 10 июня 1614 гг. В первые годы яковитского правления уже в качестве графа Суффолка он был одним из лидеров происпанской и прокатолической фракции Говардов при дворе. Он принял активное участие в переговорах по заключению мира с Испанией в 1604 г. Хотя Суффолк впоследствии и отказался от испанской пенсии, в отличие от многих придворных, но известно, что ее получала его жена[59]. Являясь руководителем Королевской Палаты, Суффолк был членом большого количества правительственных комиссий и комитетов, в том числе по расследованию "Порохового заговора". С 1612 г. он входил в комиссию по осуществлению полномочий поста Лорда-казначея, который он впоследствии занимал с 1614 по 1619 гг. до отставки в связи с обвинениями в коррупции. В интересах семьи Говардов Суффолк поддержал развод своей дочери с графом Эссексом ради ее брака с шотландским фаворитом Якова I Робертом Карром. Суффолк стал своего рода разменной монетой в отношениях между Яковом I и тюдоровской аристократией в интересах шотландских слуг нового короля. Возглавив Королевскую Палату, он, тем не менее, был лишен возможности вмешиваться в деятельность шотландских слуг Королевской Спальни, а со временем должен был сыграть роль их покровителя при дворе, чтобы затем уступить свое место первому среди придворных шотландцев, тому же Р. Карру. Р. Карр, граф Сомерсет занимал пост Лорда-камергера Палаты с июля 1614 по 1615 г. Карр в качестве пажа сопровождал Якова Стюарта в Англию, где в связи принятием Яковом I английского придворного стиля потерял место при дворе. Некоторое время Карр находился во Франции, а вернувшись, был принят в свиту ведущего королевского фаворита и советника Джорджа Хоума. В 1607 г. во время турнира Карр обратил на себя внимание короля, упав с лошади и сломав ногу на его глазах, и был включен в Спальню, после чего, собственно, и начался его резкий взлет. Король включил его в состав Королевской Спальни. В 1609 г. Яков I обеспечил Карра землей, конфисковав имение у У. Рэли. В 1611 г. Карр получил титул виконта Рочестера и кавалера Ордена Подвязки, позже был включен в совет. В 1612-1613 гг. Карр являлся действительным Госсекретарем королевства, 1613 г. он стал графом Сомерсетом, и наконец 1614-1615гг. был Лордом-камергером двора (подробнее о его политической роли см. в п.1.2.). Третьим Лордом-камергером Палаты с 1615 по 1625 гг. был Уилиям Герберт, граф Пемброк, лидер "протестантской" фракции при раннестюартовском дворе. В первую половину правления Якова I Пемброк активно поддерживал политику Госсекретаря Р. Сесила. Он пользовался доверием королевы Анны. Его союз с министром стал возможен благодаря протестантской ориентации последнего в конце его жизни. В 1611 г. Герберт был включен в Совет. Таким образом, ему удалось закрепиться при яковитском дворе, где он встретил сопротивление со стороны клана Говардов. Один из Говардов Лорд-адмирал, граф Нортгемптон после смерти Сесила злорадствовал, что кроме Пемброка почти "никто не проронил слезы о смерти Сесила"[60]. Пемброк был одним из немногих, кто выдержал до конца траур по министру. Говарды еще при Сесиле видели своих главных оппонентов не в профранцузских шотландцах, а в политическом пуританизме, который олицетворял Пемброк. Пемброк нашел новых союзников в лице архиепископа Эббота, Лорда-канцлера Элесмера и своего старого соперника графа Саутгемптона. Наметившийся было союз Пемброка с королевским фаворитом Р. Карром распался из-за их соперничества за пост Шталмейстера и брака фаворита с леди Эссекс из семьи Говардов. Пемброк рассматривал пост Шталмейстера как возвращение части семейной собственности – ранее пост принадлежал его родственникам Лестеру и Эссексу. Пемброк был весьма прагматичным политиком. Он осознал, что в данный момент(1612-1613 гг.) открытая конфронтация бессмысленна, и отошел на второй план. Это несколько успокоило Якова I и создало видимость согласия при дворе. Король стал подумывать о том, чтобы передать пост Лорда-камергера Пемброку, но его опять обошел Карр. Только после его падения и краха семьи Говардов Пемброк получил долгожданный пост. Это была своеобразная уступка со стороны короля. Яков I никогда особо не покровительствовал ему, но считался с ним и уважал. Возглавив Королевскую Палату, Пемброк не изменил политические взгляды. Граф попытался восстановить авторитет поста Лорда-камергера, несколько пошатнувшийся в связи совмещением Карром этой должности с членством в Спальне. В частности, он старался ограничить внешнеполитическую активность слуг Спальни посредством восстановления административного контроля над контактами с иностранными послами[61]. Кстати, по свидетельству герцога Ньюкастла, Пемброк сам всю жизнь стремился войти в Спальню[62]. У него возникли трения с герцогом Бэкингемом из-за прав Лорда-камергера на патронаж по отношению к младшим и средним слугам двора, куда стал активно вмешиваться новый фаворит. В последующие годы граф Пемброк вел активную парламентскую деятельность, критикуя Бэкингема и идею испанского брака. В 1621 г. он придерживался умеренной позиции в деле Бэкона и был против лишения его пэрства. Его противостояние с Бэкингемом стало причиной того, что граф отказался открыто поддерживать объявление войны Испании. В последующие годы Пемброк был вынужден примириться с Бэкингемом, а во внешней политике поддержал мир с католической Францией, в интересах своего наследника племянника Филиппа Герберта, который был женат на дочери фаворита. В качестве главы департамента Лорд-камергер выполнял важные административные и церемониальные обязанности. Он осуществлял общее руководство деятельностью субдепартаментов Палаты и контролировал назначение на многие придворные должности, прежде всего руководителей разного рода служб “высшего” Хаусхолда. Своим авторитетом Лорд-камергер гарантировал права и привилегии королевских слуг. Именно к его авторитету обращался в 1610 г. Лорд-казначей, когда утверждал, что никогда не отрицал право короля откладывать и прощать долги королевских слуг.[63] В 1604 г. парламентарии сомневались в том, имеют ли они право самостоятельно наказать провинившегося во время церемонии открытия первого стюартовского парламента королевского стражника или это относится к исключительным полномочиям Лорда-камергера. Видимо, было признано последнее, поскольку нижняя палата ограничилась лишь устным внушением незадачливому стражнику[64]. Все приглашения ко двору также проходили через Лорда-камергера. Он заведовал содержанием королевских дворцов. Кроме собственно королевского двора, под его опекой находились дворы королевы и принца. Символами власти Лорда-камергера являлся белый жезл и золотой с драгоценными камнями ключ. Во время церемонии похорон умершего монарха Лорд-камергер ломал жезл над своей головой, это означало прекращение его полномочий. Управляющий Департаментом Королевской Палаты отвечал за устройство особо важных государственных церемоний, таких как коронация, крестины, свадьбы, похороны королевских особ. Он руководил обедами свиты в присутствии монарха, контролировал соблюдение порядка следования среди приглашенных и разбирал возникавшие в связи с этим споры.[65] Во время представления приглашенных королю Лорд-камергер должен был стоять позади монарха и объявлять персону подходящую к трону. Кроме того, глава Королевской Палаты выполнял ряд представительских и церемониальных функций. Он руководил организацией приема иностранных представителей и гостей и даже мог потребовать от лондонских горожан предоставить им жилье.[66] Лорд-камергер выдавал церемониальным службам двора предписания (orders) на осуществление соответствующих мероприятий по организации приемов иностранных послов и представителей и контролировал порядок следования участников церемоний. Центральным пространством владений Лорда-камергера при раннестюартовском дворе, получившим церемониальное закрепление, стала Приемная палата. Именно там Лорд-камергер как руководитель Департамента Королевской Палаты встречал иностранных послов или членов королевской семьи во время различных церемоний, когда все слуги хаусхолда располагались в различных местах дворца согласно "их места службы" (office)[67]. Отдельной обязанностью Лорда-камергера был контроль над деятельностью лондонских театров, их лицензирование и цензура спектаклей, для чего под его подчинением находился небольшой штат цензоров. Естественно, что один человек не мог выполнять такое большое количество обязанностей одновременно, при этом принимая активное участие в политической и придворной жизни. Он перекладывал значительную часть своих обязанностей на подчиненных, оставляя за собой общее руководство департаментом и церемониальные функции. Ближайшим помощником Лорда-камергера и его заместителем был Вице-камергер (Vice-chamberlain). Он выполнял функции главы департамента в его отсутствие. Вице-камергер считался одним из высших постов при дворе. Наделенный властными полномочиями над другими слугами, он входил в так называемый “белый штат” двора (whitestaves) (по цвету белых жезлов - символов этой власти). Согласно Элтемским ордонансам, Вице-камергер Палаты осуществлял проверки штата Королевской Палаты, чтобы выявлять среди ее слуг тех, кто по болезни, некомпетентности или ввиду отсутствия определенных качеств не должен был служить в высшем департаменте двора[68]. Он также нередко входил в состав Тайного совета. Кроме того, Вице-камергер был хранителем ключей королевского дворца. Первоначально при Генрихе VII Вице-камергер был также капитаном королевской стражи (Captain of the King’s Guard). Должности были разделены при Елизавете, после чего статус Вице-камергера несколько упал. Когда при дворе находился Лорд-камергер, то формально не было необходимости в присутствии Вице-камергера. Но в случае возможного длительного отсутствия главы Палаты в королевской резиденции, его заместитель должен быть вызван ко двору. Так произошло в 1619 г., когда Лорд-камергер граф Пемброк вместе с другими высшими королевскими слугами был послан Яковом I в Шотландию, а Вице-камергер Джон Дигби прибыл, чтобы "заменить [его] и представлять эту должность"[69]. С 1601 по 1616 гг. пост Вице-камергера двора занимал Джон Стенхоп, близкий друг и сосед по имению Р. Сесила. Госсекретарю стоило больших усилий отстоять за Стенхопом эту должность при формировании нового двора. Яков I считал, что в соответствии с идеей равного представительства англичан и шотландцев во властных структурах пост Вице-камергера должен быть передан шотландцу. В связи с этим на Стенхопа оказывалось очень сильное давление, и он был вынужден реже бывать при дворе. В конце концов, в феврале – марте 1616 г. Стенхоп был вынужден под давлением писем от короля передать пост, но не в пользу шотландца, а Джону Дигби, который был активным сторонником испанского брака принца Карла.[70] К тому времени проблема унии отошла на второй план, а внешняя политика во многом зависела от расклада внутриполитических сил. Д. Дигби занял пост Вице-камергера по возвращении из Испании в марте 1616 г. До этого он был камергером Ближней Палаты (с 1605 г.) и королевским стольником. В 1606 г. Дигби был посвящен в рыцари. В 1610-е гг. он неоднократно являлся послом в Испании, активно подготавливая "испанский брак", за что в 1618 г. получил баронский титул, а в 1622 г. – титул графа Бристоля. Несмотря на частые отлучки на континент, Дигби успевал активно вмешиваться во внутреннюю политику и в управление двором, в частности, участвовал в распределении придворных постов и организовывал встречи испанских послов с королем[71]. В конце правления Елизаветы и при Якове Стюарте должность Вице-камергера часто совмещалась с постом казначея Королевской Палаты (Treasurer of the Chamber). Он отвечал за расходы департамента, его казну, рассчитывал годовой бюджет Палаты и выплачивал жалование ее слугам. Казначей Королевской Палаты вместе с казначеем-кассиром низшего департамента были главными финансово-ответственным лицами двора. На их имя Казначейство выделяло средства предназначенные для содержания хаусхолда[72].  В 1618 г. казначеем Палаты был назначен Уилиям Ювидейл (Uvedale). Пост был отделен от должности Вице-камергера в силу частого отсутствия Д. Дигби в зарубежных посольствах и У. Ювидейл стал действительным финансовым управляющим Палаты. Должность казначея Палаты была введена в первые годы правления Генриха VIII. С момента ее учреждения завершилось создание административно-финансовой системы раннетюдоровского периода. В это время Палата стала центральным финансовым ведомством государства. Ей были переданы доходы от коронных земель и от доходных судов. Но, как уже отмечалось, эта система просуществовало не долго – до реформ государственного управления Т. Кромвеля, когда казначей Палаты был поставлен в зависимость от государственного Казначейства. Он должен был предоставлять туда регулярные отчеты, после чего получал ассигнования на нужды департамента. Занятие финансово-ответственного поста всегда было сопряжено с риском сокращения собственных доходов и даже разорения[73]. Подобно другим финансовым должностям, казначей Королевской Палаты нес личную ответственность за доходы и расходы своего ведомства, вплоть до покрытия дефицита и долгов бюджета из собственного кармана. На протяжении всей второй половины XVI в. Королевская Палата постоянно испытывала нехватку средств. Суммы, поступавшие из Казначейства, с трудом покрывали растущие расходы департамента. Большая их часть шла на устройство придворных церемоний и развлечений (маскарады, спектакли, игры, рыцарские турниры), прием иностранных постов и выплату жалования слугам. Последнее иногда даже задерживалась, и часть оплаты некоторых групп слуг департамента была переведена в Счетную Палату низшего департамента. Расходы еще более возросли с вступлением на престол Якова I Стюарта. Пытаясь преодолеть собственную стесненность в средствах, он выделил часть поступавших в Палату ассигнований в распоряжение своего личного казначея (Keeper of the Privy Purse, буквально — хранитель "личного кошелька"). Личный казначей короля хранил наличные деньги, из которых должен был оплачивать повседневные расходы монарха. Должность личного королевского казначея была создана Генрихом VII, но до начала XVII в. она объединялась с постом королевского постельничего. При Якове это уже самостоятельная фигура в составе Королевской Спальни. Как правило, пост занимал один из королевских фаворитов. Личный королевский казначей, единственный из всех финансово-ответственных постов двора, не отчитывался ни перед кем, кроме короля. Отчеты о его расходах прекратили поступать в Казначейство именно при первом Стюарте (с 1605 г.), когда пост занимал один из шотландцев— Джордж Хоум[74]. Показательно, что расходы "личного кошелька" короля за первые пять лет правления Якова I возросли в 5 раз по сравнению расходами за тот же срок в последние годы правления Елизаветы. Это один из самых высоких приростов королевских расходов в процентном отношении, сравнимый только с процентом роста содержания всего королевского хаусхолда в целом[75]. В конце правления Елизаветы отмечалась тенденция к сокращению ассигнований на ее личную казну и к переводу ее личных расходов на попечение Казначейства. Их основу составляли обыкновенные бытовые расходы королевы на одежду, седла и т.д. С приходом Якова I эта тенденция была остановлена, и роль "личного королевского кошелька" резко изменилась. В 1606 г. Хоум оставил пост канцлера государственного Казначейства, после чего поступления из государственного финансового ведомства в распоряжение личного королевского казначея сократились. По подсчетам Н. Кадди, в 1603-1605 гг. в "личный кошелек" короля поступило около 23.000 ф., а в 1605-1611 гг. всего 11.600 ф.[76]. Ф. Дитц оценивает расходы личного казначея за первые полные три года правления Якова Стюарта 1604-1606 гг. в 25.500 ф., а за следующие три года (1607-1611) в 10.750 ф.[77] Казалось бы на лицо явное снижение личных королевских расходов, но эти подсчеты не учитывают экстраординарных поступлений, которые резко возросли. В действительности произошло изменение источников для ассигнований "личного кошелька" короля, потому что Казначейство не могло в должной мере обеспечить непостоянные по своей природе и чрезвычайные по своему объему потребности короля. Произошло своеобразное перераспределение финансовой ответственности между Казначейством и личным казначеем Якова I. Главное место в расходах личного казначея заняло не обеспечение материальных потребностей короля, что перешло в руки Казначейства и казначея Королевской Палаты, а распределение денежных наград, подарков, пожалований в пользу ближайших королевских слуг Якова I. "Личный кошелек" превратился в своего рода финансовую службу двора для обеспечения важных услуг и неотложных дел в интересах короля.[78] Значительное количество средств поступало в обход Казначейства. Например, в июле 1614 г. 5.400 ф. поступило от новых барристеров (serjeants-at-law) в качестве должностных вступительных взносов, а в 1619 г. — 6.000 ф. от лондонского Сити за подтверждение хартий. При этом большинство поступлений в "личный кошелек" не предназначалось для общественного ознакомления. Дополнительно часть сумм для личных королевских расходов выделялась из Большого Королевского Гардероба, которым одно время также руководил шотландский фаворит Якова I и камергер Спальни Джеймс Хей (Hay)[79], а в 1620-е гг. значительные средства поступали через Бэкингема от продажи титулов и должностей. Хранитель личного кошелька Д. Хоум проявлял высокую политическую и административную активность на других постах, через него Яков I фактически осуществлял управление Шотландией, что вызывало необходимость в частых отъездах фаворита из Англии. Поэтому практическое ведение расходов и поступлений "личного кошелька" с 1606 г. находилось в руках заместителя и слуги Хоума Роберта Джосси.[80] Джосси вел бухгалтерию и выдавал средства из личной королевской казны до 1611 г. Джосси как камер-юнкер, или грум, входил в состав Королевской Спальни, помимо того, он являлся грумом Малого или Личного Королевского Гардероба, т.е. принимал участие в церемонии облачения монарха. С 1611 г. "личный кошелек" Якова I был снова передан непосредственно в руки одного из ведущих шотландских королевских слуг Джона Марри (Murray)[81]. Он сохранил его до конца яковитского правления. Марри, позднее шотландский граф Аннандейл, занимал одно из ключевых мест в системе патрон-клиентных и политических отношений раннестюартовского двора. Его влиятельное положение было подтверждено повышением в 1622 г. с должности камер-юнкера до поста камергера Королевской Спальни. В последние годы жизни Якова I к Марри перешел контроль за печатью в виде королевской подписи (подробнее см. п. 2). Значение должности личного королевского казначея подчеркивалось тем фактом, что он входил в состав Королевской Спальни, которая при Якове стала независимой от остальной Палаты. В нее входили только самые приближенные к монарху слуги. Именно Королевская Спальня (Bedchamber) стала социально-политическим и пространственным центром раннестюартовскогo двора, ведущей придворной службой с момента восшествия на престол Якова I. Процесс выделения Спальни как отдельного субдепартамента Королевской Палаты начался при Генрихе VIII с введением ограничения на доступ в опочивальню короля и выделением Ближней палаты. При Марии Тюдор, а затем при Елизавете этот процесс был приостановлен, поскольку весь штат личных апартаментов был заполнен фрейлинами и служанками. “Ближняя”, или Рабочая комната, потеряла на время былое политическое и административное значение. Политическое влияние елизаветинских фаворитов зависело скорее от личного расположения королевы, чем от занимаемого места в придворной структуре. Яков I восстановил эту связь. Новый король, что немаловажно – шотландец, стремился окружить себя преданными людьми, поставить их на ключевые посты. Не сумев поставить под контроль центральный государственный аппарат (ключевые посты остались за елизаветинскими кланами), Яков I добился определенных успехов в реорганизации двора. Во-первых, он сохранил свое шотландское окружение. Во-вторых, им были предприняты определенные меры по изменению структуры двора, которое имели важные политические последствия. К числу подобных преобразований относится выделение Королевской Спальни. Слуги Спальни взяли на себя всю заботу о повседневной деятельности монарха. Они составили его постоянное окружение. Спальня была предметом личной юрисдикции короля. Яков I сам определял численность и персональный состав ее штата, который лишь формально оставался подчинен Лорду-камергеру. Новая Спальня стала смесью английской и шотландской практики. При Тюдорах доступ к монарху был строго ограничен даже для членов Ближней комнаты. Среди них безусловной привилегией обладал Обер-камергер Спальни (Groom of the Stole, в “женский” период правления - Lady of the Bedchamber). Только он имел свободный доступ в королевскую спальню. При Елизавете штат Ближней комнаты делился на тех, кто имел право входить в королевские покои и тех, кому это было запрещено. В Шотландии, в отличие от английского двора, доступ к королю был более открытым. Все слуги Королевской Палаты (Chamber), которая одновременно была спальней монарха, имели такую возможность. Еще более открытым был доступ в рабочий Кабинет (Cabinet), где работал Яков и в Приемный зал (Presence Chamber), где проходили придворные обеды и приемы.[82] Шотландский двор был построен по французской модели: совпадал порядок расположения комнат, их название, номенклатура должностей. Дворец не был разделен на “внутренние” и “внешние” комнаты, внутренний и внешний придворный круг. Отсутствовала должность Обер-камергера Королевской Спальни, которая в английской системе обладала определенной автономией от юрисдикции Лорда-камергера Палаты. Прибыв в Англию, Яков I принял английскую модель, но наполнил ее новым (франко-шотландским) содержанием. Внутреннее разделение Королевской Палаты было сохранено, более того развито с выделением Спальни. Первые годы правления ее штат бал ограничен. В нее входили только шотландцы политически и лично преданные королю. Этим Яков I пытался ограничить влияние английской аристократии и старого двора. В то же время его придворная политика была более открытой, по сравнению с елизаветинской. Ограничив доступ в Спальню, Яков сам достаточно часто покидал ее пределы, чтобы принять участие в очередном придворном празднестве или ином действии. Более того, отношение короля к своему окружению было гораздо более близким, чем у его предшественников. Постепенно штат спальни значительно вырос (с 18 слуг в начале правления до 30 — в конце), и, в основном, за счет англичан. Таким образом, выделение Спальни как обособленного внутри Королевской Палаты субдепартамента, своего рода дистрикта (“district”), сочеталось с большей открытостью нового монарха перед своими подданными, которая, наряду с его ни с чем не сравнимой щедростью, была призвана помочь завоевать симпатии английской аристократии. К сожалению, не сохранилось ордонансов, регулировавших организацию церемониала и порядок в Королевской Спальне при Якове I, но современные исследователи считают, что основные принципы и особенности ее функционирования с достаточной степенью достоверности возможно восстановить на основе позднестюартовских ордонансов Карла II 1661 г.[83] Созданные с целью реставрировать структуру королевского двора и придворный церемониал, позднестюартовские ордонансы основаны на яковитской практике. Естественно, что применение их положений к описанию Спальни первого Стюарта возможно только при подтверждении конкретно-историческим материалом из источников первой половины XVII в. Слуги Спальни взяли на себя всю заботу о повседневной деятельности монарха. Яков I сам определял ее штат, который первоначально был весьма ограничен: 4 камергера-спальника (Gentlemen of the Bedchamber), 6 камер-юнкеров (Groom of the Bedchamber), 6 камер-пажей (Page of the Bedchamber). Подчинение слуг Спальни Лорду-камергеру двора стало формальным. Слуги Спальни составляли ближайшее окружение монарха. Они участвовали в облачении короля, готовили королевскую постель, сопровождали суверена во время торжественных церемоний и загородных прогулок. Члены Спальни всегда были деятельными участниками королевских охот и иного рода забав и развлечений. Формально Королевскую Спальню возглавил герцог Леннокс (Людовик Стюарт), двоюродный брат Якова I, получив звание Первого Нобльмена Спальни (First Nobleman of the Bedchamber). Он пользовался большим доверием короля. В Шотландии Леннокс одновременно возглавлял Совет, Королевскую Палату и Спальню. После вступления Якова Стюарта на английский престол Леннокс стал Президентом английского Совета и контролировал политику в Шотландии. Он участвовал в нескольких посольствах на континент, придерживаясь традиционной для шотландцев профранцузской ориентации. Яков I рассматривал его в качестве лидера социальной иерархии всего королевства и вершины административной лестницы двора. В 1615 г. Леннокс получил высшую придворную должность Лорда-стюарда, а в 1623 г. – титул герцога Ричмонда, сохранив тем самым первенство над Бэкингемом, отношения с которым к тому времени резко обострились. Действительным руководителем Спальни являлся Обер-камергер двора (First Gentleman of the Bedchamber), или Постельничий (Groom of the Stole). Формально это следующая по своему статусу должность после Вице-камергера, но в действительности она имела гораздо более высокое значение. По одной из версий, название должности произошло от королевской мантии (stole), которую монарх надевал по особо торжественным случаям и за которую Обер-камергер нес ответственность. По другой и более реальной – от называния королевской ночной вазы (stoole—стул, стульчак), за обслуживание которой также отвечал Постельничий. Последняя обязанность делала его самым интимным слугой короля, что создавало основу для его влияния. Постельничий был ближайшим слугой короля и, одновременно, старшим среди всех камергеров двора. Поэтому он руководил штатом камергеров-спальников субдепартамента, но в то же время выполнял ряд чисто лакейских обязанностей. Он должен был прислуживать монарху, куда бы тот ни направлялся, и где бы он ни находился. Каждое утро Постельничий совершал ритуальное облачение короля, помогал одевать нижнюю одежду и руководил гардеробщиками, которые одевали верхнее платье, а также наблюдал за качеством королевского белья. Только Обер-камергер сопровождал государя в его карете во время поездок. Как первый слуга короля он имел право проживать в ближайшей к королевской спальне комнате, а по указанию своего господина – спать на тюфяке в ногах королевской постели. Кроме того, он прислуживал королю во время обеда, стоя за его спиной. Именно Постельничий представлял тех монарху тех, кто получил право на личную аудиенцию в Спальне, и, естественно, почти всегда сам мог устроить подобную встречу. Через Обер-камергера проходила значительная доля документов и прошений на подпись к королю. В силу такой особой близости к монарху Обер-камергер обладал значительной автономией от Лорда-камергера. Выделение Постельничего как руководителя личной прислуги происходит в конце правления Генриха VII, когда только ему вместе с одним из камер-пажей было разрешено прислуживать королю в “Secret Chamber”[84]. С этого же момента вплоть до Якова I Постельничий хранил “личный кошелек” короля. Превращение “Ближней комнаты" в отдельный субдепартамент при Генрихе VIII повысило статус Постельничего до уровня Обер-камергера двора (Chief Gentleman of the Privy Chamber). Однако, несмотря на особую близость к монарху, он никогда не был равен по статусу Лорду-камергеру или Лорду-стюарду. Хотя Постельничий часто выполнял конфиденциальные миссии вне двора, его административные полномочия никогда не выходили за границы “внутренней палаты” при Тюдорах, и Спальни — при первых Стюартах. Местом столкновения полномочий Обер-камергера и Лорда-камергера всегда были покои короля. Среди слуг Спальни существовало определенное распределение обязанностей. Камергеры-спальники выполняли в основном представительские и церемониальные функции, составляя постоянную свиту короля. Они были помощниками Обер-камергера, замещали его. Камергеры попеременно дежурили в Спальне короля, обязательно сопровождали его во время поездок, участвовали в церемониальном облачении государя. Когда король обедал в Спальне камергеры выполняли функции стольников. Обычно они назначались из знатной молодежи рыцарского достоинства. Они занимали более привилегированное положение по сравнению с другими слугами Спальни как друзья и компаньоны Якова I, получившие посты за прежние заслуги и (или) ввиду высокого социального положения среди шотландской знати. Камер-юнкеры (Grooms of the Bedchamber) во время дежурства готовили королевскую постель, следили за сохранностью и качеством постельного белья. Они помогали одеть нижнее белье как подготовительный этап для более торжественного облачения проводимого Обер-камергером и спальниками. Ночью двое из них должны были спать на тюфяке в соседней с королевской спальней комнате (withdrawing chamber), иногда даже в одной постели. Как и камергеры они имели право представлять королю явившихся на аудиенцию лиц и подавать ему на подпись петиции и прошения. Камер-юнкеры сопровождали при дворе знатных персон во время проведения здесь торжественных церемоний, театральных представлений, балов и маскарадов в знак королевского расположения к гостю и подтверждения его высокого достоинства. Этимология слова грум ("groom"), которым обозначали лиц второго ранга в большинстве придворных структур, сложна. Первоначально, скорее всего, оно обозначало молодого человека, юношу (сравнимо с фр. garcon, с которым они рассматривались как синонимы), находящегося в услужении. Видимо, одной из основных обязанностей этих молодых людей являлось ухаживание за лошадьми, отсюда современное значение: "грум"—"конюший", которое вытеснило первоначальное. Поскольку в средние века королевский двор был странствующим, то имущество большинства придворных служб требовало транспортировки вслед за королем. Поэтому фактически каждый субдепартамент двора имел собственных лошадей, о которых заботились один или несколько грумов. Штат Королевской Конюшни также на половину состоял из грумов. В системе должностей и рангов королевского и любого другого аристократического двора XVI-XVII веков, грумы постепенно заняли вторую ступень вслед за джентльменами. Интересно, что "грум" отличается от других придворных званий (джентльменов, эсквайров, йоменов) тем, что он не имел социального эквивалента. Возможно это указывает на промежуточный, своего рода "юношеский" характер занимаемой должности. Первоначально в процессе становления социальной иерархии Англии раннего нового времени, должности грумов занимали сыновья знати и джентри. Повзрослев, они получали более высокие посты при дворе или в государственных структурах, наследовали своих отцов. Со временем, когда при Тюдорах придворная иерархия постепенно стабилизировалась, должность грума приобрела самостоятельный статус, а возраст для ее занятия, как и для должности пажа перестал, иметь какое-либо значение. Решающими факторами стали степень близости к монарху и принадлежность к определенной придворной структуре. Грумы и пажи Палаты, особенно Спальни, занимали исключительное положение среди лиц тех же званий других департаментов и субдепартаментов двора. Грумы конца XVI - начала XVII веков стояли гораздо ближе к почетным званиям камергеров и камер-юнкеров императорских и царских дворов Нового времени, чем к средневековым гарсонам и конюшим. Они лишь обозначали вторую ступень в иерархии большинства придворных департаментов. Это подтверждает перевод шотландских валетов (varlets), которые также занимали вторую ступень в иерархии структур шотландского и французских дворов, в английских грумов при формировании раннестюартовского двора (о персональном составе камергеров и камер-юнкеров и их политической роли см. ниже п.1.2). Камер-пажи выполняли в основном хозяйственные обязанности, прибирая и обслуживая королевскую опочивальню, поддерживая в ней порядок. Они разводили и поддерживали огонь в спальне. Один из них был ответственен за стирку постельного белья. Кроме того, они готовили постель для Обер-камергера и камергеров, спавших в спальне короля или по близости с ней. Камер-пажи в качестве королевской свиты также участвовали в церемониях и празднествах, сопровождая членов королевской семьи и знатных дам. При этом камер-пажи – это не обязательно юноши, некоторые из них служили королю по 10-15 лет и больше. Например, Джон Карс (Carse или Kerse) служил камер-пажом в 1603-1616 гг., при том, что еще в 1591 г. он упоминается как один из слуг Королевской Палаты Якова в Шотландии.[85] Статус камер-пажа был менее престижен, чем других членов Спальни, поэтому на должности назначались обычно выходцы из незнатных шотландских и английских семей. Обычно насчитывалось 5-6 пажей. Помимо Джона Карса, которого в декабре 1617 г. заменил Александр Стивенсон (Stephenson), ими были шотландцы Дэвид Рамзи (1603-1625 гг., он одновременно являлся камергером принца Карла и королевским часовым мастером), Уолтер Тоддерик (Todderick), Роберт Карр и Уилиям Рамзи, а также англичане Ричард Грин, Бевис Телуалл (Telwell,- ранее торговавший шелком и бархатом[86]). В 1604 г. на короткий срок к ним присоединился Патрик Молл, поднявшийся позже до камер-юнкера. Еще позже пажом присягнул Александр Фостер. Статус пажей Спальни был несколько двусмысленным. С одной стороны они выполняли обязанности обыкновенной прислуги. Ими могли быть обыкновенные личные слуги высших придворных (Адам Хилл, один из пажей ок. 1617 г. был ранее парикмахером графа Монтгомери[87]). С другой стороны, в силу своей близости к монарху, они рассматривались как важные персоны. Когда 1617 г. Александр Фостер получил юрисдикцию бейлифа в Гламорганшире, король и Совет обратились к местному шерифу с письменным предписанием обеспечить выполнение этого пожалования, поскольку "этот джентльмен, являлся настолько близким слугой его величества, одним из пажей Спальни, что (он) достоин пользоваться преимуществом (behefit) от королевского расположения...как и любой другой"[88]. По своим функциям пажи все таки были ближе к придворной прислуге, чем к собственно придворным. За исключением Патрика Молла никому из пажей в последующие годы не